1 2 3 4 5 
– Минуточку, гражданка Филатова! Вот, взгляните, пожалуйста, что я вам принес, – раздался мелодичный голос Анцифера.
Барыня тяжело сползла с меня и, цедя слюну сквозь большие зубы, устало вздохнула. Я огляделся… Фармазон сидел на столе, свесив ножки, а белый ангел помахивал перед носом Ольги Марковны длинным макраме. Это было настенное панно, изображающее сову. Кажется, что-то такое было в одной из наших комнат в Городе. Узлы! Наташа говорила, что упырь обязан развязать все узлы. Судя по тому, с какой страстью графиня взялась за дело, – так оно и было. Правда, глаз с меня она тоже не спускала, не надеялась на мою порядочность (в том смысле, что, пока она занята, я не убегу).
– Не волнуйтесь, она до утра провозится. Тут узлы такой степени сложности – любо-дорого посмотреть. Ваша супруга сама это сделала?
– Да, – почему-то решил я. В принципе, Наташа могла и наколдовать.
– Очень похвально, – кивнул Анцифер. – Подобный труд требует усидчивости, терпения и высокохудожественного вкуса, приличествующего хорошей жене. Видите, пригодилось же…
– Спасибо. Вы… очень вовремя.
– Фармазон обещал позаботиться о вас.
– Он заботился, – подтвердил я. – Если бы не его советы, меня бы съели часом раньше. А если бы не его болтовня за ужином, она вообще бы сюда не пришла…
– Стараюсь, как могу, – широко улыбнулся черт. – Слушай, Циля, наш умник умудрился спровоцировать хлебосольную хозяюшку проглотить серебряную ложечку. Как думаешь, сколько она после этого протянет?
– Обычно часа два…
– Все узлы развязать успеет?
– Вряд ли.
– Стоп! – дошло до меня. – Вы хотите сказать, что пару часов спустя у меня в комнате будет валяться труп упырихи?
– Не упырихи, а графини Ольги Марковны, – наставительно поправил Фармазон. – После смерти ее тело примет прежние формы.
– Выходит, рано утром у меня обнаружат труп хозяйки усадьбы в разорванной рубашке со следами побоев на лице… Безутешный муж соберет всю дворню, а я буду робко доказывать, что именно эта прекрасная женщина и есть злобный упырь. Мне хоть кто-нибудь поверит? Я же иностранец, человек без паспорта, дело даже не дойдет до суда.
– Циля, он прав.
– Боюсь, что да.
Мы рядком уселись на кровати, тупо наблюдая, как сосредоточенная упыриха развязывает мудреные узлы макраме. Что-то не так сложилось, не так… Если мы случайно избавили усадьбу от этого кровавого ужаса – слава Богу! Хотя, с другой стороны, я здесь для того, чтобы барина урезонить, а не жену его ложками травить. Вот если бы два дела сразу… Ой! Тогда получилось бы, что я вырезал всю семью… Тоже не выход. Как быть? Если через пару часов у меня на руках будет свежий труп, куда его деть? Какое оригинальное объяснение придумать, если меня кто-нибудь увидит бегающим с мертвым телом через плечо? Кого именно заподозрят первым из всех обитателей усадьбы при банальном полицейском расследовании? Вот так вот… Столько вопросов и ни одного ответа в мою пользу.
Внезапно я ощутил невероятную усталость и огромную потребность просто выспаться. В самом деле, сколько же ночей я нормально, по-человечески спал? За последнее время, кажется, ни одной.
– Анцифер, вы уверены, что до утра она управится?
– О… а… абсолютно, – зевая, протянул белый ангел. – Вы ведь, наверное, спать хотите? Ложитесь, Сереженька, я подежурю.
– Но неудобно все-таки, вы ведь тоже устаете…
– Ложись, ложись, пока предлагают, – успокоил меня Фармазон. – Мы с Цилей – субстанции иного порядка, нам отдыхать необязательно. Я вот, например, целый месяц могу не спать, да… Белобрысый тоже, хотя у него глазки наверняка станут красными, как у кролика.
– Спасибо, – душевно поблагодарил я и, вытянувшись на кровати, словно отрубился. Как все-таки замечательно устроен человек: нахожусь в чужом мире, кругом говорящие медведи, волки-оборотни, хозяйка дома – упыриха, сидит в двух шагах, а я… сплю! Ни о чем не думаю, ничего не боюсь – сплю себе, и все тут. Кому рассказать – не поверит.
Утром меня разбудил лакей Парамон. Принес новые сапоги, сказал, что завтрак будет через час, и пожурил за незапертую дверь. Я кое-как продрал глаза: ожидаемого трупа в комнатке не было. На полу валялись перекрученные веревочки, но макраме не было распущено до конца, два ряда узлов оставались точно. Стоило логично предположить, что Ольга Марковна не умерла, а честно трудилась вплоть до первых петухов, после чего, бросив недоделанную работу, рванула к себе. На моей подушке трогательно сопели близнецы, Анцифер – справа, Фармазон – слева. Они так крепко спали, что приход лакея никоим образом не потревожил их сон. Я осторожно встал, прикрыл обоих одеялом и пошел к умывальнику. За окном сиял новый день. Счастливо щурилось солнышко, качались зеленые ветви деревьев, небо было таким синим… Потом мне показалось, будто что-то мелькнуло в саду. Я подошел к окну и глянул вниз. Так и есть! За знакомой яблоней притаился от посторонних взглядов низкорослый гусар в ярко-малиновом ментике и кивере с султаном. Убедившись, что я его вижу, он воровато огляделся, давая мне знак спуститься вниз. Естественно, я пошел. Каково же было мое удивление, когда из-под лакового козырька на меня глянули неподкупные глаза крысиного разведчика!
– Здравияс желаюс, шпионус!
– Здравия желаю, – машинально ответил я. – Господи, парень, как же ты сюда попал?
– Ш-ш! Замаскировалсяс под местныхс. Генералс ждетс докладас.
– Значит, передай, что я организовал покушение на старого Сыча. Мне удалось трижды его ранить, но мерзавец оказался живучим. Наша следующая схватка будет для него последней.
– Раненс?! Три разас?! – восторженно пискнул крысюк. – Кошкострахус будетс счастливс это слышатьс! Ты храбрецс, шпионус…
– Ты тоже. Давай не тяни время, беги домой. Мне кажется, что в помещичьей усадьбе, посреди лесов и деревень, гусар в парадном мундире выглядит несколько вызывающе. Я немного передохну и снова возьмусь за Сыча.
– Мы будемс рядомс на всякийс случайс, – пообещал разведчик.
– Привет генералу! – крикнул я вслед, но он уже ловко петлял между фруктовых деревьев, выделяясь на зеленом фоне, как красная мишень. Герой старался вовсю, быть более заметным просто невозможно.
Я еще немного побродил по саду, сгрыз яблоко и вернулся в дом. На этот раз завтрак ждал меня в моей же комнате. Присутствующий Парамон объяснил, что графине нездоровится, она пока у себя и просит меня провести урок поближе к обеду. Сам господин граф еще изволят спать, а на вечер у них готовится охота. Должен прийти лесничий, указать, где разгуливают медведи, а уж тогда все с собаками и ружьями начнут потеху. Когда лакей закончил, я уже твердо знал, что никакой охоты сегодня не будет. Как я это сделаю – еще неизвестно, но стрелять в медведей больше не будет никто. Точка. Немного успокоившись, я нашел перо и бумагу, нарисовал сердце, пробитое стрелой, написал свои инициалы, а под ними буквы «SOS». Сегодня мне понадобится любая помощь… После этого сложил лист самолетиком и пустил в сад. Вскоре за мной пришли. Барыня ждет. Ребят я будить не стал: они и в самом деле здорово умаялись. Выпросил у Парамона рюмку анисовой «для храбрости», а потом сам пошел в гостиную. У самых дверей меня остановила напольная фарфоровая ваза, в смысле – голос из вазы:
– Чем можемс помочьс, шпионус?
– Нужно остановить охоту на медведей, – сообразил ответить я.
– Зачемс?
– Ну… как это «зачем»? Охотников поведет лесничий – старый Сыч, а он нужен мне здесь. Я намерен его убить, не гоняться же за ним по всему лесу, да еще в присутствии сотни свидетелей. В вашем веселом мире разговаривают все, так что присутствующие лошади и собаки вполне могут дать против меня свидетельские показания.
– Могутс, – согласилась ваза. – Мы остановимс всехс.
– Без кровопролития! – строго предупредил я.
– Учтемс…
Я козырнул, постучал в двери и вошел.
– Сядьте, господин Петрашевский. Настала пора поговорить откровенно. – Барыня Ольга Марковна сидела в глубоком кресле, от подбородка до ног укутавшись в плед, ее воспаленные глаза на бледном лице казались необычайно большими. – Как вам спалось?
– Крепко и сладко, – честно признал я, потом, опомнившись, добавил: – Зер гут! Тре бьен! Ол-райт!
– Вы ничего не заметили ночью?
– М-м… нихт шпрехен… а что я должен был заметить?
– М-м… – Теперь уже графиня, подозрительно глядя на меня, не знала, что сказать. – Ходят нелепые слухи, будто бы в округе появились какие-то упыри. Конечно, это не более чем сплетни, но… вы точно никого не видели?
– Вообще-то мне снился очень странный сон, почти кошмар, – осторожно начал я. – Будто бы в мою комнату пришли вы, случайно ошибившись дверью. Мы очень мило поболтали о пустяках…
– Надеюсь, пристойных?
– О, чрезвычайно пристойных! Погода, виды на урожай, литература и искусство – все, чем интересуются интеллигентные люди.
– А потом?
– Потом вы исчезли.
– Как, совсем?
– Ну, не совсем… на вашем месте появилось ужасное чудовище, которое съело мой сапог. Впрочем, я легко от него избавился.
– Каким образом? – подалась вперед барыня, и в ее глазах заиграли зеленые искорки злобы.
– Я повернулся на другой бок, и сон прекратился.
– Так просто… – разочарованно вздохнула она, а я простодушно развел руками. – Ладно, господин Петрашевский, попробуем перейти к уроку…
* * *
С этими словами графиня без прелюдий перешла к делу. Одним движением она плавно встала с кресла, оставив в нем плед. Я едва не зажмурился – на ней просто ничего не было! Боже ты мой, не знаю уж кто как, а я никогда в жизни не подвергался такому сексуальному домогательству. Ольга Марковна обладала роскошными формами, ее глубокие глаза излучали всепоглощающую страсть. Она молча облизнула пересохшие губы, одним движением бровей указывая на ряд широких кушеток в углу гостиной. Молодое упругое тело прямо-таки лучилось здоровьем и желанием. Несколько странно для упырихи, проглотившей серебряную ложечку и обязанной умереть через пару часов…
– Сереженька… Сергей Александрович! Да очнитесь же вы, в конце концов!!!
– А? что… А? Анцифер…
– Да, это я! – строго произнес белый ангел, правым крылом закрывая мне обзор. – Закройте рот, возьмите себя в руки и отвернитесь. Так, уже лучше. Теперь вспомните, кто эта дамочка на самом деле. Ага… Надеюсь, у вас полностью пропало желание?
– Почти, – честно признался я. Барыня горделиво поворачивалась, принимая разные соблазнительные позы, но не произнося ни слова.
– Хорошо, тогда продолжим. А ну-ка поднапрягитесь и попытайтесь припомнить тот несомненный факт, что вы женатый человек, у вас замечательная (Боже, что я говорю?!) супруга и вы имеете по отношению к ней некоторые обязательства. В частности, никогда не заглядываться на посторонних голых женщин, к тому же замужних! Помогло?
– Ну, уже процентов на восемьдесят.
– Отлично. Теперь вы сами скажите себе, что с вами сделает ваша жена, когда об этом узнает. Только честно и не опуская детали.
Видимо, я побледнел. Это заметила даже молчавшая доселе графиня. Похоже, она считала, что от ее пышной красоты я впал в столбняк, теперь вот-вот упаду в обморок от нереализованного желания. На самом-то деле я реально представил реакцию Наташи во всех возможных вариациях…
– Теперь ты будешь моим… – глухо выдохнула графиня, делая шаг в мою сторону. Я автоматически отступил назад. Она несколько удивилась, но продолжила: – Мне нравятся мужчины, которых надо завоевывать. Я хочу тебя, немец.
– Найн! – твердо отказался я. – Их бин женат. Моя фрау Наташа – зер гут супруга! Дас ист ее либен, либен, либен… Короче, мне действительно нельзя! Ну никак! Вы меня правильно ферштейн?
– Женщинам не говорят «нет». – В томном голосе голой графини прорезались металлические нотки. – Ваша жена далеко, она ничего не узнает, а я рядом, и последствия отказа могут быть… достаточно болезненными.
– Это угроза?
– Конечно нет… Это лишь логическое развитие событий, которые непременно произойдут, если я не… – Она еще раз сделала попытку приблизиться, но я ловко отскочил за рояль.
Итак, все возвращается на круги своя… Ночью за мной гонялась страшная упыриха, а супердейственный Фармазон успешно руководил фронтом моей обороны. Изменилось не многое. Я по-прежнему убегаю, однообразно прячась за стулья, стол, тумбочки, кресла, прыгая по диванам и кушеткам, следом шумно сопит уже вспотевшая от страсти секс-бомба местного уезда, и белый ангел, стыдливо прикрывая глаза, пытается выдать кучу полезных советов одновременно:
– Прыгайте, прыгайте же! Вот так… и не смотрите на нее, не отвлекайтесь! Такая женщина кого угодно с ума сведет… За кресло! Вот, не высовывайтесь, какое-то время она вас поищет… Сереженька, будьте бдительны, она ищет слева. Вон ее ножка показалась… Господи, какая ножка! Какой изгиб бедра, а колено, а эта плавная линия голени, так певуче перетекающая в изящную щиколотку… Бойтесь ее! Ибо адово это искушение! Под рояль, под рояль, быстро… Ага, не поймала! Дышит тяжело… Грудь так и накатывает и откатывает, накатывает и откатывает, накатывает и… ка-ка-а-я грудь! Что за форма, объем такой… ух! Соски едва вздрагивают, как зернышки граната, а нежная плоскость живота так чарующе плывет вниз, к этому треугольнику любви. Ну не смотрите же вы на нее, в конце концов! Да что вы, обнаженных женщин с ошеломительной фигурой, жаждущих плотской любви, бегущих за вами и готовых на все, никогда не видели?!
Естественно, при всей этой беготне многократного стука в дверь никто не услышал. Это уже когда красный от ярости Павел Аркадьевич, топая ногами, заорал во всю мощь, мы трое сообразили оглянуться, но было поздно – графиню занесло.
– Пошел вон, дурак! У нас урок.
– Что-о-о? – обомлел барин.
– Шнелле, шнелле, руссише швайн! – неожиданно для самого себя выкрикнул я. Не знаю, как хозяин оценил мой немецкий, но его словно ветром сдуло. На Ольгу Марковну это произвело самое благоприятное впечатление, она решила, что если уж я послал мужа, то только для того, чтобы сию минуту отдаться ей. Как же…
– О майн либен! – расцвела она.
– О майн Готт! – ответил я, вовремя прячась за спинку дивана, страстная графиня стукнулась об нее головой, недооценив силу мужского коварства.
– Ну-у… нельзя же так с женщиной… – укоризненно протянул Анцифер, стараясь смотреть в потолок, а не на застрявшую задом вверх барыню. – Проявляйте твердость, а не грубость.
К сожалению, именно моя грубость и возбудила в Ольге Марковне очередной всплеск африканской страсти. Она умудрилась отодвинуть тяжелый диван в нужную сторону и поймать меня за руку. Мы покатились по ковру в партерной борьбе. Я начал орать, чувствуя, что вот-вот стану жертвой бессовестного насилия. Бить женщину я не мог, а оттолкнуть не удавалось – руки соскальзывали с ее мокрой кожи.
– Анцифер!
– Уже бегу… а, минуточку! Там шаги за дверью, может быть, Павел Аркадьевич вернулся?
Дверь распахнулась с ужасающим грохотом. В проеме действительно стоял гневный барин с большим охотничьим ружьем. При виде распростертого меня и графини сверху он пошел пятнами… Потом покраснел так, словно собрался лопнуть, и, потрясая двустволкой, завопил:
– Пристрелю кобеля немецкого!
В ту же минуту в двери просочился заспанный Фармазон. Черт неловко ткнул под руку хозяина, ружье дернулось, и двойной заряд разнес большую вазу с цветами.
– Ух ты… И не стыдно? Сами развлекаетесь, а меня разбудить забыли… Циля, это ты такой роскошный бардачок устроил? Не оправдывайся, я по глазам вижу, что ты. Графиня в неглиже и мыле, рогоносец махает дедовским дробовиком, а наш герой-любовник утомленно загорает на собачьем коврике. Циля, ты же воруешь мои прерогативы – втравить хозяина в такое…
– Убью, фриц поганый, – снова взвыл барин, лихорадочно пытаясь перезарядить двустволку.
Графиня под шумок чмокнула меня в челюсть и гордо встала, стряхивая осколки и лепестки:
– Скотина, я все могу объяснить…
– Да уж, сделайте милость, – сдержанно пробурчал я, пока Анцифер с Фармазоном ставили меня на ноги.
– Что ж тут объяснять, ласточка моя?! – удивился хозяин. – Разве ж я не вижу, что этот немчура здесь вытворяет? Он же, насильник, тебя, счастье мое, едва не…
– Кто? Я?!! – Близнецы гирями повисли на руках, пытаясь меня удержать, но плотина терпения лопнула! – Где у вас глаза, тиран репоголовый? Да ваша супруга мне с первой встречи проходу не дает! Забодала своей любовью окончательно! Я требую оградить меня от ее озабоченности. В культурных странах за такое домогательство тихого домашнего учителя можно под суд угодить!
– Что? Он… как он смеет, Оленька?
– Очень даже смею! Она ваша жена? Так вот и проследите, чтобы она свою неудовлетворенность на мою бедную голову не сваливала!
Я выдохся. В комнате стало тихо-тихо. Барин переводил умоляющий взгляд с жены на меня, на общий кавардак, потом снова на жену…
– Серега, ты глянь, мужик явно не в себе: губки дрожат, цвет лица в зелень отдавать начал, языком шевелит не по делу, ножками сучит… Зря ты с ним так сурово. Обманутым мужьям глаза нужно открывать постепенно.
– Да, – вздохнув, поддержал братца погрустневший ангел, – как-то не по-христиански получилось. Без милосердия, без человеколюбия, справедливо, но… жестоко. Может быть, в душе этого самодура еще остались хоть какие-то чувства, раз он так страдает. А ведь страдания исцеляют душу…
– Ладно, я был не прав. Прошу прощения у всех присутствующих! Я… попробую прочесть что-нибудь лирическое, о восстановившейся любви. Надеюсь, поможет…
– А… о… у… – было возопил Анцифер, но Фармазон ловко засунул ему в рот его же кружевное жабо.
– Читай, Серега! Пусть всем будет хорошо!
Я чуть прикрыл глаза, вспоминая…

Пограничье. Поле боя.
Ты да я да мы с тобою.
Постоянная война,
Я один, и ты одна.
Слева пушки, справа бомбы,
Душ пустые катакомбы,
Как берлинская стена.
Чья вина? Ничья вина.
Мы живем в пылу сражений,
В взрывчатости отношений,
В мертвой пропасти без дна,
И победа не видна,
Но расписаны, как ноты,
Канонады, артналеты.
Наша бедная страна
В эти дни совсем бедна.
Убедившись в неудаче,
Мы сойдемся и поплачем,
Поцелуемся спьяна.
Что поделаешь – война…
– Оленька! – всхлипнул барин, протягивая руки.
– Павлик! – прошептала барыня, бросаясь в объятия супруга.
Господи, неужели у меня получилось?
Помещики Филатовы поливали друг друга слезами, умиленно обзываясь при этом самыми ласковыми именами. Братцы впервые посмотрели на меня с неподдельным уважением, кажется, этим стихотворением я действительно угодил всем. Непонятно, правда, чего теперь делать лично мне? От «барской ласки» я избавлен, но если и этой ночью Ольга Марковна припрется меня есть, то ведь надо как-то подумать о собственной безопасности. Вопрос о медведях отодвинулся на второй план. Живучего волка-оборотня тоже нельзя не брать в расчет. Запутался я… А тут еще подбежали двое рослых молодцов в охотничьих костюмах и хором заскулили:
– Беда, батюшка барин…
– Подите к чертям болотным, холопы! – огрызнулся Павел Аркадьевич. Он настолько увлекся обниманием жены, что забыл про все на свете. – Вон из дома, и до охоты не беспокоить меня, балбесы осиновые! Ты уж прости, душенька, вечно лезут не вовремя…
– Так ведь о том и речь, – сбивчиво извиняясь, попятились егеря. – Не прогневайся, барин, а толь-ко…
– Что еще?! – уже не на шутку рассердившись, зарычала Ольга Марковна, заподозрив, что ее разглядывают отнюдь не с почтительным страхом в глазах. – Не будет сегодня охоты.
* * *
Дальнейшие события развивались шумно и динамично. Графиня вновь завернулась в свой плед, Павел Аркадьевич бросился во двор, пинками гоня неповинных егерей. По доносившимся воплям я понял, что кто-то до отвала накормил всю свору охотничьих псов, теперь они ни за что не пойдут по следу. Ах, крысюки… так тонко и талантливо провести всю операцию – молодцы! Барин ругался как извозчик, но все тщетно, виновных не нашли. Естественно, кто, как не крысы, мог вскрыть любые склады, закормить голодных псов до неподвижного лежания и скрыться незамеченным. Мысленно поблагодарив отчаянных разведчиков Кошкострахуса, я неторопливо двинулся в сад, Анцифер с Фармазоном остались сторожить графиню. Им было о чем поговорить, а я надеялся, что мое послание дошло и до Наташи. Хотя понимание того, как она рискует, появляясь в саду днем, пришло гораздо позднее – сначала я просто был безумно рад ее видеть.
– Любимый, я здесь. – На этот раз она пряталась в зарослях смородины на другом конце сада. – Как ты?
– Все позади… Пока цел и невредим, а полчаса назад восстанавливал счастье одной семейной пары. Знаешь, иногда мои стихи приносят вполне ощутимую пользу.
– Не увлекайся, милый. – Волчица ласково потерлась щекой о мое колено. – Когда ты вернешься? Я уже скучаю…
– Мне тоже тут невмоготу, но, честно говоря, я не знаю, что делать. Сегодня барин собирался на охоту, мы с крысюками испортили ему все удовольствие, но… понимаешь, это лишь временная отсрочка. Господин Филатов предельно туп и травит медведей из нескольких соображений сразу. Его жене нужен животный жир для косметических целей, он сам успешно сдает шкурки за рубеж, самый большой череп медведя хотят прибить над входом в дом как отпугивающее средство от упырей, ну и хозяину усадьбы просто приятно убивать. По-моему, последняя причина для него самая весомая. Что мне делать?
– Задуши его подушкой! – воодушевленно пустилась издеваться Наташа. – Заставь наглотаться нечищеных орехов и дай слабительного. Посади в сарай и корми только семечками. Напои пивом, а в туалет не пускай. Загони под шкаф и…
– …подпилить ножки? Старый чукотский метод охоты на тараканов. Старо как мир… Родная, кроме шуток, я – поэт, а не коммандос.
– Как скажешь, милый… Тогда заколдуй его.
– Но у меня нет стихов о перевоспитавшихся самодурах.
– Плохо, надо что-нибудь придумать…
– Слушай, – я присел на траву и обнял жену, перебирая пальцами серо-серебристую шерсть, – когда наконец кончится вся эта беготня? Ты не скучаешь по старому Петербургу, по нашей маленькой квартирке, по работе… Эй! Тебя уволят за прогулы!
– Ерунда, с директрисой я разберусь. Мы не можем вернуться, пока у Сыча мой талисман. Пока ты был здесь, медведи еще раз обшарили его избушку, они почти разобрали ее по бревнышку, но бабушкиного креста не нашли.
– А без него нельзя?
– Без него я слабею… – Наташа положила голову, ткнувшись холодным носом мне в ладонь. – Я никому об этом не говорила, даже самой себе… Как ведьма, я теряю силу. Мне стало труднее произносить заклинания, некоторые уже не срабатывают. Я боюсь, что однажды не смогу сменить облик и буду вечно скитаться в волчьей шкуре. Сережка, милый, родной, единственный, нам обязательно нужно его вернуть, или… мы потеряем друг друга навеки.
– Вот вы где спрятались, зоофил с мохнатой… ой! Молчу… О жене хозяина только хорошее, и не потому, что она ведьма, а так, на всякий случай… Серега, двигай в дом, тебя все ищут – барин опять собрался на охоту.
– Как? Я полагал, что без охотничьих псов…
– Вот так! Похоже, у него пунктик на этом деле, а графиня с пеной у рта требует своего домашнего учителя, доброго герр Ганса. Короче, целуй супругу, прощайся – и за дела. Я отвернусь, чтобы этого не видеть…
– Любимая, тут Фармазон пришел.
– За тобой? – печально вздохнула она.
– За мной. Возвращайся в лес, подготовь всех, у меня предчувствие, что этой ночью что-то будет.
– Береги себя.
– Ты тоже.
Когда я вышел из сада к барскому дому, на площадке у входа толпились разгоряченные охотники с обрывками упряжи в руках. Все возбужденно галдели, а Павел Аркадьевич вновь наливался красным, пока не приобрел свекольный оттенок. Мы с чертом намеревались его обойти, но не успели. Барин цапнул меня за рукав, разворачивая лицом к дворне:
– А ну стой, немец! Вот ты мне скажи, при всех скажи: у вас в Европе поганой такое бывает?!
– Бывает, – решил я. – А что именно?
– Запорю всех, скоты! Всю дворню в батога! Всю жизнь мне испоганили… поубиваю!!!
– Смилуйся, барин. – Егеря толпой рухнули на колени.
– На, полюбуйся! – Едва не задыхаясь от ярости, хозяин усадьбы швырнул мне в руки целый пук непонятных кожаных кружев. Я потянул одну ленточку и ахнул от восхищения! Ни одно французское белье не могло сравниться тонкостью узора с ажурной работой крысиных зубов. Нет, я их явно недооценивал. Такие вещи надо на всемирных выставках народного творчества демонстрировать с гордостью за отечество.
– Ну, чего молчишь? Это же моя лучшая упряжь была. Поводья, чепрак, оголовье, шлеи, недоуздки, подпруги, даже вожжи – все изгрызено!!! Бывает такое в Европе вашей, а? И ведь так мне всю конюшню подчистили! Ни одну лошадь не запряжешь… Че ты скалишься? Че скалишься, немец? Охоты не будет. Смешно тебе, да?! А кто виноват, я спрашиваю!
– Он, – спокойно сказал кто-то.
Мгновенно повисла гробовая тишина. Потом все взгляды напряженно сошлись на мне. На всякий случай я деланно улыбнулся и фамильярно похлопал барина по плечу:
– Зер гут! Тре бьен шутка! А кто это тут, собственно, такой умный?
Из-за спин дворни показался старый Сыч, перемотанный бинтами, с костылем под мышкой и прежней злобой в глазах.
– Сереженька, все пропало, бегите! – трагическим голосом посоветовал ангел с правого плеча.
– Не надо паники, Циля, – мгновенно парировали слева. – Куда он побежит? Пусть здесь помрет героем. Ты ведь давно мечтал записать его в великомученики?
– Эй, старик! Ты ведь мой лесничий, кажется? – проснулся барин. – А ну говори, говори все, что знаешь об этом человеке.
Сыч, естественно, не стал упускать ситуацию и выдал с размахом во всю ивановскую:
– Я знаю его. Этого негодяя давно разыскивают власти шести стран за мошенничество, разбой и воровство детей! – Все ахнули и подались назад. – Он не кто иной, как знаменитый Гамельнский Крысолов! У него есть волшебная дудочка, стоит в нее подуть, сразу все крысы и мыши идут за ним гурьбой, выполняя все его приказы. Он страшный колдун! Наверняка ему удалось наслать порчу на ваших собак. Конечно же именно он заставил крыс сгрызть всю упряжь. Его надо схватить и сжечь!
– Павел Аркадьевич, ну кого вы слушаете? – начал было я, но осекся… Барин смотрел на меня с такой нездоровой подозрительностью, что оправдываться было бессмысленно. Егеря подталкивали друг друга локтями, однако не двигались с места.
– Так вот ты что за птица, немец-перец-колбаса, – недобро начал отставной самодур, хватая меня за рукав. – А коли мы тебя в полицию сведем, так, поди, и награду дадут? Говори, подлец, сколько за твою голову в шести странах уплатить обещают?! У, немчура проклятая…
– Пустите меня, думкопф! – Мою шальную голову захлестнули ничем не оправданный гнев и уж совершенно непонятная гордость за свою «родину Германию». – Их бин честный немец! Я не позволю вам позорить майн фатерлянд! Зиг хайль! Унд дер офици-и-рен!..
– Взять его! – заревел Павел Аркадьевич, первым бросаясь на меня с кулаками.
В общем, мы подрались немного… Он разбил мне нос, а я ему дал в глаз, очень удачно. Потом еще успел пнуть пару раз, после чего подоспели дворовые холопы, меня, естественно, скрутили и очень деликатно понесли на конюшню. Старый Сыч прихрамывал рядом, грязно ругался, истошно требуя моего немедленного сожжения. Видимо, тот факт, что инквизиция меня не дожгла, не давал ему покоя. Но русские мужики оказались куда более рассудительными людьми.
– Побойся Бога, что ж мы, нехристи какие? Живого человека жечь… Вот ужо полиция приедет, так там в уезде и разберут, а то жечь… Иди отсюда!
Удобно уложив меня на охапке сена, егеря принесли хлеб, яички, молоко в крынке, а перед тем как выйти, низко кланялись, тихо благодаря:
– Спаси тебя Господь за то, что барину нашему в морду дал. Откушай, не побрезгуй, молочка попей. Вот ведь, подишь ты, немец, а какой человек…
Двери в конюшню заперли. Я вольготно развалился в сухом душистом разнотравье, запрокинув голову, чтобы остановить кровь. Лошади сочно хрупали овсом, под потолком носились ласточки, мне было хорошо, и мысли казались кристально чистыми. Больше не надо никого обманывать, не надо изображать из себя то, чем на самом деле не являешься, не надо говорить с акцентом, не надо глядеть на эти противные рожи. Все, пора становиться самим собой. В конце концов, на самом деле все не так уж и плохо. Барин не поедет на охоту, и хотя бы сегодня медведи будут спать спокойно. Барыня… Ну, может быть, ложка подействует хотя бы к вечеру. Старому Сычу не удалось склонить народ к самосуду, похоже, егеря его недолюбливают. Эх, жизнь моя – копейка медна-а-я…
К дверям конюшни кто-то подошел, зыркнул на меня свирепым взглядом сквозь щель и злорадно просипел:
– Ладно, поэт… Вот только дождись ночи…
* * *
Анцифер и Фармазон появились тут же, только я подумал о еде. Хлеба был целый каравай, вареных куриных яиц – четыре штуки, молока – полная крынка, так что мы закатили пир горой. Черт хвастался напропалую: дескать, именно он научил меня так драться.
– Не, мужики, вы бы видели сейчас его морду! А я не поленился, сбегал посмотрел… У толстобрюха глаз так заплыл, что бровей не видно, и подпрыгивает при ходьбе – так классно ему Серега сапогом под зад приложил!
– Это было просто замечательно! – воодушевленно поддерживал братца скромный Анцифер. – Когда он вас ударил, я уж было решил, что вы подставите и другую щеку, но вы… Ах, как вы ему вмазали! Рукоприкладство – это грех, но я горжусь вами.
– Мне и самому как-то приятно было, – признался я, – хотя с непривычки здорово ушиб палец. А вы не в курсе, что они там собираются делать?
– Граф булькает, как таз с вареньем, у него постельный режим и огромная примочка на пол-лица. Графиня мучается животом у себя в спальне, кусает подушки, отплевывается перьями и орет, чтобы не беспокоили. Вся дворня передает из уст в уста народную сказку о том, как умный немец побил глупого барина. Сыч шныряет по углам, злобный как аллигатор, на всех огрызается и явно строит козни. Уездный пристав сможет прибыть только завтра, поэтому сегодняшняя ночь решающая.
– Я должен все успеть.
– Правильно, а какой у нас план, майн генераль?
– Фармазон, прекратите издеваться. Никакого тактического плана у меня нет. Я уже говорил вам и Наташе, что совершенно не представляю себе, что делать дальше. Я никого не хочу убивать, да и не могу, если на то пошло. Вспомните перестрелку с Сычом… Стыдоба. Три ранения, а он бегает. Нет, кровопролития – это не по мне. Стихов, умертвляющих потенциального врага, у меня тоже нет. Итак, ваши предложения?
– Дались тебе эти медведи, – шумно начал нечистый, – дались тебе эти крысюки, дался тебе этот Сыч, далась тебе эта же… Все. Я сказал достаточно, чтобы присутствующие оценили мой такт и прямолинейность.
– Анцифер, скажите, неужели этот двуличный подстрекатель на самом деле половина моей души?!
– Увы, Сергей Александрович…
За разговорами незаметно опустилась ночь. Забегал конюх, справился о здоровье, проверил лошадей и принес мне рюмку водки с огурцом.
– Ты, немец, нос-то не вешай… Надумаешь бежать – конюшню не ломай, вон в том углу лаз есть, тока солому разгреби. Однако ночью лучше тут отсидись, вдруг опять упырь объявится. Дождись первых петухов, а уж там Христос тебе в подмогу. А двери я запереть должен, для порядку.
Мы посоветовались и тоже решили переждать до утра. Фармазон было нацелился на рюмку, но Анцифер успел осенить ее крестным знамением, и черту осталось лишь раздраженно плеваться. Около полуночи лошади стали проявлять первые признаки беспокойства, мы насторожились. Черт припал к дверным щелям и доложил обстановку:
– Братва, дело кислое! По всей территории усадьбы разгуливают волки, а наш недостреленный старикашка стоит прямо перед конюшней и что-то бормочет, размахивая руками. По морде видно: читает заклинание, гад…
– Может быть, пора воспользоваться лазом? – спросил я.
– Не выйдет, я ж тебе говорю, тут волки как по Бродвею разгуливают. Мгновенно заметят, вычислят и съедят с пуговицами.
– Будем молиться! – твердо решил Анцифер. – А ну-ка опуститесь на колени, прикройте глаза, сложите руки вот так…
– Ага, обрадовался! Щас я тебе помолюсь! Хочешь, чтобы меня совсем уволили?
– Хватит орать! Вечно вы цапаетесь, как сведенные! – прикрикнул я, вглядываясь в щель. – Посмотрите, они что-то задумали.
Повинуясь приказам вожака, серые хищники кольцом окружили конюшню, а десяток самых рослых старый Сыч медленно вел в атаку. Кони бились в стойлах, вставая на дыбы и стуча копытами, в воздухе пахло смертью.
– Сейчас он отодвинет засов, волки бросятся внутрь, и нам всем наступит неминуемая хана! – прозорливо заключил Фармазон.
– Ребята, ну вы же существа высшего порядка, сделайте что-нибудь!
Сыч приближался… Анцифер углубленно читал молитву, черт приготовился к худшему и лишь отряхивал соломинки с черного одеяния. Я тоже не видел никакого выхода, но мою мятущуюся душу вместо отчаянья наполняла здоровая злоба. Из-за этого маньяка моя жена навсегда останется волчицей, талантливые крысюки пойдут войной на Город и погибнут, барин выздоровеет и окончательно затравит медведей, даже если его жена все-таки умрет, это тоже сыграет на руку злодею, ведь в округе останется только один оборотень. А его подручные в качестве награды растерзают ни в чем не повинных лошадей, которые и сопротивляться-то не могут, потому что надежно привязаны в стойлах…
– Ну нет! – вскочил я, хватая висевший на стене серп.
– Серега, ты че? – отодвинулся Фармазон. – Не надо так нервничать, все устаканится… В Раю неплохо, а если залетишь к нам, я первый буду заглядывать в гости… Я тебя там не брошу, не переживай. Брось железочку, а?
– Он их не получит! – рычал я, с размаху обрубая крестьянским серпом поводья и недоуздки. Лошади косили безумными глазами. – Хотя бы их он не получит без боя… Фармазон, гоните их к выходу!
– Не идут! Они чуют волчий запах, они напуганы, и у них нет вожака.
– Вот этот подойдет? – Я повис на гриве рослого, черного как смоль жеребца. Он свирепо раздувал ноздри, приплясывал, и крутые мускулы, перекатываясь под лоснящейся шкурой, говорили о яростной жажде жизни. Такой конь будет биться до последнего…
– Братан, ты гений! – вдохновенно взвизгнул черт, подсаживая меня на лошадиную спину. – Держись крепче. Если ты свернешь шею – меня за это только похвалят!
– А… остальные пойдут за ним?
– Побегут! Они же табуном от волков мокрого места не оставят. Главное, чтобы этот негр первым вылетел в дверь.
– Фармазон! Сыч снимает засов.
– Придумал!!! – Бес пулей бросился к молящемуся в уголке ангелу, схватил забытую всеми рюмку водки, вновь вернулся к коню, задрал ему хвост и, плеснув под него содержимое, старательно растер ладонью. Благородное животное встало на дыбы, заржало дурным голосом и бешеной торпедой рвануло с места. Именно в это время старый Сыч широко распахнул двери… Я не видел, куда его снесло. Меня занимали более насущные проблемы: как удержаться на этой сумасшедшей скотине! Остальные лошади ломанулись за нами, сдирая бока. Отчаянный визг волков потонул в хрипе и ржании. Ошалевшие от испуга и ярости, кони остервенело топтали серых разбойников. При каком-то особенно резвом прыжке моего коня я выпустил гриву и кубарем отлетел в клумбу. Лошади разбежались. Уцелевшие волки тоже дали деру, но, несмотря на весь адский шум, ни один человек не рискнул высунуть нос из дома: люди боялись упыря.
– Серега, Серега, эй! Ты живой? – Фармазон вышел из конюшни раньше, но по ходу Анцифер его опередил:
– Слава Господу нашему, вы живы и, надеюсь, невредимы! Что, злой дух, не вышло твое пакостное дело?
– Не повезло… – притворно сокрушаясь, подмигнул мне улыбающийся черт. – Очередной злорадный план ужасного террориста Фармазона потерпел полное фиаско. И все из-за душеспасительных молитв некоего белокурого доброжелателя.
– Спасибо всем! – громко вмешался я, потому что ангел уже готовился дать достойный отпор. – Парни, а ну прекратите дуться друг на друга. Если вы оба равные части моего подсознания, то я от ваших вечных склок скоро душевнобольным стану. Пора подсократить амбиции и прийти к разумному компромиссу. Не могу я больше враждовать сам с собой. Хочу внутреннего мира, любви и согласия. Кто против?
– Он! – хором сказали близнецы, одновременно указывая друг на друга.
Я приобнял их обоих за плечи и продолжил:
– Довольно ссор и претензий. Да здравствует сотрудничество и взаимопонимание! Забудьте о прошлом, живите настоящим, верьте в будущее. Протяните открытые ладони и скрепите дружеским рукопожатием начало новой эры наших деловых отношений!
– Как сказал… – умилился черт. – С чувством сказал, проняло аж до кишок… Эх, была не была! Циля, вот тебе моя рука!
– Не буду я ему руку подавать, – поджав губки, отвернулся белый ангел.
– Почему? – не понял я.
– А вы посмотрите, в чем она у него. И запах…
Мне едва удалось ухватить Фармазона за шиворот, разобиженный черт гневно махал кулаками перед носом невозмутимого Анцифера.
– Пусти меня! Я же коня под хвостом не для удовольствия, между прочим. А этому… чистоплюю этому я в глаз! Не держите меня…
– Анцифер, вы должны извиниться!
– Я? Извиниться?! Перед ним?!!
– Именно вы, именно извиниться, и именно перед ним! – строго потребовал я. – Пока вы были заняты, Фармазон приложил все силы, чтобы помочь мне спасти лошадей. Если он при этом не побоялся запачкаться – честь ему и хвала. Хотя, конечно, руки следовало бы ополоснуть.
– Ну, если вы настаиваете, – пожал плечами светлый дух. – О нечистый и лукавый бес, прими мои искренние извинения. Возможно, я не сразу оценил глубину и благородство твоего поступка. Сходи к умывальнику, не забудь воспользоваться мылом, и я первый пожму твою мужественно вымытую руку.
Их диспут прервал сдержанный рык. Мы обернулись, с трех сторон на нас опять смотрели волки…
* * *
Вот так, нельзя забывать о живучих врагах. Видимо, пока мы спорили, оборотень пришел в себя и как-то сумел организовать сбежавших волков. Единственное место, куда мы могли бы отступить, – двери барского дома, но они наверняка глухо заперты. Но больше бежать некуда – мы медленно попятились к дверям, а волки так же медленно последовали за нами.
– Кто в теремочке живет? А ну открывайте! – зашумел Фармазон, но, естественно, никто не отозвался.
Оборотень вышел из-за конюшни, удовлетворенно потирая руки. Он хромал еще сильнее, под глазом чернел кровоподтек, а его хриплое дыхание, казалось, отравляло воздух нечеловеческой злобой.
– Сереженька, вы бы как-нибудь довели это дело до конца. Только посмотрите, он ведь весь израненный, а до сих пор живой. В следующий раз обязательно дострелите, из человеколюбия…
Я машинально кивнул белому ангелу и тоже пару раз пнул каблуком в дверь. Бесполезно.
– Тебе никто не откроет, – тихо захихикал старый Сыч. – Ты умрешь здесь, тебя разорвут волчьи клыки. Знаешь, как это бывает? Волчьи зубы так остры, что сначала человек даже не ощущает боли. Он лишь удивленно смотрит на глубокие резаные раны, больше похожие на следы от ударов ножом. Обычно волк рвет горло и начинает есть с живота. Если ты не будешь сопротивляться, то выгадаешь легкую смерть. В противном случае они начнут резать тебя на куски еще живого. Ты хочешь умереть быстро, поэт? Тогда не дергайся и слушай меня молча. Я изучил тебя… Твою магию невозможно просчитать – она непредсказуема, но все же и здесь есть одно слабое место: у тебя нет коротких стихов. Все, что ты читаешь, достаточно длинно, и мы можем успеть оборвать заклинание до того, как оно войдет в силу, заставив тебя захлебнуться собственной кровью…
Ему не стоило тратить столько времени на пустопорожние угрозы. Решил убить, так убей! А то старик, увлекшись, впал в те же ошибки, в которых упрекал меня. Он заболтался. К тому времени, когда разговоры уже всем наскучили, за дверью раздались уверенные шаги, и она широко распахнулась… На пороге стояла Ольга Марковна! Ну, почти она… В смысле, она, конечно, но уже перевоплотившаяся. Упыриха радостно вперила в меня взгляд, плотоядно щелкнула зубами и пошла в атаку. Мы оказались меж двух огней. Близнецы, мгновенно уменьшившись, взлетели на балкон и уселись там, прощально помахивая ладошками. Старый Сыч заворчал, потом быстро сбросил одежду и превратился в перемотанного бинтами волка. Это выглядело несколько комично, но даже в таком виде я не рискнул бы выйти с ним один на один. Громадный волк поднял шерсть дыбом и грозно прорычал:
– Теперь я убью тебя, поэт…
– Ничего не имею против, – подумав, решил я. – Заступиться за меня некому, оружия под рукой никакого, даже убежать и спрятаться негде… Единственное, что хотелось бы, так это извиниться перед уважаемой графиней Ольгой Марковной за то, что ей сегодня ничего не достанется…
– Как это? – низким, хрипловатым голосом переспросила упыриха. – Я хочу тебя. Вчера не успела, значит, сегодня ты – мой!
– Эй, Сыч! Может быть, уступите даме? Видите, какая она голодная…
– Мои волки тоже голодны, – огрызнулся оборотень. – Не морочь мне голову, я сам тебя убью.
– Ты не получишь и капли его крови! Этот человек – только моя добыча!
Упыриха уперла руки в бока, обливая волка презрительным взором. Старый Сыч оскалил пасть, демонстрируя острые зубы, а я осторожно шагнул в стороночку.
– Пошел прочь, плешивый пес! Его мясо принадлежит мне!
– Уйди с дороги, грязная дура! Я первый напьюсь его крови!
– Ну… вы тут сами разберитесь. Не бойтесь, я не убегу, просто подожду тут, на ступенечках.
Оборотень и графиня так и не смогли прийти к единому мнению, в результате чего и произошла вполне ожидаемая драка. Шерсть летела во все стороны! Волки, сгрудившись, хором болели за Сыча, я, чисто из вредности, за Ольгу Марковну. Анцифер и Фармазон оставили балконные перила, присели рядом, жарко обсуждая гладиаторское побоище.
– По-моему, силы неравны… Она все-таки женщина, к тому же с ложкой в животе.
– Много ты понимаешь, Циля! Да эта горилла хоть половник проглотит, и ничего… Даже целый столовый набор из серебра – не поперхнется.
– Ребята, они друг друга стоят. Лично для меня кто победит – принципиального значения не имеет. Какая разница, кто конкретно меня съест?
– Серега, ты фаталист! Или у тебя в голове зреет очередной коварный план? Зуб даю, что ты уже придумал взрывоопасный стишок, после которого оба бармалея превратятся в безобидных резиновых пупсов.
– Фармазон, не приставай к хозяину с глупостями, и без тебя тошно. Почему же все идет не так? Почему волк-оборотень, трижды раненный серебряными пулями, все еще вершит свои темные дела? Почему упыриха бодро бегает, хотя должна была умереть еще прошлой ночью? Может быть, изменилась сама структура серебра и оно уже не смертельно для нечисти?
– Не знаю, не знаю… Одно предположение у меня, конечно, есть, – начал я, поудобнее располагаясь на мраморных ступеньках. – Мы ведь скормили Ольге Марковне обычную серебряную ложку, а вот пули для Сыча были еще и освящены!
– Что-то он не торопится тапочки отбрасывать, – скептически сощурился черт.
– Да просто жизненно важные органы не задеты, но раны дают о себе знать: вон посмотрите – он же весь выдохся.
И вправду, оборотень с упырихой выпустили друг друга. Волк тяжело дышал, до колен высунув язык, мокрые бока вздымались, как кузнечные мехи. Поцарапанная и покусанная графиня тоже выглядела не лучше. Мне было интересно, придет ли им в голову мысль наконец объединить свои усилия? Монстры внимательно посмотрели на меня, потом друг на друга, сложили в уме два плюс два, перемигнулись и действительно пришли к соломонову решению.
– Кровь – мне, – выдохнула упыриха.
– Мясо – пополам, – согласно кивнул оборотень.
– Сережка, я пришла! – из-за угла дома вылетела серебристо-серая волчица. Мы обнялись. Анцифер с Фармазоном – тоже. Сыч и Ольга Марковна застыли столбами.
Следом за Наташей появились шесть громадных фигур. Медведи! Ну вот, теперь силы хороших и плохих сравнялись.
– Ты звал нас, Пастух?
– Да. Большое спасибо, что пришли. Я уже начал уставать от навязчивого внимания вон того приставучего волка. Вы не могли бы указать ему самую короткую дорогу к лесу?
Одной медвежьей оплеухи оказалось достаточно, чтобы старый Сыч кубарем покатился по дорожке, с треском влетев в ухоженную клумбу. Прочие волки рискнули было вступиться за вожака, но молодые медведи быстро показали, кто в лесу хозяин. Упыриха, пользуясь моментом, бочком, бочком пошла на меня…
– Любимый, кто это?
– Та самая графиня Филатова Ольга Марковна. По совместительству, в ночное время, подрабатывает местной достопримечательностью. Ест всех подряд. Прошлой ночью пыталась закусить мной – не вышло, жаждет реванша.
– Да я сейчас из нее… – Наташа оскалила зубы и подняла дыбом шерсть.
– Ведьма, уйди, – неожиданно тихо попросила графиня, – мне нужна человеческая кровь. Ты должна понять…
– Еще шаг, и я заставлю тебя пить свою собственную. Никто не поднимет руку на моего мужа.
– Уступи… Мне надо. У меня серебро в желудке… если до утра я не напьюсь… ты знаешь, что будет…
– Знаю, но ты его не получишь. Сережа, она не врет насчет серебра?
– Нет, это я могу гарантировать.
– Ты стрелял в нее?
– Дорогая, как ты могла подумать? Я – и вдруг стреляю в женщину?! Дело было так: в гости зашел лакей Парамон, подарил мне серебряную ложечку, я сунул ее в сапог, а она, когда пришла, сапог съела. Фармазон говорил, что обычные упыри после этого долго не живут.
– Она – не обычная… Если до утра она не попробует крови, то действительно умрет.
– Ведьма, помоги мне… уступи… только один глоток… – Голос упырихи перешел в неразборчивый хрип. Грозный медведь дядя Миша подошел к ней сзади и деликатно прижал ее руки к бокам. Капкан медвежьих лап был настолько крепок, что бедная графиня даже не делала попыток вырваться.
– Что с ней делать, Пастух?
– Право, не знаю…
– Твоя жена – добрый человек. Раз уж она говорит, что ей жить только до утра, может быть, нам взять ее в лес и накормить медом?
– Вряд ли это поможет, – задумалась Наташа, наморщив нос. – Разве что от души наестся сладкого перед смертью, да и похоронить проще, где-нибудь на солнечной поляночке. Вот если бы… Я попробую!
Она прикрыла глаза и быстро пробормотала какое-то заклинание. Ничего особенного не произошло. Наташа почесала лапой за ухом, что-то просчитала в уме и повернулась ко мне:
– Не получается… Помоги.
– Чем? – удивился я.
– Просто положи мне руку на спину, закрой глаза и ничего не говори.
Пожав плечами, я сделал все, как она просила. Через пару секунд словно электрический разряд пробежал по моей руке от пальцев к плечу и тонкой иглой уколол сердце. Я вздрогнул. Потом где-то в глубине сознания сформировалась ответная искорка, побежала через грудь в плечо, а из плеча – в запястье, и вот уже волчья холка едва заметно дернулась от горячего проникновения.
– Все. Спасибо, любимый. Посмотри…
* * *
Хм… не совсем понимаю, чего добивалась моя жена своими заклинаниями, но в результате всего на дяди Мишиных лапах картинно возлежала графиня Ольга Марковна в своем человеческом обличье. Сценка несколько напоминала подобный кадр из «Кинг-Конга». Волосы барыни были распущены, ночная рубашка свисала лохмотьями, взгляд светился гремучей смесью благодарности, ревности, смущения и бесстыдства одновременно. Она спрыгнула из медвежьих объятий на землю, грациозно потянулась и пошла на меня медленным танцующим шагом.
– Я так благодарна вам, Серж… Вы снова сделали из меня полноценную женщину. Нет слов, чтобы выразить всю гамму чувств, переполняющих мою душу. Я хочу…
– Все! – строго рявкнула моя жена. – Тема хотения закрыта надолго, если не навсегда. Будешь приставать к чужому мужу – все космы повыдергиваю!
– Господин Петрашевский, – всплеснула руками графиня, – что эта волчица себе позволяет! Как вы можете спокойно выслушивать ее абсурдные притязания на свободу вашего выбора?
– Она не волчица. Вернее, не всегда волчица. Это моя жена, Наташа, я вас предупреждал. Что вы на меня так странно смотрите? Не приближайтесь, я вас боюсь…
– Неужели как женщина я способна внушать страх? Все это так странно… Вы женаты на волчице, она не подпускает к вам нормальных женщин, и вы же упрекаете меня…
– Это ты нормальная женщина?! – мгновенно вспылила Наташа. – Иди в дом, накинь что-нибудь, а то мельтешишь тут разрезами до бедра… Любимый, или ты отвернешься, или я за себя не отвечаю!
– Стыдно, любимая, – я вообще смотрю в другую сторону!
– Сережка, не доводи меня…
– Стоп! А в самом деле, из-за чего мы ссоримся? Ну сделали из упырихи прежнюю дамочку, дальше что?
– Надо извлечь из нее ложку.
– Дать слабительное или рвотное?
– Что?! Да как вы только подумать об этом посмели? – испуганно отшатнулась Ольга Марковна. – Я не позволю издеваться над моим бедным желудком.
– А вас никто не спрашивает! – в один голос ответили мы. – Надо бы и то и другое. Фармазон! Вы не в курсе, где можно достать подобные лекарства?
– Щас порыскаю в доме, – охотно откликнулся нечистый.
– Я проконтролирую, – вставил свое слово Анцифер, – а то мало ли что он притащит.
– Замечательно, – решил я. – А теперь…
«Ба-бах!» – неожиданный выстрел грохнул у самого моего уха.
– Оленька! Не бойся, я спасу тебя! – В дверях в исподнем и тапочках на босу ногу стоял бледный барин Павел Аркадьевич. В его руках дымилась уже знакомая двустволка. Медведи сдержанно заворчали, но я подозревал, что второй ствол еще заряжен, и не мог позволить себе роскошь – подставить под пулю чью-то жизнь.
– Прекратите стрельбу! Здесь женщины и… нет детей. Ольга Марковна, скажите ему, пожалуйста, что вам не причиняют вреда, пусть уберет свое дурацкое ружье.
– Как это не причиняют? – стервозно вопросила графиня, подбегая к мужу. – А кто собирается поить меня всякой дрянью?
– Но… это же в лечебных целях.
– Сережка, не оправдывайся. Вот он, значит, каков, мерзавец, топтавший копытами маленького беззащитного медвежонка. Сейчас, сейчас… Одно маленькое заклинание, и я превращу его в мусорное ведро.
– Какое хамство! – вновь возвысила голос барыня. – Мало того, что чужого мужа даже на время не дают, так еще и собственного угрожают переделать!
– Не волнуйся, Оленька, – дрожа как осиновый лист, начал трясти ружьем отставной военный. – Я сейчас… я сам их всех… по-позастреляю! Беги сюда, золотце мое!
Графиня с супругом дружно отступили к открытой двери, держа нас под прицелом. Мы не рвались их преследовать. Когда хозяева скрылись и засовы лязгнули, на балконе появились две улыбающиеся физиономии.
– А вот и мы! Между прочим, раздобыли все, что нужно. Рвотного, правда, не нашлось, но зато касторового масла – целая бутыль! Серега, не томи, где жертва?
– Графиня? Только что ушла с мужем.
– Как это? Зачем ты ее отпустил? Кого же я теперь касторкой поить буду, Цилю, что ли?
– Ну уж нет! Увольте, – отодвинулся белый ангел. – В самом деле, Сергей Александрович, что здесь произошло?
– Заявился граф с берданкой, затеял стрельбу, Ольга Марковна увидела в нем героя-спасителя, и они полюбовно отступили в спальню.
– И вы их не задерживали?
– Очень надо… выстрелит с перепугу – еще попадет в кого…
Мои рассуждения прервал страшный нечеловеческий крик в глубине дома.
– Она опять превратилась в упыриху! – первой догадалась Наташа. – Надо ломать дверь! Дядя Миша!
Здоровенный медведь просто рухнул на дверь всем весом, выломав ее с петлями, запорами и косяками. Мы наперегонки бросились внутрь. В гостиной горела свеча, слышался грохот передвигаемой мебели и непрекращающиеся истошные вопли. Моя жена серой молнией мелькнула впереди, на четырех лапах она, естественно, бегала быстрее, я догадался запрыгнуть на спину медведю, а Фармазон с Анцифером неслись над головой, завывая, как фашистские истребители. Мы успели вовремя. Упыриха отчаянно крутилась по комнате, пытаясь сбросить с загривка вцепившуюся волчицу. Наташа рычала, не разжимая зубов, и я на ходу попытался поймать ее за задние лапы. Дядя Миша схватился с Ольгой Марковной врукопашную, они покатились, ломая мебель, так что мы с женой отлетели в сторону. Наташин хвост ткнулся в мой нос, я чихал не переставая. Анцифер суетился рядом, подсовывая платочек, а его братец, усевшись на шкаф, шумно комментировал очередной раунд:
– Итак, графиня кусает медведя за ухо. Ухо волосатое, ей невкусно… выплевывает. Ага, вот теперь медведь завалил нашу дамочку на развалины дивана и начал… начал… О, какой интим! Какие позы! Как он ее обнимает! Бедняжка сопит от боли и выворачивает партнеру челюсть. Ап! Она его скинула броском через голову с упором ноги в живот. Откуда такая сила? Неисповедимы тайны женского организма… Бросок, захват, подсечка! Браво, медведь! Он снова на высоте, проводит болевой прием и заламывает графине ногу за спину. Все! Она подавлена и смята… Два хлопка о ковер – просьба о прекращении поединка. Гонг! Победителем турнира объявляется медведь, дядя Миша. Цветы и аплодисменты мохнатому чемпиону!
– Фарма… чхи! зон, пожа…жа… апчхи! луйста, прекратите болтать. Лучше а-а-апчхи!!! дайте же ей слабительное, в конце концов.
– С превеликим удовольствием! Пусть мишка еще ее помучает, я как раз успею воспользоваться.
По счастливому стечению обстоятельств Ольга Марковна как раз открыла рот, матеря нас всех за то, что мешаем ей кушать, и ловкий черт махом вылил полбутылки касторового масла. Барыня поперхнулась, но дядя Миша, по душевной доброте, закрыл ей лапой рот, «чтобы не выражалась», волей-неволей пришлось глотать. Оставшуюся часть Фармазон умудрился вбухать в несчастную, когда та пыталась укусить медвежью лапу и вдохнуть свежего воздуха. Он бы и бутылку ей скормил, если бы попросили…
– Любимый, нам снова придется поколдовать. До рассвета не больше часа, если он застанет ее в образе упырихи с серебряной ложкой в желудке, она умрет.
– Фармазон уже угостил барыню касторкой.
– О, это лекарство быстродействующее. Надо поторопиться, есть шанс полностью избавить женщину от такого черного проклятья. Обними меня, нам надо рискнуть еще раз…
Наташа снова читала заклинание, видимо, какую-то силу она черпала и из меня. Дядя Миша продолжал удерживать упыриху, самыми ласковыми словами уговаривая ее не вырываться. Ольга Марковна вроде бы одумалась и притихла: я думаю, касторка и заклинание начали действовать. Вскоре в медвежьих лапах безвольно повисла соблазнительная женская фигурка. Графиня опять пришла в себя…
– А кстати, – вспомнил Фармазон, – кто тут, собственно, орал, словно кот кастрируемый?
– Это барин, Филатов Павел Аркадьевич, – сочувственно пояснил Анцифер, указывая на завернутый в портьеру дрожащий сверток, лежащий вверх ногами в перевернутом кресле. – Не надо над ним смеяться… Несчастный испытал такой шок при виде любимой жены, на его глазах превращающейся в ужасное чудовище… Думаю, теперь ему долго будет не до охоты, зато…
– Мне… нужно в уборную! – неожиданно откровенно оповестила всех графиня и, схватившись за живот, опрометью бросилась из гостиной.
– Кажется, все получилось как нельзя лучше? – улыбнулся Анцифер.
– За это надо выпить! – радостно подмигнул черт. – Я тут совершенно случайно надыбал симпатичную бутылочку «Смирновской». Старый розлив, традиционные русские рецепты, коллекционная вещь… Как насчет по рюмочке?
* * *
Медведи проводили нас до того памятного места, где лес переходил в узкий коридор. Сыча мы так и не нашли, надо было делать ноги, складывалась такая ситуация, но… Не хочу даже оправдываться, сами видите – меня вечно отвлекают. Зато по крайней мере одна поставленная задача решилась раз и навсегда – в этом лесу больше никто не будет травить медведей. Близнецы навестили усадьбу, доставив к обеду самые свежие сведения.
– Серега, барин – готов. В смысле получил по заслугам за все преступления против Винни-Пухов. Нет, нет… он живой! От страха не умер, но психика у мужичка и так была истерическая, а тут такое потрясение. Полез к жене с поцелуями, а она – раз! Два! На счет три перед окосевшим супругом зубастая упыриха с приказом пожертвовать пару литров крови. В общем, дядька по сю пору не в себе, лакеи возят его по дому в кресле-каталке и кормят с ложечки. Душераздирающее зрелище! Мораль – думай, на ком женишься. Это и тебя касается, кстати…
– С графиней все иначе, – вступил Анцифер. – Благодаря заботе и пониманию вашей супруги она сумела избавиться от постороннего предмета в животе.
– Это все я! Я! Я же ее касторкой напоил!
– Помолчи, пожалуйста. Так вот, я обратил внимание на ее глаза. Они – обыкновенные! Нет ни малейшего намека на принадлежность к темным силам. Видимо, серебро, находясь в ее организме, каким-то непостижимым образом уничтожило ту вредоносную часть, из-за которой женщина становилась упырихой. Очень похоже на излечивание язвы или злостной опухоли. Вот если бы мы позволили ей до утра напиться кровавого коктейля – черная сущность снова взяла бы верх! А так… Ольга Марковна стала нормальной женщиной. Где-то взбалмошной, где-то грубой, где-то даже распущенной, но – человеком! Я считаю это очень хорошим поступком. Мы все прошли страшное испытание, не пролив ни капли крови. Обещаю, что на небесах это зачтется.
– Не спеши с гарантиями, вспомни, сколько дырок хозяин насверлил старому Сычу!
– И это хороший поступок, – твердо заключил ангел. – Ибо все деяния его есть зло, и нам еще придется хлебнуть горя, так как маньяк ухитрился сбежать.
В общем, эпопея действительно окончилась довольно удачно. На прощание дядя Миша обнял нас с женой:
– Иди, Пастух. Мы всегда будем помнить о тебе и ждать. Спасибо за все. Когда тебе понадобится наша помощь и сила – просто посмотри на небо, отыщи Большую Медведицу и попроси. Ты почувствуешь ответ – мы будем рядом. У тебя прекрасная жена, никому не давай ее в обиду. Ведьмы тоже женщины, они могут хоть иногда быть слабыми… Прощай, Пастух! Мы не можем выходить за пределы леса, но в этом коридоре ни одна нечисть не посмеет высунуть носа. Иди…
Огромный медведь и шестеро его собратьев подошли к самому порогу, и страшный медвежий рев заставил задрожать стены. В нем звучала твердая решимость и недвусмысленная угроза, так что если какой-либо монстр и надеялся ущипнуть нас на обратном пути – он живо одумался. Хранимые суровым рыком наших друзей, мы беспрепятственно прошли весь коридор, через те же двери вышли на улицу. Был глубокий вечер. Горели редкие фонари, светились окна в домах, но верный Боцю терпеливо ждал нас, свернувшись кольцом на пол-улицы. Вид у него был настолько огорченный и придавленный, что мы оба поняли, что произошло.
– Ему удалось бежать? – напрямую спросила Наташа.
– Да, прекрасная принцесса… Моя его упустила. Я лишь на секунду отвлекся, маленькие дети играли с моим хвостом, хотели цветную чешуйку на память. Пока я отцеплял, он выскочил в окно и совсем убежал. Я очень виновата…
– Не печальтесь, мой достойный друг. Конфуций учит нас, что даже самая великая победа не стоит и одной слезы ребенка. Негодяю просто невероятно везет.
– Я дунула огнем ему вслед, сильно обжег, но он успела прыгнуть в трамвай. Мне надо было сжечь всех?
– Конечно нет! Вы вели себя честно и благородно, а теперь не окажете ли мне услугу довезти нас с женой до дома?
– О, простите, что не успела сам предложить вам это! «Кто другу в помощи откажет – да будет проклят под луною. А кто просить заставит друга – тот вовсе зря на свет родился!»
– Прекрасные строки, – решили мы, усаживаясь в чудесным образом появившуюся беседку. – Кто это написал?
– Я… – скромно потупился Боцю. Мы поаплодировали.
Во время короткого полета Наташа прижалась к моему плечу и ничего не говорила. Я обнял ее, как-то особенно остро предчувствуя, что все еще далеко не кончено, что, оправившись, Сыч начнет откровенно беспощадную борьбу и нас ждут самые суровые испытания. В эти минуты Наташа действительно представлялась мне маленькой покинутой девочкой, слабой и беззащитной… Кроме меня, у нее никого не было, если бы я мог, то, наверное, укрыл бы ее в своих ладонях и никогда больше не выпускал в этот жестокий мир… Упыри и оборотни, кровь и железо, жертвы и злодеи, извечное противоборство сил Света и Тьмы – как интересно следить за всем этим со стороны на страницах книг или телеэкрана. Как же бывает тяжело и страшно, когда оно становится для тебя реальностью. Я не герой и никогда не буду героем, жизнь не должна складываться из постоянной борьбы, и я сейчас многое бы отдал за несколько дней нормального человеческого счастья. Тихого, бытового, мещанского… которое нам, судя по всему, еще долго не светит. Главный сюрприз ждал меня, когда я вошел на кухню. На столе, на табуретках, на подоконнике, на полу – везде стояли плетеные корзины, полные помидоров. Я только ахнул… Моя жена, почти с порога отправившаяся в ванную, этой роскоши еще не видела. Крысиный генерал держал свое слово, хотя, ей-богу, я не понимал, чем заслужил столь «высокую» награду. Ведь Сычу удалось уйти. Если, конечно, со мной рассчитались только за его ранение… Но вообще-то в этом случае задание не считается выполненным. Позади раздались легкие шаги, и счастливый визг моей супруги заполнил всю квартиру.
– Наташенька, ты меня калекой сделаешь! Не кричи над ухом. Что же теперь со всей этой овощебазой делать?
– Ам… ням… ум… чавк, чавк!
– Любимая, вполне может оказаться, что мы их и не заработали.
– Чавк, чавк… ам… ум?
– Я имею в виду, что, по условиям договора, следовало обеспечить нашего волка-шизофреника отдельной могилой в престижном районе. Но если помнишь, ничего подобного не произошло, так как же ты можешь уничтожать неотработанную зарплату?
– Ум? Чавк, чавк! Ням… – Моя жена равнодушно пожала плечами, выбирая помидор покрупнее.
– Послушай же, мы не имеем права. Ты прекратишь хоть на минуту?
Наташа вздохнула и, не отрываясь от дела, посмотрела на меня с плохо скрываемой угрозой. В этот момент растрезвонился телефон, я махнул рукой и отправился в комнату. Звонил сэр Мэлори, каким-то образом он уже знал, что мы вернулись. Я кратенько постарался рассказать ему о всех наших приключениях. Старый рыцарь был в полном восторге.
– Блям балеминто сапертино! Устремус емун в тряшку! Я всегда в вас верил, дорогие мои! Это уже большая победа! Что вы намерены делать дальше?
– Даже не знаю… Что-то делать, конечно, надо, только вот с чего начать? Сычу удалось спрятаться, мы нигде его не нашли. Он ранен, обожжен, все его планы разрушены, избушка в лесу переломана, и даже работа лесничим под большим вопросом, так как барин на охоту выберется не скоро. Как вы думаете, где он сейчас?
– Молодой человек, судя по вашему рассказу, наш общий враг просто потерял голову. Он совершает ошибку за ошибкой. С одной стороны – это усиливает наши позиции, с другой – он же становится совершенно непредсказуемым. Ясно одно – раз он не справился с вами сам, то обязательно прибегнет к помощи более высоких сил.
– Не уверен, что правильно вас понял…
– Григосомлярно, мисухирка елкингтон!
– Так бы сразу и сказали.
– Я так и говорю. Поэтому настоятельно рекомендую завтра же собраться у меня дома, покопаться в компьютере и хотя бы примерно вычислить, к кому может направиться старый Сыч, чтобы принять соответствующие контрмеры.
– Замечательно. Буду к обеду, устроит?
– Лякомисус! Трень хрянь пиропиндоус!
– И вам спокойной ночи…
Когда я вернулся на кухню, Наташа сидела на табурете с раздувшимся животом, счастливая донельзя.
– Любимый, – сладко мурлыкнула она, – не сердись на меня, пожалуйста. Все совершенно законно! Зная твою болезненную щепетильность в некоторых вопросах, я решила немного ускорить события. В смысле – дать делу официальный ход. После магазинов я зашла в комитет, встретилась с непосредственным начальством Сыча, объяснила ситуацию… Там просто за голову схватились! Оказывается, никто и не думал причинять хоть какой-нибудь вред бедным крысюкам. Сыча тут же уволили с работы. На него заведено дело, прокуратура готовит бумаги на арест.
– Ты серьезно? – не поверил я.
– Конечно. В Городе не потерпят беззакония. У нас разрешено все, что не мешает жить другим. Сыч нарушил это правило, теперь им займется милиция, а к крысюкам прямо в моем присутствии была отправлена делегация для переговоров. Так что полученные помидоры – наша честно отработанная премия за избавление крысюков от «преследователей» комитета. Хочешь один, маленький? Или даже два…
– Но… почему же ты не сказала сразу?! Если все удалось решить законным путем, ради чего я бегал в монашеской рясе, с кремневым пистолетом?.. Ради чего вообще вся эта стрельба, нелепые геройствования, превращения?
– Глупый… любой женщине надо хоть иногда видеть, что из-за нее совершаются самые сумасшедшие поступки. Я очень тебя люблю! Хочешь помидорку? Бери все три! Гулять так гулять!
* * *
Поздним утром, после завтрака и поцелуя на дорогу, я отправился в гости к сэру Мэлори. Меня сопровождали Анцифер и Фармазон. Выйдя из подъезда, черт напропалую хвастался, что рискнул украсть один помидор, овощ не продемонстрировал, объясняя тем, что был вынужден тут же съесть, иначе из квартиры не вынести. Врал, естественно, никто ему не поверил.
– Сергей Александрович, не очень хотелось бы перегружать вас лишними разговорами в такое прекрасное утро, но вот есть парочка вопросиков… очень маленьких.
– Господи, Анцифер, иногда ваша излишняя вежливость просто утомляет. Давайте без предисловий, спрашивайте.
– Что вы намерены делать с вашей шпионской карьерой? Должен признать, что дебют в качестве кадрового разведчика вы провели блестяще, но…
– Я вас понимаю. Что ж, видимо, после выполнения задания генерал Кошкострахус в моих услугах не нуждается. Он занят дипломатическими переговорами, надеюсь, они быстро придут к разумному соглашению.
– Ха, но ведь ты не убил старикашку, а значит, задание не выполнено до конца, – вставил Фармазон.
– Я и не собирался его убивать.
– Не лепи горбатого, Серьгунька, здесь все свои!
– Нет, нет, по условиям устного договора я подряжался избавить крыс от притеснений старого Сыча. Если генерал воспринял это как обещание чисто физической расправы – его дело. Но вот мы решили проблему мирным путем – и он тоже не в обиде. Уже сам факт того, что нас завалили помидорами, говорит о признании наших заслуг на самом высоком уровне.
– Как сказано-то, а? Какая патетика, какой пафос… Между прочим, ветеран крысиной войны, всю грязную работу сделала за тебя твоя же супруга.
– Фармазон! – вспылил я. – Да с чего вы все время ко мне цепляетесь?
– Ладно, замнем эту тему, – примиряюще вмешался Анцифер. – Я рад, что вы решили покончить с профессиональным шпионажем. Тогда еще один момент. Вы как-то начинали рассказывать, каким образом все это вообще закрутилось… Как началось начало, вот! По сию пору кое-что ускользает от моего понимания.
– Что именно?
– Сколько я помню, первым делом вы заинтересовались странным запахом волос вашей жены.
– Взяла не тот дезодорант! – язвительно хрюкнул Фармазон, но получил от нас с ангелом удвоенный подзатыльник.
– А самой последней каплей оказались следы чужой крови, перепачкавшие ей лицо. Она говорила о какой-то убитой девочке, кровавом пиршестве или о чем-то подобном, где ей пришлось принимать участие.
– Это… неправда! – заступился я. – Наташа не могла убить ребенка. Она не помнит ничего такого, я ей верю. У нас пока нет собственных детей, но вы бы знали, как она их хочет…
– Вот одну и похотела! – снова высунулся черт и снова словил по шее. – Где моя конституционная свобода слова?! Будете драться – вообще ничего не буду говорить…
– Вот и молчи, для твоего же здоровья полезнее. Но, Сергей Александрович, уважаемый вы мой, откуда у вас такая непоколебимая уверенность, если даже ваша жена не может толком ничего сказать в свое оправдание, ссылаясь на невразумительную потерю памяти?
– Да, откуда такой склероз в ее годы? Или она хорошо сохранилась для своих восьмидесяти шести? Ай!!! Ну сейчас-то за что, диктаторы?
– Не отвлекай нас, бес окаянный, – вежливо попросил Анцифер. – Так вот, я бы хотел узнать, что же такое произошло на самом деле?
– Каким образом?
– Посоветуйтесь с сэром Мэлори…
Я подумал и решил, что это действительно неплохая идея. Ведь появится шанс снять камень с Наташиной души. Она же мучается, я вижу. Итак, на повестке дня с моей стороны всего один вопрос…
Хозяин дома был переполнен энтузиазмом. За всю его многолетнюю войну со старым Сычом он никогда не добивался столь впечатляющих результатов. Откупорился столетний коньяк, на столике появились лимон и сыр, сэр Мэлори наполнил пузатые фужеры и поднял тост:
– Дрюмдалия корвенсио иллюсгарис!
– За победу, – поддержал я и сразу взял быка за рога: – Сэр Мэлори, у меня есть пара вопросов…
– Весь во внимании, мой дорогой друг…
Я обстоятельно рассказал ему историю с кровью на Наташиных губах. Старый рыцарь слушал молча, не перебивая, меланхолично прихлебывая густой янтарный напиток.
– Сергей Александрович, вы абсолютно правы, рано или поздно эту задачку следовало бы решить. Хотя, признаться, я думал, что вы спросите о другом…
– О чем же?
– Вы помните первую встречу с Сычом в монастырском подземелье?
– Еще как!
– Если Иван-царевич не поймал бы его за хвост… мы пили бы коньяк за упокой, а не во здравие. Так вот, меня очень интересует, откуда негодяй узнал о вас? Как сумел к вам проникнуть? Где он вообще видел ваше лицо? Я не думаю, что ему удалось побывать в вашем мире, но вся операция построена так, словно он отлично вас знает и… ненавидит!
– Ума не приложу, – задумался я. – Честно говоря, все было недосуг в этом разобраться. Наташа рассказывала, что он ее околдовал и повел смотреть на мою казнь. Видимо, у Сыча были хорошие связи в монастыре, и те, кто был с ним в сговоре, знали, что он оборотень. Но ведь, с другой стороны, это говорит лишь об одном-двух подкупленных монахах… Разве это так уж важно?
– Важно то, откуда он вас знает! – весомо заявил сэр Мэлори. – Где еще вы могли встречаться так, чтобы он вас запомнил? Голимантра сюсь микусь ля робрибур. Вохилем пас! Умисус гредиус доткепра… Выходит, он знал вас настолько хорошо, что объявил врагом номер один. Даже в годы мрачного средневековья не так легко было отправить человека на костер по обвинению в колдовстве, а все сразу назвали вас колдуном! Почему? Откуда такая уверенность?
– Я тоже хотел бы знать… Но неужели это нельзя как-нибудь выяснить? Ведь должны быть какие-то волшебные книги, магические зеркала, гадания на кофейной гуще, в конце концов. Вы ведь волшебник, помогите мне заглянуть в прошлое!
– Магия – это вам не компьютер, – задумчиво насупился великий летописец. – Я не могу ввести ваше имя в базу данных и дать команду поиска всех мест, где ваши файлы совпадают с файлами злого оборотня. Кряус, бин крякус. Холидей… ам? Блюссимур!
– Значит, все-таки шанс есть?! – Я воспрял духом.
– Есть идея, – уточнил хозяин. – Чем в настоящее время занята ваша драгоценная супруга, из-за которой разгорелся весь сыр-бор?
– Помидорами. Она их ест, закатывает на зиму, готовит томат-пасту, варит аджику и разливает по банкам томатный сок.
– Это надолго?
– Часа на четыре. Сейчас она королева кухни, ее лучше не беспокоить. Любое постороннее движение она воспринимает как факт покушения на ее личные помидоры.
– Что ж, не будем отнимать у женщины святое… – рассудительно согласился сэр Мэлори и сразу сделал мне деловое предложение: – Хотите, я отправлю вас в прошлое?
– Куда?!
– В тот отрезок времени, когда ваша жена ушла из дому и вернулась со следами преступления на лице. Вы сможете, как сторонний наблюдатель, выяснить всю правду и, возможно, предпринять соответствующие меры в будущем. Идет?
– А… мне ничего с собой брать не надо? Вдруг придется защищаться от кого-нибудь…
– Вас никто не заметит.
– Ну а вдруг? От случайностей никто не застрахован. Знаю я ваши параллельные миры. Переход совершенно незаметен, а в результате вечно остаешься безоружный и одинокий в кольце страшных врагов.
– Выпейте еще, это придаст вам храбрости.
– Да я и так весь храбрый! – На меня нахлынула волна не очень трезвого авантюризма. – Просто дайте мне под мышку пулемет, и поехали! Я им всем там покажу, в прошлом этом…
– Браво, мой отважный друг! Правда, с пулеметом… люкомар хрюкс! Фабарантия…
– Понимаю… Конверсия, дефицит, а цены на черном рынке просто несусветные. Ладно, одолжите хоть кухонный ножик, и я пойду.
– Моску лабель, моску лабель, – охотно согласился хозяин, он сбегал в другую комнату и вынес мне хорошенький швейцарский нож многофункционального применения. – Варстахисус грег?
– Да, вполне устроит, – согласился я. – Когда отходит поезд в далекое прошедшее время?
– Сию минуту. Пойдемте со мной.
Мы прошли в ту самую комнату с черным потолком, красными стенами и пентаграммой на полу. Мне было велено встать в центре.
– А это надолго?
– О нет! Если вы вернетесь, то буквально через пять минут.
Линии пентаграммы вспыхнули зеленоватыми лучами, сами собой зажглись черные свечи на пересечениях линий, заклубился дым над медными треножниками, а сэр Мэлори, волшебным образом переоблачившийся в мантию мага, напевно произносил какие-то заклинания. Видимо, коньяк был слишком крепким, потому что очень важная мысль забрела мне в голову слишком поздно. Он сказал «Через пять минут. Если вернетесь…» Что значит «если»? Я что, могу и не вернуться?! Мы так не договаривались!!! Но… как вы понимаете, было уже поздно…
* * *
Переход из мира в мир посредством пентаграммы не представляет собой ничего особенного. Вопящие и разлетающиеся на молекулы люди, полет микрочастиц в сияющую неизвестность, затягивание в полупрозрачную сферу и прочие кинематографические штучки места не имели. Скорее всего, я на мгновение потерял сознание, слегка кружилась голова и ощущалась некоторая резь в глазах. Возможно, это от ветра, он налетал порывами, неся мельчайшую пыль. Над горизонтом тускло светило бледное солнце, в голубовато-охристом небе непрерывной чередой бежали плотные облака. Местность вокруг была удручающе бесцветной. Я находился на песчаном холме, посреди заброшенного города. Наверное, здесь была война или прошли страшные природные катаклизмы. Крыши домов были сорваны, окна выбиты, улицы засыпаны песком, от деревьев остались лишь обшарпанные стволы. Здания в основном одно-, двухэтажные, город был старым. Я поискал глазами хоть что-то, что могло бы подсказать, где именно я нахожусь, но ничего существенного не было. Ни вывесок, ни названий улиц, ни номеров… Казалось, злая воля провидения создала причудливый лабиринт для собственных таинственных игр. Город явно был пуст, ни одной живой души, даже намека на присутствие хоть кого-то.
– Веселенькое местечко, не находишь? – Хмурый Фармазон скептически оглядел окрестности.
– Заброшенный город… Наташа рассказывала мне о нем. Именно здесь и должна произойти эта трагедия.
– Декорации самые подходящие: так и тянет прогуляться, как по любимому кладбищу. Ну че, пойдем на дело или Цилю подождем?
– А где он?
– Здесь! – Справа появился белый ангел. – Прошу прощения за некоторую задержку, не успевал вовремя сдать отчет, а в кабинете еще была такая очередь… Итак, куда мы направляемся?
– Надо найти девочку прежде, чем ее найдут волки. Город большой, без вашей помощи я не справлюсь. Поэтому предлагаю двигаться в трех направлениях. Я – по центру, вы – с флангов, если кто что заметит – сразу зовет остальных.
– Не получается у меня, – тяжело вздохнул черт. – Я ж если кого и найду, то молчать обязан как рыба об лед. Нельзя мне напостоянку хорошие поступки совершать, я вас предупреждал.
– Понимаю, – кивнул я, – дела, отчетность, бухгалтерия, начальство, бюрократия на каждом шагу. Поэтому вношу контрпредложение: если наш общий враг Фармазон первым найдет искомую девочку, то он зависает над ней, вопя в голос: «Здесь никого нет!» Мы слышим и в это место не суемся. Злое дело сделано, все довольны, все формальности соблюдены. Идет?
– Серега, ты… умный, как этот… ну… – даже растрогался Фармазон. – Так и сделаем, я не я буду, если через пять минут вы не услышите, что «здесь никого нет».
– А что кричать, если нам встретятся волки? – на всякий случай уточнил ангел.
– Ничего не кричать, тихо отрулить в сторону и предупредить меня. Главное, не забывайте, кто здесь главный… Любые действия только с моего одобрения.
– Слушаемся, ваше благородие! – дружно рявкнули близнецы, изображая огромное служебное рвение. После чего отдали честь, развернулись на пятках и взмыли вверх, как истребители вертикального взлета.
Я бодрыми шагами направился вниз по главной улице. Новые ботинки тонули в пыли, если бы сэр Мэлори не был так разгорячен коньяком, он наверняка предложил бы мне более подходящий для приключения костюм, чем итальянский смокинг с бабочкой. Это Наташа настояла на том, чтобы я оделся как можно элегантнее.
Милый образ жены, закатывающей помидоры, встал у меня перед глазами… Самое смешное, что она должна быть где-то здесь, бегает со стаей и совершенно не рассчитывает встретить меня. Интересно, а каково это, вообще, попасть в прошлое? Ну, в смысле, какое влияние это окажет на будущее. Если я здесь застряну, то, значит, ничего уже не будет? Или, наоборот, все, что мы испытали в Валгалле, в Городе, в барской усадьбе, – все кардинально изменится? А буду ли я помнить о попытке изменения прошлого? Если вернусь… Нет, подобные мысли отнюдь не добавляли оптимизма. Во-первых, я просто запутался, во-вторых, мне послышался протяжный звук. Через некоторое время он повторился, в тягуче-тоскливых нотах определенно угадывался волчий вой. Стая! Значит, волки рыщут где-то поблизости. Надо торопиться. Почти в ту же минуту, совсем рядом, раздался полный воодушевления вопль:
– Здесь никого нет!
Хорошо, что моих духов вижу и слышу только я, – старательный Фармазон поднял такой шум, что перебаламутил бы весь город. Я свернул налево, вскоре меня догнал запыхавшийся Анцифер:
– Сергей Александрович, должен предупредить, что не слишком далеко отсюда мне удалось вовремя заметить двух волков. Возможно, это разведчики, но стоило бы побеспокоиться – втроем мы не сможем противостоять стае.
– Естественно, я и не ставил перед собой такой задачи. Все гораздо проще, Наташа убеждена, что участвовала в убийстве невинного ребенка. Я хочу доказать абсурдность этой версии.
– То есть не позволить вашей супруге есть человеческое мясо?
– Да что вы такое говорите, Анцифер?! Я вообще не хочу, чтобы кто-то кого-то ел. Если мы успеем первыми, девочку надо просто спасти, и все.
– Все? – недоверчиво сощурился ангел.
– Все. Мы спрячемся где-нибудь, и ситуация будет спасена. Волки не найдут ребенка, им не придется никого убивать, значит, Наташины губы не будут испачканы кровью. Логично?
– Да уж не поспоришь…
Фармазон же продолжал орать не переставая:
– Здесь никого нет! Абсолютно никого! Ни одной живой души! А если вы конкретно ищете маленькую девочку лет четырех от роду с голубыми глазками и светлыми волосами, то ее-то нет тем более! Даже не смотрите, это совершенно бесполезно… Эй, вы что, не слышите?! Здесь, здесь никого нет, а не в соседнем доме! Ну почему я связался с такими олухами? Повторяю еще раз для особенно умных следопытов – никого нет именно здесь!
Через выбитую дверь я вошел в большую полупустую комнату, там у дальней стены среди мусора и пыли сидела маленькая девочка с холщовым мешочком в руках. Она была худенькая и грязная, в длинном дырявом платьице сине-серого цвета. Увидев меня, ребенок вжался в угол, детские ручонки трогательно прижимали к груди замызганную куклу, выглядывающую из мешочка.
– Не бойся… я… не обижу тебя. – Она испуганно сжалась в комочек, спрятав лицо в колени. У меня похолодело сердце… Не знаю, что могло довести ее до такого состояния, но это было ужасно. Я очень люблю детей, хотя и не имею никакого родительского опыта и умения с ними обращаться. Я неуклюже опустился на колени и попробовал погладить ее по голове. Девочка вздрогнула…
– Сереженька, поторопитесь, скоро здесь могут быть волки, – напомнил Анцифер.
– Успеется! – оттолкнул брата Фармазон. – Ну че ты лезешь? Глянь-ка, у человека отеческие чувства пробудились, он начинает завоевывать доверие несчастного ребенка, а ты его отвлекаешь.
– Но волки…
– Да плюнь ты на них! Ой, Циля! Она на него посмотрела… Она больше не дрожит!
Девочка подняла на меня чистые голубые глаза и некоторое время пристально изучала мое лицо. Потом осторожно провела пальчиком по лбу, по щеке, дотронулась до бабочки на шее…
– Ты кто?
– Я? Твой друг. Я… я пришел тебе помочь. Где твои мама и папа?
– Не знаю. – Она покачала головой. – А кто это?
– Это… – запнулся я. – Ну… это такие хорошие люди, которые тебя любят, заботятся о тебе, никогда не бросают одну.
– Ты мои мама и папа? – прямо спросила она.
Я беспомощно огляделся. Близнецы стояли за моей спиной молча, как партизаны, в их глазах блестели слезы.
– Знаешь что… пойдем со мной. Здесь не очень хорошее место, а я отведу тебя домой.
Вместо ответа она серьезно кивнула, запихала куклу поглубже в мешок и снова прижала к груди обеими руками, давая понять, что никогда с ней не расстанется.
– Конечно, – попытался улыбнуться я, – твоя кукла тоже пойдет с нами. Можно, я понесу вас обеих?
– А ты… а мы не упадем?
– Нет, я очень сильный. Иди ко мне, пожалуйста.
Господи, она же почти ничего не весила. Свернулась на моих руках калачиком, подогнув босые ножки, уткнулась носом под мышку и… мгновенно заснула. Анцифер и Фармазон в порыве сентиментальности в обнимку рыдали в голос. У меня тоже защипало глаза, но на телячьи нежности просто не было времени. Четкое ощущение опасности давило плечи, надо было срочно выбираться отсюда. Город сравнительно небольшой, если послать близнецов на поиски надежного укрытия, то шансы на спасение есть. Главное – спрятаться и переждать, а там, когда волки уйдут, мы придумаем, как с ней быть… Я развернулся к выходу и… едва не упал от неожиданности – в дверном проеме стояла серебристо-серая волчица.
– Сережа?!
* * *
– М-м…
– Что ты мычишь? Это, вообще, ты?
– Думаю, да… Да, любимая, пожалуй, это все-таки я. Понимаю твое удивление, но…
– Что ты тут делаешь?! – Желтые глаза моей жены приняли янтарный оттенок, она была почти в неуправляемой ярости. – Кто тебе позволил ходить в Темные миры? Как ты посмел шпионить за мной? Я же запретила даже думать…
– Не кричи, ребенка разбудишь! – сдержанно прошипел я. Наташа спрятала зубы, шерсть на ее загривке улеглась, и она бесшумно подошла ближе, осторожно принюхиваясь к девочке. Малышка крепко спала у меня на руках.
– Сережка, ты сумасшедший, – шепотом просипела Наташа, замахиваясь на меня лапой. – Я тебя дома просто сладкого лишу на неделю. Где ты взял эту кроху? Как ты ее держишь, ей же неудобно… Дай сюда!
– Куда? – огрызнулся я. – А если она проснется и вместо человеческого лица увидит улыбчивую волчью морду? Нет, у детей ранимая психика, она испугаться может.
– Ну дай подержать… Я осторожненько, – заскулила она, заискивающе вертя хвостом.
Я тихо присел, давая возможность своей жене аккуратно вылизать перепачканное личико спящего ребенка.
– Как ее зовут?
– Не знаю. Ее Фармазон нашел, об этом имени спросить мы как-то не удосужились.
– Фармазон, это кто?
– Господи, да ты же знаешь… Или нет, будешь знать… в будущем. В общем, я вас познакомлю. Смотри, как сладко спит… Она мне доверяет.
– Сережка, так нечестно! Ну я же тоже хочу покачать… Куда ты пошел?
– Подальше отсюда, Анцифер…
– Кто?
– Его я тоже представлю позднее, а сейчас надо уходить, он говорит, что здесь бродят волки.
– Подумаешь… Стая ни за что не тронет ребенка!
– У меня другие сведения, – сухо откликнулся я, поворачиваясь к выходу.
Анцифер и Фармазон с суровыми лицами заслонили мне дорогу.
– Поздно, Сергей Александрович, вам туда лучше не ходить…
Заглянув за их спины, я увидел, как улицу заполняют волки. Это действительно была большая стая. Они видели меня, чувствовали мой запах, но проявляли скорее любопытство, чем агрессивность. Я отступил назад, четверо самых матерых волков неторопливо повернули морды и шагнули следом. Девочка не просыпалась. Я пятился до тех пор, пока не уперся спиной в стену, волки так же медленно двигались за мной, не сокращая расстояния ни на миллиметр. Наташа невозмутимо сидела в уголке, вылизывая шерсть.
– Сергунь, мы тут с Цилей посоветовались и решили: ты в случае чего кидай замарашку нам, мы попробуем уйти огородами. Супружница твоя, как марафет наведет, за тебя заступится? Не уверен – не отвечай… Ну, хоть, по крайней мере, скажет прощальную речь и подарит утешающий поцелуй перед последней дорогой. Ты только не задерживайся, мы в тенечке подождем…
За первой четверкой двинулась вся стая. Волки стояли плечом к плечу, плотной стеной. Они не нападали, но и не сводили с нас внимательных взглядов. Желтые глаза светились настороженным интересом.
– Любимый, настоящий волк никогда не причинит вреда ребенку. На это способен разве что раненый, обозленный или выживший из ума старик.
– Приятно слышать. Значит, девочку они не тронут, но меня, как взрослого человека, вполне могут съесть?
– Запросто, – подумав, сообщила моя жена.
Серые ряды заволновались, вперед выдвинулся большой красивый волк, его шерсть казалась скорее черной, а левое ухо было рассечено почти до основания. Он горделиво повернул голову к Наташе, издав короткий горловой рык. Моя жена ответила невоспроизводимым набором рокочущих звуков. Вожак удовлетворенно кивнул и деликатно шагнул в мою сторону. Я крепче прижал к себе девочку, заслоняя ее левым плечом.
– Кидай, кидай сюда, мы рядом! – отчаянно сигналил Фармазон, протягивая руки.
Волк посмотрел на меня странным всепонимающим взглядом и, прижав уши, тихо сел. Повинуясь какому-то внутреннему интуитивному импульсу, я тоже опустился на корточки, позволяя огромному зверю заглянуть в спокойное лицо спящего ребенка. Волк обнюхал ее волосы, чуть прикрыв глаза и высунув язык, потом осторожно лизнул ее в ушко – девочка улыбнулась во сне. За моей спиной облегченно выдохнул Анцифер. С плеч словно гора свалилась, взаимопонимание было достигнуто, нас не тронут… Черный вожак стаи развернулся и вышел вон, следом за ним отправились и остальные волки.
– Они не тронули нас…
– Я ведь предупреждала, – безмятежно потянулась Наташа. – Ой, она просыпается… Проснулась, маленькая моя… Ну, здравствуй, здравствуй, солнышко! Не бойся меня, я вовсе не злой волк, а, наоборот, очень добренькая собачка.
– Не морочь ребенку голову, – возмутился я, – еще напугаешь спросонок.
– Кто? Я?
– Не бойся, малышка, я с тобой.
Девочка обхватила меня руками за шею и серьезно кивнула.
– Сейчас мы пойдем домой… куда-нибудь, где есть дом, там мы тебя вымоем, накормим и переоденем, хорошо?
– Да. Ты – папа?
Я оглянулся на Наташу, она подмигнула мне и быстро объяснилась с девочкой:
– Он – папа, его зовут папа Сережа.
– А ты – собачка?
– Не всегда… Скоро я поменяю шкурку и стану мамой. Ты пойдешь к нам жить?
– Да. А ты не будешь кусаться?
– Я?! Никогда! – Наташа клятвенно замотала головой. – И сама не буду, и никому другому не дам! Пусть только кто-нибудь попробует тебя укусить…
– Вот и замечательно. – Я спустил девочку с рук. – Малышка, ты пока погладь маму по шерстке, а мне надо поговорить.
– Мы тебя ждем, папа, – в один голос сказали мои «женщины».
Мои? Ладно, потом разберемся. Вот уж не думал, что все будет так просто. Если никакие волки никакую девочку не ели, значит, кровь на губах моей жены – лишь досадная ошибка обстоятельств. Мне удалось изменить прошлое! Как все-таки замечательно иметь жену-ведьму, она договорилась со стаей, ребенка мы куда-нибудь пристроим, теперь надо лишь вернуться в свое время. Жаль, что не успел уточнить у сэра Мэлори, как именно это делается. Наверняка не очень сложно. Может, даже ребята подскажут.
– Анцифер!
– Да, Сергей Александрович.
– Я хотел бы узнать, вы не в курсе, как мы можем вернуться в Город?
– Ну почему же, в курсе. Никак.
– Не понял…
– Серега, – поддержал братца Фармазон, – че тут непонятного, елы-палы? Мы тебя сюда не запихивали, следовательно, и вытащить не можем. Вот куда в третий мир – от всей души. Так, перебирая мир за миром, измерение за измерением, может, и набредем на твой Город.
– Ну… давайте хоть так, только побыстрее, девочка…
– Это исключено! – строго заявил белый ангел. – Мотивы ваших действий, несомненно, благородны и по-христиански очень понятны, но… Красть ребенка – преступно!
– Точно! За это дело сажают и дают приличный срок. Тут я с Цилей согласен, хотя бы для разнообразия, чтоб ты не говорил, что мы с ним «вечно цапаемся».
– Да никто никого не крадет. Она же идет с нами сама, совершенно добровольно!
– А ее родственники?
– Но… взгляните хорошенько, она же явная сирота. У нее никого нет.
– А ты проверял? А ты искал? Давал фотографию в теленовостях, обращался в милицию, печатал объявление в газетах типа…
– «Найдена девочка. Возьмите, кто хотите!» – вспылил я. – Прекратите дурить мне голову. Или вытаскивайте нас всех троих, или честно назовите причину, по которой это невозможно сделать!
– Вот дотошный тип… Циля, скажи ему.
– М-м… дорогой наш Сереженька…
– Короче! – рявкнул Фармазон.
– Хорошо, опустим предисловия. Вы не задумывались о некоторых несоответствиях в деталях? Если ваша жена проснулась с кровью на губах – то это непреложный факт! Вам только что удалось спасти от стаи волков безвинного ребенка. Что это может значить? Что ее не съели.
– Ну? – опять не понял я.
– Но кровь-то все равно была. Если не девочкина, то чья же?
Я остановился. Не буду строить из себя знатока квантовой природы света и проблем пересечения прошлого, будущего и настоящего во всей сложности их взаимоотношений. Если предположить, что ангел прав, то губы моей жены все равно должна была испачкать чья-то кровь. Неужели в городе есть еще живые люди? Что же должно произойти, чтобы Наташа, оскалив клыки, бросилась на человека?..
– Я тоже об этом подумал, – деликатно вставил белый ангел. – Такой человек есть. Вернее, не человек, а оборотень… Что, если события только начинают разворачиваться? Поверьте, ничего не вернется назад. Вы не проснетесь ранним утром, не подадите супруге романтический кофе в постель и не обрадуетесь сладкой чистоте ее губ… Они по-прежнему будут перемазаны кровью!
– Но ведь… мы не видели Сыча среди волков. Что, если его сейчас здесь нет?
– Ну, тогда молись, Серега, – сокрушенно вздохнул Фармазон. – Если эти двое здесь ни при чем, то, исходя из теории вероятности… очень хотелось бы надеяться, но… скорее всего, эта кровь – твоя.
* * *
– Ну что, красавицы? Вы уже успели познакомиться? – Я присел на корточки, обнимая одной рукой жену, другой – девочку-найденыша.
– Да, – подтвердила кроха. – Это моя мама. Она меня потеряла, а теперь нашла.
– А… у… – запнулся я, повернувшись к Наташе, но она спрятала голову мне за плечо и до скрипа стиснула зубы, из желтых глаз лились слезы. Что ж, супруга у меня всегда отличалась как вспыльчивостью, так и сентиментальностью.
– А ты – папа. Сейчас мы пойдем домой?
– Конечно!
– Я бы не был так уверен, – сдержанно зашептал Анцифер. – Мы никуда не можем пойти, пока не утрясены все формальности. Структура времени не терпит вольных шуток. Вы должны до конца пройти весь свой путь. Возможно, я становлюсь навязчивым, но этот вопрос присутствия крови…
– Ладно, – сдался я. – Ваши предложения?
– Линяем отсюда! – неожиданно завопил черт, подпрыгивая на месте.
– Что-то случилось?
– Еще как! Там… мама дорогая, чуть было не совершил хороший поступок! В общем, у жены спроси.
– Наташа, тут Фармазон беспокоится, ты ничего такого не чувствуешь?
– Какой еще Фармазон?
– Потом объясню. Но ты что-нибудь чувствуешь?
– Не знаю… – Она втянула трепещущими ноздрями воздух. – Опасность… злоба… смерть… Нам надо бежать!
– Куда? – Я подхватил ребенка на руки, готовый ко всему, волчица бросилась к дверному проему, быстро осмотрела улицу и кивнула нам. Мы бежали по пустынным перекресткам, поднимая столбы пыли. Девочка не плакала, а лишь сильнее прижималась ко мне. Я никогда не представлял себя отцом, но, если бы у нас с Наташей были дети, мое понимание счастья было бы полным. И сейчас, крепко держа совершенно чужого ребенка, я вдруг почувствовал, что она – моя… Эта девочка – моя! Я никогда никому и ни за что ее не отдам. Когда понимание такого простого факта окончательно сформировалось у меня в голове, я остановился. Наташа и близнецы по инерции пронеслись еще шагов десять и уж потом повернулись ко мне.
– Сережка, ты что, устал? Дай ее мне, бежим.
– Нет…
– Но они же найдут нас! Ты понимаешь?! Они ищут меня, а найдут нас всех! – закричала моя жена. – Это не волки… не настоящие волки, это оборотни! Я всегда успевала убежать, но если они почувствуют ваш запах…
– Я знаю. Я очень много знаю. Гораздо больше, чем ты можешь предполагать. Но я не буду от них убегать.
Наташа так и замерла с открытой пастью. Анцифер подтолкнул Фармазона, и черт заговорил в совершенно непривычной для него серьезной манере:
– Так нельзя. Хозяин, ты сходишь с ума. Мы ведь не враги тебе, и она не враг. Послушай, не надо всего этого героизма, беги. Она – спасется, девочку мы с Анцифером вытащим, обещаю, но ты – беги! Пожалуйста, очень тебя прошу.
Я отрицательно покачал головой.
– Сергей Александрович, не надо принимать скоропалительных решений. Мы, может быть, не самые лучшие духи, которые могут быть у человека творческого склада, но мы действительно являемся отражениями вашей мятущейся души. Не будет вас, кому мы нужны по большому счету? Пусть лучше ангел и черт ведут долгую борьбу за вашу душу, чем они скорбно отнесут ее на высший суд в небеса. Послушайте нас, мы оба присоединяемся к просьбе вашей жены – спасайте себя, бегите!
– От кого?! – не выдержал я. – От этого престарелого маньяка?!! Он гоняет меня по всему миру, вернее, по всем мирам. Он превращает мою жену в волчицу, он крадет ее талисман, он мешает жить всем хорошим людям, он заставляет метаться, постоянно оглядываясь… Из-за него льется кровь, рвутся жизни, гибнут ни в чем не повинные души. Хватит! Где он?! Эй, Сыч! А ну, выходи! Больше ты никого не убьешь!.. Я не боюсь тебя!
– Любимый, – еле слышно выдохнула Наташа, – что же ты со мной делаешь? Как я люблю тебя…
– Да, Серега… – мечтательно протянул черт. – Завидую я тебе. Услышать такое признание перед самой смертью… приятно, да?
– Чего ты каркаешь, нечистый дух?! – возмутился было Анцифер, но осекся, увидев в конце улицы знакомый силуэт старого волка.
Сыч! Он принял мой вызов и пришел принять последний бой один на один. Бой, в котором победитель получает все… И он пошел ко мне медленными скользящими шагами, с гордо поднятой головой, а зеленый огонек ненависти в его глазах светился, как адское пламя неистребимого, всепоглощающего Зла. Я ждал. Но вот из-за угла выскользнула еще одна фигура, за ней другая, третья, потом еще и еще. Старый Сыч оставался верен себе, я напрасно заподозрил его в излишнем благородстве. Оборотень был не один. Следом за ним, не отставая и не обгоняя, маршировали еще шестеро вервульфов. Они сразу узнавались, отличаясь от обычного волка размерами, крутизной мускулов, огромными зубами и ненавистью… У них у всех была одинаковая ненависть в глазах. Ко мне, к Наташе, к ребенку, ко всему живому…
– Мне страшно, – неожиданно сказала девочка.
– Не бойся, я никому не позволю тебя обидеть.
Произошло что-то странное, я совершенно не чувствовал страха. Ни малейшего! Я твердо знал, что, если хоть один из этих зверей попытается оскалить зубы, я разорву его пополам. Просто руками, как лист бумаги. Анцифер встал рядом, закатывая рукава, и меня нисколько не удивило, что он явно собрался драться. Фармазон занял оборону слева, разминая кисти рук и делая короткие, разогревающие движения каких-то восточных боевых стилей. Только моя Наташа так и застыла столбом, вздыбив шерсть, обнажив клыки и недобро поблескивая глазами. Теперь уже мы жаждали драки!
– Кто ты, человек? – хрипло спросил Сыч, остановившийся в нескольких шагах. – И откуда знаешь мое имя?
– Я – поэт. Сергей Гнедин. Запомни на будущее, чтоб было что вспомнить на том свете.
– Ты перешел нам дорогу.
– Так было всегда, оборотень, разве ты не помнишь?
– Откуда я могу знать тебя? Мы убили многих, но борьба не закончена. Волчий Пастырь всегда поставляет нам свежее мясо. Сегодня он послал тебя и… ребенка. Лакомый кусочек. Это будет только мое блюдо.
– Ты – кровавый маньяк! Сумасшедший мясник! А ну вспоминай, вспоминай меня… Кто отнял у тебя Наташу? Кто расстроил казнь в монастыре, кто спас Фрейю, кто помог крысюкам, кто выручил медведей? Кто всегда вставал наперекор твоим планам? Вспомни меня!
Под яростным напором моего голоса оборотень отступил. Прочие волкодлаки не знали, как себя вести, поэтому тоже попятились назад. Я передал ребенка под Наташину защиту, подобрал занесенный песком обломок металлической трубы и поднял его над головой. Сыч бешено заревел, оборотни поддержали его пристыженным ревом, а потом все смешалось… Это была грязная уличная драка, без правил, без совести, без чести. Меня свалили, изорвали пиджак, местами покусали, но не настолько, чтобы до смерти. Я бил их трубой по головам, без всяких фехтовальных изысков. Вряд ли кого убил, но шишек наставил – это точно. Наташу видел краем глаза: кажется, она спокойненько рассказывала ребенку сказку. Случайные оборотни, бросавшиеся к ней, отлетали как от стены, видимо наталкиваясь на какую-то прозрачную сферу. Что ж, она ведьма, а значит, вполне сумеет о себе позаботиться… В пылу драки, когда все толкаются, падают и мешают друг другу, трудно обстоятельно запомнить, что как было. Обычно описания сражений лепятся из показаний нескольких очевидцев, один я мало чего скажу… Анцифера почти не видел, он был где-то за моей спиной и, судя по тому, что сзади меня ни разу не укусили, дрался очень успешно. Вот Фармазона помню отчетливо. Геройский черт с переливчатым воплем бросился в самую гущу оборотней и, сцепившись с врагами в плотный клубок, четверо на одного, катался в пыли. Были слышны только жуткий вой да базарная ругань, и клочья шерсти красиво летели по ветру. Мне достался старый Сыч, он уже успел дважды получить трубой по голове, но рвался уравнять очки. Ему удалось повалить меня наземь, но в общей толчее я кое-как отпихался ногами. Потом откуда-то сверху пролился яркий сияющий свет, и я ощутил себя лежащим высоко-высоко, на огромной ладони белого ангела.
– Сереженька, прочтите что-нибудь… у нас нет иного выхода. В другое время я бы не рискнул толкать вас на дорогу колдовства, а сейчас сам прошу. Читайте…
Горячие рифмы ударили мне в висок, я выпрямился, кривясь от боли в укушенной ноге, но старался произносить каждое слово ясно и отчетливо:

Хотите, я побуду вашим псом?
Лохматым романтичным сенбернаром…
Хотите, я пребуду вашим сном
Лирическим или сплошным кошмаром?
А может быть, мне сковырнуть звезду,
Оправить в серебро и в алых лентах,
Приплюсовав шалфей и резеду,
Вам поднести коленопреклоненно?
Настало время выдачи слонов
И превращений черепашек в принцев.
В любой любви гармония без слов –
Обычно не обязанность, а принцип.
Принципиально… Буду. Вашим. Я.
Не слишком важно – где, когда, насколько.
Закружит нас волшебная струя
В прыгучем танце под названьем «полька».
Хотите, мы изменим весь сюжет
И повесть станет праздничным романом,
Где ваш полуодетый силуэт
Интимно тает в мареве туманном.
Душа скользит с высокой крутизны,
Я ухожу, глуша огонь желанья
И на ладони вашей холм луны
Изысканно целую на прощанье…
Уже на последней строфе я почувствовал непонятный зуд во всем теле, мягкую, ломающую истому и с ужасом понял, что сам покрываюсь шерстью!
* * *
– М-да-с… Не уверен, что это ваше лучшее стихотворение, – сдержанно откашлялся Анцифер. – Ну а что же вы теперь собираетесь делать?
– Драться! – храбро гавкнул я.
– В таком виде? – Ангел извлек ниоткуда большое модельное зеркало. Я… не слишком удивился увиденному. Ну разве только исчезнувшей одежде. Потянулся, почесал задней лапой за ухом, повертел хвостом, зевнул, исподволь проверяя качество клыков. Не могу сказать ничего плохого – отличный пес получился! Краса и гордость Сен-Бернарского монастыря. Ангел кротко вздохнул, размахнулся как боулинговым шаром, целя мной в кучу разбушевавшихся волкодлаков. Четверо с переменным успехом гвоздили Фармазона. Трое, включая Сыча, возились у непонятной «стены», воздвигнутой моей женой – ведьмой. Наташа не принимала активного участия в драке, она и наша девочка сидели рядышком, болтая, как закадычные подружки. Ребенка совершенно не волновало, что с ней разговаривает страшная волчица, а в двух шагах исходят слюной злобные монстры. Чем она ее так пленила? Завоевать такое безграничное доверие ребенка ох как не просто… В этот момент Анцифер совершил бросок! Все смешалось… Я кубарем врезался в старого Сыча, сметя всех, кто попадался по дороге. Когда он поднялся на ноги, то едва не бухнулся вновь от удивления. Перед ним стоял… я! Не беспомощный интеллигентный мужчина в костюмчике, с бесполезной железякой в руках. Нет! Здоровый четырехлетний сенбернар, с мощным костяком, метр двадцать в холке, с тяжелыми лапами, упрямым лбом и внушительными зубами. Такой же оборотень, только собака, а не волк. Древнейшая вражда, вечное соперничество, родовая месть – все это выплеснулось откуда-то из генных глубин памяти и вспыхнуло яростным огнем вековой ненависти. Мы происходили из одного корня, одной крови, но когда-то, безумно давно, собаки стали помогать людям, и волки до сих пор не могут простить им этого «предательства». Сыч прыгнул на меня с места, без разбега, грозя вцепиться в горло… Будь я по-прежнему человеком – на этом все и закончилось бы. Мое собачье тело реагировало иначе, быстрее, жестче, интуитивнее… В последнюю секунду я подставил плечо, развернулся и, перебросив через себя волка, прижал его к земле обеими лапами. Ей-богу – я бы его загрыз! Но в этот момент на меня бросились те двое, которых я раскидал раньше… Теперь борьба приняла иной оборот. У меня не было страха. Наверное, сенбернары настолько флегматичные, что им плевать, сколько врагов у них на пути. Я дрался со всеми, я был тяжелее и сильнее их, на моей стороне стояли приемы тысяч поколений псов, отважно вступающих в схватку с волком. Вой, рев, рык, кровь, клочья шерсти, совершеннейшая неразбериха схватки и… неожиданное ощущение пустоты вокруг. Оборотни бежали! Кто-то быстрее, кто-то едва волоча ноги, но они уходили все. Последним хромал старый Сыч.
– Мы еще встретимся… Ты слышишь?! Я запомнил тебя, поэт!
Еще толком не отдышавшись, я бодро потрусил к Наташе. Все тело горело недавним боевым азартом, я ощущал себя просто великолепно и, если бы было надо, мог драться еще сколько угодно… Бамс! От неожиданного удара лбом я даже присел на хвост. Между мной и Наташей ничего не было. Она тоже изобразила удивление, быстро пробормотала нужное заклинание, и прозрачная стена растворилась, будто ее не существовало.
– Извини, любимый, я забыла… Надеюсь, ты не очень ушибся?
– Шишка будет, – мрачно пообещал я.
– Бедняжка, какой же ты у меня нежный… Иди сюда, я тебя поцелую в лобик, и все пройдет. – Наташа быстро лизнула мой лоб и ласково потерлась щекой о пушистое плечо. – Фрейя, поцелуй папу, он так храбро сражался за нас, что заслуживает награды.
– Кто? – не понял я. – Как ты ее назвала?
– Фрейя, – объяснила девочка, пытаясь обхватить ручонками мою могучую шею. – Мама Наташа сказала, что так меня зовут. В честь твоей далекой подружки.
Возразить было нечего. Моя жена еще не могла знать Фрейю, но в этом мире мне уже надоело всему удивляться. Просто я чувствовал, что все больше и больше привязываюсь к этому ребенку. Хотя так легко играть столь высокими понятиями, как папа и мама, не в моих правилах. Да и Наташа могла бы быть чуть посерьезнее. Кто мы этой девочке? Случайные люди, отважные спасители, непонятные звери или приемные родители…
– Ну что, пойдем домой? – Я на все махнул лапой, само собой как-нибудь утрясется.
– Да-а… спасибо, что напомнил. Ну-ка, признавайся, кобелина, как ты сюда попал?
– Не выражайся при ребенке! Меня отправил сэр Мэлори, ты его знаешь… вернее, еще не знаешь, но вы познакомитесь в скором будущем.
– Не увиливай от ответа! Ой, у тебя кровь на боку… Стой смирно, не двигайся. Не хватало только подхватить какую-нибудь инфекцию в этом пыльном городишке. – Она пылко бросилась зализывать мою боевую царапину.
В тот же миг мир вокруг взорвался цветными искрами и удовлетворенный голос сэра Мэлори громко произнес:
– Вот так все оно и было! Грям собудаль, аль фиюсь хрюксель мопс. Мисюсь, ибн мисюсь…
* * *
Когда я открыл глаза, передо мной стоял радостный летописец и протягивал фужер с коньяком:
– Вы блестяще справились с наитруднейшей задачей, молодой человек. Мне удалось все заснять на видеокассету, думаю, вам и вашей супруге доставит удовольствие просмотр этих редких кадров. Да не стойте же вы столбом! Сойдите с пентаграммы и пройдемте в кабинет, там еще остались бутерброды, а вам явно надо подкрепить силы.
Действительно, все тело болело так, словно меня пропустили через посудомоечную машину. Сделав первый шаг, я неожиданно понял, что снова стал человеком, даже одежда на мне прежняя и ботиночки ничуть не запылились. Неужели ничего не было?
– Вы отсутствовали почти четыре минуты. За столь долгий период можно было совершить многое. Я очень в вас верил, но такое… вы нашли и спасли невинную девочку, вы повернули вспять стаю хищников, вы отлично дрались с оборотнями, применив парадоксальное по сути своей заклинание, и оно дало непревзойденный результат! Волки, что бы они о себе ни думали, всегда боятся собак. Этот страх издревле гнездится в их подсознании, страх перед человеком и его друзьями. Одним своим превращением вы лишили врага морального преимущества!
– Я был не один, мне помогали.
– Ваша жена? О, она отлично справилась с защитой девочки. Перемещающийся щит из неподвижного воздуха – абсолютно великолепная идея! Надо будет попросить у Наташеньки рецепт, такая штучка всегда может оказаться очень полезной.
– Ради Бога, она закончит закрутку и охотно поделится с вами заклинанием. Но вообще-то я имел в виду Анцифера и Фармазона.
– Так они тоже были там?! – искренне удивился старый рыцарь. – А я-то ломал голову, что это оборотни сцепились в клубок и куда это вы взлетели перед тем, как обернуться собакой?.. Да вы кушайте, кушайте! Вот бутерброды с колбаской, сыр свежий… Фужерчик поднимите. Вот так, за победу!
Я наскоро проглотил пару бутербродов и, извиняясь, бросился к телефону.
– Фарьяшинар, брике лентонаро! Тепортика, кянти орма. Зарните, зарните. Серпод миус…
– Наташа?! – Я лихорадочно сжимал трубку.
– Да?
– Привет, это я.
– Где ты пропадаешь, счастье мое? Вы еще не наговорились? Тогда передай сэру Мэлори, что завтра мы ждем его на ужин, я буду печь торт.
– Торт?
– Ну да, такой треугольный, с трубочками и вишенками внутри, как ты любишь… Сережа, что-нибудь случилось?
– Да… Нет! Я хотел сказать… с тобой там все в порядке?
– Конечно, а что со мной могло случиться?
– Не знаю… наверно, ничего. Все в порядке, да?
– Все в полном порядке, солнце мое! Приходи побыстрее, пожалуйста. Пока, целую.
– Она ничего не знает и пока ничего не помнит, – деликатно объяснил хозяин, когда я повесил трубку. – Главная цель достигнута, мы выяснили, что на губах у вашей супруги была ваша кровь, оставшаяся там после того, как она зализывала вам рану. Кстати, не болит?
– Нет, – автоматически ответил я и, спохватившись, полез под рубашку. На левом боку алела свежая, едва затянувшаяся царапина.
– Могу дать пластырь, чисто на всякий случай.
– Спасибо. Значит, все это было…
– Естественно, одагомпа. Афкашор рийфе му лямпеорно, ота мин вяй-вяй мао.
– А почему тогда она ничего не помнит? – переспросил я.
– Еероском – к ачесткол циметитут. Фин… па лапуза хетлион миз? Нарт наоминц люф. Воф ли, моф ли, е ингертиосимпускии… Мя?
– Ладно, не буду с вами спорить. В конце концов, какая мне разница…
Уже в прихожей, прощаясь, я пожал дружескую руку сэра Мэлори и напомнил, что завтра вечером мы ждем его на ужин.
– Завтра? – уточнил он. – А… понимаю, вам надо подготовить жену… Это очень разумно. Она у вас эмоциональная женщина.
– К чему подготовить?
– Да не волнуйтесь, девочка мне совершенно не помешает. Между нами говоря, я даже буду рад, по этому дому так давно не топали детские ножки…
Наверное, у меня было очень глупое выражение лица, потому что галантный хозяин сочувственно вздохнул, разворачивая меня к двери:
– Не буду задерживать… Вы очень устали, идите домой, Сергей Александрович. Мы с Фрейей обязательно будем к ужину…
– Где… где она?
– Что вы кричите? Разбудите…
– Где она? – Я опрометью бросился назад в квартиру, пробежал мимо кабинета, гостиной, той комнаты с пентаграммой… Спальня! Ну конечно же… Я осторожно вошел и… этого не может быть! На широкой кровати под балдахином безмятежно спала та самая девочка. Маленькая испуганная замарашка… Хотя уже нет… Ее мордашка и ручки сияли чистотой, светлые волосы разметались по подушке, а ночная рубашка радовала новенькими кружевами. Носик сопел ровно, по губам блуждала улыбка, наверное, ей снился хороший сон.
– Так сладко спит, – растроганно прошептал сэр Мэлори за моей спиной. – Все-таки хорошо, что вы ее удочерили, у такой замечательной крошки обязательно должны быть родители.
– Как… я… как это… получилось?
– Почему вы у меня спрашиваете? – подозрительно сощурился хозяин. – Нет, вы сегодня явно переутомились… Уходите на какие-то считанные минуты, возвращаетесь в виде потрепанного пса со спящей девочкой на спине, пока я переношу ее в ванную, мою, переодеваю, укладываю в постель и укрываю одеяльцем, вы вновь превращаетесь в человека. Я не берусь обсуждать те или иные достоинства вашей магии, но если так пойдет и дальше… У вас ведь просто отшибает память! Согласитесь, что склероз более приличен моему возрасту.
– Она… прелесть, – тихо сказал я, почти не слушая ворчания старого рыцаря.
– Не будите ее… девочке и так досталось. Пусть она выспится, а завтра…
– Сегодня! Как только проснется – сразу домой, прошу вас. Наташа там с ума сходит, ищет ее, так что, пожалуйста, как только встанет – вы сразу к нам.
– Хорошо. Я, конечно, немного удивлен таким бурным проявлением отцовской любви, но… Вы с женой всегда отличались оригинальностью поступков. Я верю, что девочке… будет с вами интересно. Но бегите же, вас ждут.
– Спасибо, сэр Мэлори. До вечера, надеюсь, прощаемся ненадолго.
– Ломиха, маус ломиха… Панг рикоп, ф искюрпис вастос. Камоминс каф!
Мы еще раз пожали руки, я нежно глянул на спящую девочку и отправился домой, размышляя, как именно преподнести эту радостную новость моей жене. В смысле – тот неопровержимый факт, что хотя она ровно ничего не помнит, но у нее уже есть дочь, ей четыре года, ее зовут Фрейя и сегодня вечером сэр Мэлори вернет ее в наш дом. Надеюсь, Наташа обрадуется… То есть конечно же обрадуется, только вот как она все это воспримет? Уже на ходу я поймал себя на том, что иду не один. Слева и справа от меня колыхались белые и черные подолы длинных одеяний. Господи, я же про них совершенно забыл!
– Ребята, вы целы?! – Поочередно мы обнялись с ангелом и чертом. Анцифер не пострадал, а вот Фармазон держал левую руку на перевязи, изображая безнадежно раненного страдальца. Не уверен, что можно всерьез покалечить бесплотного духа, но тем не менее мой черт старательно это демонстрировал.
– Мы старались, как могли.
– Да уж, оторвались со вкусом. Между прочим, в нарушение всех моральных норм и служебного долга. Если в наших конторах узнают об этой безобразной драке – поувольняют на фиг! Мне-то, в принципе, рукоприкладство не запрещено. Я еще в молодости в совершенстве овладел борьбой нанайских мальчиков и гурьбой нанайских девочек, а вот Циля…
– Господь наш изгонял торгующих из храма кулаками, а не проповедями, – хладнокровно отметил ангел. – Если вопрос стоит ребром, то добрая драка – меньший грех, чем постыдное бегство.
– Спасибо, друзья. Мне крупно повезло, что вы у меня есть. Когда мы входим в игру командой, враг тушуется и думает только об обороне. Сегодня вечером у нас с Наташей радостное событие – в наш дом входит маленькая девочка по имени Фрейя. Прошу ее любить и жаловать как нашу родную дочь.
– Секем на раз! – подмигнул черт, радостно потирая ручки. – За это дело надо выпить!
– Непременно, – пообещал я. – Придем, сядем, сам налью…
– Это правильно! Вот это как раз очень даже справедливо! Мудро, я бы сказал… Порядочно с твоей стороны… Прилично, чутко, пристойно, возвышенно, естественно, человеколюбиво, и я бы даже выразился – с пониманием! На руку не смотри, рюмку я и одной поднимать могу.
Под шумный аккомпанемент Фармазона мы ввалились в подъезд. Уже на третьем этаже, у самой двери, Анцифер сунул руку за пазуху и извлек новую видеокассету.
– Я успел снять копию у сэра Мэлори, надеюсь, он не обидится, а вашей жене будет интересно взглянуть на то, что она странным образом забыла. Я мало что понимаю в магии, но уж как-то гладко все у нас получается, вы не находите?
– Нет, – буркнул я, выхватывая кассету, – ничего не нахожу и вам не советую. Давайте хоть сегодня проведем вечер тихо, по-семейному, без разборок и проблем.
Близнецы согласно кивнули, я нажал кнопку дверного звонка…
* * *
– Не заперто, любимый!
– А откуда ты знаешь, что это я?
Мы прошли в прихожую. Наташа выпрыгнула из кухни в яркой футболке и бриджах. Судя по сияющему лицу – закаток у нас на всю зиму, а томатным соком она упилась до отвала.
– Любимая, нам надо поговорить.
– Да! Все, что ты пожелаешь. – Она гикнула, одним прыжком влетая мне на руки. Это была наша «семейная» игра, своего рода символ безграничного доверия друг к другу – если я не успею подставить руки, она страшно ударится спиной об пол. Поэтому я всегда успеваю. – Спрашивай!
– О чем?
– Ну, о том, о чем ты собирался со мной поговорить.
– Я был у сэра Мэлори…
– Знаю, а ты знаешь, сколько банок я накрутила? Сережка, томатным соком я обеспечена на… на… на две недели минимум!
– Что?! – Иногда она меня так поражает… Я едва не выронил драгоценную супругу.
– С тобой все ясно. Поставь меня на пол. Так, теперь слушай, сюда звонил генерал, просил передать тебе привет и сказал, что дипломатическая договоренность достигнута. Мятежа не будет, а крысюки приглашены в специальные отряды по расчистке города.
– Прямо как у Гленна Кука… – вырвалось у меня.
– Что именно?
– Так… некоторое сходство сюжета. Но, видимо, крысюков во всех мирах используют одинаково. На самом деле я хотел поговорить с тобой о другом. Ты… ты помнишь тот день, когда… я пришел с подносом, а твои губы были перепачканы кровью?
– Да… конечно… – Она мгновенно помрачнела. – А почему ты спрашиваешь?
– Пожалуйста, выслушай меня внимательно. Сэр Мэлори предложил мне отправиться в прошлое и самому убедиться в твоей полной невиновности. Он думал, что я, как беспристрастный свидетель, смогу правильно оценить ситуацию и выявить момент подставки. Видишь ли, он тоже был уверен, что ты не могла убить ребенка… Но все пошло не по плану. Я…
– Ты не смог пассивно наблюдать и постарался все сделать по-своему! – угадала Наташа. – Ладно, что из всего этого получилось? Надеюсь, ты не слишком подкорректировал мое прошлое? Я бы почувствовала…
– Пойдем, посмотришь сама. – Я обнял ее за плечи, проводил в комнату и включил видео. – Вот, сэр Мэлори как-то умудрился записать все произошедшее на пленку. Мой ангел захватил с собой копию, полагаю, что тебе это будет интересно. Только ничему не удивляйся и не убивай меня в порыве сиюминутного гнева. Дождись конца фильма, а уж потом делай со мной все, что хочешь, договорились?
– Посиди рядом.
– Нет… тебе лучше посмотреть это самой. Я подожду на кухне. Зови, если что…
Сунув кассету в пасть видика, я поцеловал жену в щечку и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Мне необходимо было оставить ее наедине со своим прошлым. Пусть она сама, и только она, без чьего-либо участия или упрека, убедится в том, что же произошло тогда на самом деле. Я прав или нет в том, что произошло после моего вмешательства? Но в любом случае ясно, что моя жена здесь совершенно ни при чем! Кухню оккупировали близнецы, Анцифер мазал маслом хлеб, а Фармазон, как водится, потрошил холодильник. В этом деле ему никто не конкурент…
– Ну че, братан, все сказал? Волчица твоя небось в слезах сидит… Ты тоже присядь, не робей, держи хвост пистолетом, с бабами все не слава Богу. Циля, дай бутерброд человеку! Вот еще колбаски сверху положи…
– Как она это восприняла?
– Спасибо, Анцифер… – Я взял бутерброд. – Ну… как восприняла – еще неизвестно. Я поставил кассету и ушел. Нет, подготовил, конечно, нормально… Объяснил, что к чему, со всем остальным она должна разобраться сама.
– Мужики, сегодня есть выбор – водка, ликер паршивый, две бутылки пива и начатое шампанское. Нет, это просто праздник какой-то… В общем, кому что?
– А сок есть? – спросил ангел.
– Только томатный, – честно предупредил Фармазон.
– Тогда не буду рисковать… Мне, пожалуйста, полрюмочки ликера. Много, много… ну, куда ты льешь? Вровень с краями, даже не поднять… Что ж мне теперь, отхлюпывать?
– Ну извини… Хочешь, я отхлюпну?
– Иди ты! – Ангел быстро прикрыл рюмку ладонью.
Я предпочел шампанское, черт остался верен сорокаградусной. Вообще-то я не прогрессирующий алкоголик, но почему-то в последнее время все спешат угостить меня чем-то очень крепким. И Фармазон в этом деле – первый! Как ему удается так легко меня подтолкнуть?
– Работа такая, – подмигнул лукавый, поднимая первый тост. – Чтобы склонить человека к греху, мы в Аду изучаем генетику, психологию, философию и массу других сопутствующих наук. Все это надо знать, ибо человек, а тем более творческий, – натура тонкая, возвышенная. Его голыми руками не возьмешь… Так выпьем же за то, чтобы хоть иногда ты опрокидывал рюмочку не из-за подстрекательства нечистого, а ради друзей, которые у тебя есть и всегда будут. За нас с Цилей!
Мы чокнулись. Фармазон тут же разлил по второй. Теперь слово взял Анцифер:
– Дорогой Сергей Александрович… Сережа… Я от всей души и от лица всех здесь присутствующих хотел бы искренне поздравить вас с успешным завершением героической эпопеи. А еще пожелать удачи в новом качестве – вы добровольно становитесь отцом. Это серьезное испытание… Выпьем за то, чтобы у вас хватило терпения, такта и любви!
– Серега, теперь ты скажи чего-нибудь, – проникновенно сморгнул слезу черт, разливая по третьей.
Я встал, на мгновение задумался, держа фужер обеими руками…
– Анцифер и вы, Фармазон. Позвольте мне поднять этот тост за вас. За вас обоих. Со всеми вашими недостатками и добродетелями, спорами и объятиями, драками и взаимовыручкой… Я очень вас люблю и дорожу обоими в равной мере. Наверное, это неправильно и глупо… Если вы – лишь отражения света и тени в моей душе, то получается, что я люблю сам себя?! Это нескромно. Просто оставайтесь такими, какие вы есть, и не забывайте обо мне ни в горе, ни в радости. Нас – трое! А это классическое сочетание. За вас!
Под звон бокалов в кухню потерянно вошла моя жена.
– Все пьешь… один… а я… я… там!
Она бросилась мне на шею и разревелась. Слезы лились, как душ Шарко, я вымок буквально в одну минуту. Это не было горем, не было истерикой, не было отчаяньем или болью… Наташа выплакивала весь груз сомнений, терзаний, незаслуженных обид и подозрений, которыми разрушала сама себя все это время. Она заливала меня слезами облегчения, исподволь освобождая свою душу. Анцифер и Фармазон мягко растаяли в воздухе, какие понятливые… Прошло добрых минут пятнадцать, прежде чем Наташа, клубочком свернувшись у меня на руках, перестала всхлипывать.
– Давай я отнесу тебя в ванную, ты приведешь себя в порядок, а потом мы выпьем кофе и поговорим…
Она кивнула. Мы уже сидели за столом, когда Наташа наконец решилась. Первый вопрос был мне известен еще до того, как она его произнесла:
– Сережа, где наша девочка?
– В настоящий момент спит. По крайней мере, спала как сурок дома у сэра Мэлори. Я не хотел ее будить, да и тебя надо было как-то подготовить.
– Глупости! Я сейчас же пойду за ней.
– Не надо, через час или полтора он сам приведет ее сюда. Ты же приглашала его на ужин.
– Но… завтра.
– Да? А я почему-то решил, что сегодня. Так мне перезвонить, сказать, чтоб не приходили?
– Дурак! Ни в коем случае, – надулась она. – Прости меня, но… нельзя же так шутить. Пойдем, нам надо сделать детскую.
Почти полчаса мы потратили в шуме и спорах, раскидав по полу десяток разных журналов, включая знаменитый «Салон», подбирая нужный интерьер, освещение, меблировку и игрушки. В результате детская комната по площади едва ли уступала гостиной. Все цветное, яркое, душистое, куча игрушек на любой вкус, стол для лепки и рисования, замечательная кроватка с огромными подушками, целый гардероб в шкафчике с «котятами», целая полка больших детских книг… Наташа настаивала на установке модельного столика с маленьким компьютером, но я убедил, что ребенку слишком вреден резкий переход от дикой жизни в заброшенном городе к завалу всеми благами цивилизации. У детей тонкая психика, не стоит подвергать ее такому перенапряжению.
– Ладно, все… пусть будет, как будет. Если девочка захочет что-нибудь другое, я при ней же все переделаю. Теперь, пожалуйста, сходи на кухню и достань из холодильника фрукты, я поставлю их здесь, на столике.
Положив все на блюдо, я краем уха уловил непонятный скрежет. Что-то тревожное шевельнулось в душе. Я прибавил шаг и… замер – Наташи не было. Лишь белесая субстанция, смутно напоминающая контуры ее тела, дрожа, как сигаретный дым, таяла в воздухе. Ни звука, ни крика, ничего… У меня опустились руки. Чувство безвозвратной потери захлестнуло сердце. Господи… по полу, стуча, покатились яблочки…
* * *
– Блин! Че это было?!
– Прекрати ругаться, не видишь – и без тебя тошно. Видимо, у нас очередные проблемы. Наталья Владимировна изволили исчезнуть…
– Ну, это козе понятно. Я хочу знать, сама она на такое сподобилась или наш улыбчивый умник опять экспериментировал с любовными стихами?
Я тоскливо обернулся. Очень хотелось ругаться, да не на кого. Даже на самого себя – не за что. Анцифер и Фармазон стояли плечом к плечу, на лицах обоих было написано самое искреннее удивление.
– Она просто растворилась… Я на кухне был… слышу, скрежет – бегу сюда. Она же… и сказать-то ничего не успела.
– Сереженька, только не волнуйтесь! Не принимайте близко к сердцу. Мы во всем разберемся. Дорогой Фармазон, пожалуйста, выясни по своим каналам, что могло произойти. Я в свою очередь подниму на ноги весь небесный легион.
– Не, Серега, ну ты заметил, как он со мной разговаривает? Когда ему надо, так «дорогой Фармазон», а когда мне надо, так «изыди, бес поганый»! Циля, клянусь бабушкой, после такого обращения ты бы у меня снега зимой не выпросил, но ради хозяина…
Я прикрыл глаза, очень медленно сосчитал до десяти и, скрипя зубами, отправился к телефону. Номер сэра Мэлори был свободен, но никто не подходил, впрочем, через несколько гудков сработал автоответчик:
– К сожалению, меня нет дома. Я вышел буквально на муфиф син омотрон. Норсин ен при норвонц уй лярвострой пит. Кузерлют и я сам вам перезвоню.
Повесив трубку, я повернулся так резко, что близнецы, навострившие уши за моей спиной, даже отпрыгнули. Под суровым взглядом Анцифер потупился, а Фармазон покраснел.
– Сергунь, ты мне только скажи: вот я прав или не прав?
Я медленно взял с комода крупную китайскую вазочку, взвесил ее в руке, взглядом смерил расстояние до лба черта…
– Ша! Обойдемся без вредительства. Я все понял. Ты не в себе – поговорим серьезно. Я имею весомое предложение – этажом выше висит табличка на дверях: «Профессиональное гадание. Услуги гипноза и ясновидения. Натуральная оплата». Валим наверх, выясним, куда запропастилась твоя супружница, и мы с Цилей быстренько доставляем тебя на нужное место. Дальше ты сам, согласно характеру, привычкам и обстоятельствам. Идет?
– Пошли.
Я развернулся к дверям, но Анцифер удержал меня за руку:
– Сергей Александрович, это абсолютно исключено, потому что совершенно невозможно! Во-первых, вполне вероятно, сэр Мэлори с девочкой уже в пути, не могут же они прийти к запертым дверям?! Во-вторых, гадание есть грех, ибо сказано в Писании: «…не верь судьбу предсказующим». А в-третьих, что это значит, «натуральная оплата»? В каком смысле вы намерены платить натурой?!
– Циля, в ЭТОМ случае за хозяина рассчитаюсь я! – торжественно провозгласил черт. – Надеюсь, никто не будет против?
– Решено. Пойдемте быстрее. Да, Анцифер, насчет сэра Мэлори вы абсолютно правы, поэтому хочу попросить – дождитесь их здесь. Приведите в гостиную, займите чем-нибудь, накормите. В общем, квартира в вашем распоряжении. Пусть подождут, мы буквально на пару минут.
– Но… а как же… Нет, нет, ни в коем случае! Я – с вами!
– Не спорь с хозяином, суслик длинногривый! Забыл, что теперь он главный?
– Без тебя разберусь! – цыкнул на брата белый ангел. – Сережа, я, конечно, рад бы помочь вам от всей души, но вы просите невозможного. Что я могу для них сделать? Они же меня не видят и не слышат!
– Непринципиально, – отмахнулся я, – вы вполне в состоянии открыть дверь, пододвинуть стул, разогреть чайник и включить телевизор. Справитесь, мы в вас верим!
Обалдевший от такого поворота событий, Анцифер безропотно пропустил нас на площадку и автоматически прикрыл дверь. Я бросился наверх, шагая через две ступеньки. Действительно, прямо над нашей квартирой находилась то ли гадальная контора, то ли предсказательский офис. Табличка была металлическая, новая, а дверь почему-то замызганная и неструганая. Под табличкой мелом написаны слова: «Входить без стука». У каждого свои причуды… Фармазон услужливо толкнул дверь, и мы вошли в коричневый полумрак прихожей. Где-то далеко горел слабый керосиновый свет, слышались женский смех и сочные звуки поцелуев.
В этом волшебном Городе можно было ожидать чего угодно, я уже не слишком удивлялся «растяжимым» размерам квартиры. Шли мы не очень долго, и никто на нас не покушался.
– Серега, есть совет: переговоры надо вести мне.
– Нет! – категорически отрезал я.
– Ой, ну не строй из себя неприступного зануду с комплексом плохой наследственности. Ты же сам видел, как здорово у меня это получается. Я же – врожденный дипломат!
– Помню, как же… и твою заботу в монастыре, и за столом у барыни, и вообще, я иду сюда по сугубо личному делу, а ты, если не забыл, моя «натуральная оплата».
Черт ахнул и едва не вписался в стену, когда я ловко ушел за поворот. Наконец открылась большая комната, выдержанная в строгом стиле фильмов ужасов. Черные, драпированные стены, чучела зверей и птиц, большой стол, покрытый пурпурной скатертью с винными пятнами, на нем хрустальный шар величиной с арбуз. Добавьте еще кучи соответствующего псевдомагического барахла, создающего атмосферу, и картинка будет завершена. Уже по одному интерьеру мне стало ясно, что здесь мы ничего не узнаем. В таком месте мог обитать только дешевый шарлатан. Или шарлатанка. Или целых две шарлатанки, отметил я, когда из-под стола дружно выползли две «разнокалиберные» барышни. Первая была тощей, как циркуль, с короткой стрижкой и грязным моноклем в глазу. Ее уши оттягивали замысловатые серьги в виде серебряных крыс. Вторая, наоборот, напоминала низенький стол с ножками, носила две толстенные косы и не выпускала из подпиленных зубов замурзанную сигару. При виде меня они деловито перемигнулись, обнялись, смачно чмокнули друг друга в губки и гулко расхохотались…
– Садись, стихотворец. Тебе кофе или чай?
– Вы… мне? Кофе, если не затруднит.
– А если затруднит? – интимно подмигнула маленькая, толкая локтями подружку.
– Тогда не надо, – твердо решил я. – У меня к вам дело, если можно, то давайте обойдемся без церемоний.
– Какой важный, – кивнула другая, и они снова захихикали. Я почувствовал себя в идиотском положении. Фармазон, доселе честно хранивший надутое молчание, неслышно подкатился слева:
– Ну, я же говорил! Видишь, как они с тобой… Не жадничай, дай и мне попробовать…
– Э… милые дамы! – Я намеренно возвысил голос. – Поверьте, мне очень дорога каждая минута нашего дружеского общения, но на этот раз я действительно пришел по делу. Проблема в том, что…
– Поэт, ты табличку на двери видел? – сжалилась тощая.
– Да, – признал я. – А откуда вы знаете, что я поэт?
– Так вот, на табличке указано: ясновиденье! Что ж ты тут дурацкие вопросы задаешь? Мы о тебе и так все знаем. Пришел жену искать? Да не молчи, говори четко. Нет? Да?
– Да. Она пропала. Максимум десять минут назад.
– Подробности!
– Растворилась в воздухе, как привидение какое-то. Не сказала ничего, ни здрасте, ни до свиданья. Обычно она предупреждает, если что. Вы… сможете мне помочь?
– Поможем, сестричка? – Толстая ткнула кулаком в бок тощую. Та отлетела в угол, но, резво вскочив на ноги, шандарахнула «сестру» тазом по голове. Грохот на всю квартиру, бедолага даже на пол села и глазки в кучку свела. Однако мгновением позже обе гадалки залились счастливым смехом, еще раз поцеловались и взялись за дело.
* * *
Для начала они сплясали. Что-то очень короткое, но зажигательное. Потом меня усадили в деревянное кресло и приказали неотрывно смотреть в хрустальный шар. Тощая гадалка в это время села напротив, закатила глаза и, гнусно завывая, погрузилась в глубокий транс. Кажется, именно так называют состояние полного обалдения, при котором человек ничего не чувствует, не ощущает вокруг реального мира, а весь уходит в иные сферы, общаясь с духами тонких материй. Ее подружка, обливаясь потом, носилась вокруг, горстями разбрасывая какие-то зерна, песок, соль и, по-моему, еще зеленый консервированный горошек. Видимо, этим она усмиряла плохих демонов и задабривала хороших. Натуральный цирк! Я стиснул зубы и уже намеревался уйти, громко хлопнув дверью, когда Фармазон вцепился в мое плечо:
– Вон она! Серега, смотри, на шар смотри! Я ее вижу!
Господи Боже… В прозрачном хрустале явственно угадывались черты Наташиного лица. Это, несомненно, была она! Галлюцинации, гипноз, самовнушение – называйте это как угодно, но я ее видел. Сияющая поверхность затягивала, Наташа казалась такой близкой, протянуть руку – и наши пальцы встретятся.
– Сережа…
Я вздрогнул. Это был ее голос!
– Сережа… – Самое ужасное, что слова слетали с кривых губ тощей ясновидицы. Она говорила голосом моей жены. Или моя жена говорила со мной через чужое тело? – Помоги… Он забрал меня… Я не выберусь сама, у меня больше нет сил… Бабушкин талисман… я совсем слабая… Сереженька, вытащи меня… мне плохо… Помоги! Любимый мой…
– Наташа! Наташа, где ты? – сорвавшись, закричал я.
Толстая помощница ахнула и бросилась зажимать мне рот. Пока мы боролись, Фармазон счел своим долгом пояснить ситуацию:
– Нельзя орать: медиума спугнешь! Вон, сам посмотри, что с ней творится.
Светловолосая гадательница сползла на пол, ее корежило в судорогах, на губах пузырилась розовая пена, глаза совершенно остекленели. В общем, поднимали несчастную все трое. Толстуха ругалась на меня матом так изобретательно, что я невольно заслушался. Потом, конечно, спохватился и бросился извиняться. Когда предсказательница пришла в себя, мне популярно объяснили, что оплата выросла вдвое. «За вредность». Оказывается, от несанкционированного вопля в неподходящее время человек, общающийся с духами, служащий им своеобразным переводчиком, мостом, может умереть. Запросто. Или остаться душевнобольным на всю жизнь…
– Она сказала, что ей плохо. Она просила помощи! Что мне теперь делать? Куда бежать? Как помочь?
– А вот не надо было… – снова завелась толстая, но товарка ее перебила:
– Да ладно! Все равно контакт был слабым и расплывчатым. Главное, что суть он уловил, а детали приложатся. Давай, красавчик, мы бросим тебе карты Таро.
– Они могут подсказать место поиска? – поразился я.
– Ну… вообще-то это карты гадальные, а не географические. Точного адреса мы, возможно, и не получим, но… шанс есть!
Хрустальный шар отодвинули в сторону, а на красную скатерть легла потрепанная колода старых карт. Мне было велено взять их левой рукой, положить на кресло, сесть сверху, мысленно сформулировать четкий запрос. Потом встать, снова взять колоду уже правой рукой и разложить карты по указке толстой гадалки. Теперь я во все верил и послушно выполнял все необходимые требования. Рисунки традиционного Таро резко отличаются от обычных карт, и нужно обладать недюжинным опытом, чтобы правильно прочесть даже самый простенький аркан. Тощая ясновидящая приняла из рук подруги стакан красного вина, выпила и прикурила тонкую дамскую сигарету. Вот так, окутывая меня дымом с двух сторон, профессиональные гадалки наперебой бросились объяснять мне расклад:
– Смотри, слева у тебя Шут. Он стоит на краю пропасти, это карта «божественного дурачества». Ты легко победишь или так же легко проиграешь. Вот это Маг – он требует от тебя самоотречения. Рядом с ним Императрица – она ждет и любит, ее связь с магом очевидна. Видимо, говоря о самоотречении, ты должен отбросить все личное ради нее. А вот и карта Хозяина. Сейчас он господствует, но карта перевернута, это плохой знак. Хозяин задумал зло, и за его спиной стоит кто-то более сильный. Дьявол!
– Кто? – переспросил я.
– Дьявол. Он же Тифон, он же Сэт… В данном сочетании это может обозначать только одно – борись! Борись, сопротивляйся, не сдавайся ни за что, иначе погибнешь…
– Что еще?
– Двойка Жезлов. Есть шанс, что задуманное осуществимо. Рыцарь Мечей – друг в черной одежде, он перевернут, он не всегда тот, кем кажется. Но в конце концов он возьмет твою сторону. Еще Рыцарь Кубков – он светел и религиозен, его называют Рыцарем Святого Грааля. Доверяй им обоим, они приведут к удаче.
– Так… если позволите, еще пара вопросов. Что-то я не совсем понял, где, собственно, мне ее искать?
– В доме, – терпеливо пустилась объяснять толстая, – вот, видишь, здесь карта перевернута, значит, она в своем доме, но он… как бы… нереален. Это может значить отражение, искажение, изменение самой сути привычного понятия.
– Но дома ее нет!
– Не может быть! Карты не люди – врать не обучены. Послушай бывалую женщину, поэт, твоя жена у тебя дома!
– Хорошо, не будем спорить… Если она там, я ее найду. Но как мне ей помочь? Что обозначает черный жрец, от которого она зависит? При чем тут бабушкин талисман? Мне-то что делать со всей этой чертовщиной?!
– А ничего не делай, – просто предложила тощая гадалка. – Пострадаешь с недельку, там мы тебя быстро утешим, женимся заново, на работу устроимся… «Стихи как способ вербальной магии» – чем тебе не тема для преподавания? А о бывшей жене будет напоминать лишь одинокий призрак, изредка появляющийся в прихожей. Робкий, бледный и бессловесный, дунул – нет его…
– Спасибо за информацию. Учту. Приму к сведению. Сколько я вам должен?
– Ну-у-у, – жеманно протянули подружки, демонстративно не замечая моего явного раздражения, – сколько ж нам с тебя взять, чтоб ты отсюда на своих ногах ушел… На шаре гадали, на картах гадали, значит, за все про все где-то часа четыре набежало. Решено, по-добрососедски, с тебя четыре рабочих часа! Будешь нас обслуживать.
Я кротко вздохнул. Если бы Наташа была рядом, у обеих сладострастниц уши бы к потолку прилипли, а так…
– Фармазон!
– Тут я, – нерадостно откликнулся бес.
– Как договорились – оплатишь все согласно предъявленному счету. Милые дамы, я должен идти (надеюсь благодаря вашим советам все-таки найти супругу), за меня весь почетный труд выполнит мой личный черт. Он славный малый и в таких делах дюж. Нет возражений?
– А-а где он? – вытаращились гадальщицы.
– Он невидим и неслышим, но зато вполне осязаем, обладает всеми необходимыми достоинствами и недюжинной силой. Вам понравится. Фармазон, подвигайте что-нибудь, пожалуйста.
Мрачный черт приподнял хрустальный шар, раскинул веером карты, сложил их снова и от души хлопнул колодой толстуху по заднице. Толстуха взвизгнула…
– Годится, – авторитетно заявила тощая, – в качестве исключения мы примем оплату услугами невидимого духа. Это даже пикантно…
– Серега, без меня не начинайте, – тихо попросил нечистый, когда я развернулся на выход.
– Ничего не могу обещать, но… если при ударном труде они зачтут тебе час за два… В общем, все в твоих руках.
– Если бы, – обреченно хмыкнул он.
* * *
Я прыжками несся вниз. Дверь открыл истомившийся Анцифер.
– Никого не было, никто не звонил, никаких происшествий за ваше отсутствие не случилось, – торопливо доложил он. – Вообще-то я думаю, сэр Мэлори выберет самую длинную дорогу. Он всерьез почувствовал себя дедушкой и не приведет девочку, пока не прокатит на карусели и не накормит мороженым.
– Вот и замечательно!
– Не понял? Повторите.
– Я говорю – замечательно! Отлично, превосходно, великолепно! Пусть погуляют подольше. Мы тут повыясняли насчет наших проблем, и обе гадалки одновременно утверждают, что Наташа не покидала дома.
– Но ее здесь нет!
– Я тоже так думал. Но, если мы их правильно поняли, ее захватила в плен какая то высшая сила. Она ведь все-таки ведьма, и кто-то посильнее старого Сыча воспользовался его наводкой для того, чтобы похитить мою жену. С обычной женщиной не было бы проблем, но она – ведьма! Наташа борется, она еще здесь, и… она зовет меня.
– Ага, – начал на пальцах соображать Анцифер, – вашей жены в доме нет, потому что она здесь. Ее заколдовали, несмотря на то что она сама ведьма. Сыч ничего сделать не смог и нажаловался еще более крупным авторитетам. Вы опять намерены ее спасти от кого-то, вытащив неизвестно откуда и, самое главное, непонятно зачем?! Я правильно излагаю?
– Да ну вас, ей-богу! Пока Фармазон честно оплачивает мои долги наверху, давайте-ка еще раз проверим всю квартиру.
– Всю-то к чему? Имеет смысл искать только там, где мы видели ее в последний раз.
Мы вновь отправились в детскую, обмерили все углы, и буквально через пять минут белый ангел торжествующе поднял толстую серебряную цепь с непривычно изогнутым крестом:
– Талисман! Как мы его сразу не заметили, ума не приложу. Валялся посреди комнаты… Это и есть бабушкин подарок?
– Да. Та самая вещь, с помощью которой Наташе еще в детстве был передан ее дар. Каким-то образом ее сила стала зависеть от этого амулета. Сыч украл его, и вот теперь он здесь. Ваша версия, коллега?
– Исходя из реальных фактов, я был бы склонен предположить, что старый оборотень, стащивший талисман, так и не сумел им воспользоваться. Ваша супруга держалась весьма достойно, и у него ничего не вышло. В отместку Сыч отдает талисман тому, кто может и хочет завладеть силой ведьмы. Судя по тому, что вашей жены здесь нет, ему это удалось…
– Но кому?
– В разговорах последних дней неоднократно всплывало имя Волчьего Пастыря. Вы не в курсе, кто это?
– Я в курсе, я! Я вам все скажу, только спасите меня от них! – К нам влетел мокрый как мышь Фармазон. Его черные одежды были перепачканы мелом и краской, руки вымазаны в каком-то клее, а модный хвостик торчал на макушке дыбом. – Спрячьте меня, пожалуйста! Не могу я на них больше трудиться…
– Хм, а раньше на всех мог. Простатит – болезнь века, – только поддел братца Анцифер. Фармазон глянул на него как на недобитого буржуя и заорал, уже явно срываясь на визг:
– Ты о чем подумал, а?! Ты что ж, моралист, решил, что они в интимном плане натурой берут?! Да если бы!!! Они же меня на четыре часа на уборку помещения наняли, подлые бабы… Обслужи нас обеих – как же, обслужишь их! Одной комнату убери, другой белье постирай, одной потолок побели, другой ванну выкраси, одной обои в спальне поменяй, другой так вообще… И лезут все время под руку с указаниями! Ну, я им кто, среднестатистический черт или бригада евроремонтников?
– Мне кажется, звонят в дверь, – сощурился я, – если это за вами… Так как имя этого Волчьего Пастыря?
– Велиар! И бежим отсюда поскорее…
– Сможешь нас к нему проводить?
– Счастлив буду! – упоенно взвыл черт, и я в ту же минуту ощутил себя едущим вниз на сумасшедшем лифте со страшной скоростью на пугающую глубину.
На мгновение закружилась голова, но именно в этот момент мы и прибыли. Уф, не знаю, как себя ощущают другие путешественники по мирам, а мне нравится.
– Куда это ты нас завез?
– Что, Циля, нравится? – прищелкнул языком довольный Фармазон. – Дворец Велиара – восьмое чудо света! Встречается почти во всех измерениях, правда, в некоторых его можно видеть лишь магическим зрением. «Третьим глазом», так сказать. А зрелище действительно впечатляющее… Может быть, мы пойдем, раз уж пришли, а о Велиаре я расскажу по дороге.
Черт был прав – лично у меня просто голос пропал от восхищения. Мы находились на узкой горной гряде шириной не более пяти шагов, отполированной под стекло и обрывающейся по краям куда-то далеко вниз. Там клубился туман и парили птицы, похожие на орлов. А прямо перед нами терялся вершиной в облаках самый прекрасный дворец из всех виденных мною. Я не смогу описать эту архитектуру, лепнину, резьбу по камню, цветное стекло и кованое железо… Скажу только, что его красота была красотой окаменевшего ужаса, замершего крика, остекленевшего взгляда. Она пугала и завораживала одновременно. Дворец казался черным, но, видимо, в его отделке использовались все оттенки фиолетового, коричневого, изумрудно-зеленого, бордового, темно-синего. Стройность башен, математическая выверенность объемов, полная гармония больших и малых масс создавали четкую ассоциацию с неземным космическим кораблем. Я бы ничуть не удивился, если из каких-нибудь люков показались первые космонавты. Вот так, наверное, наивные аборигены падали ниц перед «домом Бога», опустившимся к ним на землю из голубых небес. А потом по памяти строили церкви и храмы, очень похожие на неподвижные космические корабли…
– Серега, не отвлекайся! Итак, Велиар – это не кто иной, как один из сильнейших демонов Ада. В некоторых кругах его считают вторым после Сатаны. Был активным участником восстания ангелов против Бога. Перед людьми появляется в образе прекрасного юноши с обходительными манерами и учтивой речью. На самом деле – лжив, коварен, вероломен! Специализируется на заведомо греховных поступках, сексуальных извращениях, прелюбодеяниях и похоти. Командует многочисленными дьявольскими силами (что-то около восьмидесяти легионов по 6666 демонов в каждом!). Без человеческих жертвоприношений обычно не появляется. В его же ведомстве оборотничество и вампиризм. Хотя нет… вампиризм – это скорее по части Повелителя мух. Ну, вообще, если озабоченные гадалки не слишком наврали нам насчет маршрута, то мы прибыли согласно расписанию.
– Спасибо за интересную лекцию, – напряженно кивнул Анцифер. – Теперь попрошу минутку внимания: объясните мне, пожалуйста, что мы тут будем делать?
– Здесь моя жена, я намерен ее забрать.
– Это понятно, но каким образом?! Ваш рогатый друг тут полчаса популярно описывал, какой сильный демон нас ждет. Как вы намерены с ним бороться?
– М-м… молитвами не получится? – задумался я.
– Увы, вы вели не столь праведную жизнь.
– А в коридоре у Сыча срабатывало…
– Не тот уровень, – обрезал ангел. – Даже если я буду еще раз подсказывать вам текст, такой противник, как Велиар, найдет способ вас отвлечь и захватить в свои сети.
– Например? – не поверил я.
– Например, начнет целоваться с вашей женой в вашем же присутствии, что будет?
Я пободрел, сжал кулаки и ускорил шаг.
– Сергей Александрович, вы не ответили!
Мне нечего было ему ответить. Мой светлый был во всем прав. Если Фармазон не наврал, то мы действительно идем на верную смерть в лучшем случае… В худшем – можно еще потерять и душу. Не знаю, как именно это делается, но хорошего мало… Тем более что я намерен любым способом победить и вытащить на свет Божий Наташу. Или мы уйдем вместе, или вместе погибнем. Это не героизм. Просто… я без нее не выживу…
* * *
Вход во дворец Велиара представлял собой современную «вертушку», как в «Невском пассаже».
Просто идешь вперед, а стеклянные двери автоматически поворачиваются перед тобой. Анцифер и Фармазон предпочли разные размеры для делового визита. Черт уменьшился до размера десятирублевой банкноты и удобно устроился в нагрудном кармане моего пиджака. Ангел, напротив, оставил рост прежним, да еще пригладил волосы, проверил незапятнанность белых одежд и заставил нимб сиять, как трехсотсвечовую люстру. Я так понял, что Велиар достаточно могуществен, чтобы отлично видеть их обоих, следовательно, какой смысл прятаться? Мы вошли в огромный тронный зал, залитый золотистым светом. Высокие стены украшались темными витражами, что создавало иллюзию радостного возбуждения, которое, впрочем, быстро гасло, едва вам удавалось разглядеть сами сюжеты рисунков, составленных из цветных стекол. Сцены насилия, убийств, казней и явной «порнухи», переданные с болезненной скрупулезностью, могли свести с ума любого. Я вновь почувствовал приступ тошноты, на этот раз от омерзения. Анцифер глянул под ноги и, ахнув, невольно приподнял край белого хитона: напольные плиты были изукрашены такими кадрами!.. По-моему, засмущался даже видавший виды Фармазон. Ангел поджал губки, взмахнул руками и плавно поплыл рядом, на пару сантиметров выше этой пошлости. Впереди на возвышении сиял золотой трон. Мы направлялись прямо к нему. Нас окружала гробовая тишина: ни звука, ни голоса, ни писка. Казалось, во дворце никто не живет, все умерли… Остановившись перед пустым троном, я потревожил «карманного» черта:
– Фармазон, почему нас никто не встречает? Вакантный трон – редкое событие, если он не нужен законному владельцу, то обычно желающих просто толпа. Где же хозяин?
– А я тебя предупреждал, что Велиара вызывают человеческими жертвами. Просто так, на халяву, он может и не прийти.
– Да… гостеприимством здесь не блещут! – нарочито громко произнес я. – Меня жестоко обманули, уверяя в учтивости и воспитанности домовладельца. Интеллигентные люди, когда не хотят никого видеть, хотя бы вывешивают табличку «Не беспокоить» на дверях. Ну и дешевая забегаловка…
– Достаточно, – остановил меня Анцифер. – Вот он. Явился…
* * *
На золотом троне горделиво восседал элитно одетый человек. На первый взгляд ему едва ли было тридцать, рост выше среднего, волосы темные, волнистые, ниже плеч. Глаза тоже темные, какого-то неуловимого оттенка, огромные, лучистые, в обрамлении густейших ресниц. Он был женственно красив, несмотря на тонкие усы и узкую бородку. Его одежда поражала пышущим великолепием шелков, парчи, золота и драгоценностей. А голос, как и предупреждал Фармазон, был на редкость медоточивым.
– Пожалуйста, примите тысячу извинений, уважаемый Сергей Александрович. Или как вас еще называют… Сигурд? Поэт? Шпионус? Пастух медведей? Муж ведьмы? Какое из этих имен наиболее приятно для вашего слуха?
– Любое, мне все равно. Я хочу забрать свою жену.
– О, я вижу, вы – человек дела. Кто это с вами? С Фармазоном мы давно знакомы – привет, приятель!
– Какая встреча, здрасте, – глупо буркнул черт. – До сегодняшнего дня ни разу и внимания-то не обращал. Кто я для него? Пыль…
– Как я понимаю, этот белокурый красавчик – ваш личный ангел? Вы проявляете хороший вкус. Надеюсь, он исправно выполняет все свои обязанности.
– Его зовут Анцифер, и он мне не слуга!
– Ну да, конечно… Он слуга Божий, а люди – его рабы. Должен сказать, что проблема добровольного «рабства» в христианстве лично мне всегда представлялась несколько надуманной. Человека крестят в младенчестве. Никто и близко не спрашивает у невинного ребенка, хочет ли он быть рабом какого-то там Господа Бога?! Вот вы, как творческая личность, скажите, разве…
– Нет! – твердо сказал я.
– Что «нет»? – не понял он.
– Да! – так же твердо опроверг я.
– «Нет!», «да!» – я не успеваю следить за ходом ваших мыслей. Что вы имели в виду?
– Мне нужна моя жена. Гнедина Наталья Владимировна. Пожалуйста, верните ее, и я охотно подискутирую с вами на любые философско-религиозные темы.
– А вас не собьешь, – улыбнулся демон. – Зовите меня Велиар. Просто, без титулов… Ваша супруга действительно здесь. Поясню почему… Каждая ведьма, обладающая темной силой, обязана хотя бы время от времени творить зло. На Наталью Владимировну возлагались особые надежды, ее магическая мощь чрезвычайно высока. Она умна, вспыльчива, чувственна, красива – у нее были все данные для того, чтобы возглавить ведьмовское движение в вашем мире и трудиться на благо НАШЕГО дела. Увы… она имела глупость влюбиться. Да, да, именно в вас. Между прочим, обычная ведьма, выйдя замуж, теряет свои способности, у Наташеньки они увеличились вдвое! Естественно, это направило наше внимание на вашу скромную персону. Все прочее развивалось согласно утвержденному плану. В принципе, нам все ясно… Разве что сама структура вашей вербальной магии не до конца понятна. Как вы умудряетесь придумывать такие сравнения, образы, аллегории, да еще произносить это в рифму, связывая слово к слову?
– Велиар, – устало выдохнул я, – не хочу казаться навязчивым, но раз уж вы сами сказали, что моя жена здесь, верните ее. Мы просто уйдем. У меня нет желания причинять кому-либо неприятности…
– Это мне-то?! – рассмеялся он. – Надеюсь, вы не столь самоуверенны, чтобы мне угрожать. А я не столь подозрителен, чтобы искать в ваших словах двойной смысл. Очень сожалею, но так просто, без всего взять да и отдать такую великолепную ведьму я не могу. Уверен, что при соответствующей обработке в конце концов мы выбьем из нее все сентиментальные глупости.
– Хорошо. Что вы хотите взамен?
– О, тут надо подумать… – Демон изящно сменил позу, погрузившись на несколько минут в глубокое размышление.
Пользуясь затишьем, на меня обрушились Анцифер и выпрыгнувший из кармана Фармазон:
– Сереженька, только не поддавайтесь на провокации!
– Точно! Это такая сволочь – ему обмануть, как мне, пардон, рюмку водки скушать.
– Берите в охапку жену и быстренько к нам, мы вас спрячем!
– Факт! Мы вас обоих в такое место запузырим, не то что Велиар, сам Господь Бог не найдет.
– Главное, не подписывайте никаких бумаг! Сейчас за договор с Дьяволом по голове не погладят, у нас с этим строго. Будет просить душу – не давайте!
– Это правильно! Кто ты есть без души? Умственный калека! А с душой, да с расстановкой, да по маленькой под селедочку…
– Да тихо вы! Все понял, принял к сведению и навек запечатлел в памяти. Анцифер, если мне действительно удастся перехватить Наташу, вы уверены, что сумеете вернуть нас домой?
– Не уверен, но разве у вас есть выбор?
– Выбора нет, – честно признал я.
Тут и хозяин дворца пришел к определенному мнению. Он зевнул, потянулся, полюбовался перстнями на левой руке и деловито предложил:
– Вы обучаете меня основам вашей магии – я возвращаю вам законную жену. По рукам?
– По рукам. А чему конкретно вы хотели бы научиться?
– Как чему?! Сочинять стихи!
* * *
Наверное, какое-то время я обалдело смотрел на верховного демона, пытаясь понять, издевается он или нет. Крупный, выражаясь уголовным языком, авторитет, второе лицо после Сатаны, прямо намекает, что вся возня с интригами против моей жены имела одну-разъединственную цель – заставить включиться в это дело меня и понять принцип моей «магии»! Слов нет… одни слюни. Как же все, оказывается, запутано… То, что на поверхности: Сыч, сгоревшая шерсть Наташи, волки, кровь, – все это шелуха! Если копнуть поглубже, то открываются такие виды… Само слово «искусство», несомненно, имеет общий корень с «искусом» или «искушением», а значит, относится к прерогативе «темных сил». Но, с другой стороны, мы всегда говорим: «Талант от Бога» – и свято уверены, что настоящий художник, поэт, музыкант черпает свое вдохновение из светлого источника. Он словно служит проводником Высшего Космического Разума и отдает через свои творения людям отраженный и преломленный свет чистой энергетики. Никто не призывает восхищаться ленью, злобой, ненавистью, похотью… Бодлер, написав «Цветы зла», показал пораженному человечеству всю бездну ужаса и греха, в которой погряз мир. Кустодиев рисовал толстых розовощеких баб не для восхваления сладострастия плоти. Он был болен и совершенно искренне старался воспеть силу, здоровье и красоту полноценного человека. Я бы мог привести еще сотни примеров, но все они сходятся в одном: Творец ищет Свет. Дьявол упорно пытается заставить его принять Тьму. В душе каждого художника вечно борются Зло и Добро. «Душа человеческая – вот поле битвы Бога и Сатаны», – гласит Библия. Все правильно, все люди подвержены этому, просто у творцов это вечное противоборство проходит явственней, жестче и на глазах у всех…
– Итак, Сергей Александрович, ваш ответ?
– Я не совсем понимаю, зачем вам это?
– Вы и не должны понимать. Смилуйтесь, ну не будьте вы таким самоуверенным! Неужели вы действительно убеждены, что способны понять планы Высших Сил Тьмы или Света и принять самостоятельное решение?! Поверьте, за вас все давно просчитано и подписано там, наверху. Вы еще не родились, а мы уже знали, как вы умрете. Вы пошли в детский сад, а мы подбирали вам жену, врагов, друзей, время и место встречи. Вы наслаждались так называемой свободой, не ведая, что она лишь отражение наших мыслей и планов. Хотели пойти налево, а там перерыта улица, меняют трубы. Хотели направо, но не успели на трамвай. Пошли прямо, и кто-то окликнул вас сзади – вы повернулись, побежали за знакомым силуэтом, но… увы, не догнали и вновь вернулись на то же место, где были раньше. Кто вас направлял? И что после всего этого твоя слабая воля, человек?!
– Возможно, ничего. Вы, конечно, во всем правы, – медленно протянул я, оглядываясь на близнецов, которые хранили гробовое молчание, – но если это так, зачем вам мое творчество, мои стихи, моя «магия»? У вас достаточно сил и без того. Зачем шантажировать меня, похищать мою жену, использовать подставных лиц? Я ведь был убежден, что мой настоящий враг – оборотень старый Сыч, а он всего лишь фишка в вашей игре… Так зачем вам моя поэзия?
– Ты начинаешь утомлять меня, поэт, – недобро сощурился Велиар, сбрасывая маску непринужденной вежливости. – Неужели ты, жалкий червь, посмел подумать, что так уж нужен мне, что смеешь ставить мне условия?! Мне достаточно моргнуть, чтобы на земле не осталось даже памяти о тебе…
Я молчал.
Демон встал, зевнул, деликатно прикрывая ладошкой рот, и быстрыми шагами подошел ко мне:
– Не сердитесь, мой друг, я несколько погорячился. Надеюсь, не очень оскорбил вас? В любом случае примите мои извинения за излишнюю вспыльчивость.
Боже, у него были такие добрые и честные глаза, что я автоматически протянул руку. Он ответил благодарным рукопожатием и неожиданно придвинулся ко мне с явным намерением поцеловать. Я отпрянул. Велиар томно вздохнул:
– Что-нибудь не так?
– Давайте вернемся к вопросу о моей жене.
– Никакого вопроса нет, я же сказал: обучите меня стихам – и она ваша.
– Она и без того моя!
– Ой, ну давайте не будем считаться как дети: ваша, моя, моя, ваша! Какая разница? Взгляните фактам в лицо – Наталья Владимировна в моей власти. Она ведьма, что бы там ни говорилось о ее душе, она все равно ведьма! Вам не сделать ее святой…
– Не уверен, но… не будем спорить. Я согласен на ваши условия. С чего мы начнем?
Велиар торжествующе расхохотался и вновь пошел к трону. За моей спиной ахнул Анцифер, и даже мрачный Фармазон поддержал брата:
– Серега, обманет он тебя. Помяни мое слово, непременно обманет! Всю подноготную вытянет, а волчицу твою не отдаст.
– Сереженька, что вы делаете, что вы делаете?! Добровольно идти на уступки демону Зла… Если бы вы были так же тверды в вере, как я, – он бы просто не посмел причинить вам ни малейшего вреда.
– А ей? – откликнулся я.
– Ей? Наталье Владимировне… ну… она же все-таки…
– Я знал, что вы согласитесь, Сергей Александрович! – громогласно заявил усевшийся Велиар. – А теперь расскажите-ка мне, как это у вас все получается?
– Хорошо. Но я должен видеть мою жену и знать, что с ней все в порядке.
Демон щелкнул пальцами. Рядом с троном образовалась стеклянная коробка, где-то два на два метра. В ней находилась потерянная Наташа. Увидев меня, она закричала, забарабанила кулачками в стекло, но наружу не пробивалось ни звука.
– Начнем?
– Начнем. – Скрипнув зубами, я приступил к делу, вспомнив достопамятную лекцию о поэзии в детской книжке о приключениях Незнайки. – Вы знаете, что такое рифма?
– Естественно, это когда слова оканчиваются одинаково.
– Предпочтительно на последние три-четыре буквы, – поправил я. – Тогда перейдем к элементарному: кровь – любовь, розы – морозы, палка – галка… Назовите рифму к слову лес?
– Что ж тут придумаешь на последние три-четыре? Мес, пес, кес, рес, бес… О, бес!
– Вполне в вашем духе. «Чистой» рифмой будет еще и полез, до небес, полонез, облез и так далее. Вообще, предпочтительно рифмовать разные части речи: глагол с существительным, существительное с прилагательным, прилагательное с глаголом. Рифмовка одинаковых частей речи типа «пришел – ушел, река – рука, красивый – спесивый» вполне возможна, но не особенно приветствуема.
– Почему?
– Из-за видимой легкости. Особенно это относится к глагольным рифмам… Поэзия не стоит на месте, она развивается. Говоря вашим языком, необычная магия требует нестандартных подходов к тексту заклинания. Итак, придумайте рифму к слову «стекло», но не существительное.
– Минуточку, я не успеваю. – Последние десять минут Велиар старательно конспектировал все, что я говорю, в маленькую книжечку. – Стекло, стекло, стекло… не существительное?
– Да.
– Не знаю, – сдался он.
– Отсекло, утекло, напекло и самый чистый вариант – стекло!
– Как это?
– Элементарно:

Во дворе стоит стекло
Вниз две капельки стекло,
вот таким образом существительное работает как глагол. Двигаемся дальше? Рифма к слову «май»?
– Ай!
– Хорошая рифма, настоящая хлебниковская, а еще?
– Вай!
– Угу… Вай-дод, караул! Это уже по-турецки, а по-русски что-нибудь? И глагол желательно… Все ясно. Записывайте: май, ломай, хромай, снимай… достаточно? Итак, это были рифмы простые. Теперь поговорим о сложных, сложносоставных и ассонансных.
– Что? – жалобно взвыл пристыженный демон Зла. – Это еще не все?!
– Конечно нет. Есть более сложные рифмы, типа «музе – иллюзий, просто – по ГОСТу, осень – оземь, остались – стали, мало – Буцефала, плохо – эпоха». Как видите, они не имеют чистого сходства окончаний, но тем не менее являются рифмами. Ну-ка рифму к слову «любовь»?
– Кровь!
– Это все знают, а еще?
– Еще… Бровь или нет, морковь!
– Уже лучше. Теперь, пожалуйста, сложную рифму.
– Любовь, мубовь, крюбовь, сюбовь, бовь, овь, – обреченно забормотал несчастный. Я многозначительно подмигнул Анциферу с Фармазоном, потом помахал рукой жене. Наташа уже успокоилась, она все поняла, она верила мне. Когда Велиар окончательно выдохся, я продолжил пытку:
– Любовь, не прекословь, свекровь! Это только «чистые», а сложных – суров, хохлов, бугров, листков – вообще не мерено. Теперь сложносоставные, как, например: петь и – клети, жив – ножи, жертв – жерл, шагну ли я – в края. Успели записать?
– Почти… но разве это возможно придумать?!
– Не знаю, не знаю… Но поэтическая техника есть, игнорировать ее глупо, останавливаться на достигнутом преступно. Нужно расти, а не пахать всю жизнь «в ширину», разрабатывая одну удачную тему, в одном ритме, похожими рифмами. Если вам дарован талант…
– Не надо лекций по богословию! – раздраженно отмахнулся поскучневший интриган. – Я и так отлично знаю эту библейскую притчу.
– Тогда продолжим. Рифмы на ассонансах имеют в своей основе чисто звуковое сходство, они являются достаточно сложными и в наибольшей мере зависят от музыкального слуха поэта и читателя. Привожу конкретные примеры: слово – другого, клобук – на лбу, небо – небыль, мордам – аккордом. Все понятно?
– Все. – Велиар отложил записную книжку и встал с трона. – Урок окончен. Надеюсь, больше никаких премудростей нет?
– В принципе, нет. Просто учитывайте в своем творчестве разнообразие ритма, не пренебрегайте ассоциациями, образами, ну и старайтесь, чтобы последняя строка имела особый вес. Вот в общем-то и все. Как говорил один литературный герой: «Сочиняй так, чтобы были рифма и смысл, вот тебе и стихи!» Я выполнил свою часть договора. Теперь отпустите ее.
– Не торопись, поэт…
* * *
Демон начал задумчиво прохаживаться по залу, что-то бормоча себе под нос и чиркая в книжечке золотой авторучкой. Анцифер и Фармазон придвинулись поближе:
– Сереженька, боюсь, я не до конца понимаю ваш хитроумный план… Не хотите же вы сказать, что открыли все секреты своей магии одному из самых злобных врагов человечества?! Вы отдаете себе отчет, что он может с этим сотворить?
– Он – графоман, – устало выдохнул я.
– Ну и че? – не сразу уловил Фармазон. – На фига ж ты ему, недоучке, все секреты выкладывал?! Он их в книжечку позаписывал, я сам видел. Теперь пользоваться будет на каждом шагу, станет поэтом не хуже тебя и такого насовершает… Все миры так тряхнет, что даже тошно станет!
– Тошно станет по другой причине, – успокоил я, – графоман тем и отличается от поэта, что в нем нет искры Божьей. Он титаническим трудом всего добьется: рифмы, ритма, смысла… Только поэзии во всем этом не будет ни на грош!
– А разве без поэзии магия слова не сработает? – недоверчиво сощурился Анцифер.
Пришлось объяснять и ему: