1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
В блистанье кружевного океана,
Лавируют искусно иногда.
Они по части вальса - капитаны,
Да и в кадрили, право же, они
По ловкости Меркурию сродни.
71
Но кто имеет планы на вниманье
Наследницы иль чьей-нибудь жены,
Тот прилагает мудрое старанье,
Чтоб эти планы не были ясны.
Подобному благому начинанью
Поспешность и стремительность вредны;
Беря пример с прославленного бритта -
Умей и глупость делать деловито!
72
За ужином - старайтесь быть соседом,
Напротив сидя - не сводите глаз;
О, самым обаятельным беседам
Равняется таких молчаний час!
Он может привести к большим победам,
Он сохранится в памяти у вас!
Чья нежная душа в теченье бала
Всех мук и всех надежд не испытала?
73
Но эти замечания нужны
Для тех, кому полезна осторожность,
Чьим хитроумным замыслам страшны
Улыбка, взгляд и всякая ничтожность.
А если вы судьбой одарены,
Она предоставляет вам возможность
Во имя денег, сана, красоты
Осуществлять и планы и мечты.
74
Жуан мой был неглуп, хорош собою,
И знатен, и богат, и знаменит,
Его, как иностранца, брали с бою
(Опасности угроза сторожит
Со всех сторон блестящего героя!).
"Народ страдает, - плачется пиит, -
От нищеты, болезней и разврата!"
Взглянул бы он на жизнь аристократа!
75
Он молод, но стара его душа,
В объятьях сотен силы он теряет,
Он тратит, не имея ни гроша,
К ростовщику-еврею попадает.
Живет - хитря, безумствуя, спеша,
В парламенте порою заседает,
Развратничает, ест, играет, пьет, -
Пока в фамильный склеп не попадет.
76
"Где старый мир, в котором я родился?" -
Воскликнул Юнг восьмидесяти лет;
Но я и через восемь убедился,
Что старого уже в помине нет.
Как шар стеклянный, этот мир разбился
И растворился в суете сует -
Исчезли денди, принцы, депутаты,
Ораторы, вожди и дипломаты.
77
Где Бонапарт великий - знает бог!
Где Каслрей ничтожный - знают бесы!
Где пылкий Шеридан, который мог
Путем речей содействовать прогрессу?
Где королева, полная тревог?
Где Англии любимая принцесса?
Где биржевые жертвы? Где цари?
И где проценты, черт их побери!
78
Что Бреммель? Прах. Что Уэлсли? Груда гнили.
Где Ромили? На кладбище снесли.
И Третьего Георга схоронили,
Да только завещанья не нашли!
Четвертого ж внезапно полюбили
Шотландцы; он, от Лондона вдали,
Внимает Соуни, зуд вкушая сладкий,
Пока ему льстецы щекочут пятки.
79
А где миледи Икс? Где лорд Эн-Эн?
Где разные хорошенькие мисс?
Я вижу очень много перемен -
Те обвенчались, эти развелись...
Все в мире - суета, все в мире - тлен.
Где клики Дублина? Где шум кулис?
Где Гренвиллы? В отставке и в обиде.
Что виги? Совершенно в том же виде.
80
Где новые конфликты? Где развод?
Кто продает именье? Кто карету?
Скажи мне, "Морнинг пост", оракул мод,
Великосветских прихотей газета,
Кто лучшие теперь балы дает?
Кто просто умер? Кто ушел от света?
Кто, разорившись в несчастливый год,
На континенте сумрачно живет?
81
За герцогом охотилась иная,
А ей достался только младший брат;
Та стала дамой дева молодая,
А та - всего лишь мамой невпопад;
Те потеряли прелесть, увядая...
Ну, словом, - все несется наугад!
В наружности, в манере обращенья -
Во всем, во всем большие измененья.
82
Лет семьдесят привыкли мы считать
Эпохою. Но только в наши годы
Лет через семь уж вовсе не узнать
Ни правящих народом, ни народа.
Ведь этак впору голову сломать!
Все мчится вскачь: удачи и невзгоды,
Одним лишь вигам (господи прости!)
Никак к желанной власти не прийти.
83
Юпитером я знал Наполеона
И сумрачным Сатурном. Я следил,
Как пыл политиканского трезвона
И герцога в болвана превратил.
(Не спрашивай, читатель благосклонный,
Какого!) Я видал, как осудил
И освистал монарха гнев народа
И как потом его ласкала мода.
84
Видал я и пророчицу Сауткотт,
И гнусные судебные процессы,
Короны я видал - особый род
Дурацких колпаков большого веса,
Парламент, разоряющий народ,
И низости великого конгресса;
Я видел, как народы, возмутясь,
Дворян и королей швыряли в грязь.
85
Я видел маленьких поэтов рой
И многословных, но не многославных
Говорунов; и биржевой разбой
Под вопли джентльменов благонравны;
Я видел, как топтал холуй лихой
Копытами коня людей бесправных;
Как эль бурдою стал, я видел, как
Джон Буль чуть не постиг, что он дурак.
86
Что ж, "carpe diem"*, друг мой, "саrре", милый!
Увы! Заутра вытеснят и нас
Потомки, подгоняемые силой
Своих страстей, стремлений и проказ...
Играйте роль, скрывайте вид унылый
И с сильных мира не сводите глаз,
Во всем себе подобным подражая
И никому ни в чем не возражая.
{* Лови мгновение" (лат.).}
87
Сумею ль я достойно передать
Лукавые Жуана похожденья
В стране, о коей принято писать,
Как о стране с моральным повеленьем?
Я не люблю и не умею лгать, -
Но, земляки, вы согласитесь с мненьем,
Что никакой у вас морали нет -
Так говорит ваш искренний поэт.
88
Что мой Жуан узнал и увидал,
Я расскажу вам честно и подробно;
Но мой роман, как я предполагал,
Писать правдиво не всегда удобно.
Еще замечу: я не намекал
Ни на кого. И не ищите злобно
В моих октавах скрытых эпиграмм;
Открыто правду говорю я вам.
89
Женился ль он на отпрыске четвертом
Графини, уловляющей супруга
Для каждой дочки, или выше сортом
Была его достойная подруга?
И стал ли он, простым занявшись спортом,
Творить себе подобных, или туго
Ему пришлось, поскольку был он смел
По части страсти и альковных дел, -
90
Все это скрыто в темноте времен -
Тем временем я песнь окончил эту.
В нападках я, конечно, убежден,
Но ничего плохого в этом нету.
Известно, что невежды всех племен
Бросаются на честного поэта...
Пусть буду я один, но я упрям -
За трон свободной мысли не отдам!
ПЕСНЬ ДВЕНАДЦАТАЯ
1
И средние века не так страшны,
Как страшен средний возраст нашей жизни.
То глупы мы, то мудры, то смешны
И с каждым днем становимся капризней.
Уж многие страницы прочтены
И скомканы в бессильной укоризне;
Седеют наши кудри с каждым днем.
И мы самих себя не узнаем.
2
В такое время надо умирать;
Мы юношей уже не понимаем,
Со стариками время коротать
Еще не можем - и везде скучаем...
Еще любовь способна утешать,
Но вскоре даже к ней мы остываем,
И только деньги, теша мысль и взгляд,
По-прежнему заманчиво блестят.
3
О, золото! Кто назовет несчастным
Скупого? Он несказанно богат;
Все силы мира золоту подвластны,
Власть золота - как якорный Канат.
Вам кажется, скупой живет ужасно -
Он плохо ест, боится лишних трат;
Но он же, сэкономив корку сыра,
Счастливее, чем все владыки мира!
4
Любовь, разврат, вино et cetera
Вредят здоровью; жажда громкой славы
Вредит душе; азартная игра
Вредит карману. Лучшие забавы,
Как видно, не доводят до добра,
Но жажда денег исправляет нравы;
Скупой, копящий золото, давно
Забыл разврат, и карты, и вино.
5
О, золото! Кто возбуждает прессу?
Кто властвует на бирже? Кто царит
На всех великих сеймах и конгрессах?
Кто в Англии политику вершит?
Кто создает надежды, интересы?
Кто радости и горести дарит?
Вы думаете - дух Наполеона?
Нет! Ротшильда и Беринга мильоны!
6
Они и либеральный наш Лафитт -
Владыки настоящие вселенной:
От них зависит нации кредит,
Паденье тронов, курсов перемены;
Республик биржа тоже не щадит,
Заботятся банкиры несомненно,
Чтобы проценты верные росли
С твоей, Перу, серебряной земли.
7
К скупым неприменимо сожаленье;
Воздержанность классическая их
Считается за честь и украшенье
И киников, и множества святых.
Внушает же отшельник уваженье
Печальным видом странностей своих!
Но вас богач суровый возмущает,
Когда во имя денег сокращает
8
Свои расходы? Да ведь ей - поэт!
Поклонник высшей и чистейшей страсти*
Прекрасный блеск накопленных монет
Ему дает изысканное счастье;
Его слепит алмазов чистых цвет
И кротких изумрудов сладострастье;
И для него, как солнце, горячи
Червонных слитков яркие лучи.
9
Ему принадлежат материки;
Из Индии, Цейлона я Китая
Плывут его суда; в его мешки
Церера собирает урожаи
Его чуланы, склады, сундуки
Богаче королевских. Презирая
Все плотские восторги, он один
Царит над всем - духовный властелин.
10
Быть может, он, потомству в назиданье,
Построит школу, церковь лазарет,
Оставив после смерти в новом зданье
Унылый бюст иль сумрачный портрет?
Быть может, человечества страданья
Он утолить задумает? Но нет!
Он предпочтет богатство целой нации
Держать в руках - и строить махинации.
11
Но что бы он ни делал - все равно!
Пусть высший принцип - только накопленье!
Какому дураку разрешено
Назвать безумьем это увлеченье?
А почему, скажите, не грешно
Кутить, любить, выигрывать сраженья?
Спросите-ка наследников, какой
Приятней предок - мот или скупой?
12
О, как прелестна звонкая монета!
О, как килы рулоны золотых!
На каждом быть положено портрету
Кого-то из властителей земных, -
Но ныне бляшка солнечная эта
Ценнее праха царственного их.
Ведь и с дурацкой рожей господина
Любой червонец - лампа Аладдина!
13
"Любовь небесна, и она царит
В военном стане, и в тени дубравы.
И при дворе!" - поэт наш говорит;
Но я поспорю с музой величавой:
"Дубрава", правда, смыслу не вредит -
Она владенье лирики по праву,
Но двор и стан военный не должны,
Не могут быть "любви" подчинены.
14
А золото владеет и дубравой
(Когда деревья рубят на дрова!),
И тронами царей, и бранной славой -
И на любовь известные права
Имеет, ибо Мальтус очень здраво
Нам это изложил, его слова
Нас учат, что супружеское счастье
У золота находится во власти!
15
Но ведь любовь почти запрещена
Без брака? Ибо все мы разумеем,
Что якобы сопутствует она
Супружеству. Однако мы не смеем
Насеивать... Верней - любовь должна
(В угоду всем ханжам и фарисеям)
Служить венцом супружеских утех;
Любовь без брачных уз - позор и грех.
16
Но разве "при дворе", "в военном стане"
Да и "в тени дубравы", черт возьми, -
Все воины, все гранды, все крестьяне
Являются женатыми людьми?
Не знаю, как оправдываться станет
За этот ляпсус Скотт - mon cher ami*, -
Ведь он себя пристойностью прославил;
Всегда его в пример мне Джеффри ставил.
{* Мой дорогой друг (франц.).}
17
К успеху равнодушен я, ей-ей!
В былые годы мне везло немало,
А в юности успех всего нужней,
И это мне в дальнейшем помогало.
Да, я доволен юностью моей.
Хороших дней мне много перепало,
И, как бы я за них ни заплатил,
Я ни умом, ни сердцем не остыл.
18
Я знаю: барды многие не раз
Взывают, как к неведомому богу,
К суду потомства, веруя, что нас
Рассудят и поддержат хоть немного.
Но лично я - противник громких фраз
И не зову потомков на подмогу.
Они для нас загадка, мы - для них;
Живые склонны думать о живых!
19
Мы сами ведь потомство - вы и я;
Кого же помним мы и понимаем?
Весьма немногих, милые друзья;
Мы - на двадцатом имени хромаем!
За множество досадного вранья
Мы старого Плутарха упрекаем,
И Митфорд - современный грекофил -
Его ошибки ярко осветил.
20
Признаюсь вам, читатель благосклонный,
И вам, неблагосклонные пииты, -
В двенадцатой главе вполне законно
Я к Мальтусу прибегну под защиту
И к Уилберфорсу; лучше Веллингтона
Спаситель чернокожих знаменитый;
Ведь наш-то Веллингтон, по мере сил,
И белокожих в рабство обратил!
21
А Мальтус сам себя опровергает
На практике; я, право, не шучу.
Я (как чужое, солнце ни сверкает!)
Зажгу своей теории свечу
Философ размноженье осуждает:
Оно - де бедняку не по плечу;
Он, помня о проблеме пропитанья,
Обуздывать обязан все желанья.
22
Как благородно, тонко и умно,
И, боже, что за слово "филогения"!
Оно, пожалуй, несколько темно
И может вызывать недоумение,
Но вслух произносить запрещено
Обычное простое выражение,
Не то у всех нас, господи прости,
Была бы "филогения" в чести.
23
Но где я бросил милого Жуана?
Он в Лондоне - столице всех услад
И всех невзгод людского океана,
Где новичку превратности грозят.
Хоть наш герой видал чужие страны
И был известным опытом богат,
Но край, в котором ныне он блистает,
Все иноземцы плохо понимают.
24
Мы можем очерк дать любой страны,
Определяя степень процветания,
Температуры лета и весны,
Особенности климата, питания.
Всего трудней - признаться мы должны
Тебя познать, о Великобритания!
Так много львов и зубров всех пород
В зверинце атом царственном живет!
25
Но полно о политике: начнем
Paulo majore*. Ловкий мой герой
|
The script ran 0.003 seconds.