1 2 3 4 
Не было,   однако, недостатка и в ретроградных выступлениях, направленных против «саламадромании»,   как ее тогда называли. Самым принципиальным из них был анонимный английский   памфлет, вышедший в свет под заглавием «ИКС предостерегает». Эта брошюра   получила значительное распространение, но личность ее автора никогда не была   раскрыта; многие считали, что ее написал кто-то из князей церкви, так как в   английском языке буква икс ("X") служит сокращенным обозначением   имени Христа.      

В первой   главе памфлета автор пробовал дать статистику саламандр, прося простить его за   неточность приводимых цифр. Даже по приблизительному подсчету, говорил он,   саламандр в настоящее время в семь-двадцать раз больше общего числа людей на   земном шаре. Столь же неопределенны и наши сведения о том, сколько есть под   водой у саламандр фабрик, нефтяных скважин, водорослевых плантаций, ферм для   разведения угрей, установок для использования водной энергии и других   естественных энергетических ресурсов; у нас нет даже приблизительных данных о   производственной мощности промышленных предприятий саламандр; но меньше всего   нам известно, как обстоит дело с вооружениями саламандр. Мы знаем, правда, что   в получении металлов, деталей машин, взрывчатых веществ и многих химикалий   саламандры зависят от людей; но, во-первых, все государства держат в строгом   секрете, какое именно оружие и сколько других фабрикатов они поставляют своим   саламандрам, а во-вторых, мы поразительно плохо осведомлены о том, что именно   изготовляют саламандры в морских глубинах из полуфабрикатов и сырья, покупаемого   у людей. Несомненно одно: саламандры отнюдь не желают, чтобы мы знали об   этом; – в последние годы утонуло или задохнулось так много водолазов,   спускавшихся на морское дно, что их гибель никак нельзя приписывать простой   случайности. Это, безусловно, признак тревожный как с промышленной, так и с   военной точек зрения.      

Конечно,   продолжал Икс в следующих главах, трудно представить себе, что именно саламандры   могли бы или хотели потребовать от людей. Они не могут жить на суше, а мы   совершенно не в состоянии помешать их образу жизни под водой. Их жизненная   среда и наша четко и навеки отделены одна от другой. Правда, мы требуем, чтобы   они выполняли определенные работы; но за это мы корм им большинство из них и   поставляем им сырье и товары, которые без нас они вообще не могли бы получить,   например – металлы. Но если даже нет практических поводов к какому-либо   антагонизму между нами и саламандрами, то, я сказал бы, существует   метафизическое противопоставление; глубинным созданиям противостоят создания   поверхности, ночным существам – дневные, темная пучина вод – сухой и светлой   земле. Граница между землей и водой очерчена более резко, чем до сих пор; наша   земля соприкасается с их водой. Мы могли бы прекрасно жить все время в   стороне друг от друга, обмениваясь лишь определенными, продуктами и услугами;   но трудно избавиться от гнетущего ощущения, что это едва ли удастся. Почему? Я   не могу привести никаких определенных доводов; но это ощущение не исчезает; это   как бы предчувствие, что в один прекрасный день сами воды поднимутся против   земли, чтобы разрешить вопрос – кто кого. Признаюсь, страх мой несколько   иррационален, пишет далее Икс; но я почувствовал бы огромное облегчение, если   бы саламандры выступили с какими-нибудь претензиями к людям – тогда с ними   можно было бы по крайней мере договариваться, заключать разные концессии, соглашения   и компромиссы, но их молчание – страшно. Я боюсь их непонятной сдержанности.   Они могли бы, например, потребовать для себя определенных политических прав;   откровенно говоря, законы для саламандр во всех странах немного устарели и   стали недостойными столь цивилизованных и количественно столь сильных существ.   Следовало бы разработать новые права и обязанности саламандр в смысле более   выгодных для них условий; можно было бы подумать о какой-то степени   автономности для саламандр; справедливо было бы улучшить их рабочие условия и   вознаграждать их труд щедрее. Итак, во многих отношениях можно было бы   облегчить их участь, если бы только они это требовали. Тогда мы могли бы   пойти на некоторые уступки в их пользу, связав их компенсационными договорами;   по меньшей мере мы выиграли бы несколько лет. Но саламандры не требуют ничего;   они только повышают производительность своего труда и увеличивают заказы,   настала пора спросить себя наконец, на чем остановится то – и другое.      

Когда-то   говорили о желтой, черной или красной опасности; но все это были люди, а мы более   или менее можем себе представить, чего хотят люди. И все же, хотя мы пока и   понятия не имеем, как и против чего придется человечеству обороняться, одно   должно быть ясно, если на одной стороне будут саламандры, то на другой встанет все   человечество.      

Люди   против саламандр! Пора уж наконец формулировать это положение. Ведь, положа руку   на сердце, нормальный человек инстинктивно ненавидит саламандр, питает к ним   отвращение и… боится их. Какая-то леденящая тень ужаса пала на все   человечество. Как иначе объяснить эту безумную похоть, эту неутолимую жажду   утех и наслаждений, эту оргию разврата, которая охватила теперешних людей?   Такого падения нравов мы не знали с тех времен, когда на Римскую империю   готовились обрушиться лавины варваров. Это уже не только плоды небывалого   материального благоденствия, но и отчаянные усилия заглушить страшное чувство   разложения и гибели. Еще последнюю чашу, пока не настал конец! Какое безумие,   какой позор! Будто сам бог по грозному своему милосердию ниспослал старческую   дряблость нациям и классам, которые стремительно несутся в бездну. Хотите   прочесть роковые слова «мене – текел – фарес» [113], начертанные огненными   знаками над пирующим человечеством? Поглядите на световые надписи, всю ночь горящие   над входами в притоны кутежа и распутства. В этом отношении мы, люди, уже   приближаемся к саламандрам: мы живем больше ночью, чем днем.      

Если бы   саламандры не были по крайней мере так чудовищно посредственны! – с тоской   восклицал Икс. Да, они более или менее образованны; но это делает их тем более   ограниченными, ибо они взяли от человеческой цивилизации только то, что есть в   ней стандартного и утилитарного, механического и прикладного. Они стоят около   человечества, как Вагнер около Фауста, но разница в том, что они удовлетворяются   этим и их не гложут никакие сомнения. Страшнее всего, что этот восприимчивый,   глуповатый и самодовольный тип цивилизованной посредственности размножался в   миллионах и миллиардах одинаковых единиц. Впрочем, нет, я ошибся: страшнее   всего, что они достигли таких успехов. Они научились пользоваться машинами и   арифметикой, и оказалось – этого достаточно, чтобы они сделались властителями   своего мира. Они выбросили из человеческой цивилизации все, что было лишено   непосредственной полезности, всякую игру, фантазию, заветы старины; тем самым   они лишили ее всего, что было в ней человеческого, и усвоили только ее оголение   – практическую, утилитарную, техническую сторону. И эта жалкая карикатура на   человеческую цивилизацию изумительно процветает; она создает технические чудеса,   перекраивает нашу старую планету и в конце концов начинает гипнотизировать само   человечество. Фауст будет учиться тайнам преуспевающей посредственности у   своего ученика и слуги! Одно из двух: или человечество столкнется с   саламандрами в борьбе не на жизнь, а на смерть, или же оно бесповоротно осаламандрится.   Что касается меня, меланхолически заканчивает Икс, то я предпочел бы первое.      

И вот   Икс предупреждает вас, продолжал анонимный автор. Еще можно стряхнуть это холодное   и скользкое кольцо, которое обвивается вокруг нас. Мы должны избавиться от   саламандр. Их стало слишком много. Они вооружены и могут пустить в ход против   нас военный материал, о мощи которого мы почти ничего не знаем. Но страшнее   всего для нас, людей, не их численность и сила, а их торжествующая над всем   неполноценность. Я не знаю, чего нам надо бояться больше: их человеческой   цивилизованности или же их коварной, холодной, звериной жестокости. Но когда   одно соединяется с другим, то получается нечто невообразимо кошмарное, почти   дьявольское. Во имя культуры, во имя христианства и человечества мы должны   освободиться от саламандр. И анонимный апостол взывал:      

       

       Безумцы, перестаньте   наконец кормить саламандр!      

       

Перестаньте   давать им работу, откажитесь от их услуг, порвите с ними, пусть они переселяются   куда хотят, где смогут кормиться сами, как и вся остальная водная фауна. Сама   природа управится тогда с излишком саламандр; только бы люди, человеческая   цивилизация и человеческая история перестали работать на саламандр!      

       

       И перестаньте   поставлять саламандрам оружие!      

       

Запретите   снабжать их металлами и взрывчатыми веществами, не посылайте им наших машин и   изделий! Вы ведь не станете поставлять зубы тиграм и яд змеям; не станете   подогревать огнедышащий вулкан или разрушать плотины, чтоб открыть путь   наводнениям! Пусть запрещение поставок распространится на все моря, пусть   саламандры будут объявлены вне закона, пусть будут они прокляты и изгнаны из   нашего мира.      

       

       Пусть будет создана   Лига наций против саламандр!      

       

Все   человечество должно быть готово отстаивать свое существование с оружием в   руках. Пусть по инициативе Лиги наций, короля шведского или папы римского будет   созвана всемирная конференция всех цивилизованных государств, которая создаст   Всемирный союз или по крайней мере Союз христианских наций против саламандр!   Настал решающий момент, когда под давлением страшной саламандровой опасности и   лежащей на людях ответственности, быть может, удастся сделать то, что не под   силу было мировой войне, несмотря на все бесконечные жертвы: учреждение   Соединенных Штатов Мира. Дай бог! Если бы это удалось, – значит,   саламандры появились не напрасно, значит, они были орудием промысла божьего.      

       

Этот   патетический памфлет вызвал живейшие отголоски в самых широких кругах публики. Пожилые   дамы соглашались главным образом с тем, что настало небывалое падение нравов.   Наоборот, экономические обзоры газет справедливо указывали, что нельзя   ограничивать поставки саламандрам, так как это привело бы к резкому сокращению   производства и к тяжелому кризису во многих отраслях промышленности. Да и   сельское хозяйство, писали они, рассчитывает на огромный сбыт кукурузы,   картофеля и других продуктов, служащих кормом для саламандр; если бы   численность саламандр уменьшилась, то на рынке продовольственных продуктов цены   сильно упали бы и земледельцы оказались бы на краю разорения. Что касается   «Лиги наций против саламандр», то все ответственные политические инстанции   возражали, заявляя, что в ней нет надобности: во-первых, уже есть Лига наций, а   во-вторых – Лондонская конвенция, согласно которой морские державы обязались не   снабжать своих саламандр тяжелым вооружением. Не легко, впрочем, требовать   такого ограничения вооружений от государства, которое не имеет уверенности в   том, что какая-нибудь другая морская держава не вооружает тайно своих   саламандр, повышая этим свой военный потенциал в ущерб соседям. Равным образом   ни одно государство и ни один континент не могут принудить своих саламандр   перебраться куда-нибудь в другое место – хотя бы уже потому, что таким путем   они повысили бы, с одной стороны, сбыт промышленной и земледельческой   продукции, а с другой – военную мощь других государств или континентов. И   подобных возражений, с которыми вынужден был соглашаться всякий здравомыслящий   человек, приводилось много.      

Несмотря   на это, памфлет «Икс предостерегает» произвел глубокое впечатление и не остался   без последствий. Почти во всех странах начало расти движение против саламандр и   создавались Союзы истребления саламандр, клубы «антисаламандрианцев», «комитеты   защиты человечества» и много других организаций такого же рода. Женевские   делегаты от саламандр подверглись оскорблениям, когда собирались на 1213-е   заседание комиссии по изучению Саламандрового Вопроса. На заборах вдоль морских   побережий появлялись угрожающие надписи, вроде «Смерть саламандрам», «Долой   саламандр» и т. п. Много саламандр было побито камнями; ни одна саламандра не   осмеливалась больше высовывать днем голову из воды. Несмотря на все это, с их   стороны не было никаких протестов или ответных действий. Они просто сделались   невидимыми, по крайней мере днем, и люди, которые заглядывали через их заборы,   видели только бесконечную даль равнодушно шумящего моря. «Ишь, сволочи, –   с ненавистью говорили люди, – даже не показываются».      

И вдруг   среди этого гнетущего затишья прогремело так называемое      

       

       ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ В   ЛУИЗИАНЕ      

 7. Землетрясение в   Луизиане      

       

11   ноября в час ночи жители Нью-Орлеана почувствовали сильный подземный толчок; в   негритянских кварталах рухнуло несколько домишек; люди в панике бросились на   улицу, но толчки больше не повторились. Бешеным порывом пронесся с воем шквал,   разбивший окна и сорвавший крыши в негритянских переулках; несколько десятков   человек было убито; потом на город обрушился ливень илистой грязи.      

Пока   нью-орлеанские пожарные спешили на помощь в наиболее пострадавшие районы, телеграф   выстукивал призывы из Морган-Сити, Плэкмайна, Батон-Ружа и Лафайета: «SOS!   Пришлите спасательные отряды! Мы наполовину сметены землетрясением и циклоном;   плотины на Миссисипи грозят прорваться; немедленно шлите саперов, санитарные   отряды и всех работоспособных мужчин». Из Форт-Ливингстон пришел только   лаконичный запрос: «Алло, у вас там тоже сюрпризы?» Потом была получена   телеграмма из Лафайета: «Внимание! Внимание! Больше всего пострадала Нью-Иберия.   По-видимому, сообщение между Нью-Иберией и Морган-Сити прервано. Пошлите туда   помощь!» Вскоре из Морган-Сити сообщили по телефону: «Связи с Ньго-Иберией не   имеем. Видимо, повреждены автомобильная дорога и железнодорожная линия. Пошлите   пароходы и самолеты в бухту Вермильон! Нам самим не нужно больше ничего. У нас   около тридцати убитых и ста раненых». Затем пришла телеграмма из Батон-Ружа: По   нашим сведениям хуже всего в Нью-Иберии все внимание на Нью-Иберию к нам шлите   только рабочих но поскорее иначе у нас обрушатся плотины делаем что можем.      

Следующая   телеграмма:      

АЛЛО   АЛЛО ШРИВПОРТ НЕИЧИТОКС АЛЕКСАНДРИЯ ПОСЛАЛИ СПАСАТЕЛЬНЫЕ ПОЕЗДА В НЬЮ– ИБЕРИЮ   АЛЛО АЛЛО МЕМФИС ВИНОНА ДЖЕКСОН ОТПРАВИЛИ ПОЕЗДА К НЬЮ-ОРЛСАНУ ВЕСЬ   АВТОТРАНСПОРТ МОБИЛИЗОВАН ПЕРЕБРАСЫВАЕТ ЛЮДЕЙ К ПЛОТИНАМ В БАТОН-РУЖЕ,      

И еще:      

АЛЛО   ГОВОРИТ ПАСКАГУЛА У НАС НЕСКОЛЬКО УБИТЫХ НУЖНА ЛИ ВАМ ПОМОЩЬ      

Тем   временем пожарные команды, санитарные машины и спасательные поезда уже мчались   по направлению Морган-Сити – Паттерсон – Франклин. В пятом часу утра было   получено первое более или менее точное сообщение: «Железнодорожный путь между   Франклином и Нью-Иберией поврежден наводнением в семи километрах к западу от   Франклина; по-видимому, в результате землетрясения там образовалась глубокая   трещина, начинающаяся от бухты Вермильон, и в нее хлынуло море. Насколько можно   сейчас установить, эта трещина идет от бухты Вермильон на восток –   северо-восток, поворачивает близ Франклина на север, врезывается в Большое   озеро и затем тянется дальше к северу до линии Плэкмайн-Лафайет, где она   заканчивается в старой озерной впадине; ответвление этой трещины связывает   Большое озеро с находящимся к западу от него Наполеонвильским озером. Общая   протяженность трещины около восьмидесяти километров, ширина – от двух до   одиннадцати километров. Вероятно, здесь был эпицентр землетрясения. Можно   считать величайшим счастьем, что трещина миновала все более или менее крупные   населенные пункты. Тем не менее число человеческих жертв довольно значительно.   В Франклине выпало илистых осадков на шестьдесят, в Паттерсоне – на сорок пять   сантиметров. Жители побережья бухты Ачафалайя сообщают, что во время   землетрясения море отступило приблизительно на три километра, а потом ринулось   на берег валом в тридцать метров высоты. Опасаются, что на побережье погибло   много людей. С Нью-Иберией все еще нет связи».      

Первым   поспел к Нью-Иберии поезд, отправленный с запада, из Нейчитокса; сообщение, посланное   окольным путем через Лафайет и Батон-Руж, было страшно. Не доезжая нескольких километров   до Нью-Иберии, поезд вынужден был остановиться: полотно дороги занесло илом. Беженцы   рассказывали, что в двух километрах на восток от города начал действовать   «грязевой вулкан», который в одно мгновение выбросил огромную массу жидкого   холодного ила; по их словам, Нью-Иберия погребена под илом. Дальнейшее   продвижение поезда в темноте и под непрекращающимся дождем крайне   затруднительно. Связи с Нью-Иберией все еще нет.      

Одновременно   было получено сообщение из Батон-Ружа:      

НА   ПЛОТИНАХ МИССИСИПИ УЖЕ РАБОТАЮТ НЕСКОЛЬКО ТЫСЯЧ ЧЕЛОВЕК ТЧК ХОТЬ БЫ ПРЕКРАТИЛСЯ   ДОЖДЬ ТЧК НУЖНЫ КИРКИ ЛОПАТЫ ГРУЗОВИКИ ЛЮДИ ТЧК ПОСЫЛАЕМ ПОМОЩЬ В ПЛЭКМАЙН ТЧК   ЭТИ ГУБОШЛЕПЫ НЕ МОГУТ СПРАВИТЬСЯ САМИ      

Телеграмма   из Форт-Джексон:      

ПОЛОВИНЕ   ВТОРОГО УТРА МОРСКОЙ ВОЛНОЙ СНЕСЕНО ТРИДЦАТЬ ДОМОВ ЧТО ЭТО БЫЛО НЕ ЗНАЕМ СМЫЛО   ОКОЛО СЕМИДЕСЯТИ ЧЕЛОВЕК ТОЛЬКО СЕЙЧАС ИСПРАВИЛ АППАРАТ ПОЧТОВУЮ КОНТОРУ ТОЖЕ   УНЕСЛО АЛЛО ТЕЛЕГРАФИРУЙТЕ СКОРЕЙ ЧТО ЭТО БЫЛО ТЕЛЕГРАФИСТ ФРЕД ДАЛЬТОН АЛЛО   ПЕРЕДАЙТЕ МИННИ ЛАКОСТ ЧТО СО МНОЙ НИЧЕГО НЕ СЛУЧИЛОСЬ ТОЛЬКО СЛОМАНА РУКА И   УНЕСЛО ВОДОЙ ВЕЩИ НО ГЛАВНОЕ АППАРАТ ОПЯТЬ РАБОТАЕТ О КЭЙ ФРЕД      

Самое   короткое сообщение пришло из Порт-Идса:      

ЕСТЬ   УБИТЫЕ БЭРИВУД ЦЕЛИКОМ СНЕСЕН МОРЕ      

В это   время, утром – шел уже восьмой час – возвратились первые самолеты, посланные в   пострадавшие районы. Летчики рассказали: все побережье от Порт-Артура (штат   Техас) до Мобиле (штат Алабама) было ночью залито гигантской волной; везде   видны разрушенные или поврежденные дома. Юго-восточная часть Луизианы, начиная   от дороги Озеро Чарльза – Александрия – Нейчиз, и южная часть Миссисипи (до   линии Джексон – Хэттисбург – Паскагула) занесены илом. В бухте Вермильон в сушу   врезался новый залив шириной от трех до десяти километров, доходящий вплоть до   Плэкмайна в виде длинного фьорда. Нью-Иберия, вероятно, сильно пострадала, но   видно много людей, отгребающих ил, под которым похоронены дома и дороги.   Приземлиться оказалось невозможно. Особенно много человеческих жертв, очевидно,   на побережье. У Пойнт-оф-Эра тонет пароход, кажется мексиканский. У островов   Шанделур море покрыто обломками. Дождь прекращается во всем районе. Видимость   хорошая.      

Первый   экстренный выпуск нью-орлеанских газет вышел уже в пятом часу утра; с наступлением   дня появлялись новые выпуски с новыми подробностями, к восьми часам утра в   газетах появились фотографические снимки пострадавших районов и карта нового   залива. В половине девятого было напечатано интервью выдающегося сейсмолога из   мемфисского университета – д-ра Уилбура Р. Броунелла о причинах землетрясения в   Луизиане.      

Пока еще   рано делать окончательные выводы, заявил знаменитый ученый, но, по-видимому,   землетрясение не стоит ни в какой связи со все еще интенсивной вулканической   деятельностью в Центральной Мексике, лежащей как раз против пострадавшего   района. Сегодняшнее землетрясение вызвано скорее тектоническими иританами, то   есть давлением горных масс, с одной стороны Скалистых гор я Съерра-Мадре, а с   другой – Аппалачского нагорья, на обширную впадину Мексиканского залива,   продолжением которой является широкая низина в нижнем течении Миссисипи.   Трещина, начинающаяся в бухте Вермильон, не больше чем новый и сравнительно   ничтожный излом, мелкий эпизод того геологического оседания, в результате   которого образовались Мексиканский залив и Караибское море с кольцом Больших и   Малых Антильских островов, этим остатком некогда существовавшей здесь горной   цепи. Не подлежит сомнению, что оседание земной поверхности в Центральной   Америке будет продолжаться, сопровождаемое новыми колебаниями почвы, изломами и   трещинами. Не исключено, что Вермильонская трещина – только увертюра активного   тектонического процесса, центр которого лежит в Мексиканском заливе. В этом   случае мы можем оказаться свидетелями грандиозных геологических катастроф, в   результате которых почти пятая часть территории Соединенных Штатов сделается   морским дном. Зато, если бы это случилось, мы могли бы с известной вероятностью   ожидать, что начнет подниматься дно моря вблизи Антильских островов или еще   восточнее – в тех местах, где древний миф предполагал затонувшую Атлантиду.      

Вместе с   тем, продолжал успокоительным тоном блестящий ученый, нет оснований серьезно   опасаться проявлений вулканической активности в пострадавшем районе; мнимые   кратеры, извергающие ил, – не что иное, как взрывы болотных газов,   начавшиеся в Вермильонской трещине. Не было бы ничего удивительного, если бы в   наносах Миссисипи образовались огромные подземные газовые пузыри, которые при   соприкосновении с воздухом могли дать взрыв и поднять вверх сотни тысяч тонн   ила и воды. Впрочем, повторил д-р У. Р. Броунелл, для окончательного объяснения   катастрофы потребуются дальнейшие исследования.      

Пока   броунелловские рассуждения о геологических катастрофах сбегали с ротационных машин,   губернатор штата Луизиана получил из Форт-Джексон телеграмму следующего   содержания:      

Сожалеем   человеческих жертвах тчк мы старались обойти ваши города однако не учли отдачи   и контрудара морской воды при взрыве тчк мы насчитали триста сорок шесть   человеческих жертв на всем побережье тчк выражаем соболезнование тчк верховный   саламандр тчк алло алло у аппарата Фред Дальтон почтовая контора Форт Джексон   только что отсюда ушли три саламандры они явились на почту десять минут тому   назад подали телеграмму направили на меня револьвер но уже ушли отвратительные   твари заплатили и побежали к воде их преследовала только собака аптекаря кто им   дал право ходить по городу больше ничего нового передайте Минни Лажост что я   целую ее телеграфист Фред Дальтон      

Губернатор   штата Луизиана долго качал головой над этой телеграммой. Должно быть, отчаянный   шутник этот Фред Дальтон, решил он в конце концов, лучше не передавать эту   телеграмму газетам.      

 8. Верховный саламандр   предъявляет требования      

       

Через   три дня после землетрясения в Луизиане разнеслись вести о новой геологической катастрофе   – на этот раз в Китае. Сопровождаемый мощным раскатистым гулом, подземный удар   разорвал надвое морское побережье в провинции Цзянсу к северу от Нанкина, почти   посредине между устьем Янцзы и старым руслом Хуанхэ, в образовавшуюся трещину   хлынуло море и слилось с большими озерами Баньюном и Хунцзу между городами   Хуанганом и Фучжаном. Есть сведения, что в результате этого землетрясения Янцзы   покидает под Нанкином свое прежнее русло и направляет свое течение к озеру Тай,   а оттуда к Ханьчжоу. Число человеческих жертв нельзя пока установить даже   приблизительно. Сотни тысяч человек спасаются бегством в северные и южные   провинции. Японские военные суда получили приказ направиться к пострадавшему   побережью.      

Хотя   землетрясение в Цзянсу по своим размерам далеко превосходило луизианское бедствие,   на него, в общем, обратили мало внимания, так как мир уже привык к катастрофам   в Китае, тем более что там, как видно, не ставят ни во что какой– нибудь   миллион человеческих жизней; к тому же с научной точки зрения было ясно, что   речь идет о простом тектоническом землетрясении, связанном с существованием   углубления на дне океана у островов Рюкю и у Филиппин.      

Но еще   через три дня европейские сейсмографы отметили новые колебания почвы, эпицентр   которых находился где-то у островов Зеленого мыса. Более подробные сообщения   гласили, что от сильного землетрясения пострадало побережье Сенегамбии к югу от   Сен-Луи. Между городами Лампул и Мборо образовалась глубокая трещина, в которую   хлынуло море: она тянется по направлению к Меринагену вплоть до Вади Димар.      

По   словам очевидцев, из земли со страшным грохотом вырвался столб огня и пара,   разметав на далекое расстояние песок и камни; затем стал слышен рев моря,   хлынувшего в образовавшуюся впадину. Человеческих жертв немного.      

Это   третье по счету землетрясение вызвало уже нечто вроде паники.      

       

       БЫТЬ МОЖЕТ, ОЖИВАЕТ   ВУЛКАНИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ЗЕМЛИ? –      

       

спрашивали   утренние газеты.      

       

       ЗЕМНАЯ КОРА НАЧИНАЕТ   ТРЕСКАТЬСЯ, -      

       

объявляли   вечерние выпуски. Специалисты высказали предположение, что сенегамбская   расселина возникла просто вследствие извержения вулканической «жилы», связанной   с вулканом Пико на острове Фого, одном из островов Зеленого мыса; этот вулкан   действовал до 1847 года, а с тех пор считался потухшим. Таким образом,   западноафриканское землетрясение не имеет ничего общего с сейсмическими явлениями   в Луизиане и в Цзянсу, которые носят явно тектонический характер. Но людям,   по-видимому, было все равно, разверзается ли земля по тектоническим, или по   вулканическим причинам. Факт тот, что в этот день все церкви были переполнены   толпами молящихся. В некоторых странах пришлось и ночью оставить храмы   открытыми.      

Двадцатого   ноября около часа ночи радиослушатели в большей части Европы отметили сильные помехи   в эфире, как если бы начала работать какая-то новая, необычайно мощная передаточная   станция. Они нашли ее на волне двести три метра: был слышен какой-то гул,   похожий на шум машин или морских волн; в этот протяжный бесконечный рокот   внезапно ворвался страшный, скрипучий голос; все описывали его одинаково:   глухой, квакающий, как бы искусственный голос, к тому же невероятно усиленный   мегафоном; этот лягушечий голос возбужденно кричал:      

– Hallo,   hallo, hallo! Chief Salamander speaking! Hallo, Shief Salamander speaking! Stop   all broadcasting, you men! Stop your broadcasting! Hallo, Chief Salamander   speaking! [114]      

Затем другой   странно глухой   голос спросил:      

– Ready?   [115]      

– Ready!      

Послышался   треск, как будто щелкнул переключатель:      

неестественно   приглушенный голос произнес:      

– Attention!   Attention! Attention! Hallo! Now! [116]      

И тогда   среди ночной тишины раздался хриплый, утомленный, но все же повелительный голос.      

– Алло,   люди! Говорит Луизиана. Говорит Цзянсу. Говорит Сенегамбия. Сожалеем о человеческих   жертвах. Мы не хотим причинять вам напрасный вред. Мы только хотим, чтобы вы   эвакуировали морские побережья в тех местах, которые мы вам заранее укажем.   Если послушаетесь, избежите прискорбных бедствий. Впредь будем сообщать вам не   менее чем за две недели, в каком именно месте мы намерены расширить наше море.   Пока мы производили только технические испытания. Ваши взрывчатые вещества   вполне оправдали себя. Благодарим за них.      

Алло,   люди! Сохраняете спокойствие. У нас нет враждебных по отношению к вам замыслов.   Но нам нужно для жизни больше воды, больше берегов, больше отмелей. Нас слишком   много. Нам уже не хватает места на ваших побережьях. Поэтому мы должны взламывать   ваши континенты. Мы превратим их в острова и бухты. Таким путем общая длина   береговых линий всего мира увеличится в пять раз. Мы будем сооружать новые   отмели. Мы не можем жить в глубоких водах. Ваши континенты понадобятся нам как   материал для засыпания глубоких мест. Мы ничего не имеем против вас, но нас   слишком много. Вы можете пока перебраться во внутренние области. Можете   укрыться в горах. Горы мы будем разрушать в последнюю очередь.      

Вы   хотели нас. Вы распространили нас по всему свету. Получайте же, что хотели. Мы   намерены поладить с вами добром. Вы будете доставлять дам сталь для наших сверл   и кирок. Будете доставлять нам взрывчатые вещества. Будете доставлять нам   торпеды. Будете работать для нас. Без вас мы не сумеем ломать старые   континенты. Алло, люди! От имени всех саламандр мира Верховный Саламандр   предлагает вам сотрудничество. Вы будете вместе с нами разрушать ваш мир.   Благодарим вас.      

Утомленный   хриплый голос умолк, и снова стал слышен гул не то машин, не то моря.      

– Алло,   алло, люди, – опять раздался скрипучий голос. – передаем для вас   легкую музыку в вашей граммофонной записи. Сейчас будет исполнен Марш тритонов   из постановочного фильма «Посейдон».      

       

Газеты,   конечно, объявили эту ночную передачу «грубой и неуклюжей мистификацией» со   стороны какой-нибудь нелегальной радиостанции. Тем не менее в следующую же ночь   миллионы людей сидели у своих приемников, ожидая, не раздастся ли вновь   вчерашний страшный, настойчивый, скрипучий голос. Он раздался ровно в час ночи,   сопровождаемый сильным плещущим гулом.      

– Good   evening, you peopel [117] – весело заквакал   он.      

– В   начале передачи мы предлагаем вам прослушать граммофонную пластинку – танец саламандр   из вашей оперетты «Галатея».      

Когда   замолкла громыхающая, непристойная музыка, снова заскрипел тот же ужасный, как   будто чему-то радующийся голос:      

– Алло,   люди! Только что потоплена торпедой английская канонерка «Эребус», которая пыталась   уничтожить нашу передаточную станцию в Атлантическом океане. Экипаж погиб.   Алло, вызываем английское правительство. Пароход «Аменхотеп» из Порт-Саида   отказался сдать нам в нашем порту Макаллаху заказанные нами взрывчатые   вещества. Он якобы получил приказ приостановить дальнейшую доставку. Пароход   потоплен. Советуем английскому правительству отменить по радио свой приказ не   позже двенадцати часов завтрашнего дня; в противном случае будут потоплены   пароходы «Виннипег», «Манитоба», «Онтарио» и «Квебек», следующие С грузом зерна   из Канады в Ливерпуль. Алло! Вызываем французское правительство. Отзовите   крейсеры, которые идут в Сенегамбию. Нам еще надо расширить вновь образовавшуюся   там бухту. Верховный Саламандр приказал передать обоим правительствам его   твердую волю установить с ними самые дружественные отношения. Передача   сообщений закончена. Передаем ваш романс «Саламандрия» (эротический вальс) в   граммофонной записи.      

На   следующий день пополудни к Юго-западу от Мизен-Хед были потоплены пароходы   «Виннипег», «Манитоба», «Онтарио» и «Квебек». Волна панического ужаса   захлестнула весь мир. Вечером британское радио сообщило, что правительство его   величества запретило поставлять саламандрам какие бы то ни были   продовольственные продукты, химикалии, машины, оружие и металлы. В час ночи в   эфире заскрипел возбужденный голос:      

– Hallo,   hallo, hallo! Chief   Salamander speaking! Hallo, Chief Salamander is going to speak! [118]      

И вслед   за тем раздался усталый, хриплый; сердитый голос:      

– Алло,   люди! Алло, люди! Алло, люди! Думаете, мы дадим уморить себя голодом? Бросьте   ваши глупости! Все, что вы делаете, обернется против вас! От имени всех   саламандр мира вызываю Великобританию. С настоящего момента мы объявляем полную   блокаду Британских островов [119],   за исключением Ирландского свободного государства. Я закрываю Ламанш. Закрываю   Суэцкий канал. Закрываю Гибралтарский пролив для всех судов. Все британские   порты блокированы. Все британские суда на всех морях будут торпедированы. Алло,   вызываю Германию. Увеличиваю в десять раз заказы на взрывчатые вещества.   Направляйте немедленно на наш главный склад в Скагерраке. Алло, вызываю   Францию! Сделайте заказанные торпеды в ускоренном порядке в подводные форты СЗ,   БФФ и Запад-5. Алло, люди! Предупреждаю вас. Если вы ограничите доставку нам   продовольственных продуктов, я сам сниму их с ваших пароходов. Еще раз   предупреждаю вас. – Усталый голос понизился до глухого, почти неразборчивого   хрипа.      

– Алло,   вызываю Италию. Приготовьтесь к эвакуации провинций Венеция, Падуя, Удине. В   последний раз предупреждаю вас, люди. Прекратите ваши глупости.      

Наступила   длительная пауза, и слышен был только шум, похожий на рокот ночного холодного   моря. А затем снова зазвучал веселый квакающий голос.      

– Теперь   мы будем передавать последнюю модную новинку «Тритон-тротт» в вашей граммофонной,   записи.      

 9. Конференция в Вадузе      

       

Это была   странная война, если вообще можно назвать ее войной; дело в том, что не существовало   никакого саламандрового государства или признанного саламандрового   правительства, которому можно было бы официально объявить войну. Первым   государством, которое оказалось в состоянии войны с саламандрами, была   Великобритания. В самом начале военных действий почти все британские суда,   стоявшие в портах, были потоплены саламандрами; не было никакой возможности   предотвратить это. В относительной безопасности были в тот момент только суда,   находившиеся в открытом море, да и то лишь до тех пор пока они крейсировали в   глубоководных местах; так спаслась часть британского военного флота, прорвавшая   саламандровую блокаду у острова Мальта и сосредоточившаяся над глубинами   Ионического моря; но и эти суда были выслежены небольшими подводными лодками   саламандр и потоплены одно за другим. В течение шести недель Великобритания   потеряла четыре пятых всего своего тоннажа.      

История   дала Джону Буллю возможность еще раз проявить свое пресловутое упрямство.   Правительство его величества не вступило в переговоры с саламандрами и не   отменяло запрещения делать им поставки.      

«Британский   джентльмен, – заявил английский премьер от имени всей нации, – покровительствует   животным, но не вступает в соглашения с ними».      

Уже   через несколько недель на Британских островах ощущался катастрофический недостаток   продовольствия. Только дети получали ежедневно по ломтику хлеба и по нескольку   ложечек чая или молока; английский народ с беспримерным мужеством терпел эти   лишения, хотя и пал до такой степени, что съел всех своих скаковых лошадей.   Принц Уэльский собственноручно вспахал первую грядку на стадионе   Роял-Гольф-клуба, где решено было выращивать морковь для лондонских детских   приютов. На теннисных кортах в Уимблдоне посадили картофель, на ипподроме в   Аскоте посеяли пшеницу.      

– Мы   пойдем на величайшие жертвы, – говорил в парламенте лидер консервативной   партии, – но не посрамим британской чести.      

Так как   британские берега были полностью заперты в кольце блокады, то у Англии оставался   только один путь для снабжения и для сношений с колониями, а именно – воздух.   "Нам нужно Сто Тысяч Самолетов [120]", –   заявил министр авиации, и все, что имело руки и ноги, взялось за осуществление   этого лозунга; принимались лихорадочные меры к тому, чтобы изготовлять по тысяче   самолетов в день; но тут вмешались правительства других европейских держав с   резким протестом против подобного нарушения равновесия в воздухе, британскому   правительству пришлось отказаться от своей программы авиационного строительства   и построить не больше двадцати тысяч самолетов, да и то в течение пяти лет.   Англии не оставалось ничего другого, как по-прежнему голодать или платить   умопомрачительные цены за продовольствие, доставляемое на самолетах других   держав; фунт хлеба стоил десять шиллингов; пара крыс – одну гинею, коробочка   икры – двадцать пять фунтов стерлингов. Это были золотые денечки для   континентальной торговли, промышленности и сельского хозяйства. Так как   английский военный флот был уничтожен в первые же часы войны, то операции   против саламандр велись только с суши и с воздуха. Сухопутные войска палили в   воду из артиллерийских орудий и пулеметов, но, по-видимому, не причиняли саламандрам   больших потерь; несколько лучший результат давали бомбы, сбрасываемые   самолетами в море. В свою очередь саламандры обстреливали из подводных орудий   британские порты, обратив их в груду развалин. Из устья Темзы они   бомбардировали даже Лондон; военное командование сделало тогда попытку отравить   Темзу и некоторые бухты бактериями, керосином и щелочными веществами.   Саламандры в ответ пустили на английское побережье, на протяжении ста двадцати   километров, облако ядовитых газов. Это была только демонстрация, но повторения   не потребовалось; впервые в истории британское правительство вынуждено было   просить другие державы о помощи, ссылаясь на запрещение газовой войны.      

В   следующую ночь по радио раздался хриплый, гневный, напряженный голос Верховного   Саламандра:      

– Алло,   люди! Пусть Англия не дурит! Если вы будете отравлять нам воду, мы отравим вам   воздух. Мы пользуемся вашим же собственным оружием. Мы не варвары. Мы не хотим   воевать против людей. Мы хотим только получить возможность жить. Мы предлагаем   вам мир. Вы будете поставлять нам ваши продукты и продадите нам ваши   континенты. Мы готовы хорошо заплатить за них. Мы предлагаем вам больше, чем   мир. Мы предлагаем вам торговлю. Предлагаем вам золото за вашу сушу. Алло,   вызываю правительство Великобритании. Сообщите мне вашу цену за южную часть   Линкольншира у бухты Уэш. Даю вам три дня на размышление. На это время прекращаю   все военные действия, кроме блокады.      

В то же   мгновение на английском побережье сразу прекратился грохот подводной канонады.   Замолкли орудия и на суше. Наступила странная, почти жуткая тишина. Британское   правительство объявило в парламенте, что оно не намерено вступать в переговоры   с саламандрами. В районах бухты Уэш и Линн-Дип жителей предупредили, что   предстоит, видимо, большое наступление саламандр и было бы лучше эвакуировать   побережье и перебраться внутрь страны; однако приготовленные для этой цели   поезда, автомобили и автобусы увезли только детей и часть женщин. Мужчины все   остались на месте, у них просто не умещалось в голове, что англичанин может потерять   свою территорию. Ровно через минуту после истечения трехдневного перемирия   прозвучал первый выстрел; это выстрелило орудие королевского Северно-Ланкаширского   полка под звуки полкового марша «Алая роза». Вслед за этим раздался страшный   взрыв. Устье реки Нен провалилось до самого Уисбека, и туда хлынуло море из   бухты Уэш. Помимо всего прочего, под волнами погибли знаменитые развалины   Уисбекского аббатства, замок Голланд-Касль, харчевня «Святой Георгий и дракон»   и другие истерические памятники.      

На   следующий день, отвечая на запрос в парламенте, английское правительство   заявило, что в военном отношении для обороны британского побережья было сделано   все возможное; что не исключена возможность новых нападений на британскую   территорию, и притом в гораздо большем масштабе; что правительство его   величества не может, однако, вести переговоры с неприятелем, который не щадит   мирных жителей и даже женщин. (Возгласы, одобрения.) Сейчас речь идет о   судьбе уже не только Англии, но всего цивилизованного мира. Великобритания   готова обсудить вопрос о международных гарантиях, которые поставили бы   известные границы этим ужасным варварским нападением, угрожающим всему человечеству.      

Через   несколько недель после этого в Вадузе собралась всемирная конференция.      

       

Она   состоялась в Вадузе, потому что Высоким Альпам не грозила опасность со стороны   саламандр и потому что там укрывалось уже большинство состоятельных людей и   видных деятелей из приморских стран. По общему признанию, конференция с большой   энергией взялась за разрешение всех актуальных мировых вопросов. Прежде всего   все страны (кроме Швейцарии, Абиссинии, Афганистана, Боливии и других   государств, не имеющих морских побережий) принципиально отказались признать   саламандр самостоятельной воюющей стороной, главным образом из опасения, как бы   после этого их собственные саламандры не объявили себя подданными саламандрового   государства; не исключена ведь была возможность, что признанное саламандровое   государство пожелает распространить свой государственный суверенитет на все   воды и берега, где живут саламандры. Отсюда следовал вывод, что юридически и   практически невозможно объявить саламандрам войну или оказать на них международное   давление каким-нибудь другим способом; каждое государство имеет право выступать   только против собственных саламандр; это чисто внутреннее дело. Не может   поэтому быть и речи о коллективном дипломатическом или военном демарше против   саламандр. Международная помощь государствам, подвергшимся нападению саламандр,   может выразиться только в иностранных займах на нужды обороны.      

Тогда   Англия предложила, чтобы все государства обязались по крайней мере прекратить поставку   оружия и взрывчатых веществ саламандрам. По зрелом размышлении это предложение   было отвергнуто, во-первых, потому, что такое обязательство уже содержится в   Лондонской конвенции; во-вторых, нельзя запретить какому бы то ни было   государству снабжать своих саламандр техническим оборудованием «исключительно   для собственных надобностей» и оружием «для обороны собственных берегов»;   в-третьих, приморские государства, «естественно, заинтересованы в сохранении   добрых отношений с жителями моря», а потому признают целесообразным «временно   воздержаться от всяких мероприятий, которые саламандры могли бы счесть   репрессивными»; тем не менее все государства готовы обещать, что они будут поставлять   оружие и взрывчатые вещества также и государствам, которые подвергнутся   нападению саламандр.      

На   закрытом совещании было принято предложение Колумбии – начать хотя бы неофициальные   переговоры с саламандрами. Верховному Саламандру будет предложено послать на конференцию   своих уполномоченных. Представитель Великобритании резко возражал против этого,   отказываясь заседать совместно с саламандрами; в конце концов он согласился   временно уехать в Энгадин «для поправки здоровья». В ту же ночь   правительственные радиостанции всех морских держав передали его превосходительству   господину Верховному Саламандру приглашение назначить своих представителей и   послать их в Вадуз. Ответом было хриплое: «Ладно; но этот раз мы еще придем к   вам; в будущем ваши делегаты отправятся под воду ко мне». А потом – официальное   сообщение:      

«Уполномоченные   саламандр прибудут послезавтра вечером Восточным экспрессом на станцию Букс».      

С   величайшей поспешностью делались все приготовления для приема саламандр; в   Вадузе были устроены роскошнейшие купальные помещения, и экстренный поезд   привез в цистернах морскую воду для саламандровых делегатов. На вокзале в Буксе   должна была состояться вечером лишь так называемая неофициальная встреча; туда   прибыли только секретари делегаций, представители местных властей и около   двухсот журналистов, фотографов и кинооператоров. Ровно в 6 часов 25 минут   Восточный экспресс подошел к станции. Из салон-вагона на красный ковер спустились   три высоких элегантных господина, а за ними несколько прекрасно вымуштрованных   щеголеватых секретарей с туго набитыми портфелями.      

– Где   же саламандры? – вполголоса спросил кто-то.      

Две– три   официальные персоны нерешительно двинулись навстречу трем элегантным господам;   первый из этих господ сказал негромко и торопливо.      

– Мы   делегаты от саламандр. Я профессор д-р ван Дотт из Гааги. Мэтр Россо Кастелли,   адвокат из Парижа Доктор Маноэль Карвало, адвокат из Лиссабона.      

Присутствовавшие   раскланялись и представились друг другу.      

– Так   вы, значит, не саламандры? – произнес с облегчением французский секретарь      

– Конечно,   нет, – сказал д-р Россо Кастелли, – мы их адвокаты. Пардон, эти   господа, кажется, хотят заснять нас для кино.      

И   улыбающихся делегатов от саламандр стали усердно снимать для кино и газет.   Участвовавшие во встрече секретари делегаций не скрывали своего удовлетворения.   Очень благоразумно и деликатно со стороны саламандр послать в качестве своих   представителей обыкновенных людей. С людьми удобнее разговаривать. А главное –   отпадают некоторые неприятные затруднения светского характера.      

В тот же   вечер состоялось первое совместное совещание с делегатами саламандр. На повестке   стоял вопрос – как бы поскорее восстановить мир между саламандрами и   Великобританией. Слово попросил профессор ван Дотт.      

– Не   подлежит сомнению, – сказал он, – что саламандры подверглись   нападению со стороны Великобритании; британская канонерка «Эребус» напала в   открытом море на судно с радиопередатчиком саламандр; британское адмиралтейство   нарушило мирные торговые сношения с саламандрами, запретив пароходу «Аменхотеп»   выгрузить заказанные взрывчатые вещества, наконец, наложив эмбарго на всякие   поставки, британское правительство тем самым начало блокаду саламандр.   Саламандры не могли обратиться с жалобой на эти враждебные действия ни в Гаагу,   так как Лондонская конвенция не предоставила саламандрам права жаловаться, ни в   Женеву, поскольку они не состоят членами Лиги наций; им не оставалось поэтому   ничего другого, как прибегнуть к самообороне. Несмотря на это. Верховный   Саламандр готов прекратить военные действия, но лишь на следующих условиях:      

1.   Великобритания принесет извинения саламандрам за вышеперечисленные обиды.      

2. Она   отменит все запреты на поставки саламандрам.      

3. В   виде компенсации она безвозмездно уступит саламандрам район нижнего течения рек   в Пенджабе, чтобы они могли устроить там новые берега и морские бухты.      

Председатель   конференции ответил, что он сообщит эти условия своему уважаемому другу, представителю   Великобритании, который сейчас отсутствует; он высказал, однако, опасение, что   эти условия едва ли окажутся приемлемыми; тем не менее позволительно надеяться,   что они могут послужить основой для дальнейших переговоров.      

Следующим   пунктом порядка дня была жалоба Франции по поводу сенегамбского побережья,   которое саламандры взорвали, посягнув таким образом на французскую колониальную   империю. Слова попросил представитель саламандр, известный парижский адвокат   д-р Жюльен Россо Кастелли.      

– Докажите   это! – воскликнул он. – Мировые авторитеты в области сейсмографии   разъясняют, что землетрясение в Сенегамбии – вулканического происхождения и   было связано с возобновлением активности вулкана Пико на острове Фого.   Здесь, – продолжал д-р Россо Кастелли, хлопнув ладонью по своему   портфелю, – лежат их научные заключения. Если у вас есть доказательства,   что землетрясение в Сенегамбии вызвано действиями моих клиентов, то пожалуйста, –   я жду этих доказательств.      

Бельгийский   делегат Кре.   Ваш Верховный   Саламандр сам заявил, что это сделали саламандры!      

Профессор   ван Дотт.   Его выступление   было неофициальным.      

Мэтр   Россо Кастелли.   Мы уполномочены   опровергнуть упомянутое выступление. Я требую заслушать технических экспертов   по вопросу о том, можно ли искусственным способом проделать в земной коре   трещину длиною в шестьдесят семь километров. Предлагаю, чтобы нам показали   практический опыт в подобном же масштабе. Пока таких доказательств нет,   господа, будем говорить о вулканической деятельности. И все же Верховный   Саламандр готов купить у французского правительства морскую бухту, которая   образовалась в сенегамбской трещине и вполне годится для того, чтобы основать   там поселение саламандр. Мы уполномочены договориться с французским   правительством о цене.      

Французский   делегат министр Деваль.   Если   рассматривать это как возмещение за причиненный ущерб, то мы готовы начать   переговоры.      

Мэтр   Россо Кастелли.   Очень хорошо!   Правительство саламандр настаивает, однако, чтобы соответствующий договор о   купле-продаже распространялся также на департамент Ланд от устья Жиронды до Байонны,   что составляет территорию площадью в шесть тысяч семьсот двадцать квадратных   километров. Другими словами, правительство саламандр готово купить у Франции   этот кусок ее Юга.      

Министр   Деваль (родом из Байонны, депутат от Байонны). Чтобы ваши саламандры превратили   часть Франции в морское дно? Никогда! Никогда!      

Д–   р Россо Кастелли.   Франция пожалеет   об этих словах, м-сье. Сегодня еще речь шла о покупной цене.      

На этом   заседание было прервало.      

На следующем   заседании предметом переговоров было общее международное предложение саламандрам,   чтобы вместо недопустимого повреждения старых густонаселенных континентов они   строили для себя новые побережья и острова; в этом случае им будет оказан   широкий кредит, а новые континенты и острова будут признаны потом их   самостоятельной и суверенной государственной территорией.      

Д–   р Маноэль Карвало (крупнейший лиссабонский юрист) поблагодарил конференцию за это   предложение, которое он передаст правительству саламандр. «Однако всякому   ребенку ясно, -сказал он, – что строительство новых континентов требует   гораздо больше времени и больших расходов, чем раскалывание старых земель.   Новые берега и бухты необходимы нашим клиентам в ближайшее время; для них это   вопрос жизни и смерти. Для человечества лучше было бы принять великодушное   предложение Верховного Саламандра, который пока еще готов купить мир у людей,   вместо того чтобы отнять его силой. Наши клиенты нашли способ добычи золота,   растворенного в морской воде; благодаря этому в их распоряжении имеются почти   неограниченные средства; они могут заплатить за ваш мир хорошую, даже   баснословную цену. Учтите, что с течением времени цена мира будет падать,   особенно если, как это можно предвидеть, произойдут новые вулканические или тектонические   катаклизмы, далеко превосходящие по своим размерам те катастрофы, свидетелями   которых вы были до сих пор, и если вследствие этого площадь континентов в   значительнейшей мере сократится. Пока еще можно продать мир во всем его   нынешнем объеме; но когда от него останутся только обломки гор, торчащие над   поверхностью моря, никто не даст вам за него ни гроша. Я присутствую здесь в   качестве представителя и юрисконсульта саламандр, – воскликнул д-р   Карвало, – и обязан защищать их интересы; но я такой же человек, как и вы,   господа, и благополучие людей мне дорого не меньше, чем вам. И я советую вам,   больше того – заклинаю вас: продавайте континенты, пока не поздно! Можете   продавать их оптом или отдельными странами. Верховный Саламандр, великодушный и   передовой образ мыслей которого известен ныне каждому, обещает, что при всяких   необходимых в будущем изменениях земной поверхности он будет, по возможности,   щадить человеческие жизни; затопление континентов будет производиться   постепенно и с таким расчетом, чтобы не доводить дело до паники и ненужных катастроф.   Мы уполномочены вести переговоры как со всей почтенной всемирной конференцией в   целом, так и с отдельными государствами. Присутствие столь выдающихся юристов,   как профессор ван Дотт или мэтр Жюльец Россо Кастелли, послужит вам порукой,   что, отстаивая справедливые требования наших клиентов-саламандр, мы вместе с   тем, рука об руку с вами, будем защищать самое дорогое для всех нас:   человеческую культуру и благо всего человечества».      

После   этого конференция в несколько подавленном настроении перешла к обсуждению нового   предложения: уступить саламандрам для затопления центральные области Китая;   взамен этого саламандры должны на вечные времена гарантировать   неприкосновенность берегов европейских государств и их колоний.      

Д–   р Россо Кастелли.   На вечные   времена -это, пожалуй, слишком долго. Скажем-на двенадцать лет.      

Профессор   ван Дотт. Центральный   Китай – это, пожалуй, слишком мало. Скажем, – провинции Аньхуэй, Хэнань,   Цзянсу, Хэбэй и Фуцзянь [121].      

Японский   представитель заявляет протест против уступки провинции Фуцзянь, так как она   входит в сферу японских интересов. Берет слово китайский делегат, но его, к   сожалению, никто не понимает. В зале заседаний растет беспокойство; часы   показывают уже час ночи.      

В этот   момент входит секретарь итальянской делегации и шепчет что-то на ухо представителю   Италии, графу Тости. Граф Тости бледнеет, встает и, не обращая внимания на   китайского делегата доктора Ти, который все еще говорит что-то, хрипло   восклицает:      

– Господин   председатель, прошу слова! Только что получено известие, что саламандры затопили   часть нашей Венецианской провинции в направлении на Портогруаро!      

Воцаряется   гробовая тишина, только китайский делегат все еще бормочет свою непонятную   речь.      

– Верховный   Саламандр давно предупреждал вас, – проворчал доктор Карвало.      

Профессор   ван Дотт нетерпеливо заерзал на месте и поднял руку.      

– Господин   председатель, следовало бы вернуться к порядку дня. На очереди вопрос о провинции   Фуцзянь. Мы уполномочены предложить за нее японскому правительству   вознаграждение в золоте. Но, спрашивается, какую компенсацию предложат   заинтересованные государства нашим клиентам за ликвидацию Китая?      

В это   время радиолюбители слушали ночную передачу саламандр.      

– Вы   только что прослушали баркароллу из «Сказок Гофмана» в граммофонной   записи, – скрипел диктор. – Алло, алло, теперь мы включаем Венецию.      

И в   эфире стал слышен только глухой и грозный гул, похожий на рокот надвигающихся   вод…      

 10. Пан Повондра берет   вину на себя      

       

Кто бы   сказал, что прошло столько лет, утекло столько воды. Вот и наш пан Повондра уже   не служит швейцаром в доме Г. X. Бонди; теперь он, как говорится, почтенный   старец, который может спокойно пожинать плоды своей долгой и хлопотливой жизни   в виде маленькой пенсии; но разве может хватить каких-нибудь двух-трех сотняжек   при теперешней военной дороговизне! Хорошо еще, что иной раз выловишь   рыбку-другую, – и вот сидит пан Повондра в лодке с удочкой и смотрит:   сколько этой воды утекает за день – и откуда ее столько берется! Бывает, на   удочку попадается плотва, а когда и окунь; вообще рыбы стало больше, верно   потому, что реки теперь куда короче. Окунь – тоже вещь неплохая; правда в нем   много костей, зато мясо вкусное, миндалем немножко попахивает. А уж матушка   умеет их приготовить!… Пан Повондра не подозревает, что матушка, разводя огонь   под его окунями, пускает на растопку те вырезки, которые он когда-то собирал и   сортировал по коробкам. Правда, пан Повондра забросил свою коллекцию, когда   перешел на пенсию; зато он завел аквариум, в котором, вместе с золотыми   рыбками, держит крохотных тритонов и саламандр; он целыми часами наблюдает, как   они неподвижно лежат в воде или вылезают на берег, который он устроил для них   из камней; потом покачает головой и скажет: «Кто бы, матушка, мог подумать!» Но   скучно только глядеть да глядеть; вот пан Повондра и занялся рыболовством. Что   делать, мужчинам всегда нужно какое-нибудь занятие, снисходительно думает мамаша   Повондрова. Это лучше, чем шататься по пивным да заниматься политикой.      

Да,   правда, много, очень много утекло воды. Вот и Франтик – уже не школьник,   изучающий географию, и не молодой вертопрах, протирающий носки в погоне за   суетными развлечениями. Теперь он тоже человек в летах, этот Франтик, служит,   слава богу, младшим чиновником на почте; не зря он, значит, так усердно изучал   географию. «Остепеняется помаленьку, – думает о нем пан Повондра,   спускаясь в своей лодочке вниз по реке к мосту Легионеров. – Сегодня   заглянет ко мне: в воскресенье он свободен от службы. Возьму его в лодку, и   поедем с ним вверх, к выступу Стршелецкого острова; там рыба клюет лучше; Франтик   расскажет мне, что новенького в газетах. А потом пойдем домой, на Вышеград, и   сноха приведет обоих детей…» Пан Повондра на мгновение отдался тихому   довольству счастливого дедушки. «Да, через год Марженка в школу пойдет, –   мечтал он, – а маленький Франтик, внучек, весит уже тридцать кило…» Пана   Повондру охватывает сильное, глубокое чувство, что все в порядке, в прекрасном   и добром порядке.      

А вот у   самой воды уже стоит сын и машет ему рукой. Пан Повондра направил лодку к берегу.      

– Ну,   наконец-то пришел, – укоризненно говорит он. – Осторожнее, не упади в   воду!      

– Клюет? –   спрашивает сын.      

– Плохо, –   ворчит старик. – Поедем вверх, что ли. Какое славное воскресенье! Еще не   настал тот час, когда всякие лодыри и сумасшедшие толпами валят домой после   футбола и прочих глупостей. В Праге пусто и тихо; немногие прохожие, которые   изредка показываются на набережной или на мосту, никуда не спешат, шагают чинно   и степенно. Это хорошие, благоразумные люди, они не собираются гурьбой у парапета,   не смеются над влтавскими рыболовами.      

Повондра–   отец снова испытывает приятное ощущение благополучия и порядка.      

– Что   нового в газетах? – спрашивает он с отцовской строгостью.      

– В   общем, ничего, папаша, – отвечает сын. – Вот только читал я, будто   саламандры уже до Дрездена докопались.      

– Стало   быть, немцу каюк, – констатирует старый Повондра, – А знаешь,   Франтик, странный народ были эти немцы. Культурный – но странный. Знавал я   одного немца, он шофером служил на фабрике; и такой это был грубый человек,   этот немец! Но машину содержал в порядке, что верно то верно… Ишь, значит, уж и   Германия исчезла с лица земли, – продолжал рассуждать Повондра. – А   шуму сколько поднимала! Ужас, да и только: все-то у них армия, все солдаты… Да   нет, против саламандр и немец не устоит. Я, вишь, знаю этих саламандр. Помнишь,   я их тебе показывал, когда ты вот таким был?      

– Смотрите,   папаша, клюет, – сказал сын.      

– А,   это просто малек, – проворчал старик и шевельнул удочкой.      

«Вот   как, значит, и Германия туда же, – думал он. – Да, теперь уж ничему   не удивишься. А сколько раньше крику было, когда саламандры топили какую-нибудь   страну! Пусть это была всего лишь какая то там Месопотамия или Китай – а все   газеты только об этом и писали. Теперь-то уж спокойнее стали, – меланхолично   размышлял Повондра, поглядывая на свою удочку. – Привыкает человек, что   поделать. До нас не дошло, и ладно; только бы дороговизны такой не было! К примеру,   сколько сегодня просят хотя бы за этот кофе… Правда, Бразилия тоже исчезла под   волнами. Нет, все-таки сказывается на рынке, когда затапливают такой кусок   земли!»      

Поплавок   пана Повондры тихо покачивается на мелких волнах. А старик вспоминает – сколько   стран уже затопили саламандры! И Египет под море ушел, и Индия, и Китай.   Подумать только – Черное море достигает теперь северного полярного круга –   батюшки, воды-то сколько! Да уж, что ни говори, порядком обглодали наши   материки эти твари. Хорошо еще, дело у них не так скоро подвигается…      

– Так   ты говоришь, саламандры уже у Дрездена? – прервал молчание Повондра-отец.      

– В   шестнадцати километрах. Почти вся Саксония уже под водой.      

– Я   был там как-то с паном Бонди, – заметил Повондра. – Богатейшая земля,   Франтик, а не сказать, чтоб у них там хорошее питание было. А в общем, славный   народ, куда лучше пруссаков. Да нет, и сравнить нельзя.      

– Пруссии   тоже больше нет.      

– И   ничего удивительного, – процедил старик. – Не люблю я пруссаков. Зато   французу теперь хорошо, когда немца не стало. Вздохнет теперь свободнее.      

– Да   не очень, папаша, – возразил Франтик. – Недавно было в газетах:   добрая треть Франции уже под водой.      

– Ох-ох-хо, –   вздохнул старик. – У нас, то есть у пана Бонди, был один француз, слуга. Жаном   звали. Бабник был – срам один. Оно, понимаешь, к добру-то не ведет, легкомыслие   это.      

– Зато   в десяти километрах от Парижа они разбили саламандр, – сообщил   Франтик. – У тех, говорят, там много подкопов было наделано, они и   взорвали все. Два армейских корпуса саламандр уложили.      

– Это   верно, француз, он всегда добрый солдат был, – с видом знатока согласился   Повондра. – Наш-то, Жан, тоже спуску не любил давать. И не пойму, откуда в   нем что бралось. Духами от него разило, как из парфюмерной лавки, но уж когда   он дрался, то дрался на совесть. Только два корпуса саламандр – это маловато, –   задумался Повондра-старший. – Строго говоря, люди умели лучше воевать с   людьми. И не так долго это у них тянулось. А с саламандрами возятся уже   двенадцать лет, а все ни с места, все, вишь, готовят более выгодные позиции…   Вот в мои молодые годы – какие битвы бывали! К примеру, тут три миллиона   солдат, и там три миллиона солдат, – старик жестикулировал так энергично,   что лодка сильно раскачалась, – и вдруг как бросятся друг на друга! А это   и на войну-то не похоже, – сердито закончил Повондра. – Имеешь дело с   одними бетонными дамбами, а вот в штыки подняться – куда!      

– Да   не могут люди столкнуться с саламандрами, папаша, – отстаивал молодой   Повондра современный способ ведения воины. – Нельзя же идти в штыковую   атаку под воду!      

– В   том-то и дело, – презрительно буркнул старик. – Им друг друга не   достать. А пусти-ка ты людей на людей – рот разинешь, чего они натворят! Да что   вы знаете о войне!…      

– Лишь   бы она не перекинулась сюда, – несколько неожиданно произнес Франтик –   Знаете, когда имеешь детей…      

– Это   как это – сюда? – чуть ли не с возмущением воскликнул старик. – К   нам, в Прагу, что ли?      

– Вообще   к нам, в Чехию, – озабоченно уточнил Повондра-сын. – Я думаю: если   они уже под Дрезденом…      

– Ишь   ты, умник! – упрекнул его отец. – Да как же они до нас доберутся?   Через наши горы-то?      

– Да   хотя бы по Лабе… А потом по Влтаве…      

Отец   Повондра возмущенно фыркнул.      

– Скажет   тоже – по Лабе! Разве что до Подмокл долезут, но не дальше. Там, братец, сплошь   горы да камни. Я там был. Нет, нет, сюда саламандрам не пройти, у нас положение   хорошее. У швейцарца тоже неплохо. А знаешь, это ведь замечательно выгодно, что   у нас нет никаких морей! Кто нынче морями владеет – несчастный тот человек.      

– Но   ведь море теперь доходит до Дрездена…      

– Там   – немцы, – оборвал сына Повондра. – Это уж их дело. А к нам   саламандры, конечно, не доберутся. Для этого им пришлось бы убрать те горы; ты   понятия не имеешь, какая это работа!      

– Подумаешь   – работа… – возразил, нахмурившись, молодой Повондра. – Им на это раз   плюнуть! Вы же знаете, что в Гватемале они потопили целый горный хребет.      

– То   другое дело, – решительно заявил старик. – Не говори глупостей.   Франтик! То в Гватемале, а то у нас. Здесь совсем другие условия.      

Молодой   Повондра вздохнул.      

– Ладно,   папаша, пусть будет по-вашему. Но как подумаешь, что эти твари потопили уже   около пятой части всей земной суши…      

– Только   у моря, дурачок, а больше нигде. Ничего ты не смыслишь в политике. Те государства,   что расположены у моря, ведут с ними войну, а мы нет. Мы – нейтральное   государство, как же они могут на нас напасть? Понял? И помолчи, пожалуйста:   из-за тебя я ничего не поймаю.      

Над   рекой стояла тишина. На поверхность Влтавы уже легли длинные нежные тени   деревьев Стршелецкого острова. На мосту звенел трамвай, по набережной   разгуливали няньки с колясочками и благопристойные, одетые по-воскресному люди.      

– Папа…   – как-то по-детски прошептал молодой Повондра.      

– Ну,   что?      

– Это   не сом, вон там?      

– Где?      

Из воды,   как раз напротив Национального театра, высовывалась большая черная голова,   медленно продвигавшаяся против течения.      

– Это   сом? – повторил Повондра-младший.      

Старик   выронил удочку.      

– Это? –   пробормотал он, указывая дрожащим пальцем. – Это?      

Черная   голова скрылась под водой.      

– Это   был не сом, Франтик, – сказал старик каким-то чужим голосом. – Пойдем   домой. Это конец.      

– Какой   конец?      

– Саламандра.   Значит, они уже здесь. Пойдем домой… – повторял он, неверными руками складывая   удочку. – Значит, конец.      

– Вы   весь дрожите, – испугался Франтик. – Что с вами?      

– Пойдем   домой, – взволнованно бормотал старик, и подбородок у него жалобно вздрагивал. –   Мне холодно!… Мне холодно… Этого только недоставало! Понимаешь, теперь конец.   Значит, они уже добрались сюда. Господи, как холодно! Мне бы домой…      

Молодой   Повондра внимательно посмотрел на него и схватился за весла.      

– Я   вас провожу, папочка, – сказал он тоже каким-то не своим голосом и   сильными ударами весел погнал лодку к острову. – Бросьте, я сам ее   привяжу.      

– Отчего   так холодно? – удивлялся старик, стуча зубами.      

– Я   вас поддержу, папа. Идемте же, – уговаривал сын, подхватывая его под   руку. – Наверное, вы простыли на реке. А то был просто гнилой пень.      

Старик   дрожал как лист.      

– Да,   гнилой пень… Рассказывай! Я лучше знаю, что такое саламандры. Пусти!      

Повондра–   младший сделал то, чего не делал еще ни разу в жизни: подозвал такси.      

– На   Вышеград, – сказал он, вталкивая отца в машину. – Я вас отвезу, папа.   Поздно уже.      

– Еще   бы не поздно, – стучал зубами Повондра-отец. – Слишком поздно. Конец,   Франтик. Это был не гнилой пень. Это они.      

Дома, по   лестнице, молодому Повондре пришлось почти нести старика на руках.      

– Мама,   постелите, – быстро прошептал он в дверях. – Надо уложить папашу, он   у нас расхворался.      

И вот   Повондра-отец лежит под пуховиком; нос его как-то странно торчит на лице, а   губы что-то жуют и невнятно бормочут; каким старым он кажется, каким старым!   Сейчас он немного утих…      

– Лучше   вам, папа?      

В ногах   постели плачет и сморкается в передник мамаша Повондрова; сноха растапливает   печь, а дети, Франтик и Марженка, уставились широко открытыми глазами на   дедушку, словно не узнавая его.      

– Не   позвать ли доктора, папаша?      

Повондра–   отец смотрит на детей и что-то шепчет; вдруг по щекам у него покатились слезы.      

– Вам   что-нибудь нужно, папаша?      

– Это   я, это я, – шепчет старик. – Так и знай, это я во всем виноват. Если   бы я тогда не пустил капитана к пану Бонди, ничего бы не случилось…      

– Да   ведь ничего и не случилось, папа, – успокаивал его молодой Повондра.      

– Ты   не понимаешь, – хрипел старик, – ведь это конец, ясно? Конец света.   Теперь и сюда придет море, раз саламандры уже здесь… И это все наделал я, не   нужно было пускать капитана… Пусть люди узнают когда-нибудь, кто виноват во   всем…      

– Ерунда, –   непочтительно возразил сын. – Выбросьте это из головы, папаша. Это сделали   все люди. Это сделали правительства, сделал капитал. Все хотели иметь побольше   саламандр. Все хотели на них заработать. Мы тоже посылали им оружие и всякое   такое… Мы все виноваты.      

Повондра–   отец беспокойно ворочался.      

– Прежде   везде море было, и опять будет то же самое. Это конец света. Мне как-то говорил   один человек, что и здесь, на том месте, где Прага, тоже было морское дно…   Наверное, и тогда это сделали саламандры. Ох, не надо мне было докладывать об   этом капитане. Что-то мне все время говорило: «Не докладывай», – но я   подумал, – быть может, капитан даст мне на чаек… А он и не дал. И вот так,   за здорово живешь, человек погубил весь мир… – Старик проглотил слезы. – Я   знаю, я хорошо знаю, что нам пришел конец. И я знаю, что все это сделал я…      

– Дедушка,   не хотите ли чайку? – участливо спросила молодая Повондрова.      

– Я   хотел бы одного, – прошептал старик, – я хотел бы только, чтобы дети   мне простили…      

 11. Автор беседует сам   с собой      

       

– И   ты это так оставишь? – вмешался тут внутренний голос автора      

– Что   именно? – несколько неуверенно спросил писатель.      

– Так   и дашь пану Повондре умереть?      

– Видишь   ли, – защищался автор, – я сам неохотно делаю это, но… В конце концов   пан Повондра немало пожил на свете, ему сейчас, скажем, далеко за семьдесят…      

– И   ты дашь ему переживать такие душевные муки? И не скажешь: дедушка, дело не так   плохо; мир не погибнет от саламандр, и человечество спасется; вы только   погодите немного и доживете до этого… Послушай, неужели ты ничего не можешь для   него сделать?      

– Ну,   я пошлю к нему доктора, – предложил автор. – У старика, вероятно,   нервная лихорадка; в его возрасте это может осложниться воспалением легких, но   надо надеяться, что он поправится; он еще будет качать Марженку на коленях и   расспрашивать, чему ее учили в школе… Старческие радости, господи, пусть этот   человек и в старости найдет еще радость!      

– Хорошенькие   радости!… – насмешливо возразил внутренний голос. – Он будет прижимать к   себе ребенка старческими руками и бояться, да, бояться, что и Марженке в один   прекрасный день придется бежать, спасаясь от клокочущей воды, которая   неотвратимо поглощает весь мир; охваченный ужасом, он насупит свои косматые брови   и будет шептать: «Это я сделал, Марженка, это я…»      

– Слушай,   ты в самом деле хочешь дать погибнуть всему человечеству?      

Автор   нахмурился.      

– Не   спрашивай, чего я хочу. Думаешь, по моей воле рушатся континенты, думаешь, я   хотел такого конца? Это простая логика событий; могу ли я в нее вмешиваться? Я   делал, что мог; своевременно предупреждал людей; ведь Икс – это отчасти был я.   Я взывал: не давайте саламандрам оружия и взрывчатых веществ, прекратите   отвратительные сделки с саламандрами и так далее – ты знаешь, что получилось…   Все приводили тысячи безусловно правильных экономических и политических   доводов, доказывая, что иначе поступить нельзя. Я не политик и не экономист; я   не мог их переубедить. Что делать, по-видимому, мир должен погибнуть; но по   крайней мере это произойдет на основании общепризнанных экономических и   политических соображений; по крайней мере это совершится с благословения науки,   техники и общественного мнения, причем будет пущена в ход вся человеческая   изобретательность! Никакой космической катастрофы – только интересы   государственные и хозяйственные, соображения престижа и прочее… Против этого   ничего не поделаешь.      

Внутренний   голос помолчал с минуту.      

– И   тебе не жалко человечества?      

– Постой,   не торопись! Ведь не все человечество обязательно погибнет. Саламандрам нужно   только побольше берегов, чтобы жить и откладывать свои яйца. Они, наверное,   нарежут сушу, как лапшу, чтобы берегов было как можно больше. На этих полосках   земли останутся, скажем, какие-то люди, не так ли! И будут изготавливать металлы   и другие вещи для саламандр. Ведь саламандры не могут сами работать с огнем,   понимаешь?      

– Значит,   люди будут служить саламандрам.      

– Да,   если хочешь, назови это так. Они просто будут работать на фабриках и заводах,   как и сейчас. У них только переменятся хозяева.      

– Ну,   а человечества тебе не жалко?      

– Оставь   меня, пожалуйста, в покое! Что же я могу сделать? Ведь люди сами этого хотели;   все хотели иметь саламандр; этого хотела торговля, промышленность и техника,   хотели политические деятели и военные авторитеты… Вот и молодой Повондра   говорит: все мы виноваты. Еще бы мне не жалко человечества! Но больше всего мне   было жалко его, когда я видел, как оно само неудержимо стремится в бездну.   Прямо плакать хотелось. Кричать и махать обеими руками, как если бы ты увидел,   что поезд идет по поврежденной колее. Теперь уж не остановишь Саламандры будут   размножаться дальше, будут все больше и больше дробить старые континенты   Вспомни, что доказывал Вольф Мейнерт. люди должны уступить место саламандрам; и   только саламандры создадут счастливый, целостный и однородный мир…      

– Сказал   тоже – Вольф Мейнерт! Вольф Мейнерт – интеллигент. Есть ли что-нибудь достаточно   пагубное, страшное и бессмысленное, чтобы не нашлось интеллигента, который   захотел бы с помощью такого средства возродить мир? Ну ладно, оставим это. Ты   не знаешь, что делает сейчас Марженка?      

– Марженка?   Думаю, играет в Вышеграде. Веди себя смирно, сказали ей, дедушка спит. Ну, и   она не знает, чем заняться, и ей ужасно скучно…      

– Что   же она делает?      

– Не   знаю. Скорее всего, пробует кончиком языка достать кончик носа.      

– Вот   видишь! И ты готов допустить нечто вроде нового всемирного потопа?      

– Да   отстань ты от меня! Разве я могу творить чудеса? Пусть будет что будет. Пусть   события идут своим неумолимым ходом! И в этом есть даже некоторое утешение все   происходящее свершается в силу внутренней необходимости и закономерности.      

– А   саламандр никак нельзя остановить?      

– Никак   Их слишком много. Им нужно жизненное пространство.      

– А   нельзя ли, чтобы они отчего-нибудь вымерли? Допустим, среди них начнется   какая-нибудь эпидемия или вырождение…      

– Слишком   дешево, братец. Неужели природе вечно исправлять то, что напортили люди?   Значит, и ты не веришь, что они могут сами себе помочь? Вот видишь, вот видишь!   Вы всегда хотите иметь в запасе надежду, что кто-нибудь или что-нибудь спасет   вас! Скажу тебе одну вещь: знаешь, кто даже теперь, когда пятая часть   Европы уже потоплена, все еще доставляет саламандрам взрывчатые вещества,   торпеды и сверла? Знаешь, кто днем и ночью лихорадочно работает в лабораториях   над изобретением еще более эффективных машин и веществ, предназначенных   разнести мир вдребезги? Знаешь, кто ссужает саламандр деньгами, кто финансирует   Конец Света, весь этот новый всемирный потоп?      

– Знаю.   Все промышленные предприятия. Все банки Все правительства.      

– То-то   же. Были бы только саламандры против людей – тогда еще, наверное, что-нибудь   можно было бы сделать; но люди против людей – этого, брат, не остановишь.      

– Погоди-ка!…   Люди против людей… Мне пришло в голову… Ведь в конце концов могли бы быть и   саламандры против саламандр!      

– Саламандры   против саламандр? Как ты себе это представляешь?      

– Предположим…   когда саламандр станет слишком много, они могли бы передраться между собой   из-за какого-нибудь куска побережья, бухты или еще чего-нибудь в этом роде;   потом предметом распри станут все более и более обширные побережья; и в конце   концов им придется воевать друг с другом за господство над всеми морскими   берегами, не так ли? Саламандры против саламандр! Скажи-ка сам, разве это не логично   с точки зрения истории?      

–…Да   нет, не годится. Саламандры не могут воевать против саламандр. Это противоречит   природе. Ведь саламандры – один род.      

– Люди   тоже один род. А, как видишь, это им нисколько не мешает. Один род, а смотри –   из-за чего только они не воюют! Сражаются даже не за место под солнцем, а за   могущество, за влияние, за славу, за престиж, за рынки и уж не знаю, за что   еще! Почему бы и саламандрам не начать между собою войну, скажем ради престижа?      

– Зачем   им это? Ну, скажи, пожалуйста, что им это даст?      

– Ничего,   разве только то, что одни временно имели бы больше берегов и были бы более могущественны,   чем другие. А через некоторое время наоборот…      

– Да   к чему им это могущество? Ведь они все одинаковы, все – саламандры; у всех   одинаковый скелет, все одинаково противны и одинаково посредственны… Зачем же   им убивать друг друга? Скажи сам, во имя чего им воевать между собой?      

– Ты   их только не трогай, а уж причина найдется. Вот смотри-ка– здесь европейские   саламандры, а там африканские; тут разве сам черт помешает, чтобы в конце   концов одни не захотели быть чем-то большим, чем другие! Ну, и пойдут   доказывать свое превосходство во имя цивилизации, экспансии или чего-нибудь   еще; всегда найдутся какие-нибудь идеологические, политические соображения, в   силу которых саламандры одного побережья обязательно станут резать саламандр   другого побережья. Саламандры столь же цивилизованны, как и мы, и у них не   будет недостатка в политических, экономических, юридических, культурных и   всяких других аргументах.      

– И   у них есть оружие! Не забудь, они прекрасно вооружены.      

– Да,   оружия у них хоть отбавляй Вот видишь! Неужели же они не научатся у людей   делать историю?      

– Постой,   погоди минутку! (Автор вскочил и забегал по кабинету.) Это правда! Было бы чертовски   странно, если бы они не додумались до этого! Теперь я понимаю. Достаточно   взглянуть на карту мира… Черт подери, где бы взять какую-нибудь карту мира?      

– Я   представляю ее себе.      

– Хорошо   Вот, значит, здесь Атлантический океан со Средиземным и Северным морями. Тут   Европа, а вот тут Америка Это колыбель культуры и современной цивилизации И   где-то здесь потонула древняя Атлантида…      

– А   теперь саламандры пускают на дно новую.      

– Правильно.   Ну, а вот здесь – Тихий и Индийский океаны. Древний таинственный Восток.   Колыбель человечества, как его называют. Здесь, где то на восток от Африки,   затонула мифическая Лемурия Вот Суматра, а немного западнее…      

–…островок   Танамаса. Колыбель саламандр.      

– Да.   И там владычествует Король Саламандр, духовный глава саламандр. Там еще живут   tapa-boys капитана ван Тоха, исконные тихоокеанские, полудикие саламандры.   Короче, это их Восток, понял? Вся эта область называется теперь Лемурией, а та,   другая область, цивилизованная, европеизированная и американизированная,   современная и технически зрелая, – это Атлантида. Там теперь   диктаторствует Верховный Саламандр – великий завоеватель, техник и солдат, Чингисхан   саламандр и разрушитель континентов. Любопытнейшая личность.      

(–   Слушай, а он в самом деле саламандра?)      

(– Нет.   Верховный Саламандр – человек. Его настоящее имя – Андреас Шульце, во время   мировой войны он был где-то фельдфебелем [122].)      

(– Ах,   вот оно что!…)      

(– Ну   да. То-то и оно.) Итак, значит, Атлантида и Лемурия. Такое разделение   объясняется причинами географическими, административными, культурными…      

– И   национальными. Не забывай национальных причин: лемурские саламандры говорят на   «пиджин-инглиш», а атлантские – на «бэзик-инглиш».      

– Ну,   ладно. С течением времени атланты проникают через бывший Суэцкий канал в Индийский   океан…      

– Естественно.   Классический путь на Восток.      

– Верно.   Наоборот, лемурские саламандры огибают мыс Доброй Надежды и устремляются на   западный берег бывшей Африки. Они утверждают, что в состав Лемурии входит вся   Африка.      

– Разумеется.      

– Лозунг   гласит: «Лемурия – лемурам! Долой инородцев!» – и тому подобное Между атлантами   и лемурами растет пропасть взаимного недоверия и наследственной вражды.   Смертельной вражды.      

– Другими   словами, они превращаются в Нации.      

– Да.   Атланты презирают лемуров и называют их «грязными дикарями»; а лемуры фанатически   ненавидят атлантских саламандр и видят в них осквернителей древней, чистой,   исконной саламандренности. Верховный Саламандр домогается концессий на   лемурских берегах якобы в интересах экспорта и цивилизации. Благородный старец   Король Саламандр волей-неволей вынужден согласиться; дело в том, что его   вооружение хуже. В заливе Тигра, недалеко от того места, где некогда был   Багдад, произойдет вспышка: туземные лемуры нападут на атлантскую концессию и   убьют двух офицеров, якобы оскорбивших национальные чувства лемуров. В   результате…      

– Начнется   война. Естественно.      

– Да,   начнется мировая война саламандр против саламандр.      

– Во   имя культуры и права.      

– И   во имя истинной саламандренности. Во имя национальной славы и величия. Лозунг будет:   «Мы или они». Лемуры, вооруженные малайскими криссами и кинжалами йогов,   беспощадно вырежут атлантов, пролезших в Лемурию; в ответ на это более   прогрессивные, получившие европейское образование атланты отравят, лемурские   моря химическими ядами и культурами смертоносных бактерий, и притом с таким   успехом, что будет зачумлен весь мировой океан. Моря будут заражены   искусственно культивированной жаберной чумой. А это, брат, конец. Саламандры погибнут.      

– Все?      

– Все   до одной. Это будет вымерший род. От них останется только старый энингенский отпечаток   Andrias'a Scheuchzeri.      

– А   что же люди?      

– Люди?   Ах да, правда… Люди… Ну, они начнут понемногу возвращаться с гор на берега   того, что останется от континентов; но океан еще долго будет распространять   зловоние разлагающихся трупов саламандр. Постепенно континенты опять начнут   расти благодаря речным наносам; море шаг за шагом отступит, и все станет почти   как прежде. Возникнет новый миф о всемирном потопе, который был послан богом за   грехи людей. Появятся и легенды о затонувших странах, которые были якобы колыбелью   человеческой культуры; будут, например, рассказывать предания о какой-то   Англии, или Франции, или Германии…      

– А   потом?      

– Этого   уже я не знаю…