1 2 3 4 5 6 7 
*
*

Капитан.
Так вот, хотел бы сказать тебе, Алис, следующее!..

Алис (с беспокойством). Пожалуйста!

Капитан (по-прежнему спокоен). В связи с тем, что ты давно выражала желание
покончить с этой не­счастной жизнью в неудачном браке, и в связи с тем, что ты
не проявляла любви ни к супругу, ни к детям, а также в связи с той
безалаберностью, с какой ты вела хозяйство, я воспользовался поездкой в город,
чтобы подать в городской суд заявление о разводе!

Алис.
Да ну-у? А причина?

К а п
и т а н (с прежним
спокойствием). Помимо уже
названных причин, у меня есть и чисто личные! По­скольку теперь выяснилось, что
я могу прожить еще двадцать лет, я имею намерение сменить этот неудач­ный
брачный союз на более подходящий, то есть соеди­нить свою судьбу с женщиной, которая
наряду с пре­данностью супругу (умеет принести к семейному очагу
молодость и, скажем так, определенную красоту!

Алис (снимает с пальца, кольцо и бросает его Капитану). Пожалуйста!

Капитан (поднимает кольцо и кладет его в кар­машек жилета). Она бросила кольцо! Свидетель, будь­те добры отметить
этот факт!

Алис (встает, возмущенно). И ты собираешься выкинуть меня и привести в мой дом
другую жен­щину?

Капитан.
Да-с!

Алис.
Что ж, тогда поговорим начистоту!.. Курт, мой кузен, этот человек виновен в
покушении на жизнь жены!

Курт.
Покушении?

Алис.
Да, он столкнул меня в море!

Капитан.
Без свидетелей!

Алис.
Он врет! Юдифь видела!

Капитан. И что из того?

Алис.
Она даст показания!

Капитан.
Не даст, она скажет, что ничего не видела!

Алис.
Ты научил девочку лгать!

Капитан.
Мне это было ни к чему — ты научи­ла ее этому гораздо раньше!

Алис.
Ты встречался с Юдифью?

Капитан.
Да-с!

Алис.
Боже! О Боже!

•              
• •

Капитан.
Крепость пала! Неприятелю дается десять минут на то, чтобы беспрепятственно
поки­нуть территорию! (Кладет
на стол часы.) Десять минут; часы
на столе! (Замирает,
схватившись за сердце.)

Алис (подбегает к Капитану и берет его за ру­ку). Что с тобой?

Капитан.
Не знаю!

Алис.
Дать чего-нибудь, хочешь выпить?

Капитан.
Виски? Нет, я умирать не желаю! Ты!.. (Выпрямляется.) Не прикасайся ко мне!.. Де­сять минут, или гарнизон будет обезглавлен!
(Обна­жает саблю.) Десять минут! (Выходит через задник.)

*    * •

Курт. Что
он за человек!

Алис.
Это демон, а не человек!

Курт. Что
ему нужно от моего сына?

Алис.
Хочет сделать его заложником, дабы при­брать к рукам тебя; ему нужно
изолировать тебя от островного начальства... А знаешь, что жители назы­вают
этот остров «маленьким адом»?

Курт.
Правда?.. Алис, ты первая женщина, про­будившая во мне сострадание; все другие,
как я счи­тал, заслужили свою судьбу!

А л и
с. Не оставляй меня сейчас! Не покидай ме­ня, иначе он меня побьет... Он бил
меня все двадцать пять лет... на глазах у детей... столкнул в море...

Курт.
Теперь, после всего, что ты мне рассказа­ла, я начинаю с ним борьбу! Я приехал
сюда, не тая в душе злобы, забыв прежние унижения и клевету с его стороны! Даже
узнав от тебя, что именно он раз­лучил меня с моими детьми, я простил его —
ведь он был при смерти... но теперь, когда он вознамерился забрать у меня сына,
он должен умереть — или он, или я.

Алис.
Прекрасно! Крепость не сдается! Мы взо­рвем ее вместе с ним, даже если придется
погибнуть самим! Я позабочусь о порохе!

Курт. Я
не таил злобы, приехав сюда, и, почувст­вовав, что ваша взаимная ненависть грозит
заразить меня, собирался сбежать, но сейчас у меня появилась непреодолимая
потребность возненавидеть этого че­ловека с той же силой, с какой я всегда
ненавидел зло!.. Что надо делать?

Алис.
Тактике он меня научил! Барабанным боем созвать его врагов! И найти союзников!

Курт.
Подумать только — он разыскал мою же­ну! И почему они не встретились в молодости!
Вот это была бы схватка — земля задрожала бы!

Алис.
Но теперь их души обрели друг друга... и их необходимо разлучить! Я подозреваю,
в чем его слабое место, давно подозревала...

Курт. Кто
его злейший враг здесь, на острове?

Алис.
Начальник оружейных мастерских!

Курт. Он
порядочный человек?

Алис.
Да, вполне!.. И ему известно то, что я то­же... знаю!.. Ему известно кое-что о
делишках Капи­тана и штык-юнкера!

Курт. О
делишках?.. Ты имеешь в виду?..

Алис.
Растрату!

Курт.
Чудовищно! Нет, с этим я не хочу иметь ничего общего! Не желаю влезать!..

Алис.
Ха! Тоже мне мужчина! Не можешь пора­зить противника!

Курт. Мог
когда-то, а теперь нет!

Алис.
Почему?

Курт.
Потому что обнаружил, что... справедли­вость все равно восторжествует!

Алис.
Жди, жди! А он отобрал у тебя сына! По­гляди на мои седые волосы... кстати,
пощупай, какие густые!.. Он намерен заключить новый брак! И тогда я буду
вольна... сделать то же самое!.. Я свободна! Че­рез десять минут он окажется
там, внизу, под арес­том; там, внизу (топает ногой), внизу... и я буду тан­цевать на его голове, буду танцевать «Марш
бояр»... (Раскинув руки,
делает несколько танцевальных па.)
Ха- ха-ха! И буду играть на пианино так, что он непре­менно услышит! (С силой бьет по клавишам.) О! Во­рота башни открыты, и не меня будут сторожить с
саблей наголо, а его... тарам-па-па тарам-парам-пам- пам! Его, его, его! Будут
сторожить!

Курт (глядит
на нее распаленным взглядом). Алис! Ты тоже дьявол?

Алис (вскакивает на стул и снимает лавровые венки). Их я, уходя, заберу с собой... лавры триумфа! С
развевающимися лентами! Чуть запылившиеся, но вечно зеленые!.. Как и моя
молодость!.. Я ведь еще не старая, Курт!

Курт (со
сверкающими глазами). Ты дьявол!

А л и
с. В маленьком аду!.. Слушай, сейчас я приве­ду себя в порядок (распускает волосы)... две минуты, чтобы одеться... две минуты, чтобы
сходить к началь­нику мастерских... и — крепость взлетит на воздух!

Курт. Ты
дьявол!

Алис.
Ты и в детстве называл меня так! Помнишь, как мы обручились, когда были детьми!
Ха-ха-ха! Ты, разумеется, был робок...

Курт (серьезно). Алис!

Алис.
Да, да, робок! И тебе это шло. Видишь ли, не­которым неистовым женщинам
нравятся робкие муж­чины, и... говорят, некоторым робким мужчинам нравят­ся
неистовые женщины!.. Я тебе тоща все же чуточку нравилась! Верно ведь?

Курт.
Господи, куда я попал!

Алис.
К актрисе, отличающейся вольными мане­рами, но в остальном отличной женщине.
Вот так! Но нынче я свободна, свободна, свободна!.. Отвернись, я надену другую
блузку! (Расстегивает блузку.)

Курт кидается к ней,
хватает в объятия и, подняв на руки, впивается зубами ей в шею так, что она
вскрикивает. После чего он бросает ее на кушетку и поспешно выходит налево.

Занавес

Та же декорация вечером.
В окна задника по-прежнему виден часовой на батарее.

Лавровые венки висят на
спинке стула. Горит лампа под потолком. Тихая музыка.

Капитан, бледный, с ввалившимися глазами, одетый в по­ношенную
полевую форму и кавалерийские сапоги, сидит за столиком для рукоделия и
раскладывает пасьянс.

На носу — очки.

Музыка, игравшая во
время антракта, продолжает играть и по­сле поднятия занавеса вплоть до появления
нового персонажа.

Капитан, раскладывая
пасьянс, время от времени вздрагивает, поднимает голову и боязливо прислушивается.

Судя по всему, пасьянс у
него не выходит; потеряв терпение, он смешивает карты, подходит к левому окну,
открывает его и выбрасывает колоду. Распахнутые створки окна со скрипом

раскачиваются на
крючках.

Капитан, отошедший к
буфету, в страхе оборачивается на шум, издаваемый окном, посмотреть, в чем
дело. Потом выни­мает три четырехугольные бутылки виски, внимательно их
разглядывает и выбрасывает в окно. Вытаскивает ящички с сигарами и, понюхав
один, тоже выбрасывает в окно. После чего снимает очки, протирает их и
примеряет — хорошо ли в них видно. И выбрасывает в окно; натыкаясь на мебель,
слов­но он плохо видит, подходит к секретеру и зажигает канделябр с шестью
свечами. Замечает лавровые венки, снимает их со спинки стула и идет к окну, но
возвращается. Взяв с пианино скатерку, осторожно заворачивает в нее венки,
находит на письменном столе булавки, закалывает ими углы скатерки

и кладет сверток на
стул.

Подойдя к пианино,
кулаком бьет по клавишам, закрывает крышку и выбрасывает ключ в окно. И зажигает
свечи на пи­анино. Снимает с этажерки фотографию жены и, внимательно поглядев
на нее, рвет на мелкие кусочки и бросает на пол. Створки окна хлопают на
крючках, и он снова пугается.

Успокоившись, берет
фотографии сына и дочери и, прикос­нувшись к ним губами, прячет в нагрудный
карман. Осталь­ные фотографии локтем сбрасывает на пол и сапогом сгребает

в кучку.

Утомившись, садится за
письменный стол и берется за сердце. Зажигает свечу на столе, вздыхает; сидит,
уставившись прямо перед собой, словно увидел что-то омерзительное... Встает,
подходит к секретеру. Поднимает откидную крышку, выни­мает пачку писем,
перевязанную голубой шелковой лентой, и бросает в кафельную печь. Закрывает
крышку.

Телеграфный аппарат
вдруг издает сигнал и тут же замолкает. Капитан, дернувшись в смертельном
ужасе, замирает, держась за сердце, напряженно ждет. Телеграф молчит, и тогда
капитан переключает внимание на левую дверь. Подходит, открывает ее и, шагнув в
проем, возвращается с кошкой на руках, кото­рую гладит по спине. Затем выходит
в правую дверь. Музыка

затихает.

•              
* *

Алис появляется из дверей задника, на ней уличный костюм,
на черных волосах шляпа, на руках перчатки, вид кокетливый; с удивлением
разглядывает зажженные повсюду свечи.

Курт входит слева, он нервничает.

Алис.
Прямо сочельник!

Курт.
Ну-у?

Алис (протягивает руку для поцелуя). Благода­ри меня!

Курт неохотно целует ее
руку.

Шесть
свидетелей, из них четверо надежны как ска­ла. Заявление ушло, ответ придет
сюда по телегра­фу — сюда, в самое сердце крепости!

Курт. Вот
как!

Алис.
Что это за «вот как»! Скажи лучше спасибо!

Курт. С
чего это он зажег столько свечей?

Алис.
Темноты боится!.. Посмотри на этот те­леграфный ключ! Правда, похож на ручку кофейной
мельницы? Я мелю и мелю, а зерна крошатся, как зубы в щипцах дантиста...

Курт. Чем
это он тут занимался?

Алис.
Похоже, собрался переезжать! Переедешь — туда, в подвал, переедешь!

Курт.
Алис, не надо так! Все это
ужасно груст­но... в молодости мы дружили, и он не раз оказывал мне
услуги в трудную минуту... Жалко его!

А л и
с. А меня нет? Я-то никому зла не причинила, я пожертвовала своей карьерой ради
этого чудовища!

К у р
т. А карьера и в самом деле была такая блес­тящая?

Алис (в бешенстве). Да как ты смеешь! Ты что, не знаешь, кто я, кем я была?

Курт. Ну
ладно, ладно!

Алис.
И ты начинаешь, уже?

Курт.
Уже?

Алис бросается Курту на
шею, целует его.

Курт поднимает ее на
руки и кусает в шею, она вскрикивает.

Алис.
Ты укусил меня!

Курт (вне себя). Да, я, как рысь,
жажду вонзиться зубами тебе в шею и испить твоей крови! Ты, ты про­будила во
мне дикого зверя, которого я годами пытал­ся задушить лишениями и самоистязанием!
Приехав сюда, я решил было, что я немножко лучше вас, а ока­зался подлецом из
подлецов! С той минуты, как я уви­дел
тебя во всей твоей жуткой наготе и страсть помра­чила мое зрение, я ощутил истинную
силу зла; безоб­разное становится прекрасным, добро превращается в уродство и
слабость!.. Сейчас я задушу тебя... поце­луем! (Обнимает ее.)

Алис (показывает ему левую руку). Видишь след от кандалов — ты разорвал их. Я была рабыней,
и вот свободна!..

Курт. Но
я свяжу тебя...

Алис. Ты?

Курт. Я!

Алис.
Мне на миг показалось, что ты...

Курт.
Сектант!

Алис.
Да, ты болтал о грехопадении...

Курт.
Неужели?

А л и
с. И я подумала, что ты приехал читать про­поведи...

Курт.
Неужели?.. Через час мы будем в городе! И ты увидишь, кто я...

Алис.
А вечером пойдем в театр! Покажемся на люди! Если я сбегу из семьи, позор падет
на него. Понимаешь?

Курт.
Начинаю понимать! Значит, одной тюрь­мы недостаточно...

Алис.
Недостаточно! Он должен пережить и позор!

Курт.
Какой странный мир! Ты совершаешь по­зорный поступок, а опозорен он!

Алис.
Что поделаешь, если мир настолько глуп!

Курт. Эти
тюремные стены словно впитали в се­бя все худшие преступления; и с первым же
вздохом они проникают в самое нутро! У тебя в мыслях, я по­лагаю, театр и ужин!
А у меня — сын!

Алис (бьет его перчаткой по губам). Дурак!

Курт заносит руку для
пощечины.

(Отшатывается.) Tout beau![1]

Курт.
Прости!

Алис.
На колени!

Курт падает на колени.

Лицом на пол!

Курт утыкается лбом в пол.

Целуй мне ноги!

Курт целует ногу.

И больше никогда так не делай!.. Встать!

Курт (поднимается). Куда я попал? Где я?

Алис. Сам знаешь!

Курт (в ужасе обводит глазами комнату). Мне
кажется... я в аду!

•              
*
*

Капитан (появляется справа, вид жалкий, опи­рается на палку). Курт, мне нужно поговорить с то­бой!
С глазу на глаз!

Алис. О нашем беспрепятственном отбытии?

Капитан (садится за столик для рукоделия). Курт, пожалуйста, присядь на
минутку! А ты, Алис, не будешь ли ты так добра оставить нас ненадолго», в
покое?

Алис. Что бы это значило?.. Новые сигналы! (Кур­ту.) Пожалуйста! Присаживайся!

Курт неохотно садится.

И послушай мудрые откровения старости!.. Когда при­дет
телеграмма... позови меня! (Выходит налево.)

*       
*
*

Капитан (после паузы, с достоинствам). Постиг ли ты суть человеческой
судьбы — моей, нашей судьбы?

Курт. Нет, как не постиг сути и своей собст­венной!

Капитан. Какой же тогда смысл во всей этой чепухе?

Курт. В самые светлые минуты моей жизни мне представлялось,
что смысл именно в том и состоит, чтобы мы не ведали смысла, но тем не менее
поко­рились...

Капитан. Покорились! Не имея точки опоры вне себя, я не мoгy покориться.

Курт. Совершенно верно; но ведь, как математик, ты,
наверное, способен отыскать эту неизвестную точ­ку, если тебе даны другие, известные...

Капитан. Я искал ее — и не нашел!

Курт. Значит, допустил ошибку в расчетах; нач­ни сначала!

Капитан. Начну!.. Скажи, откуда у тебя такое смирение?

Курт. У меня его не осталось! Не переоценивай меня!

Капитан. Ты, должно быть, заметил, как я по­нимаю искусство
жизни — уничтожение! То есть — перечеркнуть и идти дальше! Еще в юности я
изгото­вил себе мешок, куда складывал все унижения. А ко­гда он наполнился до
верха, выбросил его в море!... Думаю, никому не довелось перенести столько уни­жений,
сколько мне. Но я перечеркнул их и пошел дальше, и теперь их больше нет!

Курт. Я заметил, как ты сочиняешь собственную жизнь и жизнь
окружающих!

Капитан. А как бы я иначе смог жить? Как бы сумел выдержать? (Берется за сердце.)

Курт. Тебе плохо?

Капитан. Плохо! (Пауза.) Но наступает момент, когда способность сочинять, как
ты выражаешься, умирает. И тогда действительность предстает перед тобой во всей
своей наготе!.. Это ужасно! (Говорит плачущим стариковским голосом, челюсть
отвисла.) Видишь
ли, друг мой... (Овладел
собой, нормальным голосом.) Извини!.. Врач, у которого я был в городе, (снова плачущим голосом) сказал, что здоровье у меня
подорвано... (нормальным
голосом) и я
долго не про­тяну!

Курт. Так и сказал?

Капитан (плачущим голосом). Так и сказал!

Курт. Значит, это неправда?

Капитан. Что? A-а, это... неправда!

Пауза.

Курт. И другое тоже?

Капитан. Что именно, брат?

Курт. Что мой сын получил назначение сюда адъюнктом?

Капитан. Ничего про это не слышал.

Курт. Знаешь, твоя способность перечеркивать собственные преступления
просто безгранична!

Капитан. Не понимаю, о чем ты, брат!

Курт. В таком случае ты конченый человек!

Капитан. Да, недолго уже осталось!

Курт. Слушай, а ты, может, и заявление о раз­воде, позорящем твою жену, не подавал?

Капитан. Разводе? Слыхом не слыхивал!

Курт (встает). Так ты признаешься, что солгал?

Капитан. Какие сильные слова, брат! Все мы нуждаемся в
снисхождении!

Курт. Ты осознал это?

Капитан (решительно, отчетливо). Осознал!.. По­этому — прости меня, Курт! Прости за
все!

Курт. Вот это по-мужски!.. Но мне не за что про­щать тебя!
И я совсем не тот, за кого ты меня при­нимаешь! Уже не тот! И во всяком случае,
никоим образом не достоин твоих признаний!

Капитан (отчетливо). Странная была у меня жизнь! Строптивая, злобная, с
самых ранних лет... и лю­ди были злы, вот и я тоже озлобился...

Курт нервно ходит из угла в угол,
посматривая на телеграф.

Куда это ты смотришь?

Курт. А телеграф можно отключить?

Капитан. Нет, лучше не надо!

Курт (с возрастающим беспокойством). Что за человек штык-юнкер Эстберг?

Капитан. Вполне порядочный, хотя и с купе­ческими замашками,
само собой!

Курт. А начальник оружейных мастерских?

Капитан. Вообще-то, он мой враг, но ничего дур­ного сказать о
нем не могу.

Курт (смотрит в окно, там виден движущийся ого­нек фонаря). Что они
делают на батарее с фонарем?

Капитан. А там фонарь?

Курт. Да, и люди!

Капитан. Очевидно, наряд, по-нашему!

Курт. А что это такое?

Капитан. Несколько солдат под командой кап­рала! Небось идут
сажать под арест какого-нибудь бедолагу!

Курт. О-о!

Пауза.

Капитан. Теперь, когда ты достаточно узнал Алис, что ты о ней
думаешь?

Курт. Не знаю... я совсем не разбираюсь в лю­дях! Она для
меня полнейшая загадка, так же как и ты, как и я сам! Дело в том, что я приближаюсь
к возрасту, когда мудрость признается: я ничего не знаю, я ничего не понимаю!..
Но если на моих глазах совершается какой-нибудь поступок, мне страстно хочется
узнать его причину... Почему ты столкнул ее в море?

Капитан. Понятия не имею! Она стояла на пир­се, и мне вдруг
представилось совершенно естествен­ным столкнуть ее вниз.

Курт. И тебя никогда не мучила совесть?

Капитан. Никогда!

Курт. Странно!

Капитан. И не говори! Страннее некуда — у ме­ня просто в голове
не укладывается, что это я совер­шил подобную низость!

Курт. А тебе не приходило в голову, что она бу­дет мстить?

Капитан. Она отомстила мне сполна! И это мне тоже представляется
вполне естественным!

Курт. Каким образом тебе удалось так быстро обрести
подобное циничное смирение?

Капитан. С тех пор как я заглянул в глаза смер­ти, жизнь повернулась
ко мне другой стороной... По­слушай, если бы тебе пришлось судить нас с Алис,
кого бы ты признал правым?

Курт. Никого! Но я выразил бы вам обоим свое беспредельное
сочувствие, тебе, быть может, чуть большее!

Капитан. Дай мне руку, Курт!

Курт (протягивает одну руку, а другую кладет ему на плечо). Дружище!

Алис (входит слева, в руках зонтик). Ах, какая до­верительность! Вот это
дружба!.. Телеграмма не пришла?

Курт (холодно). Нет!

А л и с. От этой задержки у меня лопается терпение; а
когда у меня лопается терпение, я обычно поторап­ливаю события!.. Гляди, Курт,
даю последний залп! И сейчас ему придет конец!.. Вот я заряжаю ружье — изучила
учебник по стрелковому оружию, тот самый знаменитый нераспроданный учебник
тиражом в пять тысяч экземпляров,— прицеливаюсь и: огонь! (Прице­ливается зонтиком.) Как чувствует себя твоя новая
супруга? Юная, прелестная незнакомка? Не знаешь! Зато я знаю, как чувствует
себя мой любовник! (Обни­мает Курта за шею и целует его; он отталкивает ее.) Он чувствует себя прекрасно, но все
еще робок!.. А ты — подлец, которого я никогда не любила, ты, слишком надменный,
чтобы позволить себе ревно­вать,— ты и не заметил, как я натянула тебе нос!

Капитан обнажает саблю и бросается на
Алис, рубя направо и налево, но удары приходятся по мебели.

Алис. Помогите! Помогите!

Курт не двигается с места.

Капитан (падает на пол с саблей в руке). Юдифь! Отомсти за меня!

Алис. Ура! Он умер!

Курт отступает к дверям на заднем плане.

Капитан (поднимается). Еще нет! (Спрятав саблю в ножны, идет к
креслу у столика для рукоде­лия и садится.) Юдифь! Юдифь!

Алис (подходит к Курту). Я ухожу — с тобой!

Курт (отталкивает ее так, что она падает на колени). Убирайся туда, откуда явилась, — в
преис­поднюю!.. Прощайте! Навсегда!

Капитан. Не покидай меня, Курт, она убьет меня!

Алис. Курт! Не бросай меня, не бросай нас!

Курт. Прощайте! (Уходит.)

*       
*
*

Алис (круто меняет тактику). Каков подлец! Хорош друг!

Капитан (мягко). Прости меня, Алис! Иди сю­да! Иди сюда быстрее!

Алис (Капитану). В жизни не встречала такого подлеца и лицемера!.. Знаешь, а ты
все-таки настоя­щий мужчина!

Капитан. Алис, выслушай меня!.. Мои дни со­чтены!’

Алис. Что-о-о?

Капитан. Врач сказал!

Алис. Значит, и остальное тоже неправда?

Капитан. Да!

Алис (вне себя). О! Что же я наделала!..

Капитан. Все можно исправить!

Алис. Нет! Этого исправить нельзя!

Капитан. Нет ничего, чего нельзя исправить, на­до лишь перечеркнуть
старое и идти дальше!

Алис. Но телеграмма! Телеграмма!

Капитан. Какая телеграмма?

Алис (падает на колени перед Капитаном). Не­ужели мы и правда прокляты? Но
почему это долж­но было случиться! Я же взорвала себя, нас! Зачем ты ломал
комедию! И зачем явился этот человек и ввел меня в искушение!.. Мы погибли! Все
можно было бы исправить, все можно было бы простить, будь ты великодушен.

Капитан. А разве чего-то нельзя простить? Че­го я не простил
тебе?

Алис. Ты прав... но этого уже не исправить!

Капитан. Ума не приложу, хотя и знаю твою изобретательность по
части всяких гадостей...

Алис. О, если бы мне удалось выпутаться! Ес­ли б только
удалось... я бы окружила тебя заботой... Эдгар, я бы полюбила тебя!

Капитан. Послушай, да в чем дело-то?

Алис. Думаешь, нам никто уже не поможет... да, ни единому
человеку это не под силу!

Капитан. А кому же тогда под силу?

Алис (смотрит Капитану в глаза). Не знаю!.. Подумать только! Что
будет с детьми? Наше имя обесчещено...

Капитан. Ты обесчестила наше имя?

Алис. Не я! Не я!.. Им придется уйти из шко­лы! А начав
самостоятельную жизнь, они будут так же одиноки, как мы, и так же озлобленны!
Значит, ты, насколько я понимаю, и с Юдифью не встре­чался?

Капитан. Нет! Но перечеркни это!

Застучал телеграф. Алис вскакивает.

Алис (кричит). Вот и пришла беда! (Капитану.) Не слушай!

Капитан (спокойно). Не буду, девочка моя, ус­покойся!

Алис
(стоя у
телеграфа, поднимается на цыпочки, чтобы выглянуть в окно). Не слушай! Не
слу­шай!

Капитан (зажимает уши). Я зажал уши, Алис, девочка моя!

Алис
(на коленях,
воздев руки). Боже! Помоги нам!.. Наряд идет... (Рыдая.) Господи
всеблагой! (Ше­велит
губами, словно молится про себя.)

Телеграф, простучав еще немного,
выпускает длинную бумажную ленту; наступает тишина.

(Поднимается, отрывает ленту и молча
читает. После чего, на миг возведя глаза к потолку, подходит к Ка­питану и
целует его в лоб.) Пронесло!.. Все нормаль­но! (Садится во второе крест и бурно
рыдает, за­жимая рот платком.)

Капитан. Что у тебя там за тайны?

Алис. Не спрашивай! Все позади!

Капитан. Как хочешь, дитя мое!

Алис. Еще три дня назад ты бы так не сказал; что с тобой?

Капитан. Видишь ли, дружочек, когда со мной первый раз случился
обморок, я одной ногой шагнул в могилу. Не помню, что я там увидел, но ощущение
осталось!

Алис. Какое же?

Капитан. Надежда... на лучшее!

Алис. На лучшее?

Капитан. Да! Ибо я, собственно, никогда не ве­рил, будто это и
есть жизнь... это смерть! Или того хуже...

Алис. И нам...

Капитан. ...судя по всему, было предопределено мучить друг друга...
такое создается впечатление!

Алис. Но теперь мы уже достаточно помучили друг друга?

Капитан. Думаю, достаточно! И достаточно по­куролесили! (Обводит взглядом комнату.) Давай при­беремся, а? Наведем
чистоту!

Алис (встает). Давай, если это возможно!

Капитан (обходит комнату). За один день не управиться! Никак!

Алис. Тогда за два! За много дней!

Капитан. Что же, будем надеяться!..

Пауза

(Снова усаживается.) Стало быть, на сей раз тебе не удалось вырваться! Но
и меня засадить не получи­лось!

Алис ошеломлена.

Да, я ведь знал, что ты хотела засадить меня в тюрь­му;
но я перечеркнул это!.. Ты, пожалуй, и похуже вещи делала...

Алис молчит.

А в растрате я не виноват!

Алис. Теперь, выходит, я буду твоей нянькой? Капитан. Если захочешь!

Алис. А что мне еще остается?

Капитан. Не знаю!

Алис (садится в изнеможении, с отчаянием в го­лосе). Вот они, вечные муки! Неужели им не
будет конца?

Капитан. Будет, надо только набраться терпе­ния! Быть может, придет смерть
и начнется жизнь!

 Алис. Если бы!

Пауза.

Капитан. Ты считаешь Курта лицемером? Алис. Безусловно!

Капитан. А я нет! Просто все, кто соприкасает­ся с нами, заражаются
злобой и стремятся прочь... Курт — слабый человек, а зло — сильно! (Пауза.) По­думать только, до чего банальной
стала нынешняя жизнь! Раньше пускали в ход кулаки; сейчас ими лишь грозят!.. Я
почти уверен — через три месяца мы отпразднуем серебряную свадьбу... Курт будет ша­фером!... и доктор с
Гердой придут... начальник ору­жейных мастерских произнесет речь, а штык-юнкер
будет дирижировать криками «ура»! А полковник, ес­ли я его достаточно хорошо
знаю, напросится сам!.. Смейся, смейся! Помнишь серебряную свадьбу Адоль­фа...
того, из егерского полка? У молодой кольцо бы­ло надето на правой руке, потому
что муженек в лю­бовном пылу отрубил ей тесаком безымянный палец на левой.

Алис зажимает
платком рот, чтобы не рассмеяться.

Ты что, плачешь?.. Нет, похоже, смеешься!.. Да, дет­ка,
мы то плачем, то смеемся! Что лучше... меня не спрашивай!.. На днях я прочитал
в газете о человеке, который семь раз разводился, следовательно, семь раз был
женат... и в конце концов в девяносто лет сбежал от последней жены и женился на
первой! Вот это любовь!.. Никак не уразумею, серьезная штука жизнь или же насмешка!
Шутки часто бывают мучительны­ми, серьезность, вообще-то, намного приятнее и
спо­койнее... Но стоит только наконец настроиться на се­рьезный лад, как
кто-нибудь обязательно сыграет с тобой шутку! Например, Курт!.. Так будем
праздно­вать серебряную свадьбу?

Алис молчит.

Скажи «да»! Пусть они смеются над нами, ну и что с
того! Захочется, мы тоже рассмеемся, не захочет­ся — сохраним серьезность!

А л и с. Да будет так!

Капитан (серьезно). Значит, серебряная свадь­ба!.. (Встает.) Перечеркнуть и идти дальше!.. Зна­чит,
пойдем дальше!

Занавес

ЧАСТЬ П

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Эдгар.

Алис.

Курт.

Аллан,
сын Курта.

Юдифь,
дочь Эдгара.

Лейтенант.

Белая с золотом овальная гостиная.
Стеклянные двери в стене задника распахнуты настежь, открывая вид на садовую
терра­су, окаймленную балюстрадой с каменными колонками и фа­янсовыми горшками
с петуниями и красными пеларгония­ми. Терраса служит местом для променада. На
заднем плане видны береговая батарея и стоящий на посту артиллерист;

вдалеке — море.

В гостиной слева — диван с позолотой,
стол и стулья. Справа — рояль, письменный стол и камин.

На переднем плане — американское кресло.

У письменного стола стоит медный торшер
с прикрепленной

к стойке полочкой.

На стенах — старинные, написанные маслом
полотна.

За письменным столом сидит, занятый
вычислениями, Ал­лан;
в дверях появляется Юдифь
в коротком летнем платье, волосы, заплетенные в косу, перекинуты за спину, в одной
руке шляпа, в другой — теннисная ракетка. Она останавлива­ется в проеме.

Аллан встает, вид серьезный и
почтительный.

Юдифь (серьезно, но дружелюбно). Почему ты не идешь играть в теннис?

Аллан (застенчиво, сдерживая душевное волне­ние). Я очень занят...

Юдифь. Разве ты не видел, что я поставила ве­лосипед рулем к
дубу, а не от дуба?

Аллан. Видел!

Юдифь. Ну и что это означает?

Аллан. Это означает... ты хочешь, чтобы я при­шел играть в
теннис... но мои обязанности... мне надо решать задачи... твой отец весьма
строгий учитель.

Юдифь. Он тебе нравится?

Аллан. Нравится! Он интересуется своими уче­никами...

Юдифь. Он интересуется всеми и всем... Тебе хочется пойти?

Аллан. Ты прекрасно знаешь, что хочется,— но нельзя!

Юдифь. Я попрошу у папы увольнительную для тебя!

Аллан. Не надо! Разговоров не оберешься!

Юдифь. Думаешь, у меня над ним власти нет? Да я из него веревки вью!

Аллан. Поэтому-то, наверно, ты такая жестокая! Да-да!

Юдифь. Тебе бы это тоже не помешало!

Аллан. Я не из породы волков!

Юдифь. В таком случае твое место среди овец!

Аллан. Да уж лучше это!

Юдифь. Признайся, почему ты не хочешь пойти на теннис?

Аллан. Сама знаешь!