1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 
Метров через двести деревья расступились, показалась поляна, за ней текла речка.
   
Пашка прыгал по краю поляны, размахивая руками.
   
— Что с тобой?
   
— А ты посмотри!
   
И тут Алиса увидела, что Пашка суетится возле недавно погашенного костра, а дальше на траве валяются консервные банки, пластиковые пакеты, скомканная бумага и другой мусор.
   
Такого Алиса за свою жизнь еще не видела.
   
Она знала, конечно, что когда-то встречались люди, которые засоряли леса, жгли деревья, портили реки, и из-за этого потом пришлось потратить громадные средства и усилия, чтобы сейчас привести Землю в порядок. Но эти грустные события давно уже ушли в историю. На всей Земле не нашлось бы человека, который мог не убрать за собой мусор в лесу, разорить муравейник или убить лягушку. Все с грудного возраста понимали, что Земля — это наш дом и наша кормилица. И портить ее хуже, чем обидеть маленького ребенка.
   
Но вот, оказывается, нашелся такой человек.
   
— Этого не может быть, — произнесла Алиса.
   
— Вот я и кричу, — ответил Пашка.
   
Алиса оглянулась. Может, этот человек просто отошел и по рассеянности забыл за собой убрать? Но тут же она поняла, что пытается себя утешить. Мусор был мокрый, а дождь шел только утром, к тому же на банках и бумажках валялись иглы и бурые листья — они насыпались не только что.
   
А Пашка, словно угадав мысли Алисы, показал на примятую под деревом траву и углубления от креплений — тут была надувная плащ-палатка, в которой этот негодяй ночевал.
   
— Ну что, уберем, а потом сообщим лесному патрулю? — спросил Пашка.
   
— Погоди, — возразила Алиса. — Это ужасное преступление. Если узнает лесной патруль, он будет беспощаден.
   
— А что будет?
   
— С ним никто здороваться не станет, — предположила Алиса. — Его жена уйдет, его дети возьмут себе другую фамилию, никто не захочет с ним рядом работать.
   
— Да, тяжелый случай, — сказал Пашка. — Давай тогда сами быстренько уберем — пускай живет.
   
— А он и дальше будет гадить? Если человек начал совершать преступления, его трудно остановить, пока он убежден в своей безнаказанности. Я читала об этом. Представляешь, среди нас будет ходить такой тип и еще ухмыляться.
   
— Ну что же тогда делать?
   
— Я знаю, — сказала Алиса. — Мы заставим его самого все убрать.
   
— Правильно! — обрадовался Пашка. — И пусть он знает, что только наше чрезвычайное благородство и доброта его спасли. Ему от возмездия никогда не уйти.
   
Все было замечательно. Решение принято.
   
— Постой, — сказала Алиса. — А где он?
   
— Он? — удивился Пашка. — Он трепещет перед неминуемым наказанием. Он прячет свое жирное тело в утесах.
   
— Прости, а в каких конкретно утесах?
   
— Не знаю.
   
— А как мы его найдем и заставим за собой убрать?
   
— Не подумал, — сказал Пашка. — Из головы вылетело. А в самом деле, как?
   
Алиса опустилась на корточки, разглядывая мусор. Вся их затея висела на волоске. Если не найти преступника, то как его наказать? Эту проблему еще никто и никогда не смог решить.
   
Алиса взяла консервную банку. Надпись на ней была английская. «Бифштекс с жареной картошкой. Саморазогревающийся. Чуть недожаренный. Сделано в Дарвине».
   
— Вот так, — сказала Алиса. — Уже что-то.
   
— Дарвин, — произнес Пашка. — Это, наверное, в Англии. Я думаю, что это город, в котором родился Чарльз Дарвин.
   
Он тоже присел рядом и начал разглядывать пластиковый мешок, на котором был изображен красивый город на фоне невысоких гор. Маленькими буквами под картинкой было написано: «Веллингтон».
   
— Ну, что я говорил! — обрадовался Пашка. — Веллингтон. Это английский маршал, он победил Наполеона. А в этом городе он родился. Надо лететь в Англию и выяснять, кто там любит рыжики.
   
— Павел, — сказала Алиса. — Ты как доктор Паганель, который завел своих друзей в другую часть света, потому что был слишком ученым.
   
— А что? — насторожился Пашка, который Жюля Верна знал наизусть и сразу понял, что сплоховал. — Разве Дарвин родился в Америке?
   
— Вернешься в школу, — строго сказала Алиса, — добровольно пойдешь к географу и попросишь, чтобы он тебе поставил незачет за первое полугодие. В прошлом году мы проходили Австралию. Там есть город Дарвин. Веллингтон находится в Новой Зеландии.
   
— Я и говорю, — ничуть не смутился Пашка. — Но тем не менее Веллингтон победил Наполеона при Ватерлоо. А ты об этом и не подозревала.
   
И Алисе ничего не оставалось, как улыбнуться и продолжить поиски.
   
Она теперь знала, что преступник прилетел сюда из Австралии или Новой Зеландии. Вряд ли он специально слетал туда за пакетом и консервными банками. Кстати, остальные банки тоже были австралийскими и новозеландскими. Но все-таки этого было мало, чтобы его найти. Двадцать миллионов австралийцев и пять миллионов новозеландцев ни в чем не виноваты и никогда не были в лесу под Калязином.
   
Так как больше ничего найти на том месте не удалось, Алиса пошла вниз, к реке. Там она увидела еще следы варварства. Тот человек ловил там рыбу, чистил грибы и не только за собой не прибрал, но и оставил у воды грязную тарелку. И тарелка послужила последней уликой. На ее бортике была оттиснута в обрамлении волн и ветвей английская надпись: «Подводная база Морсби. Новозеландский океанографический центр».
   
С тарелкой в руке Алиса поднялась наверх, где Пашка смотрел футбол на миниатюрном телеэкране своего браслета, и сказала:
   
— Паш, ты тут пока посиди, а я слетаю в Новую Зеландию.
   
Алиса показала ему тарелку.
   
— Ясно, — сказал Пашка. — Я с тобой. Как только кончится футбол, сразу полетим.
   
— Нет, — ответила Алиса. — Я быстренько — туда и обратно. А ты оставайся здесь, потому что может прилететь лесной патруль, а они ничего не знают. Ты им все объяснишь, скажешь, что я полетела, чтобы притащить этого негодяя сюда.
   
— Может, все-таки я, а? Вдруг он будет сопротивляться?
   
— Я там буду не одна.
   
— Ну, тебе виднее, — сказал Пашка. — Только я в сторонке посижу, чтобы его безобразие не видеть. А то мне захочется убрать, я не выдержу и все тебе испорчу.
   
Алиса за несколько минут добежала по берегу до флаера. У нее была еще идея, и ее она осуществила, когда пролетала над Калязином. Она вызвала сверху городскую гостиницу и, когда на экранчике появилось лицо дежурной, спросила:
   
— Простите, у вас не останавливался тут один турист из Новой Зеландии?
   
— Нет, — ответила дежурная. — Из Новой Зеландии у нас туристов не останавливалось. Сейчас вообще не сезон… За последние два дня прилетели только воднолыжники, а также С. Иванов, Пуркинелли и Смайлс с детьми.
   
— Смайлс? Очевидно, это тот, кто мне нужен.
   
— Он врач из Канады и проходит стажировку в нашей больнице.
   
— Тогда он мне не нужен.
   
Алиса поблагодарила дежурную и взяла курс на Москву. Она гнала изо всех сил. К счастью, аэропорт Внуково расположен по эту сторону города, так что Алиса через сорок минут уже бежала к стойке, где шла регистрация на вылет в Сидней.
   
Еще через двадцать минут стратолет взмыл свечой в небо, покинул земную атмосферу и по крутой дуге пошел на юго-восток. Через пятьдесят минут он опустился в Сиднее, и Алиса местным рейсом долетела до Веллингтона, откуда на таксолете добралась до подводной базы Морсби.
   
Такси опустилось на квадратную платформу, посреди которой возвышалось небольшое строение — сама станция лежала на морском дне, на глубине километра, а платформу с ней связывали скоростные лифты.
   
Алиса вбежала в строение.
   
Вид у нее был взъерошенный, осунувшийся, да и одета она была для осеннего леса под Калязином, а совсем не для теплого океанского климата.
   
Молоденькая девушка в белом купальнике при виде Алисы вскочила из-за стола.
   
— Что случилось? — спросила она.
   
— Простите, — сказала Алиса. — Я к вам на минутку. Мне только надо спросить, кто-нибудь из ваших сотрудников в последние дни улетал на север?
   
— Я даже и не знаю, — ответила девушка. — Хочешь воды, девочка? Или сока? У нас много сотрудников, и все летают туда-сюда.
   
— А кто-нибудь из них любит рыжики?
   
Девушка от удивления открыла рот. И если при этом учесть, что разговор шел по-английски, а Алиса не знала, как рыжики по-английски, а сказала просто «рыжие грибы», то удивление дежурной можно понять.
   
— Что произошло? Ты откуда прилетела?
   
— Из Москвы. Вернее, из леса.
   
— А что было в лесу?
   
— Я не могу сказать, — ответила Алиса. — Это слишком ужасно. Я не имею права бросать подозрение на человека, которого не знаю.
   
— Но на кого?
   
— Вы мне можете сказать, кто из ваших подводников прилетел сегодня?
   
— Пожалуйста.
   
Девушка протянула Алисе стакан сока, а сама набрала запрос на компьютере. Через несколько секунд желтая карточка лежала перед Алисой.
   
Она не успела взглянуть на нее, потому что в дверь влетели три человека, обвешанные камерами, осветительными приборами и штативами.
   
— Где? — закричал с порога первый из них.
   
— Вы опоздали, — ответила девушка.
   
— Как опоздали?
   
— Его уже почти загнали в сеть, но он скрылся в подводной трещине.
   
— И не успели сфотографировать?
   
— К счастью, Семен успел это сделать, — ответила девушка.
   
Алиса так и не поняла, о чем идет речь. Она уже снова глядела на карточку. На ней в столбик было выписано шесть имен. Она очень надеялась отыскать среди них имя Смайлса. Но имени Смайлса там не было. Там были: Сато, Пирсон, Эминеску, Чакравартин, Поло и С. Иванов.
   
— Иванов! — буквально подскочила Алиса. — Вот ты мне где попался!
   
Она не стала ничего спрашивать у девушки. Вниз вел только один путь — лифтом.
   
Алиса вбежала в лифт и нажала кнопку нижнего этажа.
   
Лифт остановился в большом зале, перекрытом прозрачным куполом. Купол был похож на звездное небо. И Алиса не сразу поняла, что это не небо, а черная вода, в которой снуют, плавают и висят на месте светящиеся рыбы и другие морские животные.
   
В зале было довольно много народу. Все громко разговаривали, спорили, даже кричали. Многие разглядывали цветные фотографии.
   
— Простите, — спросила Алиса, подойдя к первой группе людей. — Вы не видели С. Иванова?
   
— Семена? — спросил седой бородач в плавках. — Минут пять назад здесь был.
   
Алиса кинулась к другой группе людей.
   
— Скажите, — спросила она у худенькой японки, — вы не видели С. Иванова?
   
— Конечно, видела, — ответила японка. — Он мне отдал эту фотографию. Хотите посмотреть?
   
Она протянула фотографию Алисе. На фотографии было изображено животное, похожее на тюленя, только с очень длинной шеей и маленькой головой. Рядом с животным плыл человек, и ясно было, что животное очень велико, метров шесть длиной, а может, и больше.
   
— Что это? — спросила Алиса.
   
— Неужели не догадалась? Это же морской змей! Мы его преследовали и выслеживали шесть месяцев. И если бы не С. Иванов с его гениальным умением фотографировать, все наше многочасовое преследование морского змея пропало бы впустую.
   
— Он умеет не только фотографировать, — язвительно сказала Алиса, но японка ее не поняла, она уже вновь разглядывала фотографию загадочного чудовища.
   
Алиса обежала весь зал, подходила ко всем, всех спрашивала о С. Иванове. Все его только что видели, но никто не знал, куда он делся.
   
Минут через пятнадцать, поняв, что Иванова в подводном зале нет, Алиса поднялась наверх.
   
— Ну что? — спросила дежурная. — Нашла, кого искала?
   
— Он только что был. Может, убежал?
   
— А кто тебе все-таки нужен?
   
— Мне нужен ваш гениальный фотограф С. Иванов, — сказала Алиса.
   
— Но он минуту назад промчался мимо меня как молния, — сказала девушка. — Вот, дал мне фотографию и исчез.
   
— Куда? — почти закричала Алиса.
   
— Он не сказал, — ответила девушка. — Но ты не расстраивайся. Может, он еще вернется. Хочешь фотографию на память? Первый морской змей!
   
— Спасибо, — сказала Алиса и вышла на платформу, возле которой на маслянистых ленивых волнах покачивались несколько пустых флаеров.
   
Алиса поглядела вверх. Ей показалось, что на фоне голубых гор Новой Зеландии она видит точку флаера. Это он!
   
Теперь он не скроется!
   
Алиса прыгнула во флаер и полетела вдогонку. Но уже через три минуты оказалось, что она гналась за альбатросом.
   
Так окончилась ее погоня.
   
Алиса не знала, что ей делать. Конечно, можно вернуться на подводную станцию и ждать, пока С. Иванов вернется обратно. Можно объявить его розыск в Веллингтоне.
   
Но тут Алиса взглянула на часы и поняла, что прошло уже больше двух часов, как она улетела из леса, и Пашка сидит там голодный и волнуется, куда она делась. Да и сама она устала.
   
«Ладно, — подумала Алиса. — Пусть Иванову будет хуже. Не надо было скрываться. Я прилечу обратно, мы уберем с Пашкой мусор, а потом расскажем обо всем лесному патрулю. Имя преступника известно. Больше ему не придется раздаривать фотографии морских змеев».
   
С такими мыслями Алиса добралась до аэропорта, села в первый же стратолет, который шел через Антарктиду в Африку, в Дакаре пересела на московский рейс и через три часа и десять минут после отлета из леса вернулась на поляну у речки.
   
Она посадила флаер там, где должен был ее ждать Пашка.
   
Но поляна была пуста. Больше того, Пашка, оказывается, не дождался ее и все убрал. Поляна была чиста, и лишь примятая трава там, где была палатка преступника С. Иванова, напоминала о том, что здесь произошло.
   
— Пашка! — закричала Алиса. — Эй, ты где?
   
Никто не откликнулся.
   
Алиса устала, даже грибы собирать не хотелось.
   
Тем более что ее корзины нигде не было видно. Но улетать без Пашки нельзя: у него нет флаера.
   
Алиса присела на траву и стала ждать. Она разглядывала фотографию морского змея.
   
— А вот и ты! — раздался веселый Пашкин голос.
   
Алиса обернулась. Пашка вышел из леса. За ним шел молодой человек с полной корзиной рыжиков в руке.
   
— Здравствуйте, — сказал молодой человек, — простите, что из-за меня вам пришлось потратить столько времени. — Он протянул руку и представился. — Семен Иванов.
   
— Ах, это вы… — произнесла Алиса, вложив в эти слова все свое возмущение.
   
— Да погоди ты, не сердись, — засмеялся Пашка. — Сеня так хотел рыжиков, он сам из Ленинграда, а работает на подводной станции, что взял отпуск на три дня и прилетел сюда. А тут срочный вызов со станции — нашли морского змея…
   
— Мы полгода за ним охотились, — перебил Пашку Иванов. — Нельзя было терять ни секунды. Я скатал палатку, прыгнул во флаер и помчался на станцию. К счастью, успел сфотографировать чудовище, прежде чем оно от нас сбежало.
   
— И как только смог, — сказал Пашка, — сразу на стратолет и обратно. Вы с ним, видно, совсем рядом были.
   
— Я вас видел, — сказал Семен. — Вы как раз из лифта выскочили и вбежали в подводный зал. А я ждал лифта, чтобы наверх подняться. Меня очень мучила совесть, но ведь я так спешил…
   
— Все в порядке, — сказала Алиса. — Вы мне подпишете фотографию?
   
И она протянула ему фотографию морского змея.
   
А потом, как Алиса ни отказывалась, Семен заставил ее взять корзину рыжиков. Он еще соберет, а Алиса из-за него осталась без грибов. Пашка, конечно, поддержал Иванова.
   
Так что Алиса вернулась домой с грибами.
  
  
Это вам не яблочный компот! [1986]
   
Есть такая травка, растет на Паталипутре, в пустыне, где весна длится ровно один день. И чтобы выжить и дать потомство, травке приходится за этот день вырасти, отцвести и сбросить на землю семена. Не успеешь — налетит песчаная буря, и погибнешь, не оставив детей.
   
Эта травка описана открывшим ее ботаником Путейкиным во втором номере журнала «Космоботаника» за 2076 год, а ее семена хранятся в космическом Фонде.
   
Аркаше Сапожкову пришла в голову идея, и потому он заказал в Фонде несколько семечек и сказал Алисе Селезневой:
   
— А что, если попробовать скрестить ее с клевером?
   
— Зачем? — спросила Алиса.
   
Разговор этот происходил на станции юных биологов, той самой, что на Гоголевском бульваре. Утро было морозным, февраль еще не кончился, и потому жираф Злодей гулял между елками в меховой шубе, которую ему сшила Машенька Белая.
   
— Реальная польза, — сказал Аркаша. — Если мы ускорим созревание клевера, скажем, в десять раз, то в десять раз больше коров сможет пастись на одном лугу.
   
Идея Алисе понравилась, и она согласилась помогать Аркаше, потому что работа предстояла очень сложная. Ведь хромосомы травки с Паталипутры отличаются от хромосом земного клевера.
   
Как-то, когда Алиса с Аркашей сидели в лаборатории, туда заглянул Пашка Гераскин. Узнав, чем занимаются его друзья, он тут же начал их укорять.
   
— Какой еще клевер! — восклицал он. — Приземленные вы люди. Думайте шире. А как вам нравится яблоня, которая дает урожай через три дня после того, как ее посадили в землю? А как вам нравится корабельная роща, что вырастет за неделю? А вы подумали, что и коровы могут расти как грибы…
   
— Все ясно, — засмеялась Алиса. — Мы вырастим за неделю из Пашки Гераскина центрового баскетбольной команды!
   
— Но на первой же игре он умрет от старости, — добавил Аркаша.
   
— С вами нельзя говорить серьезно, — обиделся Пашка.
   
— Никто не мешает тебе работать с нами, — сказала Алиса. — Садись к манипулятору, нам лишние руки не помешают.
   
— Завтра, — ответил Пашка. — Сегодня я страшно занят. Один пришелец привез с Альдебарана редчайшую серию марок. И может мне ее променять на коробку шоколадных конфет.
   
— Сластена он, что ли? — спросил Аркаша.
   
— Нет. Эта серия сделана из шоколада. Почти весь тираж уже съеден. А он согласен менять марки на конфеты.
   
И с этими словами Пашка испарился.
   
На следующий день он не смог прийти, через день он сразу после уроков улетел на Гавайи участвовать в соревнованиях по серфингу — кататься на доске в волнах прибоя, а потом на неделю совсем пропал. Он всем рассказывал, что отыскал клад капитана Кидда. Но из проверенных источников стало известно, что Пашка попал под домашний арест — учительница Галина Сергеевна пожаловалась его отцу, что Гераскин страшно отстал по русскому языку. Вот отец и изолировал Пашку.
   
Так что опыты проходили без его участия.
   
Алиса с Аркашей бились над этой травкой недели две. Устали так, что шатались. Тут как раз прилетел большой друг Селезневых археолог Громозека. Хотел посетить новые раскопки в Вавилоне, приглашал Алису.
   
— Прости, Громозека, — сказала Алиса. — Ничего не получится. Наша травка не хочет скрещиваться.
   
— Девочка больна, — заявил Громозека. — Ни один здоровый человек не откажется от поездки в Вавилон из-за какой-то травки.
   
Громозека был убежден, что археология — единственная стоящая из всех наук. А остальные не стоят внимания.
   
Отчаявшись, юные биологи поехали к профессору Алексееву в Институт космогенетики. Профессор был толстый, веселый, он долго читал записи опытов, поил юных биологов чаем, иногда хлопал себя ладонями по коленям и восклицал:
   
— Молодцы! Будущие гении. Жалко только, что необразованные.
   
Профессор Алексеев не удивлялся тому, что к нему пришли шестиклассники. Таких молодых ученых он встречал уже не раз. Давно известно, что интересные открытия делают не только взрослые, но и дети, потому что дети часто не догадываются, что можно делать, а что нельзя. И делают то, что противоречит законам природы. Изредка получаются сногсшибательные результаты. Хотя чаще ничего не получается.
   
— Ничего у вас не получится, — заявил наконец профессор. — Идея неплохая, но скрестить земные растения с травкой не удастся.
   
— Мы все равно будем работать, — упрямо сказал Аркаша.
   
— Ученый должен думать, а не упрямиться, — рассердился вдруг профессор. — Не получается, ищи новый путь.
   
— А какой? — спросила Алиса.
   
— Попробуйте синтезировать гормон, который вызывает рост травки. Сможете — вводите его в растения. Только вашего оборудования для этого не хватит. Я вас познакомлю с моим аспирантом Просей. Хорошая голова, тяжелый характер. Поработаете с ним.
   
Профессор вызвал аспиранта со странным именем Прося, а пока они ждали аспиранта, сказал:
   
— Когда принимаешься за опыт, обязательно надо помнить, к чему он приведет. Наука ради науки редко бывает полезной.
   
— Но мы и хотим принести пользу, — сказал Аркаша. — Разве неясно? Какие стада будут пастись на наших лугах!
   
— Вы уверены? — улыбнулся профессор.
   
— Уверены.
   
— А скажите, откуда ваши растения будут брать питательные вещества?
   
— Из земли.
   
— Но если клевер будет вырастать за день, значит, он за день должен получить всю воду и питательные вещества, которые обычный клевер получает за лето. Откуда они возьмутся?
   
— Мы его будем поливать.
   
— Это очень красиво получается в лаборатории, — сказал профессор. — Но совсем не так — в поле. Стоит задуматься.
   
Тут открылась дверь, и вошел аспирант Прося.
   
Он был похож на большую мохнатую гусеницу в два метра ростом, которая стояла на задних ножках, а десять пар передних были прижаты к животу и в них — множество вещей: записные книжки, колбы, реторты, калькуляторы и даже бутерброды.
   
— Аспирант Прося, — сказал профессор, — родился на окраине нашей галактики. Расскажите ему о ваших проблемах.
   
Алиса поглядела на необычного аспиранта с недоверием. А тот совсем не смутился при виде гостей.
   
— Чепуха. Какие у вас могут быть проблемы? — сказал он глубоким басом и, повернувшись, засеменил к двери. Его длинное мохнатое тело чуть покачивалось, и он шел так быстро, что Аркаше с Алисой пришлось за ним бежать.
   
В лаборатории аспирант Прося залез в кресло, свернулся в нем кольцом, и его многочисленные передние ручки начали быстро шевелиться. Каждая из них занялась своим делом. А тем временем голова обернулась к Алисе, большие выпуклые янтарные глаза светились изнутри.
   
— Выкладывайте, комары, — сказал аспирант басом. — И побыстрее. Время не ждет.
   
Пока Аркаша рассказывал аспиранту об их проблеме, тот успел вымыть химическую посуду, пообедать, написать небольшую статью, разбить пробирку, собрать осколки, вымыть пол, посмотреть по видео последние космические известия — даже в глазах рябило от его движений. Казалось, что ему некогда слушать.
   
Но он слушал. И все понял. И сказал:
   
— Звоните домой, что остаетесь у меня до двенадцати часов ночи. В двенадцать катализатор будет готов.
   
— Меня до двенадцати не отпустят, — сказал Аркаша.
   
— Чепуха! Наука требует жертв, — ответил басом аспирант Прося. — Человек, который не может убедить своих родителей, что он настоящий ученый, недостоин заниматься наукой.
   
— А вы убедили? — спросила Алиса.
   
— Моя мама, — серьезно ответил Прося, у которого, как оказалось, не было чувства юмора, но было двести ценнейших научных талантов, — снесла триста двадцать икринок. И больше к ним не возвращалась. Мы воспитывались в инкубаторе.
   
После сложных переговоров с родителями разрешение работать до полуночи было получено, и ровно в двенадцать часов аспирант Прося сказал:
   
— Можете брать ваш катализатор и идти домой.
   
И тут же забыл о своих помощниках. Даже вроде и не слышал, как Аркаша с Алисой благодарили его. А может, все слышал, но был уже занят другой проблемой.
   
На следующий день Аркаша ввел катализатор в зерно пшеницы и высадил его в ящик. И случилось чудо. Алиса, которая стояла рядом с лейкой, наполненной водой с удобрениями, увидела, как из темной влажной земли показалась зеленая стрелка и потянулась вверх с такой скоростью, как жучок ползет по ветке.
   
Алиса хоть и ожидала увидеть нечто подобное, но так удивилась, что забыла поливать росток. Аркаша выхватил у нее лейку.
   
— Ты хочешь все загубить! — закричал он.
   
На его крик в лабораторию вбежали сестры-близняшки Маша и Наташа Белые, заглянул на шум глупый, но любопытный питекантроп Геракл, а жираф Злодей сунул голову в открытое окно.
   
Через час пшеница уже была взрослой. Стебель начал колоситься.
   
Пашка Гераскин, который прибежал откуда-то взмыленный, сначала не поверил, что зерно посажено так недавно, а поверив, обрадовался и начал строить планы. Слушать его не стали, но и не прогнали — не чужой человек на биостанции.
   
Тем же вечером пшеница созрела, пожелтела, зерна ее осыпались из колоса, а экспериментаторы разошлись по домам. Алиса позвонила аспиранту Просе и сказала ему:
   
— Спасибо, катализатор действует.
   
— Чепуха, — ответил Прося басом, — пустяки.
   
Но видно было, что аспирант доволен.
   
Когда Алиса на следующее утро забежала перед школой на биостанцию, там уже был Аркаша. Расстроенный — смотреть жалко.
   
— Что случилось?
   
— Что и должно было случиться, — ответил Аркаша. — Когда за дело берутся такие недоумки, как мы.
   
И он показал на ящик с землей, где они вчера выращивали пшеницу. Ящик был полон пересушенной пыли, поверх нее лежал слой соломы.
   
Алиса поняла с первого взгляда: когда они ушли, зерна, упавшие из колоса, начали прорастать — уже не одним стеблем, а целым лесом стеблей. Но вырасти они не смогли — не хватило воды. Они высосали воду из ящика до последней микрокапли и погибли.
   
Алиса с Аркашей написали о своих работах небольшую статью в научный журнал. Они хотели, чтобы третьим автором был аспирант Прося, без которого они никогда бы не выделили катализатор, но аспирант сказал: «Чепуха!»
   
— Слушай, Прося, — сказала Алиса, которая уже привыкла к аспиранту и перестала перед ним робеть. — Пошли гулять. Ты скоро зачахнешь в своей комнате. Тебя не узнают триста твоих братьев и сестер.
   
— Чепуха, — сказал аспирант. — У меня же нет сестер. Из икры моей мамочки выводятся только мальчики.
   
И никуда, конечно, не пошел.
   
Алиса с Аркашей продолжали опыты. Им удалось вырастить кактус ростом с двухэтажный дом за какие-нибудь два часа, потом они начали опыты с яблоней. Яблоня выросла быстро, совсем как в сказке. И яблоки налились, покраснели и поспели за несколько минут. Одно яблоко Алиса даже успела съесть, но остальные упали на землю и тут же сгнили.
   
Никому не хочется трудиться зря. Поэтому Аркаша позвал на помощь ребят с технической станции. Ребята пришли, подивились на то, как растет яблоня, и сконструировали компотную машину.
   
Машина была простой. Представьте себе широкий и глубокий металлический желоб. Он свернут кольцом диаметром побольше метра. В него налита вода, которая в нужный момент подогревается до кипения. Желоб положили на землю и в центр образованного им круга посадили яблоневое семечко. Пока яблоня росла, вода в желобе нагревалась. И начала кипеть, как только яблоки созрели.
   
Тут надо было не терять ни секунды. Биологи и техники принялись трясти яблоню, и яблоки, поднимая фонтанчики горячей воды, посыпались в желоб. Машенька Белая ходила вокруг и сыпала в желоб сахар. Через несколько минут в желобе оказалось сорок литров изумительного яблочного компота.
   
Все закричали «ура!» и сели пить компот. Даже если ты очень любишь компот, не так просто выпить сорок литров. Пили сами, угостили жирафа Злодея, который вежливо отказался, дали кружку питекантропу Гераклу, а компот все не кончался. И тут кто-то вспомнил, что нет Пашки Гераскина. Он так и не выходил из лаборатории.
   
— Пашка! — позвала Алиса Гераскина. — Ты что компот не пьешь?
   
— Сейчас! — откликнулся тот из лаборатории. — Некогда.
   
— Странно, — сказал Аркаша. — И даже подозрительно. Я не могу поверить, что наш друг откажется от компота, если он не замыслил какие-нибудь каверзы.
   
— Я ничего не замыслил, — откликнулся Пашка. — Может, у меня живот болит.
   
И голос у Пашки был такой лживый, что Алиса поднялась и поспешила в лабораторию. Аркаша за ней.
   
При виде друзей Пашка быстро выскочил из-за лабораторного стола, сжимая что-то в кулаке. Алиса сразу заметила, что катализатора в пробирке осталось на донышке и манипулятор включен.
   
— Ты что здесь делал? — произнесла она грозно.
   
— Ничего интересного, — ответил Пашка, — так… наблюдал.
   
— Ты лжешь, бледнолицый! — возразил Аркаша. — Покажи, что у тебя в кулаке.
   
Ловким движением Пашка увернулся от Аркаши, прыгнул в открытое окно и бросился прочь.
   
Алиса кинула взгляд вокруг. На полу валялась кедровая шишка. Она подняла ее. Шишка была вылущенной — ни одного орешка.
   
— Аркаша! — воскликнула Алиса. — Он хочет вывести скороспелый кедр!
   
— Но через час такой кедр вырастет на сто метров и рухнет. Может произойти несчастье, — испугался Аркаша.
   
И они кинулись вслед за Пашкой.
   
Пашку они настигли у Арбатской площади. Он бежал по газону к стоянке флаеров.
   
— Стой! — закричал Аркаша на бегу. — Послушай!
   
Пашка увидел преследователей, которые старались отрезать его от флаера, и метнулся в сторону. Алиса прыгнула за ним и свалила его на газон. Пашка вырвался, побежал было дальше, но тут на него навалился Аркаша.
   
Люди на площади остановились, не понимая, что происходит. Пашка отбивался как лев, а Алисе и Аркаше бороться было нелегко — ведь в каждом литра по два компота! Правда, тут им на помощь подоспели остальные биологи, и наконец Пашка был повержен.
   
— Где семена? — спросила Алиса.
   
— Ничего не знаю, — упрямо сказал Пашка. — Не было никаких семян.
   
— Похвалиться захотел? — сказал Аркаша. — Я тебя знаю. А ты подумал, что через час эти кедры рухнут от старости и, может, даже на детей?
   
— Не рухнут, — сказал Пашка мрачно. — Вы такое дело погубили, что даже не представляете. — И он мрачно пошел прочь. Остальные за ним.
   
— Ты хоть скажи, зачем ты наш катализатор истратил. Чего ты хотел? — спросила Алиса.
   
— Я сделал открытие, а вы его сорвали.
   
— Какое еще открытие?
   
— Я хотел посадить эти семена на болоте. Кедры бы высосали всю воду из болота — и не надо никакого осушения. Два часа — и нет болота. Это революция в ирригации.
   
— А почему ты нам ничего не сказал?
   
— А вы бы поверили? Вы бы сказали, что я хочу похвастаться перед знакомыми… Вы меня всерьез не принимаете.
   
— А где семена?
   
— Пока вам сопротивлялся, там потерял. — Пашка обернулся и показал на газон посреди площади.
   
Машенька Белая ахнула.
   
Газона не было. Всю середину Арбатской площади занимала молодая поросль кедровника.
   
Перепуганные прохожие разбегались с площади, флаеры поднимались повыше в небо, от движения молодых ветвей над площадью поднялся ветер.
   
— Их надо выполоть! — закричал Аркаша.
   
— Поздно.
   
И в самом деле — Пашка так накачал семена кедра катализатором, что росли они — метр в минуту.
   
Вскоре уже над площадью шумел лес, и земля начала вздрагивать.
   
Это могучие гибкие корни молодых кедров пробивались сквозь землю в поисках воды — воды им не хватало. Вспучилась и лопнула стенка подземного туннеля — какая-то машина еле успела выскочить оттуда. Как живые, корни рвали подземные коммуникации. Вот они разорвали водопроводную трубу, но и этого им было мало. Земля на газоне просела под тяжестью деревьев.
   
Со сказочной быстротой зрели орехи на ветвях, падали со стуком на землю, и на их месте появлялись новые кедры. Чтобы увидеть вершины деревьев, уже надо было задирать головы.
   
Когда примчались флаеры пожарной команды и ремонтные роботы, на Арбатской площади стоял густой могучий кедровый лес.
   
— Это что еще такое? — остолбенело спросил пожарник, увидев кучку растерянных школьников. — Откуда это? Утром не было.
   
— Ничего, — сказал Аркаша. — Это скоро кончится. Только надо оцепить площадь, чтобы никто не подходил близко к деревьям.
   
— Их рубить дня два придется, не меньше, — сказал ремонтный робот.
   
— Их не придется рубить, — мрачно ответила Алиса.
   
Со страшным скрежетом обвалился туннель, вздрогнули дома вокруг площади, зазвенели стекла в домах.
   
Сверху спустился флаер, и из него вышла высокая гусеница — аспирант Прося.
   
— Чепуха, — сказал аспирант. — Нельзя пускать детей в науку.
   
И тут одно из старых могучих деревьев со страшным скрежетом и треском, ломая ветви, рухнуло на землю, выбив вершиной стекла в ресторане «Прага».
   
И деревья принялись падать — одно за другим.
   
Казалось, что сотрясается вся Москва.
   
— Понимаешь, что ты наделал? — сказала Алиса. — Мы тебя выгоним со станции биологов.
   
— Меня нельзя выгнать, — ответил Пашка как ни в чем не бывало. — Уже завтра по моему методу будут осушать болота во всем мире. Это вам не яблочный компот.
   
Последний кедр упал на искореженную землю, и наступила тишина.
  
  
Второгодники [1986]
   
Сосед Алисы Всеволод Михайлович от случая к случаю работал на телестудии, где играл древних дедов или волшебных злодеев. К тому же любил давать консультации и советы. Не все они были ценными, потому что в сознании деда путалось то, что было при нем, и то, о чем он читал в исторических романах. Он жил на свете так долго, что порой ему казалось, что когда-то он даже встречался с Наполеоном. На самом деле Всеволод Михайлович родился примерно в середине двадцатого века, ему еще не было и ста пятидесяти лет.
   
Алиса любила к нему ходить, потому что дед за свою долгую жизнь так оброс воспоминаниями и сувенирами, как дно корабля ракушками. Часто Всеволод Михайлович рассказывал ей удивительные истории, где правда перемешивалась с вымыслом, отчего истории становились похожи на сон.
   
У деда было одно качество, не всегда приятное для собеседников. Ему казалось, что сто лет назад все было лучше, чем теперь.
   
Иногда он вдруг замирал посреди комнаты, держа на весу тяжелый комплект «Огонька» за 1979 год, и задумчиво произносил:
   
— Мы выходим с Андрюшей из кино. А там киоск. В нем самая вкусная вещь на свете — мороженое эскимо! Хрустит мороз. Мы стоим с Андрюшей и держим по мороженому за деревянные палочки!
   
— Зачем деревянные палочки? — спросила Алиса.
   
— От них был главный вкус. Какой вкус!
   
— Разве сейчас мало мороженого? — удивлялась Алиса.
   
— Это не мороженое. — Дед был категоричен. — Это развлечение для хлюпиков, которые поднимаются на Эверест на фуникулере. В наши дни мы шли туда пешком…
   
Всеволод Михайлович замолк. Потом вдруг сказал:
   
— Завтра у меня день рождения. Сто пятьдесят лет. Круглая дата. А кто об этом вспомнит?
   
За окном шел первый снег, начинался ноябрь, и Алисе стало грустно. Вот прожил человек столько лет, внуков-правнуков много, да все разъехались. Один на Венере живет, другой улетел в звездную экспедицию. Некому деду подарок принести.
   
— А вы не пробовали заказать эскимо на фабрике? — спросила Алиса. — Там же могут сделать все что угодно.
   
— Ты угадала, — сказал Всеволод Михайлович. — В прошлом году я туда поехал. Они покопались в архивах и говорят: эскимо снято с производства шестьдесят лет назад. Рецепт утерян. Можем предложить «Марсианский рассвет», «Шоколадный восторг» и еще сто названий. И кому мешали деревянные палочки?
   
Алиса пришла домой и задумалась.
   
Если эскимо нет, надо его достать. День рождения не бывает без подарка.
   
Алиса достала альбом со старинными монетами, вынула из него металлический рубль с памятником Юрию Долгорукому, выпущенный к Олимпиаде 1980 года, и поехала в Институт времени.
   
Рабочий день кончился. Роботы уже начали уборку, техники проверяли камеры для путешествий во времени, сотрудники, которые вернулись из командировок в прошлое, сдавали находки. Только в одном зале камеру готовили к работе. Перед ней стоял средних лет человек в длинном полосатом халате и белой чалме, в руке у него был суковатый посох, через плечо висел кожаный мешок.
   
— Простите, — спросила Алиса, — вы уезжаете в прошлое?
   
— Да.
   
— У меня к вам небольшая просьба, — сказала Алиса, протягивая человеку рубль. — Для одного дедушки, у которого завтра день рождения, нужно привезти мороженое эскимо.
   
— К сожалению, — ответил человек, — я отправляюсь в Среднюю Азию в четырнадцатый век, чтобы поговорить с Ходжой Насреддином. Боюсь, что в те времена мороженое эскимо еще не делали.
   
Алисе стало неловко, что она задала такой глупый вопрос. Видно же, что человек едет совсем не туда.
   
Надо было возвращаться домой. Но Алиса — человек упрямый. Она пошла дальше. В небольшой комнате увидела камеру, возле которой никого не было. На ней надпись: «Не включать. Испытания».
   
Не включать — так не включать. В Институте времени посторонним вообще находиться нельзя, а к камерам подходить строжайше запрещено.
   
Алиса сказала сама себе: «Я пошла домой». А ноги уже несли ее в камеру. Она включила «пуск». Камера работала нормально. «В конце концов, — подумала девочка, — мне недалеко и ненадолго».
   
Какой код набрать? Допустим, «1986 год». И она нажала на клавиши.
   
Через минуту Алиса вышла из камеры, которая была спрятана в подвале старого дома в переулке у Арбата. В подвале было темно, туда редко кто заглядывал. А если бы заглянул, никогда бы не увидел камеру, искусно спрятанную за кирпичной стеной.
   
Алиса выбралась из подвала и побежала к Арбату. Она уже бывала в прошлом, поэтому не удивилась ни одежде людей, ни шуму.
   
Шел мокрый снег, дул холодный ветер. На углу Арбата, у аптеки, Алиса увидела добрую на вид бабушку.
   
— Простите, — спросила она, — где здесь продают мороженое эскимо?
   
— Не скажу, — ответила бабушка.
   
— Почему? — удивилась Алиса.
   
— Ты никогда не донесешь мороженое до дома, съешь его на улице. Тут же у тебя начнется ангина, ты ляжешь в постель и пропустишь занятия в школе. Отстанешь от своих товарищей по классу и останешься на второй год. И никто тебя не пожалеет, потому что ты сама во всем виновата.
   
Бабушка говорила очень строго, глаза ее за толстыми стеклами очков сверкали.
   
— Это не для меня, — сказала Алиса, — это для дедушки.
   
— Ах, ты еще и лжешь! — возмутилась бабушка. — Ни один дедушка не будет есть эскимо. Эскимо — это мороженое для прогульщиков и второгодников!
   
Алиса побежала прочь.
   
«Бабушка не представляет, — думала она, — что у нас нет ангины, свинки, коклюша и скарлатины, что я купаюсь в проруби и поднимаюсь на Эльбрус. Но ведь бабушка не поверит… И то, что на второй год у нас не оставляют, она тоже не подозревает».
   
Если бы Алиса знала в тот момент, как она ошибается!
   
Буквально через сто метров Алиса увидела нужного человека. Нужному человеку было лет двадцать. Он медленно шагал по улице и жевал мороженое.
   
— Где вы его купили? — спросила Алиса.
   
— В такую погоду… — начал было молодой человек, но увидел отчаянные глаза Алисы и быстро ответил: — У метро. Деньги есть?
   
— Спасибо! — Алиса бросилась в том направлении, какое указал молодой человек.
   
Киоск был открыт. У стекла выставлены в ряд пачки, но Алиса не знала, какое из них — эскимо. И сколько оно стоит. Поэтому довольно робко протянула рубль в окошечко и сказала:
   
— Мне одно эскимо, пожалуйста.
   
Толстая женщина в белом халате поверх пальто открыла крышку холодильника, вынула оттуда совсем маленькую, невзрачную на вид пачку, из которой торчала плоская деревянная палочка, и начала считать сдачу. Она пододвинула мелочь Алисе, но та не уходила.
   
— Ты что? — спросила продавщица.
   
— Скажите, а у вас коробка есть? — спросила Алиса.
   
— Зачем коробка?
   
— Мне домой надо отнести, дедушке на день рождения. Я боюсь, что оно растает. Я вам все деньги оставлю. Мне не нужно.
   
— Нет, вы только поглядите! — громко сказала продавщица, как будто выступала перед большим залом. — Ребенок о дедушке заботится, себя без мороженого оставляет, а я должна с нее деньги за пустую коробку брать! Да за кого вы меня принимаете? Держи свои деньги, дай мне сюда свое мороженое!
   
Продавщица отобрала эскимо у Алисы, вытащила из-под прилавка довольно большую коробку из-под торта и положила в нее кучу дымящихся кусков сухого льда. Потом спрятала в лед целых пять пачек эскимо, закрыла коробку, завязала ее и сказала:
   
— Бери, вот тебе еще пачка, сама съешь. И не суй мне свои деньги. Пускай мне внук на день рождения мороженого принесет!
   
И как ни старалась Алиса отдать продавщице деньги, ничего из этого не вышло. Так и вернулась она в будущее, прижимая к груди холодную коробку, а в кулаке сжимая горстку мелочи.
   
Когда Алиса вышла из временной кабины, она очень удивилась.
   
В зале было человек пятьдесят. Среди них ее папа, мама, Всеволод Михайлович, врачи, ученые, техники и даже директор Института времени.
   
— Алиса, ты жива! — закричала мама, схватив ее в объятия.
   
— Осторожно! Коробку раздавишь.
   
— Я же говорил, что ничего не случится, — сказал директор института. Но голос его дрожал от волнения.
   
— Как вы успели сюда прийти? — спросила Алиса. — Меня ведь не было самое большее полчаса.
   
— Ты, по-моему, не умеешь читать, — сердито произнес директор института, — видишь надпись: «Не включать. Испытания».
   
— Я виновата, — сказала Алиса, — но мне так хотелось сделать подарок Всеволоду Михайловичу на день рождения.
   
И она протянула коробку. Дед открыл коробку, из нее повалил белый пар.
   
— Эс-ки-мо! — изумился дед. — Девочка, дорогая моя девочка… — Больше он ничего не смог выговорить от волнения.
   
Тут Алиса поглядела в окно и увидела, что деревья одеты в молодую листву.
   
— Что такое? — удивилась она.
   
— Сейчас май, — ответила ее мама. — И мы полгода живем в ужасе.
   
— Это экспериментальная машина для исследования времени. Тебе казалось, что прошло полчаса, а ты отсутствовала полгода, — объяснил директор института.
   
К сожалению, эта история так просто не кончилась.
   
На следующий день Алиса пошла в школу.
   
Светило солнце, пели птицы, летали майские жуки. Зацветала сирень.
   
В классе ее ждали. Но она ничего не успела рассказать — ее сразу же вызвал директор школы.
   
Директор ждал Алису в оранжерее. Сам он преподавал генетику и притом был крупным профессором по генному конструированию, так что его растительные питомцы были сами на себя не похожи.
   
— Алиса, — спросил директор, — знаешь ли ты, что прошло полгода с тех пор, как ты в последний раз пришла в школу?
   
— Мне очень трудно в это поверить, — ответила Алиса. — Но все об этом говорят.
   
— А знаешь ли ты, — продолжал директор, как будто не услышав ответа, — сколько всего интересного и важного узнали за это время твои товарищи по классу?
   
Он сорвал с куста анютиных глазок нечто похожее на огурец и протянул Алисе. Она послушно откусила от этого зеленого, которое оказалось на вкус самой обыкновенной морковкой.
   
— Да, — ответила Алиса, — знаю, и мне очень жалко, что я так много пропустила.
   
— Что же будем делать? — поинтересовался директор. — Думаю, тебе придется остаться на второй год в третьем классе. Немного отдохни от своего путешествия, почитай, позанимайся сама, а со следующего сентября пойдешь снова в третий класс.
   
— Нет, — сразу ответила Алиса.
   
— Но почему?
   
— Я не могу остаться без моих ребят, — сказала Алиса. — Они все мои друзья. Я догоню. В конце концов, я уже взрослый человек.
   
— Взрослые люди, — резонно возразил директор, — не лазят без спроса в сломанные машины времени и не сводят с ума своих родителей. Считай, что вопрос закрыт. Ты свободна, Алиса Селезнева.
   
Алиса послушно вышла из оранжереи и, понурив голову, побрела в класс.
   
— Ну что там? — спросил ее друг Пашка Гераскин. — Ругался?
   
— Хуже, — ответила Алиса. — Оставил на второй год.
   
Все ребята ахнули.
   
— Ни в коем случае! — сказал Пашка. — Я этого не допущу.
   
— Как же ты не допустишь? — спросила Машенька Белая. — Если наш директор решил… — И она, грустно вздохнув, добавила: — Но без тебя, Алиса, наш класс станет не тем.
   
— А я знаю, что сделаю, — сказал Аркаша Сапожников, самый умный ученик в классе.
   
Он включил свою пишущую машинку и начал диктовать. Все окружили Сапожникова и смотрели на лист бумаги, который медленно вылезал из машинки.
   
— «Заявление, — говорил Аркаша. — Директору школы. Сейчас я веду большую научную работу, и мне совершенно некогда заниматься текущими учебными делами. Очень прошу оставить меня на второй год. С уважением Аркадий Сапожников, третий класс».
   
— Это что же получается! — закричал Пашка Гераскин. — Значит, Сапожников будет учиться с Алисой и дальше, а мы к ним в гости будем ходить? Где моя пишущая машинка?
   
Он тут же включил пишущую машинку и принялся ей диктовать.
   
Сестры-близнецы Маша и Наташа Белые тоже кинулись к своим пишущим машинкам, а Джавад сказал:
   
— Нельзя повторяться, это вызовет подозрения. Я скажу все честно.
   
В этот момент в класс вошла молоденькая учительница Каролина Павловна и, поздоровавшись, принялась с грустью разглядывать Алису.
   
Аркаша тихо подошел к столу и положил перед учительницей свое заявление.
   
— Ничего не понимаю, — сказала Каролина Павловна, — какую такую работу ты ведешь, которая тебе мешает учиться?
   
— А вот мое заявление. — Пашка Гераскин принес листок бумаги.
   
— «Директору школы, — прочла вслух Каролина Павловна. — Я должен признаться вам, что только сегодня понял, что весь год недостаточно вдумчиво занимался и материала за третий год совершенно не усвоил. Поэтому мне очень хочется еще раз прослушать весь курс третьего класса. Надеюсь, что мне не откажут в моей просьбе. С уважением Павел Гераскин».
   
— Как? — удивилась Каролина Павловна. — Значит, ты меня обманывал? А я всегда думала, что тебе интересно на моих уроках.
   
— Интересно, — сказал Пашка, — вот я их еще раз и прослушаю.
   
Заявления одно за другим ложились на учительский стол.
   
— Невероятно! Я сойду с ума! — воскликнула Каролина Павловна, собирая со стола листочки. — Такого не было не только в истории нашей школы, но и в истории человечества.
   
И с этими словами она быстро ушла из класса.
   
А когда шум в классе немного утих, Алису и Пашку избрали от класса разведчиками, чтобы они подкрались к оранжерее, где уже заседал учительский совет, обсуждая необычные события в третьем классе.
   
Когда ребята подкрались к оранжерее и спрятались за кустами, совет уже кончался. Говорил директор. Он держал в руке стопку заявлений.
   
— Мы воспитываем в нашей школе самостоятельных людей и всегда стараемся уважать их мнение, даже если это только первоклассники. Если сегодня по разным причинам весь третий класс хочет остаться на второй год, мы не можем подозревать, что все дети делают это из лени или нежелания трудиться. Таких в наше время почти не осталось. Следовательно, мы должны удовлетворить их просьбу. Но, с другой стороны… — Директор сделал паузу, а Пашка прошептал Алисе на ухо:
   
— Если он и в самом деле оставит нас всех на второй год, мои родители ужасно удивятся…
   
— Но, с другой стороны, — повторил директор, — я полагаю, что есть выход. Алиса, ты подслушиваешь?
   
— Да, — призналась Алиса, выходя из кустов.
   
— Подслушивать нехорошо, тем более что у нас нет секретов от учеников.
   
— Извините, — сказала Алиса. — Но мы переживаем.
   
— Передай своим товарищам, — попросил директор, чуть улыбаясь, — что мы удовлетворили просьбу твоего класса. И весь класс оставлен на второй год. И будет в будущем году снова называться третьим классом. Но если твои товарищи помогут тебе, Алиса, наверстать то, что ты пропустила за полгода, и ты сама поработаешь летом, то первого сентября мы устроим тебе экзамен, и если ты его выдержишь, то всех переведем в четвертый класс. Тебе ясно?
   
— Ясно, — обрадовалась Алиса. — Спасибо.
   
— Ну, конечно, если Паша Гераскин чувствует, что он не справился с годовой программой, мы сделаем для него исключение и оставим его…
   
— Не надо, — выскочил из кустов Пашка. — Я буду заниматься вместе с Алисой.
   
На том и порешили.
   
Разумеется, третий класс не остался на второй год. Уже в конце мая Алиса догнала своих ребят. Правда, всем, и ей в первую очередь, пришлось немало потрудиться.
  
  
Это ты, Алиса? [1986]
   
Корабль «Пегас» летел в соседнюю Галактику. Он только вышел из суперпрыжка, как Алиса Селезнева увидела на экране корабль, который летел навстречу.
   
— Папа! — воскликнула Алиса. — Я этот корабль где-то видела.
   
— Странно, — ответил профессор Селезнев. — Здесь еще не бывал ни один земной корабль.
   
— Не нравится мне это, — заметил капитан Полосков. — Это хорошо не кончится.
   
Уже через несколько минут стало ясно, что Алиса была права. Всем им уже приходилось видеть этот корабль: на его борту была надпись «Пегас».
   
Скоро корабли так сблизились, что включилась видеосвязь. И на экране, перед которым стоял капитан Полосков, появилось лицо другого Полоскова. Первый Полосков так удивился, что сначала себя даже не узнал.
   
— Вы откуда летите? — спросил он своего двойника.
   
— С Земли, — ответил тот. — А вы?
   
И тут капитаны оба замолчали и уставились друг на друга.
   
— Наверное, это оптический эффект, — сказал профессор Селезнев.
   
— И мы видим самих себя, — продолжал его двойник с экрана. — Но почему мы тогда говорим не одновременно?
   
— Папа! — воскликнула Алиса. — А может, у тебя был близнец?
   
— А ты тогда моя близняшка, — сказала с экрана вторая Алиса.
   
— Приготовиться к стыковке, — сказал первый капитан Полосков.
   
— Подготовиться к стыковке, — отозвался эхом второй капитан.
   
   
Алиса первой подбежала к переходному люку. За ней шел Полосков, который держал в руке пистолет.
   
— Зачем ты так? — удивилась Алиса.
   
— Не исключено, что там оборотни, — ответил капитан, — космические пираты. А у меня — на борту ребенок.
   
В этот момент люк открылся. С той стороны люка стояла вторая Алиса, а за ее спиной второй Полосков с пистолетом.
   
Тут первый профессор Селезнев отобрал пистолет у первого Полоскова, а второй — у второго. Они подошли друг к другу и поздоровались.
   
— Папа, — хором воскликнули обе Алисы. — Скажи, что это значит?
   
— Вернее всего, — ответил профессор, — в этом виновато искривление пространства. В этой точке соприкоснулись два параллельных мира. В них все одинаково… или почти все.
   
Алиса уже все поняла и сказала своей двойняшке:
   
— Пошли ко мне.
   
— Нет, — сказала та, — пошли ко мне.
   
— У них даже характеры одинаковые, — засмеялись Селезневы.
   
Когда Алиса попала в каюту другой Алисы, она больше всего удивилась тому, что на таком же, как у нее, столике там были разложены такие же подарки для ребят из ее класса. Она подняла голубую раковину и спросила:
   
— Это ты для кого везешь?
   
— Разумеется, для Пашки Гераскина, — ответила вторая Алиса.
   
И девочки рассмеялись.
   
— Интересно, — спросила потом вторая Алиса, — у нас все точно совпадает или есть разница? Давай проверим.
   
И они начали исследовать оба корабля, чтобы найти разницу. В это время профессора Селезневы обсуждали проблемы изогнутости пространства, а капитаны Полосковы жаловались друг другу на непослушных Алис.
   
За час, пока корабли летели вместе, девочки облазили оба корабля.
   
И тут зазвучал сигнал компьютера. Кораблям пора было расставаться, иначе они затеряются в пространстве и никогда не вернутся домой.
   
— Прошу всех собраться у переходной камеры, — раздался голос профессора Селезнева.
   
Через минуту оба экипажа стояли там.
   
— Я нашла, — воскликнула Алиса, — у нас в камбузе зеленая кастрюля, а у вас синяя!
   
— И я нашла! — откликнулась вторая Алиса. — У нашего Полоскова усы длиннее.
   
— Давайте прощаться, — сказал Селезнев. — Осталось две минуты. В будущем мы наладим постоянную связь между нашими мирами. Надеюсь, никто не перепутал корабль?
   
Все засмеялись и стали прощаться. Было немного грустно — встретились с самими собой, а надо расставаться.
   
Потом люк закрылся, и Алиса вслед за старшими перешла на капитанский мостик. Они видели на экранах лица новых друзей. Потом связь прервалась, и второй «Пегас» превратился в зеленую звездочку на дисплее.
   
   
Алиса ушла к себе в каюту, чтобы записать в дневник события этого невероятного дня.
   
«С нами случилось удивительное приключение», — написала она и остановилась. Что-то неладно.
   
И тут она поняла: вся страница до последней фразы была написана черной пастой, а последняя фраза — синей.
   
Какой ужас! — подумала Алиса. Значит теперь она — не она, и ее папа — чужой. Она не заметила в беготне, что осталась на чужом корабле. Надо немедленно сказать… Но какое это будет горе для отца! И для капитана Полоскова! И для мамы! Нет, придется хранить тайну всю жизнь.
   
Тут открылась дверь, и в каюту вошел отец.
   
— Алиса, — сказал он, — ты не взяла случайно мою синюю ручку? А то я гляжу — у меня ручка с черной пастой. Наверное, твоя.
   
— Ой, моя! Как ты меня обрадовал. Значит, я — твоя дочь!
  
  
Гай-до [1986]
    
    
Гай-до и его госпожа
     
     
В нашей Галактике много планет, где обитают разумные существа. Большинство из них — люди. Другие — похожи на людей. Третьи — похожи на что угодно, только не на людей.
     
Как-то директор московского Космического зоопарка профессор Селезнев взял свою дочь Алису на конференцию космозоологов. Там собрались ученые с 342 планет.
     
Сам зал заседаний был устроен необычно. Амфитеатр занимали люди и подобные им создания. По крайней мере, настолько подобные, что могли сидеть в креслах или на полу.
     
Вместо партера был устроен бассейн, где плавали и плескались делегаты, привыкшие жить в воде. Балконы были превращены в аквариумы, и там находились делегаты, которые дышат метаном, аммиаком и другими газами. А под самым потолком реяли и порхали летающие делегаты.
     
     
Порой космозоологи отлично понимали друг друга, а иногда начинали так отчаянно спорить, что Алисе становилось страшно — а вдруг они пустят в ход все свои зубы, когти, щупальца, иглы и клювы? И начнется первая зоологическая война.
     
Но до войны дело не дошло.
     
На конференции был делегат и с планеты Вестер. Алиса его не заметила, потому что жители планеты Вестер не отличаются от землян. Только глаза у них сиреневые, а на ногах шесть пальцев.
     
Если бы Алиса тогда знала, какую роль сыграет планета Вестер в ее жизни, она бы, конечно, подошла к профессору с Вестера и спросила бы, не знаком ли он с изобретателем Самаоном Гаем. А профессор бы ответил, что тысячу раз видел изобретателя, так как живет в соседнем доме и может рассказать много интересного о самом Самаоне и его дочке Ирии.
     
…Самаон Гай жил на окраине города в отдельном обширном доме, большую часть которого занимали лаборатория и мастерская. Гай работал один. Его звали в институты, предлагали конструкторское бюро. «Нет, — отвечал он, — когда рядом со мной чужие люди, я не могу думать. — И добавлял: — Вот родится у меня сын, я выращу себе помощника, и мы вдвоем построим такой корабль, что вся Галактика ахнет».
     
     
Самаон мечтал о сыне. Он ему придумал имя Ирий, что означает «солнечный». Самаон заранее покупал сыну игрушки, инструменты и приборы, чтобы тот, как родится, сразу занялся делом. Над мастерской он построил комнату для сына, в которой все, от гимнастических снарядов до маленькой лебедки и миниатюрной штанги, сделал собственными руками.
     
И тут случилась неожиданность: жена Самаона родила ему дочку. Нормальную, здоровую, веселую дочку. Но дочку!
     
Самаон Гай решил, что жена нарочно это сделала, потому что никогда его не любила. Так он ей и сказал. Правда, после того, как два месяца вообще с ней не разговаривал.
     
За эти два месяца Самаон Гай решил, что еще не все потеряно. Если у него нет сына, то он сделает сына из дочери. Он назвал дочь Ирией, что значит, как вы уже догадались, «солнечная», потом отнял ее у матери и переселил в комнату над мастерской. Самаон сам растил и воспитывал дочь, никого к ней не подпуская. Он не подарил ей ни одной куклы и не разрешил дотронуться до нитки с иголкой. Он запрещал ей собирать цветы и играть с девочками. Зато с раннего детства Ирия должна была водить автомобиль, поднимать штангу, заниматься боксом и вольной борьбой, прыгать с парашютом, считать в уме, работать с компьютером, пилить, строгать и паять. Даже в школу он ее не пускал, чтобы она не заразилась какими-нибудь женскими слабостями.
     
Мать Ирии редко видела свою девочку. Ей разрешалось только кормить семью, шить и стирать. Она несколько раз просила своего мужа: «Можно я рожу второго ребенка?» Но тот отвечал: «Хватит с меня одного». И нет ничего удивительного, что мать Ирии скоро умерла. И тогда уж ничего не могло остановить отца.
     
Ирия не подозревала, что существует другая жизнь, в которой девочки не поднимают штангу, не прыгают с крыши на землю, не водят гоночных автомобилей и не занимаются боксом. Она была уверена, что так живут все девочки Вселенной.
     
Понемногу отец учил Ирию и ремеслу конструктора космических кораблей. Разумеется, трудно построить в мастерской настоящий корабль — обычно Самаон Гай делал только макеты, но его макеты были настолько хороши, что многие заводы были рады заполучить макет и сделать по нему большой корабль.
     
Когда Ирии исполнилось десять лет, она была куда больше похожа на мальчишку, чем на девочку. Руки в мозолях, ногти обломаны, волосы подстрижены совсем коротко, движения резкие и быстрые. Самым большим удовольствием в ее жизни было взять в руку широкий загнутый нож и вырезать из дерева модель будущего корабля или игрушечный бластер. После работы она ныряла в прорубь, если дело было зимой, или плавала с аквалангом, если стояло лето.
     
Отец был доволен. Ирия оказалась лучше обыкновенного сына. А если добавить, что у нее была такая великолепная память, что она знала наизусть всю таблицу логарифмов и могла в две секунды извлечь корень шестой степени из десятизначного числа, выучила наизусть все учебники и бегала стометровку быстрее десяти секунд, то можно согласиться с Самаоном Гаем, что ему повезло.
     
В доме Самаона Гая не было радио и телевизора. Ирия даже в университет не ходила. Профессора читали ей лекции дома. Самаон выбирал самых старых профессоров, которые не думали ни о чем, кроме своей науки.
     
Самой заветной мечтой Самаона Гая было построить умный корабль. Нет, не робот. Кораблей-роботов, которые сами выбирают курс, сами добираются до нужной планеты, сами разгружаются и загружаются, немало летает во Вселенной. Гай хотел сделать корабль, который будет думать.
     
Такой корабль нужнее всего в небольшой экспедиции. Он сам привезет ученых, будет поддерживать связь с базой. Если нужно, поможет советом, если нужно, сам выполнит задание. А главное, станет разумным и добрым собеседником, преданным другом, который готов пожертвовать собой ради экипажа. Такой корабль, хоть и небольшой по размеру, должен быть самостоятельным и, кроме обыкновенных двигателей, иметь гравитационный, чтобы совершать прыжки между звездами.
     
Над подобной задачей давно ломали голову конструкторы. Но у них либо получалась громадина, либо маломощный планетарный катер, либо обычный корабль-робот, а уж никак не друг и собеседник.
     
Этот корабль Гай решил построить сам. От первого листа проекта до последней кнопки на пульте. Он ухлопал в это дело все деньги, что скопил за жизнь, вложил в работу все знания и опыт. Но все равно без сына-дочки ему бы не справиться.
     
Три года они трудились рука об руку. Когда Ирии исполнилось девятнадцать лет, корабль был уже почти готов. Гай с дочкой даже спали в ангаре и три года питались только бутербродами и лимонадом. Три года Ирия не знала ни одного выходного дня, она отрывалась от работы только для занятий со старыми ворчливыми профессорами.
     
И вдруг случилось несчастье.
     
Самаон Гай срочно выехал в город, чтобы получить на заводе навигационные приборы, но по дороге попал в автомобильную аварию. За те месяцы, что он не выезжал на улицу, в городе левостороннее движение сменили на правостороннее. И единственным автомобилистом, который об этом не подозревал, был изобретатель Самаон Гай. Он врезался в грузовик и погиб.
     
Ирия Гай осталась сиротой.
     
Но раз отец научил ее всегда держать себя в руках, девушка, похоронив Самаона, заперлась в ангаре, заказала себе полугодовой запас бутербродов и лимонада, разогнала старых профессоров и принялась доделывать корабль.
     
И в конце концов она победила. Мечта ее отца осуществилась.
     
Кораблик, который она назвала «Гай-до», что значит на вестерском языке «Брат Гай», взлетел над планетой.
     
Он был так быстр, что даже патрульному крейсеру было нелегко его догнать. Он мог пролететь половину галактики и в то же время мог опуститься, не повредив ни травинки, на полянке размером с волейбольную площадку. Но главное — он был верным и единственным другом Ирии. Они понимали друг друга с полуслова. Гай-до так хорошо знал свою хозяйку, что мог бы вместо нее ходить в библиотеку или магазин. Правда, сделать этого он не мог, потому что оставался все-таки космическим кораблем.
     
Геологи, археологи, палеонтологи, экологи и ботаники планеты Вестер были в восторге от кораблика и просили сделать для них еще один. Но Ирия знала, что повторить Гай-до никто никогда не сможет — в него была вложена жизнь ее отца и часть ее собственной жизни. Поэтому, чтобы никого не расстраивать отказом, Ирия сказала, что сначала потребуются летные испытания.
     
Летные испытания не так уж были нужны — Гай-до и без них мог делать все, что нужно. Но неожиданная шумиха вокруг кораблика очень испугала и утомила Ирию. Она поняла, что отвыкла от людей и не знает, как себя с ними вести.
     
Ирия загрузила корабль всем необходимым для долгого путешествия, договорилась с геологами, что обследует для них несколько планет в пустынном секторе Галактики, и улетела.
     
     
Целый год они летали от планеты к планете. Много сделали интересных открытий, много повидали, но постепенно Гай-до начал замечать, что его госпожа невесела. Как-то вечером она спросила его:
     
— А что дальше?
     
— Дальше? — удивился корабль. — Дальше мы будем лететь от звезды к звезде и обследовать планеты.
     
— А дальше? — спросила Ирия.
     
— Я тебя не понимаю, — сказал корабль. — Очевидно, со временем мы с тобой состаримся и умрем. Так бывает со всеми людьми и кораблями. Это тебя печалит?
     
— Нет, не это. Меня печалит, что я не понимаю, зачем мы летаем?
     
— Чтобы принести пользу науке, — ответил корабль. — Вспомни своего отца. Вот кем надо гордиться. Он всю жизнь посвятил работе и в результате создал меня.
     
— Тебя он даже и не увидел, мою маму уморил, себя загнал до смерти, а меня изуродовал.
     
— Что ты говоришь, госпожа! — закричал кораблик. — Ты же самая сильная и мужественная женщина во Вселенной!
     
— Именно это меня и огорчает, — ответила Ирия, и кораблик ее не понял. Но замолчал, потому что когда у Ирии было плохое настроение, то и у корабля портилось настроение. К сожалению, с каждым днем это случалось все чаще.
    
    
На планете пять-четыре
     
Им осталось обследовать всего одну планету. И потом надо будет возвращаться домой. Но ни Ирия, ни кораблик не знали, хотят ли они этого.
     
В таком настроении они подлетели к последней планете. Названия у нее не было. Только номер. 456–76–54. Они могли бы сами ее назвать. Тот, кто первым обследует планету, имеет право дать ей имя. Но планета оказалась такой негостеприимной и даже некрасивой, что им и называть ее не хотелось. Между собой они называли ее Пять-четыре. А это, разумеется, не имя для настоящей планеты.
     
На планете извергались тысячи вулканов, а от потухших остались кратеры, порой заполненные горячей водой. Из этих озер поднимались гейзеры или пузыри газа. Порой планету сотрясали землетрясения, отчего вулканы рассыпались, а их обломки и лава покрывали долины. На планете Пять-четыре моря были набиты каменными островами и островками, которые вылезали из них, как ягоды из компота, налитого в блюдце. Реки утыкались в горы, исчезали под землей и выбивались фонтанами посреди озер. Долин там не было — нельзя же считать долинами россыпи скал, гор и камней. Этот бестолковый, тоскливый мир освещали четыре небольших красных солнца, так что там не было ночи, но и никогда не было светло. Тени от скал и гор метались по камням и лужам в зависимости от того, какое солнце светило сильнее. Живых существ на планете было мало, а те, что были, таились в скалах или в морях, в трепете ожидая очередного землетрясения или извержения.
     
Эту планету и надо было исследовать Ирии с Гай-до. Составить общую карту, геологическую карту, водную карту, собрать образцы минералов и фауны…
     
Устраивать наземный лагерь они не стали, а вышли на орбиту. А раз Гай-до никогда не спит, то он работал круглые сутки. Первым делом Ирия приготовила себе бутерброды. Она так привыкла питаться бутербродами, что даже забыла, как выглядит суп.
     
Тут она услышала голос корабля: