1 2 3 4 
— Да,   давно мы с вами не видали природы, — отозвался Престо.      

В его   лице, в позе отражалось глубокое удовлетворение, как у человека, благополучно   перенёсшего тяжёлую операцию.      

— Помните   нашу хижину на берегу Изумрудного озера? — продолжал он мечтательно.      

И,   весело смеясь и споря, они начали вспоминать разные случаи.      

— Ужасно   строгой вы были хозяйкой, — шутил Престо. — Безжалостно изгоняли нас   с Пипом, когда принимались за уборку комнаты.      

— С   мужчинами иначе нельзя, — отвечала Эллен. — Они не понимают, что   мешают.      

— С   мужчинами! — рассмеялся Престо. — А кстати, какова судьба другого   мужчины, подвергавшегося изгнанию?      

Эллен   вопросительно посмотрела на Престо.      

— Да   ведь вы меня вместе с Пипом изгоняли. Что с ним?      

— Он   в хороших руках, — ответила Эллен и, вздохнув, добавила: — Я не знала,   удобно ли мне переезжать в ваш дом с собакой.      

— Непременно   выпишем его! — поспешно воскликнул Престо, подметив в тоне Эллен нотку   грусти.      

По краям   дороги замелькали низкие белые каменные заборы плантаций. Апельсиновые деревья   были в цвету. Словно хлопья снега, белели среди густой зелени кисти цветов.   Тонкий аромат наполнял воздух.      

— Смотрите,   сколько флёр д'оранжа заготовлено для невест! — воскликнул Престо.      

В одном   месте ветки свесились через забор к самой дороге.      

— Стойте,   Джеффри! — приказал Престо шофёру.      

Машина   остановилась. Престо соскочил с автомобиля, сорвал несколько веток и вернулся.      

— Едем   дальше.      

Машина   двинулась. Престо подал флёр д'оранж Эллен.      

— Приколите   к груди. А эту кисть к причёске. Вот так. Одна невеста уже есть.      

Эллен   покраснела, невольно вынула из сумочки зеркальце и взглянула в него. В белом   платье, с белым флёр д'оранжем она в самом деле теперь была похожа на невесту.      

— Не   хватает только фаты! — заметил Престо, любуясь Эллен.      

— Какой   сват нашёлся! — сказала Эллен, нахмурившись. — За кого же вы меня   сватаете?      

Престо   посмотрел ей прямо в глаза, помолчал, наклонил голову и ответил тихо и   серьёзно:      

— За   себя.      

Эллен   побледнела, опустила глаза.      

— Ваши   шутки заходят слишком далеко, мистер, — сурово возразила она.      

— Это   не шутки, — продолжал Престо тихо и серьёзно. — Мисс Эллен! Вы   помните, что сказал я вам, когда вы согласились играть роль героини? «Ваша   судьба теперь связана с моей судьбой». Почему же эту связь не сделать ещё   крепче? Лучшей жены мне, право, не найти.      

Это было   так неожиданно, что Эллен, откинувшись на спинку, казалось, потеряла сознание.   Глаза её были закрыты, лицо ещё больше побледнело. Потом губы её задрожали, и   она прошептала, не поднимая глаз:      

— Я   не могу быть вашей женой, мистер Престо!      

— Почему?      

— Потому   что… Потому что вы знаменитый артист, миллионер, а я простая и бедная девушка.   У бедных девушек есть своё самолюбие, мистер.      

— Я   знаменитый артист? Я миллионер? — воскликнул Престо и, вновь понизив   голос, продолжал: — Да, я был знаменитым артистом в моём прежнем существовании.   Но теперь я такой же начинающий, никому не известный артист, как и вы. Да, я   был миллионером. Но в настоящее время я такой же бедняк, как и вы. Известно ли   вам, что даже вилла, в которой мы живём, заложена и нас могут выселить на   улицу, если я в срок не уплачу долга? Как видите, мы теперь стоим одинаково. Вы   стоите даже больше меня. Потому что такая девушка, как вы, может рассчитывать   на лучшую партию.      

— Я   никогда не смотрела на брак как на выгодную сделку, — горячо возразила   она. — Я не боюсь нужды и заботы.      

— Тогда   в чём же дело? Я не нравлюсь вам? Вы меня не любите?      

— Вы   любите другую, — уклонилась Эллен от прямого ответа.      

— Вы   намекаете на мисс Люкс? — спросил Престо. — Правда, я увлекался её   красотой. Но когда узнал поближе, как человека, то убедился, что мы с нею   совершенно разные люди… В моё последнее деловое свидание с нею я сам, был   поражён тем, что её обаяние исчезло для меня. И тогда же я понял причину этого:   вы вошли в мою жизнь.      

На щёки   Эллен возвращался румянец.      

— Почему   именно сейчас вы делаете мне предложение? Это так внезапно и, как будто,   несвоевременно, если принять во внимание…      

— Да,   момент может показаться неподходящим. Но именно такой момент — лучшее испытание   искренности и силы чувства… Вы знаете трагедию знаменитых и богатых людей. Эта   трагедия заключается в том, что они никогда не уверены, отдают ли им руку и   сердце по любви или же из-за их славы и денег. Истинно любит только тот, кто не   откажется от любимого и в тяжёлое время, перед лицом нужды и жестокой борьбы за   жизнь, как это и показано в моём фильме. Будьте же такой героиней не только на   экране, но и в жизни! Это даст мне новые силы для борьбы, — заключил он с   искренним чувством и осторожно положил свою руку на руку Эллен, с волнением   ожидая её ответа.      

Она   глубоко вздохнула, помолчала и, наконец, ответила:      

— Ни   в счастье, ни в несчастье я не оставлю вас, Престо… Если вы только любите меня.      

— А   вы? Вы любите меня?      

— Я   полюбила вас ещё там, на берегу Изумрудного озера. Полюбила прежде, чем узнала,   что вы — Антонио Престо.      

Престо   поцеловал её руку и крикнул:      

— Джеффри!   В киностудию! На полную скорость! Мы и так, кажется, опоздали.      

 СТАТИСТЫ НА АВАНСЦЕНЕ      

       

— Заедем   сначала в контору к вашему дядюшке, — сказал Престо.      

Барри   был очень удивлён, когда увидал входящими в его кабинет Престо и Эллен,   украшенную флёр д'оранжем.      

— Мистер   Барри! — воскликнул Тонио, здороваясь со стариком. — Я пришёл вам   сообщить о нашей помолвке. Надеюсь, вы, как опекун мисс Эллен и её ближайший   родственник, ничего не имеете против нашего брака?      

Барри   хотел что-то ответить, но поперхнулся от волнения. Откашлявшись, он сказал:      

— Поздравляю.   Я очень рад. Но как это всё неожиданно!      

— Для   родителей и опекунов это часто бывает неожиданно, — смеясь, ответил Престо   и крепко пожал руку старого педагога. — А теперь, — продолжал   он, — я вас попрошу вот о чём. Сейчас же, немедленно пошлите объявление во   все газеты о предстоящем бракосочетании.      

— Для   чего это? — удивилась Эллен.      

— Так   делается всегда, — ответил Престо. — Теперь, мисс Эллен, идём в   киностудию.      

Войдя в   большой павильон. Престо сразу заметил, что здесь творится что-то необычайное.   Всё помещение было полно: весь состав рабочих, декораторов, артистов был   налицо. Пришли даже те, которые не участвовали в съёмке эпизода. Декорации   отодвинуты. Возвышался только пульт управления, с которого режиссёр отдаёт свои   приказания. Настроение у всех было приподнятое. Лица оживлены и взволнованы. Все   как будто чего-то ожидали.      

От толпы   отделился один из статистов и громким голосом сказал:      

— Всему   коллективу известны затруднения, которые переживает наше кинопредприятие.   Рабочие, служащие, киноартисты обеспокоены этим. К сожалению, мистер Престо не   обсудил совместно с нами создавшегося положения вещей. Мы бы хотели его   послушать сегодня.      

Тонио   Престо не мог не признать этот упрёк основательным. Привыкнув работать   самостоятельно, он вёл себя не как глава кооперативного предприятия, а как   директор фирмы. Ему казалось, что если сотрудники участвуют в дивидендах, то   больше ничего и не нужно. Престо открыто признал свою ошибку, объяснив её своею   неопытностью в общественных делах.      

Затем   статист-делегат сказал, что на митинге всех работников предприятия была принята   такая резолюция: до окончания постановки картины все без исключения будут   получать заработную плату в половинном размере, а если понадобится, то и   меньше.      

Это для   Престо было большим облегчением, и он начал благодарить, но из рядов   собравшихся послышались крики: «Не за что… Общее дело!.. Общие интересы. Лучше   половина заработной платы, чем безработица!»      

«Опять   невпопад!» — с досадой на себя подумал Престо.      

Вслед за   этим был организован короткий митинг, на котором избрали комитет для   руководства предприятием. А члены комитета избрали председателем Престо.      

Кинопредприятие   Престо ставилось на новые рельсы, изменяло свой характер.      

Гофман   хмурился и держался в стороне. Ему предлагали войти в ревизионную комиссию, но   он отказался.      

Когда со   всем этим было покончено, рабочие взялись за работу с такой горячностью, словно   шли на штурм.      

Пока они   наводили в павильоне порядок, нарушенный митингом, Гофман отвёл Престо в   сторону и сказал с озабоченным лицом:      

— Я   хотел вас предупредить о новой серьёзной неприятности, касающейся лично вас и…      

— Вы   говорите о новой кампании, поднятой вечерними газетами?      

— Я   имею в виду и сегодняшние утренние статьи. Они дошли до ещё большего   бесстыдства…      

— Да,   а я ведь забыл сообщить моим товарищам по работе одну новость! —   воскликнул Престо, как будто забыв о газетах, и направился к Эллен.      

Гофман   недоумевал. Ему казалось странным, что Престо придал так мало значения новой   газетной кампании и, вместо того чтобы обсудить этот вопрос с ним, бежит   сообщать какую-то новость.      

А   Престо, подойдя к Эллен и взяв её за руку, громко сказал:      

— Алло!   Прекратите на минуту работу!      

Наступила   выжидательная тишина.      

— Я   забыл, дорогие товарищи, поделиться с вами моею радостью. Мисс Эллен Кей   оказала мне честь, согласившись стать моей женой.      

Эллен   смутилась и подумала:      

«Ну   зачем он придаёт нашей помолвке такую широкую огласку? Будто торопится весь мир   оповестить об этом».      

Послышались   приветственные крики и дружные аплодисменты. Все бросились поздравлять Престо и   Эллен. У Престо, как у президента на традиционном приёме в Белом доме, от   рукопожатий заболела даже рука.      

Артистки,   которых уже давно привлекал флёр д'оранж Эллен, окружили её плотным кольцом.   Наблюдательная Эллен обратила внимание на то, что некоторые артистки смотрели   на неё как будто с сожалением, в иных глазах сквозила скрытая усмешка, а в   улыбках оскорбляющая двусмысленность.      

«Почему   они на меня так смотрят? — думала она, испытывая смущение и   тревогу. — Быть может, в них говорит скрытая зависть», — успокоила   себя Эллен.      

Декорации   были поставлены на место, съёмка началась. Никогда ещё артисты не играли с таким   подъёмом. Сам Престо и Эллен превзошли себя.      

Гофман   вертел ручкой, испытывая необычайное волнение. Если фильм пойдёт до конца на   такой художественной высоте, то это будет мировой шедевр, и Гофман получит свою   долю славы. Победителей не судят.      

— Баста! —   крикнул Престо, когда треск аппарата прекратился. — Мы сегодня, кажется,   хорошо поработали. Ни одного кадра не пришлось переснимать.      

 НЕОЖИДАННЫЙ УДАР      

       

Вернувшись   из киностудии, Эллен прошла в свою комнату. Она устала от работы и переживаний   сегодняшнего дня. Ей хотелось разобраться во всём, что произошло. Эллен бережно   поставила ветки флёр д'оранжа в вазочку, прикоснулась губами к белым ароматным   цветам и опустилась в глубокое кресло.      

Не   удивительна ли жизнь? Словно затейливый кинофильм «с неожиданными сюжетными   поворотами», как говорит Престо. Спокойные видовые кадры Изумрудного озера.   Тишина, нарушаемая только отдалённым шумом гейзеров, их вечно повторяющийся,   однообразный ритм отмечает течение дней, недель, месяцев, похожих друг на   друга…      

И вдруг   будто обезумевший киномеханик бешено завертел ручку проекционного киноаппарата…      

Путешествие,   мелькание станций, городов, новые впечатления, новые люди… Вилла Престо… И вот   она — простушка Эллен Кей — киноартистка, а Тонио Престо — её жених.      

Ей   радостно и немного жутко… Как странно смотрели на неё в студии киноартистки.   Неужели они все такие завистливые? И пусть завидуют! Эллен наполняет чувство   гордости. Она победила этих разряженных кукол!.. Жаль только, что у Тонио   столько неприятностей и огорчений. Почему люди так злы? Что им сделал Тонио?      

Но это   пройдёт. Всё устроится. И она будет счастлива с Тонио. У них будут дети. Без   детей не полна жизнь. Если родится мальчик, она назовёт его Тонио. Если   девочка…      

Эллен   поворачивает голову, как бы ища ответа, видит возле кресла столик и на нём   несколько писем.      

Это   удивило её. До сих пор она ни от кого не получала писем, а тут сразу несколько.   Поздравительные? Но не могло же это быть так скоро…      

Эллен   разорвала первый конверт. Там лежала сложенная в несколько раз газетная вырезка.   Эллен начала читать и вдруг почувствовала, что ей не хватает воздуха.      

Статья   была о Престо и о ней.      

«Некогда   всемирно известный киноартист, — говорилось в статье, — составивший   карьеру не столько сомнительным талантом, сколько своим исключительным уродством,   никогда не отличался нравственностью. Газета имеет самые достоверные сведения о   грязных оргиях, которые устраивал этот отвратительный урод в своей вилле. Его   моральное уродство уже тогда превосходило безмерное физическое уродство…»      

Далее   вспоминалась тёмная история с мисс Люкс, к миллионам которой подбирался ловкий   проходимец, не знающий чести и совести.      

"Только   беспримерная доброта мисс Люкс избавила его от пожизненного тюремного   заключения, — говорилось в статье, — а может быть, и электрического стула,   давно вполне заслуженного этой аморальной личностью, этим чудовищем разврата…      

"Его   преступления уже не вмещались в карликовом уродливом теле. Подозрительные   «учёные», применяющие неразрешённые законом методы лечения, превратили   маленького урода в большого негодяя. Пропорционально возросли и его преступные   «художества». «Новый Престо» уже не удовлетворяется тайными преступлениями.   Развращённый до мозга костей, он бросает открытый вызов морали, общественному   мнению, издеваясь над нашими добрыми американскими нравами. Он топчет их   ногами, оскорбляет самые святые чувства, позорит нашу страну.      

«Он   разыскал где-то девушку, — да будет её имя известно всем: некую Эллен   Кей, — очевидно, столь же безнравственную, как он сам, или же дурочку, не   умеющую в области морали отличить правую руку от левой. Незаконная дочь сторожа   Йолстоунского парка, очевидно, польстилась на мифические миллионы Антонио   Престо. Напечатанные фотографии — Эллен Кей у открытого окна, со шваброй в   руке, и Престо возле того же дома — не оставляют сомнения в правдоподобии всей   этой истории. И вот Престо открыто поселяет её в своём доме. Он…»      

Но   дальше Эллен не могла читать. Её реакция была более бурная и острая, чем у   Тонио. Эллен сорвалась с кресла и, словно перенесённая вихрем, уже стояла перед   Престо, влетев в его кабинет без предупреждения.      

       

СУДЬБА ФИЛЬМА РЕШАЕТСЯ      

       

Взглянув   на Эллен, Престо понял, что она знает всё. Этого надо было ожидать. Рано или   поздно она узнала бы…      

— Нашей   свадьбе не бывать, и я сейчас же уезжаю из вашего дома! — воскликнула она,   почти с гневом глядя на него.      

Престо   поднялся и стоял молча. Он понимал, что надо дать вылиться этой вспышке   негодования.      

— Вы   обманули меня! Не любовь заставила вас сделать мне предложение. Вами руководили   самые благородные, самые рыцарские чувства. Я понимаю это и благодарю. Но не   могу принять этой жертвы. Вы только пожалели меня, а я… я поверила в вашу   любовь…      

Голос   девушки прерывался, ноги не держали её. В отчаянии она почти упала в кресло и,   закрыв лицо руками, зарыдала, как рыдают глубоко и незаслуженно обиженные дети.      

Престо   смотрел на неё с глубокой печалью, но всё ещё молчал. Пусть облегчит себя   слезами. И только когда рыдания её стали утихать, он подал ей стакан воды.      

— Выпейте   и успокойтесь, — сказал он нежно, но в то же время строго, как ребёнку,   которым она по своей натуре и была.      

Зубы   стучали о стекло стакана, вода проливалась на ковёр, но она отпила несколько   глотков и успокоилась. Тогда Престо сказал:      

— Вы   глубоко оскорбили меня, мисс Эллен!      

Тонио   достиг цели: она ждала с его стороны оправданий, защиты, а он сам перешёл в   наступление, обвинял её. Эта неожиданность заставила её сосредоточиться. Теперь   она была способна слушать и понимать, что ей говорят.      

— Я?   Вас? — спросила, недоумевая, девушка и перестала даже плакать. Она   продолжала только всхлипывать.      

— Да,   вы меня глубоко оскорбили, — повторил Престо.      

Он вынул   из верхнего бокового кармана шёлковый синий платок с белыми горошинками и вытер   ей глаза. Эта вольность тоже поразила её, и она не знала, как на неё ответить.   А Престо продолжал:      

— Не   будем больше плакать. Слезами не помочь. Поговорим серьёзно. Вы оскорбили меня   тем, что усомнились в моей любви к вам. Я не чудовищный преступник, каким   изображают меня газеты, но уж и не такой рыцарь, как вы себе представляете. Я   горячо воспринимаю всякую несправедливость, но, поверьте мне, не поспешил бы   делать предложение первой обиженной, если бы в этой обиде был даже сам косвенно   виноват. Признаюсь, не будь этих омерзительных газетных статей, я сделал бы вам   предложение не сегодня, а завтра, быть может, послезавтра. Но я сделал бы его.   Газеты только дали толчок, заставили меня самого понять острее и глубже, как я   люблю вас, как дороги мне ваши интересы и ваша честь. Ведь поймите, если бы   даже вы сейчас ушли из моего дома, это ничего уже не изменило бы. Ваша   репутация всё равно осталась бы запятнанной. Могу ли я допустить это, любя вас?   Ваш уход только подлил бы масла в огонь, дал новую пищу для грязной клеветы и   очень сильное доказательство правоты врагов, а моей виновности. Нет, на удар   этих бесчестных и бессовестных людей, которые не пощадили даже вас, не   остановились перед вторжением в частную жизнь, оскорбили честь девушки, можно   было ответить только таким ударом, каким отвечаем мы. Наш брак сразу выбьет   оружие из их рук, заткнёт им рот, и кампания клеветы прекратится. Вот почему я   и спешил не только с предложением, но и с широкой оглаской, которая так удивила   вас. Вам всё станет ясным, — продолжал он, передохнув, — если вы   подумаете о причинах, которые создали всю эту гнусную газетную кампанию. Ведь   это только одно звено цепи их борьбы со мною. Им надо во что бы то ни стало   погубить моё дело. Они боятся не только конкуренции. Их пугает то, что это   первый шаг к объединению киноработников в их борьбе с предпринимателями. Их пугает   и то новое лицо в моём творчестве, которое им уже известно, — вскрывать   социальные язвы нашего строя. Вот почему они так яростно ополчились на меня.   Сначала они хотели уничтожить меня, доведя до разорения прежде, чем первая   картина увидит свет. Это почти удалось им, но я нашёл поддержку в моих   товарищах по работе. Попутно враги всё время клеветали на меня. И вот теперь   решили нанести новый коварный удар: последней клеветой поссорить, разлучить нас   с вами, раздавить морально, причинить психическую травму и тем самым вывести из   строя двух главных действующих лиц фильма — вас и меня. И фильм, рассчитывали   они, не будет окончен, если бы даже у меня хватило денег. И чем острее вы   будете воспринимать удар, тем скорее они достигнут цели, тем больше будут торжествовать.   Неужели мы сделаем им такое удовольствие? Пережить это, конечно, нелегко. Мне   самому кажется, что за несколько часов я постарел на двадцать лет. Но я   креплюсь, и сегодня как будто играл даже лучше обычного, хотя уже знал о   газетных статьях ещё вчера и носил эту тяжесть в груди. И ещё одно. От   окончания фильма зависит судьба не только нас с вами, но и товарищей по работе,   готовых отказаться даже от заработка, только бы спасти дело. Общественные   организации приходят нам на помощь. Неужели же у нас не хватит сил, и мы   уступим? Неужели именно теперь вы покинете меня и возьмёте обратно своё   слово?.. Судьба фильма, судьба всего предприятия в ваших руках.      

Эллен   уже не плакала. Но лицо её выражало страдание. Она колебалась. Престо с   волнением наблюдал за нею, ожидая ответа. Наконец она сказала:      

— Мне   очень трудно, но я постараюсь закончить картину.      

— И   стать моей женой? — быстро спросил Престо.      

— На   этот вопрос сейчас ответить ещё труднее… Не торопите меня. Престо. Дайте мне   подумать.      

— Хорошо.   Я подожду. Работа над фильмом успокоит вас, и тогда мы займёмся нашими личными   делами. Не так ли?      

И,   успокоенный, уверенный, что всё кончится благополучно, он поцеловал её руку.      

 ТРИУМФ      

       

Объявления   о предстоящем браке мисс Эллен Кей с мистером Антонио Престо сделали своё дело.   Газетная кампания клеветы и инсинуаций затихла. Но следы её остались. Престо   видел, как глубоко страдает Эллен. Играя роль героини, она собирала все свои   силы, чтобы сосредоточиться, но её внимание, видимо, раздваивалось. Чего не   бывало с самого начала постановки фильма, — некоторые кадры приходилось   переснимать. К счастью, конец сценария был полон трагических переживаний героя   и героини. Престо и Эллен могли вкладывать в исполнение личные глубокие   переживания. И некоторые сцены проходили с потрясающей силой жизненной правды.   Даже Гофман, привыкший ко всему, чувствовал необычное волнение и нервную дрожь   в руке, вертевшей ручку киноаппарата. Игра Эллен временами поднималась до   вспышек подлинной гениальности. После окончания съёмки таких сцен в ателье   наступала необычайная тишина. Все были потрясены, подавлены исполнением. На   глазах женщин и даже мужчин блестели слёзы. Однажды рыжий, дюжий   шотландец-плотник, сам немало переживший в жизни, неожиданно шумно захлипал   носом, и по его белому с веснушками лицу покатились крупные слёзы. Он сам был   удивлён этим и смущён. Никогда в жизни он не плакал над собственными   несчастьями, а тут не выдержал. Но разве миллионы таких же простых людей не   переживали подобного? Гофман больше не сомневался в том, что это будет один из   тех мировых фильмов, которые везде и всюду потрясают сердца и исторгают слёзы.   «Быть может. Престо и прав, избрав этот новый путь», — думал Гофман.      

А   Престо, окончив съёмку, с головой уходил в хозяйственные дела. Теперь ему   помогали комитет и правление официально открытого кооперативного товарищества.   Начатое им дело было подхвачено другими. Это вначале несколько смущало его,   подчас вызывало и неудовольствие — он уже больше не являлся единоличным   вершителем судеб предприятия. Для него нелегко было освоиться с новым   положением вещей, но отступать было поздно — другого выхода не было.      

Скоро   выяснилось, что отказ коллектива от части заработной платы ещё не спасает   положения. Денег по-прежнему не хватало. Комитет и правление обратились к   профессиональным организациям и организациям народного фронта. Предприятие   приобретало, к неудовольствию Гофмана, всё более широкий общественный характер,   становилось всё более «левым», всё более «красным». И борьба обострялась.   Газеты писали о финансовом крахе престовского предприятия, потом о том, что оно   захвачено «жидомасонами», либералами, коммунистами, что Престо «продался   красным» и стал игрушкой в их руках. О фильме писались самые невероятные   выдумки. Уверяли, что он потрясает все основы политики и морали, цивилизации и   религии и чуть ли не угрожает самому существованию Штатов. Собирались голоса,   требовавшие запрещения фильма.      

В   довершение неприятностей Эллен явно избегала Престо. Они виделись только в   студии. Под разными предлогами Эллен отказывалась возвращаться домой с Престо в   одном автомобиле, дома тотчас запиралась в своей комнате.      

В таких   условиях приходилось работать и заканчивать фильм. И всё же он был закончен.      

Начались   демонстрации фильма на экранах престовских кинотеатров. Успех превзошёл все   ожидания. Публика валила валом. Игра нового Престо возбуждала такой смех,   которому мог бы позавидовать и уродец Престо. Но в этом смехе было что-то   новое. Это уже не был животный, физиологический смех. Скорее его можно было   назвать смехом сквозь слёзы.      

Особенное   впечатление на зрителей произвели сцены, в которых участвовала никому не   известная артистка Эллен Кей. Зрители, наполнявшие зал, почувствовали   необычайную простоту и искренность игры Эллен. И поэтому восторгам публики не   было конца. Какая-то пожилая женщина с большими красными руками, глядя, как   управляется Эллен с бельём, громко воскликнула:      

— Сразу   видно, что эта артистка умеет стирать! И откуда они такую выкопали? Ишь, как   орудует!      

В её   устах это была высшая похвала.      

Подлинное   искусство понятно всем. Мнение старой работницы совпадало с мнением нескольких   виднейших критиков, которые явились посмотреть новый фильм.      

— Поразительно! —   сказал один из них своему собрату по перу. — Откуда Престо взял такую   артистку? Поверьте мне, она затмит собою самые яркие звёзды кинематографии.      

Престо,   Эллен и Гофман сидели в отдельной ложе, внимательно наблюдая, какое впечатление   производит картина на зрителей. В тех местах, когда зал дрожал от смеха или   слышались всхлипывания женщин, расчувствованных игрою Эллен, они невольно сами   поглядывали на экран.      

— Вот   видите, — говорил Престо, обращаясь к Эллен. — А вы ещё боялись, что   испортите картину.      

Гофман   курил сигару за сигарой, одобрительно покряхтывая.      

Необычайный   успех сделал своё дело. Барыш есть барыш, а «деньги не пахнут», каково бы ни   было их происхождение, — так смотрели на вещи ещё коммерсанты Древнего   Рима, которые пустили в оборот эту пословицу. Многие предприниматели не устояли   перед барышами, которые давал новый фильм, и начали брать его в прокат. Фронт   был прорван. За отдельными предпринимателями потянулись компании, а следом за   ними и крупные концерны. Фильм начал своё победоносное шествие по Америке и   Европе.      

Даже   газеты враждебного лагеря не могли не признать высоких достоинств сценария,   музыки, кстати сказать, написанной самим Престо, и мастерства исполнения. Новый   Престо и Эллен сразу взошли на небосклон мировой кинематографии как звёзды   первой величины. Но и остальные участники, почти всё молодёжь, изумили своей   игрой, что составляло бесспорную заслугу режиссёрского дарования Престо.      

Питч   рвал и метал в бессильной злобе.      

«Надо   было озолотить этого ловкача Престо, но не выпускать его из рук. Кто знал?..»      

Люкс   меланхолически думала:      

«Я,   кажется, сделала большую глупость, оттолкнув Престо. Но кто же мог подумать?..»      

 ЭТО ТА…      

       

Однажды   Эллен в обществе Престо, Гофмана и двух киноартисток подъехала к фешенебельному   кинотеатру. Исполнителей престовского кинофильма интересовало, как на него   реагирует аристократическая публика. Престо с большим трудом удалось уговорить   Эллен поехать с ним.      

В   автомобиле Тонио, пользуясь тем, что киноартистки были заняты оживлённым   разговором с Гофманом, тихо спросил Эллен:      

— Когда   же вы дадите мне ответ, Эллен?      

Она   догадалась, о чём её спрашивает Престо, но ничего не ответила, только губы её   дрогнули.      

Сходя с   автомобиля, Эллен увидела двух дам в дорогих манто. Они с острым любопытством   смотрели на неё.      

— Смотрите!   Это та, о которой писали газеты! Новоявленная звезда экрана и amante   (любовница) Престо, — довольно громко сказала остроносая дама.      

— Да,   это она! — подтвердила полная. И они бесцеремонно проводили Эллен   взглядами.      

Эллен   смертельно побледнела, словно ей публично нанесли пощёчину.      

Весь   киносеанс она просидела неподвижно в глубине ложи, даже не взглянув на экран.   Напрасно Престо пытался вывести её из задумчивости. Поведение Эллен уже   начинало беспокоить его.      

Зрительный   зал бурно аплодировал, словно на экране были живые артисты.      

«Неужели   даже этот ошеломляющий успех не трогает её?» — с тревогой думал Престо.      

Не   проронив ни слова, Эллен вернулась домой и тотчас заперлась в своей комнате.   Больше она не могла сдерживаться и дала волю слезам.      

В дверь   постучались.      

«Престо, —   подумала Эллен. — Как не вовремя. Бедный! Он ждёт ответа. Но что я могу   ему сказать?..»      

Она   вытерла слёзы платком и открыла дверь.      

Перед   нею стояла компаньонка, миссис Ирвин.      

— Простите,   мисс, но я не задержу вас, — сказала она, глядя в покрасневшие от слёз   глаза Эллен. Не ожидая приглашения, она уселась в кресло и сказала: — Вы   плакали, мисс. Я это вижу по вашим глазам.      

— Я   и не скрываю, — ответила Эллен.      

— Да,   вам есть о чём поплакать. За необдуманные поступки, за легкомысленное поведение   всегда приходится расплачиваться слезами, — нравоучительно заметила миссис   Ирвин.      

— За   какие необдуманные поступки, какое легкомысленное поведение? — спросила   Эллен, чувствуя, как кровь заливает её щёки, лицо.      

Миссис   Ирвин насмешливо смотрела на неё.      

— Будет   вам, — строго сказала она — Передо мной вам нечего изображать овечку и   угнетённую невинность. Вы прекрасно знаете, о чём идёт речь.      

— Уверяю   вас, что не знаю.      

— Будто   бы? — с улыбкой спросила миссис Ирвин. — Вы одна не знаете того, о   чём пишут все газеты, кричат и говорят на всех перекрёстках во всех штатах   Северной и Южной Америки?      

— Неужели   вы верите этой клевете? — с негодованием воскликнула Эллен.      

Миссис   Ирвин пожала плечами.      

— Почему   же обо мне ничего подобного не пишут? Нет дыма без огня. Но дело касается   сейчас не вас, а меня. Мистер Престо обманул меня, ввёл в крайне невыгодную для   меня сделку, пригласив в ваши компаньонки, а по существу — чтобы прикрывать   моим присутствием разврат.      

— Вы   забываетесь, миссис Ирвин! Разговор в таком тоне не может продолжаться!      

— Успокойтесь.   Он скоро кончится, — строго сказала миссис Ирвин. — Поверьте, что мне   самой говорить с такой особой, как вы, не доставляет ни малейшего удовольствия.   Я не содержанка. Я бедная, но честная женщина. Честь, доброе имя — весь мой   капитал, всё моё состояние. А я могу потерять его, оставаясь в этом доме… я   вынуждена покинуть вас.      

— И   чем скорее вы это сделаете, тем лучше, — сказала Эллен, чувствуя, что ещё   минута, и она не сможет сдержать себя.      

— Об   этом не беспокойтесь. Я уже приказала собрать мои вещи и подать автомобиль.      

Гордо   поднявшись, не протянув руки, даже больше не взглянув на Эллен, миссис Ирвин   величественно выплыла из комнаты.      

Эллен   почти без чувств упала на кушетку.      

 ПОСЛЕДНИЙ УДАР      

       

Всё в   порядке. Картина имеет успех. Предприятие спасено. Теперь осталось одно:   покончить с одиночеством холостяка.      

Престо в   приподнятом настроении ходил по кабинету. Он ждал Эллен, которая должна была   дать ему ответ: будет ли она его женой.      

Эллен   опаздывала, в нетерпении он всё ускорял шаги.      

Но вот,   наконец, в дверь постучались. Престо бросился открывать, с намерением без слов   заключить в объятия свою невесту. Широко распахнул двери и увидел перед собою   мистера Барри-дядюшку Эллен.      

Старик   был застёгнут на все пуговицы и имел озабоченный и даже печальный вид.      

— Мистер   Барри! — воскликнул Престо, не будучи в силах скрыть своё   разочарование. — Рад вас видеть. Здравствуйте. Но, признаться, я ожидал   встретить мисс Кей. Надеюсь, с нею всё благополучно?      

— Она   здорова, — ответил Барри. — Но… Эллен просила меня переговорить с   вами.      

У Престо   сразу упало настроение.      

— Прошу   садиться, — сказал он осёкшимся голосом. — Почему же она не могла   сама переговорить со мною?      

Они   сели.      

— Это   для неё было бы трудно… Тяжело… ведь она любит вас, мистер.      

— Она   отказывается быть моей женой? — быстро спросил Престо.      

— Да,   к величайшему сожалению.      

— Но,   боже мой! Почему? Какая причина?      

— Я   полагаю, что вы сами знаете её не хуже меня.      

— Мерзкая   клевета в газете. Но ведь это же дело конченое, — горячился Престо.      

— Это   дело не может быть конченым, мистер Престо. Вы знаете пословицу: бросай грязью,   что-нибудь да останется.      

— Ничего   не останется. Брак — лучший способ смыть эту грязь. И стоит ли обращать   внимание?      

— Выслушайте   меня, мистер Престо. Поверьте мне, что я сам глубоко опечален тем, что ваш брак   расстраивается. Но я вполне согласен с Эллен. Этого не должно быть.      

— Но   зачем же тогда… до сих пор она ничем не дала понять, что её ответ будет   отрицательный.      

— Она   щадила вас и заботилась о судьбе картины, не хотела вас расстраивать, пока не   будет снят последний кадр. Ведь и вы хотели скрыть от неё клевету в газетах…      

— Быть   может, у неё снова возникли сомнения в том, по любви ли я женюсь на ней или же   только из благородного побуждения…      

— Она   верит в вашу любовь так же, как и я, и не сомневается, что вы её искренно   любите. Но послушайте, что она говорит: «О клевете знает вся страна. И меня   теперь знает вся страна как новоявленную кинозвезду. И чем больше будет моя   известность, чем выше пьедестал, тем большее количество людей будет указывать   на меня пальцами, двусмысленно подмигивать глазами, говорить: это, знаете, та   самая…» Разве мало людей покрывали браком незаконную связь, но пятно всё же   оставалось?      

— Но   ведь наши отношения были совершенно чисты!      

— Не   сомневаюсь в этом ни на одну минуту, — возразил Барри, — Но в этом-то   и заключается весь ужас клеветы: каждый волен ей верить и не верить.      

Престо   схватился за голову и воскликнул:      

— От   этого с ума можно сойти! Неужели она решила отказаться и от артистической   карьеры? Ведь она сразу получила то, о чём тщетно мечтают миллионы людей…      

— Славу,   деньги — хотите вы сказать? — перебил Барри. — Честь человека дороже   славы и денег. По крайней мере, мы с Эллен так думаем.      

— Я   так же думаю, — с некоторым неудовольствием ответил Престо. — Но это   потеря для искусства, для людей.      

— Вы   сами как-то рассказывали мне, как какая-то психопатка просила вас сохранить   ваше безобразие, вашу незаживающую рану, для искусства и людей. И вы вполне   разумно тогда ответили ей, что такое требование нелепо и эгоистично.      

Престо   сознавал правдивость этих доводов. Он был подавлен и обезоружен.      

Они   печально глядели друг на друга. Наконец Престо сказал.      

— Что   же вы думаете с нею делать?      

— Уйти   в неизвестность, уйти туда, где нас никто не знает, и жить скромной и   незаметной жизнью… И ещё она просила вам передать, что искренно желает вам   счастья и никогда не забудет вас… Я не сомневаюсь, что она никого больше не   полюбит, это не такая девушка. Но её жизнь разбита — Барри поднялся и протянул   Престо дрожавшую от волнения руку. — Благодарю вас, мистер Престо, за всё   и прощайте.      

— Но   разве я не могу видеть её, проститься с нею? — воскликнул Престо.      

— Для   неё это было бы слишком тяжело. Она уже уехала из дома.      

И Барри,   нетвёрдой походкой глубоко страдающего человека, вышел из комнаты.      

Престо   опустился на стул и сжал голову руками.      

Вошёл   Себастьян, повздыхал, потоптался возле двери и сказал.      

— Мисс   Кей уехала, а мистер Барри заказал автомобиль.      

— Я   знаю, Себастьян, — ответил Престо, не отнимая рук от головы.      

Себастьян   не уходил, он вздыхал возле двери.      

— Я   знаю также, о чём ты хочешь спросить меня, — сказал Престо. — Мисс   Эллен и мистер Барри уехали совсем. Свадьбы не будет. Мы опять остались с тобой   вдвоём, старина.      

В   комнате на время настала тягучая и томительная тишина. Потом, как бы забыв о   присутствии Себастьяна, Престо сказал себе вслух.      

— Впрочем,   нет. Теперь я не один. Правда, враги нанесли очень тяжёлый удар. Ну, что ж,   этим самым они только помогли мне ещё яснее определить свои путь. Теперь меня   уже никто не собьёт, — буду мстить и бороться до последнего издыхания.      

Себастьян   со страхом и уважением смотрел на пылающее лицо Тонио, полное решимости и   гнева.