1 2 3 4 5 
Часы показывали двадцать пять минут одиннадцатого, и ощущение тревоги становилось все сильнее и сильнее. Сью стояла у газовой плиты, выжидая, когда закипит молоко, чтобы высыпать туда растворимый кофе. Она уже дважды собиралась пойти к себе наверх и переодеться в ночную рубашку и дважды почему-то останавливалась и подходила к кухонному окну с видом на холм Брикъярд и изгиб шоссе номер шесть, что вело к центру города.
   
Когда на крыше мэрии на Мэн-стрит вдруг панически завыла сирена, Сью даже не повернулась сразу к окну, а сначала выключила огонь под кастрюлькой, чтобы не убежало молоко.
   
Сирена на здании мэрии коротко взвизгивала каждый день ровно в двенадцать часов, но это все, если не считать сигналов сбора добровольной пожарной дружины, когда в сухой сезон, в августе и сентябре, загоралась вокруг города трава. Сигнал тревоги означал что-то серьезное, и в пустом доме завывание сирены казалось особенно жутким и угрожающим.
   
Сью медленно подошла к окну. Вой сирены то поднимался, то падал, снова и снова. Где-то вдали запели, как на свадьбе, автомобильные гудки. Из темного прямоугольника окна на нее взглянуло собственное отражение — огромные глаза, губы полураскрыты, — но спустя несколько секунд стекло запотело.
   
Неожиданно всплыло полузабытое воспоминание. Еще детьми, в начальной школе, они тренировались на случай воздушной тревоги. Учительница хлопала в ладоши и говорила «Воет городская сирена», после чего полагалось лезть под стол и ждать, закрыв голову руками, когда она даст отбой или когда вражеские ракеты разнесут тебя на мелкие клочья. И теперь слова учительницы прозвучали у нее в голове ясно и чисто, будто все эти годы они как в гербарии
   
(воет городская сирена)
   
хранились в аккуратном полиэтиленовом пакетике.
   
Самой школы не было видно, но далеко внизу, слева, где располагалась очерченная уличными лампами школьная автостоянка, светилась искорка, словно Господь чиркнул там своим огнивом.
   
(там же баки с мазутом для котельной)
   
Искорка помигала, затем вспыхнула ярким оранжевым факелом. Теперь уже школу стало видно — школа горела.
   
Сью бросилась к шкафу за плащом или курткой, но тут весь дом вздрогнул от первого раскатистого взрыва, и в мамином буфете жалобно звякнули чашки.
   
   
    
Норма Уотсон. «Мы пережили черный выпускной бал» (опубликовано в августе 1980 в журнале «Ридерс Дайджест» под рубрикой «Драма в реальной жизни»):
    
…и все случилось так неожиданно, что никто на самом деле даже не понял, в чем дело. Мы все стояли, хлопали и пели школьный гимн. А затем — я как раз стояла у преподавательского стола и смотрела на сцену — в ярком свете софитов мелькнуло что-то блестящее, металлическое. Рядом со мной была Тина Блейк и Сандра Джейкс, и я думаю, они тоже это видели.
    
В воздухе вдруг расплескалось что-то красное. По венецианскому панно поползли густые потеки. Я почему-то сразу поняла, что это кровь, еще до того, как она пролилась на сцену. Стелла Хоран подумала сначала, что это краска, но у меня как будто предчувствие возникло — как в тот раз, когда моего брата сбил грузовик с сеном.
    
И Томми, и Кэрри облило с головы до ног, но ей досталось больше — будто ее взяли и макнули в ведро с краской. Она продолжала сидеть совершенно неподвижно. Группе, что стояла ближе к ним — «Джози-энд-Мунглос», — тоже перепало: брызги летели во все стороны. У лидер-гитариста была белая гитара, и она вся оказалась в красных каплях.
    
Я сказала: «Боже, это же кровь!», и тут Тина завизжала — очень громко, на весь зал.
    
Все наконец перестали петь, и наступила тишина. Я сама даже с места не могла сдвинуться, стояла словно прикованная. Взглянула вверх, а там — два ведра, крутятся над тронами на веревке и колотятся друг об друга. С них все еще капала кровь. И вдруг они упали вниз, а следом веревка. Одно ударило Томми по голове, и звук получился громкий, пустой — словно гонг.
    
Кто— то засмеялся. Я не знаю, кто, но смеялись совсем не от того, что вышло весело или забавно, нет. Грубый, истерический, жуткий смех.
    
И в этот момент Кэрри открыла глаза.
    
Вот тут-то все и расхохотались. Я тоже. Боже, это… это было просто дико.
    
В детстве у меня была диснеевская книжка «Песня юга», и в ней сказка дядюшки Римуса про чумазейку. На картинке чумазейка сидела посреди дороги — один к одному негритенок: лицо черное-черное и огромные белые глаза. Так вот Кэрри открыла глаза, получилось то же самое: только глаза белые, а все остальное — густого красного цвета, да еще свет горел так ярко, что они казались просто стеклянными — ну прямо как этот комик, Эдди Кантор, когда он глаза вытаращит.
    
От этого-то все и засмеялись. Удержаться было невозможно. Тут либо дашь себе волю и расхохочешься, либо просто свихнешься, а над Кэрри привычно смеялись уже много лет. В тот вечер мы все чувствовали себя частью чего-то особенного, словно она на наших глазах воссоединилась со всем нормальным человечеством, за что лично я только благодарила Бога. И вдруг это. Этот кошмар.
    
Нам просто ничего не оставалось. Или смейся, или плачь — но кто за все эти годы хоть раз пожалел Кэрри?
    
Она, не шевелясь, глядела в зал, а смех становился все сильней, все громче. Люди чуть не падали на пол, держась за животы, и показывали на Кэрри пальцами. Только Томми на нее не смотрел. Он сидел в кресле, повалившись на бок, будто уснул. Однако сразу никто даже не понял, в чем дело: он и так был весь в крови.
    
А затем, в одно мгновение, лицо Кэрри словно… словно надломилось — не знаю, как еще это описать. Она закрыла лицо руками и встала. Ее качало, она споткнулась, и едва не упала — тут все засмеялись пуще прежнего. Потом Кэрри… ну в общем, спрыгнула со сцены — как будто большая красная лягушка нырнула в воду со своего листа лилии. Она снова чуть не свалилась, но удержалась-таки на ногах.
    
Мисс Дежардин бросилась к ней, вытянув вперед руки, и она-то уже не смеялась. Но ни с того ни с сего ее вдруг повело в сторону и швырнуло об стену у края сцены. Очень странно все это получилось. Она не споткнулась, нет — выглядело это так, словно ее сильно толкнули, но там никого не было.
    
Закрывая лицо руками, Кэрри побежала сквозь толпу к выходу, и кто-то подставил ей ножку. Я не знаю, кто это сделал, но она растянулась во весь рост, оставив на полу длинный красный след, и странно так вскрикнула «Ууф!» Я очень хорошо это помню, потому что рассмеялась еще сильнее. Кэрри поползла к выходу, затем вскарабкалась на ноги и выбежала из зала. Она пронеслась мимо меня, и я не могла не почувствовать запах крови — мерзкий запах, какой-то гнилой.
    
Кэрри сбежала по лестнице, перескакивая через ступеньки, и скрылась за дверями.
    
Смех постепенно стихал, но некоторые никак не могли успокоиться, икали и судорожно всхлипывали. Ленни Брок достал большой белый платок и вытирал глаза. Салли Макманус вся побелела, и, казалось, ее вот-вот стошнит, но не в силах сдержаться, она тоже продолжала хихикать. Билли Боснан просто стоял со своей дирижерской палочкой в руке и качал головой. Мистер Лалбин сидел на корточках рядом с мисс Дежардин и просил у кого-нибудь салфетку: у мисс Дежардин был разбит нос.
    
Вы должны понять, что все это произошло минуты за две, от силы. Никто еще ничего не понимал. Мы просто растерялись. Кто-то ходил по залу, тихо переговариваясь, но большинство стояло, как стояли. Элен Шайрс вдруг расплакалась, потом еще кто-то.
    
Затем раздался крик:
    
— Вызовите врача! Эй, кто-нибудь, срочно вызовите врача!
    
Оказалось, это Джози Рек. Он стоял на коленях рядом с Томми Россом, и лицо у него было белее бумаги. Джози попытался взять Томми на руки, но тут трон опрокинулся и Томми свалился на пол.
    
Никто не двинулся с места. Все только стояли и смотрели. Я себя чувствовала так, словно вмерзла в лед. «Боже, — в голове крутилось только одно это слово. — Боже, боже, боже…» Затем появились какие-то еще мысли, но мне все казалось, что они не мои, чужие, откуда-то извне. Я думала о Кэрри. И о Господе. У меня в голове все смешалось, и это было ужасно.
    
Потом Сандра бросила взгляд в мою сторону и сказала:
    
— Кэрри вернулась.
    
— Да, — сказала я. — Верно.
    
Тут все двери в холле захлопнулись — раздался такой звук, словно хлопнули в ладоши. Кто-то в зале закричал, и началось паническое бегство. Все рванулись к дверям разом. Перед тем как толпа навалилась на дверь, я успела заметить снаружи Кэрри. Лицо у нее по-прежнему было в крови — будто лицо индейца в боевой раскраске.
    
И она улыбалась.
    
Люди толкали створки, колотили в двери, но безрезультатно. Толпа все прибывала, и первых уже буквально расплющили, но двери все равно не открывались. А ведь они даже не запираются никогда — в штате такой закон.
    
Мистер Стивенс и мистер Лаблин влезли в толпу и принялись оттаскивать всех от дверей, хватая людей за пиджаки и за что придется. Ор стоял ужасный, и все толкались там, как стадо баранов. Мистер Стивенс влепил двум девчонкам по затрещине и дал Вику Муни в глаз. Они кричали, чтобы все шли через запасный выход. Некоторые послушались — это как раз те, кто остался в живых.
    
И тут пошел дождь… во всяком случае так мне в первый момент показалось. По всему залу с потолка полила вода. Я задрала голову и увидела, что под потолком работают все пожарные спринклеры. Вода падала на пол и разлеталась брызгами во все стороны. Джози Рек заорал парням из своей группы, чтобы те скорее выключили всю аппаратуру, но они уже сбежали. Джози тоже спрыгнул со сцены.
    
Паника у дверей прекратилась. Кое-кто, поглядывая на потолок, вернулся в зал. Помню, кто-то — кажется, Дон Фарнхем — сказал: «Ну теперь баскетбольному полю точно конец».
    
Несколько человек двинулись посмотреть, что с Томми Россом. А я вдруг поняла, что нужно срочно смываться. Схватила Тину Блейк за руку и сказала: «Бежим. Скорей».
    
Чтобы добраться до пожарного выхода, нужно было пройти небольшой коридорчик слева от сцены. Там под потолком тоже установлены спринклеры, но они не работали. Двери были распахнуты настежь, и несколько человек уже выскочили на улицу, но большинство просто стояли в зале, растерянно глядя друг на друга. Некоторые смотрели на кровавый след на полу, где упала Кэрри, но вода постепенно его смывала.
    
Я потянула Тину к выходу. И в этот самый момент полыхнула электрическая вспышка, раздался крик и жутко завыли усилители. Я обернулась и увидела, что Джози Рек схватился за микрофонную стойку и уже не может ее отпустить. Он стоял с выпученными глазами, волосы у него торчали во все стороны, и впечатление было такое, словно он пританцовывает. Ноги его скользили по воде, а потом задымилась рубашка.
    
Джози упал на одну из колонок — большие колонки, пять или шесть футов высотой, — и она тоже опрокинулась в воду. Вой аппаратуры вырос почти до визга, затем снова сверкнуло, и все стихло. Рубашка на Джози уже горела.
    
— Бежим! — крикнула Тина. — Бежим, Норма, пожалуйста!
    
Мы выскочили в коридор, и тут за сценой что-то взорвалось — наверное, распределительный щит. Я успела оглянуться: занавес был поднят, и я увидела даже Томми на сцене. Электрические кабели к софитам извивались и дергались, как змеи, в корзине факира. Затем один из них рухнул в воду, еще раз полыхнуло, и закричали все сразу.
    
Мы выскочили за дверь и бросились через автостоянку. Кажется, я кричала. Не помню. После того, как закричали все в зале, я вообще не очень хорошо помню, что происходило. Когда эти толстые кабели под напряжением попадали в воду…
   
   
   
Для Томми Росса, восемнадцати лет, конец наступил быстро, можно сказать, милосердно и почти без боли.
   
Он даже не осознал, что происходит что-то необычное.
   
Раздался какой-то грохот, звон, напомнивший ему на мгновение о
   
(молочные ведра опрокинулись)
   
детстве на ферме дяди Галена и о группе
   
(кто-то что-то уронил)
   
рядом на сцене. Он успел заметить взгляд Джози Река, брошенный куда-то над его головой,
   
(что у меня нимб что ли появился)
   
а затем сверху упало на четверть полное еще ведро крови. Оно ударило его ребром прямо по макушке,
   
(черт больно-то как)
   
и он тут же потерял сознание. Когда от аппаратуры «Джози-энд-Мунглос» занялось венецианское панно, а затем пламя перекинулось на сваленные за сценой и наверху старые комплекты спортивной формы, книги и бумаги, Томми все еще лежал без сознания.
   
Но когда спустя полчаса взорвались в котельной баки с мазутом, он уже был мертв.
   
   
    
Из сообщения «Ассошиэйтед Пресс» (Новая Англия), 22.46:
    
ЧЕМБЕРЛЕН, ШТАТ МЭН (АП):
    
В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ В ЗДАНИИ ЮВИНСКОЙ СРЕДНЕЙ ШКОЛЫ БУШУЕТ СИЛЬНЕЙШИЙ ПОЖАР. ВОЗГОРАНИЕ ПРОИЗОШЛО ВО ВРЕМЯ ВЫПУСКНОГО БАЛА, И ПРИЧИНОЙ ПОЖАРА ПОСЛУЖИЛО ЭЛЕКТРИЧЕСКОЕ ЗАМЫКАНИЕ. СВИДЕТЕЛИ УТВЕРЖДАЮТ, ЧТО В ЗАЛЕ БЕЗ ВСЯКОЙ ПРИЧИНЫ СРАБОТАЛА ПРОТИВОПОЖАРНАЯ СПРИНКЛЕРНАЯ СИСТЕМА, И ЭТО ВЫЗВАЛО КОРОТКОЕ ЗАМЫКАНИЕ В АППАРАТУРЕ РОК-ГРУППЫ. НЕКОТОРЫЕ СВИДЕТЕЛИ ТАКЖЕ СООБЩАЮТ ПРО ОБРЫВЫ В КАБЕЛЯХ ЭНЕРГОСНАБЖЕНИЯ. В ГОРЯЩЕМ ЗДАНИИ ДО СИХ ПОР НАХОДЯТСЯ БОЛЕЕ СТА ДЕСЯТИ ЧЕЛОВЕК. ПОЖАРНЫЕ СЛУЖБЫ СОСЕДНИХ ГОРОДОВ ВЕСТОУВЕРА, МОТТОНА И ЛЬЮИСТОНА ПОЛУЧИЛИ ЗАПРОСЫ О ПОМОЩИ И УЖЕ ВЫСЛАЛИ, ЛИБО В БЛИЖАЙШЕЕ ВРЕМЯ ВЫШЛЮТ ПОЖАРНЫЕ БРИГАДЫ. О ЖЕРТВАХ СВЕДЕНИЙ ПОКА НЕ ИМЕЕТСЯ. КОНЕЦ.
    
22.46 27 МАЯ 6904Д АП
   
   
    
    
Из сообщения «Ассошиэйтед Пресс» (Новая Англия), 23.22:
    
СРОЧНОЕ
    
ЧЕМБЕРЛЕН, ШТАТ МЭН (АП)
    
ВЗРЫВ ОГРОМНОЙ СИЛЫ ПРОИЗОШЕЛ ПОБЛИЗОСТИ ОТ ЮВИНСКОЙ СРЕДНЕЙ ШКОЛЫ В НЕБОЛЬШОМ ГОРОДКЕ ЧЕМБЕРЛЕНЕ ШТАТА МЭН. ТРИ ЧЕМБЕРЛЕНСКИЕ ПОЖАРНЫЕ МАШИНЫ, ВЫСЛАННЫЕ РАНЕЕ ДЛЯ БОРЬБЫ С ПОЖАРОМ В ШКОЛЕ, ГДЕ ПРОВОДИЛСЯ ВЫПУСКНОЙ БАЛ, ПРИБЫЛИ НА МЕСТО, НО НЕ СУМЕЛИ ОКАЗАТЬ ПОМОЩЬ. ВСЕ ПОЖАРНЫЕ ГИДРАНТЫ В ОКРУГЕ ПОВРЕЖДЕНЫ, И ДАВЛЕНИЕ В ВОДОПРОВОДНОЙ СЕТИ НА УЧАСТКЕ ОТ СПРИНТ-СТРИТ ДО ГРАСС-ПЛАЗА УПАЛО ДО НУЛЯ. ОДИН ИЗ НАЧАЛЬНИКОВ ПОЖАРНОЙ СЛУЖБЫ СКАЗАЛ: «КТО-ТО ПРОСТО ПОСРЫВАЛ С ЭТИХ ЧЕРТОВЫХ ГИДРАНТОВ КРАНЫ ВМЕСТЕ С ЗАГЛУШКАМИ. ХЛЕСТАЛО, ДОЛЖНО БЫТЬ, КАК ИЗ ФОНТАНА, А ТЕМ ВРЕМЕНЕМ ВСЕ ЭТИ ДЕТИШКИ НЕ МОГЛИ ДАЖЕ ВЫБРАТЬСЯ ИЗ ГОРЯЩЕГО ЗДАНИЯ». ПОКА ОБНАРУЖЕНО ТРИ ТЕЛА. ОДНА ЖЕРТВА ОПОЗНАНА — ПОГИБ ПОЖАРНИК ИЗ ЧЕМБЕРЛЕНА ТОМАС В.МИРС. ДВОЕ ДРУГИХ, ОЧЕВИДНО, ИЗ ЧИСЛА УЧАСТНИКОВ ВЫПУСКНОГО БАЛА. ТРОЕ ДРУГИХ ЧЕМБЕРЛЕНСКИХ ПОЖАРНЫХ, ПОСТРАДАВШИЕ ОТ ОЖОГОВ И ЗАДЫМЛЕНИЯ, ОТПРАВЛЕНЫ В МОТТОНСКУЮ БОЛЬНИЦУ. ВЗРЫВ, ВЕРОЯТНО, ПРОИЗОШЕЛ, КОГДА ПЛАМЯ ДОСТИГЛО ТОПЛИВНЫХ БАКОВ ШКОЛЬНОЙ КОТЕЛЬНОЙ. ПОЖАР, СУДЯ ПО ВСЕМУ, НАЧАЛСЯ ИЗ-ЗА НЕКАЧЕСТВЕННОЙ ИЗОЛЯЦИИ АППАРАТУРЫ НА СЦЕНЕ ПОСЛЕ ПРОИЗВОЛЬНОГО ВКЛЮЧЕНИЯ СПРИНКЛЕРНОЙ СИСТЕМЫ. КОНЕЦ.
    
23.22 27 МАЯ 70119Е АП
   
   
   
Своей машины у Сью не было, только права, но она схватила ключи от маминой машины с крючка у холодильника и бегом спустилась в гараж. Часы на кухне показывали ровно одиннадцать.
   
С первого раза мотор не завелся, она выждала немного и попыталась снова. Машина чихнула, взревела, и Сью рванула из гаража, задев бампером дверь. Развернулась, взметая гравий из-под задних колес, и «Плимут-77», едва не слетев в канаву, выехал на дорогу. Сью чуть плохо не стало, и только тут она поняла, что в горле у нее бьется хриплый стон, словно у попавшего в ловушку зверя.
   
Она даже не притормозила у дорожного знака на перекрестке шоссе номер шесть и Бэк-Чемберлен-роуд. На западе, где Чемберлен граничит с Вестоувером, и позади, на юге, со стороны Моттона, завыли в ночи пожарные сирены.
   
Сью доехала уже до подножья холма, и в этот момент школа взлетела на воздух.
   
Она ударила по тормозам, машину занесло а ее саму швырнуло на руль как тряпичную куклу. Завизжали шины. Сью с трудом открыла дверцу и выбралась из машины, закрывая глаза ладонью от яркого света.
   
В воздух взметнулся фонтан пламени, увлекая за собой листы с крыши, деревянные обломки и целое облако бумаг. Пахнуло чем-то едким и маслянистым. Всю Мэн-стрит высветило, будто фотовспышкой, и в это жуткое короткое мгновение Сью увидела на месте спортивного зала Ювинской школы горящие развалины.
   
Секундой позже вздрогнула земля, и она повалилась на асфальт. Резкий порыв теплого воздуха, напомнивший ей вдруг прошлогоднюю поездку в Бостон,
   
(запах метро)
   
подхватил и пронес над дорогой тучу пыли и бумажек. Окна в «Домашней аптеке Билли» и «Келли фрут компани» звякнули и разлетелись на куски.
   
Сью упала на бок. На улице было светло как в полдень — адский полдень.
   
(погибли неужели они все погибли кэрри почему я подумала о кэрри)
   
К месту происшествия неслись машины и бежали люди в халатах, в трусах, в пижамах. Но Сью казалось, что все происходит будто в замедленной съемке. В дверях полицейского участка Чемберлена появился человек. Он еле двигался. И машины ползли едва-едва. Даже бегущие люди тащились словно во сне.
   
Сью увидела, как человек на ступенях полицейского участка сложил руки рупором и что-то прокричал — за воем сигнала на мэрии, визгом пожарных сирен и ревом пламени разобрать слова все равно было невозможно.
   
Асфальт в том конце улицы блестел как после дождя. В лужах у заправочной станции «Амоко» плясали отблески пожарища.
   
— …там же бен…
   
И тут весь мир взлетел на воздух.
   
   
Из свидетельских показаний Томаса К. Квиллана Комиссии штата Мэн, взятых в ходе расследования событий 27–28 мая в Чемберлене, штат Мэн (ниже приведен сокращенный отрывок из книги «Черный выпускной бал: доклад Комиссии по делу Кэриетты Уайт», «Сайнет-Букс»: Нью-Йорк, 1980):
   
В. Мистер Квиллан, вы постоянно проживаете в Чемберлене?
   
О. Да.
   
В. Где именно?
   
О. У меня комнатка над кафетерием, где я работаю. Я мою полы, протираю столы, обслуживаю автоматы — ну знаете, игральные автоматы.
   
В. Где вы находились в ночь с двадцать седьмого на двадцать восьмое мая около половины одиннадцатого, мистер Квиллан.
   
О. Э-э-э… Ну в общем, я сидел в камере в полицейском участке. Дело в том, что по четвергам у нас выплата, и я всегда в этот день нарезаюсь. Обычно я иду в «Кавальер», беру пива и играю там в покер. Но я, бывает, здорово зверею, когда напьюсь. У меня в голове прямо скачки какие-то начинаются. Как-то раз я даже двинул одного парня стулом по башке и…
   
В. Вы действительно каждый раз, когда чувствуете приступ несдержанности, сами отправляетесь в полицейский участок?
   
О. Угу. Большой Отис — он мой друг.
   
В. Вы имеете в виду шерифа этого округа Отиса Дойла?
   
О. Угу. Он мне давно сказал, чтобы я заскакивал всякий раз, когда на меня найдет. Так вот, в четверг вечером мы с компанией сидели в «Кавальере», резались в покер, и мне начало казаться, что Марсель Дюбуа жульничает. На трезвую голову я бы такого не подумал — этот француз и так хорошо играет — но тут уж я завелся. К тому времени я уже налился пивом, ну и думаю, пора. Положил карты на стол — и прямо в полицейский участок. Дежурил тогда Плесси, он меня и запер в камеру номер один. Плесси — хороший парень. Я знал его мать, но это давно было.
   
В. Мистер Квиллан, может быть, мы перейдем к событиям, произошедшим в пятницу вечером? Около половины одиннадцатого.
   
О. Я к ним и веду.
   
В. Очень надеюсь. Продолжайте, пожалуйста.
   
О. Короче, Плесси запер меня где-то без четверти два в ночь на пятницу, и я тут же завалился спать. Можно сказать, отрубился. Проснулся около четырех на следующий день, проглотил три «Алка-Зельцера» и снова уснул. Есть у меня такая способность — я могу дрыхнуть, пока не пройдет похмелье. Большой Отис всегда говорил, что мне надо бы узнать, как у меня это получается, и запатентовать. Говорил, я могу стать спасителем человечества.
   
В. Безусловно, мистер Квиллан. Однако когда вы проснулись во второй раз?
   
О. Уже после десяти вечера в пятницу. Я здорово к тому времени проголодался и решил пойти чего-нибудь перехватить.
   
В. Вас оставили одного в незапертой камере?
   
О. Конечно. Мне, когда я трезвый, цены нет. Один раз, помню…
   
В. Расскажите, пожалуйста, комиссии о том, что случилось, когда вы покинули камеру.
   
О. Сирена пожарная завыла, вот что. Меня чуть кондрашка не хватила: я этой сирены по ночам не слышал, считай, с тех пор как Вьетнамская война кончилась. Я рванул наверх, а там никого из этих сукиных детей нет. Ну, думаю, Плесси теперь достанется. Там всегда кто-то должен быть: вдруг кто позвонит. В общем, я подошел к окну и выглянул на улицу.
   
В. Из этого окна видно здание школы?
   
О. Угу. Там все носились кругами и орали. И тут я увидел Кэрри Уайт.
   
В. Вы видели ее раньше?
   
О. Не-е.
   
В. Тогда откуда вы узнали, что это она?
   
О. Трудно сказать…
   
В. Вы ее хорошо видели?
   
О. Она стояла под лампой у пожарного гидранта на углу Мэн и Спринг.
   
В. И что произошло?
   
О. Боже… У него верхняя часть просто взорвалась и разлетелась в разные стороны. Влево, вправо и прямо на небеса.
   
В. Во сколько произошла эта… м-м-м… поломка?
   
О. Минут двадцать одиннадцатого. Не позже.
   
В. А потом?
   
О. Потом она пошла вниз по улице и выглядела она, я вам скажу, жутко. На ней было вроде как бальное платье — во всяком случае, что от него осталось — но она вся вымокла и перепачкалась в крови. Будто только-только вылезла из опрокинувшейся машины. Но она улыбалась. Я такой жуткой улыбки в жизни не видел. Как череп прямо… Она все время смотрела на свои руки, вытирала их о платье, чтобы стереть кровь, и думала, что никогда не ототрет, но зальет весь город кровью и заставит их заплатить за все. Жуть, в общем.
   
В. Откуда вам известно, что она думала?
   
О. Не знаю. Я не могу объяснить.
   
В. В оставшееся время я прошу вас говорить только о том, что вы видели, мистер Квиллан.
   
О. О’кей. На углу Грасс-плаза тоже стоял гидрант, и он тоже разлетелся вдребезги. Этот я видел даже лучше, чем первый. Там есть такие большие муфты по бокам — так вот они сами отвинтились. И я видел, как это произошло. А затем гидрант взорвался, как и первый. Кэрри была просто счастлива. Она все время бормотала про себя, мол, будет им дождичек, будет… Виноват. Потом появились пожарные машины, и я потерял ее из вида. Одна из машин подъехала к школе, пожарники бросились к гидранту, но тут же поняли, что воды нет. Шеф Бертон заорал на них, и тут школа взлетела на воздух. Боже милостивый!..
   
В. Вы вышли из полицейского участка?
   
О. Угу. Хотел найти Плесси, сказать ему про эту чокнутую деваху и гидранты. Потом я глянул на заправочную станцию Тедди, и у меня внутри все аж похолодело: все шесть насосов работали, а шланги валялись рядом. Сам Тедди Дачемп помер еще в 68-м, упокой, господи, его душу, но его сын, как и раньше, всегда запирал эти насосы на ночь. Но все шесть навесных замков были сбиты, шланги валялись на асфальте, и бензин хлестал прямо на дорогу. Боже, я когда это увидел, чуть не рехнулся. И тут вдруг смотрю, бежит какой-то тип с зажженной сигаретой.
   
В. И что вы сделали?
   
О. Я на него заорал. Что-то вроде: «Эй! Куда тебя несет с сигаретой? Там же бензин!» Но он меня так и не услышал. Со всеми этими пожарными сиренами и машинами, что сталкивались на улице, ничего удивительного. Я увидел, что он собирается бросить окурок, и нырнул обратно за дверь.
   
В. Что было потом?
   
О. Потом? Потом в Чемберлене начался ад…
   
   
Когда упали ведра, она сначала услышала громкий металлический лязг, пробившийся сквозь музыку, а затем ее окатило чем-то холодным и липким. Кэрри инстинктивно закрыла глаза. Рядом раздался короткий вскрик, и какой-то частью сознания, пробудившейся совсем недавно, она почувствовала резкую боль.
   
(томми)
   
Музыка пошла вразнобой и стихла. Лишь несколько голосов зависли в воздухе, словно оборванные струны, и в это короткое леденящее мгновение, заполняя пустоту между самим событием и пониманием того, что произошло, отчетливо, будто глас Господа, прозвучали чьи-то слова:
   
— Боже, это же кровь.
   
Секунду спустя, как бы подтверждая эту жуткую истину и не оставляя никаких сомнений, послышался громкий истеричный визг.
   
Кэрри сидела с закрытыми глазами, чувствуя как растет и ширится у нее в душе черная опухоль ужаса. Мама все-таки была права. Они опять разыграли ее, опять подстроили гадость. Весь этот кошмар, казалось бы, должен был тянуться бесконечно и монотонно, но нет, вышло по-другому: ее обманули, вытащили сюда, перед всей школой, а затем повторили ту самую сцену в душевой… только эти слова
   
(боже, это же кровь)
   
означали что-то настолько жуткое, что даже думать было страшно. Если она откроет глаза и это правда, что тогда? Что тогда?
   
Кто-то засмеялся — одинокий, испуганный смех гиены. Кэрри открыла-таки глаза, открыла, чтобы видеть, кто смеется, и поняла, что это правда, что этот кошмар ей не приснился: она вся в крови, с нее течет, капает, ее с ног до головы облили кровью, перед всей школой. Беспомощные, разбегающиеся мысли
   
(я просто ВСЯ в крови)
   
вдруг окрасились мертвенно-лиловым цветом отвращения и стыда. Она чувствовала, как от нее пахнет — нет, воняет кровью — мерзкий, мокрый, медный смрад. Калейдоскопом образов нахлынули воспоминания, и она увидела, как течет у нее по ноге кровь, услышала непрекращающийся плеск воды на кафеле душевой, почувствовала мягкие удары тампонов и свернутых гигиенических салфеток по коже. Вспомнила гомон презрительных голосов, скандирующих «ЗА-ТКНИ-ТЕЧЬ» и вновь ощутила горький привкус ужаса. Они-таки устроили ей «душ» — как и хотели.
   
К смеху присоединился второй голос, третий — звонкое девичье хихиканье, — четвертый, пятый, шестой, десятый, и вскоре смеялись уже все. Смеялся даже Вик Муни — Кэрри отлично его видела — с застывшим, искаженным лицом, но все равно смеялся.
   
Кэрри по-прежнему сидела неподвижно, не реагируя на смех, прокатывающийся над ней, словно волны прибоя. Они все еще казались ей красивыми, в зале все еще царило очарование сказки, но сама она уже переступила границу сказочного мира, и окружение вдруг стало злым и враждебным. Теперь в этом мире ее ждали одни лишь напасти.
   
Они снова смеются над ней.
   
Все рухнуло. Кэрри неожиданно поняла, как жестоко ее обманули, и в горле поднялся жуткий молчаливый крик.
   
(они СМОТРЯТ на меня)
   
Она закрыла лицо руками и, шатаясь, встала с трона. Одна только мысль владела ею — бежать, бежать от света, в темноту; темнота укроет.
   
Только бежать не получалось. Воздух превратился в патоку. Предательское сознание тормозило время — словно Господь переключил действие с 78 оборотов на 331/3. Даже смех, казалось, стал медленнее, ниже и превратился в зловещий басовый гром.
   
Ноги заплетались, и Кэрри чуть не упала со сцены, но все-таки удержалась и, наклонившись вперед, спрыгнула. Громыхающий смех стал еще громче — будто огромные бьющиеся друг об друга камни.
   
Она не хотела смотреть, но не могла не видеть: слишком много света в зале, и она отчетливо видела их лица. Их рты, зубы, глаза, ее собственные руки в отвратительных потеках крови.
   
Навстречу ей бросилась мисс Дежардин с написанным на лице лживым состраданием. Кэрри видела под этой маской настоящую мисс Дежардин — мерзостно хихикающую, словно бодрящаяся старая дева. Рот ее открылся, и Кэрри услышала голос — жуткий, растягивающий слова бас:
   
— Подожди, я помогу тебе. Боже, какой ужа…
   
Кэрри мысленно ударила ее,
   
(раз)
   
и мисс Дежардин, отлетев к стене у края сцены, сползла на пол.
   
Кэрри бросилась бежать. Прямо сквозь толпу. Руки закрывали лицо, но она смотрела через решетку пальцев и видела их — красивые, окутанные светом, в ярких ангельских одеяниях. Лакированные туфли, ясные лица, безукоризненные салонные прически, искрящиеся платья. Все расступились перед ней, словно она чумная, но продолжали смеяться, и кто-то подставил ножку.
   
(ну как же ведь и этого следовало ожидать)
   
Кэрри растянулась на полу, затем поползла на четвереньках дальше. Перед лицом болтались спутанные, залитые кровью волосы, но она ползла, как святой Павел, ослепленный светом с небес, по дороге к Дамаску. Теперь еще кто-нибудь даст ей ногой под зад…
   
Но нет, обошлось, и Кэрри вскарабкалась на ноги. Время снова ускорилось. Она выскочила за дверь, в холл, и сбежала по лестнице, по которой всего два часа назад они так торжественно вошли вместе с Томми.
   
(томми мертв заплатил сполна заплатил за то что привел чуму в этот дворец света)
   
Кэрри неуклюже перескакивала через ступеньки, а смех догонял ее, словно хлопающие крыльями черные птицы.
   
Затем спасительная темнота.
   
Она пересекла широкую лужайку перед школой, потеряв там туфли, и побежала дальше босиком. Короткая трава, чуть тронутая росой, казалась мягким бархатом. Из школы все еще доносился смех, но она уже немного успокоилась.
   
У флагштока Кэрри снова споткнулась и на этот раз упала, растянувшись на земле. Какое-то время она лежала неподвижно, пряча разгоряченное лицо в мокрой прохладной траве, всхлипывая и переводя дух. По щекам катились жгучие слезы стыда — такие же тяжелые как первые капли менструальной крови. Они-таки добили ее, раз и навсегда. Все кончено.
   
Сейчас она поднимется и темными улицами проберется домой, прячась в тени, чтобы никто ее не увидел, пойдет к маме, признается что была не права…
   
(!!НЕТ!!)
   
В душе будто распрямилась стальная пружина — сил еще хватало — и слово прозвучало громко и уверенно. Опять в чулан? Опять бесконечные бессмысленные молитвы? Религиозные брошюры, распятье и механическая птица в настенных часах, отмечающая часы, дни, годы, десятилетия ее жизни?
   
Тут словно включилась в голове видеозапись, и Кэрри увидела бегущую к ней мисс Дежардин, видела, как та отлетела в сторону, словно тряпичная кукла, когда она мысленно отпихнула ее, даже особенно не задумываясь, что делает.
   
Кэрри перекатилась на спину, раскрашенным кровью лицом с обезумевшими глазами к звездам. Она забыла, что у нее есть
   
(!!СИЛА!!)
   
Пришло время проучить их. Показать им, где раки зимуют… Кэрри истерически захихикала, вспомнив одно из любимых маминых выражений.
   
(мама возвращается домой кладет сумку поблескивают очки ну я похоже показала сегодня этой стерве в магазине где раки зимуют)
   
В зале была спринклерная система. Она может включить ее, запросто. Кэрри снова захихикала, поднялась на ноги и направилась обратно к дверям школы. Да, включить спринклерную систему и закрыть все двери. А потом заглянуть внутрь — пусть видят, как она смотрит на них и смеется оттого, что мокнут их роскошные платья, туфли и прически. Жалко только, что это будет не кровь.
   
В холле никого не было. Кэрри остановилась на лестнице, и РАЗ! — все двери захлопнулись одновременно. От концентрированного усилия мысли пневматические демпферы просто поотлетали напрочь. Из-за дверей донеслись крики, но для нее они звучали музыкой, милой сердцу музыкой.
   
Несколько секунд ничего не происходило, а затем она почувствовала, как они бьются в двери, тщетно пытаясь их отрыть, но давление было едва заметным. Они оказались в ловушке,
   
(ловушка)
   
и это слово вдруг заполнило ее душу радостным пьянящим чувством. Они в ее власти. Власть! СИЛА! Какое замечательное слово!
   
Кэрри поднялась по ступеням до конца и, взглянув на дверь, увидела придавленного к стеклу Джорджа Доусона — он толкал изо всех сил с искаженным от напряжения лицом, но безрезультатно. За ним — остальные, и все они выглядели как рыбы в аквариуме.
   
Она подняла взгляд: да, действительно, под потолком шли трубы спринклерной системы с маленькими, похожими на металлические маргаритки, форсунками. Трубы тянулись к отверстиям в зеленых шлакоблочных стенах. Их должно быть очень много, вспомнила Кэрри. Противопожарные правила или еще что-то в этом духе…
   
Противопожарные правила… Она вдруг вспомнила
   
(толстые черные змеящиеся кабели)
   
провода от аппаратуры, растянутые по всей сцене. Из зала их не было видно — мешали огни у края сцены — но, когда они шли к тронам, ей пришлось осторожно переступать через них, и Томми поддерживал ее за руку.
   
(огонь и вода)
   
Она мысленно протянулась, нащупала трубы, проследила, куда они идут. Холодные, наполненные водой трубы. Почудился металлический привкус на губах, словно от воды из садового шланга.
   
Раз.
   
Несколько секунд ничего не менялось. Потом они стали поворачиваться от дверей, оглядываться назад. Кэрри подошла к овальному стеклу в средней двери и заглянула внутрь.
   
В зале шел дождь.
   
Кэрри улыбнулась. Она включила еще не все спринклеры, но быстро поняла, что, глядя на трубы, легче представить систему мысленно, и быстро принялась открывать их один за другим. Однако этого мало. Они еще не плачут, а значит, этого не достаточно.
   
(им должно быть плохо очень плохо)
   
На сцене рядом с Томми стоял какой-то парень. Он размахивал руками и что-то кричал, затем бросился к аппаратуре, схватился за микрофонную стойку и застыл. Кэрри с удивлением увидела, как его почти неподвижное тело затряслось в электрическом танце — только ноги дергались, скользя по залитой водой сцене. Волосы у него торчали во все стороны, и с раскрытым ртом он здорово походил на рыбину, выброшенную на берег. Смешно. Он выглядел смешно. И Кэрри рассмеялась.
   
(боже пусть они все теперь будут смешны)
   
Не раздумывая, слепо, она ударила наотмашь, вкладывая в удар всю энергию, что чувствовала вокруг.
   
Кое-где софиты погасли тут же. Толстый кабель упал в воду, и на сцене полыхнуло ярким электрическим огнем. Защелкали, отдаваясь у Кэрри в мозгу тупыми ударами, аварийные размыкатели, но все было бесполезно. Парень, что схватился за микрофон на сцене, повалился на один из усилителей — снова взрыв фиолетовых искр, и вот уже запылали бумажные украшения по краю сцены.
   
Прямо под тронами потрескивали на полу провода от розетки, а рядом, словно обезумевшая марионетка, дергалась и приплясывала Ронда Симард в бальном платье из зеленого гипюра. Пышная юбка вдруг вспыхнула, и Ронда, все еще подергиваясь, упала лицом вперед.
   
Наверно, именно в эту минуту, Кэрри и ступила на дорогу безумия. Сердце ее бешено стучало, но все тело сковало холодом. Лицо побелело, и только на щеках темнели пятна лихорадочного румянца. В голове пульсировала боль, не оставляя ни одной сознательной мысли.
   
Она постояла, прислонившись к дверям, затем двинулась прочь, удерживая их, однако, закрытыми почти без всяких усилий мысли. В зале разгоралось пламя, и она поняла, что, должно быть, огонь перекинулся на панно.
   
Кэрри без сил опустилась на верхнюю ступеньку лестницы и уронила голову на колени. Они снова попытались выбраться через двери, но ей без труда удавалось удерживать их на месте. Какое-то неясное чувство подсказывал ей, что некоторым удалось уйти через запасной выход, но пусть… Она до них потом доберется. До всех. До каждого.
   
Кэрри медленно спустилась по лестнице и вышла на улицу. Двери в зал по-прежнему не открывались: это почти не требовало от нее усилий, нужно было лишь представлять себе, что они закрыты.
   
Неожиданно завыла сирена на здании мэрии. Кэрри невольно вскрикнула и закрыла
   
(это всего лишь сирена пожарная сирена)
   
лицо руками. Мысленный образ дверей школы на секунду померк, и несколько человек едва не вырвались. Нет уж. Ишь чего захотели… Кэрри снова захлопнула двери, придавив у косяка чьи-то пальцы — ей показалось, Дейла Норберта — и оторвав один из них начисто.
   
Словно пугало с выпученными глазами, она двинулась через лужайку перед школой к Мэн-стрит. Справа раскинулись городские предместья: универмаг, «Келли фрут», косметический салон, парикмахерская, бензоколонка, полицейский участок, пожарная служба…
   
(они погасят мой пожар)
   
Ну уж нет… Кэрри захихикала — дико, безумно, одновременно ликующе и растерянно, победно и испуганно. Она подошла к первому гидранту и попыталась отвинтить огромную выкрашенную в красный цвет заглушку на боку.
   
(о-о-о)
   
Тяжело. Очень тяжело. Затянуто было накрепко. Впрочем не важно…
   
Кэрри крутанула сильнее и почувствовала, как заглушка поддалась. Затем с другой стороны. Затем, сверху. А затем она шагнула назад и мысленно крутанула все три сразу. Заглушки слетели мгновенно, вода буквально выстрелила вверх и в стороны, а одна из заглушек высоко в воздух и исчезла где-то в темноте. Над улицей, словно белое распятье, выросли три стремительные водяные струи.
   
Улыбаясь, она двинулась в направлении Грасс-Плаза. Ноги заплетались, бешено колотилось сердце. Не замечая того, Кэрри, словно леди Макбет, вытирала окровавленные руки о платье. Она даже не понимала, что плачет и смеется одновременно, что какой-то частью сознания по-прежнему остро переживает свое последнее, предельное унижение.
   
Но она всех их возьмет с собой, и гореть будет все — до тех пор пока город не задохнется в удушливом смраде.
   
Кэрри открыла гидрант на Грасс-Плаза и двинулась к бензоколонке «Теддис Амоко» — первой заправочной станции на ее пути, но далеко не последней.
   
   
Из показаний шерифа Отис Дойла Комиссии штата Мэн (Доклад Комиссии по делу Кэриетты Уайт), стр. 29 — 31:
   
В. Шериф, где вы были ночью 27 мая?
   
О. На шоссе номер 179, которое еще называют Олд-Бентаунроуд. Расследовал аварию. Строго говоря, это за городской чертой Чемберлена, в Дуркеме, но я помогал Мел Крейгер — она служит там констеблем.
   
В. Когда вас проинформировали о случившемся в Ювинской средней школе?
   
О. В 22.52 я получил сообщение по радио от своего помощника Джекоба Плесси.
   
В. Что говорилось в сообщении?
   
О. Плесси сказал, что в школе что-то происходит, но он не знает, насколько это серьезно. Там громко кричат, сказал он, и кто-то включил пожарную тревогу. Он собирался отправиться туда и разобраться.
   
В. Он говорил, что в школе пожар?
   
О. Нет, сэр.
   
В. Вы просили его доложить о результатах проверки?
   
О. Да.
   
В. Он доложил?
   
О. Нет. Джекоб Плесси погиб, когда взорвалась заправочная станция «Теддис Амоко» на углу Мэн и Саммер.
   
В. Когда вы получили по радио следующее сообщение о происходящем в Чемберлене?
   
О. В 22.42. Я уже возвращался в Чемберлен с подозреваемым в машине — это был пьяный водитель. Как я говорил, авария произошла на территории Мел Крейгер, но в Дурхеме нет изолятора. Впрочем, когда я вернулся в Чемберлен, там его тоже уже не было.
   
В. Какого рода сообщение вы получили в 22.42?
   
О. Звонок из полицейского управления штата, переданный через моттонскую пожарную службу. Диспетчер управления сказал, что в Ювинской средней школе пожар и, видимо, массовые беспорядки. Возможно, произошел взрыв. В это время никто ничего не знал наверняка. Все произошло в течение сорока минут.
   
В. Мы понимаем, шериф. Что случилось потом?
   
О. Я въехал в Чемберлен с мигалкой и сиреной. Попытался вызвать Джейка Плесси, но безрезультатно. Тут как раз в эфире появился Том Квиллан и начал кричать, что весь город горит, а воды нет.
   
В. Вы заметили, сколько было времени?
   
О. Да, сэр. К тому времени я уже все фиксировал. Было 22.50.
   
В. Квиллан утверждает, что бензоколонка взорвалась в 23.00.
   
О. Я бы взял среднюю цифру, сэр. Скажем, 22.55.
   
В. Во сколько вы прибыли в Чемберлен?
   
О. В 23.10.
   
В. Каково было ваше первое впечатление, шериф Дойл?
   
О. Я был поражен. Просто глазам своим не верил.
   
В. Что именно вы увидели?
   
О. Вся верхняя часть делового района горела. Станции «Амоко» просто не было. От магазина «Вулвортс» остался один пылающий каркас. Огонь распространился еще на три деревянных заведения рядом с ним: гриль-бар «Дафис», «Келли фрут компани» и бильярдную. Жар стоял невероятный. Искры несло на крыши агентства по продаже недвижимости и автомагазин Дуга Бранна. Затем появились сразу несколько пожарных машин, но сделать они ничего не могли: все пожарные гидранты в этом конце улицы были испорчены. Работали только две старые машины с водяными баками из добровольной пожарной дружины Вестоувера, но единственное, что они могли сделать, это поливать крыши близлежащих зданий. Разумеется, я сразу заметил и школу. Она… ее просто уже не было. Школа, конечно, стояла изолированно — рядом там гореть нечему — но боже, сколько же там сгорело ребятишек, боже…
   
В. Вы встретили у черты города Сьюзен Снелл?
   
О. Да, сэр. Она меня остановила.
   
В. Сколько было времени?
   
О. Как я и записал, 23.12, не позже.
   
В. Что она сказала?
   
О. Она была сильно возбуждена. Перед этим ее машину занесло, и она говорила не очень связно. Спросила, не знаю ли я, что с Томми. Я попытался узнать, кто такой Томми, но она не ответила. Спросила только, удалось ли нам уже поймать Кэрри.
   
В. Комиссию крайне интересует этот раздел ваших показаний, шериф.
   
О. Да, сэр. Я знаю.
   
В. Как вы отреагировали на ее вопрос?
   
О. Ну… В общем, в городе, насколько я знал, была только одна Кэрри, дочь Маргарет Уайт. Я спросил, имеет ли она какое-то отношение к пожарам. Мисс Снелл сказала, что это все сделала Кэрри. Так она и сказала, дважды: «Это сделала Кэрри. Это сделала Кэрри».
   
В. Она сказала что-нибудь еще?
   
О. Да, сэр. Сказала: «Они разыграли Кэрри в последний раз».
   
В. Шериф, вы уверены, что она сказала не «Мы разыграли Кэрри в последний раз»?
   
О. Вполне.
   
В. Абсолютно убеждены? На все сто?
   
О. Сэр, весь город вокруг горел…
   
В. Она была пьяна?
   
О. Прошу прощения?
   
В. Вы сказали, что ее машина попала в аварию. Она была пьяна?
   
О. Насколько помню, я говорил, что ее машину занесло.
   
В. Но вы не уверены, что мисс Снелл сказала «они», а не «мы»?
   
О. Возможно, она могла и так сказать, но…
   
В. Что произошло потом?
   
О. Она разрыдалась, и я дал ей пощечину.
   
В. Зачем вы это сделали?
   
О. Мне показалось, что у нее истерика.
   
В. Она успокоилась?
   
О. Да, сэр. Она успокоилась и взяла себя в руки довольно быстро, если учесть, что ее парень, возможно, погиб.
   
В. Вы ее допросили?
   
О. Ну, не в том смысле, как допрашивают преступников, если вы это имеете в виду. Я спросил у нее, что она знает о происходящем. Она повторила то, что говорила раньше, но уже спокойнее. Я спросил, где она находилась, когда все это началось, и она ответила, что дома.
   
В. Что-нибудь еще она сказала?
   
О. Да, сэр. Она просила — даже умоляла — отыскать Кэрри Уайт.
   
В. Как вы на это отреагировали?
   
О. Сказал ей, чтобы отправляясь домой.
   
В. Спасибо, шериф Дойл.
   
   
У банковского отделения для обслуживания клиентов в автомашинах из темноты вынырнул, шатаясь, Вик Муни. На губах его играла улыбка — жуткая, безумная улыбка, плавающая в огненных отсветах, словно улыбка чеширского кота. Волосы, старательно уложенные перед началом церемонии, торчали теперь во все стороны и напоминали больше воронье гнездо. Спасаясь бегством из зала школы, он где-то упал (хотя не помнил, где), и на лбу у него засохли маленькие капельки крови. Один глаз заплыл и почти не открывался. Он врезался на ходу в машину шерифа Дойла и отскочил, как бильярдный шар, потом заметил в заднем отделении пьяного водителя, заснувшего на сиденье, ухмыльнулся и наконец посмотрел на Дойла — тот только только закончил разговор со Сью Снелл. Огонь пожарищ заливал улицы мечущимися всполохами света, и казалось, весь мир вокруг выпачкан засохшей кровью.
   
Когда Дойл обернулся, Вик Муни вцепился в него, как, бывает, какая-нибудь пьянь в свою партнершу во время танца — обеими руками, крепко — и с той же идиотской улыбкой на лице уставился ему в глаза.
   
— Вик… — начал было Дойл.
   
— Она пооткрывала все пожарные краны, — глупо ухмыляясь, сказал Вик. — Включили воду — получилось «пшшш», «пшшш», «пшшш»…
   
— Вик…
   
— И двери все вдруг захлопнулись… Это Кэрри пооткрывала краны… Ронда Симард просто на месте сгорела. О Бо-о-о-о-о-же.
   
Дойл залепил ему две звонкие, крепкие пощечины. Крик оборвался, но безвольная, жуткая улыбка осталась — словно эхо пережитого кошмара.
   
— В чем дело? — грубо спросил Дойл. — Что случилось школе?
   
— Кэрри, — пробормотал Вик. — Кэрри случилась. Она … — Опустив взгляд, он умолк.
   
Дойл встряхнул его за плечи, отчего зубы у Вика застучали, словно кастаньеты.
   
— При чем тут Кэрри?
   
— Ее выбрали королевой бала, — промямлил Вик. — А потом ее и Томми облили кровью…
   
— Ничего не понимаю…
   
   
23.15. Со страшным раскатистым грохотом взлетела на воздух заправочная станция «Тонис Ситго» на Саммер-стрит. На улице стало светло как днем. Дойл и Вик невольно отшатнулись к машине, закрывая глаза руками. Над вязами парка у здания суда поднялось огромное маслянистое облако огня, залившее пруд и бейсбольную площадку алым цветом. Сквозь голодный рев пламени Дойл слышал, как падают обратно на землю обломки дерева, стекла и шлакоблочных стен заправочной станции. Затем раздался еще один взрыв. Ему просто не верилось,
   
(мой город это происходит в моем городе)
   
что все это происходит в Чемберлене — в Чемберлене, черт побери — в том самом городке, где он пил охлажденный чай на солнечной лужайке дома матери, где судил баскетбольные матчи, где, заканчивая в 23.00 дежурство, всегда проезжал напоследок по шоссе номер Шесть мимо «Кавальера». Его город горел.
   
Из здания полицейского участка выскочил Томм Квиллан и бросился по мостовой в их сторону — в своих грязных зеленых штанах от комбинезона и майке, в растоптанных сандалях не на ту ногу, с торчащими во все стороны волосами. Однако, увидев его, Дойл успел подумать, что никакая другая встреча в жизни его так не радовала. Том Квиллан был привычной частью Чемберлена, и вот он — жив!
   
— Боже правый, — выдохнул он. — Ты видел?
   
— Что тут произошло? — коротко спросил Дойл.
   
— Я сидел на рации, — ответил Том. — В Моттене и Вестоувере хотели знать, посылать ли им машины скорой помощи, и я сказал, чтоб присылали все, что есть. Даже катафалки. Я правильно сделал?
   
— Да, — Дойл взъерошил волосы обеими руками. — Ты видел Гарри Блока?
   
Гарри Блок был председателем комиссии по коммунальным службам, а это включало в себя и водоснабжение.
   
— Не-а. Но Дейган говорит, что вода есть на другом конце города, в старом квартале Реннет. Шланг уже тянут. Я собрал кое-кого из парней, и в полицейском участке сейчас устраивают лазарет. Хорошие парни, но тебе там весь пол заляпают кровью, Отис.
   
Отису Дойлу казалось, что это происходит во сне. Такого просто не могло случиться в Чемберлене. Просто не могло.
   
— Бог с ним, Томми. Ты правильно сделал. Теперь давай назад и обзванивай всех врачей в телефонной книге. А я пойду на Саммер-стрит.
   
— О'кей, Отис. Только если встретишь эту сумасшедшую деваху, будь осторожен.
   
— Какую еще деваху? — рявкнул Дойл, хотя обычно никогда не кричал.
   
Том Квиллан невольно дернулся.
   
— Кэрри. Кэрри Уайт.
   
— Что?.. Откуда ты про нее слышал?
   
Квиллан растерянно заморгал.
   
— Не знаю… Просто вроде как… вроде как всплыло в голове.
   
   
    
Из сообщения центрального агентства «Ассошиэйтед Пресс», 23.46:
    
Чемберлен, штат Мэн (АП)
    
КРУПНАЯ КАТАСТРОФА ОБРУШИЛАСЬ СЕГОДНЯ НА ГОРОД ЧЕМБЕРЛЕН В ШТАТЕ МЭН. ПОЖАР, НАЧАВШИЙСЯ В ЮВИНСКОЙ СРЕДНЕЙ ШКОЛЕ ВО ВРЕМЯ ВЫПУСКНОГО БАЛА, РАСПРОСТРАНИЛСЯ НА ОКРАИННЫЕ РАЙОНЫ, А ЗАТЕМ ПОСЛЕДОВАЛО НЕСКОЛЬКО ВЗРЫВОВ, УНИЧТОЖИВШИХ ЗНАЧИТЕЛЬНУЮ ЧАСТЬ СТРОЕНИЙ. ЖИЛЫЕ КВАРТАЛЫ К ЗАПАДУ ТОЖЕ ГОРЯТ, ОДНАКО НАИБОЛЬШУЮ ТРЕВОГУ ВЫЗЫВАЕТ В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ ШКОЛА, ГДЕ ПРОИСХОДИЛ ВЫПУСКНОЙ БАЛ. ВИДИМО, БОЛЬШОЕ ЧИСЛО УЧАСТНИКОВ НЕ СУМЕЛИ ПОКИНУТЬ ГОРЯЩЕЕ ЗДАНИЕ. СОТРУДНИК АНДОУВЕРСКОЙ ПОЖАРНОЙ СЛУЖБЫ, ПРИЗВАННОЙ НА ПОМОЩЬ В ЧЕМБЕРЛЕН, СООБЩИЛ, ЧТО В НАСТОЯЩИЙ МОМЕНТ ЧИСЛО ПОГИБШИХ СОСТАВЛЯЕТ УЖЕ ШЕСТЬДЕСЯТ СЕМЬ ЧЕЛОВЕК. В ОСНОВНОМ ЭТО УЧЕНИКИ ШКОЛЫ. НА ВОПРОС «КАКОВО МОЖЕТ БЫТЬ ОБЩЕЕ ЧИСЛО ПОГИБШИХ?» ОН ОТВЕТИЛ: «МЫ НЕ ЗНАЕМ. ГАДАТЬ НЕ СТАНУ, НО БОЮСЬ, ОЧЕНЬ ВЕЛИКО». ПО ПОСЛЕДНИМ ДАННЫМ, В ГОРОДЕ БУШУЕТ ТРИ ОГРОМНЫХ ПОЖАРА. СООБЩЕНИЯ О ВОЗМОЖНЫХ ПОДЖОГАХ ПОКА НЕ ПОДТВЕРДИЛИСЬ. КОНЕЦ.
    
23.46 27 МАЯ 8943Ф АП
   
   
   
Больше сообщений «Ассошиэйтед Пресс» из Чемберлена не поступало. В 00.06 был вскрыт бензопровод под Джексон-авеню. В 00.17 санитар машины скорой помощи, спешащей из Моттона на Саммер-стрит, швырнул в окно окурок.
   
Взрывом уничтожило сразу полквартала, включая и редакционное помещение газеты «Чемберлен Кларион». К 00.18 Чемберлен остался без связи со всей остальной страной, спавшей в счастливом неведении вокруг.
   
В 00.10, за семь минут до взрыва, на телефонной станции произошла катастрофа меньших масштабов — все телефонные линии города оказались перегруженными одновременно. Трое девушек-дежурных оставались на своих рабочих местах, но сделать они ничего не могли. С застывшим на лицах выражением ужаса девушки продолжали работать, тщетно пытаясь соединить абонентов.
   
И жители Чемберлена повалили на улицы.
   
Повалили, словно нашествие призраков с кладбища на пересечении Белсквиз-роуд и шоссе номер шесть — в белых ночных рубашках и халатах, развевающихся на ветру подобно саванам. Люди выскакивали из домов в пижамах и бигуди (миссис Доусон, мать уже погибшего Джорджа, очень славного, веселого парня, выбежала с косметической маской на лице — прямо как мим из бродячего цирка), чтобы увидеть, что происходит с их городом, в самом ли деле он горит и истекает кровью. Многие из них, как оказалось, вышли из домов, чтобы умереть.
   
Когда из дверей конгрегационалистской церкви на Карлин-стрит появилась Кэрри, улица была полна людей, сновавших в ярких всполохах света, как муравьи.
   
Она пробралась туда помолиться пятью минутами раньше — после того, как вскрыла бензопровод, что оказалось совсем не сложно: стоило только представить себе лежащую под землей толстую трубу. Но для нее самой прошло будто несколько часов. Кэрри молилась горячо и искренне — то вслух, то молча. Сердце ее стучало, как мотор, вены на лице и шее вздулись. Разум переполняло мыслями о СИЛЕ и ждущей ее адской ПУЧИНЕ. Кэрри молилась, стоя на коленях перед алтарем в своем порванном, мокром, окровавленном платье, с босыми грязными ногами. По полу тянулась цепочка кровавых следов, потому что где-то по дороге она наступила на осколок бутылки. Кэрри судорожно всхлипывала, и от рвущейся из нее энергии церковь стонала, скрипела и раскачивалась. Падали скамьи, летали церковные книги, серебряный набор для причастия бесшумно метнулся из темноты нефа и с грохотом врезался в дальнюю стену. Кэрри молилась, но никто не отозвался. Там, наверху, никого не было — а если и был, то Он (или Оно) попросту спрятался. Господь отвернулся от нее, и что же тут удивительного? Весь этот ужас был и Его рук делом тоже. Кэрри поднялась с колен и направилась домой, чтобы найти маму и поставить наконец в процессе разрушения последнюю точку.
   
Увидев людей, стекающихся по улице к центру города, она остановилась на нижней ступени лестницы. Животные… Так пусть же они горят в огне! Пусть заполняются улицы запахом жертвенных костров! Пусть назовут это место адом!
   
Раз.
   
Трансформаторы на высоких столбах вспыхнули жемчужно-фиолетовым светом, разбрасывая вокруг искры, словно праздничные шутихи. Спутанными клубками упали на землю провода, и люди бросились врассыпную — что мало кому помогло: провода валялись на земле повсюду, и вот уже пополз по улице сладковатый запах первых жертв. Люди с криками поворачивали, кидались назад и, натыкаясь на провода, присоединялись к судорожному электрическому танцу. Кое-где лежащие неподвижно фигуры в халатах и пижамах уже начинали дымиться.
   
Обернувшись, Кэрри посмотрела на здание церкви: тяжелые двери с грохотом захлопнулись, словно вдруг налетел ураганный ветер.
   
Она сошла со ступеней и направилась к дому.
   
   
Из свидетельских показаний Миссис Коры Симард Комиссии штата Мэн (из «Доклада Комиссии по делу Кэриетты Уайт»), стр. 217 — 218:
   
В. Миссис Симард, комиссии известно, что в ночь выпускного бала вы потеряли дочь. Примите, пожалуйста, наши соболезнования. Мы постараемся не задерживать вас надолго.
   
О. Спасибо. Я готова помочь — если от меня что-то зависит, конечно.
   
В. Вы были на Карлин-стрит примерно в 00.12, когда Кэриетта Уайт вышла из здания расположенной там церкви?
   
О. Да.
   
В. Почему вы оказались на улице?
   
О. Муж отправился по делам в Бостон, а Ронда ушла на выпускной бал. Я сидела дома одна, смотрела телевизор и ждала ее возвращения. Показывали какой-то фильм, и тут завыла сирена на крыше мэрии, но я сначала даже не подумала, что это как-то связано со школой. Потом послышался взрыв… Я просто не знала, что делать. Попыталась позвонить в полицейский участок, но уже после первых трех цифр было занято. Я… я…
   
В. Не волнуйтесь, миссис Симард. Успокойтесь. Никто не будет вас торопить.
   
О. Я забеспокоилась. Потом раздался второй взрыв — теперь я уже знаю, что это бензоколонка «Теддис Амоко» — и я решила отправиться на окраину города посмотреть, что происходит. Но тут в дверь постучалась миссис Шайрс.
   
В. Миссис Джорджетта Шайрс?
   
О. Да. Они живут сразу за углом, на Уиллоу-стрит. Так вот, она стучала в дверь и кричала: «Кора, ты здесь? Ты дома?» Я подошла к двери. Миссис Шайрс стояла в махровом халате и в шлепанцах. Ноги у нее, похоже было, совсем замерзли… Она сказала, что позвонила Обернам, узнать, что происходит, а те сообщили ей, что школа горит. Я только вскрикнула: «Боже, там же Ронда…»
   
В. В этот момент вы и решили отправиться с миссис Шайрс на окраину города?
   
О. Мы ничего не решали. Просто сразу пошли. Я надела тапочки — кажется, Ронды… У них еще такие белые пушистые помпоны были… Наверное, нужно было надеть туфли, но я тогда ничего не соображала. Похоже, я и сейчас что-то не то говорю. Зачем вам нужно знать эту ерунду про туфли?..
   
В. Просто продолжайте рассказывать, миссис Симард.
   
О. С-спасибо… Я дала миссис Шайрс какую-то куртку, что попалась под руку, и мы пошли.
   
В. Много ли было людей на Карлин-стрит?
   
О. Не знаю точно. Я была слишком взволнована. Наверно, человек тридцать. Может, больше.
   
В. И что случилось?
   
О. Мы с Джорджеттой шли по направлению к Мэн-стрит и держались за руки, как две маленькие девчонки. Джорджетта стучала зубами. Я помню, все хотела сказать ей, чтобы она прекратила, но думала, это будет невежливо. Квартала за полтора до церкви я увидела, как там открылась дверь, и подумала, что кто-то, мол, пошел просить божьей помощи. Но буквально спустя секунду поняла, что это не так.
   
В. Почему вы пришли к такому выводу? Ведь первое предположение кажется более логичным.
   
О. Я просто вдруг поняла это.
   
В. Вы знали человека, вышедшего из дверей церкви?
   
О. Да. Это была Кэрри Уайт.
   
В. Вы видели ее когда-либо раньше?
   
О. Нет. Моя дочь с ней не дружила.
   
В. Вам не доводилось видеть ее на фотоснимках?
   
О. Нет.
   
В. И ведь было уже темно, а вы находились за полтора квартала от церкви.
   
О. Да, сэр.
   
В. Миссис Симард, как вы определили, что это Кэрри Уайт?
   
О. Я просто знала.
   
В. Когда вы поняли это, вы почувствовали нечто вроде озарения?
   
О. Нет, сэр.
   
В. На что это было похоже?
   
О. Затрудняюсь сказать. Ощущение ушло, как тают сны, когда просыпаешься: через час уже и не вспомнишь, что что-то снилось. Но я совершенно точно знала, что это Кэрри Уайт.
   
В. Вы испытывали в этот момент какие-то чувства?
   
О. Да. Ужас.
   
В. Что произошло потом?
   
О. Я повернулась в к Джорджетте и сказала: «Вон она». Та ответила: «Да, это она». Джорджетта хотела еще что-то сказать, но тут всю улицу осветило ярким сиянием, затем послышался треск, и на землю стали падать провода под током — они извивались и искрили. Один провод упал прямо на мужчину впереди и он б-б-буквально вспыхнул. Другой мужчина бросился бежать, но наступил на провод, и его… его просто выгнуло назад, словно позвоночник у него стал резиновый. Потом он тоже упал. Все вокруг закричали, заметались кто куда, а провода все падали и падали — прямо как змеи. А она радовалась. Pадовалась! Я чувствовала, как она счастлива. И вовремя сообразила, что надо держать себя в руках. Всех, кто метался по улице, так или иначе убивало током. Джорджетта закричала: «Быстро, Кора! Боже, я не хочу сгореть заживо!» На что я сказала ей: «Прекрати, Джорджетта. Надо головой думать, иначе она тебе больше не понадобится». В общем, что-то вроде этого — какую-то чепуху. Но она меня не послушала. Отпустила мою руку и бросилась к мостовой. Я закричала, чтобы она остановилась — там прямо впереди лежал на земле толстый такой провод — но Джорджетта… Она… я даже почувствовала этот запах, когда она вспыхнула. Ее буквально окутало дымом, и я еще подумала тогда, что так, мол, наверно, это и выглядит, когда человека казнят на электрическом стуле. Пахло, знаете, как будто жареной свининой. Вам знаком этот запах? Он мне до сих пор иногда снится… А тогда я стояла на месте, и Джорджетта Шайрс обугливалась прямо у меня на глазах. Где-то в Вест-эндс прогремел еще один взрыв — надо полагать, бензопровод взорвался, — но мне уже не до того было. Я огляделась и увидела, что осталась на улице одна. Все остальные либо убежали, либо уже горели. Человек шесть мертвых я точно видела. Они лежали словно кучки обгоревшего тряпья на свалке. Один провод упал на крыльцо дома слева от меня, и дом уже занялся: я слышала, как потрескивает дранка. Мне казалось, что я простояла там несколько часов, уговаривая себя не терять голову, и хотя на самом деле это продолжалось всего считанные минуты, я испугалась, что потеряю сознание и упаду куда-нибудь на провода, или не выдержу и брошусь бегом. Как… как Джорджетта. И я пошла. Медленно, осторожно, замирая после каждого шага. Из-за горящего дома на улице стало еще светлее. Я переступила через два провода, затем обогнула чей-то обуглившийся труп. Я… мне приходилось смотреть, куда я иду. На пальце у этого человека было обручальное кольцо, но рука совсем почернела. Боже, она черная была, как уголь… Я перешагнула еще через один провод и увидела впереди сразу три вместе. Долго стояла и смотрела на них. Мне казалось, что если я переберусь через них, то со мной уже ничего больше не случится, но… просто боялась идти дальше. Знаете, о чем я все время думала? Об этой игре, в которую все играют в детстве. «Большой шаг» называется. Голос у меня в голове говорил: «Кора, сделай большой шаг и переступи через эти три провода». А я все время спрашивала, как в игре: «Можно? Можно?» Один провод все еще искрил, но два других, похоже, были не под напряжением. Однако кто его знает? Короче, я стояла и ждала, когда кто-нибудь пройдет мимо, но никто не показывался. Дом горел уже целиком, огонь перекинулся во двор, кусты и деревья тоже загорелись. Но пожарные так и не приехали. Они просто не могли: к тому времени горела вся западная часть города. Я поняла, что еще немного, и упаду. Надо было решаться. Я наконец шагнула вперед насколько могла далеко и все равно чуть не задела задником тапка третий провод. Потом обошла еще один и бросилась дальше бегом. Это все что мне запомнилось из той ночи. Утром я очнулась в полицейском участке на одеяле, расстеленном на полу. Некоторые из тех, кто провел там ночь — совсем немного, — были в бальных нарядах. Я стала спрашивать, не видел ли кто мою Ронду, и мне сказали… Они сказали мне…
   
(короткий перерыв)
   
В. Вы убеждены, что все это сделала Кэрри Уайт?
   
О. Да.
   
В. Спасибо, миссис Симард.
   
О. Я хотела бы задать вопрос, если можно.
   
В. Да, пожалуйста.
   
О. Что будет, если она такая не одна? Что будет с нашим миром?
   
   
    
Из книги «Взорванная тень» (стр. 151):
    
К 12.45 28 мая ситуация в Чемберлене оставалась критической. Школа, расположенная изолированно от других строений, выгорела дотла, но по всей окраине города еще бушевали пожары. Воды в этом районе почти не было, но с Дейган-стрит подавалось достаточно (хотя и при низком давлении), чтобы спасти деловые кварталы на пересечении Мэн-стрит и Оук-стрит…
    
Взрыв бензоколонки «Тонис Ситго» выше по Саммер-стрит вызвал пожар, который удалось локализовать лишь к десяти утра. На этой улице воды хватало — не доставало пожарных и оборудования. Пожарная служба вызвала подкрепления из Льюистона, Оберна, Лисбона и Брансуика, но машины прибыли только к часу ночи.
    
На Карлин-стрит также начался пожар, вызванный обрывом линий электропередач. В конце концов он охватил всю северную сторону улицы, включая и дом, где Маргарет Уайт родила в свое время Кэрри.
    
В западной части города, у основания холма, который обычно называют здесь Брикъярд-Хилл, разразилось самое страшное бедствие: после взрыва бензопровода начался пожар, который удалось укротить лишь к концу следующего дня.
    
И если мы отметим эти места на карте Чемберлена (см. страницу рядом), сразу станет ясен маршрут Кэрри — путаный, петляющий, но тем не менее ведущий к совершенно конкретной цели, к дому…
   
   
   
В гостиной что-то упало, и Маргарет Уайт выпрямилась, чуть наклонив голову в сторону и прислушиваясь. В падающих из окна отсветах пламени поблескивал в ее руке большой нож для разделки мяса. Незадолго до этого отключилась вдруг электроэнергия, и теперь, кроме всполохов пожарища, заливающих стены багрянцем, другого света в доме не было.
   
С грохотом обрушилась на пол одна из картин. Секундой позже сорвались со стены часы с кукушкой. Механическая птица сдавленно квакнула и замерла.
   
В городе завыли сирены, но Маргарет Уайт слышала-таки приближающиеся шаги на дорожке к дому.
   
Рывком распахнулась дверь. Теперь шаги в прихожей.
   
Маргарет слышала, как словно глиняные птицы в тире, разлетаются вдребезги гипсовые картины («ХРИСТОС — НЕЗРИМОЕ ПРИСУТСТВИЕ». «КАК ПОСТУПИЛ БЫ ИИСУС». «БЛИЗИТСЯ ЧАС». «ЕСЛИ СТРАШНЫЙ СУД НАСТУПИТ СЕГОДНЯ, ГОТОВ ЛИ ТЫ?») на стенах гостиной.
   
(о я была там и видела как извиваются блудницы на деревянных помостах)
   
Она сидела на стуле, выпрямив спину, словно примерная ученица в первом ряду, взгляд ее, мутный, безумный, застыл.
   
Вдребезги разлетелись сразу все окна в гостиной.
   
Затем ударилась в стену дверь на кухню, и вошла Кэрри.
   
Сгорбленная, съежившаяся и словно бы сникшая. Бальное платье превратилось в лохмотья. Свиная кровь уже почти засохла и начала трескаться. На лбу у нее темнела грязная полоса, расцарапанные коленки покраснели.
   
— Мама… — прошептала Кэрри. Глаза ее оставались ясными, только неестественно блестели, но губы дрожали. Если бы кто увидел их в это мгновение, наверняка сказал бы, что они удивительно похожи.
   
Маргарет Уайт сидела на стуле, пряча нож в складках юбки.
   
— Мне следовало убить себя, когда он сделал это со мной, — произнесла она. — После того первого раза, когда мы еще не были женаты, он обещал: никогда больше. Сказал, что мы… что мы просто оступились, и я ему поверила. Потом я упала и потеряла ребенка… Бог меня покарал. Я чувствовала, что грех искуплен. Кровью. Но грех никогда не смывается. Грех… никогда… не смывается…
   
Глаза у Маргарет заблестели.
   
— Мама, я…
   
— Поначалу все было в порядке. Мы жили безгрешно. Мы спали в одной постели, иногда животом к животу, и да, я бывало, чувствовала присутствие Змея, но мы никогда этого не делали до того случая. — Губы ее изогнулись в улыбке, однако улыбка вышла жесткая, страшная. — В тот вечер я увидела, как он на меня смотрит. Мы опустились на колени помолить Господа, чтобы придал нам сил, и он дотронулся до меня. Там. В женском месте. Я выгнала его из дома. Он пропадал где-то несколько часов, а я все это время молилась. Я чувствовала его в душе, видела, как он бродит по улицам, сражаясь с Дьяволом подобно Иакову, который бился с ангелом Господним. И когда он вернулся, мое сердце наполнилось благодарностью.
   
Она замолчала и улыбнулась сухими губами в пронизанной всполохами пожарища темноте.
   
— Мама, я не хочу об этом слышать!
   
Тарелки в буфете стали лопаться одна за другой.
   
— Но лишь когда он вошел, я почувствовала запах виски. Он меня взял силой. Силой взял! Взял меня, дыша в лицо мерзким запахом виски… и мне это понравилось! — Она выкрикнула последние слова, глядя в потолок. — Мне понравилось, как он меня взял, как он хватал меня руками, всю. ВСЮ!
   
— МАМА!
   
Она замолчала, словно ее ударили, и часто моргая, уставилась на дочь.
   
— Я себя чуть не убила, — добавила она почти нормальным тоном. — И Ральф плакал, говорил о покаянии, а потом его не стало, и я думала, что Господь покарал меня, наслал рак, что он превращает мои женские части в черную зловонную язву, такую же, как моя душа. Но это было бы слишком просто. Пути Его неисповедимы, теперь я все поняла. Когда начались схватки, я пошла и взяла нож, вот этот нож… — Она выпростала руку с ножом из юбки. — Я ждала, когда ты появишься на свет, чтобы принести наконец жертву Господу. Но оказалось, я слаба и недостойна. Второй раз я взяла нож в руки, когда тебе было три года, и снова отступила. А теперь домой вернулся дьявол во плоти.
   
Она подняла нож перед собой, не отрывая глаз от поблескивающего изогнутого лезвия.
   
— Я пришла убить тебя, мама. А ты сидела и ждала, когда сможешь убить меня… Мама, я… это не правильно так, мама. Это…
   
— Помолимся же, — мягко сказала Маргарет. Глаза ее глядели на Кэрри в упор, и в них застыло какое-то безумное, жуткое сочувствие. Отсветы пожарища стали теперь ярче, всполохи плясали на стенах, словно дервиши. — Помолимся в последний раз.
   
— Мамочка, ну помоги же мне, — вскрикнула Кэрри и упала на колени, склонив голову и протягивая к ней руки.
   
Маргарет наклонилась вперед, и рука с ножом рванулась вниз, прочертив в воздухе сверкающую дугу.
   
Может быть, Кэрри заметила что-то краем глаза. Она успела отшатнуться, и нож по самую рукоятку вошел ей в плечо. Мама споткнулась о ножку стула и растянулась на полу.
   
Они смотрели друг на друга, не отводя глаз, и молчали. Из-под рукоятки ножа выползла струйка крови, и на пол упали первые капли. Затем Кэрри тихо сказала:
   
— Я приготовила тебе подарок, мама.
   
Маргарет хотела встать, но пошатнулась и упала на четвереньки.
   
— Что ты со мной делаешь? — прохрипела она.
   
— Пытаюсь представить себе, как работает твое сердце, — ответила Кэрри. — Когда представляешь себе что-то, получается гораздо легче. Твое сердце — это большой красный комок мышц. Когда я пользуюсь своим даром, мое сердце начинает работать быстрее. А твое сейчас замедляется… Так… еще медленнее…
   
Маргарет снова попыталась подняться, но ей это не удалось, и она, состроив знак от дурного глаза, замахала на дочь руками.
   
— Еще медленнее, мама. Знаешь, какой подарок я тебе приготовила? Это как раз то, о чем ты всегда мечтала. Тьма. И твой Бог, который живет в этой тьме.
   
Маргарет зашептала:
   
— Отче наш…
   
— Еще медленнее, мама, еще.
   
— …да святится имя Твое…
   
— Я вижу, как оттекает у тебя кровь. Медленнее.
   
— …грядет царствие Твое…
   
— Ноги и руки у тебя становятся как мрамор, как гипс. Они уже совсем белые.
   
— …да исполнится воля Твоя…
   
— Моя воля, мама. Медленнее.
   
— …на земле…
   
— Медленнее.
   
— …как… как…
   
Она рухнула лицом вниз, и руки ее судорожно дернулись.
   
— …как на небесах.
   
— Полная остановка, — прошептала Кэрри.
   
Она повернула голову, затем взялась ослабевшей рукой за рукоять ножа.
   
(боже нет так больно так слишком больно)
   
Она попыталась подняться, сначала неудачно. Затем все-таки встала, опираясь на мамин стул. Голова кружилась, ее мутило. В горле чувствовался острый привкус крови. В окно несло едкий дым — пламя уже достигло соседнего дома, и искры наверняка падали на крышу, пробитую в незапамятные времена страшным каменным градом.
   
Кэрри вышла на задний двор. Шатаясь, прошла через лужайку и остановилась отдохнуть
   
(где моя мама)
   
у дерева. Что-то нужно было сделать еще. Что-то такое
   
(придорожные отели автостоянки)
   
про ангела с мечом. С огненным мечом.
   
Ладно. Не важно. Потом вспомнится.
   
Она вышла дворами к Уиллоу-стрит и поползла по насыпи к шоссе номер шесть.
   
Было 1.15 ночи.
   
   
В 23.20 Кристина Харгенсен и Билли Нолан вернулись в «Кавальер». Они поднялись черной лестницей, прошли по коридору и, когда оказались в темноте, он, даже не дав ей включить свет, принялся срывать с нее кофточку.
   
— Подожди же, дай я расстегну…
   
— К черту.
   
Билли одним рывком разорвал кофточку на спине. Ткань разошлась с неожиданно громким звуком. Одна пуговица отлетела, прокатилась по голому деревянному полу и остановилась, подмигивая оранжевым светом. Из бара доносилась музыка, и стены чуть подрагивали: внизу неуклюже, но энергично отплясывали фермеры, водители грузовиков, рабочие с лесопилки, официантки, парикмахерши, механики и их городские подружки из Вестоувера или Моттона.
   
— Эй…
   
— Заткнись.
   
Он залепил ей пощечину. Голова Крис мотнулась назад, в глазах появился злой блеск.
   
— Между нами все кончено, Билли. — Она попятилась, но попятилась к кровати: соски под бюстгальтером налились и стали твердыми, как камешки, а плоский живот подрагивал в такт частому возбужденному дыханию. — Все кончено.
   
— Вот и отлично. — Он бросился на нее, но Крис, на удивление сильно размахнувшись, врезала ему по скуле.
   
Билли выпрямился, чуть дернув от удара головой.
   
— Сука, ты мне синяк наставила!
   
— И еще получишь!
   
— Да уж получу, я сейчас все с тебя получу!
   
Оба тяжело дышали и сверлили друг друга яростными взглядами, затем губы Билли тронула улыбка, и он принялся расстегивать рубашку.
   
— Очень славно у нас сейчас получится, Чарли. Очень славно. — Он всегда называл ее Чарли, когда был особенно ею доволен. Похоже, решила как-то Крис, усмехнувшись про себя, это имя ассоциируется у него с какой-нибудь особо памятной постельной сценой.
   
Она поняла, что и сама улыбается, чуть расслабилась, и тут Билли, хлестнув ее рубашкой по лицу, бросился вперед, боднул головой в живот и повалил на кровать. Взвизгнули пружины. Она беспомощно ударила его несколько раз кулаками но спине.
   
— Уйди от меня! Уйди! Отвали! Сукин сын, подонок, отпусти меня сейчас же!
   
Ухмыляясь, Билли одним рывком сломал ей молнию на джинсах и стянул их с бедер.
   
— А то что? — прохрипел он, тяжело дыша. — Папочке нажалуешься? Да? Да, Чарли? Позвонишь своему могучему папочке? А? Надо мне было вылить все это дерьмо на тебя, ей богу. Я бы с удовольствием это сделал. Свиная кровь для свиней, а? Прямо тебе на башку. Ты…
   
Она вдруг перестала сопротивляться. Он замер, глядя на нее сверху вниз, и на лице Крис появилась странная улыбка.
   
— Ты с самого начала об этом думал, да? Ты, подонок вонючий. Так, да? Дерьмо собачье, импотент, сукин сын.
   
— Какая разница? — спросил он с какой-то заторможенной, безумной улыбкой на лице.
   
— Никакой, — ответила Крис. Ее улыбка вдруг погасла, вены на шее вздулись, и она, выгнувшись, плюнула ему в лицо.
   
Дальше — пронизанное красным цветом ярости буйство, затем опустошенное беспамятство.
   
Внизу бухала и завывала музыка («Глаза слипаются, и, чтоб не заснуть, // Глотаю таблетки одну за другой. // Шесть дней за рулем — неблизкий путь, // Но к вечеру точно успею домой».) — помесь кантри и вестерна, на всю катушку, очень громко и очень скверно; пятеро музыкантов в ковбойских рубашках с блестками и джинсах с яркой вышивкой, время от времени стирающих со лба пот — лидер-гитара, ритм, банджо, бас, ударные. Никто в «Кавальере» не слышал ни сирен, ни первого взрыва, ни второго. Музыка стихла, лишь когда взорвался бензопровод.
   
Вскоре на автостоянке резко затормозила машина, и кто-то заорал, что в городе все горит, но Билли и Крис в это время спали.
   
   
Крис проснулась рывком, сразу. Часы на ночном столике показывали без пяти минут час. Кто-то отчаянно колотил в дверь.
   
— Билли! — кричали там. — Ты здесь? Вставай!
   
Билли шевельнулся, перекатился на живот и сбил дешевый пластиковый будильник на пол.
   
— Какого черта? — пробормотал он и сел.
   
Спину саднило. Расцарапала ногтями, стерва… Тогда он почти не чувствовал боли, но теперь решил, что непременно взгреет ее, прежде чем выгнать на улицу. Просто чтоб знала…
   
Билли вдруг понял, что вокруг удивительно тихо. «Кавальер» закрывался только в два часа, и за пыльным окном мансарды все еще вспыхивала неоновая вывеска. Но, кроме стука в дверь,
   
(что-то случилось)
   
тихо было, как на кладбище.
   
— Билли, ты здесь? Эй!
   
— Кто это? — прошептала Крис. В ее глазах, отражающих пульс неоновых вспышек, застыл испуг.
   
— Джекки Талбот, — ответил Билли рассеянно, затем, повысив голос, спросил: — Какого черта?
   
— Пусти, Билли. Надо поговорить.
   
Билли поднялся. Как был, голый, прошлепал к двери и откинул большой старинный крючок.
   
В комнату влетел Джекки Талбот с вытаращенными глазами и перемазанным сажей лицом. Когда в «Кавальере» узнали, что творится в городе, он как раз сидел внизу, пил вместе со Стивом и Генри. Все трое тут же сели в престарелый «додж» Генри и рванули к Чемберлену. Взрыв бензопровода под Джексон-авеню они наблюдали с самой вершины холма Брикъярд-Хилл. В 12.30, когда Джекки одолжил у Генри машину и двинул обратно, город был охвачен паникой и огнем.
   
— Чемберлен горит, — сказал он Билли. — Весь, черт побери! Школа сгорела, торговый центр — тоже. Вест-энд просто взлетел на воздух: там бензин взорвался. На Карлин-стрит — пожары. И все говорят, что это сделала Кэрри Уайт!
   
— О боже, — пробормотала Крис, выбралась из постели и потянулась за одеждой. — Что она…
   
— Заткнись. А не то я вышвырну тебя отсюда к чертовой матери, — сказал Билли и кивнул Джекки, чтобы тот продолжал.
   
— Ее видели. Много людей видели. Билли, говорят, ее всю облили кровью. Она пошла сегодня на этот хренов выпускной бал… Стив и Генри так ни черта и не поняли, но… Билли… эта свиная кровь… ты для нее?..
   
— Да.
   
— О черт! — Джекки попятился к двери. Под одной-единственной горящей в коридоре лампочкой лицо его казалось болезненно-желтым. — Боже, Билли, и теперь весь город…
   
— Кэрри, значит, распотрошила весь город? Кэрри Уайт? Да ты совсем рехнулся. — Он произнес это спокойно, почти беззаботно. Крис за его спиной торопливо одевалась.
   
— Подойди в окно посмотри, — сказал Джекки.
   
Билли подошел к окну. Весь восточный горизонт охватило малиновое зарево, отсветы огня даже небо окрасили в красный цвет. Пока он смотрел, мимо «Кавальера» с воем сирен пронеслись три пожарные машины, и в отсветах фонарей у стоянки Билли успел разобрать надписи у них на боках.