1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
И всё понеслось.
– А я уже боялся, что придётся отменить ваш доклад, – сказал Боб, когда они пересекали зал музея, в котором была выставлена всевозможная буровая техника. – А ведь именно ваш доклад – хайлайт нашего конгресса! – Это звучало так привычно, будто он говорил это каждому докладчику, но Маркус заметил, что Блок улыбнулся, – и только ли изобилие знакомой ему буровой техники послужило тому причиной?
Они явились вовремя. Голос из громкоговорителя объявил доклад, и все люди двинулись в одном направлении. Боб приостановился, объяснил, что Блока должен взять сейчас с собой, а Марку показал дорогу к аудитории.
– Нет проблем, – кивнул Маркус и оставил их.
Прямо, потом направо и ещё раз направо. В одной нише коридора стоял космический скафандр – настоящий, казалось; словно рыцарские доспехи двадцатого века. Неплохо. За проходом, мимо которого он шёл, виднелось нечто вроде выставочного павильона: Маркус углядел таблички с надписями «GOLD FUSION»[19] и «ETERNAL LIFE».[20] В следующей нише пустовал информационный стенд о частных полётах в космос. Навстречу ему попались двое мужчин, один из которых был в шлеме с двумя камерами и антенной; но беседовали они между собой так, будто всё это было в порядке вещей.
Девушка у двери уже махала Маркусу, поторапливая его, так что он отложил на потом размышления об этом странном явлении, проскользнул в зал, уже почти заполненный, и нашёл себе место в передних рядах. На сцену вихрем вылетел Боб, такой броский в своём красном костюме, и объявил Карла Вальтера Блока с выразительностью телевизионного проповедника. Человек from Austria, который осуществил mission impossible, найдя нефть в Альпах. Блока встретили воодушевлёнными аплодисментами, что снова вызвало у него улыбку. Судя по всему, улыбаться ему приходилось не так уж часто.
– Ladies and gentlemen, – начал он на своём жёстком, несколько отрывистом английском, – позвольте мне для начала рассказать вам одну историю.
Маркус ещё раз быстро огляделся. Ladies практически не было. За исключением одной-двух персон, в половой принадлежности которых он не был так уж уверен, публика состояла исключительно из мужчин.
– Однажды вечером полицейский увидел пьяного, который ходил под фонарём и что-то искал. Он спросил, что тот ищет, и пьяный ответил: «Ключ от дома». «Давайте я вам помогу», – предложил полицейский, и некоторое время они искали вместе. Но – ничего не нашли. «Скажите, а где вы его потеряли?» – спросил полицейский. Пьяный показал в темноту: «Где-то там». – «Так почему же вы ищете его здесь, под фонарём?» – «Потому что здесь светло, – ответил пьяный, – а там ничего не видно».
Послышался вежливый смех. Маркус невольно втянул голову в плечи. Зачем это?
Блок немного отступил от пульта назад и оглядел зал, будто раздумывая, не прервать ли ему доклад из-за недостатка воодушевления в зале. В молчании шли секунды, и в зале копилось роковое напряжение. В любую секунду могли подняться и потянуться к выходу первые слушатели.
Маркус услышал шарканье ног и чей-то шёпот: «Пошли отсюда. Это скучно».
– Сегодняшние академики, – продолжил Блок в этот самый момент голосом, который заставил всех вздрогнуть, – действуют в точности как этот пьяный. Они ищут нефть там, где приятно её искать. А не там, где она есть. – Он выдвинул вперёд подбородок. – Много говорят о том, что в один прекрасный день вся нефть закончится и что к этому моменту надо подготовиться. Много говорят об альтернативных источниках энергии. Много денег тратится на ветряки, на устройства получения биогаза и на солнечные батареи на крышах домов. Всё это чепуха. Я скажу вам одно: альтернативы нефти нет. Это плохая новость. А вот хорошая: она не кончится. Все, кто это пророчествует, ошибаются, и очень сильно. Запасы нефти таковы, что нашего воображения не хватит представить, чтобы мы были в состоянии её когда-либо израсходовать. Однако – надо знать, где её искать. Об этом я и хочу рассказать вам здесь и сейчас.
Теперь он безраздельно завладел всеобщим вниманием. Даже вниманием Маркуса, который с удивлением взирал на худого пожилого мужчину, ехавшего с ним рядом последние несколько часов: тот как будто вырос, превратившись в исполина, и светился изнутри.
– Когда я говорю, что альтернативы нефти нет, я не хочу этим сказать, что не надо применять ветряки, или приливные гидростанции, или что там ещё, если это напрашивается. Почему бы нет? Это всё прекрасно, если не впадать в заблуждение, что эти источники могут сделать нефть лишней. Потому что без нефти обойтись нельзя. Вся наша техническая цивилизация неразрывно связана с нефтью. Попытаться отказаться от неё было бы всё равно, что попытаться жить без крови.
Блок нажал кнопку, и на экране возникла первая картинка его доклада. То было старое коричневое фото древнего автомобиля.
– Я хочу продемонстрировать вам это на примере. Сегодня много говорят об электромобилях, о гибридных моторах, топливных элементах и так далее. Это преподносится как новейшее из нового, попросту говоря – прогресс. На самом деле всё это старо. С электромобилем экспериментировали ещё в конце девятнадцатого века. Первая машина с гибридным двигателем была создана ещё в 1903 году! Вы видите её на этом снимке. А топливные элементы… М-да. Я хочу задать вам только один вопрос: верите ли вы, что когда-нибудь самолёт полетит на топливных элементах? Есть в этом зале кто-нибудь, кто в это верит? Кто-нибудь, кто представляет себе самолёт с электромотором и батареей? Нет таких, очень хорошо. Поскольку это и невозможно. Все эти утончённые умники, бескровные теоретики альтернативных двигателей забывают в своих изощренных теориях один важный параметр – плотность энергии. Но в плотность энергии упирается всё, и зависимость от неё весьма существенна. Взять плотность энергии электропривода: мотор и батарея вместе взятые, кстати сказать, или пусть хоть топливный элемент вместо батареи, по существу, это ничего не меняет, – этого как раз хватит, чтобы привести в движение лучший «гольфик», но и всё. И это обусловлено принципом; тут всё изобретательское искусство мира не в силах ничего изменить.
Он поучительно поднял руку.
– Это факт, что вам не миновать химического привода, если вам нужны большие мощности. И есть только одно-единственное вещество, которое превосходит производные нефти – бензин, керосин и так далее – по плотности энергии: водород. Кислородно-водородная реакция – вообще самая богатая энергией химическая реакция. Поэтому на ней работают ракеты. Однако вопрос: есть ли в зале кто-нибудь, кто сел бы в рейсовый самолёт, который работает на чистом водороде? Ага. Видимо, здесь собрались одни только здравомыслящие люди. Я бы тоже не сел. Пусть водород и богат энергией, но он несравнимо рискованнее.
Блок нажал кнопку, и на экране появилась другая историческая картинка. По залу пронёсся не то шёпот, не то вздох. То был снимок дирижабля Хинденбурга, горящего на аэродроме Лакехурст.
– Вот вам водородная технология, дамы и господа, – воскликнул Блок. – И это вам хотят продать в качестве будущего для человечества. – Он покачал головой. – Как ни крути, а что касается соотношения удобства в обращении с затратами энергии, бензин остаётся непревзойдённым. Уберите нефть – и наш мир перестанет быть тем миром, который мы знаем. Уберите нефть – и наш мир перестанет быть миром, в котором мы можем выжить.
Он убрал с экрана картинку и оперся на пульт, будто желая взобраться на него.
– Но, скажете вы, ведь это же факт, что нефти находят всё меньше! Это же факт, что последнее крупное нефтяное поле, какое было найдено, – это поле Статфьорд под Северным морем! И это было в 1974 году! Если нефти ещё много – почему её не находят? – Его указательный палец уткнулся в зрительный зал. – Потому что её ищут не там! Потому что, уподобляясь тому пьяному из анекдота, ищут там, где светло, а не там, где она находится!
На экране возник сложный график, явно взятый из какого-то учебника.
– Я могу вам посоветовать прочесть хорошую книгу об истории науки, – сказал Блок и весело засмеялся булькающим смехом. – У вас откроются глаза. Не поддаётся описанию, что только не считалось в разное время «научным» уровнем. А единственное, что за этим стоит, – это господа академики и их борьба за звания. Истина для них – дело второстепенное. Побочный эффект. Пусть даже появится новая, лучшая теория, – всё равно будут отчаянно защищать господствующее заблуждение, школярскую мудрость, признанную догму до последней капли чернил. Должно вымереть целое поколение учёных, на их место должны прийти новые, и только тогда новая теория получит хотя бы намёк на шанс.
Блок повернулся к схеме.
– Факт, дамы и господа: как возникает нефть – неизвестно. Однако – есть теория. Об этой теории долго спорили, и в ходе этого спора теория становилась всё сложнее, пока не достигла сегодняшнего состояния, став уже такой сложной, что хотелось бы иметь дело с чем-то более простым. С налоговым правом, например.
Смех.
– Тем не менее я попытаюсь её объяснить. По преобладающему в науке мнению нефть есть древняя органическая материя, которая под огромным давлением была разогрета и из-за этого химически преобразовалась в ту смесь различных гидрокарбонатов, которые поддаются выделению из смеси: метан и пропан, например, самые лёгкие молекулы этого семейства; бензолы различной плотности и состава, которые мы знаем как бензин, дизель или мазут; и, наконец, тяжёлые гидрокарбонаты – такие, как гудрон или парафин. До сих пор всё звучит просто. Так просто, что поневоле задумаешься, а почему бы, собственно, не производить нефть самим, на собственном заднем дворе, из всего того, что до сих пор выбрасывалось в компостную яму? А, разве нет? Было бы практично.
На экране возникла другая картинка: рисунок древнего ландшафта.
– По какой-то причине, которую я так и не понял, официальная теория гласит, что исходным материалом этого процесса был не какой-то органический материал, а совершенно определённые водоросли, которые жили в праисторических мелководных морях и во время одного определённого, необычайно жаркого периода истории Земли разрослись в невероятных количествах, этот период начался примерно триста миллионов лет назад, а закончился тридцать миллионов лет назад. Эти водоросли, как считают, отмирали, тонули на дне морей и образовывали осадки, которые позднее из-за движения земной коры оказались в замкнутом пространстве и были утянуты в глубину, где на органический материал, так называемый кероген, воздействовали уже упомянутые высокое давление и высокая температура. Давление и температура не могли быть ни выше, ни ниже, они должны были держаться в определённых границах, и если посчитать, то придёшь к тому, что условия на глубине от 7500 до 15 тыс. футов как раз подходят для превращения керогеносодержащего осадка в нефтесодержащую породу.
Некоторые в зале согласно закивали: эти взаимосвязи явно были общеизвестными. Только не для Маркуса. Он ещё никогда в жизни не спрашивал себя, как, собственно, возникает нефть. В одной книжке с картинками, которую он читал в детстве, было написано, что нефть возникла из мёртвых динозавров, затонувших на дне морском.
Блок снова повернулся к публике, усталым жестом опершись на пульт.
– Дамы и господа, я участвовал в стольких работах по нефтеразведке, что не смогу их даже сосчитать, причём в качестве работника самой низкой иерархии. Я был одним из тех, которым говорят: «Бури здесь!» – и они бурят. Но у меня были глаза. Я видел, как это делается. А делается это всегда одинаково. Господа геологи, остепенённые учёные смотрели на свои карты и ломали головы, где, когда и какой земной слой мог сложиться складкой, и на основании этого устанавливали места бурения. Они всегда имели в голове теорию, понимаете? Они не могли действовать иначе, чем глядя на мир сквозь очки теории. А эта теория, и в этом вся проблема, существенно ограничивает дело. Известно, где, когда и что происходило в истории Земли – по крайней мере, они думают, что им это известно, – и если этому следовать, то останется совсем немного мест, которые вообще можно принимать во внимание. Всего несколько мест на географической карте. И на многих из них кто-то уже бурил. – Он скривился. – И если совсем честно: если бы вы были высокооплачиваемым сотрудником крупной нефтяной компании, вы бы тоже не отважились назначить бурение в точке, которая не покрывается теорией. Может, вы бы и сделали это разок, если бы у вас хватило мужества. Может, даже два разика. Но такое зондирование дорого стоит. Если вы ничего не найдёте, у вас будут неприятности, и если вам докажут, что вы не следовали признанной теории, то это будет значить: «Зондирование и не могло ничего дать!» Вас обвинят в том, что вы ошиблись в расчётах, что вы не владеете профессией, и уж в этот момент вы точно оставите все попытки. Если вы учёный, вы обречены искать ваш ключ только там, где светло, независимо от того, где вы его потеряли. Так вы попадаете в ловушку.
Блок сделал искусную паузу и затем добавил:
– Но я, к моему счастью, не учёный-геологоразведчик.
Снова смех. На сей раз тише и задумчивей.
Седовласый докладчик оглядел зал.
– Я хочу сказать вам откровенно: я тоже не знаю, как на самом деле возникает нефть. Я знаю только, что я был свидетелем множества вещей, которые не подходили под эту теорию. Буровые скважины, которые, казалось, истощились, через некоторое время снова наполнялись, – чем вы это объясните? Этого вы не сможете объяснить. Раньше, когда теория развилась ещё не настолько, иной раз бурили наугад, по нюху, и натыкались на нефть в местах, где вроде бы и не должны были наткнуться. Иногда это могло немного потеснить теорию, иногда нет, – и тогда это попросту игнорировалось. Никто из господ академиков не отважился бы поставить под сомнение признанную теорию, никогда в жизни! Такое может сделать только человек вроде меня, которому не грозит потеря славы. И столь же верно, как то, что я сейчас стою перед вами, я убеждён, что дети наших детей будут так же смеяться над столь признанной ныне теорией возникновения нефти, как мы смеёмся – ну, я не знаю, над теорией флогистона, теорией эфира или над убеждением, что Солнце вращается вокруг Земли.
Он убрал с экрана последний график и заявил:
– Из анонса этого доклада или из медийных источников вы знаете, что много лет назад я нашёл нефть у себя на родине, в Австрии, и добываю её там по сей день. Когда я начал бурить, меня все считали сумасшедшим, и никто не дал мне в кредит ни цента, ни шиллинга. Когда я нашёл нефть, наука встала перед загадкой. Но само за себя говорит то, что ни разу никто из академиков и университетских учёных не удосужился приехать ко мне в Штейр, чтобы разрешить эту загадку.
Он сделал паузу и затем продолжил:
– Но вот чего вы не знаете, так это того, что моя находка не была случайностью. Везение не играло в этом никакой роли. Я с самого начала знал, что найду нефть, и я её нашёл. Не потому, что я следовал теории, а потому, что я применил принципиально другой метод поиска нефти, который идёт вразрез со всем, во что верили до сих пор. Вы поймёте, что здесь и сейчас я больше не хочу вдаваться в детали, только скажу: при помощи этого метода я в состоянии найти столько нефти, что в следующую тысячу лет человечество не будет знать горя.
В зале началось столпотворение.
Настоящее
Телекамеры здесь тоже были. Абу Джабр Фарук Ибн Абдул-Азиз покачал головой.
– А вот это, я считаю, слишком. – Он проверил свой платок на голове, поправил эгаль.[21]
Машина остановилась прямо перед главным входом больницы Абд аль-Азиза, ее окружила толпа, и кто-то услужливо распахнул дверцу. Люди возликовали, когда Абу Джабр вышел, и возликовали ещё громче, когда он поднял руки, хотя, вообще-то, он как раз собирался утихомирить их этим жестом. Ему поднесли микрофон.
– Все аплодисменты, – сказал Абу Джабр, – причитаются главному хирургу и его сотрудникам. Хвала Аллаху, ему угодно было сотворить чудо их руками.
Операция длилась восемнадцать часов. К раннему утру двое сиамских близнецов, сросшихся спинами, были разъединены, и было похоже, что они смогут выжить. Это была уже четырнадцатая операция такого рода, проведённая в этой больнице, но по каким-то причинам на сей раз телевидение раструбило об этом особенно широко. Показали этих двух трёхлетних, кофейного цвета девочек – Джоану и Уинни из Южной Африки, – и половина страны, казалось, влюбилась в них. Сразу поднялась шумиха, что принц Абу Джабр взял на себя все расходы на операцию и лечение и, разумеется, на приезд матери с детьми, называлась сумма в 1,2 миллиона риалов. Эта шумиха не входила в намерения Абу Джабра; в шести предыдущих случаях, когда он возмещал расходы на такие операции, эти обстоятельства не становились достоянием публики.
Ну, хорошо, если они ликуют, вместо того чтобы рассматривать его дела просто как дзакат, как исполнение религиозного долга, который каждый состоятельный человек исполняет по отношению к бедным, то с этим ничего не поделаешь. Абу Джабр в последний раз помахал рукою и вошёл в прохладное фойе.
Абдулла аль-Рабия, главный хирург, ждал его. Он был заметно утомлён и бледен, но не преминул рассказать о деталях операции, вооружившись рентгеновскими снимками, подробнее, чем это могло интересовать Абу Джабра. Потом он встретился с матерью близнецов. Она явно плохо управлялась с паранджой и даже коснулась Абу Джабра, что, разумеется, было неприлично: со слезами на глазах она схватила его руку, прижала её к своему лбу, а словесный поток, из которого он почти ничего не понял, всё не останавливался. Он осторожно отнял у неё свою руку; она была чужестранка, к тому же крайне взволнованна, но сегодня ей многое можно было простить.
Наконец их подвели к смотровому окну, через которое они могли видеть реанимационное отделение, там Абу Джабр и женщина долго стояли рядом и молча смотрели сверху вниз на них, впервые спящих в разных кроватях, этакие маленькие сгустки жизни среди мигающих приборов. Люди стояли долго, и сердце Абу Джабра наполнялось радостью.
Прошлое
Это было как пробуждение не на том фильме. Когда Блок предложил задавать ему вопросы, первый поднявшийся ни о чём не спросил, но заявил, что хоть это и очень мило, однако перебор, поскольку технология ядерного синтеза стоит уже практически перед прорывом, а прорыв будет означать энергию в неограниченных количествах.
Блок заморгал, сбитый с толку, как показалось Маркусу.
– Ядерный синтез? – ответил он. – Я уже сорок лет слышу, что он стоит перед прорывом.
– Холодный синтез функционирует давно! – крикнул другой слушатель, худой человек с крючковатым носом. – Только эту технологию душит лобби энергоконцернов, поскольку она грозит их монополии! А холодный синтез – это карманный реактор. Прибор размером с термос, но даёт электричества больше атомной электростанции. Безграничная энергия для каждого!
Не успел Блок ответить на этот выпад, как некий лысый загорелый человек в колышущемся белом одеянии завладел микрофоном в зале и елейно заявил:
– Будущее, мои друзья, принадлежит вакуумной энергии. Энергия из ничего, в неограниченном количестве – она сделает возможным даже перенос планет на другие, более благоприятные орбиты…
После этого разгорелась дискуссия безумцев, слушать которых Маркус был не в силах. Ему оставалось только встать и уйти. За дверью аудитории люди тоже жарко спорили. Один говорил:
– Всё, что он сказал, давно известно; ясно же, что материки плавают на нефти, иначе как такие массы могли бы двигаться без смазки? Под нами целые океаны нефти. Осталось только достать её. Конечно, нефть повсюду, только очень глубоко.
– Вот Израиль, например, – поддакнул другой. – Пробурились бы разок и тоже были бы с нефтью. А так сидят на гигантской подземной соляной пробке – это же по Мёртвому морю видно. Оно же такое пересоленное, а спроси, откуда берётся эта соль, а? То-то. Надо проткнуть эту соляную пробку, вот и всё.
Нет, определённо не тот фильм. Маркус прошёлся по выставочному залу, который заметил перед докладом. Какое-то предприятие рекламировало свою технологию: после смерти отделять голову человека от туловища и сохранять в жидком гелии до тех пор, пока смерть не будет побеждена, а реконструкция остального тела осуществима, и тогда у человека будет уже вечная жизнь. На следующем стенде какая-то организация требовала гражданских прав для мыслящих роботов и генетически дополненных шимпанзе; требовали с опережением, поскольку до сих пор не существовало ни тех, ни других. Ну, мыслящие компьютеры, возвещал другой стенд, это лишь вопрос времени: диаграммы с жирно прочерченными кривыми утверждали, что уже просчитано, когда машины превзойдут людей и захватят власть, – это событие, называемое «редкостью», было якобы неотвратимо.
На следующей линии была выставлена мышь. Голая и перепуганная, она металась в неуютном стеклянном ящике и светилась в темноте, что считалось достижением генной инженерии. На световом табло был представлен ещё один проект: генетическое усовершенствование человеческого глаза до уровня прибора ночного видения путём имплантации в наследственный код нескольких кошачьих генов. Ещё одно провидческое полотно изображало людей с жабрами и перепонками на пальцах: они мужественно осваивали новое пространство жизни в глубинах океанов.
Другие участники выставки искали это новое жизненное пространство скорее в космосе и показывали схематичные изображения космических станций, да что там, гигантских космических городов, да даже и искусственных миров, которые, населённые миллионами людей, вот-вот пустятся в путь в бездны Галактики.
– Если только радикально продлить срок жизни, – авторитетным тоном объяснил Маркусу мужчина у стенда, – то можно будет воспользоваться новыми технологиями и достичь даже самых дальних звёзд.
Маркус в принципе согласился с ним и спасся бегством к следующему стенду, который пропагандировал «фармацевтический буддизм» и то, что просветление и внутренняя гармония достижимы медикаментозным путём.
– Нужно стимулировать левую височную долю, – нашёптывал юноша с кротким лицом и реденькой бородкой. – Исследования на томографе показали, что именно здесь находится центр религиозного восприятия, так сказать, «божественный модуль»…
– Будущее чудесно! – кричал кто-то над ухом Маркуса, пытаясь навязать ему яркую листовку. – Великолепно! Возможным станет всё!
Наконец он снова наткнулся на Блока, который топтался в углу, исполненный досады и злобы.
– Он ведь уверял меня, что это серьёзный научный конгресс. А тут собрались одни чокнутые! Вы только взгляните. Это же сумасшедшие! Что мне проку от их аплодисментов? Мне нужны инвесторы. Я им так и говорил. – Блок сокрушённо качал головой. – Припёрся сюда! Такие расходы. Вот глупость-то с моей стороны. Ошибка…
Маркус оглянулся, присмотрелся к людям, беседующим между собой и жестикулирующим, увидел причудливые плакаты, световые табло и демонстрационные стенды, и у него возникло странное чувство, будто он попал в тихое око урагана.
– Может, и нет, – услышал он собственные слова. – Может, и не ошибка.
– Выставил себя на посмешище!
– Но если я правильно понял, – сказал Маркус, – вы хотите создать фирму, чтобы использовать ваш метод поиска нефти?
– Да, но для этого мне нужны деньги. Много денег. Того, что я зарабатываю моей нефтяной скважиной, недостаточно. К тому же я мелкая фирма, и энергетические концерны то и дело щёлкают меня по носу. Скважина, которой хватает только на жизнь. – Блок метал свирепые взгляды в сторону людей, которые смотрели на них. – А я хочу проникнуть на биржу. Мне нужны инвесторы, располагающие капиталом…
Маркус спросил себя, не в этой ли стране причина, что здесь случаются такие вещи, или с ним это могло случиться где угодно? Ведь это же оно, то самое и есть! Не прозевай свой шанс, когда он тебе выпадает! Хватайся за него! Это же и есть американская мечта. И она его настигла.
– Мы должны объединиться, – заявил Маркус. – Вы вносите ваш метод, а я… я добываю деньги.
Блок скептически оглядел его с ног до головы.
– Вы? Вы можете добыть деньги?
– Больше, чем вы себе представляете.
Глава 13
Прошлое
Летом дневная температура воздуха в Эр-Рияде никогда не опускается ниже 45 градусов по Цельсию, а наружная температура имеет роковое свойство становиться внутренней, если не принять предупредительных мер. И потому кондиционеры работали на полную мощность, а все солнечные отражатели на окнах были опущены, что погружало офисные помещения в своеобразные таинственные сумерки.
Несмотря на это, все потели. Глен Майерс сидел за письменным столом, утонув в своём кресле и погрузившись в темноту, лишь капли пота блестели на лбу.
– Мне очень жаль, – сказал он, бросив папку на стол перед собой. Она была не особо толстой и эффектного шума не произвела. – Мне очень жаль, но это сообщение я не могу передать по инстанции.
Таггард поднял брови.
– Ваша подпись вовсе не означает, что вы разделяете мою точку зрения.
– Да-да. Теоретически. На практике же самое позднее завтра утром последует звонок из Лэнгли.
– Из-за чего же?
Лицо Майерса выступило из тени кресла.
– Как долго вы здесь? Три месяца? Четыре?
– Четыре.
– Как время летит. И, тем не менее: вы все ещё новичок в империи Аллаха всемилостивейшего. Вы только-только перестали быть туристом.
– Другими словами, – ответил Чарльз Таггард, – мой взгляд на эту страну ещё свеж и непредвзят. Свободен от зашоренности.
Глаза его начальника сузились.
– Вы приписываете мне зашоренность?
– Вот уж точно нет, – заверил Таггард, и это было искренне. – Потому что вы бы так не волновались, если бы не знали сами, насколько я прав в моём отчёте.
– Да?
– И я ещё был достаточно сдержан.
– У меня не сложилось такого впечатления.
Таггард откинулся назад. Его рубашка прилипла к коже.
– Если бы за долгие годы я не научился благословенному искусству дипломатии, я бы просто написал: Саудовская Аравия – это кошмар, и если это империя Аллаха всемилостивейшего, то он, должно быть, учредил здесь совместное предприятие с шайтаном. Единственная трудность, которую я испытал с отчётом, состояла в том, что я почти не знал, с чего начать. Мне не удалось выяснить, чем Саудовская Аравия отличается от Северной Кореи или какой-нибудь другой диктатуры, за исключением того факта, что мы набиваем карманы семейства Сауд деньгами, потому что нам нужна их проклятая нефть.
Майерс издал рычание:
– Ну, хотя бы это вы поняли.
Таггард начал перечислять по пальцам.
– У людей здесь нет конституции, нет парламента, нет партий. Они даже не знают, что такое профсоюз, а пресса печатает только то, что правительство желает видеть напечатанным. Глен, эта страна – практически частная собственность Саудов. И семейство Сауд, богатейшее семейство в мире, грабит собственный народ. Мы наблюдали это вдвоем, когда ещё не прошло и трёх дней с момента моего прибытия. Они разрушают средний класс. Они сделали всю страну зависимой от их подачек, а деньги им на это даём мы!
– Чарльз, – возразил Майерс, – они за эти деньги продают нам нефть. Нам совершенно всё равно, что они потом делают с этими деньгами.
– Может быть, но нам не всё равно, что Сауды делают с этой страной. – Это всё из-за жары: язык Таггарда говорил, прежде чем мозг успевал подумать, что сказать. – По прошествии десятилетий здесь, кроме нефти, так и не было создано никакой экономики, заслуживающей это название. Мало того, страна по уши в долгах! Мне трижды пришлось перечитать это, прежде чем я смог поверить. Больше двухсот миллиардов долларов долга! Если пересчитать это на душу населения, то на каждого придётся больше долгов, чем их было в Аргентине, когда страна обанкротилась. Так же и валовой внутренний продукт в пересчёте на жителя Саудовской Аравии, несмотря на всю нефть, недотягивает даже до половины того, что приходится на душу населения самых беднейших стран Организации экономического сотрудничества и развития.
– Причина просто в том, что здесь расплодилось слишком уж много этих душ населения, – ответил Майерс. – Со временем и это нормализуется.
Таггард не собирался горячиться. То, что Майерс не захочет подписывать его отчёт, можно было предвидеть. Майерс был кабинетный человек, и его интересовало только, чтоб в его ведомстве всё было тихо и спокойно.
– Нет. Это не нормализуется. Саудовская Аравия – пороховая бочка. Половина жителей – моложе восемнадцати лет, и работы нет практически ни у кого. И даже если бы была, люди к ней не подготовлены. Из трёх здешних выпускников университета двое – специалисты по исламской теологии. – Таггард подался вперёд и снова подвинул к Майерсу папку со своим отчётом. – Мы ведь не хотим, чтобы в Саудовской Аравии вдруг воцарилась демократия, потому что первые же выборы с громадным перевесом приведут к власти исламский режим, по сравнению с которым режим аятоллы Хомейни покажется Вашингтону дружественным. Да что там, первым избранным президентом окажется, скорее всего, Усама бен-Ладен! И тогда уже один баррель нефти будет стоить сто сорок долларов. Вот истинная причина, почему мы держим Саудов у власти: чтобы эта страна не стала демократической. И это, Глен, позор для Америки.
Майерс снова спрятался в тень. Его рука потянулась к папке, подняла её вверх, подержала на весу и потом пренебрежительно швырнула через край стола в корзину для бумаг, где она приземлилась, издав металлический «клонк».
– В Штатах не хотят это знать, Таггард. Никто, поверьте мне.
После разговора с Майерсом Чарльз У. Таггард сидит в своём кабинете, весь остаток дня глядит в окно и больше ничего не делает.
По крайней мере, ничего, что можно было бы увидеть.
Время замерло, но в голове его идёт работа. Что-то он проглядел. Не заметил какую-то взаимосвязь. В разговоре с Майерсом была затронута струна, ведущая к пониманию, и она всё ещё вибрирует.
Исламизм. Ключ где-то здесь.
Воздух над крышами Эр-Рияда дрожит от зноя. Машины на широких улицах скользят, как маленькие тёмные игрушки. Небо невероятно чистой, безукоризненной голубизны.
Во время своих рискованных прогулок по городу Чарльзу У. Таггарду случалось видеть наводящих страх мутавайинов, полицейских религии, которые днём и вечером во время молитвы ходили по торговым улицам, стуча палками в стёкла и решётки лавок, чтобы призвать хозяев закрыть заведение и отправиться в ближайшую мечеть на молитву. Он видел, как мутавайины гнали тех женщин, которых считали недостаточно закутанными, и даже били их своими палками.
Кошмар, на его взгляд. Но среди населения мутавайины пользовались признанием и даже уважением.
Он, по виду явно американец, останавливался возле медресе, которым здесь, казалось, не было числа. С простодушным выражением лица он слушал, как его высмеивали и ругали. Иной раз ему с трудом удавалось притворяться, что он не понимает по-арабски. Медресе казались ему инкубаторами лютой ненависти. Как видно, там учат не любви к Аллаху, а ненависти к Америке.
Чарльз У. Таггард спрашивал себя: чего он, собственно, ждет от своего пребывания здесь?
Он приехал не для того, чтоб выявлять здесь подстрекателей и закулисных организаторов атаки на Нью-Йорк. Это однозначно. И отнюдь не жажда мести руководит им. Он уже не раз за это время говорил себе, что его дочь всё равно умерла бы, разве что чуть позже. Нет, совсем не мести он хочет.
Но чего же тогда?
Его мысли возвращаются назад, к медресе. Вот он стоит там и спрашивает: «Извините, не говорит ли кто-нибудь из вас по-английски?» Большинство саудовцев говорят по-английски, без знания языка не станешь никем, однако молодые люди, выходящие из здания школы, делают вид, что не понимают ни слова. Они называют его сукиным сыном, собакой. Несколько минут назад они штудировали священные тексты, а теперь говорят о том, что надо его убить. Как же они ненавидят его! И только потому, что он американец.
Эти учебные заведения содержатся на деньги Саудов, союзников Америки.
Что же тут не сходится?
Начиная со времён основателя государства и первого короля Ибн Сауда – это Таггард знает из исторических книг, – королевский дом существует лишь с санкции ваххабитских религиозных вождей, претендующих на то, что они исповедуют истинный, «чистый» ислам. У него не укладывается в голове, как эти учёные мужи могут закрывать глаза на образ жизни королевской семьи, который по любым меркам, даже по меркам декадентской Америки, является аморальным и коррупционным. Ему уже приходилось читать отчёты, в которых говорилось о дворцовых интригах, зависти, даже убийствах внутри семьи, и поэтому дом Аль-Сауд видится ему чем-то вроде мафиозного клана. Принцы корыстолюбивы сверх всякой меры, мстительны и склонны к насилию. Эти властители уже созрели для того, чтоб их смело народными волнениями.
Однако народ не восстаёт. Благодаря деньгам. Благодаря обилию нефти.
Сауды финансируют свои учебные заведения, ратующие за «очищение ислама», и тем самым укрепляют позицию ваххабитов внутри исламского мира. В ответ ваххабитские духовные лидеры защищают положение Саудов. Вот в чём сделка.
Проигрывает в этой сделке арабский народ, лишённый прав, лишённый слова.
А США не хотят знать, что происходит. Потому что ситуация – такая, как есть – для Америки удобнее всего.
Когда Чарльз У. Таггард в своё время пошёл в ЦРУ, он сделал это под впечатлением «холодной войны». Он хотел защищать свободу своей страны, но также и свободу других людей. Одно другому не противоречит, даже и теперь, даже несмотря на весьма сомнительные вещи, которые ему уже пришлось делать в профессии. В прежние времена он не хотел бы оказаться на месте молодого кубинца, молодого русского, – теперь он не хотел бы быть молодым арабом, жителем Саудовской Аравии…
Вдруг всплывает одно воспоминание: он вечером идёт по Эр-Рияду, и ему бросается в глаза множество машин, у которых на заднем стекле закреплён лист с номером мобильного телефона. Так обычно делают, когда хотят продать машину, но почему цифры номера настолько крупные, что их можно различить даже на таком расстоянии, на каком не различишь марку машины? И почему эти машины едут так неторопливо, задерживаясь перед жилыми зданиями? За рулём – сплошь молодые люди, а ведь молодые обычно славятся быстрой ездой.
И наконец он понял. Эти машины не продаются. Мужчины «выгуливают» свои телефонные номера перед домами, где есть женщины, – в надежде, что какая-нибудь запишет номер и потом отважится позвонить.
Таггард припомнил, что, осознав это, он стоял как громом поражённый. Разумеется, он читал об этом. Во всех брошюрах для туристов, въезжающих в страну, написано, что женщины обязаны выходить закутанными, дом они могут покинуть только в сопровождении мужа, брата, отца или близкого родственника – и затем придерживаться лишь тех зон, которые закреплены за женщинами. Мужчины и женщины в Саудовской Аравии живут строго раздельно, и вот перед ним последствия: молодые мужчины не имеют никаких шансов познакомиться ни с одной женщиной. И в отчаянии они пытаются прибегнуть к хитрости, настолько безнадёжной, что хоть кричи.
Таггард выпрямился, положил руки на стол и понимающе кивнул. Вот оно что! Сауды экспортируют свои проблемы. Страна кишмя кишит молодыми, сексуально неутолёнными мужчинами, лишёнными всякой перспективы. Собственно, эти люди и должны протестовать против своих тиранов, должны ненавидеть королевский дом, должны восстать. Но Саудам удаётся этот фокус – перевести ненависть арабских парней с себя на Запад, на США, и это тем более захватывает дух, что им одновременно удаётся заставить Запад верить в то, что они – его союзники.
Потому-то молодые люди, у которых, вообще-то, есть всё, чтобы вести долгую и благополучную жизнь, вовлечены в войну против Америки…
Чарльз У. Таггард берёт в руки свою потрёпанную адресную книжку, листает её. Находит имя. Дональд Р. Хартфельд. Бывший товарищ по учёбе, который, как выясняется, отвечает за контакты с членами правительства и ключевыми руководителями бизнеса.
Он найдёт способ передать свой отчёт этому человеку.
Настоящее
Уж в пустыню Абу Джабра Фарука влекло всегда. Если он подолгу жил в городе, у него накапливалась и становилась нестерпимой потребность вскочить на спину верблюда и пуститься в путь по раскалённым пескам, в непроницаемое безмолвие под совершенным, пустым небом. Только там он чувствовал себя по-настоящему близко к Аллаху; шумная суета города, как он считал, оскверняла душу.
Видимо, давала себя знать бедуинская кровь его предков.
И хотя он был уже несколько стар для езды на верблюде, верхом он ездил охотнее, чем на джипе, который приносил за собой шум города. Километрах в ста пятидесяти от Эр-Рияда, в оазисе его ждал простой шатёр, у входа в который он мог сидеть и часами смотреть на несколько скудных пальм и дюны на горизонте, есть финики и предаваться своим мыслям.
А ему было над чем подумать. С некоторого времени его терзало смутное чувство, которое он не мог понять, хоть и вгрызался в собственную душу, как мышь в мешок с запасами. Чувство, что некоторые вещи вышли из-под контроля, да, собственно, давно уже совершенно разладились.
Наплыв людей перед больницей, например. Ему было стыдно привлекать к себе столько внимания. Ещё подумают, что он профинансировал эту операцию лишь для того, чтобы заставить говорить о себе.
Однако если прислушаться к себе, то симпатия, исходившая от людей, была ему приятна. Хоть его братья и высмеивали его инициативы.
Его братья…
Да. Вот где сидела заноза.
Абу Джабр Фарук был последним сыном короля Ибн Сауда. Однако его мать была всего лишь рабыней; она ухаживала за владыкой в его последние, отмеченные недугами годы жизни. После рождения сына она была отпущена на волю и получила компенсацию, но этого ей показалось мало: она всю жизнь боролась за то, чтобы её сын был признан принцем. Не было ни дня в его детстве, чтобы она не напомнила ему о его королевском происхождении и о необходимости вести себя соответственно. А её представления о поведении принца были высоки, недостижимо высоки.
Всё-таки она дожила до того времени, когда он был официально признан принцем, хотя и до сих пор его имя введено не во все списки. Но он уже мог носить фамилию Ибн Абдул-Азиз Аль-Сауд, получал содержание принца первой степени родства и имел доступ во дворец короля.
К счастью, ей не довелось увидеть его первую встречу с королевской семьёй.
Какое это было разочарование! Он знакомился с семидесятилетними мужчинами, которые женились на пятнадцатилетних девочках. С мужчинами, которым отстраивали дворцы из лазурита, чтобы они предавались там разврату со шлюхами. С мужчинами, которые откупоривали бутылки с виски в самолёте, как только тот отрывался от саудовской земли. С мужчинами, которые ежевечерне просаживали миллионы в казино Монте-Карло и Ниццы. Которые брали взятки, потому что им не хватало их колоссального содержания, перевозили наркотики или торговали оружием.
Те высокие принципы, которыми он жил, для них просто не существовали. Вся самодисциплина, всё его стремление к добродетели и совершенству, подобающему принцу, чтобы быть готовым взять на себя ответственность, были напрасны и бессмысленны.
Ему становилось тошно при одной только мысли оказаться замешанным в дворцовых интригах. Неужто и он должен тратить свои деньги на бриллианты, ловчих соколов, яхты, дорогие автомобили и личные самолёты? Не было, на его взгляд, ничего бессмысленнее такой жизни.
Итак, он отступил. Поступок, который остальным был только по душе.
Для него было очевидно, что семью испортил лишь контакт с Западом: обилие денег и соблазны, которые Запад в своей испорченности всегда держит наготове. Ради алкоголя и золотых дверных ручек они отреклись от истинного своего наследия: заповедей Аллаха и жизни в кристальной ясности пустыни.
Нефть, принёсшая Саудам колоссальные богатства, явилась вовсе не благодеянием Аллаха, как многие считают, а испытанием, ниспосланным Им. И вот почти никто не выдержал этого испытания. Это было горько.
Облако пыли на горизонте привлекло его внимание. Кто-то ехал сюда – на большом, тяжёлом джипе, слишком быстром для песчаного грунта.
Абу Джабр сидел и ждал. Ещё издали машина показалась ему знакомой; когда она подъехала ближе, он увидел, что предчувствия его не обманули. То была очередная любимая игрушка его второго сына Саида, мощный внедорожник, который остановился, поблёскивая чёрным лаком, покоясь на чудовищных шинах и гудя кондиционером, разогнавшим всю тишину оазиса.
Саид. За него Абу Джабр тоже испытывал немалую тревогу. Отцу никогда не удавалось пробудить в Саиде ту же любовь к пустыне, которая наполняла его самого. Саид стал бизнесменом, и время от времени до отца доходили слухи, что в его бизнесе не всё легально. Абу Джабру оставалось лишь надеяться, что эти слухи – сплетни завистников. Король призвал Саида в Совет – головокружительная карьера для такого молодого человека. Хотя, на вкус Абу Джабра, сын из-за этого слишком много вращался среди американских советников короля.
Они поздоровались. Абу Джабр предложил ему место рядом с собой и миску фиников. Потом они сидели, ели и молчали, как будто шипенье и клёкот кондиционера были концертным номером, который они решили прослушать.
Однако ощутимо чувствовалось, что Саид нетерпелив и напряжён. Он приехал не для того, чтобы просто посидеть рядом с отцом, а потому, что чего-то от него хотел. Чего-то неотложного, иначе подождал бы несколько дней, пока Абу Джабр сам вернётся в Эр-Рияд.
– У тебя много дел? – прервал молчание Абу Джабр.
– Да, это так.
– Слишком много, чтобы рассиживать тут со старым отцом в его старом шатре?
Саид склонил голову в непривычном для него жесте почтения.
– Я приехал просить тебя кое о чём, отец.
– Ты всегда можешь на меня рассчитывать. Ты это знаешь.
Саид кивнул, полез в карман, достал сложенную вчетверо бумагу и протянул ему. То была страница, вырванная из английского журнала, как понял Абу Джабр, развернув её. Реклама на всю полосу с женщиной, чьё тело было едва прикрыто.
– На другой стороне, – пояснил Саид.
Абу Джабр перевернул лист и прочитал заголовок. Сообщение о чём-то медицинском.
– Клиника в Германии разработала новый метод лечения, – продолжал Саид, – который может дать надежду нашему Мандуру. Я говорил с врачом по телефону. Он говорит, что есть шансы полностью вылечить болезнь.
– Ин ша'алла, – пробормотал Абу Джабр, впечатлённый этим. Маленький Мандур от рождения страдал затруднением дыхания, оно прогрессировало, и врачи до сих пор предсказывали ему только раннюю смерть. – Тогда не медли. Бери сына и поезжай.
Саид кивнул.
– Так я и хотел сделать. Уже обо всём договорился. Но дядя Салман – я имею в виду, король – поручил мне дело, которое не терпит отлагательства. Я не могу уехать. Это исключено.
Старик знал, что если Саид сам не говорит о причинах, то и спрашивать не надо. Без сомнения, речь шла о чём-то таком, что требовало сохранения секретности и имело высшее политическое значение.
– Может, тебе и не обязательно сопровождать сына самому, – заметил он.
– Об этом я и думал. Я отправлю с мальчиком Васиму, но хотел бы, чтобы ты сопровождал её.
Абу Джабр удивлённо поднял брови.
– У тебя хватает взрослых сыновей, которые могли бы сопровождать мать Мандура. Абдулла, например.
– Теоретически да, – сказал Саид мрачно. Его желваки на скулах ходили ходуном, пока он искал подходящие слова. Наконец он выдавил: – Васима любит западную цивилизацию и все её «прелести». Она любит её несколько избыточно. Абдулла с нею не управится. Да и никто из остальных не управится. – Он посмотрел на своего отца. – Ты единственный, кого она уважает.
Абу Джабр спросил себя, что же привело его сына к такому заключению, однако во взгляде у того стояла такая настойчивая мольба, что не ответить согласием было нельзя.
– Когда надо ехать?
Облегчение Саида можно было потрогать руками.
– Самолёт завтра днём.
Как раз в этот момент кондиционер в джипе отключился и возвратилась тишина. Слышалось лишь потрескивание остывающего мотора.
– Я сделаю это ради твоего сына, – сказал Абу Джабр.
Глава 14
Прошлое
Блок некоторое время раздумывал, нахмурив брови, и наконец сказал:
– Ну хорошо.
После этого они покинули конгресс – немедленно и ни с кем не прощаясь – и отправились в Нью-Йорк.
– Почему именно в Нью-Йорк? – уже сидя в машине, спросил Блок с вновь проснувшимся недоверием.
«Он ещё не смирился», – отметил Маркус и начал объяснять. Повёл разговор. Речь отдела продаж на языке сбыта – из категории «уболтать клиента вусмерть». Он проговорил всю Индиану. Пока Карла Вальтера Блока не сморила усталость из-за перелёта и смены часового пояса.
Когда стемнело, сонливость одолела и Маркуса. После Толедо они решили, что на сегодня хватит, и остановились в маленьком мотеле, выдержанном в ярко-жёлтом и кактусово-зелёном тонах. Только фиолетовое в цветочек постельное бельё в комнате Маркуса никак не хотело сочетаться с этой гаммой.
После ужина – мексиканская кухня, тортиллы, энчилады и сносное пиво – они ещё немного посидели в пустоватом и не особенно уютном баре, поглядели на машины, проносящиеся мимо, и Маркус чувствовал, как по его жилам разливается приятная тяжесть. Но тут Блок неожиданно сказал:
– Нам надо записать всё, что мы тут зашнапсили.
– Зашнапсили? – Маркус устало задумался о смысле этого нового слова.
– Так у нас говорят, когда о чём-нибудь условятся. Придут к согласию. – Блок похлопал ладонью по столу. – Всегда лучше, если на руках есть что-то письменное.
– Да. Конечно. Мы это сделаем в Нью-Йорке при помощи адвоката.
– Мне было бы лучше сейчас. Мы можем написать это и от руки. Лишь бы что-то было написано.
Маркус преодолел тяжесть.
– О'кей. Нет проблем. – Он встал. – Пойду спрошу насчёт бумаги и ручки.
Похожий на медведя, явно скучающий бармен перестал полировать стаканы, когда Маркус направился к стойке, и, казалось, был разочарован тем, что от него хотели.
– Найдём, – буркнул он и достал из-под стойки шариковую ручку с кактусами и несколько листов жёлтой писчей бумаги.
Маркус невольно осклабился, глянув на Блока. Бумага была покрыта логотипами заводов, где гнали шнапс.
– Ну, что вы на это скажете? – спросил он, положив бумагу перед Блоком. – Идеально, чтобы закрепить то, что зашнапсили, а?
Блок был искренне озадачен.
– Как вы это устроили?
– Вы нашли партнёра, какого надо, – обронил Маркус, сел и начал писать:
«Настоящий договор, имеющий силу также и для возможных правонаследников, заключён сегодня между Карлом Вальтером Блоком и Маркусом Вестерманном…»
– Я думал, вас зовут Марк, – сказал Блок.
Маркус кашлянул.
– Вы же знаете, американцы плохо воспринимают чужие имена на слух. Вместо «Мерсе́дес» они говорят «Мёрседис», вместо «Порше́» говорят «Порш» и так далее…
– Но Маркус – это, на сей раз, ваше настоящее имя?
– Да.
Блок достал из куртки свой паспорт и раскрыл его.
– Запишите ещё дату и место рождения – мои, а потом ваши.
Пришлось Маркусу сбегать и за своим паспортом, чтобы Блок был доволен. Всё остальное пошло уже проще, поскольку основную часть они обсудили еще по дороге. Они договорились открыть совместную фирму под названием «Block Explorations», при этом Блок был назначен техническим, а Маркус финансовым директором. Разделение долей – в соответствии с предложением, высказанным Блоком с категорической решительностью, – было следующим: три четверти принадлежали Блоку и одна четверть – Маркусу. Маркус испытал безграничное облегчение, записывая это: он-то по дороге боролся с собой, стоит ли ему осмелиться запросить для себя хотя бы десять процентов.
Затем Блок настоял на пункте, что Маркус берется обеспечить необходимый стартовый капитал в течение месяца, в противном случае договор считается недействительным.
– Никаких проблем, – улыбнулся Маркус. – Даже месяца не понадобится.
– Тогда мы можем так и записать, – ответил Блок, однако по его лицу было видно, как он боится, что его снова обманут.
– Конечно, – согласился Маркус. – Конечно, так и запишем.
Этого человека можно было брать мягкими бархатными рукавицами.
Когда на другое утро они поехали дальше, Блок продолжал демонстрировать мрачный скептицизм. Как, мол, Маркус собирается все это проделать? – то и дело спрашивал он. Ведь это же вопрос не пары тысяч, на такую фирму потребуются миллионы.
– Я не могу себе представить, где вы сможете их раздобыть, – рычал Блок, нахохлившись на своём сиденье и вцепившись в потёртую кожаную папку на коленях. – При всём желании не могу представить. С этим всегда одно и то же. Мне всё время что-то обещают. Как с этим идиотским конгрессом. Сколько можно оставаться таким легковерным?
Когда они добрались до Кливленда, Блок потребовал, чтобы Маркус заехал в город: Карлу там нужно было кое-что сделать.
– В Кливленде? – У Маркуса не было желания покидать автостраду; до Нью-Йорка было ещё далеко, и ему не хотелось терять время.
Голос Блока посуровел.
– Вы должны немножко считаться со мной, если хотите, чтобы я в этом участвовал.
Бархатные рукавицы! – напомнил себе Маркус и ответил:
– Хорошо, хорошо, заедем.
Беспощадный Блок потребовал довезти его до центра города и высадить там у Tourist Office.
– Вы будете ждать меня здесь? – удостоверился он, выходя из машины и зажав под мышкой свою папку. С озера Эри дул холодный ветер, но ему это, казалось, не причиняло неудобств.
Маркус кивнул.
– Я не сдвинусь с места, даже если вы задержитесь там на целый день.
– Хорошо, – сказал Блок.
Маркус смотрел, как он входил в Tourist Office, видел сквозь стеклянную дверь, как он разговаривал с женщиной, которая вначале отрицательно качала головой, однако потом, когда Блок настоял на своём, взялась за телефонную трубку и сделала несколько звонков.
В конце концов он вернулся назад, держа в руке маленькую схему города Кливленда.
– Теперь я знаю, куда надо ехать, – пояснил он, вполне довольный собой, но ничего не объяснил, а стал указывать Маркусу, как туда добраться. – Ещё мне нужно бы немного денег, – сказал он, когда они уже припарковались. – Не могли бы вы мне одолжить долларов двести?
Маркусу уже пришлось заплатить за мотель, поскольку Блок покинул Европу всего лишь с двадцатью долларами в кармане, но он уже смирился с тем, что австриец так и так будет висеть у него на шее. Двести долларов наличными у него нашлось, и Блок взял их с лаконичным «спасибо».
– Придётся немного подождать, – добавил он.
– Понял. Но имейте в виду, что до Нью-Йорка нам ехать ещё минимум девять часов.
Блок изумлённо поднял на него глаза.
– Девять часов? А что, туда нет автострады?
– Мы и поедем по автостраде. – Как видно, даже много повидавший Карл Вальтер Блок имел неверные представления о расстояниях в США.
– Хорошо. Я буду иметь в виду.
Он ушёл и действительно отсутствовал долго. Маркус обыскал весь радиодиапазон, потом разминал ноги, пока не замёрз, и снова влез в машину, когда мимо проходила группа подростков-шалопаев. Потом наконец показался Блок, прижимая к себе кожаную папку, и они смогли тронуться в путь.
Силы Маркуса были уже на исходе, когда поздно вечером они добрались до Нью-Джерси и нашли на окраине города отель с более-менее сносными ценами. Блок ворчал, что это какая-то развалюха, и тут же снова закомплексовал:
– С одной стороны, вы говорите, что раздобудете миллионы, а с другой – у вас нет денег заплатить за нормальный отель? Как одно с другим согласуется?
– Деньги у меня есть, – ответил Маркус, у которого ныло в затылке и стучало в висках, – только по большей части они ещё в Германии. В банке. Их надо ещё перевести. Это потребует времени и кое-каких затрат – и начать эти операции я смогу самое раннее завтра.
Блок поморщился.
– Да. Такие вещи и мне приходилось использовать в качестве отговорки.
– Давайте-ка пойдём спать, – попросил Маркус. – Утро вечера мудренее. Завтра достаточно будет сделать несколько звонков, и дело сдвинется с мёртвой точки.
– Интересно будет посмотреть, – буркнул Блок.
На следующее утро австриец не оставлял его ни на минуту, настаивая на своём присутствии во время этих «нескольких звонков». Так и сидел с подозрительным взглядом стервятника на краю неприбранной постели Маркуса, когда тот звонил в «Lakeside & Rowe», в головной нью-йоркский офис, прося назначить ему время важной деловой встречи с мистером Роу.
– Мне очень жаль, – сказала ему секретарша, – однако мистера Роу в ближайшее время не будет на месте.
Но это не могло быть правдой. Чтобы Саймон Роу, марафонец, не появился на месте? Да он каждое утро за руку здоровается с ночным дежурным. Для него работа – эликсир жизни.
– И когда он снова появится?
– Это пока неизвестно, но не раньше двадцатых чисел. – То есть больше недели. Через три дня после того, как команда локализации улетит в Европу.
– Всё увёртки! – заявил Блок и встал после того, как Маркус опрометчиво объяснил ему положение дел. – Ничего из этого не выйдет. Пойду, попытаюсь перерегистрировать свой обратный билет, с тем чтобы улететь домой из Нью-Йорка. – Он сделал гневное, но вместе с тем по-детски комичное движение сжатым кулаком, рассекая наискосок воздух. – Мне-то плевать. Посмотрим, как мир управится без нефти.
– Погодите! – воскликнул Маркус. О чёрт, однако же до чего обидчив этот человек! – Погодите, прошу вас. Это ещё далеко не причина, чтобы сдаваться. Я этого добьюсь, поверьте мне.
Блок упрямо помотал головой, опять напоминая строптивого ребёнка.
– Я не верю. Ничего не получится.
Маркус глубоко вдохнул, затем выдохнул. Только не отчаиваться. Излучать уверенность.
– Если бы вы сразу сдались, – сказал он и твёрдо посмотрел старому человеку в глаза, – вы бы так и не нашли вашу нефть, ведь так?
Блок выдержал его взгляд, это длилось минуту. Потом, понурившись, сдался и снова сел на кровать.
– Ну хорошо. Тут вы правы.
Маркус улыбнулся, хотя ему было не до улыбок, и снова взялся за телефонную трубку. Он лихорадочно соображал, но ему так и не пришло в голову ни одной мысли: что же теперь делать дальше.
Настоящее
В Лондоне им придётся пересесть, но они летели самолетом «Saudi Air». Для них зарезервировали переднюю часть салона первого класса, отгородив её тяжёлым занавесом, и пилот приветствовал их лично.
Мандур, с волнением следивший за взлётом, наконец заснул. Васима сидела спокойно; может, она тоже спала, но за паранджой этого не было видно. Абу Джабр попросил стюарда принести последний выпуск «Al Riyadh».[22] Как сообщалось, король заседал по важному поводу с некоторыми советниками, однако не было никаких подробностей.
В Хитроу они вышли из самолёта, заспанного Мандура мать вела за руку. Самолёт прибыл вовремя, и всё, казалось, шло как по-писаному. Но когда они вошли в транзитную зону, Васима сняла с головы свою паранджу и засунула её в чёрную сумку, висевшую у неё на плече.
Это и было то, о чём говорил Саид.
– Не могла бы ты мне объяснить, что это ты делаешь? – спокойно спросил Абу Джабр.
– Вы же сами видите. – Она тряхнула волосами так, что они рассыпались по плечам. – Я сняла паранджу.
– Это я вижу. Мой вопрос имел целью узнать, что побудило тебя это сделать.
– Мы же больше не на саудовской территории. Я приспосабливаюсь к здешним обычаям.
Абу Джабр смотрел на неё. Он и не знал, как хороша собой его невестка, гордая красавица с зелёными сверкающими глазами, прямым носом и блестящими густыми волосами. Она была дочерью сирийского дипломата и много поездила по миру; без сомнения, она лучше него ориентировалась в обычаях других стран. И тем не менее это было недопустимо.
– Васима, твой муж хочет, чтобы ты одевалась, как подобает правоверной мусульманке.
Она гневно сверкнула глазами.
– В Коране нигде не написано, что женщина должна укутываться. Ни слова. Я читала его. Да что там, я знаю его наизусть. В отличие от моего мужа, кстати, если это вас интересует. Паранджа, – прошипела она, – это не более чем саудовский обычай. И, если вы хотите знать моё мнение, обычай отвратительный.
Сила её протеста, шокирующее неприличие поведения, которое она демонстрировала, нанесли Абу Джабру ощутимый удар. Ему пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы сохранить самообладание.
– Скажи мне одно, Васима! – попросил он наконец сдержанным тоном. – Знала ли ты обычаи Саудовской Аравии до того, как вышла замуж за Саида?
Он не спускал с неё глаз, пока она не ответила:
– Да.
– Была ли ты каким-то образом принуждена к этому браку?
Она помедлила. Взгляд её заметался, как у загнанного зверя, который ищет выход.
– Нет, – призналась она наконец.
Он спокойно кивнул.
– Хорошо. Так вот, мужчина, за которого ты вышла замуж, не хотел бы, чтобы ты его позорила. Решай, пожалуйста, как тебе это сделать.
Васима недоверчиво оглядела его, не говоря ни слова. Неужто она ожидала, что он будет её принуждать?
Он подозвал жестом Ялилу, одну из служанок.
– Да, господин, – прошелестела та. Её глаза под паранджой казались испуганными.
Абу Джабр указал на магазин, торгующий в транзитной зоне галстуками, платками и прочими аксессуарами.
– Сходи туда с Васимой, – приказал он ей, – если она решит купить там себе платок.
Прошлое
Кейт! Да, вот именно. Почему это раньше не пришло ему в голову? Если кто и мог помочь, если и есть ещё какой-то путь остаться в игре, то… Маркус быстро глянул на часы. Почти десять. Да, Кейт Пеппер мог уже оказаться на месте. Он набрал номер, и вот удача: тот снял трубку.
Теперь главное – сохранять непринуждённость.
– Это я, о всеведущий мастер информации, укротитель всех актуальных данных. Марк. И мне нужна справка.
Кейт, кажется, был в прекрасном расположении духа и обрадовался его звонку.
– Ты смотри-ка, принудительный отпускник истосковался по фирме. И где же ты сейчас обретаешься?
– В Нью-Йорке. Мне необходимо переговорить с Роу, но мне говорят, что его нет на месте. Не знаешь ли ты, где он ошивается?
– Это из-за того дела с Мюрреем?
– В каком-то смысле, да. Но история слишком долгая для телефонного разговора, я расскажу тебе её в другой раз. – Ему в голову пришла успокоительная мысль. – Вот если бы Роу заболел, об этом стало бы известно?
– Вообще, может, и нет, но мне бы стало, – самоуверенно заявил Кейт. – У меня, можно сказать, есть прямое подключение к «сарафанному» радио. Но не беспокойся, я думаю, Роу просто-напросто дома. Может, обдумывает новые бизнес-стратегии, кто его знает? А может, просто отлёживается.
Маркус заморгал и поднял глаза. Перед окнами дома напротив как раз завис на канате в своей подвесной люльке мойщик окон.
– А я думал, Роу каждый день появляется в конторе первым.
– Если приходит, то да – он первый. Но он приходит не каждый день. Это всё пропаганда. Хорошо воздействует на средства массовой информации, я думаю. Но ведь парню девяносто шесть; чудес не бывает. Время от времени он остаётся на какое-то время дома и подзаряжает свои батарейки.
Маркус подтянул к себе блок для записей с гербом отеля.
– О'кей. И где же находится его дом?
– У него вилла за городом, на Лонг-Айленде. Местечко называется Кедар-Спрингс. Если ты хочешь поехать к нему… Ты ведь хочешь поехать к нему?
– Разумеется.
– Тогда поезжай в сторону Ист-Хэмптона, а там спросишь. Местечко, я слышал, найти непросто.
Найти было непросто, но они его нашли. Богатые жили в Кедар-Спрингсе настолько обособленно и среди своих, что ворота и прочие заграждения были вообще несколько излишними: бесконечная живая изгородь просто закончилась, и широкая, посыпанная белой крошкой подъездная дорога повела к имению Роу. Она тянулась мимо обширных лужаек, из которых получилось бы несколько футбольных полей, потом из-за густых, окрашенных в осенние тона деревьев показался огромный белый дом, и подъездная дорога упёрлась прямо в портал, украшенный белыми колоннами.
Весь фасад указывал им на тщетность попытки. Блок от самого Нью-Йорка молчал и посматривал скептически. Сейчас главное было не поддаться. Со всей демонстративной уверенностью, какую только мог продемонстрировать Маркус, он зашагал к порталу и нажал на маленькую, безупречно поблёскивающую золотом кнопку звонка.
Открыл молодой азиат в униформе дворецкого и выслушал с неподвижным лицом, что господам необходимо переговорить с мистером Роу по неотложному делу.
– Но вам не назначено, – это был не вопрос, а констатация факта.
– Да, действительно, не назначено, – признал Маркус, борясь с желанием сглотнуть.
Дворецкий кивнул и сказал:
– Не смогли бы вы минутку подождать? – Он исчез, однако дверь не захлопнул, а лишь притворил.
Время шло. Физиономия Блока омрачалась с каждой минутой всё больше. Он выразительно посматривал на часы и разглядывал небо, словно прикидывая, лётная ли погода.
Однако дворецкий опять появился, широко раскрыл дверь и сказал:
– Мистер Роу ждёт вас, господа.
Холл размером с самолётный ангар был весь выдержан в белом мраморе, с которым контрастировала мебель из различных сортов тёмного дерева, по большей части антикварная. Несмотря на простор, пространство казалось тесно заставленным.
Дворецкий шёл впереди и в конце холла открыл дверь из чёрного, украшенного глубокой резьбой дерева. За дверью располагалось просторное помещение с высокими окнами, откуда открывался восхитительный вид на залив: парусные яхты скользили по синей сверкающей воде, крутые скалы и песчаные пляжи окаймляли берег, по склонам поднимался лес.
В помещении буквой «П» были выстроены длинные столы, и на этих столах стояли компьютеры. Не обычные компьютеры, как определил Маркус, а нечто большее. И перед одним из экранов сидел Саймон Роу, вперившись в программный код.
– Сам-то я давно уже не программирую, не беспокойтесь, – расплывшись в улыбке, вместо приветствия объяснил старик. – Мне просто нравится эстетика языков программирования всех видов. Одна из немногих слабостей, которые мне остались в моём возрасте. – Он приглашающим жестом указал на два стула из кожи и стальных трубок. – Однако прошу вас, господа, садитесь же.
Дворецкий наколдовал откуда-то из воздуха поднос с чашками, кофе и печеньем и кружил вокруг них, пока Роу коротким кивком не отпустил его. Затем он сказал, помешивая свой кофе:
– Вы, должно быть, Марк Уэстман. – Он испытующе оглядел Маркуса. – Я знаю, что вы из Германии, что мистер Нолан, чьё мнение я очень высоко ценю, хотел взять вас в наш технический сервис, но мистер Мюррей, чьё мнение я тоже очень высоко ценю, решил отправить вас назад, в Германию. Это и есть причина вашего прихода?
«В конечном счёте, да», – подумал Маркус, но вслух сказал:
– Нет. – Он спросил себя, каким образом Роу так быстро смог получить все эти сведения. У него действительно было чему поучиться в деле управления информацией. – Я не сделаю ни того, ни другого. Скорее всего, я вместе с моим партнёром, Карлом Вальтером Блоком, открою фирму, причём здесь, в США. Пришёл же я, потому что хотел бы представить вам нашу бизнес-идею – в надежде, что вы, если найдёте её интересной, выведете нас на контакт с «Peak Performance Pool».
Роу оглядел его, подняв брови и, как показалось Маркусу, с благожелательным интересом.
– Понимаю, – сказал он. – Правда, и я попрошу вас понять, что время старого человека дорого. Я ценю, что вы сразу перешли к делу. – Он откинулся на спинку кресла. – У вас есть полчаса, чтобы убедить меня.
Блок встал, прошёлся нервно по комнате туда-обратно, затем задумчиво остановился и уставился в пустоту, как будто совсем забыл, для чего явился сюда. Маркус смотрел на него, и с каждой секундой, уходящей в молчании, ему всё больше становилось не по себе. Неужто Блок сейчас провалит всю затею?
Но Блок не провалил. Он начал говорить, вначале тихо, проникновенно, потом всё оживлённее и жарче. Как будто кто-то переключил тумблер, и та харизма, которую он излучал в Чикаго, вновь вернулась к нему. Пророческая энергия, движущая им, опять давала себя знать.
Пока Блок говорил, Маркус совсем забыл о присутствии Роу; и только когда его партнёр закончил свой доклад, он снова заметил председателя правления и потенциального инвестора. И посмотрел на него. В глазах Роу что-то блестело, и Маркус не сразу понял, что это было.
Алчность. Саймон Роу почуял наживу.
В это мгновение из облаков выглянуло солнце – неожиданно ярко, – и деревянные полы под ногами засветились медовой желтизной. «Эту минуту я должен запомнить», – сказал себе Маркус. Свершилось. Он был у самой цели!
Глава 15
Больше двух недель ушло на подготовку показа для представителей «Peak Performance Pool».
Причиной тому было то, что Маркус точно знал, как надо подавать Блока. Парни из «PPP», без сомнения, привыкли к высокому стандарту презентаций, и честолюбие провоцировало его предложить нечто такое, что заставило бы их выпасть в осадок. Это требовало времени и стоило денег – а также нервов, поскольку Блок не хотел понимать, что затраты, на которые готов пойти Маркус, будут оправданны.
– Мы пригласим их начальство, и я расскажу им, что мы собираемся предпринять, – говорил Блок. – Что тут сложного?
И Маркус в который раз пускался в объяснения, почему всё надо сделать не так. Он начинал с того, что в «PPP» нет начальства в классическом смысле. Внутренние структуры этой инвестиционной компании не были до конца прозрачны для постороннего, но в любом случае фирма состояла всего из пятнадцати человек, которые считались партнёрами, и каждый из них управлял собственным бюджетом в несколько миллиардов долларов. Необходимо было пригласить их всех и убедить большинство из них.
А это было непросто, поскольку люди из «PPP» хронически недоверчивы. Когда Роу позвонил Маркусу, чтобы сообщить, что «PPP» согласились выслушать их предложение, он рассказал ему, что на стене конференц-зала «PPP» висит табличка:
«Вопрос не в том, параноидальны ли мы. Вопрос в том, достаточно ли мы параноидальны».
Это была вторая причина, по которой представление не могло состояться немедленно. «PPP» настаивала на том, чтобы в презентации приняли участие ряд экспертов по вопросам энергетики, а из них пока никто не располагал временем.
О том, как отнесся бы отец к тому, что его наследство пущено на такую авантюру, Маркус не задумывался. Основную часть денег он перевел в США, после чего они с Блоком перебрались в более приличный отель. Хоть и не из тех, что невозможно дороги, но всё же людям показать не стыдно. Свою комнату Маркус превратил в командный пункт. Ему подключили второй телефон, и всё завертелось.
Арендовать конференц-зал и заказать готовое питание – было ещё самое простое. Дата тем самым была окончательно утверждена. Труднее было найти подходящих адвокатов, которые защищали бы их интересы в случае конфронтации с «PPP». Кроме того, у Маркуса были весьма претенциозные идеи насчёт презентации, и реализовать их было делом затратным, это требовало неоплатных телефонных разговоров и нескончаемых бумажных битв. И надо было подготовить всю документацию по обоснованию, где каждая цифра до последнего знака после запятой должна была быть просчитана.
На Блока при этом рассчитывать не приходилось. Он всё время работал над своим докладом, что Маркус считал нормальным: в конце концов это и было самым важным в деле. Иногда он становился свидетелем того, как Блок говорит по телефону на своём местами непонятном австрийском диалекте с госпожой Яцек, своей секретаршей. Она работала на полставки, и на ней во время отсутствия Блока держалась вся его нефтяная фирма в Штейре. Что, если верить Блоку, было совсем не сложно.
– В принципе ей надо только контролировать счета. А если что-то случится с качалкой, она должна позвонить человеку, который её починит. Но качалка безотказно работает уже несколько лет, так что вряд ли что-нибудь случится.
По крайней мере, теперь Блок оплачивал свою комнату в отеле сам. Госпожа Яцек, иногда присылавшая ему какие-нибудь документы, перевела ему и деньги. Но это была не такая большая сумма, и львиную долю расходов покрывал Маркус. К тому же в «PPP» выразили готовность – предположительно благодаря тому, что словечко замолвил Роу, – взять на себя половину командировочных расходов экспертов-энергетиков, и всё равно это стоило денег, и денег, и денег… После первых пятидесяти тысяч евро Маркус просто перестал считать.
«Это шанс», – сказал он себе. Реальный шанс. Тут требовалось мужество, а не бухгалтерская мелочность.
Однажды вечером, когда он снова разговаривал с менеджером отеля, его взгляд вдруг упал на дату в календаре: это был как раз день его возвращения в Европу. Если бы не встреча с Блоком, в этот момент он уже сидел бы в самолёте на пути через Атлантику.
Маркус на мгновение почувствовал сожаление, что не простился с остальными. Однако, с другой стороны… Это и означало, что он добился того, что замышлял: остался в США.
Проблемой, конечно, могло стать то, что его виза истекла. А у Блока вообще виза была просто туристической. И возможность с такой визой зарегистрировать фирму в США была в высшей степени сомнительной.
Но эти проблемы они как-нибудь решат. Сейчас важно было одно: суметь убедить людей из «PPP».
Удивительным образом настроение Блока улучшалось с каждым днём: он уже начал демонстрировать уверенность, которая снова и снова поражала Маркуса. Да имел ли Блок понятие, насколько скептичны были люди из «PPP»? Он говорил ему об этом напрямую, но Блок невозмутимо отвечал:
– Не беспокойтесь.
Он не объяснял, на чём основывалась его уверенность, но действовала она на Маркуса успокаивающе. Он решил и впрямь больше не беспокоиться.
И вот настал великий день. Стояло ослепительно ясное, хоть и холодное ноябрьское утро, когда Маркус проснулся сразу, ни свет ни заря. «Сегодня моя судьба сделает новый поворот», – сказал он себе, глядя из окна на Город всех городов, который, казалось, вибрировал в этом ярком свете.
Первыми явились два адвоката из конторы «Campbell & Simmons», – оба привели с собой по два ассистента, каждый из которых имел при себе большую чёрную папку, и для Маркуса было загадкой, что в них могло содержаться. Скорее всего, ничего существенного. Чисто адвокатская манера произвести впечатление.
Затем прибыли люди из «PPP». Как и в прошлый раз в «Райской Долине», они прибыли каждый сам по себе, каждый в собственном дорогом, исключительно черного цвета автомобиле, и выходили они из машин элегантно, излучая холодное превосходство.
Специалисты по технике нефтедобычи, геологии, энергетике и так далее, прибывшие, по большей части, накануне вечером, один за другим появлялись в фойе и постепенно сбивались, по контрасту с людьми из «PPP», в курьёзную, пёструю кучку. Кто маленький и толстый, кто сутулый и в очках, кто криворотый, кто лысый, кто седой, кто морщинистый – и ни одного человека, кто не казался бы в этой обстановке крайне причудливым и взбудораженным, вдали от своих кафедр или какие там ещё биотопы[23] они населяли.
Кроме того, явилась ещё целая группа людей, которых пригласили непосредственно «PPP»; главным образом специалисты из банка, которые будут впоследствии сопровождать возможный биржевой процесс.
Маркус счёл чудесным знаком то, что это оказался именно «First Atlantic Bank», банк, в котором он открыл свой первый счёт на американской земле. Ему было приятно также, что среди банковских специалистов была одна невысокая, изящная женщина с азиатскими чертами лица; единственный человек в этом помещении, кто был ростом ниже его самого, не считая двух учёных с весьма сомнительной внешностью. Маркус решил держаться к ней поближе; он не любил казаться маленьким.
Ему удалось заполучить из чикагского музея истории техники несколько экспонатов по теме нефтедобычи, которые здесь, в фойе перед конференц-залом, смотрелись впечатляюще, куда эффектнее, чем на своём обычном месте. Доставить их сюда и установить было адской работой, и он даже не хотел знать, в какую сумму это в конечном счёте вылилось, но когда все эти буровые механизмы и модели буровых вышек уже были установлены, картина действовала подавляюще и убеждала, что все усилия были не напрасны.
Однако теперь он наблюдал, как двое из «PPP» стояли перед моделью буровой вышки, держа в руках тарелочки с закусками, и пренебрежительно, если не сказать презрительно, рассматривали её.
– Ну-ну, – услышал он голос одного из них. – Уж это никак не хай-тек.
Другой кивнул.
– А что вы хотите? В нефтяном бизнесе ведь давно уже всё исчерпано.
Маркуса как будто свалил крепкий свинг под дых. Он вдруг понял, что всё пойдёт насмарку. Что он жестоко ошибся, на что-то рассчитывая. Ведь он же почти не знал этого Блока! Всего каких-то две недели! Единственное, в чём он удостоверился: есть такой Карл Вальтер Блок, он действительно в Австрии эксплуатирует одиночную нефтяную скважину, и это тот самый Карл Вальтер Блок, с которым он теперь имеет дело…
– Извините, – в этот момент заговорила с ним маленькая женщина с узкими глазами. – Ведь вы один из двух предпринимателей, я правильно поняла?
Маркус взял себя в руки, кивнул.
– Да. Меня зовут Марк Уэстман. Я финансовый директор.
Она улыбнулась и протянула ему руку.
– Эми-Ли Ванг. «First Atlantic Bank», отдел обслуживания предприятий.
Маркус уже успел сегодня пожать множество рук, но в этом пожатии было нечто, пробравшее его насквозь. Он слышал себя как будто со стороны, – он говорил обычные вещи: как ему приятно с ней познакомиться и так далее и тому подобное, а сам втайне боялся, как бы его немедленно не хватил удар.
– Скажите, – она указала на выставленное буровое долото, – это прибор, который действовал реально, или это лишь… модель, или как это называется?
Сохранять спокойствие. Беседа очень кстати, да, сейчас она не повредит.
– Нет, это настоящее, – сказал Маркус. – По крайней мере, так меня уверяли.
Она рассматривала предмет из массивной стали.
– Выглядит… внушительно, – она сделала ладонями такое движение, будто охватила уменьшенную, несомую модель этого предмета. Что-то было в её голосе или в этом движении, что заставило Маркуса именно в этот момент сообразить, какое поразительное сходство имеет алмазное долото с концом эрегированного пениса.
Он сглотнул.
– Поверхность состоит из карбида вольфрама. Полосы – это алмазы. Всего лишь промышленные алмазы, разумеется. Такое долото применяется для очень твёрдой породы.
Она кивнула, находясь под впечатлением, что он в этом так хорошо разбирается. Хотя он совсем не разбирался. Он всего лишь провёл две недели с Карлом Вальтером Блоком, который за едой рассказывал ему забавные случаи из своей жизни. Это можно было считать ускоренным курсом по технике нефтедобычи.
– Я пытаюсь себе это представить, – продолжала она, измеряя взглядом прямое стальное долото. – Что, этот бур просто приставляют и проникают им в землю?
Может, и неплохо, чтобы она получила некоторое представление до того, как услышит доклад Блока. От этого сегодня многое зависит.
– Не так всё просто, – сказал Маркус. – Вначале надо знать, где имеет смысл бурить.
– Да, понятно, но допустим, вы знаете, что вы на верном месте, как дальше развиваются события? – Она перевела взгляд на модель буровой вышки. – Тогда там строят вот такую вышку? И после этого опускают бур в глубину, так? – Она подошла к превентору,[24] взялась за свисающий с него промывочный шланг толщиной с бедро. – А это для чего?
– Через этот шланг в скважину закачивают буровой раствор. Чтобы долото входило глубже, его нужно постоянно охлаждать и смазывать.
То ли ему почудилось, то ли и впрямь в её глазах возник своеобразный блеск? Кончик её языка прошёлся по губам, уж это ему точно не привиделось.
– Значит, скважина всегда влажная?
– Да. – Чёрт, о чём это они говорят? Ведь речь идёт уже вовсе не о бурении, не так ли?
– И потом зарывается всё глубже и глубже, верно? Буровая труба становится всё длиннее и длиннее.
– Вот именно. Пока долото не износится. Тогда его снова извлекают. Для этого трубы постепенно снова вынимают из скважины… Видите кран наверху вышки? Он служит для того, чтобы отставлять в сторонку буровые трубы. Крюк может переносить огромные грузы. А когда долото заменят, его снова вводят внутрь, постепенно удлиняют и наращивают трубы, пока опять не доберутся до забоя, чтобы продолжать бурение. Процесс называется проходкой.
Она бросила на него странный взгляд.
– Мне всё это представляется неимоверно трудным. Это наверняка требует от участников полной отдачи сил.
– Ещё бы. – Ведь это была игра, разве нет?
– И это ведь приходится всё время повторять. Постоянно туда, оттуда, опять туда, опять оттуда, туда-сюда… – Казалось, ей доставляет удовольствие повторять эти двусмысленности.
Но он ведь тоже так мог.
– Верно, – сказал он. – Постоянно туда и обратно. – И ему это тоже доставляло удовольствие.
– В лоно земли.
– Да, пока не наткнёшься на нефть.
– Которая потом вырывается мощной струёй, да?
– Это кульминация всего.
Она легко вздохнула с чувственным, как казалось, удовольствием.
– Это я могу себе представить, да. Радость, что наконец-то свершилось. Что можно кричать как безумный. И перемазываться в том, что вырвалось на волю.
Маркус ощутил, как у него пересохло во рту. Его бросило в жар. Ну, довольно! Они же не о сексе говорили; это ему только примерещилось, потому что ничего такого у него не было больше полугода. Он должен остудить разговор, пока не стало неловко. Тем более что уже и так наступило время доклада.
Он кивнул ей, улыбнулся.
– Может, мы могли бы углубиться в тему сразу после презентации… – «Стоп, – напомнил он себе. – Прекрати использовать двусмысленности!» – Я имею в виду, если мы… после доклада… Вы понимаете?
Она улыбнулась с азиатской непроницаемостью.
– Да.
И ничего больше.
О'кей. Неважно, что тут произошло сейчас, ему всё равно придётся подождать. Уже пора, давно пора. Он отвернулся, простившись, и направился к Блоку, чтобы посмотреть, готов ли он. Тот кивнул ему с невозмутимым спокойствием, и тогда Маркус повернулся к толпе собравшихся гостей и хлопнул в ладоши.
– Дамы и господа, прошу вас!
Блок, казалось, всякий раз читал другой доклад, но говорил при этом то же самое. Маркус в прошедшие недели временами боялся, что присутствие специалистов смутит Блока, заставит его нервничать или сделает неуверенным. Но ничего подобного не случилось. Он снова завладел вниманием зала, снова преобразился, снова говорил с жаром, со страстной энергией и уверенностью пророка. Маркус с трудом сам оторвался от его речи, чтобы взглянуть, как реагирует публика: они слушали его как зачарованные.
К его удивлению, в конце доклада Блок добавил ещё кое-что. Он вывел на экран карту мира, на которой были отмечены многочисленные области, где нефть не была найдена, но где, по мнению Блока, её можно найти. Однако это потребует новых буровых технологий, а значит и высоких начальных инвестиций.
– Я бы начал, – сказал Блок и поднял лазерную указку, – здесь. – Красная точка попала на заштрихованную область в Атлантике, у побережья Бразилии.
Люди из «PPP», как обычно, ничем себя не выдали. У учёных вид был скептический. А как, собственно, функционирует его метод? – спросила седовласая геологиня.
– Я здесь именно для этого, – заявила она. – Чтобы судить, может ли быть то, что вы утверждаете.
Блок слегка кивнул, прошёлся туда-сюда – казалось, наслаждаясь тем, как в зале нарастает напряжение.
– Мой метод, – сказал он наконец, – зиждется на принципе, таком простом, что можно только удивляться, как это никому до меня не пришло в голову. За ним стоит настолько простая, лежащая на поверхности идея, что впору волосы на себе рвать. – Он улыбнулся в зал, где многочисленные головы заметно подались вперёд. – Сейчас вы, конечно, спрашиваете себя, что же я имею в виду. Однако именно потому, что основополагающая идея так проста, я больше не могу сказать о ней ни слова.
Послышался невнятный ропот.
– Чтобы рассеять ваш вполне понятный скепсис, – продолжал Блок, нажимая на кнопку пульта и вызывая на экран следующую картинку, – я сделаю нечто более убедительное: я на практике докажу действенность моего метода.
На экране засветилась большая пятнистая карта США. Блок показал на неё и сказал:
– Ни одна область на планете не исследована геологами на предмет месторождений нефти так подробно, как территория Соединённых Штатов Америки. Буквально каждый квадратный метр здесь картографирован, подвергнут изучению и оценке. Классическая геология уверена, что про каждый фут американской почвы известно, залегает под ним нефть или нет. – Он сделал жест в сторону геологини. – Вы со мной согласны?
Она кивнула.
– Да, это так.
Блок улыбнулся, затем посерьёзнел и возвестил:
– А я докажу, что вы ошибаетесь. С помощью моего метода я найду на территории США доселе не обнаруженное нефтяное поле. – Он отложил лазерную указку жестом, который означал, что доклад окончен, и добавил: – Вы сможете проверить меня по этому обещанию.
Маркус огляделся и увидел, как засветились у людей глаза.
После этого представители «PPP» вместе с банкирами и экспертами удалились в просторный переговорный зал. Маркус и Блок с адвокатами ждали в фойе.
– Как вы думаете? – спросил Блок. – Мне удалось убедить их?
Дверь переговорного зала ещё раз открылась, и оттуда вышли два техника, которые рано утром прибыли сюда по заданию «PPP», чтобы проверить помещение на защищённость от прослушивания, и охраняли его до сих пор. Через открывшуюся дверь Маркус успел увидеть холодных, элегантных, высокомерных людей из «PPP», раскрывавших в это время свои серебристо поблёскивающие ноутбуки. Потом дверь снова закрылась, и техники, двое здоровенных детин в синих комбинезонах, встали перед ней на вахту.
– Да, – кивнул Маркус, – я вполне уверен.
В эти минуты они там, наверное, вносят в свою аналитическую программу цифры из бизнес-концепта, который Маркус роздал им собственноручно. Самым лучшим во всём этом было то, что Маркус благодаря долгим часам чтения, проведённым у камина Кейта Пеппера, вполне точно знал, к каким результатам эта программа приведёт. Он потратил несколько ночей на то, чтобы согласовать между собой все актуальные цифры, и теперь свойственные «PPP» методы анализа сами приведут к оптимальному результату.
Обсуждение длилось всего сорок минут. Затем их пригласили войти. Когда они уже сидели, слово взял мужчина из «PPP», выступавший у них, видимо, в роли спикера. Хотя на вид ему было от силы лет тридцать, волосы его уже серебрились, и это придавало загадочность его персоне. Он позволил себе краткую улыбку, но ни в коем случае не сердечную, а только деловую. Затем он объявил, что «Peak Performans Pool» будет участвовать в этом проекте, вкладывая свой венчурный[25] капитал. Инвестирование последует в две ступени: вначале «PPP» предоставит компании несколько миллионов долларов для того, чтобы профинансировать заявленный Блоком поиск нефтяного поля на американской территории, и – если этот поиск увенчается успехом, – инвестирование возрастёт «до настоящих денег», как он выразился. Кроме того, «PPP» сохраняет за собой право решать, когда предать дело гласности. Особенно требует абсолютной секретности всё, что касается первой фазы – поиска источника нефти.
Маркус и Блок переглянулись, Блок кивнул, и в следующий момент адвокаты и люди из «PPP» извлекли свои органайзеры и стали согласовывать сроки подготовки договоров. Маркус откинулся на спинку стула. Дело было сделано. Он смог его сделать. Это было почти сексуальное ощущение, тёплый ток разлился по всему телу. Он проник в зону большого бизнеса, более или менее с места, без разбега. Потому что представился шанс – и он за него ухватился. Потому что здесь была Америка. Остальное теперь не проблема. Такие мелочи, как виза, оправдание его пребывания, Green Card – у них теперь были, считай, в кармане. Насколько помнил Маркус, если они в качестве предпринимателей нанимают хотя бы десять американских служащих – что в их случае произойдёт в мгновение ока, – они могут запрашивать Green Card и, в соответствии с «Immigration Act» 1990 года, претендовать на её получение.
Как только условились о следующих встрече и переговорах, все собравшиеся с удовольствием расслабились. Все ещё раз пожали друг другу руки и разъехались, а Маркус сказал своему деловому партнёру:
– Мы должны это отметить, вам не кажется?
– Отметить? – повторил Блок. Кажется, эта мысль была ему совершенно чужда. Глядя на него, можно было подумать, что охотнее всего он тотчас приступил бы к работе.
– Я заказал для нас столик в «Сан-Доменико». Это знаменитый нью-йоркский ресторан. Итальянская кухня.
Блок неуверенно кивнул.
– Да. Хорошо. Почему бы нет?
Странный юродивый, этот его партнёр по бизнесу.
– Погодите, – расплылся в улыбке Маркус, – я попрошу, чтоб для нас вызвали такси.
Он отправился к стойке и как раз высказывал свою просьбу, как вдруг кто-то встал с ним рядом. Та женщина. С особенными раскосыми глазами.
– Хэлло, мистер Уэстман, – сказала она и улыбнулась.
Маркус чуть было не вздрогнул.
– О, хелло, мисс Ванг. Вы ещё здесь? Я думал, все уже уехали.
От неё исходил запах, который его смущал. Не парфюм, что-то другое, однако он не мог бы сказать, что.
– Как бы я могла уехать? Ведь мы хотели углубить то, что начали, не так ли?
– Сейчас? – Чёрт. Кажется, это неподходящий выбор времени. – Мисс Ванг, вы должны меня извинить, но сейчас не очень благоприятный момент… Я как раз собрался ехать со своим партнёром в ресторан, где у нас заказан столик.
– А что, если ваш партнёр уедет раньше, а вы посвятите мне ещё полчаса? – У неё был низкий, чуть ли не прокуренный голос. Раньше он этого не заметил.
– Ну что ж…
– «First Atlantic Bank» впредь будет тесно сотрудничать с вашим предприятием, а ведь вы финансовый директор… – Она, отвернувшись, смотрела в фойе. Взгляд её скользил по выставленной буровой технике, а язык скользил по губам, увлажняя их. – Мне кажется, это как раз подходящий момент, чтобы… активизировать наши отношения.
Маркус уставился на неё и смотрел целую минуту, как ему показалось. К чему она ведёт? Он вдруг твёрдо решил сейчас же выяснить это.
– О кей, – согласился он. – Я скажу своему партнёру, чтобы он ехал пока без меня. Полчаса?
– Это было бы замечательно.
Он направился к Блоку, который уже ждал у выхода, и объяснил ему положение дел. Такси как раз подъехало.
– У меня такое чувство, что это может быть для нас важно, – произнёс Маркус.
Блока это явно огорчило.
– Как скажете.
Маркус дал ему бумажку, на которой был записан адрес ресторана.
– Стол зарезервирован на «Block Explorations».
Блок кивнул. Казалось, это снова примирило его с ситуацией, и он сел в машину.
Маркус провожал такси взглядом, пока оно не слилось с уличным потоком, а потом вернулся к женщине из «First Atlantic Bank», которая так и ждала у стойки.
– Где мы сядем? – спросил он. – Может, в баре?
Оттуда как раз донеслись меланхолические звуки фортепьяно. Отель пригласил певца, который пел блюз в самое неподходящее время суток: это было скорее нарушение покоя, чем музыка.
Она с улыбкой покачала головой.
– Лучше нет. Давайте поднимемся наверх.
– Наверх?
– Ведь у вас же есть комната, я полагаю?
Ему стало жарко. «Нет, это не то, что ты думаешь, – пресёк он свои мысли. – Вспомни о Сильвио! Только ничем сейчас не рисковать!» Он откашлялся и кивнул.
– Да. Конечно. Если вам это не…
– Мне бы это было даже предпочтительнее.
Они направились к лифту, Маркус шёл как по минному полю. Вот и пойми эти новые американские обычаи! На всякий случай он решил держаться на расстоянии. Часы в фойе показывали половину двенадцатого; да, к этому времени комнаты обычно уже прибраны.
Пришёл лифт, стеклянные двери бесшумно раскрылись. Маркус завёл нейтральный разговор:
– Вы живёте в Нью-Йорке?
Она кивнула.
– Да.
Её запах наполнил кабину. Он надеялся, что она не заметит его возбуждения.
– Я заставляю вас нервничать? – спросила она.
О Боже, а что это должно означать?
– Нервничать? Нет, то есть… Просто я сегодня так или иначе нервничаю. Вернее сказать, волнуюсь. В такой решающий день это неудивительно.
– Но ведь всё завершилось удачно?
– Да, конечно.
– Я уверена, что вам не о чем беспокоиться.
Маркусу стало не по себе.
|
The script ran 0.031 seconds.