1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 
     25    

     

И если им, взглянув, она пленится,    

То этот плен – любовь; природный он,    

И наслажденьем может лишь скрепиться.    

     

     28    

     

И вот, как пламень кверху устремлен,    

И первое из свойств его – взлетанье    

К среде, где он прочнее сохранен,[775] –    

     

     31    

     

Так душу пленную стремит желанье,    

Духовный взлет, стихая лишь тогда,    

Когда она вступает в обладанье.    

     

     34    

     

Ты видишь сам, как истина чужда    

Приверженцам той мысли сумасбродной,    

Что, мол, любовь оправдана всегда.    

     

     37    

     

Пусть даже чист состав ее природный;    

Но если я и чистый воск возьму,    

То отпечаток может быть негодный».    

     

     40    

     

«Твои слова послушному уму    

Раскрыли суть любви; но остается    

Недоуменье, – молвил я  ему. –    

     

     43    

     

Ведь если нам любовь извне дается    

И для души другой дороги нет,    

Ей отвечать за выбор не придется».    

     

     46    

     

«Скажу, что видит разум, – он в  ответ. –    

А дальше – дело веры; уповая,    

Жди Беатриче, и обрящешь свет.    

     

     49    

     

Творящее начало, пребывая    

Врозь с веществом в пределах  вещества,    

Полно особой силы, каковая    

     

     52    

     

В бездействии незрима, хоть жива,    

А зрима лишь посредством проявленья;[776]    

Так жизнь растенья выдает листва.    

     

     55    

     

Откуда в вас зачатки постиженья,    

Сокрыто от людей завесой мглы,    

Как и откуда первые влеченья,    

     

     58    

     

Подобные потребности пчелы    

Брать мед; и нет хвалы, коль взвесить  строго,    

Для этой первой воли, ни хулы.    

     

     61    

     

Но вслед за ней других теснится  много,    

И вам дана способность править суд    

И делать выбор, стоя у порога.    

     

     64    

     

Вот почему у вас ответ несут,    

Когда любви благой или презренной    

Дадут или отпор, или приют.    

     

     67    

     

И те, чья мысль была проникновенной,    

Познав, что вам свобода врождена.    

Нравоученье вынесли вселенной.    

     

     70    

     

Итак, пусть даже вам извне дана    

Любовь, которая внутри пылает, –    

Душа всегда изгнать ее вольна.    

     

     73    

     

Вот то, что Беатриче называет    

Свободной волей;[777] если б речь зашла    

О том у вас, пойми, как подобает».    

     

     76    

     

Луна в полночный поздний час плыла    

И, понуждая звезды разредиться,    

Скользила, в виде яркого котла,    

     

     79    

     

Навстречу небу,[778] там, где солнце мчится,    

Когда оно за Римом для очей    

Меж сардами и корсами садится.[779]    

     

     82    

     

И тень, чьей славой Пьетола[780]  славней    

Всей мантуанской области пространной,    

Сложила бремя тяготы моей.    

     

     85    

     

А я, приняв столь ясный и желанный    

Ответ на каждый заданный вопрос,    

Стоял, как бы дремотой обуянный.    

     

     88    

     

Но эту дрему тотчас же унес    

Внезапный крик, и показались тени,    

За нами обегавшие утес.    

     

     91    

     

Как некогда Асоп или Исмений[781]    

Видали по ночам толпу и гон    

Фивян во время Вакховых радений,    

     

     94    

     

Так здесь несутся, огибая  склон, –    

Я смутно видел, – в вечном  непокое    

Те, кто благой любовью уязвлен.    

     

     97    

     

Мгновенно это скопище большое,    

Спеша бегом, настигло нас, и так,    

Всех впереди, в слезах кричали двое:    

     

     100    

     

«Мария в горы устремила шаг,[782]    

И Цезарь поспешил, кольнув Марсилью,    

В Испанию, где ждал в Илерде враг».[783]    

     

     103    

     

«Скорей, скорей, нельзя любвеобилью    

Быть вялым! – сзади общий крик  летел. –    

Нисходит милость к доброму усилью».    

     

     106    

     

«О вы, в которых острый пыл вскипел    

Взамен того, как хладно и лениво    

Вы медлили в свершенье добрых дел!    

     

     109    

     

Вот он, живой, – я говорю  нелживо, –    

Идет наверх и только солнца ждет;    

Скажите нам, где щель в стене  обрыва».    

     

     112    

     

Так встретил вождь стремившийся  народ;    

Одна душа сказала, пробегая:    

«Иди за нами и увидишь вход.    

     

     115    

     

Потребность двигаться у нас такая,    

Что ноги нас неудержимо мчат;    

Прости, наш долг за грубость не  считая.    

     

     118    

     

Я жил в стенах Сан-Дзено[784] как  аббат,    

И нами добрый Барбаросса правил,    

О ком в Милане скорбно говорят.[785]    

     

     121    

     

Одну стопу уже во гроб поставил    

Тот, кто оплачет этот божий дом,    

Который он, имея власть, ославил,    

     

     124    

     

Назначив сына, зачатого злом,    

С душой еще уродливей, чем тело,    

Не по уставу пастырствовать в нем».[786]    

     

     127    

     

Толпа настолько пробежать успела,    

Что я не знаю, смолк он или нет;    

Но эту речь душа запечатлела.    

     

     130    

     

И тот, кто был мне помощь и совет,    

Сказал: «Смотри, как двое там, зубами    

Вцепясь в унынье, мчатся им вослед».[787]    

     

     133    

     

«Не раньше, – крик их слышался  за нами, –    

Чем истребились те, что по дну шли,    

Открылся Иордан пред их сынами.[788]    

     

     136    

     

И те, кто утомленья не снесли,    

Когда Эней на подвиг ополчился,    

Себя бесславной жизни обрекли».[789]    

     

     139    

     

Когда их сонм настолько удалился,    

Что видеть я его уже не мог,    

Во мне какой-то помысел родился,    

     

     142    

     

Который много всяких новых влек,    

И я, клонясь от одного к другому,    

Закрыв глаза, вливался в их поток,    

     

     145    

     

И размышленье претворилось в дрему.    

     

     

    

     

 Песнь девятнадцатая    

     

Круг  четвертый (окончание) – Круг пятый – Скупцы и расточители    

     

     

     1    

     

Когда разлитый в воздухе безбурном    

Зной дня слабей, чем хладная луна,    

Осиленный землей или Сатурном,[790]    

     

     4    

     

А геомантам, пред зарей, видна    

Fortuna major там, где торопливо    

Восточная светлеет сторона,[791]    

     

     7    

     

В мой сон вступила женщина: гугнива,    

С культями вместо рук, лицом желта,    

Она хромала и глядела криво.[792]    

     

     

    

     

     10    

     

Я на нее смотрел; как теплота    

Живит издрогнувшее за ночь тело,    

Так и мой взгляд ей развязал уста,    

     

     13    

     

Помог ей тотчас выпрямиться смело    

И гиблое лицо свое облечь    

В такие краски, как любовь велела.[793]    

     

     16    

     

Как только у нее явилась речь,    

Она запела так, что я от плена    

С трудом бы мог вниманье уберечь.    

     

     19    

     

«Я, – призрак пел, – я  нежная сирена,    

Мутящая рассудок моряков,    

И голос мой для них всему замена.    

     

     22    

     

Улисса совратил мой сладкий зов    

С его пути;[794] и тот, кто мной  пленится,    

Уходит редко из моих оков».    

     

     25    

     

Скорей, чем рот ее успел закрыться,    

Святая и усердная жена[795]    

Возникла возле, чтобы той смутиться.    

     

     28    

     

«Вергилий, о Вергилий, кто она?» –    

Ее был возглас; он же, стоя рядом,    

Взирал, как эта чистая гневна.    

     

     31    

     

Она ее схватила с грозным взглядом    

И, ткань порвав, открыла ей живот;    

Меня он разбудил несносным смрадом.    

     

     34    

     

«Я трижды звал, потом оставил  счет, –    

Сказал мой вождь, чуть я повел  очами. –    

Вставай, пора идти! Отыщем вход».    

     

     37    

     

Я встал; уже наполнились лучами    

По всей горе священные круги;    

Мы шли с недавним солнцем за плечами.    

     

     40    

     

Я следом направлял мои шаги,    

Изогнутый под грузом размышлений,    

Как половина мостовой дуги.    

     

     43    

     

Вдруг раздалось: «Придите, здесь  ступени», –    

И ласка в этом голосе была,    

Какой не слышно в нашей смертной  сени.    

     

     46    

     

Раскрыв, подобно лебедю, крыла,    

Так говоривший нас наверх направил,    

Туда, где в камне лестница вела.    

     

     49    

     

Он, обмахнув нас перьями, прибавил,    

Что те, «qui lugent»,[796]  счастье обрели,    

И утешенье, ждущее их, славил.    

     

     52    

     

«Ты что склонился чуть не до земли?» –    

Так начал говорить мне мой вожатый,    

Когда мы выше ангела взошли.    

     

     55    

     

И я: «Иду, сомненьями объятый;    

Я видел сон и жаждал бы ясней    

Понять язык его замысловатый».    

     

     58    

     

И он: «Ты видел ведьму древних дней,    

Ту самую, о ком скорбят над нами;    

Ты видел, как разделываться с ней.[797]    

     

     61    

     

С тебя довольно; землю бей стопами!    

Взор обрати к вабилу[798], что кружит    

Предвечный царь огромными кругами!»    

     

     64    

     

Как сокол долго под ноги глядит,    

Потом, услышав оклик, встрепенется    

И тянется туда, где будет сыт,    

     

     67    

     

Так сделал я; и так, пока сечется    

Ведущей вверх тропой громада скал,    

Всходил к уступу, где дорога вьется.    

     

     70    

     

Вступая в пятый круг, я увидал    

Народ, который, двинуться не смея,    

Лицом к земле поверженный, рыдал.    

     

     73    

     

«Adhaesit pavimento anima mea!»[799] –    

Услышал я повсюду скорбный звук,    

Едва слова сквозь вздохи разумея.    

     

     76    

     

«Избранники, чье облегченье мук –    

И в правде, и в надежде, укажите,    

Как нам подняться в следующий круг!»    

     

     79    

     

«Когда вы здесь меж нами не лежите,    

То, чтобы путь туда найти верней,    

Кнаруже правое плечо держите».    

     

     82    

     

Так молвил вождь, и так среди теней    

Ему ответили; а кто ответил,    

Мой слух мне указал всего точней.    

     

     85    

     

Я взор наставника глазами встретил;    

И он позволил, сделав бодрый знак,    

То, что в просящем облике заметил.    

     

     88    

     

Тогда, во всем свободный, я мой шаг    

Направил ближе к месту, где скорбело    

Созданье это, и промолвил так:    

     

     91    

     

«Дух, льющий слезы, чтобы в них  созрело    

То, без чего возврата к богу нет,    

Скажи, прервав твое святое дело:    

     

     94    

     

Кем был ты;[800] почему у вас хребет    

Вверх обращен; и чем могу хоть мало    

Тебе помочь, живым покинув свет?»    

     

     97    

     

«Зачем нас небо так ничком прижало,    

Ты будешь знать; но раньше scias quod    

Fui successor Petri,[801] – тень сказала. –    

     

     100    

     

Меж Кьявери и Сьестри воды льет    

Большой поток, и с ним одноименный    

Высокий титул отличил мой род.[802]    

     

     103    

     

Я свыше месяца влачил, согбенный,    

Блюдя от грязи, мантию Петра;    

Пред ней – как пух все тяжести  вселенной.    

     

     106    

     

Увы, я поздно стал на путь добра!    

Но я познал, уже как пастырь Рима,    

Что жизнь земная – лживая мара.    

     

     109    

     

Душа, я видел, как и встарь томима,    

А выше стать в той жизни я не  мог, –    

И этой восхотел неудержимо.    

     

     112    

     

До той поры я жалок и далек    

От бога был, неизмеримо жадный,    

И казнь, как видишь, на себя навлек.    

     

     115    

     

Здесь явлен образ жадности наглядный    

Вот в этих душах, что окрест лежат;    

На всей горе нет муки столь нещадной.    

     

     118    

     

Как там подняться не хотел наш взгляд    

К высотам, устремляемый к земному,    

Так здесь возмездьем он к земле  прижат.    

     

     121    

     

Как жадность там порыв любви к  благому    

Гасила в нас и не влекла к делам,[803]    

Так здесь возмездье, хоть и по-иному,