1 2 3 4 5 6 
      
— Ох! — сказал Пух. — Привет!
      
— Привет!
      
— А, это ты! — сказал Пух. — Привет!
      
— Привет! — сказал Чужой Зверь, недоумевая, до каких пор этот обмен приветствиями будет продолжаться.
      
Пух как раз собирался сказать "Привет! " в четвертый раз, но подумал, что, пожалуй, не стоит, и вместо этого он спросил:
      
— А кто это?
      
— Я, — отвечал Голос.
      
— Правда? — сказал Пух. — Ну, тогда входи!
      
Тут Неизвестно Кто вошел, и при свете свечи он и Пух уставились друг на друга.
      
— Я — Пух, — сказал Винни-Пух.
      
— А я — Тигра, — сказал Тигра.
      
— Ох! — сказал Пух. (Ведь он никогда раньше видел таких зверей.) — А Кристофер Робин знает про тебя?
      
— Конечно, знает! — сказал Тигра.
      
— Ну, — сказал Пух, — сейчас полночь, и это самое подходящее время, чтобы лечь спать, а завтра утром у нас будет мед на завтрак. Тигры любят мед?
      
— Они все любят! — весело сказал Тигра.
      
— Тогда, раз они любят спать на полу, я пойду опять лягу в постель, — сказал Пух, — а завтра мы займемся делами. Спокойной ночи!
      
      
      
      
И он лег в постель и поскорее заснул. Первое, что он увидел утром, проснувшись, — был Тигра, который сидел перед зеркалом, уставившись на свое отражение.
      
— Доброе утро! — сказал Пух.
      
— Доброе утро! — сказал Тигра. — Смотри-ка, тут есть кто-то, точь-в-точь как я, а я думал, я только один такой.
      
Пух вылез из постели и начал объяснять, что такое зеркало, но едва он дошел до самого интересного места, Тигра сказал:
      
— Минуточку! Извини, пожалуйста, но там кто-то лезет на твой стол!… ВОРРАВОРРАВОРРАВОРРАВОРРА! — проворчал он, схватил угол скатерти, стащил ее на пол, завернулся в нее три раза, перекатился в другой конец комнаты и, после отчаянной борьбы, сунул голову из-под скатерти и весело спросил:
      
— Ну, кто победил? Я?
      
— Это моя скатерть, — сказал Пух, начиная развертывать Тигру.
      
— Никогда бы не подумал, что ее так зовут, — сказал Тигра.
      
— Ее стелют на стол, и на нее потом все ставят.
      
— А тогда зачем она старалась укусить меня, когда я не смотрел?
      
— Не думаю, чтобы она очень старалась. — сказал Пух.
      
— Она старалась, — сказал Титра, — но где ей со мной справиться!
      
Пух расстелил скатерть на столе, поставил большой горшок меду на скатерть, и они сели завтракать.
      
Как только они сели, Тигра набрал полный рот меду… и поглядел на потолок, склонив голову набок. Потом послышалось чмоканье — удивленное чмоканье, и задумчивое чмоканье, и чмоканье, означающее: "Интересно, что же это нам такое дали?"
      
А потом он сказал очень решительным голосом:
      
— Тигры не любят меда!
      
— Ай-ай-ай! — сказал Пух, стараясь показать, что его это ужасно огорчило. — А я-то думал, что они любят все.
      
— Все, кроме меда, — сказал Тигра.
      
Сказать по совести, Винни-Пуху это было довольно приятно, и он поспешно сообщил Тигре, что, как только он, Пух, справится со своим завтраком, они пойдут в гости к Пятачку, и, может быть, он угостит их желудями.
      
— Спасибо, Пух, — сказал Тигра, — потому что как раз желуди Тигры любят больше всего на свете!
      
И вот после завтрака они отправились в гости к Пятачку, и Пух по дороге объяснял, что Пятачок — очень Маленькое Существо и не любит, когда на него наскакивают, так что он, Пух, просит Тигру не очень распрыгиваться для первого знакомства, а Тигра, который всю дорогу прятался за деревьями, то вдруг выскакивал из засады, стараясь поймать тень Пуха, когда она не смотрела, отвечал, что Тигры наскакивают только до завтрака, а едва они съедят немного желудей, они становятся Тихими и Вежливыми. Так они незаметно дошли до дверей Пятачка и постучали.
      
— Здравствуй, Пух, — сказал Пятачок.
      
— Здравствуй, Пятачок. А это — Тигра.
      
— П-п-правда? — спросил Пятачок, отъезжая на стуле к противоположному краю стола. — А я думал, Тигры не такие большие.
      
— Ого-го! Это ты не видал больших! — сказал Тигра.
      
— Они любят желуди, — сказал Пух, — поэтому мы и пришли. Потому что бедный Тигра до сих пор еще совсем не завтракал.
      
Пятачок подвинул корзинку с желудями Тигре и сказал: "Угощайтесь, пожалуйста", а сам крепко прижался к Пуху и, почувствовав себя гораздо храбрее, сказал: "Так ты Тигра? Ну-ну!" — почти веселым голосом. Но Тигра ничего не ответил, потому что рот у него был набит желудями…
      
Он долго и громко жевал их, а потом сказал:
      
— Мимы ме мюмят момумей.
      
А когда Пух и Пятачок спросили: "Что, что?" — он сказал:
      
— Мимимите! — и выбежал на улицу.
      
Почти в ту же секунду он вернулся и уверенно объявил:
      
— Тигры не любят желудей.
      
— А ты говорил, они любят все, кроме меда, — сказал Пух.
      
— Все, кроме меда и желудей, — объяснил Тигра.
      
Услышав это, Пух сказал: "А-а, понятно!" — а Пятачок, который был, пожалуй, немного рад, что Тигры не любят желудей, спросил:
      
— А как насчет чертополоха?
      
— Чертополох, — сказал Тигра, — Тигры действительно любят больше всего-всего на свете!
      
— Тогда пойдем навестим Иа, — предложил Пятачок.
      
Все трое отправились в путь. Они шли, и шли, и шли и наконец пришли в тот уголок Леса, где находился Иа-Иа.
      
— Здравствуй, Иа! — сказал Пух. — Вот это — Тигра.
      
— Кто вот это? — спросил Иа.
      
— Вот это, — в один голос объяснили Пух и Пятачок, а Тигра улыбнулся во весь рот и ничего не сказал.
      
Иа обошел вокруг Тигры два раза: сначала с одной стороны, потом с другой.
      
— Как, вы сказали, это называется? — спросил он, закончив осмотр.
      
— Тигра.
      
— Угу, — сказал Иа.
      
— Он только что пришел, — объяснил Пятачок.
      
— Угу, — повторил Иа.
      
Он некоторое время размышлял, а потом сказал:
      
— А когда он уходит?
      
Пух стал объяснять Иа, что Тигра — большой друг Кристофера Робина и он теперь всегда будет в Лесу, а Пятачок объяснил Тигре, что он не должен обижаться на то, что сказал Иа, потому что он, то есть Иа, всегда такой угрюмый; а Иа-Иа объяснил Пятачку, что наоборот, сегодня утром он необыкновенно весел: а Тигра объяснил всем и каждому, что он до сих пор еще не завтракал.
      
— Ох, так и знал, что позабуду, — сказал наконец Пух. — Тигры всегда едят чертополох — вот почему мы пришли к тебе в гости.
      
— Спасибо, Пух! Очень, очень тронут твоим вниманием!
      
— Ой, Иа, я не хотел сказать, что мы не хотели тебя видеть…
      
— Понятно, понятно. Словом, ваш новый полосатый друг хочет позавтракать. Вполне естественно. Как, вы говорите, его зовут?
      
— Тигра.
      
— Ну, тогда пойдем сюда, Тигра.
      
Иа проводил Тигру к самому колючему кусту чертополоха и для верности показал на него копытом.
      
— Этот кустик я берег для своего дня рождения, — сказал он, — но, в конце концов, что такое день рождения? Сегодня он тут, а завтра его нет. Пожалуйста, Тигра, угощайся.
      
Тигра сказал "спасибо" и неуверенно покосился на Пуха.
      
— Это и есть чертополох? — шепнул он.
      
— Да, — сказал Пух.
      
— Тот, который Тигры любят больше всего на свете?
      
— Совершенно верно, — сказал Пух.
      
— Понятно, — сказал Тигра.
      
И он храбро откусил большущую ветку и громко захрустел ею. В ту же секунду он сел на землю и сунул лапу в рот.
      
— Ой-ой-ой, — сказал он.
      
— В чем дело? — спросил Пух.
      
— Жжется! — пробормотал Тигра.
      
— Кажется, — сказал Иа, — наш друг проглотил пчелу.
      
Друг Пуха на секунду перестал трясти головой (он пытался вытрясти колючки) и объяснил, что Тигры не любят чертополоха.
      
— Тогда зачем было портить такой отличный экземпляр? — сурово спросил Иа.
      
— Но ведь ты сам говорил, — начал Пух, — ты говорил, что Тигры любят все, кроме меда и желудей.
      
— И чертополоха! — крикнул Тигра, который в это время бегал с высунутым языком, описывая огромные круги.
      
Пух грустно посмотрел на него.
      
— Что же мы будем делать? — спросил он Пятачка.
      
Пятачок знал, что ответить. Он сказал не задумываясь, что нужно пойти к Кристоферу Робину.
      
— Вы найдете его у Кенги, — сказал Иа. Потом он подошел поближе к Пуху и сказал громким шепотом: — Не могли бы вы попросить вашего друга перенести свои спортивные упражнения в какое-нибудь другое место? Я сегодня собираюсь обедать, и мне не очень хочется, чтобы весь мой обед истоптали ногами. Конечно, это пустяки, прихоть, можно сказать, но всех у нас есть свои маленькие капризы. Пух важно кивнул и позвал Тигру.
      
— Пошли! Мы сейчас пойдем к Кенге, уж у нее обязательно найдется для тебя куча всяких завтраков.
      
Тигра закончил последний круг и подбежал к Пуху.
      
— Жжется! — объяснил он, широко и приветливо улыбаясь. — Пошли! — И побежал первым.
      
Пух и Пятачок медленно побрели за ним. По дороге Пятачок ничего не говорил, потому что он не мог ни о чем думать, а Пух ничего не говорил, потому что думал о новом стихотворении, и, когда он все хорошенько обдумал, он начал:
      
        
          
Что делать с бедным Тигрой? 
          
Как нам его спасти? 
          
Ведь тот, кто ничего не ест, 
          
Не может и расти! 
          
А он не ест ни меду, 
          
Ни вкусных желудей —
          
Ну ничего, чем кормят 
          
Порядочных людей! 
          
Он даже отказался 
          
Жевать чертополох, 
          
Чем вызвал в нашем Обществе 
          
Большой переполох! 
          
Так что ж нам делать с Тигрой? 
          
Как нам его спасти? 
          
Ведь Тигре очень нужно 
          
Немного подрасти! 
        
      
      
— Да он ведь и так уже очень большой, — сказал Пятачок.
      
— На самом деле он еще не очень большой.
      
— Ну, он кажется очень большим. Просто огромным.
      
Пух, услыхав это, задумался и пробормотал про себя:
      
        
          
Не знаю я сколько в нем Метров, 
          
И Литров, и Килограмм, 
          
Но Тигры, когда они прыгают, 
          
ОГРОМНЫМИ кажутся нам! 
        
      
      
— Теперь стихотворение закончено, — сказал он. — Тебе оно нравится, Пятачок?
      
— Все, кроме Литров, — сказал Пятачок. — По-моему, они тут ни к чему.
      
— А они обязательно хотели встать сзади Метров, — объяснил Пух. — Вот я их и впустил туда, чтобы отвязаться. Вообще это самый лучший способ писать стихи — позволять вещам становиться туда, куда они хотят.
      
— Этого я не знал, — сказал Пятачок.
      
Тигра тем временем весело прыгал впереди, поминутно возвращаясь, чтобы спросить: "Сюда идти?" И вот наконец показался домик Кенги, и там был Кристофер Робин. Тигра бросился со всех ног к нему.
      
— Ах, это ты, Тигра! — сказал Кристофер Робин. — Я знал, что ты где-нибудь тут.
      
— А я сколько всего нашел в лесу! — с гордостью сказал Тигра. — Я нашел пух, и пятачок нашел, и еще иа нашел! А вот завтрака я нигде не нашел.
      
Пух и Пятачок подошли к Кристоферу Робину обнялись с ним и рассказали, в чем дело.
      
— Ты, наверно, знаешь, что Тигры любят? — спросил Пух.
      
— Если я очень постараюсь, я, наверно, вспомню, — сказал Кристофер Робин. — но я думаю, что Тигра сам знает.
      
— Я знаю, — сказал Тигра, — они любят все на свете, кроме меда и желудей и еще — как эти жгучки называются?
      
— Чертополох.
      
— Да и еще кроме этих.
      
— Ну что же, ладно. Уж Кенга накормит тебя завтраком.
      
Они вошли в дом, и когда Крошка Ру сказал "Здравствуй, Пух", и "Здравствуй, Пятачок" (по одному разу), и "Здравствуй, Тигра" (два раза, потому что это очень забавно звучало и, кроме того, он ведь никогда еще так не здоровался), они рассказали Кенге, зачем они пришли, и Кенга очень ласково сказала: "Ну что ж, милый Тигра, загляни в мой буфет и посмотри — что тебе там понравится". Ведь Кенга сразу поняла, что, хотя с виду Тигра очень большой, он так же нуждается в ласке, как и Крошка Ру.
      
— А можно мне тоже поглядеть? — сказал Пух который уже начал себя чувствовать немножко одиннадцатичасно, и, получив согласие, он разыскал небольшую банку сгущенного молока. Что-то, видимо, подсказало ему, что Тигры не любят сгущенного молока, и он тихонечко унес банку в уголок и спокойно занялся ею.
      
Но чем больше Тигра совал то свой нос, то лапу, то в одну, то в другую банку, тем больше он находил вещей, которые Тигры не любят. И когда он перерыл весь буфет и нашел все, что там было, и оказалось, что он ничего этого есть не может, он спросил Кенгу:
      
— Что же теперь будет?
      
Но Кенга, и Кристофер Робин, и Пятачок — все стояли вокруг Крошки Ру, уговаривая его принять рыбий жир. И Ру говорил: "Может, не надо?" — а Кенга говорила: "Ну-ну, милый Ру, вспомни, что ты мне обещал".
      
— Что это там такое? — шепнул Тигра Пятачку.
      
— Это ему лекарство дают, — сказал Пятачок. — Витамины! Он их ненавидит!
      
Тигра подошел поближе и наклонился над спинкой кресла Ру. И вдруг он высунул язык, послышалось громкое "буль-буль", и, подскочив от удивления, Кенга вскрикнула: "Ох!" — и ухватила ложку как раз в ту секунду, когда она уже исчезала в пасти Тигры. Ложку она спасла, но рыбий жир исчез.
      
— Господи, Тигра, милый! — сказала Кенга.
      
— Он мое лекарство принял, он мое лекарство принял, он принял мое лекарство! — в восторге запищал Ру, решивший, что это отличная шутка.
      
Тут Тигра посмотрел на потолок, закрыл глаза, и язык его пошел ходить кругами вокруг мордочки, на тот случай, если что-нибудь осталось снаружи. Затем его озарила умиротворенная улыбка, и он сказал:
      
— Так вот что Тигры действительно любят!
      
      
      
      
Теперь нас не удивит, что он поселился в доме у Кенги и всегда получал рыбий жир на завтрак, обед и ужин. Иногда (когда Кенга считала, что ему нужно подкрепиться) он вместо лекарства принимал ложку-другую кашки, которой завтракал Ру.
      
— Но я лично считаю, — говаривал в таких случаях Пятачок Пуху, — я лично считаю, что он и так достаточно крепкий!
    
    
      
        

          ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ,
        
        

          В КОТОРОЙ КРОЛИК ОЧЕНЬ ЗАНЯТ И МЫ ВПЕРВЫЕ ВСТРЕЧАЕМСЯ С ПЯТНИСТЫМ ЩАСВИРНУСОМ
        
      
      
Все предвещало, что у Кролика опять будет очень занятой день. Едва успев открыть глаза, Кролик почувствовал, что сегодня все от него зависит и все на него рассчитывают. Это был как раз такой день, когда надо было, скажем, написать письмо (подпись — Кролик), день, когда следовало все проверить, все выяснить, все разъяснить и, наконец, самое главное — что-то организовать.
      
В такое утро непременно надо было забежать на минутку к Пуху и сказать: "Ну что ж, отлично, тогда я передам Пятачку", а затем к Пятачку и сообщить: "Пух считает… Но лучше я сначала загляну к Сове". Начинался такой, как бы вам сказать, командирский день, когда все говорят: "Да, Кролик", "Хорошо, Кролик", "Будет исполнено, Кролик" и вообще ожидают дальнейших распоряжений. Кролик вышел из дому и, принюхиваясь к теплому весеннему ветру, размышлял о том, с чего начать.
      
Ближе всех к нему был дом Кенги, а в домике Кенги был Ру, который умел говорить: "Да, Кролик" и "Хорошо, Кролик", пожалуй, лучше всех в Лесу; но, увы, в последнее время там безотлучно находился еще один зверь — непослушный и неугомонный Тигра. А он, как известно, был такой Тигра, который всегда сам лучше вас все знает, и, если вы говорите ему, куда надо идти, он прибегает туда первым, а когда вы туда доберетесь, его и след простыл, и вам даже некому гордо сказать: "Ну вот, мы у цели!"
      
— Нет, к Кенге не надо, — задумчиво сказал Кролик, подкручивая усики. И, желая окончательно удостовериться в том, что он туда не идет, он повернул налево и побежал прямехонько к дому Кристофера Робина.
      
"Что ни говори, — твердил Кролик про себя, — Кристофер Робин надеется только на меня. Он, конечно, любит Пуха, и Пятачка, и Иа, я — тоже, но у них у всех в голове опилки. Это ясно. Он уважает Сову, потому что нельзя не уважать того, кто умеет написать слово "суббота", даже если он пишет его неправильно, но правильнописание — это еще не все. Бывают такие дни, когда умение написать слово "суббота" просто не считается. А Кенга слишком занята Крошкой Ру, а Крошка Ру слишком маленький, а Тигра слишком непослушный, так что, когда наступает ответственный момент, надеяться можно только на меня. Я пойду и узнаю, в чем ему нужно помочь, и тогда я ему, конечно, помогу. Сегодня как раз день для таких занятий".
      
Он весело перескочил на другой берег реки и вскоре оказался в районе, где жили его Родственники и Знакомые; сегодня их было, кажется, еще больше обыкновенного. Кивнув одному-другому Ежу (поздороваться с ними за руку было, понятно, некогда), небрежно бросив "Доброе утро, доброе утро" еще кое-кому и снисходительно приветствовав самых маленьких словами: "Ах, это вы", Кролик махнул им всем лапкой и скрылся. Все это вызвало такое волнение и восхищение среди Родственников и Знакомых, что некоторые представители семейства Козявок, включая Сашку Букашку, немедленно направились в Дремучий Лес и полезли на деревья надеясь, что они успеют забраться на верхушку до того, как это — что бы оно там ни было — случится, и они смогут все как следует увидеть.
      
Кролик несся по опушке Дремучего Леса, с каждой минутой все больше чувствуя важность своей задачи, и наконец он прибежал к дереву, в котором жил Кристофер Робин.
      
Он постучал в дверь.
      
Он раза два окликнул Кристофера Робина. Потом он отошел немного назад и, заслонив лапкой глаза от солнца, еще покричал, глядя на верхушку.
      
Потом он зашел с другой стороны и опять покричал: "Эй!" и "Слушай!" и "Это Кролик!", но ничего не произошло. Тогда он замолчал и прислушался, и все замолчало и прислушалось вместе с ним, и в освещенном солнцем Лесу стало тихо-тихо, и потом вдруг где-то в невероятной вышине запел жаворонок.
      
— Обидно, — сказал Кролик, — он ушел.
      
Он снова повернулся к зеленой двери, просто так для порядка, и обирался уже идти, чувствуя, что утро совершенно испорчено, как вдруг заметил на земле листок бумаги. В листке торчала булавка; очевидно, он упал с двери.
      
— Ага, — сказал Кролик, снова приходя в хорошее настроение. — Мне опять письмо! Вот что там говорилось:
      

        Ушол щасвирнус 
      
      

        занит щасвирнус 
      
      

        К.Р. 
      
      
— Ага! — повторил Кролик. — Надо немедленно сообщить остальным.
      
И он с важным видом двинулся в путь.
      
Ближе всего отсюда жила Сова, и Кролик направил свои стопы по Дремучему Лесу к дому Совы. Он подошел к двери, позвонил и постучал; потом снова постучал и опять позвонил. Словом, он звонил и стучал, стучал и звонил до тех пор, пока, наконец, наружу не высунулась голова Совы и не сказала:
      
— Убирайся, я предаюсь размышлениям, — ах, это ты!
      
Сова всегда так встречала гостей.
      
— Сова, — сказал Кролик деловито, — у нас с тобой есть мозги. У остальных — опилки. Если в этом Лесу кто-то должен думать, а когда я говорю "думать", я имею в виду думать по-настоящему, то это наше с тобой дело.
      
— Да, — сказала Сова, — я этим и занималась.
      
— Прочти вот это.
      
Сова взяла у Кролика записку Кристофера Робина и посмотрела на нее в некотором замешательстве. Она конечно, умела подписываться — "Сава" и умела написать "Суббота" так, что вы понимали, что это не вторник, и она довольно неплохо умела читать, если только ей не заглядывали через плечо и не спрашивали ежеминутно: "Ну так что же?" Да, она умела, но…
      
— Ну так что же? — спросил Кролик.
      
— Да, — сказала Сова очень умным голосом. — Я понимаю, что ты имеешь в виду. Несомненно.
      
— Ну так что же?
      
— Совершенно точно, — сказала Сова. — Вот именно. — И после некоторого размышления она добавила: — Если бы ты не зашел ко мне, я должна была бы сама зайти к тебе.
      
— Почему? — спросил Кролик.
      
— По этой самой причине, — сказала Сова, надеясь, что наконец она сумеет что-нибудь выяснить.
      
— Вчера утром, — торжественно произнес Кролик, — я навестил Кристофера Робина. Его не было. К его двери была приколота записка.
      
— Эта самая записка?
      
— Другая. Но смысл ее был тот же самый. Все это очень странно.
      
— Поразительно, — сказала Сова, снова уставившись на записку. На минуту ей, неизвестно почему, показалось, что что-то случилось с носом Кристофера Робина. — Что же ты сделал?
      
— Ничего.
      
— Это самое лучшее, — ответила мудрая Сова.
      
Но она с ужасом ожидала нового вопроса. И он не заставил себя долго ждать.
      
— Ну так что же? — повторил неумолимый Кролик.
      
— Конечно, это совершенно неоспоримо, — пробормотала Сова.
      
С минуту она беспомощно открывала и закрывала рот, не в силах ничего больше придумать. И вдруг ее осенило.
      
— Скажи мне, Кролик, — сказала она, — что говорилось в первой записке? Только точно. Это очень важно. От этого все зависит. Повтори слово в слово.
      
— Да то же самое, что и в этой, честное слово! Сова посмотрела на Кролика, борясь с искушением спихнуть его с дерева, но, сообразив, что это всегда успеется, она еще раз попыталась выяснить, о чем же все-таки идет разговор.
      
— Прошу повторить точный текст, — сказала она, словно не обратив внимания на то, что сказал Кролик.
      
— Да там было написано: "Ушол щасвирнус". То же самое, что и здесь, только здесь еще добавлено: "Занит щасвирнус".
      
Сова с облегчением вздохнула.
      
— Ну вот, — сказала Сова, — вот теперь наше положение стало яснее.
      
— Да, но каково положение Кристофера Робина? — сказал Кролик. — Где он сейчас? Вот в чем вопрос!
      
Сова снова поглядела на записку. Конечно, столь образованной особе ничего не стоило прочитать такую записку: "Ушол щасвирнус. Занит щасвирнус". А что тут еще могло быть написано?
      
— По-моему, дорогой мой Кролик, довольно ясно. что произошло, — сказала она. — Кристофер Робин куда-то ушел с Щасвирнусом. Он и этот… Щасвирнус сейчас чем-то заняты. Ты за последнее время встречал у нас в Лесу каких-нибудь Щасвирнусов?
      
— М-м-м, — сказал Кролик, — я как раз хотел у тебя узнать. Как они выглядят?
      
— Ну, — сказала Сова, — пятнистый или травоядный Щасвирнус — это просто… По крайней мере, — сказала она, — он больше всего похож на… Но, конечно, — продолжала она, — это сильно зависит от… Ну… — сказала Сова. — Словом, я плохо представляю себе их внешний вид, — закончила она чистосердечно.
      
— Большое спасибо, — сказал Кролик.
      
И он помчался к Винни-Пуху.
      
Еще издалека он услышал какой-то загадочный шум. Он остановился и прислушался. Производил этот шум Винни-Пух, а шум был вот какой:
      
        
          

            ЗАГАДОЧНЫЙ ШУМ
          
          
-------------------------
          
Опять ничего не могу я понять. 
          
Опилки мои — в беспорядке. 
          
Везде и повсюду, опять и опять 
          
Меня окружают загадки. 
          
Возьмем это самое слово опять.
          
Зачем мы его произносим, 
          
Когда мы свободно могли бы сказать 
          
"Ошесть" и "осемь" и "овосемь"? 
          
Молчит этажерка, молчит и тахта —
          
У них не добьешься ответа, 
          
Зачем это хта — обязательно та. 
          
А жерка, как правило, эта! 
          
"Собака кусается"… Что ж, не беда. 
          
Загадочно то, что собака, 
          
Хотя и кусается, но никогда 
          
Себя не кусает, однако… 
          
О, если бы мог я все это понять. 
          
Опилки пришли бы в порядок! 
          
А то мне — загадочно! — хочется спать 
          
От всех этих Трудных Загадок! 
        
      
      
— Здорово, Пух, — сказал Кролик.
      
— Здравствуй, Кролик, — сказал Пух сонно.
      
— Это ты сам додумался?
      
— Да, вроде как сам, — отвечал Пух. — Не то чтобы я умел думать, — продолжал он скромно, — ты ведь сам знаешь, но иногда на меня это находит.
      
— Угу, — сказал Кролик, который никогда не позволял ничему находить на него, а всегда все находил и хватал сам. — Так вот, дело вот в чем: ты когда-нибудь видал Пятнистого или Травоядного Щасвирнуса у нас в Лесу?
      
— Нет, — сказал Пух, — нико… Нет. Вот Тигру видел сейчас.
      
— Он нам ни к чему.
      
— Да, — сказал Пух, — я и сам так думал.
      
— А Пятачка ты видел?
      
— Да, — сказал Пух. — Я думаю, он сейчас тоже ни к чему, — продолжал он сонно.
      
— Ну, это зависит от того, видел он кого-нибудь или нет.
      
— Он меня видел, — сказал Пух. Кролик присел было рядом с Пухом на землю, но почувствовав, что это умаляет его достоинство, снова встал и сказал:
      
— Если сформулировать нашу задачу, то ее можно изложить так: "Что Кристофер Робин делает теперь по утрам?"
      
— Что он делает?
      
— Да, да. Можешь ты мне рассказать, что он делает по утрам в последнее время? Требуются свидетельства очевидца за последние несколько дней.
      
— Да, — сказал Пух, — мы вчера с ним вместе завтракали. Возле Шести Сосен. Я сделал такую маленькую корзиночку, просто небольшую, но подходящую корзиночку, такую порядочную, солидную корзиночку, полную…
      
— Да, да, — сказал Кролик, — все понятно. Но имею в виду более позднее время. Ты видел его когда-нибудь от одиннадцати до двенадцати часов дня?
      
— Ну, — сказал Пух, — в одиннадцать часов… одиннадцать часов, понимаешь, я обычно захожу домой. У меня в это время там кое-какие дела.
      
— А в четверть двенадцатого?
      
— Ну… — начал Пух.
      
— В полдвенадцатого?
      
— Да, — сказал Пух. — В полдвенадцатого или немножко попозже я обычно вижусь с ним.
      
И тут, задумавшись об этом, Пух вдруг вспомнил, что он действительно давно не видел Кристофера Робина в это время. После обеда — да, вечером — да, перед завтраком — да, сразу после завтрака — да, а потом, действительно: "Ну, Пух, скоро увидимся", и Кристофер Робин исчезает на все утро.
      
— Вот то-то и оно, — сказал Кролик. — Куда?
      
— Ну, может быть, он ищет что-нибудь?
      
— Что? — спросил Кролик.
      
— Я как раз собирался это сказать, — сказал Пух. Потом он добавил: — Ну, может быть, он ищет этого… этого…
      
— Пятнистого или Травоядного Щасвирнуса?
      
— Да, — сказал Пух, — одного из них. Если он не на месте.
      
Кролик строго посмотрел на Винни-Пуха.
      
— Кажется, толку от тебя немного, — сказал он.
      
— Нет, — сказал Пух. — Но я стараюсь, — добавил он смиренно.
      
Кролик поблагодарил его за старание и сказал, что он должен навестить Иа, и Пух, если хочет, может пойти с ним. Но Пух, который чувствовал, что на него находит новый куплет Шумелки, сказал, что он подождет Пятачка.
      
— Всего хорошего, Кролик.
      
И Кролик ушел.
      
Но случилось так, что первым встретил Пятачка как раз Кролик. Пятачок встал в этот день очень-очень рано и решил нарвать себе букетик фиалок, и, когда он нарвал букет и поставил его в вазу посреди своего дома, ему внезапно пришло в голову, что никто ни разу в жизни не нарвал букета фиалок для Иа. И чем больше он думал об этом, тем более он чувствовал, как грустно быть ослом, которому никто никогда в жизни даже не нарвал букета фиалок. И он снова помчался на лужайку, повторяя про себя: "Иа, фиалки", а потом: "Фиалки, Иа-Иа", чтобы не забыть.
      
Пятачок нарвал большой букет и побежал рысцой к тому месту, где обычно пасся Иа, по дороге нюхая фиалки и чувствуя себя необыкновенно счастливым.
      
— Здравствуй, Иа, — начал Пятачок немного нерешительно, потому что Иа был чем-то занят.
      
Иа поднял ногу и помахал Пятачку, чтобы уходил.
      
— Завтра, — сказал Иа, — или послезавтра.
      
Пятачок подошел поближе посмотреть, в чем дело. Перед Иа на земле лежали три палочки, на которые он внимательно смотрел. Две палочки соприкасались концами, а третья палочка лежала поперек них. Пятачок подумал, что, наверно, это какая-нибудь Западня.
      
— Ой, Иа, — снова начал он, — я как раз…
      
— Это маленький Пятачок? — сказал Иа, не отрывая взора от своих палочек.
      
— Да, Иа, и я…
      
— Ты знаешь, что это такое?
      
— Нет, — сказал Пятачок.
      
— Это "А".
      
— О! О! — сказал Пятачок.
      
— Какое "О"? Это "А"! — строго сказал Иа. — Ты что, не слышишь? Или ты думаешь, что ты образованнее Кристофера Робина?
      
— Да, — сказал Пятачок. — Нет, — быстренько поправился он и подошел еще поближе.
      
— Кристофер Робин сказал, что это "А", — значит это и будет "А". Во всяком случае, пока кто-нибудь на него не наступит, — добавил Иа сурово.
      
Пятачок поспешно отскочил назад и понюхал свои фиалки.
      
— А ты знаешь, что означает "А", маленький Пятачок?
      
— Нет, Иа, не знаю.
      
— Оно означает Учение, оно означает Образование, Науки и тому подобные вещи, о которых ни Пух, ни ты не имеете понятия. Вот что означает А.
      
— О! — снова сказал Пятачок. — Я хотел сказать "Да ну?" — поспешно пояснил он.
      
— Слушай меня, маленький Пятачок. В этом Лесу толчется масса всякого народа, и все они говорят: "Ну Иа — это всего лишь Иа, он не считается". Они разгуливают тут взад и вперед и говорят: "Ха-ха!" а что они знают про букву "А"? Ничего. Для них это просто три палочки. Но для Образованных, заметь себе это, маленький Пятачок, для Образованных — я не говорю о Пухах и Пятачках — это знаменитая и могучая буква "А". Да, это тебе не такая вещь, — добавил он, — про которую каждый знает, чем это пахнет!
      
Пятачок смущенно спрятал за спину фиалки и оглянулся в поисках помощи.
      
— А вот и Кролик, — сказал он радостно. — Здравствуй, Кролик.
      
Кролик с важным видом подошел поближе, кивнул Пятачку и сказал: "Привет, Иа", тоном, ясно говорившим, что спустя не более двух минут он скажет: "Всего хорошего".
      
— Иа, у меня к тебе только один вопрос. Что это делает Кристофер Робин в последнее время по утрам?
      
— Что я сейчас вижу перед собой? — сказал Иа, не поднимая глаз.
      
— Три палочки, — не задумываясь, ответил Кролик.
      
— Вот видишь? — сказал Иа Пятачку. Потом он повернулся к Кролику. — Теперь я отвечу на твой вопрос, — торжественно сказал он.
      
— Спасибо, — сказал Кролик.
      
— Что делает Кристофер Робин по утрам? Он учится. Он получает образование. Он обалдевает — по-моему, он употребил именно это слово, но, может быть, я и заблуждаюсь, — он обалдевает знаниями. В меру своих скромных сил я также — если я правильно усвоил это слово — обал… делаю то же, что и он. Вот это, например, буква…
      
— Буква "А", — сказал Кролик, — но не очень удачная. Ну ладно, я должен идти и сообщить остальным.
      
Иа посмотрел на свои палочки, а потом на Пятачка.
      
— Как сказал Кролик? Что это такое? — спросил он.
      
— "А", — сказал Пятачок.
      
— Это ты ему сказал?
      
— Нет, Иа, я не говорил. Я думаю, он сам знает.
      
— Он знает? Ты хочешь сказать, что какой-то Кролик знает букву "А"?
      
— Да, Иа. Он очень умный, Кролик-то.
      
— Умный!… — сказал Иа с презрением, изо всех сил наступив копытом на свои три палочки.
      
— Образование!… — с горечью сказал Иа, прыгая на своих палочках (их стало уже шесть).
      
— Что такое наука? — спросил Иа, лягая палочки (их было уже двенадцать), так что они взлетели в воздух. — Какой-то Кролик все это знает. Ха!…
      
— Я думаю… — начал Пятачок робко.
      
— Не надо! — сказал Иа-Иа.
      
— Я думаю, фиалки довольно милые, — сказал Пятачок. Он положил перед Иа свой букет и умчался.
      
На следующее утро записка на двери Кристофера Робина гласила:
      

        Я ушел 
      
      

        сейчас вернусь 
      
      

        К.Р. 
      
      
Вот почему все обитатели Леса — за исключением, конечно, Пятнистого или Травоядного Щасвирнуса — отныне знают, чем Кристофер Робин занимается по утрам.
    
    
      
        

          ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ,
        
        

          В КОТОРОЙ ВЫЯСНЯЕТСЯ, ЧТО ТИГРЫ НЕ ЛАЗЯТ ПО ДЕРЕВЬЯМ
        
      
      
Случилось однажды так, что Винни-Пух о чем-то думал. И вот он подумал, что не мешало бы пойти навестить Иа, потому что они не виделись со вчерашнего дня. Он пошел к Иа, распевая песенку, но вдруг он вспомнил, что не видел Сову с позавчерашнего дня, и решил по пути заглянуть в Дремучий Лес и посмотреть, дома ли Сова. Он пошел к Реке, мурлыкая ту же песенку, но, когда он дошел до третьего камня кладки, по которой переходят Реку, он забеспокоился о том, как поживают Кенга, и Ру, и Тигра. Пух подумал: "Я не видел Крошку Ру очень долгое время, а если я его не увижу сегодня, оно будет гораздо-гораздо дольше!"
      
И тут он сел на камушек посредине Реки и, раздумывая, что же ему теперь делать, спел еще кусочек той же песни.
      
Кусочек, который он спел, был приблизительно вот какой:
      
        
          
Что мне делать, интересно, 
          
Поутру? 
          
В чехарду сыграть полезно 
          
С Крошкой Ру, — 
          
Станет талия поуже, 
          
Это мне к лицу. 
          
К тому же 
          
Буду прыгать я не хуже 
          
Кен- 
          
гу- 
          
ру! 
        
      
      
А солнце было такое ласковое и теплое, и камень. который лежал на солнышке уже давно, тоже был такой теплый, что Пух почти уже решил провести на нем все утро. И вдруг он вспомнил про Кролика.
      
"Да, Кролик! — сказал Пух про себя. — Я люблю с ним поговорить. Он всегда понятно говорит. Он не любит длинных, трудных слов, не то что Сова. Он любит простые, легкие слова, например: "Закусим?" или: "Угощайся, Пух!" Да, по-моему, мне надо пойти навестить Кролика!"
      
Тут к песенке прибавился новый кусочек:
      
        
          
Очень мил бывает Кролик 
          
Иногда. 
          
С ним приятно сесть за столик 
          
Да-да-да! 
          
Тот, кто хочет подкрепиться, 
          
С ним всегда договорится, 
          
Если только торопиться 
          
Не- 
          
ку- 
          
да! 
        
      
      
И, когда Пух спел все это, он поднялся с камня, вернулся назад на берег и решительно отправился к дому Кролика. Но не прошел он и нескольких шагов, как начал спрашивать себя (ведь больше-то никого рядом не было):
      
"А вдруг Кролика нет дома?"
      
"Или вдруг я опять застряну у него в двери на обратном пути, как однажды уже случилось, потому что дверь у него была слишком узкая?"
      
"Ведь я-то знаю, что я не растолстел, но его дверь вполне могла похудеть!"
      
"Да, пожалуй, лучше будет…"
      
И все это время он незаметно забирал левее и левее… пока не оказался, к своему большому удивлению, у своей собственной двери.
      
Было одиннадцать часов. Вполне подходящее время, чтобы немножко…
      
Словом, спустя полчаса Пух отправлялся туда, куда ему действительно хотелось отправиться, а именно к Пятачку, и по дороге он утирал губы лапкой и пел довольно пушистую песенку. Вот какую:
      
        
          
Хорошо живет на свете Винни-Пух! 
          
Оттого поет он эти Песни вслух! 
          
И неважно, чем он занят, 
          
Если он толстеть не станет, 
          
А ведь он толстеть не станет, 
          
А, наоборот, 
          
по- 
          
ху- 
          
деет! 
        
      
      
Конечно, напечатанные здесь эти строки кажутся не особенно хорошими, но Пух, напевая эту песенку в очень солнечное утро, после очень, очень сытного завтрака, был уверен, что это одна из лучших песен, какие он сочинил в жизни. И он пел и пел ее в свое удовольствие.
      
Пятачок копал ямку в земле у самой своей двери
      
— Здравствуй, Пятачок! — закричал Винни-Пух
      
— Ой, здравствуй, Пух! — отвечал Пятачок, подпрыгнув от неожиданности. — А я знал, что это ты!
      
— Я тоже, — сказал Пух. — А что ты делаешь?
      
— Я сажаю желудь, Пух, и пускай из него вырастет дуб, и тут будет много, много желудей у самого дома, а то за ними приходится ходить бог знает куда. Понимешь?
      
— А вдруг не вырастет? — спросил Пух.
      
— Вырастет, потому что Кристофер Робин сказал — обязательно вырастет. Поэтому я его и сажаю.
      
— Гм, — сказал Пух. — А я тогда… А я тогда посажу соты с медом в своем садике, и из них вырастет целый улей.
      
Пятачок был в этом не вполне уверен.
      
— Или лучше кусочек сота, — сказал Пух. — Особенно разбрасываться сотами не приходится. Только вот тогда может вырасти не целый улей, а кусочек, да еще вдруг неправильный кусочек — тот, где пчелы только жужжат, а меду не делают. Вот обидно!
      
Пятачок согласился, что это будет довольно обидно.
      
— Между прочим, Пух, сажать очень трудно, если ты не знаешь как, — сказал он, — это надо уметь. — И он положил желудь в приготовленную ямку, засыпал его землей и попрыгал на этом месте.
      
      
      
      
— Я-то умею сажать, — сказал Винни-Пух потому что Кристофер Робин дал мне семена коготков и винтиков, нет — гв`оздиков! И я их посадил, и у меня теперь возле двери будет настоящий цветник — коготки и гв`оздики. Или винтики.
      
— Я думал, они называются ноготки, — неуверенно сказал Пятачок, не переставая прыгать, — а гв`оздики… гв`оздики — это, наверно, гвозд`ики!
      
— Нет, — сказал Пух, — мои цветы называются коготки и винтики!
      
Попрыгав хорошенько. Пятачок вытер лапки о живот и сказал: "Что мы теперь будем делать?", а Пух сказал: "Пойдем навестим Кенгу, Ру и Тигру", и Пятачок сказал: "Д-д-давай п-п-пойдем", — потому что он все еще немножко побаивался Тигру. Тигра был ужасно прыгучий, и у него была такая манера здороваться, что у вас потом всегда были полны уши песку, даже после того, как Кенга скажет: "Тигра, деточка, осторожно!" — и поможет вам встать.
      
Они отправились в путь.
      
А в этот самый день у Кенги было ужасно хозяйственное настроение. Она решила везде навести порядок и пересчитать все белье и выяснить, сколько осталось у нее кусков мыла, и сколько у Тигры осталось чистых салфеток, и сколько у Ру осталось чистых передников, так что она выставила их обоих из дому, снабдив Ру пакетом бутербродов с салатом, а Тигру пакетом бутербродов с рыбьим жиром, чтобы они могли славно провести время в Лесу.
      
По дороге Тигра рассказывал Ру (которого это очень интересовало) обо всем, что умеют делать Тигры.
      
— А летать они умеют? — спросил Ру.
      
— Тигры-то? — сказал Тигра. — Летать? Тоже спросил! Они знаешь как летают!
      
— О! — сказал Ру. — А они могут летать не хуже Совы?
      
— Еще бы! — сказал Тигра. — Только они не хотят.
      
— А почему они не хотят?
      
— Ну, им это почему-то не нравится.
      
Ру никак не мог этого понять, потому что ему-то ужасно хотелось полетать, но Тигра объяснил ему, что надо самому быть Тигрой, чтобы это понять.
      
— А прыгать? — спросил Ру. — Могут Тигры прыгать, как Кенги?
      
— Спрашиваешь! — сказал Тигра. — Еще как! Когда хотят, конечно.
      
— Ой, как я люблю прыгать! — сказал Ру. — Давай посмотрим, кто дальше прыгнет — ты или я?
      
— Конечно, я, — сказал Тигра, — только мы сейчас не будем задерживаться, а то еще опоздаем.
      
— Куда опоздаем?
      
— Туда, куда нам надо прийти вовремя. — сказал Тигра, ускоряя шаги. Вскоре они добрались до Шести Сосен.
      
— А я умею плавать, — сообщил Ру, — я один раз упал в Реку и плавал. — А Тигры умеют плавать?
      
— Конечно, умеют. Тигры все умеют.
      
— А по деревьям они умеют лазить лучше, чем Пух? — спросил Ру, остановившись перед самой высокой из Шести Сосен и задрав голову.
      
— По деревьям они лазят лучше всех на свете, — сказал Тигра, — гораздо лучше всяких Пухов!
      
— А на это дерево они могут влезть?
      
— Они всегда лазят как раз по таким деревьям, — сказал Тигра. — Целый день лазят: то вверх, то вниз.
      
— Ой, Тигра, правда?
      
— А вот сейчас увидишь, — сказал Тигра решительно, — садись ко мне на закорки и увидишь.
      
Он внезапно почувствовал, что лазание по деревьям — это единственный талант тигров, в котором он действительно уверен.
      
— Ой, Тигра! Ой, Тигра! Ой, Тигра! — пищал Крошка Ру в восторге. Он забрался Тигре на спину, и они полезли.
      
До первого сучка Тигра радостно повторял (про себя): "А мы лезем!"
      
Добравшись до следующего сучка, он с гордостью сказал (про себя): "Ну что, я зря говорил, что Тигры умеют лазить по деревьям?" Забравшись еще повыше он сказал (про себя): "Конечно, это не так легко, что говорить!…"
      
А еще повыше он сказал:
      
— Ведь слезать тоже придется. Задом.
      
А еще — еще повыше:
      
— И это будет трудновато…
      
— Если не упасть…
      
— А зато тогда это, кажется, будет совсем…
      
— Легко!
      
И как только он сказал "легко", ветка, на которой он стоял, внезапно сломалась, и он, чувствуя, что падает, едва-едва успел вцепиться в верхнюю ветку. Затем он медленно, медленно поднял голову, зацепился подбородком за эту ветку… Затем подтянул одну заднюю лапу… Потом другую… И, наконец он уселся на эту ветку, тяжело дыша и от души жалея, что он вместо всего этого не попробовал заняться плаванием.
      
Ру слез с Тигры и уселся рядышком.
      
— Ой, Тигра, — радостно сказал он, — мы уже на самой верхушке?
      
— Нет, — сказал Тигра.
      
— А мы полезем на верхушку?
      
— Н-е-т, — проворчал Тигра.
      
— У-у! — сказал Ру довольно грустно, но тут же радостно продолжал: — А здорово это у тебя получилось, когда ты стал понарошку падать, а потом взял и не упал. Давай еще разок?
      
— Н-е-т!! — прорычал Тигра.
      
Ру немного помолчал, а потом спросил:
      
— А можно, мы съедим бутерброды, Тигра?
      
— Давай. А где они? — спросил Тигра.
      
— Они там внизу, под деревом.
      
Тигра сказал:
      
— Я думаю, мы лучше их побережем немного.
      
Так они и сделали.
      
Тем временем Винни-Пух и Пятачок продолжали свою прогулку. Пух в стихах сообщал Пятачку, что "неважно, чем он занят, так как он толстеть не станет, а ведь он толстеть не станет"; а Пятачок размышлял о том, скоро ли вырастет посаженный им желудь.
      
— Пух, гляди, — неожиданно пискнул Пятачок, — там на Сосне кто-то сидит.
      
— Верно, — сказал Пух, с интересом вглядываясь вдаль. — Там какой-то зверь.
      
Пятачок схватил Пуха за лапу, очевидно, чтобы Пух не очень пугался.
      
— Это какой-нибудь Хищный Зверь? — спросил он, стараясь смотреть в другую сторону.
      
Пух кивнул.
      
— Это Ягуляр, — сказал он.
      
— А что Ягуляры делают? — спросил Пятачок, в глубине души надеясь, что сейчас они этого делать не будут.
      
— Они прячутся на ветвях деревьев и оттуда бросаются на вас, когда вы стоите под деревом, — сказал Пух. — Кристофер Робин мне все-все про них рассказывал.
      
— Тогда мы лучше не будем подходить к этому дереву, Пух, а то он еще бросится оттуда и ушибется.
      
— Они не ушибаются, — сказал Пух, — они здорово умеют бросаться.
      
Однако Пятачка это почему-то не утешило. Он все-таки чувствовал, что не стоит подходить к дереву, с которого, того гляди, кто-то бросится, хотя бы и очень умело, и он уже собирался побежать домой по какому-то очень срочному делу, когда Ягуляр подал голос.
      
— Помогите, помогите! — закричал он.
      
— Ягуляры — они всегда так, — сказал Пух, довольный, что может блеснуть своими познаниями. — Они кричат: "Помогите, помогите", а когда вы посмотрите вверх — бросаются на вас.
      
— Я смотрю вниз, вниз! — закричал Пятачок очень громко, чтобы Ягуляр по ошибке не сделал того, чего не надо.
      
В ответ донесся чей-то восторженный писк с той самой ветки, где сидел Ягуляр:
      
— Пух и Пятачок! Пух и Пятачок!
      
И Пятачок неожиданно почувствовал, что сегодня прекрасный день, гораздо лучше, чем ему только что казалось. Такой солнечный, теплый денек!
      
— Пух! — крикнул он. — По-моему, это Тигра и Ру.
      
— По-моему, тоже, — сказал Пух. — А я думал, это Ягуляр и… и еще один Ягуляр.
      
— Эй, Ру, — крикнул Пятачок, — что вы там делаете?
      
— Мы не можем слезть! Мы не можем слезть! — кричал Ру. — Здорово, правда? Пух, вот здорово! Мы с Тигрой живем на дереве, как Сова! И мы теперь всегда тут будем жить! А я вижу дом Пятачка! Пятачок! Я отсюда твой дом вижу! Высоко мы забрались, правда? Сова и то ниже нас живет!
      
— Как ты туда попал, Ру? — спросил Пятачок.
      
— Меня Тигра привез! А Тигры вниз лазить не могут, потому что у них хвосты очень путаются между ног. Они только вверх умеют! А когда мы полезли, Тигра про это забыл, а сейчас он уже вспомнил, и мы тут теперь всегда-всегда будем жить. А может, еще выше залезем! Что ты сказал, Тигра? А-а! Тигра говорит, что, если мы заберемся выше, нам не так хорошо будет видно дом Пятачка, так что мы уж тут останемся.
      
— Пятачок, — торжественно сказал Пух, выслушав все это, — что мы можем предпринять?
      
И он принялся за бутерброды Тигры.
      
— Они попались? — тревожно спросил Пятачок.
      
Винни-Пух кивнул.
      
— А ты не можешь влезть к ним?
      
— Я могу, Пятачок. Я могу снять оттуда Крошку Ру, но Тигру я снять не могу, мне его не дотащить. Надо что-нибудь придумать.
      
И в раздумье он начал жевать бутерброды Крошки Ру…
      
Не знаю, может быть, Пух и успел бы что-нибудь придумать, доев последний бутерброд, но едва он за него принялся, как в кустах послышался треск и оттуда появились Иа и Кристофер Робин.
      
— Нисколько не удивлюсь, если завтра выпадет град, — говорил Иа. — Того и жди. Бураны, вьюги и тому подобное. Сегодня, конечно, хорошая погода, но это еще ничего не значит; это еще не сулит хороших перспек… или как там это называется? Словом, ничего такого не сулит… Это просто небольшая порция погоды. И все тут.
      
— А вот и Пух, — сказал Кристофер Робин. Ему, очевидно, было безразлично, что порция хорошей погоды не очень большая, лишь бы она была хорошая. — Здравствуй, Пух!
      
— Это Кристофер Робин, — сказал Пятачок. — Вот он-то знает, что делать! Они помчались ему навстречу.
      
— Ой, Кристофер Робин… — начал Пух.
      
— А также Иа, — сказал Иа.
      
— Тигра и Крошка Ру залезли прямо на Шесть Сосен и не могут слезть и…
      
— А я как раз говорил, — перебил Пятачок, — что если только Кристофер Робин…
      
— А также Иа-Иа, — сказал Иа, снова намекая, чтс с ним позабыли поздороваться.