Поделиться:
  Угадай писателя | Писатели | Карта писателей | Острова | Контакты

Константин Тренёв - Любовь Яровая [1926]
Известность произведения: Низкая
Метки: dramaturgy

Аннотация. Пьеса впервые была напечатана в 1927 году издательством МОДП. Первые наброски пьесы относятся к 1919-1920 гг., однако автор отложил работу над пьесой и первый вариант «Любови Яровой» был предложен Малому театру только в 1925 г. В процессе подготовки спектакля автором было создано 4 варианта пьесы, последний из которых в постановке И.С. Платона и Л.М. Прозоровского и был показан на сцене Малого театра 22 декабря 1926 г. В дальнейшем пьеса ещё дважды подвергалась переработке: в 1936 для постановки в Московском Художественном театре В.И. Немировичем-Данченко и И.Я. Судаковым, и в 1940 при возобновлении постановок в Малом театре. В этой последней редакции пьеса была напечатана издательством «Искусство», а затем в «Избранных произведениях» К.А. Тренёва («Советский писатель», 1943). В данной публикации воспроизводится текст последней редакции пьесы.

Аннотация. Супруги Яровые оказываются по разные стороны воюющих баррикад. Любови Яровой предстоит сделать выбор между мужем и революцией.

Полный текст. Открыть краткое содержание.

1 2 3 4 5 

Баронесса. Я сейчас закричу, чтоб тебя арестовали. Колосова. Вы покушайте сначала. Баронесса. Меня не закормишь. Подбежали на крик господа. Первый господин. В чём дело, баронесса? Второй господин. Что случилось? Баронесса. Да вот большевик открытую пропаганду ведёт. Горностаева. Хороша власть! Второй господин. Что такое? Первый господин. Где? Этот? Я сейчас охрану кликну. Колосова. Ого… Приятного аппетита! (Убегает.) Первый господин. Держите, держите, большевик! Общее смятение и крики. Пробегает Чир, потом Дунька. Чир. Бей, братья, Сима, Хама и Ахвета! Дунька. Ой, господи ж! Да куда же теперь? Гарнизуйтеся! Голоса. Где большевик? — Кто большевик? — Да что ж это такое? — Большевики под городом! В тени домов появляется народ. Среди них Любовь, Панова. Радостный шёпот мешается с тревожными восклицаниями: — Наши подходят! — Товарищи, жегловцев выводят! — Товарищи, выручать! — Извозчик, на вокзал! — Сто тысяч! — Уже на Собачьей слободке… — Кошкин баронессу зарезал! — Всех их надо оптом! Дунька. Ой, господи, куда теперь, товарищи родные? Господа, гарнизуйтеся! Появляются Малинин, Яровой и другие офицеры. Штатские успокаиваются. Голоса. Господа, успокойтесь! — Никаких большевиков нет. — В городе всё благополучно. — На фронте прекрасно. Малинин. Музыканты, гимн! Доносятся звуки гимна. Всё успокаивается. Дунька. Товарищи проклятые! Какого кавалькаду наделали! Аж кишки взбунторажили! Проходят Горностаева и баронесса, окружённые публикой. Возгласы. С чудесным избавлением! — Неужели это был сам Кошкин? Горностаева. Именно Кошкин! Клянусь! Баронесса. Кошкин! Кошкин! Горностаева. Я же его отлично помню! Когда мужа арестовали! Ещё там электрический монтёр был… Как же мне Кошкина не узнать? Появляется Елисатов. Баронесса. Сначала хлебом хотел подкупить. «Я, говорю, слишком благородна!» Вдруг он как взмахнёт ножом… Елисатов. Вы русская Шарлотта Корде! Выше! Та только ножом поразила революционера, вы же революционера, занёсшего нож, словом поразили! Продавщица цветов. Иммортели! Душистые левкои! Бульвар постепенно стихает, проходят деловые люди. Слышны отдельные фразы, вроде: — Сто пудов бумаги хотите? — Бриллианты куплю… — Кукурузная мука… — Двести долларов. Ваша доставка. — Господа, вступайте в рабочий офицерский отряд! — Надо опираться на массы! — Вздор! Не на массы, на религию надо опираться: записывайтесь в отряд его преосвященства. — Уверяю вас, в Париже теперь только короткие-короткие юбки носят. — Мусечка, ошибаетесь! — Клянусь, и полное декольте! В темноте собираются рабочие. Отдельные реплики. Рабочие. Товарищи, тихо! Сейчас подойдут с завода, и направимся к мосту. Как приказал Кошкин. — Кошкин там будет? — Кошкин там ждёт. Тишина. Прибывают новые рабочие. Вдруг среди них появляется Кошкин. Возгласы удивления. — Товарищ Кошкин! Вы?! Зачем же вы здесь? — Тут вам нельзя быть! Кошкин. Ничего, ничего. Какие сведения? Голоса. Сведения точные: проверенные. Как ты сказал, так оно и выходит. В час жегловцев поведут через старый мост на Собачью балку. — Там уже виселицы стоят. Кошкин. Уже? Голос. Сам видел. Кошкин. Торопятся господа! Голос. Отобьём! Наши уже подходят к мосту тремя отрядами, по твоему приказу. Кошкин. Приказ отменяется. Возгласы недоумения. Сейчас же всем разойтись. К мосту близко не подходить. Голос. Товарищ Кошкин, а жегловцев кто же там будет отбивать? Кошкин. Никто. Голос. Да ты что, Кошкин, шутишь? Кошкин. В час всем собраться на пустыре и ждать моих распоряжений. Голос. А жегловцев в этот час вешать будут? Общее волнение. Татьяна зарыдала. Кошкин. Ты как сюда попала?! (Работнице.) Краснова, домой её! Товарищи, спокойно. Голоса. Да какое же тут спокойствие! — Спокойно ждать покойников? — Товарищ Кошкин, говори прямо, в чём дело? Кошкин. Прямо, товарищи, не всегда говорится. А дело в свой час само скажет. Шванди, что же, нет? Голос. Должен сейчас быть. Кошкин. Так рассыпаться, товарищи. И одиночками собираться на пустыре за школой. Рабочие расходятся. Кошкин один. Быстро входит Колосов. Колосова. Товарищи! (Оглядывается.) Где же… Товарищ Роман, вы здесь зачем? За вами Яровой охотится. Кошкин. Ну, это мы еще поглядим, кто тут волк, кто охотник. А ты чего тут зайцем путаешься? Колосова. Да ведь казнь в эту ночь… Опять кровь… Кошкин. Али трусишь? Колосова. Нет, страха я никогда не знал. Только чужой крови боюсь. Кошкин. Так что ж ты в чужую кровь лезешь? Колосова. Я хочу, чтобы не было её. Кошкин. Да ты что? Ай мешать вздумал? Колосова. Помочь, помочь человеку остановить свою кровь. Я уже шесть лет на войне. Я увидел, люди истекут кровью, если её не остановить любовью. Кошкин. Что ж, останови. Я тоже, брат, видал кровь, и увидал — кровь разная бывает. Бывает кровь чистая, а бывает гнилая: её выпустить надо. Колосова. Неправда. Кошкин. А ты её, правду, нашёл? Колосова. Ищу. Кошкин. А я нашёл. С мальчиков шёл по её следам, покель выследил: в барских хоромах прячется. И дверь от нас на запор. Я её оттеда выкурю. За хвост да на солнце. Я ей, правде вашей, зубы посчитаю. Колосова. Это вы не правду нашли. Кошкин. Угадал: неправду. Снеси ответ Любови, скажи — в час у ней явка. Колосова. Хорошо. Только уходите. Вам здесь опасно. Кошкин. А где же мне не опасно? Чудак. Ступай, а мне ещё нужно Швандю дождаться. Колосов ушёл. Кошкин некоторое время один. В темноте крадётся Швандя. Швандя, ты? Швандя. Есть, товарищ Роман. Кошкин. Опаздываешь, я уж думал, ты заблудился. Швандя. Будто я эту местность не знаю, как родную мать. Будто не на тех вон фонарях меня вешали. А с завода ещё не подошли? Кошкин. Были. Отослал. Швандя. Уже на мост? Кошкин. Нет, другое направление. К пустырю. Швандя. А почему же не на мост? Кошкин. Потому, что мост Яровому нужен. Швандя. А-а… Это как же? Кошкин. Скоро увидишь. Теперь статья другая. Всем им скоро крышка. Позиции ещё днём взяты. Под Усонью белые в мешке, прочие бегут. Швандя (радостно). А-а… бегут, значит, и спотыкаются! Кошкин. Завтра здесь будут. Сейчас задание — пока они не пришли, не только жегловцев спасти, но и всю тюрьму не дать. Швандя. Не дай. Весь гарнизон на ногах. Кошкин. Поглядим. Швандя (после некоторой паузы). Надо, товарищ Роман, зараз же все массы поднять! Кошкин. Ну, это ты хватил! Поди подыми. Швандя. Раз плюнуть! Проходит патруль. Кошкин. Тсс… Швандя (доверительно). Что оно такое, товарищ Роман? В наших местах молодой месяц белый колер оказует, а тут обратно! И ежели сплющить глаза и обратно сразу расплющить… Кошкин. Молчи! Швандя. Я к тому, что ежели её взять в мировом масштабе… Кошкин (тряхнув его). Ну! (Слушает. После паузы.) Сейчас без четверти. Ровно к часу ребятам всем быть на пустыре позади школы, в зарослях. Дождись остальных товарищей и веди прямо на пустырь. (Уходит.) Из-за угла, напевая, идут военный писарь и Махора. Швандя. Кого это ещё чёрт сюда сунет? Махора. Очень великолепная погода. Писарь. Лучше некуды. Швандя. Опять эту халду принесло… Писарь. Прошу, Махорочка, садиться. Швандя. Тфу ты, жаба! Чем бы их пугнуть? Писарь. К этой погодке да, например, любовь. Махора. Это совсем уж будет лишнее. Писарь (подвигается к ней). Никогда! Чего же вы на край отсунулись? Махора. Так вы ж форменно стесняете! Писарь. Напротив. А вы так на землю осунетесь. Свободная вещь. Вы уж наполовиночку сидите. Позвольте поддержать. (Обнимает её за талию.) Швандя ущипнул Махору, та вскрикивает. Махора (вскакивая). Ай! Как вы смеете щипаться, невежа? Писарь. Кто? Я? Махора. Да то какой же ещё родимец! Писарь. Да чтоб я треснул, ежели в случае я вас преждевременно ущипнул. Махора. Да я тебя так тресну! Да меня, может, сам прапорщик Стамескин ни разу не щипал. Мразь необразованная! (Уходит.) Писарь, потрясённый, идёт за нею. Проходит кучка граждан, тихо разговаривают. Первый голос. Ну и бесятся! С вечера всё «Боже, царя храни». Второй голос. Да ништо. Нынче «Боже, царя храни», а завтра, может, «Спаси, господи, люди твоя». Третий голос. Да, кажись, уж недолга песня. Швандя (появляется из своей норы). Как с разговору, товарищи, видать, вы упольне сознательные, но, между прочим, эти белые гады, удиравши, зараз всех ваших товарищей вешать станут. А вы на этот ремиз глядеть будете? Граждане подозрительно косятся на него. Четвёртый голос. Что ж, покажут, так поглядим. Швандя. Значит, вы допущаете, чтобы белые палачи убивали? Пятый голос. Видали мы палачей всяких мастей. Швандя. Значит, вы несознательные! Первый голос. А ты кто такой? Второй голос. Большевик аль провокатор. Швандя. Кто? Я? Третий голос. Да, ты. Первый голос. Конечно, провокатор. Четвёртый голос. А ну, ребята, заходи. Пятый голос. Пощупать его. Окружают Швандю. Швандя. Товарищи, граждане… Я не курица и, обратно, не баба. Первый голос. Гусь, видать! Швандя. Жаль, что, понимаете, время нету, а то бы я вам, обратно, разъяснил. (Хочет идти.) Второй голос. А ты постой. Швандя. Ей-бо, некогда. Ну, между прочим, прошу обратить внимание: на Слободке у бабы чертёнок родился, всем лестно поглядеть… А на нижеследующей улице магазин золотых часов распеёртый, и кто хотит, получает… Третий голос. Да ты зубы не заговаривай. Четвёртый голос. Свои вылетят. Швандя. Никогда… Да вы, тов… бра… граж… граждане, скажите, вы белые аль обратно? Четвёртый голос. А ты кто? Швандя. Кто? Я? Да я ж ваш! Неужели не вознали? Первый голос. Узнай его в зубы. Проходит Горностаев. Швандя. И вот вам учитель Маркс может разъяснить. Первый голос. Какой Маркс? Второй голос. Забрехался. Третий голос. Трепло! Швандя. Никогда. Действительно, Маркс. Может, не Карла, братуха ихний меньшой. Тов… господин Маркс! Горностаев. А? Что вам? Швандя. Подходи, братуха Маркс, сюды… Горностаев. Макс? Я с вами брудершафт не пил. Швандя. Видите, немецкого звания — хранцузский язык. Но можут и по-русскому. На сорок языков. В мировом масштабе. Горностаев. В чём дело? Швандя. Это им требуется разобъяснить за сознательность… Как пролетарии всех стран, соединимся, ну… Россия же неделимая, обратно… просю. Горностаев. О чём просите? Господа, кто вы? Первый голос. А вы кто? Горностаева окружают. Швандя незаметно исчезает. Второй голос. Вы что же, в самом деле Марксу брат? Горностаев. А? Какой брат? Третий голос. Это вот он… (Оглядывается.) Где же он? Четвёртый голос. Удрал, сволочь! Пятый голос. Провокатор и есть. Первый голос. Значит, вы не родня Карлу Марксу? Горностаев. Нет, я не родня Карлу Марксу. Второй голос. Кабы родня — уж висел бы. Третий голос. Да это же Дунькин профессор. Горностаев. Я покамест только Дунькин сторож. Итак, что жо произошло? Четвёртый голос. Ничего не произошло. Белые жегловцев будут вешать. Так ещё им мало. Пятый голос. Провокаторы ещё по улицам ловят. Горностаев. Опять казнь… Так надо же, господа, не допустить этого! Первый голос. Это как же? Горностаев. Бороться! Второй голос. Чем? Горностаев. Словом! Слово — могущественнейшее и единственное неотразимое оружие против зла… Идёмте, господа! (Быстро идёт по улице.) Граждане идут за ним; не замеченные им, исчезают за углом. Горностаев. Вы знаете, господа, словом стихии укрощаются. Мы убедим их! Проходят Яровой, Семён и патруль. Господа, говорят, вы опять намерены обагрить нашу землю кровью безоружных сынов её? Яровой. Что вам угодно, профессор? Горностаев. Мне и вот этим честным гражданам… (Оглядываясь, в смущении.) Тут… должны быть граждане. (Вновь оглядывается.) Яровой. Какие граждане? Горностаев. Честные… Ну, это не меняет… Господа, не делайте этого… Яровой. Профессор, посторонитесь. Горностаев. Десятки тысяч лет работает человек. Из полузверя в полубога вырос. Из пещеры на четвереньках вылез, а теперь взлетел к небу. За тысячи вёрст голос его слышен. Человек это или бог? Оказывается, всё это — призрак! Мы те же полузвери и, прежде чем уехать отсюда в экспрессах и автомобилях, оскальпируем наших братьев-врагов… Яровой. Профессор, вы идите через фронт и всё изложите большевикам. Они поймут вас и прекратят скальпирование. Горностаев. Если вы, цвет культуры, не понимаете… Семён. Да ты чего тут язык распустил! Ты кто такой? Да я родного брата большевика, как бешеную собаку, пристрелю. Яровой. Вахмистр, смирно! Семён. Ваше благородие, дозвольте его взять. Яровой. Молчать! Горностаев. Господа, не лейте народную кровь на наши головы. Яровой. Профессор, замолчите. Идите своей дорогой! (Патрулю.) А вы — смотреть. Ночь грозная, быть всем начеку, патрулям связь держать! Все военные уходят. Горностаев идёт, яростно работая колотушкой, навстречу ему Дунька. Дунька. Хорошо ж ты моё добро стережешь! Горностаев. Очень хорошо. Дунька. Где дом, а где ж ты у чёрта собачьего? За что ж ты, паразит, мою хлеб-соль ешь? Горностаев, работая колотушкой, уходит. За своё ж любезное, да и страждай! (Идёт.) Уходят все. Входит Яровой, за ним Семён. Яровой. Вызвать полковника Малинина. Семён. Слушаю, господин поручик. (Уходит.) Входит Малинин. Малинин. Что вам ещё? Яровой. Полковник, кончайте бал. Малинин. Что такое? Яровой. Дело кончено. Фронт прорван. Малинин. Не может быть! Яровой. Армия стремительно отступает. Малинин. Впрочем, так и должно быть. Яровой. Приказано до завтра в секрете держать. Малинин. Значит, завтра — эвакуация? Яровой. Да, завтра… Но если мы к утру не ликвидируем Кошкина, который сейчас в городе, то утром, когда станет известно положение, он нас ликвидирует. Входит Панова. Панова. Полковник, котильон. Яровой. У полковника голова болит. Домой идёт. Малинин. Да, извините. Что-то нехорошо, лишнее выпил. До свидания. (Целует ей руку и уходит.) Панова. Что случилось? Яровой. Ровно ничего. Панова. Что-то он не договорил. Яровой. Он поручил это мне. Пожалуйте сюда. Панова. Я вас слушаю. Яровой. Нет, это я вас слушаю: о чём вы здесь говорили с моей женой? Панова. Когда? Яровой. Пять минут тому назад. Панова. О танцах. Впрочем, вам ближе спросить у вашей жены. Яровой. Я всё-таки спрашиваю у вас. Панова. Допрос? Яровой. Допрос. Панова. Ничего не выйдет. Яровой. Попробуем. Панова. Попробуйте. Яровой. О каком это вы утверждении говорили? Панова. Об утверждении? Едва ли. Кроме взаимного отрицания, у нас с вашей женой ничего нет. Яровой. Вы… кому служите? Панова. Никому. Яровой. А кому вредите? Панова. Всем, кого вредным считаю. Яровой. Я вас тоже считаю вредной и сейчас арестую. Панова. Это будет вредно для вас. Яровой. Слушайте, пифия! Я вас посажу на такой треножник, что вам будет очень вредно. Бальные ваши каламбуры бросьте. Бал кончен. Панова. Дайте папиросу. Вот вам взамен. (Прикалывает ему левкой.) Яровой (даёт папиросу). Ну! Панова (напевает). Ну, да ну, да ну, едет милый ко двору. Езжайте вы к тому двору, где вы милы. (Указывает на школу.) Яровой. Что это значит? Панова. Значит, я испугалась и готова сказать всё, но зайдите прежде в тот двор, в школу. Там вы милы. Там вас ждут. Яровой. Там меня не ждут. Панова. А я вам говорю — ждут. Поверьте женщине, которая только с вами говорит искренне. Милый, бедный поручик от революции, зря вы мечетесь, зря мечете банк, когда карта давно бита. Яровой. Вы-то с какими картами играете? Панова. Я — ваша спутница: в одном тупике. Но у вас близкий выход: вот туда, в школу. Мой же выход пока… в тупике. Торопитесь же, а я вас буду здесь ждать. Яровой. И тогда скажете всё? Панова. Всё. А сейчас пойду шартрез допивать. Поторопитесь, а то уйду. (Уходит.) Яровой. Нет, не уйдёшь! Скопцов! Из темноты выходит Семён. Семён. Я. Яровой. За этой дамой установить наблюдение. Глаз с неё не спускать. Семён. Слушаю. (Уходит.) Картина вторая Двор школы. Любовь всматривается в пустырь. Входит Яровой. Любовь. Кто это? Товарищ… Яровой. Я. Любовь. Что… что нужно? Яровой. Люба, я пришёл к тебе в последний раз. Завтра меня уже не увидишь. Любовь. Знаю. Но я и сегодня не хочу тебя видеть. Яровой. А сегодня я ещё хочу говорить с тобой. Любовь. О чём нам говорить? Уходи! Яровой. Я хочу спросить тебя… Любовь. Я не стану отвечать тебе — уходи. Яровой. Я без этого не уйду. Будь проклято всё, что стало между нами! Ничего нет у меня сейчас, кроме тебя, пойми! Любовь. Нет, не понимаю. Яровой. Люба, когда-то все свои боли я нёс к тебе одной. Любовь. Я забыла это… Яровой. Теперь уже некому рассказать, как мне нестерпимо тяжко в этом мешке. Любовь. Кто тебя в нём держит? Яровой. Только ты можешь помочь. Только эти глаза пусть смотрят мне в душу. Любовь. Ты сам в неё загляни… Ты с чем пришёл? Яровой. С душой искалеченной, как и тело. Любовь. Знаю. А от меня куда пойдёшь? Яровой. Я хочу быть с тобой навеки. Любовь. Навеки? Это далеко. А наутро? Яровой. Если ты оттолкнёшь меня, я до утра не доживу, но, если у тебя остался хоть след любви ко мне… нет, след жалости, ты поймёшь меня, поднимешь меня из этого гроба… только ты можешь, если хочешь. Любовь. Если хочу… был ли час, была ли минута, чтобы сердце моё кровью не обливалось… от тоски по тебе, от жалости, горе великое. Дважды похоронила тебя… Яровой. А я воскрес. Любовь. На муку… Всё выходила, бывало, в степь — плакать над твоей неведомой могилой… Ветру, травам жаловалась… Яровой. А душа моя слушала тебя… Любовь. Всегда слышала твой голос, а он прежде всего забывается. Твои мечты стали моим делом, но слушать теперь тебя произносящим чужие, ненавистные слова… Яровой. Мы найдём слова… Любовь. Но видеть тебя с этими… Яровой. Я только с тобой… Любовь. Правда ли? Яровой. Правда, правда, жизнь моя… Любовь. Опять вместе… Ты понимаешь, что ты со мной делаешь, что ты для меня? Яровой. Я знаю, Люба. Любовь. Седина у тебя. Худой какой ты, Миша. Яровой. А ты… остались только глаза. Одни глаза… Мы опять найдём те слова. Любовь. Молчи. Не нужно слов… Только одно — ты знаешь, надо спасти людей, и тогда приходи, я буду ждать тебя. Швандя показался на заборе. Увидев его, Яровой делает движение к нему. Швандя уже скрылся. Ты что? Яровой. Да, я пойду. Любовь. Иди. Скорей. Время не ждёт. Яровой. Да… не ждёт. (Ушёл.) Вошёл Швандя. Швандя. Товарищ Яровая, кто это? Любовь. Это свой, свой, Швандя. Швандя. Отчего ж он ушёл? Любовь. Он придёт с большой радостью. Глянь, Швандя, ночь-то какая! Швандя. Ночь аккуратная. Любовь. За три года впервые вижу вот эти тени. Смотри, от луны кружева какие под деревьями… Входят рабочие. Первый рабочий. Товарищ Яровая! Второй рабочий. Что, товарища Романа нет? Швандя. Должен скоро быть. Во двор входят Кошкин и Григорий. Кошкин. Товарищ Яровая, здравствуйте. (Шванде.) Ну? Швандя. Начал было массы подымать. Ну, с трудом, и так что еле-еле. Кошкин. Поднял? Швандя. Убёг. Несознательные. Взяли в игру — не высвети из колоды Маркс да не козырни я им — ремиз… Кошкин. Ну, одначе, братва, ночь сурьёзная. Может, завтра на этом месте будет уже наша власть. А нынче нам место только на фонарях. Нам на мосту ловушку готовили. Не удалось. Теперь первая задача — отстоять тюрьму. Товарищей своих мы на фонари не дадим. Любовь. Не будет этого, товарищ Роман. Кошкин. Только эту ночь отстоять. А завтрашний день наш! Где оружие? Первый рабочий. Я, товарищ Роман, знаю… Кошкин. Веди. Шванде с товарищем Яровой караулить и держать связь. Кошкин, рабочие, Григорий перелезают через забор. Любовь. Идите, Швандя, на тот угол. Швандя. Есть! (Ушёл.) На улице видны крадущиеся солдаты, Яровой, Семён. Яровой (тихо командует). Взять в кольцо. Скопцов, окружить пустырь. Семён (тихо). Слушаю. К нему подбегает Марья. Марья. Еле догнала!.. Лепёшечки… Любовь. Как сон… (Оглянулась. Увидела, бросилась к пустырю.) Её схватили. Яровой. Запереть в школе. Охранять! Любовь. Мм… мерзавец! Её заперли в школе. Пробегают Кошкин, Григорий и другие. Схватка. Подпольщики расшвыряли солдат, бросились через забор, некоторые успели скрыться. Кошкин на заборе, сейчас спрыгнет. За ним Григорий. Яровой. Кошкина, Кошкина взять! Кошкин. А! Знакомый голосок! Григорий. Товарищ Роман! (Тянет его за собой.) Кошкин. Пусти! Я ему только в глаза загляну. (Бросается к Яровому.) Яровой. Загляни перед смертью. Семён с солдатами схватили Кошкина. Григорий бросился ему на выручку. Семён. Ага! Гришка! Марья. Гриша! Григорий. Ну, здравствуй, брат Сёмка! Семён. И прощай, бандит! Выхватили наганы, подняли. Марья (бросилась между ними). Так стреляйте ж в родную мать! Солдаты схватили Григория, уводят его и Кошкина. Семён. Маманя, не тревожьтесь: сказал — найду в могиле, нашёл раньше — у самой могилы. Марья. Да лучше бы ты сам в неё лёг! Яровой. Старуху прочь. Учительницу освободить. Марья (Семёну). Да зачем же я тебя, аспида, на свет родила! Любовь (выходя из школы, в ужасе). Да зачем же я на свет родилась!.. Занавес Действие пятое Двор штаба белой армии. Конец дня. Паника. Внезапная эвакуация белых. Доносятся свистки паровозов, гудки автомобилей, грохот обозов. Мечутся офицеры. На террасе павильона Яровой с бумагами. Звонки телефонов. Входит Малинин. Малинин. Вот приказ. Его превосходительство, отъезжая, вверил мне эвакуацию, вам же — охрану города. Яровой. Слушаю. Малинин. Уходим за подкреплением к союзникам. Яровой. Уходите, а мы будем биться здесь. Малинин. Кто это мы? Яровой. Мы — это не вы. Малинин. А? Да… Ну, что ж, бейтесь. Да, между прочим, его превосходительство приказал немедленно ликвидировать в тюрьме пойманного вчера Кошкина с жегловцами. Яровой. Генерал, вероятно, думал, что я поймал Кошкина затем, чтобы отпустить. Входят барон и баронесса с вещами. Барон. Баронесса, торопитесь! Баронесса. Во мне опять дурно. Барон. Полковник, ради бога, дайте автомобиль. Малинин. Господа, не могу, спешите на поезд. Адъютант (Малинину). Господин полковник… (Подаёт ему бумагу.) Баронесса. Но меня там задушат. Входят Горностаевы. Горностаев. Кого задушат? Барон. Баронессу. Горностаев. Это пустяки. А вот здесь хотят несколько человек удушить. (Идёт к Малинину.) Господа, нельзя. Барон. Кого это? Горностаева. Жегловцев. О ком вздумал заботиться. Баронесса. Да я, хоть слишком слабая женщина, своими руками удушу. Малинин. Однако, господа, торопитесь. (Уходит.) Барон и баронесса идут за ним. Барон. Но автомобиль? Навстречу Елисатов. Баронесса. Господин Елисатов, как же с купчей? Елисатов. Я вам её вышлю за границу. Баронесса. Чтобы мне вернуться прямо в имение! Елисатов. Будьте покойны. До свиданья. (Уходит в штаб.) Горностаева. Макс, уедем, умоляю. Горностаев. Леля, ты же знаешь… я за границу езжу только с научной целью. Горностаева. Ну, и поедем с научной целью. Уходят. Вбегают первый и второй господа с чемоданами, дамы. Первый господин. Господа, господа, чудесный десант союзников! Солдат на часах в порту стоял, первый увидал. Первая дама. Вдруг на море — дым, дым. Трубы, трубы. Второй господин. Но почему же в штабе ничего не знают? Первая дама. Да потому, что… чудо! Быстро входят с чемоданом Закатов и матушка. Второй господин. Если чудо, то отцу протоиерею известно. Вторая дама. Отец протоиерей, вы знаете о чудесном десанте? Закатов. Где? Первая дама. На море… Дым и трубы трубят. Закатов. Возможно, всё возможно, возлюбленные. Пробегает комендант. Господин комендант, мне с матушкой обещан четырёхместный автомобиль. Комендант. Как же, как же, матушка, номер тринадцать. Матушка. Ой, какой нехороший номер! Дайте хоть четырнадцатый. Елисатов. На Москву, батюшка? Закатов. Я звал вас на Москву, вы же, маловеры, усумняшася. Вторая дама. Да ведь чудесный десант, батюшка. Закатов. Устремимся же, возлюбленные, в сретение чуда… Но… в предшествии пастыря. Господин комендант, где мой автомобиль? (Уходит.) Бежит Дунька, за ней несут вещи. Елисатов. В Париж, Авдотья Фоминишна? Дунька. Не с хамьём же оставаться! (Уходит.) У автомобиля спор. Закатов. Возлюбленная Евдокия! Напрасно вы сели — машина занята. Дунька. Чёрта собачьего! Закатов. Возлюбленная, вы лучше с молитвой, но освободите по трём основаниям: во-первых… Дунька. Бросьте, батюшка, ваши марахветы! Чтоб я да высела! Матушка. Прочь! Не с твоим задом в духовный автомобиль моститься! Горностаев (быстро бежит к спорящим). Пустите, пустите Дуньку в Европу! Елисатов (кричит, выходя с вещами из штаба). Павла Петровна, я здесь. Места в автомобиле забронированы. Нужно только кое-что оформить. Сию минуту! (Ушёл в штаб.) Появляется Панова. Панова (ему вслед). Только поскорее… (Входящей Любови.) Душечка! К мужу? Совет да любовь. На чём сошлись? На Кошкине, кажется? Любовь. Как это? Панова. Обыкновенно: предали. Любовь. Ты, мерзавка, предала. Панова. Ошибаешься, душечка. Предают друзей. Я врагов поймала. А за помощь — спасибо. Любовь (сделала движение выхватить револьвер). Пулю на тебя жаль тратить: считанные. Панова. Вот теперь мы на «ты» и поговорим душа в душу. (Приблизив к ней лицо, говорит тихо, проникновенно.) Ты хуже гадины. Смертельно ненавижу твои глаза, позеленевшие от вековой злобы… Твои чешуйки-морщинки на лбу, сдавившем убогую, отравленную мыслишку! Губы твои извиваются, как гадёныши… Гидра многомиллионная! Ненавижу… на всю жизнь! Любовь. Это всё, что осталось тебе в жизни, гад с вырванным жалом. Уползай с нашей земли! Панова. Ползайте по ней, вши тифозные! Входит Елисатов. Елисатов. Павла Петровна, всё готово. Пожалуйте в автомобиль. Через неделю мы с вами в Париже. Елисатов и Панова уходят. На террасу входит Яровой, рассматривает бумаги. Любовь идёт к нему. Яровой (подняв голову). Люба! Любовь. Освободи Кошкина и жегловцев. Яровой. Люба, эта просьба невыполнима. Любовь. Это не просьба — требование. Яровой. Чьё? Любовь. Моё. Я тебе вчера предала Кошкина, я и требую. Яровой. Значит, речь только о Кошкине? Любовь. Хорошо. Сначала о Кошкине. Отдай! Яровой. Ты что ж думаешь, я его на сутки напрокат взял? Любовь. Шутишь? Смотри мне в глаза. Может быть, уже в последний раз. Ты зачем вчера приходил ко мне? Яровой. Люба! Клянусь своей душой, которая… тебе принадлежит, я шёл только к тебе. Я не знал, что встречу их. Любовь. Так подтверди клятву: освободи их. Спаси их, ты можешь! Яровой. Если бы мог тебя от них спасти! Довольно, Люба. Здесь бой на смерть. Занесены руки над головами. Слетит первой та голова, что оглянулась. И ты требуешь, чтобы я оглянулся? Любовь. Это ты вчера обманом заставил меня оглянуться. Змеей вполз в моё сердце, чтобы смертельно ужалить. Яровой. Произошла случайность, в которой ты не повинна. Любовь. Не повинна? За счастье припасть головой к твоей груди какие головы к твоим ногам положила. Звонок телефона. Яровой (подходит к аппарату). Да. Что? Сейчас приеду. Ну, прощай, Люба. Хорони меня в третий раз… Любовь. Ты… ты не спасёшь их? Яровой. Иди… некогда. Любовь (выхватывает из кармана револьвер). Вот… Яровой. А… Это ты хорошо придумала. Умница. (Становится перед ней, распахнув грудь.) Хорони всерьёз. Любовь. Нет. Твоя казнь впереди! (Направляет револьвер в свою грудь.) Что ж, это лишь отсрочка: если Романа казнишь, я убью себя. Яровой прыгнул к ней, выхватывает револьвер, прячет. Яровой нажимает кнопку звонка. Входит карульный солдат. Яровой. Арестованную запереть в эту комнату. Стоять и не сводить глаз. Караульный уводит Любовь. Вбегает Колосов. Вам что? Колосова. Я было за нею. Яровой. Ага… Слушайте. Я вас знаю, и потому вы на свободе. Можете ли немедленно увезти её из города подальше? Колосова. Нет.

The script ran 0.009 seconds.