1 2 3 4 5 6 7 

Мастер остановился на красный. Слева пристроилась давешняя иномарка, не новый, но ухоженный «БМВ». «Ну, что ж, как говорит Батя, – «общнемся с людями». Два стекла одновременно пошли вниз на электрической тяге.

– Ты чё, урод, с ума сошел?! – заорала из «БМВ», распаляя себя, раскормленная харя. На заднем сиденье хищно оскалились еще две, третья что-то рычала неразборчиво из-за руля.

Мастер согласно кивнул.

– Ты чё мне киваешь, сучара?! – возмутилась харя, брызжа слюной.

– Я сошел с ума, – объяснил Мастер, опуская голос до хрипа.

Харя присмотрелась к Мастеру повнимательнее и, видимо, решила не связываться.

– Убить бы тебя на хер! Бля, попадись мне еще!

– Убить – нет проблем, – сказал Мастер, доставая из наплечной кобуры пистолет и демонстрируя его харе. Та от неожиданности уронила челюсть. Двое на заднем сиденье дружно упали, водитель благоразумно откинулся назад, скрываясь за пассажиром. Из соседних машин в Мастера тыкали пальцами. Деваться им было некуда, оставалось глазеть.

Харя подобрала челюсть и прищурилась на пистолет.

– Тэтэшка, – оценила она. – Китайский. Х…ня. Первый выстрел прицельный, остальные в молоко.

Мастер помотал головой и убрал пистолет на место.

– Обижаешь, – сказал он. – Ствол родной. Табельное оружие.

– Ну да, табельное! – рассмеялась харя. – Слушай, псих! Будет время – заходи в «Конец света». Спросишь Толика, побазарим. Ха! Во народ! – Харя высунулась из окна и посмотрела назад. – Нам же зеленый, а хоть бы кто погудел, шакалы! У всех очко на ноль. Поехали! Шакалы вы, бля! – крикнула водителям харя, чуть не выпадая из резво стартовавшей машины. – Бывай, псих!

– Пока, – сказал Мастер, уходя под «стрелку» на бульвар. – Я псих. Я сошел с ума. Я самый опасный в мире псих. Да! Еще у меня есть кавказская овчарка… – Он притормозил у обочины и долго изучал, как подрагивают руки, лежащие на руле. «Мне нельзя срываться, иначе все пропало. Я должен беречь себя. Но я больше не могу. Не могу. Это был не спектакль. Я действительно хотел достать оружие – и я его достал. Плохо дело. Так нельзя. Скорее в Школу. Увидеть Карму. И все будет хорошо».

– Бум! – скомандовал Китаец Джону, и тот легко вспрыгнул на наклонную доску. По буму школьные псы всегда ходили с охотой. Еще они неплохо ползали на брюхе, не боялись лестниц и резво носились по «лабиринту» из старых покрышек. А вот барьеры они терпеть не могли. Хотя легенда гласила, что Джареф однажды, преследуя вкусного пуделя, вскарабкался на двухметровый забор. Но мало ли в Школе легенд.

На полпути Джону бум надоел, и пес спрыгнул вниз. Китаец вздохнул. В такие моменты он часто ловил себя на желании завести к старости немецкую овчарку. «Чтобы пахала, как робот, и радовалась, что приказывают».

Оставив позади тренировочную площадку, Китаец углубился в зону выгула. Здесь росли чахлые деревца и облезлые кустики. Вдалеке пара молодых из «Трешки» орудовала лопатами, закапывая в снег отходы собачьей жизнедеятельности. Джон задрал лапу на перекошенную желтую березу. «Бредовая затея, – подумал Китаец. – Но чем черт не шутит». Он остановился в центре зоны.

– Джонни! – позвал Китаец. И подал команду: – Ищи!

Джон огляделся вокруг и поднял на Китайца глаза, полные насмешливого презрения: ты тронулся, папа? Что здесь искать? Я-то знаю, что здесь никогда не было ничего толкового. Кошки сюда не ходят, ворон мы разогнали. Мышей съели. Пусто здесь. Даже огрызка вонючего не прикопано.

– Где, Джонни? – спросил Китаец, изображая на лице волнение. – Где? Ищи!

Джон склонил голову набок, подумал и снова огляделся. Потом для порядка обнюхал снег у ног Китайца. Потом чуть правее, левее… Поднял голову и посмотрел на хозяина, словно вынося окончательный диагноз: кретин.

– У-у!!! – сказал Китаец, воздевая к небу сжатые кулаки. – Где, Джонни? Где? Куда пропало? Ищи, Джонни, где? Ищи, где? Где, ищи! А? – бормоча эту шаманскую скороговорку, он постепенно смещался назад, вынуждая Джона двигаться за собой. Наконец пса разобрало любопытство. Или он решил, что с него все равно не слезут, раз уж настолько серьезно взялись. Так или иначе, Джон ткнулся носом в снег и принялся его обследовать со свинячьим похрюкиванием. Китаец шел за собакой. Движение пса внешне казалось совершенно броуновским: вот он увлекся одним следом, прошел по нему, бросил, взял другой, потом битую минуту фыркал над чьей-то меткой. Но зоркий узкий глаз Китайца отмечал главное: если все шараханья собаки наложить на карту и вывести некую среднюю линию, получится расширяющаяся спираль. Кавказская овчарка, собака-акула, тупая машина убийства, работала нижним чутьем не хуже иного спаниеля.

Мастер заехал в Офис, пробыл там около часа, нежно распрощался с персоналом и вышел на улицу. Недельный снегопад кончился, подмораживало, на вечернем небе проступали звезды. Мастер добрел до машины, открыл незапертую дверь и растолкал сонного Ветра.

– Я тебя сто раз просил запираться изнутри, – сказал он неприязненно.

– Виноват, запамятовал, – промычал Ветер, протирая глаза. – Сморило меня. Роскошный тут отопитель.

– От него можно и угореть, между прочим!

– Он немецкий, – отмахнулся Ветер. – От него не угоришь. Это тебе не в самоходке…

– Ты-то откуда знаешь, что в самоходке?

– Ну… Лебедь рассказывал.

– Ох, горе луковое… Ладно. Я так понимаю, доложить нечего?

– Все чисто, – покачал головой Ветер. – Я вел тебя, Лебедь сел на твоего приятеля. Никому вы на хрен не нужны.

– Fuck! – Мастер трахнул кулаком по баранке. – Не может быть такого!

Ветер снова покачал головой.

– Делаем все возможное, – улыбнулся он.

– Да знаю я! – скривился Мастер. – После того фокуса с техничкой в декабре я просто не знаю, где у вас пределы этого возможного. Я другого понять не могу – как именно за нами следят. Должны ведь!

– Ты это твердишь уже полгода. И ничего пока не откопал. Маяков нет? Нет. Пеленговать, значит, нечего. Сенс за тобой следить не может, у тебя справка. Может, свыкнешься с мыслью, что ты не такая уж важная персона?

– Хотелось бы, – сказал Мастер горько. – Но мы будем продолжать.

– Не возражаю. Давай, поехали.

– Ты здорово торопишься?

– Мне работать завтра! Имею я право сегодня интимной жизнью пожить?

– Нет проблем. – Мастер завел двигатель. – Почему они даже за Таней «хвоста» не пустили, а?

– Чем занимается муравей, с точки зрения слона? Подумай, Мастер.

– Некорректное сравнение. – Мастер аккуратно протиснул машину сквозь узкую арку.

– Как раз корректное. Только не обижайся, ладно? Ты себя чересчур накручиваешь. Это уже смахивает на манию преследования. Пока еще в легкой форме.

– Тебя бы в мою шкуру…

– Разве такая большая разница? – спросил Ветер. – У тебя, конечно, другая ответственность. Ты голова, я руки. Но ты меня еще и заставляешь быть филиалом головы. И всех, кто в деле, тоже дергаешь. Так нельзя. Должен быть мозговой центр и исполнители. А у тебя получается Змей Горыныч – на десять голов четыре лапы. Мне, например, тяжело работать, когда башка загружена. Я все время ощущаю, какая опасность нам грозит. И всем нам, и мне конкретно. Это, знаешь ли, производительности труда не способствует…

– Возможно, я не прав, – согласился Мастер, выруливая на Садовое кольцо. – Но иначе не могу. Если я втравил тебя в авантюру, ты должен с самого начала представлять степень опасности.

– Хреновый ты старший, – заключил Ветер. – На пиратском корабле ты бы мигом схлопотал «черную метку».

– На пиратском корабле я бы всех развесил по реям, – мечтательно произнес Мастер. – Ты в курсе, что у них трупаки болтались на такелаже, пока веревка не сгниет?

– Или пока шея не оторвется. И это правильно. В казни должен быть элемент пролонгации. Когда мертвое тело маячит перед глазами, народ безмолвствует. Так и надо. А то что за дела – повесили и тут же закопали! Может, тогда и вешать смысла нет… Давай, уходи в правый ряд. У следующего перекрестка меня высадишь. Ага, вот здесь. Спасибо. Ну что, начальник, увидимся? Э! Ты чего?

Мастер разминал пальцами веки, и лицо его страдальчески кривилось. Потом он открыл глаза и заглянул Ветру прямо в душу.

– Еще два месяца, – попросил Мастер. – Только два месяца. В апреле приступим. Только два месяца. Продержаться. Очень тебя прошу.

– Да справимся, – пробормотал Ветер смущенно. – Рады стараться, ваше превосходительство. А почему именно в апреле?

– Раньше не успеем, – вздохнул Мастер. – И нет никакого Змея Горыныча, понял? Никто не обладает даже четвертью от полной информации. Каждый решает узкую задачу. Кому бумажку украсть, кому человечка убить. А мозговой центр – вот, – он приложил ладонь к виску. – И он чертовски устал. И Школа устала. Даже если к весне не все линии сойдутся в один узел, нам все равно придется действовать. Иначе Школа станет неуправляемой и примется стрелять без приказа. Так что суши порох. Опыта штурмовых операций у тебя достаточно. Будешь взводным. Ну, счастливо.

– Счастливо, – сказал Ветер, пожимая Мастеру руку. – Значит, Штаб?

– Ну, зачем же Штаб? – улыбнулся Мастер. – Штаб ни в чем не виноват. Это просто группа менеджеров, ничего больше. Нас ждет дичь гораздо крупнее. Пойдем брать интервью у динозавра.

– Так ты с журфака! – рассмеялся Ветер.

– Не думал, что это выражение такое знаменитое! – в свою очередь, усмехнулся Мастер. – Ладно, побереги лапшу. То, что я с журфака, ты вычислил, когда увидел нас с Таней рядом. А «интервью у динозавра» – это да… Я в нем участвовал, еще не достигнув окончательной половой зрелости.

– Но я действительно знаю это выражение! – сказал Ветер. – У меня девчонка знакомая была, она рассказывала… Я-то уверен был, что ты психолог.

– Да какой я, на фиг, психолог… Я неудачник, – сказал Мастер жестко. – Считай, что у меня комплекс на этой почве. Я вылечусь, когда взорву Техцентр. Кто бы мог подумать, что это дело моей жизни…

– Техцентр… – прошептал Ветер.

– Он самый, – кивнул Мастер. – Тебе пора, отец. Я тоже хочу сегодня пожить интимной жизнью.

– Техцентр! – прошипел Ветер хищно.
***
– Ну их к черту!

Гаршин швырнул в угол пакет со злополучными фотографиями.

– Не пиши! – сказал он. И стукнул кулаком по столу, будто ставя печать на свой приказ. – Правду мы опубликовать не сможем, потому что просто не знаем, в чем она. Но лепить какую-то чернуху про охоту за привидениями… А вот хрен им!

Таня молчала. «По городу едет машина с большой красивой собакой. Собака уселась сзади, посередине, внимательно глядя в лобовое стекло. При торможении она каждый раз ныряет вперед, ударяясь грудью о плечо хозяина и тепло дыша ему в ухо. Потом ворочается, отползая на прежнее место. И через минуту снова теряет равновесие. Ее развлекает эта игра. Хозяин смеется и говорит ей, что она очень хорошая. Собака улыбается ему. Они едут в Школу. Неужели это все правда? Неужели я вышла из этой машины четверть часа назад? Он поцеловал меня нежно-нежно. А Карма лизнула в нос. Она меня приняла, как будто с детства со мной знакома. И я уже люблю ее…»

– Это какой-то подкоп под газету, – бормотал себе под нос Гаршин, не замечая, что его не слушают. – Главный тоже так считает. Он там будет выяснять по своим каналам, в верхах, а я попробую по своим. Это политика, ты понимаешь? Вот дрянь какая!

«…Машина проезжает ворота, закатывается во двор, сворачивает и останавливается, такая маленькая рядом с огромными черными джипами. Он выходит, откидывает волосы со лба, открывает заднюю дверцу и выпускает Карму. Та деловито осматривается и тут же начинает исследовать свежую желтую метку на сугробе. А он захлопывает дверь и, привычно сунув руки в карманы, идет не спеша ко входу в здание. И, конечно же, кто-то уже торопится ему навстречу, издали громогласно жалуясь или требуя совета. Милый, они такие все смешные ребята у тебя – и все очень на тебя похожи. Такие же напрочь сумасшедшие и очень молодые парни. Ты останавливаешься, тебя догоняет Карма, ты машинально кладешь руку ей на плечо – тебе не нужна опора, ты придерживаешь собаку, чтобы помнила, кто хозяин, и вела себя хорошо…»

– Ты извини, что мы неделю думали, – говорил Гаршин. – Но, с другой стороны, нужно было принять довольно сложное решение. Ничего, Танечка, забудь это все. Давай сделаем вид, что ничего и не было, ладно?

«…Вы проходите в вестибюль и шагаете почти в ногу к пульту. Интересно, кто сейчас за ним – может быть, тот узкоглазый парень с потрясающей улыбкой, вдруг иногда озаряющей совершенно бесстрастное лицо. А вот что происходит дальше, я, к сожалению, представить не могу. Но мне так хочется знать… Теперь я понимаю, что хочется. И я верю тебе, милый. Как жаль, что я ничем не могу тебе помочь! Ведь человека, которого ты ищешь, действительно не существует. Но зато я могу любить тебя и быть с тобой и хотя бы немного тебя обогреть. Пусть так. Хотя бы так – а дальше посмотрим. Вдруг что-то вернется? У нас появился шанс. И я счастлива».

– Все в порядке, начальник, – сказала Таня. – Все получилось очень хорошо.

Гаршин подался вперед и заглянул ей в глаза.

– Вижу! – согласился он.

Мастер приехал в Школу к полудню.

– Помаду сотри со щеки, – посоветовал Абрам, выбираясь из необъятного багажника «Рэйнджа» с замасленным ведром и невообразимо грязной тряпкой в руках. – Герой-любовник…

– И еще у меня есть кавказская овчарка, – выдал одну из своих любимых присказок Мастер, проводя ладонью по щеке и открывая заднюю дверь, чтобы выпустить на волю Карму. – Пусть будет помада, пусть ружейное масло, пусть даже синяк. Да, Кармашка? Лишь бы не дырка от пули.

Карма обнюхала брюки Абрама, встала передними лапами на порог багажного отсека «Рэйнджа», со свистом втянула в себя воздух и начала медленно подтягиваться, собираясь нырнуть внутрь. Из-за машины возник Шериф и тут же сунулся носом ей под хвост. Карма интерес к своей особе проигнорировала, ввинчиваясь в багажник. Свист в ее ноздрях уже перешел в характерное деловитое хрюканье кавказки, взявшей след.

– Что там у тебя? – поинтересовался Мастер. – Вкусные кошечки?

– Банку варенья кокнул, – сокрушенно вздохнул Абрам, бросая тряпку на снег. Шериф тут же отстал от Кармы и потянулся к тряпке. – Такая была малина, блин! Мама просто убьет меня, если узнает.

– Наза-а-д!!! – рявкнул Мастер. Команда сработала мгновенно. Карма задним ходом вывалилась из багажника. Шериф встал как вкопанный и вытаращил глаза на коварную тряпку, оказавшуюся вдруг опасной. Абрам сморщился и поковырял в ухе пальцем. Собаки озадаченно уставились на Мастера.

– Ко мне! – приказ, хлесткий, как пощечина, сорвал Карму с места и бросил к ноге Мастера.

– Почему командный голос всегда такой противный? – задумался Абрам, подбирая тряпку и опуская ее в ведро.

– Чтобы слышно было, – сказал Мастер. – Она же у меня просто больная до сладкого, – объяснил он, кладя руку Карме на плечо и слегка вороша пышную рыжую гриву. – Спокойно могла слизать то, что у тебя там осталось, вместе со всем бензином, маслом и порохом.

– Ну, не такая уж она и дура, – усомнился Абрам. – Зря ты ее дернул.

– Конечно, не дура! На хруст обертки от конфет кидается с полусотни метров. Мало ли чего ей в голову взбредет. Не хочу случайностей.

Абрам вздохнул. «Тяжко Мастеру. Может, личная жизнь у него на какое-то время и наладилась, ну и что? Все равно он по уши в проблемах Школы. И до того напряжен, что уже срывает злобу на собаке. Гадость какая… От кого угодно я этого ждал, только не от Мастера. Значит, он все еще не нашел выход из тупика, в который мы уперлись».

Мастер сунул в зубы сигарету, наклонил голову, прикуривая, выпустил дым и вдруг хитро глянул на Абрама из-под челки серым глазом.

– Думаешь, срываюсь? – спросил он ехидно.

Абрам поежился.

– Догадался, сволочь! – процитировал он Булгакова. – Всегда был смышлен…

– Когда мне было шестнадцать лет, – сказал Мастер, выпрямляясь и роняя зажигалку в карман, – я баловался литературным творчеством. Возомнил себя писателем и вовсю портил бумагу. Но вряд ли это что-то значило. Тот, кто выдумал мою кличку, просто знал, что у меня безумный роман с девочкой по имени Рита. Маргарита. Вот так-то, господин Авраменко. Не балуйтесь при мне цитатами, ладно? Тем более неточными.

Абрам взвесил в руке ведро.

– Дать бы тебе по башке этой штукой… – пробормотал он задумчиво, – да только Карму жалко. Она все мечтает, что ты ее когда-нибудь трахнешь…

Карма с интересом посмотрела на Абрама.

– О тебе, о тебе говорим, – кивнул ей Абрам. – Сексуальная ты наша…

– Не надо меня бить, – попросил Мастер. – Убитый помойным ведром – это просто крайняя степень падения. Я до такого еще не опустился. Я еще не безнадежен.

– Надеюсь, – сказал Абрам. – Но иногда ты меня пугаешь. Слушай, перестань в себе копаться. Ну, какая разница, что мы – Дети? Тоже мне, Откровение Иоанна Богослова! Я всегда знал, что я не такой, как все. Ты всегда знал, что ты не такой, как все. А Китаец, например, себя как раньше считал обычным человеком, так и сейчас…

– Он просто упорствует в своих заблуждениях. Ему так легче.

– И правильно. Ничего не может измениться в нас от того, что мы узнали. И глупо себя по-новому настраивать. Мы – это мы. Называй нас как угодно: белыми воронами, уродами, да хоть выродками – я на все согласен, потому что я всегда такой был. И буду. Неужели так сложно примириться с этим? Или ты собой недоволен, а теперь виноватого нашел? Хочешь свою дурость списать на козни КГБ? Глупо, дружище. Ей-богу, глупо.

– Хороший ты мужик, Абрам, – сказал Мастер мрачно. – И именно поэтому никогда тебе меня не понять.

– Это почему же? – обиделся Абрам.

– Потому что ты – хороший, – вздохнул Мастер и, устало сутулясь, двинулся мимо Абрама к зданию Школы. Карма оттерла плечом жмущегося к ней Шерифа и пристроилась хозяину в кильватер. – Ой-ой-ой! – вскричал Абрам вслед Мастеру. – Вы только посмотрите, кто пошел! Сволочь, гад и негодяй! Гвардии подлец России! Бука и бяка! Да ты в зеркало посмотрись! Тебя даже собаки не боятся! Ты таракана в жизни не обидел!

Мастер остановился и полуобернулся назад, стрельнув в Абрама одним глазом, отчего тот мгновенно сник.

– Видишь… – мягко улыбнулся Мастер. – А говоришь – таракана…

– Да иди ты! – надулся Абрам. Он резко отвернулся, уронил ведро и с такой силой захлопнул кормовую дверь машины, что двухтонный «Рэйндж Ровер» сотрясся от удара. – Не собираюсь я с тобой возиться… Живи как хочешь.

– Слушай, чего тебе от меня надо, а?

– Мне надо, чтобы ты был в порядке, когда придет время.

– Я буду в порядке, – сказал Мастер хрипло. – Обещаю.

С псарни донесся протестующий лай. Кто-то там очень не хотел в клетку.

Комната управления «группы Два» была заперта на кодовый замок. Мастер набрал шифр и потянул скобу, но замок не реагировал. Тогда Мастер сильно пнул дверь башмаком и рявкнул:

– Сова, открывай! Медведь пришел!

За дверью раздались шаги. Створка, щелкнув, приоткрылась, и в грудь Мастеру уперся ствол пульсатора.

– Не так близко, – посоветовал Мастер. – Я могу повернуться быстрее, чем ты нажмешь. Показать?

– На что спорнем? – спросил Китаец, опуская лучемет. – Победитель оплатит похороны?

– Мне – похороны, тебе – вставной глаз. Ну, как вы тут?

– Заходи уж, раз пришел.

– Спасибо. – Мастер, оглянувшись, шагнул внутрь. Замок щелкнул снова.

Обычно в комнатах управления людно, шумно, тесно и дымно. Это одновременно штаб и кают-компания. Здесь составляют планы расчисток, определяют роли двоек и вообще решают самые разные вопросы функционирования группы. В то же время здесь по углам давят водку, жрут из банок консервы, болтают по телефону с Офисом и все это делают, не выпуская из рук дымящейся сигареты.

В принципе рядовому охотнику в комнате управления делать нечего. С ним все, что нужно, обговорят в тактическом классе сразу после заступления группы на дежурство. И еще раз каждую мелочь обсудят перед выходом на расчистку. Все получают необходимую информацию в полном объеме. Это вопрос безопасности (еще одно любимое выражение Мастера).

Но охотник – существо крайне независимое и с очень высокой самооценкой, как любая нормальная кавказская овчарка. Поэтому он прется в комнату управления и начинает там старшему и аналитику всячески мешать, будучи при этом уверен, что помогает. Когда его вежливо просят отвалить, он сначала обижается, но потом обнаруживает в углу еще одного такого же и начинает с ним задушевно общаться. Постепенно их набирается человек десять, они хохочут, бурно жестикулируют и непрерывно курят. Старший звереет, встает на уши и испускает душераздирающий вопль. Обычно после этого охотники смущенно убираются к чертовой матери, то есть выпускают с псарни собак и отправляются с ними валять дурака в зону выгула. Но на пути к ней лежит тренировочная площадка, по которой в это время носится, высунув языки и вылупив глаза, штук сорок взмыленных особей, двуногих и четвероногих.

Оставить это зрелище без комментариев дежурная группа, разумеется, не может. Но просто стоять, критикуя охотника, недостойно. Поэтому шатающиеся в ожидании темноты оболтусы (их уже все пятнадцать во главе с заместителем старшего группы) начинают опять-таки помогать. Возражения тренирующихся их не останавливают. Кончается все обычно собачьей дракой, то есть отдавленными лапами, рваными штанами, отбитыми руками и сносом наименее крепких строений штурмового городка. Но это еще не конец спектакля. Антракт.

Кое-как растащив собак и обменявшись проклятьями, группы начинают сообща заглаживать учиненные на площадке разрушения. Под яростный стук молотков заново возводятся лестницы, барьеры и тоннели. Наспех латается непонятно кем обрушенный потолок «лабиринта». Несколько самых отпетых энтузиастов ломами долбят землю, чтобы поглубже вогнать опоры бума. Три года стоял и каши не просил, а теперь отчего-то покосился. Вгрызаясь в промерзший грунт, бойцы подбадривают себя рассуждениями о том, что своротить такую монолитную штуку, как бум, под силу только настоящим охотникам.

На часы никто не смотрит, а тем временем сумерки все гуще. С крыши Школы семафорит прожектор, требуя от дежурной группы занять места согласно штатному расписанию. Кульминационный момент пьесы: дежурная группа хором роняет инструмент и стремглав несется к зданию Школы, крутя хвостами и сверкая пятками. Так случается почти каждый раз, но всегда момент «срыва» дежурной группы настолько внезапен, что остающиеся к нему просто не готовы. Несколько секунд на тренировочной площадке, где, разумеется, ни одна деревяшка еще как следует не прибита, а все сшито на живую нитку, продолжается немая сцена. Потом кого-то разбирает истерический хохот. Дружный мат в двадцать глоток. Занавес. Аплодисменты.

Ввалившись в Школу, дежурная группа поднимается в тактический класс. Но тут кто-то высказывает здравую мысль: а вдруг старший еще у себя? Что это мы будем сидеть и его ждать? Пошли, за ним зайдем. Группа дружно сворачивает в злосчастную комнату управления. Остановить ее на этом пути может только внезапное появление старшего или Мастера. Если ни тот ни другой не перейдут группе дорогу, то выковыривать ее из комнаты придется еще добрую четверть часа.

Остается только радоваться, что группы не водят по Школе собак – непременных участников любого затеваемого охотниками безобразия. Но это, к счастью, просто физически невозможно. Как бы ни были притерты друг к другу собаки охотников, затащить их всех в небольшое помещение – значит спровоцировать жуткую грызню. На псарне у каждого зверя свое место, а возьми их с собой, например, в тактический класс – тут же начнут делить территорию. Поэтому по Школе с собаками ходят только двойки, ошейник и поводок обязательны. Исключение сделано лишь для Мастера и Кармы, которые вместе почти всегда. Точнее говоря, они сами постановили, что им так можно. Еще не погиб Будда, и Мастер был всего лишь старшим «группы Два», а Карма уже лазала по всей Школе и повсюду совала нос. И никто не возражал. Как-никак единственная женщина в большом мужском коллективе… Девушка. Блондинка.

Сейчас девушка отдыхала на псарне и развлекалась, гоняя по клетке любимую игрушку – большую клизму. А в комнате управления «группы Два» стояла гробовая тишина. Мебель была приперта к стенам, а Крюгер и Хунта ползали на животах по расстеленной на полу склейке аэрофотосъемки. Мастер остановился у ее края. Хунта воткнул в карту палец, встал на четвереньки, повернул голову к Мастеру и вместо приветствия сказал:

– Здесь.

– НПО «Приборотехника», – пробормотал устало Крюгер, переваливаясь на бок и двигая к себе пепельницу. – Площадь… до хрена тысяч квадратных метров. Периметр – тоже… до хрена. До хрена бетонного забора с колючей проволокой. Два КПП, бронированные двери, ворота сдвижные. Лебедь говорит, ворота серьезные. Навешены на рельс, как все нормальные ворота, но у них еще и внизу есть паз, по которому они ходят. Вот, наверное, вратарям зимой геморрой его чистить…

– Гранатомет, – предложил Китаец.

– Бессмысленно, – отмахнулся Хунта, с трудом вставая на колени и потирая спину. – У гранатомета кумулятивный заряд. Он прожжет в этих воротах дырку. А нужно их снести. Можно, конечно, долбануть по верхнему рельсу… Но вряд ли в Школе найдется снайпер, который попадет в него из «мухи» хотя бы со ста шагов. Кстати, скрытно подобраться вплотную будет непросто. Окраина, место открытое, метров двести до ближайшего приличного угла. Вот, где гаражи, видишь?

– Зато есть солидная прямая, – заметил Китаец. – Километр, а?

– Девятьсот двадцать от поворота до ворот, – сказал Крюгер.

– Ну и отличненько. Грузовик угоним. Загрузим балластом…

– А кто таранить будет? – поинтересовался Мастер.

– Интересно, кто у нас больше всех похож на камикадзе? – задумался вслух Крюгер.

– Я не японец, – надулся Китаец. – Я бурят. Идите на хер!

– Таранить будет автопилот, – предложил Хунта. – Баранку заблокируем, на педаль – кирпич… Нет, все равно дурацкая идея. Передачи как переключать? Ну, выведу я его на вторую. Ну, спрыгну… Мало. Не разгонится.

– Мы вскроем эту штуку, отцы, – сказал Мастер так спокойно, будто речь шла о консервной банке. Три головы одновременно повернулись в его сторону.

– Мы вскроем ее, – повторил Мастер. – Я вам обещаю.

– Ты уже знаешь как? – спросил Китаец с надеждой в голосе.

– Да, – кивнул Мастер. – Я уже знаю как.
***
– Отпечатков, конечно, никаких, – резюмировал Батя, разглядывая крашенный зеленым фанерный ящичек.

– Если и были, то сплыли, – вздохнул Лебедь. – Эта штука лежала в глубоком снегу пять дней минимум.

– Как ты думаешь, – обернулся Батя к Китайцу, – Джонни сможет провести выборку?

Китаец облокотился на стойку пульта дежурного и задумался. Лебедь закурил и уткнулся взглядом в мониторы слежения. Шерлок, аналитик «группы Раз», расстелил на коленях какую-то схему и, казалось, ушел в нее с головой. Но Китаец отлично знал, что Шерлок слушает его очень внимательно. Этого парня в Школе не любили. В отличие от большинства охотников он был хитрая задница и мелкий пакостник.

Батя спокойно глядел на Китайца. Надежный, расчетливый, иногда чересчур крутой, он чем-то напоминал Китайцу первого старшего Школы, Будду. Глядя на Батю, Китаец всегда невольно вспоминал, что Будда плохо кончил. «И Батя тоже допрыгается. Слишком он властный. И в последнее время частенько наезжает на Мастера. Но раз уж Батя от меня чего-то хочет, умнее будет его выслушать. И рассказать Хунте».

– Не знаю, – ответил Китаец наконец. – В любом случае я этого делать не буду.

– Почему?

– Во-первых, Мастер не разрешит. Во-вторых, просто незачем. А в-третьих, опасно. Если эта сука возьмет и прямо из строя в Джона выстрелит…

– Не выстрелит, – усмехнулся Лебедь. – У него патроны бракованные. Я подменил еще на прошлой неделе, когда он в душе мылся.

– Ну, ударит…

– Ты пойми, родной, – сказал Батя. – Сегодня выборку из строя делать никто не собирается. Но сегодня у нас есть Мастер. А вот представь себе, что завтра его взяли и съели…

– Ну, ты сказал! – возмутился Китаец. – Как это съели?! Кто?

– Да кто угодно. Штаб, твари, Техцентр, девица эта его красивая… И мы останемся в говне по уши. Положим, Дети все за нас. А молодняк? Двадцать пять рыл! Которые ни хрена не понимают! Ты, например, стрелять в них согласен? В забавных сопливых мальчишек с собачками? А?

– Ты представь, как ты Джону в глаза смотреть будешь, – вставил Шерлок. – После того, как пару-тройку собак кокнешь, ни в чем не виноватых.

Китаец отвернулся и нервно забарабанил пальцами по стойке пульта. Дежурным по Школе сидел Лебедь. Батя и Шерлок полулежали на диване рядом. Аналитик по-прежнему рассматривал схему, а Батя легонько водил туда-сюда ладонью над крышкой ящика с зондами. Джонни нашел его час назад, в дальнем углу зоны выгула, под самым забором. Со второго захода – нашел! Полностью оправдав фразу из старой книжки о том, что качество чутья кавказцев не вызывает сомнений, только вот непонятно, как это использовать. Очень может быть, что выборку Джон тоже сможет провести. Нужно всех охотников вывести во двор, потом дать Джону понюхать ящик и тут же провести собаку вдоль строя.

– Поздно, – сказал Китаец, не поднимая глаз. – Запах выветрился.

– Ты же знаешь, что запах – не главное, – улыбнулся Шерлок, отрываясь от схемы и поднимая на Китайца прозрачные бесцветные глаза. – Наши собаки могут больше. Наши сумасшедшие песики…

Китаец закусил губу. Джон здорово погрыз ящик, вытаскивая его из сугроба. И, вытащив, продолжал грызть, волтузить по снегу, пока не отняли. А потом всю дорогу до порога Школы пытался вырвать находку у хозяина из рук.

Батя отодвинул ящик на край дивана, секунду подумал и опустил его на пол. Из-под пульта раздалось недовольное рычание.

– Понял? – спросил Батя Китайца. – Даже я чувствую, как эта штука жжется. Минимум неделю еще она будет вся в черных пятнах. Я уверен, что выборку может сделать любая опытная псина. Но твой парень уже пятый год на охоте. Он самый крутой. Я от тебя сейчас ничего конкретно не прошу. Мне нужно только принципиальное согласие. На случай непредвиденных обстоятельств.

– И что ты докажешь выборкой, даже если она удастся?

– Для Школы кража – дело невозможное. Если я докажу, что Саймон – вор, он окажется вне закона. И это поможет народу понять остальное, потому что потом я расскажу людям, зачем он украл. И затем ты сможешь преспокойно стрельнуть гаду между глаз. Никакого конфликта не будет. Все будут готовы, понимаешь?

– Нам так и так придется идти брать Техцентр, – сообщил Шерлок, глядя через плечо Лебедя на мониторы слежения. – О! Ветер приехал! Наконец-то… Вот, но если Мастера, не дай бог, съедят, некоторые горячие русские парни могут начать войну экспромтом. А мы считаем, что хороший экспромт нужно готовить загодя.

Китаец сосредоточенно жевал губу. Под пультом ворочались, недовольно ворча.

– Вы у себя, во «Второй», слишком близко к Мастеру, – сказал Батя мягко. – Видишь, как тебя перекосило от одной мысли, что его может не стать… Мы его тоже ценим. И иметь запасной план в такой ситуации – не предательство, а совсем наоборот. Это значит, что мы уважаем его идею и хотим идти до конца при любом раскладе, потому что Мастер во всем прав. Но Саймон ему, ты это знаешь, как брат. И Мастер будет момент истины оттягивать до последнего. А я просто хочу, чтобы у нас был готовый сценарий на тот случай, если сам он публично раскрыть Саймона не успеет.

Китаец сунул в рот сигарету и уставился в потолок. Лебедь, подавшись вперед, лег на пульт грудью и протянул Китайцу зажигалку. Тот прикурил и благодарно кивнул. Лебедь сложил на пульте руки и уронил на них голову.

– Спать хочу… – пробормотал он невнятно. – Спать…

Под пультом ненадолго перестали ворчать, подумали и вполголоса зарычали. Жалоба на дискомфорт и предупреждение, что нервы не железные.

– Бать, убери ящик… – попросил Лебедь.

Рык под пультом усилился. Батя поднял ящик на диван.

– У Саймона это, видимо, периодами, – предположил Лебедь, поднимая голову. – Я с ним на днях разговаривал – ничего, обычный мужик. Только нелюдимый слегка. А когда он у Горца зонды тырил – был, наверное, сам не свой. И вот наследил.

– Сам-не-свой, – продекламировал Батя, не сводя глаз с Китайца. – Пусть хоть месяц пройдет, хоть два. Пусть никаких следов не останется. Пусть. А я носки его вонючие в этот ящик засуну. Украду, не постесняюсь. Но я не допущу, чтобы в Школе начались разброд и шатание, Потому что, когда столкнутся мнения, начнется стрельба. Винни согласен. Мэксу я завтра скажу, когда после дежурства отоспится.

– Да, – сказал Китаец.

– Ты расскажешь во «Второй»?

– Да.

– То есть к Хунте мне подходить не нужно.

– Не нужно.

– Смотри веселее, брат. Ничего же страшного не произошло.

– Нет, – слабо улыбнулся Китаец. – Я просто только сейчас понял… Как бы это… Я понял, что игры кончились. Я все надеялся, что обойдется как-нибудь. Не знаю как, но обойдется без войны.

– Если бы мы не нашли Техцентр – может, обошлось бы.

– Обошлось бы – тьфу! – каждому по гробу, – проворчал Лебедь.

– Точно, – кивнул Батя. – По пуле в затылок. А так две трети из нас имеют шанс уцелеть. Таков мой прогноз, господа.

– Так вот почему ты беспокоишься о молодых… Они тебе нужны как заслон, пушечное мясо? – спросил Китаец холодно.

– Угадал, – ответил Батя просто. И улыбнулся.

– Я дальше не пойду, – заявил Бенни, останавливаясь посреди тротуара и мотая головой, как заупрямившаяся лошадь. – Хватит.

– Километра полтора осталось, – сказал задумчиво Мастер. – Ладно. Давай вон в рюмочную зайдем. По стакану, а?

– Нет. Пошли назад.

– Ну, пошли. А чего ты стоишь тогда? Эй, Бенсон! Не стой так, люди оборачиваются.

Бенни поочередно отодрал от асфальта ноги, будто они у него приклеились.

– Там впереди опасность, – прошептал он, деревянно разворачиваясь на месте. – Туда нельзя…

– Там впереди Лебедь и Ветер, – успокоил сенса Мастер, слегка подталкивая его ладонью в спину.

– Отзови их. Скорее! Ох, пошли отсюда…

– Они вернутся, не беспокойся. И ноги не волочи. Экстрасенс!

– Урод со справкой! Дубина…

– Что, бригадир, очко на ноль? На что это похоже, а, Бенсон?

– На «дырку»… – выдохнул Бенни. – На самую большую «дырку» на свете… Только она… Ох!

– Помнишь, у светофора палатки? Там безопасно?

– Да! – Бенни ожил и прибавил ходу. Потом наддал еще. Мастер тихонько рассмеялся. Возле светофора был один заманчивый павильончик. «Там наверняка отпускают допинг в разлив. А нет – так бутылку возьмем. Ноль семь».

В павильоне оказалось безлюдно и тихо, имелся довольно чистый угол со столом. Подумав, Мастер все-таки взял не «ноль семь», а пол-литру. Бенни, получив в руки выпивку, долго крутил в пальцах пластиковый стакан и, будто прислушиваясь, оглядывался назад, в направлении, откуда они с Мастером только что бежали.

– Знаешь, – сказал он, ставя непочатый стакан на стол, – это действительно страшно. Представь себе «дырку» в сто раз больше и мощнее обычной. Вот что там было впереди. Но такое еще понять можно. А вот… – он, не договорив, ухватил стакан, выдохнул и движением искушенного пьяницы вылил спиртное в рот. – Х-х-ха! Ууу! Бр-р-р! Пор-рядок. Еще!

Мастер налил еще.

– Чокнулись, – скомандовал Бенни.

– Мир друзьям, смерть врагам, – сказал Мастер.

– Смерть, – кивнул Бенни, сжимая тонкий стаканчик так, что тот, щелкнув, прогнулся.

Мастеру холодная водка показалась эликсиром жизни. Он ничего особенного впереди не почувствовал. Но до того испереживался за Бенни, что нуждался в поправке нервов не меньше, чем ошарашенный сенс.

– Так вот, – выдавил Бенни сквозь конфету. – Это здорово похоже на «дырку», но нормальная «дырка» излучает из-под земли наружу. А эта – наоборот.

– Под землю? – переспросил Мастер, жуя.

– Угу. – Бенни снова потянулся к бутылке. – Именно.

– Та-ак, – протянул Мастер. – Ладно, добьем и побежали. Нехорошо ребят на морозе держать.

– А где они сейчас? – Бенни посмотрел в заиндевевшее окно.

– Со всех сторон.

– Серьезное дело, – поднял Бенни брови, разливая остатки.

– Говорят, у меня мания преследования. Мы с самого начала тратим очень много сил на обнаружение слежки. А ее нет как нет. Ни электронной, ни простой «наружки».

– Ты для них – таракан, – улыбнулся Бенни. – У тебя просто завышенная самооценка. Так это называется у вас на психфаке?

– Почему меня все считают психологом?

– Потому что ты один держишь Школу. Вздрогнули?

– Двоечники… – пробормотал Мастер.

Второй стакан принес еще большее облегчение. Мастер кинул бутылку в мусорный бак, закурил и сделал Бенни приглашающий жест. Теперь уже не спеша они двинулись по пустынной улице в сторону метро.

– Даже машины не ездят, – сказал Бенни, вдруг помрачнев. – Это ты сейчас ничего не чувствуешь. А вот поживи здесь год-другой – почуешь. Осознаешь, что такое душа в пятках. Н-да. Интересную штуку ты мне показал, Мастер. Спасибочки. Расширил мою эрудицию.

– Ты лучше скажи, эрудит, что с этой штукой делать?

– Сбрось на нее бомбу, – посоветовал Бенни на полном серьезе.

– Ну откуда у меня бомба? И потом, город же…

– Городу все равно п…ц, – сказал Бенни меланхолично.

– Думаешь, не справимся?

Бенни помотал головой.

– Не успеете. Тварей будет все больше, и будут они умнеть день ото дня. Я вижу кризис через полгода.

– Доктор мне такого не говорил.

– Доктор – идеалист. И продажная шкура. Одновременно.

– Он просто несчастный человек.

– Он дочку собственную отдал этим… этим. – Бенни задохнулся и сжал кулаки. – Он с ней обошелся, как ты с собакой не стал бы!

– Но это было закономерно, – сказал Мастер спокойно. – Доктора они давно взяли за задницу. И тебя возьмут. Рано или поздно.

– Вот, – Бенни показал, – меня возьмешь!

– Ладно, не гони волну. Ты мне все-таки скажи, что делать с Техцентром?

– Повторяю: сбрось на него бомбу.

– А если без бомбы? Перед взрывом я хочу посмотреть, что там внутри.

– Там несколько сот глубоко зомбированных людей. И десяток хозяев, которые ничуть не лучше, потому что давно сошли с ума. И куча аппаратуры, в которой ты все равно ни х…я не поймешь.

– Интере-есно, – протянул Мастер. – А вот Костенко понимал что-нибудь в аппаратуре?

– Конечно! Он был первый в истории форсированный сенс. Ему не надо было даже понимать – он чувствовал. Как я, наверное, только гораздо лучше.

– Почему же он тогда разрушил подстанцию? Ее ведь можно было перепрограммировать… Развернуть против хозяев. Или времени не хватило?

– Я думаю, – сказал Бенни, – что он любое насилие над личностью ненавидел в принципе. А такое подлое, как психотроника, – в особенности. Времени у него точно не было, но время – не главное. Важен именно принцип.

– Но ведь он понимал, наверное, какая от генераторов может быть польза…

– Наверное, – согласился Бенни. – Но ему-то эти генераторы сломали жизнь. И не ему одному.

– Резонно, – процедил Мастер. – Согласен.

– Если встретишь его, не пугайся.

– Почему?

Бенни усмехнулся и отряхнул ладонью снег с бороды.

– Вы с ним очень похожи внешне. Надо же, я только сейчас это понял! Ну-ка, стой!

Мастер остановился и позволил Бенни внимательно себя рассмотреть.

– Почти как братья, – заключил Бенни. – Правда, ты у нас фотомодель, а он такой… аристократ. Как же я раньше не заметил?

– Не смущай меня, – попросил Мастер. – А когда ты его видел в последний раз?

– Давно, года три назад. Он всегда, когда прилетает, заходит на Базу. К Доктору. Что у них общего, не знаю. – Бенни сморщился. Чувствовалось, что на Доктора у него зуб.

– Прилетает? – Мастер недоуменно поднял брови.

– Ну, не знаю… Он же здесь больше не живет, – Бенни обвел руками пейзаж. – Он где-то там, – палец сенса показал в небо.

Мастер насквозь прокусил сигаретный фильтр.

– А мне Костенко нужен здесь, – сказал он печально.

– Зачем? – удивился Бенни. – Полюбоваться? Вряд ли ты ему настолько интересен. Подумаешь, еще один тип со справкой… Вас таких пятеро, знаешь?

– Знаю. Нет, старина, он мне нужен, чтобы пройти в Техцентр. Ты же туда не сунешься… Вот сука этот Доктор! Уверял, что видел Тима только раз в жизни!

– Я тысячу раз говорил, что Доктору верить нельзя!

– Черт с ним. Трус паршивый. Ох, ну как же мне все-таки в Техцентр просочиться, а?

– Ну, жахни из пушки по воротам. У тебя артиллеристов пол-Школы.

– Да пойми ты, чучело, нет у меня пушки! Гранатомет у меня ржавый – и все! И вообще, что за бред, мать вашу! Что за детский сад! Все должно быть прикрыто официально! – Мастер чувствовал, что говорит лишнее, но остановиться не мог. – Я не хочу потом под суд! Кто охотиться будет, если нам всем пожизненное влепят? Мы вломимся на территорию, преследуя тварей. Темно, ни хрена не видно. Конечно, на нас нападет охрана. Учиним беспорядочную стрельбу… И случайно подожжем здание. А в нем, допустим, взорвется газ.

– Неправдоподобно, – усомнился Бенни. – В Проекте, я думаю, каждый знает, что беспорядочная стрельба – ваше любимое занятие. И разрушений вы производите – мало не покажется. Но так, чтобы чисто случайно разнести в капусту Техцентр… Вам мозги промоют и все до последней буковки узнают. Учти, тебе лично промывать будут вплоть до летального исхода.

– Это всего лишь один из возможных сценариев, – улыбнулся Мастер. – Настоящий план действий знаю только я. А летальный исход меня не пугает. Если Техцентра не станет, я свою задачу на планете Земля считаю выполненной.

– Экий ты… – пробормотал Бенни и глубоко задумался.

С минуту он шагал молча, а потом спросил:

– Мы сейчас не можем вернуться?

– Времени нет, – сказал Мастер, с трудом сдерживая улыбку. – Ребятам пора домой, а без прикрытия я туда не пойду.

– Я один смотаюсь, – заявил Бенни решительно. – Можешь за меня не беспокоиться.

– А если засыпешься? Не стоит.

– Там нет микроволновых сканеров, – отмахнулся Бенни. – А даже если бы и были… Ты знаешь, что такое Эф-сто семнадцать?

– Stealth Fighter. Самолет-невидимка.

– Ну вот, это я. Я так могу ходить не только мимо сканеров. Даже мимо людей. Так может любой сенс с Базы. А я все-таки бригадир. Не бойся.

– Скажи мне еще раз, Бенни, – попросил Мастер. – Только скажи отчетливо. Эта большая страшная «дырка» излучает под землю? Луч уходит вниз?

– Да. Не луч, конечно, но в общем – верно. Она смотрит вниз, понимаешь? Смотрит. И она что-то очень хитрое излучает в стороны. Во все стороны. Я думаю, это излучение – главное. Очень тонкое, мне трудно его даже просто унюхать, не то что понять. Оно в непривычной для меня полосе спектра… Но я научусь. Я хочу начать прямо сейчас. В этом важно разобраться. Это что-то вроде «Программы «Зомби», только на совершенно новом уровне… – Бенни покрутил губами и запустил пятерню под шапку.

– А что же тогда уходит вниз? – спросил Мастер осторожно.

– Отдача, – уверенно ответил сенс. – Просто отдача.

– Значит, отдача…

– Да. Странно, правда? Должна здесь быть взаимосвязь.

– Бенсон, – сказал Мастер серьезно. – Дай-ка я тебя поцелую.

– Что? – спросил Бенни изумленно.

Мастер схватил его за уши и смачно чмокнул в переносицу.

– Иди, родной. Давай. Увидимся, – с этими словами он повернулся к Бенни спиной и начал удаляться беззаботной легкой походкой, сунув руки в карманы.

– Раньше тебя с двухсот грамм так не развозило! – крикнул Бенни уходящей спине. Мастер, не оборачиваясь, сделал ему ручкой и потянул из кармана сигареты. Бенни улыбнулся и бодро зашагал назад. Первый шок прошел. Он уже не боялся. На ходу Бенни напевал и потихоньку окутывал себя плотным коконом, поглощающим множество тонких излучений, о которых рядовой лояльный гражданин не имеет ни малейшего представления.

Прежде чем зайти в метро, Мастер купил в ближайшем магазине фляжку коньяка и тут же высосал из горлышка половину. Взял свежую газету, спустился вниз и удобно расположился на сиденье в торце полупустого вагона. Наслаждаясь прекрасным расположением духа, он за какие-то четыре остановки додавил под свежие новости остальные полфляжки, нимало не стесняясь чужих взглядов. Впервые за последний год Мастер чувствовал себя расслабленным. А дома его ждала любимая собака, и с часу на час должна была приехать не то чтобы любимая, но чертовски близкая женщина.

В этот вечер Мастера не трогало даже присутствие Саймона за стеной.

Часть III

ФЕВРАЛЬ

На альбоме стоял гриф: «Психотроника. Центр. изд. 1989-96». Всего лишь несколько десятков вырезок наклеено на пожелтевшую бумагу страниц. Больше всего публикаций в начале девяностых. И в эти годы под материалами стоят в основном две чередующиеся подписи – О. Зайцев, В. Ларин. Иногда вместе, иногда врозь. По девяносто второй год включительно. А потом будто кнопку нажали – старшие уходят, и появляются совсем молодые ребята. Но они никогда не воспринимали эту тему всерьез…

Газетная утка. Откуда она взялась? Таня раскрыла блокнот и вернулась к первым страницам альбома. Кто все-таки инспирировал расследование? Кто был первый, кто все это начал?

Забудем ЕГО версию. Он был до глубины души потрясен идеей сверхоружия, он больше всех сделал в расследовании, взяв на себя черную работу. Сколько безумцев он опросил? Десятки? Сотни? Психолог он был никудышный. Даже определив человека как явно «двинутого», он видел в нем в первую очередь человека. Жертву. Вот она, «теория переноса» в реальной жизни. Шиза действительно заразна. А паранойя – вдвойне. Он ее и подцепил в легкой форме.

Кофе отдает какой-то дрянью. Вообще, чем так пахнет в этой комнате? Холодок по позвоночнику. Заболеваю, что ли? Где-то тут был аспирин.

Таня плеснула в чашку противной теплой воды из остывающего чайника и с трудом проглотила две таблетки. И в воде плесень. Кругом плесень… Нужно домой, в тепло, отлежаться пару дней. Ничего мне Гаршин не сделает. Действительно, поработаю дома. Часик еще альбом посмотрю – и пойду…

Так, что тут у нас? «Необходимо твердо уяснить: затормозить разработку психотронных генераторов нельзя. Вспомните историю мировой науки». Ну-ну. «В момент, когда плазменная лампа выходила на режим, оператор получал огромный импульс энергии и сам мог интенсивно воздействовать на людей». Так, а это что? «Кстати, некоторые из ученых, перешедшие под крышу частных фирм, унесли с собой и созданные в государственных лабораториях устройства. Их еще нельзя было назвать настоящим психотронным оружием, но усилить воздействие экстрасенсов на людей эти приборы уже были способны».

Таня листала альбом и выписывала в блокнот имена. Имена – вот что важно. Пройти еще раз по всей цепочке, отыскать каждого, с кем встречались ребята тогда, в самом начале. Включая явных психов. Ох, дела…

«При этом, как я уже говорил, существовали методы создания на расстоянии искусственного инфаркта». И кому это надо? Дешевле по голове стукнуть.

«Им несложно на короткий период, одну-две недели, создать человеку иллюзию психического расстройства. Человек сам обратится к психиатрической помощи, а дальше – дело врачей. Несколько инъекций, и «объект» станет действительно болен». Психиатров боитесь? Правильно делаете. А это что? Ну, конечно же! Помню. Как такое забыть…

«Итак, в январе 1991 года наша официальная физика объявила во всеуслышание через журнал «Наука и жизнь», что биополей и биоэнергетики в природе не существует.

Приблизительно в то же время, по нашим сведениям, с благословения той же АН СССР из специальных фондов была выделена невероятно огромная сумма в двадцать миллионов рублей на продолжение и расширение исследований «микролептонных (спинорных, торсионных) излучений и их воздействия на организм человека»… Да, милый, это вы точно заметили. Вот она, знаменитая «психотронная афера». Кто-то на эти двадцать миллионов купил себе квартирку в Париже. А ты здесь разоряешься – вот, например…

«Как могут быть в России десятки тысяч сумасшедших, одержимых сходной во всех деталях навязчивой идеей? Почему ареал распространения этих несчастных четко очерчен по городам с повышенной концентрацией «закрытых» учреждений? Почему среди них подавляющее большинство соприкасалось в работе с документами высокой секретности? Или работало в «органах», ушло оттуда и пыталось со своим прошлым навсегда порвать?» Ты же сам отвечаешь на свой вопрос, милый, и не хочешь этого услышать. И в спецслужбах, и в закрытых лабораториях обстановка располагает к «сдвигу». А навязчивая идея легко передается от одного безумца другому. Ты же расспрашивал об этом психологов не раз.

Или тебя просто заела реакция опытных журналистов? Наша братия не прощает ошибок молодым выскочкам. Что да, то да… Таня поежилась и обхватила себя руками за плечи. Кажется, полегче. Ладно, продолжим.

За окном на город опускалась ночь. Безоблачное небо, яркая-преяркая луна. Красиво. Скоро Москва уснет, и на улицах воцарится покой. Может, пешком немного пройтись, воздухом подышать? Вечно сижу взаперти, так действительно и заболеть недолго… Озноб проходил. Таня читала старые вырезки. Все возможные имена и даты уже были зафиксированы. Теперь девушка выписывала в блокнот отдельные слова и обрывки фраз, классифицируя героев публикаций. Опытные экстрасенсы старой формации, эксперты с учеными степенями – почти никто из них не был Тане лично знаком. Но среди нынешних ее контактов немало учеников этих людей. Получить координаты будет несложно. И кто-то из стариков должен будет рассказать ей во всех подробностях легенду о Тимофее Костенко, сверхчеловеке… Я найду его первой. Раньше, чем ты, милый.

Таня достала сигареты. Кладя пачку на место, в сумочку, она незаметно для себя провела ладонью по туго набитой косметичке. Там, у самого дна, уютно пристроился иссиня-черный сгусток света и радости.
***
– Не берется, – пробормотал себе под нос Батя, жуя потухшую сигарету. – Нашими средствами не берется.

Он оторвался от схемы Техцентра и с усилием провел ладонью по лбу. Волосы у Бати были всклокочены, под глазами набрякли солидных размеров мешки. Старший «группы Раз» не спал уже двое суток.

– Нужно снести это хозяйство под корень, – сказал Мастер. – Все прежние легенды никуда не годятся. Погоня за тварями, случайное проникновение, разборка с охраной – забыть! Нужно так долбануть, чтобы от генераторов только пыль осталась.

– Снести… – Батя уставился в схему невидящим взглядом. – Снести… И понести заслуженное наказание… Пожизненное заключение…

– Нам не будет ничего! – Мастер прижал руки к груди. – То есть мне, как должностному лицу, будет орден. А рядовым участникам – досрочная пенсия, льготы в оплате жилья, бесплатный проезд, все как полагается.

– Не свисти… – вяло попросил Батя. – Он потянулся к столу за зажигалкой, но на полпути его рука свернула и схватила бутылку. Выплюнув окурок в сторону угла, где спали мертвым сном Шерлок и Пушкин, Батя прилип к бутылке и с громким сантехническим звуком втянул в себя остатки пива.

– Ну и что ты предлагаешь? Что, я эту кашу заварил, что ли? Почему все время моя голова в петле торчит? – начал заводиться Мастер.

– Ладно, не рычи. Давай организуем пробный маркетинг. Навернем Саймона. И посмотрим, что будет.

– Пойди, отдохни, а? Нам тут же гайки закрутят! Если мы уберем Саймона, у нас вообще не будет времени! Мы же не можем скрывать, что он убит, я доложить обязан! Если ты его днем шлепнешь, нам в ту же ночь придется атаковать! – Жалко мальчика, а? – прищурился Батя.

– Ты мне больно не сделаешь, – сказал Мастер холодно. – Даже и не пробуй. Я его давно похоронил. Просто я стараюсь вести себя рационально. А ты трепыхаешься, личные мотивы ищешь.

– А это что, – Батя ткнул пальцем в карту, – не личное? Они же тебе жизнь изуродовали. Разве не так?

– А тебе? – спросил Мастер зловещим шепотом. – Ты, что ли, в стороне остался?

– Я. Жизнью. Доволен, – на каждое слово Батя кивал. – Только вот помирать молодым не хочется.

– Тогда делай, как я говорю.

– Не могу. Нужно прикрытие. Или диверсант, который пролезет в Техцентр в одиночку.

– Ты не положишь в одиночку столько народу! – всерьез разозлился Мастер. – В генераторную шастает целая толпа, человек двадцать! И никто, кроме нас, в Техцентр не пройдет! Там четко по периметру начинается барьер! Прямо по забору! Пять секунд на территории – и готово, лежишь в коме и дышишь носом! Ладно, ты можешь Бенсону не верить, но, если у них половина личного состава постоянно ходит в шлемах, это тебе ничего не говорит?

– А другая-то половина без шлемов…

– А другой половине уже все равно! У них движения заторможены, как у тварей!

– Не понимаю, – сказал Батя. – Как они позволили заснять свою территорию?

– Значит, им не нужен режим секретного объекта. Не хотят лишнее внимание к себе привлекать. Аэрофотосъемку заказывала местная администрация, для своих целей. Попросили кое-кого – нам сделали копию…

– Вот ты и попроси, чтобы в следующий раз Техцентр разбомбили.

Мастер вполголоса выругался.

– Хорошо, – кивнул Батя. – Допустим, нормальный человек больше пяти секунд там не выдержит. Но мы ведь за свои полминуты тоже много не наворочаем. Прости, старик, но весь твой штурм – полнейшая бессмыслица. Ладно, пока мы всего этого, – он помахал ладонью над схемой, – не знали, можно было воображать, какие мы крутые. Но сейчас-то…

– Ну нельзя иначе! – взмолился Мастер. – Никак! Отец родной, ну почему же ты мне пять лет верил, а теперь перестал?!

– Да почему же нельзя? – Батя склонился над схемой. – А вот…

– Нельзя, – сказал Мастер, даже не глядя, что там Батя обнаружил. – Эта линия электропередач только для отвода глаз. Раньше она была нужна. А теперь вот тут – видишь? – в этом белом домике стоит реактор. Им, гадам, канализацию перекрыть в сто раз проще, чем вырубить электричество.

Батя раздосадованно крякнул.

– А если реактор… того? – спросил он осторожно. Мастер подавил смешок. «Батя ищет любую зацепку, лишь бы не лезть в пекло. Что ж, я его отлично понимаю».

– Ничего не того. Можешь Нильса спросить. Главное – не стрелять по зданию из пушек. А пушек нет. Хотя неплохо бы…

– Ладно, – отмахнулся Батя. – С обычным оружием там делать вообще нечего. Хоть тут у нас преимущество.

Мастер взял со стола бутылку и сделал большой глоток. Портер был сладкий, вкусный, цвета черного кофе. Действительно, пульсаторы многое упрощали. Отличная, гениальная разработка – оружие, бьющее сквозь любые стены! Ручная нейтронная бомба. Все живое падает замертво. Для тебя нет больше неприступных крепостей, тебе не страшен танк, вообще никто не страшен. От тебя не спрячешься. Правда, если верить Доктору, пульсаторы охотников перенастроены на другие частоты, но все равно, как показал случай с репортером, они эффективны. «Жаль тебя, мужик, но ты пострадал за правое дело. Теперь мы знаем: то, что хорошо для твари, сгодится и для человека. И особенно – для человека, который ходит по Техцентру без защитного шлема».

– Так, – задумался Батя вслух. – Бенни подходит к КПП, стреляет в стену, заходит внутрь, открывает ворота. Мы въезжаем, машины «свиньей», кинжальный огонь с движения, пять экипажей – вот сюда, на генераторную… Двадцать секунд. На пределе. Нет, не успеваем.

– Ты меня только довези, милый, – попросил Мастер. – Довези и расстреляй генераторную, чтобы все там внутри рухнули. Дальше я справлюсь один.

– То есть как это – один? – спросил Батя шепотом.

По заснеженному полю брела, с трудом переставляя ноги, безвольно уронив руки, сутулая фигура. Не разбирая дороги, шатаясь, иногда чуть не падая, она лезла через сугробы, упорно держа путь в сторону городских огней.

Вокруг фигуры, степенно переваливаясь, как лайнеры в штормовом море, выписывали по полю сложный узор три «Рэйндж Ровера» редкой модификации, с двумя задними осями. У каждой машины из крыши торчал по пояс человек с ружьем.

Время от времени, когда фигура слишком приближалась к городской черте, железные кентавры разом обгоняли ее, разворачивались и втроем заходили ей в лоб. Фигура останавливалась и потихоньку начинала отступать, забирая то в одну, то в другую сторону. Кентавры теснили ее – и наконец она сдавалась, вяло поворачивала и шла обратно, до другого конца пустыря, где ее снова принуждали отступить.

Когда на фигуре сходились лучи сразу шести фар, она теряла очертания, расплывалась, становясь почти такой же серой, как многократно вспаханный ногами и колесами снег. Но когда ее «держала» только одна машина, в фигуре легко можно было узнать охотника. Подсумки с запасными аккумуляторами на поясе, широкая портупея с наплечным фонарем, сейчас отчего-то погашенным, жестко торчащий вверх бронированный воротник, защищающий шею… Правда, у человека не было шапки, но это казалось сущим пустяком по сравнению с отсутствием главных инструментов охотника – собаки и пульсатора.

У Хунты на подбородке запеклась кровь. Кривясь от боли, он сосал прокушенную губу и мягкими движениями руля подправлял машину на курсе.

– С-с-ствол… с-с-с-твол з-з-зади… – прошипел он.

– Я не дам ему поднять руки, – почти так же невнятно ответил сквозь зубы белый от напряжения Крот. – Зигмунд! – позвал он. – Ну скажи ты этим козлам, чтоб не жались так с боков! Пять метров, пять!

– Ноль второй, Ноль третий, я Ноль четвертый, – забубнил наверху высунувшийся в люк Зигмунд. – Отойти дальше от цели! Пять метров от цели до борта! Отойти, и все внимание на руки, на руки все внимание!

Сзади раздалось недовольное рычание – Джареф с Султаном, отпихивая друг друга, старались занять место по центру багажного отсека, чтобы лучше видеть, что творится впереди.

– Ф-фу-у-у! – заорал Хунта так страшно, что у Крота заложило уши, а в багажнике наступила мертвая тишина.

Машины Фила и Крюгера медленно разошлись в стороны. Крот, не сводя с фигуры глаз, пригнулся и ткнул пальцем клавишу рации на центральной консоли.

– Доктор, я Крот! – позвал он.

– Крот, я Доктор! – отозвалась рация неожиданно чисто и звонко. – Десять минут еще, мальчики! Десять минут продержитесь!

– Десять минут, Крот – да! – Сенс отпустил клавишу и, по-прежнему глядя только вперед, запустил руку в пепельницу. Казалось, что гладкое ухоженное лицо Крота с каждой минутой худеет – глаза западали, скулы все сильнее натягивали кожу, у основания челюстей ходили желваки.

Хунта свободной рукой вытянул из кармана сигарету и ткнул ее Кроту под нос. Тот молча ухватил сигарету зубами и щелкнул зажигалкой.

Впереди показалась насыпь кольцевой автодороги. Под насыпью стояли еще два «Рэйнджа». Чтобы не слепить загонщиков, на машинах оставили только габаритные огни. Охотники высыпали наружу и сейчас щурились навстречу приближающимся фарам. Глаза собак превратились в круглые ярко-зеленые фонари.

– Ноль второй, Ноль третий, к повороту! – приказал Зигмунд. – Внимание! До маневра тридцать…

– Танкист х…ев! – прорычал Хунта, выпячивая губу и осторожно пробуя ее языком. – Роммель долбаны-ый!

– Пять! – заорал Зигмунд. – Три! Два! Раз! Да-а-а!

Моторы взревели, машины рванули вперед, две навстречу третьей, с двух сторон охватывая ковыляющее существо широким полукругом. Оставляя добычу по правому борту, Хунта пристроился в хвост Филу и, едва тот начал круто забирать вправо, дал по тормозам и развернул джип. За кормой пронесся Крюгер, завершая левый поворот. Теперь все три «Рэйнджа», сохраняя прежний боевой порядок, оказались к цели носом.

– «Вторая», стой! – рявкнул Зигмунд. Машины «группы Два» послушно замерли. Словно повинуясь той же команде, остановилась добыча.

Ничего уже в ней не было от прежнего Боцмана, крикуна и балагура, человека редкой личной храбрости и широкой души. Так, обмылок.

– Глаза вытекли… – сообщила рация голосом Фила. – Почему у них всегда глаза вытекают?

– Поверить не могу, что он Петровича убил, – отозвался в эфире Крюгер. – Вот, пытаюсь к нему относиться, как к твари, а не могу.

– Привыкнешь, – сказал наверху Зигмунд. – Все, мужики, забыли. Боцмана уже нет. Это просто еще одна тварь. Это она Боцмана съела. И Петровича тоже она.

– Сука ты, – сказал Крюгер спокойно. Будто диагноз поставил.

Тварь стояла, медленно поводя головой из стороны в сторону. Крот поморщился и сжал ладонями виски.

– С-с-скан-нирует? – поинтересовался Хунта участливо. Губа у него пухла на глазах.

– Слабенько, – пробормотал Крот. – Но противно. Будто, знаешь, по ушам веником.

– Н-ны з-знаю, – хмыкнул Хунта. – С-сыпогом быв-вало, а ву-ввеником – не-а.

– И ты сука, – заключил Крюгер.

Тварь начала разворачиваться спиной – поняла, наверное, что обойти машины ей все равно не дадут.

– «В-втырая»! – объявил Хунта. – Я гывырить ным-мыгу. С-сытаршый – Кх-хрюгер.

– Есть! – отозвался Крюгер. – Зигмунд, команду!

– «Вторая», стой! – ожил мгновенно Зигмунд. – Порядок движения прежний. Начинаем на счет «да». Следим за руками! Повторяю, если кто забыл: пистолет у него на поясе справа, подвешен под курткой рукоятью вниз. Ноль третий, это твоя сторона, будь внимателен.

– Эй, Зигги! – позвал с дальнего кордона Абрам. – Смотри, не пукни!

– Заткнись, мудак! – приказал Крюгер. – Он делом занят, не то что ты.

Тварь постепенно удалялась. Руки ее болтались, как плети, но не было никакой гарантии, что они вдруг не оживут. До обреза за спиной она не дотянется, но пистолет вытащить может вполне. А у любого охотника всегда в стволе патрон. Снять предохранитель и на курок нажать – дело нехитрое.

– Второй раз за всю историю, – пробормотал Крот. – Второй, да?

Хунта кивнул. После случая с Вальтером из «Трешки» твари, наверное, решили, что зомбировать охотников прямо на расчистке непродуктивно. Видимо, для превращения человека в полноценную тварь нужно время. Пока что прошло максимум полчаса – и вот, пожалуйста, едва ползет, руки поднять не может. Но все равно страшно.

«Неужели это Боцман? Нет! Зигги прав, это просто тварь, злобная тупая деревяшка, убившая Боцмана. И Петровича, который пошел за техниками, оставив Боцмана одного караулить «дырку». Нельзя было так поступать, да обстановка безмятежная спровоцировала. Большой зал под землей, никаких углов, «дырка» – как на ладони. Накрылись бы там и техники вместе с Петровичем, если бы не Крот. Молодчина. Только Петрович из-под земли высунулся, а Крот как закричит: «Хоп! Боцману плохо!» И Петрович обратно нырнул. За ним Китаец бросился с тремя двойками, но опоздал. Влетают они в этот зал проклятый, а там кровищи по щиколотку и навстречу что-то лезет такое, смутно знакомое. Порвали бы его в клочья, но Китаец, умница, первым взял себя в руки и заорал: «Доктора!» Хорошо, у ребят на это имя рефлекс – с врачом не спутают. Ухватили собак за шкирки и начали отступать, подманивая тварь к выходу. А та про «дырку» будто забыла, идет как привязанная. В точности как тогда Вальтер…» Хунта, совсем еще зеленый, стажировался в «Трешке», когда это случилось. Но, увидев то, во что превратился Боцман, прокусил губу, чтобы не закричать.

– «Вторая», к маневру! – скомандовал Зигмунд. – Три! Два! Раз! Да-а-а!

Хунта нажал на газ. Машины тронулись.

– Сейчас тебя Доктор на молекулы разложит, – пообещал Крот твари. – Все про тебя узнаем. Только не сдохни раньше времени.

Зигмунд присел и оказался внутри машины.

– Как ты думаешь, – спросил он Крота, – сможет Доктор выяснить, как это получилось?

– Надеюсь, – сказал Крот, не оборачиваясь. – А то я второго такого раза не переживу.

– Тыжжело? – посочувствовал Хунта.

– Кышшмарно, – передразнил его Крот. – Вот сколько знаю вас, братцы-охотнички, столько и удивляюсь, какие же вы уроды бесчувственные. Все понимаю – только принять не могу. Знаю, что вы именно такими и должны быть, иначе охоты не получится и нас всех съедят. Знаю, но страшно мне с вами… Чисто по-человечески страшно, понимаете, мужики? Как вы можете так…

– А ты не сука, Крот! – восхитился по радио Крюгер.

– Ты к нам несправедлив, – покачал головой Зигмунд и снова высунулся в люк.

– Знаю, – согласился Крот. – Но… Но очень хочется.

– Ноль второй, Ноль третий, не сближаться! – крикнул Зигмунд. – Направление держать!

– Флотоводец! – сказал Хунта почти нормальным голосом. Словно выругался. – Адмыр-рал Нельсон!

Впереди, у дальнего кордона, наконец-то возник и начал плясать по сугробам отсвет фар.
***
В тактический класс набилось человек шестьдесят. По двое на одном стуле, на партах, подоконниках, а то и на полу в проходах уселись бойцы из всех групп. Здесь была в полном составе «Двойка» – всклокоченная, небритая и с воспаленными глазами. Почти вся «Трешка», кроме тех, кто заступил на стационарные посты и не мог отлучиться с места, – свежая, отоспавшаяся, но тоже хмурая. Пятеро ветеранов из «Четверки» во главе с Винни, оставив молодежь под началом Гоблина, пристроились ближе к дверям и синхронно покачивались, давая пройти в класс подтягивающейся «группе Раз», сегодня резервной.

Мастер стоял у окна, глядя через тонированные стекла прямо на холодное февральское солнце. Ногти на правой руке он уже обгрыз и теперь сосредоточенно занимался левой. Всей спиной он чувствовал, как в дверях, будто сердце, пульсирует управление «группы Фо», пропуская все новых людей.

– Андрюша, – тихо позвал Мэкс заслонившего дверной проем Винни. – Да пройди ты, ради бога, вперед! Сил нет смотреть, как вы там дергаетесь…

– И без того уже тошно, – поддержал его Батя.

Винни громко засопел и толкнул грудью своих бойцов, стоящих впереди. «Деды» из «Четверки» неловко расползлись по классу, поминутно цепляясь амуницией за сидящих охотников и бормоча извинения. Им быстро нашли места, и класс снова затих.

Вошел Ветер, кивнул Бате и сполз по косяку спиной, усаживаясь в дверях на корточки.

– В «Первой» – все, – сказал Батя. – Лебедь на выезде.

– Во «Второй» все, – доложил Крюгер. Отсутствие Саймона он отмечать не стал. Саймон ушел спать. Его и не звали. Он давно уже не охотник.

– В «Третьей» все, – сказал Мэкс. – Пять человек – наряд, двое больны.

– В «Четвертой» незаконно отсутствующих нет, – прогудел Винни.

Мастер вынул палец изо рта и озадаченно посмотрел на изгрызенный ноготь.

– Кто у тебя болен? – спросил он Мэкса, поворачиваясь к классу лицом.

– Нильс и Геббельс.

– Со следующей недели старшим групп обеспечить выход на дежурство полными составами, – ровным голосом приказал Мастер. – Если кому не хватает – возьмете у Винни. Сами там согласуете, кого вам нужно.

– Могу выделить две полноценные двойки и пять раз по одному, – неохотно сообщил Винни. – Кроме Левши, Кота и Рэмбо. Этих не просите, не отдам. А остальных хоть всех забирайте. Век бы их не видать…

– Кому он нужен, твой Рэмбо, – пробормотал себе под нос Мэкс. – Его на ходу ветром сдувает.

– Вот и не бери, – огрызнулся Винни. – Нечего ему делать в твоей инвалидной команде.

Мэкс, выпятив челюсть, обернулся было к Винни с явным намерением затеять склоку на пустом месте, но наткнулся на холодный взгляд Севы, сидевшего в ногах у старшего с обрезом между колен.

– Погасни, Максаков, – произнес Сева спокойно, но неприязненно. – Задолбал.

– Генофонд! – высказался Мэкс в адрес «Четверки», отворачиваясь и вытаскивая сигареты. – Банк козлиных яйцеклеток!

– Не кури здесь, Мэкс, – попросил Крюгер.

Мэкс сжал кулак и демонстративно уронил на пол плоскую, как бумажный лист, пачку.

– Извините! – с вызовом прорычал он. – У меня истерика!

– У всех истерика, – сказал мягко Горец, кладя руку Мэксу на плечо. – Всем нехорошо.

Мэкс дернулся, стряхивая руку, и насупился, опустив глаза.

– Я продолжу, с вашего позволения, – сказал Мастер, на протяжении всей перепалки хранивший, казалось, ледяное спокойствие. – В тренировочные дни присутствие также стопроцентное. Ясно? Чтобы были все до одного. Кроме тяжелобольных, которых, слава богу, у нас не бывает. Дальше. Резерву с сегодняшнего дня запрещаю покидать «зону сорок пять». Вот так, господа охотники.

Класс сдержанно загудел. «Зона сорок пять» на карте города была отмечена жирной красной чертой весьма прихотливых очертаний. От этой черты ты за сорок пять минут доедешь на машине до Школы. Поправка на дорожные условия – десять минут. Граница зоны огибала все места потенциальных серьезных пробок, а вместе с ними, разумеется, большинство заведений, куда можно пригласить девушку. Жить в зоне охотники были, в общем, согласны, благо жилье халявное, но вот сидеть в зоне сиднем – это вам фигушки.

– Всем бойцам резервных групп, – продолжил Мастер, – запрещается выходить на улицу… – тут он сделал эффектную паузу. Класс замер, приоткрыв рты и вытаращив глаза, – без пейджера и легкого оружия.

Охотники судорожно вдохнули и облегченно заерзали.

– Ну ты, барин, задачи ставишь… – протянул кто-то из задних рядов.

Мастер внимательно оглядел собравшихся и поднял указательный палец, требуя внимания.

– И также с сегодняшнего дня, – сказал он, ставя ударение на каждом слове, – вводится дополнительный пейджинговый код общего вызова. Аварийный код, господа. Не какие-нибудь вшивые «три шестерки», а три ноля.

Народ приуныл. До охотников постепенно доходило, что пахнет жареным. Код «три шестерки» означал атаку тварей на периметр Школы. Представить что-нибудь страшнее невозможно. Все собравшиеся в тактическом классе знали, в каком сложном положении оказалась Школа. Но даже умнейшие из ветеранов несли в голове тяжкий груз стереотипов – как-никак самый молодой из них был на охоте уже три года. Они привыкли относиться к миру с чисто охотничьих позиций, и такой сложности бытия им хватало под завязку. Они жили в постоянном стрессе, даже притерпелись к нему. Но теперь перед ними вставала новая проблема – выживания в светлое время суток.

На словах они были круты и грозились свернуть шею кому угодно. Но, когда дошло до конфликта с вышестоящей инстанцией – Штабом, люди призадумались. Идти против Штаба означало вести сразу на два фронта настоящую войну.

Мастер сжал зубы. «Минимум треть из них бессознательно считает меня главным виновником этой конфронтации. Им объяснили, что в Штаб пролезли твари. Им говорили, что нужно просто-напросто спасаться. Но все равно самым виноватым получается Мастер, который вскрыл нарыв – и сделал больно.

Сейчас, потрясенные гибелью товарищей, они наиболее податливы. Очень больно говорить с ними в такой момент, но иначе не получится. Отдышавшись, они могут упереться. А так я их тепленькими возьму. До чего же тяжело быть бездушной сволочью… Я очень уважал Петровича – недаром мы с ним столько грызлись. А Боцмана, обалдуя, просто любил».

– Каждый сейчас получит у Горца батарейку, – продолжил Мастер. – Поставит ее в свой пейджер, в гнездо резервной батареи. Получив сигнал «три ноля», достанет ее, вскроет – Горец вам покажет как – и вынет бумажку с расписанием команд. Там четыре сценария, в зависимости от того, чем занимается группа в момент получения команды, – дежурство, отдых, тренаж или резерв. По соответствующей модели вы и будете действовать. Бумажку немедленно по прочтении уничтожить. Проще всего съесть…

– Ни х…я себе! – восхитился давешний голос сзади.

– Без команды батарейку не вскрывать. Расписание уничтожить немедленно по команде «сто одиннадцать». Ясно? Повторяю. Получил код «три ноля» – достал план и действуешь по нему. Получил «сто одиннадцать» – план уничтожить, не читая.

– Ну, бля, приплыли! – объявил все тот же голос.

– Значит, так, Белый, – сказал Мэкс словоохотливому бойцу, не оборачиваясь. – Еще одно слово, и с зарплатой за февраль можешь проститься.

– И патроны отнимем, – пообещал Лысый, тоже не отводя взгляда от Мастера.

– Вы все поняли, Дети? – спросил Мастер.

Класс впал в глубокое раздумье. Сзади тихо шептались. В углу поднял руку Фил. Мастер кивнул ему.

– Что будут делать молодые по аварийному сигналу? Я в том смысле… – замялся Фил. – Ну, с ними же должен кто-то быть…

– Для молодых отдельный план. Одинаковый для всех. Они тоже получат батарейки. Но у вас там планы индивидуальные. У них один.

Люди замерли. И в наступившей тишине Сева одними губами, почти шепотом, пробормотал:

– Ты хочешь ими прикрыться… Живой щит…

Мастер посмотрел на ошарашенного своим открытием Севу, потом снова обвел взглядом класс и произнес:

– Наверное, это неважно. В случае неудачи вы все погибнете. Останусь только я.

Он сунул руки в карманы и, перешагнув через сидящего на полу Ветра, вышел за дверь.

Класс молчал. Горец грузно поднялся с чемоданчика, на котором сидел, протолкался к кафедре, грохнул «дипломат» на столешницу, звонко щелкнул замками и сказал:

– Подходим по одному, согласно номерам. «Группа Раз», я вас жду.

Батя, кряхтя, встал и подошел к Горцу.

– Суставы болят, – пожаловался он, протягивая руку. – Колени. Ты потом меня посмотришь, ладно?

Генерал выдвинул ящик письменного стола и положил руку на холодную рукоять. Пистолет по инструкции полагалось хранить в сейфе, но последние несколько месяцев Генерал старался держать его поближе. И каждый раз, когда полуденное солнце начинало разъедать мозг и становилось не по себе, – трогал, гладил, сжимал в ладони спокойный дружелюбный металл.

Дюжина патронов в обойме мягко светилась оранжевым. Каждая порошинка так и просила искры. Пули легонько кусали пальцы. Только капсюли были спокойны в холодной готовности выполнить свою миссию. Самая мужественная деталь в патроне – капсюль-воспламенитель.

Пистолет медленно просыпался, чувствуя хозяйскую руку. Пока он еще не чувствовал приказа к действию, но на всякий случай тихонько пошевеливал стальными членами, стряхивая дремоту.

Генерал облизнул пересохшие губы. Жалюзи на окнах были опущены, но даже сквозь них зимнее солнце обжигало морозом. По виску сбежала холодная капля. Генерал поежился и крепче сжал рукоять. Курок пистолета сам собой дрогнул и медленно начал сдвигаться назад, от бойка. Миллиметр за миллиметром он тянулся к точке боевого взвода. Спусковой крючок скользнул вперед.

За стеной референт Генерала судорожно вцепился белыми пальцами в край стола. На шее его вздулись жилы. Зрение туманилось, в воздухе словно повис голубоватый туман, и где-то сбоку, на самом краю взгляда, сгустился ужас. На него достаточно было только посмотреть – и он растаял бы, но не хватало сил шевельнуть глазами. В рот обильно хлынула слюна, но не было сил глотнуть. Человек захрипел, до боли напрягая мышцы.

В кабинете Генерал дрался за смерть. Все, что в нем еще оставалось человеческого, страстно желало приставить ствол к виску и с радостным стоном освобождения выстрелить. Убить, уничтожить эмоции, терзающие душу. Избавиться наконец от боязни солнца и открытых пространств, от этого постоянного озноба и гнилого привкуса во рту, от моментов полного затемнения рассудка, когда приходишь в себя и не можешь вспомнить, чем ты занимался несколько часов. Генерал уже четко знал свою миссию. Это раньше он метался, не понимая, что нужно делать и как себя вести, делал глупости, совершал досадные промахи. Теперь он осознал задачу и целенаправленно решал ее. Но, видимо, были нюансы, даже от него сокрытые, и в назначенные часы мозг засыпал, а тело начинало работать самостоятельно. И это было невыносимо. Генерал мучительно хотел стать цельным, подчиниться без остатка чистой и прекрасной силе, поработившей его. Но это оказалось невозможно, и он, тяжко страдая, искал от боли избавления, выбирая по привычке человеческий путь.

Человек в Генерале уже не боролся с тварью. Наоборот, он хотел помочь, искал выход. А раздираемая на части тварь пыталась выжить. Человек хотел выручить – и, используя ресурсы твари, взводил курок. Тварь, оттирая человека, поспешно возводила стену на пути солнечных лучей. По щекам Генерала текли слезы, тело покрыл холодный пот.

Референт за стеной, потеряв сознание, упал лицом на клавиши своего компьютера.

Курок щелкнул, встав на взвод. Рука потянула оружие из ящика. Тварь включила все резервы, и лицо Генерала страшно перекосилось. Он зарычал – перед его глазами вдруг отчетливо проступило невыносимо яркое пятно на краю стола – след последнего визита Мастера. Убийца! Убийца! Жестокий, холодный, расчетливый, хитрый… Ужас, крадущийся по пятам. Невозможно поверить, что через несколько дней он исчезнет. Скоро прилетит тот, другой, которого боятся даже люди. И раз его проклятые защитники точно знают правду о нас – знает и он. Нельзя допустить встречи. Старший все младшему расскажет. И младший даже может завербовать старшего в помощники. Тогда – конец. В людском исчислении – тысячи, а может, даже миллионы лет пустоты и бестелесности. Небытия. Пока на Земле снова не появятся Те, Кто Откроет Дверь. Их не осталось больше нигде и, наверное, уже не будет. А здесь таких много, им только нужно дать в руки власть. И тогда великое свершится, и Путь будет чист. Но случится ли так? И как горько, что судьбы мира сошлись в руках именно того человека, которого так трудно убрать с дороги. Сколько потеряно времени! Почему я так поздно очнулся? Ну чуточку раньше бы, пока мальчишка еще ни о чем не догадался… О, как горько, как больно, больно же! Мне больно!

Издалека, из глубины здания, спешил на помощь друг. Спасибо, верный товарищ, но ты не успеешь. Я не могу больше так. Мне плохо здесь. И если суждено проиграть, так пусть я лучше не увижу нашего поражения… Генерал приставил ствол к виску, со стоном выдохнул и мягко потянул спуск.

В тишине кабинета раздался звонкий щелчок. С душераздирающим криком сорвавшегося в пропасть Генерал врезался лицом в зеленое сукно письменного стола.

Молодежь «Четверки» на тренировочной площадке с упоением играла в снежки. Гоблин сидел на буме и копался в поясной аптечке, пытаясь разобраться, отчего заедает пружину в крышке. Время от времени он бросал взгляд в сторону Боя, который, согнувшись пополам, с хрустом выгрызал ледышки между пальцев. «Постоянно следи за собакой, контролируй, проверяй. Чуть зазевался – она уже кого-то ест, и виноват в этом ты. Как только завел опасную псину – делай выбор, кем хочешь быть в глазах людей. Хочешь, чтоб считали мужиком, – следи за зверем. Обоих зауважают. Хочешь выглядеть уродом – расслабляйся. Застрелят когда-нибудь. Кого-нибудь».

Бой оторвался от выставленной «пистолетом» задней лапы и потянул носом воздух. К Гоблину вразвалочку, засунув руки за пояс, шел Рэмбо. В Школе средний рост охотника был сто восемьдесят пять, и кличку свою Рэмбо схлопотал именно по этой причине. Он до среднего роста не дотянул верных пятнадцать сантиметров. Из-за этого же, наверное, пес у него был как шелковый. Не дрессированный, а просто задрюченный. Винни даже сделал Рэмбо по этому поводу выговор. Мол, негоже из кавказской овчарки выбивать тягу к инициативе. Эта сволочная порода тем и хороша, что может работать без оглядки на человека.

Сейчас рэмбовский Шах топал в двух метрах позади хозяина, охраняя его со спины. Многие в Школе, подметив такую манеру у Кармы, сочли ее полезной и старались воспитать у своих псов. Все обломались – но только не Рэмбо.

Бой смерил гостей презрительным взглядом и снова вернулся к своей лапе. Рэмбо прислонился к буму рядом с Гоблином и махнул Шаху – садись.

– Что-то будет? – спросил он Гоблина, указывая подбородком в сторону Школы.

Гоблин кивнул. За полтора года охоты он успел привыкнуть к тому, что в Школе траурных церемоний не бывает. Может быть, потому, что зачастую нечего хоронить. Или из-за Мастера, который, по слухам, в принципе не одобряет массовые ритуалы. И сейчас он «дедов» явно не на поминки собрал.

– Угробит он нас всех, – сказал Рэмбо задумчиво. – Чует моя жопа, дело пахнет керосином. Не пора ли нам в отставку, а? Пока не поздно…

– Не дури. Что ты будешь делать там?.. – Гоблин показал. – За забором? Колбасный цех охранять? Вместе с чайниками из Второй Школы…

– Не знаю, – признался Рэмбо. – Но я буду живой. Очень полезно для здоровья.

– Ну, это-то ненадолго. Придут твари и съедят. Ты же знаешь расчеты – за пятнадцать-двадцать лет они выедают весь континент.

– Расчеты делались по максимуму, – усмехнулся Рэмбо. – Это все пропаганда, друг мой. Чтобы держать в узде молодых и лопоухих. А я, например, имею свой расчет. И убежден, что начальник наш затевает авантюру.

– У тебя мало было случаев убедиться, что он ничего не делает зря? – Гоблин начал понемногу злиться.

– Он не умнее нас с тобой.

– Но он гораздо больше знает, согласись.

– Да, – кивнул Рэмбо. – И сейчас все, кого он собрал, тоже будут гораздо больше знать.

– Обиделся, что и тебя не пригласили? – рассмеялся своей догадке Гоблин.

– Нет, батенька, – сказал Рэмбо жестко. – Мне не обидно, ЧТО не пригласили. Я хотел бы знать ПОЧЕМУ.

– Раз не пригласили, значит, ты в этом не участвуешь, вот и все.

– Ты так думаешь? – Рэмбо криво усмехнулся. – А мне вот кажется иначе. Может, именно мы с тобой и все эти гаврики, – он мотнул головой в сторону площадки, – как раз очень даже и участвуем. Может, никто и не участвует ни в чем, кроме нас.

– Ну-ка, объясни, – попросил Гоблин, настораживаясь.

– Ты заметил, как за последний месяц «деды» от нас отдалились, а?

– Ну… что-то с ними происходит, да…

– Этой ночью погибли двое из самых древних. Сам посуди, когда ты проведешь на охоте пять лет безболезненно, тебе не покажется, что ты неуязвим, а? Покажется! И тебе уже не понравится, что ты, такой крутой, можешь воткнуть, как последний чайник. И вот теперь у них совещание, на которое нас не зовут…

– А может, тебе е…альник разбить, а? – спросил Гоблин с безграничным презрением в голосе.

– Ты тоже в Мастера влюбился, – вздохнул Рэмбо.

Гоблин вставил пружину на место, защелкнул крышку аптечки и сдвинул рычажок выброса. Крышка легко отскочила. Гоблин снова ее закрыл, открыл, закрыл, открыл, удовлетворенно кивнул сам себе и вытащил пачку сигарет из отделения, предназначенного для индивидуального перевязочного пакета.

– На, – он протянул сигареты Рэмбо. – Покури и успокойся. Паникер.

– У меня когда-то был разряд по шахматам, – пробормотал Рэмбо, глядя в сторону Школы и игнорируя предложение. – Но с Мастером я сыграть не рискну. Хотя готов повторить, что он не умнее нас. Только вот его логика… Он не человек, понимаешь? Все, что для нас с тобой ценно, для него – пустой звук. Может быть, его таким сделали, а может, он всегда такой был…

– Ты ошибаешься. – Гоблин закурил. – Он просто не такой, как все. И я ему здорово сочувствую. Другой бы на его месте давно сломался.

– Или его убили бы, – криво усмехнулся Рэмбо. – Тебе не кажется, что именно за эту вот непохожесть Мастера и поставили старшим? Чтобы такие, как ты, ему сочувствовали и безоговорочно его слушались? Элементарный психологический трюк.

– Возможно. Я думаю, в Штабе хватает толковых психологов. Но мне-то что с этого? У меня своя голова на плечах.

– Говорят, он тоже был психологом. Знаешь, что с ними случается иногда?

– Он не сумасшедший. Он просто несчастный человек.

– Он не человек, – повторил Рэмбо.

Гоблин посмотрел на него с сожалением.

– Думаешь, ты мне глаза открыл? – спросил он. – Да ничего подобного. У нас просто разный подход к вопросу. Для меня главное то, что Мастер – хороший старший на охоте. А для тебя – то, что он на нас смотрит как на расходный материал. Верно?

– Положим. – Рэмбо потупился, нервно теребя застежку на поясе.

– Ты просто боишься, – обвинил Гоблин. Рэмбо встрепенулся было, но Гоблин выставил раскрытую ладонь. – Я не говорю, что ты трус. Ты хороший охотник, это все знают. Но ты Мастера боишься. Этой самой логики его боишься. Конечно, бояться проще, чем пытаться человека понять…

– Да там понимать нечего! – взмолился Рэмбо с отчаянием в голосе. – Твой любимый Мастер – это существо, которое где-то растеряло все человеческие ценности! Нету их у него, ясно тебе?

– И мне это нравится, – улыбнулся Гоблин. – Будь он другим, нас давно уже съели бы. Всех.

– Тьфу! – Рэмбо оторвался от бума и пошел обратно к площадке. Шах вскочил и пристроился хозяину в кильватер.