1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 
   На святой Руси —    

   У ветров спроси,    

   У волков спроси.    

       

   Так из края в край,    

   Так из града в град.    

   В правой рученьке — рай,    

   В левой рученьке — ад.    

       

   Рай и ад намешала тебе в питье,    

   День единый теперь — житие твое.    

       

   Проводи, жених,    

   До седьмой версты!    

   Много нас таких    

   На святой Руси.    

       

   Июль 1919    

           ТЕБЕ — ЧЕРЕЗ  СТО ЛЕТ    

       

   К тебе, имеющему быть рожденным    

   Столетие спустя, как отдышу, —    

   Из самых недр, — как нá смерть осужденный,    

   Своей рукой — пишу:    

       

   — Друг! Не ищи меня! Другая мода!    

   Меня не помнят даже старики.    

   — Ртом не достать! — Через летейски воды    

   Протягиваю две руки.    

       

   Как два костра, глаза твои я вижу,    

   Пылающие мне в могилу — в ад, —    

   Ту видящие, что рукой не движет,    

   Умершую сто лет назад.    

       

   Со мной в руке — почти что горстка пыли —    

   Мои стихи! — я вижу: на ветру    

   Ты ищешь дом, где родилась я — или    

   В котором я умру.    

       

   На встречных женщин — тех, живых, счастливых, —    

   Горжусь, как смотришь, и ловлю слова:    

   — Сборище самозванок! Все мертвы вы!    

   Она одна жива!    

       

   Я ей служил служеньем добровольца!    

   Все тайны знал, весь склад ее перстней!    

   Грабительницы мертвых! Эти кольца    

   Украдены у ней!    

       

   О, сто моих колец! Мне тянет жилы,    

   Раскаиваюсь в первый раз,    

   Что столько я их вкривь и вкось дарила, —    

   Тебя не дождалась!    

       

   И грустно мне еще, что в этот вечер,    

   Сегодняшний — так долго шла я вслед    

   Садящемуся солнцу, — и навстречу    

   Тебе — через сто лет.    

       

   Бьюсь об заклад, что бросишь ты проклятье    

   Моим друзьям во мглу могил:    

   — Все восхваляли! Розового платья    

   Никто не подарил!    

       

   Кто бескорыстней был?! — Нет, я корыстна!    

   Раз не убьешь, — корысти нет скрывать,    

   Что я у всех выпрашивала письма,    

   Чтоб ночью целовать.    

       

   Сказать? — Скажу! Небытие — условность.    

   Ты мне сейчас — страстнейший из гостей,    

   И ты окажешь перлу всех любовниц    

   Во имя той — костей.    

       

   Август 1919    

           «А плакала я  уже бабьей…»    

       

   А плакала я уже бабьей    

   Слезой — солонейшей солью.    

   Как та — на лужочке — с граблей —    

   Как эта — с серпочком — в поле.    

       

   От голосу — слабже воска,    

   Как сахар в чаю моченный.    

   Стрелочкам своим поноску    

   Носила, как пес ученый.    

       

   — «Ешь зернышко, я ж единой    

   Скорлупкой сыта с орешка!»    

   Никто не видал змеиной    

   В углах — по краям — усмешки.    

       

   Не знали мои герои,    

   Что сей голубок под схимой —    

   Как Царь — за святой горою    

   Гордыни несосвятимой.    

       

   Август 1919    

      

         «Два дерева  хотят друг к другу…»    

       

   Два дерева хотят друг к другу.    

   Два дерева. Напротив дом мой.    

   Деревья старые. Дом старый.    

   Я молода, а то б, пожалуй,    

   Чужих деревьев не жалела.    

       

   То, что поменьше, тянет руки,    

   Как женщина, из жил последних    

   Вытянулось, — смотреть жестоко,    

   Как тянется — к тому, другому,    

   Что старше, стойче и — кто знает? —    

   Еще несчастнее, быть может.    

       

   Два дерева: в пылу заката    

   И под дождем — еще под снегом —    

   Всегда, всегда: одно к другому,    

   Таков закон: одно к другому,    

   Закон один: одно к другому.    

       

   Август 1919    

            «Консуэла! — Утешенье…»    

       

   Консуэла! — Утешенье!    

   Люди добрые, не сглазьте!    

   Наградил второю тенью    

   Бог меня — и первым счастьем.    

       

   Видно с ангелом спала я,    

   Бога приняла в объятья.    

   Каждый час благословляю    

   Полночь твоего зачатья.    

       

   И ведет меня — до сроку —    

   К Богу — по дороге белой —    

   Первенец мой синеокий:    

   Утешенье! — Консуэла!    

       

   Ну, а раньше — стать другая!    

   Я была счастливой тварью!    

   Все мой дом оберегали, —    

   Каждый под подушкой шарил!    

       

   Награждали — как случалось:    

   Кто — улыбкой, кто — полушкой…    

   А случалось — оставалось    

   Даже сердце под подушкой!..    

       

   Времячко мое златое!    

   Сонм чудесных прегрешений!    

   Всех вас вымела метлою    

   Консуэла — Утешенье.    

       

   А чердак мой чисто мéтен,    

   Сор подобран — на жаровню.    

   Смерть хоть сим же часом встретим:    

   Ни сориночки любовной!    

       

   — Вор! — Напрасно ждешь! — Не выйду!    

   Буду спать, как повелела    

   Мне — от всей моей Обиды    

   Утешенье — Консуэла!    

       

   Москва, октябрь 1919    

           АЛЕ    

       

            1. «Ни  кровинки в тебе здоровой…»    

        

    Ни кровинки в тебе здоровой. —    

    Ты похожа на циркового.    

        

    Вон над бездной встает, ликуя,    

    Рассылающий поцелуи.    

        

    Напряженной улыбкой хлещет    

    Эту сволочь, что рукоплещет.    

        

    Ни кровиночки в тонком теле, —    

    Все новиночек мы хотели.    

        

    Что, голубчик, дрожат поджилки?    

    Все как надо: канат — носилки.    

        

    Разлетается в ладан сизый    

    Материнская антреприза.    

        

    Москва, октябрь 1919    

       

            2. «Упадешь  — перстом не двину…»    

        

    Упадешь — перстом не двину.    

    Я люблю тебя как сына.    

        

    Всей мечтой своей довлея,    

    Не щадя и не жалея.    

        

    Я учу: губам полезно    

    Раскаленное железо,    

        

    Бархатных ковров полезней —    

    Гвозди — молодым ступням.    

        

    А еще в ночи беззвездной    

    Под ногой — полезны — бездны!    

        

    Первенец мой крутолобый!    

    Вместо всей моей учебы —    

    Материнская утроба    

    Лучше — для тебя была б.    

        

    Октябрь 1919    

       

           «Бог! — Я  живу! — Бог! — Значит ты не умер…»    

       

   Бог! — Я живу! — Бог! — Значит ты не умер!    

   Бог, мы союзники с тобой!    

   Но ты старик угрюмый,    

   А я — герольд с трубой.    

       

   Бог! Можешь спать в своей ночной лазури!    

   Доколе я среди живых —    

   Твой дом стоит! — Я лбом встречаю бури,    

   Я барабанщик войск твоих.    

       

   Я твой горнист. — Сигнал вечерний    

   И зорю раннюю трублю.    

   Бог! — Я любовью не дочерней, —    

   Сыновне я тебя люблю.    

       

   Смотри: кустом неопалимым    

   Горит походный мой шатер.    

   Не поменяюсь с серафимом:    

   Я твой Господен волонтер.    

       

   Дай срок: взыграет Царь-Девица    

   По всем по селам! — А дотоль —    

   Пусть для других — чердачная певица    

   И старый карточный король!    

       

   Октябрь 1919    

      

         «А человек  идет за плугом…»    

       

   А человек идет за плугом    

   И строит гнезда.    

   Одна пред Господом заслуга:    

   Глядеть на звезды.    

       

   И вот за то тебе спасибо,    

   Что, цепенея,    

   Двух звезд моих не видишь — ибо    

   Нашел — вечнее.    

       

   Обман сменяется обманом,    

   Рахилью — Лия.    

   Все женщины ведут в туманы:    

   Я — как другие.    

       

   Октябрь 1919    

           «Маска —  музыка… А третье…»    

       

   Маска — музыка… А третье    

   Что любимое? — Не скажет.    

   И я тоже не скажу.    

       

   Только знаю, только знаю    

   — Шалой головой ручаюсь! —    

   Что не мать — и не жена.    

       

   Только знаю, только знаю,    

   Что как музыка и маска,    

   Как Москва — маяк — магнит —    

       

   Как метель — и как мазурка    

   Начинается на М.    

       

   — Море или мандарины?    

       

   Москва, октябрь 1919    

      

         «Чердачный  дворец мой, дворцовый чердак…»    

       

   Чердачный дворец мой, дворцовый чердак!    

   Взойдите. Гора рукописных бумаг…    

   Так. — Руку! — Держите направо, —    

   Здесь лужа от крыши дырявой.    

       

   Теперь полюбуйтесь, воссев на сундук,    

   Какую мне Фландрию вывел паук.    

   Не слушайте толков досужих,    

   Что женщина — может без кружев!    

       

   Ну-с, перечень наших чердачных чудес:    

   Здесь нас посещают и ангел, и бес,    

   И тот, кто обоих превыше.    

   Недолго ведь с неба — на крышу!    

       

   Вам дети мои — два чердачных царька,    

   С веселою музой моею, — пока    

   Вам призрачный ужин согрею, —    

   Покажут мою эмпирею.    

       

   — А что с Вами будет, как выйдут дрова?    

   — Дрова? Но на то у поэта — слова    

   Всегда — огневые — в запасе!    

   Нам нынешний год не опасен…    

       

   От века поэтовы корки черствы,    

   И дела нам нету до красной Москвы!    

   Глядите: от края — до края —    

   Вот наша Москва — голубая!    

       

   А если уж слишком поэта доймет    

   Московский, чумной, девятнадцатый год, —    

   Что ж, — мы проживем и без хлеба!    

   Недолго ведь с крыши — на небо.    

       

   Октябрь 1919    

           «Поскорее бы с  тобою разделаться…»    

       

   Поскорее бы с тобою разделаться,    

   Юность — молодость, — эка невидаль!    

   Все: отселева — и доселева    

   Зачеркнуть бы крест на крест — наотмашь!    

       

   И почить бы в глубинах кресельных,    

   Меж небесных планид бесчисленных,    

   И учить бы науке висельной    

   Юных крестниц своих и крестников.    

       

   — Как пожар зажечь, — как пирог испечь,    

   Чтобы в рот — да в гроб, как складнее речь    

   На суду держать, как отца и мать    

   ………………………………. продать.    

       

   Подь-ка, подь сюда, мой воробушек!    

   В том дому жемчуга с горошину.    

   Будет жемчуг…….…………….    

   А воробушек — на веревочке!    

       

   На пути твоем — целых семь планид,    

   Чтоб высоко встать — надо кровь пролить.    

   Лей да лей, не жалей учености,    

   Весельчак ты мой, висельченочек!    

       

   — Ну, а ты зачем? — Душно с мужем спать!    

   — Уложи его, чтоб ему не встать,    

   Да с ветрами вступив в супружество —    

   Берегись! — голова закружится!    

       

   И плетет — плетет …………….. паук    

   — «От румян-белил встал горбом — сундук,    

   Вся, как купол, красой покроешься, —    

   После виселицы — отмоешься!»    

       

   Так — из темных обвалов кресельных,    

   Меж небесных планид бесчисленных    

   ………………………….……………….    

   Юных висельников и висельниц.    

       

   Внук с пирушки шел, видит — свет зажжен,    

   ………………..в полу круг прожжен.    

   — Где же бабка? — В краю безвестном!    

   Прямо в ад провалилась с креслом!    

       

   Октябрь 1919    

           «Уходящее  лето, раздвинув лазоревый полог…»    

       

   Уходящее лето, раздвинув лазоревый полог    

   (Которого нету — ибо сплю на рогоже — девятнадцатый год)    

   Уходящее лето — последнюю розу    

   — От великой любви — прямо на сердце бросило мне.    

       

   На кого же похоже твое уходящее лето?    

   На поэта?    

   — Ну нет!    

   На г……….д………..в……….!    

       

   Октябрь 1919    

      

         «А была я  когда-то цветами увенчана…»    

       

   А была я когда-то цветами увенчана    

   И слагали мне стансы — поэты.    

   Девятнадцатый год, ты забыл, что я женщина…    

   Я сама позабыла про это!    

       

   Скажут имя мое — и тотчас же, как в зеркале    

   ……………………………………..    

   И повис надо мной, как над брошенной церковью,    

   Тяжкий вздох сожалений бесплодных.    

       

   Так, в…… Москве погребенная заживо,    

   Наблюдаю с усмешкою тонкой,    

   Как меня — даже ты, что три года охаживал! —    

   Обходить научился сторонкой.    

       

   Октябрь 1919    

      

         «Сам посуди:  так топором рубила…»    

       

   Сам посуди: так топором рубила,    

   Что невдомек: дрова трещат — аль ребра?    

   А главное: тебе не согрубила,    

   А главное:  осталась доброй.    

       

   Работала за мужика, за бабу,    

   А больше уж нельзя — лопнут виски!    

   — Нет, руку приложить тебе пора бы:    

   У человека только две руки!    

       

   Октябрь 1919    

           С. Э    

       

   Хочешь знать, как дни проходят,    

   Дни мои в стране обид?    

   Две руки пилою водят,    

   Сердце — имя говорит.    

       

   Эх! Прошел бы ты по дому —    

   Знал бы! Так в ночи пою,    

   Точно по чему другому —    

   Не по дереву — пилю.    

       

   И чудят, чудят пилою    

   Руки — вольные досель.    

   И метет, метет метлою    

   Богородица-Метель.    

       

   Ноябрь 1919    

      

         «Дорожкою  простонародною…»    

       

   Дорожкою простонародною,    

   Смиренною, богоугодною,    

   Идем — свободные, немодные,    

   Душой и телом — благородные.    

       

   Сбылися древние пророчества:    

   Где вы — Величества? Высочества?    

       

   Мать с дочерью идем — две странницы.    

   Чернь черная навстречу чванится.    

   Быть может — вздох от нас останется,    

   А может — Бог на нас оглянется…    

       

   Пусть будет — как Ему захочется:    

   Мы не Величества, Высочества.    

       

   Так, скромные, богоугодные,    

   Душой и телом — благородные,    

   Дорожкою простонародною —    

   Так, доченька, к себе на родину:    

       

   В страну Мечты и Одиночества —    

   Где мы — Величества, Высочества.    

       

       

           БАЛЬМОНТУ    

       

   Пышно и бесстрастно вянут    

   Розы нашего румянца.    

   Лишь камзол теснее стянут:    

   Голодаем как испанцы.    

       

   Ничего не можем даром    

   Взять — скорее гору сдвинем!    

   И ко всем гордыням старым —    

   Голод: новая гордыня.    

       

   В вывернутой наизнанку    

   Мантии Врагов Народа    

   Утверждаем всей осанкой:    

   Луковица — и свобода.    

       

   Жизни ломовое дышло    

   Спеси не перешибило    

   Скакуну. Как бы не вышло:    

   — Луковица — и могила.    

       

   Будет наш ответ у входа    

   В Рай, под деревцем миндальным:    

   — Царь! На пиршестве народа    

   Голодали — как гидальго!    

       

   Ноябрь 1919    

      

         «Высоко мое  оконце…»    

       

   Высокó мое оконце!    

   Не достанешь перстеньком!    

   На стене чердачной солнце    

   От окна легло крестом.    

       

   Тонкий крест оконной рамы.    

   Мир. — На вечны времена.    

   И мерещится мне: в самом    

   Небе я погребена!