Поделиться:
  Угадай писателя | Писатели | Карта писателей | Острова | Контакты

Марина Цветаева - Лирика [1906-1941]
Известность произведения: Высокая
Метки: Лирика, Поэзия, Сборник

Полный текст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 

      15 июня 1920            ЗЕМНОЕ ИМЯ       Стакан воды во время жажды жгучей:    — Дай — или я умру! —    Настойчиво — расслабленно — певуче —    Как жалоба в жару —       Все повторяю я — и все жесточе    Снова — опять —    Как в темноте, когда так страшно хочешь    Спать — и не можешь спать.       Как будто мало по лугам снотворной    Травы от всяческих тревог!    Настойчиво — бессмысленно — повторно —    Как детства первый слог…       Так с каждым мигом все неповторимей    К горлу — ремнем…    И если здесь — всего — земное имя, —    Дело не в нем.       Между 16 и 25 июня 1920            «Заря пылала, догорая…»       Заря пылала, догорая,    Солдатики шагали в ряд.    Мне мать сказала, умирая:    — Надень мальчишеский наряд.       Вся наша белая дорога    У них, мальчоночков, в горсти.    Девчонке самой легконогой    Все ж дальше сердца не уйти!       Мать думала, солдаты пели.    И все, пока не умерла,    Подрагивал конец постели:    Она танцóвщицей была!       …И если сердце, разрываясь,    Без лекаря снимает швы, —    Знай, что от сердца — голова есть,    И есть топор — от головы…       Июнь 1920            «Руки заживо скрещены…»       Руки заживо скрещены,    А помру без причастья.    Вдоль души моей — трещина.    Мое дело — пропащее.       А узнать тебе хочется    А за что я наказана —    Взглянь в окно: в небе дочиста    Мое дело рассказано.       Июнь 1920            «Был Вечный Жид за то наказан…»       Был Вечный Жид за то наказан,    Что Бога прогневил отказом.    Судя по нашей общей каре —    Творцу кто отказал — и тварям    Кто не отказывал — равны.       Июнь 1920            «Дом, в который не стучатся…»       Дом, в который не стучатся:    Нищим нечего беречь.    Дом, в котором — не смущаться:    Можно сесть, а можно лечь.       Не судить — одно условье,    ……………………………..    Окна выбиты любовью,    Крышу ветром сорвало.       Всякому —…. ты сам Каин —    Всем стаканы налиты!    Ты такой как я — хозяин,    Так же гостья, как и ты.       Мне добро досталось даром, —    Так и спрячь свои рубли!    Окна выбиты пожаром,    Дверь Зима сняла с петли!       Чай не сладкий, хлеб не белый —    Личиком бела зато!    Тем делюсь, что уцелело,    Всем делюсь, что не взято.       Трудные мои завязки —    Есть служанка — подсобит!    А плясать — пляши с опаской,    Пол поклонами пробит!       Хочешь в пляс, а хочешь в лежку, —    Спору не встречал никто.    Тесные твои сапожки?    Две руки мои на что?       А насытила любовью, —    В очи плюнь, — на то рукав!    Не судить: одно условье.    Не платить: один устав.       28 июня 1920            «Уравнены: как да и нет…»       Уравнены: как да и нет,    Как черный цвет — и белый цвет.    Как в творческий громовый час:    С громадою Кремля — Кавказ.       Не путал здесь — земной аршин.    Все равные — дети вершин.       Равняться в низости своей —    Забота черни и червей.    В час благодатный громовой    Все горы — братья меж собой!       Так, всем законам вопреки,    Сцепились наши две руки.    * * *    И оттого что оком — желт,    Ты мне орел — цыган — и волк.       Цыган в мешке меня унес,    Орел на вышний на утес    Восхитил от страды мучной.       — А волк у ног лежит ручной.                  EX–CI-DEVANT[47]     (Отзвук Стаховича)       Хоть сто мозолей — трех веков не скроешь!    Рук не исправишь — топором рубя!    О, откровеннейшее из сокровищ:    Порода! — узнаю Тебя.       Как ни коптись над ржавой сковородкой —    Всё вкруг тебя твоих Версалей — тишь.    Нет, самою косой косовороткой    Ты шеи не укоротишь.       Над снежным валом иль над трубной сажей    Дугой согбен, всё ж — гордая спина!    Не окриком, — всё той же барской блажью    Тебе работа задана.       Выменивай по нищему Арбату    Дрянную сельдь на пачку папирос —    Всё равенство нарушит — нос горбатый:    Ты — горбонос, а он — курнос.       Но если вдруг, утомлено получкой,    Тебе дитя цветок протянет — в дань,    Ты так же поцелуешь эту ручку,    Как некогда — Царицы длань.       Июль 1920            «И если руку я даю…»       И если руку я даю —    То погадать — не целовать.       Скажи мне, встречный человек,    По синим по дорогам рек        К какому морю я приду?    В каком стакане потону?       — Чтоб навзничь бросил наповал —    Такой еще не вырос — вал.       Стакан твой каждый — будет пуст.    Сама ты — океан для уст.       Ты за стаканом бей стакан,    Топи нас, море-окиян!    * * *    А если руку я беру —    То не гадать — поцеловать.       Сама запуталась, паук,    В изделии своих же рук.       — Сама не разгибаю лба, —    Какая я тебе судьба?                  «Сколько у тебя дружочков…»       — Сколько у тебя дружочков?    Целый двор, пожалуй?    — После кройки лоскуточков,    Прости, не считала.       — Скольких перепричащала?    Поди, целый рынок?    — А на шали бахроминок,    Прости, не считала.       — А сердца покласть в рядочек —    Дойдешь до Китая?    — Нынче тиф косит, дружочек!    Помру — сосчитаю.    * * *    Две руки — и пять на каждой —    Пальчиков проворных.    И на каждом — перстенечек.    (На котором — пó два.)       К двум рукам — все пальцы — к ним же    Перстеньки прибавить —    Не начтешь и пятой доли    , кого любила!                  «Ветер, ветер, выметающий…»       Ветер, ветер, выметающий,    Заметающий следы!    Красной птицей залетающий    В белокаменные лбы.       Длинноногим псом ныряющий    Вдоль равнины овсяной.    — Ветер, голову теряющий    От юбчонки кружевной!       Пурпуровое поветрие,    Первый вестник мятежу, —    Ветер — висельник и ветреник, —    В кулачке тебя держу!       Полно баловать над кручами,    Головы сбивать снегам, —    Ты — моей косынкой скрученный    По рукам и по ногам!       За твои дела острожные, —    Расквитаемся с тобой, —    Ветер, ветер в куртке кожаной,    С красной — да во лбу — звездой!                  «Не хочу ни любви, ни почестей…»       Не хочу ни любви, ни почестей:    — Опьянительны. — Не падка!    Даже яблочка мне не хочется    — Соблазнительного — с лотка…       Что-то цепью за мной волочится,    Скоро громом начнет греметь.       — Как мне хочется,    Как мне хочется —    Потихонечку умереть!                  «Смерть — это нет…»       Смерть — это нет,    Смерть — это нет,    Смерть — это нет.    Нет — матерям,    Нет — пекарям.    (Выпек — не съешь!)       Смерть — это так:    Недостроенный дом,    Недовзращенный сын,    Недовязанный сноп,    Недодышанный вздох,    Недокрикнутый крик.       Я — это да,    Да — навсегда,    Да — вопреки,    Да — через всё!    Даже тебе    Да кричу, Нет!       Стало быть — нет,    Стало быть — вздор,    Календарная ложь!                  «Ты разбойнику и вору…»       Ты разбойнику и вору    Бросил славную корону,    Предку твоему дарованную    За военные труды.       Предок твой был горд и громок, —    Правнук — ты дурной потомок.       Ты разбойнику и вору    Отдал сына дорогого,    Княжью кровь высокородную.    Бросил псам на площади.       Полотенцем ручки вытер…    — Правнук, ты дурной родитель.       Ты разбойнику и вору    Больше княжеской короны    Отдал — больше сына! — сердце,    Вырванное из груди.       Прадед твой гремит, вояка:    — «Браво! — Молодцом — атака!»                  «Я вижу тебя черноокой, — разлука…»       Я вижу тебя черноокой, — разлука!    Высокой, — разлука! — Одинокой, — разлука!    С улыбкой, сверкнувшей, как ножик, — разлука!    Совсем на меня не похожей — разлука!       На всех матерей, умирающих рано,    На мать и мою ты похожа, — разлука!    Ты так же вуаль оправляешь в прихожей.    Ты Анна над спящим Сережей, — разлука!       Стрясается — в дом забредешь желтоглазой    Цыганкой, — разлука! — молдаванкой, — разлука!    Без стука, — разлука! — Как вихрь заразный    К нам в жилы врываешься — лихорадкой, — разлука!       И жжешь, и звенишь, и топочешь, и свищешь,    И ревешь, и рокочешь — и — разорванным шелком —    — Серым волком, — разлука! — Не жалея ни деда, ни внука, —    разлука!    Филином-птицей — разлука! Степной кобылицей, — разлука!       Не потомком ли Разина — широкоплечим, ражим, рыжим    Я погромщиком тебя увидала, — разлука?    — Погромщиком, выпускающим кишки и перины?..    * * *    Ты нынче зовешься Мариной, — разлука!       Конец июля 1920            «Другие — с очами и с личиком светлым…»       Другие — с очами и с личиком светлым,    А я-то ночами беседую с ветром.    Не с тем — италийским    Зефиром младым, —    С хорошим, с широким,    Российским, сквозным!       Другие всей плотью по плоти плутают,    Из уст пересохших — дыханье глотают…    А я — руки настежь! — застыла — столбняк!    Чтоб выдул мне душу — российский сквозняк!       Другие — о, нежные, цепкие путы!    Нет, с нами Эол обращается круто.    — Небось, не растаешь! Одна — мол — семья! —    Как будто и вправду — не женщина я!       2 августа 1920            «И вот исчез, в черную ночь исчез…»       И вот исчез, в черную ночь исчез,    — Как некогда Иосиф, плащ свой бросив.    Гляжу на плащ — черного блеска плащ,    Земля , а сердце — смерти просит.       Жестокосердый в сем году июль,    Лесною гарью душит воздух ржавый.    В ушах — туман, и в двух шагах — туман,    И солнце над Москвой — как глаз кровавый.       Гарь торфяных болот. — Рот пересох.    Не хочет дождь на грешные просторы!    — Гляжу на плащ — светлого плеску — плащ!    Ты за плащом своим придешь не скоро.                  «И вот исчез, в черную ночь исчез…»       Июнь. Июль. Часть соловьиной дрожи.    — И было что-то птичье в нас с тобой —    Когда — ночь соловьиную тревожа —    Мы обмирали — каждый над собой!       А Август — царь. Ему не до рулады,    Ему — до канонады Октября.    Да, Август — царь. — Тебе царей не надо, —    А мне таких не надо — без царя!                  «…. коль делать нечего…»       …. коль делать нечего!    Неýжели — сталь к виску?    В три вечера я, в три вечера    Всю вытосковала — тоску.       Ждала тебя на подоконничке    — Ревнивее, чем враг — врага. —    Легонечко, любовь, легонечко!    У низости — легка нога!       Смотри, чтобы другой дорожкою    Не выкрался любовный тать.    Бессонная моя душа, сторожкая,    За молодость отвыкла спать!       Но все же, голубок неласковый,    Я в книжицу впишу Разлук:    — Не вытосковала тоски — вытаскивала    Всей крепостью неженских рук!       Проснулась поутру, как нищая:    — Все — чисто…………..………    Не вытосковала тебя, — не вытащила —    А вытолкала тебя в толчки!       8 августа 1920            (ОТРЫВОК)       Как пьют глубокими глотками    — Непереносен перерыв! —    Так — в памяти — глаза закрыв,    Без памяти — любуюсь Вами!       Как в горло — за глотком глоток    Стекает влага золотая,    Так — в памяти — за слогом слог    Наречья галльского глотаю.       Август 1920            «В подвалах — красные окошки…»       В подвалах — красные окошки.    Визжат несчастные гармошки, —    Как будто не было флажков,    Мешков, штыков, большевиков.       Так русский дух с подвалом сросся, —    Как будто не было и вовсе    На Красной площади — гробов,    Ни обезглавленных гербов.       …… ладонь с ладонью —    Так наша жизнь слилась с гармонью.    Как будто Интернационал    У нас и дня не гостевал.       Август 1920            «Все сызнова: опять рукою робкой…»       Все сызнова: опять рукою робкой    Надавливать звонок.    (Мой дом зато — с атласною коробкой    Сравнить никто не смог!)       Все сызнова: опять под стопки пански    Швырять с размаху грудь.    (Да, от сапог казанских, рук цыганских    Не вредно отдохнуть!)       Все сызнова: про брови, про ресницы,    И что к лицу ей — шелк.    (Оно, дружок, не вредно после ситцу, —    Но, ах, все тот же толк!)       Все сызнова:………

The script ran 0.007 seconds.