1 2 3 4 
Но близ московского царя    

Кто воин сей под сединами?    

Двумя поддержан казаками,    

Сердечной ревностью горя,    

Он оком опытным героя    

Взирает на волненье боя.    

Уж на коня не вскочит он,    

Одрях, в изгнанье сиротея,    

И казаки на клич Палея    

Не налетят со всех сторон!    

Но что ж его сверкнули очи    

И гневом, будто мглою ночи,    

Покрылось старое чело?    

Что возмутить его могло?    

Иль он сквозь бранный дым увидел    

Врага Мазепу, и в сей миг    

Свои лета возненавидел    

Обезоруженный старик?    

     

Мазепа, в думу погруженный,    

Взирал на битву, окруженный    

Толпой мятежных казаков,    

Родных, старшин и сердюков.    

Вдруг выстрел. Старец обратился.    

У Войнаровского в руках    

Мушкетный ствол еще дымился.    

Сраженный в нескольких шагах,    

Младой казак в крови валялся,    

А конь, весь в пене и пыли,    

Почуя волю, дико мчался,    

Скрываясь в огненной дали.    

Казак на гетмана стремился    

Сквозь битву с саблею в руках,    

С безумной яростью в очах.    

Старик, подъехав, обратился    

К нему с вопросом. Но казак    

Уж умирал. Потухший зрак    

Еще грозил врагу России;    

Был мрачен помертвелый лик,    

И имя нежное Марии    

Чуть лепетал еще язык.    

     

Но близок, близок миг победы.    

Ура! мы ломим; гнутся шведы.    

О, славный час! о, славный вид!    

Еще напор – и враг бежит.    

И следом конница пустилась,    

Убийством тупятся мечи,    

И падшими вся степь покрылась,    

Как роем черной саранчи.    

     

Пирует Петр. И горд и ясен    

И славы полон взор его.    

И царский пир его прекрасен.    

При кликах войска своего,    

В шатре своем он угощает    

Своих вождей, вождей чужих,    

И славных пленников ласкает,    

И за учителей своих    

Заздравный кубок подымает.    

     

Но где же первый, званый гость?    

Где первый, грозный наш учитель,    

Чью долговременную злость    

Смирил полтавский победитель?    

И где ж Мазепа? где злодей?    

Куда бежал Иуда в страхе?    

Зачем король не меж гостей?    

Зачем изменник не на плахе?    

     

Верхом, в глуши степей нагих,    

Король и гетман мчатся оба.    

Бегут. Судьба связала их.    

Опасность близкая и злоба    

Даруют силу королю.    

Он рану тяжкую свою    

Забыл. Поникнув головою,    

Он скачет, русскими гоним,    

И слуги верные толпою    

Чуть могут следовать за ним.    

     

Обозревая зорким взглядом    

Степей широкий полукруг,    

С ним старый гетман скачет рядом.    

Пред ними хутор... Что же вдруг    

Мазепа будто испугался?    

Что мимо хутора помчался    

Он стороной во весь опор?    

Иль этот запустелый двор,    

И дом, и сад уединенный,    

И в поле отпертая дверь    

Какой-нибудь рассказ забвенный    

Ему напомнили теперь?    

Святой невинности губитель!    

Узнал ли ты сию обитель,    

Сей дом, веселый прежде дом,    

Где ты, вином разгоряченный,    

Семьей счастливой окруженный,    

Шутил, бывало, за столом?    

Узнал ли ты приют укромный,    

Где мирный ангел обитал,    

И сад, откуда ночью тёмной    

Ты вывел в степь... Узнал, узнал!    

Ночные тени степь объемлют.    

На бреге синего Днепра    

Между скалами чутко дремлют    

Враги России и Петра.    

Щадят мечты покой героя,    

Урон Полтавы он забыл.    

Но сон Мазепы смутен был.    

В нем мрачный дух не знал покоя.    

И вдруг в безмолвии ночном    

Его зовут. Он пробудился.    

Глядит: над ним, грозя перстом,    

Тихонько кто-то наклонился.    

Он вздрогнул, как под топором...    

Пред ним с развитыми власами,    

Сверкая впалыми глазами,    

Вся в рубище, худа, бледна,    

Стоит, луной освещена...    

«Иль это сон?.. Мария... ты ли?»    

     

МАРИЯ    

     

Ах, тише, тише, друг!.. Сейчас    

Отец и мать глаза закрыли...    

Постой... услышать могут нас.    

     

МАЗЕПА    

     

Мария, бедная Мария!    

Опомнись! Боже!.. Что с тобой?    

     

МАРИЯ    

     

Послушай: хитрости какие!    

Что за рассказ у них смешной?    

Она за тайну мне сказала,    

Что умер бедный мой отец,    

И мне тихонько показала    

Седую голову – творец!    

Куда бежать нам от злоречья?    

Подумай: эта голова    

Была совсем не человечья,    

А волчья, – видишь: какова!    

Чем обмануть меня хотела!    

Не стыдно ль ей меня пугать?    

И для чего? чтоб я не смела    

С тобой сегодня убежать!    

Возможно ль?    

     

С горестью глубокой    

Любовник ей внимал жестокой.    

Но, вихрю мыслей предана,    

«Однакож, – говорит она, –    

Я помню поле... праздник шумный...    

И чернь... и мертвые тела...    

На праздник мать меня вела...    

Но где ж ты был?.. С тобою розно    

Зачем в ночи скитаюсь я?    

Пойдем домой. Скорей... уж поздно.    

Ах, вижу, голова моя    

Полна волнения пустого:    

Я принимала за другого    

Тебя, старик. Оставь меня.    

Твой взор насмешлив и ужасен.    

Ты безобразен. Он прекрасен:    

В его глазах блестит любовь,    

В его речах такая нега!    

Его усы белее снега,    

А на твоих засохла кровь!..»    

     

И с диким смехом завизжала,    

И легче серны молодой    

Она вспрыгнула, побежала    

И скрылась в темноте ночной.    

     

Редела тень. Восток алел.    

Огонь казачий пламенел.    

Пшеницу казаки варили;    

Драбанты у брегу Днепра    

Коней расседланных поили.    

Проснулся Карл. «Ого! пора!    

Вставай, Мазепа. Рассветает».    

Но гетман уж не спит давно.    

Тоска, тоска его снедает;    

В груди дыханье стеснено.    

И молча он коня седлает,    

И скачет с беглым королем,    

И страшно взор его сверкает,    

С родным прощаясь рубежом.    

     

Прошло сто лет – и что ж  осталось    

От сильных, гордых сих мужей,    

Столь полных волею страстей?    

Их поколенье миновалось –    

И с ним исчез кровавый след    

Усилий, бедствий и побед.    

В гражданстве северной державы,    

В ее воинственной судьбе,    

Лишь ты воздвиг, герой Полтавы,    

Огромный памятник себе.    

В стране, где мельниц ряд крылатый    

Оградой мирной обступил    

Бендер пустынные раскаты,    

Где бродят буйволы рогаты    

Вокруг воинственных могил, –    

Останки разоренной сени,    

Три углубленные в земле    

И мхом поросшие ступени    

Гласят о шведском короле.    

С них отражал герой безумный,    

Один в толпе домашних слуг,    

Турецкой рати приступ шумный    

И бросил шпагу под бунчук;    

И тщетно там пришлец унылый    

Искал бы гетманской могилы:    

Забыт Мазепа с давних пор;    

Лишь в торжествующей святыне    

Раз в год анафемой доныне,    

Грозя, гремит о нем собор.    

Но сохранилася могила,    

Где двух страдальцев прах почил:    

Меж древних праведных могил    

Их мирно церковь приютила.    

Цветет в Диканьке древний ряд    

Дубов, друзьями насажденных;    

Они о праотцах казненных    

Доныне внукам говорят.    

Но дочь преступница... преданья    

Об ней молчат. Ее страданья,    

Ее судьба, ее конец    

Непроницаемою тьмою    

От нас закрыты. Лишь порою    

Слепой украинский певец,    

Когда в селе перед народом    

Он песни гетмана бренчит,    

О грешной деве мимоходом    

Казачкам юным говорит.    

     

1828–1829