1 2 3 4 5 
– Верно.
– Я уже все рассказал вашему коллеге.
– Теперь придется рассказать мне, – стальным голосом произнес я, потому что этот тип уже начал меня доставать. – Если, конечно, вы не желаете, чтобы Братство проводило полноценное расследование в вашем городе.
Он обреченно вздохнул:
– Хорошо. Не возражаете, если мы пройдемся? Я тороплюсь на заседание купеческих общин.
Я кивнул, и мы вышли на улицу, оставив Проповедника в доме. Того заинтересовала фарфоровая статуэтка танцовщицы, работы литавских мастеров, и он крутился вокруг нее, стараясь запомнить все детали, начиная от стройных белых ног и заканчивая короткой синей юбочкой.
– Что вы хотите узнать?
– Как было его имя?
– Марцин. Совсем еще молодой парень.
Стража с таким именем я не помнил. Возможно, кто-то из новичков. Я слишком редко бываю в Арденау, чтобы знать в лицо все выпуски.
– Что он здесь делал?
– Обычная ваша проверка, никаких душ у нас не было, так что он походил, а потом исчез. Подумали, уехал, даже не подписав бумаги, пока его тело не нашел художник. Я приказал отправить письмо в Братство, как только узнал о трагедии.
– Вы поступили совершенно правильно. Что-нибудь еще можете сказать?
– Да нет… – Он небрежно кивнул, отвечая на приветствие горожанина. – Нормальный парень. Дружелюбный и веселый. Жить бы ему и жить… Что его на Чертов мост потянуло, ума не приложу. Начальник городских караулов порасспрашивал жителей, но ничего конкретного узнать не смог. Выходит, что и стражи порой отчаиваются в жизни, несмотря на то, что она у них длиннее, чем у обычных людей. Ну, мы пришли. Мне пора.
– Мне нужен его кинжал, – сказал я, загородив ему дорогу.
– Орден Праведности уничтожил его в тот же день, как мы нашли труп.
Я нахмурился:
– В городе есть представитель Ордена?
– Конечно, – с некоторой обидой произнес он. – Дерфельд все-таки не занюханная деревня! Госпожа Франческа сломала клинок при свидетелях. Был я, наш священник, начальник городских караулов и кастелян его милости графа. Все по закону.
– Осколки выброшены?
– Их похоронили вместе со стражем, как этого требуют правила.
– В городе в последнее время происходило что-нибудь странное?
– Только появившаяся темная душа. А так – тишина, да покой.
– Где ее видели?
– В старых амбарах, у реки Каменистой. По счастью, она не спешит выползти на улицы, хотя мы уже пригласили инквизитора.
– Он здесь не поможет.
– Поэтому я и заплатил проезжающему стражу. Вы ведь не забыли, что город больше не даст денег? – напомнил он мне, прежде чем уйти.
Я направился прочь, понимая, что ничего более узнать от него не смогу.

Старые амбары располагались на берегу бурлящей Каменистой, которая, несмотря на холод, и не думала замерзать. Серо-голубая ледниковая вода гремела, словно пехотные боевые барабаны, возвещающие о начале атаки. На противоположном берегу уже начинались необжитые земли – холмы, покрытые ельником, которые поднимались все выше и выше и, наконец, превращались в горы.
Городской заплеск,[46] в отличие от другой стороны реки, был низким, голым и завален гладкими округлыми серо-белыми камнями разной величины, которые за многие годы хорошенько обтесала вода. Идти по ним было нелегко, они оказались скользкими от наледи.
До жилых кварталов отсюда далековато. Вокруг – глухие окраины, где местные держат огороды. Судя по всему, раньше старые амбары принадлежали маслобойне, которую снесла поднявшаяся река во время одного из весенних паводков. Теперь большие просторные строения пришли в упадок, и из пяти зданий полностью сохранилось лишь одно – самое дальнее от реки. Все остальные выглядели столь жалко, что о том, чтобы их восстановить, не могло быть и речи.
Оскальзываясь и чертыхаясь, я подошел к уцелевшему строению в тот момент, когда дверь распахнулась и амбар выплюнул из своего чрева человека. Тот пролетел пару ярдов, ловко приземлился на руки и, совершив перекат, встал, ругаясь на чем свет стоит.
Из барака раздался издевательский замогильный хохот.
Мужчина сплюнул, увидел меня, и на его красивом лице отразилось удивление:
– Клянусь всеми святынями нашего мира, я не верю, что это ты!
– Привет, Львенок, – сказал я. – Что ты сделал со своими волосами?
Его светлые волосы были гораздо короче, чем прежде. Хвост достигал всего лишь середины лопаток. Он скривился, словно я потоптался на его любимой мозоли:
– Помнишь ту озерную ведьму, которую ты видел в Кобнэке? Мы немного повздорили, когда под утро добрались до ее очаровательного домика.
– Злить ведьму? Ты с ума сошел, – сочувственно произнес я, так как имел некоторый опыт общения с некими ведьмами. – Она могла устроить нечто и похуже.
– Что может быть хуже?! – не согласился он.
– И какую же бестактность ты ей сказал?
– Никакой. Ей просто не понравилось, что я был любезен с Асфир.
– У-у-у… – протянул я, вспомнив черноглазую красотку. – Я начинаю понимать озерную ведьму. Гьйендайвье сцапала тебя, да?
– Конечно нет! Мы просто поговорили! – решительно заявил Вильгельм, хотя я сомневался, что Львенок с его темпераментом ограничился одними лишь разговорами. – В общем, мы повздорили, и она отчекрыжила мне волосы. До сих пор не растут.
– Советую тебе найти ее и извиниться.
– После того, как она нашла засос Асфир на моей шее? Не думаю, что это поможет, – огорченно буркнул он. – Мне кажется, что к ее озеру теперь вообще лучше близко не подходить.
Из амбара вновь донесся хохот.
– Кто у тебя там? – Я посмотрел в темный провал распахнутой двери.
– Проказник. Ненавижу их. Никогда не мог с ними справиться с первого раза! Так ты не ответил, что тут делаешь?
Львенок явно не горел особым желанием лезть внутрь.
– Мне сказали, в Дерфельде умер страж, и попросили кое-что проверить.
– Я по той же причине. – Он отряхнул колени. – Прошло чуть больше месяца с Ночи ведьм, а кажется – целая вечность. Ты в курсе, что Гертруда стала магистром?
– Да, – ответил я тоном «не желаю это обсуждать».
– Понимаю тебя, приятель. В любом случае у нее все хорошо, если тебе это интересно.
– Ты ее видел?
– Как раз еду из Арденау обратно в Литавию. Вот, решил немного пополнить кошелек перед долгой дорогой. – Он кивнул на амбар.
– Тебе помочь? – Я помнил, что страж терпеть не может это племя душ еще со школьной скамьи.
Львенок помялся для вида и сказал:
– Будь это даже окулл, я бы не просил, но проказники для меня худшее, что только может быть. Знал бы, с кем столкнусь, оставил бы его в покое.
– Ну и оставь, – лениво ответил я.
Проказники хоть и считаются темными, но обычно редко причиняют вред окружающим. Ну, разумеется, кроме пары-тройки невинных шуток в день.
– Денежки уже получены, деваться некуда.
– Тогда пошли, – принял решение я, вынимая клинок.
В амбаре пахло сыростью и холодом. Помещение было совершенно пустым, снаружи, сквозь дырявые доски, проникали тонкие ниточки солнечных лучей, и слышался гул реки.
Наверх вела приставная лестница, я хотел к ней подойти, но Львенок схватил меня за рукав:
– Даже не думай. Уверен, что последняя ступень обвалится, и ты загремишь вниз. Шутка вполне в стиле этой твари.
Я пожал плечами и долбанул в потолок подходящей фигурой. В следующее мгновение оглушенный проказник, больше похожий на лохматого бобра с человеческими руками, пролетел сквозь потолок и рухнул на пол, пуская из зубастого рта чернильные мыльные пузыри.
– О таком варианте я не догадался, – с сожалением произнес Львенок. – Не возражаешь, если его прикончу?
– Валяй, – пожал я плечами.
Он двинулся к оглушенной душе, а я отмахнулся от одного из парящих по помещению пузырей. Тот беззвучно лопнул, и я с удивлением уставился на свои пальцы, оставшиеся абсолютно чистыми. Шутка не в обычаях души, которая бы страшно радовалась, что я месяц не могу отмыть от чернил изгаженные руки.
– Это не проказник! – заорал я.
Львенок, всегда быстро соображавший, когда дело касалось общения с душами, ловко отскочил в сторону, рассекая воздух кинжалом крест-накрест, благодаря чему метнувшееся к нему тяжелое тело врезалось в преграду так, что из фигуры во все стороны брызнуло бесцветное пламя, словно сок из раздавленного апельсина.
Я уже почти активировал знак, но меня подхватила волна ледяного воздуха и крепко приложила о стенку амбара, так, что лопнули гнилые доски. Я упал, и пока Вильгельм устраивал с душой пляски, запустил руку во внутренний карман куртки. Дыхание перехватило, ребра ныли, я слышал рев «проказника» и чувствовал, как Львенок создает фигуру за фигурой, ослабляя стремительный натиск противника, пытавшегося до меня добраться.
Не глядя, я выгреб из кармана три золотых флорина, подбросил их в воздух, сплетая вокруг них свой дар, пока монеты не раскалились добела, обратив золото в чистый свет.
– Готов! – предупредил я Вильгельма.
Он отступил в сторону, разваливая кинжалом созданные им преграды. Душа с утробным рыком просилась в брешь, и я загнал вертящиеся у меня над головой монеты ей в глотку. Она поперхнулась, отшатнулась, и угодила под знак Львенка, выжегший почти всю ее суть. Ослепшая, оглохшая, потерявшая большую часть своих сил, душа все еще пыталась дотянуться до стража, так что я не стал ждать, когда она вновь подкачается силой, и завершил дело, воткнув в нее кинжал. Она перетекла в клинок, оставив мне в награду звон в ушах и легкую тошноту.
– Уф. – Вильгельм вытер рукавом лоб. – Вот это разминка. Одна из форм перевертыша, как я понимаю.
– Совершенно верно. Ловко он корчил из себя недотрогу, едва нас не обманул. Обычно стражи проказников не гоняют, думал, что и его мы оставим в покое. Если бы не твои принципы, я бы так и поступил.
– Иногда полезно брать деньги вперед, – пробормотал он. – Спасибо, старик. Твоя помощь оказалась очень кстати. В одиночку мне пришлось бы с ним повозиться.
Я решил не быть скромным и сказал:
– Тогда гони три дуката в компенсацию тех флоринов, что мне пришлось потерять.
– Не вопрос, – сказал он, отсчитывая монеты. – Здесь пять. Ровно половина от заработка.
– Возьму только три. – Я забрал с его ладони золотые кругляши, и он не стал настаивать. – Ванилью в амбаре не пахнет, значит, перевертыш появился здесь недавно. Зимой они впадают в неактивное состояние. Вполне удобная берлога, чтобы дождаться весны, а затем ползти питаться в город. А стать проказником – хорошая защитная реакция.
– Ну да. Какой страж будет терять время на пустого шутника? К тому же за них редко кто платит.
– Ну, только если за деловые переговоры не берешься ты, – усмехнулся я. – Сколько тебя помню, всегда умел выжать из городских властей гораздо более высокую цену, чем другие.
– У каждого есть свои маленькие таланты, – вернул мне усмешку Львенок. – Надо отметить встречу и удачное дельце. Где ты остановился?
– В «Скользком Льду».
– Ну, до тебя ближе, чем до меня. Значит, ты приглашаешь.
На постоялом дворе он заказал бутылку крепленого вина, на мой взгляд, слишком сладкого для того, чтобы получить удовольствие. Впрочем, я не спорил. Мне было ровным счетом все равно, что пить, особенно после того, как хозяин сказал, что молоко, которое я у него попросил, скисает уже третий день.
Проповедник и Пугало торчали в комнате, собираясь сыграть в очередную партию «Королевской милости». Замызганные игральные карты, примитивно нарисованные картинки которых давно выцвели, они добыли в какой-то ночлежке и, не спрашивая моего разрешения, кинули мне в саквояж. Это произошло где-то недели две назад, когда я возвращался с севера, но заметил я их лишь недавно, после того, как эти умники начали резаться в азартные игры, не во время моего сна, а при свете дня.
Проповедник, который практически не обладал умением взаимодействовать с материальными объектами, прилагал множество усилий, чтобы удерживать карты в руках, и страшно завидовал Пугалу, которое могло хоть пасьянсы раскладывать.
– Здорово, Проповедник, – сказал Вильгельм. – Идет карта?
– Не твоими стараниями, – проворчала душа, показывая тем, что игра далека от идеала.
Львенок глянул на Пугало, но никакой бурной реакции не проявил. Лишь кивнул одушевленному, и то, после недолгого колебания, склонило башку в соломенной шляпе в ответном поклоне, продолжая идиотски улыбаться. Оно было в ударе и счастливо, что вновь оставляет Проповедника, который раньше кичился своим умением играть, в дураках.
Львенок подвинул стул, сел рядом с Пугалом, откупорил бутылку:
– Где у тебя стаканы?
– Были тут, – озадаченно произнес я, оглядывая комнату.
– А мы вот так! – улыбнулся Проповедник, покрывая расклад соперника. – Пугало убрало их к тебе в саквояж. Они на столе мешали.
– Вы, ребята, дождетесь, что меня из-за вас перестанут пускать в приличное общество, – покачал я головой. – Только славы мелкого воришки мне не хватало.
Я вытащил стаканы, поставил перед Львенком. Он разлил вино и объявил:
– Пожалуй, я перееду на этот постоялый двор. Здесь веселее.
– Милости просим. – Проповедник почти закончил партию, тогда как у Пугала на руках оставалось еще шесть карт.
– Именно поэтому ты шептался со служанкой внизу? – усмехнулся я.
– Чего время терять? – невозмутимо ответил он, откинувшись на стуле и заглядывая в карты Пугалу.
Оно возмущенно отпрянуло, пряча от чужого взгляда картинки, и стало выкладывать их на стол одну за одной, в порядке возрастания, вколачивая гвозди в гроб победы Проповедника. Тот выругался, выбросил свою оставшуюся карту и буркнул:
– Тасуй, еще раз.
– Проваливайте на подоконник, – велел я им. – У нас серьезный разговор.
Пугало беспрекословно послушалось, Проповедник, стеная, поплелся за ним.
– Интересный у тебя новый приятель, – отметил Львенок. – За встречу. Чтобы она была не последней, а друг всегда мог подставить плечо.
Стукнув стаканами, мы выпили вина, казалось впитавшего в себя всю прелесть раскаленного летнего дня.
– Новости из Арденау есть? – спросил я.
– Нет, все как обычно. Разве что Орден перестал наседать, и магистры вздохнули с некоторым облегчением. Законники за последнее время несколько утратили влияние на севере и востоке, хотя запад и юг их поддерживают. Ну, еще говорят, что нынешний выпуск из школы будет очень сильным. Мол, надежда Братства, новое поколение, гораздо более прогрессивное и послушное, чем некоторые из прежних учеников.
Он отсалютовал стаканом.
– Мне кажется, что с этим выпуском будет та же история, что и со всеми остальными. Шестеро из десяти не переживут первого года службы, а еще один умрет в следующие три года.
– Вполне возможно, что и так. Но магистры полны оптимизма, впрочем, крайне нездорового. – Львенок опрокинул вино в глотку, налил еще. – Ты знаешь, что Карл пропал?
Я нахмурился, показав ему рукой, чтобы продолжал рассказывать.
– Не явился на встречу, как этого требовал совет. С середины октября как сквозь землю провалился. В последний раз его видели в Фирвальдене, и, судя по всему, он страну не покидал.
– Есть догадки, что могло случиться?
Вильгельм развел руками, покосившись на карточных игроков:
– Дороги год от года опаснее. В городах ночью орудуют душегубы. Везде полно иных существ, половина из которых никогда не была дружна с людьми. Ведьм и колдунов я вообще не упоминаю. Еще Орден. Еще личные враги. Ну и нечисть, разумеется, никогда не успокаивается. Выбирай любой вариант, любую причину. Возможно, его просто что-то задержало, со мной такое бывало. А может, свалился с лошади и свернул себе шею или нарвался на кровавый буран. В любом случае я желаю старине Карлу удачи, хотя слышал, что между вами были какие-то трения.
– Надеюсь, что он выберется, – ответил я, не желая заострять внимание на эпизоде с Хартвигом.
– Нам только и остается, что уповать на надежду и собственный опыт, Синеглазый. Кстати говоря, я сказал той служанке, что ты мой брат, и разузнал, нет ли у нее такой же очаровательной сестрички, – подмигнул он мне.
– Отличная смена темы, – оценил я. – Давай вернемся к служанкам после того, как ты расскажешь мне о погибшем страже.
Львенок тут же приуныл, покачал стакан, глядя, как вино плещется по стенкам.
– Совсем мальчишка, выпустился в позапрошлом году, куратором была Аглая. Я видел тело перед похоронами, едва смог его узнать. Не знаю, что заставило его прыгнуть.
– Тоже считаешь, что это самоубийство?
Вильгельм пожал плечами:
– Сперва предполагал, что это невозможно, затем, хорошенько расспросив людей, видевших парня, уже ни в чем не был уверен. Впрочем, нет. В одном я точно убежден – души здесь ни при чем. Я нарисовал на проклятом мосту фигуру памяти, никаких темных там не появлялось черт знает сколько времени.
– Не думал над тем, что его могли убить?
– Конечно, думал, Людвиг. Но страж в городе был недолго, с рутинной проверкой. Никаких ссор, драк и прочего не затевал. Во всяком случае, громких. Возможно, дело не в мести или кровных обидах.
– Ограбление?
– Кошелек был при нем. Мне кажется, парню, действительно, надоело жить. Ты же знаешь, не все выдерживают нашу работу.
– Таких отсеивают на первом этапе, в самом начале обучения. Они не становятся стражами и уж тем более не проходят выпускных испытаний.
– Ну, всегда есть вероятность ошибки.
– Господи Иисусе! Чтобы пекло поглотило тебя вместе с шляпой! Как, забери тебя все легионы демонов, ты это делаешь?! – вскричал Проповедник, в очередной раз проиграв Пугалу.
Мы на их возню не обратили внимания:
– Что бы ни случилось, узнать это будет сложно, – продолжил Львенок. – Те, кто видел парня, рассказывали мне, что в первый день он шатался по городу и окрестностям без всякого дела. Так они полагают. Думаю, он проверял улицы на присутствие темных. Остановился на том же постоялом дворе, что и я. Хозяйка вспомнила, что за день до смерти он показался ей каким-то странным.
– В смысле?
– Вел себя не так, как раньше. Был нервным и возбужденным. Отказался от завтрака, только попросил молока, но пить не стал, лишь посмотрел. Взял со стола солонку и ушел. На ночь не вернулся, а на следующее утро его нашли под мостом.
– Ты туда не ходил?
– Хотел сегодня, но, как видишь, пришлось возиться с душой. Теперь идти уже поздно. До темноты вернуться не успеем, а дорога там, надо сказать, не самая хорошая.
– Завтра я хочу туда сходить. Составишь мне компанию?
– Не вопрос. Хотя не думаю, что мы найдем там хоть что-то, но проверить надо, не спорю. Хотя бы для собственного спокойствия. Эй, ребята. Третий игрок вам не помешает?
– Мне все равно, – изрек Проповедник, следя за руками Пугала, тасующего карты. – Если оно не возражает.
Пугало не возражало.
– Давайте за стол. На что играете?
– На твою жизнь, – замогильным голосом сказал Проповедник. – На что мы можем играть, страж? Ты разве видишь у нас гору флоринов? На интерес. Хочу выиграть у этого жулика и не понимаю, как он так хитро мухлюет.
Вильгельм улыбнулся и сгреб розданные ему карты, а я завалился на кровать и, глядя в обитый деревом потолок, думал, что могло случиться с молодым стражем в таком уютном и спокойном городе, как Дерфельд.

Следующий день оказался еще более холодным и промозглым, чем предыдущий, хотя снега было все так же мало. Тонкая белая пыль едва покрывала каменистую, бегущую на спуск дорогу, лежала на ветвях деревьев, острых булыжниках и крутых склонах то ли больших холмов, то ли маленьких гор. Мы шли быстро, стараясь не мешкать и держаться поближе к скалам, а не к краю пропасти, на дне которой гудела река.
В первое время, особенно когда мы только оказались за городской чертой, было зябко, и я порадовался, что купил у хозяйки постоялого двора шерстяной шарф. Впрочем, благодаря быстрой ходьбе я согрелся так, что стало даже жарко. Львенок шагал впереди, и как всегда это было с ним с утра, выглядел хмурым и неприветливым. Половину ночи он резался в карты с душами и поэтому не слишком хорошо выспался. К тому же Пугало разгромило соперников в пух и прах, без труда сведя на нет все их заговоры и коалиции.
Оно ушло, когда еще не рассвело, как всегда никому ничего не сказав и не оставив обратного адреса, в который раз проявив самостоятельность. Перед тем как отправиться в дорогу, Львенок показал Проповеднику пару карточных фокусов, и тот безапелляционно заявил, что сегодня нам придется справляться без его участия.
У старого пеликана появился новый бзик – обыграть Пугало во что бы то ни стало. Он не мог думать больше ни о чем другом.
Спустя час ходьбы дорога сузилась до неприличных размеров, да к тому же стала из рук вон плохой. Дураку ясно – ездили здесь в последний раз во времена столь отдаленные, что даже Крестовые походы в земли хагжитов по сравнению с ними – события совсем недавние.
– Нам туда, – сказал Львенок, подойдя к краю пропасти.
Я заглянул вниз:
– Издеваешься?
– Ничуть. Дорога ведет в деревню, где летом устраивают пасеки. А нам вниз, по этой тропе.
– Ты очень снисходителен к ней, раз называешь столь странный путь таким громким именем, как тропа, – с иронией произнес я. – Для него даже «ниточка» звучит внушительно.
– Ты куда? – спросил Вильгельм.
– Срублю деревце. Нужна хорошая палка. Я не собираюсь скакать по козьему маршруту без надежной опоры.
Как я и думал, палка пригодилась и за время долгого спуска несколько раз выручила меня, не позволив упасть. Львенок, шедший сразу за мной, то и дело чертыхался. Когда мы оказались внизу, на каменистом берегу реки, я задрал голову, глядя туда, откуда мы пришли. Хорошо, что с нами не увязался Проповедник. Вот уж кто бы ныл, не переставая.
Львенок снял перчатки, засунул их за пояс, на котором кроме кинжала висело излюбленное оружие наемных рот всех стран – короткая ровалийская шпага[47] с закрытой гардой.
– Теперь, судя по рассказам местных, нам надо вон туда, вверх по течению.
Еще двадцать минут пути нам на головы падал мелкий снежок, после превратившийся в сильную порошу, стихшую так же быстро, как и началась. Мы вошли в узкое ущелье с высокими отвесными склонами. Влажное и туманное, где некуда была деться от эха, рожденного рокотом несущейся вниз реки. Из-за витавшей здесь влаги, оседающей на камнях и скалах, кругом были ледяные наросты и сосульки, словно мы оказались в середине зимы где-то далеко на севере. Особенно меня поразили немногочисленные деревья – их ветви были скованы льдом, словно рыцари, одевшиеся в мощную броню.
Впереди из туманного марева появились косы срывающегося со скалы белопенного водопада. Он каждое мгновение извергал массу воды, которая тремя беснующимися гребнями врезалась в и без того неспокойную реку.
Я понял, что мы на месте, задрал голову, но едва смог различить тонкую ниточку Чертова моста, так велико было до него расстояние.
– Ты глянь, кто здесь, – привлек мое внимание Львенок.
– Почему-то я ни минуты не сомневался, что мы с ним встретимся. Оно любит загадки даже больше, чем ты.
Пугало, затянутое в порядком изношенный офицерский мундир времен князя Георга, стояло к нам спиной, не двигаясь. Оно казалось странным памятником, изваянием, гротескной фигурой, посвященной одновременно нелепости и жутковатому страху.
– Эй! – окликнул я его.
Оно неохотно повернуло «лицо» в мою сторону и поманило нас к себе.
– Что-то нашло? – полюбопытствовал я.
Пугало молча указало серпом перед собой. Львенок, несмотря на свою кажущуюся беспечность, не стал наклоняться вперед, явно опасаясь, что серп отчекрыжит ему голову. Я же, как человек менее рассудительный, когда дело касается тех, кто меня окружает, склонился и сразу увидел обильные следы крови.
Легкий запах, исходивший от этого места, был столь неуловим, что я не придал ему никакого значения, хотя какая-то мысль попыталась зацепиться за ощущение. Но ей не дали никаких шансов – меня окликнул Вильгельм:
– Людвиг, иди, посмотри. Как говорила Рози, царство ей небесное, похоже, мы нашли искомую точку – и вся история началась здесь.
– Что это? – спросил я у него, изучив найденное.
Львенок пожал плечами:
– Черт его знает. А на что, по-твоему, похоже?
– На каракули, – не раздумывая, ответил я. – На паршивые бесформенные каракули.
Пугало, выглядывающее из-за спины Львенка, кивнуло, подтверждая мои слова. На большом плоском камне виднелись следы неестественных бурых потеков.
– У тебя слишком скудное воображение. Лично я вижу гротескную даму из породы блудниц верхом на сороконожке или… курице.
– Избавь меня бог от такого воображения, – проворчал я, присаживаясь на корточки перед странным «рисунком». – Это точно не магия или колдовство. Никаких всплесков или остаточных явлений. Что думаешь ты?
Он проводил взглядом отправившееся к водопаду Пугало, цокнул языком:
– Да, это не магия, здесь ты прав. Это не воск. И точно не сажа, иначе бы из-за снега она давно размазалась. – Львенок провел пальцем поперек одной из линий. – И не кровь. Странный состав. А какова вероятность, что эта штука не имеет никакого отношения к гибели стража?
– Не знаю… И вряд ли смогу узнать.
Я еще раз обошел каменистую площадку возле речного берега. Пугало каким-то неподдающимся разумному объяснению способом перебралось на ту сторону и теперь торчало в водопаде, разумеется, совершенно не намокая. Затем оно и вовсе пропало из глаз, скрывшись за белой стеной, в ледяных брызгах ревущей стихии.
Я вновь вернулся мыслями к разводам на камне. Странно и слишком заметно, чтобы на них не обратили внимания. Знак? Подсказка? Но кто его оставил? Ведь не страж же, упавший с небес. После такого приземления на острые камни не то что оставлять подсказки, даже «аминь» не успеешь сказать.
Двоих, появившихся оттуда же, откуда совсем недавно пришли мы, я увидел сразу. Они вынырнули из туманной хмари, следом за мелкими снежинками, не устающими падать сверху, и двигались друг за другом, без спешки и торопливости, но и не медля.
Я тихо свистнул, привлекая внимание Львенка к неожиданным гостям, и тот тут же положил правую руку на рукоять оружия.
– Клирики, – заметил он, когда я встал рядом, разглядывая приближающихся мужчин.
– Это совершенно не значит, что опасность миновала, – сказал я, и мы оба понимающе хмыкнули.
Первый мужчина был выше меня на голову и гораздо мощнее, что говорило о нем как о настоящем великане. Его иссиня-черный монашеский плащ из отличной овечьей шерсти, теплый и просторный, подпоясывал ярко-алый пояс, на котором висел меч в сафьяновых ножнах и с гардой, выполненной из скованных между собою колец. В мече было что-то не так, возможно в нем находился одушевленный, но я не успел разобраться.
– Каликвец,[48] – произнес Львенок. – Эти-то что здесь забыли?
Голова у монаха была непокрыта, так что я легко рассмотрел его округлое, добродушное, гладковыбритое лицо. Тонкие брови и оттопыренные уши придавали ему несколько смешной и наивный вид, но вот взгляд близко посаженных карих глаз говорил о том, что парень не так прост, как хочет казаться. К тому же его комплекция, помноженная на физическую мощь, и клинок говорили сами за себя.
Второй носил серый плащ пилигрима, наброшенный поверх теплой куртки, и узнал я его лишь вблизи, когда смог разглядеть лицо под низко надвинутым капюшоном. Пес Господень из Виона, с которым мы перекинулись парой слов в славном замке Кобнэк во время столь памятной мне Ночи ведьм.
– А, мастер ван Нормайенн, – сказал инквизитор, останавливаясь напротив нас. – Так и думал, что найду вас здесь.
– Ваша осведомленность не перестает меня поражать, – сухо ответил я, не собираясь интересоваться, откуда он узнал о моем присутствии в Дерфельде.
– Издержки моей работы, – улыбнулся молодой клирик. – Это брат Курвус из монастыря Дорч-ган-Тойнн, что по милости Божьей и в силу своей службы оказал мне честь путешествовать вместе.
Высоченный монах кивнул, и на его губах появилась улыбка.
– Это господин Вильгельм дер Клюр, – представил я стража, наконец-то отпустившего рукоять ровалийской шпаги. – А это…
– Отец Март. – Пес Господень улыбнулся, заполняя паузу, наконец-то назвав свое имя. – Я рад встретить двух Божьих слуг в столь скорбном месте. Мои искренние соболезнования из-за смерти вашего друга.
– Неужели Церковь заинтересовала эта случайность? – произнес Львенок. – Какое дело инквизиции и боевому монашескому ордену до того, что касается стражей?
– Я осмотрюсь, святой отец, – негромко сказал брат Курвус и, дождавшись кивка, стал придирчиво изучать каждый камень.
– Не любите священников? – прищурился клирик.
– Люблю, но только достойных.
– Спасибо за честный ответ, страж. Не думал, что мы с вами так похожи. Я тоже, представьте себе, не жалую тех из моей братии, кто… слишком сильно грешит. Это вредит вере, а значит и спасению души. Мы стараемся отправлять таких священнослужителей в монастыри. Молитвы, вода, хлеб и работа прекрасно исправляют заблудших и вызывают их искреннее раскаяние.
– Мы нисколько не сомневаемся, что Церковь ведет нас из мерзкого прошлого, сквозь скверное настоящее в светлое будущее, за что ей и ее слугам честь и хвала, но вы ловко уклонились от ответа, святой отец. – Львенок не дал себя смутить. – Почему вас так интересует гибель стража?
– Есть кое-какие вещи, которые меня беспокоят, только и всего, – пожал плечами священник.
Он заметил, что я хочу уточнить кое-что об этих вещах, и, опередив меня, сказал:
– Позвольте мне пока ничего не говорить, господин ван Нормайенн. Обещаю вам, что как только ситуация прояснится, вы узнаете об этом первыми.
Львенок выглядел недовольным, но я не стал настаивать:
– Надеюсь, вы добудете больше сведений, чем мы. У нас пока никаких зацепок.
– Мы можем объединить усилия, – неожиданно предложил инквизитор.
– Согласитесь, святой отец, это сделать довольно сложно, особенно когда вы не спешите делиться информацией, – мягко сказал я ему, и Львенок поддержал меня сердитым кивком.
– Я не люблю обвинять кого бы то ни было, не имея на руках фактов, – ответил отец Март. – Любые мои слова сейчас – всего лишь домыслы, не имеющие под собой никакой основы, кроме пустых и бесполезных догадок. Если я ошибаюсь, то отправлю вас по ложному следу, и тогда эта тайна так и останется тайной. Думаю, ни я, ни вы этого не хотите. Мне, как и вам, важна истина. И вечером, если мои размышления найдут подтверждение, я готов поделиться с вами тем, что у меня есть.
– Идет, – согласился я, понимая, что не каждый день с тобой сотрудничает инквизиция.
У Псов Господних свои рычаги и свои способы получать информацию. Такого количества осведомителей, стукачей и шпионов нет даже у князей и королей. Так что вполне вероятно, они знают гораздо больше нашего.
– Что мы должны делать? – спросил Вильгельм.
– Узнать, где бывал и с кем говорил ваш друг в первый день своего приезда в город. Начните с художника.
– Того, который нашел тело? Они что, были знакомы?
– Разумеется. Художник его брат.
Мы с Львенком ошеломленно переглянулись. Никто в Дерфельде об этом даже не заикнулся.
– Я найду вас, когда закончу осматривать место смерти и поговорю с верными инквизиции людьми. Возможно, они знают какие-то подробности. – Отец Март накинул на голову капюшон.
– Вы видели камень? – спросил у нас подошедший монах и обернулся к инквизитору: – Там начертан символ Алгола.[49]
– Видели, но не знали, что это символ звезды Сатаны, – сказал я, стараясь вспомнить все, что мог слышать об этой звездочке.
– Его упрощенный вариант, впрочем, не менее сильный, чем истинная формула. – Брат Курвус не выказал удивления, что я немного понимаю в астрономии.
– Здесь замешано колдовство? – спросил Львенок и дождался небрежного кивка инквизитора:
– Я почти уверен в этом, хотя никаких следов его проявления нет. Кроме тела стража и символа.
– Обычно ведьмы скрывают следы ворожбы, – задумчиво произнес я. – Они не оставляют знаков на видном месте, так, чтобы каждый любопытный обратил на их труд внимание. После ритуалов все уничтожается.
– Именно это меня и смущает, поэтому я не желаю спешить, – сказал отец Март, убирая руки в рукава плаща. – Сейчас у меня есть четкий след, оставленный домашний адрес, но, боюсь, если идти по нему, мы окажемся совсем не там, где хотим оказаться.
– Считаете, что кто-то хочет направить вас по ложному пути, святой отец? – Я посмотрел в сторону водопада, но Пугало так и не объявилось.
– Некоторые порой именно так и поступают.
– А вы не думали о том, что рисунок остался из-за банальной небрежности? – проронил Львенок. – Такое ведь тоже случается.
– Случается, но не в этот раз, – ответил за инквизитора монах.
Чем «этот» раз отличается от «не этого», он объяснить не потрудился.
– Давайте не будем гадать, друзья мои. Встретимся через час после комплеты и обсудим, что успели узнать за день. Да хранит вас Господь, стражи.
За неимением выбора мы пошли прочь. Вскоре ущелье повернуло. Чертов мост, водопад и клирики скрылись в промозглой туманной дымке, и Вильгельм спросил:
– Ты знаком с отцом Мартом?
– Мы познакомились в Вионе, он мне тогда здорово помог.
– Я слышал о нем. Отец Март, Пес Господень, из клириков, имеющих доступ к Папе и действующий с разрешения коллегии кардиналов. Божий воин, наделенный серьезными полномочиями. Епископы на местах должны оказывать ему всяческую поддержку, несмотря на его невысокий сан. То же касается местных правителей. Его прозвали Молотом Ведьм.
– Судя по всему, монах, путешествующий с ним, является наковальней, – нерадостно пошутил я. – Не хотел бы я оказаться между ними во время удара. Отец Март обладает мощной церковной магией, я видел, на что он способен. Можно сказать, почувствовал это на собственной шкуре. Где ты о нем слышал?
– Ходили слухи. В какой-то степени он очень похож на нас – выполняет грязную работу, мотаясь по городам и трактам. Ловит нечисть, изгоняет бесов, сжигает ведьм. Все они очень любят сжигать ведьм.
В школе ходили слухи, будто мать Львенка была ведьмой, и ее сожгли после скорого и безжалостного суда инквизиции. Так что я могу понять, почему он не испытывает особого восторга от отца Марта, хотя и старается держаться в рамках приличий.
– Ты ему доверяешь? – поинтересовался он.
– Как и любому малознакомому человеку. Ну, возможно, чуть больше из-за его помощи в Вионе. А что?
– Пес Господень заинтересовался смертью стража. Как говаривал старина Ганс, мир его праху, это заставляет шерсть на моем затылке вставать дыбом. Во что влез мальчишка, раз сюда примчалась инквизиция?
– Будь я чуть наивнее, без труда поверил бы в подобное совпадение, – произнес я. – Могу сказать лишь одно – малыш наткнулся на нечто действительно серьезное, раз такое закрутилось.
– Символ Алгола несет в себе много тайных смыслов. Рисунок звезды Сатаны используют для наведения сильной порчи. Это основа достаточно мощного колдовства. Разумеется, самого темного.
– Я в курсе, Львенок. Значит, надо перекинуться парой слов с ведьмой, прежде чем до нее доберется инквизиция.
– Ха! – Он пнул подвернувшийся под ноги камушек. – Ты большой оптимист, Людвиг. Найти ведьму или колдуна в таком городе, это все равно, как если бы я…
– Не мели ерунды, – бросил я ему. – Не все ведьмы прячутся, и не всех ведьм сжигают. В Фрингбоу смотрят сквозь пальцы на тех, кого предпочитают называть знахарками. Разумеется, до той поры пока не начинает болеть скотина, умирать дети и скисать молоко…
Я в задумчивости остановился.
– В чем дело, Людвиг? – Он увидел мое озадаченное лицо.
– Назови мне причины скисания молока.
– Конечно же ты спрашиваешь не о естественных причинах, вроде того как выставить его на солнце?
– Верно. Скажи, что тебе приходит в голову?
– Ведьмины происки, – пожал он плечами. – Темное колдовство может дать такой эффект, особенно если заклинания пахнут дегтем.
– Верно, но это происходит, лишь когда колдовство творится рядом. Сейчас меня интересуют случаи отдаленного воздействия.
– Нечисть, – уверенно сказал Львенок. – Очень серьезная нечисть. От такой киснет не только молоко, но и мозги тех, кто слишком падок на искушения. Чтоб меня черти взяли! – Его тоже осенило. – Вчера ты просил молока, но оно было скисшее! А этот мальчик тоже заказал кружку молока, но даже к нему не притронулся! И теперь я знаю почему!
– Оно скисло, как и мое, – подтвердил я его догадку. – А это означает, что проблемы если и не во всем Дерфельде, то в большей его части.
– Скорее там, где прошла нечисть, – уточнил Львенок.
– Это должно быть нечто серьезное, раз творится такое.
– Необязательно, – не согласился он. – Нет иных предвестников. Ни стай воробьев, ни пламени, ни запахов, ни безумия людей. Возможно, это какая-то гнусь, практически не оказывающая влияния на окружающий мир.
– До поры до времени. Тебе ли не знать, что предвестники могут появляться со временем.
Мы начали подъем по скользкой тропе и теперь шли молча, размышляя. Поднявшись наверх, я отдышался, перевел дух и озвучил мучающую меня мысль:
– Раз инквизитор здесь, значит, нечисть не мелкая, Львенок. И мы приходим к самым важным вопросам: что это такое, и как оно появилось?
– Черт, бес, возможно – крайне сильный колдун, быть может… демон.
– Последнее вряд ли. Иначе бы в город приехал не один Пес Господень, а целая армия. На счастье людей, демоны крайне редко вылезают из ада, предпочитая отправлять сюда своих подручных бесов.
– Все когда-нибудь случается.
Я хмыкнул:
– Тогда нам пора сматываться из города.
– Ты считаешь, что стража одолел обычный бес? – привел он контраргумент.
– Мы с тобой мыслим примитивно. Адских отродий не меньше, чем душ. Церковники создают по ним целые бестиарии и атласы, перечислив каждый легион адовых сил в шестистах томах. К сожалению, я не настолько подкован в этой области, чтобы рассуждать дальше известных каждому «черта» или «беса». Что до твоего вопроса, то мне кажется, с неопытным мальчишкой бес справится, особенно если тот не носит амулетов от одержимости. Чего уж проще, влезть в тело, заставить спрыгнуть и смыться. Что ты делаешь?
Львенок рылся в своей сумке. И вместо ответа показал мне медный амулет на шнурке, а потом надел его себе на шею:
– Не собираюсь прыгать откуда бы то ни было по чужой воле. Эта штука должна защитить. А у тебя есть что-нибудь?
– Кольцо от Гертруды.
– Ну и чудесно. Проведаем художника?
– Всенепременно. А после заглянем в гости к ведьме.
– Откуда ты знаешь, что в Дерфельде живет колдунья? – удивился он.
– Видел краем глаза. Мне кажется, она именно та, кем я ее считаю. Обычно люди такой профессии больше всех связаны с темной пакостью, из-за которой я не могу уже второй день выпить нормального молока.

Бургомистр без дела слонялся по центральной городской улице, слушая разговоры горожан и уныло вздыхая всякий раз, когда из здания магистрата выходил какой-нибудь чиновник. Увидев нас, душа оживилась и, подойдя, спросила:
– Узнали что-нибудь?
– Конечно, – с иронией ответил я ему. – Например, о том, что вы не все рассказали нам о художнике, который нашел тело.
– Что же я такого не рассказал? – удивленно захлопал глазами мертвый градоначальник.
– Он ближайший родственник стража, погибшего в вашем городе. Если быть точным, его брат.
– Какая ерунда! – вскричала душа. – Быть такого не может! Я бы знал.
– Никому не суждено знать все, – скучающим тоном произнес Львенок, наблюдая за тремя воробьями на карнизе.
Он искал очередные признаки присутствия нечистой силы, но птицы не собирались облегчать ему жизнь. Сидели, нахохлившись, порядком замерзшие, и плевать хотели на весь мир.
– Вас обманули! – продолжал упорствовать бургомистр.
– Святой официум? – резонно спросил я.
Вот тут он заткнулся и поскучнел, промямлив:
– Художник здесь живет лет двенадцать. Почти ни с кем не общается. Про брата он ни разу не заикался.
– Он все время проводит в городе? – Львенку наскучили воробьи, и теперь он наблюдал за горожанками.
Его взгляд выбирал исключительно молодых и исключительно смазливых.
– Каждый июнь уезжал на месяц. Говорил, к родственникам.
Июнь – самое свободное время для учащихся в Арденау. Ко многим приезжают семьи. Готов поспорить, что был среди них и безымянный художник.
– Где он живет?
– Я провожу, – вызвался бургомистр, но Львенок отрицательно покачал головой:
– Лучше мы сами дойдем.
Душа не обиделась или не показала вида, что обиделась:
– Ну и чудесно, тогда успею сходить на собрание. Вам прямо, за церковью свернете на рынок, пройдете через него и окажетесь на улице Пшенной, дугой уходящей к реке. Шестой дом справа, под фазаном.
– Эта душа тебя вытащила из дилижанса? – поинтересовался Львенок, когда мы миновали телегу, возле которой ругался возница с модным франтом в коротких дутых штанах, алом плаще и высокой шляпе по последней нарарской моде.
– А кто же еще?
– Достал меня позавчера. Требовал, чтобы я передал от него послание нынешнему бургомистру, мол, тот неправильно ведет себя с углежогами и впоследствии это скажется на росте цен. Насилу отвязался.
– Некоторые и после смерти остаются куда более деятельными, чем многие живые. Вот рынок.
Несмотря на холод, середину дня и понедельник, торговая площадь была полна народу. Рынок, не умещавшийся на ней, расползся на соседние улицы, заставив их торговыми лотками и палатками.
– Не зевай. – Львенок дернул меня за рукав. – Нам насквозь. Ориентируйся на флюгер часовой башни.
За те дни, что страж провел в Дерфельде, он хорошенько успел изучить город и, в отличие от меня, чувствовал себя здесь, как дома.
Мы шли сквозь толчею, мимо чесночных колбас, грудинки и окорока, кудахчущих кур, последних оранжевых тыкв в этом году, корзин с первыми сборами зимних яблок, коробок с луком, мешками с семечками и лотков вкусной сдобы.
– Молодые господа, булок не желаете? – Давешняя бойкая голубоглазая девчонка ослепительно улыбнулась нам, предлагая свой товар.
Львенок тут же расплылся в ответной улыбке, завязал с ней разговор и забыл бы свою булку с кунжутом, если бы я не сунул ее ему в лапу. Расплачиваться тоже пришлось мне, потому что Вильгельм уже назначал свидание, и столь мелкие вопросы, как деньги, его совершенно не волновали.
– Вы братья? – спросила девушка.
– Нет, – рассмеялся я, взяв рогалик и отказавшись от сдачи. – Это было бы слишком жестоко для наших родителей.
– Удивительно. Внешне вы очень похожи, – сказала продавщица.
– Нас часто считают братьями, – не стал отрицать Вильгельм. – Причем Людвига, как более хмурого, старшим.
– И вовсе он не хмурый, – не согласилась девчонка. – Вы давно в городе?
– Пару дней.
– По делам?
– Проездом, путешествуем, – сказал я, не желая вдаваться в подробности, и Львенок кивнул, подтверждая мои слова.
Мы поговорили еще несколько минут, а затем, когда приятеля начало заносить, я постарался быстро распрощаться и увести его.
– Ты чего? Ведь нормальная девчонка, – недоуменно нахмурился он.
– Не спорю. Она замечательная, но, зная тебя… ты достаточно быстро растреплешь ей, кто мы такие.
– И что в этом плохого, Людвиг?
– Я пуганый, Львенок. В последний раз, когда ты рассказал одной милашке, кем мы являемся, толпа едва не закидала нас камнями. Многие крошки любят сплетничать, а нам приходится отдуваться.
– Вспомнил дела десятилетней давности! – проворчал он. – Это ведь было в Прогансу, где стражей не очень-то жалуют.
– А когда та пятерка на постоялом дворе в Витильска нас едва не прирезала, после того как ты показал черноволосой красотке кинжал, чтобы она была чуть более благосклонна? Сплетни расходятся быстро. Я спокоен за таких, как мы, в некоторых странах, но Фрингбоу всегда была пороховой бочкой. Могут носить на руках, а могут и пальнуть из аркебузы. Предпочитаю не рисковать. Так что когда пойдешь к ней на свидание, будь добр, скажи, что ты герцог или Папа, но не надо упоминать стражей.
Он знал, что я говорю дело. Тогда, в Прогансу, метко брошенный камень едва не проломил мне череп, и Львенку вместе с Гансом пришлось уносить меня буквально на руках. В некоторых странах и городах проще соблюдать осторожность и не привлекать к себе лишнего внимания. Работать становится легче, и дверь на ночь не надо припирать передвинутым шкафом.
Конечно, иногда я сгущаю краски, но многие из нас погибли только потому, что обыватели почему-то решали, будто мы являемся источником всех их бед, раз видим недоступное их зрению.
Мы с Львенком, не сговариваясь, свернули в молочные ряды, оказавшиеся удивительно пустыми. Торговцев было всего двое, и они едва не дрались за немногочисленных покупателей.
– Чего желаете? – спросил у Львенка дородный дядька в белом переднике, повязанном поверх мехового полушубка.
– Кварту молока, – тут же ответил тот, явно собираясь до смерти упиться таким количеством.
– Нету, – поскучнел продавец. – Даже пинты не будет.
– Распродали? – «огорчился» я.
– Да какой там! – Молочник добавил несколько крепких словечек. – Свежее утром привез. Все скисло, как будто сглазил кто, вот только на конкурентов грешить нечего, у всех одно и то же. Ума не приложу, как такое случилось?
Он сетовал еще с минуту, прежде чем я небрежно поинтересовался:
– А вчера тоже скисло?
Этот невинный вопрос его очень обидел:
– Вы что же думаете, господа хорошие?! У меня товар некачественный?! Я тридцать лет торгую, а до меня отец и дядья на этом месте стояли, и никто из покупателей никогда не жаловался! В первый раз у меня такое!
Он потерял всякое желание с нами разговаривать, и мы ушли, вновь забравшись в толпу и вынырнув из нее возле городской часовой башни, справа от которой начиналась Пшенная улица.
– Значит, еще вчера здесь все было в порядке, – бросил мне Львенок, едва не наступив на шмыгнувшую у него под ногами кошку. – Зараза распространяется?
– Точнее гуляет по городу, проявляясь то здесь, то там. Кто-то прошел мимо, отчего молоко и прокисло.
– И ручаюсь, что он выглядел не слишком приметно, раз никто в городе не говорит о рогатом чудовище, изо рта которого хлещет бесовское пламя.
Шестой дом по улице, на стене которого висел знак – фазан, был разделен на две половины. В одной находилась небольшая забегаловка, которой как раз и принадлежал этот фазан, служивший вывеской и способом завлечения прохожих, в другой жили постояльцы.
Дверь нам открыла старуха не слишком приятной наружности, завернутая в теплое одеяло:
– Чего вам?
– К художнику, – сказал я.
– А-а-а… клиенты. Вижу, свезло наконец Нэлсу, раз хоть кто-то решил заказать ему мазню. Давно пора, он уже на неделю задержал плату за комнаты. Проходите, второй этаж, прямо по коридору. И стучите громче! Он когда работает, ничего не слышит.
Лестница под ногами скрипела, стонала и охала, словно вот-вот планировала отдать богу душу, прихватив с собой и нас. Наверху резко пахло растворителем, маслом и едкой водой, которую используют хагжиты для смешивания красок. Дверей было три, я постучал в ближайшую, но шаги раздались из-за соседней – она распахнулась, и на пороге появился невысокий седовласый человек с пропитым лицом и слезящимися глазами.
– Я знал, что рано или поздно вы придете, – сказал он нам с порога. – Заходите.
Эта комната явно была жилой – здесь не так сильно пахло красками, хотя в углах стояло несколько картин разной степени завершенности, тут же находилась невысокая кровать с ворохом одеял, несколько стульев, стол, под которым валялись пустые винные бутылки, и часы – их не заводили лет, наверное, пять. Стрелки были опутаны паутиной, впрочем, как и маятник.
– Не думал, что стражи объявятся так быстро. – Художник сел на кровать, жестом показав на стулья. – Извините за мой вид, но времена не слишком удачные. Вы расследуете смерть Марцина?
– Пытаемся понять, что произошло, – уклончиво ответил Львенок.
Я предоставил ему вести беседу, а сам разглядывал картины. Почти на всех был изображен водопад, еще на двух – Чертов мост, а на остальных столь незначительные наброски, что и говорить об этом нечего. Еще одно полотно, незаконченное, а может – наоборот, представляло из себя столь бесцельную трату масла и мазню синим и белым цветом, что впору было задуматься о душевном состоянии его создателя. Надо сказать честно, все увиденное меня не впечатлило. Скажу прямо, особого таланта у господина Нэлса не наблюдалось. Проповедник, будь у него желание, нарисовал бы не хуже.
– Может, хотите вина? – Художник достал из-под кровати на четверть полную бутылку дешевого красного пойла.
Мы дружно отказались.
– Представляете, его похоронили на неосвященной земле, за оградой, словно собаку, – с горечью сказал он. – Вы собираетесь что-нибудь предпринять по этому поводу?
– Стражи бессильны против церковных законов, если, конечно, мы не сможем доказать, что смерть вашего брата – не самоубийство, – ответил я. – Мы постараемся разобраться в ситуации, но у нас не хватает сведений. Вы можете нам помочь?
– Всем, чем смогу, – грустно произнес Нэлс, залпом осушив стакан и вытерев губы рукавом. – Я слишком хорошо знал Марцина, у него не было причин искать смерти.
– Как часто он к вам приезжал? – Львенок прислонился к стене, засунув руки в карманы.
– После выпуска – каждые полгода. Мы сочли, что наше родство следует сохранить в тайне, в городе никто ничего не знал.
– В последний свой приезд как он себя вел? О чем говорил?
– Как обычно шутил и просил меня перебраться через горы, на юг. Говорил, этот город и водопад убивают меня. Я слишком ими заворожен. Это правда, отрицать не буду. Марцин обещал помочь с деньгами, купить мне комнаты, но я отказался. Сказал, не хочу уезжать.
– Как он отреагировал?
– Как обычно – мы поссорились, он ушел, и больше живым я его не видел.
– На следующее утро вы его нашли?
– Нет. Я отправился к водопаду через день после ухода брата и…
Он махнул рукой и плеснул себе остатки вина.
– Получается, еще целый день он был где-то в городе, – сказал я, глядя, как Нэлс берется за табачную трубку. – У вас есть предположения, чем он мог заниматься и с кем говорить?
Это был именно тот день, когда, по словам хозяйки постоялого двора, страж вел себя странно. Соответственно все его поступки могли иметь ключевое значение для того, чтобы мы докопались до истины.
– Он говорил с госпожой Лиони. – Художник поднес зажженную лучину к трубке, и я увидел, что у пламени бледно-голубой цвет.
Львенок это тоже заметил и подался вперед. Нэлс, которому, в отличие от нас, было ровным счетом все равно, какой огонь пляшет на его табаке, глубоко затянулся и, словно дракон, выпустил из носа сизый дым.
– Госпожа Лиони – поклонница моего таланта. Я часто пишу для нее картины, не только водопад. Мы с ней полгода уже как добрые друзья, она часто приходит сюда. Сейчас я пишу по ее заказу вот это.
Он указал на бело-синюю мазню, но ни я, ни Вильгельм даже не стали спрашивать, что на картине изображено.
– Госпожа Лиони сама вам рассказала о встрече? – поинтересовался я.
– Ее дочь приходила утром, чтобы высказать мне свои соболезнования и узнать, как продвигается работа. Они встретили Марцина тем вечером, когда мы поругались. А затем, на следующий день – на рынке, в молочных рядах.
– Где мы можем найти этих женщин?
– На Садовой. Это недалеко отсюда, если двигаться в сторону Мельничной улицы. Ее дом возле аптеки «У аиста».
Мы проговорили с ним еще полчаса, но ничего путного больше не узнали. Когда, распрощавшись первым, я вышел в коридор, то увидел, что дверь мастерской приоткрыта, и там бродит Пугало, с тоскливым видом изучая стоящие на мольбертах картины. Как видно, не только мне было не по вкусу творчество мастера Нэлса. Лишь дама Лиони отчего-то возлюбила этого художника.
Вместе с Пугалом мы спустились по лестнице и дождались задержавшегося Львенка. Из-за короткого дня смеркалось быстро, солнце уже почти уползло за заснеженные горы, и людей на улицах стало меньше, зато патрулей ночной стражи – больше. Чем мне нравится Дерфельд, так это своей безопасностью. В некоторых районах спокойно можно ходить ночью и не бояться, что тебя обдерут, словно липку.
– Ну и как тебе? – спросил я у Вильгельма.
– Бездарность. Я такую картину не повесил бы даже в сарае, – озвучил он мои собственные мысли. – Видел пламя?
– Разумеется. Постоянный голубой оттенок говорит о том, что нечисть была в доме. Если страж, действительно, оказался одержимым, то это осталось от него. Подобный эффект длится до недели, иногда двух. Я не удивлен, что он спер солонку, но лучше бы у него был амулет.
– Он не мог быть одержимым, Людвиг, – не согласился Львенок. – Иначе бы на следующее утро его не встревожило прокисшее молоко в кружке, и он бы не побежал к молочным рядам. Кстати говоря, по словам продавца, с товаром все дни, кроме сегодняшнего, проблем не было.
Я кивнул, соглашаясь с его словами. Пугало, словно отражение, повторило мое движение.
– Надо навестить поклонницу искусств. Отсюда недалеко, – сказал Вильгельм.
– Нет, – не согласился я. – Первым делом – ведьма. Она должна знать обо всем этом гораздо больше, чем любительница живописи. К тому же я хочу опередить инквизитора.
– Колдунья подождет еще один час? Мы весь день на ногах, даже не позавтракали. Если честно, я страшно хочу жрать.
Мой живот трезвонил о том же, так что я дал себя уговорить. Львенок завел меня в приличное заведение, находящееся в сухом погребе в нескольких шагах от рынка. Мы заказали еду, с сожалением отказавшись от пива. Несмотря на наличие амулетов, не желали рисковать. Даже малейшие порции алкоголя ослабляют духовную защиту, и ворота для нечисти оказываются приглашающе распахнуты. Так что, если в этой истории замешан бес, самое время позаботиться о собственной безопасности.
Внимание Пугала привлекла огромная бочка нарарского хереса, встроенная прямо в барную стойку. Она была пузатой и такой дородной, что, казалось, занимает большую часть помещения. Пугало пару раз прошлось вдоль покатого бока, о чем-то размышляя. Затем вытащило серп и накорябало на бочке слово из трех огромных букв. Надо заметить, вполне материальное слово.
– Озорной тип, – без всяких эмоций оценил Львенок.
Хозяин заведения, как раз шедший от нас с заказом, увидел надпись, и его едва удар не хватил. Сейчас мы были его единственными клиентами, так что, кроме нас, написать это было некому, но он прекрасно помнил, что когда шел к нам, буквы отсутствовали, а никто из нас из-за стола не вставал.
Минуту мужчина тупо смотрел на буквы, надеясь, что они исчезнут, как армии хагжитские, смытые морем, защитившим народ пророка Моисея, но чудо не спешило прийти в эту обитель. Он бросил на нас косой взгляд и, бормоча, ушел на кухню.
– Убери это, – сказал я Пугалу. – Быстро.
Оно, довольное произведенным эффектом, не возражало, провело по надписи рукой, возвращая боку бочки его первоначальный вид, а затем уперлось на улицу.
– Пошло расписывать стены и заборы? – спросил у меня Львенок.
Я хмыкнул, что он расценил, как подтверждение своей теории. Через какое-то время принесли еду, и отвернувшийся от нас хозяин подвальчика снова увидел свою бочку.
Надо сказать, что эффект был даже почище прежнего. Бедняга превратился в соляной столб, словно грешник из проклятого богом города Садодда. Наконец, дар речи вернулся к нему, и он осторожно поинтересовался у нас, занятых поглощением баранины с тушеными овощами:
– Скажите, а что вы видите вон там?
– Бочку, – невозмутимо ответил Львенок, набив рот едой.
– А на бочке?
– Ничего.
– Ничего, – эхом повторил мужчина и уполз обратно на кухню.
– Оно вполне способно сводить людей с ума. Можешь взять это на вооружение, – подарил мне идею Вильгельм.
– Вот уж дудки. – Я торопился нанести визит ведьме и очистил тарелку гораздо быстрее товарища.
В подвальчик спустилась девушка в теплом кроличьем полушубке, пушистой шапке и очаровательных рукавицах. Не спрашивая разрешения, она бухнулась на свободный стул, сказав нам:
– Привет, мальчики. Как настроение?
Львенка вечно находят его девицы. Мне это, разумеется, до большой луны, но всегда забавно наблюдать за его озадаченной физиономией и тем, как он пытается вспомнить ее имя, где они встречались, и не собирается ли она запустить в него чем-нибудь тяжелым.
Сейчас, судя по отразившемуся на лице Вильгельма тяжелому мыслительному процессу, он в упор не помнил бесцеремонную незнакомку, но улыбался радостно и счастливо. Девчонка была прехорошенькой. Судя по всему, откуда-то с юга. Быть может, Дискульте или Литавия. Кареглазая, с пушистыми ресницами и очаровательным овалом лица. Ее черные волосы были кудрявыми, и локоны так и лезли из-под пушистой шапки.
– Э-э-э… – протянул Львенок.
– Побереги свое красноречие, страж, – сказала она. – Мы не знакомы.
– Тогда самое время представиться.
Девушка посмотрела на меня, ухмыльнулась и положила на стол серебряный жетон с надписью «Lex prioria».
– Будь я проклят! – выругался Вильгельм.
– Вы, стражи, столь предсказуемы, – с сожалением произнесла девица. – Стоит только вам узнать, что человек из Ордена, и вы тут же встаете на дыбы. Расслабьтесь, мальчики. Я не собираюсь устраивать вам неприятности.
– Устраивать неприятности обычная ваша работа, – холодно ответил я ей.
– Господин ван Нормайенн, ваша репутация говорит сама за себя. Вы слишком пристрастны, – огорчилась она, снимая шапку, отчего прекрасные локоны рассыпались по ее плечам. – Мы не звери, а уж я – тем более. Вполне себе живой человек, можете дотронуться до меня, если не верите.
Дотрагиваться не хотелось не только мне, но и Львенку, что говорило о многом. Судя по его виду, он желал только одного – свернуть ей шею. У Львенка были трения с Орденом, отчего однажды ему пришлось даже провести два месяца в городской тюрьме Богежома по сфабрикованному обвинению законников. И сидеть бы ему еще целый год, если бы я, Ганс и Иосиф его тогда оттуда не вытащили.
– Что вам угодно…
Она расценила мою паузу правильно и представилась:
– Франческа. Мне угодно знать, зачем двое стражей рыскают в моем городе? Как только я пойму, что ничего серьезного не произошло, тут же оставлю вас в покое. Обещаю.
Ее обещание звучало не очень-то искренне.
– Один из нашего Братства погиб в Дерфельде, – ответил Львенок. – Ты что-нибудь знаешь об этом?
– То же, что и все остальные. Его доконала жизнь, и он сиганул с Чертова моста. Значит, дело только в погибшем страже?
– Верно.
– Ладно, – сказала она. – Не буду вам мешать. Не шалите, иначе мне придется совершать неприятные поступки. Удачи, мальчики.
Она ушла, и Львенок с досадой сказал:
– Как будто она считает, что этим нас можно напугать. Весь аппетит испортила, тварь!
Я задумчиво провел пальцем по столу. Инквизиция, нечисть, теперь еще и Орден. Просто замечательно.

Было уже темно, когда мы добрались до дома, где жила ведьма. На первом этаже сквозь занавески пробивался свет свечей, и Львенок удовлетворенно кивнул:
– По крайней мере, она дома. Ты придумал, что ей сказать?
– Правду.
– Как бы она не выгнала нас взашей.
– Вряд ли она будет резать твои волосы еще короче, чем они есть.
– Я опасаюсь гораздо больших неприятностей, приятель, – хмыкнул он. – Дьявол знает, насколько она любит стражей, и какое у нее под вечер настроение. С ведьмами стоит вести себя осторожно.
– Чтобы это понять, тебе надо было всего лишь повздорить со своей озерной подружкой. Мои слова о том же самом не вызывали в тебе отклика целых десять лет.
– Все познается на личном опыте. Гляди, и Пугало здесь.
Оно стояло во мраке, возле двери, дожидаясь нас.
Я постучал, дверь тут же распахнулась, и в слабоосвещенном коридоре возник силуэт громилы. Мне потребовалась секунда, чтобы узнать монаха-каликвеца.
– Заходите, – сказал брат Курвус, отходя в сторону и открывая нам дорогу.
Удивляться не приходилось. Отец Март уже успел поговорить со своими осведомителями и сделал те же выводы, что и я. Львенок негромко ругнулся, раздосадованный нашим опозданием из-за ужина.
Мы вошли в большую комнату, где в очаге гудело пламя, а в подсвечниках медленно и величаво таяли два десятка свечей. Пламя, надо сказать, горело обычным цветом, что меня несколько опечалило. Если ведьма как-то и связана с этой историей, то она якшалась с нечистью не в собственном доме. Вполне разумная предосторожность.
В комнате пахло малиной, абрикосами, таволгой, зверобоем, чабрецом и мелиссой, хотя я нигде не видел пучков сухой травы. Запах был приятный и мягкий, он обволакивал со всех сторон, заставляя вспоминать о жарком лете, до которого еще было долгих полгода.
Ведьма сжалась на стуле, укрыв узкие плечи шалью, ссутулившись, положив руки на колени, и, волнуясь, кусала губы. Напротив нее, в глубоком кресле сидел улыбающийся отец Март.
– Господа ван Нормайенн и дер Клюр, добрый вечер. Отрадно знать, что Всевышний направляет вас так же, как и меня с братом Курвусом. По одним и тем же следам. Значит, истина где-то рядом. Это госпожа Агнесса, городская травница и знахарка, а это стражи, о которых я вам рассказывал.
Мы поздоровались, она ответила легким кивком.
– Мы с госпожой Агнессой старые друзья. Два года назад ее должны были сжечь на костре еще с тремя десятками ведьм, пойманных в кантонских землях, но Божье прощение настигло ее прежде, чем палач бросил пламя на вязанку дров.
Ведьму передернуло от этого воспоминания, но она его никак не прокомментировала.
– С тех пор она получила официальную регистрацию, патент, иногда оказывает услуги Церкви и живет спокойно. Пока кому-нибудь из Псов Господних не потребуется услуга. Что вы смогли узнать за день?
– А вы, святой отец? – Львенок не торопился раскрывать карты.
Я покосился на Пугало, слонявшееся без дела по дому. Его никто, кроме нас, не видел, разве что колдунья несколько раз недоуменно обвела взглядом комнату, не понимая, почему начинают потрескивать свечи. Она чувствовала чужое присутствие, но ее гораздо больше беспокоил улыбчивый и благожелательный инквизитор, сидевший в кресле напротив.
– Мои догадки в очередной раз подтвердились, и слова госпожи Агнессы тому доказательство. Но я был бы признателен вам, если бы вы рассказали о том, что смогли узнать. Мне нужна полная картина произошедшего.
– В Дерфельде появилась крупная нечисть, святой отец. Кто-то из бесов, как мы думаем. Нам кажется, он вселился в стража и заставил того спрыгнуть с моста.
– Интересная догадка, – прогудел монах, греющий руки возле очага.
В полутьме меч у него на поясе казался еще более грозным, чем при свете дня. Оружие смутило меня еще утром, но тогда я не стал докапываться, в чем тут дело. Теперь же, создав фигуру распознавания, я «повесил» ее на клинок и зажмурился, так как едва не ослеп, потому что по глазам ударила волна горячего белого света.
Я резко отвернулся, и это не укрылось от брата Курвуса.
– А спросить было нельзя? – добродушно пророкотал он. – Так недолго и обжечься.
– В клинке одушевленный. – Я пытался избавиться от ярких пятен, плавающих перед глазами. – Светлый одушевленный.
– Это ангельское благословение. Та малая часть, что доступна нам, – любезно пояснил инквизитор. – Братья каликвецы обладают несколькими подобными клинками.
– Они слишком мощные, чтобы растрачивать это на людей. – Львенок решил не повторять моих подвигов и не стал присматриваться к внутренней сути меча.
– Кто говорит о людях? – Монах в черном плаще снял с огня закипевший чайник. – Вы сами только что заявляли о бесах. Это лучшее оружие Господа против таких созданий.
– Значит, все-таки дело в бесе. Мы были правы.
– К сожалению, неправы, – опечаленно произнес отец Март. – Желаете чаю?
Ведьма, не дожидаясь ответа, встала со стула, стала разливать кипяток по чашкам, и по комнате пополз запах заваренной клубники, земляники и смородины.
– Неправы? – удивился Львенок. – Молоко киснет, пламя горит голубым. Погибший взял с собой соль, но не успел воспользоваться ею. Соль – самое простое средство, чтобы отогнать нечисть. В чем мы ошиблись?
– В масштабах и размерах, страж. В масштабах и размерах. Помните колокол в Вионе, Людвиг? Так вот, в нем сидел бес, между прочим, самый обычный и мелкий.
Я помнил вывалившуюся из колокола лохматую, гнусную, смердящую серой тварь, которая едва не отгрызла мне ногу, и поежился.
– К сожалению, в Дерфельде призвали не беса, иначе мы бы давно уже его нашли и скрутили, а демона.
Вильгельм присвистнул. Госпожа Агнесса поднесла мне ароматную чашку, я поблагодарил. Она вежливо и не слишком искренне улыбнулась в ответ, и ее взгляд задержался на кольце, надетом на безымянный палец моей левой руки. Ведьма никак не прокомментировала увиденное, но на этот раз посмотрела на меня чуть более внимательно, чем прежде.
– Какого рода демон? – тихо спросил я.
– Мы не знаем, – неохотно ответил инквизитор. – Но то место, где погиб страж… Вы почувствовали запах от его крови? Ядовитая водяная лилия. Демонические атласы говорят о том, что такой аромат может распространять демон из третьего легиона ада, следовательно, это не мелочь.
– Что ему понадобилось в городе, и почему он выжидает? – Я отхлебнул чая.
– Вы в курсе местных легенд, страж? – Ведьма впервые подала голос.
– Нет. Не интересовался фольклором.
– Тогда послушайте. Интересная история, – сказал Пес Господень. – Лично мне она многое дала понять. Четыреста лет назад, когда во Фрингбоу бушевала очередная, не первая и отнюдь не последняя, междоусобица, Дерфельд остался без своего гарнизона. Граф, властвовавший здесь, неосмотрительно отправил войска на север, чтобы встретить противника в поле, но тот прошел двумя, казалось бы, непроходимыми ущельями, где тогда жили иные существа, не пропускавшие через свои земли людей. Вражеский полководец расплатился с ними, хотя история уже не помнит, как и чем, – его армии пропустили, он миновал гарнизон и оказался в трех днях перехода от города.
– Я всегда считал, что Дерфельд ни разу не брали штурмом. – Львенок сел на стул.
– История опровергает это утверждение. Жители города были в панике, они знали, что не смогут выстоять против армии головорезов, но отступать было некуда. Все дороги оказались перекрыты передовыми отрядами врагов. В то время в Дерфельде жил один человек, он, как и другие горожане, не желал умирать. Судя по всему, если он и знал тайное искусство, то из рук вон плохо. Иначе бы улетел на метле или придумал что-то более простое, чем вызов демона.
Брат Курвус, скалой возвышавшийся над нами, услышав эти слова, усмехнулся. Пугало перестало бродить, село на пол, заинтересовавшись и тоже решив послушать.
– Недоучка вызвал демона? И, как я понимаю, того, о котором тут говорят. Тварь из князей ада? – недоверчиво уточнил я.
– Поверьте моему опыту, Людвиг, при должном желании можно вызвать и Вельзевула. – Святой отец сложил пальцы домиком. – Другое дело, что после этого проще сразу воткнуть нож себе в сердце. Многих демонов призвать достаточно просто, они сами этого хотят. Пара бабкиных заговоров, одна темная книга, и вот уже у тебя за спиной стоит какой-нибудь Сарафул. Сейчас я говорю о простаках и глупцах, а не об опытных демонологах, создающих целые сонмы защиты и репетирующих каждую фразу вызова в течение месяцев. Однажды кухарка князя Лагонежа возжелала связи с инкубом и призвала его к себе за одну ночь, не зная ни одной магической формулы, имея лишь собственную похоть и кровь убитой соперницы. Люди слабы, и нечисть с радостью бросается на их призывы. Но продолжим. Демон согласился помочь, взамен потребовав у просителя его душу на четыре сотни лет. И за одну ночь он отстроил Чертов мост, соединивший обе стороны ранее непреодолимого ущелья, тем самым открыв дорогу на Жмут. Разумеется, кроме беглеца по мосту ушел весь город. Человек, отдавший за спасение жизни душу, был очень разозлен этим фактом. Он счел, что пожертвовал всем, в отличие от остальных, воспользовавшихся случаем спастись, ничего за это не заплатив. Тогда он предложил демону еще одну сделку – пусть тот оставит ему душу, а заберет всех тех, кто прошел по отстроенному мосту. Но сделку с демоном нельзя расторгнуть, если она уже заключена, и душа отправилась в ад вместе с ее новым владельцем.
– Это не объясняет, что потребовалось твари, способной за ночь построить колоссальный мост, в городе на этот раз, – негромко ответил я, ставя опустевшую чашку на стол.
– По договору, мост должен простоять четыреста лет, а затем рассыпаться, – негромко сказал отец Март. – Когда он будет разрушен, сделка прекратит свое действие, и демон вернется из ада обратно. Вернется хотя бы потому, что он теперь знает дорогу сюда.
– Постойте! – вскинулся Львенок. – Ничего не понимаю! Если демон все еще пребывает в аду, то кто тогда шастает по Дерфельду и портит молоко?!
– Его проводник, – ответила ведьма. – Тот, кто привел его сюда впервые. Скоро он получит душу, точнее то, что от нее осталось, назад.
– Призвавший демона сам стал нечистью?
– Я бы назвала это существо бездушным.
– Инквизиция сталкивалась с ними раньше. Они всегда являлись проводниками для более сильных тварей в наш мир, поэтому его следует уничтожить до дня, когда завершится сделка, – негромко изрек Пес Господень. – Бездушный, вне всякого сомнения, постарается натравить демона на город, он вряд ли простил, что живущие сейчас потомки тех горожан отделались гораздо проще, чем он.
– Как он выглядит? Как его найти?
– Он человек, – пророкотал монах. – И появился в городе не так давно. Некоторые признаки указывают на его присутствие. Скисшее молоко, голубое пламя, необычное поведение птиц в небе, умирающие деревья. Мы видели эти следы сегодня, но пока не смогли определить то место, где их больше всего. Точно не рядом с церковью и освященной землей.
– Мы считаем, что погибший страж каким-то образом узнал, кто этот человек, и поплатился за это. – Инквизитор попросил колдунью еще раз наполнить чашку. – Его убили, потому что никаких признаков одержимости в останках я не обнаружил.
– Если так, то его следует похоронить по всем обрядам, – сказал я.
– Разумеется, я сделаю это, если удастся совладать с демоном. Потому что в противном случае все мы позавидуем мертвому стражу, поскольку нас хоронить будет некому.
Эта угроза тяжелым камнем повисла в воздухе. Каждый оценивал услышанное.
– Требуются ли ритуалы для возрождения демона? – наконец спросил я у священников.
– Нет. Не требуется ни места, ни ритуала, иначе мы бы могли поставить ловушку, – произнес монах.
– Место все-таки есть – Чертов мост, – возразил ему инквизитор. – Там все началось, там и закончится. И время мы тоже знаем – полночь новолуния, которое произойдет в следующую ночь, когда выйдет срок договора. Мы все это знаем, но если дела сложатся именно так, то можно считать это очень неудачным вариантом. Наша цель – упредить, остановить того, кто призвал демона много лет назад, до новолуния, отправить в ад, чтобы проводник не смог вытащить чудовище.
– Город слишком велик, – сказала ведьма, поправляя шаль. – Найти нужного человека непросто.
– Приезжих не так уж много, – не согласился отец Март. – Их видят, про них говорят. Сейчас мои люди опрашивают всех, кого могут. Составляем списки, но время работает не на нас.
– Мы разговаривали с братом стража. В его доме пламя горело голубым цветом, – произнес я.
Монах вздохнул, взял со стула плащ и сказал:
– Немедленно проверю его.
– Художник не больно-то похож на нечисть, – изрек Львенок.
– Обычная бесовская история. Они частенько стараются не привлекать внимание до той поры, пока не становится слишком поздно.
– Не возражаете, если я прогуляюсь с вами? – предложил Вильгельм.
– Буду рад, – пророкотал монах, и они вместе направились к выходу.
– Это может быть не художник, – обратился я к инквизитору. – Владелица дома, бакалейщик, гости, заказчики.
– Если брат Курвус придет ни с чем, я пошлю других людей. Они постараются узнать обо всех, кто заходил в дом последнюю неделю.
– Нэлс говорил, что перед смертью его брат встречался с некой госпожой Лиони. Она любит картины и часто приходит к нему в гости.
– Проверим, – сказал отец Март.
– Еще чаю? – спросила госпожа Агнесса.
– Благодарю вас, но мне пора идти, – отказался я. – Позвольте вопрос, святой отец?
– Слушаю вас.
– Инквизиция ведь не случайно приехала в город?
– У нас большие архивы, – улыбнулся священник. – Святой официум собирает истории, мифы, легенды, ведет исследования и заметки. То, что случилось в Дерфельде, слишком заметная история, чтобы укрыться от нашего внимания. Когда пришло время – прислали меня.
– Не хочу вас обидеть, святой отец, но не кажется ли вам, что для того, чтобы совладать с настоящим демоном, требуется больше, чем один инквизитор?
– Иногда вы меня поражаете, Людвиг, – рассмеялся Пес Господень. – Чтобы одолеть демона, нужна лишь вера во всемогущество Господа нашего. Вера – лучшее оружие перед силами ада, ее страшится даже Сатана. Конечно, в Дерфельд можно было прислать и сотню инквизиторов, но это значит, что в других краях не останется тех, кто должен бороться с ересью.
– Ваша вера очень сильна.
– Да, это так. А ваша?
Я посмотрел в его светлые, насмешливые глаза и не ответил. Просто не знал, что сказать. Можно и нужно верить, но разум подсказывал мне, что этим оружием с демоном я точно не справлюсь. Возможно, у Пса Господня все получится иначе. Я готов молиться, чтобы это было так.
– Все будет так, как угодно Господу, господин ван Нормайенн, – наконец проговорил священник. – Я полагаюсь на его волю и верю, что нам будет сопутствовать удача, что мы спасем тысячи людей, живущих в этом городе. Господь привел меня и вас сюда неслучайно. Подумайте над этим. Увидимся утром.
Я распрощался и вышел на полутемную улицу. Было холодно, от луны осталась лишь тонкая ниточка серпа. Завтра она умрет, и, быть может, с ней умрет и город. Лучшим вариантом было бы уехать, но я медлил. Сам не знаю почему.
Направившись по пустой плохо освещенной улице к постоялому двору, я довольно быстро почувствовал, что за мной следят. Делали это вполне умело, но недостаточно для того, чтобы я не заметил. На ворюгу или разбойника преследователь был не похож, слишком осторожен и нерешителен, на кого-то из иных существ тоже – те из них, кто любит лакомиться людьми в городах, очень редко предоставляют такую возможность – себя обнаружить. Так что я продолжал идти своим путем, пока не услышал за спиной испуганный вопль, а затем сдавленный мышиный писк.
– Стоять! – рявкнул я, сразу поняв, что происходит, и бросился назад.
Старина Пугало прижало девушку к стене и держало возле ее горла свой страшный серп.
– Франческа, у тебя больше дел нет, кроме как следить за человеком, отправляющимся спать? – спросил я у представительницы Ордена Праведности.
– Убери от меня это, Людвиг! – зло прошипела она, стараясь не делать резких движений и скосив глаза в мою сторону.
Поза у нее была не слишком удобная. Пугало всем весом навалилось на нее сзади, сорвав шапку и взяв лапой кудрявые локоны, оттянуло их вниз так, что девушке пришлось смотреть высоко в звездное небо, обнажив беззащитную шею, которую холодило лезвие серпа.
– Отпусти, – сказал я Пугалу.
То неохотно исполнило приказ и в разочаровании шарахнуло оружием по каменной кладке близлежащего дома, высекая сноп искр. Франческа вздрогнула и осторожно потрогала шею.
– Чертова тварь! У тебя будут неприятности, страж, за то, что ты спустил ее на меня!
– Знаешь, что случится после? – рассвирепел я. – Я больше не буду просить его оставить тебя в покое. И мой друг с радостью поохотится на тебя, когда я буду занят разборками с Орденом.
Пугало оживилось.
– Ты блефуешь! – сказала девушка.
– Я блефую? – Я обращался исключительно к Пугалу.
Оно отрицательно покачало головой, посмотрело на Франческу и провело себе пальцем по горлу. Многообещающий жест.
– Темный одушевленный! Ты якшаешься с тварью, которой не место в этом мире! – зло сказала она. – Знаешь, что будет…
– Ты глупая? – любезно поинтересовался я. – Я в любой момент могу повернуться и оставить вас наедине.
Она мрачно замолчала.
– Ты видишь его и знаешь, что ничего не сможешь ему противопоставить. Поверь, оно злопамятно и терпеть не может никого из ваших. Будешь о нем трепать – оно тебя найдет. Забудь о Пугале. Его не существует. Ты поняла?
– Поняла, – неохотно выдавила из себя она, кажется, наконец-то оценив угрозу.
– А теперь говори, что тебе надо?
– В городе что-то назревает, раз вы, ребята, по нему носитесь, словно две адские кометы. Я желаю знать, что вы задумали.
– Ты знаешь, что в Дерфельд приехал инквизитор?
– Знаю, хотя об этом пока не говорят. Отец Март из специального трибунала Святого официума по борьбе с ересью.
– Если есть вопросы – обратись к нему. А от меня отстань, я не расположен к беседам с законниками, если у них нет прямых обвинений. Доброй ночи.
Пугало отправило ей многообещающий воздушный поцелуй, отчего девчонку перекосило, и мы ушли.

Я ковырялся в яичнице, словно свинья в грязи, с тем лишь отличием, что свинья это делает с куда большим удовольствием, чем я. Утро не задалось с самого начала.
На улице валил снег, дул ледяной ветер, комната за ночь порядком остыла, а Проповедник оказался форменной скотиной. Он так вопил половину ночи, раз за разом проигрывая Пугалу партию за партией, что в итоге я озверел и выгнал его взашей из комнаты, чтобы постараться выспаться за оставшиеся несколько часов.
Разумеется, это не получилось, поэтому на мир я смотрел сущим волком.
Львенок появился, когда я уже покончил с завтраком. Вид у него тоже был хмурый и сонный, он тьма знает где пропадал и, судя по всему, ночевал не на постоялом дворе, а у какой-то девицы.
– Это не художник, – буркнул он, садясь напротив и кивая Проповеднику, недовольному ночевкой в общем зале. – Монах вчера проверил. Теперь по городу бегает целая сеть шпионов и доносчиков, записывая, где скисло молоко, где горит голубое пламя, а где воробьи в небе выстраиваются в слово «Иисус Христос» задом наперед. А между тем до прихода демона осталось несколько часов.
– Демон? – оживился Проповедник. – Какой демон? Что происходит?!
– Спроси у Пугала, – буркнул я ему. – Оно тебе все расскажет в лучшем виде.
– Ты же знаешь, что оно не разговаривает!
– Тогда у Вильгельма. Я схожу за курткой, у нас много дел.
Пока я ходил, Львенок ввел Проповедника в курс дела, и тот сразу заявил мне:
– Есть два варианта: умный и очень умный. Первый – свалить из города. Второй – свалить из города быстро.
– Ты этим и займись, а мы нагоним, – сказал я, показывая Вильгельму, что мы можем идти.
– Не валяйте дурака, стражи! Вы, в отличие от меня, смертны, а демон – это не черт и тем более не бес. Вы что, историй о демонах никогда не слышали?!
– Расскажешь нам как-нибудь вечерком, – улыбнулся ему Львенок, вставая из-за стола. – До встречи.
– Если эта встреча состоится, – нахохлилась душа, понимая, что ни в чем нас не убедит. – Во всяком случае, желаю вам большой удачи. Это все, что я могу для вас сделать.
– Знак Алгола нисколько не помог этому умнику. – На улице Вильгельм надел шапку. – Он собирался отправить инквизитора по ложному следу, чтобы тот вплотную занялся розыском ведьмы, но не знал, что ведьма-то с патентом. Кстати, она уехала.
– Ну, хоть кто-то следует советам Проповедника, – сказал я, натягивая на нос шарф, чтобы защитить лицо от ледяного ветра. – Пошли, найдем госпожу Лиони, если ее еще не нашел инквизитор. Где мы должны с ним встретиться?
– В «Под подковой», перед сумерками, если не узнаем ничего нового. Если узнаем, надо идти сразу в собор, там в курсе, кому следует передать информацию.
Госпожи Лиони, к нашему глубочайшему разочарованию, дома не оказалось, а ее соседка ничего не знала. Сказала, что не видела хозяйку уже несколько дней.
Следующие часы мы носились по городу, словно два озверевших пса, и везде нам сопутствовала неудача.
Время уходило сквозь пальцы, словно мельчайший золотой песок западных пляжей Илиаты, и с каждым часом я понимал, что катастрофа все ближе и ближе. По дороге мы вновь заглянули на рынок, молочники были довольны, с товаром ничего не случилось, а это означало, что сегодня никакая нечисть сюда не заглядывала.
Львенок купил нескольких карпов, заставив торговку вытащить из них сердца и печень. Озадаченная, она завернула рыбьи внутренности в бумагу и вручила ему. Вильгельм ушел от нее, даже не посмотрев на выпотрошенную рыбу.
– Только не говори мне, что ты и в самом деле собираешься жечь требуху, если прижмет, – сказал я ему.
– Если прижмет, дружище Людвиг, я начну жечь даже родную бабушку, – отмахнулся он от меня. – Запах должен отпугнуть демона.
– Ага. Вот только загвоздка в том, что демон не мелкий, и, скорее всего, ему это будет, как иголка в зад старине Пугалу. Лучше запасись святой водой.
Он ухмыльнулся и похлопал по фляге, висевшей у него на поясе:
– Уже. Кстати, держи. – Он сунул мне увесистый мешочек.
– Что это?
– Соль. Насыплешь твари на хвост и загадаешь желание.
– Не время для шуток. Смотрю, ты готов к тому, что ситуация выйдет из-под контроля.
– Она уже вышла, Синеглазый. Пора встречать неприятности. С утра я забил в стволы своих пистолетов, наверное, пуд соли крупного помола. Если уж тварь вылезет из ада, то я буду первым, кто испортит ей времяпровождение в нашем мире.
Настроен он был крайне решительно.
– Инквизитор не стал сообщать властям. – Страж смотрел, как снег засыпает город. – Бесполезно и только приведет к панике. Демон уничтожит потомков прошедших по его мосту, даже если они убегут на край земли. Кстати, я дал обет.
– Если бы я сейчас что-нибудь пил, то непременно бы подавился, – сухо сказал я.
– Ничего смешного. Если мы уцелеем, и инквизитор справится, то я готов побриться наголо.
Я хмыкнул, решив не говорить, что вряд ли бог клюнет на такую жертву. Ему гораздо интереснее вечная бедность, сидение на хлебе и воде, молчание или воздержание. Впрочем, если лысина Львенка поможет делу, я ничего не имею против.
Когда до сумерек оставалось не больше часа, а надежды почти не осталось, отец Март и брат Курвус сами нашли нас.
– Проверили всех, – сказал инквизитор, устало присаживаясь на скамью в маленьком трактире. – Не смогли найти лишь троих из списка тех, кто появился в городе в последнее время. Офицера егерского полка, его передислоцировали в Бибернау вчера утром, девушку из Косынки, деревушки, что в часе езды от города, и нищего, последнее время околачивавшегося возле рынка. Последних двух сейчас ищут.
– А офицер?
– Не думаю, что это он, иначе бы не уехал из Дерфельда.
– У нас тоже ничего, – поделился я неутешительными новостями.
– Тьма сгущается, стражи. Если вы хотите уехать, то самое время. Потом будет слишком поздно.
Я посмотрел на осунувшееся лицо Пса Господнего и сказал:
– Моя вера в успех не слабее вашей, святой отец.
Он усмехнулся уголками губ:
– Значит, мы вместе встретим это испытание. Я собираюсь идти к Чертову мосту. Возможно, демона удастся изгнать.
– Это будет очень непросто.
– Не рассказывайте об этом тому, кто давно борется с нечистью, Людвиг. Я и так все прекрасно знаю. Мне следует зайти в церковь и оставить распоряжения местному проповеднику. Давайте встретимся здесь же, через полчаса.
– Мы будем ждать, – пообещал Львенок, и служители церкви ушли.
– Ну что, Людвиг. Нас ждет большое приключение? – спросил меня Вильгельм, криво улыбнувшись.
– Вроде того, приятель. Вроде того.
– У тебя есть какое-нибудь оружие, кроме соли?
Я расстегнул ворот рубахи и показал ему нательное серебряное распятие на цепочке:
– Надеюсь, за мою жизнь эта штука достаточно отравила мою кровь, чтобы сдох любой демон. Ну, кроме того, у меня есть пара забористых ругательств, которые я почерпнул от Проповедника… О, опять пришел!
Душа бургомистра встала рядом с нашим столом:
– Гроб Господень мы у хагжитов уже профукали, несмотря на пять Крестовых походов. Не говорите мне, что теперь демон будет плясать в моем городе!
– Слухи, как я погляжу, расходятся с катастрофической быстротой, – проворчал Львенок. – Извини, приятель, но здесь мы бессильны. Демоны – это не те существа, с которыми мы можем справиться одной левой.
– Что вы намерены делать?
– Пойти к Чертову мосту и дать твари такого пинка, который отправит ее обратно в ад.
– Скажите, вы видели в последнее время госпожу Лиони? – спросил я у бывшего бургомистра.
– Не мог я ее видеть. Она еще три недели назад уехала к племяннице в Жмут, – сказала душа, знавшая все городские сплетни.
Мы с Львенком переглянулись.
– Вы уверены? – уточнил я.
Это никак не вписывалось в схему. Если дама уехала три недели назад, то она не могла говорить с погибшим стражем за день до его смерти.
– Разумеется, я уверен! Она на моих глазах садилась в дилижанс, и я слышал, о чем она разговаривала.
– Хорошо. А где мы можем найти ее дочь?
Бургомистр вытаращился на нас:
– Какая дочь?! У нее отродясь никакой дочери не было! Эй! Вы куда?!
Но мы, не слушая его, выбежали вон.

Я чувствовал себя идиотом. Львенок, как оказалось, тоже. Художник обвел нас вокруг пальца. А быть может, обвели его. Спросить у Нэлса не получилось – хозяйка дома не видела того с прошлой ночи, когда от него ушли монах и страж. То ли сбежал, то ли его заставила исчезнуть эта самая дочь госпожи Лиони. Не удивлюсь, если тело несчастного найдут поближе к весне, когда сойдет снег.
– Мы тоже дураки, – сказал Вильгельм. – Следовало меньше полагаться на его слова и все проверить самим. Даже не спросили у соседки Лиони о дочери! Узнали бы об этом еще утром!
Я ничего не сказал. Мы слишком много думали о демоне, и в итоге эти страхи сыграли с нами злую шутку.
– Спорю на что угодно, что девчонка и есть та, кого ищут, – продолжил Львенок. – Якобы приехавшая из Косынки. Тварь, выпущенная из ада в образе девицы, чтобы указать дорогу одному из слуг Сатаны.
Я был с ним согласен. В легенде не сказано, что это был мужчина, но мы отчего-то решили именно так.
Когда мы вернулись обратно в «Под подковой», ни инквизитора, ни монаха уже не было. Хозяин сказал, что священники заходили и тут же ушли. Отец Март и брат Курвус явно сочли, что мы передумали и драпанули из города так, что пятки засверкали.

Мы шли, почти бежали, сквозь густую ночь по дороге, ведущей к Чертову мосту, и огни Дерфельда за нашей спиной становились все ниже, а затем и вовсе скрылись за скалой.
Впереди, в свете тусклых звезд, на фоне белоснежных пиков, появилась фигура в знакомой широкополой соломенной шляпе.
– Решило посмотреть финал истории? – спросил я у него.
Оно пожало плечами, словно говоря, что это еще неизвестно, закончится история или нет. Пугало было настроено гораздо более оптимистично, чем следовало ожидать. Право слово, судя по его виду, нам предстоит столкнуться с какой-то мелочью, а не со сверхъестественным существом, воевавшим на стороне Люцифера в последней битве на Небесах.
Когда стал слышен гром Волос хульдры, мы несколько замедлили шаг, чтобы отдышаться, и за двадцать шагов от моста нас окликнули. Убежище, расположенное на склоне и скрытое от тех, кто идет по дороге, массивными камнями, выпустило во мрак грузную фигуру монаха. Брат Курвус махнул нам рукой, приглашая присоединиться.
– Мы думали, вы решили поступить разумно, – произнес инквизитор, сидевший прямо на земле, расчищенной от снега.
– Вы ошиблись, святой отец. У нас возникло дело, и пришлось отлучиться.
Львенок сухо пересказал все, что мы успели узнать, и священник, переглянувшись с монахом, кивнул:
– Значит, все-таки девушка.
– Она придет?
– Конечно.
– И у вас получится ее остановить?
Брат Курвус кивнул в сторону прислоненного к камню арбалета, заряженного золотистой стрелой, с церковными письменами на наконечнике:
– Удастся.
– До полуночи еще два с половиной часа. – Инквизитор поплотнее запахнул свой теплый плащ пилигрима. – У нас есть время.
– И что будем делать? – Львенок подул на озябшие в перчатках пальцы.
– Советую вам помолиться, страж. Попросить у Господа терпения и сил, чтобы выстоять перед слугой Дьявола. И вам, Людвиг, это тоже не помешает.

Я порядком замерз и удивлялся, как святоши сидят, почти не двигаясь, на холодных камнях. Вновь пошел снег, мелкий и колючий. По дороге гулял злой ветер, и за неимением путников он бросался на торчавшее там Пугало, которое плевать хотело на подобные неприятности.
Львенок ежился, грел руки дыханием, косился на коленопреклоненного каликвенца, истово молившегося все это время, и лишь диву давался подобной стойкости к холоду. Облака закрыли звезды, и я не слишком хорошо представлял себе, который час. По всему выходило, что до полуночи осталось немного.
– Людвиг, – негромко позвал святой отец.
– Да?
– Относительно нашего разговора в замке Кобнэк. О Солезино. Помните?
– Прекрасно.
– Хочу сказать, что я допросил стража Шуко…
– Допросили? – удивился я, подняв брови.
– Простите, издержки работы. Поговорил со стражем Шуко. Меня полностью удовлетворили его ответы, так что больше ни к вам, ни к Братству у меня нет вопросов.
– Я рад, что все разрешилось, – сказал я, хотя, если честно, и думать забыл об этой проблеме, когда на нашу шею вот-вот готовится свалиться демон. – Вы создали ловушки?
– Да. Одну, еще когда мы были в ущелье, под мостом. Другая начертана на дороге. Вон там. – Пес Господень указал куда-то в сторону водопада. – Возьмите.
Он протянул мне какой-то моток.
– Что это?
– Веревка святого Иоанна. Он сам вязал на ней узлы. Ее вымочили в соленом море Святой земли еще во времена Крестовых походов. Она должна помочь против демона.
– Благодарю. – Я убрал подарок в карман. – Далеко до полуночи?
– Не больше пяти минут.
Последние минуты заставили меня понервничать. Внезапно брат Курвус, забыв о молитве, оказался на ногах и приложил палец к губам. Я ничего не услышал из-за гула водопада, поэтому просто выглянул из укрытия и увидел, что по дороге быстро идут двое. Я не видел их лиц, но, судя по фигурам, это были мужчина и женщина.
– В девушку, – негромко сказал инквизитор на молчаливый вопрос монаха.
От рук Пса Господня потянуло легким запахом ладана – он пробудил магию, которой обладал. Люди, о чем-то негромко беседуя, прошли мимо нашего укрытия, и брат Курвус, пристроив арбалет на камень, прицелился в спину девчонки, задержал дыхание и нажал на спуск.
Золотистый болт рассек воздух, но незнакомка, словно у нее глаза были на затылке, с непостижимой скоростью отскочила в сторону. Болт ударился в дорогу, на мгновение осветив скалы золотистым светом, я разглядел девушку и узнал ее.
Булочница!
Ее лицо исказила злоба, и в следующее мгновение она опрометью бросилась бежать в сторону моста.
– Этот на вас! – крикнул инквизитор и проворно, точно горный козел, спрыгнул вниз, легко перемахнув через камни на своем пути.
Грузный и, казалось бы, неповоротливый монах его опередил и несся за беглянкой, обнажив меч.
Мы с Вильгельмом, не сговариваясь, оказались на дороге и приставили к человеку кинжалы.
– Пощадите! – заскулил он. – У меня нет денег!
– Твою мать! – ошеломленно и с чувством произнес Львенок, отведя кинжал. – Художник!
– С-стражи?! – Он тоже нас узнал. – Вы с ума… Что вы здесь делаете?!
– Вопросы задаем. – Я все еще держал кинжал в опасной близости от его бока. – Зачем вы сюда пришли? Кто эта девка? Что вас с ней связывает?!
– Но позвольте! – возмутился он. – Это наши с ней личные дела!
– С полминуты назад мимо вас пробежал инквизитор. Он вернется, и его вопросы вам понравятся гораздо меньше наших. Отвечайте, чертов дурак!
– Это дочь госпожи Лиони. Она сказала, что говорила с моим братом до его смерти, и сегодня мы можем поймать его убийц. Скажите, что происходит?! Почему на нее напали?
– Заманила его в качестве закуски для своего хозяина? – высказал предположение Львенок.
– Что? – не понял Нэлс. – О чем вы говорите?!
Глаза у него были круглые, ничего не понимающие, губы дрожали.
– Вы, идиот, едва не распрощались со своей жизнью, – «объяснил» Вильгельм. – Надо было додуматься идти ночью черт знает куда с девкой, которая так хорошо лжет. Это не дочь госпожи Лиони!
– Но она показала письма от нее!
В этот момент над скалами разнесся тоскливый стон, быстро перешедший в хруст, закончившийся оглушительным грохотом, заглушившим водопад. Через несколько секунд грохот повторился, но прозвучал гораздо глуше и тише.
Чертов мост приказал долго жить, оставив на той стороне проводника демона и священников. Пугало, находившееся все это время неподалеку, поспешило посмотреть на разрушения.
– Успели или нет? – встревоженно спросил у меня Львенок, но я не знал ответа.
Мы втроем стояли и смотрели на то место, где последние четыре века находился Чертов мост. Художник на время оставил свои расспросы, лишь тяжело дышал, совершенно ничего не понимая.
Я глядел на тот берег, силясь разглядеть сквозь мрак меж снега и скал хоть какие-то признаки смерти проводника или появления демона.
– Удивительно. Просто удивительно, – через несколько секунд сказал Нэлс.
– Что вас удивляет, любезный? – раздраженно спросил я.
– Глупость клириков. От вас-то, конечно, ее можно было ожидать, но они…
В следующую секунду невидимая рука опрокинула меня на дорогу, больно ударив спиной о наледь, а затем протащила несколько ярдов к обрыву. Львенок рухнул рядом со мной, выронив кинжал.
Художник вздохнул, покачал головой:
– Обвести их вокруг пальца и заманить на ту сторону оказалось плевым делом, просто пара пустяков.
Я вскочил, бросился на человека, но получил невидимым стальным кулаком в живот, охнул и опять упал.
– Кто ты, черт побери, такой?! – воскликнул Львенок.
– Так, ты у нас явно самый тупой в компании, – с сочувствием произнес Нэлс и обратился ко мне: – А что ты скажешь, человече?
– Демон, – просипел я, пытаясь встать.
– Браво! – улыбнулся он. – Один умник все-таки нашелся!
Я знал, что у нас никаких шансов, но все-таки нащупал мешочек соли в кармане куртки, непослушными пальцами стараясь развязать тесемки.
– Но ведь монах проверил тебя!
– Я что, мелкий бес, которого можно вывести на чистую воду с помощью одного взгляда? – презрительно рассмеялся «художник». – У легенд две беды, страж. Им либо не верят, либо слишком сильно верят. Сейчас как раз второй случай.
– Зачем ты это нам говоришь, дьявольское отродье? – Рука Львенка уже была в его сумке, но он не мог воспользоваться пистолетами, пока не высечет огонь.
– У вас такие глупые лица, что я склонен поглумиться, прежде чем заставлю вас сожрать сердца друг друга, – пожал он плечами. – Сделка четко обговаривала мое появление за пятнадцать дней до ее завершения. Люблю, знаете, погулять по человеческим городам и покушать плоть.
Он довольно облизнулся.
– Конечно, есть риск, но, как видите, удача на моей стороне. А теперь, с разрушением моста, когда ко мне вернулась вся скованная им сила, не думаю, что меня остановят два жалких стража. Ну, кто хочет умереть первым?
Я швырнул в него соль, она попала на кожу, зашипела, но демон лишь рассмеялся:
– Уму непостижимо! Ты и вправду решил, что мне это повредит?! За это будешь умирать медленно!
– Одного не понимаю! – сказал я, отступая. – Зачем тебе возвращать проводнику его душу?
– И я не понимаю. И не собираюсь этого делать. В сделке такого не было. Я строю мост, спасаю ее, забираю душу, а через четыре сотни лет возвращаюсь с ее помощью назад и приятно обедаю жителями.
Я перебирал в уме фигуры, но ни одна из них не могла подействовать на потустороннее существо.
– Что это ты там делаешь? – Демон с любопытством посмотрел на огниво в руках Львенка. – Да ладно тебе. Неужели ты серьезно считаешь, что…
– Бах!
Я едва успел отскочить в сторону. Крупные куски соли угодили прямо в морду твари, вызывая удушливый дым и шипение. Окровавленная рожа с поврежденными глазами исказилась:
– Мне так нравилась эта оболочка, человек. Когда я появился тут, поблизости был только художник, малевавший водопад.
Я отбежал в сторону, видя, что Львенок зажигает фитиль на втором пистолете, и крикнул:
– Вот почему ты убил стража! Он догадался, что это уже не его брат!
Безглазое лицо повернулось ко мне.
– Бах!
Соль угодила в грудь, но эффект был такой же, как и раньше. То есть почти никакого – демон и не собирался исчезать.
Вместо этого мы вместе с Львенком опять упали, потому что на этот раз нам отказали ноги.
– Вы меня забавляете своим наивным упорством, – прорычала тварь из ада. – Я мог бы заставить вас выковырять пальцами мозг из собственных черепов, но поступлю иначе. Вы будете жить и отправитесь со мной в город, чтобы разделить пиршество. Стану запихивать вам в глотки человеческое мясо, пока вы не сойдете с ума!
Это было похоже на рождение какого-то отвратительного насекомого. Руками он разорвал себе рот, кожа с тошнотворным треском лопнула, и демон стянул ее с себя, точно чулок, а затем отбросил в сторону то, что когда-то было художником Нэлсом.
Не знаю, как такая туша умудрилась влезть в столь тщедушного человечка. Он был на две головы выше меня, в черной коже, шипах, с когтистыми ногами и чешуйчатым хвостом. Густая черная шерсть покрывала могучий торс и воняла так, что у меня сразу перехватило дыхание. На его зубастой, похожей на бычью, башке были три огромных, изогнутых золотистых рога, беззубый рот, с черным вывалившимся языком казался больше, чем сама бездна, а глаза, маленькие и белые, сверкали из-под тяжелых надбровных дуг.
Когда он сбросил кожу, вокруг вспыхнуло голубое демоническое пламя. Оно проворными змеями поползло по земле, взобралось по скалам, без труда сжирая камень, словно это сухие дрова, растопило снег, и вокруг стало светло, как днем. Пугало, наблюдавшее за всем этим со стороны, отступило в сторону, не желая касаться огня. Помогать оно нам не спешило.
Львенок в отчаянии швырнул в гадину свой мешок с солью, затем плеснул святой водой, за что почти тут же захлебнулся криком и потерял сознание.
Демон склонился над ним, и я крикнул, привлекая его внимание:
– Эй! Давай заключим сделку!
Он шагнул ко мне, по пути щелчком пальца разрушив ловушку инквизитора, оказался рядом, сгреб меня лапищей, притянув к себе так близко, что я увидел собственное отражение в страшных белесых глазах.
– Зачем мне это?! Твоя душа и так будет моей, человек!
– А как же азарт и риск? – прохрипел я. – Готов поставить душу в обмен на то, что ты не тронешь город.
– Не пойдет. Еще предложения есть?
– Да, – сказал я и хлестнул его веревкой Иоанна по морде.
Я оглох от его воя, упал вниз, и пока он корчился и выл, отбросил обгоревший кусок веревки в сторону. Ноги вновь работали, так что я схватил Львенка под мышки, намереваясь утащить как можно дальше. Я смог преодолеть ярдов двадцать, когда адово отродье подняло нас без помощи рук в воздух, а затем мы оказались висящими над пропастью.
– Кажется, стражам суждено падать вниз! – прорычал демон, через морду которого, наискосок, пролегала кровавая рана, по краям которой плясали языки пламени.
Однако упасть мы не успели, потому что метнувшийся из-за скалы силуэт кинул в демона чем-то круглым. Эта штука разорвалась у него на спине, и он взвыл, бросившись на землю, забыв о нас, пытаясь стереть текущее по коже и шерсти масло. Второй сосуд разбился о его золотой рог, вызвав новый вопль, от которого задрожали горы.
Франческа метнулась в сторону, избегая темного дыма, которым ослепший от боли демон пытался ее зацепить, и, отважно подскочив к нему, воткнула два спицеобразных кинжала под лопатку твари, а затем бросилась прочь, обратно по направлению к городу.
Мы с Львенком все это время висели над бездной.
На той стороне ущелья, рядом с водопадом полыхнула вспышка, и над пропастью протянулся тонкий, не шире ступни, мост из света. Два человека отважно бросились через пропасть, двигаясь по тонкой перемычке с неоправданной скоростью, на каждом шагу рискуя свалиться вниз. Прямо над нами пробежал могучий монах со сверкающим, точно кристалл, одушевленным мечом, на острие которого все еще была кровь, а за ним, отставая всего лишь на несколько шагов, инквизитор.
Я еще успел увидеть, как брат Курвус взвился в высоком прыжке, занося клинок над головой, и в следующее мгновение демон перестал держать нас, и мы с Львенком рухнули в пропасть.
Но в это мгновение я ощутил церковную магию, с хоралом благословений загремевшим в голове, и нас за шкирку, словно двух неразумных щенков, выбросило на край утеса, в снег, всего лишь в шаге от бездны.
Львенок так и не пришел в сознание, и мне с трудом удалось оттащить его на два ярда от края. Затем, потеряв силы, я ткнулся лицом в обжигающий снег. Его холод неожиданно вернул меня к жизни. Я встал и побежал туда, где происходила схватка.
Монах, окруженный голубым куполом своей веры, словно ангельским тетраимом, напирал, и кристальный меч с благословением высшего существа наносил противнику страшные раны, истекающие демоническим пламенем. Демон защищался с помощью короткой, дымчатой палицы, пытаясь прихлопнуть ловко перемещающегося вокруг него брата Курвуса. Отец Март бил чем-то невидимым, но вполне действенным для того, чтобы адское создание не могло добраться до Франчески, которая, свернувшись калачиком от боли, лежала прямо возле ног демона.
– Спаси ее! – крикнул мне Пес Господень.
Понимая, что в этой битве мои способности бесполезны, я бросился к законнице. Палица, которая должна была размозжить мне голову, врезалась в клинок монаха, защитившего меня от удара. Я «нырнул» вниз, выволок девчонку, забросил ее, несмотря на жалобные стоны, на плечо и понес прочь от свалки.
Положил у камней, подальше от продолжающего бушевать пламени, а она клещом вцепилась мне в руку, скуля от боли. У нее из носа пузырями шла кровь.
– Держись, – сказал я ей, зачерпывая снег и пытаясь остановить кровотечение.
Монах тем временем умудрился отрубить демону один из трех золотых рогов и запястье левой руки. Но дальше развить успех не смог. Раненая тварь была так же опасна, как и прежде. Брат Курвус уцелел лишь благодаря своему сияющему куполу, а выбитый из его руки клинок сверкнул в ночи и ухнул в пропасть. Демон шагнул к клирику, занося палицу, чтобы разбить голову, но тут на его пути встал отец-инквизитор, крестом раскинувший руки.
Оружие адского создания ударило не дрогнувшего отца Марта прямо в лоб и рассыпалось голубыми искрами. В следующее мгновение правая рука Пса Господнего вцепилась в шерсть на груди демона, заставив того упасть на колени.
– Вера моя крепка! – крикнул инквизитор. – И не тебе, мерзкий червь, вставать на пути Божьего воина! Ибо сила моя идет от силы Всемогущего! Да будет благословенно Его имя от века и до века, ибо любим мы Его всем сердцем своим, и всей душою своей, и всеми силами своими! Именем Его изгоняю тебя обратно в ад, ибо я верую, а ты трепещешь!
Двумя руками инквизитор вцепился в бычью голову, сдавливая ее что есть силы и, не отводя взгляда от белых глаз, читал молитву. Выло, ревело, земля дрожала, и со скал сыпались камни. Вокруг демона начал закручиваться белый вихрь, в следующую секунду из его глаз, рта, носа и ушей воссиял свет, и, превратившись в пламя, враг исчез, растворился в воздухе, оставив после себя на земле огромную подпалину.

Проповеднику сопутствовала удача, это было видно по его хитрым глазам и тому, как он то и дело косится в мою сторону. Я усмехнулся и положил мелкую карту в общий расклад.
– Я пас, – сказал Львенок, сбрасывая свой набор.
– Играю. – Франческа сдвинула несколько фишек в общую кучу.
– Ты блефуешь, – сказал я ей. – У тебя не больше одного оруженосца.
– А ты проверь, – усмехнулась она.
Львенок покачал головой и разлил вино. За последние четыре дня он несколько сблизился с симпатичной законницей, и, судя по всему, это его нисколько не волновало. Впрочем, меня это волновало еще меньше. Несмотря на предвзятое отношение к Ордену Праведности, я был благодарен ей за помощь.
Пугало с вызовом посмотрело на девушку, выложив неудобную для всех нас десятку.
– Так ты скажешь, наконец, что это было за масло, которым ты облила тварь? – спросил я у Франчески.
– Еще чего! Я не лезу в тайны Братства, а вы, мальчики, не лезьте в тайны Ордена. Спросили бы у инквизитора, пока он еще был в городе. Уверена, он знает, что это такое. А, чтоб тебя! Проклятое Пугало!
Она бросила карты на стол и взяла бокал из рук Львенка. Мне никак не удавалось привыкнуть к изменению его облика и лысой башке. Он все-таки выполнил свой дурацкий обет, но нисколько не переживал по этому поводу.
Я переглянулся с Пугалом, легко пожал плечами. Он ответил тем же. Проповедник, увлеченный просчетом расклада, не обратил на наше «общение» никакого внимания. Для вида пришлось сделать еще один ход, а потом сдаться, когда старый пеликан выудил припасенную цветастую картинку.
– Интеллект – великая сила! – напыщенно заявил он мне.
– Болтай, болтай, старый негодяй, – хмыкнул я, берясь за свой стакан. – Пугало не оставит от тебя камня на камне.
– Куда теперь собираешься, Людвиг? – спросил у меня Львенок.
Я покосился на Франческу. Благодарность благодарностью, но наивностью я никогда не страдал. Она поняла мои сомнения, улыбнулась и ничего не сказала.
– Еще не определился. Следует почитать корреспонденцию.
– Да! – заорал Проповедник. – Да! Так тебе, соломенная шляпа! Я все-таки выиграл! Выиграл!
Пугало, ничуть не расстроившись, село в уголке и начало затачивать серп. Проповедник ликовал, носился по комнате и даже не подозревал, что все это время мы ему поддавались.

История шестая
Когти

Перекрестки – дурное место, особенно ночью, на перепутье лесной дороги, вдали от жилья. Нечисть любит плясать в такое время, скользя по лунному свету и поджидая дураков, которым не сидится дома.
Хуже такого перекрестка может быть лишь тот, где тебя встречает висельник.
Этот был именно таков.
Я увидел человека, повешенного на суку, издали и придержал жеребца, заставляя идти шагом. Полная ледяная луна прекрасно освещала болтавшегося мертвеца, и я успел увидеть, как что-то небольшое и темное спрыгнуло с его плеч и исчезло на дереве.
– Не хочу лезть с советами, но лучше бы тебе пришпорить коня. – Проповедник говорил дельные вещи, но это означало рисковать лошадиными ногами.
Дорога была ужасной.
– Это может быть черт, – посулил он мне, видя, что я не спешу поступать разумно.
– Скорее какая-то мелочь из иных существ. Падальщик. А быть может, обман зрения. Ночью чего только не покажется.
– Интересно, ты кого убеждаешь, меня или себя? – задумчиво вопросила душа.
– Раз такой умный, сходи и посмотри.
Разумеется, он никуда не пошел, и я направил коня вперед. Покойников я не боялся, но в такое время следовало сохранять осторожность.
Снежные сугробы искрились в лунном свете, тускло вспыхивая мертвым ледяным блеском. Они нависали над дорогами, которые зимой превратились в труднопроходимые, узкие тропинки. Труп, практически раздетый и босой, повис на пеньковой веревке, едва заметно покачиваясь.
Он был порядком проморожен, но, несмотря на это, кто-то умудрился обгрызть ему половину лица, и кости черепа белели так же, как и снег вокруг. В полной тишине, зимней, давящей, среди угрюмого мрачного леса, висельник казался очень уместным, хотя оставалось лишь гадать, кто и за какие проступки его здесь вздернул.
– Что ты там бормочешь? – спросил я у Проповедника.
– …Шестой висельник, которого ты встречаешь.
– Нет. Это седьмой на седьмом перекрестке с тех пор, как София говорила со мной в замке Кобнэк.
– И когда будет тот самый, которого тебе следует опасаться?
– Спроси чего-нибудь полегче. – Из моего рта вырвались облачка пара. – Возможно, он перед тобой, а, может, я встречу его лет через шестьдесят.
– Тебе этот покойник не знаком?
– Впервые вижу.
– Как ты можешь быть уверен? У него от лица почти ничего не осталось, все объедено.
Пугало стояло поодаль, улыбаясь и глядя на мертвеца так, словно тот был его лучшим другом. Оно отсутствовало почти месяц, пропав за два дня до Рождества, и я даже начал думать, что одушевленному надоело за мной таскаться и он не вернется, но в последнюю неделю января, когда морозы стали особенно лютыми, Пугало внезапно появилось в моей комнате, до чертиков обрадовав своим приходом Проповедника.
– Этого, думаю, уж точно не придется опасаться, – сказала душа.
– С чего ты так решил?
– Ну, он явно не собирается выбираться из петли и пробовать, каков ты на вкус.
– Пророчества иносказательны, Проповедник. Возможно, что после встречи с ним у нас начнутся неприятности, а, быть может, на этой же веревке подвесят и меня.
– Чтобы твой язык черти гвоздями прибили! Дева Мария! И этому человеку я еще спас жизнь?! – возмутился старый пеликан.
– Я всего лишь перечисляю варианты, не кипятись, – миролюбиво заметил я.
Проповедник ответил сварливым ворчанием, Пугало промолчало, висельник был равнодушен ко всем беседам, что велись под его босыми ногами.
Я в последний раз посмотрел на мертвеца и, миновав перекресток, выехал на заснеженный тракт.
Рождество застало меня на юго-востоке княжества Лезерберг, в глухой провинции. Там мне пришлось очищать маленький город от темных тварей, расплодившихся здесь после того, как рухнула дамба выше по течению и вода затопила кладбище, где хоронили преступников. Я намеревался отправиться в Фирвальден, в Вион, сразу после того, как покончил с делами, но вмешалось Провидение в виде погоды. Точнее, непогоды. Начались затяжные снегопады, и дороги засыпало так, что выбраться из чертова городка не представлялось никакой возможности. Я оказался заперт и предоставлен на растерзание вселенской скуки и Проповедника. Через две недели такой жизни я понял, как выглядит настоящий ад. Ни вино, ни женщины, ни игра в азартные игры с немногочисленными постояльцами трактира не могли спасти меня. Я умирал от безделья и от того, что где-то, за снежными наносами, продолжала бушевать жизнь.
Выехать из опостылевшего городка мне удалось лишь за неделю до Святой Агаты,[50] когда наконец-то до нас смог добраться дилижанс-сани. Разумеется, желающих свалить было выше крыши, но мне повезло занять свободное место, даже не воспользовавшись законными привилегиями, которые города Лезерберга обязаны оказывать Братству.
Добравшись до более цивилизованных областей, я оказался в Фирвальдене. Дороги оставались ужасными, снега намело столько, что некоторые паникеры заикались о скором апокалипсисе со всеми вытекающими последствиями.
На конец света это не слишком походило, лично я считал, что во время него будет гораздо жарче, примерно как в пекле, но оказалось, что у бога есть свои мысли на этот счет. Морозы стояли такие, что в дальний путь отправлялись лишь самоубийцы.
Люди и кони замерзали на трактах, птицы падали с небес, а деревья лопались, не выдерживая холода. Жизнь на улицах почти остановилась, и мне пришлось потерять еще неделю, ожидая, когда можно будет высунуть нос, не опасаясь того, чтобы превратить легкие в лед.
И теперь я спешил в Нарсдорф – город, от которого до Виона было шесть дней пути по зимним дорогам. Они, как я уже говорил, оказались куда хуже, чем можно было предположить, поэтому сегодня я потерял слишком много времени, барахтаясь вместе с конем в снегу, и в итоге застрял на ночь где-то на полпути между коммуной[51] Вальца и лесным массивом Гроленвальд, от которого все умные люди советуют держаться подальше не только ночью, но и днем. Лес издавна славился тварями, обитающими в его чащобе. В последние десять лет из-за попустительства властей там развелось множество нечисти.
Конь, несмотря на медленный темп езды, выбивался из сил и был слишком разгорячен, с трудом продвигаясь по занесенной снегом дороге. Судя по отсутствию следов, здесь никто не ездил уже дня три, если не четыре. Поэтому меня сразу насторожило то, что кусты, расположенные впереди ярдах в шестидесяти, растеряли весь снег и стояли голые.
– Возможно, здесь прошел какой-то зверь. – Проповедник, чтобы не скучать, обосновался у меня в голове.
– Пошел вон, – сказал я ему, разглядывая подозрительный участок дороги.
В этот момент кусты харкнули огнем и окутались клубами едкого порохового дыма. Не знаю, куда полетела пуля, но явно не в мою сторону. Стрелок был или мазилой от бога или просто-напросто поторопился. В любом случае я не стал ждать повторного выстрела, соскользнул с конской спины и, утопая почти по пояс в снегу, потащил животное к деревьям. Конь был испуган, сопротивлялся, но мне все же хватило времени, чтобы оказаться в укрытии, когда грохнуло еще раз, и теперь пуля стукнула в древесный ствол рядом. Я намотал уздечку на ближайший сук, чтобы животное не убежало, снял притороченный к седлу арбалет, перебросив его на плечо, и достал пистолет из сумки.
– Разбойнички, мать их! – Проповедник перепугался сильнее, чем я.
– Сходи проверь, сколько их там.
– И не подумаю! Отправь Пугало!
– Оно все равно ничего не сможет рассказать. И меня, в отличие от тебя, могут прихлопнуть. Так что будь добр, сделай, что я прошу.
Он отправился к кустам.
– Эй! – проорали оттуда. – Кобылу давай! И деньги! А сам иди, куда хошь!
– Без кобылы по такой погоде я далеко не уйду! – крикнул я в ответ, загоняя в дуло пулю и орудуя шомполом.
– А нам какое дело до твоих бед?! Кобылу давай! И деньги!
– Это я уже слышал, – проворчал я, поджигая фитиль.
Где-то полминуты, пока я возился с оружием, царила тишина, затем все тот же голос поинтересовался:
– Эй! Ты там надумал али как?
– Думаю!
– Думай быстрее! Мы тут полночи мерзнем!
Вот идиоты. Они, действительно, считают, что я должен испытывать сочувствие к их профессии? Вот уж совесть меня точно не будет мучить, если они околеют от мороза.
Вернулся Проповедник:
– Их трое. Двое за кустами, у них аркебузы и топоры.
– А третий?
– Прямо за твоей спиной.
Иногда мне хочется убить Проповедника за его излишнюю любовь к театральным эффектам. Я развернулся для того, чтобы увидеть обряженного в собачью шубу разбойника с рогатиной, которая как раз собиралась воткнуться мне в живот, и выстрелил в темное пятно под капюшоном.
Пистолет бухнул так, что с дерева посыпался снег, а конь заржал и попытался освободиться от пут.
Разбойник упал с разваленной головой в сугроб, и снег под ним быстро стал напитываться кровью.
– Эй! Что там у тебя?!
– Ваш приятель! Потерял мозги! Проваливайте, если не хотите к нему присоединиться.
Из укрытия по мне вновь пальнула аркебуза, на этот раз они уже специально целились в моего коня, но пуля прошла выше. Я выстрелил из арбалета наугад и, как видно, не попал.
Меня это уже порядком достало, было понятно, что они не успокоятся и не отстанут. Я посмотрел на скучающее у дороги Пугало.
– Можешь забрать их себе, я плакать не стану.
Оно радостно подпрыгнуло, подбросило в воздух серп, виртуозно поймало его на лету и поспешило к душегубам. Когда одушевленный скрылся за кустами, оттуда раздался лишь один сдавленный вопль.
Я посмотрел на Проповедника, но на этот раз он не стал ничего говорить, а пропел заупокойную.
Отвязав коня, я вывел его обратно на дорогу.
– Между прочим, я спас твою жизнь во второй раз, – сказал мне старый пеликан. – Как тебе такое?
– На том свете тебе зачтется, – посулил я ему.
Проповедник скривился, словно черт, которому сунули под нос ладан, и произнес несколько заученных в Фрингбоу неприличных ругательств. Я проехал мимо кустов, где деловито возилось Пугало, перепачканное кровью с ног до головы. Гибель людей, пытавшихся меня убить, ничуть не тронула мое сердце.
– Твой язык чернее ночи, – сказал Проповедник немного погодя. – Это же надо было так накаркать себе неприятности. Тебя едва не прихлопнули какие-то придурки, возомнившие себя разбойниками! Они даже стрелять не умели!
– На мое счастье. Кстати, насчет карканья. Еще скажи, что это висельник виноват.
– О, значит, не мне одному такая мысль пришла! Покойник вполне мог накликать беду, он ведь висел на перекрестке, а лучшего места для проклятий просто не существует.
– Таких мест полно. Начиная от захоронений с неосвященной землей и заканчивая уютными комнатами старушек, где в комодах хранится клубничное варенье.
Я натянул шарф на лицо, как это делал по старой привычке в морозы, и перестал отвечать на реплики Проповедника. Ему, в отличие от меня, холод был не страшен.
Дышать через шарф, конечно, влажно и душно, зато нос и щеки перестал щипать ночной мороз. Через час дорога окончательно покинула леса и рощи, выбравшись на продуваемую ветром равнину. Я увидел, как далеко-далеко впереди загорелись огоньки поселка, и почти в тот же момент где-то за деревьями подал голос одинокий волк. Ему из степи ответили еще несколько. Конь, хоть и устал, тут же пошел быстрее. Я не нервничал – зверье всегда можно отпугнуть или смутить, благо мой дар на такое способен.
Главное, чтобы это были просто волки, которых голод выгнал на промысел, как иногда случалось лютыми зимами, когда пропадали одинокие путники. А вот если это какая-нибудь нечисть в облике волков или того хуже – ругару,[52] то у меня точно такие же проблемы, как и у обычных людей. Однажды я встретился с ругару на юге Прогансу, среди замечательных лавандовых полей, где он охотился на симпатичных селянок, сжирая их вместе с костями, красными чепцами и башмаками.
Мне было двадцать, я как раз возвращался после завершения моей второй военной кампании, и даже слепой бы меня не спутал с селянкой в красном чепце, но, как оказалось, всегда бывают исключения в правилах.
В критических ситуациях я никогда не жаловался на свою реакцию, так что, когда он появился из-за живой изгороди, весь в засохшей крови, со свалявшейся шерстью и с хлопьями белой пены, текущей из зубастой пасти, я взял ноги в руки и дал такого стрекача, что ругару смог догнать меня лишь в тот интересный момент моей биографии, когда я научился взлетать на деревья без помощи крыльев.
Тварь попыталась повторить мой подвиг, но лишь оставила глубокие следы когтей на стволе. Я, обосновавшись на верхних ветвях, благословлял свою прыть и того лентяя, что не срубил деревце, растущее поблизости от лавандовых полей. Сделай он свою работу, и от меня остались бы лишь обглоданные кости (при должной удаче).
На этом дереве я просидел двое суток, привязав себя к верхушке с помощью ремня. Ругару оказался таким же упрямым, как я, караулил внизу, надеясь, что рано или поздно мне надоест, и я спущусь вниз. В том, что ждать помощи бесполезно, я убедился довольно быстро. Со сторожевой башни ближайшего замка зрители прекрасно видели, как я улепетывал от оборотня, но даже не попытались прикончить тварь.
Так что я провел свои не самые лучшие ночи между небом и землей, играя в гляделки с чудовищем. Наконец, когда сила луны стала слабеть, ругару перевоплотился в человека, и тут-то подоспела кавалерия из замка. Она изрубила ставшего неопасным противника в капусту и сожгла оставшееся, использовав на дровишки спасшее меня деревце…
Волки, обычные волки, завыли гораздо ближе, я увидел три тени, несущиеся по снегу нам наперерез. Конь перешел в опасный галоп, но я швырнул перед носом зверей фигуру, и она вынудила их оставить погоню.
Я постарался успокоить жеребца, но он все равно нервничал до тех пор, пока мы не оказались возле Вальца.
Городок встретил нас погашенными огнями в домах, светились лишь окна внушительного постоялого двора и его пристроек. Именно этот свет я увидел на тракте.
– Наконец-то уют, – сказал Проповедник и, не дожидаясь меня, пошел к дверям.
Мне же сначала пришлось разбираться с животиной, искать конюха, потом договариваться о комнате. Свободных не было, и хозяин предложил мне ночевать в сарае. Я резонно поинтересовался, зачем ему нужен замерзший труп к утру, он подумал и согласился уступить мне собственное жилье, содрав за ночевку втридорога. Я слишком устал, чтобы с ним торговаться, забросил на плечо сумку, сказав жуликоватому конюху, что если пропадет седло и сбруя, то лучше и ему исчезнуть навсегда вместе с ними и не доводить меня до греха, и отправился вместе с хозяином на постоялый двор.
После чистого морозного воздуха помещение оглушило меня одуряющей духотой, запахом немытых тел, гулом, песнями полураздетой девки с грязной головой, вонью протухшего лука, подгоревшего мяса и кислого эля, впитавшегося в доски пола.
В косяк был воткнут ржавый нож, самое примитивное средство для распознавания нечисти, если наложить на него наговор. Три длинных стола занимали все свободное пространство зала, и за ними теснилось множество людей. Они были одеты в платья благородных, куртки с гербами слуг, рясы монахов, плащи пилигримов, богатые шубы купцов и торговцев, камзолы странствующих наемников, дублеты солдат регулярных войск, туники ремесленников. Зима собрала под одной крышей множество совершенно разных людей, которых совершенно не смущали теснота, плечо и локоть соседа, а также его запах.
– Скотный двор! – презрительно сказал Проповедник. – Пойду поищу более приличное место.
– Интересно где?
– В церкви, Людвиг. В доме Божьем. Сейчас там никого не должно быть, кроме святых образов и мышей. Куда лучшее соседство, чем эта свиная конура. Увидимся завтра.
Старый пеликан отчалил, только его и видели. Однако в зале были и другие души. Женщина с обожженным лицом, словно в него ткнули поленом, и парень из купеческой свиты.
Трое типов характерной разбойной наружности резались в кости на самом краю ближайшего ко мне стола. Им хватило одного взгляда на меня, чтобы понять, что здесь ловить нечего, так что в игру меня не пригласили.
Судя по еде на столах, Великий пост здесь никого не смущал, и многие набивали желудки, несмотря на прошедшую Пепельную среду[53] и не дожидаясь конца марта. Лишь монахи, сверкая бритыми тонзурами, и странствующие пилигримы – заросшие бородами, в драной от долгого пути одежде – налегали на альбаландскую сельдь да карпов и линей.
– Будете есть? – спросил у меня хозяин.
– Карпа, в чесноке, без всякой квашеной капусты, – подумав, сказал я, решив, что рыбой здесь отравиться будет сложно. – Хлеб, мягкий сыр, зеленый лук есть?
– Угу.
– И молока.
– Молока?! – удивился он. – Молока нет, только эль.
– Вино найдешь? Есть бутылки, которые закрыты не в этой коммуне?
– Пара нарарских припасена, если угодно господину. Один чергийский грош за бутылку.
Я посмотрел на него так, что он вздохнул и понизил цену:
– Четверть чергийского гроша, а еда будет бесплатной. К вину.
– Две бутылки, – сказал я, увидев вошедшего в зал. – И удвой порции. А еще позаботься о кровати для моего друга.
Дождавшись утвердительного ответа, я пошел навстречу человеку, который стряхивал с бобрового воротника куртки снег.
– Здравствуй, Иосиф, – поприветствовал я его.
Черноглазый старик с легкой рыжиной в щетине, посмотрел на меня и улыбнулся:
– Людвиг, сколько лет… Ты совсем не изменился, если бы не твоя борода. – Голос у него был резкий и неприятный, словно наждак.
Мы пожали друг другу руки.
– Это Герхард, – представил страж жмущегося к его ногам курносого мальчишку.
Тот неуверенно кивнул мне и моргнул покрасневшими глазами с пушистыми ресницами. Было видно, как он устал и как расстроен.
– Здравствуй, – улыбнулся я ему. – Хочешь есть?
– Да, – неуверенно ответил ребенок.
– Идемте, я уже позаботился о ночлеге и ужине.
Мы прошли через весь зал, и я поймал на себе взгляд человека, на голове которого красовался модный алый шаперон с декоративным петушиным гребнем. Несколько упитанный незнакомец был хорошо, я бы сказал, даже богато одет, у него имелась шпага и, как видно, тугой кошель. Поймав мой взгляд, он отвернулся и уткнулся в свой бокал с вином.
Мои инстинкты молчали, так что я лишь мысленно пожал плечами. Его я видел впервые, и от человека не веяло угрозой.
Комната хозяина постоялого двора не отличалась простором, но оказалась вполне уютна, с большой кроватью, и служанка как раз расстилала на полу матрас, сооружая дополнительную лежанку. Одна из стен помещения являлась стенкой печки, так что здесь было натоплено так, что я сразу же приоткрыл форточку.
– В тесноте, да не в обиде, – пробормотал Иосиф, расстегивая куртку. – Ну и жарища. Герхард, не стой столбом.
Мальчик снял овчинный тулуп, аккуратно сложил его, пристроил на полке и осторожно сел на краешек стула. Я стал расшнуровывать ботинки.
– Я слышал про Пауля. – Иосиф подошел к окну, заложив руки за спину. – Ты тогда с ним охотился?
Пауль был когда-то ближайшим другом стража, но лет пятнадцать назад между ними пробежала черная кошка, и с тех пор они не общались. Так что я несколько удивился вопросу, но ответил так же небрежно, как и он спросил:
– Да, в Солезино. Душа оказалась слишком сильной и хитрой.
– Жаль. Пауль, несмотря на всю свою любовь к власти, был хорошим стражем. Извини, если обижу, но мне кажется, магистром он стал бы куда лучшим, чем Гертруда.
– Мне не на что обижаться.
– Ну и славно. Откуда едешь?
– Застрял из-за снегопадов в Лезерберге, а так был во Фрингбоу. А ты?
– Из При. Везу мальчика в Арденау. У него яркий дар, было бы жалко потерять такой потенциал.
Герхард неуверенно улыбнулся. Мальчишка был порядком напуган, и я его понимал. Сам был таким, когда меня нашел Иосиф.
В дверь стукнули, принесли на двух подносах еду, вино и, о чудо – они все-таки расщедрились на стакан молока.
– Садись за стол, парень. – Я взял дело в свои руки.
Иосиф за всю свою жизнь так и не понял, что слишком строг с новичками, отчего им, и так оторванным от своих семей, становится еще более одиноко.
Я поставил перед мальчишкой молоко и пододвинул тарелку с зажаристой жирной рыбиной.
– Вы тоже страж? – спросил он у меня.
– Конечно.
– Я нашел его, как и тебя, мальчик. – Иосиф, продолжая стоять возле окна, набивал трубку едким табаком. – Он стал хорошим стражем, одним из лучших. Возможно, ты тоже когда-нибудь будешь таким, как он.
Старик редко сподоблялся на лестный отзыв о своих братьях, так что я оценил его слова.
– А много злых душ вы уничтожили? – спросил Герхард, запихивая в рот хлеб.
– Вполне достаточно, – ответил я. – А ты уже видел их?
– Одну. – Мальчик нахмурился, и было понятно, что это воспоминание ему слишком неприятно, но почти тут же его лицо разгладилось. – Господин Иосиф плеснул на нее невидимым огнем и убил кинжалом. Было здорово и… страшно.
К середине ужина он уже разговорился, перестав чувствовать себя чужаком, а затем, когда тарелка опустела наполовину, его энтузиазм затих, и мальчишка стал клевать носом, а пока мы со стражем негромко беседовали, вовсе заснул.
Старик легко и неожиданно нежно поднял ребенка на руки, отнес на кровать, укрыл его одеялами, затем вернулся ко мне и сказал:
– Совсем умотался парень. Дорога даже для взрослого тяжелая, а уж для ребенка, никогда не бывавшего дальше собственной деревни, вовсе ужасна. Плохая зима, до Альбаланда придется добираться очень долго.
– У паренька сильный дар. Поздравляю.
Иосиф, на моей памяти, нашел больше детей с даром, чем все другие стражи. Обычно из любой своей поездки он привозит одного, а то и двух. Он говорит, что не ищет их, дети сами его находят.
– Я давно уже не радуюсь этому, Людвиг, – проскрежетал старик, сохранивший, несмотря на свои восемьдесят, удивительную силу, подвижность и бодрость духа.
В его клинке много собранных душ, которые помогают стражу все еще оставаться в форме. Тот, кто видит Иосифа впервые, считает, что ему нет и пятидесяти. Вполне неплохо для восьмидесятилетней «развалины».
– Почему? – негромко спросил я.
– Сколько из тех, кого я привел в школу, теперь мертвы? Тот же Ганс, твой самый лучший дружок. Где он теперь? А Мила, Натаниэль, Йохан, Матильда, Агата, Александр, Жанет, Михаил? Те, кого я нашел до тебя, и те, кого я привел после того, как ты оказался в школе, давно уже лежат в могилах. Число погибших слишком велико.
– У нас опасная работа, и ты первый, кто об этом знает. Лучше дать ребенку шанс в Арденау, чем позволить ему умереть просто так. Ни один из необученных детей с даром не доживает до совершеннолетия. Души уничтожают их или же приходит Орден Праведности. Я, честно, не знаю, что хуже.
Иосиф грустно улыбнулся:
– Ты вырос.
– Только сегодня заметил? – с иронией спросил я.
Он виновато пожал плечами:
– Для меня каждый из тех, кого я привел в школу, всегда будет таким, каким я его увидел впервые. Ты встречал кого-нибудь из наших?
– За последние полгода – немногих. Карла, Гертруду, Львенка, Шуко… ты знаешь про Розалинду?
Он кивнул. Ее нашел Пауль, взял девочку в свои ученицы, и в итоге они оба навсегда остались в Солезино.
– Жаль цыгана. – Страж откинулся на стуле. – Хорошая была девочка. Смышленая.
Мы выпили за ее память, и я спросил:
– А ты где пропадал?
– Все лето и осень торчал в Ольском королевстве, дел было по горло. Ты уже слышал, что они все-таки начали войну с Чергием?
– Нет. В снежном Лезерберге было несколько напряженно с новостями. Что, воюют зимой?
– Пока мелкие пограничные стычки, но к весне разойдутся, чтобы устроить что-нибудь более крупное. Все-таки когда представители одной династии правят в двух странах, то рано или поздно наследники начнут претендовать на земли родственников. Возможно, султаны хагжитов поступают мудро, убивая младших братьев, впрочем, чего взять с еретиков? После Ольского королевства я заглянул в Альбаланд, потом поехал в При. Вот теперь – снова назад и опять через треклятый Бьюргон. Нашего брата там в последнее время не слишком жалуют.
– В смысле?
Он посмотрел на свои большие, тяжелые ладони:
– Возможно, я пристрастен, с виду-то все как прежде, но в крупных городах власть нас терпит и только. Один шпик сказал мне, что это потому, что стражи каким-то образом разрушили союз Бьюргона с Прогансу. Ну, ты помнишь их дрязги с Удальном?
Я кивнул без всяких эмоций.
– Союз не состоялся, говорят, его величество скрипит зубами от злости, но не более того. Магистры что-то на него нарыли. Не знаешь, что?
– Нет. – Я почти не врал. – Стараюсь не лезть в большую политику.
– Это правильно, парень. Политика тварь еще та. Хуже окулла. Сожрет любого и не подавится.
Мы проговорили больше двух часов, делясь новостями и воспоминаниями, и легли далеко за полночь.
– Слушай, Иосиф, – сказал я, ложась на матрас и уступая ему кровать. – Если ночью в комнату завалится одно Пугало, очень прошу тебя, не бросайся на него с кинжалом. Оно это не любит.
Я дождался его обещания и крепко уснул.

Меня разбудил легкий шорох за дверью, а затем тихий стук. Мы проснулись со стариком одновременно, держа в руках кинжалы. Мальчик продолжал дремать.
– Кто? – спросил я.
За окном было еще темно, но я слышал, что в зале возобновился гул голосов тех, кто собирался в дорогу с утра пораньше.
– Добрый господин, это хозяин. Мне надо с вами поговорить.
– Пошел вон! Мы еще спим.
– Это касается оплаты за комнату.
Было понятно, что он не отстанет и рано или поздно разбудит ребенка.
– Сейчас приду.
Я услышал удаляющиеся шаги.
– Разберусь, – сказал я Иосифу. – Запри дверь.
Я вышел в зал, накинув на плечи куртку. Пилигримы как раз собирались уходить, а торговцы приканчивали огромную яичницу с беконом и сыром, бурно обсуждая, какую бог пошлет им погоду и успеют ли они добраться до Шнеппенбарга засветло.
Хозяин протирал кружки для эля не слишком чистой тряпкой. Я подошел к нему, спросил:
– В чем дело?
– Ни в чем, добрый господин. Простите, мне пришлось соврать вам, чтобы вы вышли из комнаты и не тревожили своего друга. Этот господин очень хотел поговорить с вами.
Он кивком указал на дальний стол, где сидел давешний тип в петушином шапероне. Хмурясь, я направился к нему и довольно неприветливо спросил:
– Что вам угодно?
– Присаживайтесь, господин ван Нормайенн, – сахарным голосом поприветствовал он меня. – Желаете завтрак? Я распоряжусь, только скажите.
– Вот ведь странно – вы знаете, кто я, но я не имею никакого представления, кто вы, – сказал я, не собираясь садиться.
Человек положил на стол серебряный жетон.
– Если у вас нет никаких обвинений, то я отправлюсь спать. – Жетон меня ничуть не тронул.
– Я хочу спасти жизнь вашего друга и щенка, которого он тащит с собой. Ну как? Я смог хоть немного заинтересовать вас?
– Горячий чай, колбасу и пшенную кашу, – ответил я.
Он рассмеялся, подозвал хозяина, сделал заказ.
– Моя организация давно следит за вами, и я хотел бы предложить сделку.
– Слушаю. – Я не стал говорить ему, что куда безопаснее заключить сделку с Дьяволом, чем с законниками.
– Меня очень интересует, что произошло в Солезино и при каких обстоятельствах была разрушена наша штаб-квартира.
Я дернул бровями, несколько удивленный поднятой темой:
– А что в обмен?
– Мы забудем о трагической смерти господина Александра. Поверьте, это поможет избежать вам в дальнейшем множества неприятностей.
– Ну, к смерти господина Александра, который, попрошу заметить, по словам Ордена, был изгнан от вас, я не имею никакого отношения. Что касается Солезино, то случившееся в нем не является секретом – мор юстирского пота оказался ужасной трагедией, и, поверьте, я бы с радостью забыл о тех днях. Что касается здания Ордена, то землетрясение не щадит никого. Возможно, это кара Господня за какие-то грехи.
– Я разочарован, – поджал губы безымянный орденец с жетоном высшего жреца. – Вы не желаете быть откровенным, и это не пойдет вам на пользу. Что касается грехов, то если бы Всевышний карал за каждый грех, Арденау бы уже лежал в руинах, а все стражи превратились в соляные столбы.
– Это все, что вы хотели обсудить? – холодно спросил я.
– Ну что вы. Я всего лишь проявил личный интерес. А теперь, собственно говоря, дело, в связи с которым маленькие разносчики новостей трудились всю ночь, чтобы этот человек успел вас поприветствовать.
Мужчина, подошедший к нам, сел рядом с законником и улыбнулся мне, хотя его глаза оставались холодны:
– Эта встреча рано или поздно должна была состояться, Людвиг.
– Я удивлен. Личный колдун маркграфа Валентина в такой дыре, – сухо бросил я, слыша, как в моих ушах бьет тревожный набат. – Сегодня какое-то утро встреч, господин Вальтер.
– О, вы сочли за труд узнать мое имя, это льстит. Признаться, у меня была бессонная ночь, пока я сюда добирался, страж. Мне пришлось пошевеливаться, чтобы вас снова не потерять. Маркграф Валентин вновь передает приглашение посетить его гостеприимные земли. Замок Латка готов распахнуть перед вами свои ворота.
«Уверен, он распахнет не только ворота, но и тюремные подвалы», – подумалось мне. Но вслух я произнес:
– И вновь я с сожалением отказываюсь.
– Так я и думал. – У колдуна появилась неприятная особенность – поглаживать шрам на лице. – Но, если вы не заметили, ситуация несколько изменилась. Сейчас не Ночь ведьм, и мы не в замке Кобнэк. Мы в провинциальной дыре, где нет ничего, что помешает нам исполнить волю маркграфа.
– Одно уточнение, – сказал я, поднимая палец. – Отсюда до земель Валентина Красивого четыре дня пути на юг. Это не его владения.
– На ваше уточнение у меня будет другое уточнение, – притворно вздохнул законник. – Здесь нас ждет господин колдун, на улице – люди милорда, и, скажу вам по секрету, страж, они сущие головорезы.
– Думаете, меня это может испугать?
– Нет. Что вы. Конечно нет. – Он поднял руки в притворном жесте мира. – Всем нам известна ваша смелость.
– Тогда не вижу смысла продолжать разговор, – сказал я, вставая из-за стола.
– Но также всем известен ваш здравый смысл и то, что вы не любите, когда погибают невинные люди. Если вы будете упрямиться, господину колдуну, к нашему обоюдному сожалению, придется выполнять задание господина силой. Разумеется, эти действия не останутся без свидетелей. Ваш друг, страж, будет в курсе, а свидетели в таких делах никому не нужны.
– Я убью и его и малолетнего щенка, – без всякой злобы сказал Вальтер, и было видно, что он не лжет.
Убьет и не поморщится.
– У вас есть выбор, Людвиг. – Законник посмотрел на свои ладони. – Уйти сейчас вместе с нами, не поднимая шума, и тогда мальчик и старик будут жить. Или же начать упрямиться, и последствия этого будут очень неприятны…
Он с «огорчением» вздохнул.
– Что вы изучаете? – спросил я у него.