1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
без настоятельной потребности. А это, в свою очередь, вызвано тем,
что фундаментальное различие между двумя типами законодательства, а
именно — законодательством, которое устанавливает общие правила
поведения, и законодательством, которое дает правительству
возможность действовать по своему усмотрению, недостаточно
осознано.
17.29
Относительно этого различения и по поводу использования термина
«правовая структура» см. F. A. Hayek. Thе Road to Serfdom. London,
1944. См., к примеру, р. 54 (курсив мой), где Хайек говорит о
«противопоставлении… системы постоянно действующих правил, в рамках
которых индивидуумы принимают самостоятельные экономические решения,
системе централизованного руководства экономикой сверху» (русский
перевод: Ф. А. Хайек. Дорога к рабству // Вопросы философии, 1990, N
11, с. 124). Ф. Хайек подчеркивает значение предсказуемости правовой
системы — см., к примеру, р. 56 (с. 125 русского перевода).
17.30
Рецензия, опубликованная в Санкт-Петербургском «Вестнике Европы»,
цитируется Марксом в «Послесловии ко второму изданию "Капитала"»
(Capital, 871) — (МЭ, 23; 19-20).
Отдавая Марксу должное, мы все же должны заметить, что он не всегда
воспринимал свою собственную систему вполне серьезно и часто был готов
поступиться некоторыми положениями своей основной схемы. Он
рассматривал эту схему скорее как точку зрения (и как таковая она
была, безусловно, наиважнейшей для него), чем как систему догм.
На двух следующих друг за другом страницах «Капитала» (Capital,
832-833) мы поэтому находим сначала высказывание, которое подчеркивает
обычную марксистскую теорию вторичного характера правовой системы (или
ее характера как оболочки, как «видимости»), и другое высказывание,
которое приписывает весьма важную роль политической силе государства и
возводит ее в ранг полноценной экономической силы. Первое из этих
высказываний: «Автору следовало бы знать, что законы вообще никогда не
совершают революций» (Capital, 832) — (МЭ, 23, 760). Это утверждение
относится к промышленной революции и к критикуемому Марксом автору,
который требовал принятия правовых актов, осуществляющих
революцию. Второе высказывание является разъяснением (и одним из
наиболее неортодоксальных, с марксистской точки зрения) методов
накопления капитала: все эти методы, — пишет Маркс, — «пользуются
государственной властью, т.е. концентрированным и организованным
общественным насилием… Насилие является повивальной бабкой всякого
старого общества, когда оно беременно новым. Само насилие есть
экономическая потенция» (Capital, 833; курсив мой) — (МЭ, 23;
761). Отрывок вполне ортодоксален, за исключением выделенного мной
курсивом последнего предложения, которое порывает с марксистской
ортодоксией.
Энгельс был более догматичен. Достаточно обратить внимание на его
высказывания в «Анти-Дюринге», где он писал: «Ясно, какую роль играет
в истории насилие по отношению к экономическому развитию». Далее
Энгельс утверждал, что всякий раз, когда «политическая власть
действует наперекор этому развитию… за немногими исключениями, она,
как правило, падает… Этими немногими исключениями являются те
единичные случаи завоеваний, когда менее культурные завоеватели
истребляли или изгоняли население завоеванной страны и уничтожали его
производительные силы… не умея их использовать» (Н. о. М., 277) — (МЭ,
20, 188). (Ср., однако, прим. 13-14 к гл. 15 и соответствующий
текст.)
Догматизм и авторитаризм большинства марксистов — действительно
удивительнейшее явление. Такой догматизм показывает, что марксисты
иррационально используют марксизм как метафизическую систему. Это
отношение можно обнаружить как среди марксистов-радикалов, так и среди
умеренных марксистов. Э. Берне, к примеру, делает удивительно наивное
заявление, согласно которому «опровержения… неизбежно искажают
марксову историю» (см. Н. о. М., 374). Это, по-видимому, означает,
что марксовы теории неопровержимы, т.е. ненаучны. Я же, со своей
стороны, утверждаю, что любая научная теория опровержима и может быть
превзойдена. Л. Лорат (L. Laurat. Marxism and Democracy. Translated by
E. Fitzgerald, 1940, p. 226), придерживаясь другой позиции, пишет:
«Глядя на мир, в котором мы живем, мы не можем не удивляться той почти
математической точности, с которой были реализованы главные
предсказания Маркса».
Сам Маркс, похоже, думал по-другому. Я, конечно, могу ошибаться, но я
верю в искренность его заявления (в конце его «Предисловия к первому
изданию "Капитала"»): «Я буду рад всякому суждению научной
критики. Что же касается предрассудков так называемого общественного
мнения… то моим девизом по прежнему остаются слова… "Segui il tuo
corso, e lascia dir le genti!"» («Следуй своей дорогой и пусть люди
говорят что угодно!» — А. Данте. Божественная комедия, Чистилище,
песнь V) (Capital, 865) — (МЭ, 23; 11).
Примечания к главе 18
18.1
Относительно эссенциализма Маркса и той важной роли, которую понятие
материальных средств производства играет в его теории, см. прим. 13 к
гл. 15. См. также прим. 6 к гл. 17 и прим. 20-24 к гл. 20 и
соответствующий текст.
18.2
Capital, 864 = Н. о. М., 374 — (МЭ, 23; 10). См. также прим. 14 и 16 к
гл. 13.
18.3
То, что я называю дополнительной, второстепенной целью «Капитала», его
антиапологетической целью включает в себя некоторую академическую
задачу, а именно — критику политической экономии с точки зрения ее
научного статуса. Именно на эту задачу своего исследования указывал
Маркс и в названии своей работы, предшествовавшей «Капиталу», а именно
— «К критике политической экономии», и в подзаголовке самого
«Капитала», который в буквальном переводе читается как «Критика
политической экономии». Оба названия определенно намекают на заглавие
известной работы Канта «Критика чистого разума», которое, в свою
очередь, означает: «Критика чистой или метафизической философии с
точки зрения ее научного статуса». (Совершенно явно на это указывает
название краткого изложения «Критики» Канта, а именно — «Пролегомены
ко всякой будущей метафизике, могущей появиться как наука» (в
английском варианте — «Prolegomena To Any Metaphysics Which In Future
May Justly Claim Scientific Status»). Намекая на Канта, Маркс,
по-видимому, хотел сказать следующее: «Точно так же, как Кант
критиковал претензии метафизики, показывая, что это не наука, а в
основном апологетическая теология, так и я критикую здесь
соответствующие претензии буржуазной экономики». В окружении Маркса
считалось, что «Критика» Канта главным образом была направлена против
апологетической теологии — это хорошо видно из ее изложения в работе
друга Маркса Г. Гейне «Религия и философия в Германии»
(H. Heine. Religion and Philosophy in Germany) (см. также прим. 15 и
16 к гл. 15). Интересно, что, несмотря на надзор со стороны Энгельса,
первый английский переводчик «Капитала» (1886) перевел подзаголовок
этого труда как «Критический анализ капиталистического производства»
(«A Critical Analysis of Capitalist Production»), сместив тем самым
акцент с того, что я назвал главной целью марксова исследования на его
второстепенную цель.
Маркс цитирует Э. Берка в Capital, 843, прим. 1 — (МЭ, 23; 218,
прим. 22а). Цитата взята из Е. Burke. Thoughts and Details on
Scarcity. London, 1800, p. 31 и след.
18.4
См. мои замечания о классовом сознании в конце раздела I главы 16.
По поводу сохранения классового единства после окончания борьбы с
классовым врагом я хочу сказать следующее. С моей точки зрения,
предположение о том, что классовое сознание может быть аккумулировано
и сохранено после окончания классовой борьбы и может пережить
породившие его силы, вряд ли согласуется с допущениями, которые Маркс
использует в своем пророческом доказательстве, и особенно с его
диалектикой. Другое же предположение Маркса о том, что классовое
сознание с необходимостью должно пережить эти силы, явно противоречит
его теории, согласно которой классовое сознание рабочих является
отражением или продуктом тяжелых социальных условий. Тем не менее, это
предположение должен принять каждый, кто согласен с Марксом в том, что
диалектика истории непременно ведет к социализму.
В этом контексте особенно интересен цитируемый мною далее отрывок из
«Манифеста Коммунистической партии» (Н. о. М., 46 и след. = GA, Series
I, vol. VI, 46) — (МЭ, 4; 447). В нем ясно говорится, что классовое
сознание рабочих является простым следствием «влияния обстоятельств»,
то есть воздействия соответствующей классовой ситуации. Этот отрывок
содержит также и формулировку критикуемой мной доктрины Маркса, а
именно — его пророчества о бесклассовом обществе. Вот этот фрагмент:
«Если пролетариат в борьбе против буржуазии непременно объединяется в
класс, если путем революции он превращает себя в господствующий класс
и в качестве господствующего класса силой упраздняет старые
производственные отношения, то вместе с этими производственными
отношениями он уничтожает условия существования классовой
противоположности, уничтожает классы вообще, а тем самым и свое
собственное господство как класса. — На место старого буржуазного
общества с его классами и классовыми противоположностями приходит
ассоциация, в которой свободное развитие каждого является условием
свободного развития всех». (См. также текст к прим. 8 к настоящей
главе.) Вера в такое развитие исторических событий прекрасна, но она
носит эстетический и романтический характер. Используя терминологию
самих марксистов, такую социальную теорию можно назвать «утопизмом»,
основанном на субъективных желаниях, а не «научным социализмом».
Маркс боролся — и вполне справедливо — с тем, что он называл
«утопизмом» (см. главу 9). Однако он сам был романтиком и поэтому не
мог распознать наиболее опасные элементы утопизма: романтическую
истерию и эстетический иррационализм. Вместо этого он боролся против
романтических (по-видимому, самых наивных) попыток рационального
планирования, противопоставляя этим попыткам свой историцизм
(см. прим. 21 к настоящей главе).
Во всех достаточно глубоких рассуждениях Маркса и его попытках
применить научный метод присутствуют иррациональные и эстетические
чувства вместо полного контроля за ходом мысли. Это и есть мышление,
которое выдает желаемое за действительное. Именно такое романтическое,
иррациональное и даже мистическое мышление, выдающее желаемое за
действительное, привело Маркса к принятию допущения о том, что
классовое единство и классовая солидарность рабочих сохранятся и после
того, как классовая ситуация кардинально изменится. Таким образом,
мышление, основанное на субъективных желаниях, вера в мистический
коллективизм и иррациональная реакция на ход развития цивилизации
привели Маркса к пророчеству о необходимости пришествия
социализма.
Эта форма романтизма является тем аспектом марксизма, который наиболее
привлекателен для многих его последователей. Весьма трогательно его
выражает И. Хекер в посвящении к своим «Московским диалогам»
(J. F. Hecker. Moscow Dialogues). И. Хекер говорит о социализме как о
«социальном строе, при котором не будет больше борьбы классов и рас и
все будут пользоваться благом и красотой сообща». Кто не хотел бы
обрести небеса на земле! И все же одним из основных принципов
рациональной политики должен стать принцип, согласно которому мы не
можем сотворить небеса на земле. Мы не можем стать свободными духами
или ангелами, по крайней мере в течение нескольких следующих
столетий. Мы связаны с этой землей нашим метаболизмом, как некогда
мудро провозгласил Маркс. Мы, утверждает христианство, являемся
одновременно и духом, и телом. Поэтому мы должны быть более
скромными. Тот, кто обещает в политике и в медицине слишком многое,
скорее всего является шарлатаном. Мы должны стараться улучшить
положение дел в нашем обществе, но мы должны избавиться от идеи
философского камня, отказаться от поиска чудодейственной формулы,
которая превратит наше развращенное человеческое общество в некое
идеальное «золотое» сообщество.
За всеми такими романтическими взглядами на общество стоит присущая
людям надежда изгнать дьявола из нашего мира. Платон полагал, что мы
можем это сделать, изгнав дьявола в низшие классы общества и взяв его
под контроль. Анархисты полагали, что все будет хорошо после того, как
политическая система государства будет разрушена. Маркс лелеял похожую
мечту об изгнании дьявола путем разрушения экономической системы.
Из сделанных мною замечаний вовсе не следует, что нельзя достичь
определенных успехов, даже проводя сравнительно небольшие реформы,
например, такие как налоговая реформа или снижение процентной
ставки. Я настаиваю лишь на том, что мы всегда должны допускать, что
изгнание зла может повлечь за собой новое зло, хотя, может быть,
значительно меньшее и относящееся к совершенно иному аспекту
окружающей нас реальности. Таким образом, вторым важнейшим принципом
разумной социальной политики может быть следующий принцип: цель
политики заключается в том, чтобы выбирать наименьшее зло (как
сформулировал это венский поэт и критик К. Крауз). Политикам следует
не скрывать зло, а проявлять рвение в поисках того зла, к которому
неизбежно приведут их действия, — в противном случае правильная оценка
того, что является наименьшим социальным злом, окажется
невозможной.
18.5
Хотя я не намерен подробно анализировать здесь диалектику Маркса в
целом (см. прим. 4 к гл. 13), я могу, однако, показать, как легко
«усилить» его логически неубедительное доказательство с помощью так
называемого «диалектического рассуждения». В соответствии с таким
рассуждением, нам требуется только одно — представить
антагонистические тенденции внутри капитализма таким образом, чтобы
социализм (например, в форме тоталитарного государственного
капитализма) предстал бы в виде необходимого синтеза. Для этого две
антагонистические тенденции капитализма мы могли бы описать следующим
образом. Тезис: При капитализме имеет место накопление капитала в
руках немногих людей, индустриализация и бюрократическое управление
промышленностью, экономическое и психологическое уравнивание рабочих
посредством стандартизации их нужд и желаний. Антитезис: Происходит
обнищание больших масс людей и рост их классового сознания вследствие
(а) классовой войны и (b) осознания своей первостепенной роли в
экономической системе как системе индустриального общества, в котором
рабочий класс является единственным производящим классом и,
соответственно, единственным существенным классом (essential class),
т.е. классом, выражающим сущность данного общества (см. также прим. 15
к гл. 19 и соответствующий текст).
Бряд ли нужно подробно показывать, как из принятых допущений возникает
искомый марксистский синтез. Однако необходимо подчеркнуть, что с
помощью незначительного изменения акцентов в описании рассматриваемых
антагонистических тенденций можно получить различные «синтезы» —
фактически любой из тех, который кому-то хочется обосновать. Например,
можно легко представить в виде такого необходимого синтеза и фашизм, и
«технократию», и систему демократического интервенционизма.
18.6
В связи с обсуждаемыми в тексте вопросами Брайен Маги пишет: «Именно
этим проблемам посвящена книга М. Джиласа «Новый класс»
(М. Djilas. The New Class) — хорошо разработанная теория
коммунистической революции, написанная нераскаявшимся
коммунистом».
18.7
История рабочего движения полна противоречий. Она свидетельствует о
том, что рабочие в свое время были готовы к величайшим жертвам в
борьбе за свободу своего класса и всего человечества. Вместе с тем в
этой истории есть много глав, повествующих об элементарном эгоизме и
преследовании рабочими сугубо групповых интересов во вред интересам
других групп.
Вполне понятно, что профессиональный союз, объединяя входящих в него
членов и создавая им достаточно выгодные условия жизни с помощью
коллективных договоров, лишает этих преимуществ тех, кто не
присоединился к союзу, включив, например, в коллективные договоры
условие о том, что работа предоставляется только членам союза. Однако
совсем другое дело, когда союз, став монополистом, закрывает свой
список членства, не предусмотрев даже надлежащей процедуры принятия
новых членов (такой, как прямое перемещение в списке ожидания),
т.е. закрывает путь в союз тем рабочим, которые хотели бы в него
вступить. Такое вполне может случиться. Действительно, то, что человек
является рабочим, не есть гарантия того, что он всегда будет помнить о
солидарности угнетенных и не будет в полной мере пользоваться
доступными ему экономическими преимуществами, то есть эксплуатировать
своих коллег.
18.8
«Манифест Коммунистической партии» (Н. о. М., 47 = GA, Series I,
vol. VI, 546) — (МЭ, 4; 447). Более полно этот отрывок процитирован в
прим. 4 к настоящей главе, где речь идет о романтизме Маркса.
18.9
Термин «капитализм» слишком неясен для того, чтобы использовать его в
качестве названия конкретного исторического периода развития
общества. Первоначально этот термин применялся в уничижительном смысле
(«система, способствующая получению больших доходов людьми, которые не
работают») и сохранил такой смысл в обыденном употреблении. В то же
время он использовался и в качестве научного термина, но при этом ему
придавались самые различные значения. Следуя Марксу, можно даже
сказать, что «капитализм» в определенном смысле является синонимом
«индустриализма», поскольку всякое накопление средств производства
можно назвать «капиталом». В этом смысле коммунистическое общество, в
котором весь капитал принадлежит государству, вполне корректно можно
назвать «государственным капитализмом». Учитывая отмеченную
многозначность понятия «капитализм», я предложил использовать термин
«неограниченный законодательно капитализм», или «не регулируемый
законодательно капитализм», для обозначения того периода развития
общества, который анализировал Маркс (называя его «капитализмом»), и
назвать интервенционизмом переживаемый нами в настоящее время
исторический период развития общества. Название «интервенционизм»
охватывает все три типа современной социальной инженерии:
коллективистский интервенционизм России, демократический
интервенционизм Швеции и «малых демократий», «Новый курс» Америки и
даже фашистские методы строго регламентируемой экономики. То, что
Маркс называл «капитализмом», то есть не ограниченный законодательно
капитализм, полностью сошел с исторической сцены в двадцатом веке.
18.10
Партия шведских «социал-демократов», торжественно провозгласившая
«шведский эксперимент», когда-то была марксистской, но отказалась от
марксистских теорий перед тем, как принять на себя государственную
ответственность и начать важнейшие социальные реформы. Одним из
пунктов, в котором шведский эксперимент расходится с марксизмом,
является акцент на потребителя и роль потребительских кооперативов в
отличие от догматического марксистского акцента на производство. В
шведской социально-технологической экономической теории сильно влияние
того, что марксисты называют «буржуазной экономикой», в то время как
ортодоксальная марксистская теория стоимости вообще не играет в ней
никакой роли.
18.11
Об этой программе см. Н. о. М., 46 = GA, Series I, vol. VI, 545 — (МЭ,
4; 446-447). Ср. пункт (1) этой программы с текстом к прим. 15 к
гл. 19.
Можно заметить, что даже в одном из самых радикальных предложений,
когда-либо выдвинутых Марксом (см. «Обращение Центрального комитета к
Союзу коммунистов» (К. Marx. Address to the Communist League, 1850)),
он рассматривал прогрессивный налог как в высшей степени революционную
меру. В конце этого обращения при описании революционной тактики,
которая сконцентрирована в боевом лозунге: «Непрерывная революция!»,
Маркс пишет: «Если демократы предлагают пропорциональный налог,
рабочие должны требовать прогрессивного; если сами демократы
предлагают умеренно-прогрессивный налог, рабочие должны настаивать на
налоге, ставки которого растут так быстро, что крупный капитал при
этом должен погибнуть» ((Н. о. М., 70) — (МЭ, 7; 267); см. также
прим. 44 к гл. 20).D.u
18.12
Относительно моей концепции постепенной, поэтапной (piecemeal)
социальной инженерии см. главу 9. Соображения по поводу политической
интервенции в экономику, а также более точное объяснение термина
интервенционизм см. в прим. 9 к настоящей главе и в соответствующем
тексте.
18.13
Я считаю эту критику марксизма очень важной. Она упоминается в
разделах 17 и 18 моей работы «The Poverty of Historicism», где я
утверждаю, что эту критику можно парировать, предложив некоторую
историцистскую моральную теорию. Я полагаю, что марксизм может
избежать обвинений в том, что он учит «вере в политические чудеса»
(этот термин введен Юлиусом Крафтом), только в том случае, если
принимается такая моральная теория. См. также прим. 4 и 21 к настоящей
главе.
18.14
Относительно проблемы компромисса см. замечание в конце абзаца главы
9, к которому относится прим. 3. Обоснование сделанного в тексте
утверждения о том, что «все эти планы не относятся к обществу в целом»
см. в главе 9, а также в «The Poverty of Historicism», II, где дана
критика холизма.
18.15
Ф. фон Хайек (см., например, его работу F. A. von Hayek. Freedom and
the Economic System. Chichago, 1939) настаивает на том, что «плановая
экономика» чревата самыми серьезными опасностями для личной
свободы. Вместе с тем он подчеркивает, что планирование свободы
необходимо. («Планирование свободы» защищал и К. Манхейм в своей книге
«Человек и общество в эпоху реконструкции» (К. Mannheim. Man and
Society in an Age of Reconstruction, 1941). Однако я уверен, что его
идея «планирования» должна вести не к свободе, а к тирании, так как
она имеет явно выраженный коллективистский и холистский
характер. «Свобода» Манхейма, вне всякого сомнения, взята у
Гегеля. См. конец главы 23 и мою работу «The Poverty of Historicism»,
II).
18.16
Это противоречие между исторической теорией Маркса и историческими
реалиями, имеющими место в России, обсуждается в главе 15 и прим. 13,
14 к ней.
18.17
Это еще одно противоречие между марксистской теорией и исторической
практикой. В отличие от противоречия, упомянутого в предыдущем
примечании, данное противоречие породило многочисленные дискуссии и
попытки прояснить суть дела введением вспомогательных
гипотез. Наиболее важной из таких гипотез является теория империализма
и колониальной эксплуатации. Согласно этой теории, революционное
движение терпит крах в тех странах, где пролетариат вместе с
капиталистами жнут там, где сеяли не они, а туземное население
колоний. Эта гипотеза, которая полностью опровергается на примерах
развития стран, подобных странам неимпериалистических малых
демократий, будет обсуждаться более подробно в главе 20 (в том месте,
к которому относятся прим. 37-40).
Многие социал-демократы считают русскую революцию, в соответствии со
схемой Маркса, запоздалой «буржуазной революцией», утверждая, что эта
революция была связана с экономическим развитием, которое шло
параллельно «промышленной революции» в более развитых
странах. Разумеется, при такой интерпретации предполагается, что
история должна согласовываться со схемой Маркса. Эссенциалистская
проблема: «Является ли русская революция запоздалой промышленной или
преждевременной социальной революцией?» на самом деле имеет чисто
вербальный характер. Если такая проблема создает для марксизма
какие-то сложности, то это означает лишь то, что марксизм не в
состоянии описать события, которые не предвидели его
основоположники.
18.18
Марксистские лидеры могли вдохнуть в своих последователей восторженную
веру в уготованную им миссию освобождения человечества, но они же
несли ответственность и за окончательный провал своей политики и крах
всего движения. Причиной такого провала в значительной степени была их
интеллектуальная безответственность. Марксистские лидеры заверяли
рабочих, что марксизм является наукой и что интеллектуальная часть
движения находится в надежных руках. Однако они никогда не подходили к
марксизму с научной, то есть критической точки зрения. До тех пор,
пока они могли применять марксизм (а что может быть легче этого?),
пока они могли интерпретировать историю в своих статьях и речах, они
были интеллектуально удовлетворены (см. также прим. 19 и 22 к
настоящей главе).
18.19
В течение нескольких лет перед возникновением фашизма в Центральной
Европе в среде социал-демократических лидеров наблюдались явно
пораженческие настроения. Они стали верить, что фашизм является
неизбежным этапом общественного развития. Они начали вносить некоторые
поправки в схему Маркса, но никогда не сомневались в правильности его
историцистского подхода, и они совершенно не понимали того, что вопрос
«Является ли фашизм неизбежным этапом развития цивилизации?» может
только вводить в заблуждение.
18.20
Такое явление, как марксистское движение в Центральной Европе, редко
встречалось в истории. Это движение — несмотря на то, что оно
исповедовало атеизм, — справедливо можно назвать
религиозным. (Возможно, такое утверждение удивит тех интеллектуалов,
которые не воспринимают Маркса всерьез.) Конечно, марксистское
движение во многих отношениях было коллективистским и даже клановым,
однако, участвуя в нем, рабочие осознавали свою великую цель, боролись
за свое освобождение, вырабаты вали нормы своего поведения, учились
использовать свое свободное время, заменять алкоголь альпинизмом,
свинг — классической музыкой, триллеры — серьезными книгами. Рабочие
поверили в то, что «освободить рабочий класс могут только они
сами». (О том глубоком впечатлении, которое марксистское движение
произвело на некоторых внешних по отношению к нему наблюдателей, см.,
например, G. E. R. Gedye. Fallen Bastions, 1939.)
18.21
Цитата взята из «Послесловия ко второму изданию "Капитала"» Маркса
(Capital, 870 — (МЭ, 23; 19); см. также прим. 6 к гл. 13). Она
свидетельствует о том, что Марксу везло с рецензентами (см. также
прим. 30 к гл. 17 и соответствующий текст).
Другой, весьма интересный отрывок, выражающий антиутопизм и
историцизм Маркса, можно найти в его работе «Гражданская война во
Франции» (Н. о. М., 150 = К. Marx. Der Buergerkreig in
Frankreich. Hamgurg, A. Willaschek, 1920, SS. 65-66) — (МЭ, 17-, 347),
где он одобрительно отзывается о Парижской Коммуне: «Рабочий класс не
ждал чудес от Коммуны. Он не думает осуществлять par decret du peuple
[no декрету народа] готовые и законченные утопии. Он знает, что для
того чтобы добиться своего освобождения и вместе с тем достигнуть той
высшей формы, к которой неудержимо стремится современное общество… ему
придется выдержать продолжительную борьбу, пережить целый ряд
исторических процессов, которые совершенно изменят и обстоятельства и
людей. Рабочему классу предстоит не осуществлять какие-либо идеалы, а
лишь дать простор элементам нового общества, которые уже развились в
недрах старого разрушающегося буржуазного общества». Мало найдется в
работах Маркса таких отрывков, которые лучше чем этот, показывали бы
то, что у историциста нет плана действий. Рабочему классу придется
«выдержать продолжительную борьбу», — пишет Маркс. Однако если у
рабочих нет плана, который нужно реализовать, если им не предстоит
«осуществлять какие-либо идеалы», — как выражается Маркс, — то за что
же они борются? Маркс утверждал, что «рабочий класс не ждет чудес», но
сам он несомненно ждал чудес, полагая, что историческая борьба
неизбежно приведет к «высшей форме» общественной жизни (см. также
прим. 4 и 13 к настоящей главе). Маркс, конечно, имел некоторые
основания для отказа от социальной инженерии. Организация рабочих,
безусловно, была самой важной практической задачей в его время. Если
такую оговорку, как «для этого еще не пришло время», вообще можно
считать законной применительно к каким-то историческим событиям, то
она с полным правом должна относиться к отказу Маркса даже
поверхностно заняться проблемами рациональной социальной
инженерии. (Сказанное можно проиллюстрировать явно инфантильным
характером соответствующих предложений, которые выдвигались утопистами
вплоть до Э. Беллами включительно.) К сожалению, свою верную
политическую интуицию Маркс подкреплял теоретическими нападками на
социальную технологию. Это использовали некоторые ортодоксальные его
последователи для оправдания своей приверженности прежним взглядам
даже в то время, когда социальные условия кардинально изменились и
социальная технология стала в политическом плане более важным делом,
чем задача организации рабочих.
18.22
Марксистские лидеры интерпретировали эти события как диалектические
взлеты и падения в ходе истории. Они вели себя скорее как гиды, как
проводники по горам и долам истории, а не как действительные
политические лидеры. Убедительные обвинения в адрес такого
сомнительного искусства интерпретировать трагические исторические
события, вместо того чтобы бороться с ними, выдвигал поэт К. Крауз
(упоминавшийся в прим. 4 к настоящей главе).
Примечания к главе 19
19.1
Capital, 846 = Н. о. М., 403 — (МЭ, 23; 772).
19.2
Цитируемый отрывок взят из «Манифеста Коммунистической партии»
К. Маркса и Ф. Энгельса (Н. о. М., 31 = GA, Series I, vol. VI, 533) —
(МЭ, 4; 431).
19.3
Capital, 547 — (МЭ, 23; 514). Ленин цитирует этот фрагмент в работе
«Карл Маркс» (Н. о. М., 560) — (Ленин, 26; 72-73).
Относительно термина «концентрация капитала» (который в тексте этой
главы я перевожу как «концентрация капитала в руках немногих
владельцев») можно сделать следующее замечание. В третьем издании
«Капитала» (Capital, 689 и след.) — (МЭ, 23; 638) Маркс проводит
следующие различения: (а) накоплением (нем. «Accumulation»,
англ. «accumulation») капитала называется просто рост средств
производства по абсолютной величине, например в рамках отдельного
региона; (b) концентрацией (нем. «Konzentration»,
англ. «concentration») капитала называется обычный рост капитала в
руках каждого отдельного капиталиста, такой его рост, который является
частью общей тенденции накопления капитала и позватяет капиталистам
господствовать над возрастающим числом рабочих (Capital, 689-690) —
(МЭ, 23; 639-640); (с) централизацией (немец. «Zentralisation»,
англ. «centralisation») называется такой рост капитала, который
происходит благодаря экспроприации одними капиталистами собственности
других капиталистов, т.е. «один капиталист побивает многих
капиталистов» (Capital, 691) — (МЭ, 23; 640).
Во втором издании «Капитала» Маркс еще не различал концентрацию и
централизацию, а использовал термин «концентрация» как в смысле (b),
так и в смысле (с). В третьем издании «Капитала» мы читаем: «Это —
собственно централизация в отличие от накопления и концентрации»
(Capital, 691) — (МЭ, 23; 640). Во втором издании в этом же месте было
сказано: «Это — собственно концентрация в отличие от
накопления». Однако это изменение проведено Марксом не во всем тексте
«Капитала», а только в некоторых его фрагментах (особенно в Capital,
690-693 и 846) — (МЭ, 23; 639-642 и 772). Так, например, фрагмент
«Капитала», процитированный в тексте, к которому относится настоящее
примечание, имеет одинаковый вид и во втором, и в третьем изданиях
«Капитала». В отрывке из «Капитала», который цитируется в настоящей
главе далее — в том месте, к которому относится прим. 15, термин
«концентрация» заменен Марксом на термин «централизация» (Capital,
846) — (МЭ, 23; 772).
19.4
См. Н. о. М., 123 (курсив мой) = К. Marx. Der Achtzehnte Brumaire des
Louis Bonaparte. Wien-Berlin, Verlag fuer Literatur und Politik, 1927,
SS. 28-29 — (МЭ, 8; 126): «Победительницей осталась буржуазная
республика. На ее стороне стояли финансовая аристократия, промышленная
буржуазия, средние слои, мелкие буржуа, армия, организованный в
мобильную гвардию люмпен-пролетариат, интеллигенция, попы и сельское
население. Парижский пролетариат имел на своей стороне только самого
себя». Относительно чрезвычайно наивного высказывания Мархса о
«сельских производителях» см. также прим. 43 к гл. 20.
19.5
См. текст, к которому относится прим. 11 к гл. 18.
19.6
Ср. с цитатой, приведенной в прим. 4 к настоящей главе, в которой, в
частности, говорится о средних слоях и об «интеллигенции».
О «люмпен-пролетариате» см. Capital, 711 и след. (МЭ, 23; 658). В этом
месте в английском издании «Капитала» термин немецкого оригинала
«Lumpen-proletariat» («люмпен-пролетариат») переведен как
«tatterdemalion or slum proletariat» («пролетарский сброд»).
19.7
О смысле термина «классовое сознание» («class consciousness») в
марксовом понимании см. конец раздела 1 главы 16. Помимо развития
капитулянтских настроений, о чем говорится в тексте настоящей главы,
возможны и другие явления, подрывающие классовое сознание и ведущие к
разобщению внутри рабочего класса. Например, Ленин отмечал, что
капиталисты могут внести раскол в среду рабочих, предлагая им поделить
свои прибыли. Он писал: «…В Англии тенденция империализма раскалывать
рабочих и усиливать оппортунизм среди них, порождать временное
загнивание рабочего движения, сказалась гораздо раньше, чем конец XIX
и начало XX века» (Н. о. М., 707 = V. I. Lenin. Imperialism, the
Highest Stage of Capitalism, L. L. L., vol. XV, p. 96) — (Ленин, 27;
404). См. также прим. 40 к гл. 20.
Г. Паркес справедливо пишет в своей прекрасной книге
Н. В. Parkes. Marxism — A Post Mortem, 1940 (опубликованной также под
названием «Marxism — An Autopsy») о том, что предприниматели вместе с
рабочими могут эксплуатировать потребителя. Действительно, в условиях
протекционизма или при монополизме в промышленности капиталисты могут
делить награбленное с рабочими. Эта возможность свидетельствует о том,
что Маркс преувеличивал антагонизм интересов рабочих и
предпринимателей.
Следует также отметить, что большинство современных правительств
склонно придерживаться линии наименьшего сопротивления. Поэтому
правительства готовы удовлетворить интересы рабочих и предпринимателей
за счет потребителя, поскольку именно рабочие и предприниматели
являются наиболее организованными и обладающими наибольшей
политической силой группами общества. Правительства могут делать это с
чистой совестью, убеждая себя в том, что действуют во благо всего
общества, ибо стремятся ликвидировать наиболее сильный антагонизм
между основными его классами.
19.8
Ср. с текстом к прим. 17 и 18 к настоящей главе.
19.9
Некоторые марксисты даже осмеливаются утверждать, что насильственная
социальная революция повлекла бы за собой гораздо меньшие страдания по
сравнению с постоянными бедствиями, характерными для того строя,
который они называют «капитализмом». Однако никаких научных
обоснований подобной оценки, конечно, не приводится. Грубо говоря,
такая оценка является образцом крайне безответственной пророческой
претенциозности. Л. Лорат критикует Сиднея Хука за то, что он в своей
работе «Towards an Understanding of Marx» придерживается именно таких
взглядов (см. L. Laurat. Marxism and Democracy. Translated by
E. Fitzgerald. London, Gollancz, 1940, p. 38, note 2).
19.10
«Ведь само собой разумеется, — говорил Энгельс о Марксе, помня при
этом Гегеля, — что, когда вещи и их взаимные отношения рассматриваются
не как постоянные, а как находящиеся в процессе изменений, то и их
мысленные отражения, понятия, тоже подвержены изменению и преобразованию;
их не втискивают в окостенелые определения, а рассматривают в
их историческом, соответственно логическом, процессе образования»
(F. Engels. Preface to Das Kapital, III/l, p. XVI) — (МЭ, 25, ч. 1;
16).
19.11
Это соответствие не является строгим, поскольку коммунисты иногда
придерживаются более умеренной теории, особенно в тех странах, где
социал-демократы не используют умеренного варианта марксистской теории
(см., например, текст настоящей главы, к которому относится
прим. 26).
19.12
См. прим. 4 и 5 к гл. 17 и соответствующий текст, а также прим. 14 к
настоящей главе и сопоставьте сказанное в этих примечаниях с прим. 17
и 18 к настоящей главе и с соответствующим текстом.
19.13
Разумеется, кроме этих двух направлений существуют и другие. Есть
марксисты, придерживающиеся весьма «умеренных» взглядов, например, так
называемый «ревизионист» Э. Бернштейн. Он фактически отвергает
марксизм в целом. Его позиция есть не что иное, как защита принципов
сугубо демократического ненасильственного рабочего движения.
19.14
утверждение об изменении позиции Маркса представляет собой, конечно,
некоторую интерпретацию марксовой теории, к тому же не очень
убедительную. Дело в том, что Маркс действительно был
непоследовательным и постоянно использовал понятия «революция»,
«власть», «насилие» и т. п. весьма двусмысленно. Это было обусловлено,
в частности, тем, что в период жизни Маркса реальная история не
развивалась по начертанному им плану. История соответствовала
марксистской теории лишь в той степени, в какой в ней проявлялась явно
выраженная тенденция изменения того строя, который Маркс называл
«капитализмом», то есть тенденция отказа от политики
невмешательства. Маркс часто и с удовольствием ссылался на эту
тенденцию, например, в «Предисловии к первому изданию "Капитала"»
(см. марксову цитату, приведенную в прим. 16 к настоящей главе, и
соответствующий текст). Однако эта же тенденция, то есть движение
общества по направлению к интервенционизму, приводила к облегчению
участи рабочих, что противоречило теории Маркса и тем самым снижало
вероятность революции. Возможно, что именно такая двойственная
ситуация и была причиной колебаний и неясных трактовок самим Марксом
его собственного учения.
Для иллюстрации сказанного приведем два отрывка из работ Маркса — один
из ранней, а другой из поздней работы. Первый отрывок взят из
«Обращения Центрального комитета к Союзу коммунистов», 1850 (Н. о. М.,
60 и след. = Labour Monthly, September 1922, p. 136 и след.). Он
интересен тем, что содержит практические рекомендации. Исходя из
допущения, что рабочие вместе с буржуазными демократами победили в
борьбе с феодализмом и установили демократический режим, Маркс
настаивает на том, что после победы боевым лозунгом рабочих должен
стать лозунг: «Непрерывная революция!». Что это значит — объясняется
Марксом так: «Они должны действовать в таком направлении, чтобы
непосредственное революционное возбуждение не было опять подавлено
тотчас же после победы. Напротив, они должны его поддерживать,
насколько это только возможно. Они не только не должны выступать
против так называемых эксцессов, против случаев народной мести по
отношению к ненавистным лицам или официальным зданиям, с которыми
связаны только ненавистные воспоминания, они должны не только терпеть
эти выступления, но и взять на себя руководство ими» (Н. о. М., 66) —
(МЭ, 7; 263) (см. также прим. 35 (1) к настоящей главе и прим. 44 к
гл. 20.)
Второй отрывок из Маркса — более умеренного характера, контрастирующий
с только что процитированным, возьмем из его более поздней работы:
К. Marx. Address to the First International (Amsterdam, 1872;
см. L. Laurat, op. cit., p. 36): «Мы не отрицаем, что существуют такие
страны, как Америка, Англия, и если бы я лучше знал ваши учреждения,
то может быть прибавил бы к ним и Голландию, в которых рабочие могут
добиться своей цели мирными средствами. Однако, не во всех странах
дело обстоит именно так» (МЭ, 18; 154). О более умеренных взглядах
Маркса см. также текст настоящей главы, к которому относятся
прим. 16-18.
И уж полную путаницу можно обнаружить — не более и не менее — как в
заключительной части «Манифеста Коммунистической партии», содержащей
два противоречащих друг другу утверждения, которые отделяет друг от
друга только одно предложение (МЭ, 4; 459): (1) «Одним словом,
коммунисты повсюду поддерживают всякое революционное движение,
направленное против существующего общественного и политического
строя». (Сюда должна быть включена, к примеру, Англия.) (2) «Наконец,
коммунисты повсюду добиваются объединения и соглашения между
демократическими партиями всех стран». Довершая путаницу, следующее за
процитированными предложение гласит: «Коммунисты считают презренным
делом скрывать свои взгляды и намерения. Они открыто заявляют, что их
цели могут быть достигнуты лишь путем насильственного ниспровержения
всего существующего общественного строя». (Включая и демократический
строй.)
19.15
Capital, 846 = Н. о. М., 403 и след. — (МЭ, 23; 772-773). Относительно
замены в третьем издании «Капитала» термина «концентрация»,
применявшегося во втором издании, термином «централизация» см. прим. 3
к настоящей главе. Что касается марксовой фразы, которая в немецком
оригинале выглядит так: «sie unvertraeglich werden mit ihrer
kapitalistischen Huelle» (англ.: «their capitalist cloak becomes a
straight jacket», русск.: «они становятся несовместимыми с их
капиталистической оболочкой»), то можно отметить, что более буквальный
ее перевод мог бы быть следующим: «they become incompatible with their
capitalist wrapper» or «cloak» («они больше не умещаются в свою
капиталистическую оболочку») или, в более вольном варианте: «their
capitalist cloak becomes intolerable» («их капиталистическая оболочка
становится непригодной»),
В процитированном в тексте к этому примечанию отрывке чувствуется
сильное влияние гегелевской диалектики, о чем свидетельствует
продолжение этого фрагмента. (Гегель иногда называл антитезисом
отрицание тезиса, а синтезом — «отрицание отрицания».)
«Капиталистический способ присвоения, — пишет Маркс, — …есть первое
отрицание индивидуальной частной собственности, основанной на
собственном труде. Но капиталистическое производство порождает с
необходимостью естественного процесса свое собственное отрицание. Это
— отрицание отрицания. Оно восстанавливает… индивидуальную
собственность на основе… общего владения землей и… средствами
производства» (МЭ, 23; 773) (О более детальном диалектическом
выведении социализма см. прим. 5 к гл. 18.)
19.16
Такой точки зрения Маркс придерживался в «Предисловии к первому
изданию "Капитала"» (Capital, 865) — (МЭ, 23; 10-11), где он говорит:
«Однако… прогресс не подлежит сомнению… Представители английской
короны за границей заявляют… что… во всех культурных государствах
европейского континента… радикальное изменение в существующих
отношениях между капиталом и трудом столь же ощутительно и столь же
неизбежно, как в Англии… Г-н Уэйд, вице-президент Соединенных Штатов
Северной Америки, заявил на публичном собрании: по устранении рабства
в порядок дня становится радикальное изменение отношений капитала и
отношений земельной собственности» (см. также прим. 14 к настоящей
главе).
19.17
См. «Предисловие Энгельса к первому английскому изданию "Капитала"»
(Capital, 887) — (МЭ, 23; 34). Этот фрагмент в более полном виде
цитируется в прим. 7 к гл. 17.
19.18
См. письмо К. Маркса Г. Гайндману от 8 декабря 1880 г. — (МЭ, 34; 383)
и книгу H. M. Hyndman. The Record of an Adventurous Life, 1911,
p. 283. См. также L. Laurat. Marxism and Democracy, p. 239. Можно
процитировать приведенный в тексте фрагмент Маркса в большем объеме:
«На Ваши слова о том, что Вы не разделяете взглядов моей партии в
отношении Англии, я могу только возразить, что эта партия считает
английскую революцию не необходимой, но — согласно историческим
прецедентам — возможной. Бели бы неизбежная эволюция перешла в
революцию, то в этом были бы повинны не только правящие классы, но и
рабочий класс». (Обратите внимание на двусмысленность этой
позиции.)
19.19
Г. Паркес в книге H. В. Parkes. Marxism — A Post Mortem, p. 101
(см. также р. 106 и след.) выражает аналогичные взгляды. Он
утверждает, что марксистская «убежденность в том, что капитализм
нельзя реформировать, а можно только уничтожить», является одним из
характерных догматов марксистской теории накопления. «Примите
какую-нибудь другую теорию, — пишет он, — и появится возможность
преобразовать капитализм путем постепенных реформ».
19.20
См. конец «Манифеста Коммунистической партии» (Н. о. М., 59 = СА,
Series I, vol. VI, 557) — (МЭ, 4; 459): «Пролетариям нечего… терять
кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир».
19.21
См. «Манифест Коммунистической партии» (Н. о. М., 45 = GA, Series I,
vol. VI, 545) — (МЭ, 4; 446). Приведенный в тексте фрагмент цитируется
более полно в тексте настоящей главы в том месте, к которому относится
прим. 35. Последняя цитата в этом абзаце взята из «Манифеста
Коммунистической партии» (Н. о. М., 35 = GA, Series I, voi. VI, 536) —
(МЭ, 4; 435). См. также прим. 35 к настоящей главе.
19.22
Однако социальные реформы редко проводятся под давлением тех, кто
бедствует. На общественное мнение могут сильно влиять религиозные
движения, включая утилитаристское, а также личности (такие, как
Ч. Диккенс) . Г. Форд открыл — к удивлению марксистов и многих
«капиталистов», что повышение заработной платы может приносить пользу
работодателям.
19.23
См. прим.18 и 21 к гл. 18.
19.24
Н. о. М., 37 = GA, Series I, vol. VI, 538 — (МЭ, 4; 438).
19.25
Н. о. М., 756 = V. I. Lenin. State and Revolution. L. L. L., vol. 14,
p. 77 — (Ленин, 33; 99). Вот этот фрагмент полностью: «Демократия
имеет громадное значение в борьбе рабочего класса против капиталистов
за свое освобождение. Но демократия вовсе не есть предел, его же не
прейдеши, а лишь один из этапов по дороге от феодализма к капитализму
и от капитализма к коммунизму».
Ленин утверждал, что демократия означает только «формальное равенство»
(Ленин, 33; 99). См. также Н. о. М., 834 = V. I. Lenin. The
Proletarian Revolution and the Renegade Kautsky. L. L. L., vol. XVIII,
p. 34 — (Ленин, 37; 255), где Ленин применяет этот гегельянский довод,
используя понятие чисто «формального» равенства, в полемике с
Каутским, который якобы не учитывает «противоречие между формальным
равенством, которое "демократия" капиталистов провозглашает, и
тысячами фактических ограничений… Именно это противоречие раскрывает…
лживость, лицемерие капитализма».
19.26
См. H. В. Parkes. Marxism — A Post Mortem, p. 219.
19.27
Такой тактический ход вполне соответствует «Манифесту Коммунистической
партии», в котором провозглашается, что коммунисты (Н. о. М., 59) —
(МЭ, 4; 459) «повсюду добиваются объединения и соглашения между
демократическими партиями всех стран», и в то же время, что «их цели
могут быть достигнуты лишь путем насильственного ниспровержения всего
существующего общественного строя», включая и демократический
строй. Этот тактический ход согласуется и с программой
Коммунистического Интернационала 1928 года, поскольку в ней говорится
(Н. о. М., 1036 = The Programme of the Communist
International. London, Modern Books Ltd., 1932, p. 61, курсив мой):
«Определяя свою тактическую линию, каждая Коммунистическая партия
должна учитывать конкретную внутреннюю и внешнюю ситуацию… Партия
принимает лозунги… с целью организации… масс в максимально возможных
масштабах». Однако этого нельзя добиться, не используя органически
присущую марксизму двусмысленность понятия революции.
19.28
См. Н. о. М., 59 и 1042 = GA, Series I, vol. VI, 557 и The Programme
of the Communist International, p. 65 — (МЭ, 4; 459), а также конец
прим. 14 и прим. 37 к настоящей главе.
19.29
Это не цитата, а парафраз, который можно сравнить, например, с
отрывком из «Предисловия Энгельса к первому английскому изданию
"Капитала"», цитированным в прим. 7 к гл. 17. См. также
L. Laurat. Marxism and Democracy, p. 240.
19.30
Первый из этих двух отрывков цитировался в L. Laurat. Marxism and
Democracy, p. 240 — (МЭ, 22; 253-254); второй см. в Н. о. М., 93 =
К. Marx. The Class Struggle in France 1848-1850. Introduction by
F. Engels. Moscow, Cooperative Publishing Society of Foreign Workers
in the USSR, 1934, p. 29 (курсив мой) — (МЭ, 22; 547).
19.31
Энгельс в какой-то мере осознавал, что необходимо было изменить
тактику, поскольку он пришел к следующему выводу: «История показала,
что и мы и все мыслившие подобно нам были неправы» (Н. о. М., 79 =
К. Marx. Die Klassenkampfe in Frankreich. Vorwort von
F. Engels. Berlin, Vorwaerts, 1890, S. 8) — (МЭ, 22; 535). Он
осознавал главным образом одну ошибку — что они с Марксом переоценили
скорость общественного развития. Однако то, что развитие практически
шло в другом направлении, Маркс и Энгельс не признавали никогда, хотя
и выражали недовольство по этому поводу. В этой связи смотри то место
текста главы 20, к которому относятся прим. 38-39, где я цитирую
парадоксальное утверждение Энгельса о том, что «рабочий класс
фактически все более и более обуржуазивается».
19.32
Ср. прим. 4 и 6 к гл. 7.
19.33
Экономические преимущества могут быть сохранены за подданными и по
другим причинам, например потому, что сила тиранов зависит от
|
The script ran 0.011 seconds.
Поделиться:
