1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 
    
— Я всего на минутку, — сказал Микаэль и, перебежав через дорогу, нажал кнопки кодового замка.
    
Едва войдя в подъезд, он сразу же понял, что творится что-то неладное. По лестничной клетке гулко разносились громкие голоса. Пешком поднявшись на третий этаж, где находилась квартира Дага Свенссона и Миа Бергман, он понял, что главная кутерьма происходит здесь. Дверь в обиталище Дага и Миа стояла открытая, перед ней суетились человек пять жильцов соседних квартир.
    
— Что случилось? — спросил Микаэль скорее удивленно, чем обеспокоенно.
    
Голоса смолкли. Пять пар глаз уставились на него: три женщины и двое мужчин, все пенсионного возраста. Одна из женщин была в ночной сорочке.
    
— Тут, кажется, стреляли, — ответил мужчина лет семидесяти, одетый в коричневый халат.
    
— Стреляли? — переспросил Микаэль, глядя на старичка с глупейшим выражением.
    
— Только что. Стреляли в квартире минуту назад. Дверь была открыта.
    
Микаэль протиснулся вперед, нажал кнопку звонка и одновременно переступил порог.
    
— Даг? Миа? — позвал он.
    
Никто не ответил.
    
Внезапно у него мороз пробежал по коже. Он почувствовал запах серы. Шагнув в гостиную, он сразу увидел — господи прости и помилуй! — тело Дага Свенссона. Тот лежал лицом в метровой луже крови возле стола, за которым они с Эрикой несколько месяцев назад обедали.
    
Микаэль бросился к Дагу, одновременно выхватывая мобильник и набирая номер 112, чтобы вызвать на помощь спасателей. Там сразу взяли трубку.
    
— Меня зовут Микаэль Блумквист, требуется «скорая помощь» и полиция.
    
Он назвал адрес.
    
— Что случилось?
    
— Здесь мужчина. По-видимому, ему выстрелили в голову, и он не подает признаков жизни.
    
Микаэль нагнулся и попытался нащупать пульс на шее. Тут он увидел огромную дыру в затылке Дага и обнаружил, что сам стоит ногами в чем-то, что, вероятно, было мозговым веществом. Он медленно убрал руку.
    
Никакая «скорая помощь» на свете не сможет уже спасти Дага.
    
Вдруг он увидел черепки одной из чашек, которые Миа Бергман получила в наследство от бабушки и которые так берегла. Он торопливо встал и огляделся по сторонам.
    
— Миа, — позвал он громко.
    
Сосед в коричневом халате вошел вслед, за ним в прихожую. Микаэль обернулся к нему с порога гостиной и повелительно ткнул пальцем в его сторону.
    
— Не заходите! — крикнул он. — Возвращайтесь на лестницу!
    
Сосед сначала посмотрел на него с таким выражением, словно хотел что-то возразить, но послушался. Постояв пятнадцать секунд, Микаэль обошел лужу крови и, осторожно пробравшись мимо тела Дага, направился в спальню.
    
Миа Бергман лежала на спине на полу около изножья кровати. Нет, нет, нет, нет! Господи, и Миа тоже! Ей пуля попала в лицо, вошла снизу под челюсть возле левого уха. Выходное отверстие на виске было размером с апельсин, правая глазница зияла пустотой. Крови вытекло, кажется, еще больше, чем у ее сожителя. Пуля вылетела с такой силой, что стена над изголовьем кровати, в нескольких метрах от лежащего тела, была забрызгана кровью.
    
Тут Микаэль заметил, что по-прежнему судорожно сжимает в руке включенный мобильник, не прервав соединения со спасательным центром, и что у него сперло дыхание. Он выдохнул и поднес к уху телефон:
    
— Нам нужна полиция. Здесь двое застреленных. Похоже, они мертвы. Поторопитесь!
    
Он слышал, что ему из службы спасения что-то говорят, но не мог разобрать слов. Ему показалось, что у него что-то случилось со слухом. Вокруг стояла мертвая тишина. Попытавшись что-то сказать, он не услышал звука собственного голоса. Опустив мобильник, Микаэль попятился из квартиры. Очутившись за порогом, он почувствовал, что его трясет как в ознобе, а сердце колотится как ненормальное. Не говоря ни слова, он протиснулся мимо оцепеневших соседей и сел на ступеньку. Словно откуда-то издалека до него доносились голоса соседей. Они что-то спрашивали. Что случилось? Как они? Что это было? Ему казалось, что голоса раздаются из какого-то длинного туннеля.
    
Микаэль был точно оглушенный. Он понял, что у него шоковое состояние. Он нагнул голову как можно ниже. Затем начал думать. Боже мой! Их же убили. Их только что застрелили. Убийца, может быть, еще прячется в квартире… Нет… Я бы его увидел. В квартире всего-то пятьдесят пять квадратных метров. Он никак не мог справиться с дрожью. Даг лежал лицом вниз, так что он не видел его выражения. Зато изуродованное лицо Миа так и стояло у него перед глазами.
    
Внезапно слух вернулся к нему, точно кто-то вдруг повернул выключатель. Он торопливо встал на ноги и увидел перед собой соседа в коричневом халате.
    
— Вы стойте здесь, — сказал Микаэль. — Стойте и никого не впускайте в квартиру. Полиция и «скорая помощь» уже едут. Я спущусь и открою им входную дверь.
    
Микаэль сбежал вниз, прыгая через две ступеньки. Очутившись на первом этаже, он мельком бросил взгляд на лестницу, ведущую в подвал, и замер на месте. Потом сделал шаг в сторону подвала. На середине пролета на самом виду лежал револьвер. Микаэль разглядел, что это, кажется, «Кольт-45 Магнум» — такое же точно оружие, из какого был убит Улоф Пальме.[51]
    
По первому побуждению он чуть было не поднял револьвер, но вовремя спохватился. Вернувшись к выходу, он открыл дверь и стал ждать на свежем воздухе. Только тут он услышал короткий сигнал клаксона и вспомнил о том, что в машине его ждет сестра. Он перешел к ней через дорогу.
    
Анника Джаннини уже открыла рот, чтобы сказать что-то колкое по поводу его долгого отсутствия, но тут увидела его лицо.
    
— Ты кого-нибудь заметила, пока ждала меня здесь? — спросил Микаэль.
    
Голос его звучал сипло и неестественно.
    
— Нет. О ком ты спрашиваешь? Что стряслось?
    
Микаэль несколько секунд помолчал, оглядывая окрестности. На улице все было спокойно и тихо. Он порылся в кармане куртки и вытащил мятую пачку с оставшейся сигаретой. Закуривая, он услышал издалека звук приближающихся сирен и взглянул на часы. Стрелки показывали 23.15.
    
— Анника, похоже, мы задержимся здесь надолго, — сказал он, не глядя на нее.
    
В ту же минуту из-за поворота показалась полицейская машина.
    
    
Первыми на месте оказались полицейские Магнуссон и Ольссон — перед этим они были на Нюнесвеген, куда ездили по ложному вызову. За этими двумя приехало руководство — комиссар наружной службы Освальд Мортенссон, который в то время, когда пришел вызов из центральной диспетчерской, находился в районе Сканстулля. Они прибыли с разных сторон почти одновременно и увидели посреди улицы человека в джинсах и темной куртке, который жестом призывал их остановиться. В то же время из припаркованного в нескольких метрах от мужчины автомобиля вышла женщина.
    
Все трое полицейских застыли на несколько секунд. Диспетчерский центр передал сообщение о двух убитых, а человек в куртке держал в левой руке какой-то темный предмет. Но вскоре они убедились, что это всего лишь мобильный телефон, одновременно вышли из машин, поправили ремни и присмотрелись к мужчине поближе. Мортенссон сразу же взял командование на себя:
    
— Это вы сообщили в службу спасения о выстрелах?
    
Мужчина кивнул. Видно было, что он испытал большое потрясение. Он курил, и рука с сигаретой дрожала, когда он подносил ее ко рту.
    
— Как ваше имя?
    
— Меня зовут Микаэль Блумквист. Здесь в одной квартире только что кто-то застрелил двоих. Их зовут Даг Свенссон и Миа Бергман. Они находятся на третьем этаже. У двери собрались несколько жильцов из соседних квартир.
    
— Боже мой! — вырвалось у женщины.
    
— А вы кто? — спросил Мортенссон.
    
— Меня зовут Анника Джаннини.
    
— Вы живете здесь?
    
— Нет, — ответил Микаэль Блумквист. — Я договорился с убитыми, что заеду к ним. Это моя сестра, я обедал у нее в гостях, и она хотела отвезти меня домой.
    
— Так вы утверждаете, что двоих застрелили. Вы видели, как это случилось?
    
— Нет, я нашел их убитыми.
    
— Надо подняться наверх и взглянуть, — сказал Мортенссон.
    
— Погодите, — остановил его Микаэль. — По словам соседей, они услышали выстрелы перед самым моим приходом. Я позвонил в службу спасения через минуту после того, как вошел. С тех пор прошло меньше пяти минут. Это значит, что убийца еще находится где-то поблизости.
    
— Но вы не знаете его примет?
    
— Мы никого не видели. Возможно, что кто-нибудь из соседей кого-то заметил.
    
Мортенссон сделал знак Магнуссону, тот взял свое переговорное устройство и начал негромко докладывать в центральную службу. Комиссар обернулся к Микаэлю:
    
— Отведите нас, куда нужно.
    
Войдя в парадное, Микаэль остановился и молча указал на подвальную лестницу. Мортенссон наклонился и увидел там револьвер. Спустившись до самой нижней площадки, он проверил подвальную дверь и убедился, что она заперта.
    
— Ольссон, останься и присмотри тут, — велел Мортенссон.
    
Кучка соседей перед квартирой Дага и Миа поредела. Двое ушли к себе домой, но старик в коричневом халате по-прежнему был на своем посту. При виде полицейских он явно почувствовал облегчение.
    
— Я туда никого не впускал, — отчитался он.
    
— Это очень хорошо, — в один голос похвалили его Микаэль и Мортенссон.
    
— На лестнице, кажется, есть кровавые следы, — заметил полицейский Магнуссон.
    
Все посмотрели на отпечатки башмаков. Микаэль взглянул на свои итальянские мокасины.
    
— Очевидно, это мои следы, — сказал он. — Я заходил в квартиру. Там было очень много крови.
    
Мортенссон испытующе посмотрел на Микаэля. Приоткрыв дверь с помощью авторучки, он отметил, что в прихожей также остались следы.
    
— Направо! Даг Свенссон находится в гостиной, а Миа Бергман в спальне.
    
Мортенссон быстро осмотрел квартиру и уже через несколько минут вышел. С помощью переговорного устройства он попросил прислать ему в помощь криминалистов; тем временем прибыла «скорая помощь». Закончив разговор, Мортенссон обратился к медикам:
    
— Там два человека. Насколько могу судить, им уже не поможешь. Пусть кто-нибудь из вас туда заглянет, но по возможности постарается не затоптать следы.
    
Чтобы убедиться в том, что медикам здесь нечего делать, не потребовалось много времени. Дежурный врач «скорой помощи» вынес заключение, что тела не нужно доставлять в больницу для реанимационных мероприятий, так как здесь даже чудо не помогло бы. Микаэль вдруг почувствовал ужасный приступ дурноты и обратился к Мортенссону:
    
— Я выйду. Мне нужно на воздух.
    
— К сожалению, я пока не могу вас отпустить.
    
— Не беспокойся, — сказал Микаэль. — Я только посижу на улице.
    
— Покажите, пожалуйста, ваши документы.
    
Микаэль достал бумажник и отдал его Мортенссону, а затем, не говоря ни слова, повернулся, спустился вниз и сел на тротуаре перед домом, где его все еще дожидалась Анника в обществе полицейского Ольссона. Анника присела перед ним на корточки:
    
— Микке, что случилось?
    
— Два человека, которые мне очень нравились, убиты. Даг Свенссон и Миа Бергман. Это его рукопись я хотел тебе показать.
    
Анника Джаннини поняла, что сейчас не время приставать к Микаэлю с расспросами. Она обняла его за плечи и осталась сидеть с ним, глядя, как прибывают новые полицейские машины. На противоположной стороне улицы уже собралась кучка любопытствующих ночных прохожих. Микаэль молча смотрел на них, а полиция тем временем устанавливала ограждение. Началось расследование убийства.
    
    
Только под утро, в начале четвертого, Микаэль и Анника наконец-то покинули уголовный розыск. Час они просидели в машине Анники перед домом в Энскеде в ожидании дежурного прокурора, который должен был начать предварительное следствие. Затем обоих, поскольку Микаэль был другом убитых и именно он обнаружил трупы и вызвал полицию, попросили проехать с полицейскими в Кунгсхольм,[52] чтобы, как они выразились, оказать помощь следствию.
    
Там они долго прождали, прежде чем их наконец допросила инспектор Анита Нюберг — особа с волосами цвета спелой ржи лет двадцати по виду.
    
«Похоже, я начинаю стареть!» — подумал Микаэль.
    
К трем часам ночи он успел выпить столько чашек черного кофе, что чувствовал себя уже совершенно трезвым и больным. Ему даже пришлось внезапно прервать допрос и бежать в туалет, где его стошнило. Перед глазами у него все время так и стояло изуродованное лицо Миа Бергман. Прежде чем вернуться в кабинет, он выпил несколько кружек воды и долго умывался, пытаясь собраться с мыслями, чтобы подробно ответить на вопросы, которые задавала ему Анита Нюберг.
    
— Были ли у Дага Свенссона и Миа Бергман враги?
    
— Насколько мне известно, нет.
    
— Приходили ли им какие-нибудь угрозы?
    
— Нет, насколько я знаю.
    
— Какие у них были отношения?
    
— По-видимому, они любили друг друга. Как-то Даг обмолвился о том, что они собираются завести ребенка, когда Миа защитит докторскую.
    
— Употребляли ли они наркотики?
    
— Не имею никакого представления, однако не думаю. Разве что в виде исключения могли выкурить косяк по какому-нибудь особенному случаю.
    
— Почему вы так поздно приехали к ним домой?
    
Микаэль подробно объяснил.
    
— Не кажется ли вам это очень необычным — являться в гости в такой поздний час?
    
— Да, конечно. Это был первый такой случай.
    
— Как вы с ними познакомились?
    
— По работе, — сказал Микаэль и снова пустился в пространные объяснения.
    
Снова и снова ему приходилось отвечать на вопросы, связанные с тем, что он выбрал такое странное время для своего посещения.
    
Выстрелы слышал весь дом. Они прозвучали один за другим с промежутком менее пяти секунд. Семидесятилетний сосед в коричневом халате жил ближе всех к этой квартире. Сейчас он был на пенсии, а раньше служил в береговой артиллерии в чине майора. Он встал с дивана, на котором смотрел телевизор, сразу после второго выстрела и тотчас же вышел на лестничную площадку. Если учесть, что у него плохо работали тазобедренные суставы и встать с дивана ему стоило некоторого труда, выходило, что дойти до двери и выбраться из квартиры старик сумел секунд за тридцать. Ни он и никто другой из соседей не видели преступника.
    
Согласно приблизительной оценке всех свидетелей, Микаэль появился перед дверью квартиры через пару минут после выстрелов или даже чуть меньше.
    
Микаэль и Анника могли видеть все, что делается на улице, приблизительно в течение тридцати секунд — пока Анника искала нужный подъезд, припарковывала машину и Микаэль, обменявшись с ней несколькими словами, переходил через дорогу и поднимался по лестнице. Это означало, что перед остановкой машины Анники напротив подъезда у преступника было тридцать или сорок секунд для того, чтобы выйти из квартиры, спуститься вниз, бросить оружие на лестницу в подвал, покинуть дом и скрыться. И все это ему удалось сделать, оставшись незамеченным.
    
Все говорило о том, что Микаэль и Анника разминулись с убийцей за считаные секунды.
    
В какой-то момент Микаэль понял, что криминальный инспектор Анита Нюберг склоняется к мысли, что убийцей вполне мог быть он сам: что он просто спустился на следующую площадку, а потом, когда собрались соседи, сделал вид, будто только что вошел в дом. Но у Микаэля было алиби — свидетельство его сестры и убедительный расчет времени событий. Все его действия, включая телефонный разговор с Дагом Свенссоном, могли подтвердить многочисленные члены семейства Джаннини.
    
Наконец Анника не выдержала и вмешалась. Она сказала, что Микаэль оказал всю возможную помощь и содействие, но теперь он устал и плохо себя чувствует. Пора заканчивать допрос и отпустить его домой. Она напомнила о том, что выступает в качестве адвоката своего брата и что у него, как у всякого человека, есть права, установленные если не Богом, то, по крайней мере, риксдагом.
    
    
Выйдя на улицу, они постояли возле машины.
    
— Иди домой и поспи, — посоветовала Анника.
    
Микаэль покачал головой:
    
— Мне надо съездить к Эрике. Она их тоже знала. Не могу я просто сообщить ей это по телефону и не хочу, чтобы утром она услышала об этом в программе новостей.
    
Анника хоть и не сразу, но согласилась, что он прав.
    
— Ну что ж, раз надо, значит, поехали в Сальтшёбаден, — сказала она.
    
— А ты сможешь?
    
— А иначе зачем нужны младшие сестры!
    
— Если ты подвезешь меня до Накка-центра, я могу поймать там такси или дождусь автобуса.
    
— Не говори ерунды! Давай садись, я тебя отвезу.
   
   
    
     
Глава 12
    
    
Великий четверг, 24 марта
    
По виду Анники было заметно, что она тоже устала, и Микаэлю удалось уговорить ее не ехать ради него вокруг Леннерстасунда, на что понадобился бы лишний час, а просто высадить его в Накка-центре. Чмокнув сестру в щечку, он поблагодарил за все, что она сделала для него в эту ночь; когда она развернулась и скрылась из вида, он вызвал по телефону такси.
    
В районе Сальтшёбаден Микаэль бывал всего несколько раз, когда навещал Эрику и ее мужа, да и то уже более двух лет назад. Микаэль не знал подробностей того, как протекает их семейная жизнь. С Эрикой он познакомился в начале восьмидесятых годов и собирался продолжать эту связь, пока не состарится настолько, что уже не сможет даже забраться в кресло-каталку. Их отношения прерывались только однажды в конце восьмидесятых, когда он женился, а Эрика вышла замуж. Перерыв продлился больше года, но потом оба изменили своим супругам.
    
После этого Микаэль развелся. Муж Эрики, Грегер Бекман, сделал вывод, что раз уж их взаимная страсть настолько сильна и способна продержаться долгие годы вопреки всем условностям и общепринятым моральным нормам, то уж ничто не в силах оторвать их друг от друга. Он заявил также, что не хочет потерять Эрику подобно тому, как Микаэль потерял свою жену.
    
Когда Эрика призналась мужу, что изменила ему, Грегер Бекман решил встретиться с Микаэлем Блумквистом. Тот уже ждал его прихода и заранее боялся: он чувствовал себя подлецом. Но вместо того чтобы набить Микаэлю морду, Грегер Бекман пригласил его пройтись вместе по кабакам. После третьей пивной в Сёдермальме они наконец почувствовали, что достаточно набрались для того, чтобы перейти к серьезному разговору, который произошел уже на рассвете на парковой скамейке поблизости от площади Мариаторгет.
    
Микаэль сначала не поверил своим ушам. Грегер Бекман напрямик заявил ему, что, если Микаэль попробует разрушить его брак с Эрикой, он явится к нему на трезвую голову и с дубинкой. Если же речь идет всего лишь о влечениях плоти и неспособности духа смирить ее желания, тогда, дескать, он готов отнестись к этому снисходительно.
    
С тех пор Микаэль и Эрика больше не пытались скрывать свои отношения от Грегера Бекмана, и их связь продолжалась уже с его ведома. Насколько Микаэлю было известно, Грегер и Эрика по-прежнему были счастливы в браке. Грегер смирился с их связью настолько, что Эрика могла когда угодно позвонить ему и сказать, что решила провести эту ночь с Микаэлем, причем такое случалось нередко.
    
Грегер Бекман ни разу не сказал о Микаэле ни одного дурного слова. Напротив, он, кажется, даже считал, что связь того с Эрикой имеет свою хорошую сторону: это обстоятельство поддерживает их брак в тонусе, не дает ему превратиться в рутину, а ему самому заскучать рядом с женой, которая якобы никуда от него не денется.
    
В отличие от Грегера Микаэль всегда чувствовал себя в его обществе неловко и считал это неизбежной платой за свободные от предрассудков взгляды на жизнь. Поэтому-то он редко бывал в Сальтшёбадене, посещая лишь большие званые вечера, его отсутствие на которых было бы слишком заметно и произвело бы неприятное впечатление.
    
И вот он стоит перед их просторной виллой площадью в двести пятьдесят квадратных метров. Ему очень не хотелось являться сюда с дурными вестями, но он решительно нажал кнопку звонка и не отпускал около сорока секунд, пока не услышал шаги. На пороге показался сонный и злой Грегер Бекман с обмотанным вокруг пояса полотенцем, но, увидев перед дверью любовника своей жены, он тут же постарался стряхнуть сон.
    
— Здравствуй, Грегер, — сказал Микаэль.
    
— Доброе утро, Блумквист. Который, черт возьми, час?
    
Грегер Бекман был белокур и худ, с густой растительностью на груди и почти лысой головой. На щеках у него красовалась недельная щетина, а над правой бровью протянулся заметный шрам — след серьезной аварии во время путешествия на парусной яхте, произошедшей несколько лет назад.
    
— Начало шестого, — ответил Микаэль. — Ты не мог бы разбудить Эрику? Мне нужно с ней поговорить.
    
Грегер Бекман решил, что раз уж Микаэль, преодолев себя, явился против обыкновения в Сальтшёбаден, значит, случилось нечто экстраординарное. Вдобавок весь вид Микаэля говорил о том, что ему срочно требуется кружка грога или, по крайней мере, кровать, в которой он мог бы выспаться. Поэтому Грегер открыл дверь и впустил нежданного гостя.
    
— Что случилось? — спросил он.
    
Прежде чем Микаэль успел ответить, на лестнице появилась Эрика, на ходу завязывая пояс белого махрового халата. Увидев, что внизу стоит Микаэль, она остановилась на полпути.
    
— Что такое?
    
— Даг Свенссон и Миа Бергман, — сказал Микаэль.
    
На его лице было ясно написано, с какой он пришел новостью.
    
— Нет! — воскликнула она и тотчас же закрыла ладонью рот.
    
— Я к вам прямиком из полиции. Даг и Миа сегодня ночью были убиты.
    
— Убиты! — одновременно воскликнули Эрика и Грегер.
    
Эрика недоверчиво взглянула на Микаэля:
    
— Ты серьезно?
    
Микаэль удрученно кивнул:
    
— Кто-то вошел к ним в квартиру и застрелил обоих. Я обнаружил тела.
    
Эрика села на ступеньку.
    
— Я не хотел, чтобы тебе пришлось узнать об этом из утренних новостей, — сказал Микаэль.
    
    
Утром Великого четверга Микаэль и Эрика вошли в помещение редакции «Миллениума», когда на часах было без одной минуты семь. Эрика уже успела позвонить Кристеру Мальму и секретарю редакции Малин Эрикссон и, подняв их с постели, сообщить о том, что Даг и Миа были этой ночью убиты. Кристер и Малин жили гораздо ближе к редакции, поэтому они прибыли туда первыми и приготовили кофе.
    
— Что, черт возьми, случилось? — спросил Кристер Мальм.
    
Малин Эрикссон шикнула на него и включила семичасовой выпуск новостей.
    
    
     
Два человека, мужчина и женщина, застрелены вчера в квартире одного из домов в районе Энскеде. Полиция сообщает, что произошло двойное убийство. Ни один из погибших до сих пор не был известен полиции. Никому не известно, что кроется за этим убийством. Наш репортер Хана Улофссен сообщает с места события:
     
«Незадолго до полуночи в полицию позвонили и сообщили, что в одном из домов на Бьёрневеген в районе Энскеде из квартиры слышны были выстрелы. По словам соседей, в квартире было произведено несколько выстрелов. О мотивах ничего не известно, и пока что преступник не арестован. Полиция никого не впускает в квартиру, и там работают криминалисты».
    
    
    
— Очень краткое сообщение, — сказала Малин и уменьшила звук. Затем она расплакалась. Эрика подошла к ней и обняла за плечи.
    
— Вот черт! — выругался Кристер Мальм в пространство.
    
— Садитесь! — твердо распорядилась Эрика Бергер. — Микаэль…
    
Микаэль еще раз рассказал о событиях этой ночи, монотонно, сухим языком газетной статьи описал, как он нашел Дага и Миа.
    
— Вот черт! — повторил Кристер Мальм. — Это же какое-то безумие!
    
Малин опять не справилась с волнением, но она и не пыталась сдержать слезы.
    
— Простите меня! — только и сказала она.
    
— Я чувствую то же самое, — сказал Кристер.
    
Микаэль удивился, что сам не может плакать. Он только чувствовал в душе огромную пустоту и был точно оглушенный.
    
— Итак, на этот час нам известно очень немного, — начала Эрика Бергер — Нужно обсудить две вещи. Первое: осталось три недели до сдачи материалов Дага Свенссона. Собираемся ли мы по-прежнему делать эту публикацию? Второе мы с Микаэлем обговаривали по дороге сюда.
    
— Мы не знаем, почему произошло убийство, — сказал Микаэль. — Возможно, причиной стало что-то из частной жизни Дага и Миа, или это мог быть какой-нибудь безумец. Однако нельзя исключать, что это как-то связано с их работой.
    
За столом воцарилось молчание. Наконец Микаэль откашлялся:
    
— Как уже сказано, мы готовимся опубликовать чертовски непростой сюжет, где будут названы имена людей, которые меньше всего хотят подобной славы. Две недели назад Даг начал встречи с упоминаемыми лицами. Поэтому я подумал, не мог ли кто-то из них…
    
— Погоди, — сказала Малин Эрикссон. — Мы готовим разоблачение трех полицейских, двое из которых работают в тайной полиции и один в отделе нравов, нескольких адвокатов, одного прокурора и одного судьи, а также парочку нечистоплотных по части порнографии журналистов. Неужели же кто-то из них совершил двойное убийство ради того, чтобы не допустить публикацию?
    
— Н-да, не знаю, что и сказать, — задумчиво протянул Микаэль. — Конечно, им есть что терять. Но, признаться, на мой взгляд, с их стороны было бы страшно глупо думать, будто можно предотвратить разоблачение, просто убив журналиста. Но кроме них в материале фигурирует целый ряд сутенеров и их клиентов, и даже если мы будем описывать их под вымышленными именами, нетрудно вычислить, о ком идет речь на самом деле. Некоторые из них уже имеют судимости за преступления, связанные с насилием.
    
— О'кей, — вмешался Кристер. — Судя по твоим описаниям, это убийство больше всего похоже на расправу. И если я правильно понял, то герои очерка Дага Свенссона как раз не отличаются высоким интеллектуальным уровнем. Так способны ли они совершить двойное убийство и при этом не попасться?
    
— Много ли надо ума, чтобы сделать два выстрела? — спросила Малин.
    
— Сейчас мы с вами толкуем о таких вещах, о которых нам ничего не известно, — заметила Эрика Бергер. — А мы должны рассмотреть другой вопрос: если статьи Дага или, может быть, исследование Миа явились поводом для убийства, то нам нужно усилить меры безопасности в нашей редакции.
    
— И еще третий вопрос, — добавила Малин. — Идти ли нам в полицию с этими именами? Что ты сегодня ночью сказал полицейским?
    
— Я ответил на все заданные ими вопросы. Я рассказал, над каким сюжетом работал Даг. Но меня не расспрашивали о деталях, и я не называл никаких имен.
    
— Очевидно, нам следовало бы это сделать, — сказала Эрика Бергер.
    
— Не так уж это очевидно, — возразил Микаэль. — Предположим, мы дадим им список имен. Но что мы будем делать, если полиция начнет задавать вопросы о наших источниках? Мы ведь не можем выдавать их, раз уж они пожелали остаться анонимными. А это касается целого ряда девушек, с которыми беседовала Миа.
    
— Ну и каша у нас заварилась! — воскликнула Эрика. — Это возвращает нас к первому вопросу: будем мы это публиковать?
    
— Погоди! Мы можем поставить это на голосование, но я как-никак ответственный редактор и собираюсь впервые за всю свою практику принять решение совершенно самостоятельно. Мой ответ будет «нет». Мы не можем опубликовать этот материал в следующем номере. Было бы совершенно неразумно делать все по-старому, будто ничего не произошло.
    
Над столом повисло молчание.
    
— Я очень хочу опубликовать этот материал, но нам, вероятно, нужно будет довольно многое в нем изменить. Вся документация была у Дага и Миа, и Миа собиралась подать в полицию заявление на лиц, чьи имена будут названы в публикации. Она опиралась на свои профессиональные знания. А у нас они есть?
    
В этот момент хлопнула входная дверь и на пороге показался Хенри Кортес.
    
— Это были Даг и Миа? — проговорил он, еле переводя дух.
    
Все кивнули.
    
— Вот черт! С ума можно сойти!
    
— Откуда ты об этом услышал? — поинтересовался Микаэль.
    
— Мы с моей девушкой возвращались домой после праздников и в такси услышали разговор по радиосвязи. Полицейские расспрашивали о рейсах на эту улицу. Я узнал знакомый адрес и не мог не прийти.
    
У Хенри Кортеса был такой потрясенный вид, что Эрика подошла и обняла его, прежде чем пригласить за стол. После этого она снова вернулась к обсуждению.
    
— Мне кажется, Даг хотел бы, чтобы мы опубликовали этот материал.
    
— Я так и считаю, что мы это сделаем. Книгу — обязательно. Однако с опубликованием статей при нынешней ситуации нам торопиться не следует.
    
— Так что же мы будем делать? — спросила Малин. — Ведь проблема не в том, чтобы заменить одну статью. Это тематический номер, и тогда придется менять все содержание журнала.
    
Эрика немного помолчала и вдруг слабо улыбнулась — это была первая человеческая улыбка за все время.
    
— Ты надеялась, что на Пасху будешь свободна от дел, Малин? — спросила она. — Забудь об этом! Вот как мы поступим: ты, Малин, вместе со мной и Кристером засядешь за составление совершенно нового номера без материала Дага Свенссона. Посмотрим, нельзя ли будет подготовить для него несколько текстов из тех, которые должны были войти в июньский номер. Скажи, Микаэль, сколько материала ты успел получить от Дага?
    
— В окончательном варианте у меня лежит девять глав из двенадцати; кроме того, Даг собирался прислать мне десятую и одиннадцатую — надо посмотреть мою электронную почту. Но от двенадцатой, заключительной, главы я получил только часть. Там он собирался подвести итоги расследования и сделать выводы.
    
— Но ведь вы с Дагом обсуждали вместе все главы?
    
— Если ты имеешь в виду, знаю ли я, что он собирался там написать, то да, я это знаю.
    
— О'кей, ты засядешь за тексты. Возьмешь и книжку, и статьи. Я хочу знать, сколько осталось недоработанного и сможем ли мы воспроизвести то, чего не успел доделать Даг. Можешь ли ты дать приблизительное заключение еще сегодня?
    
Микаэль кивнул.
    
— Я хочу также, чтобы ты продумал, как нам себя вести с полицией. Что можно сказать, а чего нельзя, не нарушив права тех, кто сообщил нам соответствующую информацию. Никто из сотрудников журнала не будет ничего говорить, не посоветовавшись с тобой.
    
— По-моему, это будет правильно, — одобрил ее решение Микаэль.
    
— Ты серьезно думаешь, что работа Дага могла послужить поводом к его убийству?
    
— Она или исследование Миа… Не знаю. Однако такую возможность нельзя исключать.
    
Эрика Бергер немного подумала.
    
— Нет, этого мы не можем сделать. Придется тебе взять это на себя.
    
— Что взять на себя?
    
— Расследование.
    
— Какое расследование?
    
— Наше расследование, черт возьми! — Тут Эрика вдруг повысила голос. — Даг Свенссон был журналистом и работал на «Миллениум». Если его убили из-за работы, то я хочу это знать. Придется нам самим докапываться до того, как было дело. Эта часть работы ложится на тебя. Начни с проверки всего материала, который Даг представил в издательство, и подумай, мог ли он послужить поводом для убийства.
    
Затем она обратилась к Малин Эрикссон:
    
— Малин, если ты поможешь мне сегодня составить приблизительный план совершенно нового номера, то мы с Кристером возьмем на себя черную работу. Но ты очень много работала с материалом Дага Свенссона и остальными текстами для текущего номера. Поэтому я хочу, чтобы ты вместе с Микаэлем проследила за ходом расследования.
    
Малин кивнула.
    
— Хенри, ты можешь сегодня поработать?
    
— Конечно могу.
    
— Обзвони всех остальных сотрудников «Миллениума» и сообщи о случившемся. Затем дозвонишься до кого надо в полиции и узнаешь, что сделано за это время. Разузнай, не намечается ли какой-нибудь пресс-конференции или чего-то в этом роде. Нам нужно быть в курсе событий.
    
— О'кей. Сперва я обзвоню сотрудников, а затем заскочу ненадолго домой, чтобы принять душ и позавтракать. Вернусь через сорок пять минут, если только не отправлюсь прямиком из дома в Кунгсхольм.
    
— Поддерживай с нами постоянный контакт!
    
В комнате воцарилось молчание.
    
— О'кей, — сказал наконец Микаэль. — Обсуждение закончено?
    
— По-моему, да, — ответила Эрика. — Ты куда-то спешишь?
    
— Да. Надо позвонить одному человеку.
    
    
Харриет Вангер сидела на стеклянной веранде в доме Хенрика Вангера в Хедебю за завтраком, состоявшим из кофе и тостов с сыром и апельсиновым джемом. Вдруг зазвонил мобильный телефон. Она ответила, не посмотрев на дисплей, и услышала голос Микаэля Блумквиста:
    
— Доброе утро, Харриет.
    
— Спасибо на добром слове! Я-то думала, что ты никогда не встаешь раньше восьми.
    
— Так и есть, кроме тех случаев, когда я до утра не ложился. Сегодня была как раз такая ночь.
    
— Что-нибудь случилось?
    
— Ты слушала новости?
    
Микаэль вкратце рассказал ей о произошедшем.
    
— Какой ужас! — сказала Харриет Вангер. — Как ты себя чувствуешь?
    
— Спасибо, ничего. Хотя бывало и лучше. А позвонил я тебе потому, что ты член правления «Миллениума» и тебе нужно быть в курсе. Думаю, что скоро какой-нибудь журналист разузнает, что это я обнаружил Дага и Миа, а это вызовет всякие предположения. А когда станет известно, что Даг работал за наш счет над расследованием, связанным с большими разоблачениями, то неизбежно возникнут вопросы.
    
— И ты считаешь, что я должна быть к этому подготовлена. О'кей. Что же мне следует отвечать?
    
— Скажи все как есть. Ты знаешь о случившемся. Ты, разумеется, потрясена ужасным убийством, но ты не знакома с содержанием его работы и потому не можешь давать комментарии. Расследование убийства — это дело полиции, а не «Миллениума».
    
— Спасибо, что ты меня предупредил. Я могу что-то сделать?
    
— Сейчас ничего. Но если я узнаю что-то новое, то дам знать.
    
— Хорошо. И пожалуйста, Микаэль, держи меня в курсе!
   
   
    
     
Глава 13
    
    
Великий четверг, 24 марта
    
В семь часов утра Великого четверга прокурор Рихард Экстрём получил официальное распоряжение, согласно которому ему поручалось ведение предварительного следствия по делу о двойном убийстве в Энскеде. Его коллега, дежуривший этой ночью, довольно молодой и неопытный юрист, все же понял, что убийство в Энскеде представляет собой нечто из ряда вон выходящее, и позвонил помощнику прокурора своего лена, а тот, в свой черед, ночным звонком поднял с постели начальника полиции лена. Посовещавшись, они решили поручить эту работу добросовестному и опытному прокурору. Их выбор пал на Рихарда Экстрёма сорока двух лет.
    
Экстрём был худощавым и щуплым человеком ростом сто шестьдесят семь сантиметров, с жидкими светлыми волосами и небольшой бородкой. Всегда безупречно одетый, из-за малого роста он носил башмаки на высоких каблуках. Свою карьеру он начинал помощником прокурора Уппсалы; оттуда его перевели на должность ревизора в департамент юстиции, где он занимался согласованием шведского законодательства и законодательства ЕС и так хорошо справился со своей задачей, что некоторое время служил в качестве начальника отдела. На этой должности он обратил на себя внимание расследованием организационных недостатков в сфере правообеспечения и высказался за усиление эффективности, вместо того чтобы по примеру коллег потребовать увеличения ресурсов. Проработав четыре года в департаменте юстиции, он перешел в прокуратуру Стокгольма, где занимался различными делами, связанными с нашумевшими ограблениями и другими уголовными преступлениями насильственного характера.
    
В государственной администрации его считали социал-демократом, на самом же деле Экстрём был совершенно равнодушен к партийной политике. Он уже пользовался определенной известностью в СМИ, а в коридорах власти его уважали как лицо, с которым считается высшее начальство. Он, безусловно, был кандидатом на высокие должности, и в силу приписываемых ему политических убеждений у него образовались обширные связи в политических кругах и силовых структурах. Среди полицейских сложились разные мнения о его способностях. Его работа в департаменте юстиции вызвала к нему неблагоприятное отношение в среде тех, которые считали увеличение численности личного состава наилучшим способом укрепления правопорядка. Но с другой стороны, Экстрём показал себя человеком, который не привык церемониться, когда нужно было довести дело до суда.
    
Получив от дежурных криминалистов краткий отчет о событиях этой ночи в Энскеде, Экстрём сразу понял, что дело это непростое и наверняка вызовет целую бурю в СМИ. Это не было обычным убийством. Убитыми оказались ученый-криминолог и журналист — последних он порой ненавидел, порой любил, в зависимости от ситуации.
    
В самом начале восьмого Экстрём в спешке пообщался по телефону с начальником уголовной полиции лена. В четверть восьмого он снова снял трубку и поднял с постели инспектора уголовного розыска Яна Бублански, более известного среди сослуживцев под прозвищем Констебль Бубла, то есть Пузырь. Вообще-то у Бублански был выходной, его отпустили на все праздники в счет накопившихся за год переработанных часов, но теперь его попросили прервать свой отдых и немедленно явиться в полицейское управление, чтобы возглавить группу по расследованию убийства в Энскеде.
    
Инспектору Бублански было пятьдесят два года, и более половины своей жизни, с двадцатитрехлетнего возраста, он проработал в полиции. Шесть лет он отъездил патрульным, поработал с торговцами оружием и ворами и лишь после этого, пройдя переподготовку, был с повышением переведен в отдел по борьбе с насильственными преступлениями уголовной полиции лена. За последние десять лет он принимал участие в расследовании тридцати трех убийств. По семнадцати из них он сам возглавлял следствие, в результате четырнадцать дел были раскрыты, а еще по двум полиция выяснила, кто был убийцей, однако для передачи дела в суд не хватило доказательств. И только в одном-единственном случае шестилетней давности Бублански и его сотрудники потерпели неудачу. Речь шла об убийстве заядлого алкоголика и скандалиста, зарезанного у себя дома в Бергсхамре. На месте преступления было найдено бессчетное множество отпечатков и следов ДНК, оставленных там десятком лиц, которые в течение года перебывали в этом доме и поучаствовали там в различных пьянках и драках. Бублански и его сотрудники не сомневались, что виновника надо искать среди пьяниц и хулиганов, которые составляли обширный круг знакомств убитого, однако, невзирая на все усилия, преступнику удалось остаться неизвестным.
    
В общем и целом у инспектора Бублански были очень хорошие показатели раскрываемости, и среди сослуживцев он пользовался репутацией заслуженного работника.
    
Но в то же время коллеги посмеивались над его чудачествами — отчасти они объяснялись тем, что он был евреем и по большим праздникам своего народа появлялся в коридорах полицейского управления в ермолке. Некогда один из тогдашних крупных полицейских начальников высказался в том смысле, что, дескать, по его мнению, полицейскому точно так же не пристало появляться на службе в ермолке, как, например, в тюрбане. Однако обсуждение этого вопроса на том и закончилось. Один из журналистов прицепился к этому высказыванию и начал задавать вопросы, после чего начальник быстро ретировался в служебное помещение.
    
Бублански принадлежал к сёдерской общине и, когда не находилось кошерной еды, заказывал вегетарианские блюда, однако не был настолько ортодоксален, чтобы не работать по субботам. Бублански тоже быстро сообразил, что двойное убийство в Энскеде не обещает простого расследования. Как только он в начале девятого явился на службу, Рихард Экстрём тотчас же отвел его в сторонку.
    
— Похоже, что это скверная история, — сказал вместо приветствия Экстрём. — Убитая пара — это журналист и женщина-криминолог. И мало того: обнаружил их тоже журналист.
    
Бублански кивнул. Сказанное означало, что расследование будет проходить под пристальным наблюдением СМИ, которые не оставят без внимания ни одной мелочи.
    
— И вот тебе еще соль на рану: тот журналист, что первым их нашел, — это Микаэль Блумквист из «Миллениума».
    
— Ого! — отозвался Бублански.
    
— Тот, который прославился шумихой вокруг дела Веннерстрёма.
    
— Нам что-нибудь известно о мотиве преступления?
    
— В настоящее время ровно ничего. Личности обоих убитых нам не знакомы. Девушка через пару недель должна была защищать докторскую. Расследование по этому делу будет для нас задачей первоочередной важности.
    
Бублански опять кивнул. Для него любое убийство представляло задачу первоочередной важности.
    
— Мы сформируем группу. Ты должен приступить к работе как можно скорее, а я прослежу за тем, чтобы ты был обеспечен всеми необходимыми ресурсами. В помощь тебе будут приданы Ханс Фасте и Курт Свенссон, а также к тебе будет прикомандирован Йеркер Хольмберг, блестящий специалист по обследованию места преступления. Он работает над убийством в Ринкебю, но там преступник, похоже, сбежал за границу. Можешь привлекать на помощь следователей из Главного управления уголовной полиции.
    
— Мне нужна Соня Мудиг.
    
— Не слишком ли молода?
    
Бублански приподнял брови и бросил на Экстрёма удивленный взгляд:
    
— Ей тридцать девять лет, так что она не намного моложе тебя. К тому же она очень проницательна.
    
— О'кей. Тебе решать, кого ты хочешь включить в группу, а там как получится. Руководство уже интересовалось нашими делами.
    
Последнее заявление Бублански воспринял как некоторое преувеличение. Руководство в этот ранний час, вероятно, еще только садилось завтракать.
    
    
Настоящее полицейское расследование стартовало в начале девятого, когда инспектор Бублански собрал свою группу в конференц-зале уголовной полиции лена. Оглядев собрание, он остался не совсем доволен составом группы.
    
Из присутствующих в помещении больше всего он надеялся на Соню Мудиг. Она работала в полиции уже двенадцать лет, из них четыре года в отделе насильственных преступлений и уже не раз принимала участие в расследованиях под руководством инспектора Бублански. Она работала тщательно и методично и к тому же обладала некими качествами, которые Бублански считал самыми важными при расследовании запутанных дел, — развитым воображением и ассоциативным мышлением. По крайней мере в ходе двух сложных расследований Соне Мудиг удалось найти связь отдаленных друг от друга фактов, которой другие не заметили, и в результате этого вывести расследование на правильный путь. Кроме того, она отличалась холодноватым интеллектуальным юмором, который Бублански умел оценить по достоинству.
    
Радовало руководителя также то, что он заполучил в свою группу пятидесятипятилетнего Йеркера Хольмберга родом из Онгерманланда. Угловатый и педантичный, он был совершенно лишен того воображения, которое составляло неоценимое достоинство Сони, зато являлся, может быть, лучшим во всей шведской полиции, как считал Бублански, специалистом по исследованию места преступления. За прошедшие годы им не раз доводилось работать в одной следственной группе, и Бублански не сомневался, что если на месте преступления остались какие-то следы, то Хольмберг непременно их найдет, поэтому его главной задачей стало руководство всей работой в квартире жертв.
    
Курта Свенссона недавно перевели из полиции Хюддинге, где он много лет занимался бандами, и его Бублански еще не знал как сотрудника. Это был молчаливый, крепко сбитый тридцативосьмилетний блондин с таким коротким ежиком на голове, что казалось, будто он лысый, по слухам отличавшийся вспыльчивым характером и тяжелой рукой. Иносказательно это могло означать, что он, вероятно, применял в отношении подследственных методы, не вполне отвечающие полицейскому уставу. Однажды, десять лет тому назад, поступило заявление, в котором Курт Свенссон обвинялся в применении физических методов воздействия, но в результате проведенного расследования Свенссон был признан невиновным по всем пунктам.
    
Однако репутацию ему создал другой случай. В октябре 1999 года Курт Свенссон с одним сослуживцем ездил за хулиганом, которого нужно было доставить на допрос. Полиции этот хулиган был уже знаком, несколько лет он держал в страхе своих соседей, которые жаловались на его грубое и вызывающее поведение. На этот раз полиция получила информацию о том, что он подозревается в ограблении видеомагазина в Норсборге. Это на первый взгляд совершенно рутинное полицейское мероприятие привело к большим неприятностям, так как хулиган, вместо того чтобы покорно дать себя увести, пустил в ход нож. В завязавшейся борьбе напарник Курта Свенссона получил многочисленные раны на ладонях и лишился большого пальца на левой руке, а затем преступник занялся Куртом Свенссоном, и впервые за всю свою полицейскую практику тот вынужден был пустить в ход служебное оружие. Курт Свенссон выпустил три пули. Сначала он сделал предупредительный выстрел, затем выстрелил на поражение, но, как это ни удивительно, умудрился не попасть в преступника, хотя расстояние между ними составляло менее трех метров. Третья пуля попала несчастному в корпус и разорвала крупную артерию, отчего тот за несколько минут истек кровью. Последующее расследование сняло вину с Курта Свенссона, что вызвало в СМИ громкие дебаты, в ходе которых обсуждалось монопольное право государства на применение насилия, а имя Курта Свенссона упоминалось в одном ряду с двумя полицейскими, забившими до смерти Осмо Валло.[53]
    
У инспектора Бублански сначала имелись по поводу Курта Свенссона некоторые сомнения, однако за полгода он так и не обнаружил прямого повода для упрека. Напротив, со временем Бублански даже начал испытывать известное уважение к этому молчаливому и знающему сотруднику.
    
Последним членом следственной группы под началом инспектора Бублански стал сорокасемилетний Ханс Фасте — ветеран отдела по борьбе с насильственными преступлениями, проработавший в нем пятнадцать лет. Однако именно он послужил главной причиной, из-за которой Бублански был недоволен ее составом. У Фасте имелись свои положительные и отрицательные стороны. К первым относились его опытность и навыки, выработанные в ходе сложных расследований, а ко вторым, на взгляд инспектора, его эгоцентризм и дурацкий юмор, способный вывести из себя любого здравомыслящего человека — по крайней мере, самого Бублански он чрезвычайно раздражал. Некоторые черточки и особенности этого Фасте Бублански просто терпеть не мог. Но впрочем, если не давать ему распускаться, он показывал себя вполне компетентным следователем. Кроме того, для Курта Свенссона, совсем не отличавшегося дурацкой смешливостью, Фасте стал чем-то вроде ментора. В ходе расследований они часто работали как напарники.
    
На собрание группы была приглашена криминальный инспектор дежурной части Анита Нюгрен — она проинформировала присутствующих о проведенном ночью допросе Микаэля Блумквиста, а также комиссар Освальд Мортенссон с отчетом о том, что они застали на месте преступления, когда прибыли туда по вызову. Оба выглядели измотанными и мечтали поскорее попасть домой и поспать, но Анита Нюгрен уже вынула фотографии с места происшествия и пустила их по кругу среди собравшихся.
    
После получасовой беседы все получили ясное представление о ходе событий. Бублански подвел итог:
    
— Принимая во внимание, что техническое обследование места преступления еще не закончено, дело, очевидно, происходило следующим образом: неизвестное лицо, не замеченное соседями или другими свидетелями, проникло в квартиру в Энскеде и убило обоих сожителей, Свенссона и Бергман.
    
— Мы еще не знаем, является ли найденный там револьвер орудием убийства, но он уже отправлен в криминалистическую лабораторию, — вмешалась в разговор Анита Нюгрен. — Это первоочередное дело. Мы также нашли пулю — ту, что попала в Дага Свенссона — в стене между гостиной и спальней в сравнительно целом состоянии. А вот от пули, которая поразила Миа Бергман, остались одни фрагменты, так что я сомневаюсь, что эта находка нам что-нибудь даст.
    
— Спасибо и на том. Вообще этот чертов ковбойский револьвер «кольт магнум» следовало бы полностью запретить. Серийный номер у нас имеется?
    
— Пока еще нет, — сказал Освальд Мортенссон. — Я отправил револьвер и фрагмент пули с посыльным в криминалистическую лабораторию прямо с места преступления, не трогая его. Я решил, что так будет лучше.
    
— Это хорошо. Я еще не смог съездить туда и сам осмотреть место происшествия, но вы двое там были. Каковы ваши выводы?
    
Анита Нюгрен и Освальд Мортенссон переглянулись, и Нюгрен предоставила старшему товарищу отвечать на заданный им обоим вопрос.
    
— Во-первых, мы полагаем, что это был убийца-одиночка. Это выглядело как жестокая расправа. У меня создалось впечатление, что это сделал человек, у которого имелись веские причины убить Свенссона и Бергман, и он выполнил намеченное очень решительно.
    
— И на чем основано твое впечатление? — поинтересовался Ханс Фасте.
    
— В квартире царил порядок, все вещи на своих местах, нет признаков грабежа, избиения или чего-то подобного. Во-первых, стреляли только два раза и обе пули были пущены точно в голову. Следовательно, речь идет о человеке, который хорошо владеет оружием.
    
— О'кей.
    
— Посмотрим на схему… Согласно нашей реконструкции событий, Даг Свенссон был застрелен с очень близкого расстояния, возможно, ствол револьвера касался его лба. Вокруг входного отверстия заметен ожог. Предположительно он погиб первым. Выстрел отбросил Свенссона к стоявшей в комнате мебели. Вероятно, убийца находился на пороге холла или в дверях гостиной.
    
— О'кей.
    
— По словам соседей, выстрелы раздались один за другим с промежутком в несколько секунд. В Миа Бергман выстрелили из холла. Предположительно она стояла на пороге спальни и пыталась убежать. Пуля вошла пониже левого уха и вышла над правым глазом. Сила выстрела отбросила ее в спальню, где она и была найдена. Она ударилась о спинку кровати и упала на пол.
    
    
    
    
— Это был опытный стрелок, — подтвердил Фасте.
    
— Более того. После него не осталось следов, ведущих в спальню, он не пошел проверять, мертва ли она. Он знал, что убил ее, и сразу повернул назад и ушел из квартиры. Итак, два выстрела, двое убитых и уход из квартиры. Кроме того…
    
— Да?
    
— Не хочу предварять заключение технической экспертизы, но подозреваю, что убийца пользовался охотничьими боеприпасами. Смерть, по-видимому, последовала мгновенно. У обеих жертв наблюдаются ужасные повреждения.
    
За столом ненадолго воцарилось молчание. Никому не хотелось углубляться в дискуссию по этому поводу. Обычные охотничьи пули состоят из свинцового сердечника, заключенного в оболочку из более твердого материала, — они проходят сквозь тело насквозь, причиняя сравнительно небольшие повреждения. Но существуют так называемые экспансивные, иначе разворачивающиеся пули, которые при попадании в цель раскрываются, очень быстро отдавая энергию жертве, при этом наносят тяжелые повреждения, разрывая мышцы и разрушая кости. Есть очень большая разница между поражением от пули диаметром в девять миллиметров и поражением от пули, которая разворачивается до двух и даже трех сантиметров. Боеприпасы последнего типа имеют задачу вызвать обширное внутреннее кровотечение — для лосиной охоты это считается гуманным, поскольку убивает добычу довольно быстро и безболезненно. Использование охотничьих боеприпасов в военных действиях запрещено международными соглашениями, поскольку человек, раненный экспансивной пулей, почти всегда погибает, независимо от того, куда он был ранен.
    
Однако шведская полиция два года назад приняла мудрое решение ввести эти пули в свой арсенал. Зачем это было сделано, так и осталось неясным, зато было совершенно очевидно, что если бы знаменитый участник демонстрации в Гётеборге Ханнес Вестберг был ранен в живот пулей такого типа, выжить ему бы не удалось.
    
— Таким образом, выстрелы были сделаны с целью убить обоих, — сказал Курт Свенссон.
    
Его слова относились к происшествию в Энскеде, но в то же время выражали его мнение в той дискуссии, которая безмолвно велась за столом.
    
Анита Нюгрен и Освальд Мортенссон дружно кивнули.
    
— Отсюда и эта невероятная временная схема, — добавил Бублански.
    
— Именно. Произведя выстрелы, убийца немедленно покинул квартиру, спустился по лестнице, бросил оружие и скрылся в ночи. Сразу после этого — очевидно, речь идет о нескольких секундах — на машине прибыли Микаэль Блумквист и его сестра.
    
— Хмм… — промычал Бублански.
    
— Возможен такой вариант, что убийца ушел через подвал. Там есть боковая дверь, которой он мог воспользоваться; вышел на задний двор, а оттуда через лужайку на параллельную улицу. Но в этом случае он должен был иметь ключи от подвала.
    
— Есть ли признаки того, что убийца скрылся этим путем?
    
— Нет.
    
— Таким образом, у нас нет даже приблизительной схемы, на которую можно было бы опереться, — сказала Соня Мудиг. — Но зачем ему было бросать здесь оружие? Если бы он унес его с собой или избавился от него где-нибудь подальше от дома, потребовалось бы больше времени, чтобы его отыскать.
    
Все пожали плечами — на этот вопрос ни у кого не было ответа.
    
— Как относиться к Блумквисту? — спросил Ханс Фасте.
    
— Он был явно потрясен случившимся, — сказал Мортенссон. — Но действовал правильно и адекватно и произвел впечатление честного человека. Его сестра подтвердила факт телефонного разговора и поездки на машине. Не думаю, что он тут замешан.
    
— Он — знаменитость среди журналистов, — заметила Соня Мудиг.
    
— СМИ еще устроят нам цирк, — согласился с ней Бублански. — Тем больше причин для нас разобраться с этим делом как можно скорее. О'кей… Ты Йеркер, займешься, конечно, исследованием места преступления и соседями. Ты, Фасте, вместе с Куртом соберешь информацию о жертвах: кто они такие, чем занимались, какой у них круг знакомых, у кого мог быть мотив для убийства? Мы с тобой, Соня, просмотрим полученные ночью показания. Затем ты составишь повременный график того, чем занимались Даг Свенссон и Миа Бергман в последние сутки перед смертью. Следующую нашу встречу назначим на четырнадцать тридцать.
    
    
Приступая к работе, Микаэль первым делом уселся за стол, который редакция предоставила этой весной в распоряжение Дага Свенссона. Некоторое время он просто сидел, собираясь с мыслями, потом наконец включил компьютер.
    
У Дага Свенссона был собственный лэптоп, и по большей части он работал у себя дома, но иногда он бывал и в редакции: как правило, два раза в неделю, а в последнее время и чаще. В «Миллениуме» он пользовался стареньким компьютером PowerMac G3, который стоял на столе и предназначался для временных сотрудников. Микаэль включил его. В компьютере осталась всякая всячина, с которой работал Даг Свенссон, в основном данные, собранные в Интернете, но нашлось и несколько разрозненных папок, куда он скопировал содержание своего лэптопа. Кроме этого у Дага Свенссона имелся полный архив в виде двух zip-дисков, хранившихся в запертом ящике письменного стола. Он ежедневно делал копию нового и обновленного материала, однако, поскольку в последние дни он не заходил в редакцию, последняя запасная копия была сделана в воскресенье вечером. Не хватало материалов за три дня.
    
Микаэль скопировал zip-диск и запер его в сейф в своем кабинете. После этого он за следующие сорок пять минут быстро просмотрел содержание оригинального диска, на котором имелось тридцать папок и бесчисленное множество подпапок. Это было полное собрание данных, накопленных за четыре года изучения каналов поставки секс-рабынь. Микаэль стал читать названия документов, стараясь отыскать те, в которых содержались засекреченные Дагом материалы с именами источников информации. К источникам, как отметил Микаэль, Даг подходил очень аккуратно: все материалы такого рода содержались в папке под названием «Источники/секретно». Сто тридцать четыре документа различного объема, содержащиеся в этой папке, зачастую очень короткие, Микаэль отметил и стер, причем не отправил в корзину, а перетащил на иконку программы «сжечь», которая тщательно уничтожала данные, байт за байтом. Затем он принялся за электронную почту. У Дага имелся собственный почтовый адрес в millenium.se, которым он пользовался как в редакции, так и на своем лэптопе, с собственным паролем, но с этим у Микаэля не возникло трудностей, так как по праву администратора он имел доступ ко всему почтовому серверу. Он скачал копию электронной почты Дага Свенссона и стер CD-диск.
    
Под конец он занялся той кипой бумаг, в которой лежали цитаты для ссылок, различные записи, газетные вырезки, судебные решения и корреспонденция, короче, все, что скопилось у Дага Свенссона за время его работы. Решив действовать наверняка, Микаэль пошел к копировальному аппарату и скопировал все, что казалось ему важным, общим счетом около двух тысяч страниц, на что ушло три часа.
    
Он отобрал все материалы, которые могли иметь какое-то отношение к источнику. Набралась пачка страниц в сорок, в основном там были записи из блокнота формата А4, который Даг хранил в запертом ящике письменного стола. Все это Микаэль сложил в конверт и отнес в свой кабинет, а все остальные материалы, относящиеся к проекту Дага Свенссона, вернул на прежнее место на его письменном столе.
    
Лишь закончив эти дела, он перевел дух и спустился в супермаркет напротив, чтобы выпить чашечку кофе и закусить пиццей. Он руководствовался ошибочным предположением, что полиция может явиться в любой момент, дабы ознакомиться с содержимым рабочего стола Дага Свенссона.
    
    
Первый успех в ходе следствия появился уже в начале одиннадцатого утра, когда позвонил доцент Леннарт Гранлунд из Государственной криминально-технической лаборатории в Линчёпинге.
    
— Я по поводу двойного убийства в Энскеде.
    
— Уже?
    
— Револьвер поступил к нам сегодня рано утром, и хотя я еще не закончил анализ, но уже могу сообщить кое-что для вас интересное.
    
— Прекрасно. Расскажи, что ты выяснил, — терпеливо попросил констебль Бубла.
    
— Револьвер марки «Кольт-сорок пять Магнум», изготовленный в США в восемьдесят первом году.
    
— Дальше.
    
— Мы нашли отпечатки пальцев и, возможно, образец ДНК, однако этот анализ потребует времени. Мы обследовали также пули, которыми были застрелены убитые. Выстрелы действительно производились из этого револьвера, как это обычно и бывает, если оружие найдено рядом с местом убийства. Пули разорвались на мелкие кусочки, но есть фрагмент, пригодный для сравнения.
    
— Я полагаю, револьвер нелегальный. Серийный номер есть?
    
— Револьвер совершенно легальный. Он принадлежит адвокату Нильсу Эрику Бьюрману, куплен в восемьдесят третьем году. Бьюрман состоит членом полицейского стрелкового клуба и проживает на улице Уппландсгатан близ Уденплана.
    
— Слушай, это же черт-те что!
    
— На револьвере мы также нашли несколько отпечатков пальцев. Отпечатки оставлены по крайней мере двумя разными лицами.
    
— И что еще?
    
— Можно предположить, что часть из них принадлежит Бьюрману, если только револьвер не был украден или продан, но такой информации у меня, во всяком случае, нет.
    
— Ага! Таким образом, у нас появилась, что называется, ниточка.
    
— Другое лицо нашлось в полицейском регистре по отпечатку большого и указательного пальцев.
    
— Кто это?
    
— Женщина, дата рождения тридцатое апреля семьдесят восьмого. Она была задержана по поводу драки в Старом городе в девяносто пятом году, тогда же у нее были сняты отпечатки пальцев.
    
— А имя у нее есть?
    
— Разумеется! Лисбет Саландер.
    
Констебль Бубла вздернул брови и записал имя и идентификационный номер в блокнот, лежащий у него на столе.
    
    
Вернувшись в редакцию после позднего ланча, Микаэль Блумквист пошел в свой кабинет и заперся там на ключ в знак того, что ему нельзя мешать. Он еще не успел разобраться со всей информацией, которая нашлась в электронной почте и записях Дага Свенссона. Теперь он читал книгу и статьи Дага совершенно другими глазами, помня, что автор уже мертв и ничего не ответит на возникающие вопросы.
    
Еще предстояло решить, возможно ли вообще когда-нибудь издать эту книгу, а кроме того, установить, есть ли в книге материал, который мог послужить поводом для убийства. Включив свой компьютер, Микаэль приступил к работе.
    
    
Ян Бублански быстро переговорил с начальником следственного отдела и поделился с ним данными, полученными криминалистической лабораторией. Было решено, что Бублански и Соня Мудиг наведаются к адвокату Бьюрману для беседы, которая может обернуться допросом или, если того потребуют обстоятельства, арестом, между тем как сотрудники Ханс Фасте и Курт Свенссон обратятся к Лисбет Саландер за объяснением, каким образом ее отпечатки пальцев оказались на орудии убийства.
    
Обнаружение адвоката Бьюрмана на первый взгляд казалось делом нетрудным. Его адрес можно было найти в реестрах налогоплательщиков, владельцев оружия и автовладельцев; кроме того, он просто значился в телефонной книге. Бублански и Мудиг подъехали к Уденплану, и им повезло проскочить в подъезд дома на Уппландсгатан следом за каким-то молодым человеком.
    
Дальше дело пошло хуже. Они позвонили в дверь, но никто не открыл. Они поехали в контору Бьюрмана на площади Святого Эрика и тут потерпели точно такую же неудачу.
    
— Может быть, он в суде, — предположила инспектор Соня Мудиг.
    
— А может быть, он пристрелил этих двоих и улетел в Бразилию, — ответил Бублански.
    
Соня Мудиг кивнула и покосилась на своего коллегу. Ей нравилось его общество, и она была бы не прочь даже пофлиртовать с ним, если бы оба они не состояли в счастливых брачных союзах, причем она сама являлась матерью двоих детей. Прочитав таблички на соседних дверях этой площадки, она выяснила, что соседями Бьюрмана были зубной врач Нурман, контора под названием «Н-Консалтинг» и адвокат Руне Хоканссон.
    
Они постучались в дверь Руне Хоканссона.
    
— Здравствуйте, моя фамилия Мудиг, а это инспектор уголовного розыска Бублански. Мы из полиции и пришли по делу к адвокату Бьюрману. Не знаете ли вы, где его можно видеть?
    
Хоканссон покачал головой:
    
— Он теперь редко показывается. Два года назад он серьезно заболел и почти совсем прекратил свою профессиональную деятельность. Табличка по-прежнему висит на двери, но он появляется здесь не чаще чем раз в месяц.
    
— А чем он болен? — спросил Бублански.
    
— Я точно не знаю. Всегда крутился как заведенный, а тут вдруг исчез. Наверное, рак или что-то в этом роде. У меня с ним только шапочное знакомство.
    
— Вы только думаете или точно знаете, что рак? — спросила Соня Мудиг.
    
— Ну… не знаю. У него была секретарша, Бритт Карлссон или Нильссон, в общем, в этом роде. Пожилая женщина. Он ее уволил. Она и рассказала, что он заболел, но чем именно, я не знаю. Это было весной две тысячи третьего года. Я встретил его потом уже в конце года, за это время он постарел на десять лет, весь был такой изможденный и разом поседел… Ну вот я и сделал вывод. А что? Он что-нибудь натворил?
    
— Нет, ничего такого, — ответил Бублански. — Однако мы разыскиваем его по срочному делу.
    
Они еще раз съездили на Уденплан и снова позвонили в квартиру Бьюрмана, и опять им никто не ответил. Напоследок Бублански со своего мобильника попробовал позвонить на мобильник Бьюрмана и услышал в ответ: «Абонент, которого вы ищете, сейчас недоступен, пожалуйста, перезвоните попозже».
    
Он набрал номер домашнего телефона. За дверью были слышны слабые звонки, затем включился автоответчик, предлагающий оставить сообщение. Бублански и Соня Мудиг переглянулись и пожали плечами.
    
Был уже час дня.
    
— Кофе?
    
— Лучше уж гамбургер.
    
Они прошлись пешком до «Бургер Кинга» на Уденплане, где Соня Мудиг заказала «хоппер», а Бублански — вегетарианский бургер; закусив, они вернулись в управление.
    
    
Прокурор Экстрём назначил совещание в своем кабинете на два часа дня. Бублански и Мудиг сели рядом у стены возле окна. Курт Свенссон появился на две минуты позже и расположился напротив. Йеркер Хольмберг вошел с подносом, уставленным бумажными стаканчиками с кофе. Он побывал в Энскеде и собирался еще раз вернуться туда ближе к вечеру, когда техники закончат там свою работу.
    
— Где Фасте? — спросил Экстрём.
    
— Он в социальном ведомстве. Пять минут назад он звонил и сказал, что немного задержится, — ответил Курт Свенссон.
    
— О'кей. Как бы там ни было, мы начинаем. Что у нас есть? — без лишних слов приступил к делу Экстрём и сначала кивнул инспектору Бублански.
    
— Мы пытались разыскать адвоката Нильса Бьюрмана. Его нет ни дома, ни на работе. По словам его коллеги-адвоката, он заболел два года тому назад и с тех пор почти прекратил всякую деятельность.
    
Соня Мудиг продолжила:
    
— Бьюрману пятьдесят шесть лет, он не числится в списках уголовной полиции. По роду своей деятельности в основном занимается экономическими вопросами. Больше мне ничего не удалось о нем узнать.
    
— Но он является владельцем револьвера, из которого было совершено убийство в Энскеде.
    
— Тут все чисто. У него есть лицензия на оружие, и он член полицейского стрелкового клуба, — ответил Бублански. — Я поговорил с Гуннарссоном из оружейного отдела, он ведь председатель клуба и очень хорошо знает Бьюрмана. Он вступил в клуб в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году и состоял в правлении на должности казначея в период с восемьдесят четвертого по девяносто второй год. Гуннарссон характеризует Бьюрмана как отличного стрелка, спокойного и рассудительного человека, без каких-либо отклонений.
    
— Интересуется оружием?
    
— Гуннарссон сказал, что, на его взгляд, Бьюрмана интересовала не столько стрельба как таковая, сколько общение. Ему нравилось стрелять по мишени, но он не делал из оружия культ. В восемьдесят третьем году он участвовал в стрелковом чемпионате и занял тринадцатое место. Последние десять лет он совсем забросил стрельбу и появлялся только на ежегодных собраниях и тому подобных мероприятиях.
    
— У него несколько единиц огнестрельного оружия?
    
— С тех пор как он поступил в стрелковый клуб, у него имелось четыре лицензии. Кроме «кольта» это была «беретта», «смит-и-вессон» и спортивный пистолет марки «Рапид». Все три других пистолета десять лет назад были проданы в клубе, и лицензии перешли к другим его членам. Никаких неясностей.
    
— Но ведь нам неизвестно, где он сейчас находится.
    
— Это так. Но мы начали поиски только сегодня в десять часов утра, так что он, может быть, просто вышел погулять в Юргорден, или попал в больницу, или что-нибудь в этом роде.
    
В этот момент вошел запыхавшийся Ханс Фасте.
    
— Простите за опоздание! Разрешите войти?
    
Экстрём сделал приглашающий жест.
    
— Оказывается, с именем Лисбет Саландер связано много интересного. Я провел день в социальном ведомстве и в опекунском совете.
    
Ханс Фасте снял кожаную куртку и повесил ее на спинку стула, затем сел и раскрыл блокнот.
    
— В опекунском совете? — нахмурился Экстрём.
    
— Эта девица больна на всю голову, — сказал Ханс Фасте. — Она объявлена недееспособной, и над ней установлено опекунство. Угадайте, кто ее опекун? — Он сделал театральную паузу. — Адвокат Нильс Бьюрман, владелец оружия, которое было использовано в Энскеде.
    
У всех присутствующих брови полезли вверх.
    
В течение пятнадцати минут Ханс Фасте излагал сведения, собранные им о Лисбет Саландер.
    
— Итак, если вкратце, — подвел итог Экстрём, — на орудии убийства мы имеем отпечатки пальцев женщины, которая до совершеннолетия неоднократно находилась под наблюдением в психиатрической лечебнице, которая, по имеющимся сведениям, зарабатывает на жизнь проституцией, по суду признана недееспособной и склонна к применению насилия, чему имеются документальные подтверждения. Так какого черта она до сих пор свободно расхаживает по улицам?
    
— Склонность к насилию была отмечена у нее еще в начальной школе, — сказал Фасте. — Похоже, что здесь мы имеем дело с настоящей психиатрической больной.
    
— Но пока что у нас нет ничего, что связывало бы ее с убитой парой. — Экстрём постучал по столу пальцами. — О'кей, возможно, это убийство окажется не таким уж труднораскрываемым. Имеется у нас адрес Саландер?
    
— Она зарегистрирована на Лундагатан в Сёдермальме. Налоговое ведомство сообщает, что периодически она подрабатывала в «Милтон секьюрити». Это охранное агентство.
    
— И какую же она для них выполняла работу?
    
— Не знаю. Однако в течение нескольких лет она имела от них скромненький годовой доход. Возможно, работала уборщицей или кем-то в этом роде.
    
— Хм, — буркнул Экстрём. — Это нужно выяснить. Но сейчас у меня такое ощущение, что следует срочно разыскать эту Саландер.
    
— Согласен, — сказал Бублански. — Деталями займемся после. Теперь мы уже имеем подозреваемого. Фасте, вы с Куртом поедете на Лундагатан и попробуете задержать Саландер. Будьте осторожны! Мы ведь не знаем, вдруг у нее есть еще и другое оружие, и неизвестно, насколько она вменяема.
    
— О'кей.
    
— Бубла, — вмешался Экстрём. — «Милтон секьюрити» возглавляет Драган Арманский. Я познакомился с ним несколько лет тому назад в связи с другим расследованием. На него можно положиться. Съезди к нему и лично поговори с ним о Саландер. Ты еще успеешь застать его до конца рабочего дня.
    
У инспектора Бублански сделалось недовольное лицо — отчасти потому, что Экстрём, обращаясь к нему, употребил его прозвище, отчасти потому, что его предложение прозвучало как приказ.
    
— Мудиг, ты продолжишь поиски адвоката Бьюрмана. Загляни к его соседям. Мне кажется, что его тоже нужно поскорее найти.
    
— Хорошо.
    
— Надо поискать, есть ли какая-то связь между Саландер и парой из Энскеде. Также нужно найти следы Саландер в Энскеде в то время, когда произошло убийство. Ты, Йеркер, возьмешь ее фотографии и расспросишь соседей. Зайди к ним вечерком. Прихвати с собой ребят в форме.
    
Бублански умолк и почесал в затылке.
    
— Черт возьми! Еще бы немножко везения, и, глядишь, мы разберемся с этим делом за сегодняшний вечер. Я ведь думал, что оно затянется надолго.
    
— И еще одно! — добавил Экстрём. — Предстоит встреча с представителями СМИ. Я назначил пресс-конференцию на три часа. Я с ней управлюсь, если получу в помощь кого-нибудь из представителей пресс-службы. Думаю, кто-то из журналистов позвонит и вам. Так вот: насчет Саландер и Бьюрмана постарайтесь как можно дольше ничего не говорить!
    
Все закивали в знак согласия.
    
    
Драган Арманский собирался уйти с работы пораньше. Сегодня был уже Великий четверг, а они с женой хотели на все праздники уехать в загородный дом на Блиде. Он как раз застегнул портфель и надел пальто, как вдруг ему позвонили снизу из вестибюля и сказали, что к нему пришел инспектор уголовного розыска Ян Бублански. Арманский не был знаком с инспектором Бублански, однако уже того, что к нему явился представитель полиции, было достаточно, чтобы со вздохом вернуть пальто на вешалку. Ему не хотелось никого принимать, но фирма «Милтон секьюрити» не могла позволить себе быть невежливой с полицией. Гостя он встретил в коридоре у лифта.
    
— Спасибо, что согласились уделить мне время, — начал Бублански. — Мой шеф, прокурор Рихард Экстрём, велел вам кланяться.
    
Они пожали друг другу руки.
    
— Экстрём… Да, мне приходилось иметь с ним дело пару лет назад. Хотите кофе?
    
Взяв в кофейном автомате два стаканчика, Арманский открыл дверь своего кабинета и усадил Бублански за столик перед окном, возле которого стояли удобные кресла для посетителей.
    
— Арманский — это русская фамилия? — поинтересовался Бублански. — У меня тоже фамилия на «-ски».
    
— Мои предки родом из Армении. А ваши?
    
— Из Польши.
    
— Чем могу быть полезен?
    
Бублански достал блокнот и раскрыл на нужной странице.
    
— Я работаю над расследованием убийства в Энскеде. Думаю, вы слышали об этом в утренних новостях.
    
Арманский кивнул.
    
— Экстрём говорил, что вы не станете болтать.
    
— При моей работе ссориться с полицией ни к чему. Могу вас заверить, что я умею молчать.
    
— Хорошо. В данный момент мы разыскиваем человека, который раньше у вас работал. Это женщина, ее зовут Лисбет Саландер. Вы знаете ее?
    
Арманский почувствовал, как в животе у него словно заворочался тяжелый камень, но он и бровью не повел.
    
— По какой причине вы разыскиваете фрекен Саландер?
    
— Скажем так: у нас есть причины считать ее причастной к этому делу.
    
Камень в животе Арманского вырос в размере и причинял почти физическую боль, но выражение его лица оставалось непроницаемым. С первого дня знакомства с Лисбет его не покидало тревожное ощущение, что некоторые особенности ее личности неминуемо приведут эту девушку к какой-нибудь катастрофе, но он всегда мысленно видел ее в роли жертвы, а не преступницы.
    
— То есть вы подозреваете Лисбет Саландер в совершении двойного убийства в Энскеде. Я правильно понял?
    
Помедлив секунду, Бублански утвердительно кивнул.
    
— Что вы можете рассказать о Саландер?
    
— А что вы хотели бы знать?
    
— Во-первых, как нам ее найти?
    
— Она живет на Лундагатан. Чтобы сказать точный адрес, мне нужно посмотреть записи. У меня есть номер ее мобильного телефона.
    
— Адрес мы знаем. Номер мобильника — это интересно.
    
Арманский отошел к письменному столу, нашел номер и продиктовал его. Бублански записал.
    
— Она у вас работает?
    
— Она работает как индивидуальный предприниматель. Иногда я поручал ей какие-то дела, начиная с девяносто восьмого года, в последний раз это было года полтора тому назад.
    
— Какого рода работу она выполняла?
    
— Сбор сведений.
    
Бублански поднял голову от блокнота и от неожиданности вздернул брови:
    
— Сбор сведений, — повторил он удивленно.
    
— Если быть точнее — изучение личных обстоятельств.
    
— Минуточку… О ком мы говорим? — продолжал удивленный Бублански. — Та Лисбет Саландер, которую мы разыскиваем, не смогла даже получить свидетельство об окончании школы и была признана недееспособной.
    
— Теперь это уже не называется признанием недееспособной, — терпеливо поправил собеседника Арманский.
    
— Да наплевать на то, как это называется! Девушка, которую мы разыскиваем, согласно документам, страдает тяжелым психическим расстройством и склонна к насилию. Кроме того, у нас есть документ от социального ведомства, в котором сказано, что в конце девяностых годов она занималась проституцией. В ее бумагах ничто не указывает на то, что она способна выполнять квалифицированную работу.
    
— Одно дело бумаги, другое — человек.
    
— Вы хотите сказать, что она способна выполнять сбор сведений о личных обстоятельствах для агентства «Милтон секьюрити»?
    
— Не только способна. Она в этой области кого угодно за пояс заткнет.
    
Бублански медленно опустил ручку и нахмурил брови.
    
— Из ваших слов создается впечатление, что вы питаете к ней уважение.
    
Арманский опустил глаза, чувствуя, что оказался на распутье. Он всегда знал, что когда-нибудь Лисбет Саландер непременно во что-нибудь вляпается. Он совершенно не мог представить себе, каким образом она могла оказаться замешанной в двойном убийстве в Энскеде (будь то в качестве основного виновника или в какой-то иной роли), однако он не мог не признать, что довольно мало знает о ее частной жизни. С чем же таким она связалась? Арманский припомнил ее неожиданный визит и загадочное заявление, что у нее есть деньги на жизнь и работа ей не нужна.
    
Единственным разумным решением в этот момент было отмежеваться от Лисбет Саландер, а главное, показать, что она не имеет никакого отношения к «Милтон секьюрити». Арманский невольно подумал, что не знает более одинокого человека, чем Лисбет Саландер.
    
— Я уважаю ее профессиональные способности. О них ничего не сказано в характеристиках и свидетельствах.
    
— Так значит, вам известно ее прошлое.
    
— Я знаю, что у нее есть опекун и что у нее было тяжелое детство.
    
— И вы все равно приняли ее на работу.
    
— Именно поэтому и принял.
    
— Объясните!
    
— Прежний ее опекун, Хольгер Пальмгрен, был адвокатом старика Ю. Ф. Милтона. Он заботился о ней еще с тех пор, когда она была подростком, и уговорил меня взять ее на службу. Сначала я поручил ей сортировку почты, обслуживание копировального аппарата и тому подобное. Потом выяснилось, что в ней, оказывается, скрыты необыкновенные таланты. А записи в отчетах социального ведомства, что она будто бы занималась проституцией, можете просто забыть. Это полная ерунда. В подростковый период у Лисбет Саландер были трудные годы, и она действительно была несколько бесшабашной, но это ведь еще не преступление. А уж в проститутки она совсем не годится.
    
— Ее нового опекуна зовут Нильс Бьюрман.
    
— С ним я ни разу не встречался. У Пальмгрена года два назад случилось кровоизлияние в мозг. Вскоре после этого Лисбет Саландер прекратила на меня работать. Последний раз она выполняла мое задание полтора года назад.
    
— Почему вы перестали давать ей работу?
    
— Это было не мое решение. Она сама прервала со мной отношения и, ни слова не сказав, уехала за границу.
    
— Уехала за границу?
    
— Да, на целый год.
    
— Этого не может быть. Адвокат Бьюрман весь прошлый год регулярно посылал отчеты о встречах с ней. У нас в Кунгсхольме лежат отчеты.
    
Арманский пожал плечами и негромко хохотнул.
    
— Когда вы видели ее в последний раз?
    
— Приблизительно два месяца тому назад, в начале февраля. Она вдруг появилась откуда ни возьмись с визитом вежливости. К тому времени я уже год ничего о ней не слышал. Весь прошлый год она провела за границей, путешествуя по Азии и на Карибы.
    
— Простите, но я что-то не понимаю! Отправляясь сюда, я считал, что Лисбет Саландер психически больная девушка, не окончившая даже среднюю школу и признанная недееспособной. И вдруг слышу от вас, что вы нанимали ее в качестве высококвалифицированного специалиста по изучению личных обстоятельств, что она работает как индивидуальный предприниматель и заработала столько денег, что смогла целый год ничего не делать, а путешествовать вокруг света, и при всем при том ее опекун даже не поднял тревоги. Что-то тут не сходится!
    
— Много чего не сходится, когда речь идет о Лисбет Саландер.
    
— Позвольте спросить: а что думаете о ней вы сами?
    
Арманский немного помолчал.
    
— Она один из самых независимых людей, каких я когда-либо встречал в своей жизни, — произнес он наконец.
    
— Независимых?
    
— Она никогда не делает ничего такого, чего ей не хочется делать. Ей совершенно безразлично, что о ней подумают другие. Она обладает высокоразвитым интеллектом и совершенно ни на кого не похожа.
    
— Эта сумасшедшая?
    
— Что вы понимаете под словом «сумасшедшая»?
    
— Способна ли она со спокойной душой убить двух человек?
    
Арманский долго молчал и наконец сказал:
    
— Мне очень жаль, но я не могу ответить на этот вопрос. Я — циник. Я считаю, что в каждом человеке таятся силы, способные побудить его к убийству другого человека. От отчаяния, из ненависти или хотя бы ради самозащиты.
    
— То есть вы не считаете, что это можно полностью исключить.
    
— Лисбет Саландер ничего не делает без причины. Если она убила кого-то, это значит, что, по ее мнению, у нее были для этого серьезные основания. Разрешите спросить: почему вы думаете, что она замешана в убийстве в Энскеде?
    
Бублански в нерешительности помолчал, затем посмотрел в глаза Арманскому:
    
— Совершенно конфиденциально.
    
— Абсолютно.
    
— Орудие убийства принадлежало ее опекуну. На нем нашли отпечатки ее пальцев.
    
Арманский стиснул зубы. Это было очень тяжкой уликой.
    
— Я только слышал об убийстве в программе новостей. Из-за чего оно произошло? Наркотики?
    
— Она как-то связана с наркотиками?
    
— Я ничего такого не знаю. Но, как я уже говорил, у нее был сложный подростковый период и ее несколько раз видели сильно пьяной. Я думаю, что в ее медицинской карте отмечено, баловалась ли она наркотиками.
    
— Сложность в том, что нам неизвестен мотив убийства. Эти двое были оба работающими людьми. Она — криминолог, вот-вот должна была защитить докторскую. Он — журналист. Их звали Даг Свенссон и Миа Бергман. Вам эти имена ничего не говорят?
    
Арманский покачал головой.
    
— Мы пытаемся понять, какая связь существовала между ними и Лисбет Саландер.
    
— Я никогда ничего о них не слышал.
    
Бублански поднялся с кресла:
    
— Спасибо, что уделили мне столько времени, было очень интересно с вами побеседовать. Не знаю, много ли полезного я вынес из этой беседы, но надеюсь, что все сказанное останется между нами.
    
— Можете не беспокоиться.
    
— Я еще зайду к вам, если понадобится. И если вдруг Лисбет Саландер даст о себе знать, то…
    
— Само собой, — ответил Драган Арманский.
    
Они пожали друг другу руки. В дверях Бублански остановился и снова обернулся:
    
— Может быть, вы знаете кого-нибудь, с кем общается Лисбет Саландер? Друзья, знакомые…
    
Арманский покачал головой:
    
— Я ровно ничего не знаю о ее частной жизни. Один из немногих людей, которые имеют для нее значение, — Хольгер Пальмгрен. Наверное, они видятся. Он находится в реабилитационном центре для инвалидов в Эрставикене.
    
— К ней никто не ходил в гости, когда она здесь работала?