1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 
[Ей милы] мерные напевы,      

[Ей сладок] рифмы гордый звон.]      

Тебя страшит любви признанье,      

Письмо любви ты разорвешь,      

Но стихотворное посланье      

С улыбкой нежною прочтешь.      

Благословен же будь отныне      

Судьбою вверенный мне дар.      

Доселе  жизненной пустыне,      

[Во мне питая сердца] жар,      

Мне навлекал одно гоненье,      

       

< >      

       

[Иль клевету, иль] заточенье,      

И редко хладную хвалу.      

       

       

То Dawe, Esqr.[47]      

       

       

Зачем твой дивный карандаш      

Рисует мой арапский профиль?      

Хоть ты векам его предашь,      

Его освищет Мефистофиль.      

       

Рисуй Олениной черты.      

В жару сердечных вдохновений,      

Лишь юности и красоты      

Поклонником быть должен гений.      

       

 Воспоминание      

       

       

Когда для смертного умолкнет шумный   день,      

И на немые стогны града      

Полупрозрачная наляжет ночи тень      

И сон, дневных трудов награда,      

В то время для меня влачатся в тишине      

       

Часы томительного бденья:      

В бездействии ночном живей горят во   мне      

Змеи сердечной угрызенья;      

Мечты кипят; в уме, подавленном   тоской,      

Теснится тяжких дум избыток;      

Воспоминание безмолвно предо мной      

Свой длинный развивает свиток;      

И с отвращением читая жизнь мою,      

Я трепещу и проклинаю,      

И горько жалуюсь, и горько слезы лью,      

Но строк печальных не смываю.      

       

       

Ты и вы      

       

       

Пустое вы  сердечным ты         

Она обмолвясь заменила,      

И все счастливые мечты      

В душе влюбленной возбудила.      

Пред ней задумчиво стою,      

Свести очей с нее нет силы;      

И говорю ей: как вы милы!      

И мыслю: как тебя  люблю!      

       

       * * *             

«Дар напрасный, дар случайный…»      

       

26 мая 1828.       

       

       

Дар напрасный, дар случайный,      

Жизнь, зачем ты мне дана?      

Иль зачем судьбою тайной      

Ты на казнь осуждена?      

       

Кто меня враждебной властью      

Из ничтожества воззвал,      

Душу мне наполнил страстью,      

Ум сомненьем взволновал?…      

       

Цели нет передо мною:      

Сердце пусто, празден ум,      

И томит меня тоскою      

Однозвучный жизни шум.      

       

 И. В. Сленину      

       

       

Я не люблю альбомов модных;      

Их ослепительная смесь      

Аспазий наших благородных      

Провозглашает только спесь.      

Альбом красавицы уездной,      

Альбом домашний и простой,      

Милей болтливостью любезной      

И безыскусной пестротой.      

Ни здесь, ни там, скажу я смело,      

Являться впрочем не хочу;      

Но твой альбом другое дело,      

Охотно дань ему плачу.      

Тобой питомцам Аполлона      

Не из тщеславья он открыт:      

Цариц ты любишь Геликона      

И ими сам не позабыт;      

Вхожу в него прямым поэтом,      

Как в дружеский, приятный дом,      

Почтив хозяина приветом      

И лар молитвенным стихом.      

       

       * * *      

       

[Еще дуют холодные ветры]      

И наносят утренни морозы.      

Только что на проталинах весенних      

Показались ранн цветочки,      

Как из чудного царства воскового,      

Из душистой келейки медовой      

Вылетела первая пчелка,      

Полетела по ранним цветочкам      

О красной весне поразведать,      

Скоро ль будет гостья дорогая,      

Скоро ли луга позеленеют,      

Скоро ль у кудрявой у березы      

Распустятся клейкие листочки,      

Зацветет черемуха душиста.      

       

       * * *      

       

Кобылица молодая,      

Честь кавказского тавра,      

Что ты мчишься, удалая?      

И тебе пришла пора;      

Не косись пугливым оком,      

Ног на воздух не мечи,      

В поле гладком и широком      

Своенравно не скачи.      

Погоди; тебя заставлю      

Я смириться подо мной:      

В мерный круг твой бег направлю      

Укороченной уздой.      

       

 Ее глаза      

       

       

Она мила – скажу меж нами —      

Придворных витязей гроза,      

И можно с южными звездами      

Сравнить, особенно стихами,      

Ее черкесские глаза.      

Она владеет ими смело,      

Они горят огня живей;      

Но, сам признайся, то ли дело      

Глаза Олениной моей!      

Какой задумчивый в них гений,      

И сколько детской простоты,      

И сколько томных выражений,      

И сколько неги и мечты!..      

Потупит их с улыбкой Леля —      

В них скромных граций торжество;      

Поднимет – ангел Рафаэля      

Так созерцает божество.      

       

       * * *      

       

Не пой, красавица, при мне      

Ты песен Грузии печальной:      

Напоминают мне оне      

Другую жизнь и берег дальный.      

       

Увы! напоминают мне      

Твои жестокие напевы      

И степь, и ночь – и при луне      

Черты далекой, бедной девы…      

       

Я призрак милый, роковой,      

Тебя увидев, забываю;      

Но ты поешь – и предо мной      

Его я вновь воображаю.      

       

Не пой, красавица, при мне      

Ты песен Грузии печальной:      

Напоминают мне оне      

Другую жизнь и берег дальный.      

       

       

К Языкову      

       

       

К тебе сбирался я давно      

В немецкий град, тобой воспетый,      

С тобой попить, как пьют поэты,      

Тобой воспетое вино.      

Уж зазывал меня с собою      

Тобой воспетый Киселев,      

И я с веселою душою      

Оставить был совсем готов      

Неволю невских берегов.      

И что ж? Гербовые заботы      

Схватили за полы меня,      

И на Неве, хоть нет охоты,      

Прикованным остался я.      

О юность, юность удалая!      

Могу ль тебя не пожалеть?      

В долгах, бывало, утопая,      

Заимодавцев убегая,      

Готов был всюду я лететь;      

Теперь докучно посещаю      

Своих ленивых должников,      

Остепенившись проклинаю      

Я тяжесть денег и годов.      

       

Прости, певец! играй, пируй,      

С Кипридой, Фебом торжествуй,      

Не знай сиятельного чванства,      

Не знай любезных должников      

И не плати своих долгов      

По праву русского дворянства.      

       

       

       

       

Ищи в чужом краю здоровья и свободы,      

Но Север забывать грешно,      

Так слушай: поспешай карлсбадские   пить воды,      

Чтоб с нами снова пить вино.      

       

       

Портрет      

       

       

С своей пылающей душой,      

С своими бурными страстями,      

О жены Севера, меж вами      

Она является порой      

И мимо всех условий света      

Стремится до утраты сил,      

Как беззаконная комета      

В кругу расчисленном светил.      

       

       

Наперсник      

       

       

Твоих признаний, жалоб нежных      

Ловлю я жадно каждый крик:      

Страстей безумных я мятежных      

Как упоителен язык!      

Но прекрати свои рассказы,      

Таи, таи свои мечты:      

Боюсь их пламенной заразы,      

Боюсь узнать, что знала ты!      

       

       

Кирджали      

       

       

В степях зеленых Буджака,      

Где Прут, [заветная] река,      

Обходит русские владенья,      

При [бедном] устьи ручейка      

Стоит безвестное селенье.      

Семействами болгары тут      

[В беспечной дикости] живут,      

Храня родительские нравы,      

Питаясь трудом,      

И не заботятся о том,      

Как ратоборствуют державы      

И грозно правят их судьбой.      

       

       * * *      

       

А в ненастные дни      

Собирались они      

Часто.      

Гнули,  их !      

От пятидесяти      

На сто.      

       

И выигрывали      

И отписывали      

Мелом.      

Так в ненастные дни      

Занимались они      

Делом.      

       

 Предчувствие      

       

       

Снова тучи надо мною      

Собралися в тишине;      

Рок завистливый бедою      

Угрожает снова мне…      

Сохраню ль к судьбе презренье?      

Понесу ль навстречу ей      

Непреклонность и терпенье      

Гордой юности моей?      

       

Бурной жизнью утомленный,      

Равнодушно бури жду:      

Может быть, еще спасенный,      

Снова пристань я найду…      

Но предчувствуя разлуку,      

Неизбежный, грозный час,      

Сжать твою, мой ангел, руку      

Я спешу в последний раз.      

       

Ангел кроткий, безмятежный,      

Тихо молви мне: прости,       

Опечалься: взор свой нежный      

Подыми иль опусти;      

И твое воспоминанье      

Заменит душе моей      

Силу, гордость, упованье      

И отвагу юных дней.      

       

       

Утопленник      

       

       

Прибежали в избу дети,      

В торопях зовут отца:      

"Тятя! тятя! наши сети      

Притащили мертвеца."      

"Врите, врите, бесенята, —      

Заворчал на них отец: —      

Ох, уж эти мне робята!      

Будет вам ужо мертвец!      

       

Суд наедет, отвечай-ка;      

С ним я ввек не разберусь;      

Делать нечего; хозяйка,      

Дай кафтан; уж поплетусь…      

Где ж мертвец?" – «Вон,   тятя, э-вот!»      

В самом деле, при реке,      

Где разостлан мокрый невод,      

Мертвый виден на песке.      

       

Безобразно труп ужасный      

Посинел и весь распух.      

Горемыка ли несчастный      

Погубил свой грешный дух,      

Рыболов ли взят волнами,      

Али хмельный молодец,      

Аль ограбленный ворами      

Недогадливый купец?      

       

Мужику какое дело?      

Озираясь, он спешит;      

Он потопленное тело      

В воду за ноги тащит,      

И от берега крутого      

Оттолкнул его веслом,      

И мертвец вниз поплыл снова      

За могилой и крестом.      

       

Долго мертвый меж волнами      

Плыл качаясь, как живой;      

Проводив его глазами,      

Наш мужик пошел домой.      

"Вы, щенки! за мной ступайте!      

Будет вам по калачу,      

Да смотрите ж, не болтайте,      

А не то поколочу".      

       

В ночь погода зашумела,      

Взволновалася река,      

Уж лучина догорела      

В дымной хате мужика,      

Дети спят, хозяйка дремлет,      

На полатях муж лежит,      

Буря воет; вдруг он внемлет:      

Кто-то там в окно стучит.      

       

«Кто там?» – «Эй, впусти,   хозяин!» —      

"Ну, какая там беда?      

Что ты ночью бродишь, Каин?      

Чорт занес тебя сюда;      

Где возиться мне с тобою?      

Дома тесно и темно."      

И ленивою рукою      

Подымает он окно.      

       

Из-за туч луна катится —      

Что же? голый перед ним:      

С бороды вода струится,      

Взор открыт и недвижим,      

Всё в нем страшно онемело,      

Опустились руки вниз,      

И в распухнувшее тело      

Раки черные впились.      

       

И мужик окно захлопнул:      

Гостя голого узнав,      

Так и обмер: «Чтоб ты лопнул!»      

Прошептал он задрожав.      

Страшно мысли в нем мешались,      

Трясся ночь он напролет,      

И до утра всё стучались      

Под окном и у ворот.      

       

Есть в народе слух ужасный:      

Говорят, что каждый год      

С той поры мужик несчастный      

В день урочный гостя ждет;      

Уж с утра погода злится,      

Ночью буря настает,      

И утопленник стучится      

Под окном и у ворот.      

       

       * * *      

       

Рифма, звучная подруга      

Вдохновенного досуга,      

Вдохновенного труда,      

[Ты умолкла, онемела];      

[Ах], ужель ты улетела,      

Изменила навсегда!      

       

В прежни дни твой милый лепет      

Усмирял сердечный трепет —      

Усыплял мою печаль,      

Ты [ласкалась], ты манила,      

И [от] мира уводила      

В очарованную даль.      

       

Ты, [бывало, мне] внимала,      

За мечтой моей бежала,      

Как послушная дитя;      

То, свободна и ревнива,      

Своенравна и ленива,      

[С нею] спорила шутя.      

       

Я с тобой не расставался,      

Сколько раз повиновался      

Резвым прихотям твоим;      

Как любовник добродушный,      

Снисходительно послушный,      

Был я мучим  любим.      

       

О, когда бы ты явилась      

В дни, как [на небе] толпилась      

Олимпийская семья!      

Ты бы с нею обитала,      

[И божественно б] сияла      

Родословная твоя.      

       

Взяв божественную лиру,      

[Так] поведали бы миру      

Гезиод или Омир:      

Феб однажды [у] Адмета      

Близ тенистого Тайгета      

Стадо пас, угрюм и сир.      

       

[Он бродил] во мраке леса,      

[И никто], страшась Зевеса,      

[Из богинь иль из] богов      

Навещать его не смели —      

Бога лиры и свирели,      

Бога света и стихов.      

       

Помня первые свиданья,      

Усладить его страданья      

Мнемозина притекла.      

И подруга Аполлона      

В тихой  роще Геликона      

[Плод восторгов] родила.      

       

       

       

       

Пожалуй, Федоров, ко мне не приходи;      

Не усыпляй меня – иль после не буди.      

       

       * * *      

       

Ворон к ворону летит,      

Ворон ворону кричит:      

Ворон! где б нам отобедать?      

Как бы нам о том проведать?      

       

Ворон ворону в ответ:      

Знаю, будет нам обед;      

В чистом поле под ракитой      

Богатырь лежит убитый.      

       

Кем убит и от чего,      

Знает сокол лишь его,      

Да кобылка вороная,      

Да хозяйка молодая.      

       

Сокол в рощу улетел,      

На кобылку недруг сел,      

А хозяйка ждет милого      

Не убитого, живого.      

       

       * * *      

       

Город пышный, город бедный,      

Дух неволи, стройный вид,