1 2 3 4 5 6 7 8 
Ламаисты не в большей степени чем друзы озабочены прозелитизмом. У обоих народов есть свои «школы магии» – в Тибете они находятся в некоторых ла-кхангах (ламаистских монастырях), а у друзов – в тщательно охраняемых криптах посвящения, так что никакой чужеземец даже не допускается внутрь зданий. Так же, как тибетские хубилганы являются воплощениями духа Будды, так и друзские окхалы – которые ошибочно называются некоторыми авторами «спиритуалистами» – это воплощения Гамзы. Оба народа имеют упорядоченную систему паролей и знаков для распознавания среди неофитов, и мы знаем, что они практически идентичны, поскольку в какой-то мере они применяются и у теософов.
В мистической системе друзов есть пять «посланников» или толкователей «Слова Высшей Мудрости», которые занимают то же самое положение, что и пять верховных бодхисаттв, или хубилганов Тибета, каждый из которых является физическим храмом духа одного из пяти будд. Посмотрим, что можно узнать об этих двух классах. Имена пяти главных «посланников» у друзов, или скорее их титулы – так как эти имена являются родовыми в друзской и тибетской иерархиях, и титул передается после смерти каждого из них к его наследнику, – таковы:
1. Гамза,[333] или «эль-Хамма» (духовная мудрость), которого рассматривают как мессию, через которого говорит Воплощенная Мудрость.
2. Исмаил, или Ti-meami (универсальная душа). Он готовит друзов к получению «мудрости» перед их посвящением.
3. Мохаммед (Слово). Его обязанность состоит в наблюдении за поведением и нуждами братьев; это своего рода епископ.
4. Селама («Предшествующий»), называемый «Правым Крылом».
5. Мокшатана Бохаэддин («Последующий»), именуемый «Левым Крылом».
Двое последних являются посланниками между Гамзой и Братством. Над этими живыми посредниками, которые всегда остаются неизвестными для всех, кроме верховных окхалов, находятся десять посвященных «Высшей Мудрости», последний из которых должен вернуться в конце цикла, который уже близится, – хотя никто, кроме эль-Хамма, не знает его дня, – этот последний «посланник», согласно циклическому повторению событий, есть также первый, кто пришел с Гамзой, а следовательно, Бохаэддин. Имена друзских посвященных таковы: Али Аллал, который появился в Индии (предположительно, Кабир); Албар, в Персии; Элия, в Йемене; Моилл и Кахим, в Восточной Африке; Моисса и Хадди, в Центральной Азии; Албу и Манссур, в Китае; и Буддиа, то есть, Бохаэддин[334] в Татарии, откуда он пришел и куда он вернется. Некоторые говорят, что этот последний был на земле двуполым. Войдя в эль-Хакима – халифа, злобного чудовища, – он вынудил его покончить с собой, и затем послал Гамзу, чтобы учить и основать Братство в Ливане. Эль-Хаким здесь всего лишь маска, ибо они ожидают именно Буддиа, то есть, Бохаэддина.[335]
А теперь о ламаистской иерархии. Существует также пять живых, или воплощенных, будд, главный из которых – далай, или скорее талай, лама – от тал, «океан» или море; его называют «Океаном Мудрости». Над ним, как и над Гамзой, находится лишь «ВЫСШАЯ МУДРОСТЬ» – абстрактный принцип, из которого изошли пять будд, включая и будду Майтрейю (последний бодхисаттва, или Вишну в Калки аватаре), десятый «посланник», ожидаемый на земле. Но это будет Единая Мудрость, и она воплотится во все человечество в целом, а не в некую отдельную личность. Но об этой тайне сейчас нельзя сказать большего.
Эти пять «хубилганов» располагаются в следующем порядке:
1. Талай-лама, в Лхассе – воплощение «духовной» «пассивной» мудрости, которая исходит от Гаутамы, или Сиддхартхи Будды, или Fo.
2. Панчен римпоче, в Ташилунпо. Он является «активной земной мудростью».
3. Sa-Dcha-Fo, или «Глашатай Будды», иначе говоря, «слово» в Ssamboo.
4. Khi-sson-Tamba – «Предтеча» (Будды) у Великого Kooren.
5. Tchang-Zya-Fo-Lang, в алтайских горах. Его называют «Наследником» (Будды).
«Шабероны» находятся одной ступенью ниже. Они, подобно главным окхалам друзов, являются посвященными великой мудрости буддийской эзотерической религии. Этот двойной список «Пяти» показывает большое сходство по крайней мере между строением двух систем. Читатель должен держать в уме, что они получили свое нынешнее видимое состояние примерно в одно и то же время. Современный ламаизм в период с девятого по пятнадцатый век развил свой ритуал и народную религию, которая столь слепо служит хубилганам и шаберонам, даже вопреки любознательности среднего китайца или тибетца. В одиннадцатом веке Гамза основал Братство Ливана; и до сих пор никто не проник в его тайны!
В высшей степени странно то, что и ламы, и друзы обладали одинаковой мистической статистикой. Они считают количество людей в человечестве как 1332 миллиона. Они говорят, что когда добро и зло придут в равновесие на весах человеческих деяний (ныне зло сильно перевешивает), тогда дыхание «Мудрости» в одно мгновение уничтожит 666 миллионов людей. В оставшиеся 666 миллионов людей воплотится «Высшая Мудрость».[336] Это могло иметь, и вероятно имеет, некое аллегорическое значение. Но каким образом это соотносится с числом «великого Зверя» в «Откровении» Иоанна?
Если бы было больше, чем сейчас, известно о религиях Тибета и друзов, тогда ученые увидели бы, что существует много большее сходство между туранскими ламаистами и семитскими «эль-хаммитами», или друзами, чем это когда-либо предполагалось. Но когда бы писатели ни говорили об одной или другой из них, все это является тайной, догадкой и просто предположением. То немногое, что стало известно об их верованиях, обычно столь искажается предубеждением и невежеством, что никакой ученый лама или друз никогда не смог бы распознать и проблеска сходства со своей верой в этих спекулятивных фантазиях. Даже глубокое и многозначительное заключение, к которому приходит м-р Хиггинс («Кельтские друиды», часть I, 101), сколь бы оно не было правдиво, все же лишь наполовину правда.
Очевидно, – пишет он, – что существовала тайная наука, которой обладали кое-где (древние), и которая должна была сохраняться посредством торжественной клятвы… и я не могу сомневаться в том, что все еще существует тайная доктрина, известная лишь в глубоком уединении тибетских крипт…
Но закончим с друзами: так как Селама и Бохаэддин – два имени, которые очень сильно напоминают слова «лама» и «будда», – это единственные, кто были посвящены в тайну убежища Гамзы и имели возможность советоваться со своим учителем, они передают время от времени его указания и приказы Братству, поэтому и по сей день окхалы этого имени совершают каждый седьмой год паломничество через Бассору и Персию в Татарию и Тибет, на самый восток Китая, и возвращаются по истечение одиннадцатого года, принося с собой новые распоряжения «эль-Хамма». И лишь в прошлом году, ожидая войны между Китаем и Россией, друзский посланник прошел через Бомбей на своем пути в Тибет и Татарию. Это могло бы объяснить «суеверное» убеждение, что «души всех благочестивых друзов, как полагают, должны собираться в больших количествах в некоторых городах Китая». Около плато Памира, – говорят они вместе с библейскими учеными, – помещается колыбель человеческой расы: но это колыбель лишь посвященного человечества; тех, кто с самого начала вкусил от плода познания, и в Тибете, Монголии, Татарии, Китае и Индии, где также души их благочестивых и посвященных братьев перерождаются и вновь становятся «сынами Бога». То, что означает вышесказанное, должен понимать каждый теософ. Они лишают доверия басню про Адама и Еву и говорят, что первыми, кто вкусил от запретного плода и таким образом стали «Элохим» были Енох, или Гермес (предполагаемый отец масонства), и Сет, или Сат-ан, отец тайной мудрости и учения, местопребыванием которого является ныне планета Меркурий,[337] и кого христиане по своей доброте превратили в главного дьявола, «падшего ангела». Их носитель зла – это абстрактный принцип, называемый «Соперником».
«Миллионы китайских унитариев» могут с той же легкостью означать тибетских лам, индусов и других людей Востока, как и китайцев. Это правда, что друзы верят и ожидают дня своего воскресения в Армагеддоне, название которого, однако, они произносят другим образом. Так как такая фраза имеет место в «Апокалипсисе», то некоторым может казаться, что они взяли это представление из «Откровения» св. Иоанна. Однако, ничего подобного. Это день, когда, согласно учению друзов «будет завершен великий духовный план – тела мудрецов и правоверных будут поглощены абсолютной сущностью и преобразованы из множества в ЕДИНОЕ». Это в точности буддийская идея о нирване и представление о конечном погружении в Парабрахм у ведантистов. Из-за своего «персидского магизма и гностицизма», они рассматривают св. Иоанна как Оаннеса, человека-рыбу халдеев, а следовательно связывают свою веру сразу и с индийским Вишну, и с ламаистской символогией. Их «Армагеддон» – это просто «Рамдагон»,[338] и вот как это объясняется.
Христиане истолковывают эту фразу в «Откровении» не с большим успехом, чем и другие отрывки, в то время как даже евреи-некаббалисты кое-что знают о ее истинном значении. Армагеддон ошибочно принимают за географическую местность, а именно, за возвышенное плато Ездраэлон, или Ар-магеддон, «гору Мегиддо», где Гедеон одержал победу над мадианитянами.[339] Это ошибочное представление, потому что это название в «Откровении» относится к мифическому месту, упоминаемому в одной из наиболее древних традиций языческого Востока, особенно среди туранских и семитских народов. Это просто вид искупительного Элизия, в котором собираются духи умерших в ожидании дня последнего суда. То, что это так, доказывает стих из «Откровения»: «И он собрал их на место, называемое… Армагеддон» (XVI, 16), когда «Седьмый Ангел вылил чашу свою на воздух». Друзы произносят название этой таинственной местности, как «Рамдагон». Весьма вероятно, что это слово является анаграммой, как это показано автором «Комментария к Апокалипсису». Оно значит «Рама-Дагон»,[340] причем первое слово обозначает Солнечного Бога с таким именем, а второе – «Дагона», или Святую Мудрость у халдеев, воплощенную в их «Посланнике», Оаннесе – Человеке-Рыбе, и низошедшую на «Сынов Бога» или посвященных во всех странах; короче говоря, тех, посредством которых Божественная Мудрость время от времени открывает себя миру.

Лев Толстой и его не церковное христианство

Перевод – К. Леонов

Толстой – это великий мастер художественного слова и великий мыслитель. Вся его жизнь, его сердце и разум были заняты одним жгучим вопросом, который в той или иной степени наложил свой болезненный отпечаток на все его сочинения. Мы чувствуем его омрачающее присутствие в «Детстве, отрочестве, юности», в «Войне и мире», в «Анне Карениной», пока он окончательно не поглотил его в последние годы его жизни, когда были созданы такие работы, как «Моя исповедь», «В чем моя вера?», «Что делать?», «О жизни» и «Крейцерова соната». Тот же самый вопрос горит в сердцах многих людей, особенно среди теософов; это поистине – вопрос самой жизни.

«В чем смысл, цель человеческой жизни? Каков конечный исход неестественной, извращенной и лживой жизни нашей цивилизации, такой, какая навязана каждому из нас в отдельности? Что мы должны делать, чтобы быть счастливыми, постоянно счастливыми? Как избежать нам кошмара неизбежной смерти?»

На эти вечно стоящие вопросы Толстой не дал ответа в своих ранних сочинениях, потому что он сам не нашел его. Но он не мог прекратить бороться, как это сделали миллионы других, более слабых или трусливых натур, не дав ответа, который, по крайней мере, удовлетворил бы его собственное сердце и разум; и в пяти вышеназванных работах содержится такой ответ. Это ответ, которым на самом деле не может удовольствоваться теософ в той форме, в какой его дает Толстой, но в его главной, основополагающей, насущной мысли мы можем найти новый свет, свежую надежду и сильное утешение. Однако для того, чтобы понять ее, мы должны вкратце проследить тот путь, посредством которого Толстой достиг того мира, который был им найден; ибо пока мы не сможем ни почувствовать, ни понять те внутренние процессы, которые привели его к этому, его решение, подобно любому другому решению жизненной проблемы, останется мертвой буквой, чисто интеллектуальной словесной концепцией, в которой полностью отсутствует жизненная сила; простой спекуляцией, лишенной живой истины и энтузиазма.
Подобно всем думающим мужчинам и женщинам нашего времени, Толстой утратил веру в религию в детстве; ибо такая утрата детской веры – неизбежная в жизни каждого человека – не является, как правило, результатом глубокого размышления; это скорее естественное следствие нашей культуры и нашего общего жизненного опыта. Он сам говорит, что его вера исчезла, и он не знает, как. Но его юношеское устремление к этическому усовершенствованию, продолжало сохраняться еще около десяти лет, постепенно забываясь и, в конце концов, совершенно исчезло. Видя вокруг себя торжествующие амбиции, любовь к власти, эгоизм и чувственность; видя презрение и насмешливое отношение ко всему тому, что называется добродетелью, добротой, чистотой и альтруизмом, и не способный ощутить ни внутреннее счастье и наполненность, ни внешний успех, Толстой шел по пути, которым движется мир, поступая так, как, он видит, поступают другие, принимая участие во всех порочных и низменных поступках «благопристойного мира». Далее он обращается к литературе, становится великим мастером слова, наиболее преуспевающим писателем, пытаясь, как он сам рассказывает, скрыть от себя свое собственное невежество, поучая других. В течение нескольких лет он продолжал совершать такое подавление своей внутренней неудовлетворенности, но перед ним все более часто, все более мучительно вставал этот вопрос: Для чего я живу? Что я знаю? И с каждым днем он все яснее видел, что он не может дать на него ответ. Ему было пятьдесят лет, когда его отчаяние достигло наивысшей точки. Находясь на вершине своей славы, счастливый муж и отец, автор многих прекрасных сочинений, наполненных глубочайшим знанием людей и жизненной мудрости, Толстой осознает невозможность дальнейшего продолжения жизни.
«Человек не может вообразить себе жизнь без желания благополучия. Желать и приближать это благополучие – это и есть жизнь. Человек исследует в жизни только то, что он может в ней улучшить».
Наша наука, напротив, изучает только тени вещей, а не их истинную сущность; и, находясь в заблуждении, что это второстепенное и неважное является существенным, наука искажает идею жизни и забывает о своем истинном предназначении, состоящем в проникновении именно в эту тайну, а не в изучении того, что сегодня открывается, а завтра – забывается.
Философия говорит нам: «Вы являетесь частью человечества, поэтому вы должны со-участвовать в развитии человечества и в реализации его идеалов; цель твоей жизни совпадает с целью жизни всех других людей». Но как это может помочь мне узнать, что я живу для того же, для чего живет и все человечество, если мне не сказали, что это такое, для чего должно жить человечество? Почему существует мир? В чем состоит результат того, что мир существует и будет существовать? Философия не дает ответа.
Скептицизм, нигилизм, отчаяние – в эту сторону уводят подобные мысли думающего человека, если он ищет последнее слово Мудрости в науке и философии различных школ. Таково, также, реальное, внутреннее, ментальное состояние, в котором находятся многие люди как внутри, так и вне Теософского общества.
По отношению к этой проблеме жизни Толстой разделяет людей в целом на четыре класса: (1) некоторые, обладающие слабым и незрелым интеллектом, счастливо живут в своем невежестве – для них проблема жизни, как таковая, не существует; (2) другие достаточно осознают и понимают эту проблему, но намеренно отворачиваются от нее, поддерживаемые благоприятными внешними обстоятельствами, позволяющими им пройти по жизни как бы в состоянии опьянения; (3) третью группу составляют те люди, которые знают, что смерть лучше, чем жизнь, прошедшая в заблуждении и невежестве; но они продолжают жить, потому что они не имеют достаточной силы для того, чтобы положить внезапный конец этому обману – жизни; (4) наконец, существуют сильные и стойкие натуры, которые осознают весь идиотизм этого фарса, который разыгрывается с ними, и одним ударом кладут конец этой глупой игре.
«Я ничего не мог бы сделать», – говорит он, – «только думать, думать о том ужасном положении, в котором я находился… Мое внутреннее состояние в это время, которое вплотную привело меня к самоубийству, было таково, что все, что я сделал до тех пор, все, что я все же смог бы сделать, казалось мне глупым и дурным. Даже то, что было для меня наиболее дорого в этой жизни, что столь долго уводило и отвлекало меня от жестокой реальности – моя семья и мое творчество – даже это утратило для меня всякую ценность».
Он, наконец, выбрался из этой пропасти отчаяния.
«Жизнь – это все», – заключил он, – «я, сам мой разум является созданием этой всеобщей жизни. Но в то же самое время Разум – это создатель и последний судья человеческой жизни, присущий ей самой. Каким же образом тогда разум может отрицать смысл последней, не отрицая самого себя и не называя себя лишенным смысла? Следовательно, я могу назвать жизнь бессмысленной лишь потому, что я не познал ее смысл».
Убежденный в том, что у Жизни есть смысл, Толстой ищет его среди тех, кто действительно живет – среди людей. Но здесь он снова встречается с разочарованием, горчайшим изо всех, поскольку именно здесь была его последняя надежда. Ибо среди людей он обнаружил единственное решение проблемы жизни, которое покоилось на представлении о вселенной, противоположной разуму, и основывалось на слепой вере, которую он так давно отбросил в сторону.

«Я подверг», – рассказывает он, – «дополнительной проверке представления моего разума и обнаружил, что Разум в недостаточной степени отвечает на мои вопросы, поскольку он не рассматривает концепцию Бесконечного (Беспричинного, Вневременного и Внепространственного), потому что он объясняет мою жизнь, проходящую во времени, пространстве и причинной обусловленности, опять-таки в терминах времени, пространства и причинности: такое объяснение на самом деле является логически корректным, но только лишь в терминах тех же самых компонентов, то есть, оставляя исходное и конечное основание жизни – единственное, что нас волнует и интересует – необъясненным. Религия, напротив, делает прямо противоположное: она не признает логики, но знает концепцию Бесконечного, с которой соотносит все сущее и, в некоторой степени, дает правильные ответы. Религия говорит: Ты должен жить согласно закону Божиему; результатом твоей жизни будет или вечное мучение, или вечное блаженство; смысл твоей жизни, которая не уничтожается после смерти, состоит в соединении с Бесконечным Божеством… Концепция Бесконечного Божества, божественности души, зависимости человеческих поступков от Бога – таковы представления, которые зародились в сокровенной глубине человеческой мысли, и без которых не было бы никакой жизни, и я также не смог бы существовать».
«Но что же такое Бог? На какой последовательности мыслей основывается вера в его существование и в зависимость человека от него? Если я есть», – рассуждает Толстой, – «тогда должен быть смысл моего бытия, и смысл для такого основания, и некий первичный смысл, и это и есть Бог. Я чувствую успокоение; мои сомнения и сознание своего сиротства в жизни исчезли. Но когда я спрашиваю себя: что есть Бог? Что я должен делать по отношению к нему? – Я обнаруживаю лишь банальные ответы, которые снова разрушают мою веру… Но я имею в себе концепцию Бога, сам факт и необходимость такой концепции, – и никто не может лишить меня этого. Однако откуда же эта концепция? Откуда же ее необходимость? Эта необходимость является самим Богом. И я снова чувствую радость. Все вокруг меня живет и имеет свой смысл. Представление о Боге – это поистине не сам Бог; но необходимость создания этого представления, стремление к познанию Бога, благодаря познанию которого я и живу, – это и есть Бог, живой и дающий жизнь Бог… Живя в этой мысли, ты действуешь как проявление Бога, и тогда твоя жизнь будет свидетельствовать о существовании Бога».

Толстой вновь обрел веру, «очевидность незримого», и его религиозная вера выражалась в течение трех лет его жизни в полном соответствии с наиболее строгими предписаниями православной церкви. Но, в конце концов, обнаружив, что церковь и все христианское общество в целом поступает прямо противоположно его главным представлениям об истинной Религии, он оторвался от православия и захотел понять, в чем состоит для него Истина в Религии, путем изучения Нового Завета.
Но прежде чем обсуждать те заключения, к которым он пришел, рассмотрим сначала фундаментальную позицию Толстого с теософской точки зрения. Его аргумент о существовании Бесконечного Бога как необходимого «первоначального основания» человеческого разума, полностью совпадает с аргументами теософов о существовании Космического или Универсального Разума, и, как аргумент, он не доказывает ничего сверх того. Зараженный западной привычкой к чувственности, он приписывает Универсальному Разуму антропоморфные черты, которыми последний не может обладать, и, таким образом, сеет семена неестественности и приводит к выводам о тех практических действиях, к которым он пришел впоследствии. В главном он прав; но в попытке удовлетворить требования своей эмоциональной натуры, он впадает в квазиантропоморфизм. Для нас, однако, более важно обратить внимание на ту горькую картину, нарисованную им, отражающую те ментальные страдания, которые сегодня мучают каждого честного и искреннего мыслителя, и на то, что он указывает путь, единственный путь, на котором возможно спасение. Ибо, исходя из его основной концепции, мы приходим, при тщательном и внимательном рассуждении, к фундаментальным представлениям теософского учения, как мы это увидим впоследствии.
Но вернемся к религиозным открытиям Толстого. Изучая Евангелия, он обнаружил самую суть учения Иисуса в Нагорной Проповеди, понятой в своем буквальном, простом смысле, «таком, что даже маленький ребенок понял бы его». Он рассматривает как совершенное выражение христианского закона Милосердия и Мира, заповедь, «не противься злу», которая для него является наиболее точным проявлением истинного христианства, и эту заповедь он называет «единственным и вечным законом Бога и людей». Он также указывает, что задолго до появления исторического Иисуса, этот закон был известен и признан всеми руководителями человеческой расы.
«Прогресс человечества в направлении добра», – пишет он, – «совершается теми, кто переносит страдания, а не теми, кто их причиняет».
Такова суть религии Толстого; но мы будем иметь больше возможностей проникнуть в ее истинный смысл и оценить вытекающие из нее практические выводы после того, как мы рассмотрим, во-первых, его учение о религиозном счастье, и, во-вторых, его философию жизни.
Я верю, говорит Толстой: (1) что счастье на земле зависит единственно от выполнения учения Христа; (2) что осуществление этого учения не только возможно, но легко и исполнено радости. Счастье, учит он, это любовь ко всем людям, единение с ними, а зло – это нарушение такого единства. Любовь и единство являются естественными человеческими состояниями, в которых находятся все люди, которых не сбивают с пути ложные учения.
Такие представления изменили все его отношение к жизни; все, к чему он ранее стремился, все то, что считается столь значимым в мире – честь, слава, культура, богатство, возросшее качество жизни, окружающей обстановки, пищи, одежды, манер, – все это утратило свою ценность в его глазах, и вместо всего этого он начал почитать то, что мир называет дурным и низменным – простоту, бедность, недостаток культуры. Но истинная сущность его учения лежит в концепции Всеобщего Братства человечества.
Согласно Толстому, Жизнь означает стремление человека к благополучию, к счастью, причем счастье, как мы видели, может быть достигнуто посредством исполнения заповедей Иисуса. Глубинное значение этих заповедей состоит в истинной жизни, а следовательно также и в истинном счастье, состоящем – не в сохранении чьей-либо индивидуальности, а – в ее поглощении Всем, Богом и Человечеством. Поскольку Бог – это Разум, христианское учение может быть сформулировано следующим образом: подчиняй свою личную жизнь разуму, который требует от тебя безусловной любви ко всем существам.[341]
Личная жизнь, та, которую осознает и которую желает только собственное «Я» человека, – это животная жизнь; жизнь разума – это человеческая жизнь, существование, присущее человеку в соответствии с его природой. Максима, завершающая стоическую философию, – живи в соответствии с природой, согласно твоей человеческой природе, – имеет в виду то же самое. Учения мудрейших законодателей: брахманов, Гаутамы Будды, Конфуция, Лао-Цзы, Моисея, – содержат такое же объяснение жизни и предъявляют такое же требование к человеку. Ибо с древнейших времен человечество осознавало мучительное внутреннее противоречие, которое ощущали в себе все те люди, кто стремился к личному благополучию. И поскольку, к сожалению, нет иного способа разрешить это противоречие, кроме перенесения центра тяжести существования[342] человека от своей индивидуальности, которая никогда не может быть сохранена от разрушения, к вечному Всему, то становится понятным, почему все мудрецы прошлого, так же как и величайшие мыслители последних веков, создали учения и нравственные законы, идентичные по своему общему смыслу, ибо они видели лучше всех остальных людей и это противоречие, и его решение.
Нетрудно увидеть, в чем состоит основное противоречие личной жизни. То, что является для человека наиболее важным, то единственное, чего он хочет, то, что – как ему кажется – единственно живет, а именно, его индивидуальность, разрушается, потому что скелет, рассыпаясь, не оставляет ничего за «собой»; в то время как то, чего он не хочет, что не является для него ценностью, чью жизнь и чье благоденствие он не ощущает, – внешний мир борющихся существ, – оказывается именно тем, что имеет продолжение, поистине живет.
После пробуждения разумного сознания, которое раньше или позже может произойти в каждом человеке, он осознает ту пропасть, которая проходит между животной и человеческой жизнью; он понимает это все полнее и полнее, пока, в конце концов, – на высшем уровне сознавания, – фундаментальное противоречие жизни не будет осознано лишь как кажущееся, принадлежащее единственно к сфере животного существования, и смысл жизни, который безуспешно искал «личный» человек, наконец, становится открытым. Он обнаруживается не с помощью логических выводов, но – интуитивно. Духовно пробужденный или возрожденный человек внезапно обнаруживает себя перенесенным в вечное, вневременное состояние жизни чистого «Разума»,[343] в котором не может быть больше никаких иллюзий, противоречий, загадок… Разумная жизнь, как первоначальная и единственная истинная жизнь, является также нормальной жизнью человека, и человек как таковой лишь в той степени может быть назван «живущим», в какой он подчинил животное в себе законам разума; и это точно так же, как и животное действительно живет только тогда, когда оно подчиняется не только законам того вещества, из которого состоит его тело, но и высшему закону органической жизни… Если однажды было осознано, что верховенство, особенно в человеческой жизни, безусловно, принадлежит не личности, но разуму, то тогда нет ничего сверхчеловеческого в следовании естественному закону человеческой жизни, и в отношении и в использовании в качестве средства того, что является просто средством для истинной жизни, а именно – личности… Но может возникнуть вопрос: для чего же тогда мы имеем личность, если мы должны отказаться от нее, отрицать ее? Затем, чтобы личность, подобно любому средству, могла служить просто как способ для достижения цели, – и другой ответ здесь невозможен. Личность – это не что иное, как «лопата», которая дана разумному существу, чтобы копать ею, чтобы она затуплялась при этом копании и затем снова затачивалась, чтобы ею пользоваться, а не для того, чтобы она была чистой и хранилась без употребления. Использовать средство в качестве средства – это не означает отрицать его, но значит просто поставить ее на службу соответствующей цели, то есть разуму.
Такова философия жизни Толстого, одинаковая в своей основе с учением теософии. Но, испытывая недостаток в универсальности последней, имея слишком сильную склонность к искаженным и фрагментарным изречениям лишь одного Учителя Мудрости, философия Толстого оказалась бессильна руководить им на практике и, как показывает изучение его трудов, в действительности привела его к внутренним противоречиям. Однако, эти внутренние противоречия, находясь лишь на поверхности, на одном лишь физическом плане, имеют сравнительно небольшое значение по сравнению с тем действительным избавлением от иллюзий (в которых живет большинство из нас), которое он совершил.
Недостаток места делает невозможным осуществить полное детальное сравнение между взглядами Толстого и аналогичными теософскими взглядами. Каждый читатель «Люцифера» может проделать это самостоятельно, и мы только добавим, что эссе д-ра Вон Коебера, из которого почерпнут материал для настоящего весьма беглого очерка, является достойным внимательного изучения каждого, кто может читать на немецком языке. Хотя надо сказать, что в Приложении, посвященном той же теме, д-р Хьюбб Шлейден показывает недостаток оценки и понимания истинного духа и значения Толстовской мысли и действия, который, кажется, указывает то же самое неправильное представление природы реальной «мистики», которое может быть замечено в других эссе того же автора.

Лидер Брахмо и йогизм

Перевод – К. Леонов

Один корреспондент спрашивает нас, что мы можем сказать по поводу нижеследующего отрывка, который, по его уверению, он скопировал из номера «Indian Mirror», печатного органа Брахмо Самадж, за 23 января 1881 года:

«…Теософы, которые сегодня находятся в Индии, проповедуют возвращение к тем временам йоги, когда святость сочеталась с силой совершения сверхъестественных поступков. Мы были удивлены, когда однажды услышали об их твердой уверенности в том, что лидер нашего движения, подтверждает он это или нет, реально обладает оккультными силами, сам являясь йогом. К счастью для Индии, эти времена давно позабыты. Мир давно уже пережил супернатурализм всех сортов, и единственные чудеса, в которые мы поверим, явились бы результатами исключительных нравственных сил и строгих убеждений человека, который будет руководствоваться указаниями, ниспосланными ему свыше божественным духом».
Единственное, что мы должны сказать, это то, что некоторые люди, по всей видимости, обманулись добрыми намерениями наших друзей из Брахмо. Идея о том, что м-р Сен является йогом, никогда не приходила в голову ни одному теософу, который делился с нами своим мнением относительно этого талантливого бенгальского оратора. Если он (м-р Сен) несет ответственность за те взгляды, которые позволил себе высказать автор этой заметки относительно всего сверхъестественного в целом, и чудес Теософского общества a propos [между прочим, франц. ], то мы глубоко сожалеем, что такой талантливый человек столь грубо и неверно понимает как нас, так и наши убеждения. И это тем более прискорбно, поскольку он претендует на непосредственное вдохновение, полученное от Бога, и, по-видимому, должен быть способен понять истину. И если есть такая вещь, в которую основатели нашего Общества верят менее всего, так это именно в чудеса, будь то нарушение законов материи или особенный божественный дар какого-либо человека. По нашему мнению, никогда не было таких времен, когда святость или непорочность «сочетались с силой совершать сверхъестественные поступки».

Логика против «перипатетика»

Перевод – К. Леонов

Вряд ли в сферу деятельности нашего журнала входит упоминание о мимолетных выходках случайных корреспондентов в ежедневных газетах, хотя иногда отдельные статьи содержат некоторую полезную или весьма интересную и совершенно объективную информацию. До сих пор мы придерживались этого хорошего правила и надеемся так же поступать и далее. В соответствии с этим принципом, мы едва ли обратили бы какое-либо внимание на заметку в «Bombay Gazette» (16 марта, 1881), подписанную «ваш Перипатетик», и озаглавленную «Ходячая философия», если она не позволила бы нам хорошо проиллюстрировать тот порочный дух, называемый «почтительным уважением к общественному мнению», который мы «для краткости» называем лицемерием. Автор бросает камни в наш огород, и лишь потому, что у нас сегодня появилось некоторое безразличие к такого рода вещам. Мы могли бы найти в его выпадах достаточное оправдание для наших возражений против него, но мы имеем много более серьезное намерение, и это спекулятивное, вымученное произведение «ходячего» философа сослужит нам лучшую службу, чем это, вероятно, ожидала его партия. Ибо для нас «Перипатетик», безусловно, представляет некую партию. Он является рупором того большинства в нашем современном обществе, которое проводит тщательно разработанную политику, полную софистики и парадоксов, за которой каждый из его членов неуклюже скрывает свои собственные личные взгляды. Слова из Откровения: «Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч»,[344] более приложимы к нашему современному обществу, чем к Лаодикийской церкви; и, зная их труды и то, что они «ни холодны, ни горячи», но подобны точному термометру, следующему за изменениями моральной температуры дня, мы теперь проанализируем некоторые отрывочные ραψωδίοι [рапсодии, или песни рапсода, «высокопарное пустозвонство», греч. ] автора «Ходячей философии».
Если бы мы этого не сделали, он был бы волен порадоваться своему перу, сотворившему довольно пошлое обличение «простоты» м-ра *** и «оккультистов» из Симлы! Навешивая ярлык «Простоты» на джентльмена, которого «Перипатетик» называет в газете полным именем (дурной пример, следовать которому мы, конечно, не собираемся), обладающего исключительно острым и выдающимся интеллектом, чьи способности и таланты равно признаны как в Индии, так и в Европе, автор, между прочим, расписывается в своей собственной недальновидности. Когда кто-либо берет на себя смелость, подписываясь «Перипатетик», он должен уважать свой классический псевдоним и, по меньшей мере, позаимствовать немного логики, если уж он не имеет своей собственной. Бегло упомянув, таким образом, о его жалком выпаде против «простаков» из Симлы, мы представим теперь читателю образец логики этого мнимого ученика Аристотеля, которую «Перипатетик» столь парадоксальным образом приписывает себе.
Цитируя знаменитое утверждение Карлейля (который мог иметь в виду таких «Перипатетиков») о том, что население Великобритании состоит из «тридцати миллионов преимущественно дураков», и, принеся на алтарь патриотизма, прибегая к самовосхвалению, свой собственный постулат о том, что «интеллект среднего британца, все же, значительно выше, чем средний интеллект человечества в целом», критик переходит – да простится нам американизм – к скальпированию тех, кто верит в феномены. Простота «оккультистов из Симлы», однако, по его собственному признанию, «была превзойдена невежеством некоторых титулованных особ, которые, согласно данным очевидца опыта Флетчера, готовы поверить во что угодно», – утверждение, которое представляется абсолютно точным.
Флетчера и компанию, включающую две трети продажных профессиональных медиумов, мы можем отдать ему на милость. Обличая их в течение последних шести лет, мы в некоторых отношениях искренне соглашаемся с автором, например, тогда, когда он резко осуждает тех, кто «поверил бы во что угодно». Ни один из этих чересчур доверчивых людей, которые, во время сеансов, проходящих в затемненных помещениях, столь охотно готовы признать в каждой тени на стене или в носовом платке медиума своих «тетю или дядю, или еще кого-нибудь», не имеет права жаловаться, если их посчитают «дураками», хотя даже в таких случаях намного более достойно оказаться искренним дураком, чем обманщиком-медиумом. Также мы не осуждаем автора, когда он высмеивает тех, кто столь легко поверил: «что, когда медиум попросил завести музыкальную шкатулку, один из этой интеллектуальной аудитории стал уверять, что он почувствовал исходящую из него силу, и что этот магнетизм завел шкатулку»; как бы это ни было жестоко, это все же естественно. И если бы «Перипатетик» прекратил свои философские изыскания следующим замечанием: «И все же, вероятно, эти титулованные глупцы были бы не прочь поговорить о темных предрассудках невежественных индусов или, если бы они оказались ревностными протестантами, о заблуждениях их католических соседей, полагая, что сами они, вне всякого сомнения, занимаются научным исследованием», – то эту рецензию на «Ходячую философию» не следовало бы публиковать. Мы бы даже пропустили ту странную ошибку, в которую он впадает вместе со многими другими критиками, смешивая явления, в которых якобы участвуют «бестелесные духи», с естественными феноменами, в которых нет и намека на сверхъестественное. Мы могли бы не заметить его невежества, поскольку ему, может быть, никогда не говорили, что теософы признают лишь естественные феномены, и для них это единственный подход к раскрытию тайны; и что их целью является развенчание каждого элемента суеверия или веры в чудесное и сверхъестественное, а вовсе не в их одобрении, как он полагает. Но что мы должны думать о философе, считающем себя перипатетиком, который после своих резких высказываний о «глупости» суеверий спиритуалистов и оккультистов, заканчивает в высшей степени неожиданным кульбитом. Утверждение, которое он делает не переводя дыхание, кажется до такой степени нелогичным и невероятным, что мы можем охарактеризовать его лишь уместными здесь словами Саутея, viz. [а именно, лат. ], как «одно из наиболее несостоятельных, которое когда-либо было выдвинуто извращенным, парадоксальным разумом». Послушайте его и рассудите, вы, логики и истинные ученики Аристотеля:
«Нет, нет!» – восклицает наш философ. – «Религиозные верования, которые мы впитали с молоком матери, и которые принимает большинство из нас, не могут рассматриваться как суеверие. Для ума человека естественно рассматривать учения, одобренные авторитетом прошедших поколений, как возможные и естественные. Самая искренняя вера такого рода не всегда может заслуживать нашего уважения, но она должна неизменно привлекать нашу симпатию, а суеверные глупости столовращателей и спиритистов всех мастей могут заслужить лишь наше искреннее осуждение. Сколько нужно времени для того, чтобы объяснить людям подобного сорта, что тайны природы, сокрытые от таких исследователей, как Ньютон, Деви, Фарадей и Тиндаль, вряд ли будут открыты ими?»
Да будет нам позволено сказать ему, что тот, кто не верит в спиритуализм, не может верить и в христианство, ибо истинной основой этой веры является материализация Спасителя. Христианин, если он вообще имеет право выступать против духовных феноменов, может делать это лишь на основе догм своей религии. Он может сказать: «все эти проявления от дьявола»; он не может сказать, что «они невозможны и не существуют». Ибо спиритуализм и оккультизм являются суеверием и обманом по сравнению с христианством, тем самым христианством, с его чудесами Моисея и Аэндорскими ведьмами, с его воскрешениями и материализациями ангелов, и сотнями других спиритуальных и оккультных феноменов.
Не забывает ли «Перипатетик», что среди всемирно известных ученых есть много истинных исследователей, таких как г-да Уоллес, Крукс, Вагнер, Бутлеров, Цельнер, Хари, Фихте и Камилл Фламмарион, которые основательно изучили и вполне верят в феномены, названные «спиритуальными», пока им не найдено лучшее имя, а в некоторых случаях они сами являются спиритуалистами; но ни Тиндаль, ни Гексли, ни Фарадей и никакой исследователь, со дня творения, не в состоянии были доказать не только какую-либо из религиозных человеческих догм, но даже существование души или Бога?
Мы не «спиритуалисты», и, следовательно, говорим беспристрастно. Если религиозная «искренняя вера, даже не внушающая нам уважения, все же неизменно вызывает нашу симпатию», почему же тогда искренняя вера в духовные феномены – наиболее утешительная, наиболее священная из всех вер, дающая надежду на сохранение тех, кого мы больше всего любили на земле – не должна «привлекать нашу симпатию»? Не потому ли, что это – ненаучно, и точная наука никогда не сможет доказать это? Но религия еще более ненаучна. Является ли вера в Святого Духа, спросим мы, менее слепой, чем вера в «духов» наших умерших отцов и матерей? Является ли вера в абстрактный и недоказуемый с точки зрения науки принцип более «респектабельной» или достойной симпатии, нежели эта другая вера людей – не менее искренних, чем христиане, – согласно которой духи тех, кого они больше всего любили на земле, их матерей, детей и друзей, постоянно находятся около них, хотя и покинули свои тела? Разумеется, мы «впитываем с молоком матери» такую же любовь к ней, как и к мифической «Матери Божьей». И если в первом случае это не рассматривается как суеверие, то к другому случаю это можно отнести еще в меньшей степени! Мы полагаем, что если бы перед профессором Тиндалем или м-ром Гексли встал выбор, верить в воплощение Девы Марии в Лурде или Кноке, или материализацию их собственных матерей в комнате для сеансов, они скорее рискнули бы оказаться «одураченными» в последней. Ибо феномены, как бы редко это не происходило, но все же более чем единожды, оказывались реальными, о чем было засвидетельствовано людьми, обладающими бесспорным авторитетом в науке. Под феномены подводятся научные основания; все психологические проявления рассматриваются как факты, имеющие отношение к точной науке – физиологии, патологии или магнетизму. Физические, как и психологические, феномены поддаются экспериментам и научным исследованиям, тогда как сверхъестественная религия боится и всячески избегает их. Первые не требуют в подтверждение никаких чудес, ничего сверхъестественного, в то время как религия не может обойтись без них и терпит полное фиаско, лишаясь такой веры.
Сами мы, как уже было сказано ранее, не верим в участие «бестелесных духов» в физических медиумических феноменах, но это не дает нам права догматизировать это и пытаться заставить других отказаться от своих убеждений. Все, что мы можем сказать сейчас – это то, что последнее слово об этих феноменах все еще не было сказано; и как теософы – то есть искатели истины, не претендующие на непогрешимость – мы говорим, что спиритуалисты, в конце концов, могут быть столь же правы на своем пути, как правы, по нашему мнению, и мы на своем. То, что никто из спиритуалистов никогда не верил в чудеса и сверхъестественные воздействия, хорошо доказывает их многочисленная литература. Может ли «Перипатетик» сказать то же самое о христианской вере? Послушаем бомбейского епископа, публично провозглашающего свой символ веры:
«Мы», – обращается он к своему клиру, – «те, кого профессиональная честь обязывает утверждать и разъяснять превосходство сверхъестественного над естественным… упрочили свое исключительное общественное положение в реальности и притязаем сделать то же самое в сверхъестественном. Наше одеяние, наш статус, наш труд, все наше ежедневное окружение, является постоянным напоминанием миру о важности духовных вещей; о том, что они превосходят, по крайней мере, в наших глазах, агрессивные претензии всего преходящего. Следовательно, мы обязаны, исходя из чувства нашего собственного достоинства, подтверждать то, что мы ежедневно провозглашаем».
И это обязан делать каждый верующий, независимо от того, во что он верит, если он не хочет потерять свое лицо.
Однако в этих иезуитских словах «Перипатетика» отражается в целом положение современной веры. Вера в «сверхъестественное» не может внушать ему уважение, но он чувствует себя обязанным симпатизировать ей; ибо это вера тех, кто его окружает, и это считается заслуживающим уважения; короче говоря, это общепринятая государственная религия, и, возможно, – религия его собственных принципов и приоритетов. И все же к такой честной и искренней вере, как спиритуализм, у него есть «лишь презрение». Почему? Потому что она непопулярна; потому что люди его круга, вовлеченные в такую веру благодаря очевидности фактов, скрывают это от остальных и, подобно Никодиму, пробираются к ее «профессорам» лишь под покровом ночи. Это не модно. Религия и спиритуализм, это примерно то же самое, что распитие в обществе спиртного и курение сигарет. Дама, которая не покраснеет, опустошив на виду у всех стопку крепкого бренди с содовой, будет вытаращив глаза и в шоковом изумлении смотреть на представительницу ее пола, курящую невинную сигарету! Не потому ли автор статьи в «Gazette», которому следовало бы назвать себя «Софистом», ставит подпись «Перипатетик». Очевидно, что он не является христианином, ибо, если бы он был таковым, он никогда не осмелился бы на lapsus calami [описку, лат. ], которая вынуждает его признать, что христианство «не всегда может заслуживать нашего уважения»: но, тем не менее, он таковым считается. И в этом тенденция нашего девятнадцатого века: человек образованного, цивилизованного мира скорее выскажет самый нелогичный, абсурдный софизм, чем искренне признает свою веру того или иного рода! «Для ума человека естественно», – считает он, – «рассматривать учения, одобренные авторитетом прошедших поколений, как возможные и естественные». Если это так, то мы приглашаем всех перипатетиков прошлого, настоящего и будущего, указать нам какую-либо другую доктрину, хоть наполовину столь же живучую, или такую, в какую верили бы столь повсеместно бесчисленные «ушедшие поколения» во всем мире, чем вера в «привидения» и «духов». Вот уж действительно, лучше тысячекратно столкнуться с искренним, сквернословящим, бескомпромиссным фанатиком, чем с глумливым лицемером, говорящим вкрадчивым голосом.

Ложный «свидетель»

Перевод – К. Леонов

«Случайный свидетель», кажется, некоторое время назад позволил себе высказать некое казуистическое нравоучение по поводу распространения «теософов». Термин, использованный этой добродетельной газетой, весьма неопределенен, ибо «теософы» столь же многочисленны и разнообразны, как и их мнения и убеждения. Все же, поскольку этот выпад выглядит столь же подозрительно, как и другие, совершенные против нас, мы принимаем на себя неприятную обязанность ответчика, хотя стрелы и не достигли цели. Говорит «Свидетель» (курсив наш):
Теософы жалуются в последнем номере своего журнала, что «с тех пор, как мы поселились в этой стране, побуждаемые искренними и честными намерениями – хотя, возможно, как мы сегодня сами готовы признаться, слишком эмоциональные, чересчур необычные для иностранцев, чтобы внушить доверие местным жителям без предоставления каких-либо более существенных доказательств, чем просто наши слова, – мы были окружены большим числом врагов и оппонентов, чем друзей и симпатизирующих нам людей». Главным образом они сами должны быть виноваты в том сопротивлении, которое они встретили. О том, каковы были их мотивы, мы не беремся рассуждать, но их действия были во многих отношениях позорными. Они начали с вынесения совершенно бессовестных и лживых обвинений против миссионеров и проявления такой безумной ненависти к христианству, которая делала смехотворными их последующие призывы к всеобщей любви и братству. Их убеждения были возвышенными, а их практическая деятельность – низменной, и нет ничего удивительного в том, что большая часть их приверженцев покинула их с чувством разочарования и отвращения. Их оккультные представления [?], были ли они вызваны ловкостью рук или некой особой одаренностью в области животного магнетизма, не носили такой характер, который повысил бы мнение о них среди мыслящих людей или показал, что они могли бы привести к достижению каких-либо важных или полезных целей. Мы не удивимся, если вскоре нам доведется услышать, что они безвозвратно покинули берега Индии, опечаленные и в чем-то мудрее, чем они были тогда, когда пришли сюда. В то же время, основанное Богом стоит прочно, и Его церковь преуспевает [sic] на своем триумфальном шествии к несомненной победе.

Поистине, это очень любезно! Не это ли тогда «бальзам долины Гилеад» для тех «теософов», которые исчезнут с этих берегов «опечаленные и в чем-то мудрее»? Мы столь непростительно невежественны в отношении названий бесчисленных христианских сект и подсект, которые действуют в Индии, что мы действительно не знаем, какая из них оплачивает свидетельство редактора «Случайной» газеты. Имя этим сектам – Легион. Ибо, не обращая внимания на прямое указание: «Не засевай виноградника своего двумя родами семян, чтобы не сделать тебе заклятым сбора семян, которые ты посеешь» (Второзаконие, 22:9), они все вместе и каждая в отдельности пытаются превратить покрытую пальмами Арьяварту в «Виноградник» своего Господа, делая брахмана, который пьет их вино, подобно Ною, «пьяным», и таким образом «делают заклятым» сбор своих семян. Впрочем, мы склонны думать, что это голос методистов. Лишь эти великодушные сектанты столь щедры, что считают «возможным спасение всего рода человеческого». Однако принадлежит ли «Свидетель» к первометодистам, новому объединению методистов, методистской церкви, кальвинстам-методистам, объединенной свободной методистской церкви, уэслианским реформистам, библейским христианским епископалам (англиканам), пресвитерианам, баптистам или любым другим сектам, мы сожалеем, что вынуждены развенчать их редакторский дар не только в божественном пророчестве, но и в примитивном медиумическом ясновидении. «Теософы», то есть, основатели Теософского общества, не намерены «безвозвратно покидать берега Индии». Они искренне сожалеют, но действительно не могут угодить своим «Случайным» добрым друзьям и другим миссионерским центрам.
А теперь «обращение к здравому смыслу». Давая себе волю в резкой и католической критике, наш цензор (кем бы он ни был) очевидно, «забыл спросить совет у своей собственной подушки», как говорится. Поэтому он перескакивает к заключениям, которые, как минимум, опасны для него самого и братии, поскольку это обоюдоострое оружие. Ни у какого другого класса, во всем мире, нет столь «возвышенных убеждений» и столь «низменной практической деятельности», как у наших благожелательных друзей, падре, – разумеется, за некоторыми почетными исключениями. Опираясь на наши слова, что мы были «окружены большим числом врагов и оппонентов, чем друзей и симпатизирующих нам людей», он заявляет, что «большая часть» наших приверженцев покинула нас «с чувством разочарования и отвращения». Даже если считать с полудюжиной «приверженцев» в Бомбее, которые оставили нас по мотивам чисто личным и эгоистическим, не имеющим никакого отношения к «теософии», в 1881 году Общество – во всех его отделениях – покинули всего девять человек. Далее наш критик внушает самому себе веру в то, что если мы встретили «сопротивление», то это является результатом (1) того, что наши действия были «во многих отношениях позорными»; (2) наших «совершенно бессовестных [?] и лживых обвинений против миссионеров»; и (3) нашего «проявления такой безумной ненависти к христианству, которая делала смехотворными их (наши) последующие призывы к всеобщей любви и братству», – вот три обвинения, первое из которых является злобной, нечестивой и совершенно неуместной клеветой, и мы попросили бы автора доказать это утверждение при помощи безупречных фактов; второе заявление – лживое и огульное; третье – это весьма неблагоразумное и опрометчивое отождествление, которое мы бы назвали смешением «центра с окружностью», причем христианство – это одно, а христиане – это совсем другое. «Много званых, но немного избранных», – эта аксиома применима к миссионерам и духовенству с много большим основанием, чем к теософии. Должны ли мы в сотый раз повторять, что, верим ли мы во Христа как в Бога или нет, мы имеем не больше «ненависти к христианству», чем к любой другой религии, в которую мы заведомо не верим? И мы ни во что не верим вслепую. Мы боремся не против наставлений Христа – столь же чистых, мудрых и добрых, как, в целом, и любые другие, – но против догм и их самовольных интерпретаций сотнями конфликтующих и совершенно противоположных друг другу сект, называющих себя «христианами», которые, на самом деле, стремятся лишь к власти, удовлетворению амбиций, в лучшем случае, к созданию человеческих организаций. То, что «основано Богом» – если под Богом здесь подразумевается Истина, – «стоит прочно», это совершенно верно. Истина одна, и никакое количество ее искажений и извращений, допущенных «Случайным свидетелем» или даже «Теософистом», никогда не сможет возобладать над Единой Истиной. Но, прежде чем наши истинно добродетельные конкуренты по прессе позволят себе в дальнейшем похвастаться тем, что «церковь преуспевает на своем триумфальном шествии к несомненной победе» (конечно, они имеют в виду лишь свою собственную церковь), мы должны настоять на том, чтобы они доказали, что права именно их секта, и никакая из сотен других, ибо все они не могут быть правы. Для того чтобы подтвердить наши слова и показать, что «церковь», вместо успешного продвижения к «несомненной победе», не только зашла в этом веке в окончательный тупик, но и все больше и больше исчезает из поля зрения, мы приведем здесь признание одного христианского священника. Пусть «Случайный свидетель» опровергнет его, если сможет.
Последующую выдержку из речи, произнесенной недавно в шотландском городе Пейсли преподобным Дэвидом Уотсоном, священником пресвитерианской церкви, можно найти в работе м-ра Таермана «Оправданное свободомыслие».

Великие, мудрые и могущественные не с нами. Я боюсь, что все мы чувствуем это, сколь бы ни печально нам было это говорить; и чем больше мы читаем историю, поэзию, биографию и литературу этого века, тем больше мы убеждаемся в этом. Лучшая мысль, наиболее мудрое знание и самая глубокая философия отбрасывает нашу церковь за ненадобностью. И не то чтобы они занимали враждебную позицию по отношению к нам – ее имеют некоторые, но не все, – но они повернулись к нам спиной со спокойной неприязнью, невысказанным неодобрением и практическим отказом, намного более убедительным, чем это мог бы выразить какой-нибудь многословный человек. Я не упоминаю имен, было бы нечестно делать это, ибо все еще существует социальное клеймо, которым метят человека, пытающегося освободиться от общепринятой веры. Но это ни на йоту не меняет ничего – великие, мудрые и могущественные не с нами… Они не с нами даже номинально. Они не смотрят на наши небеса, они не страшатся нашего ада. Они ненавидят то, что они называют бесчеловечностью нашей веры, и презирают тот систематизированный спиритуализм, в который мы верим. Они ушли в умозрительный атеизм, ибо они могут там дышать свободнее… Но, заметите вы, они не переходят к практическому атеизму, ибо сколь бы не было им ненавистно название ортодоксии и всего теологического, их сердца слишком великодушны, а их души слишком религиозны – инстинктивно религиозны, – чтобы забыть то благоговение и почтение, которое является должным, подобающим и достойным. Некоторые стали практикующими филантропами и философскими наставниками человечества, поддерживая промышленность, распространяя знание, защищая умеренность и воздержание, основывая организации, которые служат воплощением христианства, способствуя развитию общества тысячами способов, реформируя нравы и создавая человека своего времени и своей страны… Все они совершенно уверены в окончательном спасении человека – это вера, которая вдохновляет их усердно трудиться и испытывать стыд за наше жалкое лицемерие. И все же этих людей – выдающихся умов и великих лидеров человечества – Контов, Карлейлей, Гете, Эмерсонов, Гумбольдтов, Тиндалей и Гексли, согласно вашей воле, мы называем атеистами; они выпадают из нашей основной христианской церкви, и в нашей пресвитерианской ортодоксии их ставят к позорному столбу как «еретиков» перед Богом и человеком. Почему же эти люди и подобные им находятся за оградой христианской церкви? Не потому, что они негодны – мы сами не лучше; не потому, что они слишком велики – нам это известно; но потому, что мы недостойны их, и силой невежественной толпы их гонят прочь. Они избегают нас из-за нашего неправильного понимания и упорно искаженного представления о небе, человеке и Боге. Они чувствуют, что их хорошие манеры не вписываются в наши злобные отношения; они ощущают наше ограниченное видение, сокращающее и приближающее бесконечный горизонт, и, потому, как некое необходимое условие самого существования своих душ, они обособляют себя от нас и отказываются – а многие из них делают это весьма неохотно, – поклоняться вместе с нами нашему общему Богу.

Это признание честного и благородного человека, который равным образом бесстрашен в своей речи и искренен в своей вере и религии. Для него эта религия представляет истину, но он не смешивает ее с личными качествами ее духовенства. Небеса запрещают нам когда-либо выступать против столь правдивого человека, сколь мало мы сами не верили бы в его Бога! Но до самого последнего нашего дня мы будем громко протестовать против Муди и Санки, и им подобных. «Мы все виновны в предательстве Христа, и мы все должны придти к нему с веревками, повязанными вокруг наших шей, зная, что мы заслуживаем адского огня», – таково замечание м-ра Томаса Спарджона, которое, как пишет одна сиднейская ежедневная газета, он сделал в своей речи, произнесенной в Протестантском Холле, при содействии Христианского союза молодых людей.
Таковы люди и миссионеры, против которых мы выступаем. Что же касается «бессовестных [?] и лживых обвинений против» последних, то это как раз бессовестное и лживое обвинение, выдвинутое «Случайным свидетелем» против нас. Мы никогда не публиковали ничего задевающего наших друзей, падре, не приводя тому веских доказательств. Может ли наш преподобный критик предоставить доказательства хотя бы одного из наших «позорных деяний»? Если же он не может – а он и в самом деле не может, – то, как же тогда должны мы назвать его поступок?
«Случайный свидетель» – в нашем случае ложный «свидетель» – говорит, что наши «оккультные представления… не носили такой характер, который повысил бы мнение о них [нас] среди мыслящих людей или показал, что они [мы] могли бы привести к достижению каких-либо важных или полезных целей». Никогда не совершая «оккультных представлений», но лишь экспериментируя с оккультными силами перед немногочисленными личными друзьями и в частных домах – и «Случайному свидетелю» известно об этих опытах не более чем он смог выудить из газеты, изобилующей анекдотами, – мы могли бы совершенно не упоминать об этом. Но мы все же напоминаем его редакторам, что в экспериментальной науке нет явлений более высокого или более низкого порядка; все открытия естественного закона уважаются и превозносятся. Мы полагаем, что «Свидетель» столь высокопарно и напыщенно отзывается о наших экспериментах с «папиросной бумагой» и других, о которых до него дошли слухи. Хорошо; дублирование клочка бумаги или «чашки», или чего-либо еще – столь же научно и, во всяком случае, по своему положению это явление не ниже, чем мгновенное превращение «пыли земной» во «вшей» или «лягушек», которые, умирая, «пахнут землей»; к тому же это практичнее и, определенно, менее опасно или в меньшей степени ведет к злу, чем превращение воды в вино. Наши опыты были безобидными и научными экспериментами, без малейшей претензии на их божественное или сатанинское происхождение. Напротив, они имели определенную цель рассеять любую веру в «чудеса» или «сверхъестественное», которая является позором в наш век науки. А оккультные фокусы «Моисея, повелевающего вшами», и тому подобные чудеса, помимо изначальной низости, привели к тому, что пятьдесят миллионов человек были уничтожены огнем и мечом в течение восемнадцати столетий либо за то, что они не верили в подлинность этого мнимого «чуда», либо потому что они желали повторить его на более научных основах. Но ведь, по ходу дела, наши «представления», которые не являлись ни публичными, ни тем более «чудесами», а наоборот, были научно обоснованны – даже если кажутся «невероятными» на взгляд скептиков, – вовсе не предназначались для того, чтобы возвысить «мнение о нас среди мыслящих людей» (причем под последними, безусловно, подразумеваются исключительно редакторы миссионерской «Случайной» газеты и ее немногочисленные читатели). Очень хорошо, пусть будет так. Наши «призывы к всеобщей любви и братству» являются «смехотворными», потому что мы осудили некоторых невежественных, фанатичных миссионеров, которым намного лучше было бы остаться дома и пахать землю, чем жить за счет труда бедных глупых служанок, которых они запугивают до обморочного состояния своими историями об адском огне. Одну вещь, по крайней мере, отрицать даже «Случайный свидетель» не может. Мы живем не за счет вымогательства или добровольных пожертвований, но работаем для поддержания нашей жизни и теософию проповедуем бесплатно. Мы не принимали и не просили не единого пенса от тех, кто видел наши «оккультные представления» и верит в них; мы также не претендуем на непогрешимость, как наших учений, так и нас самих. Могут ли сказать о себе то же самое христианские миссионеры?
Предполагаемые христианизаторы Индии поступили бы намного мудрее, если бы они последовали примеру своих более разумных собратьев в Америке и Англии! Если бы падре признали истину, как это сделал преподобный Дэвид Уотсон в приведенном выше фрагменте, или рассмотрели религиозные верования своих оппонентов, как поступил преподобный Генри Уорд Бичер в отношении самого смертельного врага христианства – полковника Роберта Дж. Ингерсолла, – тогда «теософы» стали бы их друзьями и проявили бы не больше враждебности по отношению к их мнениям и христианским взглядам, чем они [теософы] проявляют сегодня по отношению к правоверным брахманам, которые также отвергают их [теософов] догмы и взгляды, но чьи Веды, как древнейшая философия и древнейшая книга на земле, пользуется у них [теософов] глубоким уважением. Пространство человеческих представлений, философских и религиозных, широко, и там есть место для всех, чтобы мы не сталкивались друг с другом лбами и носами. Нижеследующий материал является характерным признаком этого века. Мы приводим его из уважаемой нами австралийской газеты «Предвестник света», ученый редактор которой является представителем нашего Теософского общества в Мельбурне:

Генри Уорд Бичер и Ингерсолл, «американский Демосфен», побратались таким способом, который шокировал многие религиозные души и привел в изумление остальных. В «New York Herald» говорится: «Сенсация, произведенная преподобным Г. У. Бичером в Музыкальной академии Бруклина, когда он произнес блестящую хвалебную речь полковнику Роберту Дж. Ингерсоллу и публично пожал ему руку, все еще не утихла». Впоследствии оба эти джентльмена были независимо проинтервьюированы репортером «Herald», который жаждал выяснить, какого мнения они придерживаются друг о друге. По его словам, полковник Ингерсолл заявил: «Я считаю м-ра Бичера величайшим человеком из всех проповедников в мире… Я сказал ему в ту ночь, что я поздравляю мир с тем, что в нем есть священник с достаточно широким интеллектуальным горизонтом и ментальным небом, усыпанным звездами таланта настолько, чтобы с презрением относиться ко всем вероучениям, которые вызывают возмущение в человеческом сердце… М-р Бичер уверен во многих вещах, которые я самым решительным образом отрицаю, но в целом мы верим в свободу мысли. У меня есть два основных возражения против ортодоксальной религии – рабство здесь и ад там. Я не верю, что м-р Бичер не согласится со мной в этих вопросах. Реальное различие между нами в том, что он говорит – Бог, я говорю – Природа. Подлинное согласие между нами в том, что мы оба говорим – Свобода… Он является великим мыслителем, удивительным оратором, и, по моему мнению, он больше и грандиознее, чем любая вера любой церкви. Мужество – это его величайшее достоинство, и я хотел бы жить и умереть его другом».
Об оценке Ингерсолла м-ром Бичером можно сделать вывод со следующих слов: «Я считаю его одним из самых великих людей этого века. Я посвящен в сан и верю в богооткровенную религию. Поэтому я обязан считать всех людей, которые не исповедают эту религию, впадающими во грех. Но на широкой платформе человеческой свободы и прогресса я должен братски протянуть им свою правую руку. Я готов сделать это тысячекратно. Мне в точности не известны религиозные взгляды полковника Ингерсолла, но я имею о них общее представление. У него есть такое же право свободно мыслить и говорить, как и у меня… Я искренне восхищаюсь Ингерсоллом, потому что он не боится говорить вслух то, что он думает, и мне остается лишь сожалеть о том, что он не думает так же, как я. Мне никогда не доводилось слышать в течение двухчасовой речи столь яркие и сильные слова, как в эту ночь. Я хотел бы, чтобы все мои прихожане были там, чтобы слышать их».

Браво, Атеист и Священник! Вот то, что мы могли бы назвать волком и овцой, лежащими вместе.

Магические ложи

Перевод – К. Леонов

Хоть ложь бывает и невероятна,
Мы верим, потому что ложь приятна;
Но Правда, неказистая на вид,
Ложь рано или поздно победит.
Черчилль
Один из наших самых уважаемых коллег по оккультным исследованиям предлагает нам обсудить вопрос об образовании «рабочих лож» Теософского общества для привлечения новых сторонников. Много раз в ходе развития теософского движения становилось ясно, что ускорить этот процесс практически невозможно. Но трудно сдержать природное нетерпение того, кто страстно желает сорвать завесу Храма. Приобрести божественное знание, как приз на классическом экзамене, с помощью репетиторства и зубрежки – это идеал среднего новичка в изучении оккультизма. Отказ основателей Теософского общества поощрять такие ложные надежды привел к образованию поддельного Братства «Люксор» (и преступной шайки?), спекулирующего на людской доверчивости. Вот какую соблазнительную приманку бросают они простакам в следующем образчике проспекта, который несколько лет назад попал в руки одному из наших самых доверенных друзей и теософов.

«Изучающих оккультные науки, искателей истины, и тех теософов, кто, возможно, разочаровался в своих ожиданиях Великой Мудрости, распространяемой ИНДУССКИМИ МАХАТМАМИ, приглашаем записаться в…, а затем, если они будут признаны годными, они могут быть приняты, после небольшого испытательного срока, в члены Оккультного Братства. Члены нашего Братства не хвастаются своими знаниями и навыками, но учат открыто» (от 1 до 5 фунтов за азы?), «и ничего не скрывая» (омерзительные детали «Юлиса» П. Б. Рандолфа), «всему, что они находят заслуживающим внимания» (читай: обучение на коммерческой основе; деньги – учителям, а выдержки из Рандолфа и других торговцев «приворотными зельями» – ученикам!).[345]

Если верить слухам, некоторые районы Англии, особенно Йоркшир, наводнены мошенниками – астрологами и гадалками, – выдающих себя за теософов, чтобы им удобнее было надувать доверчивых представителей высших слоев общества. Эти мошенники уже не довольствуются законной добычей – служанками и зелеными юнцами. Если бы «магические ложи», которые предлагает организовать автор нижеследующего письма в редакцию журнала, появились бы на самом деле, не взирая на принятые меры предосторожности с целью отбора в их члены только лучших кандидатов, мы бы столкнулись со стократным возрастанием такой подлой и отвратительной эксплуатации святых имен. И в этой связи, прежде чем предоставить место письму нашего друга, главный редактор «Люцифера» должна сообщить своим друзьям, что она никогда не имела даже самого отдаленного отношения к так называемому «Г[ерметическому] Б[ратству] Л[уксор]», и что все противоположные заявления являются ложными и бесчестными. Существует секретное общество (чьим дипломом, или членством, обладает единственный среди современных людей белой расы – полковник Олькотт), которому такое название было дано автором «Разоблаченной Изиды» для удобства обозначения,[346] но которое известно среди Посвященных совсем под другим названием, так же как особу, известную публике под псевдонимом «Кут Хуми», знакомые называют совсем по-другому. Вопрос: каково же название этого общества на самом деле? – поставил бы в тупик «Юлиана» фаллического «Г. Б. Л.». Настоящие имена учителей-адептов и названия оккультных школ никогда, ни при каких обстоятельствах, не открываются непосвященным; и имена тех, с кем в первую очередь связывают сегодня теософию, известны лишь двум главным основателям Теософского общества. А теперь, после столь обширного предисловия, перейдем к письму нашего корреспондента. Он пишет:

«Один мой друг, мистик, намеревался вместе с другими создать отделение Теософского общества в своем городе. Удивляясь его промедлению, я написал ему письмо с просьбой объяснить причину. Он ответил, что слышал, будто Теософское общество только проводит встречи и беседы, но не делает ничего практического. Я всегда считал, что Теософское общество должно иметь ложи, в которых делалось бы что-то практическое. Калиостро хорошо понимал это стремление людей видеть, как что-то делается прямо на их глазах, когда учредил Египетский ритуал и ввел его в практику франкмасонских лож. В…шире много читателей „Люцифера“. Мы могли бы предложить им самим образовать такие ложи и попытаться объединенными усилиями развить хотя бы в одном из них определенные силы, а затем это могло бы получиться и у остальных. Я уверен, многие вступили бы в такие ложи, что вызвало бы огромный интерес к теософии».
А.
В этой заметке нашего почтенного и ученого друга содержится эхо голосов 99 % членов Теософского общества: только 1 % правильно понимает функции и цели наших отделений. Самая распространенная ошибка касается посвящения в таинства и постижения пути. Из всех мыслимых задач, самое сложное – стать адептом. Посвящения во все таинства невозможно достичь за несколько лет и даже за одну жизнь. Оно требует напряженных усилий в течение многих и многих жизней, за исключением случаев столь редких, что они вряд ли заслуживают рассмотрения, как исключения из общего правила. Факты определенно свидетельствуют, что ряд наиболее почитаемых индийских адептов стали таковыми, несмотря на то, что родились в низших кастах. Однако понятно, что они совершали свое восхождение сквозь многие промежуточные инкарнации, и при последнем рождении им оставался совсем незначительный отрезок духовного развития до достижения полного совершенства, в результате чего они стали великими живыми адептами. Конечно, это не обязательно означает, что ни один из потенциальных членов ложи Калиостро, существующей лишь в представлении нашего друга «А.», не может быть так или иначе готов для посвящения, но возможность этого настолько мала, что можно предположить: западная цивилизация, по-видимому, скорее развивает в людях качества борцов, а не философов, военных мясников, а не будд. Два к одному, что среди членов ложи не найдется ни одного, кто был бы целомудрен с детства и в то же время не испорчен употреблением спиртных напитков. А что уж говорить о свободе кандидатов от оскверняющих последствий пагубного влияния общественной среды. Среди необходимых предпосылок психического развития в мистических Наставлениях всех восточных религиозных систем упоминаются чистое жилище, безупречное окружение и ясный ум. Может ли «А.» обеспечить все это? Конечно, было бы желательно иметь какую-нибудь школу для обучения членов нашего Общества; и будь чисто экзотерическая работа и обязанности основателей не такими всепоглощающими, возможно, одну такую школу мы давно бы основали. Даже не для практического обучения, как это было в плане Калиостро, навлекшим на него ужасные страдания и не оставившем заметных следов, которым мы могли бы следовать в наши дни. «Когда ученик готов, учитель найдет ожидающего», – гласит восточная мудрость. Учителя не должны набирать рекрутов в специальных…ширских ложах, а также не должны вымуштровывать из них мистических сержантов: время и пространство не станут барьером между ними и устремленными; они не преграда для мысли. Как мог такой опытный ученый и каббалист, как «А.», забыть это? напомним ему также, что потенциальный адепт может обитать как в трущобах Уайтчепела и подобных местах Европы и Америки, так и в более чистых «культурных» районах; что некоторые несчастные бедняки, одетые в лохмотья и выпрашивающие корку хлеба, могут быть более «чисты душой» и более привлекательны для адепта, чем средний епископ в мантии или культурный горожанин в пышной одежде. Для расширения теософского движения – канала для орошения сухих полей современной мысли водой жизни – нужно открывать отделения везде; и это должны быть не просто группы пассивно сочувствующих, таких, как дремлющая армия посещающих церковь, чьи глаза остаются закрытыми, пока «дьявол» уничтожает посевы. Нет, нам нужны отделения, которые состояли бы из бдящих, надежных, убежденных и бескорыстных членов, которые не станут постоянно скрывать свой эгоизм за вопросами: «Разве не принесем мы существенной пользы человечеству, приняв это доброе дело всем сердцем и разумом и отдав для него все силы?» Если бы «А.» призвал наших…ширских друзей, претендующих на оккультные знания, рассмотреть вопрос с этой стороны, он бы сделал для них поистине доброе дело. Общество может обойтись и без них, а вот они не могут себе этого позволить.
Полезно, кроме того, обсудить вопрос о том, следует ли обучать членов ложи теории до тех пор, пока мы не будем уверенны, что все они воспримут эти знания и признают источник, из которого они исходят, достоверным? Оккультная истина не может быть усвоена разумом, полным предвзятости, предубеждения и подозрения. Это нечто, что должно быть воспринято скорее интуицией, чем разумом. Некоторые люди так устроены, что не могут достичь знания, упражняя свои духовные способности; таково, например, огромное большинство физиков. Такие люди с трудом могут (а подчас и вовсе не способны) разглядеть за обыденными явлениями высшие истины. Таких в нашем Обществе немало; из их рядов и набирается большая часть недовольных. Они с готовностью убеждают себя в том, что позднейшие доктрины, полученные из тех же источников, что и более ранние, либо ложны, либо подверглись вмешательству чела, или других третьих сторон. Подозрительность и несогласованность становятся естественными результатами пагубной психической атмосферы беспорядка и противодействия, в которую вовлекаются даже самые верные. Иногда, когда тщеславие затмевает все остальное, разум полностью закрывается от принятия новой истины, и честолюбивый ученик отбрасывается назад, к тому месту, откуда он начинал. И когда он начинает делать какие-либо свои частные выводы, не изучив предмет и не усвоив полностью учение, а выводы эти оказываются неверными, он склонен прислушиваться только к голосу самомнения, и остается верным своим взглядам, даже если они ошибочны. Господь Будда особенно предупреждал своих слушателей о недопустимости формирования взглядов на основе традиции или авторитета до полного исследования предмета.
Пример: корреспондент спрашивает нас, почему он не должен «подозревать, что некоторые из так называемых „материализованных“ писем являются подделками». Свои подозрения он обосновывает тем, что, хотя некоторые из них носят печать, по его мнению, несомненной подлинности и искренности, остальные кажутся ему фальшивками. Это все равно, что сказать, что он имеет безошибочную внутреннюю интуицию, позволяющую отличить фальшивое от истинного, хотя он никогда не встречал Учителя и не получал никакого ключа для проверки своих голословных утверждений. В результате применения этого ничем не обоснованного суждения, весьма вероятно, он стал бы часто путать подлинное с фальшивым. Так по какому же критерию можно отличить одно «материализованное» письмо от другого? Кто, кроме их авторов или тех, кого они используют в качестве личных секретарей (чела, или учеников), может это сделать? Ибо едва ли одно из сотни «оккультных» писем пишется рукою Учителя, от чьего имени они посланы, поскольку у Учителя нет ни нужды в их написании, ни досуга для этого. То есть, когда Учитель говорит: «это письмо написал я», – это означает лишь, что каждое слово в нем диктовалось им и воспроизводилось под его прямым надзором. Обычно он поручает написание (или материализацию) письма своему чела, внушая его разуму идеи, которые он желает выразить, и помогая ему, если это необходимо, в процессе материализации. Все полностью зависит от уровня развития чела, от того, насколько точно он может передать идеи и манеру письма своего Учителя. Таким образом, непосвященный получатель такого письма оказывается перед дилеммой: если одно письмо фальшивое, то могут ли не быть таковыми другие? Ибо все они идут из одного и того же источника тем же самым непостижимым и таинственным способом. Но есть еще одно обстоятельство. Любой получатель подобных «оккультных» писем может усомниться и в самой материализации, и в простой порядочности, если невидимый корреспондент допустит одну единственную неверную черточку в своем имени, и на основании этого сделать вывод о неограниченном повторении обмана. А это ведет, в свою очередь, к следующему выводу. Поскольку все так называемые оккультные письма содержат одинаковые мысли и взгляды, то они либо все подлинны, либо все фальшивы. Если подвергается сомнению подлинность одного, то и всех остальных тоже. А значит, серии писем в «Оккультном мире», «Эзотерическом буддизме» и т. д., и т. п. могут быть (а почему бы и нет) «подделками», «ловким мошенничеством» и «надувательством», предпринимаемым хоть и искренним, но глупым агентом Общества психических исследований для повышения общественной оценки «научной» проницательности его «принципалов».
Следовательно, группа учеников, не отказавшихся от такого невосприимчивого состояния разума, не продвинется в своем обучении ни на шаг. Необходимо также, чтобы ими руководили с оккультной стороны, чтобы открыть им глаза на все эзотерические ловушки. А где такие руководители, до сих пор, в нашем Обществе? «Они слепые вожди слепых», падающие вместе с ними в яму тщеславия и самомнения. Вся сложность возникает из-за всеобщего стремления делать выводы из незначительных предпосылок и строить из себя оракула, не освободившись еще от самого отупляющего из всех психических наркотиков – НЕВЕЖЕСТВА.

Магическое воплощение Аполлония Тианского

Перевод – О. Колесников

Глава из книги Элифаса Леви[347]
Перевод Е.П. Блаватской.
Мы уже рассказывали, что в Астральном Свете образы людей и вещей сохраняются. Это также происходит в том свете, в котором можно вызвать формы тех, кого больше нет в нашем мире, и это происходит посредством воздействия мистерий некромантии, которые так же существуют в реальности, как и отвергаются.
Каббалисты, которые говорили о духовном мире, просто рассказывали о том, что они видели в своих воплощениях.
Элифас Леви Захед [это еврейское имя переводится как Альфонс Луи Констант], написавший эту книгу, был вызывал и видел все.
Давайте сначала расскажем, как учителя описывают свои видения или интуиции, в которых они вызывают Свет славы.
Мы читали в еврейской книге «О круговороте душ»[348] о том, что есть души трех видов: дочери Адама, дочери ангелов и дочери греха. Также, согласно этой же книге, есть три вида духов: пойманные духи, блуждающие духи и свободные духи. Души посылались парами. Тем не менее, есть души мужчин, которые родились безбрачными, а их пара удерживается Лилит и Нагемой, королевами стриг.[349] Есть души, которые должны в будущем нести наказания за свою опрометчивость, принимая обет целибата. Например, когда человек отрекается от чистой любви женщины, он сочетается браком, который обрекает его стать рабом демонов похоти. Души растут и размножаются на небесах, как и тела на земле. Чистые души являются плодами ангельского союза.
Ничто не может попасть на Небеса, кроме того, что относится к Небесам. После смерти только сам божественный дух, который оживлял человека, возвращается на Небеса, оставляя на земле и в атмосфере два трупа. Один земной и элементарный; другой воздушный и сидерический (звездный); первый безжизненный, другой все еще оживленный вселенским движением мировой души (Астральный свет), однако обреченный на постепенную смерть, растворенный астральными силами, которые его произвели. Земной труп виден: другой – невидимый для глаза живого земного человека и не может быть постигнут ничем, кроме воздействия астрального или ослепительно яркого света на «прозрачное», которое связывает впечатления с нервной системой и тем самым воздействует на органы зрения, позволяя делаться видимыми формам, которые сохранены, и словам, которые написаны в Книге жизни.
Если человек прожил жизнь хорошо, астральное тело или дух испаряются подобно чистому фимиаму, потому что он поднимается навстречу самой высшей религии; но если человек жил в преступлении, его астральное тело, удерживая его, как заключенного, снова выискивает объекты страсти и желает вернуться к его жизненному пути. Он беспокоит сны молодых девушек, купается в парах пролитой крови и нависает над местами, где протекали удовольствия его жизни; стережет зарытые им сокровища, изнуряет себя бесплодными усилиями раскрыть тайну телесного бессмертия. Но звезды притягивают и растворяют его; он чувствует, что его разум слабеет, он постепенно теряет память, и все его существо разжижается… Его старые пороки являются ему в качестве инкарнаций и насылают на него чудовищные формы; они нападают и терзают… Этот несчастный таким образом теряет все свои члены, которые служили его греховным аппетитам; потом он умирает во второй раз и уже навсегда, потому что теперь лишается своей личности и памяти. Души, которым еще предстоит жить, но которые еще не полностью очистились, остаются на более долгое или на короткое время пленниками астрального тела, но очищаются посредством одического света, который проливается на них, чтобы ассимилировать и растворить. Чтобы избавиться от такого своего тела, некоторые страдающие души иногда входят в тела живых людей и остаются там на некоторое время в состоянии, которое каббалисты называют эмбриональным.
Именно эти астральные трупы вызываются посредством некромантии. При вызывании вы вступаете в связь с лярвами, субстанциями мертвыми или умирающими; обычно они могут говорить только посредством звон в наших ушах, производимого нервной дрожью, о которой я уже сказал, и когда изъясняются, то обыкновенно лишь отражают наши мысли или мечты.
Но чтобы увидеть эти странные формы, человеку надо привести себя в особое состояние, граничащее со сном или смертью; так сказать, нужно магнетизировать себя и добиться своего рода яркого и сомнамбулизма в бодрствующем состоянии. Некромантия добивается реальных результатов, и магическое воплощение способно произвести настоящих призраков. Мы уже говорили, что в этом великом мертвом агенте – астральном свете, – сохраняются все образы вещей, все сформировавшиеся образы, образованные лучами или их отражениями; и этот свет, в котором нам являются наши мечты, одурманивает безумца и стирает напрочь его ослабевший разум, преследуя его самыми фантастическими химерами. Чтобы видеть в этом свете без всяких иллюзий, необходимо при помощи мощного усилия воли избавиться от отражений и навести на себя только лучи. Грезить наяву – значит увидеть в астральном свете; и оргии, происходящие на шабашах ведьм, описанные множеством колдунов при допросах на судах над ними, не представлялись им ни в каком ином виде. Часто подготовка и вещества, употребляемые при этом, приводили к ужасному результату, как мы можем узнать из глав, посвященных этому ритуалу; однако эти результаты никогда не подвергались сомнению. Случались вещи более ужасные, фантастические, которые нельзя ни описать, ни увидеть, услышать или к ним прикоснуться…
Весной 1854 году я отправился в Лондон, чтобы избежать некоторых семейных неприятностей и полностью, всецело посвятить себя науке. У меня имелись рекомендательные письма к разным выдающимся персонам, интересующимся проявлениями сверхъестественного. Я увиделся с несколькими из них и обнаружил в них смесь любезности, полного равнодушия и легкомысленности. Они немедленно требовали от меня чудес, поскольку сами были шарлатанами. Я был несколько обескуражен, хотя, по-правде, не имел ничего против посвящения этих людей в мистерии магических церемоний; сам я всегда страшился и боялся, что впаду в иллюзии и умственное утомление; кроме того, эти церемонии сразу требуют материалов, причем дорогих и которые очень трудно собрать. Потому я занялся глубоким изучением высшей каббалы и больше не думал об английских адептах, пока не настал день, когда я вошел в свое жилище и обнаружил конверт на мое имя. В конверте была половинка карточки, разорванной надвое, на которой я сразу же углядел характерную печать Соломона, и маленький клочок бумаги, на котором карандашом было написано: «Завтра в три часа дня перед Вестминстерским аббатством. Я представлю вам вторую половину карты». И я отправился на это странное свидание. В условленном месте стояла карета. С напускным равнодушием я держал в руке половинку карты; тут ко мне подошел слуга и, отворив дверь кареты, сделал мне знак. В карете сидела леди, одетая во все черное, со шляпки спускалась очень плотная вуаль; она поманила меня, сделав знак, чтобы я сел рядом с нею, и одновременно с этим показала мне вторую половинку карты. Слуга затворил дверь, и карета покатилась; а леди подняла вуаль, и тут я увидел пожилую леди с искрящимися глазами, которая тотчас же обратилась ко мне. «Сэр, – промолвила она с ясно выраженным английским акцентом. – Мне известно, что среди адептов очень строго соблюдается закон секретности; но друг Бульвера Литтона, который с вами знаком, знает, каких демонстраций требовали от вас, и что вы отказались удовлетворить его любопытство. Вероятно, у вас не имелось необходимых предметов; я же желаю показать вам полный кабинет для занятий магией; но требую от вас заранее самую ненарушимую секретность. Если вы не поклянетесь честью, я прикажу извозчику отвезти вас обратно к вам домой». Я обещал ей то, чего она потребовала, и доказываю верность своего слова, не упоминая теперь ни имени, ни чего-либо еще, имеющего отношение к личности этой леди, ни дома, где она проживает. Я сразу же распознал в этой леди посвященную, определенно не первого уровня, а какого-то очень высокого. По пути мы вели беседу, и она настаивала на необходимости практических экспериментов, чтобы завершить свое посвящение. Она показала мне коллекцию магических одеяний и инструментов, даже одолжила мне почитать одну весьма интересующую меня книгу; короче говоря, она решила попробовать у себя дома совершить опыт полного воплощения, для которого я готовился в течение двадцать одного дня, скрупулезно соблюдая действия, указанные в 13-й главе «Ритуала».
Все было готово к 24 июля; мы намеревались вызвать призрак божественного Аполлония и испросить у него две тайны, одна из которых весьма беспокоила меня, вторая же интересовала эту леди. Сперва она имела намерение, чтобы ей ассистировал при воплощении ее очень близкий друг; но в самый последний момент храбрость той особы пропала и, поскольку для проведения магических ритуалов строго требуется три человека или один, я остался в совершенном одиночестве. Кабинет, приготовленный для воплощения, находился в невысокой башне, четыре вогнутых зеркала были расположены должным образом, и еще там стояло нечто вроде алтаря, с верхней частью из белого мрамора, и алтарь был окружен цепью из намагниченного железа. На белом мраморе был выгравирован и вызолочен знак пентаграммы; и такой же знак был нанесен разноцветными красками на белой новой коже ягненка, которого подняли на алтарь. В центре мраморной плиты стояла небольшая медная жаровня, наполненная древесным углем из вяза и лаврового дерева; вторая жаровня стояла передо мной на треноге. На мне было белое одеяние, чем-то похожее на одежду католических священников, но длиннее и намного просторнее, и я надел на голову корону из листьев вербены, вплетенных в золотую цепочку. В одной руке я держал обнаженный меч, в другой – «Ритуал». Я возжег оба огня при помощи требуемой и уже подготовленной субстанции и начал сперва тихим голосом, а потом погромче, произносить ритуальные обращения. Дым заволок всё вокруг, огонь мерцал и заставлял танцевать все освещенные им предметы, затем погас. С мраморного алтаря медленно поднимался белый дым. Мне показалось, что я заметил слабую тряску от землетрясения, в ушах моих зазвенело, а сердце забилось быстрее. Я добавил в жаровню несколько веточек и благовоний и, когда поднялось пламя, отчетливо увидел перед алтарем человеческую фигуру, которая была больше человеческих размеров. Она распадалась и рассасывалась. Я возобновил ритуальные обращения и расположился в круге, который начертил еще до церемонии между алтарем и треногой; и тогда я увидел зеркальный диск, смотрящий прямо на меня, который находился позади алтаря. Диск начал постепенно освещаться, и вдруг там сама возникла белоснежная форма; она увеличивалась и, казалось, мало-помалу приближалась.
Я трижды призвал Аполлония и тут же закрыл глаза; когда я снова их открыл, передо мною оказался человек, завернутый полностью в саван, показавшийся мне скорее серым, нежели белым; его лицо было худое, печальное и безбородое, и это совершенно не соответствовало моему представлению об Аполлонии. Я испытывал ощущение ужасного холода и, когда открыл рот, чтобы задать призраку вопрос, не сумел издать даже звука. Тогда я возложил руку на пентаграмму и указал на него кончиком меча, мысленно приказав ему посредством этого знака не бояться меня, а повиноваться. И тут форма стала расплываться и внезапно исчезла. Я приказал ей появиться снова, и ощутил, как она прошла рядом со мною, подобно дуновению, и что-то коснулось руки, в которой я держал меч. Я ощутил, что моя рука тотчас же онемела, как и плечо. Я осознал, что меч в моей руке оскорбляет духа, и воткнул его острие в круг близ меня. Тогда человеческая фигура появилась снова, но я чувствовал такую слабость во всех органах и меня охватило такое изнеможение, что я сделал два шага, чтобы усесться. Оказавшись на своем стуле, я погрузился в глубокую дрему, сопровождаемую снами, о которых, возвратившись домой, почти ничего не помнил. Несколько дней моя рука оставалась онемевшей и при этом болела. Призрак не разговаривал со мной, но мне казалось, что где-то в закоулках моего разума находятся ответы на вопросы, которые я хотел ему задать. На вопрос леди внутренний голос ответил мне: «Умер!» (это касалось человека, о котором ей хотелось получить известие). Что касается того, что хотелось узнать мне, возможно ли примирение и прощение между двумя людьми, о которых я думал, тот же внутренний голос печально вторил: «Умерли!»
Я рассказываю об этих событиях именно так, как они происходили, и нисколько не принуждаю кого-либо в это поверить. Эффект от первого опыта, произведенного мною, был необъясним. И я больше не был тем же человеком…
За короткий промежуток я дважды повторял этот же самый опыт. Результаты этих двух других воплощений открыли мне две каббалистические тайны, которые могли, если бы о них кто-нибудь узнал, изменить за короткий срок основы и законы всего общества…
Я не буду объяснять терминами физиологии, что я видел и чего касался; я просто принимаю всё то, что видел и чего касался, видел отчетливо и ясно, причем не во сне, и что этого вполне достаточно, чтобы доказать действенность магических церемоний…
Прежде чем завершить эту главу, укажу на любопытную веру определенных каббалистов, которые отличают призрака от реального усопшего и считают, что они редко появляются одновременно. Согласно этой теории, большая часть похороненных людей живы, а многие другие, о которых мы думаем, что они живы, на самом деле мертвы. Например, неизлечимое безумие может оказаться, по их мнению, неполной, но реальной смертью, которая оставляет земное тело под исключительным контролем астрального или звездного тела. Когда человеческая душа испытывает потрясение слишком сильное, чтобы его выдержать, она сама отделяется от тела и оставляет на своем месте душу животного, или, иными словами, астральное тело, которое делает человеческие останки чем-то в некотором смысле менее живым, чем даже животное. Усопшие люди такого рода очень просто распознаются благодаря полному прекращению нежных и нравственных чувств; они не плохие и не хорошие; они – мертвые. Эти существа – ядовитые грибы среди человеческих особей, они растворяют как только могут жизненную силу живущих; вот почему их приближение парализует душу и от их вида леденеет сердце. Эти похожие на трупы существа подтверждают то, что всегда рассказывали о вампирах, этих ужасных созданиях, которые встают по ночам и сосут кровь из здоровых тел спящих людей. Разве вам не встречались люди, в присутствии которых вы ощущали себя менее разумными, менее добрыми, а зачастую – даже менее благородными и честными? Разве не подавляют они полностью веру и энтузиазм, разве не насылают на вас слабость и порабощают вас посредством ваших же злых намерений, заставляя вас постепенно терять нравственное чувство в постоянных муках?
Существуют мертвые, которых мы принимаем за живых людей; это и есть вампиры, которых мы ошибочно принимаем за друзей!
Пояснительные замечания
В нынешнее время так мало известно о магии древности, ее значении, истории, возможностях, литературе, адептах и достижениях, что я не могу оставить предшествующий текст без нескольких пояснений. Считалось, что описания церемоний и их многих атрибутов, так подробно сделанные Леви, имели предназначение ввести в заблуждение поверхностного читателя. Движимый непреодолимым желанием написать то, что узнал, но опасаясь стать опасно откровенным при этом, в данном случае, как и во всех его трудах, он преувеличенно подробно описывает незначительные детали и обходит молчанием некоторые важные моменты этой великой церемонии. И вправду, восточные каббалисты не нуждаются в приготовлениях, костюмах, механизмах, коронах или каком бы то ни было военном оружии: все подобные атрибуты относятся к еврейской каббале, которая имеет такое же отношение к своему халдейскому прототипу, как соблюдение церемоний римской церкви к скромным обрядам Христа и его апостолов. В руках истинного адепта Востока обычная бамбуковая палочка с семью узлами, подкрепленная его невыразимой мудростью и неукротимой силой воли, делается достаточно могущественной чтобы вызывать духов и производить чудеса, подлинность которых подтверждена многими непредвзятыми свидетелями. На этом сеансе Леви, когда призрак появился еще раз, бесстрашный исследователь видел и слышал вещи, о которых в своем отчете о подобном испытании полностью скрывал, и есть то, о чем он просто намекает. Мне это известно от авторитетных людей, в правдивости которых нельзя усомниться.
Лучше бы критиканы из «Banner» и «ir-Religio», которые каждую неделю занимаются обстрелом из своих крошечных пугачей духов-элементалов, воплощением которых для них являются полковник Олькотт и я, попытались бы собственными руками совершить какую-нибудь простейшую церемонию, демонстрируемую неофитам, чтобы отточить свои зубы мудрости, прежде чем высмеивать и учить мир своими остротами и умными словечками. Ну что ж, стреляйте, мои добрые друзья – ведь вы всего лишь позабавитесь сами, не причинив никому вреда.

Магия

Перевод – О. Колесников

В «The Indian Tribune» от 15 марта появилось письмо о взаимоотношениях между Теософическим обществом и «Арья Самадж». Его автор не питает враждебных чувств ни ко мне, ни к Обществу, и потому я всего лишь постараюсь деликатно исправить некоторые допущенные им ошибки.
Поскольку он подписался – «член» Самадж, значит, он должен быть почитаем нами как Брат, пусть даже и был движим вовсе ненужным опасением компрометации своего Самадж некоторыми нашими странными высказываниями, и для того так поспешно отрекся от взаимосвязи этой организации с нашим Обществом. Он пишет:
Я был удивлен, услышав, что в Обществе состоят люди, верящие в магию. Что ж, пусть это будет верой Теософического общества, я могу лишь заверить наших читателей, что в этом плане Арья Самадж не имеет с ним ничего общего… Наши воззрения можно назвать общими лишь там, где они касаются ведического учения и ведической философии.
Вот именно на это я и хотела бы ответить.
Вопрос здесь заключается в конкретном определении слова «магия» и что понимать под «ведическим учением и философией». Если словом магия обозначать популярные суеверия, веру в колдовство и привидения, если это допущение существования сверхъестественных сил, если это вера в чудеса и во все, что противоречит естественным законам – тогда, от имени всех теософов, будь то необращенный скептик, верящий и изучающий лишь простые явления, или же современный спиритуалист, считающий, что медиумические феномены могут производиться посредством призвания человеческих духов, мы категорически отвергаем обвинение.
Мы еще не видели выпуск «The Civil and Military Gazette», в котором так замечательно ознакомили публику с нашими доктринами; но если она намеревалась обвинить теософов в подобной вере, то, следовательно, как и многие газеты, она пишет о том, о чем не имеет ни малейшего понятия.
Наше Общество не верит ни в чудеса, дьявольские или человеческие, ни во что иное, избегающее суда философской и логической индукции или силлогистического метода дедукции. Но если искаженный и относительно новый термин «магия» понимать как высшее знание и изучение природы и глубокое проникновение в ее скрытые силы – в те таинственные, оккультные законы, которые составляют основу каждого элемента – неважно, будем ли мы, как древние, считать, что их четыре или пять, или же поверим современным подсчетам, доведшим их число до шестидесяти, – если под магией понимать древнее знание, недоступное вне святилищ, известное как «поклонение Свету», или божественная духовная мудрость – как противопоставление поклонению тьме и невежеству; если вспомнить, что слово это произошло от именования высших жрецов античности, которых арии, халдеи, мидийцы и египтяне называли: маха, маги или магинси, а последователи зороастризма магистами (от корня Meh'ah – великий, знающий, мудрый) – тогда теософы «полностью признают свою вину».
Мы изучаем эту «науку наук», прославленную эклектиками и платониками александрийских школ и практиковавшуюся теургами и мистиками всех веков. Если магия постепенно утратила свою репутацию, то произошло это вовсе не из-за ее собственной никчемности, но вследствие недопонимания и пренебрежения даже основными идеями; особенно же благодаря хитрой политике христианской теологии, которая боялась, как бы «божественные библейские чудеса» не были опровергнуты и принижены многими феноменами, получаемыми посредством естественных (хотя и оккультных) законов, и потому навязывала людям мысль, что все проявления, которые она не способна понять и объяснить, происходили при содействии личного дьявола. Точно так же и знаменитых магов древности обвиняли в том, что они вовсе не обладали великим знанием божественных истин, внутренних сил и возможностей физических законов, чем их последователи – необразованные персидские мобеды и индусские магараджи из тех циничных сект, что известны нам под названием валлабхачарьи. Названия и тех и других происходит от персидского слова мог или маг и, соответственно, санскритского маха. Не одна великая истина была унижена человеческим невежеством путем ее осмеяния.
И Платон, и даже скептик Лукиан, оба признавали великую мудрость и глубочайшие знания магов; и Цицерон, говоря о тех, кто жил в его время в Персии, называл их sapientium et doctorum genus majorum. И если это так, то мы, очевидно, должны признать, что эти маги или «магики» были далеко не такими, как видится в лондонском кресле, вовсе не подобными некоторым мошенникам-медиумам. Наука таких ученых теургов и философов как Пифагор, Плотин, Порфирий, Прокл, Бруно, Парацельс, и многих других великих людей, попала ныне в опалу. Но если бы нашему Брату теософу Томасу Алва Эдисону, изобретателю телефона и фонографа, выпало бы жить во времена Галилея, я уверена, ему пришлось бы искупать грех своего изобретения – метода фиксирования на поверхности металла и сохранения на долгие годы звука человеческого голоса – в ужасных пытках или на костре, ибо его талант был бы объявлен даром дьявола. И все же, даже такое грубое надругательство и замалчивание истины не смогло бы обратить научные открытия в глупое и низкое суеверие.
Но наш друг, «член» Самадж, все же спустился до нашего уровня, по крайней мере в одном: он сам согласился, что в «ведическом учении и философии» Арья Самадж и Теософическое общество находят общую почву. Так что я обращаюсь за помощью к авторитету, который сохранился лучше, чем столь осмеянные магия, теургия и алхимия. Я имею в виду сами Веды, так как «магия» содержится в каждой строчке священных книг ариев. Без магии нельзя понять ни одну из шести школ арийской философии. И мы претендуем на точное понимание их, так как изучали и сами Веды и более позднюю брахманскую литературу, а потому имеем полное право осветить внутренний summum bonum этой материи всех восточных философий. Если бы мы пренебрегли этим изучением, то, как и вся Европа, поставили бы интерпретацию Вед Макса Мюллера значительно выше «Веда Бхашья» Свами Даянанда Сарасвати. И мы оставили бы неопровергнутым утверждение этого англо-немецкого санскритолога, что, за исключением Ригведы, ни одна из четырех священных книг не достойна именоваться «Веда», особенно же Атхарваведа, представляющая собой абсурд, магический нонсенс, составленный из жертвенных формул и заклинаний (см. его «Lecture on the Vedas»). Вот почему мы просим позволить нам, отринув все эти превратные толкования, следовать аналитическому методу таких ученых и практиков «магии», как Капила, упоминаемый в «Шветашватара упанишаде» в качестве «Риши, получившего знание от самого Бога»; Патанджали – великий авторитет йоги; Шанкарачарья – знаменитый теург; и даже Зороастр, получивший свою мудрость от брахманов Арьяварты. И мы не понимаем, почему это должно оказаться причиной насмешек, будто мы суеверные глупцы или фанатичные энтузиасты, всего мира и со стороны нашего брата из Арья Самадж. Я даже скажу больше. В то время как наш дорогой брат вместе со всеми остальными «членами» Самадж не способны и совершенно бессильны защитить Свами Даянанда от софистики насмешников, подобных пандиту Махеза Чандра Ньяаратна из Калькутты, уверявшего нас, что «Веда Бхашья» это жалкая и неудачная попытка интерпретации, мы, теософы, не уклоняемся от принятия этого труда. Когда Свами говорит, что Агни и Ишвара это одно и то же, пандит из Калькутты называет это «чепухой». Ему Агни представляется простым видимым огнем, на котором он может приготовить свой рисовый пирог. Очевидно, он не знает – хотя и должен был бы знать, если он называет себя «магом», то есть ознакомившимся с понятиями о божественном Огне и Свете, «чье наружное тело – Пламя», которых придерживались средневековые розенкрейцеры («философы огня») и все их именитые предшественники, – что ведический Агни действительно Ишвара и не что иное. Свами не делает никакой ошибки, когда говорит:
Поскольку и Агни – божество, и Вишну – божество. Поскольку эти два [божественных] тела, Агни и Вишну, – две стороны жертвы.
На одном конце лестницы, спускающейся с небес на землю, находится Ишвара – Дух, Высшее Существо, субъективное, невидимое и неопознаваемое; на другом – его видимое проявление, «жертвенный огонь».
Все это было прекрасно понято всеми древними религиозными философами, и посвященные персы поклонялись вовсе не чадящему пламени, а божественному Духу внутри, лишь проявлением которого является огонь; и даже в Библии есть недостижимый Иегова и его огонь, пожирающий дрова на алтаре и спускающийся ко рву с водой и поглощающий ее (1 Царств, 18:38). Горящий куст Моисея и Святой Дух в христианских Евангелиях, спускающийся подобно языкам пламени на головы избранных учеников – это тоже видимое проявление Бога. Нет ни одной эзотерической философии и, тем более, теософии, которая бы не воспринимала этой глубокой духовной идеи; и все они, так или иначе, происходят к ведическим священным книгам. Вот что говорит автор «Розенкрейцеров», цитируя Р. Фладда, теософа и алхимика средневековья, в главе «Природа Огня»:
В этом нет ничего удивительного, ведь в религиях ариев, мидян, зороастрийцев, оставим пока идолопоклонство, древние персы и их учителя, маги, полагая, что они видят «Все» в этом сверхъестественном, величественном Элементе (огне), падали ниц и молились ему; делая видимое изображение истинного Бога, все же, в своих размышлениях, философиях, в своем здравом рассудке люди понимали, что это не может быть Богом; божественная сущность всюду вокруг нас, и даже в самих нас, и невозможно рассмотреть или изучить снаружи то, что является Всем.
Это учение средневековых «философов огня», известных как Братство Розы и Креста, таких как Парацельс, Кунрат, Ван Гельмонт, а также всех иллюминатов и алхимиков, следовавший этой вере, всех, кто открывал для себя вечный Огонь или «узнавал Бога в Бессмертном Свете», в сиянии, которое исходило от йогов. Тот же автор пишет о них:
«Уже эти титаны мысли, поднимаясь к вершинам сознания, миновали туманные границы Реального и Нереального и достигли магии. Может ли магия быть полностью фальшивкой?» —
спрашивает он. Нет, конечно же нет, если под магией понимать высшее изучение божественных, а вовсе не сверхъестественных, законов, хотя те пока и не демонстрируются точными материалистическими проявлениями, как те, в которые верит почти двадцать миллионов хорошо образованных, часто даже высоко просвещенных и ученых людей Европы и Америки. Все они реальны, все удостоверены показаниями сотен безупречнейших свидетельств, все имеют научные, математические доказательства, такие же, как, например, последние открытия нашего Брата Т. А. Эдисона. Если эпитет «глупец» применим к таким людям науки и гигантам интеллекта обоих полушарий, как У. Крукс; Альфред Рассел Уоллас, величайший натуралист Европы, успешно соперничающий с Дарвином; Фламмарион, французский астроном, член академии наук Франции; профессор Цёльнер, прославленный астроном и физик из Лейпцига; профессор Хэйр, великий американский химик, и множество других не менее знаменитых ученых, несомненным авторитетам во всех областях за исключением спиритуалистических феноменов, а также и к самим убежденным спиритам, зачастую обратившимся в спиритов лишь после многолетних замечательных исследований – тогда, конечно, теософы вовсе не сочтут себя попавшими в плохую компанию, и даже почтут за честь, но все же отделяя себя от ортодоксальных спиритуалистов, то есть, верят в блуждающих духов и материализацию бхутов. Но хотя мы и подвергаем сомнению их «духов», однако верим в спиритические феномены, ибо мы знаем, что это реальные факты. Одно дело отвергать недоказанные теории, и совершенно другое – бороться против точно установленных фактов. Каждый имеет право сомневаться, пока не будет неоспоримых доказательств. Можно не признавать, что эти современные феномены, в изобилии встречающиеся в странах Запада, проявляются лишь при посредничестве развоплощенных «духов», ибо до сих пор это была чисто надуманная доктрина, поддерживаемая лишь энтузиастами; но никто не имеет оснований отвергать само существование подобных явлений, пока он не приведет более веские аргументы, чем просто скептическое отрицание. Если мы, теософы (хотя и довольно малая часть нас), отрицаем посредство «духов» в подобных проявлениях, то это потому, что можем доказать спиритуалистам свою точку зрения на множестве примеров. Большинство из этих феноменов, психических или психологических, могут быть проделаны нашими адептами без всяких «духов» и божественных или дьявольских чудес с помощью одной только своей воли и благодаря развитию оккультных сил человеческого внутреннего Я. Но европейские и американские скептики, отрицая такие вмешательства духов, отрицают и сами явления. Лишь недавно вырвавшись из челюстей Церкви, всего лишь столетие назад пытавший и казнивший всякого, осмелившегося усомниться в библейских «божественных» чудесах или признавать те, которые теология объявила дьявольскими, они упиваются новообретенной свободой мысли и действия, и это вполне естественная реакция. Тот, кто отрицает Высшее и существование своей собственной души, тот точно так же не поверит, без неопровержимых доказательств, ни в духов, ни в эти феномены – то есть в то, во что восточные люди различных сект, особенно же индусы, могут не верить – и вот это действительно аномалия, ведь все они знают о перевоплощении душ, о духовной, как и физической, эволюции. Семнадцатая глава Махабхараты, «Хариваншапарва», полна спиритических феноменов и проявлений духов. И если, устыдившись называемой ныне «суевериями» веры своих предков, молодая Индия, словно подсолнух, повернулась к великим светилам Запада, то вот слова, защищающие эти феномены и веру древней Индии, сказанные одним из известнейших ученых Англии А. Р. Уолласом, другом королевской семьи и членом Теософического общества:[350]
Когда я впервые столкнулся с фактами спиритуализма, я был твердым философическим скептиком. Я был настолько убежденным материалистом, что в то время я просто не мог найти места в своем сознании для концепции духовного существования или любого иного генезиса во вселенной, кроме как от материи и силы. Факты, однако, «вещь упрямая».
Рассказав как он пришел к спиритуализму, он рассматривает спиритическую теорию и показывает ее взаимодействие с естественным отбором. Он говорит:
Следуя фактам, посредством точной индукции я пришел к вере, что, во-первых, существует множество сверхъестественных разумов различного типа, и, во-вторых, некоторые из них, хотя и остаются невидимыми и неощущаемыми для нас, способны оказывать влияние на материю и на наши мысли, и делают это. Пытаясь объяснить те оставшиеся явления, которые не поддаются объяснению в рамках теории естественного отбора, я твердо следовал точному научному и логическому методу. В десятой главе «Добавлений к теории естественного отбора» я объяснил, что именно отношу к таким явлениям; и я предполагаю, что они происходят благодаря воздействию некоторых типов разумов, упомянутых выше. Я утверждал, и по-прежнему утверждаю, что этот подход – единственный логически обоснованный, и, к тому же, он не противоречит ни в коей мере великой доктрине эволюции посредством естественного отбора.
Разве не следует понимать это так, что ему слышатся голоса Ману, Капилы и многих других философов древней Индии, говорящих о создании, эволюции, росте нашей планеты и населяющем ее мире животных и людей? Разве меньше говорит великий современный ученый о «духах» и о духовных сущностях, чем Ману, ученый и законодатель времен доисторических? Пусть молодая, скептически настроенная Индия сравнит идеи древних ариев и идеи современных мистиков, теософов, спиритуалистов и немногих великих ученых, а потом уже смеется над суеверными теориями обоих.
Вот уже на протяжении четырех лет мы боремся, пытаясь примирить разногласия. Нас бранили и называли предателями спиритуалисты, за то что мы верим в существование в невидимом мире иных существ помимо их духов умерших; христиане и их духовенство прокляли на вечные времена и выдали пропуск на свободный вход в ад; нас осмеивали скептики, общество взирало на нас как на наглых безумцев, а консервативная пресса вообще наложила на нас табу. Мы уж думали, что испили чашу горечи до дна. Мы надеялись, что хоть в Индии, стране, знаменитой своими учеными психологами и метафизиками, сможем найти твердую почву, чтобы встать на ноги. Но нет! и сюда приходит наш «брат», который, не дав себе труда проверить сплетни, ходящие о нашей вере в магию или спиритуализм… Ладно! Мы ни в ком не нуждаемся. Более четырех лет мы напрасно искали возможность обрести силу, если не мудрость, и вот, наша скромная депутация теософов прибыла сюда, чтобы открыть «ведическое учение и философию» миллионам изголодавшихся душ на Западе, которые ознакомились с феноменами, но идут по неверному пути из-за ошибочных представлений о духах и бхутах. Но если нас сразу же отталкивают, если мнение этого «члена» разделяет значительная часть Арья Самадж, тогда Теософическое общество, вместе с 45 000 или около того западных спиритуалистов, опять станет отдельной независимой совокупностью, вместо того чтобы оказаться просвещенными относительно абсурдных нелепостей спиритизма и магии.
Бомбей, март 1879
Магнетическая цепь

Перевод – О. Колесников

Мы с огромным интересом прочитали первый номер нового французского журнала, посвященного науке месмеризма, или, как это называют, животного магнетизма, который нам любезно прислал выдающийся и самый блестящий ученый, практикующий эту науку, барон Дюпоте из Парижа. Его труд озаглавлен «La Châine Magnetique», или «Магнетическая цепь». После долгих лет сравнительно равнодушного отношения, вызванного засильем скептицизма в науке, эта захватывающая тема снова завладела вниманием западных специалистов по психологию. Месмеризм – это главный ключ к тайне внутренней природы человека; и он дает возможность человеку, знакомому с ее законами, понять не только феномены западного спиритуализма, но также, и весьма обширную область – настолько обширную, что она заключает в себе все ответвления оккультизма – область восточной магии. Вся индийская йога служит приведению в движение внутренних сил человека, делая его самого повелителем своего физического я и всего остального. То, что высокоразвитый йог способен влиять, а порой и контролировать действия растительной и животной жизни, доказывает, что душа внутри тела крепко связаны с душою всех остальных вещей. Месмеризм ведет еще далее, обучая нас, как прочитать эту оккультную тайну, и великое открытие бароном Рейшенбахом одической силы или ода вместе с психометрией Букенана и недавний прогресс электрических и магнетических наук завершают эту демонстрацию. «Теософист» уделяет огромное внимание всем им – месмеризму, законам ода, психометрии и т. д. В этой связи мы приведем выдержки из «Магнетической цепи», которую рассмотрели самым тщательным образом. В том, что барон Дюпоте говорит о месмерическом флюиде, содержится великая истина:

Это не утопическая теория, а универсальная Сила, чему мы имеем неопровержимое доказательство… Закон природы, как позитивной, так и электрический, все же отличается от нее; и отличается столь же существенно, как день и ночь. Закон, о котором врачи, несмотря на все свои научные знания, до настоящего времени не знали. Только зная магнетизм, можно продлевать жизнь и исцелять недуги. Врачи должны изучить это когда-нибудь… или перестать зваться целителями.

Хотя почти девяностолетний интеллект барона сейчас столь ясен, а его бесстрашная преданность любимой науке такая же рьяная, как и в 1826 году, когда он появился во Французской академии медицины и опытным путем доказал реальность животного магнетизма. Франция, мать огромного количества ученых, произвела на свет мало столь же великих, как Дюпоте.
Ученик барона – мсье Саладин из Тараскона-на-Роне – сообщая ему о результатах недавних магнетических экспериментов по исцелению болезней, сказал:

Как-то, магнетизируя мою жену, я совершил огромное усилие воли, чтобы создать магнетическое поле, и в тот же момент почувствовал потоки, льющиеся с кончика каждого пальца, как будто это были крошечные нити холодного бриза. Это ощущение напоминало мне действия, когда надуваешь резиновую лодку. Моя жена отчетливо ощущала этот необыкновенный ветерок, и, что было еще более странным, девушка-служанка, когда ей сказали поместить руку между моей рукой и телом моей жены и спросили, что она чувствует, ответила, что «ей кажется, словно что-то дует с кончиков моих пальцев».

Этот особенный феномен, описанный здесь, показывает то, что часто отмечается в терапевтической магнетизации: это жизненная сила, интенсивно сконцентрированная волей гипнотизера, выливается из его организма на организм пациента. Дуновение прохладного ветерка, ощущаемое руками и лицами присутствующих, часто наблюдается на спиритуалистических «сеансах».

Мадам Блаватская

Перевод – К. Леонов

[ «Amrita Bazaar Patrika», 3 марта 1881 г. Переписано из Scrapbook Е.П.Б., том VI, стр. 24а, с любезного разрешения Теософического общества, Адьяр. – Составитель.]

Сэр. – Нам кажется, что редактор (или редактора?) этой лживой английской газетенки в Лахоре, «(не) гражданской и (скорее трусливой, чем) военной газеты» («Civil and Military Gazette»), – ввиду того, что она всегда готова нападать на беззащитных женщин, – снова затеял свою низкую игру. Я не читаю ее, но друзья в Лахоре сообщили нам, что на основании одной статьи, опубликованной в «New York World» неким членом Теософического общества, который цитирует из частного шуточного письма полковника Олькотта своему очень близкому другу (секретарю Теософического общества Нью-Йорка) следующие слова: «У меня нет ни цента, как и у Блаватской», – эта хулиганствующая газетка, настаивая на буквальном понимании этой фразы, напечатала целую колонку клеветнических инсинуаций, чтобы предупредить местных жителей, что мы – не более, чем всего лишь нищие авантюристы. Эти друзья убеждали нас ответить на этот выпад в той же газете, которая опубликовала его. Мой ответ таков: «Gazette» по-видимому всегда готова, – неважно, исходят ли эти клеветнические и идиотские измышления, направленные против нас, от ее редактора (или редакторов), или же извне, – открыть грязным обвинениям свои страницы, как если бы они были столь многочисленными в Индии сточными канавами, для того чтобы выносить публичные литературные помои. Такая цель вполне достойна этой газеты. Но я прошу любого джентльмена и честного человека в Индии, будь он местным жителем или британцем, решить, какое имя следует дать редакторам, которые будут нападать столь трусливым образом на женщину, которую они не знают, основываясь лишь на злобных слухах и сплетнях, распространяемых ее врагами? И не будет джентльменом тот, кто не скажет, что для меня было бы унижением просить их напечатать мой ответ. За прошедшие шесть месяцев мы в Теософическом обществе, и в особенности я лично, испытали многочисленные нападки без малейшего к тому повода со стороны десятков газет, хороших, дурных и неопределенного характера. Мелкие шавки тявкали на нас, подражая большим собакам. И все же ни полковник Олькотт, ни я не оглохли и не лишились дара речи от этой собачьей какофонии, и их злоба никогда не достигала уровня нашего презрения к ним, – и мы не мы ни разу не ответили ни единым словом на их поношение. Если бы полковник Олькотт и я были англичанином и англичанкой, никакой редактор в Индии не осмелился бы сказать и десятой части того, что было сказано о нас. Поскольку он американец, а я – русская, мы должны были понести наказание за то, что родились в наших странах. Если Теософическое общество в связи с исповедуемыми им воззрениями подвергается клевете и ненависти со стороны всех праведных христиан и особенно священников (поскольку они наиболее связаны с этой религией мнимого милосердия и благотворительности), то все же наши «языческие» взгляды не должны иметь никакого отношения к остальным людям. За исключением немногих изданий с большими тиражами, редактора которых, будучи джентльменами, никогда не оскорбляли нас, даже если и были противниками наших взглядов, – англо-индийские газеты ругали меня потому, что я по рождению русская, а полковника Олькотта потому, что в их глазах он виновен в двойном преступлении, – что он, будучи американцем, связал свою работу с дочерью моей, ненавистной им страны. Что же касается местных, туземных газет, – немногие из тех, которые имеют какой-либо вес, преступили когда-либо границы пристойности. Те же, что сделали это, показали тем самым, что их редакторы либо совершенно не понимают нас, либо лишь льстиво подлаживаются к мнениям «сахибов». Я предоставляю полковнику Олькотту делать все, что будет ему угодно, в этом частном вопросе. Но должна ли я оказать честь одной из таких газет и унизить себя прямым ответом ей? Должна ли я обращать внимание на осипший голос каждого шотландского редактора, который захочет смешать меня с грязью, пользуясь слишком широкими рамками закона о клевете? Никогда. Друзьям, которые слишком озабочены тем, чтобы я показала правду и доказала, кто я есть и насколько я бедна деньгами, я могу лишь предъявить мой американский паспорт и мои русские бумаги; отослать моих врагов за информацией к санкт-петербургской «Книге геральдики и дворянства»;[351] послать их к различным банкирам и другим уважаемым английским и местным джентльменам, которые могут доказать, что мои доходы, происходящие исключительно из законных и частных источников, были достаточно велики для того, чтобы покрыть все мои личные затраты и большую часть расходов Общества. Кроме того, здесь нет ни одной рупии, поступившей от какого-нибудь индуса или англо-индийца. Эти свидетельства, также как и книги Общества, докажут, что в то время как доход последнего от «вступительных взносов» и небольших пожертвований на библиотеку в течение целых двух лет в Индии составил всего лишь 1560 рупий (одна тысяча пятьсот шестьдесят), полковник Олькотт и я потратили на 31 декабря 1880 года сумму в 24 951 рупию (двадцать четыре тысячи девятьсот пятьдесят одну).
Никто не имеет права запускать свою руку в мой карман и считать мои деньги; и все же, чтобы дать моим друзьям прекрасную возможность для опровержения, надежное оружие против злобных инсинуаций «C. and M. Gazette», я советую им предложить ее редакторам пойти в «Союзный банк Симлы» и послать запрос в Аллахабад. Непосредственно перед тем, как полковник Олькотт написал ту шутку своему другу, в которой изображалась нищая Блаватская, – из 3200 рупий, которые я взяла с собой из Бомбея, я положила 2100 рупий в вышеупомянутый банк; а чек на полученные месяцем раньше из дома 2000 рупий был обменян для меня одним известным английским джентльменом из Аллахабада. Я не буду говорить о других полученных деньгах, – полученных, конечно, не от местных жителей, но о законных суммах, прошедших через английские руки, – ибо суммы в 5000 рупий достаточно для того, чтобы показать всю ложность лживых обвинений, выдвинутых против меня моими врагами.
В заключение я предлагаю редактору «C. M. Gazette» оставить свои трусливые, туманные намеки, и открыто выступить с позорным обвинением, которое попадает под закон о клевете, – если только он осмелится сделать это. Пока это не произойдет, я имею полное право воздерживаться от упоминания о нем, так как он не джентльмен. А если он заходит слишком далеко, то я все же достаточно доверяю беспристрастному принципу британской юстиции, чтобы поверить, что она будет защищать даже русскую, проживающую под тенью ее флага.

Мадам Блаватская о теософском обществе в Бомбее

Перевод – О. Колесников

Издателю «Indu-Prakash».
Сэр! В вашей статье от 30 августа я обнаружила ваши комментарии о довольно «странном отчете» касательно Теософского общества, затрагивающие факты, которые привели к разладу и уходу мистера Уимбриджа и мисс Бэйтс, как «факты весьма важного характера».
Позвольте мне исправить это воззрение, которое для того, кто имеет правильное представление о нашем Обществе, действительно очень нелепо и ошибочно. Если «странные отчеты» дошли до слуха самих «региональных членов», и те сами вынудили вас следовать тому, что «выходит из самых доступных источников», то тем хуже для этих членов; поскольку при принятии в Общество они торжественно поклялись своей честью хранить священно и неприкосновенно в своей груди «частные дела Общества, будь они хорошие, плохие или не имеющие важного значения, если те не нарушают закон», то факт какого-либо разоблачения запятнал бы их как людей, лишенных чести. Таково мнение каждого английского или регионального члена Общества и каждого джентльмена, высоко оценивающего святость обещания своей честью. Но если эти региональные члены откроют хотя бы то, что им известно, то все же это окажет значительное влияние на Общество как организацию. «Филантропическая деятельность» нашего Общества останется такой же ревностной, как всегда; и, конечно, никогда не будет потревожена какой-либо ссорой между двумя женщинами, наподобие нынешней. Если вас и в самом деле тревожит сущность этой истории, тогда приглашаем вас узнать это в общих чертах. Когда полковник Олькотт, мистер Уимбридж и я были на Цейлоне, мисс Бэйтс поссорилась с мадам Коуломб и ее мужем, членами нашего Общества, как и она сама. Кроме того, мадам Коуломб была моей старой подругой, с которой я познакомилась еще десять лет назад в Каире и которую пригласила жить в моем доме и присматривать за ним в мое отсутствие. Разлад – сперва это было трагикомедией – превратился в бурю; и когда мы возвратились в Бомбей, то обнаружили штаб-квартиру, как древнюю Трою, в самом разгаре войны. Мисс Бэйтс ухитрилась уговорить нескольких членов перейти на ее сторону, а у мадам Коуломб не было сторонников. Первой захотелось исключить мсье и мадам Коуломб из членства Бомбейского общества (которое не головное Теософское общество, а просто один из его филиалов), и чтобы полковник Олькотт вместе со мной выгнали их из дома, чему мы возражали. Наше скромное мнение заключалось в том, что если мадам Коуломб заслужила порицания, то и мисс Бэйтс не была невиновной. Мистер Уимбридж встал на сторону своего старого друга, мисс Бэйтс, я встала на сторону моей старой подруги, мадам Коуломб; вслед за этим начался раскол. Что имело место после, куда проще вообразить, чем описать – чисто личный и частный вариант, никоим образом не распространяющийся на вопросы теософии и не имеющий особой важности. Однако если кто-то продолжает сваливать вину на «Основателей» Общества, я сделаю эти вопросы публичными с первой до последней подробности – мы, по крайней мере, готовы всегда оправдаться при помощи доказательств. Наша единственная вина состояла в том, что, без намерения совершить это, правильно оно или нет, мы отнеслись ко всему, как к акту несправедливости. Пусть «региональные члены» вспомнят, если смогут, что Основателей Общества в Индии только двое – полковник Олькотт и я сама. Мистер Уимбридж сам вступил в Общество три года спустя после его основания, и мы вскоре выплыли в Бомбей, а он взял с собой мисс Бэйтс. Какое бы ни было мое персональное отношение к этому джентльмену, я все-таки должна сказать, что он никогда не занимался делами Общества, равно как и его развитием или управлением, если не считать, что он некоторое время состоял в его совете. Что касается мисс Бэйтс, она с самого начала была просто «для украшения» и никогда не была активным его членом.[352]
Вы утверждаете, что «слышали, что почти все региональные члены Общества отказались от какой-либо причастности к этим делам».
В таком случае, по моему мнению, наше Общество вполне заслуживает своего наименования, и до настоящего момента мне известны только четверо, кто оказался неподходящим – не считая двоих «английских членов». Но если в это дело вовлечено большее количество членов, кто осознаёт не больше этих «четверых», что в таком Обществе, как наше, личность – ничто, и что, вступая в него, они клянутся служить всеобщей и грандиозной идее братства и справедливости, а не просто следовать за своими английскими собратьями или даже Основателями, и таким образом, к несчастью, становиться слепо верящими приверженцами – тогда чем скорее они порвут свою связь с Обществом, тем лучше для него.
Мне остается добавить лишь немного. Распространять доклады для большей группы, основанные на свидетельствах, которые ничем не лучше сплетен служанок, и впутывать себя в кухонные дрязги – эта роль недостойна человека чести или теософа. Однако человеческий характер повсюду одинаков, и вовсе не стоит ожидать, что все члены нашего великого Вселенского Братства больше ангелы, чем его основатели, которых следовало бы считать непогрешимыми. Однако если дело когда-либо касается нарушения слова чести и торжественного обета, внутри или за пределами Общества, это весьма позорно. Разумеется, из-за этой склоки Бомбейский филиал Теософского общества был в шоке, но это гораздо менее значительно, нежели то, о чем было написано, и даже то, что все это – лишь временные неурядицы. Что касается полезности нашего настоящего Общества или даже его скромных и преданных «Основателей», чести которых якобы был нанесен ущерб из-за опрометчивых действий горсточки недовольных этого города – эта мысль слишком абсурдна! С таким же успехом можно предсказывать крушение христианства в результате какой-нибудь ссоры в методистской церкви. Великие доктрины, которые представляет Теософское общество – доктрины о человеческом братстве – и усилия воскресить давным-давно похороненную литературную славу Арьяварты коснулись сердца людей, и ответ придет со всех четырех сторон света. Полковник Олькотт и я дали торжественный обет добиваться этого, и мы лишь спрашиваем тех, кто с такой готовностью вменяет нам в вину злые мотивы и действия, готовы ли они дальше тратить силы на то, что мы преодолеваем без видимых усилий? Что касается нынешнего незначительного скандала, мы уже высказали все, что желали сообщить по этому вопросу.
Е.П. Блаватская
Манифестации в семье Эдди

Перевод – О. Колесников

[Нижеследующее письмо было адресовано мадам Блаватской в один современный журнал, откуда передано нам для публикации в «Daily Graphic», когда мы начали вести дискуссию о любопытном феномене спиритуализма. – Редактор «Daily Graphic».].
Памятуя о вашей любви к справедливости и честной игре, я настойчиво и искренне прошу возможности использовать колонки вашего журнала, чтобы ответить на статью доктора Дж. М. Бэрда относительно вермонтской семьи Эдди. Он, рассказывая о них и их духовные проявлениях в самых огульных утверждениях, хочет нанести удар по всему нынешнему спиритическому миру. Его письмо опубликовано этим утром (27-го октября). Доктор Джордж М. Бэрд за последние несколько недель принял на себя роль «ревущего льва», выискивая медиума, чтобы «его проглотить». Похоже, что сегодня этот ученые джентльмен намного голоднее, чем когда-либо. Не удивительно, что после неудачи он экспериментировал с мистером Брауном, «чтецом мыслей» из Нью-Хейвена.
Я лично не знакома с доктором Бэрдом, и совершенно не желаю знать, насколько по праву он носит лавры своей профессии в качестве доктора медицины, но ничуть не сомневаюсь, что он никогда не сможет даже надеяться сравняться, не говоря о том, чтобы превзойти таких людей и savants,[353] как Крукс, Уоллас или даже французский астроном Фламмарион, которые посвятили много лет исследованию спиритизма. Все они пришли к заключению, что, даже предполагая, что хорошо известный феномен материализации духов не доказывает идентичность личности, которая, как подразумевается, предстает, – этот феномен, по крайней мере, не является трудом рук простого смертного, не говоря о том, чтобы это было мошенничество.
Теперь вернемся к Эдди. Дюжины посетителей проводили там недели, а то и даже месяцы; и вовсе не на каждом séance бывало такое, чтобы кто-нибудь из них осознавал персональное присутствие друга, родственника, матери, отца или дорого усопшего ребенка. И вдруг! Появляется доктор Бэрд, проводит там меньше двух дней, использует свою мощную электрическую батарею, под действием которой духи, конечно же, должны активизироваться, тщательно изучает кабинет (в котором не находит ровным счетом ничего), и затем оборачивается и подчеркнуто заявляет, «что он желает, чтобы это стало окончательно понятным, что если его научное имя когда-либо появится в связи с семьей Эдди, то только в качестве того, кто разоблачил их, как отъявленных мошенников, которые не способны даже на хорошее надувательство». Consummatum est![354] Спиритизма не существует! Requiescat in pace![355] Доктор Бэрд убил его одним лишь словом. Бедным и глупым Круксу, Уолласу и Уорли остается только посыпать головы пеплом! Впредь к вам придется относиться, как к сумасшедшим, подвергнутым психологической обработке безумцам, и точно так же следует относиться ко многим тысячам спиритистам, которые виделись и беседовали со своими усопшими родственниками, признавая их таковыми в Моравии, в семье Эдди, и еще повсюду вдоль и поперек этого континента. Но не бегство ли это от дилеммы? Да, воистину, доктор Бэрд написал тогда: «Когда ваш корреспондент вернется в Нью-Йорк, как-нибудь, в удобный для меня вечер, я научу его, как эти Эдди все делают». Спросим же, почему Дж. М. Бэрд, доктор медицины выбрал только репортера из «Daily Graphic», дабы посвятить его в тайное знание такого хитрого надувательства? В таком случае, почему бы ему публично не разоблачить этот вселенский обман, тем самым принеся пользу всему миру? Но доктор Бэрд, похоже, настолько же пристрастен к своему выбору репортера, как и в своем знании, как определить вышеуказанные обманы. Почему ученый доктор не поведал это полковнику Олькотту, в то время как Эдди хватило всего трех долларов на дешевую занавеску, чтобы продемонстрировать, как материализуются все духи, что посещают фермерскую усадьбу этой семьи?
Чтобы ответить на это, надо, как это сделала я, вернуться к свидетельствам сотней надежных людей, что всего гардероба Театра Нибло было бы недостаточно, чтобы облачить всех тех «духов», которые ночь за ночью выходили из пустой маленькой комнатки.
Давайте-ка, если сможем, побеспокоим немного доктора Бэрда и объясним ему следующий факт: четырнадцать дней я оставалась в семье Эдди. За этот короткий временной период я видела и полностью опознала из 119 появлений семерых «духов». При этом некоторых из них опознавала только я – из тех, кто попадались мне в моих длительных путешествиях по Востоку, но их разнообразные одежды и костюмы всем были видны очень ясно и отчетливо, так что они имели возможность изучить их со всей тщательностью.
Первым был грузинский мальчик, одетый в национальный исторический кавказский костюм, изображение которого вскоре появится в «Daily Graphic». Я узнала его и по-грузински спросила об обстоятельствах, известных только мне. Он меня понял и ответил. Попрошенный мною на его родном языке (по предложению шепотом полковника Олькотта) сыграть лезгинку, кавказский танец, он тотчас же взялся за гитару.
Вторым – появился небольшого роста старичок. Он был одет так, как обычно одеваются персидские купцы. С точки зрения национального костюма его одеяние безупречно. Все на своем месте, ноги обуты в «бабуши», которые он сразу снял, оставшись одних чулках. Он назвал свое имя громким шепотом. Это оказался Хассан Ага, старик, с которым я и моя семья познакомились в Тифлисе двадцать лет назад. Он сказал, наполовину по-грузински, наполовину по-персидски, что у него ко мне «огромный секрет», и после этого являлся еще три раза за проведенные мною там дни, тщетно стремясь закончить свою фразу.
Третьим внезапно выступил человек гигантского телосложения, одетый в живописное воинское одеяние Курдистана. Он не говорил, а только кивал на восточный манер и поднимал свое копье, украшенное разноцветными перьями, потряхивая им в символическом приветствии. Я тотчас же узнала в нем Джаффара Али Бека, молодого вождя курдского племени, который как-то сопровождал меня в путешествии по Арарату, куда я ездила на коне, и однажды даже спас мне жизнь. Затем он наклонился к самой земле, будто зачерпнул пригоршню глины, и стал разбрасывать ее вокруг себя, в перерывах прижимая руки к груди. Этот жест знаком только племенам Курдистана.
Четвертым – появился черкес. Я словно вообразила, что нахожусь в Тифлисе, настолько безупречен был его костюм «нукера» (человек, который либо ведет коня за узду, либо погоняет его). Он много говорил, поправил меня, когда я, наконец узнав его, неверно произнесла его имя, и когда я повторила его, он поклонился с улыбкой и произнес на чистейшем гортанном татарском языке, весьма знаком моему слуху: «Тхоч якши» (Все хорошо), – и с этими словами исчез.
Пятая – старая женщина в русском головном уборе. Она выступила вперед и обратилась ко мне по-русски, назвав меня ласковым именем, которым часто называла меня в детстве. Я узнала старую служанку нашей семьи, няню моей сестры.
Шестой, узнанный мною, – на помосте появился высокий, хорошо сложенный негр. Его голову украшал удивительный головной убор, напоминающий раскачивающиеся белые и золотые рога. Он выглядел для меня удивительно знакомым, но я сперва не смогла вспомнить, где мы с ним виделись. Но очень скоро он начал совершать очень характерные движения, и эти его подражания сразу же помогли мне узнать его. Это оказался заклинатель из Центральной Африки. Он усмехнулся и исчез.
Седьмой и последний. – Появился высокий, седовласый джентльмен, одетый в черный консервативный костюм. Русский орден Святой Анны свисал на длинной красной муаровой ленте с двумя черными полосками, тоже лентами, и, как известно каждому русскому человеку, они относились к этому ордену. Эта лента огибала его шею. Я почувствовала, что сейчас лишусь чувств, ибо я поняла, что узнала моего отца. Только последний был заметно выше ростом. Ошарашенная, я спросила его по-английски: «Вы – мой отец?» Он отрицательно покачал головой и отчетливо, как любой простой смертный, ответил по-русски: «Нет; я твой дядя». Это русское слово «диадиа» услышала и запомнила вся аудитория. И что из этого? Ведь доктор Бэрд знает, что это – не более чем ловкий обман, и всем нам следовало бы сохранять об этом молчание. Людям, которые знают меня, известно, что я весьма недоверчива. Хотя я провела много лет среди оккультистов, я гораздо более скептически отношусь к публичным доказательствам платных медиумов, нежели большинство неверующих. Но, получив такое доказательство, как у Эдди, я чувствую обязанной, по долгу чести, даже под угрозой признания меня легко поддающейся внушению, защищать медиумов, равно как и тысячи моих собратьев и сестер спиритистов, от обмана и клеветы от одного человека, который не сделал ровным счетом ничего и ни для кого, чтобы попытаться проверить свои утверждения. И теперь я таким образом публично и бесповоротно бросаю вызов доктору Бэрду на 500 долларов, чтобы он провел разоблачение публично, перед аудиторией, в тех же самых условиях манифестации, удостоверенной на этой основе, или же, потерпев крах, признал позорность «результатов» его предполагаемых разоблачений.
Восточная Шестнадцатая улица, 124, город Нью-Йорк27-е октября, 1874 г. – Е.П. Блаватская
Масонская грамота Е.П. Блаватской

Перевод – О. Колесников

[ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА. Нам посчастливилось представить читателям «Register’a» этой недели, уважаемые господа, весьма особенное письмо, подготовленное специально для нашей газеты мадам Еленой П. Блаватской, автором «Разоблаченной Изиды». В своем письме эта дама подтверждает действительность ее масонской грамоты, указание на которую была напечатана в нашем номере от 18 января. То, что немедленно побудило мадам Блаватскую прислать это письмо, это бесконечные нападки на ее притязания на столь исключительную честь, имеющие место и до, и после упомянутой публикации.
Эта область открыта для ответа на критику; и мы верим, что обязательно появится тот, кто защитит то, что так рьяно и храбро отстаивает.
Этот предмет дискуссии наверняка с первого взгляда оказывается заметен даже тем, кто не является постоянным читателем нашей газеты, поэтому мы снова публикуем текст ее грамоты.]
К вящей Славе Верховного Зодчего Вселенной.
Древний и первозданный Ритуал Масонства, установленный Хартией Верховного Святилища Америки, Великим Советом Великой Ложи Франции.
Приветствие со всех точек Треугольника.
Почтение к Ордену.
Мир, Терпимость, Истина.
Всем Выдающимся и Просвещенным Масонам всего мира – союз, процветание, дружба, братство.

Мы, Трижды-Величайший Верховный Великий Гроссмейстер, и мы, Верховные Великие Хранители тридцать третьей и последней степени Верховного Святилища Англии, Уэллса и так далее, отмеченные Великой Звездой Сириус и так далее, Великие Командующие Трех Легионов Рыцарей Масонства, облеченные добродетелью и высоким авторитетом, заявили и провозгласили и сим объявляем и провозглашаем нашего выдающегося и просвещенного Брата Е.П. Блаватскую Учеником и Компаньоном, Совершенным Магистром, Верховной Избранной Шотландской Леди, Великой Избранницей, Кавалером Розенкрейцеров, Преданным Магистром, Совершенным Преподобием и Коронованной Принцессой Ритуала Посвящения.

Выдано нашими руками и заверено печатями Верховного Святилища Англии и Уэллса, в Лондонской долине, сего дня, 24 ноября 1877, года истинного света 000 000 000

ДЖОН ЙАРКЕР, тридцать третья степень,
Верховный Великий Магистр.
М. КАСПАРИ, тридцать третья степень,
Великий Советник.
А.Д. ЛЕВЕНСТАРК, тридцать третья степень,
Великий Секретарь.
—
Издателю «The Franklin Register»!
Считаю своим долгом исправить некоторые ошибки в вашем очень лестном для меня издательском примечании в «The Register» от 18 января. Вы пишете, что я получала «очередные степени в Масонских ложах» и достигла высокого звания в этом ордене, а далее добавляете:
Недавно самая старая масонская организация в мире удостоила мадам Блаватскую грамотой тридцать третьей масонской степени.
Если вы любезно обратитесь к моей «Разоблаченной Изиде», то обнаружите, что я говорю следующее:
Ни под каким обещанием, ни по обязанности, ни под клятвой, мы не нарушаем доверия, и не станем упоминать о Западном Масонстве, критике которого посвящена эта глава; при этом я с полной уверенностью утверждаю, что никогда не удостаивалась «очередных званий» в какой бы то ни было Западной масонской ложе. Конечно, тем самым, не получив таких степеней, я не являюсь масоном тридцать третьей степени. В частном письме, также напечатанном в вашем недавнем примечании, вы утверждаете, что уверились в этом благодаря некоторым масонам, среди которых есть один, имеющий тридцать третью степень – что подразумевает, что имя этого человека «нельзя упоминать всуе» – потому вы заговорили обо мне. Мой масонский опыт – если вы так назовете членство в нескольких восточных масонских братствах и братствах эзотерических – ограничился Востоком. Тем не менее это не помешало мне быть в курсе – вместе со всеми восточными «масонами» – обо всем, что связано с Западным масонством (включая бесчисленные обманы, навязываемые масонскому братству на протяжении второй половины века), равно как получить грамоту от «Верховного Великого Мастера», о котором вы написали в вашей статье: я имела право называть себя масоном. Тем самым, не утверждая ничего о Западном масонстве, кроме того, что высказано в вышеуказанной грамоте, вы поймете, что ваши масонские учителя должны перенести свою ссору с Джоном Йаркером, мл., Р.М., Р.Мк., М.Рz., P.G.C., и M.W.S.K.T. и R.C., К.Е., Р.K.H., и K.A.R.S., P.M.W., P.S.G.C. и P.S., Dai A.D., и P. Ритуалов на другого человека, известного в Англии и Уэллсе, а также во всем мире, как член Масонского археологического института; как почетный член лондонского литературного союза; Ложи № 227, Дублин; Бристольского Колледжа розенкрейцеров; который является бывшим Великим Жрецом Часовни и Храма; членом Королевского Великого Совета по Древним Ритуалам уже с давних пор; хранителем Древних Королевских секретов, Великим Командором Мизраима, Ковчега Моряков, Розенкрейцеров Константинополя, Вавилона и Палестины, Великим Суперинтендантом Ланкашира, Верховным Великим Хранителем Древних и Первоначальных масонских обрядов, имеющим тридцать третью и последнюю степень, и так далее, о чем указано в грамоте.
Итак, ваш друг с «Непроизносимым именем» наверняка усовершенствовал свое духовное восприятие для ничтожных целей в изучении и размышлении «Непроизносимого имени» от четвертой до четырнадцатой степеней этого определенного надувательства, А. и А. Ритуала, если он мог сказать, что хартия Верховного Святилища Америки не позволит никакому авторитетному лицу опубликовать эту грамоту.
Поистине, он живет в Хрустальном Дворце из масонского стекла; и наверное, следит за падающими камнями. Брат Йаркер в своих «Заметках о… современном розенкрейцерстве и различных обрядах и степенях» говорит, что:
Великое Братство Востока, в 1725 году образовавшееся из Великой масонской ложи Англии, работает и признаёт все соответствующие Ритуалы, утверждая представителей вместе с отделениями в Америке и повсюду: 1. Французский Ритуал; 2. Наследственный Ритуал; 3. А и А. Ритуал; 4. Ритуал Килвиннинга; 5. Философский Ритуал; 6. Ритуал улучшения образа жизни; 7. Ритуал Мемфиса; 8. Ритуал Мизраима. Все это находится под эгидой великой коллегии Ритуалов.
А. и Р. Ритуалы первоначально были созданы в Америке 9-го ноября 1856 года Дэвидом Макчеланном, Великим Магистром (см. Королевская масонская энциклопедия Кеннета Маккензи, с. 43), а в 1862 году они полностью подчинялись Великому Братству Востока во Франции. В 1862 году, Великое Братство Востока завизировало и поставило печать на Американской грамоте Сеймура, как Великого Магистра, и оба представительства были обоюдно утверждены до 1866 года, когда отношения Великого Братства Востока с Америкой были разорваны и Американское Верховное Святилище укрепилось в своем положении «на груди» у Древнего Сернеарского Совета «Шотландского Ритуала» тридцати трех степеней, как утверждает Джон Йаркер, в труде, процитированном выше. В 1872 году Верховное Святилище Ритуалов учредилось в Англии, посредством Великой Американской организации во главе с Джоном Йаркером, который был Великим Магистром. До настоящего времени законность Святилища Сеймура никогда не оспаривалась Великим Братством Востока, и указания на это можно отыскать в книгах Маркониса де Негре.
Несомненно, обладание тридцать третьей степенью, да еще вдобавок «Непроизносимым именем», звучит весьма величественно; однако прочитаем, что говорит в своей работе «Древний шотландский ритуал принятия в тридцать третью степень» сам Роберт Б. Фолджер, M.D., бывший Магистр тридцать третьей степени:
Что касается других степеней… (за исключением тридцать третьей, которая была изобретена в Чарльстоне), до этого все обладали G.O., но это посчиталось устарелым.
И далее он спрашивает:
Кем были те люди, из которых состоял этот Верховный Совет тридцать третьей степени? И где они достигали этой степени или права завоевать ее?.. Их грамоты никогда не изготовлялись, как не было ни единого доказательства, что когда-нибудь они становились обладателями тридцать третьей степени на постоянной и законной основе (с. 92, 95, 96).
Этот американский Ритуал, таким образом, проводимый поддельно, отклоняет признание Грамоты Английского Верховного Святилища и, вполне признанный Великим Братством Востока, совершенно не аннулирует мои претензии на масонские отличия. С таким же успехом протестанты могли отказаться называть христианами доминиканцев, поскольку они – протестанты – порвали с католической церковью и учредили свою; это как для А. и А. масонов Америки отрицать действительность Грамоты от английской А. и организации Р. Ритуала. Хотя я не имею никакого отношения к современному американскому масонству и не надеюсь на это, все-таки я признаю высокую честь почтительного отношения ко мне Брата Йаркера; это значит, что у меня остались мои привилегированные права, и мне не требуется признания никаких других авторитетов, кроме авторитета высших масонов Англии, которые в свое удовольствие прислали мне это добровольное и неожиданное свидетельство своего одобрения моих скромных трудов.
Один уже напечатанный отрывок говорит о невежественной грубости некоторых критиков, которые провозгласили Калиостро «самозванцем», а его желание привить восточную философию к западному масонству – «шарлатанством». Без такого союза западное масонство – есть бездушный труп. Как замечает Йаркер в своих «Записках об античных мистериях»:
Теперь, когда масонское братство вступило в силу, оно становится местом сбора мелких масонских императоров и других шарлатанов, которые обманывают своих собратьев и набивают себе карманы из аристократических претензий, которые они присоединяют к нашим институтам – ad captandum vulgus.[356]

Махатмы и челы

Перевод – К. Леонов

Махатма – это выдающаяся личность, которая, посредством специальной тренировки и образования, развила такие высшие способности и достигла такого духовного знания, которых обычные люди достигают лишь проходя через бесчисленную серию перевоплощений в результате космической эволюции, конечно, лишь при условии, что они не пойдут против целей Природы и тем самым не приведут к собственному исчезновению. Этот процесс самоэволюции Махатмы проявляется во многих «воплощениях», хотя их самих сравнительно немного. Но кто же такие эти воплощенные? Оккультное учение, так, как оно дается, показывает, что три первых принципа более или менее исчезают вместе с тем, что называется физической смертью. Четвертый принцип, вместе с низшей частью пятого, в которых сохраняются животные склонности, имеет местом своего пребывания Камалоку, где он испытывает страдания в соответствии с размерами его низших желаний; в то время, как его высший манас, чистый человек, связанный с шестым и седьмым принципами, попадает в Девачан, чтобы наслаждаться результатами своей доброй кармы, и быть перевоплощенным в высшую личность. Сущность, прошедшая через оккультное обучение в своих последовательных рождениях, имеет соответственно (в своих воплощениях) все меньше и меньше от этого низшего манаса, пока не наступит время, когда его целый манас, который приобрел полностью возвышенный характер, сконцентрируется в высшей личности, и тогда про такого человека можно сказать, что он стал Махатмой. Во время физической смерти четыре низших принципа погибают без какого-либо страдания, поскольку они являются для него, фактически, как бы предметами одежды, которые он по своей воле снимает и одевает. Подлинный Махатма, таким образом, – это не его физическое тело, но тот высший манас, который неразрывно связан с атмой и ее оболочкой (шестым принципом); этого объединения он достигает в сравнительно короткий промежуток времени благодаря процессу самоэволюции, установленному оккультной философией. Поэтому, когда люди выражают желание «видеть Махатму», они, по-видимому, в действительности не понимают того, о чем они просят. Как могут они надеяться увидеть при помощи своих физических глаз то, что превосходит их возможности? То ли это тело, – а скорее раковина или маска, – которого они страстно желают или ищут? И, предполагая, что они видят тело Махатмы, как они могут знать, что за ним спрятана возвышенная сущность? По каким стандартам они судят о том, что отражает майя, находящаяся перед ними, – образ истинного Махатмы или нет? И кто может сказать, что в физическом содержится что-то большее, чем майя? Высшие вещи могут быть восприняты только чувством, подходящим для них. Поэтому тот, кто хочет увидеть истинного Махатму, должен использовать свое интеллектуальное зрение. Он должен так возвысить свой манас, чтобы его восприятие стало чистым, и всякий туман, созданный майей, должен быть рассеян. Его видение будет тогда ясным, и он увидит Махатм, где бы ни находился, поскольку слившиеся с шестым и седьмым принципами, вездесущими и всепроникающими, Махатмы, можно сказать, находятся повсюду. Однако, как это бывает, когда мы стоим на вершине горы, а перед нашим взглядом простирается целая равнина, в которой мы не различаем какого-либо дерева или другого предмета, поскольку сверху все они кажутся одинаковыми для нас, и наше внимание может привлечь лишь то, что отличается от всего окружающего, – точно так же, хотя все человечество находится в пределах ментального видения Махатм, каждый человек не может ожидать того, что он будет замечен, до тех пор, пока он не привлечет к себе специального внимания, благодаря своим собственным поступкам. Их специальной заботой является величайший интерес к Человечеству в целом, поскольку они отождествили себя с Универсальной Душой, которая простирается через все Человечество; и тот, кто хотел бы привлечь их внимание, должен обращаться к этой Душе, которая находится повсюду. Такое восприятие манаса может быть названо «верой», которую не следует смешивать со слепым доверием. «Слепая вера» – это выражение, иногда используемое для обозначения убеждения, которому не предшествует восприятие или понимание; на самом деле, истинное восприятие манаса – это то просветленное доверие, которое и является настоящим значением слова «вера». Это доверие может в то же время сочетаться с сознанием, то есть, внутренним опытом, поскольку «истинное знание несет с собой веру». Вера – это восприятие манаса (пятого принципа), тогда как знание, в истинном смысле этого слова, это способность интеллекта, то есть, духовное восприятие. Коротко говоря, высшая индивидуальность человека, состоящая из его высших манасов, шестого и седьмого принципов, должна действовать как единое целое, и только тогда он может получить «божественную мудрость», ибо божественное может быть воспринято лишь благодаря божественным способностям. Таким образом, желание, которое толкает человека на принятие ученичества, должно сочетаться с пониманием Закона Космической Эволюции, который позволит ему работать в гармоничном согласии с Природой, вместо того, чтобы действовать из-за собственного неведения вопреки ее целям.

Могут ли махатмы быть эгоистичными?

Перевод – К. Леонов

В различных сочинениях по оккультным вопросам утверждалось, что отсутствие эгоизма – это sine qua non [необходимое условие] для того, чтобы достичь успеха в оккультизме. Или, говоря точнее, развитие чувства бескорыстия само по себе является первичным воспитанием, которое несет с собой, как необходимое дополнение, понимание того, что «знание – это сила». Оккультист работает, конечно, не ради того «знания», которое обычно имеют ввиду; оно приходит к нему, по сути дела, вследствие того, что он сумел удалить покров, который скрывает от его взгляда истинное знание. Основа знания существует повсюду, поскольку феноменальный мир снабжает нас в изобилии фактами, причины которых должны быть открыты. В феноменальном мире мы видим только следствия, поскольку каждая причина в этом мире является сама по себе следствием какой-либо другой причины, и так далее; и, поэтому, истинное знание заключается в отыскивании корней всех феноменов, и, таким образом, в достижении правильного понимания первоначальной причины, «необоснованной основы», которая, в свою очередь, не является следствием.
Правильно постигая что-нибудь, человек может использовать только те чувства или органы, которые соответствуют природе данного объекта. Таким образом, для постижения ноуменального, необходимым условием является ноуменальное чувство; в то время как преходящий феномен может быть воспринят с помощью чувства, соответствующего природе этого феномена. Оккультная философия учит нас тому, что лишь седьмой принцип представляет собой вечную Реальность, в то время как остальные, принадлежащие к непостоянному «миру форм», являются иллюзорными в том смысле, что они временны и преходящи. Этим ограничен феноменальный мир, который можно заметить благодаря чувствам, соответствующим природе этих шести принципов. Таким образом станет понятным то, что лишь седьмое чувство, которое имеет отношение к ноуменальному миру, может постигнуть Абстрактную Реальность, лежащую в основе всех феноменов. Поскольку этот седьмой принцип является всепроникающим, он в скрытом виде существует во всех нас; и тот, кто хочет достигнуть истинного знания, должен развивать в себе это чувство, или, скорее, он должен снять тот покров, который закрывает от него проявление этого чувства. Всякое чувство индивидуальности ограничено только этими низшими шестью принципами, поскольку они связаны лишь с «миром форм». Следовательно, истинное «знание» может быть обретено лишь благодаря срыванию всех покровов майи, порожденных чувством индивидуальности перед лицом безличной атмы.
Все это относится только к той индивидуальности, центром которой является эгоизм, или, скорее, последний создает первую и vice versa [наоборот], поскольку они взаимодействуют и реагируют друг на друга. Ибо эгоизм – это такое чувство, которое добивается развития и преобладания своей собственной эгоистической индивидуальности путем исключения всего остального. Если, таким образом, эгоистичность превращает человека в узкую и ограниченную личность, то абсолютное знание невозможно до тех пор, пока он не избавится от нее. Однако, пока мы находимся в этом мире феноменов, мы не можем полностью отрешиться от чувства индивидуальности, сколь бы возвышенным оно ни было, – в том смысле, что не осталось бы ощущения личного преобладания или амбиций. По своему строению и эволюционному положению мы находимся в «Мире Относительности», но, признавая, что безличное и недвойственное является конечной целью космической эволюции, мы должны пытаться сотрудничать с Природой, а не становиться в оппозицию к присущему ей импульсу, который должен окончательно утвердить себя. Противостояние на этом пути неизбежно должно привести к страданию, поскольку более слабая сила эгоистично стремится выступить против всеобщего закона.
Все, что оккультист делает – это то, что он лишь ускоряет этот процесс, предоставляя своей воле право действовать в унисон с Космической Волей или Демиургическим Разумом; это может быть достигнуто путем успешного противодействия напрасным попыткам личности утвердить себя вопреки последним. И, поскольку Махатма является лишь выдающимся оккультистом, который в высшей степени может контролировать свое высшее «я» и в той или иной мере подчинить его Космическому импульсу, поэтому в самой природе вещей заключено то, что он не может действовать иначе, чем бескорыстно. Скорее он перестанет быть Махатмой, чем позволит «личному я» утвердить себя. Поэтому те, кто все еще находится в паутине иллюзий, приписывая Махатмам «эгоизм» постольку, поскольку они скрывают «знание», которым они обладают, – не понимают, о чем они говорят. Закон Космической эволюции постоянно действует таким образом, чтобы достичь окончательного единства и переместить феноменальный на ноуменальный уровень; Махатмы, будучи en rapport [связанными] с этим Законом, помогают осуществлению этой цели. Поэтому они знают лучше, какое знание более всего подходит для человечества на данной стадии его развития, и не существует никого другого, кто был бы столь компетентен в этом вопросе, поскольку только они овладели основным знанием, которое только и может определить правильность курса и произвести должное различение.
Для нас, барахтающихся до сих пор в болоте иллюзорных чувств, указывать Махатмам, какое знание они должны нам передать и как они должны действовать, было бы подобно тому, как если бы уличный мальчишка пытался обучать науке профессора Гексли или политике – м-ра Гладстона. Ибо очевидно, что как только даже самое малое чувство эгоизма пытается утвердить себя в Махатме, его духовное видение, которое является его единственным способом восприятия, закрывается завесой, и он утрачивает свою «силу», которую может создать лишь абстрактное «знание». Таким образом, мы должны постоянно осуществлять активное наблюдение за своей «волей», чтобы не дать выйти на поверхность нашей низшей природе, что именно и случается в нашем нынешнем недостаточно развитом состоянии; следовательно, не пассивность, а исключительно высокая активность является основным условием для того, чтобы начать обучение. Прежде всего, его активность направляется на то, чтобы противодействовать влияниям его «низшего я»; когда с этим будет покончено, его воля, не останавливаемая никакими препятствиями и располагающаяся в центре его высшего (истинного) «я», продолжит свою работу, действуя наиболее эффективным образом в унисон с космическим «Божественным Разумом».

Может ли вакцинация предотвратить оспу?

Перевод – О. Колесников

Ноябрьский номер «Journal of Science» («Научный журнал») (Лондон) содержит новую интересную работу д-ра Паркина под названием «Эпидемиология, или косвенные причины болезней животного и растительного происхождения», с которой весьма небесполезно ознакомиться читателю. Теория д-ра Паркина заключается в том, что «случаются определенные тлетворные периоды», во время которых мир регулярно опустошается эпидемиями, перемещающимися в определенном направлении из Центральной или Восточной Азии на запад Европы и даже в Америку; что во время этих периодов все заболевания, даже те, что не рассматриваются как передаваемые от одного человека к другому, усиливаются в своих проявлениях и жестокости; что эти периоды, кроме того, были отмечены эпизоотиями и «падежами» и широко распространявшимися заболеваниями растительного мира и сопровождались повсеместным усилением землетрясений, штормов, наводнений, засух, туманов, сезонов необычайной жары или холода и иными потрясениями неорганической природы. Подобные периоды, главным образом, сопровождались появлением новых болезней или повторением заболеваний, считавшихся исчезнувшими. Доктор Паркин считает, что последний пагубный период начался примерно в семнадцатом веке, и волна фатальностей или их течение безостановочно двигались на запад до начала восемнадцатого века. В этот временной период свирепствовал ряд эпидемий, и среди них – ужасающая моровая язва, или «черная смерть». В 1803 году эпидемия желтой лихорадки в Малаге унесла 36 000 жизней. Чума, обрушившаяся на Лондон в 1665 году, унесла с июня по декабрь 20 000 человек, или треть всего населения. Согласно утверждению Сиденхейма,[357] эта болезнь поражала Англию каждые тридцать или сорок лет. В 1770 году она обрушилась на Марсель, в 1771 и 1772 – на Москву, в 1815-16 – в Неаполитанские доминионы. Однако, несмотря на ее частые вызовы медицинской науке, самые авторитетные специалисты признались, что ее лечение почти неизвестно (см. Амер. энцикл. XIII, 369). И действительно, в целом не известно фактически ничего определенного относительно вспышек эпидемий. Автор медицинских статей только что упомянутой Энциклопедии пророчески утверждает (1859 г.): «Прогрессивные науки, такие как метеорология и физическая география, по-видимому, скоро прольют дополнительный свет на эти сложные вопросы». Новая работа доктора Паркина стала в некотором роде исполнением этого пророчества. Похоже, он решительно избавился от двух излюбленных популярных теорий сторонников гигиены, что главная причина эпидемий – это грязь, и мнения, что эти болезни заразны. Таково и мнение обозревателя «Научного журнала», который допускает, что исторические факты, упоминаемые доктором Паркином, «решительно противоречат обеим теориям». В качестве примеров он приводит факты, что, «как известно, холера уверенно переносится на сотни миль во время сильных муссонов. Часто она переносится по реке вверх по течению, доказывая тем самым, что она не вызвана инфекциями, попадающими в течение». И он многозначительно добавляет: «Эпидемиям чумы, холеры и желтой лихорадки точно так же подвергаются люди, работающие или живущие на открытом воздухе, как и те, кто постоянно находится взаперти. Как скверно это отвечает учениям реформаторов от гигиены!»
Однако мы обратились к этой теме не только для того, чтобы показать беспомощность западных ученых перед одной из этих загадочных волн смерти, которые время от времени охватывали земной шар. Непосредственная причина того, что мы обратились к этой теме, заключается в обязательной вакцинации в Индии. Перед нами находится весьма интересный общественный документ,[358] любезно переданный нам обладающим глубокими познаниями доктором Лейтнером, президентом Государственного университетского колледжа Лахора. Правительство Пенджаба запросило мнение андаманцев по поводу законопроекта о необходимости обязательной вакцинации. После продолжительных и пылких дебатов большая группа высказалась против пункта об обязательной вакцинации, особенно граждане, говорящие на хинди, и сам доктор Лейтнер подчеркнул, что если невежественные индусы когда-нибудь узнают, что вакцинальные лимфы добываются из язв на сосках коровы, то возможен более серьезный протест, а может быть, и активное сопротивление этому принудительному закону. Поскольку, тогда как все произведенное коровами, по законам шастр, считается священным, все прочее, включая кровь и ее примеси, считается самым грязным и нечестивым. И любой, кто сознательно позволит ввести что-либо из этого в свое тело, лишится кастовой принадлежности. Нам неизвестно, какие действия предприняли власти касательно вышеупомянутых пунктов, но если еще не слишком поздно, то, вероятно, лиц, занимающихся этим предметом, заинтересует следующая выдержка из статьи «Тысячелетие гигиены», напечатанной в том же «Научном журнале»:
Среди заболеваний, ставших более редкими и менее серьезными, но по-прежнему носящими эпидемический и весьма опасный характер, заметное место занимает оспа, особенно когда среди политических вопросов наших дней встает вопрос об ее не внушающей доверия превентивной вакцинации. Нас уверяют, что, если это заболевание больше не уносит десятки тысяч жизней, как в средние века, то такая перемена к лучшему возникла благодаря вакцинации. Однако не может быть и тени сомнения, что оспа сделалась менее опасной еще задолго до того, как стало применяться на практике открытие Дженнера.[359]
В 1722 году доктор Вагштафф писал, что детская смертность не превышала 1 % из всех случаев. С 1796 по 1825 гг. В Англии не случилось ни одной эпидемии оспы. И все-таки, согласно докладу, опубликованному Коллегией врачей в 1807 году, всего лишь около полутора процентов населения было вакцинировано. Теперь же, если мы признаем, что заработанный благодаря вакцинации иммунитет – абсолютный и постоянный, то как стало возможным, что трое вакцинированных из каждых двухсот защитили оставшихся 197 человек? Предполагается, что в настоящее время вакцинировано 97 % населения. И все же этого отнюдь не достаточно, чтобы защитить оставшиеся 3 %, ибо считается, что невакцинированные лица подвергаются опасности заражения из-за упрямства или невежества этого очень небольшого меньшинства. Перед нами прискорбная опасность того, что пока вакцинация не станет всеобщей, оспа может вновь появиться среди нас, и не в отдельных случаях, а в виде эпидемий, следующих друг за другом в очень короткие интервалы времени, причем каждая будет намного смертоноснее предыдущей. Так, во время эпидемии 1857-59 болезнь унесла 14 244 жизней; во время эпидемии 1863-65 – 20 059 человек, а в 1870-72 – 44 840. При этом за первый период количество смертей, вызванных оспой, выросло на 50 %, в то время как население увеличилось всего лишь на 7 %. Во второй период количество людей, умерших от оспы, увеличилось на 120 %, а население выросло только на 10 %. Другой неприятный факт заключается в том, что малое прежде количество вакцинированных, но впоследствии пораженных оспой людей неизменно увеличивается. В Хайтгейтской больнице, где лечили оспу с 1835 по 1851 годы, предварительно вакцинированные составляли 53 % от общего количества поступивших больных оспой. В 1851-52 гг. их количество возросло до 66,7 %; в 1854-5-6 – до 71,2 %; в 1859-60 – до 72 %; в 1866 – до 81,1 % и в 1868 – до 84 %. Как же подобные факты могут отвечать ортодоксальной теории, что вакцинация – это гарантия против оспы? Каким же будет вывод беспристрастного статистика, если представить ему эти цифры? Если а возрастает больше обычного, когда b увеличивается в количестве и повсеместном распространении, ни один человек, если он в здравом уме, не будет спорить, что b есть препятствие a. Выглядит более оправданным совершенно противоположный вывод, что b причинно связано с a. Неясно, как сохранить доверие к вакцинации. Мы не можем разрубить этот Гордиев узел, предположив, что современные практикующие врачи менее осторожны и опытны в исполнении операций или менее скрупулезны в отборе вакцинной лимфы. Выходит, остается простое заключение, что у оспы наступал период приостановки в течение последней четверти прошлого века и первой четверти настоящего; что явный успех вакцинации главным образом обязан ее совпадению с этим временным затишьем и что сейчас заболевание снова быстро достигает своей прежней вирулентности и принимает наиболее пагубные формы, которые оно имело во времена наших предков.
Но все же справедливо будет отметить, что наш уважаемый коллега, доктор Д.Э. Дадли, президент Бомбейского теософского общества, не соглашается с точностью вышеуказанной статистики смертности, и кроме слов о потребностях его быстро растущей практики, он добавил бы кое-какое замечание. Вероятно, он найдет для этого время в следующем месяце. Тем временем давайте же послушаем местных практикующих врачей, астрологов и пандитов, что вещают шастры касательно эпидемий и других неестественных явлений.
Здесь мы встретим совершенно иной взгляд по поводу всего этого, о котором хотелось бы сообщить Европе. Нижеследующее взято из «Spiritual Notes» («Спиритические заметки») (Лондон).
Согласно утверждению доктора Винсенто Песеты ѝ Серверы, кристаллы гемоглобина, добытые из крови различных животных, имели настолько разнообразные формы и отличительные черты, что при помощи них можно было определить образец крови! Все, что для этого требовалось – это перемешивать кровь с небольшим количеством желчи, пока не образуется масса кристаллов размером не более 3 мм. Формы кристаллов получаются следующее: человек – правильные прямоугольные призмы; лошади – кубы; бык – ромбоэдры; овца – ромбоэдровидные пластины; собака – прямоугольные призмы; кролик – тетраэдры; белка – шестиугольные пластинки; мышь – октаэдры, и т. д.
Комментируя эти утверждения, «Научный журнал» весьма проницательно внушает читателю, что «если это подтвердится, то они могут послужить разрешением самого важного вопроса, поднятого доктором Лионелем Билем». Если теория Эволюции истинна, эти кристаллы, добытые из животных, находящихся в близком родстве, были бы идентичными или похожими по форме, их было бы очень просто получать один из другого. Но поскольку кристаллы гемоглобина – например, лошади и осла, собаки и лисицы, кролика и зайца или крысы и мыши – принадлежат соответственно к совершенно различным системам, это серьезный аргумент в пользу происхождения от еще какого-то существа.

Мои книги

Перевод – О. Колесников

Некоторое время тому назад один теософ, м-р R***, путешествовал поездом с американским джентльменом, который поделился с ним изумлением от своего посещения нашей лондонской штаб-квартиры. Он рассказал, как просил мадам Блаватскую посоветовать ему лучшие теософские работы и заявил ей о своем намерении начать изучать «Разоблаченную Изиду», на что, к его удивлению, она ответила: «Не читайте ее, это все вздор».
Насколько помню, я не говорила «вздор»; но по сути сказала вот что: «Не стоит, „Изида“ не понравится вам. Из всех книг, вышедших под моим именем, именно эта наиболее неудачная и плоха в литературном смысле». С той же искренностью я могла бы добавить, что в «Изиде», если тщательно проанализировать ее со строгой литературной и критической точки зрения, открывается множество опечаток и неверных цитат; она содержит бесполезные повторы, крайне раздражающие отступления от темы, а для случайного читателя, незнакомого с определенными аспектами метафизических идей и символов, столь же много явных противоречий; что значительной части материала там не следовало быть вовсе; и также, что там имеются некоторые очень серьезные ошибки из-за неправильного написания слов. И наконец, эта работа по причинам, которые сейчас будут разъяснены, не имеет в себе системы; как заметил один мой друг, она выглядит, по сути, как некая масса независимых параграфов, не имеющих между собой связи, наугад перетасованных и опубликованных в таком виде.
Таково и сейчас мое искреннее мнение. Когда я впервые после публикации 1877 года перечитала всю работу от начала до конца – в Индии в 1881 году, – ко мне пришло полное осознание этой печальной истины. С тех пор и до настоящего времени я всегда говорила то, что думаю об этой книге, и где бы ни представилась возможность, высказываю свое откровенное мнение об «Изиде». Поступаю так это к ужасу тех, кто беспокоится о том, что я ухудшаю ее продажи. Но так как в писании моей главной целью была не слава и не выгода, но нечто гораздо более высокое, я никогда не обращала внимания на такие предупреждения. Этот неудачный «шедевр», эта «монументальная работа», как называют книгу некоторые обозреватели, с ее ужасными заменами одного слова на другое, полностью меняющими смысл,[360] с ее опечатками и неверными цитатами уже более десяти лет доставляет мне больше волнений и хлопот, нежели что-либо еще за всю мою долгую жизнь, в которой терний всегда было больше, чем роз.
Но я утверждаю, что несмотря на эти огромные упущения «Разоблаченная Изида» содержит массу новой и до того времени неизвестной информации по оккультным вопросам. То, что это так, доказывается тем, что всеми, кто достаточно умен, чтобы выделить ключевое, не обратив внимание на второстепенное, отдать предпочтение идее, а не форме, не придавая значения ее досадным недостаткам, работа была весьма высоко оценена. Приписывая себе – как я далее покажу, за других – все внешние огрехи, чисто литературные дефекты работы, я без боязни упрека в тщеславии отстаиваю ее идеи и учение, ибо как я всегда заявляла, ни идеи, ни учение не являются моими; и утверждаю, что они представляют огромную ценность для мистиков и изучающих теософию. Также верно, что когда «Изида» была впервые опубликована, многие лучшие американские газеты расточали ей похвалы – вплоть до преувеличения, как явствует из приведенных ниже цитат.[361]
Первыми врагами, которые ополчились на мою книгу, были спиритуалисты, чьи фундаментальные теории, будто духи умерших общаются в propria persona, я не признаю. За последние пятнадцать лет – со времени первой публикации – на меня изливался непрерывный поток гадких обвинений. Любая клевета – от обвинений в безнравственности и теории «русского шпиона» до подлогов и подлости, что я хронический мошенник и олицетворенная ложь, пропойца, агент Папы, нанятый для того чтобы разгромить спиритуализм, и воплощение Сатаны. Любое злословие, которое только можно было представить, сваливалось на мою личную и общественную жизнь. Но ни то, что ни одно из этих обвинений не было подтверждено; ни то, что с первого января до тридцать первого декабря, год за годом, я жила, как в стеклянном доме, окруженная друзьями и недругами, – ничто не могло удержать эти злые, ядовитые и совершенно бессовестные языки. Моими недремлющими оппонентами в разное время заявлялось, что: (1) «Разоблаченная Изида» – это просто пересказ Элифаса Леви и некоторых старых алхимиков; (2) она написана мной под диктовку злых сил и духов умерших иезуитов (sic); и наконец, (3) оба моих тома составлены из рукописей (ранее неизвестных), оставленных после себя Бароном де Пальмом – знаменитым своей кремацией и двойными похоронами, – и которые я нашла в его сундуке.[362] C другой стороны, мои друзья, сколь добрые, столь же и неосмотрительные, несколько подчеркнуто говорили о связи моей работы с моим Восточным Учителем и другими оккультистами, что действительно являлось правдой; это было подхвачено врагами и раздуто до неприличной лжи. Заявлялось, что вся «Изида» от корки до корки и слово в слово была продиктована мне этими невидимыми адептами. И так как недостатки моей книги были слишком очевидными, последствия всей этой пустой и злонамеренной болтовни были таковыми, что мои враги и критики заключили – столь проворно, как они это умели, – что либо этих невидимых вдохновителей не существует и они лишь часть моего «обмана», либо их талант ниже даже среднего писателя.
Однако никто не должен отвечать за чужие высказывания, и я отвечаю лишь за то, что утверждала вслух или в публикациях за моей подписью. Итак, я заявляю следующее: что исключая прямое цитирование и многие отмеченные выше и упомянутые опечатки, ошибки и неверное цитирование, а также вообще набор «Разоблаченной Изиды», автором которых я не являюсь, (а) каждая крупица знания, изложенная в этой или более поздних работах, исходит от наших Восточных Наставников; и (б) что многие отрывки в этих трудах были написаны мною под их диктовку. Я не утверждаю этим чего-то сверхъестественного, ибо подобная диктовка не представляет из себя чуда. Любой трезвомыслящий человек, знающий сегодня о многообразных возможностях гипнотизма (признанных и исследованных современной наукой) и о феномене передачи мысли, легко признает, что если гипнотизируемый субъект, простой безответный медиум, слышит невысказанную мысль своего гипнотизера, который может таким образом передавать ему свою мысль, и даже способен повторять слова, мысленно вычитываемые гипнотизером из книги, – то и мое заявление не содержит ничего невозможного. Для мысли не существует пространства и расстояния; и если два человека находятся в прекрасном взаимном психо-магнетической контакте, и один из этих двоих – великий адепт оккультных знаний, то передача мысли и диктовка целых страниц на расстоянии в десять тысяч миль становится столь же легкой и понятной, как и передача двух слов в комнате.
До сих пор я воздерживалась – кроме очень редких случаев – от реакции на любую критику моих работ и даже оставляла без опровержений прямую клевету и ложь, так как по отношению к «Изиде» я находила почти всякий род критики законным, а что касается «клеветы и лжи», то мое презрение к клеветникам слишком велико, чтобы замечать их. Особым был случай с хулой, пришедшей из Америки. Все это исходило из одного и того же источника, хорошо известного всем теософам, – человека, наиболее неутомимо преследовавшего меня нападками последние двенадцать лет,[363] хотя его самого я никогда не видела и не встречала. Не стану я отвечать ему и сегодня. Но так как «Изида» подвергается нападкам уже, по меньшей мере, в десятый раз, настало время, чтобы мои недоумевающие друзья и все те, кто симпатизирует теософии, узнали всю правду – и ничего кроме правды. Не то, чтобы я хотела перед ними просить извинения или «оправдываться» – я собираюсь просто предоставить факты, неопровержимые и не противоречащие друг другу, излагая своеобразные, хорошо известные многим, но теперь почти забытые обстоятельства написания моей первой английской работы. Я изложу их по порядку:
(1) Когда я приехала в Америку в 1873 году, я не говорила по-английски: в детстве я училась разговорному, но с тех пор прошло более тридцати лет. Я могла читать текст, но почти не могла разговаривать.
(2) Я не получала образования ни в каком колледже, и все, что знаю, я изучила сама; я никогда не претендовала на ученость современных исследователей; в то время я с трудом читала какие бы то ни было европейские научные работы и мало знала о западной философии и науке. То немногое, что я к тому времени изучила и узнала, внушило мне отвращение своим материализмом, своей ограниченностью, духом узкого догматизма и своей атмосферой превосходства над философией и наукой древности.
(3) До 1874 г. я не написала ни слова по-английски и не опубликовала ни одной работы ни на каком языке. А потому:
(4) Я не имела ни малейшего представления о правилах литературного жанра. Искусство написания книг, их подготовка к печати и публикации, чтение и правка гранок являлись для меня неведомыми тайнами.
(5) Когда я начала писать то, что позже вылилось в «Разоблаченную Изиду», у меня было не больше представления, что получится из этого, чем у тщеславного невежды. У меня не было плана; я не знала, будет ли это книгой, эссе, памфлетом или статьей. Я знала только, что должна написать это, и все. Эту работу я начала еще до того, как близко познакомилась с полковником Олькоттом, и за несколько месяцев до образования Теософического общества.
Итак, как каждый может увидеть, условия для создания английской теософской и научной работы были вполне подающими надежду. Тем не менее, мне удалось написать текста на четыре таких тома, как в «Изиде», прежде чем я представила свою работу полковнику Олькотту. Разумеется, он сказал, что все – за исключением продиктованных страниц – следует исправить. С того момента мы принялись за наши литературные труды и работали вместе каждый вечер. В некоторых страницах он правил английский, и их я переписывала; те, которые не поддавались никакой беспощадной корректуре, он заново надиктовывал прямо с текста, англизируя мои практически неразборчивые рукописи. Именно ему я обязана английским в «Изиде». Он же предложил разделить работу на две части, первый том посвятить НАУКЕ, а второй – ТЕОЛОГИИ. Для этого потребовалось пересмотреть все изложение и связь между его частями; необходимо было исключить повторения и улучшить литературные взаимоотношения между элементами. Когда работа была готова, мы показали ее профессору Александру Уайлдеру, известному ньюйоркскому ученому и платонисту, который, прочитав труд, рекомендовал его м-ру Бартону для публикации. Вслед за полковником Олькоттом, профессор Уайлдер оказал мне неоценимую помощь. Именно он составил превосходный Указатель, исправил греческие, латинские и еврейские слова, предложил дополнительные цитаты и написал большую часть Введения «Перед Завесой». То, что это не указано в книге, вина не моя, но твердое желание д-ра Уайлдера, чтобы его имя не фигурировало нигде, кроме сносок. Я никогда не делала из этого тайны, и об этом знал любой из моих многочисленных знакомых в Нью-Йорке. Итак, подготовленная, книга пошла в печать.
С этого момента и начались настоящие трудности. Я не имела ни малейшего представления о правке гранок. Заниматься этим полковнику Олькотту не позволяло время; поэтому я с самого начала все перепутала. Счет в шестьсот долларов за правку и переделку пришел, когда мы еще не закончили и трех частей, и мне пришлось бросить корректуру. Под давлением издателя полковник Олькотт делал все от него зависящее, но мог посвящать этому только вечера, а д-р Уайлдер находился далеко в Джерси-Сити. В результате гранки и страницы «Изиды» прошли через руки множества деятельных, но неаккуратных людей и в конце концов были отданы на милость издательского корректора. Стоит ли удивляться после этого, что в напечатанных томах «Вайвасвата» (Ману) превратилась в «Вишмавитру», что тридцать шесть страниц Указателя были непоправимо потеряны, а кавычки поставлены без всякого смысла (даже в некоторых моих собственных предложениях!) и пропущены во многих местах, где они отмечали цитирование из других авторов? На вопрос, почему эти фатальные ошибки не были исправлены в последующем издании, мой ответ будет прост: гранки были стереотипными; и несмотря на все мое желание что-то изменить, я ничего не могла сделать, так как гранки являлись собственностью издателя; у меня не было денег оплачивать расходы по исправлению, а издательскую фирму вполне устраивало оставить все как есть, ибо эта моя работа – выходящая сейчас уже седьмым или восьмым изданием, – несмотря на ее явные недостатки, все еще пользуется спросом.
И сегодня – возможно, вследствие всего этого, – возводится новое обвинение: в тотальном плагиате вводной части «Перед Завесой»!
Хорошо, если я совершила плагиат, то без малейших колебаний могла бы признать и «заимствования». Но, напротив, у меня нет никакого желания признавать «параллельные места», так как у меня их не было; пусть даже «передача мыслей», как метко замечает «Pail Mall Gazette», и в моде и в почете. Как-то раз американская пресса подняла вой против Лонгфелло, который, заимствовав из какого-то (тогда неизвестного) немецкого перевода финский эпос Калевала, опубликовав его как собственную величественную поэму «Песнь о Гайавате», забыв при этом указать ее источник. Континентальная печать неоднократно высказывала различные обвинения такого рода. Нынешний год особенно богат на подобные «передачи мысли». Здесь и мэр Лондона, повторяющий слово в слово старую забытую проповедь м-ра Спургсона и клянущийся, что никогда не читал и не слышал о ней. Преподобный Роберт Брадло пишет книгу, и «Pail Mall Gazette» тут же опровергает ее как буквальную копию чьей-то чужой работы. У м-ра Гарри де Виндта, путешественника по Востоку, в его только что вышедшей в лондонской книге «Путешествие в Индию через Персию и Белуджистан» F.R.G.S. в придачу находит параллельные страницы со «Страной Белуджистан» А. В. Хьюга, идентичные verbatim et literatim. Миссис Парр отрицает в «British Weekly», что ее роман «Сэлли» сознательно или бессознательно заимствован из «Сэлли» мисс Уилкинс, и утверждает, что она не читала вышеупомянутой книги и не слышала имени ее автора и т. д. Наконец, всякий, кто читал «Жизнь Иисуса» Ренана, найдет, что автор путем предвидения совершил плагиат некоторых эпизодов, описанных стихами в «Свете Мира». Также даже сэр Эдвин Арнольд, многообразному и признанному таланту которого не требуется помощь чужого воображения, забыл поблагодарить французских академиков за свои картины горы Табор и Галилеи в прозе, которые он так элегантно переложил на стихи в своей недавней поэме. Впрочем, в этой фазе нашей цивилизации, fin de siècle, можно почитать за счастье войти в такую замечательную и многочисленную компанию плагиаторов. Однако я не могу претендовать на такую высокую честь, ибо, как уже сказала, – изо всей вводной части «Перед Завесой» заявляю как о своих только об определенных отрывках из глоссария, прилагаемого к ней, а раздел о платонизме, который ныне преподносится как «бесстыдный плагиат», написан профессором А. Уайлдером.
Этого джентльмена, ныне живущего в Нью-Йорке или недалеко от него, могут спросить, истинно мое утверждение или нет. Он слишком благороден и учен, чтобы чего-то бояться и ради этого отрицать. Он настаивал на том, чтобы к Введению присоединить своего рода глоссарий, объясняющий греческие и санскритские термины, которыми изобилует работа, а также помог в этом. Я попросила его написать краткую статью о платонистах, которую он любезно предоставил. Таким образом, со стр. 11 по стр. 22 текст его, за исключением некоторых вставок, прерывающих рассказ о философах-платонистах до того чтобы показать идентичность их идей с идеями индуистских священных книг. Кто сегодня, знающий д-ра А. Уайлдера лично либо его имя и отдающий себе полный отчет в огромной эрудиции этого выдающегося платониста, редактора многочисленных научных трудов,[364] станет столь безрассуден, чтобы обвинять его в «плагиате» чужих работ? В сноске я даю названия нескольких платоноведческих и других работ под его редакцией. Обвинения выглядят просто абсурдными!
Вполне возможно, что д-р Уайлдер, либо забывал поставить кавычки перед и после отрывков, выписываемых им в свою статью у разных авторов, либо из-за своего очень неразборчивого почерка отмечать их с недостаточной тщательностью. Невозможно по прошествии почти пятнадцати лет вспомнить и проверить все факты. До сегодняшнего дня мне представлялось, что это описание платоников было его собственным, и более ничьим. Но ныне враги углядели цитаты без кавычек и объявили д-ра Уайлдера – пожалуй, еще крикливее, чем автора «Разоблаченной Изиды», – плагиатором и мошенником. Возможно, найдут и большее, поскольку эта моя работа неисчерпаема по части неверного цитирования, опечаток и ошибок, за которые я не могу признать себя «виновной» в общепринятом смысле. Однако, пусть клеветники злословят и далее, но и в следующие пятнадцать лет, как и в прошедшие, они увидят, что чего бы они ни делали, они не в силах ни сокрушить теософии, ни причинить мне вред. У меня нет авторского тщеславия; и годы несправедливых гонений и оскорблений сделали меня совершенно равнодушной к тому, что публика может подумать обо мне лично.
Но ввиду вышеизложенных фактов, а также учитывая, что:
(а) Язык в «Изиде» не мой, но (за исключением той части работы, которая, как я заявляю, была продиктована) может быть назван лишь некой разновидностью перевода моих слов и идей на английский;
(б) Это написано не для широкой публики (что, однако, имеет для меня второстепенное значение), но для узкого круга теософов и членов Теософического общества, которым «Изида» и посвящена;
(в) Несмотря на то, что я с тех пор изучила английский язык в достаточной степени, прежде чем сотрудничать с двумя журналами («Теософист» и «Люцифер»), и в настоящее время я никогда не пишу статью, передовицу или даже просто короткую заметку без того, чтобы подвергнуть свой английский язык тщательной проверке и исправлению.
Учитывая все это и многое другое, я ныне спрашиваю всех справедливых мужчин и женщин, заслуженно ли, и даже законно ли, критиковать с тех же позиций, как работу урожденного американца или англичанина, мои труды – и прежде всего «Изиду»? То, что я утверждаю в них от своего имени, есть плод моего изучения и исследований в области, до настоящего времени остававшейся незнакомой науке и почти неизвестной в европейском мире. Лавры и похвалы за английскую грамматику, за цитаты из научных работ, пригодившихся мне, чтобы использовать отрывки из них для сравнения или для опровержения старой науки и, наконец, за общую структуру томов, я с радостью уступаю всем, кто помогал мне. Даже в случае с «Тайной Доктриной» около полудюжины теософов работали над редактированием, помогая упорядочить материал, исправить несовершенный английский и подготовить книгу к печати. Но ни один из них, от первого до последнего, никогда не станет претендовать на саму фундаментальную доктрину, философские заключения и учения. Ничего этого я не изобрела, а только провозгласила, как была научена; или, цитируя в «Тайной Доктрине» Монтеня (том I, стр. 46): «Я составил лишь букет из избранных цветов и не внес ничего своего, кроме связующей их нити».
Сможет ли хоть кто-то из тех, кто помогал мне в подготовке, сказать, что я не расплатилась сполна за ниточку?
27 апреля 1891 г.—Декларация
Мы, нижеподписавшиеся члены Теософского общества (и члены внутренней Эзотерической секции), ручаясь своей честью и репутацией, настоящим заявляем:
Что мы подвергли всесторонней проверке все обвинения и нападки, предпринятые когда-либо против личности и bona fides Е. П. Блаватской, и нашли их в подавляющем большинстве совершенно не соответствующими действительности, а в некоторых случаях и сильнейшим искажением реальных фактов.
Более того, принимая во внимание все те обвинения в плагиате, отсутствии систематичности и ошибках, – которые выдвигаются ныне и которые могут быть выдвинуты в будущем в отношении ее литературной работы, – для блага всех членов Теософического общества и для ознакомления прочих мы делаем следующее заявление:
По причине несовершенного знания Е. П. Блаватской английского языка и литературных приемов, ее работы постоянно исправлялись, переписывались и переделывались в рукописи, а их гранки, исправленные ближайшими «друзьями», были верны лишь в некоторой степени (кое-кто из «друзей» иногда снабжал текст ссылками, цитатами и советами). В результате, в них вкралось множество ошибок, пропусков, неточностей и т. д.
Однако эти работы были опубликованы исключительно с намерением привлечь внимание Западного мира к определенным идеям, без всяких претензий с ее стороны на ученость или литературное совершенство. Для этого ей (часто без возможности проверки) пришлось привести множество цитат и ссылок на исследования, о надежности и основательной изученности которых она никогда не утверждала.
В течение долгого и близкого знакомства с Е. П. Блаватской мы постоянно видели, что она работает не для себя, а на благо и просвещение Теософического общества и остальных, и первой откажется использовать в корыстных целях то, что другие могут считать ее «учением». Хотя из нашего опыта мы знаем как факт, что Е. П. Блаватская – обладатель еще более глубокого «знания», чем то, которое она смогла изложить в своих опубликованных работах.
Из всех этих соображений логически следует, что никакие обвинения не могут нисколько поколебать наше доверие к личности и bona fides Е. П. Блаватской как учителя. Поэтому в будущем мы не намерены терять время на бесполезные опровержения или отрываться от нашей работы из-за всякого рода нападок, и готовы только повторить наше настоящее заявление.
Тем не менее, мы оставляем за собой право в случае необходимости обратиться к закону.
Джордж Мид; В. Р. Олд; Лаура М. Купер; Эмилия Кислингбори; Е. Т. Стерди; Х. А. В. Корин; Констанция Вахтмейстер; Алиса Лейтон Кливер; Клаудиа Ф. Райт; Арчибальд Кетли; Изабель Купер-Окли; Анни Безант.
Мысли о карме и реинкарнации

Перевод – К. Леонов

«В человеческом теле есть артерии, тонкие, как тысячекратно расщепленный волос, наполненные флюидами голубого, красного, зеленого, желтого и др. цветов. В них размещается тонкая оболочка (основа, или эфирный каркас астрального тела), которая наследует мысленные остатки переживаний прошлых воплощений (или инкарнаций), сопровождающих ее при переходе от одного тела к другому».
– УПАНИШАДЫ

«Судите о человеке скорее по его вопросам, чем по ответам», – поучал хитроумный Вольтер. В нашем понимании этот совет действует лишь наполовину. Для его завершения и чтобы сделать его всеобъемлющим, нам следует добавить: «установите мотивы, которыми руководствуется вопрошающий». Один человек может спрашивать из искреннего побуждения научиться чему-либо и что-то узнать. Другой будет задавать нескончаемые вопросы с единственной целью – придраться к своему оппоненту и доказать, что он неправ.
Немалое число так называемых «интересующихся теософией», как они сами себя называют, принадлежит именно к этой последней категории. Мы встретим среди них материалистов и спиритуалистов, агностиков и христиан. Некоторые из них, хотя их и немного, говорят о себе, что они «открыты для переубеждения»; иные, полагая вместе с Цицероном, что никакой либеральный, стремящийся к истине человек никогда не обвинит в непостоянстве того, кто изменил свое мнение, – становятся действительно обращенными и вступают в наши ряды. Но имеются и такие – и они составляют большинство, – кто, выдавая себя за спрашивающих, являются в действительности придирчивыми критиками. Либо из-за ограниченности ума, либо из-за его отсутствия, они прячутся за своими собственными предвзятыми и нередко поверхностными мнениями и верованиями, и от них ни на шаг не отступят. Такой «искатель» безнадежен, так как его желание исследовать истину – это предлог, даже не мужественная маска, но всего лишь фальшивый нос. Он не обладает ни открытой решимостью убежденных материалистов, ни спокойным хладнокровием «сэра Оракула». Но —

«…скорее океану
Вы возбраните гнаться за луной
Волной прилива, чем в его уме
Разрушите заклятьем иль советом
То, что построил он воображеньем…»[365]
Поэтому лучше всего оставить в одиночестве такого «искателя истины». Он неуступчив и неисправим, поскольку он либо толстокожий дилетант, претендующий на ученость, самонадеянный теоретик, либо глупец. Как правило, он уже говорит о реинкарнации, не узнав еще даже о разнице между метемпсихозом, трансмиграцией человеческой души в животную форму, и реинкарнацией, или повторным рождением того же самого эго в последующих человеческих телах. Не зная истинного значения этого греческого слова, он даже не подозревает, сколь абсурдна с философской точки зрения эта чисто экзотерическая доктрина трансмиграции в животных. Бесполезно говорить ему, что природа, движимая кармой, никогда не отступает назад, но всегда стремится вперед в своей работе на физическом плане; что она может поместить человеческую душу в тело человека, в моральном отношении в десять раз более низменного, чем любое животное, но она не станет переворачивать порядок, установленный в ее царствах; и, возведя неразумную монаду зверя высокого порядка в человеческую форму в первый час манвантары, она не станет низводить это эго, раз оно стало человеком, пусть даже и самого низменного типа, обратно в животный мир, – во всяком случае, не в продолжение этого цикла (или кальпы).[366]
—
Перечень сомнительных «исследователей» никоим образом не исчерпывается этими безобидными искателями. Есть еще два класса – христиане и спиритуалисты, причем последние в некотором отношении ужаснее, чем кто-либо другой. Первые из них, по рождению и воспитанию верующие в Библию и сверхъестественные «чудеса» на основании авторитета, или, используя народную поговорку, «подтверждения из тридцать седьмых рук», часто вынуждены отступать перед лицом непосредственного свидетельства своего собственного разума и органов чувств; после этого они способны к вразумлению и переубеждению. Они создали априорные мнения и окаменели в них, подобно мухе в куске янтаря. Но этот янтарь раскололся и, как один из признаков этого, они задумываются об отчасти запоздалом, но искреннем поиске, чтобы либо удостоверить истинность своих старых суждений, либо расстаться с ними. Обнаружив, что их религия – подобно религии подавляющего большинства их товарищей – была построена на человеческом, а не божественном основании, они приходят к нам, как к хирургам, веря, что теософы могут удалить всю застарелую путаницу из их сбитых с толку мозгов. Иногда именно так и происходит; однажды увидев ошибочность того, что некогда они приняли и отождествили себя с какой-либо формой веры, и лишь потом, спустя многие годы, собрались проверить ее, они вполне естественно пытаются не впасть снова в ту же самую ошибку. Однажды они уже удовлетворились такими интерпретациями своих освященных временем догматов, поскольку это позволила сделать ошибочность, а часто и абсурдность последних; но теперь, прежде чем поверить, они стремятся узнать и понять.
Это правильное и совершенно теософское состояние ума; оно полностью соответствует заповеди Господа Будды, который учил никогда не верить просто на основании авторитета, но проверять последний средствами нашего личного разума и высшей интуиции. Лишь такие искатели вечной истины могут извлечь пользу из уроков древней Восточной Мудрости.
Поэтому наш долг помочь им защитить свои новые идеалы, снабдив их наиболее подходящим и серьезным оружием. Ибо им придется не только столкнуться с материалистами и спиритуалистами, но и сразиться со своими собратьями по религии. Последние используют против них весь свой арсенал, состоящий из пугачей библейской казуистики и истолкований, основанных на буквальном понимании текстов и изворотливом переводе псевдо откровения. Они должны быть готовы ко всему этому. Им скажут, например, что в Библии нет ни единого слова, которое подкрепляло бы веру в реинкарнацию или более чем однократную жизнь на этой земле. Биологи и физиологи посмеются над такой теорией и уверят их, что ей противоречит уже сам тот факт, что ни один человек не имеет ни одного даже мимолетного воспоминания о прошлой жизни. Неглубокие метафизики и сторонники беззаботной церковной этики этого века будут серьезно рассуждать, сколь несправедливым было бы наказывать в данной жизни за поступки, совершенные нами в предыдущем бытии, о котором нам ничего неизвестно. Все подобные возражения отметаются и выглядят явно ошибочными для любого человека, серьезно изучающего эзотерические науки.
Но что же нам сказать о наших яростных противниках, последователях Кардека, или реинкарнационистах Французской школы, а также анти-реинкарнационистах, т. е., о большей части спиритуалистов старой школы. Тот факт, что первые верят в повторное рождение, но с их собственной грубой, нефилософской точки зрения, делает нашу задачу еще более сложной. Они вбили себе в голову, что человек умирает, и его «дух», после нескольких утешительных визитов к тем смертным, которых умерший оставил, может по своей собственной доброй воле перевоплотиться в кого он захочет и когда он захочет. На их взгляд, девакханический период, продолжающийся не менее чем 1 000, а, как правило, 1 500 лет, – это мучительная ловушка для разума. У них ничего подобного не будет. То же самое думают спиритуалисты. Они в высшей степени философски возражают, что «сие попросту невозможно». Почему? Потому что эта перспектива неприятна для большинства из них, особенно для тех, кто знает о себе, что он персональный аватар, или перевоплощение некоего великого с исторической точки зрения героя или героини последних веков (вероятность появиться на свет от, или среди, отбросов Уайтчепела,[367] для них этот вопрос не стоит). И «это так жестоко», видите ли, говорить любящим родителям, что фантазия о том, что мертворожденный ребенок, их дочка, которая, как они воображают, выросла в «детской» Саммерлэнда, а теперь спустилась вниз и ежедневно навещает их в семейной комнате для сеансов, – это абсурдная вера, независимо от того, есть реинкарнация или нет. Мы не должны оскорблять их чувства, настаивая на том, что любой ребенок, умерший до наступления разумного возраста – когда только он и становится ответственным созданием, – перерождается сразу же после своей смерти, поскольку, не имея личных заслуг или недостатков в любом из своих действий, он не может претендовать на дэвакханическое воздаяние и блаженство. Кроме того, поскольку он не является ответственным, скажем, до семилетнего возраста, вся тяжесть кармических последствий, вызванных его короткой жизнью, падает прямо на тех, кто его выращивает и направляет. Они не хотят слышать ни о каких подобных философских истинах, основанных на вечной справедливости и действии кармы. «Вы оскорбляете наши лучшие, наши самые благочестивые чувства. Прочь!» – вопиют они, – «мы не признаем ваших учений».
E pur si muove! [ «А все-таки она вертится!», ит. ] Такие аргументы напоминают одно из любопытных возражений против сферической формы земли и отрицание таковой некоторыми мудрыми древними отцами церкви. «Как же может земля быть круглой?» – доказывали святой умник, «достопочтенный Бэда», и манихей Августин. – «Если бы это было так, то люди внизу должны бы были ходить вниз головой, подобно мухам на потолке. Хуже всего, они не могли бы увидеть Господа, нисходящего в своей славе в день второго пришествия!» Так же, как эти очень логичные аргументы казались неопровержимыми христианам первых веков нашей эры, столь же правдоподобными выглядят и глубокие философские возражения наших друзей, теоретиков Саммерлэнда, в наш век неотеософии.
Нас могут спросить: а каковы же ваши доказательства, что действительно имеет место подобный ряд жизней, или что вообще существует такая вещь, как реинкарнация? Мы отвечаем: (1) свидетельство любого провидца, мудреца и пророка, на протяжении бесконечной череды человеческих циклов; (2) масса фактов, выведенных логически и очевидных даже для непосвященного. Правда, этот тип доказательств – хотя нередко люди опираются именно на такое логическое свидетельство – не является абсолютно надежным. Ибо, как сказал Локк: «Сделать вывод – это означает не что иное, как при помощи одного предположения, принятого за истинное, вывести истинность другого». Однако все зависит от характера и силы этого первого предположения. Те, кто верит в предопределение, могут считать истинной свою доктрину Судьбы – то милое верование, согласно которому каждому человеческому существу заранее определен нашим «Всемилостивым Отцом Небесным» либо вечный адский огонь, либо «Золотая Арфа», по принципу игры с завязанными руками. Предположение, из которого выводится и на котором утверждается истинность этого любопытного убеждения, основывается, в данном случае, всего лишь на ночных кошмарах Кальвина, которых у него было множество. Но тот факт, что его последователи насчитывают миллионы человек, не дает основания называть всеобщей и универсальной верой ни теорию тотальной вседозволенности, ни теорию предопределения. Они все же ограничиваются лишь небольшой частью человечества, и о них никогда не слышали до появления этого французского реформатора.
Существуют пессимистические учения, порожденные отчаянием; верования, искусственно привитые человеческой природе, которые, поэтому, не могут служить добру. Но кто учил человечество переселению душ? Вера в последовательные перерождения человеческого эго в ходе жизненных циклов в разные тела – это универсальная вера, несомненно, укорененная в самом сердце человечества. Даже сегодня, когда теологические догмы человеческого происхождения задушили и почти что изгнали эту естественную, врожденную идею из ума христианина, даже сегодня сотни самых выдающихся западных философов, писателей, артистов, поэтов и глубоких мыслителей все же твердо верят в реинкарнацию. По словам Жорж Санд, мы:

Брошены в эту жизнь, как в перегонный куб, где, после предшествующего существования, о котором мы забыли, мы обречены переделываться, обновляться, закаляться страданием, борьбой, страстью, сомнением, болезнью, смертью. Все эти бедствия мы терпим ради наших богов, ради нашего очищения, и, так сказать, чтобы стать совершенными. Из века в век, от расы к расе, мы совершаем медленный прогресс, медленный, но очевидный, и, несмотря на все, что говорят скептики, появляются доказательства его успеха. Если все несовершенства нашего бытия и все горести нашего положения вселяют в нас ужас и повергают в уныние, то с другой стороны, все более благородные качества, которыми мы одарены, чтобы стремиться к совершенству, работают на наше спасение и освобождают нас от страха, нищеты и даже смерти. Да, божественный инстинкт, который всегда возрастает в свете и силе, помогает нам понять, что ничто во всем этом мире не умирает целиком, и что мы лишь исчезаем из одного круга вещей, окружающих нас в нашей земной жизни, чтобы вновь появиться в условиях, более благоприятных для нашего вечного возрастания в добре.
—
Профессор Фрэнсис Боуэн, изложение великой истины которого цитируется в «Реинкарнации; истории забытой истины»,[368] пишет:
«Можно с уверенностью утверждать, что доктрина метемпсихоза является естественной и врожденной идеей человеческого разума, судя по ее широкому распространению среди народов земли и ее преобладанию во все исторические эпохи».

Не счесть миллионы индусов, египтян, китайцев, уже ушедших с этой земли, и миллионы тех, кто верит в реинкарнацию сегодня. Та же доктрина есть и у евреев; более того, тот, кто молится личному, или поклоняется в безмолвии безличному, божеству или Принципу и Закону, скорее верит в эту доктрину, чем не верит. Вера заставляет нас считать «Бога» или «Закон» синонимом справедливости, давая маленькому и бедному человеку более чем один шанс на праведную жизнь и искупление грехов, действует он или бездействует. Наше неверие наделяет Невидимую Силу вместо справедливости дьявольской жестокостью. Она делает из нее своего рода небесного Джека Потрошителя или Нерона, соединенного с человеческим монстром. Если языческая доктрина почитает Божество, а христианская отказывает ему в почтении, какую из них следует принимать? И почему тот, кто предпочитает первую, называется – неверующим?
Но мир сегодня меняется, он менялся всегда, и вместе с ним изменяются идеи в головах консерваторов. Вопрос не в том, соответствует ли этот природный факт некоему индивидуальному хобби, или нет, но в том, действительно ли это факт, основанный, по крайней мере, на логическом доказательстве. Эти люди, увлеченные своим индивидуальным хобби, говорят нам, что это не так. Мы отвечаем: изучайте вопросы, вами отвергнутые, пытайтесь понять нашу философию, прежде чем будете отбрасывать наши учения a priori [заведомо, лат.]. Спиритуалисты жалуются, и не без оснований, на людей науки, которые, подобно Гексли, отрицают все их феномены в целом, при этом не зная о них практически ничего. Почему же они поступают точно так же с предположениями, основанными на психологическом опыте тысяч поколений провидцев и адептов? Знают ли они что-либо о законах кармы, великого Закона Воздаяния, таинственного, и все же – по своим последствиям – совершенно очевидного и ощутимого процесса в Природе, который, раньше или позже, возвращает обратно все наши хорошие и дурные поступки, как возвращается рикошетом мяч, брошенный в стену, к тому, кто его бросил? Нет, не знают. Они верят в личного Бога, которого они наделяют разумом, и который вознаграждает и наказывает, по их мнению, за каждое наше действие, совершенное в этой жизни. Они признают это гибридное божество (конечное, потому что они совершенно нефилософски наделяют его обусловленными атрибутами, упорно продолжая называть его Бесконечным и Абсолютным), не замечая тысяч ошибок и противоречий, в которые ввергают их теологические учения об этом божестве. Но когда им предлагают последовательную, философскую и логическую замену для столь несовершенного Бога, полное решение большинства неразрешимых проблем и тайн человеческой жизни, – они отворачиваются, исполнившись идиотского ужаса. Они остаются безразличными к этому нашему предложению или выступают против него лишь потому, что имя ему – КАРМА вместо Иеговы; а также потому, что это учение исходит из арийской философии – самой глубокой и мудрой из всех философий мира, – а не из семитского лукавства и интеллектуального жонглирования, превратившего астрономический символ в «единого живого Бога Богов». «Нам не нужно безличное Божество», – говорят они нам, – «негативный символ, такой как Не-Бытие, недоступен и непонятен для Бытия». Совершенно верно. «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его» [От Иоанна, 1:5]. Поэтому они и будут многословно рассуждать о своих бессмертных душах, и, исходя из того же самого принципа, согласно которому они называют личного Бога бесконечным и делают его исполинским мужчиной, они будут считать человеческий фантом – «духом» полковника Цицеро Трикла, или «духом» миссис Аманды Джеллибэг,[369] со смутной идеей о том, что оба они, по крайней мере, вечны.
—
Бесполезно, вследствие этого, пытаться и убедить таких людей. Если они не могут или не хотят получить пусть даже самое общее представление о том, что содержится в термине карма, как же они смогут понять тонкие различия в доктрине реинкарнации, хотя, как показал наш преподобный брат, жрец Йалу Найду из Хайдарабада, карма и реинкарнация является, «в действительности, азбукой Религии Мудрости». Эта мысль совершенно ясным образом выражена им в январском номере «Теософиста»: «Карма – это общая сумма наших действий, как в настоящей жизни, так и в прошлых рождениях». Утверждая, что карма бывает трех видов, он продолжает:

Санчита карма включает в себя человеческие заслуги и недостатки, накопленные в предыдущей жизни и во всех остальных прошлых рождениях. Та часть санчита кармы, которая предназначена влиять на человеческую жизнь… в данном воплощении, называется прарабдха. Третий вид кармы – это результат заслуг или недостатков действий, совершенных в данной жизни. Агами распространяется на все ваши слова, мысли и поступки. То, что вы думаете, говорите, делаете, а также все те следствия, которые возникают из-за ваших мыслей, слов и поступков в вас и тех людях, на кого они воздействуют, попадают в категорию данной кармы, которая, несомненно, окажет влияние на баланс добра и зла в вашей жизни в вашем будущем развитии [или воплощении].[370]

Таким образом, карма – это просто действие, цепь причин и следствий. То, что соединяет каждое следствие с его непосредственной причиной; то, что невидимо и столь же безошибочно руководит этими следствиями, чтобы они избрали для своей деятельности надлежащего субъекта в надлежащем месте, – все это мы называем законом кармы. Что же это такое? Не вернее ли будет назвать его рукой провидения? Это недопустимо, особенно в христианских странах, поскольку этот термин был связан здесь с предвидением и личным замыслом личного бога, и теологически интерпретировался как таковой; и в действующих законах кармы – абсолютной Справедливости, – основанных на Универсальной Гармонии, не существует ни предвидения, ни желания; и кроме того, именно наши собственные действия, мысли и поступки управляют этим законом, а вовсе не он управляет ими. «Что посеет человек, то и пожнет» [Послание к Галатам, 6:7]. Лишь совершенно нефилософская и нелогичная теология может говорить одновременно и о свободной воле, и о милости или проклятии, предопределенных для каждого человека от (?) вечности, как будто вечность может иметь какое-то начало, чтобы отправляться от! Но этот вопрос завел бы нас слишком далеко в метафизические изыскания. Достаточно сказать, что карма ведет нас к перерождению, и что это перерождение порождает новую карму, освобождаясь от старой, санчита кармы. Обе они неразрывно связаны друг с другом, одна из них заключена в другой. Давайте освободимся от кармы, если хотим избавиться от всех страданий перерождений, или – РЕИНКАРНАЦИИ.
Чтобы показать, как вера в реинкарнацию нашла себе почву даже среди не отличающихся особой интуицией западных авторов, мы приведем здесь следующие выдержки из одного англо-индийского ежедневного издания.
Метемпсихоз[371]
…В одной претенциозной миссионерской публикации была предпринята попытка всерьез опровергнуть теорию «переселения душ», которая показывает, что неспособность к метафизическим изысканиям и невежество в области психологии обрекает на неудачу всякого, кто примется за такую задачу… Аргументы, выдвигаемые в этой статье, заслуживают того, чтобы рассмотреть их один за другим.
«Во-первых, метемпсихоз пренебрегает свидетельством памяти… Так случилось, что психологи начиная с Платона привлекали внимание к привычным ментальным феноменам, в которых люди, впервые в своей жизни попавшие в специфические обстоятельства, внезапно были поражены осознанием того, что уже испытывали такое же переживание раньше… Здесь нет никакого противоречия с высшим философским учением, или с нравственными уроками или подлинным переживанием Христа; у самого Христа, даже в зрелом возрасте, случались помрачения памяти, когда он, попадая в сложные физические условия, на время полностью забывал свое состояние до воплощения… – почему не допустить, что любой другой человек, не наделенный божественной сущностью, может забывать на более или менее продолжительные периоды времени свое состояние предсуществования, если оно у него было?.. Теологи приписывают незрелости разума то видимое отсутствие сознания у младенцев, в котором более острая интуиция может различить неизбежную пропасть между разными состояниями человеческого сознания…
Второй аргумент заключается в том, что теория метемпсихоза содержит клевету на божественную справедливость. Мнимая вера индусов в то, что страдание в одном состоянии бытия искупает грех в другом, которая, в сущности, не является несправедливой и ни на йоту не менее нравственна, чем догма об унаследованном и приобретенном грехе, может быть обоснованной, а может не быть таковой; однако первый же вопрос, который возникает – разве искупление, совершенное Христом, несовместимо с трансмиграцией?.. Каким мыслимым образом может теория о том, что человек является падшим духом или возвысившимся животным, или и тем, и другим, противоречить тому, что Христос на самом деле сказал?..
Третий аргумент состоит в том, что метемпсихоз противоречит любой здравой психологии. Девять десятых религиозных проповедников, многословно рассуждающих именно таким образом… испытали бы большие затруднения, пытаясь объяснить, каким образом многие высшие человеческие обязанности согласовываются между их собственными психическими и духовными природами; а также, что происходит с единством индивидуальной ответственности перед лицом такого трехстороннего распределения.
Четвертый аргумент против трансмиграции состоит в том, что это противоречит здравой этике. Все, чего может требовать система со здравой этикой, – это, конечно, чтобы личная ответственность касалась любого разумного проявления индивидуальной воли… Каждый разумный человек должен осознавать возрастание собственного нравственного сознания, благодаря которому преодолевается пропасть между его прошлым и настоящим: если его индивидуальность сохраняется для его собственной идентификации, он осознает разные уровни в своей нравственной природе, к которым относятся различные степени ответственности. Каким же образом может выступать этот факт против здравой этики?
Пятое возражение против метемпсихоза состоит в том, что он не соответствует научным данным… Но что здесь противоречит в науке этой идее, если ее можно подтвердить на примере естественного отбора, согласно которому, если вообще существует какая-либо душа, то индивидуальная душа низшего организма может перейти поэтапно в высшие организмы?»

Мысли об элементалах

Перевод – К. Леонов

Автор посвятил долгие годы изучению этих невидимых существ – сознательных, полусознательных и полностью нечувствительных, – называемых многими именами во всех странах света и известных под общим названием «духи». Наименования, относящиеся к этим обитателям добрых и злых миров в одной римско-католической церкви – бесчисленны. Великая кириология их символических имен – это еще предмет изучения. Откройте любое сообщение о творении в первой же Пуране, какая окажется под рукой, и вы увидите разнообразие имен, которыми наделены эти божественные и полубожественные создания (произошедшие в результате первого и второго творения – пракриты и вайкриты, или падмы), которые развились из тела Брахмы. Только урдхвашроты,[372] третье творение, объемлют в себе разнообразие существ с характерными чертами и особенностями, достаточными для того, чтобы посвятить их изучению целую жизнь.
То же самое наблюдается в египетских, халдейских, греческих, финикийских или любых других описаниях. Множества этих созданий неисчислимы. Известно, что древние язычники, и особенно александрийские неоплатоники, проводили различие между их отдельными группами. Никто не рассматривал их с такой сектантской точки зрения, как это делает христианская церковь. Напротив, они поступали с ними намного мудрее, так как они проводили более тщательное и правильное различие между характерами этих существ, чем это делали отцы церкви. В соответствии с мнением последних, все те ангелы, которые не признавались слугами еврейского Иеговы, провозглашались дьяволами.
Последствия этой веры, в дальнейшем переросшей в догму, мы обнаруживаем сегодня в карме многих миллионов спиритуалистов, принятых и воспитанных в духе общепризнанных верований их церквей. Хотя спиритуалист может оттолкнуть от себя на несколько лет теологические и клерикальные верования; хотя он может быть либеральным или нелиберальным христианином, деистом или атеистом, весьма мудро отрицающим веру в дьяволов, и слишком разумным, чтобы рассматривать своих «гостей» как чистых ангелов, и думать, что он придерживается общепринятых оснований, – все же он не будет признавать иных духов, кроме духов умерших людей.
Это и его карма, а также и карма церкви. В последней такой упрямый фанатизм, такая parti pris [предвзятость мысли] вполне естественны; это ее политика. В свободном спиритуализме – это непростительно. Не может быть двух мнений по этому вопросу. Это либо вера в существование каких-либо «духов», либо их полное отрицание. Если человек является скептиком и неверующим, нам нечего сказать ему. Как только он поверит в голоса и духов вообще – ситуация изменится. Если этот мужчина или эта женщина свободны от предубеждений и предвзятости, кто же может поверить, что в бесконечной вселенной жизни и бытия – скажем, в одной солнечной системе, – что в этом безграничном пространстве, в котором спиритуалисты размещают свой «Саммерленд», существуют лишь два вида сознательных существ – люди и их духи; обладающие телами смертные и бестелесные бессмертные.
Будущее держит про запас для человечества удивительные сюрпризы, и теософия, или скорее ее последователи, будут полностью оправданы в не столь уж отдаленные времена. Нет смысла спорить о вопросе, который был столь полно обсужден теософами и принес лишь посрамление, преследования и ненависть к пишущим на эту тему. Поэтому мы не будем сходить с нашего пути и повторяться. Элементалы и элементарии каббалистов и теософов были достаточно осмеяны. От Порфирия до демонологов прошлого столетия предоставлялся факт за фактом, одно доказательство громоздилось на другое, но с тем же эффектом, какой бывает от рассказа сказочной истории в детской.
Эксцентричная книга о похождениях графа де Габалиса, увековеченная аббатом де Вилларом, была вновь переведена и напечатана в Бате. Тем, кто имеет склонность к юмору, предлагается прочитать ее и поразмышлять о ней. Такой совет дается нами с целью проведения параллели. Я прочитала ее много лет назад, и перечитала ее теперь снова с много большим вниманием, чем в первый раз. И мое скромное мнение в отношении этого труда – если кто-нибудь соблаговолит выслушать его – это то, что кто-то может месяцами искать и никогда не обнаружить линию разграничения между «духами» комнат для спиритических сеансов и сильфами и ундинами французской сатиры.
Существует зловещий разомкнутый круг в веселых замечаниях и остротах ее автора, который, в то время как он высмеивает то, во что верит, вероятно, имеет предчувствие своей скорой кармы,[373] которая будет иметь вид убийства.
Достойно внимания его введение к «Графу де Габалису».
«Я был весьма удивлен в один Замечательный День, когда я увидел человека, вошедшего с чрезвычайно взволнованным видом; он важно поприветствовал меня, сказав мне по-французски с акцентом иностранца: «Поклонись моему сыну; поклонись самому великому Богу мудрецов; и пусть твое эго не станет самодовольно наполненным гордостью от того, что он посылает тебе одного из детей мудрости, принимает тебя в члены их общества, и делает тебя обладателем чудес всемогущества».[374]
Лишь одно может послужить в качестве ответа тем, кто ради своей выгоды использует такого рода материал для высмеивания оккультизма. «Сервитиссимо» дается самим аббатом де Вилларом в «Послании к милорду» в виде иронического введения к вышеупомянутой работе.
«Я настоятельно порекомендовал бы ему (автору „Габалиса“) в корне изменить форму его повествования, ибо шутливая манера, присущая автору, не кажется мне уместной в данном случае. Эти мистерии каббалы представляют собой серьезные вещи, которые многие из моих друзей серьезно изучают… насмехаться над которыми безусловно опасно».
Verbum sat sapienti [Для умного достаточно].
Они «опасны», совершенно верно. Но с тех пор, как история начала накапливать мысли и факты, одна половина человечества всегда глумилась над другой половиной и высмеивала ее наиболее чтимые верования. Это, тем не менее, не может превратить факт в выдумку, или не может уничтожить сильфов, гномов или ундин в природе; ибо последние в союзе с саламандрами могли много легче уничтожить неверящих или нанести ущерб страховым компаниям, невзирая на то, что они верят в мстительных саламандр еще меньше, чем в огонь, который возникает благодаря случайности и несчастью.
Теософы верят в духов не меньше, чем спиритуалисты, но, в духов, столь же различающихся в своем многообразии, как и пернатые обитатели неба. Среди них есть кровожадные ястребы и летучие мыши-вампиры, так же как голуби и соловьи. Они верят в «ангелов», ибо многие видели их

…в изголовье постели больных;
Их походка легка, голос мягок и тих.
И пока дух истерзанный бьется, как свеча на ветру, —
За жизнь его со смертью они ведут борьбу!
Но они не были трехпалыми материализациями современного медиума. И если бы все наши доктрины были сделаны из «шуток» де Виллара, они не могли бы противоречить утверждениям оккультистов о том, что их учение – это исторические и научные факты, в каком бы одеянии они не представали перед взором непосвященного. С тех пор, как первые короли начали править «по милости Бога», миновали бесчисленные поколения шутов, предназначенных для развлечения их высочеств и величеств; и большинство этих недостойных людей имели больше мудрости в основании своих горбов и на кончиках своих пальцев, чем все их королевские хозяева вместе взятые имели в своих безмозглых головах. Лишь они имели неоценимую привилегию говорить истину при дворе, и над этими истинами всегда смеялись…
Это отступление; но такие работы, как «Граф де Габалис», должны быть спокойно проанализированы, и должен быть показан их истинный смысл для того, чтобы они не превратились в «кувалду» для разбивания тех работ, которые не допускают юмористического тона в отношении мистических, или даже священных, предметов, и говорят то, что они должны сказать. Утверждают, что больше истины содержится в остроумных шутках и хвастовстве этой «сатиры», полной оккультных и истинных фактов, чем хотело бы это признать большинству людей.
Одного-единственного факта, приведенного в качестве примера и существующего в настоящее время среди медиумов, будет достаточно для того, чтобы доказать нашу правоту.
Ранее говорилось, что белая магия очень мало отличается от колдовской практики, за исключением своих последствий и результатов – добрых или злых побуждений. Многие из предварительных правил и условий, необходимых для вступления в общество адептов, также идентичны во многих отношениях независимо от того, идет ли речь о левом или о правом путях. Так, «Габалис» говорит автору:
Мудрые никогда не примут тебя в свое общество, если ты не откажешься с этого самого момента от вещи, которая не выносит соревнования с мудростью. Вы должны отказаться от всех плотских отношений с женщинами (стр. 27).
Это sine qua non [необходимое условие] для практикующих оккультистов – розенкрейцеров или йогов, европейцев или азиатов. То же самое для дугпа и фаду из Бутана и Индии, для вуду и нагуалей из Нового Орлеана и Мексики,[375] с некоторыми дополнениями в последнем случае. И они могут иметь телесные отношения с мужскими и женскими джиннами, элементалами, или демонами, называемыми любым именем по вашему усмотрению.[376]
«Я не буду объяснять тебе ничего, кроме принципов древней каббалы», – говорит Габалис своему ученику. И он сообщает ему, что элементалы (которых он называет элементариями), населяющие четыре элемента, а именно сильфы, ундины, саламандры и гномы, живут много веков, но их души не являются бессмертными. «По отношению к Вечности… они должны в конце концов превратиться в ничто»… «Наши отцы, философы», – продолжает soi-disant [так называемый] розенкрейцер, – «говоря с Богом лицом к лицу, жаловались ему на несчастье этого народа (элементалов), и Бог, чье милосердие безгранично, объявил им, что представляется возможным найти средство против этого зла. Он внушил им, что таким же образом, как человек был сделан участником божественного благодаря тому союзу, который он заключил с Богом, так же и сильфы, гномы, нимфы и саламандры тоже могут быть сделаны участниками бессмертия посредством союза, который они могут заключить с человеком. Так, нимфа или сильфида становится бессмертной и способной к блаженству, к которому мы стремимся, если ей удастся выйти замуж за мудреца; гном или сильф перестанет быть смертным с того момента, когда он женится на одной из наших дочерей».
Подойдя к этому щекотливому вопросу практического колдовства, «мудрец» заключает следующим образом:
«Нет, нет! Наши мудрецы никогда не ошибались так, чтобы приписывать падение первых ангелов их любви к женщинам, или утверждать, что они толкнули мужчин во власть Дьявола… Во всем этом не было ничего криминального. Они были сильфами, которые попытались стать бессмертными. Их невинные занятия, достаточно далекие от того, чтобы шокировать философов, появились специально для нас, чтобы мы могли путем всеобщего совета полностью отказаться от женщин; и полностью отдать себя тому, чтобы обессмертить нимф и сильфов» (стр. 33).
И так же поступают некоторые медиумы, особенно в Америке и во Франции, которые хвастаются тем, что они являются мужьями или женами духа. Мы лично знаем таких медиумов, мужчин и женщин, и невозможно отрицать этот факт, столь еще свежий в памяти и имеющий отношение к нашим коллегам и единоверцам, которые избежали смерти или безумия только став теософами. Лишь следуя нашему совету, они смогли окончательно избавиться от своих «духовных супругов» того или иного пола.
Должны ли мы в данном случае сказать также, что это все клевета и выдумка? Пусть в таком случае те посторонние, кто вместе со спиритуалистами не склонны видеть в этих общениях днем и ночью с «духами мертвых» ничего, кроме невинного времяпрепровождения, попробуют понаблюдать. Пусть те, кто смеется или насмехается над нашими предостережениями и учением и потешается над нами, объяснят с помощью беспристрастного анализа тайну и смысл таких фактов, как наличие в мозгу некоторых медиумов и сенситивов представления о том, что они на самом деле состоят в браке с мужскими или женскими духами. Объяснения лунатизма и галлюцинации ничего не дадут, если их поставить лицом к лицу с неопровержимыми фактами МАТЕРИАЛИЗАЦИИ ДУХА. Если существуют «духи», способные пить чай и вино, есть яблоки и печенье, целовать и касаться посетителей комнаты для спиритических сеансов, и все эти факты доказаны так же, как и существование самих этих гостей, – почему те же самые духи не могут также выполнять и супружеские обязанности? И кем являются эти «духи», и какова их природа? Пусть нам говорят спиритисты, что привидения мадам де Севиньи, или Дельфины (мы воздерживаемся от упоминания ее фамилии из-за того, что ее родственники еще живы), являются действительными «духами» этих двух умерших леди, и что последняя почувствовала «духовное сродство» с идиотическим, старым, неряшливым канадским медиумом, и таким образом стала его счастливой женой, как он об этом публично заявляет, и результатом этого союза стало множество «духовных» детей, порожденных этим святым духом. И кто является астральным мужем, ночным супругом хорошо известной нью-йоркской женщины-медиума, которую автор знает лично? Пусть читатель получит любую информацию, какую он только сможет, об этом последнем развитии духовных (?!) связей. Пусть он подумает об этом серьезно, а затем прочтет «Графа Габалиса», и особенно примечания к нему с включениями латинского текста; тогда может быть он сможет лучше оценить всю серьезность предполагаемой «болтовни» в рассматриваемой работе[377] и понять истинное значение содержащихся в ней шуток. Тогда он ясно увидит ужасную связь, существующую между фавнами, сатирами и инкубами св. Иеронима, сильфами и нимфами графа де Габалиса, «элементариями» каббалистов – и всеми этими поэтическими духовными «Лили» «Общины Гарриса», астральными «Наполеонами» и другими бестелесными Дон-Жуанами из «Саммерленда», «духовными симпатиями из-за могилы» в современном мире медиумов.
Невзирая на этот ужасный набор фактов, в журнале спиритуалистов нам каждую неделю говорят, что в лучшем случае мы не знаем и не понимаем того, о чем говорим. «Платон» (наглый псевдоним, между прочим), неудовлетворенный экс-теософ, говорит спиритуалистам (см. «Свет», 1 января 1887 года), что не только не существует перевоплощения – как об этом говорил ему астральный «дух» умершего друга (поистине ценное и беспристрастное доказательство), но и то, что вся наша философия обесценивается этим самым фактом! Карма, говорят нам, это чепуха. «Без кармы перевоплощение не может состояться», – и, поскольку его астральному осведомителю «был задан вопрос о теории перевоплощения, и он сказал, что не может найти даже одного факта или его следа, говорящего в пользу этого…», то этот «астральный» информатор заслуживал полного доверия. Он не может лгать. Ибо «человек, который изучал химию, имеет право на собственное мнение, он заслужил право высказываться о различных фактах и теориях в этой области… особенно если во время своей земной жизни он пользовался уважением и восхищением благодаря своему изучению тайн природы, а также своей правдивости».[378]
Поверим, что «астралы» таких выдающихся химиков, как Крукс и Бутлеров, хотя и бестелесные, будут воздерживаться от возобновления слишком частого общения со смертными. Ибо post mortem [посмертное] общение людей, столь хорошо изучивших химические проблемы, приобрело бы непогрешимую репутацию в большей степени, чем это могло бы принести пользу для прогресса человечества и развития интеллектуальных способностей. Но доказательства являются достаточно убедительными и неоспоримыми для нынешнего поколения спиритуалистов, если имя, принятое с помощью «астрального контроля друга», было именем правдивого и уважаемого человека. Все это привело к тому, что более чем сорокалетний опыт общения с духами, которые больше лгали, чем говорили правду, и делали много больше зла, чем добра, – не привел ни к чему. И таким образом, в «духов-мужей и духов-жен» следует верить, если они говорят, что являются тем-то или той-то. Поэтому, как справедливо доказывает «Платон»: «Нет прогресса без знания, и знание истины, основанное на факте, – это прогресс в высшей степени, и если астралы прогрессируют, как утверждает этот дух, то философия оккультизма в отношении реинкарнации с этой точки зрения является ложной; и откуда мы знаем, что многие другие точки зрения корректны, если они не имеют доказательства?»
Это – высокая философия и логика. «Конец мудрости – это консультация и совещание»… с «духами», мог бы добавить Демосфен, который знал, где ожидать их, – но все это оставляет открытым вопрос о том, «кто эти духи». Ибо там, «где доктора расходятся во мнениях», должна быть почва для сомнений. И кроме того зловещего факта, что духи разделяются в своих взглядах на реинкарнацию – так же, как спиритуалисты и спиритисты, «любой человек не является достойным защитником для истины и не подходит для того, чтобы принять вызов в установлении истины», – говорит сэр Т. Браун. Это не непочтительный выпад против «Платона», кто бы он ни был, но аксиома. Выдающийся ученый профессор У. Крукс дал однажды очень мудрое определение истины, показав, каким необходимым является проведение различия между истиной и точностью. «Человек может быть настолько правдивым», – замечает он, – «что может быть полон желания одновременно и получать истину, и учить ей; но хотя этот человек и имеет большие естественные способности к наблюдению, или даже он был обучен благодаря научным занятиям некоторым видам наблюдения, замечания, сравнения и аккуратного детального изложения, он не способен дать заслуживающий доверия, аккуратный и поэтому истинный отчет о своих опытах. Его намерения могут быть честными, но если он имеет хоть искру энтузиазма, он вероятно всегда будет переходить к обобщениям, которые могут быть как ложными, так и опасными». Короче, как это выразил другой известный человек науки, сэр Джон Гершель: «Главное и поистине единственное свойство истины – это способность вынести проверку универсального опыта и остаться неизменной при любом возможном способе честной дискуссии».
Ныне очень немногие спиритуалисты (если вообще какие-либо) содержат в себе эти драгоценные качества, требуемые профессором Круксом; другими словам, их энтузиазм всегда ограничивает правдивость; это и приводило их к ошибкам в последние сорок лет. Отвечая на это, мы могли бы с большой справедливостью сказать (и это следует признать), что такое научное определение отрезает сразу оба пути; то есть, что теософы, если сказать коротко, оказываются в одной коробке со спиритуалистами; что они исполнены энтузиазма, и поэтому также доверчивы. Но в первом случае ситуация меняется. Вопрос заключается не в том, что думают лично спиритуалисты или теософы о природе духов и степени их правдивости; но в том, что говорит «универсальный опыт», требуемый сэром Джоном Гершелем. Спиритуализм – это философия (если он вообще таков, что мы до сих пор отрицали) лишь вчерашнего дня. Оккультизм и философия Востока, абсолютно ли истинные, или относительно, – это учения, пришедшие к нам из времен седой античности; и если – в писаниях и традициях Востока; в многочисленных фрагментах и манускриптах, оставленных нам неоплатоническими теософами; в жизнеописаниях таких философов, как Порфирий и Ямвлих; в жизнеописаниях средневековых теософов и так далее, ad infinitum [до бесконечности]; – если мы обнаруживаем во всех них те же самые идентичные свидетельства о крайне разнообразной и часто опасной природе всех этих гениев, демонов, богов, лар и «элементариев», ныне смешанных в одну кучу под названием «Духи»; мы не можем потерпеть неудачу в отношении какой бы то ни было «выносимости проверки универсальным опытом» и «сохранения неизменности» при любой форме наблюдения и опыта.
Теософы создают лишь продукт опыта, освященного веками; спиритуалисты придерживаются своих собственных взглядов, появившихся около сорока лет назад, и основываются на своем неуклонном энтузиазме и эмоциональности. Но пусть спросят любого беспристрастного, непредвзято мыслящего свидетеля того, что вытворяют «духи» в Америке, не принадлежащего ни к теософам, ни к спиритуалистам: «В чем разница между невестой-вампиром, от которой Аполлоний Тианский, как говорят, получил маленького друга, который медленно убивал ночных суккубов, и духами-женами и духами-мужьями медиумов?» Конечно, никакой – был бы правильный ответ. Тот, кто не содрогается от этого отвратительного возрождения средневековой демонологии и колдовства, может по крайней мере понять причину того, почему из всех многочисленных врагов теософии – которые разоблачают тайны «мира духов» и срывают маски с тех духов, которые скрываются под именами знаменитостей – никто не является столь же ожесточенными и непримиримыми, как спиритисты-протестанты и спиритуалисты стран римско-католический церкви.
«Monstrum horrendum informe cui lumen ademptum»…[379] – это подходящий эпитет, который можно отнести к большинству «Лили» и «Джо» мира духов. Но мы не беремся в полной мере – следуя примеру спиритуалистов, которые не различают веру в каких-либо иных «духов», кроме «дорогих усопших», – утверждать, что кроме природных духов, или элементалов, оболочек, или элементариев, «богов» и гениев, не существует никаких других духов из невидимого царства; или, что нет в действительности святых и великих духов, которые общаются со смертными. Ибо это не так. То, что оккультисты и каббалисты говорили всегда, и теософы повторяют сейчас, – это то, что эти святые духи не посещают различные комнаты для сеансов, и они не будут вступать в брак с живыми мужчинами и женщинами.
Вера в существование невидимых, но столь часто появляющихся гостей из миров, лучших или худших, чем наш собственный, слишком глубоко укоренилась в сердцах людей, чтобы ее можно было вырвать оттуда холодной рукой материализма или даже с помощью науки. Груз предрассудков, связанных с насмешками, лучше всего служил для воспитания дополнительного ханжества и общественного лицемерия среди образованных классов. Ибо существует немного людей (если они вообще есть), на самом дне души которых вера в сверхчеловеческие и сверхчувственные создания не остается пребывать в скрытом виде, но пробуждается к жизни при первом же благоприятном случае. Много есть таких людей науки, которые отказались от своей детской веры в короля эльфов и сказочную королеву и покраснели бы от стыда, будучи обвиненными в вере в колдовство, – и тем не менее стали жертвой обмана «Джо», «Дейзи» и других привидений и «духов». И, хотя они и перешли Рубикон, они боятся насмешек не меньше. Эти ученые так же отчаянно отстаивают реальность воплощенных и других духов, как если бы это были математические законы. Такие душевные устремления выглядят врожденными для человеческой природы, и кажется, что спящий просто пробуждается к активной деятельности; такие стремления пересечь границы материи превращают многих убежденных скептиков в неистово верящих при первом появлении того, что им неоспоримо доказано (все подобные психологические феномены человеческого темперамента), и нашли ли наши современные физиологи ключ к ним? Останется ли приговором «non compos mentis» [ «не владеющий рассудком»] или «жертва обмана и психологии»? и т. д., и т. д. Когда мы говорим, имея ввиду неверующих, что они всего лишь «горстка», – это утверждение не содержит в себе никакой недооценки; ибо это не те, кто громко восклицает против унизительных предрассудков, «оккультного безумия» и тому подобного, кто является наиболее сильным в своем скептицизме. При первой возможности они будут во главе тех, кто падет и сдастся. И если кто-нибудь тщательно подсчитает всевозрастающие миллионы спиритуалистов, оккультистов и мистиков в Европе и Америке, он не станет оплакивать вместе с Каррингтоном «Уход фей». Их время прошло, говорит поэт:

«…Они растаяли как дым,
Прекрасные и хрупкие виденья, —
В канву из суеверий вплетены
В начале всех начал времен тех дальних,
Воспеты трепетно легендами отцов, —
Они ушли, растаяли как дым,
Гонимые науки жезлом!..»
Мы утверждаем, что они ничего подобного не сделали; и что напротив, существуют такие «феи» – много более прекрасные, нежели ужасные, – которые серьезно угрожают под своими новыми масками и именами разоружить науку и сломать ее «жезл».
Вера в «духов» законна, потому что она вырастает на авторитете опыта и наблюдения, и кроме того она подтверждает другое верование, также рассматриваемое как предрассудок: а именно, политеизм. Последний основывается на факте: духов, спутанных с богами, люди видели в каждом веке – отсюда вера в многочисленных и разнообразных богов. Монотеизм, с другой стороны, основывается на чистой абстракции. Кто видел Бога – мы имеем ввиду Бога, Бесконечного и Всемогущего, того, о котором столь много говорят монотеисты? Политеизм – если человек утверждает право божественного воздействия от своего имени – логичен и согласуется с философиями Востока, которые, будучи пантеистическими или деистическими, провозглашают ЕДИНОГО как бесконечную абстракцию, абсолютное Нечто, которое полностью трансцендентно концепции конечности. Без сомнения, такая вера более философична, чем те религии, чьи теологии, провозглашая с одной стороны Бога, таинственное и даже Непостижимое Существо, которое «никто не может увидеть и остаться живым» [Исход, 33:20], показывают его в то же самое время столь человеческим и столь незначительным Богом, который сам заботится о нижнем белье[380] для своего избранного народа, и в то же время отказываются сказать что-либо определенное о бессмертии собственных душ, или о их воскресении после смерти!
Таким образом, вера в множество и множества духовных существ, обитающих на различных планах и сферах вселенной, в сознающие интра-космические существа, на самом деле, логична и осмысленна, в то время как вера в экстра-космического Бога абсурдна. И если Иегова, который так ревниво относился к своим евреям и приглядывал за тем, чтобы они не имели никакого другого Бога, кроме него, был столь великодушен, что наделил Моисея титулом выше фараона («Смотри, Я поставил тебя Богом фараону, и Аарона… твоим пророком» – Исход, 7:1) как египетского королевского божества, почему бы не позволить «язычникам» выбор своих собственных богов? Когда мы верим в существование наших эго, мы можем легче поверить в дхиан коганов. Как об этом пишет Хэер: «человек – это смешанное существо, состоящее из духовного и плотского тела; ангелы – это чистые духи, пребывающие неподалеку от Бога, и являются сотворенными и ограниченными во всех отношениях, в которых Бог бесконечен и несотворен». И если Бог таков, как в последнем случае, то он представляет собой не «Существо», но бестелесный Принцип, который не может быть богохульно антропоморфным. Ангелы, или дхиан коганы – это «живые существа»; этот принцип «само-сущей», вечной, всепроникающей ПРИЧИНЫ причин – это лишь абстрактный ноумен «Реки Жизни», чьи вечно катящиеся волны сотворили равным образом и ангелов, и людей, и первое существо – это просто «человек высшего порядка», как интуитивно замечает Юнг.
Многие народы совершенно оправданно верят в множественность богов; как бы не называли их сегодня – духами, ангелами или демонами, – христианские народы не менее политеистичны, чем их языческие братья. Двадцать или тридцать миллионов существующих сегодня спиритуалистов и спиритистов совершают служение своим мертвым так же тщательно, как современные китайцы и индусы служат своим гу-ен,[381] бхутам и пишачи, – язычество, однако, лишь предохраняет их от посмертного зла.
Хотя эти боги, как утверждают, и «превосходят человека в некоторых отношениях», не следует делать вывод, что скрытые силы человеческого духа во всем ниже таких сил у дева. Их способности более развиты, чем способности обычного человека; но в конечном счете им предписан предел их развития, которому не подвержен человеческий дух. Этот факт прекрасно отражен в символическом виде в Махабхарате, где Арджуна, выступающий под именем Нара (человека) одержал без какой-либо помощи победу над целым скопищем дева и дева-йони (низших элементалов). И мы обнаруживаем отражение той же самой силы в человеке в Библии, ибо апостол Павел прямо говорит своим слушателям: «Разве вы не знаете, что мы будем судить ангелов?» [1 Коринф., 6:3]; и говорит об астральном теле человека, soma psychikon, и духовном теле, soma pneumaticon, которые «не имеют плоти и костей», но все же обладают внешней формой.
Класс существ, называемых девами – чьи разновидности столь многочисленны, что здесь не может быть приведено никакое их описание, – представлен в некоторых оккультных трудах. Существуют высшие и низшие девы, высшие элементалы и элементалы, которые много ниже людей и даже животных. Но все они или были, или будут людьми, и первые будут снова рождены на высших планетах и в других манвантарах. Однако следует отметить одну особенность. Питри, или наши «лунные предки», и взаимоотношения смертных с ними использовались некоторое время спиритуалистами как аргумент в пользу того, что индусы верили в «духов» и даже поклонялись им. Это большая ошибка. Они всегда советовались не с индивидуальными питри, но с их коллективно накопленной мудростью; эта мудрость мистически и аллегорически проявляется на светлой стороне луны.
Те, кого призывают брахманы, – это не «духи» бестелесных предков, полный смысл наименования которых можно будет найти во 2-ом томе «Тайной Доктрины», где объясняется происхождение человека. Наиболее высокоразвитый человеческий дух всегда заявит, оставляя свою обитель тела, – «nacha purârvarti» – «я не вернусь назад», – и таким образом окажется за пределами досягаемости любого живого человека. Но для того, чтобы полностью понять природу «лунных» предков и их связи с «луной», было бы необходимо открытие оккультных тайн, которые не предназначены для ушей простых обывателей. Поэтому нами может быть дано не больше, чем несколько намеков, которые и следуют далее.
Одним из имен луны в санскрите является сома, которая также представляет собой, как это хорошо известно, название мистического напитка брахманов и показывает взаимосвязь между ними. «Пьющий сому» обретает силу, которая обеспечивает ему непосредственные взаимоотношения со светлой стороной луны, и таким образом получается вдохновение от концентрированной интеллектуальной энергии сверкающих предков. Эта «концентрация» и луна, являющаяся накопителем этой энергии, – это тайна, чье значение не может быть обнаружено за многочисленными фактами, упоминающими продолжительное воздействие определенного рода, оказываемое на землю со светлой стороны лунного диска.
То, что кажется (несведущим) одним потоком, имеет двойную природу – одна из них дарует жизнь и мудрость, другая же смертельна. Тот, кто может отделить первую от последней, как Калахамса отделил молоко от воды, смешанных вместе, проявив таким образом великую мудрость, – будет вознагражден. Слово «питри», без сомнения, означает предка; но то, что вызывают, – это эзотерическая лунарная мудрость, а не «лунный предок». Это та Мудрость, которая была вызвана благодаря Ку-та-ми, астрологу в «Набатейской агрокультуре», который записал «откровение Луны». И тому есть и другая сторона. Если большинство брахманических религиозных церемоний связаны с полной луной, то черные церемонии колдунов совершаются в новолуние или в последнюю четверть. Ибо сходным образом, когда злонамеренный человек или колдун достигает завершения своей вредоносной деятельности, вся дурная карма и все злое вдохновение сойдет на него как темный инкуб зла из «темной стороны луны», которая является terra incognita науки, но хорошо изученной местностью для адепта. Колдун, дугпа, который всегда совершает свои адские ритуалы в ночь новолуния, когда добрые воздействия питри находятся в наиболее ослабленном состоянии, кристаллизует часть сатанинской энергии своих предшественников в зло и использует его для своих собственных низменных целей; в то время как брахман, с другой стороны, следует соответствующим благотворным курсом, используя энергию, переданную ему его питри… Таким образом, именно это и есть подлинный спиритуализм, сердце и душа которых остались полностью незамеченными современными спиритуалистам. Когда придет день полного откровения, будет видно, что так называемые «предрассудки» брахманизма и древнего язычества в целом были просто естественными и психическими науками, сокрытыми от глаз непосвященных невежественных миллионов (из-за опасности их осквернения и неправильного употребления) с помощью символической и аллегорической маскировки, которую неспособна раскрыть современная наука.
Мы заявляем, что не является теософом тот, кто всегда верил в «унизительные предрассудки» или помогал им распространяться в большей степени, чем это делают философские или научные общества. Единственное различие между «духами» других обществ, сект и организаций и нашими заключается в их именах и в догматических утверждениях относительно их свойств. В тех, кого миллионы спиритуалистов называют «духами умерших», и в ком католическая церковь видит дьяволов сатанинского войска – мы не видим ни того, ни другого. Мы называем их дхиан коганами, девами, питри, элементалами, высшими и низшими, – и знаем их как «богов» язычников; временами наше знание несовершенно, но оно никогда не бывает полностью ложным. Каждый класс имеет свое имя, свое место, свои функции, определенные ему в природе; и каждый из них – это наполнение и завершение своей собственной определенной сферы, так же как человек является наполнением и вершиной на земле; такова естественная и логическая необходимость, существующая в Космосе.

Наука жизни

Перевод – К. Леонов

Что такое жизнь? Сотни наиболее глубоких философов, множество ученых и опытных врачей задавало себе этот вопрос, но практически безрезультатно. Покрывало, которым окутан предвечный космос и таинственное зарождение жизни, никогда не было приподнято так, чтобы это удовлетворило серьезную и искреннюю науку. Чем больше люди официального знания пытались проникнуть сквозь его темные складки, тем сильнее сгущалась эта тьма, и тем меньше они видели, ибо они подобны искателю сокровищ, который странствовал по всем морям в поисках того, что было зарыто в его собственном саду.
Но что же такое тогда эта наука? Не биология ли это, или, быть может, это изучение жизни в более широком смысле? Нет. Может это физиология или наука об органических функциях? Тоже нет; ибо первая из них оставляет эту проблему, как трудную загадку Сфинкса; а последняя – это скорее наука о смерти, чем о жизни. Физиология основывается на изучении функций различных органов, и эти органы необходимы для проявления жизни, но то, что эта наука называет живой материей, является, на самом деле, материей мертвой. Каждая молекула живых органов содержит в себе зачаток смерти, и начинает умирать, как только рождается, чтобы та молекула, которая будет ее преемником, смогла жить лишь для того, чтобы в свою очередь умереть. Орган, естественная часть любого живого существа, является лишь средой для некой особой функции в течение жизни и комбинацией из таких молекул. Жизненный орган (как и весь организм) надевает на себя маску жизни и таким образом скрывает постоянное разложение и смерть своих частей. Поэтому ни биология, ни физиология не являются наукой и даже отраслями науки жизни, но суть лишь науки о видимости жизни. В то время как истинная философия стоит подобно Эдипу перед Сфинксом жизни, едва осмеливаясь произнести тот парадокс, который содержится в ответе на предложенную загадку, материалистическая наука, самонадеянная, как и всегда, никогда ни на одно мгновение не сомневаясь в своей собственной мудрости, гипнотизирует саму себя и многих других, заставляя поверить в то, что она разрешила величественную тайну бытия. Однако, в действительности, приблизилась ли она хотя бы к ее порогу? Конечно, она никогда не сможет содействовать распространению истины, пытаясь ввести себя и других неосторожных людей в заблуждение и утверждая, что жизнь – это всего лишь результат сложного сочетания молекул. Разве витальная сила и на самом деле является «фантомом», как ее называет Дюбуа Реймон? Ибо его язвительное замечание, что «жизнь», как нечто независимое, это лишь asylum ignorantiae [убежище неведения, лат. ] для тех, кто хочет найти себе приют в абстракциях, когда прямое объяснение невозможно, с много большим основанием подходит к тем материалистам, которые мешают людям видеть реальные факты, помещая в этом месте напыщенные и труднопроизносимые слова. Разве какое-нибудь из пяти подразделений жизни, столь претенциозно названных – архебиозис, биокрозис, биодиэрезис, биокенозис и биопародозис,[382] помогли когда-либо Гексли или Геккелю полнее изучить тайну зарождения хотя бы простейшего муравья, – не говоря уж о человеке? Вне всякого сомнения – нет. Ибо жизнь и все, что к ней относится, принадлежит к законному владению метафизика и психолога, а физическая наука не может иметь никаких претензий на все это. «То, что было, это то, что будет; и то, что было, уже названо – и известно, что это ЧЕЛОВЕК», – таков ответ на загадку Сфинкса. Но «человек» в данном случае не имеет отношения к физическому человеку, – во всяком случае, не в его эзотерическом значении. Скальпели и микроскопы могут раскрыть тайну материальных частей оболочки человека: они никогда не смогут прорезать окно в его душу, чтобы открыть хотя бы малейшее пространство на любом из более обширных горизонтов бытия.
И только те мыслители, которые, следуя дельфийским предписаниям, познавали жизнь в своих внутренних личностях, те, кто тщательным образом изучил ее в самих себе, прежде чем попытаться проследить ее и проанализировать ее отражения в своих более внешних оболочках, были вознаграждены некоторым успехом. Подобно огненным философам средневековья, они перепрыгивали через видимости света и огня в мире следствий и сконцентрировали все свое внимание на обретении тайных сил. Затем, прослеживая их до единственной абстрактной причины, они попытались постигнуть ТАЙНУ, каждый из них настолько, насколько это позволяли сделать его интеллектуальные способности. Таким образом, они установили, что 1) кажущийся живым механизм, называемый физическим человеком, это лишь топливо, материал, которым питается жизнь, чтобы проявить себя; и 2) что благодаря ему внутренний человек получает в качестве платы и вознаграждения возможность накапливать добавочные переживания земных иллюзий, называемых жизнями.
Одним из таких философов сегодня, безусловно, является великий русский романист и реформатор, граф Лев Николаевич Толстой. Сколь близки его взгляды к эзотерическим и философским учениям высшей теософии мы увидим, внимательно ознакомившись с некоторыми фрагментами из лекции, почитанной им в Москве перед местным Психологическим обществом.
Обсуждая проблему жизни, граф просит свою аудиторию признать в качестве аргумента нечто невозможное. Он говорит:

«Допустим на одно мгновение, что все то, что стремится узнать о жизни современная наука, она уже узнала и знает это сегодня, что эта проблема стала столь же ясна, как день; теперь вполне очевидно, как органическая материя при помощи простой адаптации смогла произойти из неорганической материи; так же ясно, как природные силы могут быть преобразованы в чувства, волю, мысль, и что, в конце концов, все это известно не только городскому студенту, но также и каждому сельскому школяру.
Далее, мне известно, что такие-то и такие-то мысли и чувства происходят из таких-то и таких-то движений. Хорошо, но что же дальше? Могу ли я, или же нет, произвести такие движения и управлять ими ради того, чтобы вызвать в моем мозгу соответствующие мысли? Этот вопрос – чем являются те мысли и чувства, которые я создаю в самом себе и других людях, все еще остается не только нерешенным, но даже незатронутым.
И все же это именно тот самый вопрос, который является единственным фундаментальным вопросом главной идеи жизни.
Наука выбрала своим объектом некоторые проявления, сопровождающие жизнь, и, принимая[383] часть за целое, назвала эти проявления интегральным целым всей жизни…
Этот вопрос, неотделимый от идеи жизни, состоит не в том, откуда жизнь, но почему человек должен жить именно этой жизнью: и лишь начиная с этого вопроса, можно надеяться на приближение к решению проблемы бытия.
Ответ на вопрос, «почему мы должны жить?», выглядит для человека столь простым, что он едва ли посчитает его заслуживающим внимания, если коснется его.
…Следует жить наилучшим образом, насколько это возможно, – вот и все. Это кажется на первый взгляд очень простым и всем известным, но это совсем не столь просто и известно, как можно себе вообразить…
Идея жизни вначале предстает перед человеком как наиболее простое и самоочевидное дело. Однако как только человек начинает поиски этой жизни в любом месте так называемого тела, он сразу же встречается с непреодолимыми трудностями. Жизнь находится не в волосах и не в ногтях; не в ногах и не в руках, которые могут быть ампутированы; она не в крови, не в сердце и не в мозге. Она повсюду и она нигде. Дело обстоит так: жизнь не может быть найдена ни в одном из мест своего пребывания. Затем человек начинает искать жизнь во времени; и опять-таки, это выглядит сперва очень простым делом… И все же опять, он начнет свою погоню не раньше, чем поймет, что дело здесь снова обстоит намного сложнее, чем он полагал. Я прожил уже пятьдесят восемь лет, так утверждает церковная запись о моем крещении. Но я знаю, что из этих пятидесяти восьми лет я проспал свыше двадцати. Как же тогда? прожил ли я эти годы, или же нет? Отнимите те месяцы, когда моя мать была беременна мною, а также те, которые я провел на руках моей няньки, – не назовете ли вы и это время также жизнью? Опять-таки, об оставшихся тридцати восьми годах я знаю, что добрую их половину я проспал, переезжая с место на место; таким образом, я не могу больше сказать в этом случае, жил ли я в течение этого времени, или нет. Я мог жить немного, и расти немного. И снова человек обнаруживает, что во времени, как и в теле, жизнь есть повсюду, и все же нигде. И теперь естественно возникает вопрос: откуда же тогда эта жизнь, которую я не могу нигде обнаружить? Теперь – хочу я узнать… Но так уж случается, что и в этом направлении то, что казалось мне сперва столь легким, кажется сегодня невозможным. Несомненно, я занимался поисками чего-то другого, а не моей жизни. Таким образом, раз мы должны были искать, где находится жизнь – если вообще должны были это делать, – тогда нам следовало вести эти поиски не в пространстве и не во времени, не как поиски некой причины или следствия; нам следовало искать нечто распознаваемое внутри себя, совершенно отличное от пространства, времени и причинности.
Все, что остается нам в таком случае – это самопознание. Но как я распознаю жизнь в себе самом?
Вот как я познаю ее. Для начала я знаю о том, что живу; и что я живу, желая для себя всего, что хорошо, и хочу этого с тех пор, как я себя помню, и по сей день, и с утра до вечера. Все то, что живет вне меня самого, важно в моих глазах, но лишь в той степени, насколько оно способствует созданию того, что создает мое благосостояние. Вселенная важна, на мой взгляд, только потому, что она может принести мне удовлетворение.
Между тем, с этим моим знанием о моем существовании связано и кое-что еще. Я чувствую, что неотделимо от жизни и другое знание, тесно связанное с ней; а именно, что помимо меня самого, я окружен целым миром живых созданий, обладающих, как и я сам, тем же самым инстинктивным пониманием своих особенных жизней, и что все эти создания живут ради своих собственных целей, которые чужды мне; что эти создания не знают и не стремятся узнать ничего о моих претензиях на некую исключительную, особенную жизнь, и что все эти создания, чтобы достигнуть успеха в своих целях, готовы в любой момент уничтожить меня. Но это еще не все. Наблюдая умирание созданий, во всем похожих на меня, я также знаю, что и меня в том числе – это прекрасное МЕНЯ, единственное, в котором представлена жизнь – также ожидает скорое и неизбежное разрушение.
Все это выглядит так, как если бы в человеке было два «Я»; и они никогда не могли жить вместе в мире; как если бы они находились в вечной борьбе, и всегда пытались изгнать одно другое.
Одно «Я» говорит:
– Я одно живу, так как должно жить, все же остальное лишь кажется, что живет. Поэтому весь raison d'être [смысл, франц. ] вселенной состоит в том, чтобы было удобнее жить этому Я.
Другое «Я» отвечает:
– Вселенная существует вовсе не ради тебя, но для своих собственных задач и целей, и она мало озабочена тем, чтобы знать, счастливо ли ты или нет.
Жизнь после этого омрачается!
Одно «Я» говорит:
– Я хочу лишь удовлетворения всех моих желаний и потребностей, и именно для этого мне нужна вселенная.
Другое «Я» отвечает:
– Все животные живут лишь ради удовлетворения своих желаний и потребностей. Эти желания и потребности животных удовлетворяются за счет других животных и с ущербом для них; отсюда и бесконечная борьба между животными видами. Ты – животное, и потому ты должно бороться. И все же, сколь бы ни преуспело ты в своей борьбе, остальные борющиеся создания рано или поздно одержат над тобой верх.
Становится хуже! жизнь наполняется кошмаром…
Но самое ужасное то, что одно «Я» говорит:
– Я хочу жить, жить всегда».
А другое «Я» на это отвечает:
– Вне всякого сомнения, ты можешь умереть через несколько минут, как умрут также и все те, кого ты любишь, ибо и ты, и они – все вы претерпеваете разрушение с каждым движением ваших жизней, приближая таким образом все ближе страдания, смерть, все то, что ты так ненавидишь и чего боишься больше, чем чего бы то ни было.
Хуже уже некуда…
Изменить такое состояние невозможно… Можно не двигаться, не спать, не есть, даже не дышать, но никто не может не думать. Я думаю, и эта мысль, моя мысль, отравляет жизнь мне, как некой личности, на каждом шагу.
Человек может начать сознательную жизнь не раньше, чем это сознание станет повторять ему непрестанно, без передышки, снова и снова, одну и ту же вещь.
– Жить той жизнью, которую я вижу и чувствую в своем прошлом, жизнью, которую ведут животные и многие люди, жить таким образом, благодаря которому ты стал тем, кто ты есть сейчас, – дальше невозможно. Если бы ты попытался сделать это, ты никогда бы не смог избежать борьбы со всем миром созданий, которые живут так же, как и ты – ради своих личных целей; и в дальнейшем эти создания неизбежно убьют тебя…
И с этим ничего не поделаешь. Остается лишь одно, и это всегда приходится делать тому, кто, начиная жить, переносит свои цели вовне самого себя и стремится достигнуть их… Но сколь бы далеко не поместил он их от своей личности, как только его ум проясняется, никакая из этих целей не сможет его удовлетворить.
Бисмарк, объединивший Германию и ныне правящий в Европе (если в его уме есть хоть какое-то понимание последствий его деятельности), должен понимать – как понимает его личный повар, приготавливающий обед, который будет с аппетитом съеден в урочный час – то же самое неразрешенное противоречие между суетностью, тщеславием и глупостью всего того, что он сделал, и вечностью и разумностью того, что существует всегда. Если они лишь взглянут на это, оба они увидят это с одинаковой ясностью; во-первых, что сохранение в неприкосновенности обеда князя Бисмарка, так же как и могущественной Германии, происходит единственно по следующим причинам: первого – благодаря полиции, а второго – благодаря армии; и лишь до тех пор, пока над ними обоими сохраняется тщательный надзор. Потому что есть голодные люди, которые охотно съели бы этот обед, и народы, которые с радостью стали бы столь же могущественны, как Германия. Во-вторых, что ни обед князя Бисмарка, ни мощь Германской империи, не только не соответствуют целям и назначению универсальной жизни, но что они находятся в вопиющем противоречии с ними. И, в-третьих, что как тот, кто варит обед, так и мощь Германии, очень скоро умрут, и что так же скоро исчезнут и обед, и Германия. И сохранится одна лишь вселенная, которая никогда не уделяла ни одной мысли ни обеду, ни Германии, и в наименьшей степени думала о тех, кто «сварил» их.
Как только интеллектуальное состояние человека возрастает, он приходит к идее о том, что никакое счастье, связанное с его индивидуальностью, не является достижением, но есть лишь необходимость. Индивидуальность – это лишь то начальное состояние, с которого начинается жизнь, и конечный предел жизни…
Меня могут спросить: где же тогда начинается жизнь, и где ее конец? Где кончается ночь, и где начинается день? Где на морском берегу кончаются владения моря, и где начинаются владения суши?
Есть день, и есть ночь; есть суша, и есть море; есть жизнь, и есть отсутствие жизни.
Наша жизнь, как только мы начинаем осознавать ее, – это подобное маятнику движение между двумя крайностями.
Одна крайность – это некое абсолютное безразличие к жизни бесконечной вселенной, энергия, направленная только на удовлетворение потребностей своей собственной индивидуальности.
Другая крайность – это полный отказ от этой индивидуальности, величайшая забота о жизни бесконечной вселенной, в полном согласии с ней, перенос всех наших желаний и доброй воли с себя самого на эту бесконечную вселенную и все создания, которые находятся вокруг нас.[384]
Чем ближе к первой крайности, тем меньше жизни и счастья, чем ближе ко второй – тем больше жизни и счастья. Поэтому человек все время движется от одной цели к другой, то есть, он живет. ЭТО ДВИЖЕНИЕ И ЕСТЬ САМА ЖИЗНЬ.
И когда я говорю о жизни, знайте, что представление о ней неразрывно связано в моей концепции с идеей сознательной жизни. Мне, как и любому другому человеку, неизвестна никакая иная жизнь, кроме сознательной.
Мы называем жизнью – жизнь животных, органическую жизнь. Но это вовсе не жизнь, а лишь определенное состояние или условие жизни, проявляющейся для нас.
Но что же такое это сознание или разум, необходимость которого исключает индивидуальность и переносит энергию человека вовне и в то состояние, которое считается нами блаженным состоянием любви?
Что такое сознательный разум? Чему бы мы ни давали определение, мы определяем это нашим сознательным разумом. Следовательно, чем же мы будем определять разум?..
Если мы должны давать определение всему нашим разумом, из этого следует, что сознательный разум не может быть определен. И все же все мы не только знаем его, но это единственное, что дано нам знать доподлинно…
Это тот же самый закон, как закон жизни всего органического, животного и растительного мира, с той лишь разницей, что мы видим осуществление разумного закона в жизни растения. Но закона сознательного разума, которому мы подчиняемся, как и дерево подчинено своему закону, мы не видим, но исполняем его…
Мы определили, что жизнь – это то, чем наша собственная жизнь не является. Именно здесь глубоко зарыт корень ошибки. Вместо изучения той жизни, которую мы осознаем внутри себя, безусловно и несомненно, – поскольку мы не можем знать ни о чем больше, – чтобы обдумать ее, мы наблюдаем то, что лишено наиболее важного фактора и способности нашей жизни, а именно, разумного сознания. Поступая таким образом, мы ведем себя как человек, который пытается изучить предмет по той тени или отражению, которое он отбрасывает.
Если нам известно, что частицы вещества подчиняются во время своего преобразования деятельности организма, мы знаем об этом не потому, что мы наблюдали или изучали это, но просто потому, что мы обладаем неким сходным организмом, объединенным с нами, а именно, нашим животным организмом, который столь хорошо нам известен как материя нашей жизни; то есть, тот, именем которого мы называемся, чтобы работать и управлять, подчиняя его закону разума… Человек утрачивает веру в жизнь и переходит от этой жизни к другой, которая жизнью не является, не раньше, чем он станет несчастным и увидит смерть… Человек, который воспринимает жизнь такой, какой он находит ее в своем сознании, не знает ни страдания, ни смерти: ибо вся радость в жизни для него состоит в подчинении его животного начала закону разума, и сделать это не только в его власти, но это неизбежно происходит в нем. Мы знаем о смерти частиц в животном существе. Мы знаем о смерти животных и человека, как некоего животного; но нам неизвестно о смерти сознающего разума, и мы не можем ничего об этом знать именно потому, что сознательный разум – это сама жизнь. А Жизнь никогда не будет Смертью…
Животные ведут счастливую жизнь, не видя смерти и не зная о ней, и умирают, не осознавая этого. Почему же тогда человек получил дар видеть и знать ее, и почему смерть столь ужасна для него, что поистине мучает его душу, часто заставляя его покончить с собой из-за ужасного страха смерти? Почему так происходит? Потому что человек, который видит смерть, это больной человек, тот, кто нарушил закон своей жизни и более не ведет сознательного существования. Он сам стал животным, животным, которое к тому же нарушило закон жизни.
Жизнь человека – это стремление к счастью, и то, к чему он стремится, дается ему. Свет, возникший в душе человека, – это счастье и жизнь, и этот свет никогда не сможет стать тьмой, так как существует – истинно, для человека существует – лишь этот единственный свет, который горит в его душе».

Мы перевели [с русского на английский] этот достаточно обширный фрагмент из конспекта превосходной лекции графа Толстого, потому что его слова звучат как некое эхо самых тонких учений универсальной этики истинной теософии. Его определение жизни, – которой в абстрактном и конкретном смысле должен следовать каждый искренний теософ, в соответствии и в меру своих естественных способностей, – это краткое обобщение и альфа и омега практической психической, если не духовной, жизни. В лекции есть такие фразы, которые покажутся среднему теософу чересчур туманными и, быть может, несовершенными. Однако он не найдет в ней ни одного предложения, на которое мог бы возразить даже самый требовательный практический оккультист. Ее можно назвать трактатом по алхимии души. Ибо этот «единственный» свет в человеке, который горит вечно и никогда не сможет стать тьмой по своей внутренней, присущей ему природе, хотя «животная природа» вовне нас может оставаться слепой по отношению к нему, – это тот «свет», о котором были написаны обширные тома неоплатониками Александрийской школы, а после них, розенкрейцерами и, в особенности, алхимиками, хотя и по сей день подлинный смысл их писаний является глубокой тайной для большинства людей.
Это правда, граф Толстой – не александрийский, и не современный теософ; еще в меньшей степени он розенкрейцер или алхимик. Но то, что последние сокрыли под специфической фразеологией огненных философов, намеренно смешивая космические превращения с духовной алхимией, все это было перенесено великим русским мыслителем из царства метафизической жизни в область жизни практической. То, что Шеллинг определил бы как осознание тождественности субъекта и объекта во внутреннем эго человека, то, что соединяет и связывает последнее с универсальной душой, – то, что является лишь тождеством субъекта и объекта на высшем плане, или неведомым божеством, – все это граф Толстой соединяет вместе, не покидая земного, материального плана. Он является одним из тех немногих избранных, которые начинают с интуиции и заканчивают почти всеведением. Развитие и проявление высшей САМОСТИ человека, которого достиг граф, – это трансмутация неблагородных металлов (животного вещества) в золото и серебро, или философский камень. Алкахест рядового алхимика – это All-geist, всепроникающий Божественный Дух высшего посвященного; ибо алхимия была и является, что известно сегодня лишь немногим, в такой же степени духовной философией, как и физической наукой. Тот, кто ничего не знает об одной из них, никогда не узнает многого о другой. Аристотель, поучая своего ученика, Александра, говорил о философском камне: «Это не камень. Он был и есть везде, и в каждом человеке, его называют целью всех философов», – как «Веданта» является вершиной всех философий.
Заканчивая данное эссе о науке жизни, можно сказать несколько слов о вечной загадке, которую предложила смертным Сфинкс. Потерпеть неудачу в разрешении проблемы, содержащейся в ней, это значит обречь себя на несомненную смерть, поскольку Сфинкс жизни пожирает недогадливого, который жил лишь в своем «животном теле». Тот, кто живет ради себя, и только ради себя, несомненно, умрет, как об этом сообщает высшее «я» низшему «животному я» в данной лекции. Есть семь ключей к этой загадке, и граф открывает эту тайну одним из самых высоких. Ибо, как это прекрасно выразил сам автор, говоря о «герметической философии»:
«Подлинная тайна, наиболее близкая и в то же время крайне отдаленная от любого человека, в которую он должен быть посвящен, или же исчезнуть как атеист, – это он сам. Для него существует эликсир жизни, выпить который, перед открытием философского камня, значит испить напитка смерти, в то время как адепту и эпопту он дарует истинное бессмертие. Он может познать истину, какова она есть в действительности – Алетейю, дыхание Бога, или Жизни, сознательный разум в человеке».
Это и есть «всерастворяющий алкахест», и граф Толстой прекрасно справился с этой загадкой.

Наука магии

Перевод – О. Колесников

Во время пребывания в Итаке, где очень мало читают спиритические газеты вообще, и «The Banner of Light» в частности, но в нескольких домах гостеприимно относятся к выпускам «The Scientist», именно благодаря вашей газете я узнала о необыкновенно интересном и в высшей степени научном выступлении в редакторской статье, опубликованной в «Banner», против магии или, скорее, против тех, кто имеет глупость в магию верить. Так как намеки, касающиеся меня, благопристойно завуалированы (по крайней мере, в тех отрывках, которые я видела) и, похоже, в качестве жертвы на алтарь ангелам некоторые, на первый взгляд очень искренние, спиритуалисты избрали лишь полковника Олькотта, я оставляю этому джентльмену самому позаботиться о себе, если он сочтет это нужным, и скажу только несколько слов относительно якобы несуществующей магии.
Если бы я выступала только от своего имени и основывала защиту магии только на том, что видела сама и что достоверно знаю об этой науке в результате многих лет жизни в Индии и Африке, я, возможно, рисковала быть оказаться названной мистером Колби – с присущей почтенному издателю «The Banner of Light» непредубежденной утонченной вежливостью – «безответственной женщиной». Такое уже случалось. Поэтому в противовес поразительной уверенности этого господина в том, что никакой магии не существует и никогда в этом мире не существовало, я постараюсь найти авторитеты под стать ему, а может и выше, и тем самым опровергнуть ранее приведенное утверждение.
Неортодоксальным спиритуалистам, таким, как я, в наши дни следует быть осторожными и предусмотрительными, если они не хотят, чтобы их с неугасимой жаждой возмездия преследовала могущественная армия последователей индийских учений и всевозможных «наставников» нашей светлой Страны Вечного Лета.
Автор редакторской заметки пишет, что он:
Не считает вовсе невозможным существование духов-шарлатанов, старающихся обмануть некоторых сторонников оккультных наук и убедить их в том, что магия существует.
Я не только считаю это возможным, но абсолютно уверена и могу присягнуть в этом, что не раз либо слишком элементарные, либо мало развитые духи, подписываясь именем Теодор Паркер, совершенно явно обманывали и водили за нос нашего уважаемого редактора газеты «The Banner of Light», заставляя его печатать, например, что Апеннины находятся в Испании.
Более того, опираясь на свидетельства многих образованных спиритуалистов, общеизвестных своей честностью, я могу привести бесконечное число доказательств и примеров, когда элементарные «диакка», Esrito malins etfarfadeto и другие подобные ненадежные и невежественные натурализовавшиеся обитатели мира духов под прикрытием помпезных хорошо всем известных имен внезапно выдавали недоумевающим свидетелям такую жалкую, несусветную, явно выдуманную ерунду, а то и просто ересь, что многие, искренне верившие до того в спиритическую философию, либо молча отдалялись, либо, если изначально были приверженцами римской католической церкви, старались срочно припомнить, какой рукой делают крестное знамение, а, вспомнив, изрекали: «Vade retro, Satanas!» [Изыди, Сатана!] Таково мнение любого образованного спиритуалиста.
Если бы против магии так высказался неутомимый Аттила, преследователь и гонитель современного спиритуализма и медиумизма – доктор Дж. Бэрд, – я бы не удивилась, так как синие пилюли и черные настойки считаются лучшим средством против мистики и спиритуалистических домыслов; но для убежденного спиритуалиста, верящего в невидимые таинственные миры, полные существ, истинная природа которых все еще представляет неразгаданную тайну, было бы слишком дерзко начать саркастически отрицать то, существование чего доказано и во что верили на протяжении веков люди, более мудрые, чем он сам! И вот таким скептиком оказывается издатель ведущей спиритуалистической газеты! – человек, первейшая обязанность которого помогать своим читателям неустанно и упорно искать истину, в какой бы форме она ни предстала. Но вместо этого он рискует запутать множество людей, которые доверяют его притворной лояльности и легковерию. Каждый серьезный искренний спиритуалист не может не согласиться со мной в том, что если современный спиритуализм в течение еще хотя бы нескольких лет будет оставаться в таком же состоянии хаотической анархии, как сейчас, если позволить ему развиваться нынешним безумным путем, разрастаясь во все стороны пустыми гипотезами, основанными на суеверных, беспочвенных идеях, тогда действительно восторжествуют доктора Бэрды, доктора Марвины и прочие ученые(?) скептики.
Действительно, отвечать на смехотворные невежественные утверждения, как то, что заставило меня взяться за перо, кажется пустой тратой времени. Любому хорошо начитанному спиритуалисту здесь не нужен ни мой, ни чей-либо другой совет; встретив утверждение: «Существование когда-либо такой науки, как магия, никогда не было и не будет доказано», он просто пожмет плечами и улыбнется, как, возможно, улыбнулся попытке духов мистера Колби реорганизовать географию, поместив Апеннины в Испанию.
Неужели, о живой человек, ты никогда не открывал ни одной книги, кроме твоих же описаний того, как Том, Дик и Хэрри спускались из высших сфер специально чтобы напомнить дядюшке Сэму, как тот порвал гетры или сломал трубку на Дальнем Западе?
Неужели ты думал, что магия – удел ведьм, разъезжающих на помеле и оборачивающихся в черных кошек? Но даже эта суеверная чушь, всегда называвшаяся не магией, но колдовством, не покажется такой уж глупостью тому, кто твердо верит в превращение миссис Комптон в Кэти Бринкс. Законы природы неизменны. Условия, при которых медиум может под влиянием духа подвергнуться трансформации, стать похожим внешне на другого человека или животное, будут соблюдены всегда, когда этот дух, или, скорее, эта сила захочет принять форму кошки.
Проявление магических сил есть проявление сил природных, естественных, но высших по отношению к обычным процессам природы. Чудо – это не насилие над законами природы; разве только для невежд. Магия – это наука, глубокое знание оккультных сил природы и законов вселенной, управляющих видимым и невидимым миром. Спиритуализм в руках адепта превращается в магию, ибо он владеет искусством сочетания законов вселенной, не нарушая их и, следовательно, без насилия над природой. В руках опытного медиума спиритуализм становится невольным колдовством, так как, будучи беспомощным орудием в руках различных духов, о которых он сам ничего не знает кроме того, что сообщают ему сами духи, медиум открывает (того сам не сознавая) дверь между двумя мирами, через которую проникают слепые силы природы, скрывающиеся в астральном свете, а также хорошие и плохие духи.
Сильный месмеризатор, глубоко знающий это искусство, такой как барон Дюпоте и Регаццони Пьетро д’Амичис из Болоньи – это маг, ибо стал адептом, посвященным в великую тайну Матери Природы. Такие люди – и подобные Месмеру и Калиостро – управляют духами, а не позволяют им управлять собой; в руках таких людей спиритуализм в безопасности. При отсутствии опытных адептов для одаренного ясновидением медиума лучше положиться на случай и удачу и пытаться судить о дереве по плодам. Нечистые духи редко выбирают проводником чистого, добродетельного человека; еще реже чистые духи выбирают нечистых проводников. Подобное притягивает подобное.
Но вернемся к магии. Таких людей, как Альберт Великий, Раймонд Луллий, Корнелий Агриппа, Парацельс, Роберт Фладд, Евгений Филалет, Кунрат, Роджер Бекон и других, подобных им, в наш скептический век обычно считают мистиками, фантазерами; но точно так же и современных спиритуалистов и медиумов, – последних особенно – считают шарлатанами и трусами; однако никто и никогда не считал философов-герметистов глупцами и идиотами, каковыми, в ущерб нам и нашему делу, каждый неверующий почитает верующих в спиритуализм. В наше время можно не верить и сомневаться в учении герметистов, как и во всем остальном, но не следует сомневаться в их знании и могуществе при жизни, поскольку они всегда могли представить нужные доказательства – ибо сами управляли теми силами, которые теперь управляют беспомощными медиумами. У них была своя наука, и философию они использовали, чтобы опровергать смехотворные отрицания, в то время как мы, сентиментальные спиритуалисты, убаюкивая себя сладкой колыбельной, не можем отличить ложные явления от истинных, и нас ежедневно обводят вокруг пальца коварные шарлатаны. Хотя в философах прошлого сомневались так же, как и в современных спиритуалистах, однако их почитали и уважали даже те, кто абсолютно не верил в их оккультные силы, потому что это были гиганты мысли. Глубокие знание, как и развитые силы интеллекта, всегда были и будут в почете; но над нашими медиумами и их приверженцами презрительно посмеиваются, и все мы обречены на страдания, так как эти феномены подчиняются капризам своевольных и недобрых духов, которыми мы совершенно не в состоянии управлять.
Сомневаться в магии – значит отрицать саму историю, а также свидетельства множества очевидцев за последние 4 000 лет. Начиная с Гомера, Моисея, Гермеса, Геродота, Цицерона, Плутарха, Пифагора, Апполония Тианского, Симона Мага, Платона, Павзания, Ямвлиха – через целую плеяду великих людей, историков и философов, веривших в магию или самих бывшими магами, – до таких современных авторов, как У. Ховитт, Эннемоузер, Г. де Мюссе, маркиз де Мирвиль и наконец Элифас Леви, сам бывший магом – среди всех этих великих имен только одинокий мистер Колби, издатель «The Banner of Light», не признает существования магии. Он простодушно верит, что вся священная армия библейских пророков, начиная с Авраама и кончая Христом, – всего лишь медиумы; по мнению мистера Колби, ими управляли! Представьте лишь, что Христом, Моисеем, Аполлонием Тианским управляет индийский наставник! Возможно, почтенный редактор игнорирует тот факт, что в те времена духовных медиумов знали намного лучше, чем сейчас, а также и то, что сивиллами, пифиями и другими медиумами руководили и управляли высшие жрецы, посвященные в эзотерическую магию и мистерии храмов. Теургия была настоящей магией; как и в наше время, сивиллы и пифии были медиумами; но высшие священники храмов были магами. В их руках были все секреты теологии, включающие в себя и магию, как искусство призывать на службу духов-помощников. Они владели наукой различения духов, чем вовсе не может похвастаться мистер Колби. С помощью этого знания они подчиняли духи своей воле, допуская к своим медиумам лишь добрых духов. Такова была роль магии – реально существующей Белой, или Священной, магии, которая должна бы к настоящему времени стать наукой; оно так бы и было, если бы наука прислушивалась к тому, о чем настойчиво проповедуют спиритуалисты в течение последних 27 лет.
В былые времена неразвитые духи не допускались до провозглашения ересей. Оракулы сивилл или вдохновленные жрицы никогда не смогли бы утверждать в своих прорицаниях, что Афины – индийский город, или перенести гору Арарат в Египет.
Кроме того, если бы скептически настроенный автор издательской заметки меньше уделял времени болтовне индийских духов и больше – изучению серьезных предметов, он бы узнал, что у древних были и незаконные медиумы – я имею в виду тех, которые не принадлежали к храмам, – и духи, управлявшие этими медиумами, не контролируемые опытными магами, были предоставлены сами себе и обращались с медиумами как с беспомощными инструментами. Обычно считалось, что эти медиумы «одержимы» или их «обуяло», и это действительно было так: используя библейскую фразеологию, «в них вселялось семь бесов». Более того, было предписано убивать таких медиумов, так как нетерпимый маг Моисей, знавший мудрость Египта, сказал: «ворожеи не оставляй в живых». Сами египтяне и греки, даже более гуманные и справедливые, чем Моисей, брали таких медиумов в храмы и, если те оказывались неспособны к священным обязанностям прорицательства, лечили их, как Иисус Христос исцелил Марию Магдалину и многих других, «изгнав семь бесов». Мистеру Колби и K°. следует либо полностью отрицать чудеса, сотворенные Христом, апостолами, пророками, чудотворцами и магами, и следовательно – всю духовную и светскую историю, либо признать существование некоей силы в этом мире, способной управлять духами, хотя бы только злыми и неразвитыми элементарными сущностями. Чистые духи, развоплощенные, никогда не опустятся в нашу сферу, если их не притягивает поток сильной симпатии и любви, или для выполнения определенной миссии.
Я вовсе не имею цели осмеять или вызвать озлобление ко всем медиумам. Я сама принадлежу к числу спиритуалистов, если подразумевать под этим, по словам полковника Олькотта, твердую веру в бессмертие нашего духа и знание, что для нас всегда существует возможность общения с духами умерших и близких через честных, чистых медиумов или посредством Тайной Науки. Но я не из тех фанатичных спиритуалистов, коих много во всем мире, которые слепо принимают все, что сообщают любые «духи», ибо видела слишком много различных явлений, о которых в Америке никто даже не представляет. Я знаю, что магия существует, и 10 000 редакторов спиритуалистических газет не могут изменить моей веру в это знание. Белая и черная магия существуют, и ни один человек, когда-либо путешествовавший по Востоку и исследовавший данный вопрос, не может в этом усомниться. Моя вера тверда, и поэтому я готова поддержать и защитить любого честного медиума, и иногда даже такого, который кажется нечестным, ибо слишком хорошо знаю, какими беспомощными орудиями и жертвами эти медиумы становятся в руках неразвитых невидимых существ. Более того, я знаю, насколько порочны и злы элементарии и до какой степени они могут овладеть не только чувствительным медиумом, но и любым другим человеком. Хотя меня могут посчитать «безответственной» и несмотря на вред, который некоторые медиумы приносят искренним спиритуалистам несправедливостью, односторонностью и духовным сентиментализмом, я могу утверждать, что обычно быстро определяю, обманывает медиум сознательно или несознательно, будучи управляемым.
Итак, магия существует и всегда существовала, с доисторических времен. В известной истории она началась с самофракийских мистерий, затем непрерывно следовала своим курсом, приостановившись на время в связи с исчезновением теургических обрядов и церемоний в христианизированной Греции, но возобновилась в неоплатонической и александрийских школах, далее она продолжала существовать, передаваемая при посвящении немногочисленным избранным ученикам и философам, преодолела Средневековье и, несмотря на гневное преследование церкви, вновь обрела славу в руках таких адептов, как Парацельс и прочие, но исчезла в Европе с графом Сен-Жерменом и Калиостро, укрывшись от жестокосердного скептицизма на своем родном крае, на Востоке.
В Индии магия никогда не исчезала, она процветает там, как всегда. Ее практикуют, как и в Древнем Египте, только в храмах и называют «Священной Наукой». Ибо это наука, основанная на оккультных силах природы; но никак не слепая вера в глупую болтовню наловчившихся элементариев, готовых силой удерживать настоящих развоплощенных духов от общения с близкими им людьми.
Некоторое время назад некий мистер Менденхол посвятил несколько колонок в «Religio-Philosophical Journal» вопросам, перекрестным расспросам и критике таинственного Братства Луксора. Он предпринял безуспешную попытку получить ответ от этого Братства и таким образом разгадать загадку сфинкса.
Я могу удовлетворить любопытство м-ра Менденхола. Братство Луксора является одной из секций Великой Ложи, в которой я состою. Если этот господин питает сомнения по поводу моего утверждения – а я уверена, что дело обстоит именно так – то он может, ежели пожелает, обратиться в Лахор за дополнительными сведениями. Если же комитет Семерых грубо не ответит и не предоставит нужной информации, тогда я могла бы предложить ему небольшое деловое соглашение. У мистера Менденхола, насколько я помню, в мире духов есть две жены. Обе эти леди материализуются у М.Мотта и часто подолгу беседуют со своим супругом, о чем он не раз нас клятвенно заверял; более того, он утверждал, что не сомневается в подлинности этих духов. А если так, то пусть одна из этих усопших дам подскажет мистеру Менденхолу название секции Великой Ложи, к которой я принадлежу. Ибо для истинных, подлинных развоплощенных духов – ежели обе являются тем, за кого себя выдают – это сущий пустяк: им нужно лишь спросить других духов, прочитать мои мысли и тому подобное; для развоплощенной сущности, бессмертного духа, это простейшая вещь в мире. Если джентльмен, которому я бросаю этот вызов, хотя и не имею чести быть с ним знакомой, скажет мне, как называется секция – это название знают еще три неофита в Нью-Йорке, – я обещаю предоставить мистеру Менденхолу факты, касающиеся этого Братства, состоящего не из духов, как он мог бы подумать, а из живых смертных, и, более того, если он возжелает, напрямую связать его с Ложей, как я делала это для других. Но сдается мне, мистер Менденхол ответит, что духи не могут указать название, потому что ни Ложи, ни Секции не существует – и тем самым наша дискуссия будет закончена.

Наши три цели

Перевод – О. Колесников

Все поступки человеческого сердца, на которые мы взираем с похвалой или изумлением, суть примеры непреодолимой силы УПОРСТВА. Благодаря этому карьер становится пирамидой и отдаленные друг от друга местности соединяются каналами… Работы продолжались непрерывно, случались времена, когда преодолевались величайшие трудности, горы выравнивались, а океаны сдерживались слабыми силами человеческих существ.
Джонсон
Так и есть, и должно быть всегда, мои дорогие мальчики. Если бы Ангел Гавриил спустился с небес и повел успешное восстание против самой отвратительной и неправедной монополии, под тяжестью которой страдает бедный старый мир, то вполне вероятно, что он лишился бы своего благодушия за многие годы, возможно – за века, и не только из-за владельцев вышеупомянутой монополии, но и благодаря значительной массе тех людей, которых он освободил.
Хьюгз
Post nubila Phoebus.[385] После ненастья – солнце. Этими словами начинаем пятый год издания «ЛЮЦИФЕРА»; и, имея целью прервать межличностные баталии, разразившиеся на протяжении предыдущего года, издатель чувствует себя так, словно она заработала право на перемирие. Решив любой ценой насладиться им в будущем, она движима как сильным чувством презрения со стороны тупоголовости, невежества и фанатизма своих соперников, так и чувством усталости от подобных утомительных глупых пререканий. До сих пор ей удавалось справляться со своим негодованием и не слишком спокойным характером, и впредь она будет относиться свысока к клеветническим заявлениям, постоянной жертвою которых, похоже, становится.
Начало года – самое подходящее время для обращения к прошлому; и теперь мы приглашаем читателя обратить на это внимание.
Если посторонняя публика видит теософию через дым сражения лишь как смутно проступающие тусклые очертания, то по крайней мере члены нашего Общества должны помнить о задаче продвижения к нашей цели. Было бы страшно, если бы они не придали этому значения, посреди грохота этой сенсационной дискуссии о принципах Общества и клеветнических измышлениях, направленных на его участников. В то время как узколобые атеисты, христиане и спиритуалисты состязаются друг с другом в попытках покрыть бесчестием одного из лидеров теософии и умалить его притязания на внимание публики, Теософическое общество с достоинством движется к своей цели, поставленной им с самого начала.
Бесшумно, но непреодолимо расширяется его круг полезных деяний, распространяется любовь к ним у разных народов. Пока клеветники заняты своею недостойной работой, Общество творит факты для его будущих историографов. Это не полемические памфлеты или сенсационные газетные статьи, регулярно появляющиеся в печати, а очевидная реализация его первоначального плана по созданию ядра вселенского братства, возрождению восточной литературы, философских систем и психологических наук. Обществу исполнилось почти четырнадцать лет, и все-таки как много оно еще не осуществило! Но как много работы уже совершено, причем работы самого высочайшего сорта! Наши противники, возможно, и не склонны оценивать нас по достоинству, однако наши доказательства (и оправдания) обязательно появятся позднее. Между тем, давайте проясним факты, чтобы зафиксировать их без преувеличения и приукрас. Итак, обозначенные соответствующими заголовками, они будут выглядеть следующим образом:
I. Братство
Когда в феврале 1879 года мы прибыли в Индию, на полуострове не было никакого единения между расами и сектами, ни ощущения обычных общих для всех интересов, ни расположения к поискам взаимных связей между несколькими ветвями древнего индуизма, равно и связей между верами в ислам, джайнизм, буддизм и зороастризм. Между индийскими индусами-брахманами и их родственниками, современными сингальскими буддистами, не имелось религиозных сношений с довольно отдаленной эпохи. И опять же, даже между несколькими сингальскими кастами – ибо, своим древним происхождением родственные по крови индусам, сингальцы все еще оставались верными касте, несмотря на букву и дух их буддистской религии – имела место полнейшая разобщенность, не говоря уже о браках между родственниками и духе патриотической однородности. Зато были мстительные и злобные сектанты и враждующие касты. Что касается международных взаимосвязей в общественных или религиозных делах между сингальцами и северными буддистскими народами, то таких не существовало вовсе. Каждый относился к точке зрения, желаниям и стремлением другого с совершенным пренебрежением и равнодушием. Наконец, между народами Азии, Европы и Америки царило абсолютное отсутствие взаимного понимания во всех религиозных и философских вопросах. Работы востоковедов, от сэра Уильяма Джона и Бюрнуфа до профессора Макса Мюллера, были созданы с научными и философскими целями, но отнюдь не для широких масс. Если к вышесказанному добавить, что все восточные религии без исключения были смертельно отравлены ядовитыми миазмами западной официальной науки, вопреки посредничеству образовательных агентств европейской администрации и пропаганде миссионеров, и еще что местные выпускники учебных заведений и студенты последних курсов учебных заведений Индии, Цейлона и Японии в большинстве становились агностиками и хулителями древних религий, можно понять, какую трудную задачу предстояло решить для того, чтобы вынести из всего этого хаоса хотя бы некоторое подобие гармонии и привнести туда терпимость, если не дружелюбные чувства, чтобы избавиться от ненависти, злобных подозрений и взаимного равнодушия.
Минуло десять лет, и что мы видим? Рассматривая все эти вопросы по порядку, мы находим – что по всей Индии прежнее разъединение сменилось единством и братством, что в одной только Индии находятся сто двадцать пять филиалов нашего Общества, и каждое являет собою ядро нашей идеи братства и центр религиозного и общественного единения. Среди их членов – представители всех лучших каст и всех индуистских сект, и большинство представляет собой класс наследственных видных ученых и философов, брахманов. Чтобы обратить их в христианство, миссионеры вели тщетную войну, и при этом у них были собственные задачи и хлипкая надежда на высший класс и на Миссии Оксфорда и Кембриджа. Президент нашего Общества, полковник Олькотт, несколько раз пересекал Индию по приглашениям и выступал перед огромными толпами на теософские темы – и посеял зерно, из которого в свое время будет собран большой урожай нашего евангелия от братства и взаимного доверия. Чувство дружелюбности растет, что можно доказать самыми разными способами: во-первых, беспрецедентным собранием рас, каст и сект на ежегодных Съездах Теософического общества; во-вторых, очень быстрым ростом популярности теософской литературы, пропагандирующей наши альтруистические взгляды; в создании разнообразных журналов на нескольких языках и быстром прекращении сектантских споров; в-третьих, во внезапном рождении и феноменально быстром развитии патриотического движения, которое сосредоточилось в организации под названием Индийский Национальный Конгресс. Эта влиятельная политическая организация была задумана и организована некоторыми из наших англо-индийских и индуистских членов по образцу и с особенностями Теософического общества и с самого начала руководилась нашими же коллегами, людьми, среди которых были самые влиятельные личности Индийской империи. Но при этом нет никакой связи, за исключением связи через отдельные личности, между Конгрессом и его материнской организацией – нашим Обществом. Но эта организация не могла возникнуть, если бы полковник Олькотт лично не приложил огромных усилий, чтобы пробиваться окольными путями человеческого братства, через политиков, социальные преобразования, и т. д. и т. д. Он сделал так много, сколько от него потребовалось. Мы пробудили спящий дух и подогрели арийскую кровь индусов, и она дала всход новой жизни, создав для себя этот Конгресс. Все это – уже в истории и изменению не подлежит.
Перебравшись на Цейлон, закрепляя чудесные преобразования, наше Общество работало над текстами многих речей и обращений, докладами и другими официальными документами, при этом принимая во внимание замечания наших читателей и обычной публики. Люди разных каст объединялись; сектанты, настроенные враждебно, оказались почти изгнаны; шестнадцать отделений Общества были созданы на Острове, и вся сингалезская община, как заметил кто-то, ожидала от нас совета, примера и руководства; делегация буддистов отправилась в Индию вместе с полковником Олькоттом, чтобы посадить кокосовую пальму – древний символ любви и доброжелательности – на территории индуистского храма Тинневелли, а благородные кандиане, прежде державшиеся в стороне от презренного низкого народа, в соответствии со своими феодальными традициями, теперь стали Президентами наших отделений и даже совершают поездки по стране в качестве буддистских лекторов.
Цейлон был foyer [вестибюлем], из которого религия Гаутамы заструилась потоком в Камбоджу, Сиам и Бирму; что же еще могло бы больше подходить, чем эта Священная Земля, для отправки братской миссии в Японию! Как эта миссия была воспринята, как осуществлена нашим Президентом и с какими восхитительными результатами – очень хорошо известно всему западному миру, так что нет никакой надобности очередной раз пересказывать эту историю в связи с настоящими событиями. Достаточно сказать, что она относится к важнейшим событиям в истории и представляет собой одно из серьезнейших, неопровержимых доказательств жизненной реальности нашего плана, нацеленного на то, чтобы породить чувство Вселенского Братства среди всех народов, рас, кланов, каст и цветов кожи.
Одно из доказательств практического здравого смысла, продемонстрированного нашей администрацией – это создание «Буддистского Флага», в качестве общепринятого символа религии, для отличия от всяческих сектантов. До сих пор буддисты не имели подобного символа, поскольку крест присвоили себе христиане, и в результате буддисты лишились этого весьма важного знака их связи друг с другом, – что, так сказать, подтвердило востребованность объединяющей братской силы нашего Общества. Буддистский флаг весьма действенно поддержал эти тенденции. По размерам флаг выдержан в обычных пропорциях национального флага и составлен из шести вертикальных цветных полос, расположенных в следующем порядке: сапфирно-голубая, золотисто-желтая, темно-красная, белая, алая и полоска, составленная из всех остальных цветов. Выбор оттенков не был произвольным, но для данной цели были нанесены краски, описанные в трудах на древнем пали и санскрите, которые отчетливо окаймляли психосферу, или ауру, личности Будды и весьма заметно отображали вибрацию цветов вокруг его образов на Цейлоне и в других странах. Эзотерически эта комбинация весьма многозначительна. Впервые новый флаг был поднят над нашей штаб-квартирой в Коломбо, затем с шумными приветствиями он пространствовал по всему Цейлону; и, будучи представленным полковником Олькоттом в Японии, был пронесен через всю Империю даже за очень короткий период недавнего визита нашего Президента в эту страну.
Никакие клеветнические высказывания не способны даже ни на йоту преуменьшить эти факты. Они прошли сквозь туман и мрак сегодняшней ненависти и, наконец, выбрались на солнечный свет, освещающий все события для зоркого глаза историка.
II. Восточная философия, литература и т. п.
Не будучи знаком с Индией и индусами, никто не сумеет сформировать концепцию о состоянии чувств среди самого молодого поколения – студентов колледжей и индусов, воспитывающихся в школе, где их обучают религии их предков, – которое преобладало в момент нашего прибытия туда десять лет назад. Материалистическая и агностическая направленность ума к абстрактной форме религии, что преобладает в западных университетах, передалась индийским колледжам и школам выпускниками этих университетов, европейскими профессорами, занявшими несколько кресел в местных храмах науки. Учебники подпитывали этот дух, и образованный индус, как класс, весь проникся скепсисом к религиозным вопросам и лишь следовал ритуалам и обычаям национального культа из соображений общественной необходимости. Что касается миссионерских колледжей и школ, они создавали только эффект сомнения и предубеждения против индуизма и всех религий, хотя по крайней мере не пытались навязывать христианство или обращать в свою веру. Чтобы вылечить это своеобразное «заболевание», необходимо было штурмовать цитадель скептицизма, научного дилетантизма и обосновывать основы религии вообще, а индуизма – в частности. Попытка справиться с этой задачей была предпринята нами с самого начала и продолжалась до победного конца; а результат очевиден для каждого путешественника, который интересуется нынешним состоянием индийских убеждений. Это изменение было отмечено сэром Ричардом Темплом, сэром Эдвином Арнольдом, мистером Кейном, членом Парламента, леди Джерси, сэром Монье Уильямсом, примасом Индии, епископами и архидиаконами всех округов колоний, учреждениями нескольких миссионерских обществ, директорами и профессорами колледжей страны, корреспондентами европейских журналов, целой уймой индийских авторов и издателей, конгрессами санскритских ученых мужей, и было воспринято с великой благодарностью в огромном количестве посланий и обращений к полковнику Олькотту во время его длительных поездок. Без преувеличения или опасности чрезмерно приукрасить можно заявить, что труды Теософического общества в Индии вдохнули новую и энергичную жизнь в индусскую философию; возродили индусскую религию; вернули людям, окончившим университеты, привязанность к древним убеждениям; породили увлеченность санскритской литературой, что демонстрируется переизданиями старых энциклопедий, древних писаний и комментариев, учреждением множества санскритских школ, покровительством местных принцев санскриту и различными иными способами. Кроме того, при помощи разнообразной литературы и всемирных агентств Общество рассеяло по всему миру знания и возродило вкус к арийской философии.
Результаты этой работы видны в повсеместном спросе на теософскую литературу и том, что в романах и журнальных историях отчетливо проглядываются восточные идеи. Еще один не менее важный эффект – изменение посредством восточной философии взглядов спиритуалистов, которые отчасти начали относиться к источнику любого разума без оглядки на феномен медиумизма. Еще от группы атеистов к нам примкнула миссис Анни Безант – по причине изучения Эзотерической доктрины; событие, чреватое очень важными последствиями, как для нашего Общества, так и для атеизма и обычной публики. Санскритские слова, прежде никогда не слышанные на Западе, стали знакомыми читающей публике, а такой труд, как «Бхагавадгита», теперь можно обнаружить в книжных магазинах Европы, Америки и Австралии.
Цейлон видится местом возрождением буддизма, местом изучения десятков тысяч книг, перевода Буддистского Наставления (Катехизиса) на множество языков Востока, Запада и Севера, местом основания Высших Школ в Коломбо, Кэнди и Ратнапуре, открытия почти пятидесяти школ для буддистских детей под патронажем нашего Общества, разрешения правительством проведения национального буддистского праздника, а также других важных церемоний; учреждения в Коломбо на местном языке буддистского журнала, издаваемого два раза в неделю, и журнала на английском языке, причем оба составляются, печатаются и издаются в издательстве и собственной типографии Общества. Также отметим, что из Японии прибыли семь умных молодых буддистских священников от имени всеми почитаемого Высшего Священника Сумангалы для изучения пали, чтобы суметь подробно разъяснить своему населению каноны буддизма, как это происходит в Южной Церкви уже двадцать пять веков с тех пор, как Будда впал в нирвану.
Таким образом, нельзя ни подвергать сомнению, ни отрицать, что за первые четырнадцать лет своего существования Теософическое общество успешно распространилось за пределы всех ожиданий в реализации первых двух из своих трех объявленных целей. Тем самым доказано, что ни раса, ни убеждение, ни цвет кожи, ни сложившаяся неприязнь не являются непреодолимыми препятствиями для распространения идеи альтруизма и человеческого братства – утопических видений, как полагают теоретики, видящие в человеке только физическую сторону, пренебрегая его внутренним, величайшим и самым высшим эго.
III. Оккультизм
Хотя очень мало наших членов настроены все-таки мистически, фактически ключ ко всем нашим успехам, перечисленным выше, – есть признание факта высшего эго – безрасового, космополитичного, не относящегося ни к какой секте, бесполого, неземного, альтруистичного – и выполнение нашей работы на этой основе. Для атеиста, агностика, дилетанта в науке такие результаты недостижимы, мало того, они к тому же и непостижимы. Мирное общественное устройство – это утопия, поскольку никакое количество аргументов, основанных на экзотерических соображениях общественной морали или целесообразности, не способно отвратить сердца предводителей народов от корыстной войны или завоевательских намерений.
Социальные различия, результат физической эволюции и материального обеспечения, создают расу ненавистников, сектантов и неодолимые социальные противоречия. Но поскольку человеческая природа всегда идентична, все люди одинаково открыты влияниям, которые концентрируются в человеческом «сердце» и взывают к человеческой интуиции; а там-то как раз и находится Абсолютная Истина, и это – душа и жизнь всех людских убеждений; и это, возможно и осуществит взаимный альянс для исследований и распространения этой основной Истины. Нам известно, что общепонятный термин для этой Вселенской Истины есть «Тайная Доктрина»; мы ее проповедовали, добились того, чтобы ее выслушали, пусть хотя бы в некотором объеме, сметали старые препятствия, сформировали наше братское ядро и, оживив арийскую литературу, докопались до ее совершенной религии, философских и научных доктрин, и всё для того, чтобы донести их до самых отдаленных народов.
Если мы не открыли школы, где обучали бы адептов Общества, то по крайней мере выдвинули определенные доказательства, что адепты существуют и что это приверженство нашему учению логически необходимо в естественном порядке человеческого развития. Таким образом, мы помогли Западу обрести более ценный идеал человеческих возможностей, чем он имел прежде. Изучение восточной психологии предоставило Западу ключ к определенным мистериям, до этого им не понимаемых, например, в отношении месмеризма и гипнотизма, и еще мы пролили свет на предполагаемые послесмертные связи реинкарнированного существа с живым. Это дополнительно обосновывает естественную теорию связи Силы и Материи, которую способен проверить на практике любой человек, обученный и приверженный экспериментальным методам восточных школ оккультных наук. Наш собственный опыт приводит нас к утверждению, что эта наука и дополняющая ее философия бросает свет на некоторые глубочайшие проблемы человека и природы: в науке она перебрасывает мост через «Непреодолимую Пропасть», в философии делает возможным сформулировать непрерывную теорию происхождения и участи небесных сфер, происхождения их «царств» и множества иных уровней. Когда мистер Крукс прекратил свои поиски мета-частиц и вдруг обнаружил, что нашел след утерянных атомов в их гипотетических сериях по семь элементов, философия адвайты усовершенствовала эту теорию развитием дифференцированной матери из недифференцированной, Пракрити из Мулапракрити – «бескорнего корня».
Вместе с недавней публикацией «Ключа к теософии», новой работы, которая ясным и доступным языком объясняет, что наша эзотерическая теософия верит в то, во что не верится и что положительно отвергается, у нас не осталось больше поводов, чтобы забивать себе головы фантастическими обвинениями. Теперь «корреспондентам» спиритуалического и других «Еженедельников», как и тем, кто беспокоит солидные ежедневные газеты разоблачениями сомнительных «теософских учений», не существовавших никогда за пределами голов этих хулителей, придется доказать, что эти учения имеют к нам какое-то отношение, продемонстрировав, что глава или абзац действительно имеет место в наших теософских публикациях, и особенно – в «Ключе к теософии». Они больше не смогут ссылаться на незнание, и если по-прежнему будут поносить нас, им придется это делать с учетом заявленных там оснований, поскольку теперь каждый сможет без труда предложить ему изучать нашу философию.
Чтобы покончить со всем этим, следует отметить, что наше Общество за четырнадцать лет своего существования ознакомило западных мыслителей с великим арийским учением и открытиями гораздо больше, чем какая-либо другая организация за прошедшие девятнадцать веков. Нельзя предсказать, чтò мы, возможно, предпримем в будущем; однако опыт сулит надежду, что сделано будет очень много, и что проделанная работа еще больше увеличит и без того широкое поле труда на пользу человечества.

Небылица

Перевод – О. Колесников

Несколько месяцев назад «Теософист» взял на себя задачу ради некоторых римско-католических друзей поверить в «сверхъестественную» небылицу, «выдуманную» касательно духов и медиумов, как говорилось в духовных печатных органах, в то время как ни одного подобного факта не приводилось «гораздо более заслуживающими доверия католическими печатными органами». Вследствие чего, поскольку политика нашей газеты является одной из самых беспристрастных, мы уступили просьбе некоего лица, которое было нашим хорошим другом и подписчиком, и пообещали изучить присланные нам римско-католические газеты на предмет литературы демонической или повествующей о призраках. Так мы и поступили, и наткнулись на странное приключение маршала Макмагона с дьяволом, происшедшее в Алжире. (См. «Теософист» за декабрь 1879). Тот же самый друг заверил нас, что маршал Макмагон жив, кроме того, он очень набожный католик, а газета, напечатавшая эту историю – весьма влиятельный и заслуживающий доверия печатный орган американских римско-католических священников, и поэтому невозможно сомневаться в ее правдивости. Так что некоторое время мы считали «совершенно неуместным», что бок о бок с «самыми достоверными чудесами Богородицы из Лурда» и другими вещами, столь заслуживающими внимания, такая уважаемая газета как «Catholic Mirror» (Балтимор, США) могла бы публиковать на страх и риск своей литературной и христианской репутации подобные вздорные фабрикации, т. е. газетные утки. Поэтому мы слово в слово перепечатали это приключение, каким обнаружили его в «Mirror» от 13 сентября 1879 года, предварив его предисловием, как можно отметить, двусмысленного свойства:
Мы охотно принимаем ее, поскольку подобную историю могли породить либо теософы, либо спиритуалисты, она довольно забавна, и можно зачислить ее в сказки или небылицы. Однако обстоятельства вмешались в этот случай с католиками; никто, даже скептик в глубине своего сердца, не осмелится надсмехаться над историей сверхъестественных чудес, сотворяемых Богородицей и ее Святыми, или Сатаной и его бесами… Только спиритуалистов и теософов… могут называть «безумным» из-за их веры в феномены, вызванные естественными причинами.
Это не внушающее доверие приключение маршала было также опубликовано в лондонском «Спиритуалисте». Пусть теперь говорит издатель этой газеты:

Недавно мы задались вопросом, чтò же правда в сомнительных и сверхъестественных впечатлениях маршала Макмагона, которые уже перепечатаны в бомбейском «Теософисте» из римско-католической газеты. Этим же вопросом задаются некоторые из наших читателей. Результатом явилось нижеследующее письмо от мисс Дуглас:

«Дорогой мистер Харрисон! Я отослала моей сестре, миссис Дуглас Бейли, которая сейчас находится в Париже, № 7 журнала «Спиритуалист», в котором излагается удивительное приключение маршала Макмагона, рассказанное от его лица, попросив ее разузнать, есть ли в этом хотя бы доля правды.
Она пишет, что правды в нем нет. Знакомая с адъютантом маршала Макмагона, бароном де Ленгсдорфом, она разговаривала с ним на эту тему; он рассказал, что не мог поверить, что эта история правдива, и что он вообще никогда не слышал о ней; тем не менее, он передал «Спиритуалист», содержащий эту историю маршалу, который заявил, что не существует ни малейших оснований верить этой выдумке. Искренне ваша,
Дж. Х. Дуглас».
Мы приносим извинения мисс Дуглас и мистеру Харрисону за доставленное им беспокойство, и надеемся, что урок, которому учит этот случай, не пропустят те, кто так твердо стоит за непогрешимость римско-католической церкви, поскольку выглядит так, что там потакают «небылицам», как и многие простые смертные, в то же самое время претендуя на полнейшее доверие.

Не́во Бирс Нимруда[386]

Перевод – К. Леонов

Sed et Serpens [но и Змий, лат. ] ***. Какой капитал нажила на этом церковь! Но где же то место в древности, с ее любящими добродетель философами и святыми мудрецами, в котором бы отсутствовал этот символ? Дракон или Змей всегда использовался для аллегорического выражения божественного разума и скрытой мудрости. Древний звездный и астрономический Змей – это сегодня падший Юпитер, прототип падшего архангела; Князь Воздуха стал на средневековых изображениях своего рода фантастическим Draco volans [летучим драконом, лат. ], одной из разновидностей райского искусителя. Драконы и Змеи повсюду, и даже Светоносец, ослепительный Люцифер, стал ныне Князем Тьмы и «Адским» Змием. Когда христианские народы, разрушая учебные заведения и языческие храмы, утратили ключ к истинному значению этого символа и древним драконическим структурам, их духовенство захотело видеть дьявольские рога и копыта, которые выглядывали бы из-под основания всякого величественного храма, любого древнего нехристианского святилища.
Истинное философское значение легенд и аллегорий о священном змее ныне совершенно утрачено. Причина того, почему древние египтяне находили в драконе и его многочисленных змеевидных разновидностях нечто божественное, объяснялась самыми разными способами, но никогда не была истолкована удовлетворительно. «Божественное», – говорит Элиан в своей «Природе животных»,[387] – «да; но в то же самое время было бы лучше оставить его в покое (divinius quodque praestet ignorari)», и он добавляет как бы мимоходом, что истинная цель, ради которой афиняне вскармливали больших змей в своих храмах, заключалась в том, что «они хотели иметь у себя под рукой пророков». Но то же самое по сей день делают не только «язычники» индусы, но и мусульманские унитарии-теисты Каира и других исламских центров, чьи мудрецы дают точно такое же объяснение этому, как и мудрецы древности. Священный дракон Эпидавра, который, согласно легенде, сам явился на зов жителей этого города, потребовал, чтобы ему был сооружен храм на Тибре, у подножия горы Палатин; месте, где он изменил свой вид, «чтобы они никогда не перестали советоваться с ним как с пророком».[388]
Слово «дракон», как говорится, это некий термин, имеющий у каждого из древних народов такой же смысл, какой вкладывают в него по сей день китайцы – протяженность, или «существо, выдающееся своим умом», и в греческом языке δράκων означает «того, кто видит и наблюдает». Согласно Ж. де Камбри («Monumens Celtiques», стр. 299),[389] «drouk» на языке Британии, во Франции, означает дьявола, отсюда происходит и droghedanum sepulcrum, или «дьявольская могила». В Лангедоке духи стихий назывались drac, во Франции drogg, а в Бретони слова dreag, wraie Wran имели, безусловно, то же самое происхождение, и замок Drogheda в Британии имеет ту же самую этимологию, но в каждом из вышеприведенных случаев связь этих терминов с «дьяволом» имела христианское, а, следовательно, более позднее происхождение. Ни одно из процитированных слов не несло такого смысла в дохристианское время.[390]
Но сегодня, как уже было отмечено, всякий «языческий» памятник связывают с духом зла. Хорошим примером для этого служит слово Babel [Вавилон], которое в древние времена означало «дворец (или жилище) Бога». Вольтер выразил удивление, почему это слово стали переводить как «смешение» (языков) ***. «Так как ba обозначает «отца» во всех восточных языках, а bel – «Бога», то, следовательно, Вавилон следует читать как град Бога».[391] Но церковь настаивает на своей трактовке слова babel как «смешение».
Но здесь на сцену выступает ассириология, которая предлагает нам свои новейшие открытия. Благодаря стараниям м-ра Ж. Опперта были переведены некоторые вавилонские клинописные таблички, из которых явствует: что бы ни означало слово Babel в дни (несуществующего) Ноя, во времена Навуходоносора, царя, который восстановил, по его собственным словам *** Бирс Нимруд, первоначально посвященный Нево, Богу Мудрости, а затем – Бэлу-Меродаху, его отцу, – оно не означало ничего подобного. Эти таблички были доставлены в Англию полковником Роулинсоном, обнаружившим их при раскопках в Борсиппе, или «Бирс Нимруде», и ни один из переведенных текстов не позволяет нам сделать вывод о каком-либо смешении языков, произошедшем в Вавилоне. В них сообщается, что Навуходоносор, царь вавилонский, заново воздвиг и отстроил «семь легендарных башен» и «храм семи светил»; храм (первоначальный Вавилон), который был разрушен землетрясением за сорок два поколения до этого. Позже мы узнаем, что этот храм с самого начала был возведен для астрологических целей, которым всегда и служил, а именно, что он был построен в честь семи светил, или семи планетарных духов, идентичных с христианскими «семью духами Господа» ***. Так как их обожествление проводилось более или менее открыто в течение средних веков, начиная с VIII столетия, и то же самое продолжается и по сей день римскими католиками,[392] – мы положительно не усматриваем никакой веской причины, по которой эти «духи» должны были быть менее божественными или более дьяволическими, или, опять-таки, более змееподобными, когда им поклонялись в Вавилоне, чем те же самые духи, которым воздают почести и хвалу в Риме?
Это факт, что та вавилонская башня, которая, согласно легенде, была отстроена Нимродом, не имеет никакого отношения к подлинной башне, выстроенной в Вавилонии задолго до того времени, когда жили составители книг Моисея. «Вавилон» не имеет ничего общего с еврейским словом бабель или бабиль, «бормотание», ибо ныне забыто даже правильное произношение этого наименования. Одна легенда, сохраненная кочевыми племенами Малой Азии, говорит о некой башне, называемой Не-ба-бэл, и это было подлинным названием пирамиды, восстановленной Навуходоносором. Его этимология будет самой простой и очевидной вещью в мире, если мы вспомним о том, кем является Нево. Действительно, он был сыном Меродаха, или Бэла, и именно в честь этого Бога Мудрости (Сына), «Спасителя, Мудреца, который ведет людей к голосу Великого Бога, своего отца, и получает свет от Него», и был построен этот храм, который назывался Небабэл, или «Нево (сын) Эла».
Это божество было тесно связано с величественным Бирс Нимрудом по той простой причине, что его храм был расположен в верхней башне семи этажей, из которых состояло пирамидальное здание Бирс Нимруда.[393] Воспользуемся здесь авторитетным свидетельством Геродота. Он говорит о нем (кн. I, § 181), называя его храмом Юпитера-Бэлуса, и упоминает капеллу, или башню, на последнем, или седьмом, этаже (хотя описывает ее как восьмой этаж), где можно увидеть удивительную по своему великолепию усыпальницу бога с золотым столом и ложем, на котором временами отдыхает Нево.
Тот факт, что слова бабиль, бабилух или бабель означают в сирийском и еврейском языках «невнятный говор», как это представлено у де Ружмона, по мнению которого «клинописные таблички, по всей видимости, подтверждают реальное существование Моисея»,[394] – поистине имеет весьма небольшое значение для кого бы то ни было, кроме того, кто заинтересован в защите библейских утверждений. Ибо малейшее изменение гласной, неправильное ударение или интонация могут дать совершенно иное значение любому слову и изменить, таким образом, его первоначальное значение или идею. Вавилонские жрецы, которые, согласно Цицерону, «утверждают, что они сохранили на своих памятниках наблюдения, которые охватывают период времени в 470.000 лет»,[395] могли преувеличивать, а могли и нет, – но все же должно было пройти много тысячелетий между ранней и первобытной конструкцией халдейских языков и еврейским языком более поздних сохранившихся свитков, в которых слово babel интерпретируется как «смешение», и таким образом возникает повод для отождествления этого слова, в библейских целях, с вавилонской башней. Отсюда – широкий простор для всяческих спекуляций.
В любом случае, поскольку современная наука постепенно приходит к мудрому заключению, что было бы чересчур опасным испытанием для веры признание того, что «все существующие языки различных народов могли произойти одновременно и из одного общего источника под влиянием божественного вмешательства» (Ренан: «Langues Semitiques»),[396] перевод Вавилона как смешение можно не принимать во внимание, оставив его на совести толкователей Библии.
Что касается Нево, то он был «Богом» в представлении простых людей и, эзотерически, таинственной СИЛОЙ, управляющей планетой Меркурий – символом и «домом тайной мудрости», *** к которому халдеи обращались как к «Тому, кто сам себя создал из себя самого», – иначе говоря, божественной мудростью. Все то, что ныне известно относительно этого «божества», запечатлено на глиняных табличках, найденных и привезенных в Европу полковником Роулинсоном, *** клинописный текст которых был частично переведен *** м-ром Жюлем Оппертом, выдающимся ориенталистом и членом Азиатского общества в Париже, а позднее дополнен Джорджем Смитом. Буквальное значение перевода, даже если принять его в таком несовершенном виде, как существующий, все же годится для того, чтобы открыть изучающему оккультизм истинный характер «бога», к которому обращены данные тексты.
Вот они:
«Я, Невохадносор, царь Вавилона, слуга Предвечного Единого, находящегося в сердце Меродаха, Высший Монарх, который превозносит Нево, Спасителя, Мудреца, который выслушивает наставления этого великого бога: Царь-Наместник ***, который восстановил пирамиду и башню из [семи этажей]. Я, сын Невополассора, царь Вавилонии.
Великий Господь Меродах породил меня и повелел восстановить его обитель. Нево, который наблюдает за небесными и земными воинствами, вооружил мою руку скипетром правосудия.
Эта пирамида является великим храмом Неба и Земли, жилищем Учителя Богов – Меродаха. Святилище в ней, которое я воссоздал из чистого золота, – это место отдыха Его Владычества. Семиэтажную Башню,[397] вечный Дом, который я вновь отстроил и восстановил, я отделал полированными плитами из кедра и кипариса, и завершил его великолепие золотом, серебром и другими металлами ***.
…Я закончил первое здание, храм в центре земли, с которым связана память Вавилона, и сделал ему надстройку из кирпича и меди.
Второе сооружение таково: храм Семи светил Земли,[398] с которым связана память Борсиппа («Бирс Нимруда»), начатый первым царем – со времени правления которого минули сорок две человеческие жизни,[399] – и по вине которого его вершина осталась незавершенной много веков назад, так как мысли его были выражены весьма беспорядочно. («Оставшийся план строения был слишком неопределенным», – как переводят это место некоторые ориенталисты.) Землетрясение и гром разрушили свежие кирпичи, которые раскрошились и упали вниз, образовав небольшие холмики.
Чтобы восстановить его, великий бог Меродах завладел моим сердцем; я не менял его местоположения и не перекладывал его фундамент ***, но обновил окружающие его балюстрады *** и отстроил заново его вершину.
Нево, сам себя породивший, Высший Разум… благослови мой труд… благоволи ко мне всегда на пути грядущих времен, в семикратном умножении в перерождениях (стать совершенным семеричным существом в каждом перевоплощении), победе на троне и т. д., и т. п. *** Навуходоносор, царь, который восстановил это, остается распростертым перед твоим ликом».
Имя Навузардан, включающее в себя Нево, или Наву, по всей видимости, только в еврейском языке означает «Наву есть Господь» (ןדארזובג); но в персидском языке и у людей античности Наву всегда означало премудрого (Господа). Поэтому префикс Наву присоединялся к имени каждого посвященного адепта, предназначенного для служения Бэлу и Нево, «надзирающим над всеми небесными и земными легионами», или «воинствами». Отсюда происходят названия Наву-Кадан-Ашур, Наву-Пал-Ашур, Наву-Зарадан и т. д., и т. д. Короче говоря, Наву было неким абстрактным качеством: персонифицированным – когда имелся в виду седьмой принцип, «высшее эго» человека; неким прилагательным – если его относили к некоему особому предмету; и, в конце концов, синтетическим атрибутом семи халдейских богов – планетарных духов. Меркурий имел не больше прав называться Нево, чем какая-либо из шести других планет, но его называли таким образом согласно более поздней идее, пытающейся соединить в одно целое бога, планету и атрибут. До сих пор существует глубокое убеждение *** среди современных евреев и христиан, что Моисей умер и был погребен на горе НЕВО, входящей в горный хребет Фасги.
Изучающему оккультизм следует хорошо поразмышлять над теми материалами и системами измерений, которые использовались согласно подробным наставлениям самого Бога Израиля при создании скинии (см. Исход, гл. 25 и далее), если он хочет узнать, каким образом «жилище бога» – называется ли оно скинией, домом, пирамидой или храмом – было приспособлено для оккультных целей. Если системы измерений таких строений по «весу, размеру и объему» являются «символически» и «эзотерически» совершенными копиями друг друга, или, говоря иначе, обнаруживают полную идентичность, когда их изучают при помощи современной метрологии и геометрии, а также соответствуют астрономическим планетам (включая землю) своими взаимосвязями, диаметрами и длинами окружностей, и т. д.; то насколько же больше могло бы быть открытий, если бы их архитектура и материалы, из которых они построены, были изучены в свете алхимии, оккультных и психофизических соотношений. Если бы были установлены тайные силы, скрытые в любом металле, древесине, краске и материале – как, например, в козлином волосе, – и благодаря этому были бы найдены связующие силы во всех многократных комбинациях таких объектов, тогда мир получил бы неоспоримое доказательство того, что «ноев ковчег» и «ковчег завета» божества-покровителя народа Израиля были совершенно идентичны с «седьмым этажом» и «местом отдыха» халдейского «Господа Бога» – их национального и покровительствующего божества. Что то же самое распределение и та же комбинация «золота, серебра и меди», «голубого, пурпурного и алого, тонкого холста и козьего волоса», дерева шеттим,[400] бараньих шкур, окрашенных охрой, оникса и меди, – требовались для храма халдейского Бэла,[401] или Нево, что и для еврейского Эла, или Иеговы, если ожидалось, что одна из этих Сил проявит себя в, и будет говорить из соответствующего магического убежища. В конце концов они получили бы неопровержимое доказательство того, что если предполагаемое поклонение звездам халдеев было идолопоклонством, – таким же был предполагаемый монотеизм евреев. Ибо если вавилонский Бэл означал СОЛНЦЕ, то Иегова израильтян означал САТУРН. Каждый из «богов» народов имел свою «звезду», или планету, и эта звезда, носившая такое же имя, предполагалась домом или местом обитания этого ангела. «Вы носили скинию Молохову и звезду бога вашего Ремфана (Хиуна), изображения, которые вы сделали для себя», – выражает свое недовольство «Господь» через Амоса (Амос, 5:26).[402] Кем же был Ремфан, или Хиун, как не Ваалом – более поздним Бэлом? Вся религия евреев сплошь состоит из обрывков халдейского и египетского культов; Библия описывает Даниила как рабби, главу вавилонских астрологов и магов, и поэтому ему сопутствуют малые ассирийские быки и атрибуты Шивы, которые появляются вновь в сильно видоизмененном облике в херувимах талмудических евреев, как можно проследить и быка Аписа в сфинксах и херувимах моисеева ковчега, и найти через несколько тысяч лет того же самого ассирийского быка в компании с египетским львом, птицей Юпитера, орлом, и вдобавок с ликом некоего ангела, изображенных вместе с четырьмя апостолами Нового Завета – четыре каббалистические фигуры.
Совершенно очевидно, что Нево управлял халдеями и вдохновлял их в течение долгого периода вавилонской цивилизации. Никакие современные средства, находящиеся в распоряжении наших архитекторов, не могли бы помочь построить такие гигантские города и здания в нашем веке, какими были Вавилон и Ниневия. И все же предполагают, что они были построены не ранее приблизительно девятнадцатого века до н. э., внуками той самой одинокой семьи, которая пережила Потоп!
Три ориенталиста – Опперт, Фреснель и Томас – организовали в 1851 году при содействии правительства научную экспедицию в «Месопотамию», и вот что они написали по возвращении о Вавилоне:
«Вообразите себе площадь в десять раз обширнее, чем весь Париж со своими пригородами, протяженностью больше, чем департамент Сены, окруженную стеной в 80 футов толщиной и от 105 до 328 футов высотой – как раз такой высоты достигает шпиль на доме Инвалидов, – это и будет Вавилон».
Опперт обнаружил на месте города модуль гигантских размеров, который в точности подтверждает сообщения Геродота, в описании которого Вавилон изображен в виде «огромного квадрата, каждая из сторон которого имела 120 стадий в длину, огороженного стеной в 50 царских локтей в толщину, и 200 в высоту», – едва ли эти измерения могут страдать недостатком точности. Кроме того, знаменитая надпись Навуходоносора подтверждает свидетельство Геродота. Как замечает античный автор: «Пирамиды Египта выглядели бы карликами в древнем Вавилоне».
Однако наиболее любопытным документом на данную тему является лекция того же самого Жюля Опперта, прочитанная им в Академии изящных искусств, которая называлась: «Клинописные ассирийские надписи»; ниже мы приводим краткое изложение этой лекции.
Древнейшими документами, находящимися в руках ориенталистов, являются глиняные таблички, которые использовались для письма царями нижней Халдеи приблизительно с XXX по XX век до н. э. Перевод надписи царя Тиглатпалассара был сделан около двадцати пяти лет назад в Лондоне четырьмя разными ориенталистами, одновременно и независимо друг от друга, по заказу Азиатского общества. И эти четыре версии, как оказалось, по причине их совпадения оставляют весьма небольшие сомнения в правильном значении главных черт исторических фактов, описанных там. Большинство табличек принадлежат к периоду Саргона, царя-основателя Хорсабада, история которого (почти слово в слово совпадающая с библейской легендой о детстве Моисея) была расшифрована и опубликована покойным Джорджем Смитом. Города и памятники, построенные Саргоном, бесчисленны, и его сын, великий завоеватель Сенахериб, продолжал строительство после него. В надписях Быков, Саргон таким образом описывает религиозную церемонию:
«*** В долине… ниже Ниневии я построил город и назвал его Хисри-Саргон. Для того чтобы населить этот город и сохранить память о разрушенных алтарях, я построил алтари великим богам и дворцы для моего величия, чтобы жить в ***. Затем я выбрал в Хисри-Саргоне места для Нисроха, Сина (Луны), Самаса (Солнца), Ао (Сатурна),[403] Нинип Сандан и т. д., и т. д., и их скульптурных изображений (статуй)».
В дальнейшей церемонии описывается закладка фундаментов и особенности всех богов и богинь. Мы не будем касаться здесь всех их и можем привести лишь то, что имеет отношение к Нево:
«Вавилонская башня», – продолжает Опперт, – «известная сегодня как Бирс Нимруд, состояла из семи квадратных башен, помещенных одна на другую и поддерживаемых неким гигантским основанием».
Геродот ошибочно называет число восемь, принимая последнюю надстройку также за башню.[404]
«На верхнем этаже располагался просторный храм, в котором не было ничего кроме ложа, на котором возлегал бог во время своих кратковременных визитов».
Все тексты говорят о верхней башне как о месте отдыха бога НЕВО ***. Ниже находился еще один храм, посвященный Нево. Все указывает на то, и это действительно так, что башня Борсиппы была специально предназначена этому богу. Далее цитированная выше надпись упоминает о
«святилище Нево, которое находится внутри пирамиды и называется Бабиль, или центральным местом, *** где собирались и возвещали оракулы».
Таким образом, сообщение о вавилонской башне в 11-й главе Книги Бытия является чисто аллегорическим и неправильно понятым. В вавилонской башне находилось святилище, в котором боги или конкретный бог говорили через оракулов таким же образом, как и бог евреев или боги (ангелы) говорили через первосвященников и даже viva voce [живым голосом, лат. ] с народом израильским. Скиния и ковчег были не в большей степени святы, чем место отдыха бога и обитель оракула. Все они были святилищами ГОВОРЯЩИХ БОГОВ.[405]

Недостающее звено

Перевод – О. Колесников

Многие западные газеты необыкновенно взволновали известия, только что прибывшие в Европу из Сайгона. Самые радикальные и свободомыслящие радостно, – возможно даже, действительно в интересах истины – сообщали об этом факте, что теперь навсегда снята самая толстая и потому самая непроницаемая завеса, покрывающая деяния Матери-Природы, а для антропологов не осталось больше тайн для разгадки. Виновник такого возбуждения – маленькое чудовище, семилетний дьяволенок, находящийся ныне на Сайгонской выставке. Этот ребенок, родом из Камбоджи, крепенький и совершенно здоровый, имеет в строении своего тела весьма отличительный и крайне редкий физический феномен – настоящий хвост десяти дюймов длины и полтора дюйма (у своего основания) ширины!
Этот оригинальный маленький представитель человеческого рода, как мы считаем, уникальный в своем роде, ныне увиденный последователями Дарвина и Геккеля, являет собою настоящее «Недостающее звено». Давайте предположим, в порядке дискуссии, что эволюционисты (в чьи цвета мы, безусловно, окрашиваемся) правы в своих предположениях, и что дорогая их сердцу теория, что нашими предками были бабуины, оказывается правдой. Будут ли тогда сметены все препятствия с нашего пути? Ни в коем случае: ибо тогда нам более, чем когда-либо, придется постараться разрешить до сих пор неразрешимую задачу: кто появился первым, человек или обезьяна? Снова перед нами предстанет аристотелева проблема создания яйца и курицы. Мы никогда не узнаем правду до тех пор, пока науке не выпадет какая-нибудь удачная возможность засвидетельствовать, что в различные периоды и при разных климатических условиях, бывает ли, что рожают женщины обезьян, украшенных хвостовым придатком, или самки орангутангов становятся матерями бесхвостых, и, кроме того, получеловеческих детей, одаренных способностью к речи по меньшей мере как среднего ума попугай или майна (говорящий скворец).
Для нас полагаться на науку в этом отношении нечего, поскольку наука сбита с толку не менее, если не более, нежели мы, простые смертные. На это может быть пролито настолько мало света, что сами ученые люди – это те, кто больше всех, в некотором отношении, сбивает нас с толку. Как это было в отношении гелиоцентрической системы, которая оставалась неоспоримым фактом более трех веков и в конце нашего века нашла весьма серьезного оппонента в лице доктора Шрепфера, профессора астрономии Берлинского университета, так и Дарвиновская теория происхождения человека из антропоида имела среди своих ученых оппонентов одного, который, несмотря на то, что сам был дарвинистом, пылко возражал Дарвину и хотел основать собственную школу.
Этот новый «сторонник системы усовершенствования» – некий профессор венгерского городка Фюнфкирхен, который в настоящее время читает серию лекций по всей Германии. «Человек, – утверждает он, – который должен был произойти из силурийской глины, от которой он начал эволюционировать с лягушки, однажды обязательно должен заново эволюционировать в такое же животное!» Пока все хорошо. Однако эти объяснения, подтверждающие гипотезу, – которые профессор Чарльз Дизи принимает за совершенно установленный факт, – слишком слабы для того, чтобы позволить нам выстроить нечто, похожее на неопровержимую теорию относительно этих предположений. «В первобытные дни первого периода эволюции, – продолжает он, – в морях обитало огромное лягушкоподобное млекопитающее животное, но которое, будучи амфибией, ходило и по суше, дыша воздухом так же легко, как и в воде; хотя основной средой его обитания была соленая морская вода. Это лягушкоподобное существо в наше время и есть то, что мы называем… человеком (!), и его морское происхождение доказывается фактом, что он не может жить без соли». Существуют и другие признаки происхождения человека, почти такие же впечатляющие, как и вышеуказанные, по которым можно установить его эволюцию, если мы поверим этому новоявленному пророку от науки. Например, «очевидные остатки плавников, видимые между его большим и остальными пальцами, равно как непреодолимое стремление человека к водной среде»: стремление, которое мы отмечаем повсюду, но более заметное у индуса, нежели у шотландского горца!
Не менее категорически венгерский ученый возражает дарвиновской теории происхождения человека от обезьяны. Согласно его новому учению, «не антропоид породил человека, а последний стал прародителем обезьяны. Обезьяна – это просто человек, снова возвратившийся в свое первобытное, дикое состояние». Взгляды нашего профессора на геологию и на окончательное разрушение земного шара вкупе с его замечаниями касательно будущего состояния человечества не менее оригинальны и являют собою сладчайший плод его Древа Научного Познания. Хотя они и вызывают обычное веселье, тем не менее, высказываются «ученым» лектором в очень серьезном духе, а его труды обсуждаются коллегами наравне с другими учеными трудами. Если нам придется поверить его высказываниям, то придется поверить и в то, что «Луна медленно, но уверенно приближается к Земле». В результате подобной неучтивости со стороны нашей прекрасной Дианы, более чем вероятно следующее: «Однажды морские волны, затопят нашу землю и постепенно поглотят все континенты. И тогда, человеку, больше не способному жить на суше, придется возвратиться к своей первобытной форме жизни, т. е. он снова станет водяным животным – человеком-лягушкой». И компаниям по страхованию жизни придется прикрыть свои лавочки и стать банкротами, мог бы он добавить. Отважным биржевикам советуется заранее принять все меры предосторожности.
Итак, позволив себе некоторую непочтительность по поводу Науки, а вернее, тех, кто оскорбляет ее своею к ней причастностью, теперь мы можем преподнести некоторые более приемлемые теории относительно недостающего звена. Изредка встречаются фанатики, своей непоколебимой уверенностью почти заставляющие нас поверить, подобно Швайнфорзу и другим великим путешественникам по Африке, что они обнаружили расы, которые, возможно, являются утраченными звеньями между человеком и обезьяной. Например, африканские аккасы, которых Геродот, рассказывая о них, называет пигмеями (II, 32). Несмотря на то, что рассказ о них вышел из-под пера Отца Истории, еще совсем недавно это считалось ошибочным, равно как считались мифами все рассказы об этом легендарном народе. Однако с тех пор как общественность ознакомилась с более правдивыми повествованиями европейских путешественников, мнение изменилось, и уже никто больше не считает, что Геродот в своем рассказе перепутал людей с африканскими павианами. Достаточно прочитать описание орангутангов и шимпанзе, чтобы понять, что эти животные – всем, кроме, покрытого шерстью тела – почти во всех отношениях похожи на этих аккасов. Рассказывают, что у них крупные цилиндрические головы, венчающие тонкую шею; тело достигает примерно четыре фута в высоту; очень длинные и совершенно непропорциональные руки, свисающие намного ниже колен; грудная клетка сужается к плечам и значительно расширяется в области живота, который всегда огромен; колени толстые, а руки сложены необыкновенно красиво (руки обезьян отличаются тем, что, за исключением коротких больших пальцев, имеют предельно аккуратные и изящные пальцы, сужающиеся на конце, и украшенные безупречной формы ногтями). Аккасы ходят, покачиваясь из стороны в сторону из-за неестественных размеров живота, как шимпанзе и орангутанги. У них крупный череп, сильно приплюснутый у основания носа, увенчанный скошенным книзу очень узким лбом; выступающий вперед рот с тонкими губами и лишенный всяческой растительности подбородок, а точнее, его полное отсутствие. Головы их лысы; и хотя они не такие шумливые, как орангутанги, но создают невероятный шум, если их сравнить с остальными людьми. Из-за того, что в областях их проживания трава в два раза выше их роста, говорят, что они прыгают, как кузнечики, тем самым словно делая гигантские шаги, а все их движения напоминают движения крупных антропоидов.
Некоторые ученые считают – и на сей раз с вескими основаниями – что аккасов даже больше чем матимбов, о которых очень интересно рассказал д'Эскайрас де Латур, и больше, чем кимосов и бушинов, обитающих в южной Африке, и все они – остатки недостающего звена.

Неизбежные вопросы

Перевод – К. Леонов

«Вы предлагаете задавать вопросы по поводу различных трудных моментов, связанных с оккультной наукой. Я не могу согласовать некоторые вещи, относящиеся к апостолам современной теософии. В „Предисловии к первому изданию“ (стр. xxiii 5-го издания) „Эзотерического буддизма“ м-ра А. П. Синнетта имеются такие слова: „Два года назад ни я, ни кто-либо другой из европейцев, не знал азов этой науки, впервые возведенной в ранг научного утверждения“. Это весьма эмоциональное высказывание; оно, видимо, предполагает, что мыслящий мир всецело обязан этой книге и ее автору за то знание истин эзотерической науки, которая сейчас распространяется среди европейских и американских теософов. Но вряд ли м-р Синнетт имел в виду именно это.
Ибо, можно ли согласовать данное утверждение и его подоплеку с тем фактом, что мадам Блаватская, жительница Европы,[406] написала за несколько лет до этого «Разоблаченную Изиду», которая, хотя и не содержит в себе столь же конструктивного учения о тайнах вселенной, подобно «Эзотерическому буддизму», все же предполагает знание автором много большего, чем «азы науки»?
И не истинно ли, как это отмечено в «Оккультном Мире», что м-р Синнетт обязан мадам Блаватской своим первым знакомством с эзотерической наукой, а также своей встречей с наставником, Учителем, от которого он и получил основную массу своей информации? Мадам Блаватская, как мы это поняли, много лет назад обучила этим истинам оккультной науки полковника Олькотта, превратив его, таким образом, из спиритуалиста в теософа. Вполне возможно, что мадам Блаватская обучила других тем же истинам.[407]
Я хотел бы также спросить, не существует ли людей, тайно изучающих эту науку в ее широком смысле, которые уже знали эти вещи задолго до данной публикации?
Для меня и для других было бы очень важным узнать, каким же образом на самом деле возникли современные учения оккультной науки, и каково же истинное место «Эзотерического буддизма» как выражения авторского понимания оккультных истин.
Сейчас, когда теософские учения проникают в сознание людей, особенно важно, чтобы было достоверно известно происхождение современного движения. Я чувствую, что я сильно обязан «Эзотерическому буддизму», но я не уверен в собственном понимании фактов, о которых я упомянул, и хотел бы их согласовать».

Искренне ваш,
Чарльз Б. Ингэм
Ответ редактора

Этот случай – хорошая иллюстрация недоразумений, которые часто возникают из-за неточности выражений, используемых писателем. Конечно, м-р Синнетт никак не мог хотеть того, чтобы его считали первым и единственным каналом для передачи эзотерической доктрины. На самом деле он специально опровергает это, и наш корреспондент может убедиться в этом, обратившись к странице xxi Введения того же самого издания этой книги.
«Позвольте мне добавить», – говорит м-р Синнетт, – «что я не рассматриваю себя как единственного выразителя внешнего мира в период кризиса эзотерического знания».
Если он не упомянул автора этих строк и ее американских учеников и коллег 1874–1878 годов – полковника Олькотта и м-ра Джаджа, – то это, бесспорно, потому, что он рассматривал «мадам Блаватскую», русскую по происхождению, как принадлежащую скорее Азии, нежели Европе (безобидное заблуждение, разделяемое многими патриотически настроенными англичанами), а этих двух джентльменов – как американских граждан. От него, без сомнения, также ускользнуло, что среди группы посвященных, к которой относится и его собственный мистический корреспондент, двое являются европейцами, а один, верховный Учитель, является в своем «настоящем воплощении» наполовину славянином, как он сам об этом писал полковнику Олькотту в Нью-Йорк.
«Эзотерический буддизм» проделал предварительную работу, популяризируя эзотерические истины в экзотерической форме, смешанной с чистой метафизикой, которую сам автор отрицает (см. с. 46), и распространяя теософские идеи по всему миру; он доказал популярность этих идей тем, что его книга уже выдержала шесть изданий, и вскоре должно появиться седьмое. Однако эта книга не настолько свободна от небольших погрешностей, чтобы ее можно было рассматривать как непогрешимое Писание, а ее скромного автора как провозвестника Божественного Откровения, – как это представляют себе некоторые глупые энтузиасты, ищущие новых идолов. На вопрос корреспондента о том, «как в действительности возникли современные учения оккультной науки», ответить очень просто. Кризис достиг той стадии, когда стало абсолютно необходимым сделать доступным нашему поколению эзотерическое Учение о вечных циклах. Религия, и на Западе и на Востоке, давно уже задохнулась под нагромождением разнообразных сект и освобожденной науки. Из-за отсутствия какой-либо научно-религиозной концепции, наука нанесла религии coup de grâce [смертельный удар, франц. ] железной кувалдой материализма. Завершая этот кризис, фантомный мир Гадеса (или Камалока) преобразовался в мутный поток в десятках тысяч комнат для спиритических сеансов, и создал безусловно ошибочные представления о состоянии человека после смерти. Нет ничего, кроме нескольких фундаментальных идей эзотерической философии, популярно изложенных таким ясным и замечательным писателем, как м-р Синнетт, что могло бы предотвратить гибель человечества в море неведения. Таким образом, вновь открылись Врата Дворца Истины, и м-р Синнетт и многие другие добровольные работники уловили каждый свой луч. Но так же как весь свет может быть получен только объединением всех лучей спектра, так и старая философия в целом может быть понята лишь объединением всех отдельных отблесков, прошедших через многие интеллектуальные призмы нашего и прошлых поколений.

Некоторые комментарии относительно «Пятиконечной звезды»

Перевод – К. Леонов

В своем письме в «Теософист», К. Х. Ван дер Линден ищет объяснения некоторым необычным случаям, произошедшим с ним; в конверт также вложена копия письма на ту же тему, адресованное им полковнику Бунди в «Религиозно-философский журнал». В частности, там говорится: «Некоторые назовут меня сумасшедшим, другие мечтателем, а большинство людей – мошенником».

Несомненно, так оно и будет; и каждый член Теософского общества – если только он не скрывает в себе такие же личные оккультные и психологические опыты и не держит их в строгом секрете – должен быть готов к подобному обвинению. Публика (не исключая и высший свет) – готовая в любой момент отвернуться от своих идолов и авторитетов, и, разбивая их вдребезги, забрасывать их камнями и втаптывать в грязь даже таких выдающихся ученых как профессоров Хэйра и Цёльнера, г-д Уоллеса и Крукса, и все это лишь потому, что они были вынуждены признать некоторые феномены как факты и искренне объявить их таковыми – тем более не должна проявлять большую снисходительность к таким людям, как мы.

Повествуя о своих опытах, Ван дер Линден пишет: «Несколько дней назад у моей жены были мучительные спазмы в животе. Я магнетизировал ее, непроизвольно повторяя своими движениями фигуру пятиконечной звезды над больным местом, и вот! спазм исчез как по волшебству… Оказал ли при этом воздействие данный знак?»
В своем письме к полковнику Бунди он рассказывает, что лежал посреди ночи «в дремотном состоянии, но оставаясь в сознании…» Он заметил возле своей кровати «фигуру человека в древнем одеянии», который сказал ему: «Сам того не осознавая, несколько дней назад ты использовал тайну, чтобы успокоить боли твоей жены, тайну, которая, если она станет известна всем, в корне изменит практику медицины… Я научу тебя, как тебе лично использовать ее… и только одно обещание я требую взамен… никогда не раскрывай этот секрет никому вне своей семьи…» В заключении автор письма сетует: «Сама наука стала испорченной и развращенной, ибо она отказывается признавать или исследовать факты».

Напротив, многие люди науки делают это. Но для этого от человека требуется исключительное мужество, чтобы встретить ту бурю критики, которая обрушится на экспериментатора из-за признания таких исследований, особенно в том случае, если они увенчаются успехом. Загляните в «Трансцендентальную физику» профессора Цёльнера и в «Изучение феноменов спиритуализма» В. Крукса, члена Теософского общества, и судите сами.
Что касается визитов «ориенталов» [людей с Востока], с одним из которых посчастливилось познакомиться м-ру Ван дер Линдену, то они стали довольно частыми в наши дни. У нас есть несколько писем о том же самом явлении. Однако, мы возьмем на себя смелость утверждать, что никакое объяснение не может принести никакой пользы, если ему не предшествовало долгое изучение и правильное понимание оккультных законов так называемых «магнетических сообщений». Сначала посмотрим, имеем ли мы право, собрав свидетельства одинаковых результатов, включить это таинственное воздействие в число фактов. Для нас преждевременно говорить о таких вещах, если даже научная гипотеза профессора Цёльнера о четвертом измерении пространства снискала столь слабое одобрение у материалистов. Между тем, мы добавляем к этим материалам другое письмо на ту же самую тему, полученное от одного парса, члена Теософского общества, который еще вчера был убежденным скептиком, но его скептицизм пошатнулся благодаря такому же эффекту.

Это письмо было получено от Дараша Дошабхои. Кроме рассказа о случае, сходным со случаем Ван дер Линдена, связанным с воздействием пентаграммы, он пишет, что его сильно поразила история о перевоплощении, рассказанная дамой из касты кшатриев, которая была опубликована в майском номере «Теософиста» за 1881 г. Он пишет: «Я обнаружил теперь, что история этой дамы подтверждает мое предположение, так как она утверждает, что поскольку в этом бренном мире материи нет никакого возрастания или убывания, атма кого-либо, как только она покидает тело, переходит в другое тело… Я все еще настроен наполовину скептически относительно того, что это такое и чем это должно быть…»

Наука неспособна показать, что это или «чем это должно быть». Хотя намного легче доказать, чем это не является и не может быть. Это не «арфа» и не «крылья» на некой лишенной тела голове, на которой нет ничего, кроме ушей – и это единственное, чем можно утешиться.

Некоторые указания для каждодневного пользования

Перевод – О. Колесников

Выдержки, из которых составлен этот раздел, могут показаться несколько разрозненными, поскольку первоначально не предназначались для публикации. Впервые они были опубликованы под заголовком «Изучение теософии» в надежде, что читатель усмотрит намек и сам начнет делать ежедневные выписки, создавая, таким образом, конспекты прочитанных книг и извлекая из их чтения практическую пользу. Следуя этой практике, читатель будет в сжатой форме сохранять то, что на его взгляд выражает суть книги.
Чтение нескольких цитат каждое утро, старания приложить их затем к жизни в течение дня и медитации на них в свободное время, – также полезно для начинающих.
I
Вставайте сразу, как только проснетесь, не лежите праздно полусонные-полупроснувшиеся в постели. Первым делом горячо помолитесь о духовном возрождении всего человечества и о тех, кто борется, идя по пути истины, – чтобы ваши молитвы поддержали их и помогли им трудиться более ревностно и успешно, и чтобы укрепить в вас самих противостояние соблазнам чувств. Мысленно представьте образ своего Учителя, погруженного в самадхи. Добейтесь четкого видения с полнотою всех деталей, думайте о Нем с благоговением, и молитесь, чтобы все ваши ошибки упущений и прегрешений могли быть прощены. Это заметно укрепит вашу силу сосредоточения, очистит сердце, пойдет на пользу во многих других отношениях. Или постарайтесь разобраться в собственных недостатках: детально разберите их пагубное воздействие и минутность наслаждений, доставляемых ими, и твердо желайте приложить все ваши силы, чтобы не поддаться им в следующий раз. Подобный самоанализ и рассмотрение самого себя на суде собственной совести помогут вашему духовному росту в такой степени, о какой вы прежде и не мечтали. Во время умывания тренируйте вашу волю, чтобы заодно с физической грязью тела смыть также и нравственные нечистоты.
В отношениях с другими соблюдайте следующие правила.
1. Не делайте того, что не является вашим долгом, то есть не делайте ненужные дела. Прежде чем что-либо делать, подумайте, является ли это вашим долгом.
2. Не говорите ненужных слов. Прежде чем произнести их, подумайте о возможных последствиях. Никогда не позволяйте себе нарушать свои принципы, уступая давлению окружающих.
3. Не позволяйте ненужным или пустым мыслям занимать ваш ум. Это легче сказать, чем сделать. Вы не можете вдруг сразу сделать ваш ум чистым. Потому поначалу старайтесь пресечь дурные или праздные мысли, направляя ум на разбор своих ошибок или на созерцанию Совершенных.
4. Во время еды упражняйте волю, чтобы пища хорошо переваривалась и строила ваше тело в гармонии с духовными устремлениями, и не рождались дурные страсти и грешные мысли.
Ешьте только когда испытываете голод, пейте только когда испытываете жажду, не иначе. Если какое-либо особое блюдо начинает прельщать вас, не уступите соблазну отведать его только ради удовлетворения своего желания. Вспомните, что удовольствие, получаемое при этом, не существовало всего лишь несколькими секундами раньше и что оно исчезнет несколько секунд спустя; что это – преходящее удовольствие, а то, что сейчас воспринимается как удовольствием, при больших дозах превратится в боль; что это доставляет удовольствие лишь языку; что если приобретение желанной вещи требует больших усилий, и вы поддаетесь страсти заполучить ее, то вы не остановитесь ни перед чем, чтобы достичь цели, но поскольку имеется нечто другое, способное наградить вас вечным блаженством, подобная привязанность к преходящим вещам есть в лучшем случае просто глупость; что вы не являетесь ни телом, ни чувствами, потому удовольствие или боль, переживаемые телом и чувствами, в сущности не имеют власти над вами; и тому подобное. Придерживайтесь этой же линии рассуждения при всех других случаях искушения, и хотя иногда вы будете терпеть неудачу, все же со временем научитесь добиваться успеха.
Не читайте много. Если вы читали десять минут, то поразмышляйте несколько часов. Привыкайте к одиночеству, привыкайте быть наедине со своими мыслями.
Утвердитесь в мысли, что никто кроме вас самих не в состоянии помочь вам, и постепенно избавьтесь от всякой привязанности ко всему. Прежде чем заснуть, молитесь, как вы молились утром. Пересмотрите свои поступки за день, отметьте допущенные ошибки, примите решение не повторять их завтра.[408]
II
Правильное побуждение к само-познанию – побуждение, связанное с познанием, а не с самостью. Самопознание – достойная вещь в силу присутствия в нем поиска знания, а не в силу связи его с личностью. Главное условие достижения самопознания – чистая любовь. Стремись к знанию из чистой любви, и твои усилия в конце концов увенчаются самопознанием. Возрастающее нетерпение ученика – верный показатель, что ученик трудится ради награды, а не ради любви, а это в свою очередь показывает, что он не достоин величайшей победы, оставляемой для тех, кто трудится действительно из чистой любви.[409]
«Бог» в нас – то есть Дух Любви и Истины, Справедливости и Мудрости, Добра и Могущества – должен стать нашей единой истинной и постоянной Любовью, нашим единым оплотом во всем, нашей единой Верой, которой мы всегда можем довериться, как крепкой скале; нашей единой Надеждой, которая никогда нам не изменит, даже если все остальное погибнет; и единой целью, к которой мы должны стремиться с помощью Терпения, смиренно ожидая, пока наша дурная карма не будет исчерпана и божественный Искупитель не откроет нам Свое присутствие в нашей душе. Двери, через которые Он приходит, зовут Довольство: ибо недовольный своим положением недоволен законом, который его таким сделал, и поскольку законом является Сам Бог, он не придет к тому, кто недоволен Им.[410]
Если мы признаем, что движемся в потоке эволюции, то каждое обстоятельство должны принимать именно как должное. И в неудачах при совершении намеченных действий должны видеть величайшую помощь, ибо нет другого пути научиться спокойствию, требуемому от нас Кришной. Если бы все наши планы успешно выполнялись, мы не испытали бы альтернатив. Кроме того, наши планы могут быть невежественно составленными и потому неправильными, и благорасположенная Природа не позволит их осуществить. Мы не виноваты за плохой план, но мы можем навлечь на себя плохую карму нежеланием смириться с невозможностью его выполнения. Вообще, если вы в подавленном настроении, то в той же самой мере ваши мысли теряют в силе. Можно быть узником в тюрьме и все же оставаться работником общего дела. Потому, прошу вас, очистите ваши мысли от малейшего недовольства внешними обстоятельствами. Если вам удастся воспринимать все события как происходящие в точности так, как вы этого желали, то это не только послужит укреплению ваших мыслей, но и укрепляюще скажется на вашем теле.[411]
Действовать, и действовать мудро, когда наступает время действия, ожидать, и ожидать терпеливо, пока длится время покоя – это приводит человека к гармонии с приливами и отливами (в делах), так что опираясь на природу и закон и имея путеводной звездой истину и добро, он может творить чудеса. Незнание этого закона приводит к безрассудному энтузиазму с одной стороны или депрессии и даже отчаянию с другой. В таких случаях человек становится жертвой приливов и отливов, тогда как ему следовало бы быть их Повелителем.[412]
Наберись терпения, Путник, будь тем, кто не боится неудачи и не ищет успеха.[413]
Накопленная энергия – не может быть уничтожена, она должна быть переведена в другие формы или преобразована в другие виды; она не может остаться все время бездействующей и при этом продолжать существовать. Бесполезно пытаться заглушить страсть, которой мы не в силах управлять. Если ее накапливающаяся энергия не отводится в другие каналы, она будет расти, пока не станет сильнее чем воля, сильнее чем рассудок. Чтобы контролировать ее, необходимо отвести ее в другой, высший канал. Так, любовь к чему-то пошлому может быть преобразована в любовь к чему-то возвышенному, и порок может быть превращен в добродетель путем изменением его цели. Страсть слепа, она идет куда ее тянет, но рассудок для нее будет более надежным руководителем, чем инстинкт. Накопившийся гнев (или любовь) непременно найдет какой-нибудь объект, чтобы яростно излиться на него, иначе может случиться взрыв страсти, разрушительный для своего хозяина; спокойствие следует за бурей. Древние говорили, что природа не терпит пустоты. Мы не можем уничтожить или упразднить страсть. Если ее просто отогнать, другое стихийное воздействие займет ее место. Потому не следует пытаться уничтожить низкое, не поставив ничего вместо него, но следует заменять низкое высоким, порок добродетелью, суеверие знанием.[414]
III
Знай, что нет исцеления от желания, нет исцеления от жажды признания, нет исцеления от пытки неудовлетворенной тяги к иному, кроме как устремления взора и слуха на то, что незримо и безмолвно.[415]
Человек должен верить в свою врожденную способность к развитию. Человек должен отклонить страх пред собственной высшей природой и не должен отступать под напором своего меньшего, материального я.[416]
Все прошлое показывает, что трудность не может служить оправданием для уныния, а тем более для отчаяния, в противном случае мир не имел бы многих чудес цивилизации.[417]
Решимость вести наступление есть первейшая необходимость для избравшего свой путь. Где же найти ее? Присмотревшись, нетрудно увидеть, откуда другие черпают эту решимость. Ее источник – непоколебимая убежденность.[418]
Воздержись потому, что воздержаться правильно, а не чтобы очистить себя.[419]
Человек, ведущий войну с самим собой и побеждающий, способен на это лишь когда ясно сознает, что эта война – единственное дело на свете, достойное выполнения.[420]
«Не отвечай на зло», то есть не жалуйся и не раздражайся при неизбежных неприятностях жизни. Забудь о себе (работая для других). Если люди оскорбляют, преследуют тебя, причиняют тебе зло, следует ли отвечать на это? Противодействие создаст еще большее зло.[421]
Исполняемая работа, какова бы она ни была, обладает абстрактным статусом долга, и ее относительная важность или незначительность не должна быть принимаема во внимание.[422]
Лучшим лекарством от зла будет не подавление, а устранение желания, и этого лучше всего достичь постоянным погружением ума в мир Божественного. Знание Высшего Я теряется, когда ум устремляется на беспечное созерцание вещей, соответствующих стихийному рассудку.[423]
Наша натура настолько низка, горда, тщеславна, настолько полна собственными прихотями, суждениями и воззрениями, что если бы она не сдерживалась искушением, то погибла бы безнадежно; потому мы бываем искушаемы беспрестанно с той целью, чтобы познать себя и обрести смирение. Знай, что наибольшее искушение – это пребывать без искушений, и потому радуйся, когда они преследуют тебя, и со смирением, спокойствием и постоянством веди противостояние им.[424]
Прочувствуй, что нет такого действия, которое следовало бы совершить ради себя, но что Божественным на тебя наложены определенные обязательства, которые должны быть исполнены. Желайте Самого Бога и ничего из того, что Он мог бы дать вам.[425]
Все необходимое должно быть совершено, но не ради плодов совершаемого действия.[426]
Если все действия станут совершаться с полной уверенностью, что результат не имеет никакого значения для их исполнителя, но совершаются потому просто, что должны быть совершены – другими словами, потому что природе человека свойственно совершать действия – тогда самовлюбленная личность в нас будет становиться слабее и слабее, пока не обретет вечный покой, позволив сознанию, раскрывшему Истинное Я, воссиять во всей его славе.
Не следует допускать, чтобы радость или боль отклоняли тебя от намеченной цели.[427]
До тех пор пока Учитель не сочтет нужным, чтобы ты пришел к Нему, будь с человечеством и бескорыстно трудись ради его развития и прогресса. Только это может принести подлинное удовлетворение.[428]
Знание растет пропорционально его применению – то есть, чем больше мы учим других, тем больше учимся. Потому, Искатель Истины, с верой ребенка и волей Посвященного, раздели накопленное тобой с тем, кому нечем утешить себя на своем пути.[429]
Ученик должен полностью осознать, что сама мысль о личных правах произрастает непосредственно из ядовитых качеств змеи Самости. Не следует взирать на другого человека как на личность, которую можно осуждать или порицать, и также не следует возвышать голос в свою защиту или оправдание.[430]
Среди людей у тебя нет врагов и нет друзей. Все в равной степени являются твоими учителями.[431]
Отныне ты должен трудиться, не чтобы извлечь какую-либо выгоду, мирскую или духовную, но чтобы исполнить закон бытия, который является благой волей Господа.[432]
IV
Живи не в настоящем и не в будущем, живи только в вечном. Гигантский сорняк (зло) не может произрастать там; позор его существования разлагается в атмосфере вечной мысли.[433]
Чистота сердца – необходимое условие для достижения «духовного знания». Этого очищения можно достичь двумя основными способами. Во-первых, настойчиво гони от себя всякую дурную мысль; во-вторых, сохраняй спокойствие разума при любых условиях, никогда не допускай гнева или раздражения. Ты убедишься, что этим двум способам очищения более всего способствует преданность и сострадание. Нам не следует сидеть без дела и не прилагать усилий к дальнейшему продвижению потому только, что не чувствуем себя чистыми. Пусть каждый явит устремленность и будет трудиться по-настоящему, но трудиться он должен в правильном направлении, и первым шагом к этому будет очищение сердца.[434]
Ум требует очищения, как только ты испытал гнев или произнес ложь, или без необходимости обсуждал недостатки других, или сказал (сделал) что-нибудь из лести, или ввел кого-либо в заблуждение неискренними словами или поступком.[435]
Стремящиеся к освобождению должны избегать страстей, гнева, алчности и развивать в себе мужественное подчинение Священным Писанием, изучать духовную философию и быть неуклонными в ее практическом осуществлении.[436]
Имеющий эгоистические побуждения не может взойти на небеса, где личных соображений не существует. Не заботящийся о том, чтобы попасть на Небеса, но довольный своим положением – уже на Небесах, тогда как недовольный тщетно будет стремиться туда. Не иметь личных желаний значит быть свободным и счастливым, – «Небеса» именно и служат обозначением состояния, которому присущи свобода и счастье. Человек, творящий благотворительность в надежде на вознаграждение, не будет счастлив, пока не получит его, но как только награда получена, его счастье закончится. Не может быть вечного покоя и счастья, пока что-либо остается недоделанным, и исполнение долга приносит свое собственное вознаграждение.[437]
Считающий себя более святым, чем кто-либо другой, таящий в себе гордость за свою непричастность к пороку и глупости, считающий себя мудрым или каким-то иным образом возносящий себя над своими товарищами – не годен для ученичества. Человек должен стать как дитя, прежде чем сможет вступить в Царствие Небесное. Добродетель и мудрость – явления возвышенные, но если они порождают гордыню и чувство отделенности от остального человечества, они лишь змеи твоего «я», принявшие более приглядный вид. Первое из правил – это отдача и пожертвование сердцем человека и его эмоциями; это подразумевает достижение равновесия, непоколебимого личными эмоциями. Без промедления претворяй свои добрые намерения в дела, не оставляй ни едино из них только лишь намерением. Единственно верный образ действия – претворять побуждения в дела ради них самих, никогда ради вознаграждения; не предпринимать что бы то ни было лишь из надежды на результат, а также не потворствовать склонности к пассивности.
Через веру[438] очищается сердце от страстей и глупости; от этого происходит овладение телом и, после всего этого, подчинение чувств.[439]
Признаки озаренного мудреца: 1) он свободен от всех желаний[440] и знает, что лишь истинное Эго, или Всевышний Дух, есть блаженство, все остальное – страдание; 2) он свободен от пристрастного отношения или неприязни ко всему, что может выпадать на его долю, и действует без предвзятости. Лишь затем наступает подчинение чувств, которое бессмысленно и зачастую губительно, вследствие неудержного роста лицемерия и духовной гордыни, без второго условия, а оно, в свою очередь, не имеет большой пользы без первого.[441]
Кто не воплощает в жизни альтруизм, кто не готов разделить последнюю крошку[442] со слабым или бедным, кто не считает нужным помочь своему брату-человеку (любой расы, национальности ли вероисповедания), где бы и когда бы он ни встретил страдание, кто отвращает ухо от горестного плача человеческого несчастья, кто присутствует при поношении невинного человека и не защищает его как самого себя, – тот не теософ.
Не поступает правильно тот, кто не исполняет свои явные жизненные обязанности, уповая на Божью волю. Исполняющий свои обязанности с мыслью, что их неисполнение навлечет на него нечто недоброе или что их исполнение устранит трудности с его пути, – трудится лишь ради результата. Обязанности должны быть исполняемы просто как воля Бога, который в любой момент может распорядиться об их отмене. До тех пор пока беспокойность нашей натуры не уступила место спокойствию, нам следует действовать, посвящая Господу все плоды наших трудов и признавая лишь за Ним способность правильного свершения дел. Истинная жизнь человека – это покой в самоотеждествлении с Высшим Духом.
Жизнь, которую мы ведем, не порождается какими-либо нашими действиями, она реальность, «истинна» и совершенно независима от нас. Осознание несуществования всего, что представляется противоречащим этой истине, является новым сознанием, а не действием. Освобождение человека никак не связано с его действиями. Пока деяния способствуют осознанию нашей полной неспособности освободиться от оков обусловленного существования, они – наши помощники; после прохождения этой стадии деяния становятся скорее препятствием, нежели помощью. Тот, кто трудится в соответствии с Божественными велениями, зная, что способность трудиться так есть дар Божий, а не свойство самосознающей природы человека, достигает освобождения от необходимости действия. Тогда чистое сердце наполняется истиной и восприемлет тождество с Божеством. Человек должен сперва освободиться от мысли, что он сам что-то в действительности делает, зная, что все действия вращаются в «трех качествах природы»,[443] и ни в малейшей степени в его душе. Следует основывать все свои действия на преданности; это означает посвящать все свои действия Всевышнему, а не себе. Следует принять в качестве Бога, которому совершается жертва, либо себя, либо другого реального бога – Ишвару, и все дела и стремления свершать либо во имя себя, либо во имя Всего. Здесь становится значимым побуждение. Ибо если человек совершает великие подвиги на благо людей или приобретает знания, чтобы помочь людям, исходя из побуждения, что таким образом он сам достигает спасения, – он действует только ради своего собственного блага, и, следовательно, жертвует самому себе. Поэтому он должен быть внутренне предан Всему, помня, что он является не исполнителем действий, но лишь проводником их. Поскольку он находится в смертном теле, то подвержен сомнениям, которые непременно возникнут – вследствие его незнания чего-либо. Потому надлежит рассеять сомнения «мечом знания». Ибо как только появляется готовый ответ на какое-либо сомнение, оно рассеивается. Все сомнения исходят из низшей природы и никогда ни в коем случае не из высшей природы. По мере того как человек становится все более и более преданным, он все более способен воспринимать знание, заключенное в его саттве (благой природе). Ибо говорится: «Человек, совершенный в преданности (или настойчиво взращивающий ее), со временем случайно обнаруживает духовное знание внутри себя». И также: «Человек, склонный к сомнениям, не наслаждается ни этим миром, ни другим (миром дэва), ни конечным блаженством». Последняя фраза должна развеять представление, что если Высшее Я имеется в нас, то оно восторжествует над необходимостью знания (даже если мы погрязли в праздности и сомнениях) и приведет нас к конечному блаженству вместе с основной частью человечества.[444]
Истинная молитва есть созерцание всего священного, его приложения к себе, к собственной каждодневной жизни и делам, сопровождаемое сильнейшим, прочувствованным сердцем желанием усилить это влияние и сделать нашу жизнь лучше и возвышеннее, чтобы хоть какое-то знание Божественного могло быть доверено нам. Все подобные мысли должны быть напитаны осознанием Высшей и Божественной Сущности, от которой все берет свое начало.[445]
Духовная культура достигается через сосредоточение. Оно должно практиковаться ежедневно и применяться каждый момент. Медитация, по определению, есть «прекращение активной внешней мысли». Сосредоточение есть посвящение всего себя определенной цели. Например, любящей матерью будет та, которая всегда и прежде всего учитывает интересы своих детей и все аспекты этих интересов, а вовсе не та, которая весь день размышляет только об одном аспекте их интересов. Мысль обладает самопроизводящей силой, и когда ум твердо придерживается одной мысли, он пропитывается ею, и, можно сказать, всё, что связано с этой мыслью, всплывает в уме. В результате мистик обретает полное знание о любом явлении, о котором он непрерывно размышляет в глубоком созерцании. На этом основаны слова Кришны: «Устреми свою мысль ко Мне, положись только на Меня, и ты непременно придешь ко Мне». Жизнь – великий учитель: она есть великое проявление души, а душа проявление Всевышнего. Потому все пути хороши, все они лишь части великой цели, имя которой – Преданность. «Преданность есть успех в действии», говорит «Бхагавадгита». Психические силы, по мере их появления, также должны быть применяемы в деле, ибо они раскрывают законы. Но не следует преувеличивать их значение, а также не следует недооценивать их опасность. Полагающийся на них подобен человеку, возгордившемуся и ликующему от того, что достиг первой промежуточной базы на пути к вершинам, которые намерен покорить.[446]
V
Человек не может быть спасен никакой внешней силой – это вечный закон. Будь такое возможно, какой-нибудь ангел уже давно посетил бы землю, изрек небесные истины и, продемонстрировав возможности духовной природы, доказал сознанию человека сотни фактов, о которых тот и не ведал.[447]
Духовные преступления столь же явны, как и телесные. Тот, кто по какому-либо поводу ненавидит другого, кто наслаждается местью, кто не прощает обиды, – полон духа убийства, хотя некоторые могут и не знать этого. Принимающий лживые убеждения и преступающий свою совесть по приказу какой бы то ни было организации – грязнит свою собственную божественную душу и «употребляет имя Бога всуе», даже если и не произносит никаких богохульств. Тот, кто руководствуется страстями и потворствует пустому удовлетворению чувственной природы, в рамках или же вне брачных уз, тот есть истинный прелюбодей. Тот, кто лишает кого-либо из своих собратьев света, блага, помощи, содействия, которые мог бы запросто оказать ему, и живет ради накопления материальных благ, для своего личного самоуслаждения, тот есть истинный грабитель; и тот, кто клеветой или каким-либо другим обманным путем крадет у окружающих их драгоценное достояние – доброе имя, – тот есть настоящий вор, и притом из самых преступных.[448]
Если бы люди были всего лишь честны перед самими собою и добросердечно расположены к другим, то в их оценке и смысла жизни, и ценностей этой жизни произошли бы огромные изменения.[449]
Развивай мысль. Сосредоточив всю силу своей души, стремись закрыть двери своего ума всем случайным мыслям, допуская только те, которые призваны раскрыть тебе нереальность чувственной жизни и Покой Внутреннего Мира. Денно и нощно размышляй о нереальности самого себя и окружающего мира. Появление порочных мыслей менее вредно, чем праздных и безразличных – ибо против порочных мыслей ты всегда начеку в решимости обуздать их, и эта решимость помогает развивать силу воли, а безразличные мысли способствуют лишь отвлечению внимания и пустой трате сил. Первое наиболее существенное заблуждение, которое предстоит преодолеть, – это отождествление себя со своим физическим телом. Начни смотреть на свое тело лишь как на обитель, в которой ты временно поселился, и тогда ты никогда не уступишь его соблазнам. Последовательными усилиями старайся побороть наиболее явные слабости своей природы путем развития мысли в направлении, которое убьет в тебе каждую отдельную страсть. После первых достижений ты почувствуешь невыразимую пустоту в сердце; не бойся, но прими это как нежные сумерки, предвещающие восход солнца духовного блаженства. Печаль не есть зло. Не жалуйся: то, что кажется тебе страданием и лишениями, на самом деле часто представляет собой таинственные усилия природы помочь тебе в твоем труде, если ты сумеешь правильно их использовать. Взирай на все обстоятельства с благодарностью ученика.[450]
Любое недовольство есть роптание на закон развития. Остерегаться следует лишь страдания, которое предстоит. Прошлое не может быть изменено или исправлено; того, что уже относится к опыту настоящего, невозможно и ненужно остерегаться; но при этом следует остерегаться тревожного ожидания или страха перед будущим и любого действия или побуждения, которые могут стать причиной страдания в настоящем или будущем для нас самих или для других.[451]
У человека нет более ценной собственности, чем возвышенный идеал, к которому он неустанно устремляется, в соответствии с которым он формирует свои мысли и чувства и выстраивает – а это лучшее, что он может сделать, – свою жизнь. И если он будет стараться не столько выглядеть, сколько стать, то непременно будет мало-помалу приближаться к своей цели. Однако цели этой не достичь без борьбы; лишь тогда реальный прогресс, осознаваемый им, не породит в нем самомнения или самодовольства; ибо если его идеал высок и если он действительно приближается к нему, то он скорее будет чувствовать незначительность своего «я», нежели его разрастание. Открывшиеся возможности дальнейшего развития и осознание все более высоких планов бытия, раскрывающихся перед ним, не ослабят рвения, хотя неизбежно уничтожат самомнение. Именно это осознание безграничных возможностей человеческого существа необходимо, чтобы полностью уничтожить скуку и обратить безразличие в устремленность. Жизнь приобретает свой истинный смысл только когда становится ясным ее назначение и когда ее блестящие возможности оценены по достоинству. Самый прямой и верный путь к достижению этих более высоких планов – воспитание и развитие альтруизма, как в мыслях, так и в действиях. Воистину узким будет кругозор, ограниченный лишь собственным «я», оценка всего через призму своих личных интересов, ибо такая самоограниченная душа не в состоянии представить себе сколь-нибудь высокий идеал или приблизиться к более высокому плану существования. Условия для такого развития заключены внутри человека, а не вне его и, по счастью, не зависят от обстоятельств и условий жизни. Так что каждому предоставлена возможность восходить к новым высотам бытия, и тем самым сотрудничать с природой в исполнении явленного назначения жизни.[452]
Если целью жизни мы считаем лишь удовлетворение нашего материального «я», обеспечение его всевозможным комфортом, и верим, что этот материальный комфорт дарует высшее возможное состояние счастья, то принимаем низкое за высокое, иллюзию за истину. Наш материальный образ жизни есть лишь следствие материального строения наших тел. Мы – «черви земли», ибо всеми своими устремлениями липнем к земле. Вступи мы на путь эволюции, следуя по которому становимся менее материальными и более эфирными, – и установилась бы совсем иная форма цивилизации. Вещи, представляющиеся в данный момент незаменимыми и необходимыми, потеряли бы всякую ценность; если б мы были способны переносить свое сознание из одной части земного шара в другую с быстротой мысли, нынешние средства сообщения стали бы попросту излишними. Чем глубже мы погружаемся в материю, тем больше требуется материальных средств для комфорта, но неотъемлемый и могущественный Бог в человеке не материален и не подлежит ограничениям, которым подчиняется материя. Что действительно необходимо в жизни? Ответ на этот вопрос полностью зависит от того, что мы считаем важным. Железные дороги, пароходы и т. п. сейчас являются необходимостью для нас, и однако же миллионы людей жили долго и счастливо, даже не ведая о них. Один не представляет себе жизнь без дюжины дворцов, другой – без кареты, третий – без трубки табака, и так далее. Но все эти вещи необходимы лишь постольку, поскольку сам человек их таковыми сделал. Они создают такие условия, в которых человек доволен сам собой, и искушают его оставаться в этом состоянии, не желая ничего более высокого. Они могут даже мешать развитию человека, вместо того чтобы подвигать его вперед. Если мы действительно стремимся к духовному росту, все материальное должно перестать быть необходимым для нас. Именно страстное желание все новых и новых удовольствий низшей жизни и расточение мысли ради этого препятствует вступлению людей в высшую жизнь.[453]

«Непогрешимость» современной науки

Перевод – К. Леонов

М-р Роберт Уорд, обсуждая вопрос о теплоте и свете в ноябрьском номере «Journal of Science», показывает нам, сколь полным является невежество науки относительно одного из наиболее обычных фактов природы – солнечного тепла. Он говорит:
«Вопрос о температуре солнца был предметом изысканий многих ученых. Ньютон – один из первых исследователей проблемы – пытался определить ее, и после него все ученые, занимавшиеся калориметрией, следовали его примеру. Все они верили в свой успех и формулировали свои результаты с большой уверенностью в них. Далее в хронологической последовательности публикации результатов следуют данные о температуре (по стоградусной шкале), полученные каждым из них: Ньютон, 1.669.300 º; Пулле, 1.461 º; Цельнер, 102.200 º; Сеччи, 5.344.840 º; Эриксон, 2.726.700 º; Физо, 7.500 º; Уотерстон, 9.000.000 º; Сперен, 27.000 º;… Девиль, 9.500 º; Соре, 5.801.846 º; Викарий, 1.398 º; Виолле, 1.500 º; Розетти, 20.000 º. Разница, таким образом, заключается от 1.400 º до 9.000.000 º и составляет не менее 8.998.600 º! Вероятно, в науке не существует более удивительного противоречия, чем то, которое обнаруживается в этих цифрах».
И еще пример. Всегда, с того времени, как появилась геологическая наука, ученые принимали теорию о том, что ядро нашей земли представляет собой массу расплавленного вещества, или жидкого огня, и лишь тонкая кора является холодной и твердой. Допуская, что земной диаметр равен примерно 9 000 милям, они оценивали толщину коры по отношению к нему, лишь как толщину пленки мыльного пузыря к его полному диаметру. И они предполагали, что наблюдаемое повышение температуры в определенных глубоких шахтах, когда мы опускаемся вглубь от поверхности земли, подтверждает эту теорию. Но наука устами м-ра Уорда отвергает эту теорию как ошибочную, не обладающую достаточными доказательствами:
«Самоуверенно заявляют, что внутреннее вещество земли находится в раскаленном расплавленном состоянии, что оно излучает тепло в пространство и таким образом охлаждается. Одним из результатов путешествия „Челленджера“ и других исследований глубин океана было обнаружение того факта, что вода около самого его дна чрезвычайно холодная. Принимая во внимание, что океан покрывает около трех четвертей всей земной поверхности, этот факт, безусловно, не подтверждает теорию центрального тепла, сопровождаемого излучением. Ледяная вода, на самом деле, обычно опускается ко дну благодаря своему большому весу, и это, можно сказать, вызвано ее холодностью; но, согласно теории радиации, вода океана удерживалась в течение долгих геологических эпох на тонкой земной коре, через которую постоянно проникала теплота из центра земли; и все же она леденяще холодная! Опыт мог бы подсказать нам, что теплота не могла проходить через воду, не нагревая ее, поскольку теплоемкость воды выше, чем у какого-либо другого вещества. Мы не в большей степени можем вообразить подобную радиацию и последующее накопление тепла в океане, не сопровождающееся большим повышением температуры, чем поверить в существование котелка, который часами стоит на большом огне без обычного результата – закипания воды. Поэтому у нас нет оснований верить, как это предполагалось, что земля охлаждается, или что мы, вместе со всеми живыми существами, обречены прекратить свое существование из-за вымерзания, и что сама земля, в конце концов, будет поглощена солнцем».
И теперь мы спросим наших сообразительных молодых дипломантов из Бомбея, Калькутты, Мадраса и Лахора, как им понравится этот взгляд на непогрешимость современной науки, ради которой они готовы отбросить учения своих предков. Есть ли в их рассуждениях что-либо более ненаучное, даже при условии, что они, якобы, были не очень умны?

Несколько вопросов к «Хирафу»,

Перевод – О. Колесников

автору статьи «РОЗЕНКРЕЙЦЕРСТВО»,
заданные мадам Е.П. БЛАВАТСКОЙ[454]

Среди многочисленных наук, которыми занималась отлично дисциплинированная армия жаждущих знаний исследователей нынешнего века, ни одна не удостаивалась меньшей чести или большего презрения, чем самая древняя из них – наука наук, достойная прародительница всех наших современных пигмеев. Обеспокоенные, в своем мелком тщеславии, снятием завесы забвения с их сомнительного происхождения, величающие себя великими и уверенные в своей правоте ученые, всегда находящиеся настороже, предоставляют отважному школяру, который пытается отклониться от проторенной дороги, проложенной для него его догматическими предшественниками, ужасающий ряд очень серьезных препятствий.
Как правило, оккультизм – это опасное, обоюдоострое оружие для любого, кто хочет обладать им, но не готов посвятить ему всю свою жизнь. Его теория без серьезной практической поддержки всегда будет оставаться в глазах людей, имеющих предубеждение против подобного непопулярного занятия, тщетной, безумной спекуляцией, подходящей лишь для того, чтобы очаровывать слух невежественных старых дам. Если мы оглянемся назад и посмотрим, какой путь прошел современный спиритизм за последние тридцать лет, несмотря на все более широкое распространение с каждым днем, на ежечасные доказательства, обращающиеся ко всем нашим чувствам, пристально смотрящие нам в глаза и поднимающие свой голос из «бездонной пропасти» – как же мы можем надеяться, что оккультизм или магия, находящиеся в отношениях со спиритизмом, как Бесконечное с Конечным, как причина со следствием или как единство к разнообразию, как мы можем надеяться, что прòсто добиться твердой основы там, где глумятся над спиритизмом? Тот, кто отвергает a priori или даже сомневается в бессмертии человеческой души, никогда не поверит в своего Создателя и слеп к тому, что в его глазах лишено многообразия, останется еще больше слеп к творениям последнего, происходящим из общего источника. Что касается каббалы, или мистического собрания руководства всех великих тайн Природы, мы не знаем никого в этом столетии, кто располагал бы достаточным количеством того нравственного мужества, которое зажигает сердце истинного адепта священным пламенем просветительства, чтобы сразиться с отрицающим всё общественным мнением, демонстрируя свое хорошее знакомство с этой высшей работой. Смешно то, что это – самое смертельное оружие века, и хотя мы читаем исторические записи о тысячах мучеников, которые в прошлые века храбро вступали на костры из горячих вязанок хвороста ради своих мистических учений, мы едва ли отыщем подобную личность в наше время, которая оказалась бы достаточно мужественной, чтобы бросить вызов насмешкам ради серьезного доказательства великих истин, заключенных в традициях Прошлого.
Как пример вышеуказанного, я упомяну статью о розенкрейцерах, подписанную «Хираф». Эта талантливо написанная статья, несмотря на некоторые серьезные ошибки, которые, хотя и заметны лишь тем, кто посвятил свои жизни изучению оккультизма в его различных ответвлениях практического учения, с уверенностью демонстрирует такому читателю, что по теоретическим знаниям автору мало равных. Его скромность, которую в данном случае я ценю не очень высоко – но при этом он находится в достаточной безопасности за маской своего сказочного псевдонима, – не порождает у него никаких опасений. В этой стране позитивизма мало критиков, которые рискнули бы встретившись с таким мощным оппонентом на его территории. Похоже, где-то в резерве он хранит оружие, имеющееся в арсенале его великолепной памяти: знания и готовность дать еще больше сведений, которые могут захотеть услышать его «дознаватели», и это несомненно отпугнет почти любого теоретика, за исключением тех, кто абсолютно уверен в себе, а таких людей очень мало. Однако книжное знание – а здесь я касаюсь только темы оккультизма – может быть сколь угодно обширным, но всегда выходит так, что для аналитического ума доказательств недостаточно, хотя аналитический ум привык выжимать из истины ее квинтэссенцию, разбросанную среди тысяч противоречивых утверждений, – пока это не будет подтверждено личным опытом и практикой. Таким образом, Хираф может иметь дело лишь с теми, кто может надеяться изыскать возможность опровергнуть некоторые из его храбрых суждений под предлогом обладания точно таким же практическим опытом. Разумеется, не следует понимать это так, будто мы имеем намерение критиковать сего весьма скромного эссеиста. Так что, далекий от несостоятельности, пусть он не обращает внимания на эти дерзкие рассуждения. Мое желание – просто помочь ему в его научной работе, как я уже говорила прежде, даже в гипотетических исследованиях, рассказав самую малость о том, чему мне удалось научиться в моих долгих путешествиях через весь Восток – эту колыбель оккультизма – в надежде хоть в чем-то поправить явно ошибочные замечания, в чем он, похоже, недостаточно разобрался и что может привести к путанице, вздумай искренние любопытствующие испить из его источника знания.
Во-первых, Хираф сомневается, существует ли в Англии или еще где-то то, что мы называем имеющими преемственность школами для неофитов этой Тайной Науки. Из личного опыта я отвечу, что такие места есть на Востоке – в Индии, Малой Азии и других странах. Как в далекие дни Сократа и других античных мудрецов, так и сейчас есть люди, жаждущие узнать Великую Истину, и такая возможность у них будет, как только они «попытаются» найти кого-нибудь, кто приведет их к дверям того, «кому известно, когда и как». Если Хираф прав касательно седьмого правила братства розенкрейцеров, гласящего, что «розенкрейцером становятся, а не делаются», то он ошибается по поводу исключений, которые всегда существовали в других братствах, посвящавших себя поискам тех же тайных знаний. И снова, когда он заявляет, что розенкрейцерство – почти забыто, мы можем ответить ему, что нас вовсе это не удивляет, и добавим в качестве дополнительного замечания, что, строго говоря, розенкрейцеров теперь вовсе не существует, ибо последний член этого братства исчез в лице Калиостро.[455]
По крайней мере, Хирафу следовало добавить к слову розенкрейцерство «эта специфическая секта». Поскольку это все же была секта, одна из многочисленных ветвей одного и того же дерева.
Забыв точное употребление этого обозначения, включив в понятие «розенкрейцеры» всех, кто посвящает свои жизни оккультизму, и соединив их всех вместе в братство, Хираф совершает ошибку, которой он может невольно привести людей к вере, что если розенкрейцеры исчезли, то больше на Земле не существует каббалистической деятельности. Он также повинен в анахронизме,[456] приписывая розенкрейцерам строительство пирамид и других царственных монументов, которые неизгладимо выставляют в своей архитектуре символы великих религий Прошлого. Но это не так. Если главный видимый объект по-прежнему похож на то, что рассматривала великая семья древних и современных каббалистов, то догмы и формулы определенных сект весьма отличаются. Возвышающиеся одна за другой из великих восточных материнских корней, они рассеяны вразброс по всему миру, и каждая из них, желая превзойти другую, погружается все глубже и глубже в тайны, ревниво охраняемые Природой, а некоторые из них становятся величайшими ересями против изначальной восточной каббалы.
Когда халдеев обучали первые последователи тайных наук, выходцы из народов, чьи названия никогда даже не произносились в истории, они оставались неподвижны в своих учениях, доходя до максимума, омеги знаний, дозволенных знать человеку, многие из более поздних сект отделялись от них, и, в своей никем не контролируемой жажде больших знаний, переступали границы истины и тем самым впадали в заблуждения. Как утверждает Ямвлих, следуя за Пифагором, они обладали абсолютной силой энергии и осмелились проникнуть в мистерии храма Феба и там добились посвящения, а впоследствии изучали священные науки в Египте в течение двадцати двух лет, а многие иностранцы были затем допущены разделить знания мудрецов Востока, и эти «заморские гости» потом разгласили многие из их тайн. Позже, неспособные сохранить их в их первозданной чистоте, они смешали эти тайны с вымыслом и баснями греческой мифологии, и таким образом истина была полностью искажена.
Когда с течением времени христианская религия разделилась на многочисленные секты, оккультная наука дала рождение множеству доктрин и не меньшему множеству братств. Таким образом, египетские орфики стали христианскими гностиками, потом, во втором веке, сделались последователями Василида, а первые розенкрейцеры породили последователей Парацельса, или философов огня, европейские алхимики и другие физические ответвления их секты (см. Харгрэйв Дженнингс. Розенкрейцеры.) А неосмотрительно называть каждого каббалиста розенкрейцером – это совершать такую же ошибку, как называть каждого христианина баптистом на том основании, что последний – тоже христианин.
Братство Розы и Креста не существовало до середины тринадцатого века, и, несмотря на утверждения ученого Мошейма, получило свое название не от латинского слова Ros (роза) и не от латинского креста, символа Света. В истоках его стоял некий рьяный, истинный последователь оккультизма, которому случилось путешествовать по Малой Азии, и он случайно встретился с неким братством и с энтузиазмом посвятил себя неутомимой работе по расшифровке «розенкрейцерской» рукописи – сложнейшей в мире работе, – которая теперь тщательно хранится в архивах одной Ложи, основанной первым каббалистом, носившим то же имя, но теперь называющейся иначе. Основатель розенкрейцерства, немецкий рейтер (рыцарь) по имени Розенкранц, человек, который, добившись в своей стране весьма подозрительной репутации из-за занятий черной магией, затем изменил представление о себе. Отказавшись от своих дьявольских занятий, он дал торжественную клятву и пешком отправился в Палестину, чтобы совершить amende honorable [публичное покаяние] у Гроба Господня. Именно там христианский Бог – смиренный, но хорошо осведомленный назорей, ученый высшей школы ессев, потомков халдейских ботаников, астрологов и магов – явился к Розенкранцу в видении, как говорят христиане, но я бы выразилась: в облике материализовавшегося духа. Суть этого появления, как и тема их разговора, навсегда оставалась тайной для братьев; но сразу же после этого бывший колдун и рыцарь исчез, и о нем больше не слышали, пока таинственная секта розенкрейцеров не прибавилась к семье каббалистов, а их сила не стала все более привлекать всеобщее внимание даже среди восточных народов, довольно нечувствительных ко всему и привыкших жить среди чудес. Розенкрейцеры попытались объединить многие различные ответвления оккультизма, и вскоре стали известны из-за высочайшей чистоты в жизни и своей исключительной силы, как и знания тайны тайн.
Как алхимики и маги они вошли в пословицы. Позже (мне совершенно не нужно сообщать подробности Хирафу, ибо мы пили из двух разных источников знаний) они дали рождение более современным теософам, главой которых был Парацельс, и алхимиками, из которых одним из самых знаменитых стал Томас Воган (XVII в.), написавший весьма практические труды об оккультизме под именем Евгений Филалет. Мне известно и я могу доказать более определенно, что Воган существовал и что он «сделался прежде, чем стал».
Каббала розенкрейцеров – лишь воплощение объединения учения еврейских и восточных братств, а последние – самые тайные из всех. Восточная каббала, практическая, полная и лишь единственная существующая копия – тщательно хранится в штаб-квартире братства на Востоке, и я могу надежно поручиться, что она никогда не покинет этих пределов. Ее существование подвергалось сомнению многими европейскими розенкрейцерами. Тот, кто желает «стать», должен охотиться за своим знанием, прочтя тысячи разбросанных по свету томов, и частица за частицей постигать факты и уроки. Даже если он окажется на ближайшем пути и согласится, «что это сделано», он никогда не станет практическим каббалистом и со всеми своими знаниями останется на пороге этих «мистических врат». Сейчас каббала может быть использована, а ее истины продемонстрированы в гораздо меньшем масштабе, чем то было в античности, а существование мистической Ложи вследствие ее секретности подвергается сомнению; но она все же существует и не утеряла ни одной из первоначальных тайных сил древних халдеев.[457] Ложи, и без того малые числом, разделились на секции и известны лишь адептам; и невероятно, чтобы кто-то отыскал их, пока сами мудрецы не сочтут, что неофит достоин посвящения. Совсем не так у европейских розенкрейцеров, которые, чтобы «стать, а не сделаться», постоянно напоминают слова Св. Иоанна, гласящие: «Царство Небесное силою берется, и бесстрашные покоряют его», и которые борются в одиночку, жестоко разграбляя Природу и ее тайны; восточные розенкрейцеры (так мы их называем, хотя они отвергли право произносить это истинное имя), в безмятежной красоте их божественного знания – всегда готовы помочь рьяному ученику, борющемуся за то, чтобы «стать» и обладать практическим знанием, которое, подобно небесному бризу, рассеивает самые темные облака скептических сомнений.
Хираф снова прав, утверждая, что «знание этих тайн, если их разгласить», в нынешнем хаотическом обществе «посеет лишь смятение и смерть», поэтому их не следует выпускать. Наследники ранней небесной мудрости их первых прародителей, они хранят ключи, которые открывают самые охраняемые тайны Природы, и делиться ими надо лишь постепенно и с огромнейшей осторожностью. Но все же иногда ими делятся! Оказавшись с таком в таком cerсle vicieux [порочном круге], Хираф совершил нечто подобное, когда провел сравнение между Христом, Буддой и Хонг-фу-тсы, или Конфуцием. Едва ли можно сравнивать мудрость и духовность двух первых с китайским философом. Наивысшее вдохновение и видение двух Христов не имеет ничего общего с хладнокровной, практической философией последнего; блестящая аномалия среди бездеятельного от природы и материалистического склада народа, людей мирных и посвящающих себя земледелию с самых ранних дней истории. Конфуция нельзя даже в малейшей мере сравнивать с этими двумя великими реформаторами. Если считалось, что принципы и доктрины Христа и Будды охватили все человечество, то Конфуций приковывал собой внимание единственно к собственной стране, пытаясь привить свою глубочайшую мудрость и философию к нуждам своих крестьян, и очень мало беспокоился об остальном человечестве. Отсюда и начался усиленный китайский патриотизм и мировоззрение, его философские доктрины считались наиболее свободными от чистоты поэтического элемента, которые характеризуют учения Христа и Будды, этих двух божественных типов, тогда как в религиозных воззрениях его народа отсутствовала духовная экзальтация, которую мы обнаруживаем, например, в Индии. У Конфуция не было никакой глубины чувств, и очень слабы духовные попытки его современника Лао-цзы. Ученый Эннемозер говорит: «Дух Христа и Будды оставил неизгладимые, вечные следы по всему миру. Доктрины Конфуция можно упоминать лишь в качестве блестящих достижений холодного человеческого разума». С.Ф. Хауг в своем «Allgemeine Geschichte»[458] прекрасно изобразил китайскую нацию всего несколькими словами: «тяжелая, детская, холодная, чувствительная натура объясняет особенности их истории». И потому сравнение между первыми двумя реформаторами и Конфуцием в эссе о розенкрейцерах, в котором Хираф трактует Науку Наук и приглашает утолить жажду знаний из ее неистощимого источника, представляется неприемлемым.
Далее, когда наш ученый автор так догматически утверждает, что знает розенкрейцерство, хотя никогда не пользуется этими знаниями, секрет бессмертия земной жизни, он пишет о том, что сам в своей практической неопытности считает невозможным. Слова «никогда» и «невозможно» должны быть изъяты из словаря человечества, пока, по меньшей мере, великая каббала не будет раскрыта совершенно, и тогда от этих слов можно будет отказаться или принять их. Граф де Сен-Жермен – до сих пор является живой загадкой, и розенкрейцер Томас Воган – еще одна. Мы имеем в литературе бесчисленное количество авторитетных личностей, как и историй, передающихся изустно (которые порой более заслуживают доверия), рассказывающих о встречах с Сен-Жерменом и опознанием его в совершенно разные века, и это не миф. Любой, кто принял практическую истину оккультных наук и обучен каббале, спокойно принимает это все. Здесь действует Гамлетовское «быть или не быть», и если каббала – правда, тогда и Сен-Жермен не нуждается в том, чтобы быть мифом.
Однако я отвлекусь от своей задачи, во-первых, продемонстрировать слабые различия между двумя каббалами – каббалой розенкрейцеров и восточной каббалой; и, во-вторых, чтобы сказать, что надежда, выражаемая Хирафом видеть этот предмет лучше оцененным в некотором будущем, чем он оценен до сих пор, вероятно, может стать больше чем надеждой. Время покажет много вещей; а пока давайте сердечно поблагодарим Хирафа за его первый точный выстрел в сторону упрямых ученых, которые бегут от истины, избегая смотреть ей в лицо, и не осмеливаются даже оглянуться на нее, чтобы не увидеть случайно то, что могло бы заставить их намного умерить самодовольство. Как практический последователь восточного спиритизма, я могу уверенно дожидаться того времени, когда, со своевременной помощью тех, «кто знает», «американский спиритизм», который даже в своей нынешней форме оказался таким больным местом для материалистов, станет наукой и предметом математически точным, вместо того чтобы рассматриваться как безумное развлечение эпилептических мономаньяков.
Первая каббала, в которой смертный человек осмеливался объяснять величайшие загадки вселенной и найти ключи к «тем замаскированным вратам оплота Природы, через которые бессмертный никогда не сумеет миновать стоящих опасных часовых и никогда не увидит обратную сторону ее стены», была составлена Симеоном бен Йошуа, который жил во времена второго разрушения Храма. Лишь примерно тридцать лет спустя после смерти этого прославленного каббалиста принадлежавшие ему манускрипты и написанные им истолкования, которые до той поры остались в его владении как самая ценная тайна, были использованы его сыном раввином Елиезаром и другими учеными людьми. Сделав компиляцию целого, они создали знаменитый труд под названием «Зогар» («Книга сияния»). Эта книга стала неистощимой сокровищницей для всех последующих каббалистов, их источником информации и знаний, а также показывает, что все более поздние версии каббалы были более или менее тщательно скопированы с прежних. До того все мистические доктрины являли собой непрерывную линию просто устных традиций, с тех пор как человек оставил свой первый след на Земле. Они скрупулезно и ревниво охранялись мудрецами Халдеи, Индии, Персии и Египта и передавались от одного посвященного к другому в той же самой чистоте формы, как было тогда, когда их передали первому человеку ангелы, ученики теософской семинарии великого Господа. В первые времена сотворения мира тайные доктрины, переданные Моисеем, который был посвящен в Египте, подвергались некоторым небольшим изменениям. Вследствие персонального тщеславия этого великого пророка-медиума он стал выдать их за свой знакомый дух, гневного «Иегову», дух самого Бога, и таким образом добился лавров и почестей. То же самое влияние подвигнуло его изменить некоторые принципы великой устной каббалы, чтобы сделать их более тайными. Эти принципы он положил в основу символики в первых четырех книг Пятикнижия, но по каким-то таинственным причинам изъял их из Второзакония. Посвятив своих семьдесят Старейшин по собственному методу, в результате он смог дать только то, что они приняли сами, и таким образом была подготовлена первая возможность для ереси и ошибочных толкований этих символов. В то время как сама каббала оставалась в своем первозданном чистом виде, Моисеева или еврейская была полна изъянов, и ключи ко многим тайнам – забытые из-за Моисеевых законов – преднамеренно истолковывались неправильно. Силы, дарованные ими посвященным, были огромны, и самый прославленный каббалист, царь Соломон, и его фанатический родитель Давид, несмотря на его покаянные псалмы, были самыми могущественными. Но все же доктрина оставалась в секрете и была чисто устной, пока, как я уже говорила прежде, не наступили дни второго разрушения Храма. Говоря с точки зрения филологии, само слово каббала сложилось из двух еврейских слов, означающих принимать, поскольку в прежние времена посвященный принимал ее устно и непосредственно от Учителя, а книга «Зогар» была написана о полученной информации, которую передавали как неизменную стереотипную традицию Востока, которую евреи изменили только из-за амбиций Моисея.
Если бы первые розенкрейцеры брали первые уроки мудрости у восточных учителей, а не у их прямых потомков, философов огня или приверженцев Парацельса… ибо во многом каббала последних иллюминатов демонстрирует, что претерпела упадок от еврейских сестер-двойняшек. Давайте сравним. Помимо признания шедим, или духов-посредников, которые у евреев разделялись на четыре класса: воздуха, воды, огня и минералов – христианский каббалист, подобно евреям, верил в Асмодея, Вечно-проклятого Асмодея или нашего доброго приятеля ортодоксального Сатану. Асмодеус или Асмоди – это глава элементариев-гоблинов. Сама эта доктрина значительно отличается от восточной философии, отрицающей, что Великий Эн-Соф (Бесконечный или Безграничный), сотворивший всё сущее посредством духовной субстанции, исходящей из его Бесконечного Света, самый старший из десяти Разумов или Эманаций – первая сефирота – смог бы всегда творить бесконечное, макрокосмическое зло. Она (восточная философия) учит нас, что хотя первые три сферы из семи – принимая во внимание, что наша планета – четвертая – заселена первыми или будущими людьми (наверное, это можно считать современной доктриной реинкарнации) и, хотя до того как стать такими людьми, они суть существа, не имеющие бессмертных душ, а находящиеся в «грубых очищениях небесного пламени», все они пока не принадлежат Вечному Злу. Каждый из них имеет в запасе шанс получить свою материю второго рождения в этой четвертой сфере, которая и есть наша планета, и таким образом получить «великое очищение» Бессмертным Дыханием Ветхого Денми, который предоставляет каждому человеческому существу часть своего безграничного Я. Здесь же, на нашей планете, начинается первая смена от Бесконечного к Конечному элементарной материи, которая первая произошла от чистого Разума или Бога, и также воздействие первого чистого Принципа на это материальное очищение. Таким образом бессмертный человек начинает готовиться к Вечности.
В своей первоначальной форме элементарные духи, которых современный спиритизм так часто путает с недоразвитыми или непрогрессивными духами нашей смерти, находятся в связи с нашей планетой так же, как мы находимся в связи с Летней Страной. Употребляя термин «развоплощенный дух», мы всего лишь повторяем, что элементарные духи, весьма вероятно, думают или говорят о нас, человеческих существах, и если они еще лишены бессмертных душ, то, тем не менее, одарены инстинктом и лукавством, а мы являемся для них малозначащим материалом, как духи пятой сферы для нас. Вместе с нашим проходом в каждую последующую сферу мы отбрасываем что-то из нашей примитивной грубости – физической и духовной – ради всех живущих существ. Трансцендентальное знание и философия величайших каббалистов Востока никогда не проникали за пределы определенной отметки, и герметист, а точнее – розенкрейцер, давайте уж мы будем аккуратны и точны, никогда не заходили дальше, чем разрешение величественных, но более ограниченных проблем еврейской каббалы, которые мы можем разделить таким образом:

Природа Высшего Существа;
Происхождение, творение и развитие Вселенной, Макрокосма;
Творение, развитие и эманация ангелов и человека;
Окончательная судьба ангелов, человека и Вселенной; или втекание;
Объяснение человечеству истинного значения всех еврейских письмен.

Вот это и есть истинная, законченная каббала первых веков человечества, как я уже говорила прежде, которой владело очень мало восточных философов; а где они находились и кем являлись – это больше, нежели мне дано открыть. Возможно, я и сама этого не знаю, а мне это лишь грезится. Тысячи людей скажут, что это игра воображения; пусть будет так. Время покажет. Единственное, что я могу сказать – то, что такая группа людей существует и местонахождение братства никогда не будет открыто другим странам, пока не наступит день, когда все Человечество не выйдет из духовной летаргии и откроет слепые глаза ослепительно яркому свету Истины. Слишком преждевременное открытие может ослепить их, и, возможно, навсегда. А до тех пор спекулятивная теория их существования будет поддерживаться тем, что люди ошибочно считают божественными явлениями. Несмотря на эгоистическое, греховное противостояние науки спиритизма в общем, и несмотря на ученых в частности, которые, забывая, что их первейший долг – просвещать Человечество, вместо этого допускают, чтобы миллионы людей теряли себя и дрейфовали подобно кораблям, потерпевшим кораблекрушение без лоцмана и компаса среди песчаных отмелей суеверий и предрассудков, несмотря на игрушечные грозы и безвредные анафемы, нависающие вокруг из-за амбиций коварного духовенства, которое прежде всех должно верить в духовные истины, несмотря на апатическое равнодушие людей того класса, которые избраны в соответствии с их лучшими качествами в респектабельности и поведении; несмотря на все эти вещи, спиритизм восстанет над ними, и его расцвет, возможно, немного поможет, как утренний рассвет или появление из-за тучи солнца. Подобно первому, величественная Истина восстанет над всеми этими тучами, собравшимися на Востоке, воссияет своим сверкающим светом, который прольет на пробудившееся Человечество. Эти лучи рассеют тучи и вредоносный туман тысячи религиозных сект, наводнивших нынешний век. Они подготовят и призовут к новой жизни миллионы искалеченных, несчастных душ, которые содрогаются и уже полузамерзли под ледяной рукою убийственного скептицизма. Истина, наконец, возьмет верх, и спиритизм, этот новый мировой завоеватель, возродится снова, как сказочная птица Феникс, из пепла его первых прародителей: оккультизм навсегда объединит в Бессмертное Братство все противодействующие друг другу народы; ибо этот новый Св. Георгий навеки отрубит голову дракона – Смерти!
Перед тем как закончить, мне бы хотелось сказать еще несколько слов. Допустить возможность любому человеку стать практическим каббалистом (или назовем его розенкрейцером, поскольку эти названия, похоже, становятся синонимами), который всего-навсего обладает твердым решением «стать» им и надеется достигнуть тайного знания посредством изучения еврейской каббалы или любым другим, который может возникнуть без чьего-либо посвящения и таким образом «сделаться» подобным тому, кто «стал» – это так же глупо, как надежда преодолеть без путеводной нити знаменитый лабиринт или открыть тайну засовов гениальных средневековых изобретателей, не имея ключей. Если христианский Новый Завет, самый легкий и молодой из всей каббалы, нам известен, то существуют огромные трудности для того, кто собирается истолковать загадки и тайные значения (которые, если их изучать только при помощи ключа современного спиритизма, откроются так же легко, как шкатулка из басни Эзопа), то какая же надежда есть у современного спиритизма, изучаемого лишь посредством теоретических знаний, когда-либо достигнуть своей цели? Оккультизм без практики будет походить на статую Пигмалиона, и никто не сможет ее оживить без того, чтобы высечь искру священного Божественного Огня. Еврейская каббала, эта единственная верховная власть европейского оккультизма, вся основывалась на тайных значениях еврейских письмен, которые в свою очередь указывали ключи посредством знаков, скрытых и непостижимых для непосвященного. Они не позволяли адептам применять их практически. Седьмое правило розенкрейцеров – «сделаться прежде, чем стать» – имеет свое тайное значение, как и всякая фраза, оставленная каббалистами потомству в письменном виде. Слова «мертвая буква убивает», которые цитирует Хираф, могут быть применены к этому случаю с большей справедливостью, чем христианские учения первых апостолов. Розенкрейцеру придется сражаться В ОДИНОЧКУ и трудиться долгие годы, чтобы отыскать какие-то предварительные секреты – начальные азы великой каббалы – лишь вследствие тяжелого испытания, во время которого будут испытываться все его умственные и физические силы. Если он достойно справится с этим, слово «дерзай» будет повторено ему в последний момент перед финальной церемонией этого тяжелейшего испытания. Когда Высший Жрец Храма Озириса, Сераписа и других приведет неофита прямо к ужасной богине Изиде, слово «дерзай» будет произнесено в последний раз; и тогда, если неофит сумеет выдержать эту последнюю мистерию, самую страшную, увидит все ужасы мира, поняв, что у него нет ничего в запасе, если он храбро «поднимет завесу, скрывающую лицо Изиды», он станет посвященным и больше ничего не будет бояться. Он прошел последнее испытание, и больше ему не надо бояться встречи лицом к лицу с обитателями «черной реки».
Единственную причину ужаса и страха мы ощущаем перед смертью, и состоит она в ее нераскрытой тайне. Христиане всегда будет бояться смерти (более или менее); посвященный в тайную науку или истинный спиритист – никогда: ибо он поднял завесу с лица Изиды и разрешил великую проблему в теории и на практике.
Многие тысячелетия назад мудрый царь Соломон произнес, что «нет ничего нового под солнцем», и слова этого мудрейшего человека должны повторяться до самого последнего времени. Это не наука и не современное открытие какой-то секции, а было известно каббалистам тысячи лет назад. Я знаю, что это покажется дерзким и смешным утверждением, и с ним, очевидно, не согласится любой авторитет. Но я отвечу, что там, где истина пристально смотрит человеку в лицо, не может быть другого авторитета, кроме власти его чувств. Единственный известный мне авторитет рассредоточен по всему Востоку. Кроме того, кто когда-нибудь осмелится в нашей вечно меняющейся и вечно ищущей Европе или ребяческой Америке рискнуть объявить себя авторитетом? Ученый, который еще вчера стал бы авторитетом, теперь лишь при удаче сможет стать современным исследователем с шаблонными гипотезами. Как легко сегодняшний астроном забывает, что вся наука – просто-напросто схватывание крупиц знаний, оставленных халдейскими астрологами! Что не современным врачам, практикующим свою слепую и слабую медицинскую науку, отдана часть знаний о ботанике и растениях – я не скажу халдеям, – а даже более современным ессеям. Простая история народов Востока, их обычаев и привычек должны быть четкой гарантией того, что они некогда узнали, они не могут быть совершенно забыты. Когда Европа поменяла свой облик двадцать раз и свернула на путь религиозных и политических революций и социальных катаклизмов, Азия осталась в первозданном виде. То, что было два тысячелетия назад, существует и поныне с очень небольшими видоизменениями. Подобное практическое знание, раз оно принадлежало древним, не сможет умереть так скоро, когда живут подобные люди. Надежда обнаружить остатки такой мудрости, какой владела древняя Азия, должна склонить нашу высокомерную науку к исследованию своей территории.
И таким образом все, что нам известно о том, чем мы занимаемся и живем, выходит из презираемого Восточного Оккультизма. Религия и науки, законы и обычаи – все это очень близко связано с оккультизмом и является только его результатом, его непосредственным продуктом, замаскированным дланью времени и спрятанным нами под ладонью под новым псевдонимом. Если люди попросят у меня доказательств, я отвечу, что в мою компетенцию не входит учить о том, чему они смогут выучиться сами, причем почти без труда. Им всего лишь следует побеспокоиться о том, чтобы прочитать и обдумать прочитанное. Кроме того, близится время, когда все древние предрассудки и ошибки веков должны будут быть сметены ураганом Истины. Как пророк Мухаммед, когда он заявил, что если гора не идет к нему, то он сам пойдет к горе, современный спиритизм неожиданно появился с Востока перед скептически настроенным миром, чтобы в ближайшем будущем завершиться и впасть в забвение, в котором и исчезнет тайная мудрость.
Спиритизм – теперь это просто дитя, незваный чужеземец, к которому публика относится как к матери, воспитывающей чужого ребенка, и пытается выбросить из существования. Но он все больше растет: тот же самый Восток однажды может послать к нам опытных, умных нянек, чтобы они позаботились о нем. Давняя опасность Салемских трагедий прошла. Рочестерские стуки, слабые и тихие, пробудили некоторых бдительных друзей, которые в свою очередь пробудили тысячи и миллионы ревностных защитников истинной Причины. Самая сложная часть завершена; дверь приоткрылась и приглашает такие умы, как Хираф, помочь рьяным искателям истины найти ключ, который отворил бы для них ворота, и помочь им переступить порог, разделяющий этот мир от следующего, «не потревожив ужасных часовых, никогда не заглядывающих по эту сторону стены». Истина требует точного знания оккультиста, чтобы объяснить и изменить многое из того, что некоторым слишком деликатным и ортодоксальным душам в спиритизме может показаться «отталкивающим». Последний может возразить очень многому в феномене спиритизма на основании того, что с ним смешался каббализм. Они начнут доказывать, что оккультизм, если он существует, – это запрещенная «черная магия», волшебство, из-за которого сжигали людей, причем не так давно. В таком случае я скромно отвечу, что в природе нет ничего, что не имеет две стороны. Оккультизм, конечно, не исключение из правила, и состоит из черной и белой магии. Но то же самое происходит и с ортодоксальной религией. Когда оккультист является истинным розенкрейцером, он в тысячу раз чище, благороднее и божественнее, чем любой из самых святых ортодоксальных священников; но когда один из последних вверяет себя беспокойному демону своих же порочных страстей и побуждает к этому всех друзей, они шумно веселятся при виде подобного извращения. И почему же ортодоксальный священник, помолившись, становится лучше, чем самый черный колдун, имеющий дела с «обитателем»-элементарием или «диаккой» Э.Дж. Дэвиса? Воистину, у нас есть черное и белое христианство, как и черная и белая магия.
О, вы, слишком ортодоксальные священники и служители клира различных вер и названий, вы, которые так нетерпимы к спиритизму, этому самому чистому Дитяти Древней Магии, можете ли вы сказать мне, почему в таком случае вы ежедневно сами практикуете все самые известные магические обряды в ваших церквах и следуете прототипу самой церемонии оккультизма? Можете ли вы зажечь фитиль или осветить ваши алтари, например, кольцами из свечей, не повторяя при этом магических обрядов? Почему ваш алтарь с вертикально горящими свечами – всего лишь современная мимикрия первобытного магического монолита с огнем Ваала на нем? Разве вы не понимаете, что, делая это, следуете прямо по пути древних огнепоклонников, персидских Небесных Геберов? И сверкающая митра вашего Папы, почему она – прямой потомок митраического Пожертвования, символически покрывающего головы высших жрецов халдейского оккультизма? Пройдя через множество трансформаций, теперь она покоится в своей последней (?) ортодоксальной форме на надменной голове вашего преемника Святого Петра. Подозреваю, что об этом мало подозревают поклонники Ватикана, когда поднимают глаза в безмолвном обожании на голову их земного Бога, Папы, а то, чем они восхищаются – всего-то карикатурный головной убор, похожий на шлем амазонки Афины Паллады, небесной богини Минервы! Фактически, вряд ли в христианской церкви существует хоть один обряд или церемония, которые не были заимствованы у оккультизма.
Но что бы вы ни говорили или ни думали, вы не сможете этим изменить того, что было и будет, а именно, прямого сообщения между двумя мирами. Мы называем это взаимодействие «современным спиритизмом» в соответствии с той же логикой, как, упоминая об Америке, говорим «Новый Свет».
Вероятно, я приведу в замешательство даже ортодоксального спиритиста, вновь заверяя, что все, кто когда-либо был свидетелем современного спиритизма в его истинном, духовном виде, непреднамеренно стали посвященными неофитами древних мистерий; ибо каждый из них объяснил проблему Смерти, «подняв покров Изиды».

[В конце этой статьи, в ее «Альбоме для наклеивания вырезок», том I, с. 45, была вклеена врезка, где Е.П.Б. написала карандашом и чернилами следующее:]

Выстрел № 1. – Написано Е.П.Б. по особой просьбе S**** (См. первый результат на запрос от знающего!! Масон – искусство: «Розенкрейцерство», на обратной стороне страницы.
[В оригинале скобки не закрыты.]
[В своем «Альбоме», том III, Е.П.Б. еще раз вклеила вырезки своей длинной статьи. Там она занимает страницы 241–245. Она подписала статью карандашом и чернилами: Е.П. Блаватская, июнь 1875 г.]

Несколько мыслей по поводу нескольких мудрых слов, высказанных одним мудрым человеком

Перевод – О. Колесников

Статья, опубликованная в «Tatwa Bodhini Patrika», «Совершенная религия бабу Раджнарайна Бозе», хорошо известного члена Брахмо, предваряется предисловием с цитатой из написанного Рамохуном Роем «Доверительного акта» Ади Брахмо Самадж, который «находится под запретом во имя укрепления связей между людьми всех религиозных убеждений и верований», и там имеются нижеследующие замечания.
Нам следовало бы контролировать свои поступки, постоянно имея в виду суть религий. Ведь мы можем потерять ее из поля зрения в тумане сектантского предубеждения, пристрастия и страсти. Мы склонны забывать ее в пылу религиозных дискуссий, в суматохе философских спекуляций, в волнении религиозного восторга и в процессе соблюдения церемоний… Мы настолько склонны навязывать нашу частную точку зрения на несущественные религиозные убеждения остальных, что считаем, будто им чрезвычайно необходима наша помощь. Мы склонны забывать, что сами не безгрешны, а наши собственные мнения касательно всех вопросов человеческих стремлений уже не точно такие же, какими были двадцать лет назад, и уже не будут такими же, как в то время. Мы склонны забывать, что все члены нашей собственной секты или партии, если они честно откроют все свои помышления, не придерживаются точно такого же мнения по всем вопросам, касающимся религии. Мы склонны забывать, что религиозные воззрения человека – это вопрос текущего состояния прогресса, и они не будут такими же через век. Мы, теисты, имеем точно такое же право заявить, что люди других религий, менее передовые в религиозном знании, нежели мы, не будут спасены, – как теисты, которые будут жить через век, будут говорить, что мы, нынешние теисты, не будем спасены из-за наших ошибок и заблуждений. Грешный человек не сможет добровольно стать догматиком. Нам больше следует уделять внимания к исполнению наших религиозных и нравственных обязанностей и привлекать внимание людей к этим обязанностям, нежели догматически навязывать нашу частную точку зрения на частное мнение других относительно религиозного учения.
Ученые диссертации о теологии и полемика на религиозные темы по-своему полезны, но в них нет ни капли истинной веры в Бога. Они заключаются в человеческом «посещении оставшихся без отца и обездоленные в их несчастье и старании остаться незапачканными миром», то есть пороке… Некоторые люди считают процессии, празднества и церковную музыку важнейшей сущностью и содержанием религии. Они без сомнения полезны сами по себе, однако это отнюдь не сущность и содержание. Сущность и содержание религии – это жизнь…
Нам следует не только контролировать наши поступки под неусыпным оком религиозной сущности, но, пропагандируя отправляемую нами религию, нам следует больше привлекать внимание людей к любви к Богу и к человеку, чем мнению доктрины. Мы нравственно виновны перед Богом, если возложим большие надежды на шелуху, а не зерно религии.
Совершенная религия не допускает наличия религиозной организации. Не может существовать такой секты, как приверженцы совершенной религии. Совершенная религия – это не исключительное достояние какой-либо секты или церкви. Это общее достояние всех сект и церквей. Члены всех сект и церквей должны контролировать свои поступки согласно своим убеждениям… Кроме того, некоторое количество людей, объединенных вместе и называющих себя приверженцами совершенной религии, должны обладать особенной концепцией Божества и будущей структуры и следовать особенной форме поклонения. Такая особенная концепция и особая форма поклонения тотчас же охарактеризуют их как секту. Эти особенные концепции Бога и будущей структуры и формы поклонения дали начало появлению среди человечества религиозных сект. Ни один отдельный человек не может уклониться от присоединения к секте, соответствующей его частным убеждениям.
Должно быть, религиозные различия существовали в мире всегда.[459] По словам Паркера, «сколько людей, столько и теологий». Как невозможно стереть различия в лицах и сделать все лица одинаковыми, точно так же трудно стереть религиозные различия: они существовали в мире всегда и будут существовать до тех пор, пока существует мир. Невозможно привести всех людей к одной и той же религии. Один король как-то заметил: «Невозможно сделать так, чтобы все часы показывали одинаковое время. Как же тогда можно убедить всех людей в моей точке зрения?» В религиозном саду всегда будут произрастать разнообразные цветы, и каждый будет иметь свой, особенный аромат. Теизм сильнее всех благоухает среди них. Имея это в виду, нам следует терпимо относиться ко всем религиям, хотя в то же самое время проповедовать, посредством аргументов и мягкого убеждения, ту религию, которую считаем истинной. Нам придется терпимо относиться даже к таким агностическим религиям, как ведантизм и буддизм, поскольку они прививают учение о существовании Бога, хотя приверженцы этих религий считают Его безликим Богом; доктрина йоги или общение с Ним для этих людей должны быть вызваны любовью Бога и доктриной любви к человеку и нравственности. Некоторые люди говорят о буддизме как об атеистической религии. Даже если бы было правдой, что буддизм является системой чистого атеизма, что на самом деле не так, то слова «атеистическая религия» – это несовместимые понятия. Не может существовать религии, отделенной от Бога. Недавние исследования доказали, что буддизм не существует вне идеи Бога, как это предполагалось раньше.[460] Нам следует терпимо относиться ко всем религиям. Мы должны наблюдать за всеми религиями, ведь каждая из них содержит большую или меньшую истину, словно сам Бог наблюдает за ними, радуясь истине, которая содержится в каждой религии, и относя их ошибки к человеческому несовершенству…
Это благородные и умиротворяющие слова, как будто произнесенные среди индийских брахманов. Они предполагали бы создание мира добра, но обычная участь мудрых слов – стать «гласом вопиющего в пустыне». Все же, даже за этими доброжелательно высказанными фразами, настолько полными добросердечия и добра и устремленными ко всем людям на свете, мы можем помочь разглядеть (мы горячо надеемся, что бабу Раджарайн Бозе простит нам нашу искренность) узкий кружок некоторых сектантов, затем чувство эгоизма, и то, против чего с таким отчаянием вынуждено бороться наше Общество.
«Нам следует терпимо относиться ко всем религиям, хотя в то же самое время проповедовать… религию, которую считаем истинной», – говорят нам. Наш печальный долг – проанализировать эти слова, и мы начинаем с вопроса, почему мы это должны? Где необходимость в навязывании нашей персональной точки зрения, наших убеждений pro tem [сиюминутных (лат.)], если можно использовать здесь это выражение, другим людям, которым всем без исключения дозволено владеть – до тех пор, пока не будет доказано обратное – по сути, даром распознавания и суждения, которыми, как мы считаем, наделены сами? Мы говорим: убеждения pro tem, основываясь на выражении собственного признания автора. «Мы склонны забыть, – говорит он своим читателям, – что сами мы небезгрешны, а наши собственные убеждения… не такие же, какими были двадцать лет назад, и уже не будут такими же, как в то время», и «члены нашей собственной секты или партии… не придерживаются точно такого же мнения по всем вопросам, касающимся религии». Превосходно. Так почему бы не оставить в покое мнение наших собратьев относительно других религий и убеждений и не идти своим собственным естественным путем, вместо того чтобы насильно уклоняться от него – однако, мягким убеждением – к колее, которую мы сами же покинули двадцать лет назад? Наверное, мы можем напомнить уважаемому автору, что, сочиняя эти сентенции, которые мы отметили, он ссылался на «несущественные убеждения» – или сектантские догмы, а не на то, что он восторженно называет существенными религиозными убеждениями, т. е. веру в Бога, или теизм. Мы снова отвечаем на вопрос, был ли последний тезис – тезис, обозначающий нечто, что основано на своей подлинной ценности и неопровержимом доказательстве – был ли он, несмотря на свое до последнего времени квази-универсальное обычное принятие этого слова, хоть чуть-чуть получше доказан, или основан на еще более прочном фундаменте, чем любая из существующих догм, не признанных никем, кроме тех, кто признаёт те авторитеты, от которых эти догмы и произошли? Не в этом ли случае и тезис и догмы, «существенные», как и «не-существенные» – просто соответственные умозаключения и выводы «грешных умов»? И можно ли утверждать, что сам теизм с его нынешними сырыми идеями насчет постигаемого персонального божества немногим лучше, чем сверхчеловеческое сознание великого человека, что через 20 лет он достигнет не только более возвышенной и благородной точки зрения, а даже определенного поворотного пункта, который поведет человечество к гораздо более высоким идеалам в соответствии с научными истинами, добиваться которых он будет ежедневно, а то и почти ежечасно? То, о чем мы сейчас спорим, исходит из твердой агностической платформы, и наши слова всего лишь базируются на собственных словах автора. И мы утверждаем, что главный посыл его основного суждения можно сформулировать так: «персональный Бог – это когда догмы могут быть и могут не быть правдой» – и если он просто принят без доказательства, так как существование Бога вообще было и всегда останется недоказуемым суждением, то дальнейшие выводы автора, сделанные на основе малой или второй посылки, не перекрывают брешь в рассуждениях. Этот силлогизм имеет разумные основания только по мнению теистов. Атеист и агностик, имея на своей стороне логику и здравый смысл, будут возражать. Они обязательно скажут: почему не согласовать с другими то, на что вы сами претендуете? Тем не менее наши аргументы – веские, а убеждение – мягкое, и теист не почувствует вреда, если мы, убеждая его, собственной рукой вышвырнем теизм и примем религию или философию, «которую мы считаем истинной», а именно – «буддизм как атеистическая религия» или высоко философичный и логический агностицизм. Как говорит наш уважаемый современник – «невозможно стереть различия с лиц и сделать все лица одинаковыми». А приходила ли ему в голову мысль, насколько сложно полностью стереть врожденные различия ментальных восприятий и способностей, прекратить их согласовывать, сведя к одному стандарту бесконечное разнообразие человеческой природы и мысли? Последнее можно было бы отделить от их природы в нечто искусственное. Но, подобно маске, надежно прикрепленной на чье-нибудь лицо, которая в один прекрасный день будет сорвана первым же сильным порывом ветра, эти привитые искусственно убеждения однажды должны будут снова пойти своим естественным путем – новая одежда, надетая на разорванное платье, и «дыры в нем станут больше». Мы с теми, кто считает, что поскольку природе никогда не сделаться процессом, известным в садоводчестве как прививка, поскольку она не подразумевала, что идеи одного человека следует прививать ко всем людям, как получалось бы само собой, если бы она действительно этого хотела – если природа действительно управляема разумом, – и создала все способности человеческого ума, и хотя все растения гомогенны, это не тот же самый случай. Дело в том, что нет такого вида растения, которое можно было бы заставить расти и цвести искусственно на другом растении, не принадлежащем к той же природной разновидности, и нельзя пытаться привить наши убеждения личностям, чьи ментальные и интеллектуальные способности отличаются от наших, как одна разновидность растений отличается от другой. В этом мы никогда не добьемся успеха. Уже несколько сотен лет усилия миссионеров направлены на христианизацию местного населения Индии. Это хороший пример, который иллюстрирует неизбежный крах каждой такой ошибочной попытки. Среди аборигенов очень мало таких, на которых процесс прививки прошел успешно, тогда как тенденция великого множества людей – это возвращаться к своему первоначальному специфическому типу, рожденному истинным пантеизмом индуизма, и придерживаться веры своих предков, подобно тому как растение придерживается своего первоначального вида. «Любовь к Богу и к человеку – это сущность религии», – говорит бабу Раджанарайн Бозе, когда предлагает людям отвлечь свое внимание от религиозной «не-существенной» шелухи и сосредоточиться на зерне – ее сущности. Сомневаемся, сможем ли мы когда-либо доказать нашу любовь к человеку, лишая его фундаментальной и главной прерогативы, которая есть беспрепятственная и полная свобода его мыслей и сознания. Кроме того, автор далее говорит:
Ничто не вводит мир в большее заблуждение, чем религиозный фанатизм и догматизм, касающийся несущественных религиозных вопросов; ничто сильнее не приводит к кровавым войнам и жестоким преследованиям, как это…
Этим утверждением он обращает оружие логики и фактов против своего же собственного аргумента. К примеру, какая религия всегда больше, чем христианство, претендовала на «любовь к Богу и к человеку»… мало того, на «любовь ко всем людям, как нашим братьям»; и все-таки, именно это верование всегда превосходило любовь в жажде крови и жестокости, в нетерпимости, доходящей до проклятия всех остальных религий! «Какие преступления [религия в общем] не совершала? – восклицает профессор Гёкси, цитируя Лукреция, – и какие жестокости, – добавляет он, ссылаясь на христианство, – не совершались во имя Его, который призывал любить своих врагов; благословлял миротворцев», и множество других благородных вещей? Действительно, религия Любви и Милосердия ныне строится на самом масштабном уничтожении жертв, этих плодов незаконного, грешного желания привести все человечество к единому способу мышления, во всяком случае к единственной «основной» точке зрения на их религию – вере в Христа. Мы всецело допускаем и признаём, что долг каждого честного человека – попытаться убедить посредством «аргументов и мягкого убеждения» каждого человека, кто заблуждается в отношении «сущности» Вселенской нравственности и признанного стандарта морали. Но последнее – есть общее достояние всех религий, равно как и всех честных людей, не зависящих от их веры. Эти основы истинного морального кодекса, связанные стандартом права и справедливости, признаны полностью, и им следуют как атеист, так и искренний теист, обладающие религиозными воззрениями и благочестием (как доказано статистическими данными), имеющие очень мало общего с порочными репрессиями и преступлениями. Между внешним исполнением кем-то морали и общественных обязанностей и тем, кто совершает воистину благочестивые поступки ради себя, должна быть проведена широкая граница. Подлинная нравственность не возлагается на людей какой-либо особенной веры или убеждений, и меньше всего веры в богов или Бога; а скорее зависит от уровня нашего индивидуального восприятия своего непосредственного отношения к человеческому счастью вообще, и следовательно – к нашему личному благоденствию. Но даже это не совсем точно. «До тех пор пока человек учится и позволяет себе верить, что он, по-видимому, прав, то, может быть, суровая рука закона не накажет его или его ближнего, решившегося на месть»; но он должен быть стойким, ибо жаловаться бесполезно, а слабость вызывает лишь презрение; он должен быть воздержанным, его здоровье надо содержать в порядке, и следует умерять неудержность всех его аппетитов; и, как он говорит, если он послужит своим друзьям, то его друзья наверняка послужат ему; если он защищает свою страну, он защищает себя, и только посредством служения Богу он готовится к вечной счастливой жизни, которая наступит после, – однако же, говорим мы, когда он действует по этим принципам, добродетель – не добродетель, а воистину – верх ЭГОИЗМА. Тем не менее искренняя и ревностная вера теиста притупляется, когда он подчиняет свою жизнь тому, что ему нравится, а именно, божественным законам, тогда он мысленно отдает предпочтение первым делом благу, которое происходит из подобного нравственного образа действий его собрата, и только потом думает о себе… и он останется в лучшем случае – благочестивым эгоистом; и мы утверждаем, что эта вера в основном основана на страхе человека перед Богом, и она растет и развивается точно пропорционально его эгоизму, страху наказания и скверных последствий только для себя, и при этом его меньше всего волнует его собрат. Ежедневно мы видим, что теист действует вопреки определению нравственности как подчинения человеческих поступков божественным законам, и тут морали ни чуточки больше, чем у среднего атеиста или неверующего, который считает нравственную жизнь просто-напросто долгом каждого порядочного и благоразумного человека, даже в мыслях не ожидающего за это награды в загробной жизни. Несуразным выглядит тот факт, что тому, кто не верит в свое воскрешение после смерти, тем не менее, следовало бы в большинстве случаях поступать согласно высочайшим нравственным нормам, и этот факт не такой уж нелепый, как это кажется. Атеиста, знающего только о единственном существовании, беспокоит, какую память о своей жизни он оставит, а стремится он оставить ее по возможности незапятнанной в последующих воспоминаниях его семьи и потомства, и это он считает своим моральным долгом даже по отношению к тем, кто еще не появился на свет. Как изрек один греческий стоик – «несмотря на то, что все наши ближние были сметены с лица земли, все же осталось несмертное или небессмертное око, чтобы одобрять или осуждать, и должны ли мы находиться здесь, есть ли внутри нашей груди судья, наводящий благоговейный страх, или друг для нашего умиротворения?» Атеизм более присущ человеку, нежели теизм. И тот и другой растут и развиваются в нем вместе с его силой разума, и либо укрепляются, либо ослабляются, из размышлений и выводов очевидного из фактов. Короче говоря, и то и другое имеет причиной уровень природы его эмоций, и человек ответствен за то, что он атеист, не больше, чем за то, что он – теист. Оба понятия совершенно неправильно поняты. Многих называют нечестивыми не потому, что они становятся хуже, исповедуя не такую же религию, как их ближние, говорит Эпикур. Магометане более строгие теисты, нежели христиане, и все-таки первые называют последних «неверными», а большинство теософов считаются атеистами не из-за отрицания Божества, а из-за убеждения, что нечто имеет отношение к этой Основе, всегда неведомой. Как живое противоречие атеисту, есть теист, верующий в другие жизни или в жизнь грядущую. Неукоснительное выполнение его кредо, молитва, раскаяние и жертвоприношение – способны уничтожить грех в глазах «всепрощающего, любящего и милосердного Небесного Отца», ибо он – дающий силу всякой надежде, которая растет пропорционально искренности веры – что эти грехи будут ему отпущены. Таким образом, эта нравственная преграда между верующим и грехом – очень слаба, если мы рассмотрим ее с точки зрения человеческой природы. Чем больше дитя верит в любовь родителей, тем легче ему нарушить приказы своего отца. Кто отважится отрицать, что основная, если не единственная причина большинства страданий, которым подвержен христианский мир – особенно в Европе, – не огромная безнравственностью и порочностью человека, а его вера в божественное и бесконечное прощение «нашего Небесного Отца», и особенно – расплата за искупление? Почему людям не следует вообразить, что они могут испить чашу порока безнаказанно – во всяком случае, можно не задумываться о том, что станется с ними в будущем, – при условии, что в то время как одной половине населения земного шара предложено приобретение отпущения всех грехов за некоторую ничтожную сумму денег, от второй требуется только вера и надежда, что Христос сохранит им место в раю, будь этот человек хоть убийцей, заявляющим о своих правах с виселицы! Публичную продажу индульгенций для совершения преступления, с одной стороны, и гарантии, данные уполномоченными Бога, что последствия самых тяжких грехов могут быть уничтожены Богом по его воле и благорасположению, с другой, мы считаем достаточными, чтобы поддерживать преступления и грехи в самом большом количестве. Тот, кто не любит добродетель и делает добро только ради себя и считает порок не пороком, безусловно, получает последний как непосредственный результат своей пагубной веры. Он должен ни во что не ставить добродетель и благоразумие и опасаться лишь единственного направления.
Мы твердо уверены в актуальности и философской необходимости «кармы», т. е. закона неизбежного воздаяния, что невозможно уклониться от всех вызванных нами причин, от воздаяния, как наказания в строгом соответствии с нашими поступками; и мы утверждаем, что с тех пор как каждый перестал отвечать за религиозные воззрения другого человека, который и которые нисколько его не заботили – это бесконечное стремление к перемене взглядов всего человечества мы находим в нашем собственном образе мышления, и соответствующие убеждения становятся весьма порицаемыми действиями. За исключением тех, кто непосредственно переживает все человеческие радости и беды, мы не имеем права влиять на взгляды наших ближних чисто трансцендентальными и недоказуемыми требованиями, равно как домыслами эмоционального характера. И не потому, что любое из соответствующих верований губительно или скверно per se [само по себе (лат.)], напротив, все они – идеал, служащий нам отправной точкой и путеводной звездой на пути к божественности и чистоте, к которому страстно стремятся и, вступив на него, не сворачивают с этого пути; но именно за счет этих различий и бессчетного многообразия человеческих характеров, как компетентно указывает нам уважаемый джентльмен Брахмо в вышеуказанных строках, которые мы уже процитировали. Ибо, если все так, как он утверждает, то никто из нас не безгрешен и «религиозные воззрения людей – это вопрос текущего состояния прогресса» (и его изменения, как он добавляет), прогресс этот бесконечен, и вполне вероятно, в один прекрасный день он может вступить в противоречие с нашими самыми глубокими убеждениями предыдущего дня; и, как доказано исторически и ежедневной практикой, «ничто не вводит мир в большее заблуждение», как огромное разнообразие борющихся друг с другом убеждений и сект, что в большинстве случаев приводило только к кровавым войнам и геноциду, и в буквальном смысле этого слова к уничтожению одной части человечества другою его частью; и становится очевидным и неоспоримым фактом, что посредством прибавления к этим сектам новосозданных мы добавляем еще большее количество противников для борьбы и разрывания друг друга на кусочки, если не сейчас, то в не очень отдаленном будущем. И в этом случае мы становимся ответственными за их действия. Пропаганда и обращение (в другую веру) – это плодоносные семена, посеянные для совершения будущих преступлений, это odium theologicum, возбуждающий религиозную ненависть, что связано как с «совершенством», так и с «не-совершенством» любой религии – и это самое плодотворное, равно и как самое опасное для мира во всем человечестве. В христианском мире, где голод взывает о помощи на каждом перекрестке, где его непосредственные результаты – пауперизм, порок и преступление – наполняют землю безысходным отчаянием, – огромные денежные средства ежегодно расходуются на совершенно неприбыльное и грешное занятие прозелитизмом. И с этой очаровательной несовместимостью, которая всегда была характерна для христианских церквей, те же самые епископы, несколько десятков лет назад возражавшие против постройки железных дорог по причине того, что это – мятеж против Бога, которому совершенно не хотелось, чтобы человек передвигался так же быстро, как ветер; и они же самые возражали против такого нововведения, как телеграф, утверждая, что это есть искушение Промысла Божиего; и даже применение анестезии в акушерстве, «под той отговоркой, – как сообщил нам профессор Дрейпер, – что это была нечестивая попытка избежать проклятия, объявленного против всех женщин в Бытие 3:16», – те же самые епископы не колебались вмешиваться в работу Промысла Божьего, когда это касалось «язычников». Разумеется, если Промысел Божий решил так, что женщинам следует претерпевать страдания из-за греха Евы, то, наверное, также ему хотелось бы, чтобы мужчина, рожденный язычником, оставался им, как это было предопределено. Неужели они считают, что миссионеры мудрее Бога и что они способны исправить свои ошибки; и при этом не восстают против Промысла Божьего и его неисповедимых путей? Однако оставим в стороне эти вопросы, такие же тайные для них, как и для нас: рассматривая так называемое «обращение», но с его практической точки зрения, мы утверждаем, что тот, кто, имея сомнительные основания, что поскольку для него это истина, то это должно быть истиной и для всех остальных, трудится над обращением в другую веру своих ближних, – то он просто занимается нечестивой работой, выращивая и воспитывая будущих Каинов.
Действительно, наша «любовь к человеку» должна быть довольно сильной и достаточно интуитивной, чтобы потушить в нас ту искру эгоизма, которая – главный движитель нашего желания навязывать своему собрату и ближнему наши религиозные убеждения и точки зрения, которые мы «считаем (до поры до времени) истинными». Это очень важно – иметь достойный Идеал, но все-таки намного величественнее – быть достойным его; и где же тот мудрый и безгрешный человек, который может показать другому человеку, причем без страха ошибиться, что или кто должен стать его идеалом? Если, как утверждает нам теист, «Бог – все во всем», – тогда он должен находиться в каждом идеале – какая бы ни была его природа, если это не расходится с признанной моралью и не производит плохие результаты. Таким образом, станет ли этот Идеал Богом, поиском Истины всем человечеством, или, как это красноречиво показал Джон Стюарт Милль, просто нашей собственной страной, во имя этого идеала человек не только работает, но и сам становится лучше, создавая таким образом образец нравственности и набожности для остальных, чтобы они следовали его примеру; какое дело до него его ближним, если этот идеал будет химерической утопией, абстракцией или даже неодушевленным предметом в виде идола или куска глины?
Давайте не будем вмешиваться в естественное влечение человека к религиозному или нерелигиозному убеждению больше, чем нам следовало бы вмешиваться в его частные мысли, чтобы, поступив так, мы не создали больше заблуждения, чем блага, и тем самым заслужили бы проклятия. Если бы религии были настолько же безвредны и невинны, как цветы, с которыми сравнивает их автор, то нам не пришлось бы высказывать ни одного слова против них. Пусть же каждый «садовник», заботящийся о своих собственных растениях, не будет вынужден нехотя отвечать на вопросы незваных гостей о достоинствах своего цветника, и тогда все останутся довольны. Поскольку теизм в популярном понимании, несомненно, обладает своею особенной красотой, то ревностному теисту он может показаться «самым благоуханным цветком в религиозном саду». Тем не менее атеисту он может показаться не красивее колючего чертополоха; и у теиста права брать на себя оценивать его мнение не больше, чем у атеиста винить его в ужасных воззрениях. Несмотря на красота, неблагодарная задача прививать розу на чертополох, поскольку в девяти случаях из десяти роза потеряет свой аромат, и оба растения примут форму чудовищного гибрида. Природа экономна, и поэтому все в ней находится на нужном месте. У нее своя особая цель и одинаковые возможности для как Бога, так и для дьявола, только на разных уровнях – если мы позволим всему этому двигаться своим естественным путем. Самая благоуханная роза часто имеет самые острые колючки; а цветы чертополоха, если их как следует выжать, дают мазь, при помощи которой можно исцелить раны, нанесенные жестокими шипами этой самой красивой розы.
По моему скромному разумению, единственная «Совершенная» религии Человечества – это добродетель, нравственность, братская любовь и нежное сострадание к каждому живому существу, будь то человек или животное. Это – общая платформа, предлагаемая нашим Обществом во всем; и самые фундаментальные различия между религиями и сектами тонут вреди мелких деталей проблемы примирения человечества, собирания всех совершенно разных рас и народов в единую семью и приведения их к убеждению, что самая важная необходимость этом мире скорби – воспитание и усиление чувства братского сострадания и терпимости, если не настоящей любви. Для этого воспользуемся нашим девизом: «Основной принцип здесь – единство; в отсутствии совершенства – полная свобода; во всех делах – милосердие», и мы говорим эти слова всем и каждому в отдельности: «Придерживайся религии своих праотцов, какая бы она ни была… если ты чувствуешь, что привязался к ней, Брат; думай же своими мозгами, если таковые у тебя имеются; будь всегда самим собой – кем бы ты ни был, если только ты действительно не плохой человек. И всегда помни, что волк в собственной шкуре – неизмеримо честнее, чем то же самое животное, но в шкуре овцы».

Несколько слов о месмеризме и гипнотизме

Перевод – К. Леонов

Месмеризм и гипнотизм совершенно различны по своим методам. В гипнотизме нервные окончания органов чувств сперва утомляются, а затем, при продолжении изнурения, временно парализуются; этот паралич распространяется далее в направлении чувствительного центра в мозгу, и результатом является состояние транса. Утомление осуществляется при помощи некоторых механических средств, таких как вращающееся зеркало, диск, электрический свет, и т. д. В результате частого повторения такого уставания пациент получает склонность впадать непосредственно в состояние транса, а его органы чувств и мозг постоянно слабеют. Когда его эго оставляет место своего обитания, и его мозг таким образом остается пассивным, другому человеку легко внушить ему идеи или действия, и эти идеи будут затем осуществляться пациентом после его выхода из трансового состояния, как если бы они были его собственными. Во всех таких случаях он является просто пассивной силой в руках гипнотизера.
Метод подлинного месмеризма совершенно иной. Месмеризатор переносит свой собственный аурический флюид… посредством эфирного двойника, на своего пациента; таким образом он может, в случае болезни, регулировать непостоянные вибрации страдающего человека или поделиться с ним своей собственной жизненной силой, таким образом повышая его витальность. Нет другой силы, которая действовала бы столь же целебно на нервную атрофию, как эта, и можно увидеть при помощи ясновидения, как сморщенная, ссохшаяся клетка надувается и увеличивается в нахлынувшем жизненном потоке. Наиболее легко ток праны истекает из кончиков пальцев и через глаза; движения руками следует совершать вдоль нервов от центра к периферии, резко встряхивая пальцы в сторону от пациента и оператора по окончании пассов. Следует вымыть руки перед операцией и после нее, и ее ни в коем случае нельзя совершать, когда разум неспокоен, а здоровье не является крепким. Недостаток витальности можно преодолеть при помощи стояния на солнце, причем на вас должно быть настолько мало одежды, насколько это возможно, дышать следует глубоко и медленно, задерживая дыхание между каждым вдохом и выдохом столь долго, сколь это удобно, то есть, чтобы не вызвать боли или удушья. Пять минут такого занятия восстановят пранический баланс.

Новый цикл

Перевод – К. Леонов

Ни один первый выпуск традиционного и официального теософского журнала не обходится без того, чтобы мы не представили в нем нашим читателям некоторую информацию, которая, по нашему мнению, является совершенно необходимой.[461]
В сущности, то представление, которое по сей день имеют люди об индийском Теософском обществе, столь неопределенно и разнообразно, что даже многие наши члены обладают на сей счет совершенно ошибочными воззрениями. В этой связи необходимо подробно объяснить ту цель, которую мы преследуем в журнале, посвященном исключительно теософии. Однако прежде чем мы попросим наших читателей проявить к нему интерес или даже просто заглянуть в него, мы предложим им очень краткие предварительные разъяснения.
Сразу возникают вопросы: что такое теософия? Зачем это столь претенциозное название? Когда же мы отвечаем, что теософия – это божественная мудрость, или мудрость, скорее, богов (Theo-sophia), чем Бога, нам выдвигают другое, еще более экстраординарное возражение: «Разве вы не буддисты? Нам известно, что буддисты не верят ни в Бога, ни во множество богов…»
Совершенно верно. Но, для начала, мы не в большей степени являемся буддистами, чем христианами, мусульманами, иудеями, зороастрийцами или брахманистами. К тому же, что касается богов, мы придерживаемся здесь эзотерического метода hyponoia [аллегории, греч. ], которому учил Аммоний Саккас, другими словами, оккультного значения этого термина. Разве не сказал Аристотель, что «божественная сущность, пропитывающая природу и рассеянная по всей бесконечной вселенной, и то, что hoi polloi [простолюдины, греч. ] называют богами, – это всего лишь Первопринципы…»[462] – другими словами, творящие и разумные силы природы. Однако из того факта, что буддийские философы распознавали и знали природу этих сил, как никто другой, вовсе не следует, что это Общество является буддийским, как Общество. В качестве некой абстрактной организации, Общество ни во что не верит, ничего не признает и ничему не учит. Общество per se [для себя, лат. ] не может и не должно иметь какую-либо одну религию. В конце концов, культы – это всего лишь носители, более или менее материальные формы, содержащие в себе в большей или меньшей степени эссенцию единой и универсальной Истины. В принципе, теософия – это духовная и физическая наука об этой Истине, самая суть религиозного и философского исследования. Видимый представитель универсальной Истины – так как в нем содержатся все религии и философии, и так как каждая из них в свою очередь несет в себе часть этой Истины – Общество может быть сектантским, иметь предпочтения или пристрастия не в большей мере, чем антропологическое или географическое общество. Разве для последнего важно, принадлежат ли входящие в него исследователи к той или другой религии, пока каждый из его членов добросовестно выполняет свои обязанности?
Если же теперь, как и много раз до этого, нас спросят, являемся ли мы деистами или атеистами, спиритуалистами или материалистами, идеалистами или позитивистами, роялистами, республиканцами, или социалистами, мы ответим, что в Обществе представлены все эти воззрения. Я лишь просто повторю то, что я сказала ровно десять лет назад во вступительной статье к журналу «Теософист»,[463] чтобы показать, сколь сильно отличается мнение публики о нас от того, чем мы в действительности является. Наше Общество в разные времена обвиняли в самых удивительных и самых противоречивых ошибках, и приписывали ему такие мотивы и идеи, которые оно никогда не имело. Чего только о нас не говорили! В один день мы были обществом невежд, верящих в чудеса; на следующий день нас объявляли тавматургами; наши цели – тайные и сугубо политические, говорилось с утра; мы были карбонариями и опасными нигилистами; однако вечером обнаруживалось, что мы шпионы, оплачиваемые монархической и автократической Россией. В другой раз, и без какого бы то ни было перехода, мы становились иезуитами, стремящимися уничтожить спиритизм во Франции. Американские позитивисты видели в нас религиозных фанатиков, тогда как духовенство всех стран обличало в нас эмиссаров Сатаны, и т. д., и т. д. Наконец, наши бравые критики с изысканной вежливостью и непредвзятостью разделяли теософов на две категории: шарлатанов и простофиль…
Однако клевещут лишь на то, что ненавидят или боятся. За что же нас ненавидят? И за что нас боятся, кто знает? Не всегда благоразумно говорить Истину, а мы говорим, возможно, слишком много правдивых истин. Несмотря на все это, с момента возникновения нашего Общества в Соединенных Штатах четырнадцать лет назад, наши учения получили совершенно неожиданно широкое распространение. Первоначальная программа по необходимости была расширена, и сфера наших комбинированных поисков и исследований в настоящий момент вышла далеко за поставленные рамки. Такое расширение было вызвано все возрастающим увеличением числа наших сторонников, числа, растущего с каждым днем; разнообразие их рас и религий требовало от нас все более и более глубоких изысканий. Однако, расширяясь, наша программа ни в коей мере не менялась в том, что касается ее главных целей, за исключением, к сожалению, одной из них, наиболее близкой нашему сердцу, а именно – первой из них, т. е. создания Всемирного Братства без различия рас, вероисповедания или цвета кожи. Несмотря на все наши попытки, эта цель практически постоянно игнорировалась или же становилась мертвой буквой, особенно в Индии, благодаря врожденному высокомерию и национальной гордыне англичан. За этим исключением, две другие цели, а именно, изучение восточных религий, особенно древних ведических и буддийских культов, и наше исследование скрытых сил в человеке, преследовались с таким рвением, которое, в конце концов, было вознаграждено.
Начиная с 1876 годы, мы были вынуждены все более и более удаляться от проторенной дороги общих положений, какой она была задумана вначале, чтобы пуститься по смежным путям, расходящимся все шире и шире. Таким образом, ради того, чтобы удовлетворить всех теософов и проследить эволюцию каждой религии, мы обогнули весь земной шар, начав свое путешествие на заре цикла восходящего человечества. Эти исследования привели к синтезу, уже в общих чертах описанному в «Тайной Доктрине», перевод некоторых частей которой будет опубликован в данном журнале. Эта доктрина лишь едва очерчена в двух наших томах, и все же раскрытые в ней тайны, касающиеся верований доисторических народов, космогонии и антропологии, до сих пор ни разу не открывались. Некоторые догмы и теории в ней сталкиваются с научными теориями, особенно с теорией Дарвина; с другой стороны, они объясняют и проясняют то, что остается по сей день непостижимым, заполняя многочисленные бреши, которые, volens-nolens [волей-неволей, лат. ], оставляет пустыми современная наука. Мы должны представить наши доктрины такими, каковы они есть, или же вообще не обсуждать этот вопрос. Тем, кто боится таких бесконечных перспектив и пытается сузить их при помощи кратчайших путей и подвесных мостов, искусственно возведенных современной наукой над этими тысячами зияющих брешей, лучше и не пытаться войти в Фермопилы древней науки.
Таков был один из результатов деятельности нашего Общества, может быть, очень слабый результат, но такой, за которым, несомненно, последуют и другие откровения, экзотерические или чисто эзотерические. Мы говорим об этом, чтобы показать, что мы, в частности, не проповедуем никакой религии, предоставляя каждому члену полную и совершенную свободу следовать своим собственным личным убеждениям. Главная цель нашей организации, которую мы пытаемся превратить в настоящее братство, со всей полнотой выражена в девизе Теософского общества и всех его официальных органов: «Нет религии выше Истины». Как объективное и беспристрастное общество, мы должны овладеть истиной везде, где бы мы ее ни нашли, не позволяя себе оказывать предпочтение той или иной вере. Этот принцип ведет к вполне логичному выводу: если мы призываем и принимаем с распахнутыми объятьями всех подлинных искателей истины, в наших рядах не может быть места оголтелому сектантству, фанатизму или лицемерию, окружившему себя китайской стеной догмы, на каждом камне которой написано: «Нельзя!» Какое же место могли бы занять среди нас подобные фанатики, религия которых запрещает любые вопросы, любое исследование и не допускает никаких споров, если известно, что главная материнская идея, самый корень, из которого произрастает прекрасный цветок, называемый нами теософией, – это абсолютная и неограниченная свобода изучения всех тайн природы, человеческой или божественной.
За их исключением, Общество приглашает всех остальных принять участие в его деятельности и открытиях. Тот, чье сердце бьется в унисон с великим сердцем человечества; тот, кто ощущает, что его интересы едины с интересами любого существа, более счастливого или несчастного, чем он сам; любой мужчина или женщина, готовые протянуть руку помощи страждущим; тот, кто понимает истинное значение слова «эгоизм», является теософом по рождению и по праву. Он всегда может быть уверен, что найдет в наших рядах близкие ему души. Наше Общество является, в действительности, своеобразным человечеством в миниатюре, где, как и в человечестве в целом, человек всегда может найти свое применение.
Если бы нам сказали, что в нашем Обществе атеист стоит локоть об локоть с деистом, материалист с идеалистом, мы бы ответили: Ну и что? Будь он материалистом, т. е., усматривающим в материи неограниченную силу для творения, или, скорее, эволюции всей земной жизни; или будь он спиритуалистом, наделенным духовным восприятием, которого лишен первый, – каким образом все это может помешать тому или иному человеку быть хорошим теософом? Более того, те, кто поклоняется личному богу или божественной Субстанции, являются намного большими материалистами, чем пантеисты, отвергающие идею о воплощенном боге, но видящие божественную сущность в каждом атоме. Общеизвестно, что буддизм не признает ни единобожие, ни многобожие. И все же архат, для которого каждый атом пыли столь же наполнен Свабхаватом (пластической субстанцией, вечной и разумной, хотя и безличной), как и он сам, и который стремится воспринять этот Свабхават, отождествляя себя со Всем, чтобы достигнуть нирваны, должен следовать тем же самым болезненным путем самоотречения, добрых дел и альтруизма, и вести такую же святую жизнь, хотя и менее эгоистическую по своим мотивам, что и блаженный христианин. Что значит преходящая форма, если цель, которую надо достигнуть, – это одна и та же вечная сущность, проявляется ли она для человеческого восприятия как субстанция, как нематериальное дыхание или же как ничто! Признаем же ПРИСУТСТВИЕ, называется ли оно личным Богом или универсальной субстанцией, и познаем причину, поскольку для всех нас очевидны ее следствия. Если все эти следствия одинаковы и для атеиста-буддиста, и для деиста-христианина, а причина невидима и непостижима для них обоих, зачем же нам тратить время в погоне за неуловимой тенью? При этом величайшие материалисты, так же как и наиболее трансцендентальные философы, признают вездесущность неощутимого Протея, всемогущего и пронизывающего все царства природы, включая и человеческое; Протея, нераздельного в своей сущности, избегающего формы, и все же появляющегося в любой форме; того, кто здесь и там, везде и нигде; того, что есть Все и Ничто, кто вездесущ и все же Един; универсальную субстанцию, связующую, ограничивающую и вмещающую все, содержащееся во всем. Кто из теологов смог бы копнуть глубже? Чтобы стать теософом, достаточно признать эти истины, ибо такое признание равносильно убеждению в том, что не только человечество, насчитывающее тысячи рас, но и все живущее и произрастающее, говоря другими словами, все существующее, проистекает из одной и той же сущности или субстанции, одухотворено одним и тем же духом, а, следовательно, все в природе, как физической, так и нравственной, связано всеобщим единством.
Мы уже много раз говорили в «Теософисте» о том, что «рожденное в Соединенных Штатах Америки Теософское общество представляет собой модель своей родины». Общеизвестно, что последняя исключила слово «Бог» из своей Конституции из опасения, по словам отцов республики, что это слово может однажды стать предлогом к введению государственной религии, ибо они хотели гарантировать абсолютное равенство для всех законопослушных религий, чтобы каждая форма религии поддерживала государство, которое, в свою очередь, покровительствует всем им.
Теософское общество основано было именно на этом прекрасном примере.
В настоящий момент сто семьдесят три (173) его отделения сгруппированы в несколько секций. В Индии эти секции пользуются самоуправлением, и сами покрывают свои затраты. Вне Индии существуют две большие секции: одна в Америке, другая в Англии (Американская и Британская секции). Таким образом, любое отделение, как и любой член, свободны исповедовать любую религию и изучать любую философию или науку, какую им будет угодно, при условии, что все они остаются в узах Солидарности или Братства, поистине, наше Общество может называть себя «Республикой Совести».
Хотя каждый член волен заниматься тем интеллектуальным трудом, который ему по нраву, все же он обязан предоставить некоторые основания для своей принадлежности к Обществу; это означает, что каждый член должен внести свой вклад, сколь бы мал он ни был, в ментальную или иную работу для пользы всех членов. Если человек не трудится ради других, он не имеет права называть себя теософом. Все должны стремиться к свободе человеческой мысли, к устранению эгоистических и сектантских предрассудков, и к обнаружению всех тех истин, которые доступны человеческому разуму. Нельзя добиться в достижении этой цели большего успеха, чем всячески поощряя объединение интеллектуальных усилий. Ни один честный труженик, ни один честный исследователь не останется с пустыми руками, и едва ли найдется такой человек, который считает себя настолько занятым, чтобы отказаться принести дань, моральную или материальную, на алтарь истины. Президентам отделений и секций вменяется в обязанность впредь следить, чтобы теософский улей был свободен от тех трутней, которые умеют лишь жужжать.
Еще об одном. Сколько раз обвиняли двух основателей Теософского общества в амбициях и автократии! Сколько раз обвиняли их в мнимом желании навязать свою волю остальным членам! Есть ли что-либо более несправедливое? Основатели Общества всегда были самыми первыми и самыми скромными слугами своих сподвижников и коллег, всегда готовые помочь им в их борьбе с эгоизмом, безразличием и сектантством; ибо это самая главная борьба, к которой должен готовить себя каждый, кто вступает в наше Общество, столь искаженным образом воспринимаемое публикой. Более того, это доказывают и отчеты, публикуемые после каждого ежегодного съезда. На последнем нашем съезде, прошедшем в декабре 1888 г. в Мадрасе, были предложены и приняты важные реформы. Перестали существовать какие бы то ни было денежные взносы, была отменена даже оплата 25 франков за диплом. С этого момента члены вправе жертвовать столько, сколько они пожелают, если они хотят помочь и поддержать Общество, или же не платить ничего.
В этих обстоятельствах и в текущий момент в истории Теософского общества легко понять цель создания журнала, посвященного исключительно распространению наших идей. В нем мы хотим обрисовать новые интеллектуальные горизонты, показать неизведанные пути, ведущие к улучшению и исправлению человечества; сказать утешительное слово всем, кто обездолен на земле, испытывают ли они страдания от душевного голода или от неудовлетворенности своих физических потребностей. Мы приглашаем всех великодушных людей, кто хочет откликнуться на этот призыв, присоединиться к нам в выполнении этой человеколюбивой задачи. Любой товарищ по работе – член Общества или просто сочувствующий – может помочь нам сделать этот журнал единственным органом подлинной теософии во Франции. Перед нами открыты все прекрасные возможности, которые готовит нам будущее. Вновь наступает час великого циклического возвращения, час мощного прилива мистической мысли в Европе. Со всех сторон нас окружает океан универсальной науки – науки вечной жизни, – несущий на своих волнах забытые и затонувшие сокровища исчезнувших поколений, сокровища, до сих пор неизвестные современным цивилизованным народам. Этот мощный поток, восходящий из водной пучины, из глубин, где лежит доисторическое знание и искусство, поглощенное вместе с допотопными гигантами – полубогами, хотя они и были всего лишь прообразами смертных людей, – этот поток ударяет нам в лицо и рокочет: «То, что все еще существует; то, что было забыто, погребено в течение эонов в глубинах юрских отложений, может снова открыться нашему взору. Готовьтесь».
Счастливы те, кто понимает язык стихий. Но куда же движутся те, для кого слово «стихия» не имеет никакого иного значения, кроме того, которое в него вкладывает физика или материалистическая химия? Вынесут ли их волны этих великих вод к знакомым берегам, когда они утратят почву под ногами в надвигающемся потопе? Обнаружат ли они себя у вершин нового Арарата, у высот света и солнечного сияния, найдя уступ, на который можно безопасно поставить свою ногу, или, быть может, в бездонной пропасти, которая поглотит их, как только они попытаются бороться против неодолимого вала некоей неизвестной стихии?
Мы должны выявлять и исследовать истину во всех аспектах, стараясь ничего не упустить, если мы не хотим низвергнуться в бездну неизвестности, когда пробьет урочный час. Бесполезно бросать это на волю случая и с безразличием, если не с упорным неверием, ожидать грядущего интеллектуального и психического кризиса, убеждая себя при этом, что в худшем случае надвигающийся прилив вынесет нас, само собой, к берегу; поскольку есть вероятность, что приливная волна выбросит туда лишь труп. В любом случае, это будет жестокая борьба между грубым материализмом и слепым фанатизмом с одной стороны, и философией и мистицизмом с другой – мистицизмом, который более или менее прозрачным покровом скрывает извечную Истину.
Однако верх здесь одержит вовсе не материализм. Любой фанатик, идеи которого изолировали его от универсальной аксиомы: «Нет религии выше Истины», увидит, что он отброшен в сторону лишь по этой причине, подобно негодному камню для нового арочного перекрытия, называемого человечеством. Кидаемый волнами, битый ветрами, кружащийся в этой стихии, настолько же ужасной, насколько и неведомой, вскоре он обнаружит, что поглощен ею…
Да, все это произойдет именно так и ни как иначе, когда искусственное и холодное пламя современного материализма угаснет из-за недостатка горючего. Те, кто не может свыкнуться с идеей о духовном эго, живой душе и вечном духе внутри этой материальной оболочки (которая обязана своим иллюзорным существованием именно этим принципам); те, для кого великая надежда на жизнь после смерти является раздражающим фактором, просто символом неизвестной величины или же субъектом веры sui generis [особого рода], результатом теологических или медиумических бредней, – должны быть готовы к самому худшему разочарованию, которое может быть уготовано им в будущем. Ибо из глубин темных, мрачных вод материальности, которая со всех сторон скрывает от них горизонты великого потустороннего мира, в эти последние годы нашего века восходит мистическая сила. Не более чем первый тихий шорох, но это сверхчеловеческий шорох – «сверхъестественный» лишь для суеверного и невежественного человека. Дух истины витает ныне над поверхностью темных вод и, разделяя их, заставляет их извергнуть свои духовные сокровища. Дух сей – это сила, которой нельзя ни помешать, ни остановить. Те, кто осознают ее и чувствуют, что это кульминационный момент их спасения, будут подхвачены ею и унесены за пределы иллюзий великого астрального змея. Радость, которую они ощутят, будет столь острой и сильной, что если они мысленно не изолировали себя от своих плотских тел, блаженство пронзит их, подобно острому мечу. Они ощутят не удовольствие, но блаженство, предвкушение знания богов, знания добра и зла, и плодов с древа жизни.
Будь современный человек фанатиком, скептиком или мистиком, в любом случае он должен хорошо усвоить, что ему бесполезно бороться против двух моральных сил, ныне брошенных в бой в величайшем противостоянии. Он отдан на милость двух этих соперников, и никакая сила-посредник не сможет ему помочь. Это лишь вопрос выбора: покориться и позволить нести себя на волне мистической эволюции, либо корчится, противодействуя моральной и психической эволюции, и оказаться поглощенным неудержимым потоком нового прилива. В настоящее время весь мир, со своими центрами высшей учености и человеческой культуры, политической, артистической, литературной и коммерческой жизни, пришел в беспорядок; все в нем сотрясается и рушится в преддверии неизбежной реформы. Бесполезно игнорировать, бесполезно надеяться, что кто-либо сможет остаться нейтральным между этими двумя противоборствующими силами; человек должен выбрать одну из них, или он будет раздавлен ими обоими. Тот, кто воображает, что выбрал свободу, но, тем не менее, остается погруженным в этот кипящий котел, пенящийся отвратительным гноем, называемым общественной жизнью, самым ужасным образом предает свое божественное «я», совершая измену, которая будет ослеплять это «я» в течение долгой цепи будущих воплощений. Все вы, колеблющиеся на пути теософии и оккультных наук, трепещущие на золотом пороге истины – единственной, что перед вашим взором, ибо все остальные отброшены вами, одна за другой, – стоите прямо напротив великой Реальности, которая открылась вам. Эти слова обращены только к мистикам, лишь для них они имеют какое-либо значение; для тех, кто уже сделал свой выбор, они бесполезны и пусты. Но вы, оккультисты, каббалисты и теософы, вы прекрасно знаете, что в начале этого цикла прозвучало старое, как мир, хотя для вас и совсем новое, Слово, и его потенциальные возможности сокрыты, неощутимо для всех остальных, в цифрах 1889-го года; вам прекрасно известно, что зазвучала нота, которую никогда ранее не слышало человечество этой эры, и что открывается Новая Идея, созревшая благодаря силам эволюции. Эта Идея отличается от всех остальных, появившихся в девятнадцатом веке; однако она идентична с мыслью, которая является основным тоном и ключевой нотой любого столетия, в особенности последнего – абсолютное свободомыслие для человечества.
Зачем же пытаться задушить и подавить то, что не может быть уничтожено? Зачем бороться, когда нет другого выбора, кроме как позволить себе подняться на гребне духовной волны к самым небесам, выше звезд и вселенных, или же быть поглощенным зияющей бездной океана материи? Бесполезны ваши попытки измерить бездонное, достигнуть предела этой удивительной материи, столь прославленной в наш век; ибо она уходит своими корнями в дух и в Абсолют; они не существуют, так как они пребывают вечно. Постоянное соприкосновение с плотью, кровью и костями, иллюзия дифференцированной материи – все это лишь ослепляет вас; чем глубже вы будете проникать в царство неощутимых атомов вашей химии, тем более будете убеждаться, что они существуют лишь в вашем воображении. Неужели вы действительно надеетесь найти там любую истину и любую реальность бытия? Ибо Смерть караулит у дверей каждого, чтобы закрыть ее за излюбленной душой, которая избегает ее тюрьмы, душой, которая лишь и придает телу реальность; как же может вечная любовь ассоциироваться с молекулами материи, которые изменяются и исчезают?
Однако вполне возможно, что вы безразличны к подобным вещам; но как же может тогда вообще касаться вас привязанность или души тех, кого вы любите, если вы не верите в само существование таких душ? Так и должно быть. Вы сделали свой выбор; вы ступили на путь, который пересекает лишь бесплодные пустыни материи. Вы сами обрекли себя на то, чтобы прозябать здесь в течение долгой череды существований. С этого момента вы должны будете довольствоваться состояниями бреда и нервного возбуждения вместо духовного восприятия, страстями вместо любви, шелухой вместо плода.
Но вы, мои друзья и читатели, вы, кто стремится к чему-то большему, чем жизнь белки, вечно крутящейся в одном и том же колесе; вы, кто не довольствуется кипением в котле, бурление которого не дает никакого результата; вы, кто не обманывается, принимая глухое эхо, столь же древнее, как мир, за божественный голос истины, – готовьте себя для будущего, о котором могут мечтать среди нас лишь немногие, если они уже не вступили на этот путь. Ибо вы выбрали путь, который, сколь бы тернистым ни было его начало, вскоре расширяется и приводит вас к божественной истине. Вы вольны сомневаться, все еще находясь в начале пути, вы вольны отказаться принять на слово то, чему вас учат об источнике и причине этой истины, но вы всегда можете услышать то, что говорит вам ее голос, и вы всегда можете изучить последствия деятельности творящей силы, выходящей из глубин неизведанного. Сухая и бесплодная почва, на которой живет нынешнее поколение людей в конце этого века духовного голода и чисто материального излишества, нуждается в божественном знаке, радуге, как символе надежды. Из всех прошедших столетий наш, девятнадцатый век наиболее преступен. Он преступнее в своем ужасном эгоизме, своем скептицизме, насмехающемся над самой идеей о чем-то, что выходит за рамки материального мира; в своем идиотском безразличии ко всему, что не относится к личному «я», более чем любой из предшествующих веков невежественного варварства и интеллектуальной тьмы. Надо уберечь наш век от самого себя, прежде чем пробьет его последний час. Для всех, кто видит бесплодность и ложность существования, ослепленного материализмом и жестоко безразличного к судьбе своих ближних, это момент действовать; для них настало время посвятить всю свою энергию, все свое мужество и все свои усилия великой интеллектуальной реформе. Эту реформу можно осуществить лишь при помощи теософии и, добавим, оккультизма или восточной мудрости. Путей, ведущих к этой мудрости, много, но сама она едина. Художественные натуры провидят ее, страждущие мечтают о ней, чистые сердцем знают ее. Те, кто трудится ради других, не могут не замечать ее реальности, хотя они и не всегда узнают ее по имени. Лишь легкомысленные и пустые люди, эгоистичные и никчемные трутни, оглушенные собственным жужжанием, останутся не ведающими о высшем идеале. Они будут продолжать свое существование до тех пор, пока жизнь не станет для них тяжким и невыносимым бременем.
Следует, однако, отчетливо помнить, что эти страницы написаны не для масс. Они не являются ни призывом к реформам, ни попыткой склонить к своим взглядам сильных мира сего; они адресованы лишь тем, кто способен понять их, тем, кто страдает, тем, кто испытывает голод и жажду по некой Реальности в этом мире «китайских теней». Что же касается остальных, почему бы им не проявить достаточное мужество и не оставить свой мир пустых занятий, прежде всего свои удовольствия и даже личные интересы, кроме тех случаев, когда эти интересы входят в их обязанности по отношению к своим семьям или другим людям? Нет никого, кто был бы слишком занят или настолько беден, чтобы это помешало ему создать свой благородный идеал и следовать ему. Так зачем же колебаться, зачем бояться расчистить путь к этому идеалу через все препятствия и камни преткновения, через все мелкие помехи общественной жизни, чтобы идти прямо вперед до тех пор, пока цель не будет достигнута? Те, кто сделает усилие в этом направлении, вскоре обнаружит, что эти «узкие врата» и «тернистый путь» ведут в просторные долины с безграничными горизонтами, к тому состоянию, где уже нет больше смерти, потому что человек начинает ощущать, что он снова стал богом! Верно, что первое условие, необходимое для его достижения – абсолютная незаинтересованность, безграничная преданность работе на благо других и полное безразличие к миру и его мнениям. Чтобы сделать первый шаг на этом идеальном пути, мотивы должны быть абсолютно чисты; ни одна недостойная мысль не должна отвлекать взор от конечной цели, ни одно сомнение или колебание не должно сковывать ноги.
—
Есть вполне подготовленные для этого мужчины и женщины, единственная цель которых – это жить под эгидой своей Божественной Природы. Пусть им, по меньшей мере, хватит мужества жить этой жизнью и не скрывать ее от глаз других людей! Не следует ставить чье бы то ни было мнение выше голоса своей собственной совести. Так пусть эта совесть, достигнув наивысшего уровня своего развития, ведет нас во всех наших обычных жизненных поступках. Что же касается руководства внутренней жизнью, нам следует сосредоточить все наше внимание на том идеале, который мы перед собой поставили, и смотреть за пределы, не уделяя ни малейшего внимания грязи у наших ног…
Те, кто способен на такую попытку, есть истинные теософы; все же остальные – это всего лишь члены, более или менее посредственные, а зачастую и совершенно никчемные.

Ночные мысли о газетных вырезках

Перевод – О. Колесников

Мы начинаем со странной истории из Гайнесвилльского американского журнала «Орел»:
…Несколько лет назад д-р Стивенсон исследовал обширную роговую обманку и образование хлористого сланца между Гайнесвиллем и Джефферсоном и обнаружил одинокую глыбу во владениях мистера Фрэнка Харрисона, которую он посчитал одним из самых интересных и необъяснимых порождений закона химического сродства. Глыба роговой обманки весила примерно тонну, была черная и вся в кристаллах. Они казались белым кварцем приблизительно в одну восьмую дюйма толщины, с цифрами, образующими надпись: «1791». Цифры около четырех дюймов длины, располагаются на одинаковых расстояниях друг от друга. В общем, все это было магматической породой, и камень, казавшийся кварцем, имел вкрапления гранита, гнейса, роговой обманки и других типов камней, расположенных в разных его частях, от одной восьмой дюйма до фута и больше; вкрапления иногда пересекались, но без какой-либо регулярности и симметрии. Это случилось не тысячу лет назад, когда арабы придумали свое исчисление от 1 до 10, и мы обнаруживаем здесь совершенную форму тех же самых цифр, полученных благодаря законам химического сродства на более древних камнях, которые сформировались на земной коре за многие миллионы лет до появления растений и животных.
ЭТО могло быть ничего не значащим капризом природы, и такой каприз мог стать сенсацией для не очень внимательного журналиста; или же такое действительно возможно, и тогда требуется огромная осторожность, прежде чем доверять таким экстраординарным новостям. Но что такое каприз природы? Эффект, вызванный естественной причиной; но тогда, напротив, это вовсе не «каприз». И все-таки, когда такой случай очевиден, кто позволяет себе всякий раз несколько углубиться в его происхождение? Во всяком случае, не ученые, ибо они обычно оставляют первопричины, когда их это не касается. Некоторые суеверные души и христиане могут приписать загадочные цифры какой-нибудь оккультной или даже более разумной причине. Некоторые могут увидеть связь между ними и Французской революцией; другие – с перстом Самого Господа, который начертал их по какой-то непостижимой причине, а любую попытку понять это следует считать богохульством. Но теперь изменились и времена, и люди. Стандартное, подходящее на все случаи жизни объяснение, – «Воля Божья» и «Провидение», – на которую эти любезные и бессознательные богохульники (из числа самых набожных христиан) списывают весь мусор и злобу на несовершенство природы, пусть пока полежит в стороне. Все-Совершенный больше не несет ответственности за каждое несчастье, катастрофу и необъяснимое событие, случившееся с вышеупомянутыми набожными душами. И меньше всего – по отношению к людям науки. Христианская «Воля Божья» в компании с магометанским кисметом передала все полномочия эмоциональному методисту и непримиримому мулле.
Таким образом, причина этих цифр – если она вообще существует – относится к категории научных фактов. Только в этом случае последнее может быть воспринято в самом широком смысле, охватывающем область естественных наук, психологии и даже метафизики. Следовательно, если история с этой чудесной глыбы окажется чем-то большим, нежели газетной «уткой», созданной праздным репортером, мы, вероятно, сможем представить несколько комментариев. А затем можем усилить наши аргументы, приведя несколько фраз из одного любопытного манускрипта, принадлежащего брату Теософского общества в Германии, весьма ученого мистика, который сообщает нам, что этот документ уже находится на пути в Индию. Это своего рода дневник, написанный тем таинственным методом, отчасти цифрами, отчасти буквами, что был позаимствован розенкрейцерами и использовался ими около двух веков, ключом к которому владеют только несколько мистиков. Его автор – знаменитый и загадочный граф Сен-Жермен, который во время Французской революции озадачил и почти привел в ужас все столицы Европы и несколько коронованных особ и о котором рассказано столько сверхъестественного. Но пока что все комментарии будут преждевременными. Безосновательное утверждение о существовании чего-то более загадочного, чем слепой «каприз» природы, касающийся этой особенной находки, рассчитано на то, чтобы вызвать презрительную усмешку в каждом уголке земного шара, за исключением, вероятно, некоторых спиритистов – и их естественных союзников, теософов.
Но будем экономить место на журнальных страницах и перейдем к другой, гораздо более удивительной истории, подтвержденной не кем иным, как маршалом Макмагоном, бывшим президентом Французской республики, и в которую верят – из религиозного убеждения – несколько сотен миллионов римских католиков. Мы принимаем ее с доверием, поскольку имеем нечто подобное, случавшееся либо с теософами, либо со спиритистами; хотя она может показаться смешной и восприниматься как басня о петухе и быке. Однако причастность католичества меняет дело, и никто, даже скептики до мозга костей, не осмелится безудержно смеяться над историей о сверхъестественных «чудесах», создаваемых Мадонной или ее Святыми, либо Сатаной и его бесятами. Ибо на такие «чудеса» церковь имеет патент. Этот факт допускается с молчаливого согласия всех, если уж не тайного, огромным количеством христиан, поскольку никто не осмелится не поверить в силу дьявола, даже в этот век свободной мысли, за исключением презренных неверующих. Спиритисты и теософы делаются виновными в глазах этих подсобников разума и заслуживают называться «безумными» из-за веры в феномены, происходящие по естественным причинам. Даже протестанты предубежденно относятся к истории, которую мы здесь цитируем; ибо они слишком привязаны к своим кальвинистским и прочим догмам, чтобы поверить в силу Сатаны – силу, дарованную Врагу Человеческому всегда непостижимой «Волей Божьей».
[Ниже приведен рассказ из «Catholic Mirror», г. Балтимор, и касается он весьма примечательного случая с местным колдуном, который маршал Макмагон наблюдал, находясь в Алжире.]
В отличие от маршала, нам есть что сказать. Спиритисты способны выдвинуть весьма простую и хорошо известную теорию, чтобы «дать ему объяснение», а теософы согласятся с этим объяснением, хотя и несколько изменив его. Но при этом они настроят против себя огромное количество римских католиков. Их теория, – или, уж прямо скажем, непогрешимая догма, – верна, если история правдива, а повествует она о том, как арабский капрал продал душу дьяволу. Но вот, судя по всему, противник всесильному во зле врагу рода человеческого сыскался в лице свинцового браслета или медальона с изображением Богоматери, и со скрежетом зубовным ему пришлось пуститься наутек, изгнанному образом Королевы Небес. Что ж, эта теория так же хороша, как и любая другая, когда мы имеем дело с гипотезами. Но тогда, – может спросить неверующий, – почему не было дано хоть чуть-чуть дополнительной силы к божественной мощи, чтобы раз и навсегда избавить человечество от этого вечного сеятеля зла, который «ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить»? Слабость человечества и нерешительные действия человека! Почему одним ударом не спасти его от дьявольских ловушек; тем более что человечество, если неспособно сопротивляться этой силе, слабеет не из-за собственных ошибок, а опять же потому, что чрезмерно угождает доброму Провидению? Безусловно, если простой свинцовый амулет обладает такой силой, что способен бороться с дьяволом, на что же способна сама благословенная Богородица? Особенно, если в последний раз она лично и очень часто посещала грот в Лурде.
Но тогда – страшно подумать! – как может нечестивый оказаться осужденным на вечные муки? Куда сможет отправиться грешник своей смиренной походкой, если единственное царство, «где червь их не умирает и огонь не угасает», захвачено римской имперской Властью Небес? Непреодолимая пропасть, острые рога дилеммы! Пока так называемое христианство не сможет избавиться от дьявола без, так сказать, совершения ужасного, немыслимого самоубийства. Несколько лет назад набожный и святой кардинал, отец Вентура ди Раулика, выразил свое мнение по этому поводу: «Чтобы продемонстрировать существование Сатаны, – произнес он, – следует пересмотреть одну из церковных фундаментальных догм, которые служат основанием христианства и без которых оно стало бы одним названием…» И весьма рьяный католик шевалье Гугенот де Мюссе добавил: Сатана – это «Главный Столп Веры… если бы Спасителя и Искупителя не распяли на кресте, то появилось бы множество дополнительных насмешек, а Крест был бы оскорблением здравого смысла» (Moeurs. Pratiques des Demons).
Следовательно, мы видим, что дальнейшим и наиболее логичным развитием непогрешимой церкви стало бы введение институтом ежегодного изъявления благодарности – Te Deum – Дьяволу. Эта удачная мысль не защищена авторским правом, и Его Святейшеству дозволяется ею воспользоваться.
Более того, оказывается, снова по каким-то непостижимым и провиденциальным причинам, более известным на Небесах, нежели понимаемых на земле, не только Дьяволу, но даже простым смертным допускается совершать темные деяния. В нижеследующем ужасающем происшествии, случившемся в недавнее время в вышеупомянутом гроте в Лурде, мы обнаруживаем «Покровительницу», совершенно не способную защитить самое себя. Мы копируем этот печальный рассказ о человеческом бесчестии также со слов нашего набожного современника – «The Catholic Mirror»:

Явление в Лурде. Очень странная история дошла до нас из Франции – история, в которую трудно поверить, но авторитетный источник заслуживает доверия. Все, кто побывали в загадочном месте поклонения в Лурде, должно быть были поражены количеством свидетельств, демонстрируемых набожным паломникам, и великой частотой свершения чудес, происходящих в этом месте. Столь трогательна забота благодарных паломников, оставивших в этой усыпальнице последние напоминания о своих болезнях, благодаря чему еще какая-то милость Небес выглядит совершенно ненужной. До недавнего времени все стены в Лурде были завешаны костылями, деревянными ногами и деревянными руками, на которых написаны даты и имена, удостоверяющие чудеса. Эти свидетельства, похоже, возбуждали злобу у неверующих: очень трудно глумиться и насмехаться над чудесами, если вы видите свидетельства их достоверности своими глазами. И потому случилось так, что эти свидетельства оказались уничтожены. Кромешной ночью несколько неверующих проникли в усыпальницу, собрали в охапку свидетельства и предали их огню. Те очень быстро превратились в пепел. Красивое розовое дерево, растущее в расщелине горы, тоже сгорело, а лицо статуи Богородицы было изуродовано и испачкано гарью. Очень трудно найти аналог такому подлому и низменному поступку, совершённому этими «поборниками здравого смысла и свободы».

«Поборники здравого смысла и свободы» – преступные элементы, и должны быть наказаны. Но Его Величество Закон оправдал, хотя и не должен был, этих «поборников разума», поскольку те задали судьям со всей почтительностью несколько вопросов. Как например: каким образом случилось так, что «наша благословенная Богородица из Лурда», столь стремительно производя «чудеса» самого удивительного свойства, пассивно терпела подобное ужасающее личное поругание? Ведь это был именно тот момент, чтобы продемонстрировать свою силу, разрушить все планы «неверующих» и оправдать тем самым свои «чудеса». Лучшей возможности для сего действия никогда более не возникнет. Ведь преступники подпалили и испачкали лицо статуи и – убрались безнаказанными, не пораженные огнем (католических) Небес. Действительно, со стороны прессы было весьма необдуманно публиковать эту историю! Вероятно, эти «поборники» были учениками и последователями Зуава Якоба, чья слава целителя была не ниже славы Богородицы из Лурда и чудодейственной воды.[464] Или, может быть, они вступили в сговор с Дж. Р. Ньютоном, знаменитым американским гипнотизером-«целителем», чьи просторные приемные покои тоже увешаны, не меньше, чем стены грота, «трофеями» его месмерической силы – «костылями, деревянными ногами и деревянными… руками» (?). – Нет! только не деревянные руки, ибо это всегда означает предварительную ампутацию настоящих рук. Несмотря на почти магические исцелительные силы нашего уважаемого друга д-ра Ньютона, мы сомневаемся, что он когда-либо имел дар наделять человеческие существа дополнительными отличительными качествами речного рака, т. е. отращиванием новой рукой, вместо привешенной к культе, как, похоже, случалось в Лурде – согласно утверждению «Catholic Mirror».
Но не один дивный только «грот» показал свое бессилие перед деструктивными личностями. Молния (Господа?) ведут себя не очень почтительно в отношении Дома Божьего, и святые усыпальницы горят не хуже, чем дома «поборников разума и свободы». Огромное количество церквей, полевых тентов для собраний, скиний и алтарей были разрушены за последние два года ураганами и молниями в Европе и Америке. Это ужасающе. И вот:
…Знаменитое святилище Мадонны Валмаллской, расположенное в лощине с тем же названием в Швейцарии, было поражено молнией в воскресенье 24 августа, когда священник проводил мессу на алтаре. Шесть человек пострадало от рокового удара, одна из них – маленькая девочка, молившаяся стоя на коленях возле своих родителей, – была убита на месте, а остальные поражены без надежды на исцеление. Несколько человек, находившихся возле двери, остались в одних подошвах, потому что их обувь сгорела. («Catholic Mirror», 13 сентября).
Милостивые судари! Эта маленькая девочка, убитая, когда стояла на коленях и молилась, видимо, была очень испорченным ребенком – возможно, дочерью «поборника разума» и всех прочих «грешников». Действительно, неисповедимы пути твои, о, доброе Провидение! Не понимая, мы должны только подчиняться. Кроме того, чтобы полностью успокоить наши сомнения и привести в порядок свои пытливые умы, мы должны лишь помнить, что добропорядочный и набожный иезуит – падре из Колледжа Св. Ксавьера, Бомбей, – которого в христианском мире знают как самого искусного из логиков, – учил нас: то, что дважды два – четыре – это не что иное, как порочная логика; Бог, для которого возможно все, не настолько ограничен: если Ему захочется приказать, чтобы каким-то чудом дважды два стало пять, так почему бы даже сэру Исааку Ньютону не примириться с этой новой формулой?

О «Гималайских братьях»

Перевод – К. Леонов

Сэр, – «согласно авторитетному мнению одного адепта(?), они (теософы и мадам Блаватская) все являются медиумами, находящимися под влиянием низших духов». Такое высказывание допущено вами в редакционном обзоре «Оккультного мира» м-ра Синнетта («Спиритуалист», 17 июня 1881 г.). Недоумевая, как вообще могло возникнуть подобное мнение, я лично не нахожу в нем ничего вызывающего возражения, и более того, в другом месте вы сделали мне честь, высказав убеждение, что я являюсь «сильным физическим медиумом», – этот термин по крайней мере снимает с меня то подозрение, что я обычная обманщица. Это послание направлено скорее не против вас лично, но против притязаний предполагаемого «адепта». Также следует уделить внимание и другому вопросу для того, чтобы по возможности прояснить ситуацию.
В последние семь лет я являюсь одним из тех людей на земле, которые подвергаются наибольшим оскорблениям, и можно сказать, что я уже привыкла к подобным вещам. Поэтому я вряд ли взяла бы сейчас перо для того, чтобы защищать свой собственный имидж. Если люди, забывая о том, что я женщина, и к тому же пожилая, еще и настолько тупы, что не могут понять, что если бы я заявила о себе не только как о теософе и об одном из основателей нашего Общества, то я жила бы во всех отношениях – в материальном и социальном – лучше, с общепринятой точки зрения; и если, невзирая на все преследования и сопротивление, я продолжаю настаивать на том, что я ничего другого не сотворила, то кажется очевидным, что я не могу быть той шарлатанкой и притворщицей, какую некоторые люди видят во мне; и если люди этого не понимают – я действительно не могу помочь им. Глупые не могут, а умные не хотят видеть абсурдность такого обвинения, поскольку, как говорит Шекспир:
То, что привычно дуракам спускают,
В поступках мудрых сразу подмечают.
Итак, я требую места на ваших страницах не для того, чтобы защитить себя, а для того, чтобы ответить тем, чьи высказывания ex-cathedra [с кафедры] возмутили чувство справедливости у многих наших теософов в Индии, и защитить именно их – тех, которые имеют право на все самые благоговейные чувства, на какие способна моя природа.
Новоявленный корреспондент – один из тех опасных в своей анонимности типов, которые злоупотребляют литературной привилегией скрывать свое истинное имя и таким образом уклоняются от ответственности за одной или двумя заглавными буквами – в последнее время занял почетное место на страницах вашего журнала. Он называет себя «адептом»; это легче сделать, чем доказать, но по силам ли ему это? Прежде всего, на взгляд спиритуалистов, также как и скептиков, в общем-то не имеет значения, откуда родом «адепт» – из Тибета, Индии или из Лондона. Последний [скептик] будет настаивать на том, чтобы его [адепта] называли обманщиком; и первый [спиритуалист], хотя бы он [адепт] и доказал на деле свою силу, хотел бы, чтобы в нем видели медиума или фокусника. А Ваш «Дж. К.», заявляющий в «Спиритуалисте» от 24-го июня, что «феномены, сопутствующие истинным адептам, находятся в совершенно иной плоскости, чем спиритуализм», рискует – даже если он прав – тем, что оброненные им бранные слова вернутся к нему самому, причем с обеих затронутых им сторон.
Но если бы он мог доказать то, что утверждает, а именно: что он обладает силой, дающей человеку право называться посвященным, тогда он мог бы презирать такие эпитеты. Воистину так, – но я опять-таки спрашиваю: готов ли он к тому, чтобы подтвердить свое заявление? Прежде всего, язык, которым он пользуется, вовсе не таков, какой когда-либо был использован истинным адептом. Он насквозь догматичен и авторитарен, слишком насыщен оскорбительной клеветой по отношению к тем, кто никак не хуже или не ниже его самого; и ему совершенно не удается убедить – не только непосвященных, но и тех, кто действительно знает кое-что об адептах и посвященных – в том, что он один из тех сведущих, к которым он апеллирует. Величая себя адептом, чей «иерофант является западным джентльменом», он несколькими строками ниже признается в полном своем незнании того, чего, по-видимому, никак не может не знать любой истинный адепт! Я говорю «не может», поскольку во всем свете нет ни единого признанного неофита, который бы не знал о Гималайском братстве. Санкция на получение последнего и высшего посвящения, истинного «слова, подобного слабому дуновению», может быть получена лишь от тех братств в Египте, Индии и Тибете, к одному из которых принадлежит «Кут Хуми Лал Сингх». Это верно, что бывает «адепт» и адепт, и они отличаются друг от друга, также как адепты от искусства или науки. Что касается меня, то я знаю в Америке сапожника, который рекламирует себя как «адепта в высоком искусстве изготовления парижской обуви». Дж. К. говорит о братьях «по духу», рассуждает о «божественной каббале, завершающейся в Боге», о «рабской магии» и т. д., и его фразеология окончательно убеждает меня в том, что он является лишь одним из тех дилетантов западного оккультизма, которые были столь хорошо представлены несколько лет назад франкопорожденными «египтянами» или «алжирцами», которые предсказывали людям их судьбу по Таро и располагали своих посетителей внутри круга с тетраграмматоном, начертанном в центре. Я вовсе не утверждаю, что Дж. К. принадлежит к этим последним, но я прошу его призадуматься. Хотя он совершенно мне неизвестен и скрывается за своими двумя инициалами, я не последую его грубому примеру и не буду оскорблять его за все это. Но я еще раз повторю, что его язык выдает его. Если он каббалист, то и он, и его «иерофант» – это лишь посредственные самоучки средневековых и так называемых «христианских, каббалистов; адептов, подобных Агриппе, Кунрату, Парацельсу, Вогану, Роберту Фладду и некоторым другим, которые открыли свое знание миру лишь для того, чтобы лучше сокрыть его, и которые не дали никакого ключа к нему в своих трудах. Он напыщенно разглагольствует о своих собственных знаниях и силе, и переходит далее к суждениям о людях, о которых он не знает и не может знать ничего. О «Братьях» он говорит так:
Если они и являются истинными адептами, то они не проявили достаточно много мудрости, и организация, которая должна внедрять их учение, потерпела полное фиаско, ибо даже основы психических и физических принципов истинной теософии и оккультной науки совершенно неизвестны членам этой организации – Теософского общества – и не практикуются ими.
И откуда только он это взял? Быть может, теософы сделали его своим доверенным лицом? И если даже он что-то знает о британском Теософском обществе, то что он может знать об аналогичном индийском Обществе? Если же он принадлежит к какому-либо из них, то он предает его целиком и является изменником. Но если это не так, то что он может сказать о его функционерах, поскольку и Общество в целом, и особенно его эзотерические секции, насчитывающие лишь очень немногих «избранных», – это конфиденциальные объединения людей?
Чем внимательнее я вчитываюсь в его статью, тем более меня забавляет высокомерный тон, преобладающий в ней. Если бы я была спиритуалистом, я была бы склонна заподозрить в ней доброго «гоука» Джона Кинга, инициалы которого совпадают с подписью Дж. К. Пусть он сперва познакомится с этим братом из «Западного Герметического кружка по исследованию духовного плана» и получит хотя бы самые общие сведения об адептах, чтобы не показать себя в еще более смешном виде.
1. Ни один истинный адепт ни под каким видом и никогда не раскроет себя в этом качестве перед непосвященным. Он никогда не позволит себе говорить пренебрежительно с людьми, которые, может статься, ничуть не глупее его самого, а во многих случаях и значительно превосходят его в мудрости. Но если бы даже теософы действительно были такими несчастными заблудшими созданиями, каковыми они рисуются в его воображении, то и тогда истинный адепт не стал бы их высмеивать, а попытался бы им помочь.
2. Никогда не было ни одного истинного посвященного, который не знал бы о тайных братствах Востока. Исключение составляет Элифаса Леви, который отрицал их наличие, в то время как его аутентичная подпись говорит о совершенно противоположном. Даже П. Б. Рэндольф, этот удивительный, хотя и немного странный американский гений, этот наполовину посвященный провидец, получивший свое знание на Востоке, не сомневается в их действительном существовании, о чем можно найти свидетельство в его собственных работах.
3. Тот, кто разглагольствует о своем оккультном знании и рассказывает, как он применяет свои силы во имя какого-то определенного пророка, божества, или аватара является в лучшем случае всего лишь сектантским мистиком. Он не может быть адептом в том смысле, как это понимается на Востоке, т. е. махатмой, поскольку его суждение всегда будет сильно зависеть от тех предубеждений, которые он получил вместе со своей догматической религией.
4. Великая наука, названная вульгарной «магией», восточными знатоками определяется как «Гупта-видья», которая охватывает все отдельные науки, поскольку она является высшей точкой знания и вершиной философии, и которая является универсальной; таким образом, как это верно замечено, она не может быть ограничена какой-либо особой нацией или привязана к определенной территории. Однако, поскольку Истина – едина, метод достижения высшего мастерства на пути к ней также неизбежно должен быть единым. Его нельзя разложить на части, ибо каждая отдельно взятая часть, предоставленная самой себе, будет, подобно лучам света, неизбежно стремиться от центра, а не к центру, который является конечной целью знания; и эти части могут снова стать Целым только если собрать их воедино, в противном же случае они так и останутся ничем иным, как отдельными лучами.
Этот трюизм, который иные назовут элементарной математикой для маленьких мальчиков, следовало все же привести, чтобы освежить в памяти таких «адептов», столь легко забывающих, что «христианский каббализм» – это лишь часть Универсальной Оккультной Науки. И если они действительно считают, что им нечему больше учиться, то чем меньше они будут обращаться за сведениями к «восточным адептам», тем лучше будет и для тех, и для других. Существует лишь одна величественная дорога к «Божественной Магии»; не замечать и избегать ее – это значит специально выбирать одну из дорог, отходящих от этой главной магистрали, и подобно одинокому путнику при этом легко оказаться в лабиринте, из которого нет выхода. Я думаю, что магия существовала за тысячи лет до христианской эры; а если это так, то должны ли мы, вместе с нашими чересчур учеными друзьями – «западными каббалистами» – считать все это черной магией, практикуемой «Старой фирмой Дьявол и K°.»? Но вместе со всеми людьми, которые знают, о чем они говорят, я заявляю, что все это не соответствует истине; что Дж. К., по-видимому, в высшей степени незнаком даже с той колоссальной разницей, которая существует между каббалистом и оккультистом. Осведомлен ли он о том, что каббалист – по сравнению с оккультистом – выглядит как едва заметный холмик у подножия Гималаев по сравнению с Эверестом? О том, что известная еврейская каббала Симона бен Иохаи это всего лишь искаженная версия ее первоисточника – великой халдейской «Книги Чисел»? Также как эта первая, с ее приспособленностью к еврейскому Закону, с ее смешанной международной ангелологией и демонологией, с ее Орфиэлями, Рафаэлями и греческими тетраграммами есть бледная копия халдейской, так и каббала христианских алхимиков и розенкрейцеров – это ничто иное, как исковерканное издание еврейской. Сосредотачивая оккультную силу и ее конкретные проявления в каком-либо одном национальном боге или аватаре – будь он Иеговой или Христом, Брамой или Магометом, – каббалист все более отклоняется от единой расположенной в самом центре Истины.
И только лишь оккультист – восточный адепт – утверждает Свободного Человека, всемогущего благодаря своему Божественному Духу настолько, насколько может быть всемогущим человек на земле. Свободный от всех человеческих предрассудков и религиозных заблуждений; он в одно и то же время является и халдейским мудрецом, и персидским магом, и греческим волшебником, и египетским герметистом, и буддийским рахатом, и индийским йогом. Он собрал в один пучок все отдельные части Истины, рассеянные среди разных наций, и держит в своих руках Единую Истину, ярко светящий факел, который никакой встречный ветер не может обратить вспять, задуть или поколебать. Он не является Прометеем, который крадет частицу Священного Огня и оказывается после этого прикованным к Кавказским горам для того, чтобы хищные птицы выклевали его внутренности, он имеет Бога внутри себя и не зависит больше от прихоти или каприза какого-либо доброго или злого божества.
Верно, что «Кут Хуми» обращается к Будде. Однако, это не потому, что братья воспринимают его в божественном свете или даже считают «Богом», но просто потому, что он есть Покровитель тибетских оккультистов, величайший из иллюминатов и адептов, самопосвященный своим собственным Божественным Духом, или «Богосущностью», во все тайны невидимой вселенной. Поэтому говорить об имитации «жизни Христа», Будды или Зороастра, или любого другого человека на Земле, которого та или иная нация считает своим богом и вождем, это значит показать себя самого сектантом, даже внутри каббализма, который сам является лишь частью единой «Универсальной Науки» – оккультизма. Последний – доисторичен, и является современником интеллекта. Солнце светит равно как для европейских христиан, так и для азиатских язычников, и я вынуждена признать, что последние воспринимают его с большей полнотой, чем предыдущие.
В конце концов, достаточно обратить внимание на то предложение более чем спорного достоинства, способное выйти скорее из-под пера иезуита, чем каббалиста, из которого следует, что «братья» это лишь филиал давно существующей фирмы «Дьявол и K°.», чтобы убедиться в том, что Дж. К. не знает ничего, кроме «абракадабры», извлеченной из старых заплесневелых манускриптов христианского каббализма. Он может произвести некоторое впечатление своими напыщенными фразами, приправленными «Anch'io son'pittore!» [ «Я тоже художник!»], лишь на неискушенного дилетанта или несведущего спиритуалиста.
Поистине, не обязательно отправляться в Тибет или Индию, чтобы найти там какое-то знание и силу, «скрытое в каждой человеческой душе»; но приобретение высочайшего знания и силы требует не только многих лет тяжелейшего труда, озаряемого высшим разумом, и терпения, не сгибаемого никакой опасностью, но также и многих лет пребывания в относительном одиночестве, и общения лишь с немногими людьми, преследующими ту же самую цель; в таком месте, где сама природа, подобно неофиту, хранит абсолютную ничем не нарушаемую тишину, если не полное молчание; где воздух на сотни миль свободен от всяких гнилостных примесей; где атмосфера и человеческий магнетизм абсолютно чисты, где не проливается ни капли человеческой крови. Можно ли обрести такие условия в самом Лондоне, или хотя бы в любом маленьком провинциальном городке Англии?

О древах жизни

Перевод – К. Леонов

Как Иггдрасиль представляет собой древо жизни скандинавской «Эдды», так и Хаома есть священное древо жизни Заратуштры, изображение которого мы видим на ассирийских монументах (см. «Ниневию» Лэйарда, стр. 472).
Божество или Бог – это Огонь. Розенкрейцеры хорошо понимали это и переняли это учение от магов, потомков Заратуштры. Существовало несколько Заратуштр (это имя является родовым), что доказывает он сам, говоря: «Я тот, кто живет и умирает»; но Зороастр парсов появился за 5400 лет до Р. Х., а Персеполис (Город Сияния) был основан, согласно традиции тайных писаний, в 5000 г. до н. э. Джиан Йином, жрецом Оаннеса, или Дагона (см. письмо Иллариона в «Теософисте», том II, июль 1881 г.). Его древним названием было Иста-хар, место, посвященное Исте, или Аштар, или Эсте – в конце концов ставшей Вестой, в честь которой римляне возжигали неугасимый огонь. Веста была божественным антропоморфным Божьим Огнем или Святым Духом. Хар на ассирийских монументах означал Солнце, а Истар, или Иста-Хар, – Весту Солнца и трон Солнца, название которого было переведено греками как Персе-полис. «Хар-ис» – это город огня. Церера также была божеством огня, тепла, оплодотворяющего природу; жители города Книд называли ее «Кура», титулом Солнца, ее римским именем было Керера, а не Церера (как Цицерон не Кикерон), первоначально это было названием города, Харис. В арабском языке значение корневого слова Хар-ис эквивалентно глаголу «сохранять», а значение слова харис – «страж», «хранитель» (огня). Отсюда происходит и имя Кир, которое является мужским эквивалентом женского имени Церера. Но это имя индийское (ибо Херес – это то же самое, что и Хар-ис), и Хара, или Хари, – это имя Хара-Дева; Хари, как мы полагаем, означает «Спасителя». Корос – это имя Бахуса, сына Кереры, или Цереры; Корос является Божественной Мудростью или Святым Духом. В первом томе «Объясненных древностей» отца Бернара де Монфокона на гравюре, изображающей Матерь Богов, одним из ее имен является Сурья, индийское название Солнца. На другой иллюстрации она называется Mater Suriae, черная, с длинными волосами (отсюда название страны – Сирия). У красных одеяний римских кардиналов то же происхождение, что и у бронзово-красно-желтых одежд саннъясинов и буддистов, от Божественного Огня – знания. Как Зерах на иврите означает восхождение Света, так и Сурья означает Солнце, а имя Заратуштра является комбинацией индийского и еврейского названий. Сэр Уильям Друммонд показал, что Хайд совершенно ошибочно считает Зороастра современником Дария. Суид относит время его жизни к периоду за 500 лет до троянской войны; Плутарх – за 5000 лет до этого, а Плиний – за много тысяч лет до Моисея. Все эти противоречия показывают, что было несколько Зороастров, один из которых, Зороастр парсов, был историческим персонажем, посвященным, и сэр Уильям Друммонд в своей книге «Oedipus Judaicus» [ «Эдип Иудейский»] помещает Зороастра за много сотен лет до Моисея. Называя его сперва величайшим математиком и величайшим философом, преподобный Г. Придо тотчас же именует его «мошенником и обманщиком», каковыми же называют и нас в христианских газетах.
Абульфарадж [Бар-Гебрей] в «Книге династий» (стр. 54) утверждает, что Заратуштра учил персов проявлению Мудрости (Сына, помазанного Господом, или Логоса), «Хоновер» (живого проявленного Слова, или обожествленной Мудрости), и предсказал, что некая дева непорочно зачнет (саошйанта), и что в момент рождения этого посланника появится шестилучевая звезда, сияющая в полдень, в центре которой возникнет фигура девы. В Каббале дева – это астральный свет, или акаша, а шестилучевая звезда – символ макрокосма. Рожденный Логос, или саошйант, означает тайное знание, или науку, которая раскрывает Мудрость Бога. В «Зенд-Авесте» содержится пророчество о Богоявлении.
В руки посланника пророка Заратуштры передавались многочисленные дары при наполнении кадила огнем, взятым от священного алтаря, как делал это в древние времена мобед парсов (и то же делает сегодня римский католик, который, однако, выбирает свои пылающие угли и огонь для своей кадильницы из кухонного камина), этот огонь означал небесную истину, и дым благовоний струился прямо в лица поклоняющихся, передавая таким образом знание: вечно горящий Огонь-Слово Заратуштры. «Смертный, который достигает Огня, получит Божественный Свет». Кришна говорит Арджуне в «Гите», что Бог находится в огне алтаря. «Я есть Огонь; Я есть Жертва». Фламины (этрусские жрецы) назывались таким образом, потому что они, как полагали, были озарены языками Пламени (Святого Духа), и христиане переняли такие же головные уборы и алые рясы кардиналов, символизирующие этот Огонь Эзотерического Божественного Знания. «Чисты и счастливы те», – говорит Фирдоуси, персидский поэт, – «кто, поклоняясь Единой Высшей Мудрости, созерцает в священном пламени символ Божественного Света» – Хираньягарбху (см. это санскритское название у Дамодара) «Вед». Павсаний говорит, что «когда маг произносит заклинание, входя в храм, и когда он заканчивает делать это, все дерево на алтаре вспыхивает без огня и горит великолепным пламенем» (Elis, I, xxvii, 6). Прометей, или «Пра-Ма-Та-Исса», божественный сын Иссы на санскрите, принес огонь с неба. В одном древнем ирландском манускрипте Заратуштра называется Айргиод-Ламх, или «Золотой Рукой», рукой, которая получила и разбрасывает небесный огонь («Восточные собрания» сэра Уильяма Услея, I, стр. 303). Его называют также Мог Нуэдат, Магом Нового Таинства или Освобождения. Заратуштра был одним из первых реформаторов, который открыл то, что он получил в своем посвящении, шесть периодов, или гахамбаров, или периодическую эволюцию мира. Первый из них – Майдьюзаремайя, в котором образуются небеса, или небесный свод; второй, Майдьюшема, в котором из влаги облаков происходят воды; третий, Пайтишахья, когда земля образуется и затвердевает в результате соединения первичных космических атомов; четвертый, Айятрима, на котором земля порождает растительную жизнь; пятый, Майдьюрья, когда земля постепенно развивается до уровня животной жизни; шестой, Хамаспатедайя, когда низшие животные достигают своего наивысшего развития в человеке; седьмой период наступает после завершения определенного цикла, когда появляется персидский мессия, восседающий на коне, – то есть, солнце нашей солнечной системы потухнет, и наступит – ПРАЛАЙЯ.
Тот, кто хотел бы раскрыть тайны священных книг парсов, должен бы был также изучить Писания других народов и, в особенности, индусов. Тогда он обнаружил бы тайну солнца, огня и коня. Как его собственный саошйант, спаситель человечества, должен появиться восседающим на белом коне в сопровождении армии добрых гениев на молочно-белых конях, так и Иоанн в «Откровении» видит белого коня и «верного и истинного» на нем, и армии, которые следуют за ним на белых конях, так же и Вишну, согласно Калки Аватара, появится как воин, восседающий на белом коне, и т. д., и т. п. Белый конь – это конь солнца. «И увидел я одного ангела, стоящего на солнце», – говорит Иоанн [Откр., XIX, 17]. «И отменил коней, которых ставили цари иудейские солнцу» [4 Царств, XXIII, 11] – «пламенному источнику Духа-Жизни». Принесение коней в жертву солнцу – ашвамедха. Лошади солнца знамениты во всех религиях (Фаэтон у греков, едущий на колеснице). Верховный жрец, или мобед, который каждое утро выезжает верхом чтобы встретить и поприветствовать восходящее солнце, типичен, так как колесница представляет тело, конь – одушевляющий принцип, а четыре ноги коня – четыре мировые расы – черную, красно-коричневую, желтую и белую, или негров, индийцев, монголов и кавказцев (отсюда произошли и четыре касты Ману); у китайцев это отражено в четырех рангах их священнослужителей, облаченных в черное, красное, желтое и белое; Иоанн видел те же самые цвета у символических коней «Откровения».
У персидских парсов есть одна книга, более древняя, чем нынешние писания зороастрийцев. Ее название – «Джавидан Хирад»,[465] или Вечная Мудрость, и это труд по практической философии магии с естественными объяснениями. Хайд ссылается на него в своем предисловии к «Historia Religionis Veterum Persarum». Четыре века зороастрийцев соответствуют четырем расам. Преподобный Джордж Оливер, говоря о Зороастре, которого он считает человеком, обладавшим исключительным знанием всего в области науки и философии, что тогда было известно в мире, приводит сообщение о пещерном храме, о котором часто упоминается в зороастрийских доктринах.
[Зороастр] удалился в пещеру круглой формы, или грот, в горах Бокхара, которую он украсил богатыми символическими и астрономическими декорациями и торжественно посвятил ее срединному богу, или посреднику, Митр-Асу, или, как его повсюду именовали, невидимому божеству, породителю вселенной, о котором говорили, что он сам родился, или был создан, в пещере, высеченной в скале. Солнце было представлено здесь сияющим драгоценным камнем, который благодаря своему невыносимому блеску занимал главное положение в центре помещения; планеты были видны вокруг него в виде расположенных по порядку сверкающих золотых гвоздей на лазурном фоне; зодиак был роскошно выгравирован на золоте, на котором особенно сильно сверкали созвездия Льва и Тельца с Солнцем и Луной из кованого золота и выступали из своего основания. Четыре мировых века были представлены многочисленными шарами из золота, серебра, меди и железа.[466]
Ученикам говорили, что эти «века» соответствуют четырем расам людей: золотой – монгольской; серебряный – белой, или кавказской; медный – красным индийцам; и железный – неграм. Минос получил законы с неба в пещере на горе; Эгерия дала Нуме убежище в гроте, или пещере на холме; Моисей получил завет на горе Синай, и т. д.
Дагдай – это имя матери Заратуштры, и Валленси показал, что это имя с таким произношением означает Святой Дух (или Мудрость); а Фабер, который пишет его как Day-dae, говорит, что это Божественная рыба – мы полагаем, что парсы согласятся с этим. Зададимся вопросом, почему Зороастр освящал во время священных обрядов: вино (истина), выжатое из виноградной лозы (притча Христа?), розу (фаллос), чашу (чрево) и зерно граната (посланец). Роза посвящалась Солнцу. Зороастр удалился на некую гору в Армении (Ариман), чтобы говорить с Ормуздом; и когда гору охватил огонь, он остался невредим. После этого на горе Гордиан он написал первую «Зенд-а-весту».
—
В древнейшей иранской книге, называемой «Десатир», – собрании поучений четырнадцати наиболее древних иранских пророков (было бы грубой ошибкой считать, что их число пятнадцать, и включать в их число Симкендеш, или «Секандер», что может быть доказано на основании авторитета самого Заратуштры в этой книге), – Заратуштра стоит в этом списке тринадцатым. Это весьма важно. Западные ученые не дают достоверной информации относительно периода первого Зороастра или его личности; их авторитеты противоречат друг другу самым удивительным образом. На самом деле, среди многочисленных противоречивых сведений мы находим классических древнегреческих авторов, которые сообщают нам, что Заратуштра жил в период от 600 до 5000 лет до Троянской войны, или за 6000 лет до Платона. Или опять-таки, Берос, халдейский жрец, заявляет, что Зороастр был основателем индийской династии в Вавилоне в 2200 г. до н. э.; в то время как более поздние национальные традиции сообщают нам, что он был сыном Пурушаспа и современником Гуштаспа, отца Дария, что относило бы его к 600 г. до н. э. Наконец Бунзен утверждает, что он был рожден в Бактрии до переселения бактрийцев к Инду, что произошло, как доказывает нам этот ученый египтолог, в 3784 г. до н. э. К какому же выводу можно прийти в этом море противоречий? Очевидно, остается лишь одна гипотеза, и единственную причину того, что все они неверны, мы обнаруживаем в эзотерической доктрине, – а именно, в том, что было несколько наставников с таким именем. Поэтому ни Платону, ни Аристотелю, столь аккуратным в своих утверждениях, не надо превращать 200 лет в 6000. Что же касается местной традиции, делающей этого великого пророка современником отца Дария, это абсурдно даже на самый первый взгляд. Хотя эта ошибка слишком очевидна, чтобы была необходимость в ее тщательном опровержении, я могу сказать несколько слов по этому поводу. Недавние исследования показали, что персидские писания считают Вистаспа последним в ряду кайанийских принцев, которые правили в Бактрии, в то время как ассирийское завоевание этой страны произошло в 1200 г. до н. э. Одно это должно доказывать, что Зороастр жил за 12 или 13 веков до н. э., а не за 600 лет, как это ему приписывают; и потому он не мог быть современником Дария Гистаспа, чей отец был столь беззаботен, и как таковой был перепутан по этой причине с Вистаспом, правившим шестью столетиями раньше. Если мы добавим к этому историческое расхождение между утверждением Аммиана Марцеллина – который доказывает, что Дарий уничтожил магов и ввел культ Ахурамазды – и надписью на могиле этого царя, которая утверждает, что он был «наставником и иерофантом магизма»; и другой не менее значимый и очень важный факт, что в зороастрийской «Авесте» нет никаких знаков того, что ее автор или авторы знали мидийцев, персов или ассирийцев, и древние книги парсов сохраняют молчание и не обнаруживают никакого знакомства с каким-либо из тех народов, которые, как это известно, обитали в западных областях Ирана или неподалеку от них, – тогда эта дата, 600 лет до Р. Х., принятая как предполагаемый период жизни и деятельности этого пророка, становится совершенно невероятной.
Таким образом, мы можем благополучно прийти к следующим заключениям: 1) что было несколько (всего семь, говорят Тайные Писания) Ахуру-астров, или духовных наставников Ахурамазды; это некая должность, название которой было позднее искажено в форме Гуру-астры и Зуру-астры, от «Зера-Иштар», титула жрецов халдеев или магов; и 2) что последним из них был Заратуштра или Десатир, тринадцатый из пророков и седьмой из носящих такое имя. Это он был современником Вистаспа, последним из кайанийских принцев и составителем «Вендидада», комментарии к которому утрачены, и который остается сегодня лишь мертвым текстом. Некоторые из фактов, которые даются в Тайных Писаниях, хотя для строго ученого и чисто традиционные, весьма интересны. Они создают впечатление, что существует некая полая скала с гигантской пещерой, заполненной табличками, носящей имя Заратуштры в его магическом наименовании, и что эти таблички еще могут быть однажды обнаружены. Эта скала, с ее пещерой, табличками и многочисленными надписями на ее стенах, располагается на вершине одного из пиков гор Тянь-Шань далеко позади места их соединения с Белор Тагом, где-то в восточном направлении. Одно из наполовину нарисованных, наполовину записанных пророчеств, которые приписываются самому Заратуштре, относится к тому потопу, который превратил некое внутреннее море в унылую пустыню, называемую пустыней Шамо, или Гоби. Эзотерический ключ к таинственным верованиям, легкомысленно называемым в одно время сабейской, или планетарной, религией, а в другое – культом солнца или огня, «висит в этой пещере», – как говорит легенда. Великий пророк изображается здесь с золотой звездой на своем сердце и считается представителем той допотопной расы гигантов, которая упоминается в священных книгах халдеев и евреев. Неважно, принимается или отвергается эта гипотеза. Поскольку ее отрицание не сделает другую гипотезу более правдоподобной, имеет смысл упомянуть об этом.

О космических циклах, манвантарах и кругах

Перевод – К. Леонов

Поскольку общая продолжительность существования нашей планетарной цепи (т. е., семи кругов) составляет 4.320.000.000 лет, и мы находимся сегодня в 4-м круге; и поскольку данный земной год отстоит на 1.955.884.685 лет от начала космической эволюции планеты A; поэтому, во временном аспекте, мы должны достигнуть срединной точки, или в точности 3,5 круга через 204.115.315 лет, хотя в пространственном аспекте мы фактически достигли ее, причем на планете D и в нашей 5-ой расе.
Как известно, день Брамы (представляющий или охватывающий все семь кругов) равняется 14 манвантарам плюс сатья юга, или 4.320.000.000 лет; но так как калиюга объемлет лишь 4 юги, в то время как существует 7, – поэтому правильная сумма ***.[467]
Эта астрологическая работа утверждает, что: «Число лет, которое пролетело с начала Вайвасвата манвантары, равно 18.618.725 годам».
Тайная доктрина сообщает нам, что: «С тех пор, как дхиан коган, известный в Индии как Ману Вайвасвата, начал человеческую манвантару на нашей планете D, в данном круге, прошло 18.618.725 лет».[468]
С целью провести сравнение и одновременно сделать более ясными некоторые санскритские выражения, мы приведем теперь цитату из «Разоблаченной Изиды», в которой говорится об индийских кальпах.
«Жизненно необходимо понять, что такое Врихаспати, или периоды, называемые югами и кальпами. Сатья юга и циклы Буддхи в хронологии[469] могут ошеломить математика огромностью и множеством цифр. Махакальпа охватывает бессчетное число периодов, намного ***».
Экзотерические брахманические сочинения приводят период в 4.320.000.000 лет как продолжительность великой кальпы, или «дня Брамы». Он включает в себя все семь «кругов» нашей планетарной цепи, то есть, период человеческого существования на различных планетах в различных кругах, вместе с тем, что называется «помрачениями», или периодами покоя (перерыва) для человечества между двумя планетами, при его перемещении от одной к другой, после того, как развилась его седьмая раса на этой планете. Он включает в себя также и период сандхи (сумерек), который соответствует Сатья юге. Если мы примем вышеприведенные числа за основу, в соответствии с определенными математическими последовательностями, которые объяснены далее, мы получим следующие результаты:
Годы
Первый круг – 154.285.714
Второй круг – 308.571.428
Третий круг – 462.857.142
Четвертый круг – 617.142.856
Пятый круг – 771.428.570
Шестой круг – 925.714.284
Седьмой круг – 1.079.999.998
—
4.319.999.992[470]

Таким образом, мы имеем период длительности нашей четвертой расы в 617.142.856 лет. Так же, как «ночь Брамы», или период покоя, всегда равен «дню Брамы», или периоду деятельности на каждой планете, так и период деятельности в этом 4-ом круге равен 308.571.428 годам. Поэтому он превосходит тот период продолжительности, который определяют для нашей манвантары (308.448.000 лет) брахманические вычисления, лишь на 123.428 лет; и этого различия можно бы было избежать, если бы мы, проводя эти вычисления, вычли из этого числа частично перекрывающийся период кальпы, который равняется одной из Сатья юг и был добавлен браминами для соблюдения эзотерической тайны к «дню Брамы». *** следующей является такая же арифметическая прогрессия, как та, которая была приведена выше и объясняется далее, а именно, продолжительность существования человечества на каждой планете в нашем четвертом круге, в течение периода его активности:
Годы
Планета А – 11.020.408
Планета В – 22.040.816
Планета С – 33.061.224
Планета D – 44.081.632
Планета Е – 55.102.040
Планета F – 66.122.448
Планета G – 77.142.856
—
308.571.414[471]

Теперь мы увидим, что период человеческой деятельности на нашей планете в этом круге составляет 44.081.632. Используя этот период для той же самой цели, что и выше, которая будет объяснена дальше, мы получим следующие результаты:
Продолжительность каждой расы в нашем круге на нашей планетеГоды
Первая раса – 1.574.344
Вторая раса – 3.148.688
Третья раса – 4.723.032
Четвертая раса – 6.297.376
Пятая раса – 7.871.720
Шестая раса – 9.446.064
Седьмая раса – 11.020.408
—
44.081.632

Читатель заметит, что в вышеприведенных вычислениях мы дали ключ к пониманию этих разнообразных периодов. До сего момента экзотерические труды давали лишь период дня Брамы, не сообщая о других периодах, которые могли бы оказать помощь в раскрытии Тайны, и не давая самого этого ключа, который мог бы привести к тем выводам, которые показаны выше. Но если мы возьмем период дня Брамы, и если мы знаем, что существуют семь кругов, и что каждый круг охватывает семь планет, и что период покоя планеты в каждом круге равен периоду ее деятельности, и если ко всему этому знанию мы применим ключ семеричной арифметической последовательности серий, тогда мы получим те числа, которые были приведены выше. Это есть постепенное возрастание от единицы к семи. Продолжительность существования человечества в течение семи кругов такова: 1-2-3-4-5-6-7. В каждом круге продолжительность существования человечества на семи планетах нашей цепи такова же: 1-2-3-4-5-6-7. Период человеческого существования в семи расах на одной планете опять-таки таков: 1-2-3-4-5-6-7. Так как планета развивает последовательно семь рас, прежде чем человечество сможет перейти на следующую планету, интервал между исчезновением человечества с одной планеты и его появлением вновь на следующей равняется длительности его пребывания на той планете, которую оно только что оставило. Возьмите эти 4.320 миллионов лет за день Брамы и проведите вычисления согласно вышеприведенным объяснениям, и вы придете к данным выше результатам. Достоин упоминания тот факт, что в индийских экзотерических сочинениях период манвантары (одного круга) дается как 308 миллионов, если выражать его в целых числах. Этот способ вычисления может быть принят по двум причинам. Во-первых, длительность 4-го круга согласно вышеприведенным вычислениям составляет 617 миллионов лет, если опять-таки использовать целые числа. Мы уже заявляли о том, что период активности планетарной цепи в одном круге равен периоду покоя в течение того же самого круга, во время которого человечество отдыхает при своем переходе от планеты к планете. Таким образом, период 4-го круга разделяется на две равные части, и вы имеете 308 миллионов лет с лишним в качестве манвантарического периода нашего круга. Поэтому период нашего круга мог быть взят в первом случае как манвантарический период. Вторая причина может быть следующей. Поскольку наша планета находится точно в среднем периоде, и мы пребываем в середине семи кругов, период нашего круга может быть взят для обозначения среднего манвантарического периода, что дает также в скрытой форме ключ к тайне геометрической прогрессии. Мы уже утверждали, что вышеприведенные числа является точными, если правильны экзотерические вычисления браминов о дне Брамы. Но мы можем опять-таки заявить здесь, что эта цифра не является точной, если она выводится из экзотерических цифр. Однако, мы можем добавить, что данное нами объяснение прогрессий, и т. д., это факты, и они могут быть с уверенностью использованы, если какие-нибудь из описанных выше чисел известны в их правильном виде, – в вычислении всех остальных чисел. Мы объяснили эти процессы потому, что нам известно, что ни одна их точных цифр никогда не объявлялась, поскольку они относятся к мистериям посвящения и тайнам оккультного влияния цифр.

О критике, авторитетах и других материях

Перевод – К. Леонов
Литературные наброски Непопулярного Философа
Благоразумные и осторожные люди постоянно предостерегают теософов и издателей теософической периодики от того, чтобы они обижали «авторитеты», научные или общественные. Общественное мнение, настаивают они, это самый опасный из всех противников. Его критика губительна, говорят нам. Критика едва ли может надеяться на то, чтобы улучшить кого-либо или что-либо из того, что стало предметом обсуждения. Однако это обижает многих и вызывает ненависть к теософам. «Не судите, да не судимы будете», – таково обычное предостережение.
Именно потому, что теософы хотели бы судить самих себя и полагаются на беспартийную критику, они могут оказать этим услугу своим товарищам. Взаимная критика – это наиболее разумная политика, помогающая установить окончательные и определенные жизненные правила, не только в теории, но и на практике. Мы уже имели достаточно теорий. Библия полна полезных советов, но немногие из христиан когда-либо применяли хотя бы часть этих этических предписаний к своей повседневной жизни. Если одна критика вредна, то и другая – тоже; и так же обстоит дело с каждым нововведением, или даже с презентацией какой-либо старой вещи в новом аспекте, если обе они необходимым образом сталкиваются с взглядами того или другого «авторитета». Я придерживаюсь противоположной точки зрения и рассматриваю критику как огромный положительный фактор, способствующий в целом мышлению; и в еще большей мере это относится к тем людям, которые никогда не думают самостоятельно, а во всем ссылаются на признанные «авторитеты» и общепринятые правила.
Ибо что такое, в конце концов, «авторитет» в каком-либо вопросе? На самом деле, это не более чем свет, падающий на какой-либо предмет через одну единственную, более или менее широкую щель и освещающий его лишь с одной стороны. Такой свет, помимо того, что он является правдивым отражением личных взглядов, а частенько особых пристрастий лишь одного человека, никогда не может помочь в исследовании какого-либо вопроса или предмета со всех сторон или во всех его аспектах.
Авторитеты, призывающие к чему-либо, часто оказываются бесполезными, тогда как неспециалист, пытающийся представить данный вопрос или предмет в другом виде и с другой точки зрения, немедленно подвергается гонениям за его исключительную смелость. Не попытается ли он отвергнуть эти солидные «авторитеты» и бросить вызов респектабельной и освященной веками общепринятой мысли?
Друзья и недруги! Критика является единственным спасением от интеллектуальной стагнации. Это прекрасный стимул, который побуждает к жизни и действию – то есть к здоровым переменам – грузных жвачных животных, называемых Рутина и Предубеждение, и в частной, и в общественной жизни. Противоположные мнения подобны встречным ветрам, которые сдувают со спокойной поверхности озера зеленую пену водорослей, которые стремятся заселить его тихие воды. Если каждый чистый поток независимой мысли, который бежит по полю жизни вне старых канавок, проложенных Общественным Мнением, будет остановлен и окажется в тупике, то результаты будут очень грустными. Если эти потоки не будут больше питать этот водоем, называемый Обществом, то его воды загниют еще больше, чем сейчас. В результате этого, наиболее правоверные «авторитеты» общественного пруда будут первыми засосаны еще глубже в липкий ил и тину.
Положение вещей в том виде, как оно есть сейчас, не обнаруживает ясных перспектив в отношении прогресса и социальных реформ. В последней четверти нашего столетия только женщины достигли заметного благотворного прогресса. Мужчины со своим жестоким эгоизмом и привилегиями по половому признаку, упорно боролись, но потерпели поражение почти во всех отношениях. Таким образом, молодые поколения женщин выглядят полными надежд. Вряд ли они войдут в будущую категорию грубых и упрямых сторонниц м-с Гранди. Те, кто сегодня ведет ее ранее непобедимые батальоны по пути войны, это старые амазонки респектабельного общества; а ее молодые мужчины, – это мужские «цветы зла», ночные растения, которые цветут в оранжереях, известных под названием «клубов». Бруммели сегодняшнего дня стали еще большими сплетниками, чем старые кумушки начала нашего столетия.
Противостоять таким противникам или критиковать их, или даже находить у них малейшую ошибку – это значит совершить непростительное социальное прегрешение. Однако Непопулярный Философ не из пугливых, и высказывает свои мысли, не обращая внимания на самые громкие «воинственные вопли», звучащие в наше время. Он изучает своих врагов обоего пола спокойным и мирным оком человека, которому нечего терять, и подсчитывает безобразные прыщи и морщины на «священном» лице м-с Гранди так же, как он считал бы смертельно ядовитые цветы на ветвях великолепного mancenillier – в телескоп и издали. Он никогда не будет приближаться к дереву или отдыхать в его губительной тени.
«Ты не должен противостоять Божьему помазаннику», – сказал Давид. Но тогда как «авторитеты», социальные и научные, всегда первыми нарушают этот закон, другие иногда могут следовать ему. Кроме того, «помазанники» – не всегда те, кто помазан Богом; многие из них относятся к тем, кто сам себя помазал на царство.
Таким образом, если даже Непопулярного Философа обвиняют в том, что он пытается развенчать Науку и ее «авторитеты», он решительно возражает против этого заявления. Отвергать непогрешимость человека науки – это совсем не то же самое, что сомневаться в его знаниях. Специалист, особенно исходя из того, что он имеет какую-либо одну специальность, заслуживает меньшего доверия в других областях науки, и даже в общей оценке его собственного предмета. До сих пор официальная школьная наука базируется на временных основаниях. Она будет идти вперед по прямым дорогам до тех пор, пока не будет вынуждена отклониться от этих старых путей в результате свежих и неожиданных открытий в бездонных недрах знания.
Наука подобна железнодорожному составу, который перевозит багажный вагон от одной конечной станции к другой и к которому не имеет доступа никто, кроме железнодорожных чиновников. Но пассажиров, едущих тем же поездом, вряд ли можно удержать от того, чтобы они покидали на определенных станциях эту прямую линию, чтобы следовать дальше по дорогам, пересекающим эту главную дорогу. Они должны иметь эту возможность без того, чтобы их осуждали за клевету на главную линию. Двигаться далее конечной станции на лошади, в повозке или пешком, или даже стать первопроходцем, прокладывая совершенно новые пути через огромные девственные леса и дебри людского невежества, – это их бесспорная прерогатива. Другие исследователи, конечно, последуют за ними; и не менее ясно, что они будут критиковать этот вновь открытый путь. При этом они сделают больше пользы, чем вреда. Ибо правда, как говорит старая бельгийская пословица, это всегда результат столкновения мнений, подобно искре, вылетающей при ударе двух кремней друг о друга.
Почему человек знания всегда столь склонен рассматривать науку как свою личную собственность? Разве знание лишь какой-то вид неделимого семейного достояния, достающегося только старшим сыновьям науки? Истина принадлежит или должна принадлежать всем, за исключением тех немногих областей знания, которые должны постоянно сохраняться в тайне, как обоюдоострое оружие, которое и убивает, и спасает. Некоторые философы сравнивали знание с лестницей, вершины которой легче достичь человеку, не обремененному тяжелым багажом, чем тому, кто должен тащить с собой огромную кипу выцветших и засохших старых условностей. Более того, такой человек должен все время оглядываться назад из страха потерять что-либо из своих окаменелостей. Не потому ли, что у них был такой обременительный багаж, лишь немногие из них смогли достигнуть вершины лестницы, и не потому ли они утверждали, что выше ступеньки, достигнутой ими, нет ничего? Или же они отрицают саму возможность всякого свежего, живого цветения новых форм будущей жизни, ради сохранения старых, высушенных растений прошлого?
Каков бы ни был их ответ, без оптимистической веры в то, что когда-то наступит, жизнь была бы мало достойной жития. Мир находится под угрозой окаменения в своих старых предрассудках и рутине, из-за так называемых авторитетов, их страха перед малейшей критикой и ярости по отношению к ней, причем каждый из них требует, чтобы его считали непогрешимым в его собственной области. Консерватизм ухмыляется своей улыбкой мертвеца при каждой инновации или новой форме мысли. В великой борьбе жизни за выживание наиболее приспособленных, каждая из этих форм становится в свою очередь сначала мастером, а затем тираном, подавляющим всякий новый рост тогда, когда его собственный уже прекратился. Но истинный философ, как бы он ни был «непопулярен», пытается охватить истинную жизнь, которая бьет ключом из внутреннего источника Бытия, то есть из скалы истины, – он движется всегда вперед. Он чувствует одинаковое презрение ко всем этим маленьким и грязным лужицам, которые загнивают от лени на плоской, болотистой поверхности общественной жизни.

О непогрешимости еврейских писаний

Перевод – О. Колесников

[Второй рукописный фрагмент Е.П.Б., обнаруженный в Адьярском архиве – очевидно, часть того материала, который в конечном счете стал «Тайной Доктриной». В этом фрагменте чуть ниже упомянут 1879 год. Несмотря на то, что основное произведение Е.П.Б. не увидело свет до 1888 года, она действительно «делала первые шаги» для этого еще 23 мая 1879 года, когда велись «Дневники» полковника Олькотта, тоже хранящиеся в Адьярском архиве. Между 25 мая и 4 июня 1879 года была проделана кое-какая подготовительная работа, а именно, было написано «Предисловие» к этому новому труду, который в то время представлялся как «переработка» «Разоблаченной Изиды». По некоторым причинам следующий отрывок оказался вне выстроенного порядка расположения материала. – Составитель.]

«Всему свое время, и время всякой вещи под небом», – сказал некогда великий философ. Если моя первая работа, «Изида», появляется «на полвека раньше, чем следовало бы», как отметил благодушный критик, то вера, что новый труд окажется своевременным, похоже, оправдана. Сейчас не век неприступных религиозных цитаделей с каменными идолами или непогрешимостью, не принимающей никаких апелляций. Едва начавшись, он стал свидетелем крушения небесного дома кровавой резни – «Святой Инквизиции», отмененной в 1808 году, которая наводила ужас на христиан почти семьсот лет; и вот теперь, на его 79-й период, авторитет непогрешимого «Слова Божьего» подорван, расшатан с самого его основания рукою ее собственного англиканского синедриона и нетвердым шагом идет к уничтожению.[472] Божественное Откровение делается раболепным к [здесь фраза прерывается]…