1 2 3 4 5 6 
Со вздохом голова сказала, –    

Твоя десница доказала,    

Что я виновен пред тобой;    

Отныне я тебе послушен;    

Но, витязь, будь великодушен!    

Достоин плача жребий мой.    

И я был витязь удалой!    

В кровавых битвах супостата    

Себе я равного не зрел;    

Счастлив, когда бы не имел    

Соперником меньшого брата!    

Коварный, злобный Черномор,    

Ты, ты всех бед моих виною!    

Семейства нашего позор,    

Рожденный карлой, с бородою,    

Мой дивный рост от юных дней    

Не мог он без досады видеть    

И стал за то в душе своей    

Меня, жестокий, ненавидеть.    

Я был всегда немного прост,    

Хотя высок; а сей несчастный,    

Имея самый глупый рост,    

Умен как бес – и зол ужасно.    

Притом же, знай, к моей беде,    

В его чудесной бороде    

Таится сила роковая,    

И, всё на свете презирая,    

Доколе борода цела –    

Изменник не страшится зла.    

Вот он однажды с видом дружбы    

«Послушай, – хитро мне сказал, –    

Не откажись от важной службы:    

Я в черных книгах отыскал,    

Что за восточными горами,    

На тихих моря берегах,    

В глухом подвале, под замками    

Хранится меч – и что же? страх!    

Я разобрал во тьме волшебной,    

Что волею судьбы враждебной    

Сей меч известен будет нам;    

Что нас он обоих погубит:    

Мне бороду мою отрубит,    

Тебе главу; суди же сам,    

Сколь важно нам приобретенье    

Сего созданья злых духов!»    

«Ну, что же? где тут затрудненье? –    

Сказал я карле, – я готов;    

Иду, хоть за пределы света».    

И сосну на плечо взвалил,    

А на другое для совета    

Злодея брата посадил;    

Пустился в дальную дорогу,    

Шагал, шагал и, слава богу,    

Как бы пророчеству назло,    

Всё счастливо сначало шло.    

За отдаленными горами    

Нашли мы роковой подвал;    

Я разметал его руками    

И потаенный меч достал.    

Но нет! судьба того хотела:    

Меж нами ссора закипела –    

И было, признаюсь, о чем!    

Вопрос: кому владеть мечом?    

Я спорил, карла горячился;    

Бранились долго; наконец    

Уловку выдумал хитрец,    

Притих и будто бы смягчился.    

«Оставим бесполезный спор, –    

Сказал мне важно Черномор, –    

Мы тем союз наш обесславим;    

Рассудок в мире жить велит;    

Судьбе решить мы предоставим,    

Кому сей меч принадлежит.    

К земле приникнем ухом оба    

(Чего не выдумает злоба!),    

И кто услышит первый звон,    

Тот и владей мечом до гроба».    

Сказал и лег на землю он.    

Я сдуру также растянулся;    

Лежу, не слышу ничего,    

Смекая: обману его!    

Но сам жестоко обманулся.    

Злодей в глубокой тишине,    

Привстав, на цыпочках ко мне    

Подкрался сзади, размахнулся;    

Как вихорь свистнул острый меч,    

И прежде, чем я оглянулся,    

Уж голова слетела с плеч –    

И сверхъестественная сила    

В ней жизни дух остановила.    

Мой остов тернием оброс;    

Вдали, в стране, людьми забвенной,    

Истлел мой прах непогребенный;    

Но злобный карла перенес    

Меня в сей край уединенный,    

Где вечно должен был стеречь    

Тобой сегодня взятый меч.    

О витязь! Ты храним судьбою,    

Возьми его, и бог с тобою!    

Быть может, на своем пути    

Ты карлу-чародея встретишь –    

Ах, если ты его заметишь,    

Коварству, злобе отомсти!    

И наконец я счастлив буду,    

Спокойно мир оставлю сей –    

И в благодарности моей    

Твою пощечину забуду».    

     

 Песнь четвертая    

     

     

Я каждый день, восстав от сна,    

Благодарю сердечно бога    

За то, что в наши времена    

Волшебников не так уж много.    

К тому же – честь и слава им! –    

Женитьбы наши безопасны…    

Их замыслы не так ужасны    

Мужьям, девицам молодым.    

Но есть волшебники другие,    

Которых ненавижу я:    

Улыбка, очи голубые    

И голос милый – о друзья!    

Не верьте им: они лукавы!    

Страшитесь, подражая мне,    

Их упоительной отравы    

И почивайте в тишине.    

     

Поэзии чудесный гений,    

Певец таинственных видений,    

Любви, мечтаний и чертей,    

Могил и рая верный житель,    

И музы ветреной моей    

Наперсник, пестун и хранитель!    

Прости мне, северный Орфей,    

Что в повести моей забавной    

Теперь вослед тебе лечу    

И лиру музы своенравной    

Во лжи прелестной обличу.    

     

Друзья мои, вы все слыхали,    

Как бесу в древни дни злодей    

Предал сперва себя с печали,    

А там и души дочерей;    

Как после щедрым подаяньем,    

Молитвой, верой, и постом,    

И непритворным покаяньем    

Снискал заступника в святом;    

Как умер он и как заснули    

Его двенадцать дочерей:    

И нас пленили, ужаснули    

Картины тайных сих ночей,    

Сии чудесные виденья,    

Сей мрачный бес, сей божий гнев,    

Живые грешника мученья    

И прелесть непорочных дев.    

Мы с ними плакали, бродили    

Вокруг зубчатых замка стен,    

И сердцем тронутым любили    

Их тихий сон, их тихий плен;    

Душой Вадима призывали,    

И пробужденье зрели их,    

И часто инокинь святых    

На гроб отцовский провожали.    

И что ж, возможно ль?.. нам солгали!    

Но правду возвещу ли я?..    

     

Младой Ратмир, направя к югу    

Нетерпеливый бег коня,    

Уж думал пред закатом дня    

Нагнать Русланову супругу.    

Но день багряный вечерел;    

Напрасно витязь пред собою    

В туманы дальние смотрел:    

Всё было пусто над рекою.    

Зари последний луч горел    

Над ярко позлащенным бором.    

Наш витязь мимо черных скал    

Тихонько проезжал и взором    

Ночлега меж дерев искал.    

Он на долину выезжает    

И видит: замок на скалах    

Зубчаты стены возвышает;    

Чернеют башни на углах;    

И дева по стене высокой,    

Как в море лебедь одинокий,    

Идет, зарей освещена;    

И девы песнь едва слышна    

Долины в тишине глубокой.    

     

«Ложится в поле мрак ночной;    

От волн поднялся ветер хладный.    

Уж поздно, путник молодой!    

Укройся в терем наш отрадный.    

     

Здесь ночью нега и покой,    

А днем и шум и пированье.    

Приди на дружное призванье,    

Приди, о путник молодой!    

     

У нас найдешь красавиц рой;    

Их нежны речи и лобзанье.    

Приди на тайное призванье,    

Приди, о путник молодой!    

     

Тебе мы с утренней зарей    

Наполним кубок на прощанье.    

Приди на мирное призванье,    

Приди, о путник молодой!    

     

Ложится в поле мрак ночной;    

От волн поднялся ветер хладный.    

Уж поздно, путник молодой!    

Укройся в терем наш отрадный».    

     

Она манит, она поет;    

И юный хан уж под стеною;    

Его встречают у ворот    

Девицы красные толпою;    

При шуме ласковых речей    

Он окружен; с него не сводят    

Они пленительных очей;    

Две девицы коня уводят;    

В чертоги входит хан младой,    

За ним отшельниц милых рой;    

Одна снимает шлем крылатый,    

Другая кованые латы,    

Та меч берет, та пыльный щит;    

Одежда неги заменит    

Железные доспехи брани.    

Но прежде юношу ведут    

К великолепной русской бане.    

Уж волны дымные текут    

В ее серебряные чаны,    

И брызжут хладные фонтаны;    

Разостлан роскошью ковер;    

На нем усталый хан ложится;    

Прозрачный пар над ним клубится;    

Потупя неги полный взор,    

Прелестные, полунагие,    

В заботе нежной и немой,    

Вкруг хана девы молодые    

Теснятся резвою толпой.    

Над рыцарем иная машет    

Ветвями молодых берез,    

И жар от них душистый пашет;    

Другая соком вешних роз    

Усталы члены прохлаждает    

И в ароматах потопляет    

Темнокудрявые власы.    

Восторгом витязь упоенный    

Уже забыл Людмилы пленной    

Недавно милые красы;    

Томится сладостным желаньем;    

Бродящий взор его блестит,    

И, полный страстным ожиданьем,    

Он тает сердцем, он горит.    

     

Но вот выходит он из бани.    

Одетый в бархатные ткани,    

В кругу прелестных дев, Ратмир    

Садится за богатый пир.    

Я не Омер: в стихах высоких    

Он может воспевать один    

Обеды греческих дружин,    

И звон, и пену чаш глубоких,    

Милее, по следам Парни,    

Мне славить лирою небрежной    

И наготу в ночной тени,    

И поцелуй любови нежной!    

Луною замок озарен;    

Я вижу терем отдаленный,    

Где витязь томный, воспаленный    

Вкушает одинокий сон;    

Его чело, его ланиты    

Мгновенным пламенем горят;    

Его уста полуоткрыты    

Лобзанье тайное манят;    

Он страстно, медленно вздыхает,    

Он видит их – и в пылком сне    

Покровы к сердцу прижимает.    

Но вот в глубокой тишине    

Дверь отворилась; пол ревнивый    

Скрыпит под ножкой торопливой,    

И при серебряной луне    

Мелькнула дева. Сны крылаты,    

Сокройтесь, отлетите прочь!    

Проснись – твоя настала ночь!    

Проснися – дорог миг утраты!..    

Она подходит, он лежит    

И в сладострастной неге дремлет;    

Покров его с одра скользит,    

И жаркий пух чело объемлет.    

В молчанье дева перед ним    

Стоит недвижно, бездыханна,    

Как лицемерная Диана    

Пред милым пастырем своим;    

И вот она, на ложе хана    

Коленом опершись одним,    

Вздохнув, лицо к нему склоняет    

С томленьем, с трепетом живым,    

И сон счастливца прерывает    

Лобзаньем страстным и немым…    

     

Но, други, девственная лира    

Умолкла под моей рукой;    

Слабеет робкий голос мой –    

Оставим юного Ратмира;    

Не смею песней продолжать:    

Руслан нас должен занимать,    

Руслан, сей витязь беспримерный,    

В душе герой, любовник верный.    

Упорным боем утомлен,    

Под богатырской головою    

Он сладостный вкушает сон.    

Но вот уж раннею зарею    

Сияет тихий небосклон;    

Всё ясно; утра луч игривый    

Главы косматый лоб златит.    

Руслан встает, и конь ретивый    

Уж витязя стрелою мчит.    

     

И дни бегут; желтеют нивы;    

С дерев спадает дряхлый лист;    

В лесах осенний ветра свист    

Певиц пернатых заглушает;    

Тяжелый, пасмурный туман    

Нагие холмы обвивает;    

Зима приближилась – Руслан    

Свой путь отважно продолжает    

На дальный север; с каждым днем    

Преграды новые встречает:    

То бьется он с богатырем,    

То с ведьмою, то с великаном,    

То лунной ночью видит он,    

Как будто сквозь волшебный сон,    

Окружены седым туманом,    

Русалки, тихо на ветвях    

Качаясь, витязя младого    

С улыбкой хитрой на устах    

Манят, не говоря ни слова…    

Но, тайным промыслом храним,    

Бесстрашный витязь невредим;    

В его душе желанье дремлет,    

Он их не видит, им не внемлет,    

Одна Людмила всюду с ним.    

     

Но между тем, никем не зрима,    

От нападений колдуна    

Волшебной шапкою хранима,    

Что делает моя княжна,    

Моя прекрасная Людмила?    

Она, безмолвна и уныла,    

Одна гуляет по садам,    

О друге мыслит и вздыхает,    

Иль, волю дав своим мечтам,    

К родимым киевским полям    

В забвенье сердца улетает;    

Отца и братьев обнимает,    

Подружек видит молодых    

И старых мамушек своих –    

Забыты плен и разлученье!    

Но вскоре бедная княжна    

Свое теряет заблужденье    

И вновь уныла и одна.    

Рабы влюбленного злодея,    

И день и ночь, сидеть не смея,    

Меж тем по замку, по садам    

Прелестной пленницы искали,    

Метались, громко призывали,    

Однако всё по пустякам.    

Людмила ими забавлялась:    

В волшебных рощах иногда    

Без шапки вдруг она являлась    

И кликала: «Сюда, сюда!»    

И все бросались к ней толпою;    

Но в сторону – незрима вдруг –    

Она неслышною стопою    

От хищных убегала рук.    

Везде всечасно замечали    

Ее минутные следы:    

То позлащенные плоды    

На шумных ветвях исчезали,    

То капли ключевой воды    

На луг измятый упадали:    

Тогда наверно в замке знали,    

Что пьет иль кушает княжна.    

На ветвях кедра иль березы    

Скрываясь по ночам, она    

Минутного искала сна –    

Но только проливала слезы,    

Звала супруга и покой,    

Томилась грустью и зевотой,    

И редко, редко пред зарей,    

Склонясь ко древу головой,    

Дремала тонкою дремотой;    

Едва редела ночи мгла,    

Людмила к водопаду шла    

Умыться хладною струею:    

Сам карла утренней порою    

Однажды видел из палат,    

Как под невидимой рукою    

Плескал и брызгал водопад.    

С своей обычною тоскою    

До новой ночи, здесь и там,    

Она бродила по садам:    

Нередко под вечер слыхали    

Ее приятный голосок;    

Нередко в рощах поднимали    

Иль ею брошенный венок,    

Или клочки персидской шали,    

Или заплаканный платок.    

     

Жестокой страстью уязвленный,    

Досадой, злобой омраченный,    

Колдун решился наконец    

Поймать Людмилу непременно.    

Так Лемноса хромой кузнец,    

Прияв супружеский венец    

Из рук прелестной Цитереи,    

Раскинул сеть ее красам,    

Открыв насмешливым богам    

Киприды нежные затеи…    

     

Скучая, бедная княжна    

В прохладе мраморной беседки    

Сидела тихо близ окна    

И сквозь колеблемые ветки    

Смотрела на цветущий луг.    

Вдруг слышит – кличут: «Милый друг!»    

И видит верного Руслана.    

Его черты, походка, стан;    

Но бледен он, в очах туман,    

И на бедре живая рана –    

В ней сердце дрогнуло. «Руслан!    

Руслан!.. он точно!» И стрелою    

К супругу пленница летит,    

В слезах, трепеща, говорит:    

«Ты здесь… ты ранен… что с тобою?»    

Уже достигла, обняла:    

О ужас… призрак исчезает!    

Княжна в сетях; с ее чела    

На землю шапка упадает.    

Хладея, слышит грозный крик:    

«Она моя!» – и в тот же миг    

Зрит колдуна перед очами.    

Раздался девы жалкий стон,    

Падет без чувств – и дивный сон    

Объял несчастную крылами    

     

Что будет с бедною княжной!    

О страшный вид: волшебник хилый    

Ласкает дерзостной рукой    

Младые прелести Людмилы!    

Ужели счастлив будет он?    

Чу… вдруг раздался рога звон,    

И кто-то карлу вызывает.    

В смятенье, бледный чародей    

На деву шапку надевает;    

Трубят опять; звучней, звучней!    

И он летит к безвестной встрече,    

Закинув бороду за плечи.    

     

 Песнь пятая    

     

     

Ax, как мила моя княжна!    

Мне нрав ее всего дороже:    

Она чувствительна, скромна,    

Любви супружеской верна,    

Немножко ветрена… так что же?    

Еще милее тем она.    

Всечасно прелестию новой    

Умеет нас она пленить;    

Скажите: можно ли сравнить    

Ее с Дельфирою суровой?    

Одной – судьба послала дар    

Обворожать сердца и взоры;    

Ее улыбка, разговоры    

Во мне любви рождают жар.    

А та – под юбкою гусар,    

Лишь дайте ей усы да шпоры!    

Блажен, кого под вечерок    

В уединенный уголок    

Моя Людмила поджидает    

И другом сердца назовет;    

Но, верьте мне, блажен и тот,    

Кто от Дельфиры убегает    

И даже с нею незнаком.    

Да, впрочем, дело не о том!    

Но кто трубил? Кто чародея    

На сечу грозну вызывал?    

Кто колдуна перепугал?    

Руслан. Он, местью пламенея,    

Достиг обители злодея.    

Уж витязь под горой стоит,    

Призывный рог, как буря, воет,    

Нетерпеливый конь кипит    

И снег копытом мочным роет.    

Князь карлу ждет. Внезапно он