1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 
Угоняя тучные стада,      

Пусть блестят в стремительном размахе      

Томагавки, копья и навахи, —      

Пусть опять прихлынут к сердцу   страхи,      

Как в былые, детские года!      

       

Я устал быть нежным и счастливым!      

Эти песни, ласки, розы — плен!      

Ах, из роз люблю я сердцем лживым      

Только ту, что жжет огнем ревнивым,      

Что зубами с голубым отливом      

Прикусила хитрая Кармен!      

       

1 января 1916      

       

Портрет      

       

       

Царевна ходит в красном кумаче,      

Румянит губы ярко и задорно,      

И от виска на поднятом плече      

Ложится бант из ленты черной.      

       

Царевна душится изнеженно и пряно      

И любит смех, и шумный   балаган, —      

Но что же делать, если сердце пьяно      

От поцелуев и румян?      

       

Начало 1911      

       

Прогулка      

       

       

Хорошо, что в этом мире      

Есть магические ночи,      

Мерный скрип высоких сосен,      

Запах тмина и ромашки      

    И луна.      

       

Хорошо, что в этом мире      

Есть еще причуды сердца,      

Что царевна, хоть не любит,      

Позволяет прямо в губы      

    Целовать.      

       

Хорошо, что, словно крылья      

На серебряной дорожке,      

Распластался тонкой тенью,      

И колышется, и никнет      

    Черный бант.      

       

Хорошо с улыбкой думать,      

Что царевна (хоть не любит!)      

Не забудет ночи лунной,      

Ни меня, ни поцелуев —      

    Никогда!      

       

Весна 1910      

 Досада      

       

       

Что сердце? Лань. А ты стрелок,   царевна.      

Но мне не пасть от полудетских рук,      

И, промахнувшись, горестно и гневно      

Ты опускаешь неискусный лук.      

       

И целый день обиженная бродишь      

Над озером, где ветер и камыш,      

И резвых игр, как прежде, не   заводишь,      

И песнями подруг не веселишь.      

       

А день бежит, и доцветают розы      

В вечерний, лунный, в безысходный   час, —      

И, может быть, рассерженные слезы      

Готовы хлынуть из огромных глаз.      

       

Начало 1911      

       

Успокоение      

       

       

Сладко жить в твоей, царевна, власти,      

В круге пальм, и вишен, и причуд.      

Ты как пена над бокалом Асти,      

Ты — небес прозрачный изумруд.      

       

День пройдет, сокроет в дымке знойной      

Смуглые, ленивые черты, —      

Тихий вечер мирно и спокойно      

Сыплет в море синие цветы.      

       

Там, внизу, звезда дробится в пене,      

Там, вверху, темнеет сонный куст.      

От морских прозрачных испарений      

Солоны края румяных уст…      

       

И душе не страшно расставанье —      

Мудрый дар играющих богов.      

Мир тебе, священное сиянье      

Лигурийских звездных вечеров.      

       

Июнь 1911      

Генуя      

       

Завет      

       

       

Благодари богов, царевна,      

За ясность неба, зелень вод,      

За то, что солнце ежедневно      

Свой совершает оборот;      

       

За то, что тонким изумрудом      

Звезда скатилась в камыши,      

За то, что нет конца причудам      

Твоей изменчивой души;      

       

За то, что ты, царевна, в мире      

Как роза дикая цветешь      

И лишь в моей, быть может, лире      

Свой краткий срок переживешь.      

       

Осень 1912      

 Февраль      

       

       

Этот вечерний, еще не весенний,      

Но какой-то уже и не зимний…      

Что ж ты медлишь, весна?   Вдохновенней,      

Ты, влюбленных сердец Полигимния!      

       

Не воскреснуть минувшим волненьям      

Голубых предвечерних свиданий, —      

Но над каждым сожженным мгновеньем      

Возникает, как Феникс, —   предание.      

       

Февраль 1913      

       

Бегство      

       

       

Да, я бежал, как трус, к порогу Хлои   стройной,      

Внимая брань друзей и персов дикий   вой,      

И все-таки горжусь: я, воин   недостойный,      

    Всех превзошел   завидной быстротой.      

       

Счастливец! я сложил у двери   потаенной      

Доспехи тяжкие: копье, и щит, и меч.      

У ложа сонного, разнеженный,   влюбленный,      

    Хламиду грубую   бросаю с узких плеч.      

       

Вот счастье: пить вино с подругой   темноокой      

И ночью, пробудясь, увидеть над собой      

Глаза звериные с туманной поволокой,      

    Ревнивый слышать   зов: ты мой? ужели мой?      

       

И целый день потом с улыбкой   простодушной      

За Хлоей маленькой бродить по   площадям,      

Внимая шепоту: ты милый, ты   послушный,      

    Приди еще — я все   тебе отдам!      

       

Осень 1911      

       

Ситцевое царство      

       

       

       1      

По вечерам мечтаю я      

(Мечтают все, кому не спится).      

Мне грезится любовь твоя,      

Страна твоя, где все — из ситца.      

       

Высокие твои дворцы,      

Задрапированные залы,      

Твои пажи, твои льстецы,      

Твой шут, унылый и усталый.      

       

И он, как я, издалека      

День целый по тебе томится.      

Под вечер белая рука      

На пестрый горб легко ложится.      

       

Тогда из уст его, как дым,      

Струятся ситцевые шутки, —      

И падают к ногам твоим      

Горошинки да незабудки.      

       

В окне — далекие края:      

Холмы, леса, поля — из ситца…      

О, скромная страна твоя!      

О, милая моя царица!      

       

О, вечер синий! Звездный свет      

Дрожит в твоем прекрасном взоре,      

И кажется, что я — поэт,      

Воспевший ситцевые зори…      

       

Так сладостно мечтаю я      

По вечерам, когда не спится…      

О, где ты, милая моя?      

Где нежная моя царица?      

       

16 апреля 1909      

Гиреево      

       

       2      

К большому подойдя окну,      

Ты плачешь, бедная царица.      

Окутали твою страну      

Полотнища ночного ситца.      

       

Выходишь на пустой балкон,      

Повитый пеленой тумана.      

Безгласен неба синий склон.      

Жасмин благоухает пряно.      

       

Ты комкаешь платок в руке,      

Сверкает, точно нож, зарница —      

И заунывно вдалеке      

Курлыкает ночная птица.      

       

И плачешь, уронив венец.      

Твой шут, щадя покой любимой,      

Рукой зажавши бубенец,      

На цыпочках проходит мимо.      

       

Раздвинул пестрым колпаком      

Росой пропитанные ситцы      

И спрятался. Как знать, о чем      

Предутренняя грусть царицы?      

       

Начало 1913      

 Вечер      

       

       

Красный Марс восходит над агавой,      

Но прекрасней светят нам они —      

Генуи, в былые дни лукавой,      

Мирные, торговые огни.      

       

Меркнут гор прибрежные отроги,      

Пахнет пылью, морем и вином.      

Запоздалый ослик на дороге      

Торопливо плещет бубенцом…      

       

Не в такой ли час, когда ночные      

Небеса синели надо всем,      

На таком же ослике Мария      

Покидала тесный Вифлеем?      

       

Топотали частые копыта,      

Отставал Иосиф, весь в пыли…      

Что еврейке бедной до Египта,      

До чужих овец, чужой земли?      

       

Плачет мать. Дитя под черной тальмой      

Сонными губами ищет грудь.      

А вдали, вдали звезда над пальмой      

Беглецам указывает путь.      

       

Весна 1913      

       

Рай      

       

       

Вот, открыл я магазин игрушек:      

Ленты, куклы, маски, мишура…      

Я заморских плюшевых зверушек      

Завожу в витрине с раннего утра.      

       

И с утра толпятся у окошка      

Старички, старушки, детвора —      

Весело — и грустно мне немножко:      

День за днем, сегодня — как вчера.      

       

Заяц лапкой бьет по барабану,      

Бойко пляшут мыши впятером.      

Этот мир любить не перестану,      

Хорошо мне в сумраке земном!      

       

Хлопья снега вьются за витриной      

В жгучем свете желтых фонарей…      

Зимний вечер, длинный, длинный,   длинный!      

Милый отблеск вечности моей!      

       

Ночь настанет — магазин закрою,      

Сосчитаю деньги (я ведь не спешу!)      

И, накрыв игрушки легкой кисеею,      

Все огни спокойно погашу.      

       

Долгий день припомнив, спать улягусь   мирно,      

В колпаке заветном, — а в   последнем сне      

Сквозь узорный полог, в высоте   сапфирной      

Ангел златокрылый пусть приснится   мне.      

       

Декабрь 1913      

       

       

       

Новый год      

       

       

«С Новым годом!» Как ясна улыбка!      

«С Новым счастьем!» — «Милый, мы   вдвоем!»      

У окна в аквариуме рыбка      

Тихо блещет золотым пером.      

       

Светлым утром, у окна в гостиной,      

Милый образ, милый голос твой…      

Поцелуй душистый и невинный…      

Новый год! Счастливый! Золотой!      

       

Кто меня счастливее сегодня?      

Кто скромнее шутит о судьбе?      

Что прекрасней сказки новогодней,      

Одинокой сказки — о тебе?      

       

14 декабря 1909 Москва      

       

       

Сборник «Путем зерна»   (1920)      

       

Путем зерна      

       

       

Проходит сеятель по ровным бороздам.      

Отец его и дед по тем же шли путям.      

       

Сверкает золотом в его руке зерно,      

Но в землю черную оно упасть должно.      

       

И там, где червь слепой прокладывает   ход,      

Оно в заветный срок умрет и   прорастет.      

       

Так и душа моя идет путем зерна:      

Сойдя во мрак, умрет — и оживет она.      

       

И ты, моя страна, и ты, ее народ,      

Умрешь и оживешь, пройдя сквозь этот   год,—      

       

Затем, что мудрость нам единая дана:      

Всему живущему идти путем зерна.      

       

23 декабря 1917      

       

Слезы Рахили      

       

       

Мир земле вечерней и грешной!      

Блещут лужи, перила, стекла.      

Под дождем я иду неспешно,      

Мокры плечи, и шляпа промокла.      

Нынче все мы стали бездомны,      

Словно вечно бродяги мы были,      

И поет нам дождь неуемный      

Про древние слезы Рахили.      

       

Пусть потомки с гордой любовью      

Про дедов легенды сложат —      

В нашем сердце грехом и кровью      

Каждый день отмечен и прожит.      

Горе нам, что по воле Божьей      

В страшный час сей мир посетили!      

На щеках у старухи прохожей —      

Горючие слезы Рахили.      

       

Не приму ни чести, ни славы,      

Если вот, на прошлой неделе,      

Ей прислали клочок кровавый      

Заскорузлой солдатской шинели.      

Ах, под нашей тяжелой ношей      

Сколько б песен мы не сложили —      

Лишь один есть припев хороший:      

Неутешные слезы Рахили!      

       

5–30 октября 1916      

 Ручей      

       

       

Взгляни, как солнце обольщает      

Пересыхающий ручей      

Полдневной прелестью своей, —      

А он рокочет и вздыхает      

И на бегу оскудевает      

Средь обнажившихся камней.      

       

Под вечер путник молодой      

Приходит, песню напевая;      

Свой посох на песок слагая,      

Он воду черпает рукой      

И пьет — в струе, уже ночной,      

Своей судьбы не узнавая.      

       

Лето 1908 Гиреево      

30 января 1916      

       * * *      

       

Сладко после дождя теплая пахнет   ночь.      

Быстро месяц бежит в прорезях белых   туч.      

    Где-то в сырой   траве часто кричит дергач.      

       

Вот к лукавым губам губы впервые   льнут.      

Вот, коснувшись тебя, руки мои   дрожат…      

    Минуло с той поры   только шестнадцать лет.      

       

8 января 1918      

       

Брента      

       

Адриатические волны!      

О, Брента!..      

«Евгений Онегин»      

       

       

Брента, рыжая речонка!      

Сколько раз тебя воспели,      

Сколько раз к тебе летели      

Вдохновенные мечты —      

Лишь за то, что имя звонко,      

Брента, рыжая речонка,      

Лживый образ красоты!      

       

Я и сам спешил когда-то      

Заглянуть в твои отливы,      

Окрыленный и счастливый      

Вдохновением любви.      

Но горька была расплата.      

Брента, я взглянул когда-то      

В струи мутные твои.      

       

С той поры люблю я, Брента,      

Одинокие скитанья,      

Частого дождя кропанье      

Да на согнутых плечах      

Плащ из мокрого брезента.      

С той поры люблю я, Брента,      

Прозу в жизни и в стихах.      

       

Весна 1920, Москва      

1921, Петербург      

17 мая 1923, Saarow      

 Мельница      

       

       

Мельница забытая      

В стороне глухой.      

К ней обоз не тянется,      

И дорога к мельнице      

Заросла травой.      

       

Не плеснется рыбица      

В голубой реке.      

По скрипучей лесенке      

Сходит мельник старенький      

В красном колпаке.      

       

Постоит, послушает —      

И грозит перстом      

Вдаль, где дым из-за лесу      

Завился веревочкой      

Над людским жильем.      

       

Постоит, послушает —      

И пойдет назад:      

По скрипучей лесенке,      

Поглядеть, как праздные      

Жернова лежат.      

       

Потрудились камушки      

Для хлебов да каш.      

Сколько было ссыпано,      

Сколько было смолото,      

А теперь шабаш!      

       

А теперь у мельника      

Лес да тишина,      

Да под вечер трубочка,      

Да хмельная чарочка,      

Да в окне луна.      

       

Весна 1920, Москва      

13 марта 1923, Saarow      

       

Акробат      

       

       Надпись к силуэту      

       

От крыши до крыши протянут канат.      

Легко и спокойно идет акробат.      

       

В руках его — палка, он весь — как   весы,      

А зрители снизу задрали носы.      

       

Толкаются, шепчут: «Сейчас   упадет!» —      

И каждый чего-то взволнованно ждет.      

       

Направо — старушка глядит из окна,      

Налево — гуляка с бокалом вина.      

       

Но небо прозрачно, и прочен канат.