1 2 3 4 5 
 ГЛАВА XVIII. СВЯТАЯ   ЭРМАНДАДА[18]      

       

Длинными   коридорами, через огромные пышные залы, через прохладные мраморные дворики   лежал путь Инессы и Маргарет. Это было похоже на сон. Они прошли через комнату,   в которой женщины, бездельничавшие или работавшие над гобеленами, с   любопытством рассматривали их. Маргарет слышала, как одна из них сказала:      

– Почему   кузина донны Маргарет покидает ее?      

И ответ:      

– Потому   что она сама влюблена в маркиза и не в силах оставаться здесь.      

– Ну   и дура, – заметила первая женщина. – Она красива, и ей нужно всего   только подождать несколько недель.      

Они   прошли мимо открытой двери. Эта дверь вела в личные покои Морелла. Он сам стоял   в дверях и наблюдал за тем, как они проходили. Когда Инесса и Маргарет   поравнялись с ним, казалось, какое-то сомнение зародилось у маркиза, потому что   он внимательно посмотрел на них и шагнул вперед. Но затем, видимо передумав или   вспомнив острый язычок Бетти, остановился и отвернулся. Опасность миновала.      

В конце   концов, никем не потревоженные, они добрались до двора, где их ожидала охрана и   лошади. Здесь же, в сводчатом проходе под аркой, стояли Кастелл и Питер. Кастелл   поздоровался с Маргарет и поцеловал ее через вуаль. А Питер, не видевший ее   вблизи уже много месяцев, с того самого дня, как он уехал в Дедхэм, смотрел на   нее не отрывая глаз. Он хотел прикоснуться к ней, чтобы выяснить, действительно   ли это Маргарет. Угадав его мысли и понимая, что он может всех выдать, Инесса,   у которой в руке была длинная булавка для вуали, сделала вид, что наткнулась на   него, и при этом вонзила ему в руку булавку, пробормотав: «Дурак». Питер с   проклятьем отскочил назад, стража рассмеялась, а Инесса принялась рассыпаться в   извинениях.      

Кастелл   помог Маргарет сесть в седло, потом сел сам, его примеру последовал Питер,   потирая уколотую руку. Он все еще не осмеливался смотреть в сторону Маргарет.   Инесса на прощанье пожала Маргарет руку, словно была равной ей по положению, и   сказала несколько ласковых слов, какие обычно в ходу у испанских женщин.   Испанский офицер из стражи, охранявшей дворец Морелла, подошел и пересчитал   всех:      

– Двое   мужчин и одна женщина. Все правильно, только я не вижу лица женщины.      

Еще   мгновение – и он, наверно, приказал бы Маргарет поднять вуаль, но Инесса крикнула   ему, что это неприлично делать в присутствии мавров. Офицер кивнул и приказал   двигаться.      

Они   проехали под дворцовой аркой, выехали на дорогу и вскоре оказались под большими   воротами. Стража принялась расспрашивать эскорт и рассматривать их. Это продолжалось   до тех пор, пока Кастелл не сунул им несколько монет, и стража пропустила путешественников,   сказав им на прощанье, что они счастливые христиане, раз живыми уезжают из   Гранады. Такими они себя и чувствовали.      

На   вершине холма Маргарет обернулась и махнула платком, вглядываясь в высокое   окно, которое она так хорошо знала. В ответ там тоже взмахнули платком, и   Маргарет, думая об одинокой Бетти, которая смотрит им в след в ожидании конца   своей отчаянной авантюры, поехала дальше. Вуаль скрывала слезы, катившиеся из   ее глаз. Около часа они ехали, обменявшись всего несколькими словами друг с   другом, пока не оказались на перекрестке двух дорог, из которых одна вела в   Малагу, другая – в Севилью.      

Здесь   эскорт остановился. Старший заявил, что им приказано сопровождать их только до   этого места, и спросил, куда они дальше поедут. Кастелл ответил, что они   направятся в Малагу. На это старший заметил, что они мудро поступают, как на   этой дороге они меньше рискуют натолкнуться на банды мародеров и воров, которые   называют себя христианскими солдатами и убивают или грабят всех   путешественников, попадающих в их руки. Кастелл предложил старшему подарок, тот   принял его с важностью, как будто делал большое одолжение, и после поклонов и   прощальных слов эскорт отправился обратно.      

Трое   путешественников поехали по дороге на Малагу, но, как только они убедились, что   никто их не видит, они свернули и выехали на дорогу, ведущую в Севилью.   Наконец-то они были одни! Остановив лошадей под стеной дома, сожженного во   время какого-то налета христиан, они впервые смогли свободно поговорить. Что   это была за минута!      

Питер   повернул свою лошадь к Маргарет:      

– Скажи,   любимая, это действительно ты?      

Однако   Маргарет, не обращая на него никакого внимания, наклонилась к отцу, обвила его   шею руками и принялась целовать его сквозь вуаль, благословляя бога, что они   дожили до этой встречи. Питер тоже пытался поцеловать ее, но Маргарет тронула   свою лошадь, и он чуть не вылетел из седла.      

– Будь   осторожнее, Питер, – бросила она ему, – а то твоя любовь к поцелуям   доведет тебя до новых неприятностей.      

Поняв,   что она имеет в виду, Питер покраснел и принялся подробно объяснять ей все.      

– Прекрати, –   прервала она его, – прекрати. Я знаю все, потому что сама видела вас.      

Смягчившись,   она нежно поздоровалась с ним и протянула ему руку для поцелуя.      

– Нам   надо спешить, – спохватился Кастелл, – ведь нужно проехать еще   двадцать миль, пока мы доберемся до постоялого двора, где Израэль подготовил   нам ночлег. Мы будем разговаривать по дороге.      

Путешественники   спешили изо всех сил и как раз к наступлению темноты подъехали к постоялому   двору. При виде его они поблагодарили бога, ибо эта гостиница была уже по ту   сторону границы и здесь они были вне досягаемости мавров.      

Хозяин   постоялого двора, наполовину испанец, ожидал их. Он уже получил письмо от   Израэля, с которым у него были дела. Хозяин предоставил путешественникам две   довольно бедно обставленные комнаты, но зато предложил хороший ужин и вино,   отвел в конюшню лошадей и задал им ячменя. После этого он пожелал путникам   спокойной ночи, сказав, чтобы они ничего не боялись, так как он и его люди   будут сторожить и предупредят их в случае какой-либо опасности.      

Однако   заснули они не скоро. Им так много нужно было сказать друг другу, особенно   Питеру и Маргарет. Они были так счастливы, что им удалось спастись! Но радость   их, подобно звону погребального колокола на веселом пиршестве, омрачала мыль о   Бетти и ее роковой свадьбе, в которой она, очевидно, уже сыграла роль Маргарет.   В конце концов Маргарет упала на колени и принялась молиться святым, чтобы они   защитили ее кузину от страшной опасности, которой она подвергается ради них, и   Питер присоединился к ее молитве. После этого они крепко обнялись, а затем все   отправились спать – Кастелл с дочерью в одну комнату, Питер – в другую.      

За   полчаса до рассвета Питер уже был на ногах, чтобы присмотреть за лошадьми. Маргарет   и Кастелл позавтракали и собирались в дорогу, упаковывая еду, которую им приготовил   хозяин. Питер тоже проглотил немного мяса и вина, и при первых проблесках дня,   расплатившись с хозяином и взяв у него письма к хозяевам других постоялых   дворов, где им предстояло останавливаться, они двинулись по дороге на Севилью,   очень довольные, что, по-видимому, их никто не преследует.      

Весь   этот день, делая остановки только для того, чтобы передохнуть самим и дать отдых   лошадям, Маргарет, ее отец и Питер ехали без всяких приключений по плодородной   равнине, орошаемой несколькими реками, через которые они переправлялись вброд   или по мостам. К ночи они добрались до Осуны. Этот старинный город расположен   на высоком холме, и наши путники увидели его издалека. Было уже темно, и это   позволило беглецам проехать так, что никто не обратил внимания на их   мавританскую одежду.      

Наконец   они добрались до постоялого двора, который им рекомендовали. Хозяин изумленно   посмотрел на их одежду, но, сообразив, что у путешественников много денег,   принял их хорошо, и им удалось получить комнаты.      

В Осуне   Кастелл собирался купить испанскую одежду, но оказалось, что они попали в   праздник и все лавки заперты. Однако ждать до утра беглецы не хотели – они   стремились доехать до Севильи к вечеру следующего дня, надеясь, что под   покровом темноты им удастся пробраться на борт «Маргарет». Они знали, что   капитан предупрежден о предполагаемом путешествии и ждет их. Необходимо было   покинуть Осуну до рассвета. Таким образом, к несчастью, как это потом   выяснилось, они не имели возможности снять с себя мавританскую одежду и сменить   ее на христианскую.      

Маргарет,   Питер и Кастелл надеялись, что в Осуне к ним присоединится Инесса – она обещала   сделать это, если удастся, – и расскажет им все, что произошло после их   отъезда из Гранады. Но Инессы не было. Утешая себя тем, что, как бы ни   торопилась Инесса, ей трудно было нагнать их, так как они выехали на несколько   часов раньше, беглецы покинули Осуну затемно, когда все еще спали.      

Проехав   несколько миль по равнине, они выехали через оливковую рощу к холмам, где росли   пробковые деревья, и остановились, чтобы перекурить самим и покормить лошадей.   Как раз в ту минуту, когда они собирались ехать дальше, Питер увидел группу   всадников весьма угрожающей внешности, скачущих с явной целью отрезать их от   дороги.      

– Бандиты! –   лаконично бросил Питер. – Вперед!      

Они   пустили лошадей в галоп и промчались перед бандитами раньше, чем последние   успели достигнуть дороги. Разбойники что-то кричали, вслед полетело несколько   стрел, и вся банда бросилась в погоню. Питер, Кастелл и Маргарет скакали вниз   по склону холма к лощине, отделявшей их от следующей гряды холмов, тоже   покрытых пробковыми деревьями. Это была болотистая лощина шириной примерно в   три мили. Питер надеялся, что бандиты откажутся от погони или ему с его   спутниками удастся скрыться от преследователей среди деревьев. Однако, когда   цель была уже близка, Питер, к своему ужасу, увидел прямо впереди на дороге   другую группу людей такого же разбойничьего вида. Их было человек двенадцать.      

– Ловушка! –   воскликнул Питер. – Мы должны прорваться, в этом наше единственное   спасение. – Он пришпорил лошадь и обнажил меч.      

Выбрав   место, где линия противников была слабее, Питер довольно легко пробился, но в   следующее мгновение он услышал позади себя крик Маргарет и, повернув лошадь,   увидел Маргарет и Кастелла в руках бандитов. Эти негодяи держали Маргарет, а   один из них пытался сорвать с ее лица вуаль. С яростным криком Питер бросился   на него и нанес ему удар такой силы, что меч рассек шлем и череп бандита, и тот   свалился замертво, продолжая сжимать в руке вуаль Маргарет.      

Пять или   шесть человек бросились на Питера, и, хотя ему удалось ранить еще одного   противника, они стащили его с лошади. Питер упал навзничь, и бандиты навалились   на него, чтобы прикончить, пока он не встал. Их мечи и ножи уже были занесены и   Питер прощался с жизнью, когда вдруг он услышал голос, приказывающий   остановиться и связать ему руки. Это было быстро сделано, и Питер поднялся с   земли. Он увидел перед собой не маркиза Морелла, как ожидал, а человека,   облаченного в прекрасные доспехи под грубым плащом, по-видимому, офицера.      

– Как   ты, мавр, осмелился убить солдата Святой эрмандады в сердце королевских владений? –   спросил он, указывая на убитого человека.      

– Я   не мавр, – возразил Питер на плохом испанском языке, – я христианин,   бежавший из Гранады. Я зарубил этого человека потому, что он пытался оскорбить   мою невесту. Вы сами на моем месте поступили бы так же, сеньор. Я не знал, что   это солдат эрмандады, я думал, что он просто бандит, каких здесь немало в   горах.      

Эта   речь, во всяком случае настолько, насколько тот понял ее, понравилась офицеру.   Но прежде чем он успел что-либо сказать, вмешался Кастелл:      

– Господин   офицер, этот сеньор – англичанин и плохо говорит по-испански…      

– Зато   он хорошо владеет мечом, – перебил его офицер, взглянув на разрубленный   шлем и голову мертвого солдата.      

– Да,   господин, он человек вашей профессии и, как показывает шрам на его лице, сражался   во многих войнах. Он говорит правду. Мы христианские пленники, бежавшие из Гранады,   и направляемся в Севилью вместе с моей дочерью, которой, я надеюсь, вы не причините   вреда, чтобы просить защиты у их милостивых величеств и найти возможность   уехать в Англию.      

– Вы   не похожи на англичанина, – заметил офицер, – вы смахиваете на   марана.      

– Я   купец из Лондона, мое имя Кастелл. Оно хорошо известно в Севилье, да и повсюду   в этой стране, потому что у меня здесь крупные дела, и, если только я смогу   увидеть вашего короля, он сам подтвердит это. Пусть вас не смущает наша одежда –   мы должны были облачиться в нее только для того, чтобы спастись из Гранады. И я   умоляю вас отпустить нас в Севилью.      

– Сеньор   Кастелл, – ответил офицер, – я капитан Аррано Пуэбло. Поскольку вы не   остановились, когда мы требовали этого, и убили одного из моих лучших солдат,   вы, конечно, поедете в Севилью, но не один, а со мной. Вы мои пленники, но не   бойтесь этого. Никакого насилия в отношении вас или вашей дамы не будет   допущено. Вы должны держать ответ за все совершенное перед королевским судом, и   там вы все расскажете, будь то правда или ложь.      

У Питера   и Кастелла отобрали их мечи, им всем разрешили сесть на своих лошадей, и они   тронулись по дороге на Севилью.      

– В   конце концов, – шепнула Питеру Маргарет, – нам нечего больше бояться   бандитов.      

– Так-то   так, – вздохнул Питер, – но я надеялся, что сегодня мы будем ночевать   на борту «Маргарет» в то время, как она будет идти вниз по реке, к открытому   морю, а не в испанской тюрьме. Ну и судьба! Второй раз я убиваю человека из-за   тебя и вся история начинается сначала. Вот уж не везет.      

– Могло   быть еще хуже, – ответила Маргарет, вспоминая грубые руки убитого солдата.      

Весь   остаток этого дня они ехали под палящим солнцем по направлению к Севилье, над   которой на несколько сот футов возвышалась башня Жиральда. Когда-то она была минаретом   мавританской мечети. В конце концов, под вечер, путешественники оказались в восточном   предместье этого огромного города, миновали его, въехали в большие ворота и стали   пробираться по извилистым улочкам.      

– Куда   мы направляемся, капитан Аррано? – поинтересовался Кастелл.      

– В   тюрьму Святой эрмандады, где вы будете ожидать суда за убийство одного из ее   солдат, – ответил офицер.      

– Я   уже молю бога, чтобы мы скорее туда попали, – заметил Питер, глядя на   Маргарет, которая от усталости качалась в седле, как цветок от ветра.      

– Я   тоже, – пробормотал Кастелл, поглядывая по сторонам на мрачные лица   прохожих, которые, узнав, что пленники убили испанского солдата и принимая их   за мавров, целыми толпами сопровождали их, выкрикивая угрозы. Когда они   пересекали какую-то площадь, священник в толпе крикнул: «Убейте их!» – и толпа   бросилась стаскивать их с коней. Солдаты с трудом оттеснили ее.      

Тогда   толпа принялась забрасывать их грязью, и вскоре белые одежды путешественников   покрылись пятнами. Какой-то парень бросил камень и попал Маргарет в руку, она   вскрикнула и выпустила поводья. Этого оказалось достаточно для вспыльчивого   Питора – прежде чем солдаты успели вмешаться, он пришпорил лошадь, вырвался   вперед и нанес оскорбителю такой удар в лицо, что тот свалился на землю.   Кастелл решил, что теперь их уж наверняка убьют; однако, к его изумлению, в   толпе вместо этого поднялся хохот, и кто-то крикнул:      

– Хороший   удар, мавр! У этого неверного тяжелая рука!      

Офицер   тоже как будто не рассердился. Когда парень поднялся с земли и в руке у него   оказался нож, офицер обнажил меч и свалил его одним ударом. Затем офицер   обратился к Питеру:      

– Не   марайте рук об эту уличную свинью, сеньор.      

Он   обернулся и приказал солдатам разогнать зевак. Наконец путники выбрались из   толпы и после длительной езды по боковым улицам, чтобы избежать главных,   оказались перед большим мрачным зданием. Ворота здания распахнулись перед ними   и опять захлопнулись. Они очутились во внутреннем дворе. Здесь им приказали   спешиться, а лошадей увели. Капитан Аррано вступил в переговоры с комендантом   тюрьмы, человеком с суровым, но не злым лицом, который с любопытством   рассматривал их. Наконец он подошел и осведомился, есть ли у них деньги, чтобы   заплатить за хорошие комнаты, так как он не хочет помещать их в общей камере.   Кастелл вместо ответа вытащил пять золотых и, передавая их капитану Аррано,   попросил его раздать солдатам в благодарность за то, что они охраняли путешественников   во время пути. При этом он добавил – достаточно громко, чтобы все   слышали, – что он хотел бы возместить убытки родственникам солдата, которого   случайно убил Питер. Это заявление произвело благоприятное впечатление. Один из   товарищей убитого заявил, что он сообщит об этом вдове, и от имени всех   поблагодарил Кастелла. Они попрощались с офицером, который сказал, что они еще   встретятся в суде. Затем их повели всевозможными тюремными переходами в   отведенные им комнаты – одну маленькую, а вторую большую, с решетчатыми окнами,   дали воды помыться и обещали принести еду.      

Через   некоторое время тюремщики принесли им мясо, яйца и вино, чему заключенные были   весьма рады. Пока они ели, в камеру пришли комендант и нотариус и, дождавшись   окончания трапезы, принялись допрашивать заключенных.      

– Наша   история довольно длинная, – начал Кастелл, – но, с вашего разрешения,   я расскажу ее вам. Только прошу вас позволить моей дочери, донне Маргарет,   пойти отдыхать, она совершенно измучена. Если возможно, допросите ее завтра.      

Комендант   согласился. Маргарет откинула вуаль, чтобы обнять отца. Комендант и нотариус   были поражены ее красотой и в изумлении уставились на нее. Маргарет протянула   руку Питеру для поцелуя, поклонилась присутствующим и ушла прилечь в соседнюю   комнату.      

После ее   ухода Кастелл рассказал всю историю о похищении его дочери маркизом Морелла,   чье имя заставило коменданта широко раскрыть глаза, о том, как она была увезена   из Лондона в Гранаду, как они, отец и жених, последовали за ней и как им всем   удалось бежать. Однако о Бетти и о заговоре с подменой невесты Кастелл не   сказал ни слова. Кастелл назвал свою фамилию, сообщил, чем он занимается, а   также назвал своих партнеров и компаньонов в Севилье – фирму Бернальдеса.   Оказалось, что комендант знает эту фирму, и Кастелл попросил его разрешения   связаться с главой фирмы, сеньором Хуаном Бернальдесом. Кастелл подчеркнул, что   он и его спутники не воры и не искатели приключений, а просто английские   подданные, попавшие в беду, и еще раз намекнул, что они могут и готовы заплатить   за все услуги, которые им будут оказаны. Эти слова не остались незамеченными комендантом.      

Комендант   обещал связаться со своим начальством и, если не последует никаких возражений,   послать человека к сеньору Бернальдесу с просьбой завтра посетить тюрьму.      

Наконец   комендант и нотариус ушли, тюремщики убрали со стола, заперли дверь, и Кастелл   с Питером улеглись в своих постелях, довольные, что они уже в Севилье, хотя и в   тюрьме. Эту ночь они спали спокойно.      

Утром   они проснулись отдохнувшие. После завтрака появился комендант в сопровождении   сеньора Хуана Бернальдеса. Это был не кто иной, как испанский компаньон   Кастелла, писавший ему известные читателю тайные письма. Бернальдес был плотный   мужчина со спокойным и умным лицом, не слишком многословный.      

Приветствовав   Кастелла с почтением, которое не укрылось от коменданта, Бернальдес попросил   разрешения поговорить с заключенным наедине. Комендант удалился, сказав, что   вернется через час. Как только дверь за ним закрылась, Бернальдес обратился к   Кастеллу:      

– В   довольно страшном месте пришлось нам встретиться, Джон Кастелл. Правда, меня   это не так уж удивляет: некоторые ваши письма дошли до меня. Ваше судно «Маргарет»   отремонтировано и ждет вас; чтобы избежать подозрений, я начал понемногу   грузить его товарами для Англии. Только я представить себе не могу, как вы   попадете туда. Однако нам нельзя терять время. Рассказывайте мне все по   порядку, ничего не упуская.      

Кастелл   и Питер рассказали ему все как можно короче. Бернальдес слушал молча. Когда они   кончили, он обратился к Питеру:      

– Очень   жаль, молодой человек, что вы не сумели сдержать свой гнев и убили этого   солдата. Неприятности, которые уже почти кончались, теперь начинаются вновь, и   в еще худшем виде. Маркиз Морелла весьма могущественный человек в этой стране.   Вы могли это заключить даже из того, что их величества послали его в Лондон   вести переговоры с вашим английским королем Генрихом в отношении евреев и их   судеб в том случае, если кто-нибудь из них после изгнания из Испании будет   искать убежища в Англии. Именно об этом все говорят. И я должен предупредить   вас, что их величества ненавидят евреев, в особенности маранов. Здесь, в   Севилье, их дюжинами сжигают на кострах. – При этом Бернальдес   многозначительно посмотрел на Кастелла.      

– Я   сам сожалею, – вздохнул Питер, – но этот парень так грубо схватил   Маргарет, что я совершенно потерял голову и не мог сдержаться. Уже второй раз я   попадаю в неприятности по точно такому же поводу. К тому же я думал, что он   просто бандит.      

– Любовь   – плохой дипломат, – слегка улыбаясь, заметил Бернальдес,      

– и   стоит ли считать прошлогодние облака. Что сделано, того не вернешь. Я постараюсь   устроить так, чтобы вы все были вызваны к их величествам послезавтра, когда они   будут слушать судебные дела. Лучше вам иметь дело с самой королевой, чем просто   с кем-нибудь из судей. У королевы доброе сердце, если к нему найти путь, но   только не тогда, когда дело касается евреев или маранов, – и он опять   посмотрел на Кастелла. – Однако денег у вас много, а у нас в Испании мы   въезжаем на небо на золотых, – добавил он, намекая на деньги и   продажность.      

Больше   они ни о чем не смогли поговорить, – вернулся комендант, который заявил,   что время сеньора Бернальдеса истекло, и спросил, кончили ли они свою беседу.      

– Не   совсем, уважаемый комендант, – сказала Маргарет, – я хотела бы   получить ваше разрешение и попросить сеньора Бернальдеса прислать мне   христианское платье. Я не хочу предстать перед вашими судьями в одежде   неверных. Да и мой отец и сеньор Брум тоже присоединятся к моей просьбе.      

Комендант   рассмеялся, пообещал им все устроить и даже разрешил поговорить еще пять минут,   которые они использовали для того, чтобы обсудить, какую одежду нужно принести.   Затем комендант удалился вместе с сеньором Бернальдесом, оставив их одних.      

Тут   только они вспомнили, что не спросили у Бернальдеса, не слышал ли он что-либо   об Инессе, которой они дали его адрес. Но, поскольку он сам ничего не сказал о   ней, они решили, что Инесса еще не приехала в Севилью, и опять со страхом   задумались о том, что могло случиться после их отъезда из Гранады.      

В эту   ночь, к их огорчению и тревоге, на них обрушилась новая неприятность. После   ужина пришел комендант и объявил, что, согласно распоряжению суда, перед   которым они должны предстать, сеньор Брум, обвиняемый в убийстве, должен быть   помещен отдельно от них. И, несмотря на все уговоры и просьбы, Питера увели в   отдельную камеру. Маргарет провожала его со слезами.      

 ГЛАВА XIX. БЕТТИ ПЛАТИТ   СВОИ ДОЛГИ      

       

Бетти   Дин не была подвержена страхам и предчувствиям. Рожденная в хорошей, но бедной   семье, она в свои двадцать шесть лет сама прокладывала себе дорогу в этом жестоком   мире и умела использовать любые обстоятельства. Здоровая, сильная, упорная, любящая,   романтичная и по-своему честная, она была приспособлена к тому, чтобы встречать   взлеты и падения судьбы, бороться с трудностями в этот беспокойный век, и   никогда не оставалась в долгу.      

Однако   те долгие часы, которые она провела одна в высокой башне, ожидая, пока ее   позовут, чтобы сыграть роль подложной невесты, были самыми тяжелыми часами в ее   жизни. Она понимала, что ее положение, по существу, позорно и может кончиться   трагически. Теперь, хладнокровно обдумывая все, она сама удивлялась, почему   решила выбрать этот путь. Она влюбилась в маркиза почти с первого взгляда, хотя   нечто подобное бывало с ней в отношении других мужчин. Он играл роль   влюбленного, пока она, обманутая, всерьез не отдала ему свое сердце, уверенная   в своем ослеплении, что, несмотря на разницу в их положении, он любит ее и   хочет сделать своей женой.      

Потом   пришел мучительный день разочарования, когда она узнала, что была   всего-навсего, как сказала Инесса Кастеллу, простой приманкой, чтобы поймать   белого лебедя – ее кузину и хозяйку. Это случилось в тот день, когда она была   обманута письмом, которое она до сих пор прячет на груди, и когда, к ужасу,   услышала, как ее в лицо назвали дурой. Тогда она поклялась в душе, что отомстит   Морелла за все. И вот теперь пришел час выполнить свою клятву и отплатить ему   обманом за обман.      

Продолжала   ли она любить этого человека? Она не могла ответить на этот вопрос. Он нравился   ей, как и раньше, а в таких случаях женщины прощают многое. Однако одно можно   было сказать наверняка: в эту ночь ею руководила не любовь. Была ли это жажда   мести? Может быть. Во всяком случае, она страстно хотела получить возможность   бросить ему в лицо: «Вот на какую хитрость способна обманутая дура!»      

И   все-таки она не стала бы делать это только во имя мести, или скорее, она   отомстила бы каким-нибудь другим способом. Нет, истинной причиной было ее   желание заплатить долг Маргарет, Питеру и Кастеллу. Ведь это она навлекла на   них все несчастья, и именно она должна была вызволить их хотя бы ценой своей   жизни и женского достоинства. А может быть, ею руководили и любовь к Морелла,   если она еще сохранилась, и желание отомстить ему и вырвать добычу у него из   рук. В конце концов, она затеяла эту игру, и она доведет ее до конца, как бы   ужасен он ни был.      

Солнце   село, и темнота обступила Бетти. Она подумала, придется ли ей еще когда-нибудь   увидеть рассвет. Ее храброе сердце дрогнуло, и она сжала кинжал, спрятанный под   великолепным чужим платьем. Ей пришло в голову, что, может быть, разумнее самой   вонзить его себе в грудь, а не ждать, пока обманутый безумец сделает это. Но   нет, кому суждено умереть, всегда успеет это сделать.      

Раздался   стук в дверь, и храбрость Бетти, почти утраченная, вернулась к ней. О, она   покажет этому испанцу, что англичанка, которую он заставил поверить, что она   его желанная возлюбленная, может оказаться его повелительницей! Во всяком   случае, прежде чем все это кончится, он услышит правду.      

Бетти   открыла дверь. Вошла Инесса с лампой в руках. Она спокойно и внимательно   осмотрела Бетти.      

– Жених   готов, – произнесла она медленно, чтобы Бетти могла разобрать, – и   прислал меня за вами. Вы не боитесь?      

– Нет, –   ответила Бетти. – Скажите мне только, как все это будет устроено.      

– Маркиз   ожидает вас в комнате перед залой, используемой в качестве капеллы. Там я, как   старшая здесь, подам вам обоим по чаше вина. Пейте обязательно из той, которую   я буду держать в левой руке, поднесите чашу ко рту под вуалью так, чтобы не   открывать лицо, и не произносите ни слова, иначе он узнает ваш голос. Затем мы   пройдем в капеллу, где нас будет ждать отец Энрике и все домочадцы. Зала эта   большая, а лампы будут слабые, так что никто не узнает вас. К тому времени вино   с подмешанным в него наркотиком начнет действовать на Морелла. И тогда при   условии, что вы будете говорить очень тихо, вы спокойно можете сказать: «Я, Бетти,   вступаю в брак с тобою, Карлос», а не: «я, Маргарет… «. Когда с этим будет   покончено, он отведет вас в покои, приготовленные для вас, и там, если в моем   вине есть какая-нибудь сила, он будет крепко спать всю ночь. А за это время   священник передаст мне брачные документы, один экземпляр которых я отдам вам, а   второй спрячу. Ну, а потом… – Инесса пожала плечами.      

– Что   будет с вами? – спросила Бетти, внимательно выслушав Инессу.      

– О,   я вместе со святым отцом сегодня же ночью выеду в Севилью, где его ожидают   деньги. Это дурной компаньон для женщины, которая отныне собирается стать   честной и богатой, но лучше такой, чем никакого. Быть может, мы еще встретимся   с вами, а может, и нет. Во всяком случае, вы знаете, где искать меня и всех   остальных: в доме сеньора Бернальдеса. А теперь пора. Готовы ли вы стать   испанской маркизой?      

– Конечно, –   невозмутимо ответила Бетти.      

И они   направились к выходу. Они шли через пустые залы и коридоры. Пожалуй, ни один   восточный заговор, задуманный в этих стенах, не был таким смелым и отчаянным.   Наконец они добрались до комнаты перед залой и остановились так, чтобы свет от   висящей лампы не падал на них. Вскоре дверь раскрылась и вошел Морелла в   сопровождении двух секретарей. Как всегда, он был роскошно одет в платье из   черного бархата, на шее у него висела золотая цепь, украшенная драгоценными   камнями, а на груди блистали звезды и ордена, указывавшие на его звание.   Никогда, во всяком случае так показалось Бетти, Морелла не выглядел столь   величественным и красивым. Он был счастлив, готовясь испить чашу радости,   которой он так добивался. Да, его лицо говорило, что он счастлив, и Бетти,   заметив это, почувствовала, как угрызения совести закрадываются в ее душу.   Морелла низко поклонился ей, она ответила ему глубоким реверансом. Ее высокая,   изящная фигура склонилась так низко, что колени почти коснулись пола. После   этого он подошел к ней и шепнул на ухо:      

– Самая   красивая, самая любимая! Я благодарю небеса, которые привели меня к этому   счастливому часу сквозь много жестоких и опасных дорог. Дорогая моя, я снова   прошу вас простить меня за причиненное вам горе. Ведь все это я делал только   ради вас, которую я обожаю. Я люблю вас так, как редко любят женщину, и вам,   вам одной, я буду верен до последнего дня своей жизни. О, не трепещите, я   клянусь, что ни одна женщина в Испании не будет иметь лучшего и более верного   мужа! Вас одну я буду лелеять, я буду бороться днем и ночью, чтобы вознести вас   до самого высокого положения и удовлетворять каждое ваше желание. Много   блаженных лет проживем мы вместе, пока не настанет мирный конец и мы не ляжем   рядом, чтобы уснуть ненадолго и проснуться на небесах. Помня прошлое, я не   прошу у вас многого, и все-таки, если вы хотите сделать мне свадебный подарок,   который для меня ценнее корон или царств, скажите, что вы простили меня за все,   что я сделал худого, и в знак этого поднимите свою вуаль и поцелуйте меня в   губы.      

Бетти с   трепетом слушала эти слова, из которых она полностью поняла только конец. Этого   испытания она не предвидела. Однако нужно было пройти и через это, ибо произносить   что-либо она не смела. Собрав все свое мужество и помня, что свет не падает ей   в лицо, Бетти после небольшой паузы, как бы вызванной скромностью, приподняла   свою украшенную жемчугом вуаль и дала Морелла поцеловать себя в губы.      

Вуаль   упала опять, и Морелла ничего не заподозрил.      

«Я   хорошая актриса, – подумала про себя Инесса, – но эта женщина играет   лучше деревянного Питера. Даже я вряд ли сумела бы сделать это так хорошо».      

Однако в   глазах ее сверкнула ревность и ненависть, которые она не могла скрыть, –   ведь она тоже любила этого человека. Инесса подняла приготовленные золотые чаши   с вином и, выйдя вперед, прекрасная в своем вышитом восточном платье,   опустилась на колено и протянула чаши жениху и невесте. Морелла взял чашу,   которую она держала в правой руке, а Бетти взяла из левой. Опьяненный уже   первым поцелуем любви, Морелла не заметил злого выражения, промелькнувшего на   лице его отвергнутой рабыни. Бетти, приподняв вуаль, поднесла чашу ко рту,   коснулась ее губами и вернула Инессе, а Морелла, воскликнув: «Я пью за вас,   дорогая моя невеста, самая красивая и самая обожаемая из женщин!»      

– выпил   чашу до дна и бросил ее в качестве подарка Инессе так, что капли красного вина   обрызгали ее белую одежду подобно каплям крови.      

Инесса   смиренно склонилась в поклоне, смиренно подняла с пола драгоценный сосуд, и,   когда она выпрямилась, в глазах ее вместо ненависти сверкало торжество.      

Морелла   взял руку своей невесты и, сопровождаемый секретарями и Инессой, направился в   большую залу, где выстроилось множество домочадцев. Величественная пара прошла   между двумя кланяющимися шеренгами дальше к алтарю, где их ожидал священник.   Они опустились на колени на расшитые золотом подушки, и церковный обряд   начался. Кольцо было надето Бетти на палец, – казалось, что жених с трудом   нашел ее палец, – мужчина брал женщину в жены, женщина брала мужчину в   мужья. Голос Морелла звучал хрипло, голос Бетти тихо – из всей слушавшей толпы   никто не расслышал, какие имена были названы.      

Все было   кончено. Священник поклонился и благословил их. При свете свечей на алтаре они   подписали какие-то бумаги. Отец Энрике вписал туда имена и тоже подписался.   Затем он присыпал бумаги песком и вложил их в протянутую руку Инессы. Морелла,   по-видимому, не заметил, что она передала одну бумагу невесте, а другие две   спрятала у себя на груди. Инесса и священник поцеловали руки у маркиза и его   супруги и попросили разрешения удалиться. Морелла кивнул головой, и через   десять минут, если бы кто-нибудь прислушался, то уловил бы топот двух коней,   мчащихся по дороге на Севилью.      

Новобрачные,   сопровождаемые пажами и слугами, несущими светильники, миновали величественные   и мрачные залы. Невеста шла покрытая вуалью, с видом обреченной, у жениха были   такие глаза, как у человека, идущего во сне. Так они дошли до своей комнаты, и   резные двери закрылись за ними.      

На   следующее утро служанок, ожидавших в соседней со спальней комнате, вызвал звук   серебряного колокольчика. Когда две из них вошли туда, их встретила Бетти,   теперь уже без вуали, одетая в свободное платье, и сказала:      

– Мой   муж маркиз еще спит. Помогите мне одеться и приготовьте ему ванну и завтрак.      

Служанки   в удивлении раскрыли рты. Она смыла с лица краску, и они убедились, что это   сеньора Бетти, а вовсе не сеньора Маргарет, на которой, как они слышали,   женится маркиз. Однако Бетти резко прикрикнула на них и, плохо произнося   испанские слова, приказала им быстрее поворачиваться, чтобы она была одета   прежде, чем проснется ее муж. Они повиновались, и, когда Бетти была готова, она   вышла с ними в большую залу, где собралось множество слуг, чтобы приветствовать   новобрачных. Бетти поздоровалась со всеми и, краснея и улыбаясь, сказала, что   маркиз скоро выйдет, и приказала заниматься своими делами.      

Бетти   так хорошо сыграла свою роль, что хотя слуги были смущены, однако никому не   пришло в голову усомниться в ее положении или власти, тем более что они   помнили, что маркиз никому из них не говорил, на которой из двух английских   леди он собирается жениться. К тому же Бетти раздала им от имени своего мужа и   себя денежные подарки, а затем села завтракать в их присутствии, выпила   немножко вина, выслушивая их поздравления и добрые пожелания.      

Затем,   все так же улыбаясь, Бетти вернулась в спальню, закрыла за собой дверь, уселась   в кресло рядом с кроватью и стала ожидать главного сражения – сражения, от   которого зависела ее жизнь.      

Но вот   Морелла пошевелился. Он сел на кровати, осматриваясь и потирая лоб. Наконец его   глаза остановились на Бетти, которая, выпрямившись, сидела в кресле. Она поднялась,   подошла к нему, поцеловала, назвав мужем, и он, полусонный, ответил на поцелуй.   Затем она опять уселась в кресло и стала наблюдать за его лицом.      

Оно все   изменялось и изменялось. Удивление, страх, изумление, замешательство сменялись   на его лице, пока наконец он не обратился к ней по-английски:      

– Бетти,   где моя жена?      

– Здесь, –   ответила Бетти.      

Он   непонимающе посмотрел на нее:      

– Нет,   я имею в виду донну Маргарет, вашу кузину и мою госпожу, с которой я обвенчался   прошлой ночью. И как вы сюда попали? Я был уверен, что вы покинули Гранаду.      

Бетти   сделала удивленные глаза.      

– Я   не понимаю вас, – сказала она. – Это моя кузина Маргарет покинула   Гранаду, а я осталась здесь, чтобы стать вашей женой, как вы договорились со   мной через Инессу.      

У   Морелла глаза полезли на лоб.      

– Договорился   с вами через Инессу? Матерь божья! Что вы имеете в виду?      

– Что   я имею в виду? – переспросила Бетти. – Я имею в виду то, что я   сказала. Конечно, – и она в негодовании встала, – если вы не упустили   случая сыграть со мной какую-нибудь новую шутку.      

– Шутку? –   пробормотал Морелла. – О чем говорит эта женщина? Что это, сон или я сошел   с ума?      

– Я   думаю, что сон. Конечно, это сон: ведь я уверена, что человек, с которым я обвенчалась   вчера вечером, не был сумасшедшим. Смотрите! – И она развернула перед ним   брачный документ, подписанный священником, им и ею, в котором было записано,   что Карлос, маркиз Морелла, такого-то числа в Гранаде обвенчался с сеньорой   Элизабет Дин из Лондона, Англия.      

Морелла   дважды прочитал бумагу и, задыхаясь, откинулся на подушки. Между тем Бетти   спрятала документ у себя на груди.      

И тут   маркиз действительно будто сошел с ума. Он неистовствовал, ругался, скрежетал   зубами, искал меч, чтобы убить ее или себя, но не мог найти. Все это время   Бетти спокойно сидела и пристально смотрела на него. Она была похожа на   воплощение судьбы.      

Наконец   он устал, и тогда настала ее очередь.      

– Выслушайте   меня, – начала она. – Тогда в Лондоне вы обещали жениться на мне. У   меня спрятано ваше письмо. Вы уговорили меня бежать с вами в Испанию. Через   вашу посланницу и бывшую любовницу мы договорились о свадьбе. Я получала от вас   письма и отвечала вам, поскольку вы объяснили, что по некоторым соображениям не   хотите говорить об этом при моей кузине Маргарет и не можете жениться на мне,   пока она, ее отец и возлюбленный не покинут Гранаду. Тогда я попрощалась с ними   и осталась здесь одна из любви к вам, так же как я бежала из Лондона по той же   причине. Вчера вечером мы были соединены. Об этом знают все ваши слуги, тем   более что я только что завтракала в их присутствии и принимала их поздравления.   И вы теперь осмеливаетесь говорить мне, пожертвовавшей для вас всем, что я,   ваша жена, маркиза Морелла, не являюсь вашей женой? Ну что ж, выйдите из этой   комнаты, и вы услышите, как ваши же слуги будут стыдить вас. Пойдите расскажите   обо всем вашему королю и вашим епископам, да и самому его святейшеству папе   римскому и послушайте, что они вам ответят. Как бы вы ни были знатны и богаты,   они запрут вас в сумасшедший дом или в тюрьму.      

Морелла   слушал, покачиваясь из стороны в сторону, затем вскочил и с проклятьями бросился   на Бетти, однако перед его глазами блеснуло острие кинжала.      

– Выслушайте   меня, – продолжала Бетти, когда он отпрянул назад. – Я не рабыня и не   принадлежу к числу слабых женщин. Вы не убьете меня и даже не выбросите вон. Я   ваша жена и во всем равна вам. Я крепче вас телом и разумом, и я отстою свои   права перед богом и перед людьми.      

– Конечно! –   воскликнул Морелла почти с восхищением. – Конечно, вы не слабая женщина! И   вы отплатили мне за все с лихвой. А впрочем, вы, может быть, не так уж умны,   просто упрямая дура, и это все месть проклятой Инессы. О, подумать   только, – он взмахнул кулаком, – подумать только – я считал, что   женился на донне Маргарет, а вместо нее нашел вас!      

– Помолчите! –   сказала она. – Вы бесстыжий человек. Сначала вы бросаетесь с кулаками на   вашу жену, с которой только что обвенчались, а затем оскорбляете ее, говоря,   что хотели бы жениться на другой женщине. Помолчите, или я открою дверь, позову   сюда ваших людей и повторю им ваши чудовищные слова.      

Бетти   стояла выпрямившись над лежащим на кровати маркизом.      

Морелла,   первый гнев которого прошел, посмотрел на нее в раздумье и даже с некоторым   уважением.      

– Я   думаю, – сказал он, – что вы, моя добрая Бетти, оказались бы очень   хорошей женой для любого человека, который захотел бы добиться успеха в жизни,   если бы он только не был влюблен в другую и не был бы уверен, что женат на ней.   Я знаю – дверь заперта и, насколько я могу предполагать, вы держите ключ при   себе, так же как и кинжал. Мне душно в этом помещении, и я хотел бы выйти   отсюда.      

– Куда? –   спросила Бетти.      

– Допустим,   повидать Инессу.      

– Как, –   спросила она, – вы опять собираетесь ухаживать за этой женщиной? Вы уже   забыли, что вы женаты!      

– Похоже,   что мне не дадут забыть об этом. Давайте заключим сделку. Я хочу на некоторое   время и без скандала оставить Гранаду. Каковы ваши условия? Помните, что есть   два условия, на которые я не соглашусь: я не останусь здесь с вами, и вы не   поедете со мной. Запомните также, что, хотя сейчас у вас есть кинжал, с вашей   стороны неразумно продолжать эту шутку.      

– Как   и с вашей, когда вы заманили меня на борт «Сан Антонио», – заметила   Бетти. – Ну что ж, наш медовый месяц начался не слишком приятно. Я не   возражаю, если вы на некоторое время уедете… искать Инессу. Поклянитесь, что вы   не замыслили причинить мне зло, что вы не будете покушаться на мою жизнь или   честь и не будете покушаться на мою свободу или положение здесь, в Гранаде.   Клянитесь на распятии.      

Она   сорвала со стены висевший над кроватью серебряный крест и протянула ему. Бетти   знала, что Морелла суеверен, и была уверена, что, если он поклянется на   распятии, он не посмеет нарушить клятву.      

– А   если я не сделаю этого? – мрачно спросил он.      

– Тогда   вы останетесь здесь, пока не выполните мое желание. А ведь вам так хочется   уехать! К тому же я сегодня завтракала, а вы пет. У меня есть кинжал, а у вас   его нет. И я уверена, что никто не отважится потревожить нас. А пока что Инесса   и ее друг священник уедут так далеко, что вы не сможете догнать их.      

– Хорошо,   я поклянусь, – согласился Морелла; он поцеловал крест и отбросил его   прочь. – Вы можете оставаться здесь и управлять моим домом в Гранаде. Я не   причиню вам никакого зла и никак не потревожу вас. Но если вы покинете Гранаду,   тогда мы скрестим мечи.      

– Вы   хотите сказать, что сами покидаете этот город. Тогда вот здесь бумага и   чернила. Будьте добры, подпишите приказ управляющим вашими имениями на   территории мавританского королевства, чтобы они в ваше отсутствие присылали мне   все доходы, а также распоряжение вашим слугам во всем повиноваться мне.      

– Сразу   видно, что вы выросли в доме купца! – произнес Морелла, кусая перо. –   Хорошо, если я соглашусь на это, вы оставите меня в покое и не будете   предъявлять других требований?      

Бетти   подумала о бумагах, которые увезла с собой Инесса, и решила, что Кастелл и   Маргарет будут знать, что делать с этими бумагами в случае необходимости. Она   подумала также, что, если слишком прижмет Морелла с самого начала, ее могут   однажды найти мертвой, как это часто бывает в Гранаде, и ответила:      

– Вы   многого хотите от обманутой женщины, но у меня осталась еще гордость, и я не   буду соваться туда, куда не следует. Пусть будет так. До тех пор, пока вы не   пожелаете меня видеть и не пошлете за мной, я не буду разыскивать вас, если вы   сами не нарушите нашего договора. А теперь напишите бумаги, подпишите их и   позовите сюда ваших секретарей засвидетельствовать вашу подпись.      

– На   чье имя я должен писать бумаги? – спросил Морелла.      

– На   имя маркизы Морелла, – отвечала она.      

И он,   заметив в этих словах лазейку, повиновался. Маркиз подумал, что если она не   является его женой, то документ этот не будет иметь никакой силы.      

Каким   угодно путем, но он должен избавиться от этой женщины. Конечно, он мог устроить   так, чтобы ее убили, но даже в Гранаде нельзя убить женщину, на которой ты   только что женился. Это может вызвать нежелательные вопросы. Кроме того, у   Бетти есть друзья, а у него есть враги, которые наверняка справятся о ней в   случае ее исчезновения. Нет, он подпишет эту бумагу, а потом будет бороться.   Сейчас он не может терять время. Маргарет ускользнула от него, и, если ей   удастся бежать из Испании, он знал, что никогда больше не увидит ее. Она могла   уже покинуть пределы Испании и выйти замуж за Питера Брума. Одна мысль об этом   сводила его с ума. Против него был устроен заговор, его перехитрили,   обворовали, обманули. Ну что ж, у него остается надежда и… месть. Он еще может   сразиться с Питером и убить его. Он может предать еврея Кастелла в руки   инквизиции. Он найдет средство договориться с отцом Энрике и с Инессой, и, если   счастье улыбнется ему, он может заполучить Маргарет обратно.      

Да,   конечно, он подпишет все что угодно, если только это освободит его на время от   этой служанки, которая называет себя его женой, от этой упрямой, сильной и   умной англичанки, которую он хотел сделать своим орудием, а вместо этого сам   стал орудием в ее руках.      

Итак,   Бетти диктовала, а он писал – да, он дошел до этого, – а затем еще и   подписал написанное. Распоряжение было исчерпывающим. Оно предоставляло   высокочтимой маркизе Морелла право действовать от имени своего мужа во время   его отсутствия. Приказ обязывал, чтобы все доходы поступали в ее распоряжение,   а слуги и подчиненные выполняли ее приказания, как его собственные. Ее подпись   получала такую же силу, как и его.      

Когда   бумага была готова, Бетти внимательно прочитала ее, следя за тем, нет ли пропусков   или ошибок, отперла дверь, ударила в гонг и вызвала секретарей, чтобы они   засвидетельствовали подпись своего господина. Они тут же явились, кланяясь и   желая им счастья. Про себя Морелла решил, что припомнит им это.      

– Я   должен уехать, – заявил он. – Засвидетельствуйте мою подпись на этом   документе, предоставляющем право управлять моим домом и распоряжаться моим   имуществом в мое отсутствие.      

Они   удивленно посмотрели на него и склонились в поклоне.      

– Прочтите   эту бумагу вслух, – распорядилась Бетти, – чтобы мой господин и муж   мог быть уверен, что тут нет никакой ошибки.      

Один из   секретарей повиновался, но, прежде чем он кончил читать, разъяренный Морелла   закричал ему с кровати:      

– Кончайте   скорее и скрепите подпись! А теперь идите и прикажите немедленно готовить   лошадей и эскорт. Я сейчас же еду.      

Они   торопливо покинули комнату. Бетти вышла за ними следом с бумагой в руке. В   большой зале, где собрались все слуги, чтобы приветствовать своего господина,   она приказала секретарям огласить этот документ и перевести его на арабский   язык, чтобы он всем был понятен. Затем она спрятала бумагу и брачное   свидетельство и приказала слугам приготовиться к встрече благородного маркиза.      

Им   недолго пришлось ждать, потому что он тут же появился из спальни, как разъяренный   бык на арене. Бетти встала и склонилась перед ним. Следуя ее примеру, по   восточному обычаю, упали на колени и все слуги. На мгновение Морелла   остановился, похожий на быка, когда тот видит пикадора и готов напасть на него.   Затем он взял себя в руки и, выругавшись шепотом, прошел между ними.      

Через   десять минут, в третий раз за эти сутки, лошади вылетели из ворот дворца по   направлению к севильской дороге.      

– Друзья, –   сказала Бетти на своем ужасном испанском языке, когда ей доложили, что Морелла   покинул дворец, – с моим мужем, маркизом, случилась печальная история. Женщина,   по имени Инесса, которой он так доверял, бежала, похитив у него сокровище,   которое он ценил больше всего на свете, и вот я, только что выйдя замуж,   осталась безутешной, пока он будет искать ее.      

 ГЛАВА XX. ИЗАБЕЛЛА   ИСПАНСКАЯ      

       

На   следующий день Бернальдес, компаньон Кастелла, опять появился в тюрьме. Вместе   с ним пришли портной и женщина с ящиком, полным женской одежды. Комендант приказал   им подождать, пока одежду проверят в его присутствии, а Бернальдесу разрешил   тут же пройти к арестованным. Как только тот оказался в камере Кастелла,   первыми его словами были:      

– Ваш   маркиз уже женился.      

– Откуда   вы знаете об этом? – воскликнул Кастелл.      

– От   женщины по имени Инесса, которая приехала вместе со священником вчера вечером.   Она передала мне документ о его браке с Бетти Дин, подписанный самим Морелла. Я   не принес его с собой, потому что боялся обыска. Но сюда пришла сама Инесса,   переодетая портнихой, так что вы не выказывайте удивления, если ее допустят к   вам. Вероятно, она сумеет рассказать донне Маргарет кое-что, если ей разрешат   примерить платья без свидетелей. А потом ее необходимо спрятать понадежнее, ибо   она боится мести Морелла. Но я буду знать, где разыскать ее в случае   необходимости. Завтра вы все предстанете перед королевой, я тоже буду там и   предъявлю документы.      

Едва он   успел сказать все это, как в комнату вошел комендант в сопровождении портного и   Инессы. Инесса присела в реверансе, взглянув на Маргарет уголком глаз. Она с любопытством   рассматривала людей, которых как будто видела впервые.      

Когда   платья были показаны, Маргарет попросила коменданта разрешить ей примерить их в   своей комнате с помощью этой женщины. Комендант согласился, заявив, что и   платья и портниха обысканы и у него нет никаких возражений. Маргарет с Инессой   удалились в соседнюю комнату.      

– Расскажите   мне все, – прошептала Маргарет, как только дверь за ними закрылась. –   Я умираю от желания услышать ваш рассказ.      

Они не   могли быть уверенными, что здесь за ними никто не наблюдает сквозь какое-нибудь   потайное отверстие, и поэтому Инесса принялась примерять на Маргарет платье. И   хотя рот ее был полон колючками алоэ, которые в то время употреблялись в   качестве булавок, она рассказала Маргарет все, вплоть до момента своего бегства   из Гранады. Когда она дошла до того места, когда мнимая невеста приподняла   вуаль и поцеловала жениха, Маргарет чуть не задохнулась от изумления.      

– Боже,   как она сумела сделать это? – прошептала она. – Я бы упала в обморок.      

– У   нее есть мужество, у этой Бетти… повернитесь, пожалуйста, к свету, сеньора… я   сама не смогла бы сыграть лучше… мне кажется, что левое плечо чуть выше. Он   ничего не заподозрил, безмозглый дурак, даже до того, как я подала ему вино, а   после он вообще вряд ли мог что-нибудь соображать… Сеньора говорит, что ей жмет   под мышкой? Может быть, немного, но это растянется… Хотелось бы мне знать, что   произошло потом. Ваша кузина – тот бык, на которого я сделала ставку, и я верю,   что она очистит арену. Она женщина со стальными нервами. Если бы у меня были   такие, я давно уже была бы маркизой Морелла или другой человек был бы маркизом…   Юбка сидит великолепно. Прекрасная фигура! Сеньора выглядит в ней еще лучше…   Кстати сказать, Бернальдес дал мне денег, довольно большую сумму, так что вам   не нужно благодарить меня. Я сделала это ради денег и… из ненависти. Теперь я   скроюсь, так как не хочу, чтобы мне перерезали горло, но Бернальдес сможет меня   найти, если я понадоблюсь. Что со священником? О, он не представляет опасности.   Мы заставили его написать расписку в получении денег. Я думаю, что он уже занял   свой пост секретаря инквизиции и тут же приступил к исполнению своих   обязанностей. Ведь у них не хватает рук, чтобы пытать евреев и еретиков и   грабить их. Оба эти занятия ему по нраву. Я ехала с ним всю дорогу до Севильи,   и этот грязный негодяй пытался ухаживать за мной, но я дала ему отпор. –   Инесса улыбнулась при этом воспоминании. – Правда, я с ним не совсем   поссорилась – он еще может пригодиться. Кто знает! Однако пора, комендант зовет   меня. Одну минуту! Да, сеньора, с этими небольшими переделками платье будет   превосходным. Вы обязательно получите его сегодня вечером, я приготовлю и   остальные, которые вам угодно было заказать по этому же образцу. Благодарю вас,   сеньора, вы слишком добры к бедной девушке, – и шепотом: – Матерь божья да   хранит вас.      

Почти   скрытая ворохом платьев, Инесса с поклоном переступила порог двери, которую уже   открывал комендант.      

Около   девяти часов на следующее утро явился один из тюремщиков, чтобы вызвать   Маргарет и ее отца в суд. Маргарет осведомилась, вызывают ли вместе с ними и   сеньора Брума, но тюремщик ответил, что он ничего не знает о сеньоре Бруме, так   как тот находится в камере для опасных преступников, а эту камеру тюремщик не   обслуживает.      

Маргарет   с отцом отправились в суд. Одеты они были в дорогие платья, сшитые по последней   севильской моде, лучшие, какие можно было найти за деньги. Во дворе, к своей радости,   Маргарет увидела Питера, который под стражей ожидал их, тоже одетый в христианское   платье, которое они просили доставить ему за их счет. Маргарет, забыв о своей   застенчивости, бросилась к нему, позволила ему обнять ее при всех и начала   расспрашивать, как он себя чувствовал, с тех пор как они расстались.      

– Не   очень хорошо, – мрачно ответил Питер, – я не знал, увидимся ли мы   когда-нибудь. К тому моя камера находится под землей и в нее сквозь решетку   почти не проникает свет. Кроме того, там крысы, которые не дают спать. Поэтому   я большую часть ночи не спал и думал о тебе. Куда нас теперь ведут?      

– Мы   должны предстать перед судом королевы. Возьми меня за руку и иди рядом, но не   смотри на меня так пристально. Что-нибудь не в порядке у меня с платьем?      

– Нет, –   пробормотал Питер, – я смотрю на тебя, потому что ты в нем прекрасна. Почему   ты не накинула вуаль? Ведь здесь, при дворе, наверняка есть еще маркизы.      

– Только   мавританки носят вуали, Питер, а мы теперь опять христиане. Слушай, я думаю,   что никто из них не понимает по-английски. Я видела Инессу, которая очень нежно   справлялась о тебе. Не красней, это не подобает мужчине. Разве ты тоже ее   видел? Она бежала из Гранады, как и хотела, а Бетти вышла замуж за маркиза.      

– Этот   брак не будет иметь силы, – покачал головой Питер, – ведь это обман.   И я боюсь, что бедняжке придется расплачиваться за него. Однако она дала нам   возможность бежать, хотя если говорить о тюрьмах, то мне было гораздо лучше в   Гранаде, чем в этой крысоловке.      

– Конечно, –   невинно заметила Маргарет, – у тебя там был садик для прогулок, не так ли?   Ну ладно, не сердись на меня. Ты знаешь, что сделала Бетти? – И Маргарет   рассказала Питеру, как Бетти подняла вуаль и поцеловала Морелла, оставшись   неузнанной.      

– Это   не так уж удивительно, – заметил Питер, – ведь женщины, когда они   загримированы, очень похожи друг на друга, особенно в полутемной комнате…      

–… или в   саду, – добавила Маргарет.      

– Удивительно   то, – продолжал Питер, предпочитая не обращать внимания на эти слова, –   что она вообще согласилась поцеловать этого человека. Он же мерзавец.   Рассказывала тебе Инесса, как он обращался с ней? При одной мысли об этом я   прихожу в бешенство.      

– Ну   ладно, Питер, тебя ведь он не просил целовать его. А что касается зла, причиненного   им Инессе, то хотя ты, конечно, больше знаешь об этом, чем я, но думаю, что она   расплатилась с маркизом. Смотри, вон там впереди Алькасар. Замечательный замок,   не правда ли? Ты знаешь, его построили мавры.      

– Меня   мало интересует, кто его построил, – мрачно заметил Питер.      

– По-моему,   он выглядит не хуже других замков, только побольше. Все, что я знаю о нем, это   то, что меня будут там судить за удар по голове тому грубияну, и что, может   быть, мы в последний раз видим друг друга. Скорее всего они пошлют меня на   галеры, если не куда-нибудь похуже.      

– О,   не говори так! Мне это и в голову не приходило! Ведь это невозможно! – воскликнула   Маргарет, и ее темные глаза наполнились слезами.      

– Подожди,   вот объявится твой маркиз и предъявит нам обвинение, и ты узнаешь, что возможно   и что невозможно, – убежденно произнес Питер.      

– Но   мы уже прошли через кое-какие испытания, будем и теперь надеяться на лучшее.      

В эту   минуту они оказались перед воротами Алькасара. Путь от тюрьмы до дворца они   прошли по саду апельсиновых деревьев. Здесь солдаты разлучили их.      

Их   провели через двор, где множество людей бегало взад и вперед, и наконец они очутились   в огромном зале с мраморными колоннами, сверкавшем золотом. Это был так называемый   Зал правосудия. В конце его на троне, установленном на богато украшенном возвышении,   вокруг которого стояли гранды и советники, сидела пышно одетая женщина средних   лет. У нее были голубые глаза и рыжие волосы, доброжелательное и открытое лицо,   но очень сдержанные и спокойные манеры.      

– Королева, –   прошептал страж, отдавая честь.      

Кастелл   и Питер поклонились, а Маргарет присела в реверансе.      

Только   что закончилось разбирательство какого-то дела, и королева Изабелла, посоветовавшись   со своими приближенными, в нескольких словах вынесла решение. Пока она говорила,   ее нежные голубые глаза остановились на Маргарет, красота которой поразила ее,   потом ее взгляд скользнул по высокой фигуре Питера, и, когда дошел до похожего   на еврея Кастелла, королева нахмурилась.      

Дело   было закончено, поднялись следующие просители, но в этот момент королева   махнула рукой и, продолжая смотреть на Маргарет, нагнулась вперед, спросила о   чем-то придворного офицера и дала ему какое-то распоряжение. Тот поднялся и   вызвал Джона Кастелла, Маргарет Кастелл и Питера Брума, из Англии. Он приказал   им приблизиться и отвечать на обвинение в убийстве Луиса База, солдата Святой   эрмандады.      

Их тут   же вывели вперед, и они остановились перед возвышением. Офицер вслух начал   читать обвинение.      

– Остановитесь,   друг мой, – прервала его королева. – Эти люди являются подданными   нашего доброго брата, Генриха Английского, и могут не понимать нашего языка,   хотя один из них, мне думается, – и она посмотрела на Кастелла, –   родился не в Англии, или, во всяком случае, не англичанин по происхождению.   Спросите их, нужен ли им переводчик.      

Вопрос   был задан, и все они ответили, что могут говорить по-испански, хотя Питер   добавил, что говорит довольно плохо.      

– Вы   тот рыцарь, которого обвиняют в совершении преступления? – спросила королева,   глядя в упор на него.      

– Ваше   величество, я не рыцарь, а простой эсквайр, Питер Брум из Дедхэма, в Англии.   Мой отец, сэр Питер Брум, был рыцарем, но он погиб рядом со мной, сражаясь за   Ричарда на Босвортском поле, где я получил эту рану, – Питер показал шрам   на своем лице. – Я не был посвящен в рыцари.      

Изабелла   слегка улыбнулась:      

– А   как вы попали в Испанию, сеньор Питер Брум?      

– Ваше   величество, – отвечал Питер, а Маргарет время от времени помогала ему,   когда он не мог найти подходящего испанского слова, – эта дама, – и   он указал на Маргарет, – моя невеста. Она дочь купца Джона Кастелла,   стоящего рядом со мной…      

– Вы   завоевали любовь очень красивой девушки, сеньор, – прервала его   королева. – Но продолжайте.      

– Она   и ее кузина, сеньора Дин, были похищены и Лондоне человеком, который, насколько   я понимаю, является племянником его величества короля Фердинанда. Он был послом   при английском дворе, где именовал себя сеньором д'Агвиларом. В Испании он носит   имя маркиза Морелла.      

– Похищены?   Маркизом Морелла? – воскликнула королева.      

– Да,   ваше величество. Их заманили на борт его корабля и похитили. Сеньор Кастелл и я   последовали за ними, мы высадились на борт их корабля и пытались спасти женщин,   но корабль потерпел крушение около Мотриля. Маркиз увез их в Гранаду, мы   последовали за ним, хотя я был тяжело ранен при крушении. Там, во дворце   маркиза, мы были пленниками в течение многих недель, но в конце концов нам   удалось бежать. Мы надеялись добраться до Севильи и просить защиты ваших   величеств. По дороге – а мы ехали в мавританской одежде, потому что в ней мы   бежали,      

– на   нас напали люди, которых мы приняли за бандитов. Нас предупреждали о таких злых   людях. Один их них грубо схватил донну Маргарет, я ударил его и, к несчастью, убил,   за что я сегодня и стою перед вами. Ваше величество, я не знал, что он солдат   Святой эрмандады, и я умоляю вас простить меня.      

При этом   кто-то из придворных воскликнул:      

– Хорошо   сказано, англичанин!      

Королева   заметила:      

– Если   все, что вы рассказали, – правда, то я полагаю, что мы не должны слишком   строго судить вас, сеньор Брум. Но как мы можем проверить все это? Вы,   например, говорите, что благородный маркиз Морелла похитил двух дам, на что, я   думаю, он вряд ли способен. Где же тогда другая дама?      

– Я   полагаю, – ответил Питер, – что она теперь является женой маркиза   Морелла.      

– Женой?   Кто может это подтвердить? Насколько мне известно, маркиз не спрашивал нашего   разрешения на женитьбу, как это принято.      

Тут   вперед вышел Бернальдес, назвал себя и свое занятие, сообщил, что он является   компаньоном английского купца Джона Кастелла, и предъявил документ о браке,   подписанный самим Морелла, Бетти и священником Энрике. Бернальдес добавил, что   он получил копии этого документа с гонцом из Гранады и вручил другую копию   архиепископу Севильи.      

Королева,   взглянув на бумагу, передала ее приближенным. Те внимательнейшим образом   принялись рассматривать документ. Один из них заявил, что форма документа необычная   и, может быть, документ подложный.      

Королева   подумала немного и затем сказала:      

– Есть   только один путь узнать правду. Мы приказываем вызвать сюда нашего племянника,   благородного маркиза Морелла, сеньору Дин, о которой говорят, что она является   его женой, и священника Энрике из Мотриля, который, по-видимому, обвенчал их. Когда   все они прибудут сюда, король – мой муж и я разберемся в этом деле. До тех пор   я не хочу ничего больше слушать.      

Комендант   тюрьмы обратился к королеве с вопросом, как поступать с заключенными до   прибытия свидетелей из Гранады. Королева ответила, что они остаются под его   надзором, и велела хорошо с ними обращаться. Питер попросил, чтобы его перевели   в более удобную камеру, где будет меньше крыс и больше света. Королева   милостиво согласилась, однако добавила, что будет правильнее поместить его   отдельно от его невесты, которая может жить со своим отцом. Однако, заметив   огорчение на их лицах, улыбнулась:      

– Я   думаю, они могут встречаться днем в тюремном саду.      

Маргарет   поблагодарила, и королева сказала ей:      

– Подойдите   сюда, сеньора, и посидите немного со мной. – Она указала на скамеечку для   ног рядом с собой. – Когда я покончу с этими делами, я хочу поговорить с   вами.      

Маргарет   провели к возвышению, и она присела по левую руку от ее величества, на   скамеечке. Она была прекрасна в этот миг. Ее красота и осанка были поистине   королевскими. Между тем Кастелла и Питера повели обратно в тюрьму, причем   последний, видя вокруг столько галантных грандов, уходил весьма неохотно.      

Спустя   некоторое время, покончив с делами, королева распустила суд, попросив остаться   нескольких офицеров, и обратилась к Маргарет:      

– А   теперь, прекрасная девушка, расскажите мне все как женщина женщине и не бойтесь,   что это будет использовано при судебном разбирательстве над вашим возлюбленным.   Ведь вас, по крайней мере сейчас, не в чем обвинять. Прежде всего, скажите мне,   действительно ли вы обручены с этим высоким кавалером и правда ли, что вы   любите его?      

– Да,   ваше величество, – ответила Маргарет, – и мы претерпели много   страданий за это время. – Маргарет рассказала всю их историю, которую   королева выслушала с большим вниманием.      

– Очень   странная история, если все это правда, и весьма позорная,      

– произнесла   королева, когда Маргарет кончила. – Но как могло случиться, что Морелла,   который хотел заставить вас выйти за него замуж, женился теперь на вашей   кузине? Вы что-то скрываете от меня? – И она проницательно посмотрела на   Маргарет.      

– Ваше   величество, – ответила Маргарет, – мне было стыдно рассказывать   остальное, однако я верю вам и решусь на это. Прошу только вашего высочайшего   снисхождения, если вы посчитаете, что мы, находясь в очень затруднительном   положении, поступили плохо. Моя кузина, Бетти Дин, отплатила Морелла его же   монетой. Он завоевал ее сердце и обещал жениться на ней, и она с риском для   жизни заняла мое место у алтаря, тем самым дав нам возможность бежать.      

– Храбрый   поступок, хотя и не совсем честный, – заметила королева.      

– Я   только не знаю, будет ли такой брак считаться действительным, но об этом должна   судить церковь. Конечно, на вас всех трудно сердиться. Что вам обещал Морелла,   когда просил вас выйти за него замуж в Лондоне?      

– Ваше   величество, он обещал мне, что вознесет меня высоко, может быть, даже, – и   она помедлила, – на то место, которое занимаете вы.      

Изабелла   нахмурилась, потом рассмеялась и, окинув взглядом Маргарет с ног до головы,   сказала:      

– Вы   достойны этого места, может быть, даже больше, чем я. А что он еще говорил?      

– Ваше   величество, он уверял меня, что далеко не все любят короля, его дядю; что у   него, маркиза Морелла, есть много друзей, которые помнят, как его отец был отравлен   отцом короля, и что его мать была мавританской принцессой. Он говорил также,   что может прибегнуть к помощи мавров или воспользоваться другими путями для   достижения своей цели.      

– Ну   что ж, – заключила королева, – хотя маркиз и верный сын церкви и мой муж   так любит его, я никогда не питала добрых чувств к Морелла и очень благодарна   вам за предупреждение. Хотите ли вы попросить меня о чем-нибудь, прекрасная   Маргарет?      

– Да,   ваше величество. Я осмеливаюсь просить вас быть снисходительной к моему   возлюбленному, когда он предстанет перед вами на суде. Поверьте, у него горячая   голова и тяжелая рука. Рыцари, подобные ему, – а он рыцарь по крови, –   не могут спокойно смотреть, когда их дам оскорбляют грубияны и срывают с них   одежду. И еще я прошу вас защитить меня от маркиза Морелла и не разрешить ему   не только дотронуться до меня, но и говорить со мной. Несмотря на его звание и   великолепие, я ненавижу его.      

– Я   уже обещала, что у меня не будет предубеждения при разборе вашего дела, моя   прекрасная англичанка Маргарет, – улыбаясь, ответила королева, – и я   думаю, что если я выполню вашу просьбу, то это не заставит правосудие снять   повязку, закрывающую его глаза. Идите и будьте спокойны. Если вы рассказали мне   правду, в чем я не сомневаюсь, и если это будет зависеть от Изабеллы Испанской,   наказание, которое получит сеньор Брум, не будет слишком тяжелым. Во всяком   случае, тень маркиза Морелла, этого незаконнорожденного сына христианского   принца и какой-то принцессы из неверных, – эти слова королева произнесла с   ожесточением, – не упадет на вас. Но я должна предупредить вас, что   король, мой муж, любит этого человека – это естественно – и судить маркиза ему   будет нелегко. Скажите мне, ваш возлюбленный человек храбрый?      

– Очень   храбрый, – ответила Маргарет с улыбкой.      

– И   он может сидеть верхом и держать копье, не так ли? Хотя бы ради вас?      

– Да,   ваше величество, и владеть мечом тоже не хуже других рыцарей, хотя он совсем   недавно оправился после тяжелой болезни. Кое-кто мог убедиться в этом на   Босвортском поле.      

– Хорошо.   А теперь прощайте. – Королева протянула Маргарет руку для поцелуя и,   подозвав двух офицеров, приказала им проводить Маргарет обратно в тюрьму и   добавила, что она может свободно писать королеве, если понадобится.      

В тот же   день вечером в Севилью прискакал Морелла. Он был бы здесь гораздо раньше, но   его спутал рассказ мавров, сопровождавших Питера, Маргарет и ее отца из   Гранады, которые видели, как они направились по дороге на Малагу. Он поскакал   по этой дороге, но, не обнаружив никаких следов, вернулся и поехал в Севилью.   Здесь он вскоре узнал обо всем, и среди прочих новостей также о том, что за   десять часов до его приезда были посланы гонцы в Гранаду с приказанием явиться   ему и Бетти, с которой он был обвенчан.      

На   следующее утро Морелла попросил аудиенцию у королевы, но ему было отказано, а   король, его дядя, находился в отъезде. Тогда он попытался получить разрешение   проникнуть в тюрьму, чтобы увидеть Маргарет. Однако он убедился, что ни его   высокое звание, ни власть, ни деньги даже не могут открыть ему двери тюрьмы.   Это был приказ королевы, и Морелла понял, что ему в этом деле придется   столкнуться с Изабеллой как с врагом. Мысль о мести не покидала его, и он начал   поиски Инессы и отца Энрике из Мотриля. Но в результате он выяснил, что Инесса   исчезла – никто ничего не знал о ней, – а святой отец был в безопасности в   стенах инквизиции, откуда он со свойственной ему осторожностью предпочитал не   выходить и куда ни один мирянин, какое бы высокое положение он ни занимал, не   мог проникнуть, чтобы наложить руку на служителя инквизиции. Итак, исполненный   гнева и разочарования, Морелла созвал адвокатов и друзей на совет и стал   готовиться к защите против обвинения, которое, он понимал, будет ему   предъявлено, все еще надеясь, что случай вернет ему Маргарет. У него оставалась   одна карта, которую он решил пустить в ход. Он знал, что Кастелл еврей, в   течение многих лет маскировавшийся под христианина, а для таких в Севилье   снисхождения не было. Быть может, ценой спасения ее отца он сумеет завоевать   Маргарет, которую он теперь желал еще более страстно, чем когда бы то ни было.      

Он был   готов сейчас воспользоваться любым способом, лишь бы не допустить, чтобы   Маргарет вышла замуж за его соперника Питера Брума. К тому же оставалась еще   надежда, что Питер будет приговорен к тюремному заключению, а может быть, и к   смерти за убийство солдата эрмандады.      

Итак,   Морелла приготовился к серьезной борьбе и стал ожидать прибытия в Севилью   Бетти, поскольку он не мог предотвратить ее приезд.      

 ГЛАВА XXI. БЕТТИ   ИЗЛАГАЕТ ДЕЛО      

       

Прошло   семь дней, в течение которых Маргарет и ее отец спокойно пребывали в тюрьме,   где, по правде говоря, они чувствовали себя скорее гостями, нежели   заключенными. Им разрешено было принимать посетителей. Среди этих посетителей   был и Хуан Бернальдес, который сообщал им обо всем, что происходило за стенами   тюрьмы. Через него они послали гонцов встретить и предупредить Бетти о суде,   где будет решаться ее дело.      

Вскоре   гонцы вернулись с сообщением, что маркиза Морелла едет в Севилью с большой   пышностью, сопровождаемая огромной свитой, что она благодарит за сообщение и   надеется защитить себя.      

При этом   известии Кастелл раскрыл глаза от изумления, а Маргарет расхохоталась. Хотя она   и не знала всего, но была уверена, что каким-то образом Бетти удалось подчинить   себе Морелла и тому не так-то легко будет расправиться с нею. Тем не менее   Маргарет не могла представить себе, откуда у Бетти взялась такая свита. Она все   время опасалась, что на Бетти могут напасть или обидеть ее, и написала королеве   письмо, умоляя ее защитить Бетти.      

Не   прошло и часа, как Маргарет получила ответ, в котором сообщалось, что ее кузина   находится под королевским покровительством и что послан эскорт для ее   сопровождения и охраны от каких-либо покушений. Королева также сообщала, что   для удобства этой дамы ей приготовлено помещение в крепости вне Севильи,   которое будет охраняться и днем и ночью и откуда ее привезут на суд.      

Питера   все еще держали отдельно от Маргарет и Кастелла, но ежедневно в полдень им   разрешали встречаться в окруженном стенами саду при тюрьме, где они могли разговаривать   сколько угодно. Здесь же он ежедневно упражнялся в бое на мечах с другими заключенными,   используя вместо мечей палки. Кроме того, ему разрешили пользоваться конем, на   котором он приехал из Гранады. Питер устраивал турнирные бои с комендантом и другими   офицерами и доказал, что он в этом деле сильнее их всех. Он занимался всем этим   с увлечением и жаром – Маргарет рассказала ему о намеке, который бросила   королева, и Питер хотел вернуть себе былую силу и усовершенствоваться во   владении любым оружием, употребляемым в Испании.      

Так шло   время, пока однажды комендант не объявил им, что суд над Питером назначен на   завтра и что они должны будут сопровождать его ко двору, чтобы дать показания.   Бернальдес в записке предупредил их, что король вернулся и будет присутствовать   на суде вместе с королевой и что их дело вызвало много толков в Севилье. Все   интересуются историей женитьбы Морелла, о которой ходят различные слухи.      

Бернальдес   писал также, что он почти не сомневается, что Маргарет и Кастелл будут   освобождены, что корабль готов и ждет их приказаний, что же касается шансов   Питера, то он ничего не может сказать определенного, поскольку все будет   зависеть от того, как посмотрит король на его преступление – ведь Морелла   является хоть и непризнанным, но все же племянником короля и тот к нему   благосклонно расположен.      

Маргарет   и Кастелл спустились в сад. Питер только что вернулся после конных состязаний   и, раскрасневшийся от быстрой езды, выглядел очень мужественным и красивым.   Маргарет взяла его за руку и, гуляя с ним рядом, сообщила новости.      

– Я   рад! – воскликнул Питер. – Чем скорее это дело начнется, тем скорее   оно кончится. Но вот что, дорогая, – при этих словах лицо Питера стало   серьезным, – Морелла имеет большое влияние в Испании, а я нарушил закон   этой страны, так что никто не знает, чем все это кончится. Меня могут   приговорить к смерти, или к заключению, или, может быть, если мне дадут   возможность, я погибну в бою. В любом случае мы будем разлучены на время или   навсегда. Если это случится, я умоляю тебя не оставаться здесь ни ради попыток   спасти меня, ни по какой-либо другой причине. Ведь пока ты в Испании, Морелла   никогда не прекратит своих попыток овладеть тобой. В Англии же ты будешь в   безопасности.      

Услышав   эти слова, Маргарет зарыдала – мысль о том, что может случиться с Питером,   приводила ее в отчаяние.      

– Я   во всем буду повиноваться тебе, – прошептала она, – но как я могу   оставить тебя, дорогой мой, пока ты жив! А если, по злому случаю, ты умрешь,   чего бог не допустит, разве смогу я жить без тебя? Тогда я последую за тобой.      

– Я   не хочу этого, – ответил Питер, – я хочу, чтобы ты прожила всю жизнь   и пришла ко мне туда в назначенный срок, но не раньше. А еще я хочу сказать   тебе, что, если ты встретишь достойного человека и захочешь выйти за него   замуж, ты должна сделать это, потому что я хорошо знаю, что ты никогда не   забудешь меня, свою первую любовь. Ведь за этой жизнью есть другая, где нет ни   замужества, ни женитьбы. Пусть моя мертвая рука не остановит тебя, Маргарет.      

– И   все-таки, – произнесла мягко, но с возмущением Маргарет, – будь   уверен в одном, Питер: если с тобой случится страшная беда, я останусь верна   тебе – живая или мертвая.      

– Да   будет так, – вздохнул с явным облегчением Питер, потому что он не мог допустить   мысли о том, что Маргарет станет женой другого даже после его смерти, хотя его   честная, простая душа и страх, что весь остаток ее жизни будет лишен всякой   радости, заставили его говорить все то, что он перед этим сказал.      

Укрывшись   за цветущим кустом, они обнялись так, как обнимаются люди, не знающие, смогут   ли они когдалибо еще поцеловать друг друга. Пришел час заката и разлучил их.      

На   следующее утро Кастелла и Маргарет опять повели в Зал правосудия Алькасара. Но   на этот раз Питер не был вместе с ними. Огромный зал был полон советниками,   офицерами, грандами и дамами. Всех их привело сюда любопытство. Однако среди   них Маргарет не обнаружила ни Морелла, ни Бетти. Король и королева еще не   заняли своих мест на троне. Питер уже стоял на отведенном ему месте, по обе   стороны от него стояла стража. Он приветствовал их улыбкой и кивнул головой,   когда они заняли свои места неподалеку от него. Когда Кастелл и Маргарет   приблизились к своим стульям, загремели трубы, и в конце зала появились рука об   руку их величества Фердинанд и Изабелла. Все присутствующие встали и склонились   в низком поклоне в ожидании, пока король и королева сядут.      

Король,   которого наши герои увидели в первый раз, оказался коренастым подвижным   человеком с красивыми глазами и широким лбом. Однако Маргарет, глядя на него,   подумала, что у него хитрое лицо – лицо человека, никогда не забывающего своих   собственных интересов. Как и королева, он был одет в роскошный костюм, расшитый   золотом и украшенный гербами Арагона, в руке он держал золотой скипетр,   усеянный драгоценными камнями, а у пояса, чтобы показать, что он король-воин,   висел длинный меч с крестообразной рукояткой. Улыбаясь, он ответил на   приветствия своих подданных, приложив руку к шляпе и поклонившись. Затем взгляд   его остановился на Маргарет, и, обернувшись, он звонким голосом спросил у королевы,   та ли это дама, на которой женился Морелла, и, если это она, то почему же он   хочет освободиться от нее.      

Изабелла   ответила, что, насколько она знает, на этой сеньоре он только хотел жениться, а   женился на другой, но, как он утверждает, по ошибке. А эта дама обручена с   обвиняемым, стоящим перед ними. Все слышавшие этот ответ рассмеялись.      

В эту   минуту в зал вошел маркиз Морелла, одетый, как обычно, в черный бархат и   украшенный орденами. Его сопровождали друзья и адвокаты, облаченные в длинные   мантии. На голове у Морелла была черная шляпа, с которой свешивалась жемчужина.   Он не снял шляпу даже тогда, когда кланялся королю и королеве, потому что был   одним из тех немногих грандов Испании, которые имели право не снимать головного   убора перед их величествами. Король и королева ответили на его приветствие –   король дружеским кивком, а королева холодным поклоном, – и Морелла занял   приготовленное для него место. Как раз в этот момент в дальнем конце зала   началось движение и послышался голос офицера, кричавшего: «Дорогу! Дорогу   маркизе Морелла!» При этом маркиз, чей взгляд был прикован к Маргарет,   нахмурился и поднялся со своего места, как будто собираясь протестовать, но адвокат,   стоявший позади него, шепнул ему что-то, и маркиз снова сел.      

Толпа   расступилась, и Маргарет, обернувшись, увидела двигавшуюся к ним процессию.   Часть людей была в доспехах, часть – в белых мавританских одеждах, украшенных   алым орлом – гербом маркиза Морелла. В центре процессии шла высокая красивая   дама. Ее шлейф несли две мавританки, на ее светлых распущенных волосах сияла   диадема, пурпурный плащ ниспадал с плеч, наполовину прикрывая великолепное   платье, украшенное жемчугом, который Морелла подарил Маргарет, а на груди   красовалась нитка жемчуга, подаренная маркизом Бетти в виде компенсации за доставленные   ей неприятности.      

Маргарет   смотрела на нее во все глаза, а Кастелл, стоя рядом, бормотал:      

– Это   наша Бетти! Вот уж воистину одежда красит человека!      

Да, это,   без сомнения, была Бетти, хотя вспоминая ее в простом шерстяном платье в старом   доме в Холборне, трудно было признать бедную компаньонку в этой гордой и величественной   даме, выглядевшей так, будто она всю жизнь ходила по мраморным полам дворцов и   общалась с вельможами и королевами. Она шла через огромный зал, статная, невозмутимая,   не глядя по сторонам, не обращая внимания на шепот. Она не взглянула ни на   Морелла, ни на Маргарет, пока не дошла до открытого пространства перед   перегородкой, за которой находился Питер, и стража, глазевшая на нее,   поторопилась освободить ей место. Тогда она трижды присела – дважды перед   королевой и один раз перед королем. Затем, обернувшись, поклонилась маркизу,   который, уставив глаза в пол, не ответил ей, поклонилась Кастеллу и Питеру и   наконец, подойдя к Маргарет, подставила ей щеку для поцелуя. Маргарет смиренно   поцеловала ее, шепнув на ухо:      

– Как   поживает ваша светлость?      

– Лучше,   чем ты, если бы ты была на моем месте, – шепнула в ответ Бетти, незаметно   подмигнув ей.      

В это   время Маргарет услышала, как король сказал королеве:      

– Великолепная   женщина! Посмотрите на ее фигуру и на эти огромные глаза. Морелла трудно   угодить.      

– Очевидно,   он предпочитает павлинам лебедя, – ответила королева, взглянув на Маргарет,   чья более спокойная и утонченная красота выигрывала рядом с ослепительной красотой   ее кузины.      

Королева   указала Бетти на приготовленное для нее место. Бетти заняла его, свита расположилась   позади, переводчик – рядом.      

– Я   несколько поставлен в тупик, – произнес король, переводя взгляд с Морелла   на Бетти и с Маргарет на Питера; по-видимому, комичность положения не укрылась   от него. – Какое же дело мы должны разбирать?      

Тогда   один из советников встал и заявил, что дело, которое представлено на рассмотрение   их величествам, заключается в обвинении англичанина, находящегося здесь под стражей,   в убийстве солдата Святой эрмандады, но, очевидно, есть и другие   обстоятельства, связанные с этим.      

– Насколько   я понимаю, – заявил король, – нам предстоит рассмотреть обвинение в   похищении подданных дружественного нам государства с территории этого   государства, ходатайство о признании брака недействительным и встречный иск о   признании действительности этого брака и бог знает что еще. Ну, всему свое   время. Давайте начнем с этого высокого англичанина.      

Суд   начался с выступления прокурора, изложившего обвинение против Питера так же,   как оно было изложено раньше королеве. Капитан Аррано дал свои показания об   убийстве солдата, но, когда адвокат Питера стал задавать ему вопросы, Аррано   признал – по-видимому, он не питал злобы к обвиняемому, – что упомянутый   солдат грубо оскорбил донну Маргарет и что обвиняемый Питер, будучи   иностранцем, мог свободно принять их за шайку бандитов или даже за мавров. Он   добавил также, что не может утверждать, что англичанин намеренно хотел убить   солдата.      

После   этого дали показания Кастелл и Маргарет, последняя – с прелестной скромностью.   Действительно, когда она рассказала, что Питер      

– ее   нареченный, с которым она должна была обвенчаться, если бы ее не похитили из   Англии, и что она позвала его на помощь, когда солдат схватил ее и сорвал с нее   вуаль, в зале раздался шепот сочувствия, а король и королева заговорили между   собой, не обращая внимания на ее дальнейшие слова.      

Затем   король переговорил с двумя судьями, после чего поднял руку и объявил, что они   приняли решение. Совершенно очевидно, при выяснившихся обстоятельствах, что   англичанин не виновен в намеренном убийстве солдата. Вообще нет никаких   свидетельств, что он знал, что тот принадлежит к Святой эрмандаде. Таким   образом, он будет освобожден при условии выплаты вдове убитого компенсации, что   уже сделано, и небольшой суммы – для мессы за поминание души убитого.      

Питер   принялся благодарить короля, но его величество, не дослушав его, спросил, хочет   ли кто-либо из присутствующих выступить по существу следующих дел. Поднялась Бетти   и заявила, что она желает говорить. Через переводчика она объяснила, что   получила королевский приказ явиться ко двору и что она готова отвечать на любые   вопросы или обвинения, которые могут быть выдвинуты против нее.      

– Как   ваше имя, сеньора? – осведомился король.      

– Элизабет,   маркиза Морелла, урожденная Элизабет Дин, из древнего и благородного рода   Динов, жителей Англии, – отчеканила Бетти ясным и решительным голосом.      

Король   кивнул и продолжал:      

– Кто-нибудь   оспаривает этот титул и происхождение этой дамы?      

– Я, –   впервые за все это время произнес маркиз Морелла.      

– На   каком основании?      

– На   многих основаниях, – ответил Морелла. – Она не маркиза Морелла,   поскольку я венчался с ней, будучи уверенным, что это другая женщина. Она не   происходит из древнего и благородного рода, так как она была служанкой в доме   купца Кастелла в Лондоне.      

– Это   ничего не доказывает, маркиз, – прервал его король. – Мой род, я   думаю, можно назвать древним и благородным, вы этого не станете отрицать,   однако я играл роль слуги в обстоятельствах, о которых королева помнит… –   намек, при котором все присутствующие, знавшие, о чем идет речь, громко   рассмеялись, а вместе с ними и королева. – Если оспаривать подлинность   брака или благородство происхождения, то это требует доказательств, –   продолжал король. – Разве эту даму обвиняют в таких преступлениях, что она   не может оправдываться?      

– Нет, –   быстро ответила Бетти. – Единственное мое преступление – бедность и брак с   маркизом Морелла.      

При этом   присутствующие опять рассмеялись.      

– Однако,   сеньора, сейчас вы никак не выглядите бедной, – заметил король, глядя на   ее ослепительный, украшенный драгоценностями наряд, – а что касается   женитьбы, то мы здесь склонны рассматривать ее скорее как опрометчивость,   нежели преступление. – При этих легкомысленных словах королева слегка   нахмурилась, – Однако, сеньора, – быстро добавил король, –   предъявите ваши доказательства и простите меня за то, что я пока не называю вас   маркизой.      

– Вот   мои доказательства, сэр, – и Бетти протянула документы о браке.      

Судьи и   король с королевой прочитали документ, причем королева заметила, что копию   этого документа она уже видела.      

– Здесь   ли находится священник, совершавший брачный обряд? – спросил король.      

Встал   Бернальдес и заявил, что священник присутствует. Правда, он при этом умолчал о   том, что за это ему пришлось уплатить немалую сумму.      

Один из   судей приказал вызвать священника, и в зал, кланяясь, вошел отец Энрике. Маркиз   со злобой посмотрел в его сторону. Принеся присягу, отец Энрике сообщил, что он   был священником в Мотриле и капелланом маркиза Морелла, а теперь является   секретарем святейшей инквизиции в Севилье. В ответ на другие вопросы он заявил,   что по желанию жениха и с его полного согласия такого-то числа в Гранаде он   обвенчал маркиза с дамой, которая стоит сейчас перед ним и которую, насколько   ему известно, зовут Бетти Дин; затем по ее просьбе, поскольку она желала, чтобы   соответствующая запись об их браке была сделана тут же, он составил документ, с   которым суд уже ознакомился, а маркиз и все остальные подписали его там же   после венчания, в капелле замка маркиза в Гранаде. Затем отец Энрике добавил,   что после этого он покинул Гранаду, чтобы занять место секретаря инквизиции в   Севилье, которое было предложено ему святейшими властями в качестве награды за   трактат, который он написал против ереси. Вот все, что он знает об этом деле.      

После   этого поднялся адвокат маркиза и спросил отца Энрике, кто готовил венчание.   Священник отвечал, что маркиз никогда прямо с ним об этом не говорил; во всяком   случае, маркиз ни разу не назвал имя невесты. Все устраивала сеньора Инесса.      

Вмешалась   королева и спросила, где находится сейчас сеньора Инесса и кто она такая.   Священник ответил, что сеньора Инесса испанка, одна из приближенных маркиза в   Гранаде, которую тот обычно использовал для всевозможных конфиденциальных дел.   Она молода и красива, но больше он ничего прибавить не может. Где она сейчас,   он не знает, хотя они вместе ехали в Севилью. Вероятно, это известно маркизу.      

Священник   сел, а Бетти в качестве свидетельницы стала рассказывать через переводчика всю   историю своих отношений с маркизом Морелла. Она рассказала, как встретила его в   Лондоне, в доме сеньора Кастелла, где она жила, и что он сразу начал ухаживать   за ней и покорил ее сердце. После этого он предложил ей бежать вместе с ним в   Испанию, обещая жениться. В доказательство этого она показала письмо,   написанное им. Письмо это было переведено и вручено суду для изучения – весьма   компрометирующее его письмо, хотя оно и не было подписано подлинным именем   автора. Затем Бетти рассказала, как обманом ее и Маргарет завлекли на борт   испанского корабля и как маркиз отказался жениться на ней, утверждая, что он   любит не ее, а ее кузину. Тогда она расценила это заявление как попытку   уклониться от выполнения его обещания. Она не знала, почему он увез и ее кузину   Маргарет, но предполагала, что он сделал это потому, что раз уж Маргарет   оказалась на борту его корабля, он не имел возможности освободиться от нее.      

Потом   Бетти описала их путешествие в Испанию, сказав, что все это время она держала   маркиза в отдалении, так как на корабле не было священника, который мог бы   обвенчать их, к тому же она очень плохо себя чувствовала и ей было стыдно, что   она вовлекла свою кузину и хозяйку в такие неприятности. Бетти рассказала, что   Кастелл и Брум последовали за ними на другом судне и высадились на их каравеллу   во время шторма. Потом она изложила историю кораблекрушения, их путешествие в   Гранаду в качестве пленниц и последующую жизнь там. Наконец, она рассказала,   как к ней пришла Инесса с предложением маркиза обвенчаться и как Бетти   поставила условием, чтобы ее кузина, сеньор Кастелл и сеньор Брум были   освобождены. Они уехали, и венчание, как и было условлено, состоялось. Маркиз   обнял ее в присутствии нескольких людей – а именно Инессы и двух своих   секретарей, которые, за исключением Инессы, присутствуют здесь и могут   подтвердить, что она говорит правду.      

После   венчания и подписания документа она вместе с маркизом прошла в его личные   апартаменты, где до тех пор никогда не бывала, и после этого утром, к ее   изумлению, он заявил, что должен уехать путешествовать по делам их величеств.   Прежде чем уехать, однако, он дал ей письменное распоряжение, которое она   предъявляет, получать его доходы и вести его дела в Гранаде во время его   отсутствия. Этот документ Бетти прочитала вслух всем его домочадцам, прежде чем   он уехал. Она выполняла его поручения, получала деньги, давала расписки и   вообще занимала место хозяйки его дома, пока не получила королевский приказ.      

– В   это мы можем поверить, – сухо произнес король. – А теперь, маркиз,   что вы можете сказать в ответ?      

– Я   отвечу, – ответил маркиз, весь трепетавший от ярости, – но прежде   разрешите моему адвокату задать этой женщине ряд вопросов.      

Адвокат   принялся допрашивать Бетти, хотя нельзя сказать, чтобы ему удалось взять верх   над ней. Прежде всего он начал расспрашивать ее по поводу ее заявления о   древнем и благородном роде, из которого она происходит. Но тут Бетти ошеломила   суд перечнем своих предков, первый из которых, некий сэр Дин де Дин высадился в   Англии вместе с нормандским герцогом Вильгельмом Завоевателем. Его потомки,   клялась она, указанные Дины де Дин, достигли высоких званий и власти, будучи   любимцами английских королей и сражаясь за них из поколения в поколение.      

Постепенно   она дошла до войны Алой и Белой розы, во время которой ее дед был изгнан и   лишен земель и титулов, так что ее отец, единственным ребенком которого и, следовательно,   представительницей благородного рода Динов де Дин она является, оказался в   бедности. Однако он женился на даме из еще более выдающегося рода, чем его   собственный: она была прямым потомком знатной саксонской фамилии, гораздо более   древней, чем выскочки-норманны.      

Маргарет   и Питер слушали Бетти с изумлением. Но в этом месте по знаку королевы сбитый с   толку суд через главного алькальда попросил Бетти закончить изложение истории   ее предков, которых суд уже считает не менее знатными, чем любой другой древний   род в Англии.      

После   этого Бетти спросили о ее отношениях с Морелла в Лондоне, и она рассказала   историю его ухаживаний с такими подробностями и с такой силой воображения, что   в конце концов и эта история осталась неоконченной. Так было и с последующими   вопросами. Не менее умная, чем адвокат Морелла, отвечая иногда по-английски,   Бетти подавила его обилием слов и находчивыми ответами, пока наконец бедняга,   не в силах ничего поделать с нею, сел на место, вытирая лоб и проклиная ее про   себя.      

Затем   приносили присягу секретари Морелла и вслед за ними его слуги. Все они, хотя и   без особого желания, подтвердили все, что говорила Бетти: как маркиз поцеловал   ее, приподняв вуаль, и все остальное. Так Бетти закончила свое выступление,   оставив за собой право обратиться к суду после того, как выслушает выступление   маркиза.      

Король,   королева и советники в течение нескольких минут совещались. По-видимому, мнения   разделились – некоторые считали, что слушание дела нужно немедленно прекратить   и передать его в иной трибунал, другие предлагали продолжить. Наконец королева   сказала, что надо дать возможность маркизу Морелла выступить – быть может, он   сумеет доказать, что вся эта история сфабрикована и что он даже не был в   Гранаде в то время, когда состоялась его женитьба.      

Король и   алькальды согласились. Маркиз принес присягу и рассказал свою историю, заметив,   что она не принадлежит к числу тех, которые он с гордостью будет повторять в   обществе. Он рассказал, как он впервые встретил Маргарет, Бетти и Питера на   публичной церемонии в Лондоне, влюбился в Маргарет и сопровождал ее в дом ее   отца, купца Джона Кастелла.      

Впоследствии   он узнал, что Кастелл, бежавший еще в детстве со своим отцом из Испании,   оказался некрещеным евреем, делавшим вид, что он христианин. Это заявление произвело   в суде сенсацию, а лицо королевы стало каменным. Впрочем, женился он на христианке,   и дочь его была крещена и выросла христианкой, оставшись преданной этой вере.   Она даже не знала – он уверен в этом, – что отец ее придерживается   еврейской веры, иначе, конечно, он, Морелла, не добивался бы ее руки. Их   величества могут быть уверены, продолжал маркиз, что по причинам, которые им   известны, он стремился узнать всю правду о евреях в Англии, о чем он уже писал   им, хотя из-за кораблекрушения и домашних дел не успел лично доложить им о   своей миссии.      

Продолжая   свой рассказ, Морелла признал, что ухаживал за служанкой Бетти для того, чтобы   иметь доступ к Маргарет, чей отец не доверял ему, зная коечто о его миссии. Что   же касается благородного происхождения Бетти, то он сильно в нем сомневается.      

Тут   встала Бетти и громко заявила:      

– Я   объявляю маркиза Морелла негодяем и лжецом! В моем мизинце больше благородной   крови, чем во всем его теле и, – добавила она, – чем в теле его   матери.      

При этом   намеке маркиз вспыхнул, а Бетти, удовлетворенная своим выпадом, села на место.      

Маркиз   продолжал рассказывать, как он сделал предложение Маргарет, но она отказалась   выйти за него замуж. Он понял, что ее отказ был вызван тем, что она обручена со   своим родственником, сеньором Питером Брумом, головорезом, который и в Лондоне   попал в неприятную историю за убийство человека, а здесь, в Испании, убил   солдата Святой эрмандады. Будучи влюблен в нее и зная, что он может предложить   ей высокое положение и богатство, маркиз пришел к мысли похитить Маргарет. А   чтобы осуществить это, ему пришлось, вопреки своему желанию, похитить и Бетти.      

После   многих приключений они приехали в Гранаду, где он сумел продемонстрировать   донне Маргарет, что сеньор Брум воспользовался своим заключением, чтобы завести   роман с живущей у него в доме женщиной по имени Инесса, о которой здесь   упоминали.      

На этот   раз не выдержал Питер. Он встал и назвал маркиза в лицо лжецом, прибавив, что,   если бы у него была возможность, он бы доказал ему это. Однако король приказал   Питеру сесть и замолчать.      

Убедившись   в неверности своего возлюбленного, продолжал маркиз, донна Маргарет в конце   концов согласилась стать его женой при условии, что ее отцу сеньору Бруму и ее   служанке Бетти Дин будет позволено уехать из Гранады…      

–…   где, – заметила королева, – вы не имели никакого права удерживать их,   маркиз. За исключением, пожалуй, отца – Джона Кастелла,      

– многозначительно   добавила она.      

– Да,   с сожалением должен признаться, я действительно не имел права держать их.      

– Следовательно, –   резко продолжала королева, – не было ни законных, ни моральных оснований   для этого брака.      

При этих   словах адвокаты одобрительно закивали головами.      

Маркиз   осмелился утверждать, что основание было, так как донна Маргарет, во всяком   случае, сама захотела этого. В день, назначенный для свадьбы, пленники были   отпущены, но теперь он понял, что благодаря хитрости Инессы, подкупленной   Кастеллом и его друзьями евреями, донна Маргарет бежала вместо своей служанки   Бетти, с которой он после этого прошел через процедуру бракосочетания, будучи   уверенным, что это Маргарет.      

Что   касается поцелуя перед церемонией, то это произошло в темной комнате, и он думает,   что лицо Бетти и ее волосы были подкрашены, чтобы больше походить на Маргарет.   В отношении всего последующего, то он уверен, что чаша вина, которую он выпил,   перед тем как вести невесту к алтарю, была отравлена – он только смутно помнит   церемонию, а после нее не помнит уже ничего до тех пор, пока не проснулся на   следующее утро с головной болью и не увидел сидящую рядом с ним Бетти.      

Что   касается доверенности, которую она показывала, то, будучи в тот момент вне себя   от гнева и разочарования и чувствуя, что если он останется там, то совершит   преступление, убив эту женщину, столь жестоко обманувшую его, он дал ей эту   доверенность, только чтобы бежать от нее. Их величества обратят внимание на то,   что эта доверенность выдана маркизе Морелла. Поскольку этот брак   недействителен, маркизы Морелла не существует. Следовательно, и документ этот   недействителен. Такова правда, к ней больше нечего добавить.      

 ГЛАВА XXII. ОСУЖДЕНИЕ   ДЖОНА КАСТЕЛЛА      

       

Закончив   свои показания, маркиз Морелла сел, а король и королева начали шептаться между   собой. В это время главный алькальд спросил Бетти, есть ли у нее вопросы к   маркизу Морелла. Бетти с большим достоинством встала и через переводчика   спокойно заявила, что есть и очень много. Однако она не намерена унижать себя   ни одним вопросом, пока грязь, которую он вылил на нее, не будет смыта, а смыта   она может быть только кровью. Маркиз заявил, что она женщина без роду и   племени, и сказал, что их брак недействителен. Так как она женщина и не может   потребовать от него, чтобы он подтвердил свои обвинения с помощью меча, она   полагает, что имеет право поступать согласно законам чести и просить разрешения   искать себе защитника – если одинокая женщина может найти такого в чужой   стране, – чтобы защитить ее доброе имя и наказать этого низкого и подлого   клеветника.      

Среди   тишины, наступившей после слов Бетти, поднялся Питер.      

– Я   прошу разрешения ваших величеств быть этим защитником, – сказал он. –   Ваши величества заметили, что, даже по собственным словам маркиза, он причинил   мне больше зла, чем может причинить один человек другому. К тому же он солгал,   сказав, что я был неверен моей нареченной, донне Маргарет, и, конечно, я имею   право отомстить ему за эту ложь. Наконец, я заявляю, что считаю сеньору Бетти   хорошей и честной женщиной, которой никогда не касалась тень позора, и, как ее   земляк и родственник, я хочу защитить ее доброе имя перед всем миром. Я   чужестранец, и у меня здесь мало друзей, а может быть, и вовсе их нет, но   все-таки я не могу поверить, что ваши величества откажут мне в праве на   удовлетворение, которое во всем мире в подобном случае один дворянин может   потребовать от другого. Я вызываю маркиза Морелла на смертельный бой без пощады   для побежденного. И вот доказательство этого.      

С этими   словами Питер пересек открытое пространство перед барьером, сорвал с руки   кожаную перчатку и бросил ее прямо в лицо Морелла, считая, что после такого   оскорбления тот не может не принять вызов.      

Морелла   с проклятием схватился за меч, но, прежде чем он успел выхватить его, офицеры   бросились к нему, и суровый голос короля приказал им прекратить эту ссору в   присутствии королевской четы.      

– Я   прошу у вас прощения, ваше величество, – задыхаясь, произнес   Морелла, – но вы видели, как этот англичанин поступил со мной, с испанским   грандом.      

– Да, –   промолвила королева, – но мы также слышали, как вы, испанский гранд, поступили   с этим английским джентльменом и какое бросили ему обвинение, в которое вряд ли   верит донна Маргарет.      

– Конечно,   нет, ваше величество, – сказала Маргарет. – Пусть меня тоже приведут   к присяге, и я объясню многое из того, о чем говорил вам маркиз. Я никогда не   хотела выходить замуж ни за него, ни за кого-либо другого, кроме этого   человека, – и она дотронулась до руки Питера, – и все, что он или я   сделали, мы сделали для того, чтобы спастись из коварной ловушки, в которой   оказались.      

– Мы   верим этому, – с улыбкой ответила королева и отвернулась, чтобы   посоветоваться с королем и алькальдами.      

Долгое   время они говорили так тихо, что никто не мог расслышать ни единого слова, при   этом они посматривали то на одну, то на другую сторону в этой странной тяжбе.   Какой-то священник был приглашен ими для участия в обсуждении, и Маргарет   подумала, что это дурной признак. В конце концов решение было принято, и ее   величество официально, как королева Кастилии, тихим, спокойным голосом огласила   приговор. Обратившись прежде всего к Морелла, она сказала:      

– Маркиз,   вы предъявили очень серьезные обвинения даме, которая утверждает, что она ваша   жена, и англичанину, чью невесту вы, по вашему собственному признанию, увезли   обманом и силой. Этот джентльмен от своего имени и от имени этих дам бросил вам   вызов. Принимаете ли вы его?      

– Я   с готовностью бы принял его, ваше величество, – ответил Морелла   мрачно, – до сих пор никто не имел оснований сомневаться в моей храбрости,   но я должен напомнить, что я… – Он приостановился, затем продолжал: – Ваши   величества знают, что я не только испанский гранд… поэтому вряд ли мне пристало   скрестить меч с клерком купца еврея, потому что таково было звание и положение   этого человека в Англии.      

– Вы   могли снизойти и сражаться со мной на борту вашего судна «Сан Антонио», –   с ненавистью воскликнул Питер, – почему же вы теперь стыдитесь закончить   то, что вы не постыдились начать? Кроме того, я представитель рода, уважаемого   в моей стране, и заявляю вам, что в любви и в бою я считаю себя равным любому   из похитителей женщин и незаконнорожденных негодяев, живущих в этом   королевстве.      

Опять   король и королева посовещались между собой по вопросу о благородном происхождении   противников, который в те времена играл весьма важную роль, особенно в Испании.   Наконец Изабелла сказала:      

– По   законам нашей страны испанский гранд не имеет права встречаться в поединке с   простым иностранным джентльменом. Раз маркиз посчитал удобным выдвинуть это соображение,   мы поддерживаем его и считаем, что он не обязан принять этот вызов для сохранения   своей чести. Однако мы видели, что маркиз Морелла готов принять этот вызов, и   решили сделать все, что в наших силах, чтобы никто не мог сказать, что испанец,   причинивший зло англичанину и открыто вызванный на бой в присутствии своих   суверенных властителей, отказался от этого по причине своего звания. Сеньор   Брум, если вы согласны получить из наших рук то, что с гордостью принимали   другие ваши соотечественники, мы намерены, считая вас храбрым и честным   человеком благородного происхождения, посвятить вас в рыцари ордена Сант-Яго, а   следовательно, дать вам право обращаться или сражаться как с равным с любым   испанским дворянином, если только он не прямой потомок королей, на что, как мы   думаем, могущественный и блестящий маркиз Морелла не претендует.      

– Я   благодарю ваши величества, – ответил изумленный Питер, – за честь,   которую вы мне оказываете и в которой я бы не нуждался, если бы мой отец встал   не на ту сторону в битве на Босвортском поле. Еще раз приношу вам свою   благодарность и полагаю, что теперь маркиз не будет считать для себя   унизительным решить наш долгий спор так, как ему хочется.      

– Подойдите   сюда, сеньор Питер Брум, и преклоните колено, – приказала королева, когда   Питер перестал говорить.      

Он   повиновался, и Изабелла, взяв меч у короля, посвятила его в рыцари, трижды ударив   по правому плечу и произнеся при этом традиционные слова:      

– Встаньте,   сэр Питер Брум, рыцарь благороднейшего ордена Сант-Яго.      

Питер   повиновался, поклонился, отступая назад, как полагалось по обычаю, и, споткнувшись,   чуть не упал с возвышения. Некоторые приняли это за хорошее предзнаменование   для Морелла. Король сказал:      

– Сэр   Питер, наш церемониймейстер назначит время вашего поединка с маркизом, наиболее   удобное для вас обоих. Пока что мы приказываем вам обоим, чтобы никаких неподобающих   слов или действий не было между вами      

– ведь   вы скоро встретитесь лицом к лицу в смертном бою, чтобы узнать суд господа   бога.      

Присутствующие   решили, что суд окончен, и многие собрались уже уходить, но королева подняла   руку и сказала:      

– Остаются   еще вопросы, по которым мы должны вынести решение. Вот эта сеньора, – она   указала на Бетти, – просит, чтобы ее брак с маркизом Морелла был признан   действительным, а сам маркиз Морелла настаивает на обратном. Так мы его,   кажется, поняли? Мы не властны решить этот вопрос, поскольку он связан с   таинствами церкви. Мы предоставляем решение этого вопроса его святейшеству папе   римскому или его легату, надеясь, что он разберется во всем со свойственной ему   мудростью и так, как сочтет нужным, если, конечно, заинтересованные стороны   пожелают перенести свой спор на его суд. Пока что мы постановили и объявляем,   что сеньора, урожденная Бетти Дин, должна повсюду в наших владениях, если его   святейшество папа римский не решит иначе, именоваться маркизой Морелла и   маркиз, ее муж, должен в течение всей своей жизни предоставлять ей подобающее   содержание. После же его смерти, если не будет другого постановления святого   престола, она должна унаследовать ту часть его земель и имущества, которая,   согласно закону нашей страны, принадлежит жене, и владеть ею.      

Пока   Бетти благодарила их величества с таким усердием, что драгоценности на ее груди   дребезжали, а Морелла хмурился и лицо его стало темным, как грозовая туча,   присутствующие, перешептываясь, опять поднялись, чтобы разойтись. Однако   королева снова подняла руку:      

– Мы   хотим спросить сэра Питера Брума и его нареченную, донну Маргарет, по-прежнему   ли они желают вступить в брак?      

Питер   посмотрел на Маргарет, Маргарет – на Питера, и он ответил громко и ясно:      

– Ваше   величество, это самое заветное наше желание.      

Королева   слегка улыбнулась:      

– А   вы, сеньор Кастелл, согласны выдать свою дочь за этого рыцаря?      

– Да,   конечно, – с достоинством ответил Кастелл. – Если бы не этот   человек, – и он с ненавистью посмотрел в сторону Морелла, – они давно   бы уже соединились, а поэтому, – добавил он многозначительно, – то   небольшое состояние, которым я располагаю, уже передано через доверенных лиц в   Англии в их владение. Так что теперь я завишу от их милосердия.      

– Хорошо, –   сказала королева. – Остается решить еще один вопрос. Хотите ли вы оба   обвенчаться накануне поединка между маркизом Морелла и сэром Питером Брумом?   Подумайте, донна Маргарет, прежде чем ответить, потому что, согласившись, вы   можете очень скоро оказаться вдовой, а если вы отложите эту церемонию, то   можете никогда уже не стать его женой.      

Маргарет   и Питер обменялись несколькими словами, и Маргарет ответила за них обоих:      

– Если   мой возлюбленный погибнет, – ее нежный голос задрожал при этих   словах, – все равно мое сердце будет разбито. Пусть я проживу остаток моих   дней, нося его имя, чтобы, зная о моем безысходном горе, никто не тревожил меня   своей любовью. Я хочу остаться его супругой на небесах.      

– Хорошо   сказано! – заметила королева. – Мы объявляем, что вы будете обвенчаны   в нашем соборе в Севилье накануне того дня, когда маркиз Морелла и сэр Питер   Брум встретятся в поединке. Кроме того, чтобы не было никаких попыток причинить   вам зло, – королева посмотрела в сторону Морелла, – вы, сеньора   Маргарет, будете моей гостьей до того момента, когда покинете нас, чтобы   обвенчаться. Вы же, сэр Питер, вернетесь в тюрьму, но вы будете пользоваться   полной свободой видеть кого пожелаете и ходить когда и куда захотите, но под   нашей защитой, поскольку и на вас может быть совершено покушение.      

Королева   умолкла, но неожиданно заговорил король своим резким тонким голосом:      

– Решив   вопросы рыцарства и брака, нам остается решить еще один вопрос, который я не   хотел предоставлять нежным устам нашей королевы. Дело это касается вечной жизни   человеческой души и христианской церкви на земле. Нам было заявлено, что этот   человек, Джон Кастелл, купец из Лондона, – еврей; ради выгоды он всю свою   жизнь притворялся христианином и в качестве такового женился на христианке.   Более того: он является нашим подданным, так как он родился в Испании, и,   следовательно, подсуден гражданским и церковным законам нашего государства.      

Король   остановился. Маргарет и Питер со страхом смотрели друг на друга. Один только   Кастелл стоял неподвижно, хотя он знал лучше, чем кто-либо из них, что должно   последовать за этими словами.      

– Мы   не судим его, – продолжал король, – у нас нет власти в столь высоких   вопросах, но мы обязаны передать его в руки святейшей инквизиции, чтобы его   судили там.      

Маргарет   громко вскрикнула. Питер оглядывался по сторонам, словно ища помощи. Никогда в   своей жизни он не был так потрясен. Маркиз Морелла улыбнулся в первый раз за   весь день. По крайней мере от одного врага он освободится. Кастелл же подошел к   Маргарет и нежно обнял ее. Затем он пожал руку Питеру и сказал ему:      

– Убей   этого вора, – он кивнул в сторону Морелла, – я знаю, что ты это   сделаешь и сделал бы, даже если бы таких, как он, было десять. Будь хорошим   мужем моей девочке, а я знаю, что ты будешь таким, иначе я спрошу с тебя там,   где нет ни евреев, ни христиан, ни священников, ни королей. А теперь помолчи и   смирись с тем, с чем необходимо смириться, как делаю это я. Я хочу еще кое-что   сказать, прежде чем оставлю вас и этот мир. Ваши величества, я не оправдываюсь,   и, когда меня будет допрашивать судья инквизиции, их задача будет легка, потому   что я не собираюсь ничего скрывать и буду говорить только правду, хотя я буду   делать это не из страха и не из боязни боли. Ваши величества, вы обещали, что   эти двое, достаточно хорошие христиане от рождения, будут обвенчаны. Я хотел бы   спросить вас, может ли мое преступление против религии, в котором меня   обвиняют, разъединить их или нанести им какой-либо ущерб?      

– Даю   вам слово, – поспешно ответила королева, словно желая опередить   короля, – даю вам слово, Джон Кастелл, что ваше дело, к чему бы вас ни   приговорили, не коснется ни их самих, ни их собственности, – медленно   добавила она.      

– Серьезное   обещание, – пробормотал король.      

– Это   мое обещание, – решительно заявила королева, – и я сдержу его во что   бы то ни стало. Эти двое будут обвенчаны, и, если сэр Питер останется жив, они   уедут из Испании в полной безопасности, и никакое новое обвинение не будет   предъявлено им ни одним судом королевства; их также не будут преследовать или   возбуждать против них дела ни в каком другом государстве ни от нашего имени, ни   от имени наших должностных лиц. Пусть мои слова будут записаны, один экземпляр   пусть будет подписан и сохранен в архивах, а второй передан донне Маргарет.      

– Ваше   величество, – сказал Кастелл, – я благодарю вас. Теперь, если я умру,   я умру счастливым. Я дерзну сообщить вам, что, если бы вы не сказали этого, я   убил бы себя здесь, на ваших глазах. И еще я хочу вам сказать, что инквизиция,   которую вы учредили, уничтожит Испанию и превратит ее в прах и тлен.      

Он   кончил говорить, и, когда смысл его смелых слов дошел до сознания собравшихся,   по толпе придворных пробежал вздох, похожий на испуг. Тем временем толпа позади   Кастелла расступилась, и появились шедшие двумя рядами монахи с лицами,   закрытыми капюшонами, и стража из солдат, – все они, без сомнения, ожидали   здесь заранее. Они подошли к Джону Кастеллу, дотронулись до его плеча,   сомкнулись вокруг него, словно скрыв его от всего земного, и, окруженный ими,   он исчез.      

Воспоминания   Питера об этом странном дне в Алькасаре навсегда остались несколько туманными.   Это было неудивительно. На протяжении всего нескольких часов его судили, жизнь   его висела на волоске и вдруг его оправдали. Он увидел Бетти, превратившуюся из   скромной компаньонки в блистательную и великолепную маркизу, подобно тому как   личинка превращается в бабочку; был свидетелем того, как она выступала против   своего супруга, который обманул ее и которого она обманула в свою очередь, и   как она выиграла свое дело благодаря находчивости и силе характера.      

В   качестве ее защитника и защитника Маргарет он вызвал Морелла на поединок, и, когда   его противник отказался под предлогом различия в звании, по воле королевы   Изабеллы, которой Маргарет рассказала о тайных притязаниях Морелла, он был   неожиданно награжден высоким званием рыцаря испанского ордена Сант-Яго.      

Более   того: самое страстное его желание было удовлетворено – он получил возможность   встретиться в честном и равном бою со своим врагом, которого он справедливо ненавидел,   и биться с ним насмерть. Ему было также обещано, что через несколько дней Маргарет   станет его женой, хотя могло случиться, что она будет носить это имя не больше   часа. До тех пор им обещали безопасность и защиту от предательства и происков   Морелла. Им было также обещано, что в любом случае им нигде и никогда не будет   больше предъявлено никаких обвинений.      

И, наконец,   когда уже все, казалось, кончилось благополучно, не считая предстоящего   поединка, о котором он, привыкший к подобным вещам, меньше всего думал, когда в   конце концов его чаша, очищенная от грязи и песка, наполнилась красным вином   битвы и любви, когда она была уже почти у его уст, судьба подменила ее и   наполнила отравой и желчью. Кастелл, отец его невесты, человек, которого он   любил, был брошен в подвалы инквизиции, откуда – Питер хорошо это знал – он мог   выйти только в желтом балахоне, «переданным в руки светской власти», чтобы   погибнуть медленной и мучительной смертью на костре в Квемадеро, где сжигали   еретиков.      

Что   принесет ему победа над Морелла, если даже небеса дадут ему силу, чтобы сокрушить   своего врага? Что это будет за свадьба, которая окажется скрепленной и освященной   смертью отца невесты на мучительном костре инквизиции? Разве смогут они   когда-нибудь забыть запах дыма этого костра? Кастелл – храбрый человек, и   никакие мучения не заставят его отречься от своей веры. Сомнительно даже,   станет ли он под пытками отрицать ее, он, который был крещен своим отцом из   соображений безопасности и продолжал поддерживать этот обман ради своего дела и   ради того, чтобы иметь жену-христианку. Нет, Кастелл был обречен, и Питер мог   спасти его от инквизиции и короля не больше, чем голубь может защитить свое   гнездо от голодных ястребов.      

О, эта   последняя сцена! Никогда в жизни Питер не забудет ее! Огромный зал с разрисованными   арками и мраморными колоннами; лучи полуденного солнца, падающие сквозь окна и,   подобно крови, льющиеся на черные одежды монахов; душераздирающий крик Маргарет   и ее помертвевшее лицо, когда отца оторвали от нее и она в обмороке упала на   украшенную драгоценностями грудь Бетти; жестокая усмешка на губах Морелла;   страшная улыбка короля; жалость в глазах королевы; взволнованный шепот толпы;   быстрые, короткие реплики адвокатов; скрип пера писца, безразличного ко всему,   за исключением своей работы, когда он записывал решения; и над всем этим –   прямой, вызывающий, неподвижный Кастелл, окруженный служителями смерти,   удаляющийся в темноту галереи, уходящий в могильный мрак.      

 ГЛАВА XXIII. ОТЕЦ   ЭНРИКЕ И ПЕЧЬ БУЛОЧНИКА      

       

Прошла   неделя. Маргарет жила во дворце, Питер дважды был у нее и нашел ее в полном   отчаянии. Даже то, что они должны быть обвенчаны в следующую субботу, –   день, на который назначен был также поединок между Питером и Морелла, не   доставлял ей ни радости, ни утешения. Ведь на следующий день, на воскресенье, в   Севилье был назначен «акт веры» – аутодафе, на котором еретики – евреи, мавры и   люди, занимавшиеся богохульством, – должны ответить за свои преступления:   одни будут сожжены на костре в Квемадеро, другие – публично признаются в своих   вопиющих грехах перед тем, как их заточат на пожизненное одиночное заключение,   а кое-кого задушат, прежде чем их тела будут преданы огню. Было известно, что   Джону Кастеллу предназначена главная роль в этой церемонии.      

Маргарет   на коленях, в слезах умоляла королеву о милосердии. Но слезы действовали на   сердце королевы не больше, чем вода, капающая на бриллиант. Мягкая в других   вопросах, в делах, касающихся религии, она становилась хитрой, как лиса, и   жестокой, как тигр. Она была даже возмущена поведением Маргарет. Разве мало для   нее было сделано? – спросила королева. Разве она не дала своего   королевского слова не предпринимать никаких шагов, чтобы лишить обвиняемого   собственности, которая есть у него в Испании, если он будет признан виновным;   разве она не обещала, что никакие наказания, которые по закону и обычаю падают   на детей этих людей, преданных позору, не коснутся Маргарет? Разве Маргарет не   будет обвенчана со своим возлюбленным и, если он останется в живых после поединка,   ей не дадут возможность с почетом уехать вместе с ним и даже не заставят   смотреть, как ее отец искупит свои преступления? Ведь как хорошая христианка   она должна радоваться, что он получил возможность примирить свою душу с богом и   его судьба станет уроком для других приверженцев его религии. Может быть, она   тоже еретичка?      

Королева   неистовствовала до тех пор, пока Маргарет, совершенно измученная, не ушла от   нее, задавая себе вопрос, может ли быть справедливой религия, которая требует   от детей, чтобы они доносили на своих родителей и обрекали их на муки. Где об   этом сказано у спасителя или его апостолов? А если об этом не сказано там, то   кто это придумал?      

– Спаси   его! Спаси его! – в отчаянии рыдала Маргарет перед Питером. – Спаси   его или, клянусь тебе, как бы я ни любила тебя и сколько бы ни считалось, что   мы обвенчаны, ты никогда не будешь моим мужем.      

– Это   несправедливо, – мрачно покачал головой Питер, – ведь не я передал   его в руки этих дьяволов. Скорее всего, это кончится тем, что я разделю его   участь. И все-таки я попытаюсь сделать все, что в человеческих силах.      

– Нет,   нет! – закричала она в отчаянии. – Не делай ничего, что может навлечь   на тебя опасность!      

Но Питер   вышел, не ожидая ее ответа. Ночью Питер сидел в потайной комнатке одной из   булочных Севильи. Кроме него, там было несколько человек – отец Энрике, ныне   секретарь святейшей инквизиции, одетый как мирянин, Инесса, Бернальдес и старый   еврей Израэль из Гранады.      

– Я   привела его сюда, – сказала Инесса, указывая на отца Энрике. – Не   важно, как мне удалось это сделать. Но поверьте, это было довольно рискованно и   неприятно. А какая от этого польза?      

– Никакой   пользы, – нагло заявил отец Энрике, – кроме той, что я положил в   карман десять золотых.      

– Тысяча   дублонов, если наш друг будет спасен целым и невредимым,      

– промолвил   Израэль. – О бог мой! Подумай об этом – тысяча дублонов!      

Глаза   секретаря инквизиции загорелись.      

– Они   бы мне весьма пригодились, – сказал он, – и ад еще лет десять   свободно может обойтись без одного грязного еврея, но я не знаю, как это   сделать. Я знаю другое: что вас всех ждет его участь. Это страшное преступление   – пытаться подкупить служителя святейшей инквизиции.      

Бернальдес   побледнел, Израэль стал кусать ногти, но Инесса похлопала священника по плечу.      

– Уж   не думаешь ли ты предать нас? – спросила она своим нежным голоском. –   Послушай меня, я коечто понимаю в ядах и клянусь тебе, если ты замыслишь   дурное, то не пройдет и недели, как ты в судорогах отправишься на тот свет и   никто не узнает, откуда попал к тебе яд. Или я околдую тебя – ведь я недаром   прожила дюжину лет среди мавров, – у тебя распухнет голова, иссохнет тело   и ты станешь богохульствовать, не понимая, что говоришь, пока тебя с позором не   поджарят на костре.      

– Околдуешь   меня? – отозвался отец Энрике с дрожью. – Ты уже сделала это, иначе я   не был бы здесь.      

– Тогда,   если ты не хочешь очутиться на том свете раньше срока, – продолжала Инесса,   похлопывая его нежно по плечу, – думай, думай, ищи выход, верный слуга   святейшей инквизиции.      

– Тысяча   золотых дублонов! Тысяча дублонов! – прокаркал старый Израэль. – Но   если ты не сумеешь ничего сделать, то рано или поздно, теперь или через   месяц, – смерть, смерть медленная и жестокая.      

Теперь   отец Энрике совсем перепугался.      

– Вам   нечего бояться меня, – хрипло произнес он.      

– Я   рада, что ты наконец нас понял, друг мой, – прозвучал мягкий, насмешливый   голос Инессы, которая, подобно злому духу, все время стояла позади монаха. Она   опять нежно похлопала его по плечу, на этот раз обнаженным лезвием   кинжала. – А теперь быстро выкладывай свой план. Становится поздно, и всем   святым людям пора уже спать.      

– У   меня нет никакого плана. Придумай сама! – сердито ответил священник.      

– Хорошо,   друг мой, очень хорошо. Тогда я попрощаюсь с тобой, потому что вряд ли мы   встретимся в этом мире.      

– Куда   ты идешь? – с беспокойством спросил он.      

– Во   дворец, к Морелла и к одному его другу и родственнику. Выслушай, что я тебе   скажу. Я могу заслужить прощение за мое участие в свадьбе, если я смогу   доказать, что некий подлый священник знал, что совершает обман. Ну, а я могу   доказать это – ты, надеюсь, помнишь, что дал мне расписку, – а если я   сделаю это, что произойдет со священником, который вызвал ненависть испанского   гранда и его знатного родственника?      

– Я   служитель святейшей инквизиции, никто не посмеет тронуть меня!      

– выкрикнул   отец Энрике.      

– Я   думаю, что найдутся люди, которые пойдут на риск. Король, например.      

Отец   Энрике бессильно откинулся на спинку стула. Теперь он догадался, кого подразумевала   Инесса, говоря о знатном родственнике Морелла, и понял, что попал в ловушку.      

– В   воскресенье утром, – заговорил он глухим шепотом, – процессия   направляется по улицам к театру, где будет прочитана проповедь тем, кто должен   будет идти в Квемадеро. Около восьми часов процессия ненадолго вступит на   набережную, где будет мало зрителей и потому дорога там не охраняется. Если   дюжина смелых молодцов, переодетых крестьянами, будет ждать там с лодкой   наготове, то, может быть, они сумеют… – И отец Энрике замолк.      

Тут в   первый раз заговорил Питер, который до тех пор сидел молча, наблюдая за этой   сценой.      

– В   таком случае, преподобный отец, как эти смелые парни сумеют узнать жертву, которую   они ищут?      

– Еретик   Джон Кастел, – ответил священник, – будет сидеть на осле, одетый в   замарру[19]   из овчины, с нарисованными на ней чертями и подобием пылающей головы. Все это   очень хорошо нарисовано, я умею рисовать и сам делал это. Кроме того, у него у   одного будет на шее веревка, по которой его можно будет узнать.      

– Почему   он будет сидеть на осле? – с яростью спросил Питер. – Потому, что вы   пытали его так, что он не может ходить?      

– Нет,   нет! – возразил доминиканец, съежившись под этим яростным взглядом. –   Его ни разу не допрашивали, ни одного поворота манкуэдры, клянусь вам, сэр   рыцарь! Зачем это – ведь он открыто признал себя презренным евреем!      

– Будь   осторожнее в выражениях, друг мой, – прервала его Инесса, фамильярно похлопывая   его по плечу: – здесь есть люди, которые придерживаются другого мнения, чем вы   в вашем святом доме, но которые умеют применять манкуэдру и могут устроить   неплохую дыбу при помощи доски и одного или двух воротов, какие есть в соседней   комнате. Воспитывайте в себе учтивость, высокоученый священник, иначе, прежде   чем покинуть это место, вы станете длиннее на целый локоть.      

– Говори   дальше, – приказал ему Питер.      

– Кроме   того, – продолжал дрожащим голосом отец Энрике, – был приказ не   пытать его. Инквизиторы полагали – это было, конечно, неправильно с их   стороны, – что у него есть соучастники, чьи имена он выдаст, но в приказе   было сказано, что так как он долго жил в Англии и только недавно прибыл в   Испанию, то у него не может быть сообщников. Так что он цел и невредим. Я   слышал, что никогда ни один нераскаявшийся еврей не шел на костер в таком отличном   состоянии, как бы богат и уважаем он ни был.      

– Тем   лучше для тебя, если ты не врешь, – заметил Питер, – Продолжай.      

– Больше   нечего рассказывать. Могу еще добавить, что я буду идти рядом с ним вместе с   двумя стражами, и, конечно, если его вырвут у нас и под руками не окажется   лодки для преследования, мы ничего не сможем сделать. Ведь мы, священники, люди   мирные и можем даже разбежаться при виде грубого насилия.      

– Я   советую вам бежать быстро и как можно дальше, – проронил Питер. –   Однако, Инесса, где гарантия, что ваш друг нас не обманет? Ведь он может   провести кого угодно.      

– Тысяча   дублонов, тысяча дублонов, – пробормотал старик Израэль подобно сонному   попугаю.      

– Он,   может быть, надеется выжать еще больше из наших трупов, старик. Что вы скажете,   Инесса? Вы лучше разбираетесь в этой игре. Как мы можем заставить его сдержать   слово?      

– Я   думаю, смертью, – сказал Бернальдес, понимая, какой опасности он   подвергается как компаньон и родственник Кастелла и номинальный владелец судна   «Маргарет», на котором тот должен был бежать. – Мы знаем все, что он может   рассказать, и, если мы отпустим его, он рано или поздно предаст нас. Убейте   его, чтобы он не смог мешать нам, и сожгите его труп в печи.      

Тут отец   Энрике упал на колени и со слезами и стонами начал умолять о милосердии.      

– Чего   ты так хнычешь? – спросила Инесса, глядя на него задумчивым   взглядом. – Ведь твоя смерть будет гораздо легче, чем та, на которую ваши   праведники обрекают многих гораздо более честных мужчин… женщин. Что касается   меня, то я думаю, что сеньор Бернальдес дал правильный совет. Лучше умереть   одному, чем всем нам. Ведь ты понимаешь, что мы не можем довериться тебе. Есть   ли у кого-нибудь веревка?      

Отец   Энрике пополз к ней на коленях и начал целовать подол ее платья, умоляя во имя   всех святых пожалеть его. Ведь он попал в эту ловушку из-за любви к ней.      

– К   деньгам, ты хочешь сказать, гадина, – поправила Инесса, отталкивая его   туфлей. – Я вынуждена была слушать твои любовные бредни, когда мы ехали   вместе, и еще раньше, но здесь мне это ни к чему. И если ты заговоришь опять о   любви, ты живым отправишься в печь булочника. О, ты забыл об этом, но у меня к   тебе большой счет. Ты ведь был связан с инквизицией здесь, в Севилье, – не   так ли, – еще до того, как Морелла дал тебе за твое рвение приход в   Мотриле и сделал одним из своих капелланов. У меня была сестра… – Она   наклонилась и шепнула ему на ухо имя.      

Он издал   звук – это был скорее вопль.      

– Я   не имел никакого отношения к ее смерти! – запротестовал он. – Ее   предал в руки инквизиции кто-то другой, давший против нее ложные показания.      

– Да,   я знаю. Это был ты. Ты, мерзавец с душой змеи, ты был зол на нее, и ты дал ложные   показания. Ты добровольно, сам донес на Кастелла, заявив, что в твоем доме в   Мотриле он прошел мимо распятия, не поклонившись. Это ты уговаривал учинить ему   допрос, уверяя их, что он богат и у него достаточно богатые друзья, чтобы и из   них выжать немало денег. Ты ведь рассчитывал получить свою долю, не так ли? Я   неплохо осведомлена. Даже то, что происходит в темницах святейшей инквизиции,   доходит до ушей Инессы. Ну что ж, ты все еще считаешь, что печь булочника   слишком горяча для тебя?      

Теперь   отец Энрике от ужаса вообще лишился языка. Он лежал на полу, глядя на эту   безжалостную женщину с нежным голосом. Она обманула его и превратила в свое   орудие, она завлекла его сюда сегодня, она ненавидит его, и ненавидит по   заслугам.      

– Пожалуй,   лучше будет не марать нам руки, – сказал Питер. – Душить крыс – маленькое   удовольствие, а его могли выследить. Пет ли какого-нибудь другого пути, Инесса?      

Она   подумала немного, затем ткнула отца Энрике ногой:      

– Вставай,   святой секретарь святейшей инквизиции, и садись писать. Это будет нетрудно для   тебя. Вот здесь есть перья и бумага. А я буду диктовать:      

«Обожаемая   Инесса!      

Твое   долгожданное письмо благополучно дошло до меня в этом проклятом святом доме,   где мы избавляем еретиков от их грехов для пользы их душ и от их богатств – для   нашей собственной пользы…»      

– Я   не могу писать это, – простонал отец Энрике, – это страшная ересь.      

– Нет,   это только правда, – возразила Инесса.      

– Ересь   и правда – это часто одно и то же. Они сожгут меня за это.      

– Это   как раз то, что утверждают многие еретики. Они умирают за то, что считают   правдой, почему бы и тебе этого не сделать? Слушай, – еще более сурово   сказала она, – что ты предпочитаешь: быть сожженным на костре в Квемадеро,   а это случится не раньше, чем ты предашь нас, или сгореть более скромно – в   печи булочника в ближайшие полчаса? Продолжай свое письмо, ученый грамотей!   Написал то, что я сказала? А теперь пиши:      

Я понял   все, что ты мне говорила о суде в Алькасаре в присутствии их величеств. Я   надеюсь, что англичанка выиграла свое дело. Это была прелестная шутка, которую   я сыграл с благородным маркизом в Гранаде. Такой ловкой шутки не бывало даже у   нас здесь, в инквизиции. Ну что ж, у меня к маркизу был большой счет, и он   заплатил мне сполна. Мне бы хотелось видеть выражение его лица, когда он узнал   в своей новобрачной служанку и понял, что хозяйка бежала с другим. Племянник   короля, мечтающий сам стать королем, женился на английской служанке! Хорошо,   очень хорошо, дорогая Инесса. Что касается этого еврея, Джона Кастелла, я   думаю, что все можно устроить, если есть деньги, потому что, ты знаешь, даром я   ничего не делаю. Таким образом…      

И дальше   Инесса с удивительной ясностью продиктовала его предложение, как спасти   Кастелла, с которым читатель уже знаком, и закончила письмо так:      

Эти   инквизиторы – жестокие звери, хотя они еще больше любят деньги, чем кровь; все   их разговоры о борьбе за чистоту веры – все равно что ветер в горах: они   столько же думают о вере, сколько горы о ветре. Они хотели пытать этого   беднягу, думая, что из него посыпаются мараведи, но я намекнул там, где надо, и   их фокус не удался. Дорогая, я должен кончать, время идти по делам, но я   надеюсь увидеть тебя, как мы условились, и мы проведем веселый вечерок. Мой   привет новобрачному маркизу, если ты его встретишь.      

Твой   Энрике.      

Р.S. Моя   служба вряд ли будет такой выгодной, как я надеялся, так что я очень рад заработать   что-нибудь на стороне, чтобы купить тебе подарок, от которого заблестят твои   прелестные глазки.      

– Вот   так, – тихо сказала Инесса. – Я думаю, что этого достаточно, чтобы   тебя сожгли три или четыре раза. Дай-ка мне прочитать: хочу проверить, все ли   здесь правильно написано и подписано, а то в подобном деле очень многое зависит   от почерка. Ну, так будет хорошо. Теперь ты понимаешь, что, если не выполнишь   обещания, другими словами, если Джон Кастелл не будет спасен или если   кому-нибудь станет известно о нашем маленьком заговоре, это письмо немедленно   попадет куда следует и некий секретарь инквизиции пожалеет, что он вообще   родился на свет. Ты будешь умирать, – прибавила она свистящим   шепотом, – медленно, как умирала моя сестра.      

– Тысяча   дублонов, если дело удастся и ты будешь жив, чтобы потребовать их, – проговорил   Израэль. – Я не откажусь от своего слова. Смерть, позор и пытки или тысяча   дублонов. Теперь ему известны наши условия. Завяжите ему глаза, сеньор   Бернальдес и уведите его отсюда, а то он отравляет здесь воздух. Но прежде,   Инесса, пойди и спрячь письмо. Ты знаешь где.      

Той же   ночью две фигуры, закутанные в плащи, плыли в маленькой лодке по направлению к   «Маргарет». Это были Питер и Бернальдес. Привязав лодку, они поднялись на борт   корабля и прошли в каюту. Здесь их ожидал капитан Смит. Честный моряк был так   рад увидеть Питера, что крепко сжал его в своих объятиях. Они ведь не виделись   после той отчаянной попытки взять на абордаж «Сан Антонио».      

– Судно   готово к выходу в море? – спросил Питер.      

– Оно   никогда не было более готово, – ответил капитан. – Когда я получу   приказ поднимать паруса?      

– Когда   хозяин судна будет на борту, – сказал Питер.      

– Тогда   мы сгнием здесь. Его ведь схватила инквизиция. Что вы задумали, Питер Брум? Что   вы задумали? Есть какой-нибудь шанс?      

– Да,   капитан, я надеюсь, если здесь найдется дюжина крепких английских парней.      

– Найдется,   и даже больше. Но каков ваш план?      

Питер   рассказал ему все.      

– Не   так плохо, – произнес Смит, стукнув тяжелым кулаком себя по колену, –   но рискованно, очень рискованно. Эта Инесса, должно быть, хорошая девушка. Я не   прочь был бы жениться на ней, несмотря на ее прошлое.      

Питер   рассмеялся, представив себе, какую странную пару они составили бы.      

– Выслушайте   до конца, – попросил он. – В эту субботу госпожа Маргарет и я будем   обвенчаны, затем перед заходом солнца я встречусь с маркизом Морелла на большой   арене, где происходит обычно бой быков. Вы с пятью – шестью матросами будете   при этом присутствовать. Я могу победить, могу и погибнуть…      

– Никогда!   Никогда! – воскликнул капитан. – Я не поставлю и пары старых башмаков   за этого великолепного испанца. Вы разделаете его, как треску.      

– Бог   знает! – отозвался Питер, – Если я одержу победу, я и моя жена   простимся с их величествами и направимся к набережной, где нас должна ожидать   лодка, и вы переправите нас на борт «Маргарет». Если же я погибну, вы заберете   мое тело и перевезете его таким же образом на борт «Маргарет». Я хочу, чтобы   меня забальзамировали в вине, отвезли в Англию и там похоронили. В любом случае   вы уйдете на корабле вниз по течению, за излучину реки, чтобы думали, что вы   уплыли совсем. Вместе с приливом в темноте вы подниметесь обратно и станете   позади этих старых, брошенных судов. Если кто-нибудь спросит вас, почему вы   вернулись, скажете, что троих или четверых ваших людей не оказалось на борту и   вы вынуждены были вернуться за ними, или придумайте еще что-нибудь. Затем в том   случае, если я буду убит, вы с десятком ваших лучших матросов высадитесь на   берег. Место вам укажет вот этот джентльмен. Пусть все наденут испанскую   одежду, чтобы не привлекать внимания, и пусть будут хорошо вооружены. Вы должны   походить на зевак с какого-нибудь корабля, высадившихся на берег посмотреть на   представление. Я уже объяснил вам, каким образом вы узнаете Кастелла. Как   только увидите его, бросайтесь к нему, рубите каждого, кто попробует остановить   вас, тащите Кастелла в лодку и гребите изо всех сил к судну. На корабле должны   выбрать якоря и поднять паруса, как только увидят ваше приближение. Таков план,   и один бог знает, чем это кончится. Все зависит от удачи и от матросов. Войдете   вы в эту игру ради любви к хорошему человеку и ко всем нам? В случае успеха вы   все станете богатыми на всю жизнь.      

– Да, –   ответил капитан, – и вот вам моя рука. Мы вырвем его из этого ада, если   это только в человеческих силах. Это так же верно, как то, что меня зовут Смит.   И я сделаю это не ради денег. Мы так долго бездельничали здесь, дожидаясь вас и   нашу госпожу, что будем рады поразмяться. Во всяком случае, раньше чем это дело   будет кончено, там останется несколько мертвых испанцев. А если мы будем   побеждены, я оставлю помощника и достаточное количество людей, чтобы довести   судно до Тильбюри. Но мы победим, я не сомневаюсь в этом. Через неделю в этот   день мы будем плыть через Бискайский залив, и ни одного испанца не будет на   расстоянии трех сотен миль от нас, – вы, ваша жена и господин Кастелл. Раз   я говорю так, значит, знаю.      

– Откуда   вы знаете? – с любопытством спросил Питер.      

– Потому   что мне приснилось все это вчера ночью. Я видел вас и госпожу Маргарет, сидящих   рядышком, как голубки, и обнимающих друг друга. А я в это время разговаривал с   хозяином. Солнце садилось, дул ветер с юго-юго-запада, и надвигалась буря.   Говорю вам, что я видел это во сне, а мне редко снятся сны.      

 ГЛАВА XXIV. СОКОЛ   НАПАДАЕТ      

       

Наступил   день свадьбы Маргарет и Питера. Питер выехал из ворот тюрьмы и остановился у   ворот дворца, как ему было приказано. Он был одет в белые доспехи, присланные   ему в подарок королевой в знак ее добрых пожеланий в предстоящем поединке с   Морелла. На шее у него висел на ленте рыцарский орден Сант-Яго, на щите был   изображен герб Питера – устремляющийся вниз сокол. Это изображение повторялось   и на белом плаще. Позади него ехал знатный дворянин, державший в руках его шлем   с перьями и копье. Сопровождал их эскорт королевской стражи.      

Ворота   дворца раскрылись, и из них на коне выехала Маргарет в великолепном белом с   серебром наряде. Вуаль была приподнята так, что было видно лицо. Ее   сопровождали дамы, все на белых лошадях, а рядом с Маргарет, почти затмевая ее   роскошью своей одежды, ехала вместе со своей свитой Бетти, маркиза Морелла, –   по крайней мере, пока.      

Хотя   Маргарет никогда нельзя было назвать иначе, как прекрасной, сегодня она выглядела   утомленной и бледной, когда приветствовала своего жениха у ворот дворца. В этом   не было ничего удивительного – ведь она знала, что через несколько часов его   жизнь будет поставлена на карту в смертельном поединке, а завтра отец ее будет   заживо сожжен в Квемадеро.      

Они   встретились, приветствовали друг друга; запели серебряные трубы, и сверкающая   процессия двинулась по узким улицам Севильи. Питер и Маргарет не обменялись и несколькими   словами – сердца их были слишком полны, они уже сказали друг другу все, что   можно было сказать, и теперь ждали исхода событий. Однако Бетти, которую многие   в толпе принимали за невесту, потому что она выглядела гораздо более   счастливой, чем они оба, не могла молчать. Она упрекнула Маргарет за то, что та   не радуется в такой день.      

– О,   Бетти, Бетти, – ответила Маргарет, – как я могу быть веселой, когда   на сердце у меня лежит тяжесть завтрашнего дня!      

– Пусть   она провалится, тяжесть завтрашнего дня! – воскликнула Бетти. – С   меня хватает тяжестей сегодняшнего дня, однако я не унываю. Никогда в жизни мы   не будем ехать так, как сейчас, когда все смотрят на нас и каждая женщина в   Севилье завидует нам и милости к нам королевы.      

– Я   думаю, что это на тебя они смотрят и тебе завидуют, – сказала Маргарет,   бросив взгляд на эту блистательную женщину, едущую рядом с ней.      

Она   понимала, что красота Бетти затмевает ее собственную, во всяком случае в глазах   уличной толпы, подобно тому как роза, сверкающая на солнце, затмевает лилию.      

– Может   быть, – улыбнулась Бетти. – Но если это так, то только потому, что я   легче смотрю на вещи и смеюсь даже тогда, когда мое сердце истекает кровью. В   конце концов, твое положение гораздо более прочное, чем мое. Если твой муж   должен сейчас сразиться насмерть, то же самое должен делать и мой муж, а, между   нами говоря, я больше уверена в победе Питера. Он ведь очень упорный боец и   удивительно сильный – слишком упорный и слишком сильный для любого испанца.      

– Да,   это так, – слабо улыбаясь, произнесла Маргарет. – Питер – твой   защитник, и, если он проиграет, на тебе навсегда останется печать служанки и   безродной женщины.      

– Служанкой   я была или, во всяком случае, чем-то вроде этого, – заметила Бетти задумчиво, –   а что касается моего происхождения, то это уж что есть. Зато я могу выдержать   там, где другие не выдержат. Так что это все меня не очень волнует. Меня   беспокоит другое: что, если мой защитник убьет моего мужа?      

– Ты   не хочешь, чтобы он был убит? – Маргарет посмотрела на Бетти.      

– Пожалуй,   нет, – ответила Бетти слегка дрогнувшим голосом и на мгновение отвернула   лицо. – Я знаю, что он мерзавец, но ты понимаешь, я всегда любила этого   мерзавца, так же как ты всегда ненавидела его. Поэтому я ничего не могу с собой   поделать, но я бы предпочла, чтобы он встречался с кем-нибудь другим, у кого   удар не так силен, как у Питера. Кроме того, если он погибнет, его наследники   обязательно начнут судиться со мной.      

– Во   всяком случае, твоего отца не собираются сжечь завтра, – сказала Маргарет,   чтобы переменить тему разговора, которая, по правде говоря, была не из   приятных.      

– Нет,   кузина. Если мой отец получил по заслугам, то его безусловно сожгли и он все   еще продолжает гореть – в чистилище, – но, видит бог, я никогда не брошу   вязанку дров в его костер. Однако твоему отцу не грозит такая опасность, так   зачем терзаться по этому поводу?      

– Почему   ты так говоришь? – удивилась Маргарет, которая не посвящала Бетти в детали   заговора.      

– Я   не знаю, но я уверена, что Питер вызволит его из беды. Питер – это посох, на   который можно опереться, хотя и выглядит он таким черствым и молчаливым, –   в конце концов, это свойства посоха… Смотри, вон собор: разве он не красив? И   огромная толпа народа ожидает у дверей. Теперь надо улыбаться, кузина. Кланяйся   и улыбайся, как это делаю я.      

Они   подъехали к собору, и Питер, соскочив с коня, помог сойти своей невесте. Процессия   выстроилась в должном порядке, и они проследовали в собор, сопровождаемые церковными   служителями с жезлами.      

Маргарет   никогда раньше не была в этом соборе и никогда больше не видела его, но память   о нем осталась у нее на всю жизнь. Прохлада и полумрак после ослепительного   блеска солнца, семь огромных приделов храма, тянущихся без конца направо и   налево, мрачные своды, колонны, уходящие ввысь, подобно тому как большие   деревья в лесу стремятся к небу, торжественный полумрак, пронизанный лучами   света, льющимися из высоких окон, сверкающее золото алтаря, звуки пения,   гробницы – все это захватило ее, подавило и навсегда запечатлелось в ее памяти.      

Медленно   приблизились они к ступенькам огромного алтаря. Здесь стояли многочисленные   прихожане, и здесь же, направо, сидели на троне король и королева Испании, решившие   почтить эту свадьбу своим присутствием. Более того: когда подошла невеста, королева   Изабелла в знак особой милости встала и, наклонившись, поцеловала ее в щеку.   Пел хор, играла музыка. Это было превосходное зрелище – свадьба Маргарет,   устроенная в одном из самых знаменитых соборов Европы. Однако, глядя на   облаченных в сверкающие одеяния епископов и священников, созванных сюда для   того, чтобы оказать ей честь, на то, как они двигаются взад и вперед, совершая   таинственный обряд, Маргарет думала о другом обряде, столь же торжественном,   который состоится завтра на самой большой площади Севильи, где эти же самые   церковные служители будут приговаривать людей – возможно, среди них и ее отца –   на обручение с огнем.