1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 
       Российской должны мы подвластны быть короне.
        
       Как Бога чтим, не зря его у олтаря,
        
       Невидимого чтить нам должно так царя.
        
       Лишенны мы хотя священна царска лика,
        
       У верных подданных всегда в сердцах владыка.
        
       Там рабства дух, где всяк желает быть царем,
        
       Народам тягостный безвластия ярем.
        
       Когда в московские достигнул я пределы,
        
       Изобразились мне опустошенны селы,
        
       Вдовицей плачущей явилася Москва,
        
       Пустыней сделала селения Литва.
        
       Сестра, которая толь нежно мной любима,
        
       Оставленная мной, в селе моем незрима;
        
       Внимая общий стон, могу забыть сестру;
        
       Но за отечество отмщу или умру.
       
      
      
Леон
      
       
        
       От польских наглостей скрываться принужденна,
        
       Сестра твоя, мой князь, в Москву препровожденна.
        
       Избавил я княжну гонения, оков,
        
       Рассеял, истребил, прогнал ее врагов;
        
       Софииной во всем покорствующий воле,
        
       Безвредну проводил во град ее оттоле,
        
       Вручил имеющим с ней родственную связь.
       
      
      
Князь Пожарский
      
       
        
       Благодарение тебе, любезный князь!
       
      
      
       
(Вельможам.)
      
      
       
        
       Пойдем!
       
      
     
     
      
       
ЯВЛЕНИЕ ОСЬМОЕ
      
      
       
Князь Димитрий и Леон
      
      
Князь Димитрий
      
       
        
                       На части власть при войске разделена
        
       К единой цели быть не может устремленна.
        
       Я сделан войск главой! а ты, Леон, в нощи
        
       Старайся все стези в военный стан стрещи;
        
       Вельможи во своем совете утвердили,
        
       Да жены б из Москвы к шатрам не приходили;
        
       Исполни мой приказ, ко страже прилежи;
        
       Уйми, обуздывай насильства, грабежи,
        
       Чем ратников моих позорно упрекают,
        
       К чему их подлинно корысти подстрекают;
        
       А прелесть лиц влечет к развратности других,
        
       Предохраняй полки от дерзостей таких,
        
       Да мы недремлющи Пожарскому явимся.
       
      
      
       
(Ушел.)
      
      
Леон
      
       
        
       Без ропота тебе послушны все явимся.
       
      
     
     
      
       
ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
      
      
Леон
      
       
(один)
      
      
       
        
       Послушен я во всем тебе, родитель мой;
        
       Священнейший закон единый взгляд мне твой.
        
       Но ежели в сии места придет София!
        
       Пусть вся возопиет против меня Россия,
        
       Могу ль пресечь ее к свиданью с братом путь?
        
       Увы! она вошла в мою свободно грудь:
        
       Когда передо мной блеснут ее заразы,
        
       Забвенны могут быть мне данные приказы;
        
       На части грудь мою любовь и долг делит,
        
       Но совесть мне отцу послушным быть велит.
       
      
      КОММЕНТАРИИ
      
Князь Димитрий — Трубецкой Дмитрий Тимофеевич (ум. 1625), один из руководителей борьбы с польской интервенцией в 1610–1612 гг., возглавлявший отряды южного провинциального дворянства и казаков; во временном правительстве, составленном на период между изгнанием захватчиков и возведением на престол Михаила Федоровича, писался по боярскому сану первым и одно время демонстративно настаивал на своем главенстве.
      
Князь Пожарский — Пожарский Дмитрий Михайлович (1578–1642), полководец и государственный деятель, возглавивший вместе с Мининым народное ополчение.
      
Минин — Кузьма Минич Захарьев-Сухорук (ум. до сер. 1616), нижегородский посадский человек, торговец мясом, земский староста, один из организаторов и руководителей народного ополчения.
      
Гетман польский Желковский — Жолкевский Станислав (1547–1620), принимал участие в интервенции в 1610 г., занял Москву, но в октябре того же года вернулся в Польшу, передав начальство над гарнизоном в русской столице другому лицу. В 1612 г., уже после освобождения Москвы ополчением, поход к ней предпринял сын гетмана Адам Жолкевский, который был разбит на подступах к городу.
      
Хоткеев — Ходкевич Ян Кароль (1560–1621), польский полководец, возглавлявший в 1612 г. отряд, посланный на помощь польскому гарнизону, осажденному в Москве ополчением.
      
Князь Руксалон, Леон, София, Парфения, Вьянко — вымышленные персонажи.
      
Доколе нам с Литвой без пользы воевать… — Название "Литва" часто употреблялось в значении "Польша", т. к. литовские земли входили в состав последней.
      
Питает не пшено, пьет нашу кровь земля. — Земля не питает (не растит) пшено, а пьет нашу кровь.
      
Филарет (в миру Федор Никитич Романов, ок. 1554–1633) — митрополит ростовский, позднее московский, отец будущего царя Михаила Федоровича, участвовал в посольстве, отправленном из Москвы осенью 1610 г. к осаждавшему Смоленск польскому королю Сигизмунду III (1566–1632, прав. с 1587) для переговоров о возведении на русский престол королевича Владислава (1595–1648); в апреле 1611 г., за отказ санкционировать неприемлемый для России договор в условиях, когда первое ополчение вело сражение за Москву, Сигизмунд арестовал послов и отправил в Польшу, где их содержали в тюрьме; Филарет пробыл в плену до 1619 г.
      
Кто, кто теперь лишит престола Владислава? — Первоначально Владислав был провозглашен царем частью русской знати в Тушине 4 февраля 1610 г.; после низложения царя Василия Ивановича Шуйского (см. далее) бояре в Москве, опасаясь ее захвата Лжедмитрием II, со своей стороны избрали Владислава на царство, заключили об этом 17 августа договор с подошедшим к столице Жолкевским, привели 27 августа к присяге население и в ночь с 20 на 21 сентября впустили в город поляков. Переговоры посольства с Сигизмундом относительно его сына не имели успеха из-за отказа польского короля, считавшего необходимым самому занять русский престол, выполнять условия договора. Дальнейшее развитие освободительной борьбы лишило это избрание силы, хотя формально оно оставалось действительным.
      
Когда умеешь ты корысти добывать (ср.: Уйми, обуздывай насильства, грабежи, // Чем ратников моих позорно упрекают). — По свидетельствам современников, казаки, стоявшие под Москвой, творили грабежи, насилия и бесчинства в деревнях, селениях и на дорогах. В разногласиях и распрях казаков с земством, выливавшихся в разбой и грабежи, от которых страдало и население и ополчение, находили выражение социальные противоречия и конфликты Московского государства.
      
Когда Литве царя Василия вручили… — Царь Василий Иванович Шуйский (1552–1612, прав. с мая 1606 г.) был низложен боярами 17 июля 1610 г. после поражения русского войска от Жолкевского при с. Клушине (24 июня), пострижен в монахи, но в том же году с братьями увезен Жолкевским в Польшу.
      
Пожарский князь, в бою стрелами изъязвлен, // Скончался, может быть, за Волгу удален. — Речь идет о ранениях, полученных в сражении за Москву 19 марта 1611 г.; с поля боя Пожарский был отвезен в Троицко-Сергиевский монастырь, а оттуда в одну из своих суздальских вотчин (на правом берегу Волги, т. е. не "за Волгою"); там он пробыл до осени 1611 г., когда был призван в Нижний Новгород. Ко времени, к которому приурочено действие трагедии, у осаждавших Москву русских не было никакой неопределенности относительно его судьбы, поскольку не только было известно об организации им ополчения, с которым он стоял в Ярославле с апреля до конца июля 1612 г., но и Д. Т. Трубецкой обращался к нему туда с просьбами о помощи против двигавшегося к Москве Ходкевича.
      
На многих изощрен злодейский был кинжал, // Полвойска убыло, Заруцкий убежал. — Заруцкий Иван Мартынович (казнен в 1614), политический авантюрист, атаман донских казаков, поддерживавший Лжедмитрия II, а после его смерти примкнувший к первому ополчению и входивший в 1611 г. во временное правительство вместе с П. П. Ляпуновым и Д. Т. Трубецким. В 1612 г., осаждая с последним Москву, вступил в тайные переговоры с Ходкевичем, попытался не пустить земское ополчение в Ярославль и затем отошел в Коломну со своими казаками, составлявшими около половины сил под Москвою. Фраза о "злодейском кинжале" подразумевает, очевидно, убийство казаками 22 июля 1611 г. П. П. Ляпунова, с которым Заруцкий спорил о первенстве, и организованное им же покушение на Пожарского в Ярославле.
      
С отважным Понтусом поборствуют нам шведы… — Шведский генерал Якоб Понтус Делагарди (1583–1652), часто именовавшийся в документах и трудах историков Яковом Понтусом (Пунтусовым), возглавлял посланное в 1609 г. королем Карлом IX для помощи царю Василию пятнадцатитысячное войско и обязывался договором "его царскому величеству и всему государству верно служити <…> и с его царского величества подданными людьми от польских и литовских людей и от мятежников и изменников русское государство очистить". Небольшой отряд Делагарди в соединении с русским воеводою М. В. Скопиным-Шуйским (1587–1610) вступил в Москву 12 марта 1610 г. После поражения при Клушине (см. коммент к строке: Когда Литве царя Василия вручили…) большая часть наемников Делагарди перешла к полякам, а с остальными он ушел на север к шведским рубежам.
      
Мне войска нашего нельзя с твоим составить… — По приказу Пожарского, опасавшегося стать, подобно П. П. Ляпунову, жертвою междоусобицы, ополчение заняло позиции отдельно от казачьих таборов.
     
    
    
     
      
ДЕЙСТВИЕ II
     
     
      
       
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
      
      
       
Выходят из Москвы Вьянко, князь Желковский, с пламенником, и София, сопровождаемая многими девицами. — Ночь. Театр представляет часть Девичьего поля
      
      
София
      
       
        
       Постой, о Вьянко! здесь — мы к нашим войскам близки,
        
       Уже белеются вдали шатры российски,
        
       И ратные уже нам слышны голоса,
        
       Твердящи каждого биение часа;
        
       Все клятвы я мои и твой совет я помню;
        
       Что польза общая велит, всё то исполню.
        
       Мой брат, кем город сей был прежде защищен,
        
       Сей храбрый брат к стенам московским возвращен;
        
       Родством и дружбою с Пожарским сопряженна,
        
       Надеюсь быть в моих советах уважения.
       
      
      
Вьянко
      
       
        
       Советуй и покой России возврати.
        
       Но ах! могу ли я спокойно в град прийти?
        
       К тем людям шествуешь и в те места вступаешь.
        
       Которых любишь ты, которых уважаешь;
        
       Но племя где мое и мой народ кляня,
        
       Со всеми купно чтут злодеем и меня;
        
       Где в видах таковых наш род изображают,
        
       Которые сердца страшат и застужают.
        
       Ты будешь от меня, София, далеко,
        
       И жар твой потушить моим врагам легко;
        
       Увы! к несчастию, отец мой, князь Желковской,
        
       Немало приключил обид земле Московской;
        
       Любезная княжна! родитель мой-не я;
        
       Должна ль приписана мне быть вина сия?
        
       Ты знаешь, сколько жар моей любви безмерен;
        
       Могу ли во твоей быть твердости уверен?
       
      
      
София
      
       
        
       О ты, светящая на небесах луна!
        
       Тебе моя любовь взаимная видна,
        
       Мне мнится, зрят ее сии леса и горы!
        
       Мой вид о ней тебе, мои вещают взоры;
        
       Мне кажется, земля и небо говорит,
        
       Что грудь моя тобой зажглася и горит.
        
       Ах! Вьянко, клятвы ли священные нарушу?
        
       Тебе я вверила все мысли, сердце, душу,
       
      
      
Вьянко
      
       
        
       Не знаю, отчего моя трепещет грудь
        
       И мрачным кажется мне твой ко стану путь.
        
       Хочу скрепиться я, скреплюсь и возмущаюсь,
        
       Как будто я с тобой в последний раз прощаюсь;
        
       Без грусти не могу на образ твой взирать,
        
       Без слез я не могу "прости" тебе сказать.
       
      
      
София
      
       
        
       В любви успехи нам всегда неимоверны,
        
       Сомнение цветы преобращает в терны;
        
       Но руководствует взаимна нежность нам:
        
       При смутных небесах мы ходим по цветам,
        
       И скоро, может быть, заря для нас явится,
        
       Печальна наша ночь в день ясный превратится.
        
       Не возмущай души смущеньем никаким:
        
       Любима я тобой, и мною ты любим,
        
       Не страшно нам с тобой, не страшно разлученье,
        
       Россиян страшно мне в их твердости смягченье.
       
      
      
Вьянко
      
       
        
       Сладчайший голос твой, сладчайшие уста,
        
       И связи родственны, твой ум и красота,
        
       Колико б ни были на Польшу россы злобны,
        
       Они смягчить сердца и каменны удобны.
       
      
      
София
      
       
        
       Увы! не знаешь ты их правил, ни сердец;
        
       Ни нежный друг, ни брат, ни сродник, ни отец
        
       Стенанью ближнего, ни горести не внемлют,
        
       Когда намеренье какое предприемлют.
        
       Они, мне кажется, от камня рождены;
        
       Их души изо льда быть мнятся сложены.
        
       Подобные кремню имеют россы нравы,
        
       Растрогать могут их лишь только громы славы.
        
       Все силы буду я должна употребить,
        
       Совету их представ, отверженной не быть;
        
       Хотя других смягчить бояр и сомневаюсь,
        
       На дружбу братнину в успехе полагаюсь.
        
       Сокройся, успокой ты сердце, князь, мое;
        
       Опасно здесь, мой друг, медление твое.
       
      
      
Вьянко
      
       
        
       Мне стан ваш кажется как некий облак черен;
        
       Но если бы я был в любви твоей уверен,
        
       Простился бы с тобой, простился без тоски.
       
      
      
София
      
       
        
       Покроют наперед мой прах сии пески,
        
       Чем пламень мой к тебе погаснет, истребится;
        
       Увы! когда умру, он будет жив, мне мнится;
        
       Не застудится он от хладныя росы,
        
       Являться станет здесь в полночные часы;
        
       И ежели меня мой друг и позабудет,
        
       Напоминать ему мою горячность будет;
        
       Тебе и в вечности хочу принадлежать.
       
      
      
Вьянко
      
       
        
       Престань мне ужасы такие вображать;
        
       Могу ли без тебя взглянуть на хладну землю!
       
      
      
София
      
       
        
       Прости! не мешкай здесь! людей бегущих внемлю —
        
       Постой на час — беги! — и пламенник туши;
        
       Прости! еще прости, скорей во град спеши!
       
      
      
Вьянко
      
       
(потушив пламенник)
      
      
       
        
       Мой пламенник потух, но лунный свет сияет,
        
       И сердце у меня трепещет, замирает.
        
       Ах! как могу с тобой разлуку пренести?
        
       Нет, нет, не пренесу; — будь счастлива — прости!
       
      
      
       
(Ушел.)
      
     
     
      
       
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
      
      
       
Те ж, кроме князя Желковского
      
      
Парфения
      
       
        
       Отважное, княжна, ты предприемлешь дело:
        
       Весь ужас позабыв, из града вышла смело,
        
       Сопровождаема девицами в ночи.
        
       Ах! всё опасно здесь!.. сверкают вкруг мечи!..
       
      
      
София
      
       
        
       Сокройтесь вы! а я недвижима пребуду
        
       И данных Вьянке клятв при страхе не забуду.
       
      
      
Парфения
      
       
        
       Бегут! пойдем!
        
                           Девицы уходят.
       
      
     
     
      
       
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТИЕ
      
      
София
      
       
        
                                  Мой долг не устрашусь храня:
        
       Любовь поставила и клятва здесь меня!
       
      
     
     
      
       
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
      
      
       
София и стража с их начальником
      
      
Начальник
      
       
        
       Здесь виден был огонь и люди видны были,
        
       К нам вопли женские отселе приходили;
        
       Умолкло всё кругом — но светится луна,
        
       О други! видима в долине сей жена.
       
      
      
София
      
       
        
       Я дева, не жена, такая ж християнка,
        
       Такая же, как вы, такая ж россиянка;
        
       Имела множество наперсниц здесь моих,
        
       Но ваших блеск мечей прогнал ко граду их.
        
       Коль награжденными за службу быть хотите,
        
       К Пожарскому меня скорей препроводите;
        
       Я тайну важную хочу ему открыть.
       
      
      
Начальник
      
       
        
       Женам запрещено из града выходить.
        
       А что дарами нас, как хищников, прельщаешь,
        
       Имеем то в руках, что нам ты обещаешь;
        
       Всё в добычь отдают военные права,
        
       Чем грудь украшена и чем твоя глава;
        
       Мы алчем, бедствуем, мы видим гладны степи, —
        
       Отдай убранства нам, отдай златые цепи;
        
       Отдай, несчастная, и в город возвратись,
        
       О тайнах письменно с Пожарским изъяснись.
       
      
      
       
(Хочет ограбить.)
      
      
       
        
                                  София
       
      
      
       
        
       Иль так россияне россиян защищают,
        
       Последние у жен убранства похищают?
        
       Нет жалости у вас к бегущим девам к вам,
        
       Вы прямо есть враги, а не поляки нам:
        
       Они к нам чувствуют во граде уваженье,
        
       Ко мне почтение, а вы пренебреженье;
        
       Не подлая раба, я княжеская дочь;
        
       Сокрой от них меня, сокрой, ужасна ночь!
       
      
      
Начальник
      
       
        
       Хотя б ты подлинно княжной была рожденна,
        
       Но если в пользу ты поляков убежденна,
        
       Когда ты хвалишь их, россиян не щадишь, —
        
       Обиду такову нам златом наградишь.
       
      
      
       
(Схватив ее за руку.)
      
      
       
        
       Иль жизнь, иль твой убор!
       
      
      
София
      
(на коленях)
      
       
        
                                                     Всё, всё теперь возьмите,
        
       Но сжальтесь надо мной!
       
      
     
     
      
       
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
      
      
       
Те ж и Леон
      
      
Леон
      
       
(прибегая с мечем)
      
      
       
        
                                                    Злодеи! отступите.
        
       Кем воля к грабежам, кем дерзость вам дана?
       
      
      
       
(К Софии.)
      
      
       
        
       Кто ты, несчастная?
       
      
      
София
      
       
        
                                          Пожарская княжна.
        
           Воины разбегаются в разные стороны.
       
      
     
     
      
       
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
      
      
       
София и Леон
      
      
Леон
      
       
        
       София! это ты, ты плачуща, стеняща,
        
       У ног разбойников, как их раба, лежаща?
        
       А сердце томное не возвестило мне,
        
       Что близко от меня, что в сей ты стороне.
        
       Нет, сердце мне давно Софию возвестило,
        
       Сюда мои стопы и взоры обратило,
        
       Оно влекло меня для помощи к тебе;
        
       Какой обязан я, княжна, какой судьбе,
        
       Что ты из города пришла в ночи едина?
        
       С кем? с кем свидание тому была причина?
        
       Откройся мне!
       
      
      
София
      
       
        
                                  Узнав, что мой любезный брат
        
       От Волги возвращен под сей престольный град,
        
       Я с ним увидеться немедленно желала;
        
       Но запрещения ходить к шатрам не знала.
       
      
      
Леон
      
       
        
       Моим родителем приказ сей страже дан —
        
       Из града не впускать девиц в российский стан;
        
       Мной войску розданы строжайши повеленья
        
       Под градом не чинить разбоев, ни грабленья;
        
       Но приключившие тебе, княжна, боязнь
        
       За дерзновенье их приимут вскоре казнь.
        
       Против кого себя они ожесточили!
        
       Как прелести твои сердец их не смягчили?
       
      
      
София
      
       
        
       Такое ль место здесь, такие ли часы —
        
       Прельщаться девами, счислять мои красы?
        
       Когда отечество напасти днями числит,
        
       О женских прелестях герой российский мыслит;
        
       Когда со всех сторон реками льется кровь,
        
       Пойдет ли в ум кому, пойдет ли в ум любовь?
        
       О! если дружеством твоим ласкаться смею,
        
       Князь! тайну важную на сердце я имею,
        
       Веди меня, веди ко брату моему,
        
       Спокойство общее несу в душе к нему;
        
       И если подлинно любима я тобою,
        
       Пойдем к Пожарскому, пойдем, Леон, со мною.
       
      
      
Леон
      
       
        
       То видят небеса, как я тебя люблю;
        
       Но как родительский приказ я преступлю?
        
       Какую почитать должна во мне ты душу,
        
       Когда присягу я и клятвы долг нарушу!
       
      
      
София
      
       
        
       Так я, скитаяся у страшных сих шатров,
        
       Ждать буду грабежей, ругательства, оков;
        
       Пусть всё перенесу, что сердцу неприятно,
        
       Но я уже в Москву нейду теперь обратно:
        
       Мне с братом предлежат важнейшие дела.
        
       К друзьям ли я сюда или к врагам пришла?
        
       О бедных девах здесь нимало не жалеют;
        
       Сколь мало нежности россияне имеют!
       
      
      
Леон
      
       
        
       Итак, мне надлежит законы преступить
        
       И сыном пред отцем непокоривым быть,
        
       Ни права ратного, ни честности не помнить?
        
       Но я люблю тебя и всё хочу исполнить;
        
       Я вижу, что тебе, жестокая княжна,
        
       Бесчестие мое, не честь моя нужна.
        
       Вверь мне, княжна, вверь мне несому к брату тайну
        
       И не ввергай меня в мою погибель крайну.
       
      
      
София
      
       
        
       Сей тайны никогда другим не сообщу?
        
       Оставь меня, сама я средство изыщу
        
       Со братом видеться.
       
      
      
Леон
      
       
        
                                          Когда открыться смею,
        
       По сердцу я с тобой родство уже имею;
        
       Как любит брат тебя, я меньше ли люблю?
        
       Почто же ваших тайн я с вами не делю?
       
      
      
София
      
       
        
       Нескромность я, Леон, душею ненавижу,
       
      
      
Леон
      
       
        
       Увы! любви твоей, княжна, ко мне не вижу;
        
       Твой голос, смутный вид и каждый твой ответ
        
       Терзает грудь мою, на части сердце рвет.
       
      
      
София
      
       
        
       Я чувствую к тебе душевное почтенье.
       
      
      
Леон
      
       
        
       Почтенье за любовь есть то же, что презренье.
        
       Всех должно чтить людей.
       
      
      
София
      
       
        
                                                      Но льзя ли всех любить?
        
       Услуг твоих, мой князь, не можно мне забыть.
        
       Ты два раза меня от пагубы избавил
        
       И благодарной быть вовек себе заставил.
       
      
      
Леон
      
       
        
       Благодарение едина жертва есть,
        
       Котору воздают за благо долг и честь;
        
       Хотение мое ко чувствам сим не жадно,
        
       Там жарки правилы, — однако сердце хладно.
        
       О! как бывает страсть несчастна и бедна,
        
       Коль благодарностью питаться лишь должна!
        
       Взаимно можно ль быть и мне великодушным,
        
       Дабы словам твоим соделаться послушным?
       
      
      
София
      
       
        
       Яви, Леон, яви величество души,
        
       Пожарскому меня представить поспеши.
       
      
      
Леон
      
       
        
       София, жалости поступок твой не кажет:
        
       Не любишь ты меня.
       
      
      
София
      
       
        
                                           Ах! время то докажет,
        
       Докажет, может быть, сомненье истребя,
        
       Люблю ль отечество и чту ли я тебя.