1 2 3 4 5 6 
     

    

     

Царь так начал речь: «Послушай,    

На тебя донос, Ванюша.    

Говорят, что вот сейчас    

Похвалялся ты для нас    

Отыскать другую птицу,    

     

    

     

Сиречь[59] молвить, Царь-девицу…» –    

«Что ты, что ты, бог с тобой! –    

Начал царский стремянной. –    

Чай, спросонков, я толкую,    

Штуку выкинул такую.    

Да хитри себе, как хошь,    

А меня не проведёшь».    

Царь, затрясши бородою:    

«Что? Рядиться мне с тобою? –    

Закричал он. – Но смотри,    

Если ты недели в три    

Не достанешь Царь-девицу    

В нашу царскую светлицу,    

То клянуся бородой,    

Ты поплатишься со мной:    

На правёж – в решётку – на кол!    

Вон, холоп!» Иван заплакал    

И пошёл на сеновал,    

Где конёк его лежал.    

     

    

     

«Что, Иванушка, невесел?    

Что головушку повесил? –    

Говорит ему конёк. –    

Аль, мой милый, занемог?    

Аль попался к лиходею?»    

Пал Иван коньку на шею,    

Обнимал и целовал.    

«Ох, беда, конёк! – сказал. –    

Царь велит в свою светлицу    

Мне достать, слышь, Царь-девицу.    

Что мне делать, горбунок?»    

Говорит ему конёк:    

«Велика беда, не спорю;    

Но могу помочь я горю.    

Оттого беда твоя,    

Что не слушался меня.    

Но, сказать тебе по дружбе,    

Это службишка, не служба;    

Служба всё, брат, впереди!    

Ты к царю теперь поди    

И скажи: «Ведь для поимки    

Надо, царь, мне две ширинки,[60]    

Шитый золотом шатёр    

Да обеденный прибор –    

Весь заморского варенья –    

И сластей для прохлажденья».    

     

    

     

Вот Иван к царю идёт    

И такую речь ведёт:    

«Для царевниной поимки    

Надо, царь, мне две ширинки,    

Шитый золотом шатёр    

Да обеденный прибор –    

Весь заморского варенья –    

И сластей для прохлажденья». –    

«Вот давно бы так, чем нет», –    

Царь с кровати дал ответ    

И велел, чтобы дворяна    

Всё сыскали для Ивана,    

Молодцом его назвал    

И «счастливый путь!» сказал.    

     

    

     

На другой день, утром рано,    

Разбудил конёк Ивана:    

«Гей! Хозяин! полно спать!    

Время дело исправлять!»    

Вот Иванушка поднялся,    

В путь дорожку собирался,    

Взял ширинки и шатёр    

Да обеденный прибор –    

Весь заморского варенья –    

И сластей для прохлажденья;    

Всё в мешок дорожный склал    

И верёвкой завязал,    

Потеплее приоделся,    

На коньке своём уселся,    

Вынул хлеба ломоток    

И поехал на восток    

По тоё ли Царь-девицу.    

     

    

     

Едут целую седмицу;    

Напоследок, в день осьмой,    

Приезжают в лес густой.    

Тут сказал конёк Ивану:    

«Вот дорога к окияну,    

И на нём-то круглый год    

Та красавица живёт;    

Два раза? она лишь сходит    

С окияна и приводит    

Долгий день на землю к нам.    

Вот увидишь завтра сам».    

И, окончив речь к Ивану,    

Выбегает к окияну,    

На котором белый вал    

Одинёшенек гулял.    

Тут Иван с конька слезает,    

А конёк ему вещает:    

«Ну, раскидывай шатёр,    

На ширинку ставь прибор    

Из заморского варенья    

И сластей для прохлажденья.    

Сам ложися за шатром    

Да смекай себе умом.    

Видишь, шлюпка вон мелькает.    

То царевна подплывает.    

Пусть в шатёр она войдёт,    

Пусть покушает, попьёт;    

Вот, как в гусли заиграет –    

Знай, уж время наступает.    

Ты тотчас в шатёр вбегай,    

Ту царевну сохватай,    

И держи её сильнее,    

Да зови меня скорее.    

Я на первый твой приказ    

Прибегу к тебе как раз,    

И поедем… Да смотри же,    

Ты гляди за ней поближе,    

Если ж ты её проспишь,    

Так беды не избежишь».    

Тут конёк из глаз сокрылся,    

За шатёр Иван забился    

И давай дыру вертеть,    

Чтоб царевну подсмотреть.    

     

    

     

Ясный полдень наступает;    

Царь-девица подплывает,    

Входит с гуслями в шатёр    

И садится за прибор.    

«Хм! Так вот та Царь-девица!    

Как же в сказках говорится, –    

Рассуждает стремянной, –    

Что куда красна собой    

Царь-девица, так что диво!    

Эта вовсе не красива:    

И бледна-то и тонка,    

Чай, в обхват-то три вершка;    

А ножонка-то ножонка!    

Тьфу ты! Словно у цыплёнка!    

Пусть полюбится кому,    

Я и даром не возьму».    

Тут царевна заиграла    

И столь сладко припевала,    

Что Иван, не зная как,    

Прикорнулся на кулак;    

И под голос тихий, стройный    

Засыпает преспокойно.    

     

    

     

Запад тихо догорал.    

Вдруг конёк над ним заржал    

И, толкнув его копытом,    

Крикнул голосом сердитым:    

«Спи, любезный, до звезды!    

Высыпай себе беды!    

Не меня ведь вздёрнут на кол!»    

Тут Иванушка заплакал    

И, рыдаючи, просил,    

Чтоб конёк его простил.    

«Отпусти вину Ивану,    

Я вперёд уж спать не стану». –    

«Ну, уж бог тебя простит! –    

Горбунок ему кричит. –    

Всё поправим, может статься,    

Только, чур, не засыпаться;    

Завтра, рано поутру,    

К златошвейному шатру    

Приплывёт опять девица –    

Мёду сладкого напиться.    

Если ж снова ты заснёшь,    

Головы уж не снесёшь».    

Тут конёк опять сокрылся;    

А Иван сбирать пустился    

Острых камней и гвоздей    

От разбитых кораблей    

Для того, чтоб уколоться,    

Если вновь ему вздремнётся.    

     

    

     

На другой день, поутру,    

К злотошвейному шатру    

Царь-девица подплывает,    

Шлюпку на берег бросает,    

Входит с гуслями в шатёр    

И садится за прибор…    

Вот царевна заиграла    

И столь сладко припевала,    

Что Иванушке опять    

Захотелося поспать.    

«Нет, постой же ты, дрянная! –    

Говорит Иван, вставая. –    

Ты вдругорядь не уйдёшь    

И меня не проведёшь.»    

Тут в шатёр Иван вбегает,    

Косу длинную хватает…    

«Ой, беги, конёк, беги!    

Горбунок мой, помоги!»    

Вмиг конёк к нему явился.    

«Ах, хозяин, отличился!    

Ну, садись же поскорей!    

Да держи её плотней!»    

     

    

     

Вот столицы достигает.    

Царь к царевне выбегает.    

За белы руки берёт,    

Во дворец её ведёт    

И садит за стол дубовый    

И под занавес шёлковый,    

В глазки с нежностью глядит,    

Сладки речи говорит:    

«Бесподобная девица!    

Согласися быть царица!    

Я тебя едва узрел[61] –    

Сильной страстью воскипел.    

Соколины твои очи    

Не дадут мне спать средь ночи    

И во время бела дня,    

Ох, измучают меня.    

Молви ласковое слово!    

Всё для свадьбы уж готово;    

Завтра ж утром, светик мой,    

Обвенчаемся с тобой    

И начнём жить припевая».    

А царевна молодая,    

Ничего не говоря,    

Отвернулась от царя.    

Царь нисколько не сердился,    

Но сильней ещё влюбился;    

На колен пред нею стал,    

Ручки нежно пожимал    

И балясы[62] начал снова:    

«Молви ласковое слово!    

Чем тебя я огорчил?    

Али тем, что полюбил?    

О, судьба моя плачевна!»    

Говорит ему царевна:    

«Если хочешь взять меня,    

То доставь ты мне в три дня    

Перстень мой из окияна!» –    

«Гей! Позвать ко мне Ивана!» –    

Царь поспешно закричал    

И чуть сам не побежал.    

     

    

     

Вот Иван к царю явился,    

Царь к нему оборотился    

И сказал ему: «Иван!    

Поезжай на окиян;    

В окияне том хранится    

Перстень, слышь ты, Царь-девицы.    

Коль достанешь мне его,    

Задарю тебя всего». –    

«Я и с первой-то дороги    

Волочу насилу ноги –    

Ты опять на окиян!» –    

Говорит царю Иван.    

«Как же, плут, не торопиться:    

Видишь, я хочу жениться! –    

Царь со гневом закричал    

И ногами застучал. –    

У меня не отпирайся,    

А скорее отправляйся!»    

Тут Иван хотел идти.    

«Эй, послушай! По пути, –    

Говорит ему царица, –    

Заезжай ты поклониться    

В изумрудный терем мой    

Да скажи моей родной:    

Дочь её узнать желает,    

Для чего она скрывает    

По три ночи, по три дня    

Лик[63]  свой ясный от меня?    

И зачем мой братец красный    

Завернулся в мрак ненастный    

И в туманной вышине    

Не пошлёт луча ко мне?    

Не забудь же!» – «Помнить буду,    

Если только не забуду;    

Да ведь надо же узнать,    

Кто те братец, кто те мать,    

Чтоб в родне-то нам не сбиться».    

Говорит ему царица:    

«Месяц – мать мне. Солнце – брат».    

«Да смотри, в три дня назад!» –    

Царь-жених к тому прибавил.    

Тут Иван царя оставил    

И пошёл на сеновал,    

Где конёк его лежал.    

«Что, Иванушка, невесел?    

Что головушку повесил?» –    

Говорит ему конёк.    

«Помоги мне, горбунок!    

Видишь, вздумал царь жениться,    

Знашь, на тоненькой царице,    

Так и шлёт на окиян, –    

Говорит коньку Иван, –    

Дал мне сроку три дня только;    

Тут попробовать изволь-ка    

Перстень дьявольский достать!    

Да велела заезжать    

Эта тонкая царица    

Где-то в терем поклониться    

Солнцу, Месяцу, притом    

И спрошать кое об чём…»    

Тут конёк: «Сказать по дружбе,    

Это – службишка, не служба;    

Служба всё, брат, впереди!    

Ты теперя спать поди;    

А назавтра, утром рано,    

Мы поедем к окияну».    

     

    

     

На другой день наш Иван    

Взяв три луковки в карман,    

Потеплее приоделся,    

На коньке своём уселся    

И поехал в дальний путь…    

Дайте, братцы, отдохнуть!    

     

    

 ЧАСТЬ 3    

     

    

     

     Доселева Макар  огороды копал,    

     

     

     а нынече Макар в  воеводы попал.    

     

    

     

Та-ра-ра-ли, та-ра-ра!    

Вышли кони со двора;    

Вот крестьяне их поймали    

Да покрепче привязали.    

Сидит ворон на дубу,    

Он играет во трубу;    

Как во трубушку играет,    

Православных потешает:    

«Эй! Послушай, люд честной!    

Жили-были муж с женой;    

Муж-то примется за шутки,    

А жена за прибаутки,    

И пойдёт у них тут пир,    

Что на весь крещёный мир!»    

Это присказка ведётся,    

Сказка послее начнётся.    

Как у наших у ворот    

Муха песенку поёт:    

«Что дадите мне за вестку?    

Бьёт свекровь свою невестку:    

Посадила на шесток,    

Привязала за шнурок,    

Ручки к ножкам притянула,    

Ножку правую разула:    

«Не ходи ты по зарям!    

Не кажися молодцам!»    

Это присказка велася,    

Вот и сказка началася.    

     

    

     

Ну-с, так едет наш Иван    

За кольцом на окиян.    

Горбунок летит как ветер.    

И в почин на первый вечер    

Вёрст сто тысяч отмахал    

И нигде не отдыхал.    

     

    

     

Подъезжая к окияну,    

Говорит коне Ивану:    

«Ну, Иванушка, смотри,    

Вот минутки через три    

Мы приедем на поляну –    

Прямо к морю-окияну;    

Поперёк его лежит    

Чудо-юдо Рыба-кит;    

Десять лет уж он страдает,    

А доселева не знает,    

Чем прощенье получить:    

Он начнёт тебя просить,    

Чтоб ты в Солнцевом селенье    

Попросил ему прощенье;    

Ты исполнить обещай,    

Да, смотри, не забывай!»    

Вот въезжает на поляну    

Прямо к морю-окияну;    

Поперёк его лежит    

Чудо-юдо Рыба-кит.    

Все бока его изрыты.    

Частоколы в рёбра вбиты,    

На хвосте сыр-бор шумит,    

На спине село стоит;    

Мужички на губе пашут,    

Между глаз мальчишки пляшут,    

А в дуброве, меж усов,    

Ищут девушки грибов.    

     

    

     

Вот конёк бежит по кúту,    

По костям стучит копытом.    

Чудо-юдо Рыба-кит    

Так проезжим говорит,    

Рот широкий отворяя,    

Тяжко, горько воздыхая:    

«Путь-дорога, господа!    

Вы откуда и куда?» –    

«Мы послы от Царь-девицы,    

Едем оба из столицы, –    

Говорит ему конёк, –    

К Солнцу прямо на восток,    

Во хоромы золотые». –    

«Так нельзя ль, отцы родные,    

Вам у Солнышка спросить:    

Долго ль мне в опале[64] быть,    

И за кои прегрешенья    

Я терплю беды-мученья?» –    

«Ладно, ладно, Рыба-кит!» –    

Наш Иван ему кричит.    

«Будь отец мне милосердный!    

Вишь, как мучуся я, бедный!    

Десять лет уж тут лежу…    

Я и сам те услужу!..» –    

Кит Ивана умоляет,    

Сам же горько воздыхает.    

«Ладно. Ладно, Рыба-кит!» –    

Наш Иван ему кричит.    

Тут конёк под ним забился,    

Прыг на берег и пустился:    

Только видно, как песок,    

Вьётся вихорем у ног.    

     

    

     

Едут близко ли, далёко,    

Едут низко ли, высоко    

И увидели ль кого –    

Я не знаю ничего.    

Скоро сказка говорится,    

Дело мешкотно[65] творится.    

Только, братца, я узнал,    

Что конёк туда вбежал,    

Где (я слышал стороною)    

Небо сходится с землёю,    

Где крестьянки лён прядут,    

Прялки на небо кладут.    

     

    

     

Тут Иван с землёй простился    

И на небе очутился,    

И поехал, будто князь,    

Шапка набок, подбодрясь.    

«Эко диво! Эко диво!    

Наше царство хоть красиво, –    

Говорит коньку Иван    

Средь лазоревых полян, –    

А как с небом-то сравнится,    

Так под стельку не годится.    

Что земля-то!.. Ведь она    

И черна-то и грязна;    

Здесь земля-то голубая, –    

А уж светлая какая!..    

Посмотри-ка, горбунок,    

Видишь, вон где, на восток,    

Словно светится зарница…    

Чай, небесная светлица…    

Что-то больно высока!» –    

Так спросил Иван конька.    

«Это терем Царь-девицы,    

Нашей будущей царицы, –