Поделиться:
  Угадай писателя | Писатели | Карта писателей | Острова | Контакты

Варлам Шаламов - Колымские рассказы [1954-1962]
Известность произведения: Высокая
Метки: poetry, Автобиография, Биография, Рассказ, Сборник

Аннотация. В своей исповедальной прозе Варлам Шаламов (1907 -1982) отрицает необходимость страдания. Писатель убежден, что в средоточии страданий - в колымских лагерях - происходит не очищение, а растление человеческих душ. В поэзии Шаламов воспевает духовную силу человека, способного даже в страшных условиях лагеря думать о любви и верности, об истории и искусстве. Это звенящая лирика несломленной души, в которой сплавлены образы суровой северной природы и трагическая судьба поэта. Книга «Колымские тетради» выпущена в издательстве «Эксмо» в 2007 году.

Полный текст. Открыть краткое содержание.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 

Не лови ускользающих фраз И пустых не веди наблюдений. Не ищи, по следам не ходи, Занимайся любою работой, — Сердце сразу забьется в груди, Если встретится важное что-то. Наша память способна сама Привести в безупречный порядок, Все доставить тебе для письма, Положить на страницы тетрадок. Не смутись, — может быть, через год Пригодится такая обнова — Вдруг раскроется дверь и войдет Долгожданное важное слово. 1960 Бухта Нагаева[154] Легко разгадывается сон Невыспавшегося залива: Огонь зари со всех сторон И солнце падает с обрыва. И, окунаясь в кипяток, Валясь в пузырчатую воду, Нагорный ледяной поток Обрушивается с небосвода. И вмиг меняется масштаб Событий, дел, людей, природы Покамест пароходный трап, Спеша, нащупывает воду. И крошечные корабли На выпуклом, огромном море, И край земли встает вдали Миражами фантасмагорий. 1960 Речь Кортеса к солдатам перед сражением Нет, нам не суждено здесь пасть — Невелика еще у смерти власть. Еще пред нами тысяча забот, Больших и малых дней водоворот. Мы предназначены для лучших дел, Не перешли еще земной предел. Приказ мой прост: пока живой — вперед. Кто в смерть не верит — вовсе не умрет. От трусости лекарство у врача Укреплено на кончике меча. Прими его — и наш военный бог Подхватит твой прощальный, смертный вздох. Стреляй, стрелок, твой яростный мушкет Поэты будут славить много лет. Да, мы бессмертны на ходу, в бою. Мы верим все еще в звезду свою. 1960 Андерсен[155] Он обойдет моря и сушу — Весь мир, ч го мелок и глубок, Людскую раненую душу Положит в сказочный лубок. И чтоб под гипсовой повязкой Восстановился кровоток, Он носит радостную сказку, Подвешенную на платок. Леченье так умно и тонко: Всего целебней на земле Рассказ про гадкого утенка И миф о голом короле. 1960 Мне снова жажда вяжет губы[156] Мне снова жажда вяжет губы В сухом снегу, Где белый лес играет в трубы Во всю вьюгу. И наст горит под скользкой лыжей. Дымится снег. Огонь все ближе, ближе, ближе, И вот — ночлег. И, ставя обе лыжи стоймя К венцу избы, Я постучу в окно спокойно Рукой судьбы. 1960 Старая Вологда[157] Медлительная Вологда… Столетия и дали Тащили город волоком, В оврагах рассыпали. Предместьями, посадами Бросали на дороге С глухими палисадами Еловые чертоги. Жила когда-то грезами О Вологде-столице, Каприз Ивана Грозного Как сказка о Жар-птице. А впрочем, вести веские О царском разговоре — Магическими фресками В стариннейшем соборе. 1960 Корни даурской лиственницы[158] Корни деревьев — как флаги, Флаги в промерзлой земле, Мечутся в поисках влаги, В страстной мечте о тепле. Вся корневая система В мерзлой от века судьбе. Это — упорства поэма, Это — стихи о борьбе. 1960 Рояль[159] Видны царапины рояля На желтом крашеном полу: Наверно, двери растворяли, Ворочали рояль в углу. И он царапался когтями И, очевидно, изнемог В борьбе с незваными гостями, Перешагнувшими порог. И вот он вытащен наружу, Поставлен где-то у стены. Рояль — беззвучное оружье Необычайной тишины. И все сейчас во власти вести, Все ждут подобья чудесам — Ведь здесь на том, рояльном, месте Дух музыки почиет сам. 2 июня 1960 Переделкино Толпа гортензий и сирени[160] Толпа гортензий и сирени И сельских ландышей наряд — Нигде ни капли смертной тени, И вся земля — цветущий сад. И майских яблонь пух летает, Легчайший лебединый пух, Неисчислимой белой стаей, И тополя шуршат вокруг. И ослепительное лето Во все цвета и голоса Гремит, не веря в смерть поэта И твердо веря в чудеса. 2 июня 1960 Переделкино Будто выбитая градом[161] Будто выбитая градом, Искалечена трава. Вытоптана зелень сада И едва-едва жива. На крылечные ступени Разбросали каблуки Ветки сломанной сирени, Глиняные черепки… И последняя расплата, Послесловье суеты: Шорох киноаппарата, Жестяных венков цветы. 2 июня 1960 Переделкино Орудье высшего начала[162] Орудье высшего начала, Он шел по жизни среди нас, Чтоб маяки, огни, причалы Не скрылись навсегда из глаз. Должны же быть такие люди, Кому мы верим каждый миг, Должны же быть живые Будды, Не только персонажи книг. Как сгусток, как источник света, Он весь — от головы до ног — Не только нес клеймо поэта, Но был подвижник и пророк. Как музыкант и как философ, Как живописец и поэт, Он знал решенье всех вопросов, Значенье всяких «да» и «нет». И, вслушиваясь в травы, в листья, Оглядывая шар земной, Он встретил много новых истин И поделился со страной. И, ненавидя пустословья, Стремясь к сердечной простоте, Он был для нас самой любовью И путь указывал мечте 1960 Капля[163] Править лодкою в тумане Больше не могу Будто я кружусь в буране В голубом снегу Посреди людского шума Рвется мыслей нить Своего мне не додумать, Не договорить. Капля с каплей очень схожи, Падают они: День за днем, как день прохожий, День — калика перехожий, Каплют капли-дни. Разве тяжче, разве краше, Ярче всех других Та, что переполнит чашу, Чашу дней моих. 1960 Бурение огнем[164] Поэзия, поэзия — Бурение огнем Сверкает света лезвие — Такая сила в нем, Что в кислородном пламени Расплавится скала, — Идет в породе каменной Горящая игла. Как факел ослепительный Врезаясь в минерал, Готовя для Праксителя Любимый матерьял. 1960 Бесплодно падает на землю[165] Бесплодно падает на землю Цветов пыльца, Напрасно пролитое семя Творца. И только миллионной части, Упав на дно, Вступить с природой в соучастье Дано. 1960 Мы предтечи, мы только предтечи[166] Мы предтечи, мы только предтечи, С недостатками слуха и речи, Рифмачи, плясуны, музыканты, Обморозившие таланты. Мы учились в особенной школе В чистом поле в далекой неволе. Там, где солнце сияет ночами, Там, где лед обжигает, как пламя. Наши судьбы доверены вьюгам За полярным магическим кругом. Мы глядим до сих пор молодцами, Нас еще не смешать с мертвецами. 1961 Ручей питается в дороге Ручей питается в дороге То родниками, то дождем И через горные пороги Проталкивается с трудом. И, как при кровяном давленье, Повышенном до глухоты, Рекой в порывистом движенье Расшатывает мосты. И где-нибудь в изнеможенье Вода ложится на песок, Почти без пульса, без движенья Валяется у наших ног. Ее и здесь зовут рекою. Она сверкает как слюда, Как воплощение покоя — Горизонтальная вода (1961) Пусть чернолесье встанет за деревнями Пусть чернолесье встанет за деревнями Тропинкой вглубь идут мои стихи. Не лес я должен видеть за деревьями, А голубую кожицу ольхи. Стекляшки — бусы розовой смородины И слив резиновые шары. Дороги не заказаны, не пройдены В подлески, чащи, рощи и боры. Скажу не по-латински, не по-гречески Про мертвую сожженную траву — Пока пейзаж не говорит по-человечески, Его пейзажем я не назову. 1961 Часы внутри меня Часы внутри меня, Волшебные часы, Отмерить дозы дня Незримые весы. Проснусь я точно в час, Намеченный вчера, Хоть, не смыкая глаз, Работал до утра. Вселенная ведет, Скрывая как секрет, Тончайший этот счет — Тысячелетний след. И времени чутье — Закон житья-бытья — Мы знаем все: зверье, Деревья, ты и я… 1961 Жить вместе с деревом, как Эрзя Жить вместе с деревом, как Эрзя, И сердце видеть в сердцевине. Из тысяч сучьев, тысяч версий Найти строенья план единый. Найти фигуры очертанье, Лицо пейзажа-человека, А имена или названья — Приметы нынешнего века. Гефест перед кусищем меди, Буонарроти перед грудой Камней, уверенный в победе, Уже почувствовавший чудо… 1961 Тихий ветер по саду ступает Тихий ветер по саду ступает, Белый вишенный цвет рассыпает. И одна из песчаных дорожек — Как вишневое платье в горошек. Лепестки на песке засыхают, Люди ходят и тихо вздыхают… Ветер пыльные тучи взметает — Белый вишенный цвет улетает. Поднимается выше и выше Легкий цвет, белый цвет нашей вишни. 1961 Стихи — это судьба, не ремесло[167] Стихи — это судьба, не ремесло, И если кровь не выступит на строчках, Душа не обнажится наголо, То наблюдений, даже самых точных, И самой небывалой новизны Не хватит у любого виртуоза, Чтоб вызвать в мире взрывы тишины И к горлу подступающие слезы. 1962 Поэзия — дело седых[168] Поэзия — дело седых, Не мальчиков, а мужчин, Израненных, немолодых, Покрытых рубцами морщин. Сто жизней проживших сполна, Не мальчиков, а мужчин, Поднявшихся с самого дна К заоблачной дали вершин. Познание горных высот, Подводных душевных глубин, Поэзия — вызревший плод И белое пламя седин. 1962 Когда после разлуки[169] Когда после разлуки И сам еще не свой, Протягивая руки, Встречаюсь я с Москвой, Резины и бензина Блаженство и уют, Шуршат, щебечут шины, Как зяблики поют. На площади вокзальной, Где стук, и крик, и звон, Сливают в музыкальный, Как бы единый тон.

The script ran 0.004 seconds.