1 2 3 4 5 6 7 8 
Итак, мы находим, что в космогонии назареев имена их сил и гениев находятся в следующих соотношениях с именами гностиков:
НАЗАРЕИ
Первая Троица

Владыка ФЕРХО – Жизнь, которая не есть Жизнь – Высочайший Бог. Причина, производящая Свет, или Логос in abscondito. Вода Jordanus Maximus – вода Жизни или Аджар, женский принцип. Единство в Троичности, заключенное в ИШ-АМОН.

Вторая Троица

(Проявление первой)

1. Владыка МАНО – Царь Жизни и Света – Rex Lucis. Первая ЖИЗНЬ или первичный человек.

2. Владыка Иордан – проявление или эманация Иордана Maximus – вод милости. Вторая ЖИЗНЬ.

3. Верховный Отец – Абатур. Третья жизнь.

Эта Троица порождает также дуаду – Владыку Ледхойо и Фетахила, гения (первый – совершенная эманация; второй – несовершенная).

Владыка Иордан – «Владыка всех Иорданов» проявляет НЕТУБТО (Веру без Дел).[364]
ГНОСТИКИ ОФИТЫ
Первое Единство в Троичности

ИАО – несказуемое Имя непознаваемого божества – Абраксаса и «Вечное Духовное Солнце». Единство, заключающееся внутри Глуби, Битоса, женского принципа – беспредельного круга, внутри которого покоятся все идеальные формы. Из этого Единства эманирует

Вторая Троица

(Idem)

1. Эннойа – разум.

2. Офит, агафодемон.

3. София Андрогина – мудрость, которая, в свою очередь – будучи оплодотворена божественным Светом – порождает

Христоса и Софию Ахамот (первый – совершенный; вторая – несовершенная), как эманацию.

София Ахамот эманирует Ильда-Баофа, Демиурга, который производит материальное и бездушное творение. «Дела без Веры» (или милости).

Кроме того, семь планетарных гениев офитов, которые эманировали один из другого, снова можно найти в религии назареев под именем «семи демонов-обманщиков» или звездных, которые «будут обманывать всех сыновей Адама». Они суть Сол; Spiritus Venereus (Святой Дух в ее материальном аспекте);[365] матерь «семи ко злу расположенных звездных», соответствующая гностической Ахамот; Нэбу или Меркурий, «лжемессия, который извратит древнее поклонение Богу»;[366] СИН (или Луна, или Шурил); КИУН (Киван или Сатурн); Бэл-Юпитер, и седьмой – Нериг, Марс [257, с. 57].

Христос гностиков является главою семи эонов, семи духов Господних у Св. Иоанна; назареи также имеют своих семь гениев или добрых эонов, главою которых является Rex Lucis, МАНО, или Христос. Сапта-риши, семь мудрецов Индии, обитают в Сапта-Пура или семи небесных городах.

Что, более или менее, мы находим во Всемирной церкви до дней Реформации и у римско-папской церкви после разделения? Мы сравнили относительную ценность индусской космогонии; халдейской, зороастрийской, еврейской «Каббалы»; и космогонии так называемых еретиков. Правильная диаграмма иудейско-христианской религии, на навязывание которой язычникам – которые сами ею снабдили – каждый год тратятся такие громадные суммы, еще лучше могли бы доказать тождественность этих двух, но у нас мало места, и нет также надобности доказывать то, что уже тщательно было продемонстрировано.

У Кинга [410] мы встречаем на геммах офитов имя IAO, повторенное и часто смешанное или замененное именем Ievo, тогда как последнее просто обозначает одного из Гениев, враждебного Абраксасу. Для того, чтобы эти имена не принимались за идентичные с именем еврейского Иеговы, мы сейчас же объясним это слово. Нам кажется чрезвычайно странным, что такое множество ученых археологов так мало настояли на том, что имелось больше чем один Иегова, и не признавали, что это имя ведет свое происхождение от Моисея. Имя IAO несомненно является названием Верховного Существа и относится частично к Несказуемому Имени; но оно не только не возникло среди евреев, но оно и не было достоянием одних лишь евреев. Даже если Моисей соблаговолил наградить этим именем «Духа», предположенного покровителя и национального божества «избранного народа израильского», все же нет разумной причины, почему другие народы должны принимать Его как Высшего и Единосущего Бога. И мы совершенно отрицаем это притязание. Кроме того, факт налицо, что Yaho или Iao было «тайным именем» с самого начала, ибо и не употреблялось до дней царя Давида. До его времени мало личных имен, если вообще такое было, соединялись с iah или jah. Скорее, похоже, что Давид заимствовал имя Jehovah от жителей Тира и филистимлян [2 Царств], среди которых он проживал. Он поставил первосвященником Садока, от которого произошли садокиты или саддукеи. Он жил и царствовал сначала в Хевроне, Хабир-оне или Кабеир-граде, где праздновались ритуалы четырех (тайных богов). Ни Давид, ни Соломон не признавали ни Моисея, ни Законов Моисея. Они стремились построить храм, подобно строениям, воздвигнутым Хирамом Геркулесу, Венере, Адону и Астарте.

Фюрст говорит:

«Древнейшее имя Бога Yвho, которое пишется по-гречески Ιαω, не принимая во внимание его производных имен, по-видимому, было древним мистическим именем превышнего божества семитов. Следовательно, оно было сообщено Моисею, когда он был посвящен в Хор-еб – пещере – под руководством Иофора, кенита (или каинита), мидиамского священнослужителя. В древней религии халдеев, остатки которой встречаются среди неоплатоников, высочайшее божество, восседающее превыше семи Небес, представляемое как духовный принцип света (ноус)[367] и также рассматриваемое как Демиург,[368] называлось Ιαω, которое подобно еврейскому Yвho было сокровенно и несказуемо, и имя Его сообщалось посвященному. Финикийцы имели Превышнего Бога, имя которого обозначалось тремя буквами и было тайно, и оно было Ιαω».[369]

Но в то время, как Фюрст настаивает на том, что это имя имеет семитическое происхождение, имеются другие ученые, которые прослеживают его дальше назад, чем он, и заглядывают назад в прошлое за пределы классификации кавказцев.

В санскрите мы имеем Jah и Jaya, или Джаа и Джа-га, и это проливает свет на происхождение знаменитого празднества колесницы Джага-натх, обычно называемого Джаггернаут. Jahve означает «существующий», и д-р Шпигель прослеживает даже персидское имя Бога, «Ахура», до корня ах [531], который в санскрите произносится ас – дышать, и поэтому асу со временем стало синонимом слова «Дух».[370] Раулинсон горячо поддерживает мнение об арийском или ведийском влиянии на раннюю вавилонскую мифологию. Мы уже дали, несколько страниц назад, наисильнейшие возможные доказательства о тождественности Вишну с Дагоном. То же самое приложимо к имени Ιαω и к его санскритскому корню, который можно проследить во всех странах. Ю или Иовис – старейшее латинское имя Бога.

«Как мужское он есть Ю-питер или Ю, отец, причем «питар» – санскритское слово, означающее «отец»; как женское он есть Ю-но или Ю, утешитель, – является финикийским словом, означающим покой и удобство».[371] Профессор Макс Мюллер доказывает, что хотя и «Диас», небо, не встречается в мужском роде в обычном санскрите, все же встречается в Веде, «и таким образом свидетельствует о раннеарийском поклонении Диасу, греческому Зевсу» («Веда»).

Чтобы понять настоящее и первичное значение термина ΑΩ и причину, почему он стал обозначением наиболее таинственного из всех божеств мы должны искать его происхождение в образной фразеологии всех первобытных народов. Мы должны, прежде всего, обратиться за информацией к наиболее древним источникам. В одной из Книг Гермеса, например, мы находим, что он говорит, что число ДЕСЯТЬ является матерью души, и что жизнь и свет объединены в нем. Так как «число 1 (один) родилось от духа, а число 10 (десять) – от материи»;[372] единство образовало ДЕСЯТЬ, ДЕСЯТЬ образовало единство».[373]

Каббалистическая гемантрия, – один из методов извлечения сокрытого смысла из букв, слов и предложений, – арифметична. Она заключается в применении к буквам одного слова того значения, какое они имеют как числа по внешней форме, так же как и по их индивидуальному значению. Кроме того, посредством темуры (другой метод, применяемый каббалистами) можно заставить любое слово выдать свою тайну из его анаграммы. Таким образом, мы находим, что автор «Сефер Иециры», один или два столетия до нашей эры, говорит:[374] «ОДИН, дух Алахимов жизней».[375] Также и на старейших каббалистических диаграммах десять сефиротов изображены в виде колес или кругов, и Адам Кадмон, первичный человек, в виде прямой вертикальной колонны. «Колеса и серафимы и священные твари» (chioth), – говорит раввин Акиба.[376] В другой системе той же самой отрасли символической «Каббалы», называемой Атхбах – которая располагает буквы алфавита парами в три ряда – все пары в первом ряду имеют числовую величину десять, а в системе Симеона Бен Шеты[377] самой верхней паре – наиболее священной из всех, предшествует пифагорейский шифр, единица и нуль – 10.

Раз мы оценим тот факт, что среди всех древнейших народов наиболее естественной концепцией Первопричины, проявляющейся в своих творениях, которой они не могли не приписать творения всего, была концепция андрогинного божества: что мужское начало считалось животворным невидимым духом, а женское начало – матерью природой, – то мы будем в состоянии понять, как эту таинственную причину стали сначала изображать (вероятно – пиктографически) как комбинацию Альфы и Омеги чисел, десятичную дробь, затем как IAO, трехстороннее имя, содержащее в себе глубокую аллегорию.

IAO в таком случае – рассмотренное этимологически – означало бы «Дыхание Жизни», порожденное или возникшее между вертикально стоящим мужским и яйцеобразным женским принципами природы, ибо в санскрите ас означает «быть», «жить или существовать»; а первоначально оно означало «дышать». «Из него», говорит Макс Мюллер, «из его первоначального значения дыхания, индусы образовали „асу“, дыхание, и „асура“, имя Бога, независимо от того, означало ли это дышащего или же дыхание дающего» [47, т. I]. Оно, несомненно, означало последнее. В еврейском языке «Ах» и «Иах» означает жизнь. Корнелий Агриппа в своем трактате о «Превосходстве женщины» доказывает, что «слово Ева подсказывает сопоставление с мистическими символами каббалистов, так как имя этой женщины родственно непроизносимому Тетраграмматону, наиболее священному имени божества». Древние имена всегда гармонировали с теми предметами, которые они представляли. В отношении таинственного имени божества, о котором идет речь, до сих пор необъяснимый намек каббалистов относительно действенности буквы «h», которую Авраам [Abram] отнял у своей жены Сары [Sarah] и «поставил в середине собственного имени»,[378] – становится ясным.

Возможно, что в качестве возражения будет выдвинут аргумент, что пока что еще не установлено, в каком периоде древности в индийских рукописях и надписях нуль встречается впервые. Как бы то ни было, это представляет обстоятельное доказательство слишком выразительного характера, что не может не принести с собою убежденности в возможности. Согласно Максу Мюллеру «двух слов «cipher» и «zero»,[379] которые в сущности, одно… достаточно, чтобы доказать, что наши цифры заимствованы у арабов».[380]Cipher есть арабское «cifron» и означает пустой, перевод санскритского названия ничто, «synya», он говорит. Арабы получили свои цифры из Индустана и никогда не претендовали на то, что они сами их изобрели [532]. Что же касается пифагорейцев, то нам следует только обратиться к древним рукописям «Геометрии» Боэция, написанным в шестом веке, чтобы найти в пифагорейских числах[381] 1 и нуль в качестве первой и последней цифры. И Порфирий, который приводит цитаты из пифагорейского «Moderatus» [75], говорит, что числа Пифагора были «иероглифическими символами, посредством которых он объяснял идеи, касающиеся природы вещей».

Теперь, если наиболее древние индийские рукописи пока еще не выявляют следов десятиричной нотации, – Макс Мюллер совсем ясно констатирует, что до нынешнего дня он обнаружил только девять букв (инициалов санскритских цифр) в них, – то, с другой стороны, у нас имеются столь же древние записи, могущие дать нехватающее доказательство. Мы говорим о скульптурах и священных изображениях в наиболее древних храмах Дальнего Востока. Пифагор получил свои знания из Индии, и мы находим, что профессор Макс Мюллер подтверждает это утверждение, по меньшей мере, настолько, что допускает, что нео-пифагорейцы были первыми преподавателями «цифровых вычислений» среди греков и римлян; что «они в Александрии или в Сирии ознакомились с индийскими цифрами и приспособили их к пифагорейской номограмме» (наши цифры). Это осторожное допущение подразумевает, что сам Пифагор знал только девять цифр. Поэтому мы могли бы с полным основанием ответить, что хотя у нас нет определенных доказательств, что десятиричная нотация была известна Пифагору, который жил в самом конце архаических веков,[382] у нас все же имеется достаточно доказательств, чтобы доказать, что цифры полностью, как они приведены Боэцием, были известны пифагорейцам даже до того, как была построена Александрия.[383] Это доказательство мы находим у Аристотеля, который говорит, что «некоторые философы считают, что идеи и числа одной природы и доходят всего до ДЕСЯТИ» [11, VII, f]. Мы полагаем, что этого достаточно, чтобы доказать, что десятиричная нотация была среди них известна уже по меньшей мере за четыре века до Р. X., так как Аристотель вовсе не обращается с этим вопросом так, как будто это какое-то нововведение «неопифагорейцев».

Кроме того, как мы уже ранее упоминали, изображения архаических божеств на стенах храмов сами по себе говорят о многом. Так, например, Вишну изображен в Курмаватаре (его втором аватаре) как черепаха, поддерживающая круглую колонну, на которой восседает подобие его самого (Майа или иллюзия) со всеми атрибутами. Одна рука держит цветок, другая дубинку, третья раковину, четвертая, обычно верхняя или на правой стороне, держит на своем указательном пальце, вытянутом как цифра 1, чакру или диск, который напоминает кольцо или колесо, и которое можно принять за нуль. В своем первом аватаре, Матсьяватам, когда он появляется из рта рыбы, он изображен в таком же самом положении.[384] Десятирукая Дурга Бенгалии, десятиглавый Равана, великан; Парвати – как и Дурга, Индра и Индрани – все обнаружены с этим атрибутом, который является совершенным отображением майского дерева[385] [76, c. 252].

Среди индийских храмов самыми священными считаются храмы Джаггернаута. Это божество равно почитается всеми сектами Индии, и Джаггернаута зовут «Владыкою Мира». Он – бог мистерий, и его храмы, наибольшее количество которых находится в Бенгалии, все имеют пирамидальную форму.

Ни одно божество не являет такого этимологического разнообразия, как IAHO, также нет иного имени, которое могло бы производиться столь различно. Лишь соединяя его с мазоретическими точками, позднейшим раввинам удалось сделать так, чтобы Иегова читался как «Адонай» – или Господь. Филон Библский пишет его греческими буквами ΕΥΩΙΕΟΥ. Теодорет говорит, что самаритяне произносили его Iabи (Yahva), а евреи – Yaho; что дало бы, как мы уже показали, I-Ah-O. Диодор утверждает, что «евреи рассказывают, что Моисей называл Бога Ιαω». Мы утверждаем на основании авторитета самой Библии, что Моисей, до своего посвящения тестем своим Иофором, не знал слова Iaho. Будущее божество сынов Израиля взывает из горящей купины и в качестве Своего имени дает – «Я есмь то, что я есмь», и тщательно указывает, что Он есть «Господь, Бог евреев» [«Исход», III, 18], а не других народов. Судя о нем по его собственным деяниям в еврейских писаниях, мы сомневаемся, что сам Христос, если бы он появился в дни «Исхода», – нашел бы ласковый прием со стороны раздражительного синайского божества. Однако, этот «Господь-Бог», который по его собственному признанию, становится Иеговой только в 6-ой главе «Исхода» (стих 3), – подвергается потрясающему испытанию своей подлинности в «Книге Бытия» [XXII, 14], где, согласно этому, данному откровением, стиху, Авраам строит алтарь для Иегова-ире.

Поэтому казалось бы лишь естественным установить различие между таинственным богом Ιαω, принятым от отдаленнейшей древности всеми, кто разделяли эзотерическое знание жрецов, и его фонетическими двойниками, которым офиты и другие гностики, как мы видим, оказывали столь малое почитание. Раз обременившись, подобно Азазелю пустыни, грехами и беззакониями еврейского народа, христианам теперь тяжело признать, что те, кого они считали «Богом избранным народом» – их единственными предшественниками по монотеизму – были до весьма-таки позднего периода такими же идолопоклонниками и многобожниками, как их соседи. В течение долгих веков хитрые талмудисты избегали этого обвинения, прячась за мазоретской выдумкой. Но, как и во всем другом, истина наконец обнаружилась. Мы теперь знаем, что Ихох ддолжен читаться Иахо и Иах, но не Иегова. Еврейское Иах есть просто Иакх (Вакх) мистерий; это Бог, «от которого ожидалось спасение души – Дионис, Иакх, Иахо, Иах».[386] Аристотель был прав, когда он сказал:

«Ион был Ормазд и Ахриман Плутон, ибо Бог неба, Ахура-мазда, разъезжает на колеснице, за которой следует Конь Солнца».[387]

А Данлэп цитирует [Псалтырь, LXVII, 5], гласящее:

«Славь его, по имени Иакх ().
Кто едет по небу, как на коне»,
и затем показывает, что «арабы изображают Иак (Иакх) в виде коня. Это Конь Солнца (Дионис)» [94, с. 64, 67, 78]. «Он объясняет», что Иах есть смягчение от Иакх кх и х обмениваются; так с смягчается в х. Евреи выражают идею ЖИЗНИ как посредством кх, так и х, и кхиакх – быть, и хиах – быть, Иакх, Бог Жизни, Иах, «Я есмь» [141, с. 21]. Тут мы очень кстати можем повторить следующие строки Авсония:

«Древние называли меня Вакхом; в Египте считали меня Озирисом;
Мусиане именовали меня Пх'анаксом; в Индии почитали меня Дионисом;
Римские мистерии называли меня Либером; арабское племя – Адонисом!»
А «избранный народ» – Адони и Иеговой, – можем мы добавить.

Как мало философия древней тайной доктрины была понята, иллюстрируется зверскими преследованиями тамплиеров Церковью, и обвинениями их в дьяволопоклонстве под видом козла-Бафомета! Не углубляясь в старинные масонские мистерии, – нет такого масона (мы подразумеваем тех, кто что-нибудь знают), который не имел бы понятия об истинном отношении, которое Бафомет имеет к Азазелю, козлу отпущения в пустыне,[388] чей характер и значение совершенно извращены в христианских переводах.

«Это страшное и почитаемое имя Бога», – говорит Ланци,[389] библиотекарь Ватикана, – «посредством пера составителей библейских глоссариев превращено в дьявола, в гору, в пустыню и в козла».

В «Королевской масонской энциклопедии» Маккензи [526] автор весьма правильно замечает, что «это слово следовало бы разделить на Азаз и Эл», ибо

«оно означает Бога Победы, но здесь оно употреблено в смысле породителя Смерти в противоположение Иегове, породителю Жизни; последний получал в качестве приношения мертвого козла».[390]

Индусская Троица составлена из трех персонажей, которые обратимы в одно. Тримурти – едина и в своей абстрактности неделима; и все же мы с самого начала видим, как имеет место метафизическое разделение, и в то время как Брахма, хотя и коллективно представляющий трех, остается за кулисами, Вишну является Жизнедателем, Творцом и Сохранителем, а Шива – Разрушителем и порождающим Смерть божеством.

«Смерть Жизнедателю, жизнь Смерть дающему. Эта символическая антитеза велика и прекрасна», – говорит Глиддон.[391]

«Deus est Daemon inversus» каббалистов теперь становится ясным. Именно, лишь сильное и жестокое желание вытравить последние остатки старых философий путем извращения их смысла, из-за боязни, что собственные догмы по праву будут приписаны их отцовству, толкает католическую церковь на продолжение такого систематического преследования гностиков, каббалистов и даже сравнительно невинных масонов.

Увы! увы! Как мало божественного семени, широко разбросанного рукою кроткого иудейского философа, выросло и принесло плоды! Он, кто сам так остерегался лицемерия, предостерегал от публичных молитв, выказывая такое презрение к каждому показному выявлению этого, если бы он мог бросить печальный взор на землю из областей вечного блаженства, – он увидел бы, что это семя не упало ни на бесплодный камень, ни на обочину дороги. Нет, оно пустило глубокий корень в наиболее плодоносную почву – в почву, удобренную изобильно ложью и запекшейся человеческой кровью!

«Ибо, если верность Божия возвышается моей неверностью к славе Божией, за что еще меня же судить как грешника?» – наивно спрашивает Павел, лучший и искреннейший изо всех апостолов. И затем он добавляет: «И не делать ли нам зло, чтобы вышло добро?» [Римлянам, III, 7-8].

И этому признанию нас просят верить, как непосредственно Боговдохновенному! Этим объясняется, если и не оправдывается изречение, принятое впоследствии церковью, что «обман и ложь являются актами добродетели, когда применением этих средств можно способствовать интересам церкви».[392] Это правило поведения в полнейшем его значении было применено завершенным профессором подделок армянином Евсевием, или же этим на вид таким невинным библейским жонглером – Иринеем. И за этими людьми следовала целая армия благочестивых убийц, которые тем временем улучшили систему обмана провозглашением, что даже убивать – законно, когда убийством можно утвердить новую религию. Теофил, «этот постоянный враг мира и добродетели», как назвали этого знаменитого епископа; Кирил, Афанасий, убийца Ария и еще целое воинство других канонизированных «Святых» были едва ли не слишком достойными наследниками святого Константина, который утопил свою жену в кипятке, зарезал своего маленького племянника; убил своей собственной благочестивой рукой двух зятьев; убил собственного сына Криспа, обескровил до смерти несколько мужчин и женщин и задушил в колодце старого монаха. Однако, Евсевий рассказывает нам, что этот христианский император был награжден видением самого Христа, несущего свой крест, который наставлял его устремиться к другим победам, поскольку он всегда будет ему покровительствовать!

Вот – под сенью этого имперского знамени с его знаменитой надписью – «In hoc signo uinces», «склонное к видениям» христианство, которое ползло вперед со дней Иринея, – высокомерно провозгласило свои права при полном дневном свете. По всей вероятности Лабарум послужил моделью истинного креста, который был «чудеснейшим образом» и в соответствии с императорской волей найден несколько лет спустя. Ничто другое, кроме такого замечательного видения, нечестиво подвергнутого сомнению некоторыми суровыми критиками – например д-ром Ларднером – и нового чуда ему под пару, не могло окончиться нахождением креста там, где никогда раньше креста не было. Все же нам приходится или поверить в этот феномен или оспаривать его, рискуя, что с нами будут обращаться как с нечестивцами; и это – несмотря на то, что путем тщательных вычислений мы обнаружили бы, что обломки этого «истинного Креста» сами умножились даже более чудесным образом, чем пять хлебов в невидимой пекарне и две рыбы. Во всех случаях, подобных этому, где так удобно можно привлечь чудеса, – нет места сухим фактам. История должна отступить, чтобы могла вступить выдумка. Хотя и предполагаемого основателя христианской религии теперь, по истечении девятнадцати столетий, проповедуют – более или менее успешно – во всех уголках планеты, однако, мы вправе думать, что приписываемые ему доктрины удивили бы и ужаснули бы его больше, чем кого-либо другого. Система умышленных фальсификаций была принята с самого начала. Насколько решителен был Ириней в своем намерении сокрушить истину и построить свою собственную церковь на искромсанных остатках семи первичных церквей, упомянутых в «Откровении», – можно судить по его ссоре с Птоломеем. И это опять является свидетельством, против которого никакая слепая вера не может устоять. Церковная история уверяет нас, что служение Христа длилось всего три года. По этому пункту существует решительное расхождение между первыми тремя синоптиками и четвертым Евангелием; но на долю Иринея выпало показать христианским потомкам, что уже около 180 г. н. э. – предполагаемое время, когда этот отец писал свои труды против ересей – даже такие столпы церкви, как он сам, или не знали об этом ничего определенного, или же умышленно лгали и фальсифицировали даты в поддержку своих собственных взглядов. Настолько этот достойный отец стремился опровергнуть какое бы то ни было возражение против его планов, что не останавливался ни перед какой ложью и софистикой. Как мы должны понимать нижеследующее, и кто в данном случае является фальсификатором? Птоломей аргументировал тем, что Иисус был слишком молод, чтобы научить чему-либо большой значительности, добавляя, что «Христос проповедовал только один год и затем страдал в двенадцатом месяце». В этом Птоломей очень мало расходится с Евангелиями. Но Ириней, далеко перешагнув границы благоразумия, в преследовании своей цели, с небольшого расхождения между одним и тремя годами доводит его до десяти и даже двадцати лет!

«Разрушение всего его (Христова) труда и лишение его того возраста, который и необходим и более почетен, чем какой-либо другой; под этим я подразумеваю более пожилой возраст, в течение которого так же, как учитель, он превосходил всех других».

А затем, не будучи в состоянии подтвердить сказанное определенными датами, он обращается к преданию и заявляет, что Христос проповедовал свое учение БОЛЕЕ ДЕСЯТИ ЛЕТ! (книга II, гл. 22, с. 4, 5). В другом месте он делает Иисуса пятидесятилетним.

Но мы должны возобновить наш труд по выявлению различных источников христианства, а также тех источников, откуда Иисус извлек свои идеи о Боге и человечестве.

Койноби жили в Египте, где Иисус провел раннее детство. Их обычно смешивают с терапевтами, являющимися ответвлением этого широко распространившегося общества. Таково мнение Годфри Хиггинса и Де Реболда. После падения главных святилищ, которое началось уже в дни Платона, много различных сект, таких как гимнософы и маги – из которых Клеарх весьма ошибочно выводит первых – пифагорейцы, суфии и риши Кашмира учредили нечто вроде международного всеобщего франкмасонства среди своих эзотерических обществ.

«Этими риши были ессеи, кармелиты или назариты храма» [52], – говорит Хиггинс. А отец Реболд говорит: «Та оккультная наука, которую знали древние жрецы под названием возрождающего огня… наука, которая более 3000 лет находилась во владении индусского и египетского жреческого сословия, в знание которой Моисей был посвящен в Гелиополе, где он получил образование, а Иисус – среди ессейских жрецов Египта или Иудеи; и посредством которой оба эти великих реформатора, в особенности последний, совершали многие чудеса, упоминаемые в Священном Писании.[393]

Платон утверждает, что мистическая магианская религия, известная под именем махагистия, является наиболее неиспорченной формой поклонения божественному. Позднее один из Зороастров и Дарий Гистасп добавили к ней мистерии халдейских святилищ. Последний дополнил ее и усовершенствовал еще больше с помощью знаний, приобретенных им от ученых аскетов Индии, чьи обряды были тождественны с обрядами посвященных магов.[394] Аммиан в своей истории о персидской экспедиции Юлиана рассказывает, что однажды Гистасп, смело проникая в неизвестные области Верхней Индии, набрел на некую лесистую глушь, укромные уголки которой были «заняты возвышенными мудрецами, брахманами (или шаманами). Будучи обучен ими науке о движениях мира и небесных тел, а также чистым религиозным обрядам… он внес их в вероисповедание магов. Последние, соединив эти доктрины со своей собственной своеобразной наукой предсказания будущего, передали все это через своих потомков последующим векам» [XXIII, 6]. Именно от этих потомков суфии, состоящие, главным образом, из персов и сирийцев, получили свои глубокие познания по астрологии, медицине и древнему эзотерическому учению.

«Доктрина суфиев», – говорит Кинг, – «заключала в себе величественную идею единой всемирной религии, которой можно было тайно придерживаться, прикрываясь снаружи любым вероисповеданием; и в сущности, они придерживались таких же взглядов на религиозные системы, как и древние философы» [410, с. 185].

Таинственные друзы Ливанской горы являются потомками всех этих. Иногда можно встретить, хотя и редко, единичных коптов, серьезных исследователей, которые разбросаны то здесь, то там по песчаным уединенным местам Египта, Аравии, Палестины и по непроницаемым лесам Абиссинии. Много различных национальностей, к которым принадлежат ученики этой таинственной школы, и много ответвлений от этого первоначального ствола. Секретность, соблюдаемая этими отделениями, так же как и единой и верховной великой ложей, всегда была пропорциональна активности религиозных преследований; а теперь, перед лицом нарастающего материализма само их существование становится тайной.[395]

Но отсюда не следует делать вывода, что такое таинственное братство есть только выдумка, и даже не имя, хотя оно остается неизвестным до сего дня. Не имеет значения, называются ли его филиалы египетскими, индусскими или персидскими именами. Лиц, принадлежащих к одному из этих филиалов, встречали заслуживающие доверия и небезызвестные люди, кроме пишущей эти строки, которая преподносит читателям несколько касающихся их фактов с особого разрешения того, кто имеет право его давать. В недавнем и очень ценном труде о тайных обществах, К. Р. X. Маккензи «Королевская масонская энциклопедия», мы находим, что ученый автор, сам будучи членом Canongate Kilwinning Lodge, No. 2 (Шотландия) и масоном, которого трудно обмануть, сообщает в статье «Герметические братья Египта» следующее:

«Оккультное братство, просуществовавшее со времен очень отдаленной древности имеющее свою иерархию, должностных лиц, тайные знаки и пароли, и своеобразный метод наставления по науке, религии и философии… Если мы можем верить тем, кто в настоящее время признается в своей принадлежности к этому братству, то философский камень, эликсир жизни, искусство стать невидимым и власть непосредственного сообщения с надземной жизнью являются частью того наследия, которым они обладают. Автор знаком лишь с тремя лицами, которые подтверждали действительное существование этого общества религиозных философов, и которые намекали, что сами являются действительными членами. Не было причины сомневаться в честности этих лиц – по-видимому, незнающих друг друга, людей среднего достатка, безупречной жизни, простых манер и почти аскетов по своим привычкам. Все они казались людьми лет сорока или сорока пяти по возрасту и, по-видимому, обладающими обширной эрудицией… о их знании языков не приходится сомневаться… Они никогда не оставались подолгу в одной стране, но незаметно исчезали».[396]

Другой из таких под-братств является секта питров в Индии. Известное теперь по имени, так как Жаколио обратил на него внимание публики, оно, пожалуй, еще больше засекречено, чем то, которое Маккензи называет «Герметическими братьями». То, что Жаколио о нем узнал, было взято из отрывочных рукописей, доставленных ему брахманами, которые, надо полагать, имели свои причины, чтобы так поступить. «Агручада Парикшай» дает некоторые подробности об этом обществе, каким оно было в старину, и когда объясняет мистические обряды и магические заклинания, то совсем ничего не объясняет, так что все эти мистические Л'ом, Л'Рхум, Ш'хрум и Шо-рим Рамайа-Намаха остаются для введенного в заблуждение писателя такой же загадкой, как всегда. Хотя, надо отдать ему должное, – он полностью признает этот факт и не пускается в бесполезные рассуждения.

Кто бы ни пожелал убедиться, что и ныне существует религия, которая веками ставила в тупик наглое любопытство миссионеров и настойчивые поиски науки, – пусть попытается вторгнуться в уединение сирийских друзов, если он может. Он найдет, что они в количестве 80 000 воинов рассеяны от равнины к востоку от Дамаска до западного побережья. Они не ищут прозелитов, избегают известности и дружески относятся, поскольку это возможно, и к христианам и к магометанам, уважают религию любой другой секты или народа, но никогда не откроют своих собственных секретов. Напрасно миссионеры называют их нечестивцами, идолопоклонниками, разбойниками и ворами. Ни угроза, ни взятка, ни какие-либо другие соображения не заставят друза обратиться к догматическому христианству. Мы слыхали о двух обращениях на протяжении пятидесяти лет, и в обоих случаях обращенные кончили свою карьеру в заключении за пьянство и кражу. Они оказались «настоящими друзами»,[397] сказал один из их вождей при обсуждении этого предмета. Никогда не было случая, чтобы посвященный друз стал христианином. Что же касается непосвященных, то им даже не позволяют взглянуть на священные писания, и никто из них не имеет ни малейшего представления о том, где они хранятся. В Сирии имеются миссионеры, которые хвастают, что в их распоряжении имеются несколько копий. Те тома, которые якобы являются правильными изложениями этих тайных книг (например, перевод, сделанный Petis de la Croix в 1701 г. с трудов, преподнесенных французскому королю Наср-Аллахом), являются ничем иным как компиляцией «секретов», более или менее известных каждому обитателю южных хребтов Ливана и Анти-Ливана. Это был труд одного дервиша-отступника, который был изгнан из секты Ханафи за нехорошее поведение – растрату денег сирот и вдов. «Expose de la Religion des Druzes» в двух томах, написанное Сильвестром де Сакю (1828 г.), является другим трудом, представляющим сплетение гипотез. Один экземпляр этого труда можно было найти в 1870 году на подоконнике одного из главных Holowey или места религиозных собраний. На настойчивые вопросы одного английского путешественника по поводу их обрядов, Окхал[398] почтенный старец, одинаково хорошо говорящий как по-английски, так и по-французски, открыл том де Сакю и, предлагая его своему собеседнику, сказал с благосклонной улыбкой:

«Читайте эту поучительную и правдивую книгу; я не мог бы вам объяснить ни лучше, ни правильнее тайны Бога и нашего благословенного Хамсы, чем она».

Путешественник понял намек.

Маккензи говорит, что они поселились в Ливане около десятого века и

«кажутся смесью курдов, марди-арабов и других полуцивилизованных племен. Их религия состоит из иудаизма, христианства и магометанства. Они имеют постоянное сословие жрецов и что-то вроде иерархии… установлена постоянная система паролей и знаков… Двенадцатимесячный срок испытания, к которому допущены оба пола, предшествует посвящению».

Мы цитируем вышеприведенное лишь для того, чтобы показать, как мало даже такие заслуживающие доверия люди, как Маккензи, знают в самом деле об этих мистиках.

Мошеим, который знает столько же, или, вернее, столь же мало, как любой другой, вправе приписать себе в заслугу откровенное признание, что

«их религия загадочна даже для них самих и окутана какой-то тайной».

Еще бы, – мы бы сказали!

Что их религия проявляет следы магизма и гностицизма – это естественно, так как в основе ее находится вся эзотерическая философия офитов. Но характерной догмой друзов является абсолютное единство Бога. Он есть сущность жизни, и хотя непостижим и невидим, его можно познавать через редкие проявления в человеческой форме.[399] Подобно индусам, они верят, что он неоднократно воплощался на земле. Хамса был предтечей последнего проявления, которое еще предстоит (десятый аватар),[400] не наследником Хакема, который еще должен прийти. Хамса был олицетворением «вселенской мудрости». Боха-эдин в своих писаниях называет его Мессией. Полная численность всех его учеников или тех, кто в различные века мира наделял человечество мудростью, которую последнее неизменно забывало и отвергало с течением времени, составляет сто шестьдесят четыре (164, каббалистическое s d k). Поэтому у них пять степеней повышения после посвящения; и первые три степени символизированы «тремя ножками подсвечника внутреннего святилища, который содержит свет пяти элементов»; последние две степени, наиболее значительные и вселяющие ужас своим торжественным величием, относятся к высочайшим рангам; и все пять степеней символично представляют уже упомянутые пять мистических Элементов. «Тремя ножками являются святое Устремление, Открытие и Призрак», – говорит одна из их книг; о человеческой внутренней и внешней душе, и его теле, призраке или тени переходящей. Тело или материя также называется «Соперником», ибо «оно есть служитель греха, Дьявол, постоянно сеющий раздор между Небесным Разумом (духом) и душою, которую оно соблазняет беспрестанно». Их идеи о трансмиграции пифагорейские и каббалистические. Дух или Темеами (божественная душа) был в Илии и в Иоанне Крестителе; и душа Иисуса была душою Х'амса – так сказать, была той же степени чистоты и святости. До воскресения из мертвых, под каковым они понимают день, когда духовные тела людей будут поглощены сущностью и бытием самого Бога (нирвана индусов), души людей сохранят свои астральные формы, за исключением нескольких избранных, которые с момента их отделения от тел начинают существовать, как чистые духи. Жизнь человека они разделяют на душу, тело и разум, или ум. Именно последний наделяет и сообщает душе божественную искру от ее Х'амсы (Христоса).

Они имеют семь великих заповедей, которые передаются равно всем непосвященным; и все же, даже эти известные основы вероисповедания так запутаны в изложениях посторонних писателей, что в одной из лучших энциклопедий Америки (Эплтона), они искажены до такой степени, как можно видеть в нижеприведенной сравнительной таблице, где рядом помещены поддельные и настоящие:
Правильная версия заповедей, как они были устно сообщены Учителями.[401]
1. Единство Бога или бесконечная единичность божества.

2. Существенное превосходство Истины.

3. Терпимость; всем мужчинам и женщинам дано право свободно высказывать свое мнение по религиозным вопросам и подчинять их разуму.

4. Уважение ко всем мужчинам и женщинам в соответствии с их характером и поведением.

5. Полное подчинение указам Бога.

6. Чистота тела, ума и души.

7. Взаимопомощь при всех обстоятельствах.
Искаженная версия, сообщенная христианскими миссионерами, и данная в ложном толковании.[402]
1. (2) «„Правда в словах“, на практике означая правда только в отношении религии и посвященных: позволяется обманывать и говорить ложь людям другой веры».[403]

2. (7) «Взаимная помощь, бдительность и защита».

3. (?) «Отвергать все другие религии».[404]

4. (?) «Отделяться от неверных всякого рода, не внешне, а только в сердце».

5. (1) «Признают вечное единство Бога».

6. (5) «Довольны Божьими делами».

7. (5) «Покоряются воле Божией».

Как мы увидим, единственным exposй в вышеприведенном является проявление глубокого невежества и, вероятно, злонамеренности писателей, которые, подобно Сильвестру де Сакю берутся просветить мир по делам, о которых сами ничего не знают.

«Чистота, честность, кротость и милосердие», таким образом, являются четырьмя теологическими добродетелями всех друзов, помимо нескольких других, требуемых от посвященных; «убийство, кража, жестокость, зависть, клевета» являются пятью грехами, к которым на священных скрижалях добавлено еще несколько других грехов, но мы должны воздержаться от их перечисления. Нравственность друзов строга и бескомпромиссна. Ничто не соблазнит этих ливанских унитариев на отклонение от того, что они научены считать своим долгом. Так как их обряды неизвестны чужим, то их мнимые историки до сих пор отрицали, что они имеют таковые. Их «собрания по вторникам» открыты для всех, но ни один посторонний любопытствующий никогда не принимал участие в обрядах посвящения, которые время от времени совершаются по пятницам с соблюдением величайшей секретности. Женщины допускаются к ним так же, как и мужчины, и они играют очень важную роль при посвящении мужчин. Испытание, если не сделано какого-либо чрезвычайного исключения, бывает длительным и суровым. По истечении определенного периода времени происходит торжественная церемония, во время которой все старейшины и посвященные высших двух степеней отправляются в паломничество на несколько дней в некое место в горах. Они собираются в обеспечивающих безопасность пределах монастыря, который, как говорят, был построен в самом начале христианской эры. Снаружи видны только старые развалины когда-то величественного здания, служившего, как гласит легенда, некоторым сектам гностиков в качестве места поклонения во время религиозных гонений. Однако, эти развалины на поверхности земли служат лишь удобной маскировкой; подземная часовня, залы и кельи занимают площадь значительно большую, чем верхняя постройка, причем богатство украшений, красота древних скульптур и золотые и серебряные сосуды в этом священном убежище, по выражению одного посвященного, «кажутся дивным сном». Так же, как монастыри Монголии и Тибета в особых случаях посещаются святой тенью «Владыки Будды», так и здесь в течение церемонии появляется сияющая эфирная форма Хамса, Благословенного, который наставляет верных. Самые необычайнейшие проявления того, что назвали бы магией, совершаются там в течение нескольких ночей, пока длятся собрания; и одна из величайших мистерий – точное воспроизведение прошлого – осуществляется в молчаливых недрах нашей матери-земли; никакой отзвук, ни малейший шум, ни одно мерцание света не выдают величественной тайны посвященных.

Хамса, как и Иисус, был смертным человеком, и все же «Хамса» и «Христос» являются синонимическими терминами по своему внутреннему и сокровенному значению. Оба они суть синонимы Ноуса, божественной высшей души человека – его духа. Учение друзов по этому определенному вопросу о двойственности духовного человека, состоящего из одной смертной и из другой бессмертной души, тождественно с учением гностиков, старейших греческих философов и других посвященных.

За пределами Востока мы встретили одного посвященного (и только одного), который по некоторым причинам, лучше всех известным ему самому, не делает тайны из своего посвящения в Ливанское братство. Это – ученый путешественник и художник, профессор А. Л. Раусон из Нью-Йорка. Он провел много лет на Востоке, четыре раза посетил Палестину и путешествовал в Мекку. Можно уверенно сказать, что он обладает бесценным собранием фактов о начале существования христианской церкви, которые мог собрать только имеющий свободный доступ к хранилищам, закрытым для обычного путешественника. Профессор Раусон с истинным усердием ученого записывал каждое значительное открытие, какое он делал в палестинских библиотеках, и каждый ценный факт, устно сообщенный ему встречавшимися мистиками, и когда-нибудь эти факты увидят свет. Он любезно прислал нам нижеследующее сообщение, которое, как читатель увидит, полностью подтверждает то, что написано выше по нашему личному опыту об этом странном братстве, неправильно именуемым друзами:

«34, БОНД СТРИТ, НЬЮ-ЙОРК, 6 июня 1877 г.

…Ваша записка с просьбой дать вам описание моего посвящения в тайный орден людей, известных широкой публике как друзы Ливанской горы, – была получена сегодня утром. Как вам уже известно, я взял на себя обязательство в то время скрыть в моей памяти большую часть «мистерий» с наиболее интересными частями «наставлений», так что то, что осталось, может быть и не очень пригодится публике. Такую информацию, какую я вправе давать, я с удовольствием предоставляю в ваше распоряжение.

Срок испытания для меня по особому разрешению был сокращен до одного месяца, в течение которого я находился под наблюдением приставленного ко мне жреца, который в то же время служил мне в качестве повара, руководителя, переводчика и вообще, слуги, чтобы он мог засвидетельствовать факт, что я строго соблюдал правила диеты, омовений и прочего. Он также был моим наставником по тексту ритуала, который мы ради практики время от времени повторяли, пением и в диалоге, смотря по надобности. Каждый раз, когда нам случалось в четверг быть поблизости селения друзов, мы посещали «открытые» собрания, где собирались мужчины и женщины, чтобы слушать наставления, поклоняться и показать миру свои религиозные обычаи. До своего посвящения я никогда не присутствовал на «закрытых» собраниях по пятницам и не думаю, что кто-нибудь другой, мужчина или женщина, когда-либо попадали туда, за исключением случая тайного сговора с каким-нибудь жрецом, что мало вероятно, так как неверный жрец рискует своей жизнью. Любители пошутить между ними иногда «дурачат» слишком любопытных «франков» бутафорским посвящением, особенно, если имеется подозрение, что тот связан с миссионерами в Бейруте или в другом месте.

В число посвященных входят и мужчины и женщины, и церемонии носят такой своеобразный характер, что необходимо присутствие обоих полов для участия в ритуале и «работе». «Меблировка» «молитвенного дома» и «комнаты видений» проста; и если отбросить вопрос удобства, она может состоять единственно из полоски ковра. В «Сером Зале» (это место никогда не упоминается; оно под землею, недалеко от Бейт-эд-дина) имеются богатые украшения и ценные предметы древней меблировки, изделия арабских сереброковачей, сделанные пять или шесть веков тому назад, с надписями и датами. День посвящения должен быть днем продолжительного поста с утренней зари до захода солнца зимою или до шести часов вечера летом, и сама церемония с начала до конца представляет собою серию испытаний и соблазнов, рассчитанных на испытание выносливости кандидата под физическим и ментальным давлением. Редко бывает, что кто-нибудь, кроме молодых мужчин и женщин «выигрывает» все «призы», так как природа иногда дает себя знать несмотря на самую упрямую волю, и неофиту не удается пройти некоторые испытания. В таких случаях испытательный стаж удлиняют еще на один год, после которого происходит новое испытание.

Среди всяких испытаний самообладания неофита имеются и следующие: отборные куски вкусно приготовленного мяса, ароматный суп, пилав и другие аппетитные блюда, щербет, кофе, вино и вода оставляются как бы случайно около него, и он на какое-то время оставляется наедине с этими соблазнительными вещами. Для голодной и слабеющей души это является суровым испытанием. Но еще более трудным испытанием является то, когда семеро жриц все уходят, кроме одной, самой юной и прекрасной, и дверь закрывается и запирается снаружи, причем кандидата предупреждают, что ему дается полчаса на «размышление». Утомленный долго продолжающимся церемониалом, ослабевший от голода, изнуряемый жаждой, при наступлении сладостного отлива после громадного напряжения сдержать свою животную природу в подчинении – этот момент уединенности и соблазна полон опасности. Юная прекрасная весталка, робко приближаясь со взорами, придающими двойной магнетизм ее словам, шепотом просит «благословить ее». Горе тому, кто согласится. Сотня глаз подсматривает за ним в тайные щели наблюдения, и только невежественному неофиту кажется, что он укрыт от всех и ему представился удобный случай.

В этой системе нет никакой нечестивости, идолопоклонства или какой-либо другой действительно отрицательной черты. У них сохранились остатки того, что когда-то было величественной формой поклонения природе; под пятой деспотизма эта форма превратилась в тайный орден, спрятавшийся от дневного света и проявляющийся только при дымном мерцании нескольких горящих ламп в какой-либо сырой пещере или в подземной часовне. Основные догмы их религиозного учения изложены на семи «скрижалях»; вот они в общих чертах:

1. Единство Бога или бесконечная единичность божества.

2. Существенное превосходство истины.

З. Закон терпимости к мнениям всех мужчин и женщин.

4. Уважение ко всем мужчинам и женщинам в отношении их характеров и поведения.

5. Полное подчинение велениям Бога относительно судьбы.

6. Чистота тела, ума и души.

7. Взаимная помощь при любых обстоятельствах.

Эти основы не пишутся и не печатаются. Имеется и другой набор основ; они и пишутся и печатаются с целью ввести в заблуждение неосторожных, но они нас не интересуют.

Кажется, что главным результатом посвящения было что-то похожее на ментальную иллюзию или состояние сна-бодрствования, в котором неофит видел или думал, что видит, образы людей, отсутствующих, как он знал, и в некоторых случаях даже отдаленных на тысячи миль. Я думал (а, может быть, это создавал мой ум), что я вижу друзей и родственников, хотя знал, что они находятся в штате Нью-Йорк, тогда как я находился в Ливане. Каким образом создавались такие результаты – этого я не знаю. Они появлялись в темной комнате, когда «руководитель» говорил, а в смежном «покое» раздавалось многоголосое пение; это происходило к концу дня, когда я устал от поста, хождения, говорения, пения, одевании и раздевании; устал от видения множества людей в различных состояниях одевания и раздевания; устал от огромного ментального напряжения и сопротивления определенным физическим проявлениям, которые возникают от инстинктивных потребностей, когда они начинают преодолевать волю; устал от напряженного внимания к происходящим сценам, надеясь их запомнить, – так что, по всей вероятности, я не годился для того, чтобы судить о каких-либо новых поразительных феноменах, а в особенности о тех очевидно, магических явлениях, которые всегда возбуждали во мне подозрение и недоверие. Мне известны различные применения волшебного фонаря и других аппаратов, и я взял на себя труд исследовать комнату, где эти «видения» мне появились; я исследовал ее в тот же вечер, на следующий день и еще несколько раз впоследствии, и убедился, что в моем случае никакая машинерия и никакие другие средства не использовались, кроме голоса «руководителя и наставника». Впоследствии несколько раз на большом расстоянии от «покоя», например, в отеле Хорнстейна в Иерусалиме вызывались такие же самые или схожие видения. Жена сына известного в Иерусалиме еврейского коммерсанта, является посвященной «сестрой» и может вызвать эти видения по желанию почти для каждого, кто будет жить строго по правилам ордена в течение нескольких недель, более или менее, сообразуясь со своей натурой, грубой или утонченной.

Я могу с полной уверенностью сказать, что это посвящение настолько своеобразно, что его невозможно изложить в печати так, чтобы было понятно человеку, который не прошел «обработки» в «покое». Таким образом, дать изложение этих посвящений было бы еще более невозможным, нежели франкмасонских. Настоящие секреты разыгрываются, а не сообщаются речью и требуют помощи нескольких посвященных.

Мне нет надобности говорить о том, что некоторые понятия этого народа, как кажется, произошли от определенных верований древних греков, например, идея, что у человека две души, и многие другие, – так как вы, вероятно, были ознакомлены с ними, когда вы проходили «верхний» и «нижний покои». Если я ошибаюсь в своем предположении, что вы одна из «посвященных», то извините меня. Мне известно, что самые близкие друзья часто скрывают этот «священный секрет» друг от друга; и даже муж и жена могут жить, – как мне рассказывали, в Дар-эл-Камар это имело место в одной семье – в течение двадцати лет вместе и оба ничего не знали о посвящении другого. У вас, несомненно, имеется достаточно оснований держать это в секрете.

Преданный вам Л. Л. Раусон».

Прежде чем покончить с этой темой, мы можем добавить, что если какой-либо посторонний человек попросит разрешения присутствовать на «четверговых» собраниях – ему никогда не откажут. Только, если он христианин, охал возьмет Библию и будет читать из нее: если он магометанин – он услышит несколько глав из Корана, и церемония на этом закончится. Они подождут, когда он уйдет, и затем, крепко заперев двери дома собраний, приступят к своим собственным обрядам и книгам, перейдя с этой целью в свои подземные святилища.

«Друзы, даже больше чем евреи, остаются своеобразным народом», – говорит полковник Черчиль [537, т. 3], один из немногих честных и строго беспристрастных писателей. – «Они женятся только на соплеменницах; их редко, если вообще, обращают в другую веру; они цепко держатся за свои традиции и сводят на нет все попытки проникнуть в их тщательно охраняемые тайны… Плохая слава того калифа, которого они выставляют как своего основателя, достаточно компенсируется чистой жизнью многих, кого они почитают как святых, а также героизмом их феодальных вождей».

И все же можно сказать, что друзы принадлежат к одной из наименее эзотерических тайных обществ. Существуют другие, гораздо более могущественные и ученые, о существовании которых в Европе даже не подозревают. Существует много ответвлений, принадлежащих к великой «Материнской Ложе», которые, смешавшись с некими общинами, могут быть названы тайными сектами внутри других сект. Одною из них является секта, обычно называемая Лагхана-Шастра. Она насчитывает несколько тысяч адептов, которые рассеяны малыми группами на юге Деккана в Индии. По распространенному суеверию, этой секты боятся благодаря приписываемому ей великому умению пользоваться магией и колдовством. Брахманы обвиняют их членов в атеизме и святотатстве, ибо никто из них не соглашается признать авторитет ни Вед, ни «Ману», за исключением текстов, совпадающих с теми вариантами, которые находятся в их владении и которые они считают единственными подлинными текстами; у Лагхана-Шастра нет ни храмов, ни священнослужителей, но дважды в месяц каждый член общины должен отлучиться из дому на три дня. Народная молва, возникшая среди их женщин, приписывает эти отсутствия паломничеству, совершаемому к их местам собраний через каждые две недели. В каких-то уединенных гористых местностях, неизвестных и недоступных другим сектам, спрятавшись от взоров среди роскошной растительности Индии, они имеют свои бунгало, которые похожи на маленькие крепости, обнесенные высокими и толстыми стенами. Те, в свою очередь, окружены священными деревьями, называемыми ассоната, а по-тамильски – аррасса марам. Это – «священные рощи», первоисточники священных рощ Египта и Греции, посвященные которых также строили свои храмы внутри таких рощ, недоступных профанам.[405]

Не без интереса будет узнать, что м-р Джон Яркер Младший говорит по поводу некоторых современных тайных обществ на Востоке.

«Наибольшее сходство с брахманистскими мистериями, вероятно, можно найти в очень древних „Тропах“ дервишей, которые обычно управляются двенадцатью должностными лицами, причем старейший „Двор“ главенствует над другими по праву старшинства. Здесь главу этого „двора“ называют «шейхом», и он имеет заместителей, «калифов» или наследователей, которых может быть много (так же, например, как в степени, предшествующей масонскому мастеру). Орден делится, по меньшей мере, на четыре колонны, столбы или степени. Первая ступень – ступень «человечества», которая подразумевает сосредоточение на писаном законе и «уничтожение в шейхе». Вторая – ступень «Тропы», в которой «Мурид» или ученик достигает духовных сил и «самоуничтожения» в «Пэре» или основателе «Тропы». Третья стадия называется «Знание» и предполагает, что «Мурид» становится вдохновленным; ее называют «уничтожение в Пророке». Четвертая приводит его даже к Богу, когда он становится частью божества и видит Его во всем. Первая и вторая стадии получили современные подразделения, как «Целостность», «Добродетель», «Трезвенность», «Благожелательность». После этого шейх возводит его в ранг «калифа» или почетного мастера, так как в их мистическом языке «человек должен умереть, прежде чем родится святой». Будет видно, что этого рода мистицизм приложим к Христу как основателю «Тропы»».

К этому сообщению автор добавляет следующее, касающееся бекташ дервишей, которые

«часто посвящали янычар. Они носят маленький мраморный кубик, запятнанный кровью. Их церемония следующая: перед приемом требуется пройти годовое испытание, в течение которого кандидату сообщаются ложные секреты; у него два крестных отца, и у него отнимают все металлы и даже лишают одежды: из овечьей шерсти делают веревку для его шеи и опояску для чресел; его вводят в центр квадратной комнаты, представляют как раба и сажают на большой камень с двенадцатью зубцами; его руки складывают на груди, тело наклоняют вперед, пальцы его правой ноги закладываются на левую ногу; после различных молитв его сажают в особенной позе, с рукой особенным образом вложенной в руку шейха, который повторяет стих из Корана: «Те кто давал тебе руку дают тебе клятву, дают клятву Богу, рука Бога вложена в их руку; кто бы ни нарушил эту клятву, причинит себе зло; кто останется верен Богу, получит чудесную награду». Подкладывание руки под подбородок – их знак, возможно – в память их обета. Все пользуются двойными треугольниками. Брахманы вписывают в углах свою троицу и также обладают масонским знаком бедствия, каким пользуются во Франции» [538].

С того самого дня, когда первый мистик нашел средства сообщения между этим миром и мирами невидимого сонма, между сферой материи и сферой чистого духа, он пришел к заключению, что бросить эту таинственную науку на опошление толпе значит потерять ее. Злоупотребление ею могло привести человечество к быстрому уничтожению; это было бы подобно обкладыванию группы детей взрывчатыми веществами со вручением им спичек. Первый адепт – самоучка посвятил только несколько избранных и хранил молчание перед множествами. Он осознавал своего Бога и чувствовал это великое Существо внутри самого себя. «Атман», Я,[406] могущественный Владыка и Защитник, если только человек познал Его, как «Я есмь», «Ego Sum», «Ахми», – являл свою полную силу тому, кто был в состоянии узнавать «все еще тихий голос». Со дней первобытного человека, описанного первым ведическим поэтом, вплоть до нашего современного века не было философа, достойного этого названия, который не носил бы в молчаливом святилище своего сердца этой великой и сокровенной истины. Если он был посвященным, то узнавал это как священную науку; если нет, то подобно Сократу, твердя себе так же, как и своим ближним, благородный приказ – «О, человек, познай самого себя» – он преуспевал в узнавании своего Бога внутри самого себя. «Вы есть боги», говорит нам царь-псалмопевец, и мы находим, что Иисус напоминает писцам, что изречение «Вы есть боги» было адресовано другим смертным людям, требуя себе той же самой привилегии безо всякого кощунства [Иоанн, X, 34, 35]. И как верное эхо, Павел, утверждая, что все мы являемся «храмами Бога живаго» [2 Коринфянам, VI, 16], осторожно добавляет, что, в конце концов, эти вещи только для «мудрых» и что говорить о них – «незаконно».

Поэтому мы должны принять это напоминание и просто отметить, что даже в вымученной и варварской фразеологии «Кодекса назареев» мы повсюду различаем ту же самую идею. Подобно подводному течению, быстрому и чистому, она проходит, не смешивая своей кристальной чистоты с мутными и тяжелыми волнами догматизма. Мы находим ее в «Кодексе» так же, как в Ведах, в «Авесте», как и в «Абхидхарме», и в «Санкья-Сутрах» Капилы не менее, чем в четвертом Евангелии. Мы не можем достичь «Царствия Небесного», если мы не соединимся неразрывно с нашим Rex Lucis, Владыкой Великолепия и Света, нашим Бессмертным Богом. Сперва мы должны завоевать бессмертие и «взять Царство Небесное силой», данной нашим материальным «я».

«Первый человек – из земли, перстный; второй человек – Господь с неба… говорю вам тайну», – раскрывает Павел [1 Коринфянам, XV, 47].

В религии Шакьямуни, которую ученые комментаторы с восторгом в последнее время сочли чисто нигилистической, доктрина бессмертия обрисована очень ясно, вопреки европейским или, скорее, христианским идеям о нирване. В священных книгах джайнов, Патуни, к умирающему Гаутаме обращаются так:

«Поднимись в Нирви (нирвану) из этого дряхлого тела, в которое ты был послан. Поднимись в твою прежнюю обитель, о, благословенный аватар!»

Это нам кажется прямой противоположностью нигилизму. Если Гаутаму приглашают снова подняться в свою «прежнюю обитель», и эта обитель есть нирвана, тогда неоспоримо, что буддийская философия не проповедует конечного уничтожения. Так же как утверждают, что Иисус являлся своим ученикам после смерти, так же до нынешнего дня верят, что Гаутама снисходил из нирваны. И если он существует там, то его состояние не может быть синонимом уничтожения,

Гаутама не менее, чем все другие великие реформаторы, имел одно учение для своих «избранных» и другое для внешних масс, хотя главная цель его реформы заключалась в посвящении всех постольку, поскольку это было допустимо и разумно, не делая никакого различия по кастам и богатству, – в великих истинах, до сих пор державшихся в тайне себялюбивым классом брахманов. В Гаутаме Будде впервые в мировой истории мы видим человека, движимого тем великим благородным чувством, которое охватывает все человечество в одном объятии, призывая и «бедного», и «хромого», и «слепого» на царский пир, из которого он исключал тех, кто до сих пор сидели в одиночку в высокомерном отчуждении. Это был он, кто смелой рукой первым открыл дверь святилища парию, падшему и всем тем, «кого обидели люди», одетые в золото и пурпур, часто намного недостойнее тех отверженных, на которых презрительно указывал их палец. Все это сделал Сиддхарта за шесть веков до появления другого реформатора, такого же благородного и такого же любящего, хотя и менее удачливого, в другой стране. И если они оба, зная о великой опасности, какую таит в себе передача некультурному населению обоюдоострого оружия знания, которое дает власть, – оставили наиболее углубленный угол святилища в глубочайшем мраке, то кто, знающий человеческую натуру, может упрекнуть их за это? Но в то время как один был движим благоразумием, другой был вынужден так поступать. Гаутама оставил эзотерическую и наиболее опасную часть «тайного знания» нетронутой и дожил до почтенного возраста восьмидесяти лет с уверенностью, что он преподал основные истины и обратил к ним одну треть населения всего мира; Иисус обещал своим ученикам знание, которое дает человеку власть совершать гораздо большие чудеса, чем он сам когда-либо совершал, и он умер, оставив только нескольких верных людей лишь на полпути к знанию, чтобы они боролись с миром, которому они могли дать лишь то, что наполовину знали сами. Впоследствии их последователи исказили истину еще больше, чем они сами.

Неправда, что Гаутама никогда не учил чему-либо относящемуся к будущей жизни, или что он отрицал бессмертие души. Спросите любого интеллигентного буддиста о его идеях по поводу нирваны, и он, несомненно, выразится, как недавно выразился известный Ван-Чин-Фу, китайский оратор, в настоящее время путешествующий по этой стране, когда мы разговаривали с ним о нипанге (нирвана).

«Это состояние», – сказал он, – «мы все понимаем как окончательное воссоединение с Богом, совпадающее с усовершенствованием человеческого духа путем его окончательного освобождения от материи. Это сама противоположность личного уничтожения».

Нирвана значит несомненность личного бессмертия в Духе, но не в Душе, которая, как предельная эманация, непременно должна дезинтегрировать свои частицы, – сложный состав из человеческих чувствований, страстей и стремления к какому-либо объективного рода существованию, – прежде чем бессмертный дух этого Эго полностью освободится и, следовательно, будет застрахован от дальнейших перевоплощений в какой бы то ни было форме. А как может человек когда-либо достигнуть этого состояния, пока Упадана, состояние желания жизни, больше жизни, не исчезнет у чувствующего существа, у Аханкара, в какое бы возвышенное тело оно ни было облечено? Именно «Упадана» или это интенсивное желание производит ВОЛЮ, и именно воля развивает силу, и последняя порождает материю или объект, имеющий форму. Таким образом развоплощенное Эго, этим одним только неумирающим в нем желанием бессознательно создает условия своего последовательного воспроизведения в различных формах, которые зависят от его ментального состояния и кармы, добрых или злых деяний в его предшествующем существовании, обычно называемых «заслугой и недостатком. Вот почему Учитель рекомендовал своим нищенствующим ученикам развивать четыре степени дхианы, благородного «пути четырех истин», той постепенной выработки в себе стоического равнодушия к жизни и смерти, того состояния духовного самосозерцания, в течение которого человек совершенно теряет из виду свою физическую и двойную индивидуальность, состоящую из души и тела, и, соединившись со своим третьим и высшим бессмертным я, реальным и небесным человеком, вливается, так сказать, в божественную Сущность, откуда когда-то изошел его собственный дух, подобно искре из очага. Поэтому архат, святой нищенствующий, может достичь нирваны, находясь еще на земле; и его дух, будучи совершенно свободным от пут «психической земной, дьявольской мудрости», как Иаков называет ее, и будучи по собственной натуре всезнающим и всемогущим, может на земле одною только силою мысли творить величайшие чудеса.

«Именно миссионеры в Китае и в Индии были первыми, кто начали распространять эту ложь о нипанге или ниепане (нирване)», – говорит Ван-Чин-Фу.

Кто может отрицать правдивость этого обвинения после прочтения, например, трудов аббата Дюбуа? Миссионер, который сорок лет своей жизни проводит в Индии, и затем пишет, что «Буддисты не признают никакого другого Бога, кроме человеческого тела, и не преследуют никаких других целей, кроме удовлетворения своих чувств», – произносит неправду, которая может быть доказана свидетельством законов талапоинов Сиама и Бирмы – законов, оставшихся в силе до нынешнего дня, и которые приговаривают сахана или пунгхи (ученого – от санскритского «пандит»), так же как и рядового талапоина, к смертной казни через обезглавливание за нарушение целомудрия. Никакой иностранец не может быть допущен в их Кьюмы или вихары (монастыри); и все же нашлись французские писатели, в других отношениях беспристрастные и честные, которые, говоря о великой строгости правил, которым подчиняются буддийские монахи этих общин, и не обладая при этом ни одним фактом, подтверждающим их скептицизм, тупо заявляют, что

«несмотря на великое восхваление в их адрес (талапоинов) со стороны некоторых путешественников – восхвалений лишь в силу внешнего поведения, – я совсем не верю в их целомудрие» [382].

К счастью для буддийских талапоинов, лам, саханов, упасампадов[407] и даже саменаиров,[408] у них имеются летописи и факты, которые более веские, чем необоснованное личное мнение француза, родившегося в католических странах, которого едва ли можно упрекать за то, что он потерял всякую веру в добродетель духовенства. Когда буддийский монах становится (что, возможно, не раз происходит в столетие) виновным в прелюбодеянии, у него нет ни сборища мягкосердечных членов, которых он может тронуть до слез красноречивым признанием своей вины, ни Иисуса, на чью перегруженную, многострадальную грудь бросаются, словно в какой-то общехристианский мусорный ящик, все нечистоты расы. Никакой буддийский грешник не может утешать себя мечтою о Ватикане, внутри тонущих в грехах стен которого черное превращается в белое, убийцы – в безгрешных святых, и золотые и серебряные обмывания могут быть куплены у исповедника, чтобы очистить запоздалого кающегося от больших или меньших прегрешений против Бога и человека.

За исключением нескольких беспристрастных археологов, которые находят непосредственные буддийские элементы в гностицизме, как и во всех этих ранних, просуществовавших лишь краткое время, христианских сектах, – мы знаем очень мало исследователей, которые, говоря о первоначальном христианстве, придавали бы этому вопросу должное значение. Разве у нас недостаточно фактов, чтобы, по крайней мере, возбудить некоторый интерес в этом направлении? Разве мы не знаем, что уже в дни Платона были «брахманы» – читайте: буддисты, саманеяне, шаманы или шаманские миссионеры – в Греции, и что они в одно время наводнили всю страну? Разве Плиний не показывает их основавшимися на берегах Мертвого моря на протяжении «тысячелетий»? После того как мы сделаем необходимые скидки на преувеличение, у нас все еще останется в запасе несколько столетий до Р. X. И возможно ли, чтобы их влияние не оставило более глубоких следов во всех этих сектах, чем обычно думают? Мы знаем, что секта джайнов претендует на то, что буддизм произошел из ее доктрин – что буддизм существовал раньше Сиддхарты, более известного под именем Гаутамы Будды. Индусские брахманы, которым европейские востоковеды отказывают в праве что-нибудь знать о своей собственной стране, или понимать свой собственный язык и летописи лучше тех, кто никогда не был в Индии, по тому же принципу, по какому христианские богословы запрещают евреям толковать собственные Священные Писания, – эти брахманы, говорим мы, обладают достоверными летописями. И эти летописи сообщают, что воплощение через деву Авани первого Будды – божественного света – произошло на острове Цейлон за несколько тысячелетий до Р. X. Брахманы отвергают утверждение, что это был аватар Вишну, но признают появление реформатора брахманизма в то время. Повествование о Деве Авани и ее божественном сыне Шакьямуни записано в одной из священных книг сингалезских буддистов – «Нирдхаса»; а брахманская хронология зафиксировала великую буддийскую революцию и религиозную войну, и последующее затем распространение учения Шакьямуни в Тибете, Китае, Японии и других местах в 4620 году до Р. X.[409]

Ясно, что Гаутама Будда, сын царя Капилавасту и потомок первых Шакья через своего отца, который был касты кшатрия или воинов, – не изобрел своей философии. Он был филантропом по натуре, и его идеи развивались и созревали в то время, когда он находился на обучении у Тиртханкара, знаменитого гуру секты джайна. Последняя теперь рассматривает нынешний буддизм как отделившееся ответвление их собственной философии, а себя считают единственными последователями первого Будды, которым было позволено остаться в Индии после изгнания всех других буддистов вероятно потому, что они пошли на компромисс и приняли некоторые брахманистские концепции. Любопытно, если не сказать больше, что три разделившиеся и враждующие между собой религии, как брахманизм, буддизм и джайнизм так совершенно согласуются по преданиям и хронологии относительно буддизма, а наши ученые прислушиваются только к своим собственным необоснованным спекуляциям и гипотезам. Если рождение Гаутамы с каким-то обоснованием может быть отнесено к 600 г. до Р. X., то предшествующим ему Буддам также следовало бы отвести какое-то место в хронологии. Будды не боги, а просто люди, осененные духом Будды – божественным лучом. Или же потому, что не будучи в состоянии выпутаться из затруднения сами с помощью одних только собственных исследований, наши востоковеды предпочитают лучше отрицать и предать все забвению, нежели признать за индусами право что-нибудь знать в собственной религии и истории? Это странный способ раскрывания истин!

Обычный аргумент, выдвигаемый против утверждения джайнов, что они послужили источником восстановления древнего буддизма, – что основное учение последней религии противоречит верованию джайнов, не является убедительным. Наши востоковеды говорят, что буддисты отрицают существование Верховного Существа; джайны допускают это, но протестуют против предположения, что «Он» может вмешиваться в управление вселенной. Мы уже в предыдущей главе доказали, что буддисты ничего такого не отрицают. Но если бы беспристрастный ученый мог тщательно исследовать литературу джайнов, сохранившуюся в тысячах книг – или, лучше скажем, спрятанную – в Раджпутане, Джуселмере, в Патуне и в других местах,[410] а в особенности, если бы он мог получить доступ к древнейшим из их священных томов, то он обнаружил бы совершенную тождественность философской мысли, если и не популярных обрядов, между джайнами и буддистами. Ади-буддха и Адинатха (или Адишвара) тождественны и по сущности и по цели. А если мы проследим джайнов назад, с их претензиями на владение старейшими пещерными храмами (этими изумительными памятниками индийской архитектуры и скульптуры) и их записями почти невероятной древности, то мы едва ли сможем отказаться рассматривать их в том свете, на какой они претендуют. Мы должны допустить, что, по всей вероятности, они являются единственными настоящими потомками первобытных владельцев Древней Индии, побежденных таинственными ордами белокожих брахманов, которых в сумерках истории мы видим появляющимися сперва как кочевников в долинах Джамны и Ганга. Книги шраваков – единственных потомков архатов или самых ранних джайнов, обнаженных лесных отшельников древности, вероятно, могли бы пролить свет на многие смущающие вопросы. Но получат ли наши европейские ученые доступ к подлинным книгам до тех пор, пока они будут вести себя, как теперь? У нас по этому поводу имеются сомнения. Спросите любого заслуживающего доверия индуса, как поступали миссионеры с теми рукописями, которые, к несчастью, попадали в их руки, и тогда подумайте, можем ли мы упрекать туземцев за то, что они стараются уберечь от осквернения «богов своих отцов».

Чтобы удержать свои позиции, Иринею и его школе пришлось упорно бороться с гностиками. Такова же была судьба Евсевия, который очутился в тяжелом положении, не зная, как разделаться с ессеями. Образ поведения и обычаи Иисуса и его апостолов доказывали слишком близкое сходство с этой сектой, чтобы обойти этот факт без объяснений. Евсевий старался убедить людей, что ессеи были первыми христианами. Его усилиям мешал Филон Иудей, который написал свой исторический обзор ессеев и описал их с мельчайшими подробностями задолго до того, как появился в Палестине первый христианин. Но если в то время не было ни одного христианина, то, задолго до эры христианства там были хрестиане, и к ним принадлежали ессеи, так же как и ко всем другим посвященным братствам, даже не упоминая кришнаитов Индии. Лепсий доказывает, что слово Нофре означает Хрестос, «добрый», и что один из титулов Озириса, «Оннофре», должен переводиться как «проявленная доброта Бога».[411]

«Поклонение Христу не было всеобщим в то раннее время», – объясняет Маккензи, – «этим я хочу сказать, что христолатрия еще не была введена, но поклонение Хрестосу — Принципу Добра – предшествовало ей на многие века и даже пережило общее принятие христианства, как это видно на все еще существующих памятниках… Опять-таки у нас имеется надпись, являющаяся дохристианской, на надгробной плите (Spor. «Misc. Erud.», Ant., X, XVIII, 2) Υαχινθε Λαρισαιων Δημοσιε Ηρως Χρηστε Χαιρε и де Росси («Roma Sotterana», т. I, tav. XXI) даст нам другой пример из катакомб – «Aelia Chreste, in Pace»» [526, с. 207].

А Крис, как доказывает Жаколио, по-санскритски означает «священный».

Таким образом, неплохие уловки «правдивого» Евсевия пропали даром. Он был победно разоблачен Баснаджем, который, по словам Гиббона, «исследовал с величайшей критической точностью любопытный трактат Филона, где описываются терапевты», и обнаружил, что «доказав, что это было написано еще во время Августа, он доказал, вопреки Евсевию и целой толпе современных католиков, что терапевты не были ни христианами, ни монахами».

В качестве последнего слова, добавим, что христианские гностики начали свое существование к началу второго века, и как раз в то время, когда ессеи весьма таинственно исчезли, что указывает, что они были те же самые ессеи, и кроме того, были чистыми христианами, т. е. они верили и были теми, кто лучше всего понимали то, что один из их же братьев проповедовал. В настойчивом утверждении, что буква йота, упоминаемая Иисусом в «Евангелии от Матфея» [V, 18], указывала на тайную доктрину в связи с десятью зонами, уже достаточно доказательств для каббалиста, что Иисус принадлежал к франкмасонству тех дней, ибо буква I, которая становится йотой на греческом языке, имеет другие названия на других языках, и она служит, как это было у гностиков в те дни, паролем со значением СКИПЕТР ОТЦА в восточных братствах, которые существуют по сей день.

Но в первые века эти факты, если были известны, то умышленно игнорировались и не только скрывались насколько возможно от внимания публики, но и яростно отрицались каждый раз, когда этот вопрос подымался на обсуждение. Чем больше истины заключалось в том, что отцы церкви старались опровергнуть, тем яростнее становились их нападки.

«Доходит до того», – пишет Ириней, жалуясь на гностиков, – «что они не соглашаются ни со Священным Писанием, ни с традициями» [162, кн. III, II, 2].

А почему нам этому удивляться, когда даже комментаторы девятнадцатого века, имея в своем распоряжении лишь отрывки гностических рукописей, чтобы сопоставлять с многотомными писаниями их клеветников, были в состоянии обнаруживать подделки почти на каждой странице? Насколько же больше должны были изысканные и ученые гностики, обладая всеми преимуществами личных наблюдений и знания фактов, – отдавать себе отчет о том огромном замысле обмана, который проводился в жизнь перед самыми их глазами! Зачем им обвинять Цельса за утверждение, что их религия целиком обоснована на умозрениях Платона, с тою лишь разницей, что его доктрины намного чище и логичнее, чем их, когда мы видим, что Шпренгель семнадцатью столетиями позднее написал следующее:

«Они (христиане) не только думали открыть догмы Платона в Книгах Моисея, но, кроме того, думали, что введением платонизма в христианство они поднимут достоинство этой религии и сделают ее более популярной среди народов» [294].

Они ввели его настолько, что платоническая философия не только была избрана в качестве основы для троицы, но даже легенды и мифические сказания, бывшие в ходу среди почитателей великого философа – так как освященный временем обычай требовал в глазах его потомства подобное аллегорическое поклонение каждому герою, достойному обожествления – были переделаны и использованы христианами. Не отправляясь так далеко, как Индия – разве у них не было готовой модели для «чудесного зачатия» в легенде о Периктионе, матери Платона? Популярная традиция утверждала, что это было «беспорочное зачатие» и что его отцом был бог Аполлон. Даже благовещение ангела Иосифу «во сне» христиане скопировали от сообщения Аполлона Аристону, мужу Периктионы, что ребенок, который родится от нее – отпрыск этого бога. Точно также про Ромула говорили, что он сын Марса от девы Реи Сильвии.

Обычно все писатели-символисты полагают, что офиты были признаны виновными в практиковании самых безнравственных обрядов в течение своих религиозных собраний. То же самое обвинение было выдвинуто против манихейцев, карпократийцев, Павловцев и альбигойцев, короче говоря, против каждой гностической секты, имевшей дерзость претендовать на право думать самой за себя. В наше время 160 сект Америки и 125 сект Англии не подвергаются так часто подобным обвинениям; времена изменились, и даже когда-то всемогущему духовенству приходится или придерживать свой язык или доказывать свои клеветнические обвинения.

Мы тщательно просмотрели труды таких авторов как Пейн Найт, К. У. Кинг и Олохаузен, которые пишут по затронутой нами теме; мы пересмотрели объемистые тома Иринея, Тертуллиана, Созомена, Теодорета и ни в одном из них, за исключением Епифания, мы не нашли каких-либо обвинений, обоснованных на свидетельствах непосредственного очевидца. «Говорят», «некоторые говорят», «мы слышали» – вот обычные и неопределенные выражения, какими пользуются церковные обвинители. Один только Епифаний, на чьи труды во всех таких случаях ссылаются, кажется, хихикает от восторга, когда берет пику наперевес. Мы вовсе не намереваемся брать под защиту секты, которые наводнили Европу в одиннадцатом веке и породили самые удивительные вероисповедания; мы ограничиваемся защитой только тех христианских сект, теории которых обычно группируются под общим родовым названием гностицизма. Это те, которые появились немедленно после утверждаемого распятия и существовали до тех пор, пока почти все не были истреблены под суровым гнетом законов Константина. Величайшею их виною были их синкретические взгляды, ибо не было другого такого периода в мировой истории, когда у истины было бы еще меньше шансов на победу, чем в тем дни подделок, лжи и умышленной фальсификации фактов.

Но прежде, чем нас принудят поверить этим обвинениям, не будет ли нам позволено осведомиться, что представляют исторические личности их обвинителей? Начнем с вопроса, на каком основании Римская церковь претендует на превосходство своих доктрин над доктринами гностиков? Несомненно – на апостолической преемственности. Эта преемственность по традиции установлена непосредственным апостолом Петром. А что, если это окажется выдумкой? Ясно, что тогда вся надстройка, державшаяся на этой единственной воображаемой опоре, упадет с громадным грохотом. А когда мы проводим тщательное исследование, мы обнаруживаем, что тут от нас требуется поверить единственно слову Иринея – Иринея, который не привел ни одного веского доказательства в подтверждение своему заявлению, которое он так нагло выдвинул, и который для этого прибег к бесконечным подделкам. Ни своих данных, ни своих утверждений он не подтверждает никакими доказательствами. У этой смирнской знаменитости даже не было грубой, но искренней веры Тертуллиана, ибо он противоречит сам себе на каждом шагу и поддерживает свои утверждения только острой софистикой. Хотя он, несомненно, был человеком проницательнейшего ума и большой учености, он не боится даже, в некоторых из своих утверждений и аргументов, показаться идиотом в глазах потомства, лишь бы ему «совладать с ситуацией». Высмеиваемый и припираемый к стене на каждом шагу своими проницательными и не менее учеными противниками, гностиками, он смело прикрывается щитом слепой веры и в ответ на их безжалостную логику прибегает к мнимому преданию, которое сам же выдумал. Рибер остроумно замечает:

«Когда мы читаем его несоответствующее использование слов и предложений, мы могли бы прийти к заключению, что он – сумасшедший, если бы не знали, что он нечто другое» [417, с. 188].

Этот «святой отец» во многих примерах оказался настолько нагло лживым, что ему противоречит даже Евсевий, более осторожный, если и не более правдивый, чем он сам. Он вынужден к этому перед лицом неопровержимого свидетельства. Так, например, Ириней утверждает, что Папий, епископ Иерополиса, был непосредственным слушателем Св. Иоанна [162, кн. V, XXXIII, 4], и Евсевий вынужден показать, что Папий никогда не претендовал на это, а просто заявил, что он получил свое учение от тех, кто знали Иоанна [479, III, c. 39].

По одному пункту гностики взяли верх над Иринеем. Они вынудили его одною только боязнью несообразности к признанию их каббалистической доктрины искупления; не будучи в состоянии ухватить ее в ее аллегорическом значении, Ириней представил ее, совместно с христианским богословием, как мы находим ее теперь в нынешнем состоянии «первородный грех против Адама», – учение, которое привело бы Петра в набожный ужас, если бы он еще был жив.

Следующим поборником распространения апостолической Преемственности является Евсевий сам. Лучше ли слово этого армянского отца, чем слово Иринея? Давайте посмотрим, что говорят о нем наиболее компетентные критики. И прежде чем мы полностью перейдем к современным критикам, мы могли бы напомнить читателю о тех оскорбительных выражениях, с какими нападает на Евсевия Георгий Синцелл, вице-патриарх Константинопольский (восьмого века), за его наглую фальсификацию египетской Хронологии. Мнение Сократа, историка пятого века, не более лестно. Он безбоязненно обвиняет Евсевия в извращении исторических дат, чтобы угодить императору Константину. В своем хронографическом труде, прежде чем приступить к фальсификации синхронистических таблиц самому, с целью придать хронологии Священных Писаний более достоверный вид, – Синцелл кроет Евсевия изысканнейшей площадной руганью. Барон Бунзен проверил справедливость, если и не оправдал пристойности, этих оскорбительных упреков. Его тщательные исследования по исправлению «Египетского хронологического перечня» Мането привели его к признанию, что епископ Кесареи по всему своему труду «в духе произвола и бессовестности принялся искажать историю».

«Евсевий», – говорит он, – «является начинателем той систематической теории синхронизмов, которая так часто впоследствии калечила историю на своем прокрустовом ложе» [74, т. I, с. 200].

К этому автор труда «Интеллектуальное развитие Европы» [49] добавляет:

«Среди тех, кто наиболее виновен в этом преступлении, должно быть отмечено имя знаменитого Евсевия, епископа Кесареи!» (с. 147).

Не будет ошибкой напомнить читателю, что это тот же самый Евсевий, который обвиняется в том, что он вставил в текст знаменитый параграф, касающийся Иисуса [151, XVIII, 3], который был таким чудесным образом найден в его время в писаниях Иосифа Флавия; до этого времени эта вставка оставалась совершенно неизвестной. Ренан в своей «Жизни Иисуса» придерживается противоположного мнения.

«Я полагаю, говорит он, «что абзац, относящийся к Иисусу, подлинный. Он совершенно подходит по стилю Иосифу; и если этот историк упомянул Иисуса, то именно так он должен был говорить о нем».

Прося прощения у этого выдающегося ученого, мы опять должны ему возразить. Оставляя в стороне его осторожное «если», мы только покажем, что хотя этот короткий абзац может, возможно, быть подлинным и «совершенно подходить по стилю Иосифу», несколько его вводных слов являются более поздними ощутимыми подделками; и что «если» Иосиф, вообще, упомянул Христа, то не так «он должен был говорить о нем». Весь этот абзац состоит из нескольких строк и гласит:

«В то время был Иасус, «мудрый человек»,[412] если, в конце концов, правильно называть его человеком! (άνδρα), ибо он совершал поразительные деяния и был учителем таких людей, которые внимают «истине» с удовольствием… Это был Помазанник (!!). И когда по обвинению первых людей среди нас он был осужден Пилатом на крест, те, кто любили его, не переставали любить его. Ибо он показался им на третий день живым, и боговдохновленные пророки рассказывали это и многие другие чудеса о нем».

Этот абзац (из шестнадцати строк в оригинале) заключает в себе два недвусмысленных утверждения и одну оговорку. Последняя выражена следующим предложением: «Если, в конце концов, правильно называть его человеком». Недвусмысленные утверждения заключаются в «Это был ПОМАЗАННИК» и в том, что Иисус «показался им на третий день живым». История представляет нам Иосифа как цельного, бескомпромиссного, упрямого, ортодоксального еврея, хотя и он писал для «язычников». Будет правильно обратить внимание, в какое ложное положение эти выражения поставили бы истинного правоверного еврея, если бы они действительно исходили от него. Их «Мессию» ждали тогда и ждут до сих пор. Мессия есть Помазанник, и наоборот. И Иосифу вкладывают в уста слова, которыми он признает, что «первые люди» среди них обвинили и распяли на кресте своего Мессию и Помазанника!! Нет надобности далее комментировать такую несообразную нелепость[413] даже тогда, когда ее поддерживает такой зрелый ученый как Ренан.

Что же касается принадлежащего к отцам церкви смутьяна Тертуллиана, которого де Мюссе прославляет в компании с другими полубогами, – он рассматривается Реусом, Бауром и Швейглером в совсем другом свете. Недостоверность сообщаемого и неточность Тертуллиана часто очевидны, говорит автор «Сверхъестественной религии». Рей характеризует его христианство как «вpre, оскорбительное, грубое, жестокое». Оно без набожности, без милосердия, иногда даже без верности, когда он оказывается перед оппозицией.

«Если», – замечает этот автор, – «во втором веке все партии, за исключением некоторых гностиков, были нетерпимы, то Тертуллиан был самый нетерпимый изо всех!»

Труд, начатый первыми отцами, был завершен софоморфическим Августином. Его сверхтрансцендентальные размышления о Троице; его воображаемые диалоги с Отцом, Сыном и Святым Духом, и разоблачения и завуалированные намеки на своих бывших собратьев манихейцев привели мир к тому, что на гностицизм стали смотреть как на нечто позорное и черная тень была наброшена на оскорбленное величие единого Бога, которому в почтительном молчании поклонялись все «язычники».

И таким образом получается, что вся пирамида римско-католических догм покоится не на доказательствах, но на вымыслах. Гностики слишком искусно загнали отцов церкви в тупик, и единственным спасением последних стало прибегание к подделкам. В течение почти четырех веков великие историки, почти современники Иисуса не обратили ни малейшего внимания ни на его жизнь, ни на смерть. Христиане удивлялись такому необъяснимому упущению в отношении того, что церковь рассматривала как величайшие события в мировой истории. Евсевий спас положение. Таковы были те люди, которые оклеветали гностиков.

Первой и наиболее незначительной сектой, о которой мы слышали, является секта николаитов, о которой Иоанн в «Апокалипсисе» велит голосу, в своем видении сказать, что их доктрина ему ненавистна [Откровение, I и II]. Однако, эти николаиты были последователями Николая Антиохийского, одного из «семи», избранных «двенадцатью», чтобы они распределяли помощь из общего фонда прозелитам в Иерусалиме [Деяния, II, 44, 45, IV, 1-5], едва ли более как несколько недель или, может быть, месяцев после Распятия;[414] кроме того, он был человеком, «славящимся честностью, полным Святого Духа и мудрости» (стих 3). Таким образом получается, что «Святой Дух и мудрость» свыше более не защищали от обвинений в «ереси», как будто они никогда не осеняли «избранных» из апостолов.

Было бы очень легко раскрыть, какого рода ересь здесь подразумевалась, если бы даже у нас не было других, более достоверных источников информации в каббалистических писаниях. Обвинение и точная природа «мерзости» изложены во второй главе «Откровения», в стихах 14 и 15. Этим грехом была только – женитьба. Иоанн был «девственник»; несколько отцов утверждают этот факт, ссылаясь на предание. Даже Павел, самый свободомыслящий и великодушный из них всех, находит трудным примирить положение женатого человека с положением верного слуги Господа. Также имеется «разница между замужнею и девицей» [1 Коринфянам, VII, 33]. Последняя радеет «о делах Господа», а первая только думает, «как ей угодить своему мужу».

«Если какой-нибудь муж думает, что ведет себя немило по отношению к своей девственности… пусть они женятся. Тем не менее тот, кто стоек в своем сердце и имеет власть над своим хотением и решился… сохранить свою девственность, поступает хорошо.

Так что, кто женится – «поступает хорошо… но кто не женится – поступает лучше». «Остался ли без жены?» – спрашивает он, – «не ищи жены» (27). И сказав, что по его суждению оба будут счастливее, если они не женятся, добавляет как веское заключение: «Я думаю, и я имею Духа Божия» (40). Далеки от этого духа терпимости слова Иоанна. Согласно его видению, имеются лишь сто сорок четыре тысячи, которые были искуплены из Земли, и «это те, которые не осквернились с женами, ибо они девственники» [Откровение, XIV, 3, 4]. Это кажется окончательным выводом; так как за исключением Павла, нет ни одного из этих первоначальных назаров, «отделившихся» и давших обет Богу, кто приводил бы большую разницу между «грехом», совершаемым в пределах законного брака и «мерзостью» прелюбодеяния.

С такими взглядами и с такими предрассудками было вполне естественно, что эти фанатики должны были начать бросать этот порок, как пятно, в лицо своих собратьев, а затем постепенно «наращивать» свои обвинения. Как мы уже говорили, только Епифания мы находим сообщающим такие мелкие подробности как, например, масонские «рукопожатия» и другие знаки опознавания между гностиками. Он когда-то сам принадлежал к их числу, и поэтому ему легко было доставлять подробности. Только насколько можно полагаться на этого достойного епископа – это очень серьезный вопрос. Достаточно лишь очень поверхностно ознакомиться с человеческой натурой, чтобы обнаружить, что редко существовал такой предатель, ренегат, который, в момент собственной опасности превратившись в предателя товарищей и свидетеля против них, не будет после лгать так же бессовестно, как предавая. Люди никогда не прощают и не смягчаются по отношению к тем, кому они вредят. Мы ненавидим наших жертв пропорционально тому вреду, который им причиняем. Это истина, старая как мир. С другой стороны, абсурдно думать, что такие люди, как гностики, которые по словам Гиббона, были самыми состоятельными, гордыми, наиболее любезными, так же как и наиболее учеными изо всех, «называвшихся христианами», – были виновны в отвратительных, похотливо-чувственных деяниях, в каких Епифаний любит их обвинять. Даже если бы они были подобны тому «сборищу оборванцев, почти голых и свирепого вида», которое Лукиан описывает как последователей Павла,[415] мы бы заколебались поверить такому пакостному повествованию. Насколько же тогда менее вероятно то, что люди, которые были платониками, так же как и христианами, могли когда-либо быть виновными в таких нелепых обрядах.

Пейн Найт, кажется, никогда не подвергал подозрению свидетельство Епифания. Он аргументирует, что

«если мы сделаем скидку на охотные преувеличения вследствие религиозной вражды и вытекающие отсюда популярные предрассудки, то общая убежденность в том, что у этих сектантов имелись обряды и практики безнравственного характера, кажется слишком сильной, чтобы возможно было совсем не принимать ее во внимание».

Если он честно проведет демаркационную линию между гностиками первых трех веков и теми средневековыми сектами, чьи доктрины «довольно близко напоминали современный коммунизм», то нам нечего сказать. Только, мы просили бы каждого критика запомнить, что если тамплиеры обвинялись в том наиболее «мерзостном преступлении», – что они прилагали «священный поцелуй» к основанию хвоста Бафомета [410], то Св. Августин также подозревается, и по довольно веским причинам, что он позволил своей общине несколько сбиться с первоначального способа запечатлевания «священного поцелуя» на вечере Причастия. Святой епископ, кажется, был слишком озабочен в отношении определенных подробностей женского туалета, чтобы этот «поцелуй» мог быть строго правоверным по своей натуре.[416] Где бы ни теплилось истинное и искреннее религиозное чувство, там нет места мирским подробностям.

Принимая во внимание чрезвычайную нелюбовь, проявленную сначала христианами ко всякой опрятности, мы не можем не удивляться такой странной заботливости со стороны святого епископа о своих женщинах-прихожанках, если только не считать это простительным на том основании, что это – все еще держащееся в его памяти воспоминание об обрядах манихейцев!

Действительно, едва ли можно упрекать какого-либо писателя за его подозрения в безнравственности, как вышеприведенные, когда под рукой имеются записи множества историков, чтобы помочь нам произвести беспристрастное исследование. «Еретиков» обвиняют в преступлениях, которым церковь сама более или менее открыто потворствовала вплоть до начала нашего века. В 1233 году папа Григорий IX выпустил две буллы против стедингеров «за различные языческие и магические деяния» [542, т. XXI, с. 89], и последние, разумеется, были истреблены во имя Христа и его Святой Матери. В 1282 году один приходской священник из Инверкейтинга, по имени Иоанн, совершал на Пасху обряды куда хуже, чем «магические». Собрав толпу молодых девушек, он принудил их войти в «божественный экстаз» и вакхическое исступление, танцуя старый круговой танец амазонок вокруг фигуры языческого «бога садов». Несмотря на то, что по жалобе нескольких его прихожан он был вызван на суд к епископу, он удержал свой приход, так как доказал, что таков был общепринятый обычай страны [543, c. 109]. Валдеисов, этих «самых ранних протестантов» обвиняли в наиболее противоестественных ужасах; их жгли, резали и истребили из-за клеветы» нагроможденной на них обвинителями. А между тем последние, открыто торжествуя, организовали свои языческие процессии «Corpus Christi» с эмблемами, созданными по образцу эмблем Ваала-Пеора и «Озириса»: и в каждом городе Южной Франции в ежегодных процессиях в пасхальные дни носили хлебные буханки и печения, которым были приданы формы так часто осуждаемых эмблем индусских шиваитов и вишнуитов, – еще в 1825 г.![417]

Лишившись своих старых средств для клеветничества на христианские секты, чьи взгляды отличаются от их собственных, теперь настала очередь «языческих» индусов, китайцев и японцев, чтобы разделить вместе с древними религиями честь получить брошенное в лицо обвинение за их «развратные религии».

Не отправляясь далеко за доказательствами равной, если не превосходящей безнравственности, мы напомним римско-католическим писателям о неких барельефах на дверях Собора Св. Петра. Они настолько же бесстыдны, как сама дверь; но все же они менее бесстыдны, чем любой писатель, который, прекрасно зная об этом, притворяется, что он не знает исторических фактов. В течение многих веков долгий ряд пап взирали своими пастырскими очами на эти бесстыдные картины гнуснейшей непристойности, и ни одному из них не пришла в голову мысль о необходимости их удаления. Совсем наоборот, так как мы могли бы назвать определенных пап и кардиналов, которые всю жизнь учились следовать этим языческим подсказам «богов природы» как на практике, так и в теории.

В Польской Подолии несколько лет тому назад в римско-католической церкви была статуя Христа из черного мрамора. Говорили, что она творит чудеса в определенные дни, например, на глазах у публики у нее выросли волосы и борода, и творились другие менее невинные чудеса. Этот спектакль, наконец, был запрещен Российским правительством. Когда в 1585 г. протестанты взяли Эмбрун (Департамент Верхних Альп), они обнаружили в церквях этого города реликвии такого рода, что, по выражению Летописи, «старые солдаты войска гугенотов краснели при одном только упоминании этого открытия еще несколько недель спустя». В углу церкви Cв. Фиакра близ Монсо во Франции было – и теперь еще существует, если мы не ошибаемся – седалище, именуемое «креслом Cв. Фиакра», которое имело репутацию, что оно одаряет бездетных женщин способностью оплодотвориться. Про одну скалу в окрестностях Афин недалеко от так называемой «Могилы Сократа», говорят, что она обладает тем же свойством. Когда, лет двадцать тому назад королева Амелия, вероятно, в минуту веселия проделала этот опыт, то не было конца оскорблениям, какие нагромождал на нее католический падре, проезжавший через Сиру по какому-то поручению. Он объявил, что королева является и «суеверной еретичкой!», и «отвратительной ведьмой!», и «Иезавелью, пользующейся колдовством». Несомненно, что ярый миссионер к этому добавил бы еще многое, если бы в самом разгаре брани не очутился выброшенным в лужу грязи за окном. Добродетельный оратор был принужден к этому необычному перемещению сильною рукою греческого офицера, которому случилось войти в комнату как раз в нужный момент.

Не было никогда такой великой религиозной реформы, которая не была бы чиста в начале. Первые последователи Будды, так же как ученики Иисуса, все были людьми высочайшей нравственности. Отвращение, испытываемое реформаторами всех веков к пороку под каким бы то ни было видом, доказано жизнями Шакьямуни, Пифагора, Платона, Иисуса, Cв. Павла, Аммония Саккаса. Великие вожди гностиков – хотя и менее успешные – не были менее добродетельными на деле или менее нравственно чистыми. Маркион, Василид,[418] Валентин славились своею аскетической жизнью. Николаиты, которые, если они не принадлежали к великой общине офитов, числились среди малых сект, которые были поглощены ими в начале второго века, – обязаны своим происхождением, как мы показали, Николаю Антиохийскому, «человеку прославленной честности, полному Святого Духа и мудрости». Как абсурдна идея, что такие люди могли учредить «похотливые обряды». Это то же самое, что обвинять Иисуса, что он содействовал распространению подобных обрядов, которые, как мы находим, так широко практиковались средневековыми правоверными христианами за прочными стенами монастырей.

Однако, если от нас требуют, чтобы мы верили таким обвинениям против гностиков, обвинениям, перенесенным с удесятеренной желчностью веками позднее на несчастные головы тамплиеров, – то почему нам не поверить в то же самое по отношению к правоверным христианам? Минуций Феликс сообщает, что

«мир обвинял первых христиан в том, что они во время церемонии „Агнца совершенного“ заставляли каждого неофита при приеме в общину погрузить нож в ребенка, скрытого под кучей муки; этим телом потом угощали все собрание. Но после того, как христиане стали правящей партией, они перенесли это обвинение на своих противников» [410, c. 197, примеч.].

Настоящая виновность в ереси ясно изложена Иоанном в его Посланиях и в Евангелии.

«Не исповедующие Христа, пришедшего во плоти: такой человек есть обольститель и антихрист» [2 Послание Иоанна, 7].

В своем предыдущем Послании он учит свое стадо, что существует две троицы (7-8) – короче говоря, систему назареев.

Из всего этого можно сделать вывод, что сконструированное и догматическое христианство Константиновского периода есть просто отпрыск многочисленных враждующих друг с другом сект, которые сами были полукровками, родившимися от языческих родителей. Каждая из них могла претендовать на представителей, примкнувших к так называемой ортодоксальной части христиан. И так как каждая новорожденная догма должна была быть принята большинством голосов, то каждая секта окрашивала главное содержание своим собственным оттенком, и это продолжалось до того момента, когда император навязал эту боговдохновленную olla-podrida, в которой он сам, очевидно, не понимал ни одного слова, в качестве религии Христа, не расположенному к ней миру. Утомившись в напрасных попытках прощупать неизмеримую трясину международных спекуляций, не будучи в состоянии по достоинству оценить религию, основанную на чистой духовности идеальной концепции, – христианский мир предался поклонению грубой силе, какую представляла собою церковь, поддерживаемая Константином. С тех пор среди тысяч обрядов, догм и церемоний, скопированных с язычества, церковь может претендовать только на одно изобретение, как целиком собственное, а именно – на доктрину вечного проклятия; и на один обычай – анафему. Язычники с ужасом отвергали и то и другое.

«Проклятие – страшная и прискорбная вещь», – говорит Плутарх, – «По этой причине жрицу в Афинах хвалили за то, что она отказалась проклясть Алкивиада (за осквернение мистерий»), когда люди от нее этого требовали; ибо, она сказала, что она жрица молитв, а не проклятий» [546, c. 44].

«Глубокие исследования показали бы», – говорит Ренан, – «что почти все в христианстве есть только багаж, принесенный из языческих мистерий. Первоначальный христианский культ есть ничто другое как мистерия. Вся внутренняя линия поведения церкви, степени посвящения, приказ молчания, множество фраз на языке духовенства не имеют другого происхождения… Революция, которая свергла Язычество, кажется на первый взгляд… абсолютным разрывом с прошлым… но народная вера спасла большинство его привычных символов от крушения. Христианство сначала внесло так мало перемен в личную и общественную жизнь, что про большие количества людей в течение четвертого и пятого веков трудно было сказать, кто они – христиане или язычники; многие, кажется, придерживались неопределенной позиции между этими двумя культами». Далее, говоря об искусстве, которое составляло существенную часть древней религии, он говорит, что «искусству едва ли пришлось нарушить какую-либо из своих традиций. Первоначальное христианское искусство в самом деле есть ни что иное, как языческое искусство в своем упадке или в своих низших разделах. Добрый Пастырь римских катакомб представляет собою копию с Аристея или с Аполлона Норния, который фигурирует в той же самой позе на языческом саркофаге и все еще носит флейту Пана среди четырех полуобнаженных олицетворении времен года. На христианских гробницах Кладбища Св. Калликста Орфей очаровывает животных. В другом месте Христос, как Юпитер-Плутон, и Мария, как Прозерпина, принимают души, которые Меркурий, носящий широкополую шляпу и держащий в руке жезл водителя духов (психопомпос), – приводит к ним в присутствии трех парк. Пегас – символ апофеоза; Психея – символ бессмертной души; Небеса, олицетворяемые стариком, – река Иордан; и Победа, – фигурируют на целом сонме христианских памятников».

Как мы уже сказали в другом месте, первоначальное христианское общество состояло из малых групп, разбросанных по разным местам и организованных в тайные общества с паролями, условными рукопожатиями и знаками. Чтобы избежать беспрестанного преследования со стороны своих врагов, они были вынуждены искать укрытия и устраивать собрания в покинутых катакомбах, в горной глуши и в других безопасных укрытиях. При своем зарождении каждая религиозная реформа, естественно, встречается с такою неправоспособностью. С самого первого появления Иисуса и его двенадцати учеников мы видим их собирающимися где-то в стороне, имея надежные убежища в пустыне, среди друзей в Вифании и в других местах. Если бы христианство не состояло с самого начала из «тайных обществ», – история имела бы в своем распоряжении больше фактов, касающихся его основателя и учеников.

Как мало запечатлелась личность Иисуса в его собственной стране, – может поразить исследователя. Ренан показывает, что Филон, который умер, приблизительно к 50 году н. э., а родился на много лет раньше Иисуса, проживая все время в Палестине, когда, по словам Евангелий, радостная весть проповедовалась по всей стране, – никогда о нем не слыхал! Иосиф Флавий, историк, который родился три-четыре года спустя после смерти Иисуса, упоминает его казнь в короткой фразе, и даже эти несколько слов были переделаны «рукою христианина», говорит автор «Жизни Иисуса». Записывая события в конце первого века, когда Павел, ученый пропагандист, якобы основал столько церквей, и Петр якобы установил апостолическую преемственность, по которой Иринео-Евсевианская хронология насчитала уже трех римских епископов,[419] – Иосиф, этот тщательный перечислитель и внимательный историк даже самых ничтожных сект, – совершенно игнорирует существование христианской секты. Светоний, секретарь Адриана, писавший в первой четверти второго века, так мало знает о Иисусе или о его жизни, что говорит, что император Клавдий «выслал всех евреев, которые постоянно создавали волнения, будучи подстрекаемы неким Крестусом», должно быть подразумевая Христа [547, 25(4)]. Сам император Адриан, писавший еще позднее, так мало ощутил учение или значительность новой секты, что в одном письме к Сервиану он показывает, что считает христиан поклонниками Сераписа.[420]

«Во втором веке», – говорит Кинг, – «синкретические секты, возникшие в Александрии, в самом рассаднике гностицизма, обнаружили в Сераписе пророческий образец Христа как Господа и Творца всего и Судьи живых и мертвых» [410, с. 68].

Таким образом, в то время как «языческие» философы никогда не рассматривали Сераписа или, вернее, ту абстрактную идею, которая была в нем воплощена, – иначе как представление об Anima Mundi, – христиане антропоморфизировали «Сына Божьего» и его «Отца», не найдя для этого лучшего образца, как идола языческого мифа!

«Не может быть никакого сомнения», – говорит тот же самый автор, – «что голова Сераписа, его лицо, отмеченное серьезным и печальным величием, послужили источником первой идеи для общепринятых изображении Спасителя».[421]

В записках путешественника – чей эпизод у монахов горы Афон мы рассказали в другом месте – мы находим, что в начальном периоде своей жизни Иисус имел частые сношения с ессеями, принадлежащими к пифагорейской школе и известными под названием койноби. Мы полагаем, что со стороны Ренана довольно рискованно утверждать так догматично, как он это делает, что Иисус «игнорировал сами имена Будды, Зороастра, Платона»; что он никогда не читал ни греческих, ни буддийских книг, «хотя в нем был не один только элемент, который, неожиданно для него самого, исходил из буддизма, парсизма и греческой мудрости» [530, с. 405]. Это – признание наполовину чуда, наполовину приписывание этого случайности или совпадению. Это – злоупотребление привилегией, когда автор, претендующий на описание исторических фактов, выводит удобные заключения из предполагаемых предпосылок и затем называет это биографией – Жизнью Иисуса. Не более, чем какой-либо другой компилятор легенд, касающихся проблематичной истории Пророка назареев, Ренан обладает хотя бы дюймом верной точки опоры, на которой он мог бы укрепиться; также и никто другой не может утвердить обратное, за исключением только доказательств, покоящихся на выводах. И все же, в то время как у Ренана нет ни одного факта, чтобы доказать, что Иисус никогда не изучал метафизических учений буддизма и парсизма, или ничего не слыхал о философии Платона, – у его оппонентов имеются самые веские причины в мире, чтобы предполагать противоположное. Когда они находят, что – 1) все его поговорки в пифагорейском духе, если не являются повторениями слово в слово; 2) его этический кодекс чисто буддийский; 3) его образ действия и поведение в жизни – ессейские; 4) его мистический образ выражений, его притчи, его образы действия являются образами действия посвященного – греческого ли, халдейского или магианского (ибо «Совершенные», которые говорили сокровенную мудрость – все были одной и той же школы архаической учености по всему миру), так что трудно увернуться от логического заключения, что он принадлежал к тому же обществу посвященных. Будет плохим комплиментом Всевышнему это насильственное приписывание Ему четырех Евангелий, в которых, хотя они часто противоречивы, нет ни единого повествования, сентенции или своеобразного выражения, чьей параллели нельзя было бы найти в какой-либо более старой доктрине или философии. Несомненно, Всемогущий – хотя бы для того, чтобы избавить будущие поколения от их нынешних недоумений – мог бы принести с Собою, в Своем первом и единственном воплощении на земле, нечто оригинальное – что-нибудь такое, что могло бы провести четкую разграничительную линию между Им Самим и дюжиной или около того воплощавшихся языческих богов, которые родились от дев, все были спасителями и либо были убиты, либо как-то по-другому принесли себя в жертву человечеству.

Слишком много уже сделано было уступок эмоциональной стороне этой истории. В чем мир нуждается, так это в менее экзальтированном, поболее правильное воззрении на персонаж, в пользу которого почти половина христианского мира свела с трона Всемогущего. Мы не ставим под сомнение эрудированного, знаменитого на весь мир ученого за то, что мы находим в его «Vie de Jesus», также не ставим под сомнение какую-либо из его исторических констатаций. Мы просто подвергаем сомнению несколько необоснованных и нелепых утверждений, вкравшихся незаметно для эмоционального повествователя в прекрасные, в других отношениях, страницы его труда – изображения жизни, построенного целиком на одних только вероятностях, и все же жизни человека, который, если он принят как историческое лицо, имеет намного больше права на нашу любовь и почитание, хотя и он подвержен ошибкам несмотря на все свое величие, чем если бы мы представили его как всемогущего Бога. И только в последней роли Иисус должен рассматриваться каждым почитающим, как неудача.

Несмотря на малочисленность ныне существующих старых философских трудов, мы не можем найти конец количеству примеров совершенной тождественности между пифагорейскими, индусскими и «ново-заветными» изречениями. По этому пункту нет недостатка в доказательствах. В чем нужда, так это в христианской публике, которая занялась бы исследованием того, что будет предложено, и проявила бы простую честность при вынесении приговора. Слепая приверженность уже поработала в свое время и навредила сколько могла. «Нам не следует пугаться», говорит профессор Мюллер, «если мы обнаружим следы истины, даже следы христианской истины у мудрецов и законодателей других народов».

Кто же поверит после прочтения следующих философских афоризмов, что Иисус и Павел никогда не читали греческих и индийских философов?
Изречения пифагорейца Секста и других язычников
1. «Не имейте сокровищ, кроме тех, которых никто не может отнять».

2. «Часть тела, которая содержит гной и угрожает заражением всему организму, лучше сжечь, чем продолжать носить в другом состоянии (жизни)».

3. «Вы имеете в себе нечто подобное Богу и поэтому будьте как храм Божий».

4. Самое великое почитание, какое может быть оказано Богу, заключается в том, чтобы знать и подражать его совершенству».

5. «Чего я не хочу, чтобы люди делали мне, того я также не хочу делать людям».[422]

6. «Месяц светит даже в доме злодея» («Ману»).

7. «Те, кто дают, тем дают; те, кто удерживают, от тех берут» (Там же).

8. «Только чистота ума видит Бога» (там же) – все еще популярная поговорка в Индии.
Изречения из «Нового завета»[423]
1. «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут» [Матфей, VI, 19].

2. «И если соблазняет тебя рука твоя, отсеки ее: лучше тебе увечному войти в жизнь, нежели с двумя руками идти в геенну», и т. д., [Марк, IX, 43].

3. «Разве не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас?» [1 Коринф., III, 16].

4. «Да будьте сынами Отца вашего Небесного… будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный» [Матфей, V, 45, 48].

5. «Не делайте другим того, чего вы не хотели бы, чтобы другие делали вам».

6. «Он повелевает Солнцу своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» [Матфей, V, 45].

7. «Кто имеет, тому дано будет:… но кто не имеет, у того отнимется» [Матфей, XIII, 12].

8. «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» [Матфей, V, 8].

Платон не скрывал того факта, что он получил свои лучшие философские доктрины от Пифагора и что он сам был только первым, кто привел их в систематический порядок, время от времени вплетая в них свои собственные метафизические размышления. Но Пифагор сам получил свои сложные доктрины сперва от потомков Моха, а затем от брахманов Индии. Он также был посвящен в мистерии у иерофантов Фив и у персидских и халдейских магов. Таким образом, шаг за шагом мы прослеживаем происхождение большинства наших христианских доктрин до Средней Азии. Изымите из христианства личность Иисуса, такую возвышенную вследствие своей несравненной простоты – и что останется? История и сравнительная теология, как эхо, принесут грустный ответ: «Разрушающийся скелет из старейших языческих мифов»!

В то время как мифическое рождение и жизнь Иисуса являются верными копиями рождения и жизни брахманистского Кришны, его исторический характер, как религиозного реформатора Палестины, представляет точный образ Будды в Индии. В более чем в одном отношении их огромное сходство по филантропическим и духовным устремлениям, так же как и по внешним обстоятельствам, в самом деле, поразительное. Хотя и сын царя, тогда как Иисус был только плотник, Будда по рождению не принадлежал к высокой касте брахманов. Подобно Иисусу он чувствовал неудовлетворенность догматическим духом религии своей страны, нетерпимостью и лицемерием духовенства, их показною внешностью поклонения и их бесполезными церемониалами и молитвами. Как Будда силою прорвался через традиционные законы и правила брахманов, так же и Иисус объявил войну против фарисеев и гордых саддукеев. То, что назареянин делал вследствие скромного происхождения и общественного положения, – то Будда делал как добровольно наложенное на себя покаяние. Он совершал путешествия, как нищий; и – опять подобно Иисусу – позднее в жизни предпочитал находиться в обществе мытарей и грешников. Каждый имел своею целью как социальную, так и религиозную реформу; и, нанося смертельный удар старой религии своей страны, каждый стал основателем новой религии.

«Реформа Будды», – говорит Макс Мюллер, – «первоначально больше имела социальный, нежели религиозный характер. Наиболее значительным элементом буддийской реформы всегда был ее общественный и моральный кодекс, а не ее метафизические теории. Этот моральный кодекс является одним из самых совершенных, какие мир когда-либо знавал… и тот, чьи размышления всегда были о том, как освободить душу человека от страданий и страха смерти, – освободил народ Индии от унизительного рабства и от жреческой тирании». Далее лектор добавляет, что если бы было по-другому, то «Будда мог бы учить какую угодно философию, и мы едва ли услышали бы его имя. Народу и дела до него не было бы, и его система стала бы только каплей в океане философских умозрений, которыми Индия была наводнена во все времена» [109, с. 217].

То же самое было с Иисусом. В то время как Филон, которого Ренан называет старшим братом Иисуса, Хиллел, Шаммай и Гамалиил едва упоминаются, – Иисус стал Богом! И все же как бы ни чист и божественен ни был моральный кодекс, проповедуемый Христом, он никогда не выдержал бы сравнения с моральным кодексом Будды, если бы не трагедия Распятия. То, что помогло обожествлению Иисуса, была его драматическая смерть, добровольное пожертвование своею жизнью, якобы совершенное ради человечества, и более поздняя удобная догма искупления, изобретенная христианами. В Индии, где жизнь ни во что не ценится, распятие навряд ли произвело какое-либо впечатление. В стране, где – как хорошо известно всем индологам – религиозные фанатики предают себя смерти дюйм за дюймом, растягивая мучение на годы; где факиры сами себя подвергают наиболее страшным изнурениям; где молодые и нежные вдовы, понуждаемые духом бравады против правительства и столько же религиозным фанатизмом, восходят на погребальный костер с улыбкою на лице; где, говоря словами великого лектора, «люди во цвете лет бросаются под колесницу Джаггернаута чтобы быть раздавленными насмерть идолом, в которого они верят; где истец, который не мог добиться справедливости, замаривает себя голодом у дверей судьи; где философ, который думает, что он узнал все, чему этот мир может его научить, и который томится желанием быть поглощенным божеством, спокойно вступает в воды Ганга, чтобы достичь другого берега существования»,[424] – в такой стране даже добровольное распятие на кресте прошло бы незамеченным. В Иудее, и даже среди более храбрых народов, чем евреи – римлян и грекоз – где каждый цепляется более или менее за жизнь и где большинство стали бы отчаянно бороться за нее, – было рассчитано, что трагический конец великого Реформатора произведет глубокое впечатление. Имена даже таких меньших героев как Муций Сцевола, Гораций Коклес, матерь Гракхов и другие дошли до потомства; и в наши школьные дни, а также позднее в жизни повествование о них всегда будило нашу симпатию и вызывало почтительное восхищение. Не можем ли мы когда-либо забыть презрительную улыбку неких индусов в Бенаресе, когда одна английская леди, жена священника, пыталась произвести на них впечатление величием жертвы Иисуса, отдавшего свою жизнь за нас? Тогда в первый раз нам в голову пришла мысль, насколько пафос великой драмы Распятия имеет отношение к последующим событиям по основанию христианства. Даже обладающий большим даром воображения Ренан был понуждаем этим чувством написать в последней главе своей «Жизни Иисуса» несколько страниц исключительной красоты.[425]

Аполлоний, современник Иисуса из Назарета, был подобно ему полным энтузиазма основателем новой духовной школы. Может быть, менее метафизический и более практичный, чем Иисус, менее мягкий и совершенный по своей натуре, он, тем не менее прививал ту же самую квинтэссенцию духовности и те же высокие истины нравственности. Его великой ошибкой было то, что он слишком ограничил свою деятельность высшими классами общества. В то время как бедным и униженным Иисус проповедовал «Мир на земле и благоволение к людям», – Аполлоний был другом королей и вращался среди аристократии. Он родился в их среде и сам был богатый человек, тогда как «Сын человеческий», представляющий народ, «не имел где голову положить». Тем не менее оба эти «чудотворца» поражают преследованием одной и той же цели. Еще раньше Аполлония появился Симон Волхв, прозванный «великою Силою Бога». Его «чудеса» и более чудесны и более разнообразны и лучше засвидетельствованы, чем чудеса любого из апостолов или самого галилейского философа. Материализм отрицает этот факт в обоих случаях, но история подтверждает. Аполлоний следовал за ними; и насколько велики и прославлены были творимые им чудеса по сравнению с теми, которые приписывают мнимому основателю христианства, как утверждают каббалисты, – об этом снова свидетельствует история и Юстин Мученик.[426]

Подобно Будде и Иисусу Аполлоний был непреклонным врагом всякому внешнему представлению набожности, всякой демонстрации бесполезных религиозных церемоний и лицемерия. Если, подобно христианскому Спасителю, Тианский мудрец предпочел бы товарищество бедных и униженных; и если вместо удобной естественной смерти приблизительно ста лет отроду он стал бы добровольным мучеником, провозгласившим божественную Истину с креста,[427] – его кровь могла бы оказаться столь же действенной для последующего распространения духовных доктрин, как кровь христианского Мессии.

Клеветнические сплетни, распущенные против Аполлония, были настолько многочисленны, насколько они были лживы. Еще спустя такое долгое время, как восемнадцать веков после его смерти, он был оклеветан епископом Дугласом в его труде против чудес. В этом труде достопочтимый епископ разбился об исторические факты. Если мы будем изучать этот вопрос беспристрастно, мы вскоре поймем, что этика, проповедуемая Гаутамой Буддой, Платоном, Аполлонием, Иисусом, Аммонием Саккасом и их учениками, была обоснована на одной и той же мистической философии. Что все они поклонялись одному Богу независимо от того, считали они его «Отцом» человечества, который живет в человеке, как человек живет в Нем, или же Непостижимым Творческим Принципом; все они вели Богоподобные жизни. Аммоний, говоря о своей философии, учил, что их школа ведет свое начало со дней Гермеса, который принес свою мудрость из Индии. Это было полностью то же самое мистическое созерцание, как у йогов: общение брахмана со своим собственным сияющим Я – «Атманом». И этот индусский термин опять-таки каббалистический, par excellence. Кто этот «Я»? – спрашивается в «Ригведе». «Я – это Владыка всего… все содержится в этом Я; все я содержатся в этом Я. Сам Брахман есть только Я,[428] – дан ответ. «Идра Рабба» говорит: «Все есть Он Сам, и Он Сам сокрыт со всех сторон».[429] «Адам Кадмон каббалистов содержит в себе все души израильтян, и он сам находится в каждой душе», – говорит «Зогар».[430] Таким образом, основа эклектической школы была идентична с доктринами йогов, индусских мистиков, и раннего буддизма учеников Гаутамы. И когда Иисус уверяет своих учеников, что «дух истины, которого мир не может принять, потому что не видит Его и не знает Его», обитает с ними и в них, которые «в Нем и Он в которых» [Иоанн, XIV], то он излагает то же самое учение, которое мы находим в каждой философии, заслуживающей этого названия.

Лабуле, скептический французский ученый, не верит ни одному слову чудесной книги жизни Будды; тем не менее ему хватило духу сказать о Гаутаме, что он был только вторым по сравнению с Христом по великой чистоте его этики и личной нравственности. За оба эти мнения де Мюссе дает ему почтительный выговор. Раздосадованный за это научное противоречие его обвинениям в демонопоклонстве, выдвигаемым против Гаутамы Будды, он уверяет своих читателей, что «се savant distingue n'a point etudie cette question» [100, с. 74].

«Я, не колеблясь, говорю», – в свою очередь замечает Бартоломео Сент-Илер, «что за единственным исключением Христа, нет среди основателей религий фигуры ни более чистой, ни более трогательной, чем фигура Будды. Его жизнь безупречна. Его постоянный героизм равен его убежденности… Он сам совершенный образец всех тех добродетелей, которые он проповедует; его самоотречение, его милосердие, его неизменное благодушие не изменяют ему ни на мгновение. В двадцатидевятилетнем возрасте он покинул царский двор своего отца, чтобы стать монахом и нищим… и когда он умирает на руках своих учеников, он умирает с безмятежностью мудреца, который применял добродетель во всей своей жизни и кто умирает убежденным, что он нашел истину» [407].

Этот заслуженный панегирик не сильнее того, который Лабуле сам произнес, и который вызвал гнев де Мюссе.

«Более чем трудно», – добавляет первый, – «понять, как люди, которым не помогало божественное откровение, могли вознестись на такую высоту и так близко приблизиться к истине».[431]

Да, любопытно, отчего тут так много возвышенных душ, которым «не помогает откровение»!

А почему кто-либо должен удивляться тому, что Будда умер с философской безмятежностью? Как правило, говорят каббалисты:

«Смерти нет, и человек никогда не выступает за пределы вселенской жизни. Те, кого мы считаем мертвыми, все еще живут в нас, как мы живем в них… Чем больше человек живет для своего ближнего, тем меньше он должен бояться смерти» [157].

А мы могли бы добавить к этому, что тот, кто живет для человечества, тот делает даже больше, чем тот, кто умирает за него.

Несказуемое имя, в поисках которого так много каббалистов – незнакомых ни с одним из восточных или даже европейских адептов – напрасно тратят свои знания и жизни, обитает латентным в сердце каждого человека. Это волшебное имя, которое, согласно самым древним оракулам «устремляется в бесконечные миры αχοιμητω σροφαλιγγι», может быть обретено двояко: путем регулярных посвящений и – через «слабый голос», который Илия услышал в пещере Хореба, горы Бога. И «когда Илия услышал его, он закутал лицо в плащ и встал у входа в пещеру. И вот раздался этот голос».

Когда Аполлоний Тианский желал услышать «слабый голос», он обычно закутывался весь целиком в плащ из тонкой шерсти, на который он ставил обе свои ступни, после совершения неких магнетических пассов, и произносил не «имя», а призыв, хорошо известный каждому адепту. Затем он натягивал плащ поверх головы и лица, и его полупрозрачный или астральный дух был свободен. В обычной жизни он носил шерстяную одежду не больше, чем жрецы храмов. Обладание сокровенной комбинацией «имени» давало иерофанту верховную власть над каждым существом, человеческим или другим, стоящим ниже его самого по силе души. Поэтому, когда Макс Мюллер говорит нам о «Сокровенном величии» Quichи, «которое никогда не должно быть раскрыто человеческими руками», – то каббалисты прекрасно понимают, что подразумевалось под этим выражением и совсем не удивляются, когда даже этот наиболее эрудированный филолог восклицает: «Что это было, мы не знаем!»

Мы не можем слишком часто повторять, что религию, проповедуемую Иисусом, можно понять только с помощью доктрин наиболее древних философий. Именно, через Пифагора, Конфуция и Платона мы можем постигнуть идею, которая лежит в основе термина «Отец» в Новом Завете. Идеал божества Платона, кого он называет Единым Вечносуществующим, Незримым Богом, Образователем и Отцом всего,[432] – скорее всего является «Отцом» Иисуса. Это то божественное существо, о котором греческий мудрец говорит, что Оно не может быть ни завистливым, ни породителем зла, так как Оно не может производить ничего другого, кроме доброго и справедливого;[433] Оно определенно не является Иеговой Моисея, «ревнивым Богом», но скорее Богом Иисуса, который «один только благ». Он превозносит Его всеобъемлющую божественную власть[434] и Его всемогущество, но в то же самое время указывает, что так как Оно неизменно, Оно никогда не может пожелать изменить свои законы, т. е. искоренить из мира зло путем чуда.[435] Оно всезнающе, и ничто не ускользает от Его зоркого ока [44, X, 901d]. Его справедливость, которую мы находим воплощенной в законе вознаграждения и воздаяния, не оставит ни одного преступления ненаказанным, ни одного доброго деяния невознагражденным;[436] и поэтому Платон заявляет, что единственный путь почитания Бога заключается в развитии нравственной чистоты. Он совершенно отвергает не только антропоморфическую идею, что Бог мог иметь материальное тело [31, 246c], но и «с отвращением отвергает те басни, которые приписывают страсти» ссоры и всякого рода преступления меньшим богам» [16]. Он с негодованием отвергает, что Бог позволяет умилостивлять Себя или, вернее, подкупить себя молитвами и жертвоприношениями [44, X, 905d].

«Федр» Платона раскрывает, кем человек когда-то был и кем он опять может стать.

«До того как дух человека погрузился в чувственность и был воплощен с нею через утерю своих крыльев, он жил среди богов в воздушном (духовном) мире, где все истинно и чисто».

В «Тимее» он говорит:

«Было время, когда человечество не размножалось, но жило в виде чистых духов».

В будущем мире, говорит Иисус, «не будут ни жениться, ни выдаваться замуж», но будут «жить, как ангелы Божии в Небесах».

Исследования Лабуле, Анкетила Дюперона, Колбрука, Бартоломео Сент-Илера, Макса Мюллера, Шпигеля, Бюрнуфа, Уильсона и многих других лингвистов, вынесли некоторую часть истины на свет. И теперь, когда трудности санскрита, тибетского, сингалезского, зенда, пехлеви, китайского и даже бирманского языков частично преодолены, и Веды, «Зенд-Авеста», буддийские тексты и даже «Сутры» Капилы переведены, широко раскрыты двери, которые, будучи пройденными, должны навсегда оставить за порогом любых спекулятивных или невежественных клеветников на старые религии. Даже до настоящего времени духовенство, выражаясь словами Макса Мюллера,

«обычно указывало на дьявольщину и оргии языческого культа… но они редко, если вообще когда-то, приложили усилия, чтобы раскрыть истинный и первоначальный характер странных форм вероисповедания и культа, которые они называют делом Сатаны».[437]

Когда мы читаем правдивую историю Будды и буддизма Макса Мюллера и восторженные мнения, высказанные Бартоломео Сент-Илером и Лабуле; и когда, наконец, папский миссионер и очевидец, человек, которого менее всего можно заподозрить в пристрастных симпатиях к буддизму – мы подразумеваем аббата Хака – не находит возможным сказать что-либо другое, кроме восхищения высоко индивидуальному характеру этих «поклонников дьявола», – мы должны считать философию Шакьямуни как нечто большее, чем религию фетишизма и атеизма, – как хотелось бы католикам, чтобы мы этому поверили. Хак был миссионер, и первой его обязанностью было смотреть на буддизм как на отросток поклонения Сатане. Бедного аббата вычеркнули из списка миссионеров в Риме,[438] как только его книга путешествий была опубликована. Это служит иллюстрацией тому, как мало мы можем надеяться узнать истину о религиях других народов через миссионеров, когда их отчеты сперва просматриваются высшими церковными властями, и сами они сурово наказываются за то, что говорили правду.

Когда этих людей, которых часто называли и теперь еще продолжают называть «грязными аскетами», короче говоря, последователей различных сект Индии, обычно называемых «йогами», Марко Поло спросил, «как это так получается, что им не стыдно ходить совершенно голыми, как они поступают?», – они ответили спросившему в тринадцатом веке так же, как в девятнадцатом веке ответили миссионеру.

«Мы ходим голыми», – ответили они, – «потому что голыми мы пришли в этот мир, и не хотим иметь вокруг нас ничего, что принадлежит этому миру, кроме того, у нас нет плотских грехов, которые мы сознавали бы, и поэтому мы не стыдимся нашей обнаженности, как вы не стыдитесь показывать вашу руку или ваше лицо. Но вы, кто сознаете грехи плоти, правильно поступаете, что стыдитесь и прикрываете вашу обнаженность» [549, с. 182].

Можно составить любопытный список оправданий и объяснений духовенства по поводу сходств, существующих между римским католичеством и языческими религиями. Все же эта сводка непременно привела бы к одному поразительному заключению: язычники по всему миру присваивали себе доктрины христианства! Платон и его старая Академия воровали идеи из христианского откровения, – заявили александрийские отцы!! Брахманы и Ману позаимствовали от иезуитских миссионеров, а «Бхагавадгита» – создание отца Калмета, который преобразил Христа и Иоанна в Кришну и Арджуну, чтобы угодить умам индусов!! Тот пустяковый факт, что буддизм и платонизм предшествовали христианству и что Веды еще до дней Моисея успели выродиться в брахманизм – ничего не значит. То же самое в отношении Аполлония Тианского. Хотя его тауматургические силы невозможно отрицать перед лицом свидетельств императоров, их придворных и населения нескольких городов; и хотя мало кто из них когда-нибудь слыхал о назаретском пророке, свидетелями «чудес» которого были всего несколько апостолов, сами индивидуальности которых до сегодняшнего дня ставятся под вопросом в истории – все же мы должны считать Аполлония «подражателем Христа».

Если из действительно благочестивых, хороших и честных людей все еще найдется много среди католического, православного и протестантского духовенства таких, у кого вера берет верх над способностью рассуждать и кто, никогда не побывав среди языческих народов, судят несправедливо только вследствие своего незнания, то с миссионерами дело обстоит не так. Неизменной уверткой последних является приписывание демонопоклонству поистине христоподобные жизни индусских и буддийских аскетов и многих лам. Годы пребывания среди «языческих» народов в Китае, Татарии, Тибете и в Индустане снабдили их обильными свидетельствами, как несправедливо были оклеветаны так называемые идолопоклонники. Перед миром, который они вводят в заблуждение, миссионеры не могут оправдаться даже искренностью собственной веры, и, за немногими исключениями, можно смело перефразировать замечание Гарибальди и сказать, что:

«Священнослужитель сам сознает, что он обманщик, если только он не глупец или если его не учили лгать с самого детства».

Глава VIII

Иезуитство и масонство

«Сыновья христиан и католиков могут обвинять своих отцов в преступлении, характеризующемся в принадлежности к ереси… хотя они могут знать, что за это их родители будут заживо сожжены на костре и преданы смерти… И они не только могут отказать им в пище, если те попытаются совратить их с католического вероисповедания, НО И МОГУТ ЗАКОННО ИХ УБИТЬ».
Наставление иезуитов (F. Stephen Fagundez, «Praecepta Decalogi», Lugduni, 1640).
«Наимудрейший. – Который час?

«Преп. К. С. Уорден. – Первый час дня, время, когда завеса в храме была сорвана, когда тьма и ужас распространились по земле – когда свет померк – когда орудия масонства были поломаны – когда исчезла пламенеющая звезда – когда кубический камень был разбит – когда «СЛОВО» было утеряно».
Magna est Veritas et Praevalebit.JAH-BUH-LUN.
Величайший из еврейских каббалистических трудов – «Зогар» – был составлен раввином Симеоном Бен Иохаи. По мнению некоторых критиков, это было сделано за годы до христианской эры; по мнению других – лишь после разрушения храма. Однако, он был завершен только сыном Симеона, раввином Елеазаром и его секретарем, раввином Аббой, так как этот труд настолько громадный и предметы, в нем затронутые, настолько глубоки, что даже всей жизни этого раввина, прозванного Князем каббалистов, не хватило для выполнения этой задачи. Вследствие того, что людям стало известно, что он владеет этим знанием, а также знанием «Меркабы», которое обеспечивало получение «Слова», – над жизнью его нависла смертельная угроза, и ему пришлось бежать в пустыню, где он прожил двенадцать лет в пещере, окруженный верными учениками и, наконец, умер там посреди знаков и чудес.[439] Но как бы объемист ни был труд и как бы много основных вопросов тайных и устных традиций он не содержал он все же не охватывает их всех. Хорошо известно, что этот почитаемый каббалист никогда не передавал наиболее значительные детали своей доктрины иначе, как только устно, и то только очень ограниченному числу друзей и учеников, включая и своего единственного сына. Поэтому без окончательного посвящения в «Меркабу» изучение «Каббалы» всегда будет неполным, а «Меркаба» может быть преподана только «в темноте, в пустынном месте и после многих и страшных испытаний». Со времени смерти Симеона Бен Иохаи эта тайная доктрина осталась нерушимой тайной для внешнего мира. Передаваемая только в качестве тайны, она сообщается кандидату устно, «лицом к лицу и устами к уху».

Эта масонская заповедь, «устами к уху и слово тихим шепотом», является наследием от танаимов и старых языческих мистерий. Ее современное применение несомненно должно быть обязано своим происхождением неблагоразумию какого-то ренегата-каббалиста, хотя само «слово» представляет собою только «заменитель» «утерянного слова» и является сравнительно недавним изобретением, как мы далее покажем. Действительное изречение осталось навсегда в исключительном владении адептов разных стран Восточного и Западного полушарий. Только ограниченное число среди глав тамплиеров и некоторые розенкрейцеры семнадцатого века, всегда находящиеся в близких отношениях с арабскими алхимиками и посвященными, могли, в самом деле, похвастаться, что владеют им. От седьмого до пятнадцатого века в Европе не было никого, кто мог бы претендовать на него; и хотя алхимики были и до дней Парацельса, – он был первым, кто прошел истинное посвящение, ту последнюю церемонию, которая дает адепту власть путешествовать по направлению «горящей купины» по святой земле, и «сжечь золотого тельца в огне, превратить его в порошок и рассеять по поверхности воды». Истинно, эта магическая вода и «утерянное слово» оживили более, чем одного из до-Моисеевых Адонирамов, Гедалиахов и Хирамов Абифов. Настоящее слово, теперь замененное Мак Бенак и Мах, употреблялось за века до того, как его псевдомагический эффект был испытан на «сынах вдовы» последних двух веков. Кто был, фактически, первым действительным влиятельным масоном? Элиас Эшмол, последний из розенкрейцеров и алхимиков. Принятый в Действительное масонское Общество в Лондоне в 1646 г. он умер в 1692 г. В то время масонство не было таким, каким оно стало позднее; оно не было ни политическим, ни христианским учреждением, но было настоящей тайной организацией, которая принимала в узы товарищества всех людей, стремящихся получить бесценное благо свободы совести и избегнуть преследования со стороны духовенства [550]. Не раньше тридцати лет после его смерти то, что теперь называют современным франкмасонством увидело свет. Оно родилось 24 июня 1717 г. в таверне Эппл-три на Чарлз стрит, Ковент Гарден, в Лондоне. Именно тогда, как сказано в «Уложениях» Андерсона, единственные четыре ложи юга Англии избрали Энтони Сэйера первым великим мастером масонов. Несмотря на свою чрезвычайную молодость, эта великая ложа всегда требовала признания ее верховенства со стороны всего братства по всему миру, как об этом рассказала бы латинская надпись на плите, заложенной под камнем основания франкмасонского здания в Лондоне в 1775 г., если бы кто увидел ее. Но об этом мы вскоре расскажем больше.

В «Каббале» Франка [256] автор, следуя ее «эзотерическому бреду», как он выражается, дает нам в добавление к переводам также свои комментарии. Повествуя о своих предшественниках, он говорит, что Симеон Бен Иохаи неоднократно упоминает то, что «товарищи» учили в более старых трудах. И автор цитирует какого-то «Иеба старого и Хамнуна старого».[440] Но что означают эти два «старые» и кто они были в самом деле, он нам не говорит, так как сам не знает.

Среди почитаемой секты танаимов или, вернее, тананимов, мудрецов, находились те, кто обучали тайнам на практике и посвящали некоторых учеников в великую и окончательную мистерию. Но во втором разделе «Мишна Агига» говорится, что скрижаль содержания «Меркабы» «должна вручаться только мудрым старцам» [256, 47]. «Гемара» еще более догматична. «Наиболее важные тайны мистерий открывались даже не всем жрецам. Они передавались только посвященным». И таким образом мы находим, что та же самая великая секретность преобладала в каждой древней религии.

Но, как мы видим, ни «Зогар», ни какой-нибудь другой каббалистический том не содержит в себе одну только еврейскую мудрость. Сама доктрина, будучи результатом мышления целых тысячелетий, является поэтому общим достоянием адептов всех народов под солнцем. Тем не менее, «Зогар» преподает больше практического оккультизма, чем какой-либо другой труд по этому предмету, не в том виде, однако, как он переведен и комментируется различными критиками, а с тайными знаками на полях. Эти знаки содержат в себе сокрытые наставления, независимо от метафизических истолкований и явных нелепостей, которым полностью доверял Иосиф, который никогда не был посвящен и поэтому выдавал мертвую букву в том же виде, как он ее получил.[441]

Действительная практическая магия, содержащаяся в «Зогаре» и в других каббалистических трудах, доступна только тем, кто читает изнутри, христианские апостолы – по крайней мере те, о которых сказано, что они творили «чудеса» по желанию[442] – должно быть, были ознакомлены с этой наукой. Непристойно для христианина с ужасом или усмешкой взирать на «магические» геммы, амулеты и другие талисманы против «злого глаза», которые служат чарам, чтобы оказывать таинственное влияние на владельца или на лицо, которым маг хочет управлять. Еще до сих пор существует значительное количество таких зачарованных амулетов в публичных и частных коллекциях древностей. Изображения на выпуклых геммах с таинственными надписями – значения которых ставит в тупик всех ученых исследователей – приводятся многими коллекционерами. Кинг показывает несколько таких в «Гностиках» [410], где он описывает некий белый карнелиан (халцедон), с обеих сторон покрытый нескончаемыми надписями, истолковать которые никогда не удастся; да, никогда, разве только если чтец является изучающим герметизм или адептом. Но мы отсылаем читателя к этому интересному труду и к талисманам, изображенным на его гравюрах, чтобы доказать, что даже «Провидец Патмоса» сам был знатоком этой каббалистической науки о талисманах и геммах. Св. Иоанн ясно намекает на мощный «белый карнелиан» – это гемма, хорошо известная среди адептов как «alba petra», или камень посвящения, на котором обычно вырезано слово «награда», так как он давался кандидату, успешно прошедшему через все испытания неофита. Дело в том, что, как и «Книга Иова», все «Откровение» является просто аллегорическим повествованием о мистериях и посвящении в них кандидата, которым является сам Иоанн. Ни один высокий масон, хорошо осведомленный о различных степенях, не может этого не заметить. Числа семь, двенадцать, и другие, являются светочами, проливающими свет на затемненность этого труда. Парацельс несколько веков тому назад утверждал то же самое. И когда мы читаем, что «некто подобный Сыну человеческому» говорит (гл. II, 17): «Тому, кто одолеет, я дам отведать манну сокровенную и дам ему БЕЛЫЙ КАМЕНЬ, и новое имя, написанное на камне», – слово – которое никто не знает, за исключением того, кто его получает, какой мастер-масон усомнится, что оно относится к последней строчке заголовка настоящей главы?

В дохристианских мистериях Митры кандидат, бесстрашно одолевший «двенадцать Испытаний», предшествующих окончательному посвящению, получал небольшую круглую булочку или вафлю из бездрожжевого хлеба, символизирующую, в одном из своих значений, солнечный диск и известную под названием небесного хлеба или «манны», и на ней были изображены фигуры. Резали ягненка или быка, и кандидат опрыскивался кровью, как это было в случае посвящения императора Юлиана. Семь правил, или тайн, затем вручались «новорожденному», которые представлены в «Откровении» как семь печатей, которые открываются «по порядку» (см. гл. V и VI). Тут не может быть сомнения, что Патмосский Провидец имел в виду эту церемонию.

Происхождение римско-католических амулетов и «реликвий», благословенных папою, такое же самое, как и «Эфессийских Чар», или магических письмен, вырезанных на камне или начертанных на куске пергамента; еврейских амулетов со стихами Закона, называемых филактериями, φυλακτηρια, и магометанских чар со стихами из Корана. Все они применялись в качестве защитных магических чар и носились верующими на себе. Епифаний, этот достойный экс-маркузианец, который говорит об этих чарах, когда они носились манихейцами, как об амулетах, то есть предметах, носимых подвешенными на шее (Periapta), и «заклинаниях и тому подобных надувательствах», – не вправе бросать грязью на «надувательства» язычников и гностиков, не включив туда же римско-католические и папские амулеты.

Но последовательность является добродетелью, которая, как мы боимся, теряет под иезуитским влиянием даже ту небольшую силу, какую она когда-либо имела в церкви. Хитрый, эрудированный, бессовестный, ужасный дух иезуитства внутри тела римского католичества медленно, но верно поглощает весь престиж и духовную силу, которая у нее осталась. Для лучшего освещения нашей темы необходимо сопоставлять нравственные принципы древних танаимов и теургов с принципами, исповедуемыми современными иезуитами, которые ныне практически правят в римско-католической церкви и являются теми скрытыми врагами, которых должен встретить и преодолеть каждый будущий реформатор. По всему древнему миру, где, в какой стране можем мы найти что-либо подобное этому ордену или даже что-нибудь хотя бы приблизительно похожее на него? Мы обязаны отвести место иезуитам в этой главе о тайных обществах, ибо более чем кто-либо другой они являются тайным обществом и имеют гораздо более тесную связь с действующим масонством, – по меньшей мере во Франции и Германии, чем обычно людям это известно. Крик возмущенного чувства общественной нравственности против этого ордена поднялся с самого времени его рождения.[443] Едва прошло 15 лет после обнародования папской буллы, одобряющей учреждение этого ордена, как его членов начали изгонять из одного места в другое. Португалия и Нидерланды избавились от них в 1578 г.; Франция – в 1594 г.; Венеция – в 1606 г.; Неаполь – в 1622 г.; из Петербурга их изгнали в 1815 году а изо всей России – в 1820 году.

Этот орден был многообещающим дитятею с самых ранних лет. Что из него выросло – все хорошо знают. Иезуиты причинили больше нравственного вреда в этом мире, чем все полчища бесов мифического Сатаны. Каким бы экстравагантным ни казалось это замечание, оно перестает казаться таким, когда наши читатели в Америке, которые теперь очень мало знают о них, ознакомятся с их принципами (principio) и правилами в таком виде, в каком они изложены в различных трудах, написанных самими иезуитами. Мы просим разрешения напомнить читателям, что каждая из нижеследующих формулировок в кавычках извлечена из подлинных рукописей или фолиантов, напечатанных этой выдающейся организацией. Многое скопировано с больших Quarto[444] опубликованных по поручению членов комиссии французского Парламента, проверенных и сверенных ими же. Формулировки, собранные в этом труде, были представлены королю, чтобы – как выразилась «Arrest du Parlement du 5 Mars, 1762» – «старший сын церкви мог узнать о порочности этой доктрины… Доктрины, узаконивающей Кражу, Ложь, Лжесвидетельство, Нечистоплотность, все Страсти и Преступления, наставляющей на Человекоубийство, на Отцеубийство и Цареубийство, на свержение религии и замену ее суеверием путем потворствования Колдовству, Кощунству, Неверию, Идолопоклонству… и т. д.». Давайте рассмотрим представления иезуитов о магии. Высказываясь письменно по поводу этого предмета в своих секретных инструкциях, Антоний Эскобар [551, т. IV] говорит:

«Законно… пользоваться наукой, приобретенной с помощью Дьявола, лишь бы сохранение и использование этого знания не зависело от Дьявола, ибо знание само по себе добро, а грех, посредством которого оно приобреталось, уже в прошлом».[445]

Следовательно, почему бы иезуиту не надувать Дьявола так же, как он надувает каждого мирянина?

Астрологи и предсказатели обязаны, или не обязаны возвращать вознаграждение за предсказание будущего, если предсказанные ими события не совершаются». «Я признаюсь», – говорит добрый отец Эскобар, – «что первое мнение мне не совсем нравится, потому что когда астролог или предсказатель приложил все усердие в этом дьявольском искусстве, которое существенное для достижения его цели, то он свершил свой долг, каков бы ни был результат. Как врач… не обязан возвращать плату за лечение… если его больной умирает; так и астролог не обязан возвращать свой гонорар… за исключением случая, когда он не приложил усилий или был несведущ в своем дьявольском искусстве, так как когда он прикладывал свои усилия, он не обманывал».[446]

Далее мы находим следующее по поводу астрологии:

«Если кто-либо утверждает посредством догадок, обоснованных на влиянии звезд и характере и наклонностях человека, что он будет солдатом, духовным лицом или епископом, то в этом гадании не заключается никакого греха, так как звезды и наклонности человека могут иметь власть направлять человеческую волю к определенному поприщу или положению, но не имеют власти его принуждать».[447]

Бузенбаум и Лакруа в «Theologia Moralis» [552] говорят:

«Хиромантия может считаться законной, если по линиям и разделам рук она может выяснить расположенность к чему-либо тела и догадаться с вероятностью о склонностях и влечениях души».[448]

Многие проповедники в последнее время яростно отрицали тот факт, что это благородное братство когда-либо было тайным обществом, но теперь это с достаточной убедительностью доказано. Их основные законы были переведены на латинский язык иезуитом Поланкусом и напечатаны в колледже Общества в Риме в 1558 г.

«Их ревностно хранили в тайне; большая часть самих иезуитов знали только извлечения из них [554]. Их никогда не извлекали на свет до 1761 г., когда они были опубликованы по приказу французского Парламента в 1761—1762 гг. во время нашумевшего процесса отца Лавалeтa».

Степени ордена следующие: 1. Послушники; 2. Мирские Братья или временные Коадъюторы; 3. Схоластики; 4. Духовные Коадъюторы; 5. Принявшие Три Обета; 6. Принявшие Пять Обетов.

«Еще существует тайный класс, про который знает только Генерал и несколько верных иезуитов, который, возможно, больше чем какой-либо другой, вносил свой оклад в страшную тайную власть ордена», – говорит Никколини.

Одним из величайших достижений своего ордена иезуиты считают то, что Лойола поддержал – специальным меморандумом к Папе – петицию о реорганизации этого отвратительного и мерзкого инструмента оптового человекоубийства – позорного трибунала Инквизиции.

Теперь этот орден иезуитов всемогущ в Риме. Их восстановили в Конгрегации чрезвычайных дел духовенства, в Департаменте государственного секретаря и в Министерстве иностранных дел. Ватиканское правительство годами, до оккупации Рима Виктором Эмануилом, находилось целиком в их руках. В настоящее время их Общество насчитывает 8584 члена. Но мы должны посмотреть, каковы их главные правила. По вышеприведенным примерам ознакомившись с их образом действия, мы теперь можем судить, какова должна быть вся эта католическая община. Маккензи говорит:

«Этот орден имеет секретные знаки и пароли, соответствующие той степени, к которой члены принадлежат, и так как они не носят особой одежды, то очень трудно опознать их, если только они сами не представят себя, как членов ордена, так как они могут казаться протестантами или католиками, демократами или аристократами, неверующими или набожными, в зависимости от той миссии, какая на них возложена. Их шпионы находятся везде, во всех слоях общества, и они могут казаться учеными и мудрыми, простаками и глупцами – как повелевают их инструкции. Имеются иезуиты обоих полов и всяких возрастов, и хорошо известен тот факт, что члены ордена, происходящие из занимающих высокое положение семей и получившие нежное воспитание, служат раболепными слугами в протестантских семьях и совершают различные другие деяния подобного рода, чтобы способствовать целям Общества. Для нас никакая предосторожность не будет лишней, так как все это Общество, будучи обоснованным на законе беспрекословного повиновения, может проявить свою силу в любом месте с безошибочной и фатальной точностью» [526, с. 369].

Иезуиты утверждают, что «Общество Иисуса не есть человеческое изобретение, а оно произошло от того, чье имя оно носит. Ибо Иисус сам описал то правило жизни, которому Общество следует, сперва своим примером, а потом своими словами» [555, I, 3, с. 64].

Пусть тогда все благочестивые христиане послушают и ознакомятся с этим якобы «правилом жизни» и наставлениями их Бога на примерах иезуитов. Петр Алагона (St. Thomae Aquinatis Summae Theologiae Compendium) говорит:

«По велению Бога является законным убивать невинного человека, украсть или совершить… (Ex mandato Dei licet occidere innocentem, furari, fornicari); ибо он есть Господь жизни и смерти и всего сущего, и поэтому веление его должно быть выполнено». (Ex prima secundae, Quaest., 94).

«Человек, принадлежащий к религиозному ордену, который на краткое время отбрасывает свой обычный режим для греховной цели, – свободен от отвратительного греха и не подлежит наказанию отлучением от церкви» (III, 2, probl. 44, n. 212).[449]

Иоанн Баптист Таберна («Synopsis Theologiae Practi-cae»), ставит следующий вопрос:

«Обязан ли судья возвратить взятку, которую он получил за вынесение приговора? Ответ: «Если он получил взятку за вынесение несправедливого приговора, то, вероятно, он может ее не возвращать… Это мнение поддержали и защитили пятьдесят восемь докторов» (иезуитов) [557, pars. II, tra. 2, с. 31].

Нам следует воздержаться в данное время от приведения дальнейших примеров. Настолько отвратительны, безнравственны, лицемерны и развращающи почти все эти наставления, что многие из них были найдены недопустимыми для появления в печати, за исключением на латинском языке.[450] Мы вернемся к некоторым из более приличных по мере нашего продвижения – ради сравнения. Но что мы должны думать о будущем католического мира, если и на деле и на словах он будет управляться этим злодейским обществом? А что дело идет к этому – мы едва ли можем сомневаться, так как мы находим, что кардинал архиепископ Кембрийский во всеуслышание заявил то же самое всем верующим? Его пастырская речь наделала некоторый шум во Франции, и все же, так как уже прошло два столетия со времени expose этих безнравственных принципов, у иезуитов было достаточно времени, чтобы лгать, отрицая справедливые обвинения, настолько успешно, что большая часть католиков никогда не поверит таким вещам. Непогрешимый папа Климент XIV (Джанганелли) запретил их 23-го июля 1773 г., и все же они воскресли опять; и другой равно непогрешимый папа Пий VII восстановил их 7 августа 1814 г.

Но мы послушаем, что монсеньер Кембрийский рад заявить в 1876 году. Мы приводим цитату из светской газеты:

«Между прочим, он утверждает, что клерикализм, ультрамонтанизм и иезуитизм – одно и то же – так сказать, католицизм, – и что различия между ними были созданы врагами религии. Было время, он говорит, когда во Франции у всех было определенное богословское мнение в отношении папской власти. Оно ограничивалось нашей нацией и было недавнего происхождения. Гражданская власть в течение полутора веков навязывала свое официальное руководство. Тех, кто придерживался этого мнения, прозвали галлийцами, а тех, кто протестовали – ультрамонтанами, так как они имели свой идеологический центр по ту сторону Альп, в Риме. Ныне такое различие между двумя школами больше недопустимо. Богословский галлизм не может больше существовать, так как их мнения стали нетерпимыми для церкви. Они были торжественно осуждены безвозвратно Вселенским Собором Ватикана. Теперь нельзя быть католиком, не будучи ультрамонтаном – и иезуитом».[451]

Этим вопрос решен. Пока что мы оставим выводы и приступим к сравнению некоторых поступков и наставлений иезуитов и отдельных мистиков и организованных каст и обществ древних времен. Таким образом честно рассуждающий читатель может занять пост судьи между ними и установить – к чему ведут их доктрины – ко благу или к деградации человечества.

Раввин Джошуа Бен Хананеа, который умер около 72 года н. э., открыто заявил, что он совершал «чудеса» с помощью «Книги Сефер Иецира» и бросал вызов каждому скептику.[452] Франк, приводя цитаты из вавилонского «Талмуда», называет имена двух других чудотворцев – раввинов Ханина и Ошой [256, с. 55, 56].

Симон Волхв, несомненно, был учеником танаимов Шумерии; оставшаяся после него репутация вместе с данным ему прозвищем «Великой Силы Божией» сильно свидетельствуют в пользу способностей его учителей. Клеветнические наговоры, так яростно распространяемые против него неизвестными авторами и составителями «Деяний апостолов» и других писаний, не могли исказить истины до такой степени, чтобы скрыть тот факт, что никакой христианин не мог состязаться с ним в тауматургических деяниях. Повествование о его падении во время воздушного полета, и о том, что он сломал обе ноги и затем совершил самоубийство – смешно. Вместо мысленной молитвы, чтобы это произошло, почему апостолы не молились, чтобы им была дана власть превзойти Симона в сотворении чудес, так как в таком случае они доказали бы превосходство своей веры более легко и таким образом могли бы обратить в христианство тысячи людей. Потомство услышало повествование только с одной стороны. Если бы случай повествования представился ученикам Симона, то мы, может быть, обнаружили бы, что именно Петр сломал обе ноги, но мы знаем, что этот апостол был слишком предусмотрительным, чтобы когда-либо отважиться на появление в Риме. По признанию нескольких писателей из духовенства, ни один апостол никогда не совершал таких «сверхъестественных чудес». Разумеется, набожные люди скажут, что это только еще более доказывает, что именно «Дьявол» помогал Симону.

Симона обвиняли в кощунстве против Святого Духа, потому что он называл его «Святое придыхание, Mens (Разум), или матерь всего». Но мы находим то же самое выражение в «Книге Еноха», в которой, в отличие от «Сына Человеческого», он говорит – «Сын Женщины». В «Кодексе назареев», в «Зогаре», так же как и в Книгах Гермеса, это выражение является обычным; и даже в апокрифическом «Евангелии евреев» мы читаем, что Иисус сам признал пол Святого Духа, сказав – «Моя Мать, Святая Пневма».

Но что такое ересь Симона или кощунство всех еретиков по сравнению с ересями тех же иезуитов, которые ныне полностью подчинили себе папу, Рим духовенства и весь католический мир? Послушайте снова их вероисповедание.

«Делай то, что твоя совесть считает хорошим и приказывает делать; если вследствие непреодолимой ошибки ты считаешь, что Бог велит тебе лгать или кощунствовать, кощунствуй» [560, кн. I, VI, 2, § 1, № 59].

«Не делай того, о чем твоя совесть говорит, что это запрещено; не поклоняйся Богу, если ты непоколебимо веришь, что это запрещено Богом» [560, кн. I, VI, 2, § 1, № 59].

«Существует подразумеваемый закон… повинуйся непобедимым неправильным велениям совести. Как только ты уверился непоколебимо, что тебе ведено лгать, – лги» [560, кн. I, VI, 2, § 2, № 78].

«Предположим, что некий католик непоколебимо верит, что поклонение изображениям запрещено; в таком случае наш Господь Иисус Христос должен будет сказать ему: «Отойди от меня, ты, проклятый… так как ты поклонялся моему изображению». Поэтому также нет никакой нелепости в предположении, что Христос может сказать: «Подойди, ты, благословенный… так как ты солгал, веря непоколебимо, что в таком случае я велел тебе солгать» [560, кн. I, VI, 5, § 1, № 165].

Нет слов, чтобы воздать должное тем чувствам, которые эти изумительные наставления должны разбудить в груди каждого честного человека! Пусть молчание, как результат непреодолимого отвращения, будет единственной нашей данью такому неимеющему равных нравственному падению.

С огромной силой выразились чувства народа в Венеции (1606 г.), когда иезуитов выгоняли из города. Большие толпы сопровождали изгнанников до берега моря, и по волнам вслед за ними прозвучал прощальный крик: «Ande in malora!» (Убирайтесь! Горе вам!).

«Эхо этого крика отдавалось в двух последующих веках», – говорит Мишле, дающий это сообщение, – «в Богемии в 1618 году… в Индии в 1623 г. и по всему христианскому миру – в 1773 году».

В чем же тогда заключается кощунство Симона Волхва, если он просто делал то, о чем его совесть непреодолимо уверяла его, что это правильно? И чем же «еретики» и даже неверные самого худшего сорта заслуживали большего порицания, чем иезуиты – например, из Каена [561], которые говорят следующее:

«Христианская религия… явно заслуживает доверия, но она не есть явно истинная. Она явно заслуживает доверия, так как очевидно, что кто бы ни воспринял ее, тот благоразумен. Она не есть явно истинная, ибо она или учит неясно, или же то, чему она учит, неясно. И те, кто утверждают, что христианская религия – явно истинна, те также обязаны признать, что она явно ложна».

«Отсюда делай вывод —

1. Что не очевидно, что в мире существует какая-либо истинная религия.

2. Что не очевидно, что изо всех существующих на земле религий христианская религия является наиболее истинной, ибо разве ты путешествовал по всем странам мира и знаешь, что у других есть?..

…………………………………………………………………………………

4. Что не очевидно, что предсказания пророков были даны путем вдохновения от Бога; ибо какое опровержение ты выдвинешь против меня, если я буду отрицать, что это были действительные пророчества, или буду утверждать, что это были только догадки?

5. Что не очевидно, что чудеса, приписываемые Христу, были настоящие, хотя и никто не может толково их отрицать (Положение 6).

Также не нужны христианам признанная вера в Иисуса Христа, в Троицу, во все догматы Веры и десять заповедей. Единственная искренняя вера, которая была необходима первым (евреям) и необходима последним (христианам), это 1) вера в Бога; 2) вера в награждающего Бога» (Положение 8).

Отсюда также более чем «очевидно», что в жизни величайшего лжеца бывают моменты, когда он высказывает некоторые истины. «Добрые отцы» в данном случае снабдили нас прекрасными примерами, чтобы мы могли яснее чем когда-либо понять, из какого источника произошли те торжественные осуждения во Вселенском Соборе 1870 г. неких «ересей» и навязывание других догматов веры, в которые никто не верил меньше, чем те, кто вдохновили папу на их введение. Вероятно истории еще предстоит узнать, что восьмидесятилетний папа, опьяненный испарениями его нововведенной непогрешимости, был только верным отголоском иезуитов.

«Трясущийся старик поднят на pavois Ватикана», – говорит Мишле, – «все поглощается им, и все ограничивается им… Пятнадцать веков христианский мир находился в духовном ярме у церкви… Но этого ярма им показалось мало; им захотелось, чтобы весь мир склонился под рукою одного хозяина. Мои собственные слова здесь будут слишком слабы; я займу их у других. Они (иезуиты) хотели (это то обвинение, которое им бросил в лицо Епископ Парижский при полном Соборе в Тренте) faire de l'йpouse de Jesus Christ une prostituйe aux volontйs d'un homme» [562].

Им это удалось. Отныне церковь – инертное орудие, а папа – бедный слабый инструмент в руках этого ордена. Но надолго ли? Прежде чем настанет конец, искренним христианам следовало бы припомнить пророческое горестное оплакивание трижды великим Трисмегистом своей собственной страны:

«Увы, увы, мой сын, настанет день, когда священные иероглифы станут только идолами. Мир примет эмблемы науки за богов и будет обвинять великий Египет в поклонении адовым чудовищам. Но те, кто таким образом будут клеветать на нас, сами будут поклоняться Смерти вместо Жизни, глупости вместо мудрости; они будут осуждать любовь и плодородность, наполнят свои храмы костями мертвецов в качестве реликвий и растратят понапрасну свою молодость в одиночестве и слезах. Их девственницы станут вдовами (монахинями) до того как выйдут замуж и будут увядать в печали, потому что люди презреют и профанируют священные мистерии Изиды» [563, XXVII].

Насколько правильным это пророчество оказалось, мы находим в следующем иезуитском наставлении, которое мы опять извлекаем из доклада членов Парламентской Комиссии в Париже:

«Более правильным мнением будет, что можно законно поклоняться всем неодушевленным и не одаренным разумом предметами, – говорит отец Габриэль Васкес, трактуя об идолопоклонстве. – «Если доктрина, которую мы установили, понята правильно, то не только можно законно поклоняться нарисованным изображениям и всякому священному предмету, выставленному общественной властью для поклонения Богу, как ему Самому, но также и любому другому предмету в этом мире, будь он неодушевленный, неодаренный разумом или разумный по своей натуре» [564, III, disp. I, 2].

«Почему нам нельзя поклоняться как Богу, вне опасности, так и чему угодно в этом мире, ибо Бог в нем по Своей сущности… [Это как раз то, что утверждает пантеистическая и индуистская философия] и сохраняет его беспрерывно Своею силою; и когда мы склоняемся перед ним и запечатлеваем на нем поцелуй, мы предстаем перед Богом, автором его, со всею душою, как перед прототипом этого образа [следует перечисление реликвий и т. д.]… К этому мы можем добавить, что так как все в этом мире есть труд Бога, и Бог всегда пребывает и действует в нем, то нам намного легче постигать Его в нем, чем, скажем, какого-либо святого по тому одеянию, которое ему принадлежало. И поэтому, ничуть не вдаваясь в оценку достоинства сотворенного предмета, направлять наши мысли к Богу в то время как мы воздаем этому творению знаки почитания и подчинения поцелуем и коленопреклонением перед ним – не будет ни напрасным, ни суеверным деянием, а будет чистейшим религиозным актом» [564, III, disp. I, 2].

Это такое наставление, которое, делает ли оно честь христианской церкви или нет, может быть выгодно процитировано любым индусом, японцем или другим язычником, когда его упрекают в идолопоклонстве. Мы нарочно приводим здесь эту цитату ради пользы наших уважаемых «языческих» друзей, которые увидят эти строки.

Пророчество Гермеса менее двусмысленно, чем любое из пророчеств, якобы произнесенных Исаией, которые послужили поводом для утверждения, что боги всех народов были демонами. Но только факты иногда сильнее, чем самая сильная вера. Все, чему евреи научились, они получили от народов, которые были старше их самих. Халдейские маги были их учителями по тайной доктрине, и именно во время вавилонского плена они получили как метафизические, так и практические познания. Плиний упоминает три школы магов: одну, на которую он указывает как на основную в незапамятной древности; другую, основанную Осфанесом и Зороастром; и третью, основанную Моисеем и Иамбресом. И все это знание, которым обладали эти различные школы – магов, египетская и еврейская – было получено из Индии или, вернее, с обеих сторон Гималаев. Много утерянных секретов лежат похороненными под песками в пустыне Гоби Восточного Туркестана, и мудрецы Хотана сохранили странные предания и знания алхимии.

Барон Бунзен показывает, что происхождение древних молитв и гимнов египетской «Книги Мертвых» предшествует Менесу и относится, вероятно, к до-Менитской Династии Абидоса между 3100 и 4500 гг. до Р. X. Этот ученый египтолог считает, что эра Менеса или Национальной Империи наступила не позднее 3059 года до Р. X. и наглядно доказывает, что «система поклонения Озирису и мифология уже были сформированы» [74, т. V, с. 94] до этой эры Менеса.

В гимнах этой научно установленной до-Эдемовской эпохи (ибо Бунзен уводит нас назад на несколько веков от года сотворения мира, т. е. 4004 г. до Р. X., как указано в библейской хронологии) мы находим четко выраженные уроки нравственности, идентичные по духу и почти идентичные по форме выражения с теми, которые Иисус проповедовал в своей Нагорной Проповеди. Это наше утверждение мы подкрепляем авторитетом наиболее выдающихся египтологов и знатоков иероглифических письмен.

«Надписи двенадцатой Династии полны ритуалистических формул», – говорит Бунзен. Выдержки из Книг Гермеса, находимые на памятниках самых ранних династий, и «на памятниках двенадцатой (династии), выдержки из более раннего ритуала отнюдь не являются редкими… Накормить голодного, напоить жаждущего, одеть обнаженного, похоронить мертвого… составляло первую обязанность благочестивого человека… Учение о бессмертии души так же старо, как этот период». (Глинобитная табличка, Брит. Муз., 562) [74, т. V, с. 129].

И, наверное, еще намного старше. Оно ведет свое происхождение с того времени, когда душа была объективным существом; следовательно, едва ли могла сама себя отрицать; когда человечество представляло собою духовную расу, и смерти не существовало. К закату жизненного цикла эфирный человек-дух впал в сладкую дремоту временной бессознательности в одной сфере только для того, чтобы очнуться в еще более ярком свете более высокой сферы. Но в то время как духовный человек постоянно стремится подняться все выше и выше к источнику своего существования, проходя через циклы и сферы индивидуальной жизни, – физическому человеку пришлось нисходить вместе с великим циклом вселенского творения до тех пор, пока он не очутился одевшимся в земное одеяние. С тех пор душа была слишком глубоко захоронена под физическим одеянием, чтобы снова заявлять о своем существовании, за исключением случаев тех более духовных натур, которые с каждым циклом становились все более редкими. И все же, ни один из доисторических народов никогда и не подумал отрицать существование или бессмертие внутреннего человека, настоящего «я». Только мы не должны забыть учений древних философий: один лишь дух бессмертен – душа, сама по себе, ни вечна, ни божественна. При слишком тесном соединении с физическим мозгом своего земного футляра она постепенно становится предельным умом, простым животным и чувствующим жизненным принципом, нэфеш еврейской Библии.[453]

Доктрина о триединой натуре человека столь же ясно определена в герметических книгах, как и в системе Платона, или опять-таки в буддийской и брахманистской философиях. И она является одною из наиболее важных, так же как и наименее понятых доктрин герметической науки. Египетские мистерии, так несовершенно известные миру, и то только через краткие намеки о них в «Метаморфозах» Апулея, обучали величайшим добродетелям. Они раскрывали стремящемуся к «высшим» тайнам посвящения то, что многие наши современные исследователи герметизма напрасно ищут в каббалистических книгах и что никакие неясные учения церкви, руководимой орденом иезуитов, никогда не будут в состоянии раскрыть. Потому, сравнивать древние тайные общества иерофантов с искусственно созданными галлюцинациями тех нескольких последователей Лойолы, которые, может быть, были искренни в начале своей карьеры, – является оскорблением первых. И все же, во имя справедливости к ним мы вынуждены это делать.

Одним из наиболее неодолимых препятствий к посвящению как у египтян, так и у греков была любая степень убийства. Одною из величайших заслуг, дающих право быть принятым в орден иезуитов, является убийство в защиту иезуитизма. «Дети могут убивать своих родителей, если те принуждают их оставить католическую веру».

«Христиане и сыновья католиков», – говорит Стефан Фагундес, – «могут обвинять своих отцов в преступной ереси, если те хотят отвернуть их от веры, хотя они могут знать, что их родителей за это будут жечь огнем и предадут смертной казни, как учит Толет… И они не только могут отказать им в пище… но также могут законно убить их» [565, т. I, IV, 2, п. 7, 8].

Хорошо известно, что Нерон, император, никогда не осмелился просить о посвящении в мистерии по причине убийства Агриппины!

В разделе XIV «Принципов иезуитов», по поводу человекоубийства мы находим, что отец Хенри Хенрикес в «Summa Theologiae Moralis» [566] включает нижеследующие христианские принципы:

«Если прелюбодей, даже если бы он был духовным лицом… будучи атакован мужем, убьет нападающего… он не считается нарушившим правила: non riditur irregularis (кн. XIV, de Irregularitae, с. 10, § 3).

«Если какой-либо отец был бы нежелателен для Государства (будучи в изгнании) и вообще для общества, и не существовало бы никаких других мер для устранения такого вреда, тогда я одобрил бы это» (чтобы сын убил отца), – говорится в разделе XV, «Об отцеубийстве и человекоубийстве».[454]

«Правило, выдвинутое иезуитом Фрэнсисом Амиком, гласит; «Духовному лицу или человеку, принадлежащему к религиозному ордену позволительно убить клеветника, который угрожает распространить гнусные обвинения против данного лица или его религии» [567, т. V, disp. 36. sect. 5, n. 118].

Хватит. Высочайшие авторитеты осведомили нас, что человек в католической общине может совершать то, что закон и общественная нравственность клеймят преступлением, и все еще продолжать носить ореол иезуитской святости. Теперь вообразите, что мы снова поворачиваем медаль и смотрим, какие принципы насаждались языческими египетскими моралистами до того, как мир был облагодетельствован этими улучшениями в этике.

В Египте каждый значительный город отделялся от места захоронения священным озером. Та же самая церемония вынесения приговора, описанная в «Книге Мертвых», как происходящая в мире Духа, имела место на земле во время похорон мумии. Сорок два судьи или советника собирались на берегу и судили «душу» умершего по ее деяниям, пока она пребывала в теле, и только после единодушного одобрения этого посмертного суда, мог лодочник, олицетворявший Духа Смерти, перевести тело оправданного покойника на его последнее место отдыха. После этого жрецы возвращались в священные пределы храма и наставляли неофитов по поводу вероятной торжественной драмы, которая происходила в невидимой сфере, куда отлетела душа. Бессмертие духа крепко прививалось Ал-ом-яхом.[455] В «Крата Непоа» [568] нижеизложенное описано как семь степеней посвящения.

После предварительного испытания в Фивах, где неофиту приходилось проходить через многие испытания, называемые «Двенадцатью Мучениями», ему велели управлять своими страстями и никогда ни на миг не терять мысли о своем Боге. Затем, в качестве символа скитаний неочищенной души, он должен был подниматься по нескольким лестницам и скитаться в темноте в пещере со многими дверьми, которые все были заперты. Когда он прошел страшные испытания, он получал степень Пастофора; вторая и третья степень назывались Неокор и Меланефор. Его вводили в обширный подземный зал, густо заполненный лежащими мумиями, и ставили рядом с гробом, в котором содержалось изуродованное, кровью покрытое тело Озириса. Это был зал, который называли «Вратами Смерти» и, весьма несомненно, что выдержки из «Книги Иова» [XXXVIII, 17] и другие части Библии имеют в виду эту мистерию, когда говорят об этих вратах.[456] В X главе мы даем эзотерическое истолкование «Книги Иова», которая является поэмой посвящения par exellence.

«Отворялись ли для тебя врата смерти?
Видел ли ты врата тени смерти?»
спрашивает «Господь» – т. е. Ал-ом-ях, посвящающий – Иова, намекая на третью степень посвящения.

Когда неофит преодолел ужасы этого испытания, его приводили в «Зал Духов», чтобы те судили его. Среди правил, которые ему давались, ему приказывалось

«никогда не желать и не искать мщения; быть всегда готовым помочь брату в опасности, даже рискуя собственной жизнью; хоронить каждое мертвое тело; уважать своих родителей больше всего; уважать старость, защищать тех, кто слабее тебя; и наконец, всегда помнить о смертном часе и о воскресении в новом и непреходящем теле» [569, с. 105].

Весьма рекомендовались чистота телесная и нравственная, и прелюбодеяние угрожало смертью.

После этого египетский неофит делался Кристофором. На этой ступени ему сообщалось тайное имя ИАО. Пятой была степень Балахала, и Гор наставлял его по алхимии, причем «словом» была хемия. На шестой ступени его обучали круговому танцу жрецов, в котором его наставляли по астрономии, ибо это изображало ход планет. На седьмой его посвящали в заключительные мистерии. После последнего испытания в здании, специально для этого построенном, астроном, как теперь его называли, – появлялся из этих тайных залов, называемых маннерас, и получал крест – тау, который при его смерти должны были положить ему на грудь. Теперь он был иерофант.

Мы уже читали правила святых посвященных христианского Общества Иисуса. Сравните их с правилами, налагаемыми на языческого кандидата на посвящение, и христианскую (!) нравственность с нравственностью, насаждаемою в тех мистериях язычников, на которых церковь призывает все громы и молнии некоего отмщающего божества. Имела ли церковь свои собственные мистерии? И были ли они в каком-либо отношении чище, возвышенней и более вдохновляющими на святую, добродетельную жизнь? Давайте послушаем, что Никколини в своей талантливо написанной «Истории иезуитов» рассказывает о современных мистериях христианского монастыря.[457]

«В большинстве монастырей, а в особенности в монастырях капуцинов и реформатов (reformati) на Рождество начинается серия пиршеств, которые продолжаются до Великого поста. Играют во все игры, устраивают роскошнейшие банкеты, и в малых городах трапезная монастыря для большинства обитателей является самым лучшим местом для развлечений. На масленице бывают два, три великолепнейших представления; стол так обильно накрыт, что можно вообразить, что сама богиня изобилия опорожнила над ним весь свой рог. Не забудем при этом, что эти два ордена живут на подаваемую им милостыню.[458] Угрюмая тишина монастыря заменяется смешанными звуками веселия, и в его мрачных монастырских сводах отдается эхо совсем других песен нежели царя псалмопевца. Пиршество оживляется и заканчивается балом; и для того, чтобы сделать его еще более оживленным и, возможно, также и для того, чтобы показать, насколько основательно их обет целомудрия искоренил в них плотские вожделения, несколько молодых монахов появляются кокетливо одетые в одеяния прекрасного пола и начинают танцевать вместе с другими, одетыми, как веселые кавалеры. Описать скандальную сцену, которая затем следует, значило бы вызвать отвращение моих читателей. Я только скажу, что я сам часто был свидетелем таких сатурналий».

Цикл идет вниз, и по мере того, как он опускается, физическая и животная природа человека все больше и больше развивается за счет его Духовного Я.[459] С каким же отвращением мы можем отвернуться от этого религиозного фарса, называемого современным христианством, и обратиться к возвышенным верованиям древности!

В египетском «Погребальном ритуале», обнаруженном среди гимнов «Книги мертвых», которую Бунзен называет «драгоценной и таинственной книгой», мы читаем обращение умершего в лице Гора, детализирующего все, что он сделал для своего отца Озириса. Между прочим, это божество говорит:

«30. Я дал тебе твой Дух.
31. Я дал тебе твою Душу.
32. Я дал тебе твою силу (тело)», и т. д.
В другом месте сущность, к которой развоплощенная душа обращается как к «Отцу», показана означающей «дух» человека, так как в этом стихе говорится: «Я заставил свою душу прийти и говорить с ее Отцом», ее Духом.[460]

Египтяне смотрели на свой «Ритуал» как на божественное вдохновение; короче говоря, как индусы ныне смотрят на Веды и современные евреи на свои Книги Моисея. Бунзен и Лепсий доказывают, что термин герметический означает вдохновенный; ибо Тот, само божество, говорит и открывает своим избранникам среди людей волю Бога и тайны божественного. Некоторые части, как выразительно сказано, «были написаны перстом самого Тота»; они – труд и сочинение великого Бога [74, т. V, с. 133].

«В более позднем периоде их герметический характер признавался еще более четко, и на одном гробу 26-й династии Гор объявляет усопшему, что сам Тот дал ему книги своих божественных слов, или герметические писания».[461]

Так как мы осведомлены о том, что Моисей был египетский жрец или, по меньшей мере, был обучен всей их премудрости, то нам не следует удивляться, что он написал во «Второзаконии» [IX, 10]: «Дал мне Господь две скрижали каменные, написанные перстом Божиим»; или когда мы обнаруживаем в «Исходе» [XXXI, 18]: «И когда (Бог) перестал говорить с Моисеем… дал ему две скрижали откровения, скрижали каменные, на которых написано было перстом Божиим».

В представлениях Египта, так же, как и во всех других верованиях, основанных на философии, человек был не просто только, как у христиан, сочетанием души и тела; он был троичен, когда дух был присоединен к нему. Кроме того, эта доктрина учила, что он имел кха – тело; кхаба – астральную форму или тень; ка – животную душу или жизненный принцип; ба – высшую душу и акх – земной рассудок. У них также имелся шестой принцип, называемый Сах или мумия; но функции последней начинались только после смерти тела. После очищения, в течение которого душа, отделившаяся от своего тела, продолжала навещать последнее в его мумифицированном состоянии, эта астральная душа «становилась Богом», так как она, в конечном счете, поглощалась «мировою Душою». Она преображалась в одного из творящих божеств, «в бога Птах»,[462] Демиурга, что есть родовое имя для творцов мира, которые даны в Библии под именем Элохим. В «Ритуале» добрая или очищенная душа «в соединении со своим высшим или несотворенным духом, является в большей или меньшей степени жертвой темного влияния дракона Апофиса. Если она достигла окончательного познания небесных и адских тайн – гнозиса, т. е. полного воссоединения с духом, она восторжествует над своими врагами; если нет, то душе не избегнуть ее второй смерти. Это и есть «озеро, которое горит огнем и серой» (элементы), в котором те, кто туда брошены, подвергаются «второй смерти»»[463](«Апокалипсис»). Эта смерть представляет собою постепенное растворение астральной формы на ее первичные элементы, на что мы уже намекали несколько раз в этой книге. Но эта ужасная судьба может быть избегнута познанием «Таинственного Имени» – «Слова»,[464] – говорят каббалисты.

Какое же тогда наказание влекло за собою пренебрежение им? Если человек ведет естественно чистую, добродетельную жизнь, то нет никакого наказания, за исключением задержки в мире духов, пока он не найдет себя достаточно очищенным, чтобы получить его от своего Духовного «Владыки», одного из могучего Сонма. Но если по-другому, то «душа», как полуживотный принцип, становится парализованной и теряет осознание своей субъективной половины – Владыки, – пропорционально чувственному развитию мозга и нервов раньше или позже она окончательно теряет из виду свою божественную миссию на земле. Подобно вурдалаку или вампиру сербских сказаний, мозг кормится, живет и набирает силу и власть за счет своего духовного родителя. Затем уже наполовину бессознательная душа, став полностью опьяненной испарениями земной жизни, становится бесчувственной, без надежды на искупление. Она не в состоянии разглядеть красоту своего высшего духа и услышать предостерегающий голос своего «ангела-хранителя» и своего «Бога». Она устремляется только к развитию и к более полному пониманию натуральной, земной жизни; и таким образом может раскрывать только тайны физической природы. Ее печали и страхи, надежды и радости тесно слиты с ее земным существованием. Она игнорирует все, что не может быть продемонстрировано ее органами действия или чувств. Она начинает с того, что становится фактически мертвой: наконец она совсем умирает. Она уничтожается. Такая катастрофа часто может произойти за долгие годы до окончательного отделения жизненного принципа от тела. Когда приходит смерть, ее железная и холодная рука находит себе работу с жизнью, как обычно, но там больше нет души, которую можно бы освободить. Вся сущность последней уже была поглощена жизненной системой физического человека. Неумолимая смерть освобождает лишь духовный труп, в лучшем случае – идиота. Не будучи в состоянии ни подняться выше, ни проснуться от летаргии, она вскоре растворяется в элементах земной атмосферы.

Провидцы, праведные люди, которые овладели высочайшей наукой внутреннего человека и знанием истины, подобно Марку Антонию получали наставления «от богов» во сне и другими путями. Получая помощь от более чистых духов, обитающих «в областях вечного блаженства», они наблюдали этот процесс и неоднократно предостерегали человечество. Скептицизм может насмешливо улыбаться; вера же, основанная на знании и духовной науке, верит и подтверждает.

Наш нынешний цикл является преимущественно таким циклом душевных смертей. Мы сталкиваемся с утерявшими душу мужчинами и женщинами на каждом шагу. Также мы не удивляемся, при нынешнем состоянии вещей, огромной неудаче последних усилий Гегеля и Шеллинга построить какую-то метафизическую систему. Когда факты, ощутимые и осязаемые факты феноменологического спиритуализма происходят ежедневно и ежечасно и все же отрицаются большинством «цивилизованных» народов, то мало шансов на то, что все время возрастающие толпы материалистов примут чисто абстрактную метафизику.

В книге, названной Шампольоном «Проявление на Свет», имеется глава о «Ритуале», которая полна таинственных диалогов с обращениями души к различным «Силам». Среди этих диалогов имеется один, который более чем выразителен по поводу потенциальности «Слова». Сцена происходит в «Зале Двух Истин». «Дверь», «Зал Истины» и даже различные части ворот обращаются с речами к душе, просящей разрешить ей войти. Все они запрещают ей входить, если она не скажет им их тайных, или мистических, имен. Какой ученик тайной доктрины не узнает в этих именах тождественности значения и цели с именами, встречающимися в Ведах, в позднейших трудах брахманов и в «Каббале»?

Маги, каббалисты, мистики, неоплатоники и теурги Александрии, которые так превосходили христиан своими достижениями в тайной науке; брахманы или саманеане (шаманы) старины; современные брахманы, буддисты и ламаисты, – все заявляли, что определенная сила связана с этими различными именами, связанными с одним непроизносимым Именем. Мы показали из своего личного опыта, как глубоко вкоренилось в ум народа по всей России[465] верование, что это Слово творит чудеса и находится в основе каждого магического деяния. Каббалисты таинственно связывают Веру с этим словом. То же делали апостолы, обосновывая свои утверждения на приписываемых Иисусу словах: «Если бы вы имели веру величиною с горчичное зерно… для вас не было бы ничего невозможного», и Павел, повторяя слова Моисея, говорит, что «Близко к тебе слово, в устах твоих и в сердце твоем; то есть слово веры» [Римлянам, X, 8]. Но кто, кроме посвященных, может похвастать постижением его полного значения?

В наши дни, так же как это было в старину, чтобы поверить библейским «чудесам», требуется вера; но для того, чтобы быть в состоянии самому производить их, требуется знание эзотерического значения «слова».

«Если Христос», – говорит д-р Фаррар и Кэнон Уэсткотт, – «не сотворил никаких чудес, то евангелия не заслуживают доверия».

Но даже допуская, что он действительно творил их – разве от этого евангелия, написанные другими, а не им самим – становятся сколько-нибудь более достоверными? А если не становятся, то какую цель преследует этот аргумент? Кроме того, рассуждения по такой линии оправдывали бы аналогию, что чудеса, сотворенные представителями других религий, должны делать их евангелия достоверными. Не означает ли это, по меньшей мере, равенства между христианскими Священными Писаниями и священными книгами буддистов? Ведь они равным образом изобилуют феноменами наиболее поразительного характера. Кроме того, христиане больше не имеют подлинных чудес, совершаемых их священнослужителями, ибо они утеряли Слово. Но многие буддийские ламы и сиамские талапоины – если только все путешественники не сговорились между собой лгать – были, и по-прежнему в состоянии повторить любой феномен, описанный в Новом Завете, и совершить даже большее и притом без всяких претензий на приостановление естественных законов или на божественное вмешательство. В сущности, христианство показывает, что оно настолько же мертво в вере, насколько на деле, тогда как буддизм полон жизнеспособности и подтверждается реальными доказательствами.

Лучшим аргументом в пользу подлинности буддийских «чудес» является тот факт, что католические миссионеры, вместо того, чтобы отрицать или рассматривать их как простое фокусничество – как поступают некоторые протестантские миссионеры – часто оказываются в таком затруднении, что вынуждены прибегать к безнадежной альтернативе – приписывать все это Дьяволу. И настолько приниженными чувствуют себя иезуиты в присутствии этих истинных слуг Божиих, что с неимеющим сравнения лукавством решили поступать в этом случае с талапоинами и буддистами так, как сказано про Магомета и гору. «И видя, что она не двинется к нему. Пророк сам двинулся к горе». Обнаружив, что им не поймать сиамцев на приманку своих пагубных учений в христианском одеянии, они замаскировались и в течение веков появлялись среди бедного, невежественного народа под видом талапоинов, пока их не разоблачили. Они даже голосовали и приняли немедленно постановление, которое и теперь имеет полную силу древнего догмата веры. «Нааман сириец», – говорят иезуиты Каены, – «не лицемерил в отношении своей веры, когда он преклонил колени вместе с царем в доме Римона; также отцы Общества Иисуса не лицемерят, когда они принимают облачения и обычаи талапоинов Сиама» (nec dissimulant Patres S. J. Talapoinorum Siamensium institutum vestemque affectantes». – Position, 9, 30 Jan., 1693).

В силу, заключающуюся в мантрах и в Вак брахманов, ныне верят так же сильно, как и в ранний ведический период. «Несказуемое Имя» каждой страны и религии связано с тем, что, по утверждению масонов, является таинственными письменами – эмблемами девяти имен или атрибутов, по которым божество было известно посвященным. Всетворящее Слово, начертанное Енохом на двух треугольниках из чистейшего золота, на которых он вырезал два таинственных знака, вероятно, лучше известно бедным, необразованным «язычникам», чем в высшей степени завершенным Великим Первосвященникам и Великим Z. Верховных Собраний Европы и Америки. Только почему члены Королевской ложи так горько и постоянно оплакивают его утерю – этого мы никак не можем понять. Это слово из М. М., как они сами скажут, целиком состоит из согласных букв. Поэтому мы сомневаемся, владел ли кто-нибудь из них когда-либо его правильным произношением, если даже оно когда-либо было «извлечено из потайного свода», вместо нескольких его искажений. Однако, именно в старину мизраимов, как считают, внук Хама унес священный треугольник патриарха Еноха. Поэтому он находится в Египте, и только на Востоке следует искать это таинственное «Слово».

Но теперь, когда так много секретов масонства было разглашено друзьями и врагами, разве мы не вправе сказать, без подозрений в недобрых чувствах, что со времени грустной катастрофы тамплиеров ни у одной «ложи» в Европе и еще менее в Америке не было ничего, что стоило бы скрывать. Не желая быть неправильно понятым, мы говорим ни у одной ложи, совершенно исключая при этом несколько избранных братьев. Бешеные обвинения масонского братства католическими и протестантскими писателями кажутся просто смешными, так же как утверждения аббата Баруэля, что все «выдает, что наши франкмасоны являются потомками тех рыцарей», тамплиеров, которые были осуждены в 1314 году. «Мемуары якобинства», написанные этим аббатом, очевидцем ужасов первой революции, посвящены в значительной степени розенкрейцерам и другим масонским братствам. Один только тот факт, что он прослеживает происхождение современных масонов до тамплиеров и указывает на них, как на тайных убийц, обученных для политических убийств, доказывает, как мало он о них знает, и как сильно ему хочется в то же время найти в лице этих обществ удобных козлов отпущения за преступления и грехи другого тайного общества, которое со дня своего существования приютило у себя не одного только опасного политического убийцу – Общество Иисуса.

Обвинения против масонов большею частью наполовину были домыслами, наполовину плодами ненасытной злобы и заранее запланированного клеветничества. Ничего убедительного и ничего определенно преступного характера прямо доказано не было. Даже похищение ими Моргана так и осталось делом догадок. В то время это дело было использовано как удобный случай торгующимися политиканами. Когда в реке Ниагара был обнаружен неопознаваемый труп, один из глав этого ничем не брезгающего класса, будучи осведомлен о том, что тождественность трупа чрезвычайно сомнительна, неосторожно выдал весь этот заговор, сказав:

«Ничего, не имеет значения, он достаточно хороший Морган, пока не окончились выборы!»

С другой стороны, мы находим, что орден иезуитов не только разрешает в некоторых случаях, но в действительности учит и побуждает «к государственной измене и цареубийству».[466]

Ряд «Лекций» о франкмасонстве и его опасностях, прочитанных в 1862 г. Джеймсом Бартоном Робертсоном, профессором истории новейшего периода Дублинского университета, лежит перед нами. В них лектор обильно цитирует, в качестве своих авторитетов, упомянутого аббата (Баруэля, естественного врага масонов, которых нельзя поймать в исповедальне) и Робисона, хорошо известного масона-отступника 1798 г. Как это обычно бывает у всех партий, будь она промасонская или антимасонская, перебежчик из противного лагеря всегда приветствуется похвалами и ободрениями и проявляется большая заботливость, чтобы обелить его. Каким бы удобным по некоторым политическим причинам знаменитый Комитет Антимасонского Съезда 1830 года (США) ни счел бы следующее весьма иезуитическое предложение Пуфендорфа, что «клятвы не обязывают, если они абсурдны и неуместны», и еще другое, которое учит, что «клятва не обязывает, если Бог не принимает ее» [578, кн. IV, гл. 1], – все же ни один по-настоящему честный человек не принял бы такой софистики. Мы искренне верим, что лучшая часть человечества всегда помнит, что существует моральный кодекс чести, гораздо больше обязывающий, чем клятва на Библии, Коране или Ведах. Ессеи вообще никогда не клялись ни на чем, но их «да» и «нет» были настолько же крепки и гораздо лучше, чем клятва. Кроме того, кажется чрезвычайно странным, что находятся народы, называющие себя христианскими и в то же время устанавливающие обычаи в гражданских и церковных судах, диаметрально противоположные велению своего Бога,[467] который ясно запрещает всякое произнесение клятвы – «не клянитесь ни небом… ни землею… ни головою». Нам кажется, что утверждение: «клятва не обязывает, если Бог ее не принимает», – помимо того, что это является абсурдом – так как никакой человек, подверженный ошибкам или безошибочный, ничего не может знать о тайных мыслях Бога, – является еще и антихристианским утверждением в полном значении этого слова.[468] Этот аргумент выдвинут только потому, что он удобен и соответствует цели. Клятва никогда не будет связывающей до тех пор, пока каждый человек полностью не поймет, что человечество есть высочайшее проявление на земле незримого верховного божества, и каждый человек есть воплощение своего Бога, и пока чувство личной ответственности не разовьется в нем до такой степени, что он будет считать нарушение клятвы величайшим оскорблением как для себя, так и для человечества. Ныне никакая клятва не связывает, если она не дана человеком, который и так безо всякой клятвы держал бы свое простое честное слово. Поэтому выдвигать в качестве авторитетов таких людей, как Баруэль и Робисон, значит просто пытаться нечестными средствами склонить общественное мнение в свою пользу. Именно, это не «дух масонской злобы, чье сердце измышляет клевету кучами», но гораздо больше дух злобы католического духовенства и их приспешников; и человеку, который хочет примирить две идеи, чести и клятвопреступления, нельзя доверять самому.

Криклива претензия девятнадцатого века на преимущество по цивилизации над древними, и еще более шумна претензия церквей на то, что христианство освободило мир от варварства и идолопоклонства. Как мало оснований для обеих – мы постарались доказать в этих двух томах. Свет христианства послужил только для того, чтобы показать, насколько больше лицемерия и порока его учения породили в мире со времени его прихода и насколько неизмеримо выше были древние по сравнению с нами по всему, что касается чести.[469] Духовенство путем учения о беспомощности человека, о его полной зависимости от Провидения, а также учения об искуплении сокрушило в своих верных последователях каждый атом уверенности в своих силах и собственного достоинства. Настолько это правдиво, что теперь становится аксиомой, что наиболее благородных людей следует искать среди атеистов и так называемых «неверных». От Гиппарха мы слышим, что в дни язычества

«стыд и позор, которые справедливо обрушивались за нарушение своей клятвы, приводили бедного нарушителя в такие припадки сумасшествия и отчаяния, что он резал себе горло и погибал от своих собственных рук, и память о нем после смерти была столь ненавистна что тело его лежало непогребенным на берегу острова Самос и не получало другого захоронения, как только от песков морских».[470]

Но в нашем веке у нас нашлось девяносто шесть делегатов Антимасонского съезда США, каждый, несомненно, от какой-либо протестантской церкви, и требующих к себе должного уважения и почтения, подобающего джентльменам, и в то же время, выдвигающих наиболее иезуитские аргументы против вескости масонской клятвы. Комитет, претендующий на то, что он ссылается на «наиболее выдающихся руководителей по философии, морали, и ссылающийся на полнейшую поддержку вдохновенных,[471]… которые писали до того, как появилось франкмасонство», решил, что так как клятва была сделкой между человеком с одной стороны и Всемогущим Судьею с другой стороны», а масоны все были неверные и «недостойны гражданского доверия», то их клятвы должны считаться незаконными и несвязывающими.[472]

Но мы вернемся к этим «Лекциям» Робертсона и к его обвинениям против масонства. Величайшим обвинением, выдвинутым против последнего, является отвергание масонами существования личного Бога (это – по утверждению Баруэля и Робисона) и претензия на то, что они обладают «секретом сделать человека лучше и счастливее, чем сделал его Христос, его апостолы и его церковь». Если бы последнее обвинение хотя бы наполовину было правдиво, оно могло бы дать утешительную надежду, что они действительно нашли этот секрет путем полного отрыва от мифического Христа церкви и от официального Иеговы. Но оба обвинения просто настолько же злостны, насколько абсурдны и неправдивы, как мы сейчас увидим.

Пусть никто не воображает, что в каких-либо наших рассуждениях по поводу масонства мы руководствуемся личными чувствами. Будучи далеки от этого, мы не колеблясь провозглашаем наше глубочайшее уважение основным целям этого ордена, и некоторые из наших наиболее ценимых друзей числятся среди их членов. Мы ничего не говорим против масонства, каким оно должно бы быть, но обличаем его-таки, каким оно, благодаря интригам духовенства, как католического, так и протестантского, начинает становиться. Якобы представляющее собою наиболее абсолютную из демократий, оно практически стало уделом аристократии, богачей и личного честолюбия. Якобы представляющее собой учителя истинной этики, оно унизилось до пропаганды антропоморфического богословия. Полуобнаженному подмастерью, поставленному перед мастером во время посвящения в первую ступень, внушают, что у дверей ложи всякие различия общественного положения сбрасываются и что самый бедный брат равен всякому другому, даже королю или принцу. В самом же деле масонское братство превращается в подхалима в каждой монархической стране для любого королевского потомка, который может соблаговолить надеть на себя когда-то символическую овчину ради того, чтобы использовать его в качестве политического орудия.

Насколько далеко масонское братство зашло в этом направлении мы можем судить по словам одного из его высочайших авторитетов. Джон Яркер Младший из Англии; бывший великий хранитель великой ложи Греции; великий мастер обряда Сведенборга; также великий мастер древнего и первичного церемониала масонства и Бог знает чего еще [579], сказал, что масонство ничего не могло потерять

«принятием более высокого (не денежного) стандарта членства и нравственности при исключении из „пурпурных“ всех, кто насаждает обманы, притворство, исторические степени и другие безнравственные повадки» (с. 158).

И, опять, на странице 157:

«При таком управлении масонским братством, как теперь, оно быстро превращается в рай для bon vivant, «благотворительного» лицемера, который забывает текст Св. Павла и украшает свою грудь «сокровищем благотворительности» (получив путем рассудительно произведенных пожертвований «пурпур», он выносит суждения и назначения другим братьям, более способным и нравственным, но не обладающим такими средствами); для изготовителя пустяковой масонской мишуры; для мошенника-коммерсанта, который мошенничает на сотни и даже на тысячи путем обращения к неопытным сознаниям тех немногих, кто действительно считаются с их О. В.; и для масонских «императоров» и других шарлатанов, которые добывают себе власть или деньги из аристократической претенциозности, которую они навязали нашему институту – ad captandum vulgus».

У нас нет никакого желания претендовать на разоблачение секретов, уже давно распродаваемых по всему миру клятвопреступными масонами. Все жизненно важное, в символических ли изображениях, в обрядах или в паролях, какие применяются в современном франкмасонстве – известно Восточным братствам; хотя кажется, что между ними нет никаких сношений, ни связей. Если Медея описана Овидием как «имеющая обнаженные руки, грудь и колено, левая ступня в стоптанном башмаке»; и Виргилий, говоря о Дидоне, рисует эту «королеву… непоколебимую смертью, имеющую одну ногу обнаженной, и т. д.» [579, с. 151], почему же тогда сомневаться, что на Востоке имеются настоящие «Патриархи священных Вед», объясняющие эзотеризм чисто индусской теологии и брахманизма так же основательно, как европейские «Патриархи»?

Но если существуют несколько масонов, которые изучив каббалистические и другие редкие труды и вступив в личные связи с «Братьями» из далекого Востока, чему-то научились из эзотерического масонства, то не так обстоит дело с сотнями американских лож. Во время писания настоящей главы мы совершенно неожиданно получили, благодаря любезности друга, один экземпляр книги м-ра Яркера, откуда были взяты вышеприведенные цитаты. Она до краев полна учености и, что еще важней, знания, как нам кажется. Это особенно ценно в данный момент, так как она подтверждает во многих подробностях то, о чем мы говорили в этом труде. Так, например, мы читаем следующее:

«Мы полагаем, что мы с достаточной убедительностью установили факт связи франкмасонства с другими умозрительными ритуалами древности, так же как древность и чистоту старого английского ритуала тамплиеров семи степеней и поддельную деривацию многих других обрядов оттуда» [579, с. 150].

Нет надобности говорить таким высоким масонам, хотя рядовым членам надо сказать, что настала пора преобразовать масонство и восстановить те древние вехи, заимствованные у ранних общин, которые в восемнадцатом веке основатели умозрительного франкмасонства посчитали заложенными в этом братстве. Больше не осталось неопубликованных секретов; орден деградирует в средство карьеры для эгоистов, и в средство разложения – для худых людей.

Совсем недавно большинство членов Верховных Советов Древнего и Принятого Обряда, собравшихся в Лозанне, справедливо протестуя против такого кощунственного верования, как верование в личного Бога, наделенного всеми человеческими свойствами, высказали следующие слова:

«Франкмасонство провозглашает, как оно делало со времени своего возникновения, – существование творческого принципа под названием великого Архитектора вселенной».

Небольшое меньшинство протестовало против этого, говоря, что «вера в творящий принцип не есть та вера в Бога, которую франкмасонство требует от каждого кандидата, прежде чем он может перешагнуть ее порог».

Это признание не похоже на отрицание личного Бога. Если бы у нас осталось хотя бы малейшее сомнение по этому поводу, оно было бы полностью рассеяно словами генерала Альберта Пайка [580, с. 54, 55], возможно, величайшего авторитета нынешних дней среди американских масонов, который наиболее буйно восстает против такого нововведения. Ничто не будет лучше, как процитировать его слова:

«Этот Principe Createur – термин не новый, – это только обновленный старый термин. Наши противники, многочисленные и грозные, скажут и имеют право сказать, что наш Principe Createur тождественен с Principe Generaleur индийцев и египтян и может соответственно быть символизирован лингамом, как его символизировали древние… Принять это вместо личного Бога значит отказаться от христианства и поклонения Иегове и вернуться к погрязанию в свинарниках язычества».

Так свинарники иезуитства, выходит, намного чище? «Наши противники, многочисленные и грозные». Этой фразой все сказано. Кто является этими грозными врагами, бесполезно спрашивать. Это – римские католики и некоторые из реформированных пресвитериан. Читая, что эти две клики соответственно пишут, мы вполне можем задать вопрос, который из противников больше боится другого? Но что толку кому-либо выступать против братства, которое даже не осмеливается иметь свою собственную веру из боязни вызвать нарекания? И, пожалуйста, объясните, каким образом, если масонская клятва что-нибудь значит и масонские наказания считаются чем-то большим, чем фарс – как могут противники, многочисленные или малочисленные, слабые или сильные, узнать, что делается внутри ложи и проникнуть мимо «брата, сеющего ужас или стража, который с мечом наголо охраняет врата ложи?» Или же этот «брат, сеющий ужас», не более грозен, чем Офенбаховский генерал Бум с дымящимся пистолетом, звенящими шпорами и высоким плюмажем? Какая польза от миллионов людей, образующих это великое братство, распространенное по всему миру, если их нельзя сцементировать вместе так, чтобы оказать сопротивление всем врагам? Может ли это быть, что «мистическая связь» не более, чем веревка из песка, и масонство – только игрушка, чтобы питать тщеславие нескольких лидеров, которые блаженствуют в лентах и регалиях? Является ли его власть такою же фальшивою, как и его древность? Кажется так, действительно; и все же, как «даже у мух есть меньшие мухи, кусающие их», – так же имеются католические паникеры, которые притворяются, что они боятся масонства!

И все же, эти же самые католики со всем спокойствием их традиционной наглости публично угрожают Америке с ее 500 000 масонов и 34 000 000 протестантов объединением церкви и государства под руководством Рима! Опасность, угрожающая свободным институтам этой республики, как нам говорят, происходит от «логически разработанных принципов протестантизма». Нынешний военно-морской министр, уважаемый Р. У. Томпсон из Индианы, осмелившийся в своей собственной свободной протестантской стране недавно опубликовать книгу о «Папстве и гражданской власти» (причем книга выдержана настолько же в умеренных тонах, насколько в джентльменских), подвергся бешеным нападкам со стороны римско-католического священника – и это в Вашингтоне, в самом месте пребывания правительства. Что еще лучше, типичный представитель членов Общества Иисуса, отец Ф. X. Уэнингер, доктор богословия, изливает на его смиренную голову сосуд гнева, явно взятый непосредственно из Ватиканского погреба.

«Утверждения», – говорит он, – которые выдвигает м-р Томпсон по поводу неизбежного антагонизма между католической церковью и свободными институтами, характерны своей, вызывающей жалость, невежественностью и своей слепою наглостью. Он пренебрегает правилами логики, истории, здравым смыслом, благотворительностью и появляется перед верным американским народом в качестве узколобого изувера. Никакой ученый не отважился бы повторить те избитые клеветы, которые так часто были опровергнуты… В ответ на его обвинения, выдвинутые против церкви как противника свободы, я скажу ему, что если эта страна когда-либо станет католической страной, то есть, если католики когда-либо будут в большинстве и будут обладать контролем над политической властью, тогда он увидит, как принципы нашей Конституции осуществляются в полной мере; он увидит, что эти Штаты будут в каждом деле Объединены. Он увидит народ, живущий в мире и в гармонии, объединенный узами единой веры, с сердцами, бьющимися в унисон любовью к своему отечеству, с благожелательностью и терпимостью относительно всего, и уважающими права и совесть даже своих клеветников».

Для пользы этого «Общества Иисуса» он советует м-ру Томпсону послать свою книгу царю Александру II и Фридриху Вильгельму, императору Германии. Он может ожидать от них, в знак их симпатий, ордена Св. Андрея и Черного Орла.

«От яснопонимающих, самомыслящих, патриотических американцев он не может ожидать ничего, кроме знака отличия их презрения. До тех пор, пока американские сердца будут биться в американской груди, и кровь их отцов будет течь в их жилах, такие усилия, как Томпсоновские, не будут иметь успеха. Истинные, настоящие американцы защитят католическую церковь в этой стране и о конечном счете присоединятся к ней».

После этого, оставив, как, по-видимому, он думает, труп своего нечестивого противника на поле боя, он марширует прочь, выливая остатки своей опроверженной бутыли следующим образом:

Мы оставляем эту книгу, аргументы который мы убили, на пожрание канюкам Техаса, тем вонючим птицам, под которыми мы подразумеваем людей такого сорта, которые любят кормиться гниением, клеветою и ложью, и которых привлекает их смрад».

Эта последняя сентенция достойна того, чтобы ее добавили в качестве дополнения к «Discorsi del Somma Pontifice Pio IX» дона Паскаля де Франциска, обессмертившегося в презрении м-ра Глэдстона – Tel maоtre tel Valet!

Мораль: Это послужит уроком для трезвомыслящих и разумных писателей-джентльменов, что даже такой благовоспитанный противник, каким показал себя в своей книге м-р Томпсон, не может надеяться избегнуть единственного, имеющегося в католическом арсенале оружия – площадной брани. Вся аргументация автора показывает, что, стремясь к убедительности, он желал остаться справедливым; но с таким же успехом он мог нападать и с Тертуллиановской яростью, ибо обращение с ним вряд ли могло быть хуже. Это несомненно доставит ему некоторое утешение – быть помещенным в одну категорию с еретическими и неверными императорами и царями.

Теперь, когда американцы, включая масонов, предупреждены, чтобы они приготовились к присоединению ко Святой апостолической и римско-католической церкви, мы рады знать, что имеются верные и уважаемые масоны, которые поддерживают наши взгляды. Среди них выделяется наш уважаемый друг м-р Леон Хайнеман, Р. М., и член Великой ложи Пенсильвании. В течение восьми или девяти лет он был редактором «Масонского зеркала и ключевого камня» и является известным автором. Он лично уверяет нас, что в течение тридцати лет боролся против замысла внести в масонскую догму верование в личного Бога. В своем труде «Древний Йорк и великие ложи Лондона» [583, с. 169] он говорит:

«Масонство, вместо развертывания профессионально вместе с интеллектуальным прогрессом научных познаний и всеобщим развитием, свернуло в сторону от первоначально установленных целей братства и, по-видимому, имеет склонность к превращению в сектантское общество. Это ясно видно… из упорного решения не препятствовать сектантским нововведениям, вносимым в ритуал… Похоже на то, что масонское братство этой страны настолько же безразлично относится к древне установленным вехам и обычаям масонства, как относились масоны прошлого века под руководством великой лондонской ложи».

Именно это убеждение заставило его, когда в 1856 году Жак Этьен Марконис де Негре, великий иерофант мемфисского обряда, приехал в Америку и предложил ему пост великого мастера этого обряда в Соединенных Штатах, а Древний, Принятый Обряд предложил ему Почетную 33-ю ступень, – отказаться от обоих.

Храм был последней европейской тайной организацией, которая, как объединенное целое, обладала некоторыми из тайн Востока. Правда, были в прошлом веке (и возможно – еще теперь) отдельные «братья», преданно и секретно работавшие под руководством восточных братств. Но они, в тех случаях, когда вступали в европейские общества, неизменно делали это с целями, неизвестными этому Обществу, хотя и в то же самое время ради блага последнего. Именно благодаря им, современные масоны получили стоящие знания; и сходство, которое теперь обнаружено между Умозрительными Обрядами древности, мистериями ессеев, гностиков, индусов и высшими и старейшими масонскими степенями, хорошо доказывает этот факт. Если эти таинственные братья делались обладателями секретов обществ, они никогда не могли отвечать на это доверие, хотя в их руках эти секреты были в большей безопасности, чем в хранении европейских масонов. Когда некоторые из последних оказывались достойными стать членами Востока, их тайно наставляли и посвящали, но другие от этого не становились умнее.

Никто никогда не смог наложить руки на розенкрейцеров, и несмотря на якобы открытые «тайные комнаты», пергаменты, называемые «Т», и окаменевших рыцарей с вечногорящими лампами, – это древнее общество и его истинные цели являются тайной до сегодняшнего дня. Мнимые тамплиеры и поддельные Rose-Croix вместе с несколькими подлинными каббалистами время от времени сжигались, и несколько несчастных теософов и алхимиков были подвергнуты пыткам; даже ложные признания временами были исторгнуты у них наиболее зверскими способами, но все же истинное, настоящее Общество как было, так и осталось неизвестным для всех, а в особенности для его жесточайшего врага – церкви.

Что же касается современных рыцарей-тамплиеров и тех масонских лож, которые теперь претендуют на непосредственное происхождение от древних тамплиеров, то их преследование церковью было фарсом с самого начала. У них нет и никогда не было никаких секретов, представляющих опасность для церкви. Совсем наоборот, ибо мы находим, что Дж. Дж. Финдель говорит, что шотландские степени или система Тамплиеров ведет начало только от 1735—1740 гг. и, «следуя своей католической тенденции, избрала себе местом главной резиденции Иезуитский Колледж Клермон в Париже и поэтому была названа Клермонской системой». Нынешняя шведская система тоже имеет в себе какой-то элемент тамплиеров, но свободный от иезуитов и от вмешательства в политику; однако, представители этой системы утверждают, что у них имеется подлинный Завет Молэя в оригинале, так как граф Боже, племянник Молэя, о котором в других местах ничего не знают – говорит Финдель – перенес учения тамплиеров во франкмасонство и таким образом создал для праха своего дяди таинственную гробницу. Для того, чтобы доказать, что эта масонская басня, достаточно того, что на этом предполагаемом памятнике день погребения Молэя обозначен – 11 марта 1313 г., тогда как днем его смерти было 19 марта 1313 г. Эта сомнительная продукция, не представляющая собою ни подлинного учения тамплиеров, ни подлинного франкмасонства, никогда не пускала крепких корней в Германии. Но во Франции дело обстоит по-другому.

Работая над этой темой, мы должны выслушать, что Вилке говорит по поводу этих претензий:

«Нынешним рыцарям-тамплиерам Парижа хотелось бы оказаться непосредственными потомками древних рыцарей, и они пытаются доказать это документами, внутренним распорядком и тайными учениями. Форес говорит, что братство франкмасонов было основано в Египте; Моисей передал тайное учение израильтянам, Иисус – апостолам, и отсюда оно перешло к рыцарям-тамплиерам. Такие выдумки необходимы… для утверждений, что парижские тамплиеры являются отпрысками древнего ордена. Все эти торжественные заявления, неподдержанные историей, были сфабрикованы Высшим советом Клермона (иезуитов) и хранятся парижскими тамплиерами, как наследство, оставленное им этими политическими революционерами, Стюартами и иезуитами».

Вот почему мы находим, что епископы Грегуар [581, т. II, с. 392—428] и Мюнтер [582] поддерживают их.

Поэтому, связывая современных тамплиеров с древними, в лучшем случае мы можем допустить принятие ими определенных обрядов и церемоний чисто церковного характера, после того как они были коварно привиты этому великому и древнему ордену духовенством. После этого осквернения орден постепенно терял свой первоначальный и простой характер и быстро пришел к окончательному разрушению. Основанный в 1118 году рыцарями Хьюго де Пейенсом и Жофреем де Сент-Омером, номинально для защиты пилигримов, он ставил своей истинной целью возрождение первоначального тайного поклонения. Истинная версия истории Иисуса и раннего христианства была сообщена Хьюго де Пейенсу великим понтифом ордена храма (назарейской или иоаннитской секты), неким Теоклетом; после этого эта версия была усвоена некоторыми рыцарями в Палестине от более высоких и интеллигентных членов секты Св. Иоанна, которые прошли посвящение в ее мистерии.[473] Их тайной целью была свобода мысли и восстановление единой и всеобщей религии. Давши клятвенный обет повиновения, бедности и нравственной чистоты, они были сперва истинными рыцарями Иоанна Крестителя, вопиющие в пустыне и живущие только диким медом и саранчею. Таково предание и истинная каббалистическая версия.

Ошибочно будет утверждать, что этот орден только впоследствии стал антикатолическим. Он был таковым с начала, и красный крест на белом плаще, орденском одеянии, имел то же самое значение, как у каждого посвященного любой страны. Он указывал на четыре страны света и являлся эмблемой вселенной.[474] Когда впоследствии братство было преобразовано в ложу, тамплиерам пришлось во избежание преследования совершать свои собственные церемонии в величайшей секретности, обычно в орденском зале, чаще в глухих пещерах или хуторах, построенных в лесах, тогда как церковная форма поклонения осуществлялась публично в принадлежащих ордену часовнях.

Хотя из обвинений, выдвинутых против них по приказу Филипа IV, многие были позорно ложными, главные обвинения, несомненно, были правильны с точки зрения того, что церковь считает ересью. Тамплиеры сегодняшнего дня, строго придерживающиеся Библии, едва ли могут претендовать на происхождение от тех, кто не верил в Христа, как в Богочеловека или как в Спасителя мира, кто отвергал чудо его рождения, а также чудеса, совершенные им самим; кто не верил в пресуществление, в святых, в святые реликвии, чистилище и т. д. По их мнению, Иисус Христос был ложным пророком, но человек Иисус был «братом». Они рассматривали Иоанна Крестителя, как своего покровителя, но никогда не рассматривали его в том свете, в каком он представлен в Библии. Они читали учения по алхимии, астрологии, магии, каббалистическим талисманам и придерживались тайных учений своих глав на Востоке.

«В прошлом веке», – говорит Финдель, – «когда франкмасонство ошибочно считало себя дочерью тамплиеризма, большие усилия были приложены, чтобы рассматривать орден рыцарей Тамплиеров, как ни в чем невиновный… С этой целью не только фабриковались легенды и неотмеченные историей события, но также прилагались усилия, чтобы заглушить истину. Масонские обожатели рыцарей тамплиеров скупили все документы судопроизводства, опубликованные Молденвахером, так как те доказывали виновность этого ордена» [585, Приложение].

Эта виновность заключалась в их «ереси» против римско-католической церкви. В то время как настоящие «братья» умирали унизительной смертью, поддельный орден, который пытался вступить на его место, стал исключительно ответвлением иезуитов, под непосредственным руководством последних. Честные масоны с правдивым сердцем должны в ужасе отвергать всякую связь с ними, не говоря уже о происхождении от них.

«Рыцари Св. Иоанна Иерусалимского», – пишет командор Гурдин,[475] – «иногда называемые рыцарями госпитальерами и рыцарями Мальты, не были франкмасонами. Наоборот, кажется, что они даже были враждебны к франкмасонству, так как в 1740 году великий мастер ордена Мальты отозвал опубликование на этом острове буллы Папы Климента XII и запретил собрания франкмасонов. По этому случаю несколько рыцарей и многие граждане покинули остров, а в 1741 г. на Мальте инквизиция преследовала франкмасонов. Великий мастер запретил их собрания под угрозой суровой кары, и шесть рыцарей были высланы с острова навсегда за присутствие на собрании. Фактически, в отличие от тамплиеров, у них даже не была выработана секретная форма приема. Ригелини говорит, что он не мог достать экземпляра тайного ритуала мальтийских рыцарей. Причина очевидна – его не существовало».

И все же у американских тамплиеров три степени: 1) Рыцарь Красного Креста; 2) Рыцарь Тамплиер; 3) Рыцарь Мальты. Это было введено из Франции в Соединенные Штаты в 1808 г. и первый «Великий Всеобщий Лагерь» был организован 20 июня 1816 г., с де Уит Клинтоном из Нью-Йорка в качестве великого мастера.

Едва ли следует хвастаться этим иезуитским наследием. Если рыцари тамплиеры желают закрепиться в своих притязаниях, – им надо сделать выбор между происхождением от «еретических», антихристианских, каббалистических, первичных тамплиеров, или же связать себя с иезуитами и пригвоздить свои мозаичные ковры прямо к платформе ультракатолицизма! Иначе их претензии становятся простым притворством.

Для создателей церковного псевдоордена Тамплиеров, созданного, по мнению Дюпи, во Франции приверженцами Стюартов, – становится настолько невозможным отрицать свою принадлежность к ордену иезуитов, что мы совсем не удивляемся, видя анонимного автора, с полным правом подозреваемого в принадлежности к иезуитскому филиалу в Клермоне, – издавая в 1751 г. в Брюсселе книгу о суде над рыцарями-тамплиерами. В этом томе, путем разнообразных искаженных заметок, добавлений и комментариев он описывает невиновность тамплиеров в ереси и таким образом лишает их величайшего права на уважение и восхищение, какое эти ранние свободомыслящие люди и мученики по праву заслужили!

Этот последний псевдоорден был учрежден в Париже 4 ноября 1804 г. на основе поддельной Конституции и все время с тех пор «заражал подлинное франкмасонство», как высшие масоны сами нам говорят. «La Charte de transmission» (tabula aurea Larmenii) по внешности выглядит обладающей такой чрезвычайной древностью, «что Григорий признается, что если бы все другие реликвии Парижской сокровищницы ордена не потушили бы его сомнений по поводу их древнего происхождения, то одного взгляда на эту хартию было достаточно, чтобы его убедить» [585, Приложение]. Первым великим мастером этого поддельного ордена был парижский врач д-р Фаре-Палапрат, который принял имя Бернарда Раймонда.

Граф Рамсей, иезуит, первым выдвинул идею объединения тамплиеров с рыцарями Мальты. Поэтому мы читаем следующее, написанное его пером:

«Наши предки (!!!), крестоносцы, собрались на Святой Земле со всех христианских стран и хотели объединиться в единое братство, охватывающее все народы, чтобы, объединившись вместе сердцами и душой для взаимного улучшения, они могли с течением времени образовать единый интеллектуальный народ».

Вот почему тамплиеров объединили с рыцарями Св. Иоанна, а последних втиснули в масонское братство известное как масоны Св. Иоанна.

Вследствие этого в «Sceau Rompu», 1745 г., мы обнаруживаем следующую наиболее наглую ложь, достойную сыновей Лойолы:

«Ложи были посвящены Св. Иоанну, так как рыцари-масоны во время священной войны в Палестине присоединились к рыцарям Св. Иоанна».

В 1743 г. в Лионе была придумана степень Кадош (так, по крайней мере, пишет Тори), и «она представляет собою реванш тамплиеров». И тут мы находим, что Финдель говорит, что

«Орден рыцарей тамплиеров был упразднен в 1311 г., и именно к этой эпохе им пришлось прибегнуть, когда, после изгнания нескольких рыцарей из Мальты в 1740 г. за то, что они были франкмасоны, не было больше возможности поддерживать связи с орденом Св. Иоанна или рыцарями Мальты, находящимися тогда в расцвете сил под суверенитетом Папы».

Обратившись к Клавелу, к одному из лучших авторитетов по масонству, мы читаем:

«Ясно, что учреждение Французского ордена рыцарей тамплиеров не более древнее, чем 1804 год, и что оно не может выдвигать никаких законных претензий на то, что является продолжением так называемого общества «La petite Resurrection des Templiers», а это последнее также нельзя считать продолжением древнего Ордена рыцарей тамплиеров».

Поэтому мы видим, что эти ложные тамплиеры под руководством достопочтенных отцов иезуитов, подделывают в Париже в 1806 г. знаменитую хартию Лармения. Двадцать лет спустя эта бесчестная подпольная корпорация, водя руку убийцы, направила ее на одного из лучших и величайших принцев Европы, чья таинственная смерть, к несчастью для интересов истины и справедливости, по политическим причинам никогда не была исследована и объявлена миру, как это должно было быть. Именно этот принц, сам франкмасон, был последним хранителем секретов истинных Рыцарей Тамплиеров. В течение долгих веков они оставались неизвестными и вне подозрений. Они устраивали свои собрания раз в тринадцать лет на Мальте; их великий мастер оповещал европейских братьев о месте собрания всего за несколько часов до встречи; эти представители когда-то могущественнейшей и наиболее прославленной общины рыцарей, собирались в назначенный день с различных мест земли. Тринадцать числом, в память года смерти Жака Молэ (1313), теперь Восточные братья, среди которых были коронованные головы, планировали вместе религиозные и политические судьбы народов; тогда как папские рыцари, их кровавые и незаконнорожденные преемники, крепко спали в своих кроватях без единого сна, который потревожил бы их преступные совести.

«И все же», – говорит Риболд, – «несмотря на вызванную ими путаницу (1736-72 гг.), иезуиты завершили только один из своих замыслов, а именно: денатурализовали и обесславили масонство. Когда им удалось, как они думали, разрушить его в одной форме, они решили использовать его в другой. Приняв это решение, они создали систематизированные труды под заглавием «Секреты тамплиеров» – смешение различных повествований, событий, характеристик крестовых походов, перемешанных с мечтами алхимиков. В этой мешанине католицизм правил всем, и вся эта фальшивая постройка катилась как по маслу, представляя ту великую цель, для которой Общество Иисуса было организовано» [587, с. 218].

Поэтому обряды и символы масонства, которые хотя и являются «языческими» по своему происхождению, – все применимы к христианству и все пахнут христианством. Масон должен заявить о своей вере в личного Бога, Иегову, а в лагерных степенях – также о вере в Христа, прежде чем он может быть принят в ложу, тогда как Иоановские тамплиеры верили в непознаваемый и неизмеримый Принцип, от которого произошли Творческие Силы, неверно названные богами, и придерживались назарейской версии о том, что Бен-Пантер был грешным отцом Иисуса, который поэтому провозгласил себя «сыном бога и человечества».[476] Этим также объясняются страшные клятвы масонов, даваемые на Библии, и их лекции, раболепно согласованные с патриархо-библейской хронологией. В Американском ордене розенкрейцеров, например, когда неофит приближается к алтарю, «Господа Рыцари призываются к порядку, и капитан стражи произносит свое провозглашение». «Во славу великого архитектора вселенной (Иеговы-Бины?), под покровительством верховного святилища древнего и первобытного масонства» и т. д. и т. д. Затем Рыцарь-оратор ударяет 1 и говорит неофиту, что древние легенды масонства уходят в прошлое на СОРОК веков, присваивая самой старой из них древность не позднее 622 г. после Сотворения Мира, когда, как он говорит, родился Ной. При таких обстоятельствах это будет рассматриваться, как вольное обращение с хронологией. После этого масонам[477] сообщают, что около 2188 г. до Р. X. Мизраим вел колонии в Египет и заложил основание Египетскому царству, которое просуществовало 1663 года (!!!). Странная хронология, которая, если и набожно согласуется с хронологией Библии, совсем расходится с хронологией истории. Мифические девять имен Бога, занесенные в Египет, по масонским данным, только в двадцать втором веке до Р. X. обнаружены на памятниках, которые лучшими египтологами считаются вдвое старше. Тем не менее, мы также должны учитывать и то, что сами масоны не осведомлены об этих именах.

Простая истина заключается в том, что современное масонство, к сожалению, представляет собою совсем другое, нежели то, чем всемирное тайное братство было в те дни, когда брахманисты, поклоняющиеся АУМу, обменивались рукопожатиями и паролями с поклоняющимися ТУМу, и адепты всех стран под солнцем были «братьями».

Но что тогда представляло то таинственное имя, то могущественное «слово», силою которого как индусские, так и халдейские и египетские посвященные творили свои чудеса? В главе CXV египетского «Погребального ритуала», озаглавленного «Глава о выходе к Небесам… и об узнавании Духов Ан» (Гелиополиса), Гор говорит:

«Я знал Духов Ан. Преславный не проходит это… если боги не дадут мне СЛОВО».

В другом гимне душа, преобразовавшись, восклицает:

«Дайте мне дорогу в Руста. Я – Великий, одетый как Великий. Я пришел! Я пришел! Приветливы ко мне цари Озириса. Я творю воду (силою Слова)… Разве я не видел сокрытых тайн… Я дал истину Солнцу. Я ясен. Меня обожают за мою чистоту» (CXVII—CXIX. Главы о вхождении и выхождении Руста).

В другом месте свиток мумии высказывает следующее:

«Я – Великий Бог (дух) самосущий, создатель Его Имени… Я знаю имя этого Великого Бога, который здесь».

Иисуса его враги обвиняли, что он творил чудеса, и его собственные апостолы показывали, что он изгонял демонов силою несказуемого имени. Первые твердо верили, что он украл это имя в святилище.

«Он изгнал духов словом… и исцелил всех больных» [Матфей, VIII, 16].

Когда еврейские правители спрашивают Петра: «Какою силою или каким именем вы сделали это?» – Петр отвечает: – «Именем Иисуса Христа Назарея» [Деяния, IV, 7, 10]. Но означает ли это имя Христа, как хотят толкователи, чтобы им поверили, или же это означает – «ИМЕНЕМ, которым обладал Иисус из Назарета», посвященный, обвиняемый евреями, что он украл его, но, в самом деле, получивший его через посвящение? Кроме того, Иисус неоднократно говорит, что все, что он делает, он делает «во Имя Своего Отца», а не во имя свое.

Но кто из современных масонов когда-либо слышал, как его произносят? В своем собственном «Ритуале» они признаются, что никогда не слышали. «Сэр Оратор» говорит «сэру Рыцарю», что пароли, которые тот получил в предыдущих степенях, все были «просто искажениями» истинного имени Бога, вырезанного на треугольнике, и что поэтому они пользуются «заменителем» его. То же самое в Голубой ложе, где мастер, представляющий царя Соломона, соглашается с царем Хирамом, что Слово * * * «будет использовано в качестве заменителя вместо слова мастера до тех пор, пока более мудрые века не раскроют истинного слова. Какой Старший Диакон изо всех тех тысяч, которые помогали выводить кандидатов из тьмы к свету; или какой мастер, который шептал это мистическое «слово» в уши мнимых Хирамов Абифов, подозревал настоящее значение даже этого заменителя, который они сообщают «чуть дыша»? Как мало новоиспеченных масонских мастеров, уходя, задумываются, что оно имеет некоторую оккультную связь «с мозгом костей». Что они знают о той мистической личности, известной некоторым адептам как «достопочтенный МАХ», или о таинственных «восточных братьях», которые повинуются тому, чье имя сокращено в первый слог из тех трех, которые составляют масонский заменитель – тот МАХ, который живет до нынешнего дня в месте, неизвестном никому, кроме посвященных, и подходы к которому пролегли по бездорожным пустыням, неисхоженным ногами иезуитов или миссионеров, ибо она полна опасностями, способными устрашить наиболее храбрых исследователей? И все же, из поколения в поколение это бессмысленное созвучие гласных и согласных повторялось в уши кандидатам, как будто оно обладало хотя бы мощью отклонить в сторону плывущую по воздуху пушинку! Подобно христианству, франкмасонство представляет собою труп, у которого дух уже давно отлетел.

В этой связи хорошо будет предоставить место письму м-ра Чарлза Созерэна, секретаря-корреспондента Нью-йоркского клуба либералов, которое мы получили на следующий день после того, которым оно датировано. М-р Созерэн известен как писатель и лектор по античным, мистическим и другим темам. В масонстве он получил столько степеней, чтобы быть вполне компетентным авторитетом, что касается этого общества. Он является 32 А. и П. Р., 94 Мемфиса, К. Р., К. Кадош, М. М. 104, Инг., и т. д. Он также является посвященным современного английского братства розенкрейцеров и других тайных обществ, и редактором по части масонства журнала «Нью-йоркский адвокат». Далее следует письмо, которое мы предъявляем масонам, так как желаем, чтобы они взглянули, что говорит один из их членов.

«Нью-йоркский Пресс-клуб, 11 января 1877 г.

В ответ на ваше письмо я охотно снабжаю вас желаемой информацией относительно древности и современного состояния франкмасонства. Это я делаю тем более охотно, что мы принадлежим к одним и тем же тайным обществам и поэтому вы будете в состоянии лучше оценить необходимость сдержанности, которую я иногда обязан буду проявить. Вы правильно ссылаетесь на тот факт, что франкмасонство не менее, чем истощенные богословия нынешнего дня, обладает своей легендарной историей, которую можно рассказать. При такой засоренности ордена хламом и наносами абсурдных библейских легенд нет ничего удивительного, что его полезности причинен вред и его труд в качестве просветителя задержан. К счастью, большое антимасонское движение, бушевавшее в Соединенных Штатах в течение части нынешнего века, заставило значительную часть работников докапываться до истинного происхождения братства и приводить дела в более здоровое состояние. Американское возбуждение также распространилось на Европу, и литературные труды масонских авторов по обе стороны Атлантического океана, таких как, Риболда, Финделя, Хайнемана, Митчела, Маккензи, Хьюгана, Яркера и других хорошо известных братству авторов теперь уже принадлежат истории. Одним следствием их трудов в значительной мере было то, что история масонства была вынесена на дневной свет, где даже его учения, юриспруденция, и ритуалы более не представляют секрета для тех «профанов», у которых достаточно понятливости, чтобы их читать, как они написаны.

Вы правы, говоря, что Библия является «великим светом» масонства как в Европе, так и в Америке. Вследствие этого теистическая концепция Бога и библейская космогония всегда рассматривались, как два из его великих краеугольных камней. Его хронология также кажется обоснованной на том же самом псевдооткровении. Так, д-р Далхо в одном из своих трактатов утверждает, что принципы масонского ордена были явлены при сотворении и являются его ровесниками. Поэтому неудивительно, если такой пандит продолжал бы излагать в таком духе, что Бог был первым гроссмейстером, Адам вторым, и последний посвятил Еву в великую мистерию, как, я полагаю, многие жрецы Кибелы и «Госпожи» Кадош были посвящены впоследствии. Достопочтенный д-р Оливер, другой масонский авторитет, совершенно серьезно приводит то, что можно назвать протоколом ложи, где Моисей председательствовал в качестве Гроссмейстера, Иисус Навин в качестве Заместителя Гроссмейстера, а Ахопиав и Безелил в качестве Великих Попечителей! Иерусалимский храм, который как недавно показали археологи, оказался строением, неимеющим ничего общего с той древностью, какая приписывалась его постройке, и неправильно названным по имени монарха, чье имя доказывает его мистический характер – Соп-ом-он (название солнца на трех языках), играет, как вы правильно заметили, значительную роль в масонской мистерии. Такие басни, как эти, и легендарная масонская колонизация древнего Египта послужили тому, что масонству приписали блестящее происхождение, на которое оно не имеет никакого права, и перед сороковековой давностью его легендарной истории бледнеет мифология Греции и Рима. Египетская, халдейская и другие теории, понадобившиеся всякому выдумщику «высоких степеней», каждая имела свое время процветания. Последнее «оттачивание топора» последовательно было плодоносной матерью непроизводительности.

Мы оба согласны в том, что все древние жречества имели свои эзотерические доктрины и тайные церемонии. От братства ессеев, отпрыска индусских гимнософоров, несомненно, произошли Общины Греции и Рима, как они описаны так называемыми «языческими» писателями. Обосновываясь на них и подражая им по части ритуалов, знаков, рукопожатий, паролей и т. д., развивались средневековые гильдии. Подобно нынешним ливрейным обществам Лондона, остаткам английских ремесленных гильдий, действующие масоны были только гильдией работников с более высокими претензиями. От французского названия «Macon», производного от «Mas», старого нормандского имени существительного, означающего «дом», произошло наше английское «масон», домостроитель. Как Лондонские общества стремились время от времени напоминать посторонним о свободе «ливрейных», так же поступали и ремесленные гильдии масонов. Так основатель Ашмоловского музея был освобожден от масонства в Уоррингтоне, в Ланкашире, Англии 16-го октября 1646 г… Вступление таких людей как Элиас Ашмол в действующее братство мостило путь великой «Масонской революции 1717 г.», когда УМОЗРИТЕЛЬНОЕ масонство начало свое существование. Конституции 1723 г. и 1738 г., составленные масонским обманщиком Андерсоном, были написаны для заново оперившейся и первой Великой ложи «Свободных и признанных масонов» Англии, из которой сегодня исходят все другие по всему миру.

Эти поддельные конституции, написанные Андерсоном, были составлены около того времени, и чтобы всучить свою жалкую чепуху выдуманной истории масонства, он имел наглость заявить, что почти все документы, относящиеся к масонству в Англии, были уничтожены реформаторами в 1717 году. К счастью, в Британском музее, в библиотеке Бодлея и в других общественных учреждениях Риболд, Хьюган и другие нашли достаточно доказательств в виде обязанностей старого Действующего масонства, чтобы опровергнуть это заявление.

Эти самые писатели, я полагаю, окончательно разрушили прочность двух других документов, навязанных масонству, а именно, подложной Кельнской Хартии 1535 г. и поддельных вопросов, якобы выписанных Лейландом, антикваром, из рукописи короля Англии Генриха VI. В ней ссылаются на Пифагора, что он – «основал великую ложу в Кротоне и сделал многих масонами, их которых некоторые уехали во Францию и там сделали многих масонами, откуда с течением времени эта наука пришла в Англию». Сэр Кристофер Рен, архитектор собора Св. Павла в Лондоне, часто называемый «Гроссмейстером франкмасонов», был просто мастером или председателем Лондонского Общества действующих масонов. Если такое сплетение басен могло вплестись в историю Великих лож, в ведении которых теперь находятся первые три символические степени, то едва ли следует удивляться, что та же самая судьба выпала на долю почти всех высоких масонских степеней, которые очень метко были названы «бессвязной мешаниной противоречивых принципов».

Также любопытно отметить, что большинство обществ, которые применяют эти, например, «Древний и признанный шотландский ритуал», «Ритуал Авиньона, ордена Храма», Феслеровский ритуал, «Верховный совет императоров Востока и Запада – суверенных принцев масонов» и т. д. и т. д. – почти все являются отпрысками сыновей Игнация Лойолы. Барон Хандт, шевалье Рамсей, Чуди, Циннендорф и многие другие, кто основали степени в этих ритуалах, работали по инструкциям генерала иезуитов. Гнездом, где эти высокие степени вылупились из яиц, причем ни один масонский ритуал не свободен более или менее от их губительного влияния, – был иезуитский Колледж Клермон в Париже.

Этот внебрачный подкидыш франкмасонства, «Древний и признанный шотландский ритуал», который не признается «голубыми ложами», был созданием, преимущественно, мозгового аппарата иезуита шевалье Рамсея. Он был перенесен в Англию в 1736-38 гг. в помощь делу католических Стюартов. Ритуал в его нынешнем виде из тридцати трех степеней был переделан в конце восемнадцатого века какой-то полдюжиной масонских авантюристов в Чарльзстоне, Южная Каролина. Двое из них, портной Пирле и преподаватель танцев, по имени Лакорн, были подходящими предшественниками для оживления дела впоследствии неким джентльменом, по имени Гургас, занимавшимся аристократическим занятием судового клерка на судне, курсирующим между Нью-Йорком и Ливерпулем. Доктор Крусификс, он же Госс, изобретатель каких-то патентованных лекарств сомнительного характера, управлял этим заведением в Англии. Полномочиями, по которым эти достойные люди действовали, является документ, якобы подписанный Фридрихом Великим 1 мая 1786 г. в Берлине; этим документом была пересмотрена Масонская Конституция и статус высших степеней Древнего и признанного ритуала. Этот документ представлял собою наглую подделку; в противодействие этому обману «великие ложи трех глобусов» в Берлине выпустили протокол, в котором решительно доказывалось, что вся эта затея фальшива во всех деталях. Заявлениями, подкрепляемыми этим поддельным документом, ложа «древнего и признанного ритуала» выманила у своих доверчивых братьев в Америке и Европе тысячи долларов к стыду и позору человечества.

Современные тамплиеры, на которых вы ссылаетесь в вашем письме, это только сороки в павлиньих перьях. Целью масонских тамплиеров является сектарианизация или, вернее, христианизация масонства, братства, которое, как думают, допускает в свои ряды евреев, парсов, магометан, буддистов, в сущности, представителей любой религии, которые принимают доктрину о личном боге и бессмертии духа. По мнению одной части, если не всех израильтян, принадлежащих к братству в Америке – тамплиеризм это иезуитизм.

Кажется странным, что теперь, когда вера в личного Бога гаснет и когда даже богословы преобразили свое божество в нечто неописуемое и неопределенное, – находятся люди, мешающие принятию возвышенного пантеизма первичных восточников, Якова Бёме, Спинозы. Часто в Великой ложе и в подчиненных ложах той или другой юрисдикции поют старое славословие с его «Слава Отцу, Сыну и Святому Духу», к возмущению израильтян и свободомыслящих братьев, которые таким образом излишне оскорбляются. Это никогда не могло бы произойти в Индии, где великим светом в ложе могут быть Коран, «Зенд-Авеста» или одна из Вед. Сектантский христианский дух должен быть удален из масонства. Ныне имеются германские Великие ложи, которые не допускают к посвящению евреев и не принимают израильтян из других стран в ряды своих братьев в пределах своей юрисдикции. Однако французские масоны восстали против этой тирании, и Великий Восток Франции теперь допускает в члены атеистов-материалистов. Вопиющим упреком к провозглашенной всеобъемлемости масонства является тот факт, что французских братьев теперь не признают.

Несмотря на свои многочисленные недостатки – а умозрительное масонство только человеческое и поэтому способно ошибаться – нет другого такого учреждения, которое сделало бы так много и еще теперь способно на великие дела в будущем для человеческого, религиозного и политического усовершенствования. В прошлом веке иллюминаты по всей Европе учили: «Мир хижинам, война дворцам». В прошлом веке Соединенные Штаты Америки были освобождены от тирании Англии в большей мере действиями Тайных Обществ, чем обычно думают. Вашингтон, Лафайет, Франклин, Джеферсон, Гамильтон были масонами. А в девятнадцатом веке именно Гроссмейстер Гарибальди, 33, объединил Италию, поступая в соответствии с духом верного братства, масонских или, скорее, карбонарских принципов «свободы, равенства, гуманности, независимости, единения», которые годами преподавались братом Иосифом Мазини.

Умозрительному масонству предстоит большая работа в своих собственных рядах. Одна из них – признание женщины, как сотрудницы мужчины, в жизненной борьбе, как это уже сделали венгерские масоны недавно, посвятив графиню Хайдек. Другое важное делопризнание практически братства всего человечества, никому не отказывая по причине цвета кожи, расы, общественного положения или веры. Темнокожий не должен только теоретически считаться братом света. Цветные масоны, которые были должным образом регулярно повышены, стоят в Америке у дверей всех лож, ожидая допущения, но им отказывают. И еще существует Южная Америка, которую нужно привлечь к участию в выполнении долга человеческого.

Если масонство будет провозглашено носителем прогрессивной науки и школой чистой религии, то оно всегда будет находиться в авангарде цивилизации, а не в тылу. Если же оно будет только эмпирической попыткой, грубым усилием человечества разрешить некоторые из глубочайших проблем расы и ничего больше, тогда оно должно уступить место более подходящим преемникам, быть может одному из тех, о которых вы и я знаем – тому, кто, быть может, действовал, как подсказчик, стоя рядом с главами ордена в дни его величайших торжеств, шепотом говоря им, как дэмон шептал в ухо Сократа».
Искренне Ваш Чарльз Созерэн».
Итак, рассыпается в развалины великий эпос масонов, пропетый таким множеством таинственных рыцарей, как другое евангелие-откровение. Как мы видим, Храм Соломона подрывается и разрушается его собственными главными «мастерами масонами» нашего века. Но если, придерживаясь искусного экзотерического описания Библии, существуют еще масоны, рассматривающие его как действительно когда-то существовавшее здание, то кто из изучающих эзотерическую доктрину будет считать этот мифический храм чем-то другим, как не аллегорией, означающей тайную науку? Существовал ли когда-либо в действительности храм с таким именем – это мы можем предоставить решить археологам; но что подробное описание его в «1 Книге Царств» чисто аллегорическое – в этом не может сомневаться ни один серьезный ученый, имеющий опыт в древнем, а также в средневековом жаргоне каббалистов и алхимиков. Строение Храма Соломона есть символическое изображение постепенного овладения тайной мудростью или магией; сооружения и развития духовного из земного; проявления силы и великолепия духа в физическом мире через мудрость и гений строителя. Последний, когда он стал адептом, является более могущественным царем, чем сам Соломон, символ солнца или самого Света, света реального субъективного мира, сияющего во тьме объективной вселенной. Вот это тот «Храм», который можно воздвигать без стука молотка и без того, чтобы любой другой инструмент был бы слышен в том доме, пока он «строится».

На Востоке в некоторых местах эту науку называют «семиэтажным», а в других – «девятиэтажным» Храмом; каждый этаж аллегорически отвечает одной степени приобретенного знания. По всем странам Востока, где бы ни изучали магию и религию мудрости, практикующие и изучающие это, в своей среде называются строителями – ибо они строят храм познания тайной науки. Те из адептов, которые активны, титулуются практическими или действующими строителями, тогда как изучающие или неофиты причисляются к классу созерцательных или теоретических. Первые проявляют на деле свою власть как над неживой, так и над живой природой; последние же только совершенствуются на простейших элементах священной науки. Эти термины, по-видимому, были заимствованы в начале неизвестными основателями первых масонских гильдий.

В популярном теперь жаргоне «действующие масоны» понимаются как укладчики кирпичей и ремесленники, которые составляли масонство до времени сэра Кристофера Рена; а под «умозрительными масонами», как теперь понимается, подразумевают всех членов ордена. Изречение, приписываемое Иисусу: «Ты есть Петр… на этом камне я построю мою церковь, и врата ада не устоят перед ней», – как бы ни было оно искажено неправильными переводами и толкованиями, – ясно указывает на свое действительное значение. Мы уже показывали значение Патер и Петра у иерофантов – это истолкование, начертанное на каменных таблицах конечного посвящения, вручалось посвятителем избранному будущему истолкователю. Ознакомившись с его таинственным содержанием, которое открывало ему тайны творения, посвященный сам становился строителем, ибо он был ознакомлен с додекаедром или с геометрической фигурой, по которой построена вселенная. К тому, чему он научился в предыдущих посвящениях о пользовании мерилом и о строительных принципах, добавлялся крест, перпендикулярная и горизонтальная линии которого считались образующими основание духовного храма, скрещением их на точке пересечения или центральной изначальной точке, элементе всякого существования,[478] представляя первую конкретную идею божества. С этого времени он мог, как мастер-строитель (см. [1 Коринфянам, III, 10] воздвигать храм мудрости на том камне Петра для себя самого; и заложив незыблемое основание, предоставить «другим строить на нем».

Египетскому иерофанту давали квадратный головной убор, который он должен был носить постоянно, и также наугольник (см. знаки масонов), без которого он не мог покидать страну. Совершенный Тау, образованный из перпендикуляра (спускающийся мужской луч или дух), горизонтальной линии (или материя, женский луч) и мирового круга, был атрибутом Изиды, и только при его смерти клался на грудь его мумии. Эти квадратные головные уборы по сей день носятся армянскими священниками. Претендование на то, что крест является чисто христианским символом, введенным в нашей эре, действительно странно, когда мы читаем, что уже Иезекииль отпечатывал на лбах людей Иудеи, которые боялись Господа, [Иезекииль, IX, 4] знак Тау, как гласит перевод Вульгаты. В древнееврейских писаниях этот знак изображен так, но в оригиналах египетских иероглифов – как совершенный христианский крест. В «Откровении» также «Альфа и Омега» (дух и материя), первый и последний, отпечатывает имя своего Отца на лбах избранных.

И если сообщенное нами неправильно, если Иисус не был посвященным, мастером-строителем или мастером-масоном, как это теперь называют, то почему получилось так, что на наиболее древних соборах мы находим его изображения с масонскими знаками около него? На соборе Санта Крос во Флоренции над главным порталом видна фигура Христа с правильным наугольником в руках.

Выжившие «мастера-строители» действующей организации истинного Храма могут буквально ходить полуобнаженными и скитаться неряшливо одетыми всегда – не ради пустой церемонии, но потому, что подобно «Сыну Человеческому», им негде голову преклонить – и все же быть единственными, оставшимися в живых обладателями «Слова». Их «канат» есть священный тройной шнур определенных брахманов-санньяси, или нить, на которую некоторые ламы навешивают свои ю-камни; но с этими, кажущимися ничего не стоящими талисманами, ни один из них не расстался бы за все богатство Соломона и царицы Савской. Семиузловая бамбуковая палка факира может стать такой же могущественной как посох Моисея, «который был сотворен в промежутках вечеров и на котором было вырезано и изложено великое и славное ИМЯ, с помощью которого ему предстояло творить чудеса в Мизраиме».

Но эти «действующие работники» не боятся, что их секреты будут раскрыты предательствующими бывшими верховными жрецами их капитулов, хотя их поколение быть может получило их через других, а не через «Моисея, Соломона и Зерубабела». Если бы Моисей Михаил Хейз, брат израильтянин, который ввел масонство Королевской Арки в этой стране (в декабре 1778 г.)[479] обладал бы в какой-то мере пророческим предчувствием предательств в будущем, он мог бы установить более эффективные обязательства, чем те, которые установил.

Поистине, великое всеобъемлющее слово Королевской Арки, «давно утерянное, но теперь найденное», выполнило свое пророческое обещание. «Я ЕСМЬ ТО, ЧТО Я ЕСМЬ» перестало быть паролем той степени. Теперь им стало просто: «Я был, но меня больше нет»!

Чтобы нас не обвинили в пустом хвастовстве, мы дадим ключи к нескольким из тайных шифров среди наиболее недоступных и значительных, относящихся к так называемым высшим масонским степеням. Если мы не ошибаемся, они никогда раньше не открывались внешнему миру (за исключением выдачи их масонам Королевской Арки в 1830 г.) и самым ревностным образом охранялись в различных орденах. Мы не связаны ни обещанием хранить тайну, ни обязательством, ни клятвой, и поэтому не нарушаем доверия кого-либо. Мы не преследуем цели удовлетворить чье-то праздное любопытство; мы хотим только показать масонам и филиалам всех других обществ Запада – включая и иезуитов – что они не в состоянии сохранить какой-либо секрет, если он стоит того, чтобы восточное братство его раскрыло. В качестве заключения это также может показать им, что если последнее может приподнимать маски европейских обществ, то оно тем не менее успешно сохраняет свое собственное забрало неприподнятым; ибо одна вещь признана везде и повсюду, а именно, что нет ни одного настоящего секрета какого-либо дожившего до наших дней древнего братства, который находился бы в руках профанов.

Некоторые из этих шифров употреблялись иезуитами в их тайной переписке во время заговора якобинцев и когда масонство (якобы преемник Храма) было использовано церковью для политических целей.

Финдел говорит (см. его [585, с. 253]), что в восемнадцатом веке,

«кроме современных рыцарей тамплиеров, мы видим, как иезуиты… уродуют прекрасное лицо франкмасонства. Многие масонские авторы, которые были полностью осведомлены об этом периоде и точно знали все происшедшие инциденты, решительно утверждают, что в то время, а также позднее, иезуиты оказывали пагубное влияние или, по меньшей мере, старались таковое оказать на братство».

Ссылаясь на авторитетное утверждение профессора Вуга, он замечает по поводу ордена розенкрейцеров, что его

«целью вначале… было ничто другое как поддержка и способствование католицизму. Когда эта религия проявила решимость полностью подавить свободу мысли… розенкрейцеры также соответственно расширили свои замыслы по воспрепятствованию, при возможности прогрессу этого широко распространяющегося просвещения».

Из «Sincerus Renatus» (истинно обращенный) С. Рихтера в Берлине (1714 г.) мы узнаем, что законы выдвигались по управлению «Золотых розенкрейцеров», «носившие на себе несомненные доказательства иезуитского вмешательства».

Мы начнем с тайнописи «Державных князей Розового креста», называемых также рыцарями Св. Андрея, рыцарями Орла и Пеликана, Heredom, Rosae Crucis, Розового креста, Тройного креста, Совершенного брата, Князя Масона, и т. д. «Heredom Rosy Cross» также претендует на происхождение от тамплиеров в 1314 г.[480]
ШИФРS. * . P. * . R. * . C. * .
Шифр Рыцарей

Rose Croix Of Heredom

(Килвининга)

Рыцари Кадош имеют еще один шифр или, скорее, иероглифическую систему, которая в данном случае взята от евреев, возможно, для того, чтобы больше походить на библейских кадешимов Храма.[481]
Иероглифическая система к KAD
Что касается шифра Королевской Арки, он уже приводился до этого, но мы можем его представить в слегка расширенном виде.

Этот шифр состоит из определенных комбинаций прямых углов с точками или без них. Следующее является основою его
Образования.
Теперь, алфавит состоит из двадцати шести букв, и эти две фигуры, будучи расчленены, образуют тринадцать определенных знаков:

Точка, помещенная внутри каждого из них, дает еще тринадцать знаков:

Вместе это дает двадцать шесть, равное количеству букв в английском алфавите.

Существуют, по меньшей мере, два способа сочетания и употребления этих знаков в целях тайной корреспонденции. Один способ заключается в том, чтобы назвать первый знак а; тот же знак с точкою b; и т. д. Другой способ – применить их, в обычном порядке, к первой половине алфавита а, b и т. д., до m, после чего повторить их с точкою, начиная с буквы n, o, и т. д. до z.

По первому методу алфавит выглядит так:

По второму методу это выглядит так:

Кроме этих знаков, французские масоны, по-видимому, под руководством своих достигших совершенства учителей – иезуитов, усовершенствовали этот шифр во всех подробностях. Так, например, у них есть знаки даже для запятых, дифтонгов, ударений, точек и т. д. Вот они:

Хватит этого. Мы могли бы, если бы решили, дать шифровые алфавиты, с их ключами, к еще одному методу масонов Королевской Арки, сильно напоминающему некоторые индусские письмена; к G El Мистического Града; к хорошо известной форме деванагарского письма (французских) мудрецов пирамид; и верховного мастера Великого Труда, и других. Но мы воздерживаемся; по той причине, что только некоторые боковые ответвления первоначальной Голубой ложи франкмасонства содержат еще обещание быть полезными в будущем. Что касается остальных, то они могут и скоро уйдут в кучу праха, накапливаемого временем. Высшие масоны поймут, что мы подразумеваем.

Теперь мы должны привести несколько доказательств к тому, что мы изложили и продемонстрировать, что слово Иегова, если масонство будет держаться за него, навсегда останется заменителем и никогда не отождествится с утерянным чудодейственным именем. Это настолько известно каббалистам, что в своей осторожной этимологии слова они вне всякого сомнения показывают, что оно только одно из многих заменителей действительного имени и составлено из двойного имени первого андрогина – Адама и Евы, Иод (или Иодх), Bay и Хе-Ва – женского змея, как символа божественного Разума, исходящего из ЕДИНОГО-Порождающего или Творящего Духа.[482] Поэтому Иегова совсем не является священным именем. Если бы Моисей назвал фараону истинное «имя», последний не ответил бы так, как он ответил, ибо египетские цари-посвященные знали это имя так же, как и Моисей, который узнал его от них. То «имя» в то время было общим достоянием адептов всех народов мира, и фараон, несомненно, знал «имя» Высочайшего Бога, упомянутого в «Книге Мертвых». Но вместо этого Моисей (если мы примем аллегорию в «Исходе» в буквальном смысле) дает фараону имя Иева, выражение или форму божественного имени, употребляемую всеми «Таргумами». Поэтому фараон отвечает: «А кто такой тот Иева,[483] что я должен повиноваться его голосу?»

Происхождение «Иеговы» начинается только с Мазоретского нововведения. Когда раввины, из боязни, что они потеряют ключи к своим собственным доктринам, которые в то время были написаны одними только согласными, начали вводить точки – гласные в свои рукописи, – они совершенно не знали истинного происхождения ИМЕНИ. Поэтому они придали ему звучание Адонах, и заставили читать это как Иа-хо-вах. Таким образом последний является просто выдумкой, извращением священного имени. И как они могли его знать? Из всей их нации одни только первосвященники обладали им и соответственно передавали его своим преемникам, как это делает индусский Брахматма перед своей смертью. Только раз в год, в день искупления, первосвященнику позволялось шепотом произносить его. Пройдя за занавес во внутреннюю комнату святилища, в святая святых, трепещущими устами и со взорами, опущенными вниз, он произносил страшное ИМЯ. Грозные преследования каббалистов, которые получали эти драгоценные слоги, заслужив эту честь святостью целой жизни, – обязаны подозрениям в злоупотреблении им. В начале этой главы мы рассказали о жизни Симеона Бен Иохай, одной жертвы этого бесценного знания, и видели, как мало он заслуживал такого жестокого обращения.

«Книга Яшер», труд – как нам рассказал очень ученый еврейский богослов из Нью-Йорка – составленный в Испании в двенадцатом веке, как «народное сказание», не получивший «санкции Раввинской Коллегии в Венеции», полон каббалистических, алхимических и магических аллегорий. Признавая это, однако, следует сказать, что там мало народных сказаний, которые не были бы основаны на исторической правде. «Северяне в Исландии» д-ра Дж. У. Дасента также представляет собою народные сказания, но они содержат в себе ключ к примитивной религии того народа. То же самое с «Книгой Яшер». Она содержит в себе весь Ветхий Завет в сжатой форме и в таком виде, как у самаритян, т. е. пять Книг Моисея без книг пророков. Хотя этот труд отвергнут ортодоксальными раввинами, мы не можем не думать, что так же, как это было с апокрифическими Евангелиями, которые были написаны раньше канонических Евангелий, так и «Книга Яшер» представляет собою тот истинный подлинник, из которого впоследствии частью возникла Библия. И апокрифические Евангелия и «Яшер» представляют собою серию религиозных сказаний, в которых чудеса громоздятся одно на другое и где народные повествования изложены так, как они вначале возникли, безо всякой связи с хронологией или догмой. Все же и Евангелия и «Яшер» являются краеугольными камнями Моисеевой и христианской религий. Что такая «Книга Яшер» существовала раньше Моисеевого Пятикнижия, – это ясно, ибо она упоминается в Иисусе Навине, Исайе, и 2 Самуила.

Нигде расхождение между элохистами и иеговистами не выявлено так ясно, как в «Яшере». О Иегове здесь сказано так, как его считали офиты – Сыном Ильда-Баофа или Сатурном. В этой книге египетские маги, когда фараон их спрашивает: «Кто это такой, о котором Моисей говорит как о Я есмь?», – отвечают, что Богом Моисея, «как мы узнали, является Сын Мудреца, Сын древних царей» [IXXIX, 45].[484] Теперь тем, кто утверждают, что «Яшер» есть подделка двенадцатого века – и мы охотно верим этому – придется, тем не менее, объяснить тот любопытный факт, что в то время как вышеприведенного текста мы в Библии не находим, ответ на него в Библии есть и, кроме того, выражен недвусмысленно. В «Исайе» [XIX, 11] «Господь Бог» по этому поводу гневно выражает свое неудовольствие пророку и говорит: «Обезумели князья Цоанские, совет мудрых советников фараоновых стал бессмысленным. Как скажете вы фараону: «я сын мудрецов, сын царей древних?», что, очевидно, является ответом на вышесказанное. В «Иисусе Навине» [X, 13] ссылаются на «Яшер» для подтверждения того возмутительного утверждения, что солнце и луна остановились в своем движении, пока народ не отомстил за себя. «Не это ли написано в книге Яшер»?» – спрашивается в тексте. И во «2 Книге Самуила» [I, 19] опять цитируют эту же самую книгу. «Как написано в книге Яшер», – сказано там. Ясно, что «Яшер» должна была существовать; что ее должны были рассматривать, как авторитетный источник; что она должна быть старше, чем «Иисус Навин»; и так как стих в «Исайе» безошибочно указывает на вышеприведенный отрывок, то у нас, по меньшей мере, имеется настолько же оснований, принять нынешнее издание «Яшер» как копию, извлечение или компиляцию с подлинного труда, насколько почитать семикнижное «Пятикнижие» в качестве первоначальных еврейских Священных Писаний.

Во всяком случае, Иегова не есть тот древний из древних или «старец старцев» из «Зогара», ибо в этой книге мы находим его советующимся с Богом-Отцом по поводу сотворения мира. «Творец сказал Господу. Давайте сотворим человека по нашему подобию» [Зогар, I, 25]. Иегова есть только Метатрон и, возможно, даже не самый высший, а только один из эонов, ибо тот, кого Онкелос называет Мемро, «Слово» не есть экзотерический Иегова Библии, и также не Яхве,, Сущий.

Именно, скрытность древних каббалистов, которые были озабочены тем, чтобы обезопасить настоящее Тайное имя «Вечного» от профанации, и позднее – благоразумие, которое средневековые алхимики и оккультисты вынуждены были применить, чтобы спасти свои жизни, – вызвали эту нераспутываемую путаницу божественных имен. Это привело людей к принятию Иеговы Библии в качестве имени «Единого Бога Живого». Каждый еврейский старшина, пророк или другой значительный человек знал это расхождение; но так как это расхождение заключалось в вокализации этого «имени», и его правильное произношение приводило к смерти, то простой народ не знал его, ибо ни один посвященный не хотел рисковать своей жизнью, преподавая его народу. Таким образом Синайское божество постепенно стало рассматриваться идентичным с тем, «чье имя известно только мудрым». Когда Капелл переводит: «Кто бы ни произносил имя Иеговы [Jehovah], будет предан смерти», он совершает две ошибки. Первая заключается в прибавлении последней буквы h к имени, если он хочет, чтобы это божество считали мужским или андрогинным, так как эта буква превращает имя в женское, как это и следует, считая его одним из имен Бины, третьей эманации; вторая ошибка, что слово нокеб означает только ясно слышимое произношение. Оно означает правильное произношение. Поэтому библейское имя Иегова может считаться просто заменителем, которое, как принадлежащее одной из «Сил», стали постепенно считать именем «Вечного». Имеется очевидная ошибка (одна из очень многих) в одном из текстов в «Книге Левит», которая была исправлена Кахеном и которая доказывает, что запрещение произносить вовсе не касается имени экзотерического Иеговы, чьи многочисленные другие имена также могут произноситься, не навлекая никаких наказаний.[485] В неправильной английской версии перевод гласит так: «Того, кто кощунствует над именем Господа, непременно должно предать смерти», [Левит, XXIV, 16]. Кахен передает это более правильно так: «Тот, кто кощунствует над именем Вечного, должен умереть», и т. д. «Вечный» выше, чем экзотерический и личный «Господь» [588, III, с. 117].

Как и в случае с нееврейскими народами, символы израильтян всегда имели косвенное или прямое отношение к солнцепоклонству. Экзотерический Иегова Библии есть двойственный бог, как и все другие боги; и тот факт, что Давид – который ничего не знает о Моисее – восхваляет своего «Господа» и уверяет его, что «Господь есть великий Бог и великий Царь над всеми богами», – может иметь весьма большое значение в глазах потомков Иакова и Давида, но их национальный Бог не имеет к нам никакого отношения. Мы вполне готовы оказать «Господу Богу» Израиля то же самое почтение, какое мы оказываем Брахме, Зевсу или любому другому второстепенному божеству. Но мы самым категоричным образом отказываемся признавать в нем Бога Моисея или «Отца» Иисуса, или же «Непроизносимое Имя» каббалистов. Иегова, возможно, является одним из элохимов, который имел отношение к формированию (которое не есть творение) вселенной; одним из архитекторов, которые строили из предсуществующей материи, но он никогда не был «Непознаваемой» Причиной, которая создала «бара» в ночи Вечности. Эти элохимы сперва формируют и благословляют; затем они проклинают и разрушают; и будучи одной из этих Сил, Иегова поочередно является благодетельным и злобным; в один момент он наказывает, а затем раскаивается. Он – прототип нескольких патриархов – Исава и Иакова, аллегорических близнецов, символа всегда проявляющейся в природе двойственности. Поэтому Иаков, который есть Израиль, является левой колонной – женским началом Исава, который является правой колонной и мужским началом. Когда он борется с Малах-Ихо, Господом, то последний становится правой колонной, и Иаков-Израиль называет его Богом; хотя толкователи Библии пытаются его преобразить в простого «ангела Господня» («Бытие», XXXII); Иаков побеждает его – так как слишком часто материя побеждает дух – но его бедро вывихнуто в борьбе.

Имя Израиль произошло от Изарал или Азар, Солнечный Бог, который известен как Сурьял, Сурья и Сур. Изра-иль означает «борющийся против Бога». «Солнце, восходящее над Иаковом-Израилем» есть Солнечный Бог Изарал, оплодотворяющий материю или землю, представляемую женским Иаковом. Как обычно, эта аллегория имеет не одно только значение в «Каббале». Исав, Аэсав, Асу – также солнце. Подобно «Господу», Исав сражается с Иаковом, но не побеждает. Бог-Солнце сперва борется против, но затем восходит над ним в соглашении.

«И когда он проходил через Пенуэль, солнце встало над ним, и хромал он (Иаков) на бедро свое» [Бытие, XXXII, 31]. Израиль-Иаков в противопоставление своему брату Исаву становится Самаэлем, и «именами Самаэля являются Азазель и Сатан» (противник).

Если бы возразили, что Моисей не был знаком с индусской философией и поэтому не мог выбрать Шиву, возрождателя и разрушителя, в качестве образца для Иеговы, тогда мы должны допустить, что имелась какая-то чудодейственная международная интуиция, которая подсказала каждому народу выбрать в качестве экзотерического национального бога тот двойственный тип, который мы находим в «Господе Боге» Израиля. Все эти мифы говорят сами за себя. Шива, Иегова, Озирис – все являются символами активного начала в природе par excellence. Они суть те силы, которые руководят при формировании или возрождении материи и при ее разрушении. Они – представители Жизни и Смерти, все время оплодотворяющие и разлагающие под никогда непрекращающимся приливом Anima Mundi, Вселенской разумной Души, незримого, но всегда присутствующего духа, который стоит за корреляцией слепых сил. Один только этот дух – неизменен, и поэтому силы вселенной, причина и следствие, всегда находятся в полной гармонии с этим единым великим Неизменным Законом. Духовная Жизнь является единым изначальным принципом наверху; Физическая Жизнь является изначальным принципом внизу, но они суть одно в их дуальном аспекте. Когда Дух совсем освобожден от оков корреляций, и его сущность настолько очистилась, чтобы быть воссоединенной со своей ПРИЧИНОЙ, он может – и все же, кто может сказать, что он действительно получит – получить проблеск Вечной Истины. До тех пор не будем воздвигать себе идолов по нашему собственному подобию и принимать тени за Вечный Свет.

Величайшей ошибкой века была попытка сопоставления относительных достоинств всех древних религий и насмехаться над доктринами «Каббалы» и другими суевериями.

Но истина сильнее выдумки, и эта старая как мир пословица находит себе применение в данном случае. «Мудрость» архаических веков или тайная доктрина, воплощенная в Восточной Каббале, от которой, как мы уже сказали, раввинистическая является только сокращением, – не угасла вместе с филалетеянами последней эклектической школы. Гнозис все еще живет на земле и его последователей много, хотя их не знают. Такие тайные братства упоминались до времени Маккензи не одним только великим автором. Если их рассматривали только как выдумку романистов, то этот факт только помогал «братьям-адептам» еще лучше сохранять свое инкогнито. Мы лично знали нескольких из них; к их великому веселью, историю их лож и общин, в которых они жили, и чудодейственные силы, которые они проявляли в течение многих лет, – отрицали и высмеивали ничего не подозревающие скептики прямо им в лицо. Некоторые из этих братьев принадлежат к малой группе «путешественников». До конца счастливого правления Луи Филиппа парижские гарсоны и торговцы их пышно именовали благородными приезжими и наивно считали их «боярами», валахскими «господарами», индийскими «набобами» и венгерскими «маркграфами», которые собрались в столице цивилизованного мира, чтобы поглазеть на ее памятники и принять участие в его развлечениях. Имеются, однако, некоторые настолько безумные люди, что связывают присутствие некоторых из этих таинственных гостей в Париже с большими политическими событиями, которые впоследствии происходили. В качестве, по меньшей мере, весьма замечательных совпадений они припоминают разразившуюся революцию 93-го года и более раннее раздутие «мыльного пузыря южных морей» вскоре после появления «благородных иностранцев», которые приводили в судорожное движение весь Париж на более или менее длинные периоды или своими мистическими доктринами, или «сверхъестественными способностями». Сен-Жермены и Калиостро нынешнего века, наученные горьким опытом поношений и преследований в прошлом, теперь придерживаются других тактик.

Но существует большое количество таких мистических братств, которые не имеют никакого отношения к «цивилизованным» странам, и именно в их неизвестных общинах скрыты останки прошлого. Эти «адепты» могли бы, если бы они захотели, претендовать на странные родословные и предъявить проверяемые документы, которые внесли бы ясность во многие таинственные страницы как священной, так и светской истории. Если бы ключи к иератическому письму и тайне египетского и индусского символизма были бы известны христианским отцам, они бы не оставили неискалеченным ни одного памятника древности. И все же, если нас правильно информировали – и мы полагаем, что это так – не было во всем Египте таких сокровенных иероглифических записей, которые не были бы тщательно зарегистрированы жреческой кастой. Эти записи до сих пор существуют, хотя и «не сохранились» для широкой публики, хотя, возможно, памятники эти навсегда исчезли с поля людского зрения.

Из сорока семи гробниц царей близ Горнора, отмеченных египетскими жрецами в их священных записях, только семнадцать были известны публике, согласно Диодору Сикулу, который посетил те места приблизительно в шестидесятых годах до Р. X. Несмотря на это историческое свидетельство, мы утверждаем, что все это количество существует и поныне, и что царская гробница, открытая Белцони среди песчаных гор в Бибан-эл-Мелуке (Мелах?) – только слабый образчик того, что там осталось. Далее мы хотим добавить, что арабские христиане, рассеянные по своим бедным, пустынным монастырям на приграничной полосе Ливийской пустыни, знают о существовании таких невыданных реликвий. Но они – копты, единственные остатки истинной египетской расы, и так как в них копт преобладает над христианином, они молчат; по какой причине – не нам это рассказывать. Некоторые думают, что их монашеское одеяние только маскировка и что они избрали эти пустынные дома среди засушливых пустынь в окружении магометанских племен, руководствуясь какими-то своими собственными скрытыми целями. Как бы то ни было, их очень уважают греческие монахи Палестины; а среди христианских паломников в Иерусалиме, толпящихся у святой гробницы на каждую Пасху, ходит слух, что священный огонь с небес никогда не сходит так чудодейственно, как тогда, когда присутствуют эти монахи пустыни, чтобы снизвести его своими молитвами.[486]

«Царствие Небесное силою берется». Много кандидатов стоят у дверей тех, которые, как думают, знают путь, приводящий к тайным братствам. Большинству из них отказывают в допуске, и они уходят, истолковав отказ как доказательство, что никакого тайного общества не существует. Из допущенного меньшинства больше чем две трети не выдерживают испытаний. Седьмое правило древних розенкрейцерских братств, которое общепринято во всех истинно тайных обществах: «Розенкрейцером становится, его не делают», – представляют собою нечто большее, чем большинство людей могут выдержать, когда оно к ним применено. Но пусть никто не думает, что из тех кандидатов, которые терпят неудачу, кто-нибудь разболтает миру даже ту малость, которую они могли узнать, как делают некоторые масоны. Никто не знает лучше их самих, насколько маловероятно, чтобы неофит когда-либо рассказывал то, что ему было вверено. Таким образом, эти общества будут продолжать свое существование, будут слушать, не возражая, как их отрицают, до тех пор, пока не настанет день, когда они смогут отбросить свою скрытность и показать, насколько полно они являются хозяевами положения.

Глава IX

Веды и Библия

«Все управляется в недрах этой триады».
Лидий, «Менсиб».
«Трижды пусть небо обернется на своей вечной оси».
Овидий, «Фасты», IV.
«И Валаам сказал Валаку: построй мне здесь семь жертвенников и приготовь мне семь тельцов и семь овнов».
«Книга Чисел», XXIII, 1, 2.
«Через семь дней все творения, которые оскорбили меня, должны быть уничтожены потопом, но ты будешь спасен на судне, чудодейственно созданном; возьми поэтому… и со семью святыми человеками, вашими женами и парами всех животных вступай в ковчег без боязни; затем ты познаешь Бога лицом к лицу и получишь ответы на все твои вопросы».
«Бхагавадгита».
«И сказал Господь: истреблю с лица земли человеков, которых Я сотворил… Но с тобою Я поставил завет Мой… Войди ты и все семейство твое в ковчег… ибо через семь дней Я буду изливать дождь на землю».
«Книга Бытия», VI, VII.
«Тетрактис почитался, главным образом, не только потому что было обнаружено, что все созвучия пребывают в нем, но также и потому, что в нем, как явствует, содержится природа всех вещей».
Феон из Смирны, «Математика», 147.
Наша задача была бы плохо выполнена, если бы предшествующие главы не продемонстрировали, что иудаизм, ранний и поздний гностицизм, христианство и даже христианское масонство – все были построены на идентичных космических мифах, символах и аллегориях, полное понимание которых доступно только тем, кто унаследовал ключ к ним от их изобретателей.

На последующих страницах мы постараемся показать, насколько они были неправильно истолкованы широко расходящимися и все же тесно связанными вышеперечисленными системами, которые приспосабливали их к своим индивидуальным нуждам. Таким образом, не только получится польза изучающему, но будет совершен долго задержанный и в настоящее время весьма нужный акт справедливости по отношению к тем давним поколениям, гению которых человечество так много обязано. Сравним еще раз мифы Библии с мифами священных книг других народов, чтобы разобраться, какие являются оригиналом, а какие – копией.

Существует только два метода, которые, будучи правильно истолкованы, могут помочь нам в этом. Это – Веды, брахманистская литература и еврейская «Каббала». Первые, в наиболее философском духе, зачали эти грандиозные мифы; последняя, заимствовав их от халдеев и персов, придала им форму истории еврейского народа, в которой их философский дух был затемнен до полной неузнаваемости для всех, кроме избранных, притом в гораздо более абсурдной форме, чем данная им арийцами. Библия христианской церкви является самым последним вместилищем этой системы искаженных аллегорий, из которых было воздвигнуто здание суеверия – такого, какое никогда не входило в концепции тех, от кого церковь приобрела свои знания. Отвлеченные вымыслы древности, которые веками заполняли народную фантазию лишь трепещущими тенями и смутными образами, приняли в христианстве вид реальных персонажей и стали совершившимися фактами. Метаморфозированная аллегория становится священной историей, и языческий миф преподается народу как откровение, повествующее о сношениях Бога с Его избранным народом.

«Мифы», – говорит Гораций в своей «Поэтике», – «были изобретены мудрецами, чтобы укреплять законы и преподавать нравственные истины».

В то время как Гораций стремился выяснить самый дух и сущность древних мифов, Евгемер, наоборот, претендовал на то, что «мифы были легендарными историями царей и героев, преображенных в богов восхищением народов». Именно этого последнего метода придерживались христиане, когда они согласились на принятие евгемеризованных патриархов и ошибочно приняли их за людей, действительно существовавших.