1 2 3 4 5 
Он совсем не изменился с того дня, как мы последний раз виделись – в поезде, сражаясь с Костей Саушкиным. Только одет был не в неизменный костюм с галстуком, а вольно и куда более удобно: серые льняные брюки, белый тонкий свитер из хлопка, хорошие кожаные ботинки на толстой подошве… Весь он был лощеный, светский, европейский – и за счет этого в азиатской глуши казался не то добродушным колонизатором, отвлекшимся ненадолго от бремени белого человека, не то английским шпионом времен Киплинга и Большой Игры, в которую играли в этих местах Россия и Великобритания.
– Привет, Антон. – Эдгар слез с капота, развел руками. – Ну вот… помешал разговору.
Как ни странно, но он казался смущенным. Значит, обрушивать на наши головы тектоническое заклятие – это мы не смущаемся? А в глаза посмотреть стыдимся?
– Что ты натворил, Эдгар? – спросил я.
– Так получилось. – Он вздохнул. – Антон, даже не стану оправдываться! Мне крайне неудобно.
– В Эдинбурге тебе тоже было неудобно? – спросил я. – Когда резали горло дозорным? Когда нанимали бандитов?
– Очень неудобно, – кивнул Эдгар. – Тем более что все оказалось зря, на седьмой слой мы не пробились.
Афанди-Рустам захохотал, похлопывая себя руками по бокам. Что в этом было от Рустама, а что от Афанди – не знаю.
– Ему неудобно! – произнес Рустам. – Им всегда неудобно и всегда зря!
Эдгар, явно смущенный такой реакцией Рустама, ждал, пока маг посмеется вволю. А я быстро оглядывал Инквизитора (впрочем, наверное, стоит говорить «бывшего Инквизитора»?) сквозь Сумрак.
Да, он был увешан амулетами, как новогодняя елка – игрушками. Но помимо амулетов было еще кое-что. Чары. Соединение простейших природных компонентов, которые не надо долго и трудно насыщать волшебством, которые обретают свои магические свойства от легких, почти незаметных касаний Силы. Так селитра, уголь и сера, почти безобидные сами по себе, становятся порохом, вспыхивающим от малейшей искры.
Эдгар не зря был одет в сплошной хлопок, лен и кожу. Натуральные материалы имеют сродство к магии. Нейлоновую куртку не зачаруешь.
И вот эти чары, превращающие его легкую одежду в магическую броню, меня смущали. Чары – орудие волшебниц и ведьм. Маги редко их используют. Представить себе Эдгара, тщательно пропитывающего штаны травяными отварами, я никак не мог.
Что же, это работает другой член их преступной команды? Светлая целительница? Да, целительницы умеют обращаться с чарами, по Светлане прекрасно знаю.
– Эдгар, ты же понимаешь, что я обязан тебя задержать, – сказал я.
– А если не получится? – Эдгар не ждал ответа. Он пристально смотрел на Рустама, и пальцы его левой руки шевелились, сплетая заклинание. Я понял какое – и замешкался ровно на мгновение, решая, предупреждать Рустама или нет. Как ни странно, но и в моих интересах было, чтобы Эдгар добился успеха…
– Рустам, он качает Исповедь! – крикнул я.
Все-таки он был Светлым, этот древний маг со съехавшей крышей…
Эдгар мгновенно ударил заклинанием, одновременно выкрикнув:
– Как я могу взять Венец Всего?
Ну вот. Не пригодились четыре моих браслета, принуждающие к откровенности!
Все мы молчали, глядя на Рустама. А тот медленно потер грудь, куда пришелся удар заклинания. Поднял голову, посмотрел на Эдгара холодными голубыми глазами. И сказал:
– Руками.
Алишер захохотал. Ну вот, попался Эдгар на двусмысленности формулировок. Даже под мощным заклинанием Рустам исхитрился и дал ответ абсолютно точный и совершенно бесполезный – как математик из анекдота.
А потом Рустам, едва шевельнув губами, ударил в ответ. Причем ударил чем-то совершенно незнакомым. Никаких красочных эффектов – только Эдгара зашатало из стороны в сторону, а на щеках его вспухли красные отпечатки невидимой ладони.
– Никогда больше не пытайся на меня давить, – наставительно произнес Рустам, когда сеанс пощечин закончился. – Понял, Инквизитор?
Прежде чем Эдгар решился хоть что-то ответить, я, успев несказанно обрадоваться, что не применил свой боекомплект против Рустама, вскинул руку и выпалил в Эдгара все четыре подвязанных к браслетам заклинания для развязывания языка. Амулеты на теле Инквизитора полыхнули, но поглотить всю мощь удара не успели.
– Что за вампир был с тобой в Эдинбурге? – закричал я.
Лицо Эдгара исказилось – он мучительно пытался сдержать рвущиеся с языка слова. И не смог.
– Саушкин! – крикнул Эдгар.
Рустам захохотал снова. Сказал на выдохе:
– Пока!
И Афанди снова стал самим собой. Будто слегка сдули резиновую куклу – уменьшился рост, сузились плечи, проступили морщины на лице, потускнели глаза, выпала и разлетелась пучком волос бородка.
Мы с Эдгаром с ненавистью смотрели друг на друга.
А потом, не тратя время на сбор Силы или произнесение заклинаний, Эдгар нанес удар. Огненный дождь пролился с неба, вскипая на наших с Алишером Щитах. Вокруг растерянного, еще не пришедшего в себя Афанди огня не было вовсе – видимо, так сработало защитное кольцо.
Следующая минута состояла сплошь из атак и контратак. Алишер благоразумно уступил мне ведение боя, отступил на шаг – и подпитывал Силой наши Щиты, лишь временами позволяя себе короткий выпад атакующей магией.
Гесер, похоже, привлек к нашему снаряжению лучших предсказателей Дозора – или постарался сам. После огня был лед. В воздухе запела метель, крошечные снежинки с острыми как бритва краями пробовали на прочность наши Щиты и беспомощно таяли, приближаясь к Афанди. Ледяная буря еще не успела стихнуть, как Эдгар нанес Поцелуй Ехидны – камни под ногами покрылись каплями кислоты. Афанди опять оказался защищен. Краем глаза я заметил, что старик тоже не бездельничает, а плетет какое-то слабое, но очень хитрое и необычное заклинание. Вряд ли его ждал успех, но он хотя бы был занят и не путался под ногами.
Четвертым заклинанием, которое применил Эдгар, оказался вакуумный удар. Я уже ничего иного и не ожидал – и когда давление вокруг стало стремительно падать, невозмутимо продолжил долбить Эдгара попеременно Опиумом и Танатосом. Из-за моей спины Алишер бил из жезлов огненными шарами и сгустками переохлажденной воды. Комбинация из файерболов и взрывающихся ледяной шрапнелью тягучих синих капель действовала превосходно – я видел, как попавшие в контраст защитные амулеты Инквизитора теряли силу.
И все же дело было не только в амулетах. Эдгар, маг первой категории, держался против нас двоих и ухитрялся атаковать в ответ! То ли он был накачан Силой сверх всякой меры… то ли уже превзошел первый уровень Силы. Времени на то, чтобы досконально проверить его ауру, у меня не было.
Неудача с вакуумом, похоже, подкосила пыл Эдгара. Заклинание было столь редкое, что наша к нему готовность смутила Инквизитора. Он начал медленно пятиться, обходя обугленную, дымящуюся от кислоты и покрытую инеем «тойоту». Зацепился за пробившую дверцу сосульку и едва не упал; удерживая равновесие, взмахнул руками и едва не пропустил мой Опиум.
– Эдгар, сдавайся! – крикнул я. – Не заставляй тебя убивать!
Эти слова Инквизитора задели. Он помедлил секунду, потом сорвал с пояса странную подвеску – пучок серых перышек, связанных ниткой наподобие метелки. Подбросил в воздух.
Перья обратились стаей птиц, похожих на воробьев-переростков, но со сверкающими медным отливом клювами. Их было два или три десятка – и они метнулись ко мне, маневрируя, будто сверхсовременные боеголовки, предмет гордости генералов ракетных войск.
Куриный бог на моей шее раскололся и слетел с цепочки. А стая медноклювых воробьев заметалась в воздухе. Приблизиться к Эдгару они тоже не решались, но и напасть на меня не могли – так и метались, пока Эдгар с ругательством не взмахнул рукой, заставляя их исчезнуть.
Афанди тоже метнул свое заклинание и, похоже, пробил защиту Эдгара. Впрочем, на маге это никак не сказалось. Он продолжал отступать, периодически атакуя ответно. А на груди его все сильней и сильней разгоралось сияние – скрытый под одеждой амулет активировался и готовился отработать. На миг я даже подумал, что Эдгар снарядил себя каким-то самоубийственным заклинанием, Шахидом или Гастелло, которое должно унести нас в могилу вслед за ним.
– Щиты сильнее! – приказал я, и Алишер выложился, накачивая Щиты и вокруг нас, и вокруг Афанди.
Но Эдгар явно не был склонен к самоубийственным жестам. Он еще раз коротко атаковал – и прижал руки к груди, к сиянию амулета. Вокруг него вспыхнули голубые линии портала – и маг резко шагнул вперед, исчезая.
– Сдрейфил, – констатировал Алишер. Присел на камни, тут же с ругательством вскочил – брюки на нем дымились. Поцелуй Ехидны все еще действовал.
Я стоял совершенно опустошенный. Рядом посмеивался Афанди.
– Чем ты… в него? – спросил я.
– Следующие семьдесят семь раз, когда он возляжет с женщиной, его будет ждать постыдная неудача! – торжественно объяснил Афанди. – И снять это заклятие не сможет никто.
– Очень остроумно, – сказал я. – Очень по-восточному.
Несколькими короткими заклинаниями я очистил землю под ногами от следов магии. Кислотные капли вздыбили камни пузырями, будто поднимающееся тесто.
Саушкин!
Все-таки Саушкин!

Эпилог

Гесер ответил не сразу. Честно говоря, он ответил на третьей минуте.
– Антон, ты не мог бы…
– Нет, не мог бы, – сказал я.
Надо мной медленно светлело небо. Гасли непривычно крупные южные звезды. Я отхлебнул еще «колы» из бутылки и добавил:
– За амулеты спасибо. Все в самую точку. Но теперь выдерни нас отсюда. Если припрется еще один психопат…
– Антон. – Голос Гесера стал мягче. – Что случилось?
– Имели жаркую беседу с Эдгаром.
Гесер помолчал и спросил:
– Он жив?
– Жив. Ушел порталом. Но вначале долго пытался нас прикончить.
– Наш друг Инквизитор сошел с ума?
– Возможно.
Гесер что-то замурлыкал в трубку, и я внезапно понял, что шеф размышляет – как получше использовать эту информацию в разговоре с Завулоном. Как посильнее унизить Темного рассказом про его бывшего подопечного.
– Гесер, мы очень устали.
– За вами прилетит вертолет, – сказал Гесер. – Провесить портал – это будет очень тяжело. Подождите чуть-чуть, я свяжусь с Ташкентом. Вы… у Рустама?
– Мы на плато, где вы били Темных Белым Маревом.
Мне не так часто удается смутить Гесера, чтобы позволить себе упустить такой момент.
– Вертолет будет скоро, – сказал Гесер, помедлив. – Ты говорил с Рустамом?
– Да.
– Он ответил?
– Ответил. Но не на все вопросы.
Гесер облегченно вздохнул:
– Хорошо, что хоть на что-то… Не пришлось его… э… уламывать?
– Нет. Все четыре браслета я разрядил в Эдгара.
– Да? – Гесер веселел с каждым моим словом. – И что удалось узнать?
– Имя вампира, вместе с которым орудует Эдгар.
– Ну? – помолчав секунду, сказал Гесер. – Кто?
– Саушкин.
– Этого не может быть! – рявкнул Гесер. – Чушь собачья!
– Значит, заклинания не сработали.
– Мои заклинания не могли не сработать. Это ты мог промазать, – чуть мягче произнес Гесер. – Антон, не надо… интеллигентских заморочек. Приедешь – я покажу тебе то, что не хотел показывать.
– Весь в предвкушении, – фыркнул я.
– Я говорю об останках Константина Саушкина. Они хранятся у нас, в Дозоре.
Настала моя пора замолчать. А Гесер сказал:
– Мне очень не хотелось тебя лишний раз расстраивать. Обугленные кости – не самое веселое зрелище… извини за случайный каламбур. Константин Саушкин мертв. В этом нет никаких сомнений. Даже Высший вампир не способен жить без черепа. Все. Расслабься. Ждите вертолет.
Я прервал связь. Посмотрел на Алишера – тот лежал неподалеку, жевал шоколад. Сказал:
– Гесер сказал, что останки Саушкина хранятся у нас.
– Да, – спокойно ответил Алишер. – Я видел. Череп, в который вплавлено стекло от скафандра. Мертв твой Саушкин.
– Ты не переживай, – подал голос Афанди. – Бывает так, под любым заклятием можно исхитриться, да и соврать.
– Не мог он соврать… – прошептал я, вспоминая лицо Эдгара. – Нет, не мог…
Поднеся телефон к глазам, я забрался в меню плеера. Включил случайное воспроизведение. Услышал женский голос под тихий перебор гитары и положил трубку рядом. Крошечный динамик старался изо всех сил.

Мы раньше вставали с восходом солнца
И жили тысячу лет.
А потом кто-то взял и выкрал
Огонь – мерцающий свет.
Тогда одни из нас стали молиться,
Другие – точить клыки,
Но все мы пили из Голубой Реки.
А время тогда потекло сквозь пальцы,
К зиме обмелела река.
И тот, кто жил здесь всегда, стал винить
Пришедших издалека.
У одних подрастали дочери,
У других сыновья,
Но все мы пили из одного ручья…
– Афанди! – позвал я. – А ты знаешь, мне про тебя дочка говорила. Еще в Москве.
– Да? – удивился Афанди. – Волшебница дочка?
– Волшебница, – признался я. – Только маленькая пока. Шесть лет всего. Спрашивала, подаришь ли ты ей бусы. Синенькие.
– Какая правильная дочка! – восхитился Афанди. – Шесть лет – а уже о бусах думает! И бирюзу правильно выбрала… держи!
Я уж не знаю, из какого кармана он извлек бусы, которые подал мне. Я с любопытством посмотрел на нитку небесно-синей бирюзы. Спросил:
– Афанди, они ведь магические?
– Совсем чуть-чуть. Нитку заколдовал, чтобы не порвалась никогда. А так – просто бусы. Красивые! Я для правнучки выбирал, старенькая она у меня, а все равно украшения любит. Ничего, другие куплю. А эти твоей дочке, пусть носит на здоровье.
– Спасибо, Афанди, – сказал я, пряча подарок.

Один поднимался все выше и выше,
Другой повредил крыло.
На одних полях наливались колосья,
На других ничего не росло.
Один умирал, настигнутый пулей,
Другой – стрелял из ружья,
Но все мы пили из одного ручья.
И отхлебнув – кто вина, кто зелья,
Кто отца поминая, кто – мать,
Один решает, что время строить,
Другой – что время взрывать,
Но каждую полночь Сидящий у Мельницы
Судеб решает их спор:
Он говорит, кому выходить в дозор[11].
Алишер кашлянул и негромко сказал:
– Возможно, это не мое дело, музыканты вообще люди странные! Но я считаю, что надо бы провести служебное расследование по поводу этой песни…

Часть третья
Общая судьба

Пролог

Преподаватель обвел стажеров внимательным взглядом. Он и сам был молод, недавно еще стоял на их месте, и сейчас ему отчаянно не хватало солидности. Во всяком случае, так он сам считал.
– Сейчас мы с вами проведем первое полевое занятие, – сказал преподаватель. Рука сама собой потянулась к переносице. Все время хотелось поправить очки. И зачем только он вылечил свою близорукость? Очки добавляли бы солидности! – Андрей, повтори задание.
Худенький мальчик-подросток сделал шаг вперед и ломающимся голосом произнес:
– Идем по улице. Разглядываем прохожих сквозь Сумрак. Сообщаем вам, если видим Темных или Светлых. Но основное внимание – на неинициированных Иных.
– Что делаем, если обнаруживаем неинициированного?
– Ничего, – твердо сказал мальчик. – Сообщаем вам, после чего действуем по обстановке. Инициировать Иного надо в подходящий момент времени, когда он будет наиболее склонен к Свету.
– Что делаем, если замечаем преступные действия Темных?
– Ничего, – с явным огорчением ответил мальчик. – Сообщаем вам, после чего связываемся с Дозором…
– Оставаясь на безопасном расстоянии, – добавил преподаватель. – А если мы обнаруживаем преступление, совершаемое людьми?
– Тоже ничего, – совсем уже мрачно сказал подросток. – Мы только и делаем, что смотрим!
Стажеры заулыбались. Кроме мальчика, в строю стояли двое взрослых мужчин и молодая девушка. По мнению преподавателя, всех их ожидал четвертый-пятый уровень. А вот мальчик, возможно, дорастет до второго или даже первого. Задатки боевого мага у него были превосходные.
– Спасибо, Андрей. Ты все правильно сформулировал. Мы смотрим. Мы только учимся. Ясно? В Сумрак не входить, заклинаний не создавать. Наша основная задача – искать потенциальных Иных. И не думайте, что это так просто. Иногда требуется изучать человека несколько минут, чтобы обнаружить потенциал Иного. Между прочим, Антона Городецкого обнаружили во время такого учебного занятия. Сам Гесер и обнаружил.
Выждав несколько секунд, преподаватель пошутил:
– Ну, я не Гесер, но собираюсь дорасти до Высшего.
Высший уровень ему совершенно не светил. Впрочем, ему и жить-то оставалось менее получаса. Но преподаватель этого не чувствовал. В ворохе линий вероятности, которые он мог бы просмотреть, была лишь одна-единственная, совсем незаметная ниточка, ведущая к смерти.
Но именно сейчас десятки случайностей складывались воедино, и тонкая нить наливалась кровью. К сожалению, преподавателю было не до того, чтобы каждый час изучать свою судьбу.
– Идем по Чистопрудному бульвару, – сказал он. – Ничего не делаем, только смотрим.
В километре от них, в самом центре, на Лубянке, автомобиль наглухо застрял в пробке. Водитель-кавказец развел руками, виновато глядя на пассажира. Тот молча сунул водителю несколько купюр и вылез из машины. Водитель спрятал деньги в карман. Посмотрел вслед пассажиру, поморщился. Неприятный какой-то. Вроде и заплатил хорошо, но… Кавказец посмотрел на маленькую иконку, приклеенную к приборной панели старых «жигулей», потом на медную бляшку с сурой из Корана. Мысленно поблагодарил и мусульманского, и христианского богов, что поездка вышла короткой. Не нравился ему этот пассажир!
Водитель был неинициированным Иным, но не знал об этом. Сегодня его судьба могла круто повернуться.
Но – не сложилось. Он свернул в переулок, почти сразу же его тормознула разбитная молодая деваха, они сговорились о цене и поехали на юго-запад.
Преподаватель остановился напротив кинотеатра «Ролан», закурил. Сказал, глядя на Андрея, которому больше всех симпатизировал:
– Читал «Денискины рассказы»?
– Угу, – буркнул мальчик. Он был начитанным, «книжным» мальчиком из хорошей семьи.
– Что мы можем сказать, вспоминая рассказ «Шляпа гроссмейстера»?
– Что маленький Денис Кораблев жил в очень престижном районе, – ответил мальчик.
Девушка-стажер прыснула. Она не читала «Денискины рассказы», когда-то давно видела и благополучно забыла телефильм, но иронию поняла.
– А еще что? – спросил преподаватель с улыбкой. Он никогда не курил на ходу, поскольку вычитал в модном журнале, что это несолидно. Сейчас каждая затяжка приближала его к смерти – но никотин тут был совсем ни при чем.
Мальчик задумался. Ему нравилась девушка-маг и нравилось полуосознанное понимание того, что он умнее.
– Еще мы можем сказать, что гроссмейстеры – люди очень невнимательные. У него шляпу ветром унесло, а он не заметил.
– Допустим, – согласился преподаватель. – Но для нас, Иных, основная мораль этого рассказа – не надо вмешиваться в мелкие человеческие проблемы. Скорее всего вы будете неправильно поняты либо даже станете объектом агрессии.
– Но ведь Дениска помирился с гроссмейстером. Когда предложил ему сыграть в шахматы.
– А это еще одна мудрая мысль! – подхватил преподаватель. – Чтобы наладить отношения с человеком, не надо никакой магии. И даже не надо стараться оказать ему какую-то помощь. Главное – разделить с человеком его увлечения!
Преподавателя внимательно слушали. Он любил взять за пример какую-нибудь сказку или детскую книжку и вывести на ее основе массу занимательных аналогий. Это всегда развлекало учащихся.
В полукилометре от них бывший пассажир, идущий пешком по Мясницкой, остановился у газетного киоска. Поискал в кармане мелочь, купил «Комсомолку».
Преподаватель поискал глазами урну. Далеко. Он хотел было отправить окурок в пруд, на радость лебедям, но поймал взгляд Андрея и передумал. Ну что ж это такое, три года как Светлый Иной, а мелкие гадкие человеческие привычки не проходят… Преподаватель бодро пошел к урне, отправил туда окурок, вернулся к стажерам.
– Двигаемся дальше. И смотрим, смотрим, смотрим!
Теперь его смерть стала почти неизбежной.
Немолодой мужчина с газетой в руках дошагал до станции метро «Чистые пруды». Заколебался, спускаться ли вниз. С одной стороны, он спешил. С другой… день был слишком хорош. Чистое небо, теплый ветерок… граница лета и осени, сезон романтиков и поэтов.
Мужчина неторопливо дошел до пруда, сел на скамеечку, открыл газету. Достал из кармана пиджака маленькую фляжку, глотнул. Проходящий мимо бомж с полным пакетом пустых бутылок вытаращился на мужчину, медленно облизывающего губы после глотка. Просипел, ни на что не рассчитывая, но не в силах избавиться от привычки клянчить все, что только можно:
– Не угостишь, браток?
– Тебе не понравится, – спокойно ответил мужчина. Без всякой злости или раздражения. Просто проинформировал.
Бомж заковылял дальше. Еще три пустые бутылки – и можно будет купить одну полную. «Девяточку», крепенькую, сладенькую, вкусненькую «девяточку»… пропади они все пропадом, буржуи, газеты читают, а люди тут с похмелья мучаются…
Именно в этот день цирроз печени у бомжа перейдет в рак. Жить ему оставалось меньше трех месяцев. Но к происходящему на бульваре это не имело никакого отношения.
– Человек с пакетом, обычный человек, – сказала девушка-стажер. – Андрюшка, ты у нас самый глазастый, видишь кого?
– Бомжа вижу… У метро Светлый Иной! – Мальчишка встрепенулся. – Вадим Дмитрич! Светлый Иной у метро! Маг!
– Вижу, – похвалил его преподаватель. – Инициирован лет десять назад. Маг. Пятый уровень. В Дозоре не работает.
Стажеры с восхищением посмотрели на преподавателя. Потом Андрей снова закрутил головой. И радостно выпалил:
– О! На скамейке! Темный Иной, нежить! Вампир! Высший вампир! Незарегистрирован…
Мальчик начал понижать голос уже на слове «нежить». «Незарегистрирован» он произнес шепотом.
Но вампир услышал. Сложил газету, встал. Посмотрел на мальчика, покачал головой.
– Уходите. – Преподаватель дернул Андрея за руку, оттаскивая себе за спину. – Уходите все, быстро!
Вампир шел к нему – широким шагом, протягивая правую руку, будто собирался здороваться.
Один из мужчин-стажеров достал телефон, нажал кнопку экстренного вызова. Вампир зарычал и ускорил шаг.
– Стой! Ночной Дозор! – Вадим Дмитриевич поднял руки, создавая Щит Мага. – Остановитесь, вы задержаны!
Силуэт вампира смазался будто от быстрого движения. Девушка-стажер закричала, пытаясь создать свой Щит, у нее никак не получалось. Преподаватель повернулся, глядя на нее, – и в этот миг что-то ударило его в грудь, сжалось колючим и жарким – и вырвало сердце. Бесполезный Щит гас, рассеиваясь в пространстве. Преподаватель покачивался, все еще не падая и беспомощно смотря на кровавый бьющийся ком, лежащий у него под ногами. Потом начал нагибаться, будто пытаясь схватить свое сердце и запихнуть обратно в распоротую грудь. Мир вокруг него потемнел, асфальт прыгнул навстречу – и он упал, вцепившись в свое сердце. Его преподавательская карьера вышла не слишком долгой.
Девушка взвизгнула, когда удар обрушился на нее, отшвырнул между деревьями к самой проезжей части. Она лежала поперек бордюра, визжала, глядя на приближающуюся машину цвета грязного асфальта.
Машина успела затормозить.
Девушка взвизгнула еще раз, попыталась подняться и только тогда ощутила страшную боль в пояснице. Она потеряла сознание.
Андрея вскинуло вверх, приподняло в воздух: будто кто-то хотел всмотреться ему в глаза или впиться в горло. Чей-то голос шепнул:
– И зачем ты меня увидел, отличник?
Мальчишка закричал, забился в невидимых руках.
Почувствовал, как на джинсах расплывается постыдное мокрое пятно.
– Тебя учили снимать ауру? – спросила пустота. – Учти, я почувствую ложь.
– Нет! – закричал Андрей, извиваясь. Хватка невидимого вампира чуть ослабла.
И в этот момент перед его глазами сверкнуло. Один из мужчин-стажеров собрал-таки достаточно Силы для боевого заклинания. Ну разумеется, не только пацанам было интересно заглядывать в следующие разделы учебника…
Андрея рвануло, мир закрутился вокруг – и он бухнулся в воду почти посредине пруда, распугивая толстых ленивых лебедей и наглых пронырливых уток. Уже оттуда, барахтаясь в воде, он увидел, как выстреливший Шоком мужчина-стажер упал, а второй, звонивший по телефону, бросился бежать.
Андрей доплыл до домика для лебедей, вскарабкался на деревянную платформу. Из домика несло птичьим пометом. Но мальчишка все-таки предпочел до приезда оперативной группы отсидеться посреди пруда. На следующий день его поступок был отмечен Гесером как единственно правильный в сложившейся ситуации, а мальчик получил неофициальное предложение подумать о работе в Дозоре. Как говорил при жизни Вадим Дмитриевич, «мертвые герои служат где-то в другом месте».
Учитывая ситуацию, жертв было немного. Преподаватель и один из стажеров, математик по образованию. Может быть, у него не хватило времени посчитать, что может противопоставить Высшему вампиру необученный маг пятого уровня.
А может быть, он просто не хотел считать.

Глава первая

Я поздоровался с Гариком, что-то обсуждавшим с полковником милиции. Полковник был человеком, но привлеченным, знающим кое-что о Дозорах и помогающим прикрыть подобные ситуации. Тела уже увезли, наши эксперты возню с аурами и следами магии закончили. Теперь к своей работе приступили криминалисты из милиции.
– В «газели», – сказал Гарик, кивая мне. Я прошел к нашей разъездной «газели», забрался в салон.
Пацан, замотанный в одеяло и пьющий из кружки горячий чай, испуганно посмотрел на меня.
– Меня зовут Антон Городецкий, – сказал я. – А ты Андрей, верно?
Мальчишка кивнул.
– Вампира заметил ты?
– Я, – произнес мальчик с явным раскаянием. – Я не знал…
– Успокойся. Ты ни в чем не виноват. Невозможно было предусмотреть появление дикого вампира в центре Москвы средь бела дня, – сказал я. А сам подумал, что если уж у паренька такая хорошая способность к снятию ауры – это предусмотреть стоило. Но высказывать претензии в адрес мертвого преподавателя не хотелось. Эта история войдет когда-нибудь в методические пособия для преподавателей, на те страницы, что печатают красным цветом – в знак того, что знание оплачено кровью.
– Все равно я не должен был так орать… – сказал мальчик. Отставил кружку с чаем. Одеяло сползло у него с плеча, обнаружив здоровенный синяк на груди. Изрядно же его приложил вампир. – Если бы он не услышал…
– То все равно заметил бы ваш испуг и растерянность. Успокойся. Сейчас куда важнее схватить нежить.
– И упокоить, – твердо сказал мальчик.
– Верно. И упокоить. Ты давно учишься у нас?
– Три недели.
Я покачал головой. Да, талантливый паренек. Надеюсь, это происшествие не отвратит его от работы в Дозорах…
– Вы изучали, как снять ауру?
– Нет, – признался мальчик. И вздрогнул, как от неприятного воспоминания.
– Тогда опиши вампира как можно точнее.
Мальчик заколебался. Потом сказал:
– Мы не изучали. Но я сам пробовал. Это в четвертом параграфе учебника… снятие, копирование и трансляция ауры.
– И ты изучил эту тему?
– Да.
– Ты сможешь транслировать мне ауру вампира?
Мальчик подумал и кивнул:
– Я могу попробовать.
– Давай. Я открываюсь. – Прикрыв глаза, я расслабился. Ну-ка, молодое дарование…
Вначале было слабое ощущение тепла – будто мне в лицо подули издалека феном. А потом я почувствовал неумелую, немного сбитую передачу. Подцепил ее, поймал, всмотрелся. Мальчик старался изо всех сил – транслировал ауру раз за разом. Постепенно из разрозненных кусочков у меня стала складываться цельная картинка.
– Еще чуть-чуть, – попросил я. – Повтори…
Цветные нити вспыхнули ярче и сложились в причудливый узор. Основные цвета, конечно же, черный и красный, нежить и смерть, стандартная аура вампира. Но мальчик и впрямь зафиксировал ауру – помимо цветовой гаммы, которая непостоянна и может очень сильно разниться, были и глубинные детали – тонкий узор Силы, индивидуальный, словно отпечатки пальцев или рисунок сосудов радужной оболочки.
– Молодец, – сказал я удовлетворенно. – Спасибо. Очень хороший слепок.
– Вы сможете его найти? – спросил подросток.
– Обязательно, – заверил я его. – Ты очень помог. И не переживай, не казни себя… твой наставник погиб как герой.
Это ложь, конечно же. Герои не умирают, это раз. Герои не прикрываются Щитом Мага при виде атакующего вампира, они бьют на поражение, это два. Обычный Серый Молебен позволил бы задержать, остановить вампира… хотя бы на время. Успели бы разбежаться ученики, успел бы собраться и поставить нормальную защиту учитель.
Но что уж теперь. Не стоит объяснять мальчику, что его первый учитель был добрым, славным, но совершенно не подготовленным к настоящей работе. В этом вся беда – в учителя редко идут настоящие, понюхавшие крови и огня боевые маги. Чаще – прекраснодушные теоретики…
– Гарик, я не нужен? – спросил я. Рядом с Гариком и полковником терся теперь незнакомый Темный. Чего и следовало ожидать. Дневной Дозор пожаловал, отмазать своего, если получится, а если нет, то разузнать, насколько тяжелы наши потери. Гарик покачал головой и я, игнорируя Темного, спокойно двинулся к своей машине, припаркованной прямо под знаком «Стоянка запрещена». Противоугонными заклинаниями пользуются все Иные, а вот наложить такое заклинание, чтобы тебя и видели все на дороге, и парковаться где угодно не запрещали, – задача посложнее.
То, что удалось снять ауру вампира, было удачей. В такой ситуации и взрослые, опытные маги порой теряются. А тут мальчишка исхитрился. У меня просто руки чесались побыстрее приехать в офис, раздать слепок ауры для ориентировки дежурным – пусть все, выходя в патруль, ищут кровососа. Высший, незарегистрированный… Да нет, не стоит рассчитывать на такое совпадение.
Но Высший!
Отгоняя от себя лишние надежды, я сел за руль и двинулся к офису.

Дежурным по городу был Павел. Я сбросил ему слепок ауры, который он с энтузиазмом принял. Всегда приятно снабжать патрульных чем-то серьезным вместо крайне познавательной информации: «На Чистых прудах дикий Высший вампир порвал двоих наших… выглядит? Вроде как мужик средних лет…»
В своем кабинете я сел за компьютер. Посмотрел минуту на экран. Сказал:
– Чушь какая…
И все-таки запустил «Сличение». Вся трудность идентификации аур в том, что их не запустишь для проверки на автомате, как те же отпечатки пальцев. Слепок ауры можно передать «из головы в голову», а никак не из головы в компьютер – нет таких компьютеров. А чтобы аура все-таки была в компьютерной базе данных, у нас работает пожилой художник Леопольд Суриков. В живописи он, несмотря на звучную фамилию, не преуспел. Иным тоже оказался слабым. Но принять слепок ауры мог, а потом, терпеливо и занудно, в духе китайских или японских миниатюристов, перерисовывал затейливый узор. Вот этот рисунок уже можно ввести в компьютер для хранения и сличения. Точно так же работают во всех остальных Дозорах, которые могут позволить себе держать в штате Иного-художника.
Работа, конечно, кропотливая и долгая. Два дня на самую незатейливую ауру.
Впрочем, если аура в архиве все-таки есть, то можно пойти кружным путем. Что я и собирался сделать. Для очистки совести – ну откуда в архиве аура незарегистрированного вампира?
На экране возникла таблица, и я, постоянно сверяясь с хранящимся в памяти отпечатком, стал щелкать «мышкой», расставляя в таблицы плюсы и минусы.
«Верхняя дуга присутствует?»
Нет, конечно. Откуда у нежити верхняя дуга в отпечатке ауры…
Счетчик зарегистрированных аур сразу же сократился раз в пять. Нежити в архиве куда меньше, чем живых. Исчез и ряд строчек, табличка сразу сократилась, нацелилась на вампиров.
«Насколько выражен первый латеральный зубец?»
Я поставил два плюса. Можно было поставить и три, зубец был на самой грани.
Вопросы следовали один за другим. Я ответил на два десятка, прежде чем позволил себе глянуть в верхний правый угол таблицы.
Там мигала цифра «3».
Все-таки прищучил! Если пошли такие маленькие числа – то речь идет о вампире и членах его клана, тех, кого он лично инициировал. Там отличия ауры тоже присутствуют, но уже совсем минимальные, потребуется полсотни вопросов, чтобы добиться точного ответа.
Впрочем, меня три кандидата тоже вполне устраивали.
Я щелкнул по цифре «три».
И едва не слетел со стула. На меня смотрел улыбающийся Костя Саушкин. Жирная красная надпись «УПОКОЕН» шла поперек досье.
Несколько секунд я тупо смотрел в экран, вспоминая содержимое алюминиевого контейнера, показанное мне на прошлой неделе, после возвращения из Самарканда, Гесером…
А потом застонал.
До меня дошло.
Наконец-то дошло.
Я щелкнул второй раз – и снова вздрогнул, увидев Полину, мать Кости. Впрочем, поразила меня не ее фотография, я знал, кого увижу. Тоже красная надпись «УПОКОЕНА»!
Стал прокручивать досье от верхних строчек «Родилась человеком. Способностей Иной не имела. Инициирована мужем согласно параграфу 7 соглашения „Право семьи Иного на самоопределение…“» вниз. Мимо несколько раз мелькнувших строк «От лотереи отказалась, премирована месячной нормой неконсервированной донорской крови 3-й группы, резус положительный». В еде она была консервативна, на людей не охотилась, всегда брала один и тот же, не самый редкий тип свежей крови – не то что некоторые вампиры, которые, отказавшись от охоты, начинают требовать себе «кровь девственницы, только первой или второй группы, на третью и четвертую у меня несварение» или «детскую, 1-й группы, резус отрицательный».
Последние строчки мне все объяснили.
«Добровольно прервала свое существование и упокоилась 12.09.2003, вскоре после гибели сына, Высшего вампира Константина Геннадьевича Саушкина (дело № 9752150). 14.10.2003 похоронена, согласно личной просьбе, по христианскому обряду с совершением заупокойной службы Светлым Иным отцом Аристархом».
Знал я отца Аристарха – редчайший случай, когда православный священник ухитряется совмещать свою сущность Иного с верой, да еще и пытается вести какую-то миссионерскую деятельность среди Темных. Месяц назад с ним разговаривал. Почему же не знал про самоубийство – а если отбросить словесную шелуху, то так оно и есть, – Полины Саушкиной?
Не хотел – и не знал. Все просто.
Третий щелчок «мыши» – третий файл.
Разумеется.
«Саушкин Геннадий Иванович…»
Я застонал, обхватив голову руками.
Дурак! Дурак! Дурак!
Не важно, что, согласно досье, у Саушкина-старшего четвертый вампирский уровень, что он «не охотился», «не состоит», «не замечен».
Эдгар тоже никогда не числился среди Высших. А гляди-ка – сумел даже под ударом четырех амулетов исхитриться и сказать лишь часть правды.
И я понял эту правду именно так, как хотелось мне. Моим комплексам, страхам, переживаниям.
Зря винит себя мальчик Андрей, выловленный из Чистых прудов после тесного знакомства с Геной Саушкиным. Он не виноват в гибели своего учителя и своего товарища.
А вот я виноват. Уперся в фамилию «Саушкин», будто в барьер какой-то. И не решался сделать хоть шаг в сторону.
Вначале я хотел распечатать лист. Потом понял, что ждать тридцать секунд, пока принтер продует свои печатающие головки и изготовится печатать, не могу.
Выскочил из кабинета и кинулся вверх по лестнице.
Вот тут меня ждал капитальный облом. Гесера на месте не было. Нет, конечно, я понимаю, иногда ему тоже надо отдыхать, но почему именно сейчас? Как не везет…
– Антошка, привет. – Из дверей своего кабинета вышла Ольга. – Ты что такой… взбудораженный?
– Где Гесер? – завопил я.
Секунду Ольга задумчиво смотрела на меня. Потом подошла, аккуратно прижала ладонь к моим губам, сказала:
– Борис спит. Он с того дня, как вы из Узбекистана вернулись, домой ни разу не уходил. Час назад я его загнала в постель, применив все возможные женские хитрости.
Выглядела Ольга замечательно. Над ее прической явно поработал хороший парикмахер, кожу покрывал великолепный золотистый загар, косметики было совсем чуть-чуть – лишь чтобы оттенить красивый разрез глаз и сексапильную припухлость губ. И пахло от нее чем-то очень дорогим, цветочно-пряным, жарким и манящим.
И впрямь применяла все возможные хитрости.
Ну ничего, я ее видел совсем другой. И не только видел – сам был в этом роскошном теле. Ощущения познавательные, хоть и не рискну сказать, что я по ним скучаю.
– И если ты, Антон, будешь сейчас вопить, звонить Боре, требовать от него немедленно прибыть на работу – я тебя превращу в кролика, – сказала Ольга. – Я только пока не решила, в настоящего или в плюшевого.
– В надувного из секс-шопа, – сказал я. – Не пугай, это все одинаково невозможно.
– Думаешь? – Ольга прищурилась.
– Думаю. А если уж тебе так хочется попрактиковаться в боевой магии – у меня есть для тебя кандидат на роль мишени.
– Кто? – просто спросила она.
– Высший вампир. Тот, который орудовал вместе с Эдгаром. Тот, который сегодня порвал наших на Чистых прудах.
– Кто? – с напором повторила Ольга.
– Саушкин.
По лицу Ольги пробежала легкая тень. Она мягко взяла меня под руку, сказала:
– Антон, у всех у нас в жизни бывают трагические события. Порой мы теряем друзей, а порой и врагов, но все равно виним себя…
– С Гесером психотерапией занимайся! – рявкнул я. – Это Геннадий Саушкин! Старший Саушкин! Отец Кости!
– Мы его проверяли, он четвертый уровень… – начала Ольга. И замолчала.
– Тебе объяснить, как легко вампиру повысить свой уровень? – спросил я.
– От четвертого до Высшего… но пропали бы десятки людей, мы бы заметили…
– Значит, не заметили! – Я схватил ее за руку. – Ольга, один шанс на тысячу… но вдруг он еще у себя дома? Вдруг его можно застать врасплох?
– Пошли. – Ольга кивнула. – Надеюсь, ты еще помнишь свой старый адрес?
– Вдвоем?
– Я полагаю, что двое Высших Светлых способны одолеть одного вампира. В конторе одна молодежь, не тащить же с собой пушечное мясо?
Несколько секунд я смотрел ей в глаза. Там плясали задорные огоньки… что, Ольга, засиделась на руководящей работе?
– Пойдем, – сказал я. – Пойдем вдвоем. Хотя мне это очень напоминает начало голливудского боевика.
– В каком смысле?
– Ну, в том, что нас будет ждать засада. Или ты окажешься тем самым Светлым, кто помогает Эдгару и Геннадию.
– Дурак. – Ольга даже не обиделась. Но пока мы спускались вниз, ехидно сказала: – Кстати, мы тут на всякий случай проверяли даже Светку.
– И что? – поинтересовался я.
– Не она.
– Это радует, – согласился я. – А тебя проверили?
– Всех Высших Светлых проверили. И в России, и в Европе, и в Штатах. Не знаю, кого там Фома углядел в Сумраке, но у всех Высших – стопроцентное алиби.

Никогда не стоит возвращаться к домам, где жил раньше. Никогда и ни за что – пока не разбил старческий маразм, заставляющий улыбаться и пускать слюни при виде песочницы во дворе родительского дома.
Я смотрел на свой старый подъезд и думал, что прошло не так уж и много лет… даже по обычным человеческим меркам. Восемь лет назад я выходил из подъезда этой скучной типовой шестнадцатиэтажки, чтобы отправиться на очередную охоту за вампирами. Я не знал тогда, что встречу Светлану, которая станет моей женой, что у нас родится Надька, что я стану Высшим…
Но уже тогда я был Иным. И знал, что надо мной живут Иные – семья вампиров. Законопослушных, хороших вампиров, с которыми я довольно долго ухитрялся дружить.
Пока не убил своего первого вампира.
Что ж, все когда-то случается в первый раз.
– Пошли? – сказала Ольга.
И меня опять болезненно ударили воспоминания. Мальчишка Егор, он тогда был даже младше стажера Андрея, так удачно скопировавшего ауру, и тоже чуть не стал жертвой вампиров. И мы с Ольгой, первый раз работавшие в паре, идем по его следу… Гесер тогда ухитрился вывести Ольгу из-под страшного наказания, заточения в чучеле совы…[12]
– Дежа-вю, – сказал я.
– С чего бы вдруг? – спросила Ольга рассеянно. Она живет на свете так долго, что могла уже и позабыть то приключение… – А! Вспомнил, как Егора выслеживали? Кстати, я недавно узнавала, парень в цирке работает, представляешь? Иллюзионист!
– Пошли, – произнес я.
Ольга молодец. Она не боится теней своего прошлого. Напротив, если чувствует себя виноватой за Егора, то не выпускает его из-под контроля.
Мы сели в лифт, и я надавил кнопку десятого этажа. Поднимались в полном молчании. Ольга явно настраивалась, собирала Силу. Я разглядывал свои пальцы. Лифт за эти годы поменяли, заменили на «вандалостойкий», с металлическими стенами и кнопками. Поджигать, как раньше, пластиковые кнопки зажигалкой у малолетней шпаны теперь не получалось, поэтому на кнопки была налеплена жвачка.
Я потер пальцы, счищая липкую гадость из поливинилацетата, вкусовых добавок и чьей-то слюны.
У меня не всегда получается любить людей.
Лифт остановился, и я смущенно сказал:
– Десятый этаж. Саушкины… Саушкин на одиннадцатом живет.
– Все правильно, – одобрила Ольга. – Дальше пешком.
Я покосился на дверь своей бывшей квартиры. Дверь не поменяли… даже замки, кажется, остались прежними, только личинки поблескивали чуть ярче, свежее. Мы поднялись на полпролета, я еще раз оглянулся на свою дверь – и она открылась, будто кто-то ожидал, пока мы удалимся. Высунулась всклокоченная женщина неопределенного возраста, с опухшей физиономией и в грязном халате. Смерила нас злобным взглядом. Заорала, сразу переходя на визг:
– Опять ссали в лифте?
Обвинение было настолько неожиданным, что я невольно расхохотался. А вот Ольга, поджав губы, сделала шаг назад. Тетка быстро прикрыла дверь, готовая ее захлопнуть. Ольга некоторое время всматривалась в женщину, потом очень тихо сказала:
– Нет. Вам показалось.
– Мне показалось, – тягуче произнесла тетка.
– А вот сосед сверху вас заливает, – продолжала Ольга. – Поднимитесь и выскажите ему все, что о нем думаете.
Тетка просияла и выскочила на площадку как была – в ужасном засаленном халате и рваных тапочках на босу ногу. Бодро пробежала мимо нас.
– Ты это зачем? – спросил я.
– Сама напросилась, – брезгливо ответила Ольга. – Пусть послужит делу Света. Хоть один раз в жизни.
Я подумал, что если в квартире Саушкина затаился Высший вампир, то это действительно станет последним поступком в жизни тетки. Вампиры очень не любят личных оскорблений.
Впрочем, симпатии у меня женщина не вызвала ни малейшей.
– Кому ты квартиру-то продал? – спросила Ольга. – Что за пациентка психлечебницы?
– Через агентство продавал.
– И ведь не бедные люди, раз квартиру купили. – Ольга пожала плечами. – Как можно так за собой не следить?
Похоже, ее больше возмутила не грубость женщины, а ее затрапезный вид. Ольга в этом вопросе почти маниакально сурова, видимо – после тягот военных лет и последовавшего заточения.
А женщина, мимолетно рекрутированная Ольгой, уже колотила в дверь Саушкина руками и ногами, повизгивая при этом:
– Открывай! Открывай, кровопийца! Ты меня всю залил! Всю квартиру кипятком залил, козел!
– Меня всегда умиляли эти милые, случайные людские угадывания, – заметила Ольга. – Ну с чего бы вдруг сосед, заливший ее, пусть даже кипятком, стал кровопийцей?
Женщина наверху тем временем пустилась в перечисление залитого и испорченного имущества. Список был настолько красочным, что я невольно оглянулся – не идет ли пар из открытых дверей ее квартиры?
– Пианино чешское, телевизор японский, гарнитур итальянский, шуба норковая рыжая!
– Жеребец арабский, гнедой, – насмешливо сказала Ольга.
– Жеребец арабский! Гнедой! – послушно выкрикнула женщина.
– Нет там никого, – сказала Ольга. – Ни малейшего шевеления…
– Мама! – тихонько позвали сзади. Я обернулся.
Из моей бывшей квартиры вышла маленькая девочка, чуть постарше Нади. Лет семь-восемь, хорошенькая, с печальным и испуганным лицом. В отличие от матери она была одета как куколка – в нарядное платье, белые гольфы, лаковые туфельки. На нас она смотрела с испугом, на мать – с каким-то усталым утомленным сочувствием.
– Солнышко мое! – Женщина отпрянула от двери Саушкина. Заметалась то к дочери, то обратно, в панике глядя на Ольгу.
– Идите домой, – негромко сказала Ольга. – Вас прекратили заливать. С соседом мы разберемся. Мы из жэка. А завтра с утра идите в парикмахерскую, сделайте себе маникюр и прическу.
Схватив девочку за руку, женщина юркнула в свою квартиру, испуганно оглядываясь на нас.
– Откуда что берется и куда что девается… – задумчиво сказала Ольга, глядя на мать и дочь.
Уже закрывая дверь, женщина тявкнула:
– А в лифте больше не… писайте! Милицию вызову!
Это «писайте», смягченное из-за ребенка, почему-то казалось особенно ужасным. Будто в голове у женщины временами щелкали какие-то реле, пытаясь переключить ее мысли на нормальный ход.
– Больная? – спросил я Ольгу.
– В том-то и дело, что нет, – досадливо сказала Ольга. – Психически здорова! Пошли сквозь Сумрак…
Я нашел взглядом свою тень и шагнул в нее.
Рядом проявилась Ольга.
Мы оглянулись, и я невольно присвистнул. Весь подъезд зарос синей комковатой дрянью. Мох ультрамариновой бородой свисал с потолка и перил, лазурным ковром устилал пол, вокруг лампочек сплелся в ячеистые голубые шары, вдохновившие бы любого дизайнера на новый стиль абажуров.
– Запустили подъезд, – сказала Ольга с легким удивлением. – Впрочем… сбрендивший вампир и дама-истеричка…
Мы подошли к двери. Я дернул – закрыто, конечно. Уж закрывать свои двери на первом слое Сумрака умеют даже слабые Иные. Спросил:
– Глубже?
Вместо ответа Ольга отступила на шаг – и сильно, с разворота, ударила ногой в район замка. Дверь распахнулась.
– Без лишних сложностей, – усмехнулась Ольга. – Давно хотела проверить этот удар на практике.
Я не стал спрашивать, кто ее научил вышибать двери. Несмотря на уверенность Ольги, я далеко не был уверен, что квартира пуста. Мы вошли в прихожую (все тот же синий мох вокруг). И, не сговариваясь, вышли из Сумрака.
Как давно я здесь не был…
И как давно здесь вообще никого не было. В квартире стоял тот тяжелый, затхлый дух, что встретишь лишь в заброшенных и закрытых наглухо помещениях. Вроде как и не дышал им никто, через вентиляцию и щели неизбежно должен поступать свежий воздух, ан нет. Все равно воздух умирает, становится невкусным, будто спитый вчерашний чай.
– Запаха нет, – с облегчением сказала Ольга.
Я ее понял. Запахи, конечно, были – запахи затхлости, сырости, скопившейся пыли. Не было того запаха, которого мы ждали, который боялись почувствовать, – сладковато-гнилостного запаха обескровленных вампиром тел. Как тогда, в Мытищах, где брали в своей квартире Алексея Сапожникова, мелкого, слабоумного, но именно поэтому долго остававшегося вне поля зрения Дозоров серийного вампира…
– Здесь не меньше месяца никто не живет, – согласился я. Посмотрел на вешалку – зимняя куртка, меховая шапка… на полу – грязные тяжелые ботинки на меху. Не месяц, куда дольше. Хозяин отсутствовал как бы не с самой зимы. Защитные заклинания, навешенные на себя еще в машине, я снимать не стал, но расслабился. – Ну что… давай посмотрим, как он жил… существовал.
Осмотр мы начали с кухни. Здесь, как и по всей квартире, окна занавешивали тяжелые шторы. Посеревший от пыли тюль должен был, вероятно, придавать квартире уют. Не стирали тюль, похоже, года два, с тех пор как умерла Полина.
Ольга за моей спиной щелкнула выключателем, заставив меня вздрогнуть. Сказала:
– Что ж мы ходим в темноте, как Скалли с Молдером… Холодильник проверь.
Я уже открывал довольно урчащий корейский холодильник. Кухонная техника лучше всего обходится без человеческого присмотра. А вот компьютер, простояв полгода, очень часто начинает глючить. Уж не знаю, чем это вызвано, не магией – это точно, в железках магии нет.
В холодильнике тоже ничего ужасного не оказалось, на что я почти и не надеялся. Подозрительная трехлитровая банка с поросшей белой плесенью темной жидкостью содержала скисший томатный сок, хоть сейчас брагу заквашивай. Нехорошо, конечно, помидоры зазря переводить, но этим преступлением пусть занимается какой-нибудь Томатный Дозор на службе Гринписа. В гнездах на дверце холодильника – двухсот– и пятисотграммовые бутылочки из толстого стекла. Отметка Ночного Дозора слабо светила из Сумрака с каждой бутылочки – кровь была лицензионная, донорская.
– Даже пайку свою не допил, – сказал я.
Еще в холодильнике нашлись сосиски, яйца, колбаса. В морозильнике – кусок мяса (говядина) и пельмени (большей частью – соя). В общем, обычный продуктовый набор одинокого мужчины. Только спиртного не хватало, но тут уж ничего не поделаешь. Все вампиры трезвенники поневоле, спирт мгновенно разрушает их странный метаболизм и является сильнейшим ядом.
После кухни я заглянул в туалет. Вода в унитазе почти высохла, из канализации пованивало. Спустив бачок, я вышел.
– Нашел время, – сказала Ольга. Я недоуменно уставился на нее, пока не понял, что Ольга шутит. Великая волшебница улыбалась, она тоже ожидала увидеть что-то жуткое и теперь расслабилась.
– Для этого любое время уместно, – ответил я. – Воняло там, воду спустил.
– Да я поняла.
Открыв дверь в ванную, я обнаружил, что лампочка перегорела. Может, включенной оставили, уходя? Искать в карманах фонарик было лениво, я призвал первичную Силу и зажег над своей головой огонек магического света. И вздрогнул.
Нет, никаких ужасов не наблюдалось. Ванна, раковина, медленно капающий кран, полотенца, мыло, зубная щетка, зубная паста…
– Погляди, – сказал я, усиливая свет.
Ольга подошла, заглянула через мое плечо. И задумчиво сказала:
– Это любопытно.
На зеркале была надпись. Нет, не кровью, а трехцветной зубной пастой, придавшей высохшей надписи невольное сходство с цветами российского флага. Крупными печатными буквами, и почему-то я был уверен, что пальцем Геннадия Саушкина, на зеркальном стекле было написано:
ПОСЛЕДНИЙ ДОЗОР
– Ни одна таинственная история не обходится без надписей на стенах или зеркалах, – сказала Ольга. – Хотя, конечно, полагается делать надпись кровью…
– Эта зубная паста тоже подходит, – ответил я. – Красная, синяя, белая. Традиционно цвета Инквизиции – серый и синий.
– Знаю, – задумчиво произнесла Ольга. – Думаешь, с умыслом? Вампир, Инквизитор, целитель?
– Я уже не знаю, где умысел, а где совпадение, – признался я.
Пройдя коротким коридором, я заглянул в гостиную. Здесь свет включился.
– Симпатично-то как, – сказала Ольга. – Дом плохонький, а ремонт хороший сделан.
– Геннадий по профессии строитель, – пояснил я. – Он и себе все дома делал, и мне как-то помогал… ну, я тогда не знал, кто он. Очень на хорошем счету был на работе.
– Конечно, раз не пил, – согласилась Ольга и пошла в спальню.
– Аккуратист еще тот, – продолжал я нахваливать Геннадия, будто мы не упокаивать вампира пришли, а я его Ольге для ремонта квартиры рекомендовал. – Никакого мусора никогда после работы не оставлял.
За моей спиной раздался сдавленный звук. Я обернулся.
Ольгу тошнило. Она привалилась к косяку двери, отворачиваясь от спальни, и ее рвало прямо на стену. Потом Ольга подняла на меня взгляд, вытерла рот ладонью. Сказала:
– Аккуратист… Да. Я поняла.
Мне совершенно не хотелось видеть то, что настолько не понравилось Ольге.
Но я все-таки пошел к двери в спальню. Ноги заранее стали ватные.
– Подожди, я отойду, – пробормотала Ольга, освобождая мне место.
Я заглянул в спальню. Несколько секунд осмысливал то, что вижу.
Ольга зря отходила. Я даже повернуться не успел, вытошнил обед прямо в спальню, через порог. Интересно, вот прощаться через порог – плохая примета, а блевать?

Глава вторая

Гесер стоял у окна. Смотрел на одевающийся вечерними огнями город. Молчал. Только сложенные за спиной руки двигались – пальцы шевелились, будто сплетая какое-то особо хитрое заклинание.
Мы с Ольгой молчали. Можно подумать, тут есть наша вина…
Вошел Гарик. Замялся у дверей.
– Ну? – спросил Гесер, не оборачиваясь.
– Пятьдесят два, – сказал Гарик.
– Эксперты что говорят?
– Троих осмотрели. Повреждения у всех одинаковые. Горло прокушено, кровь выпита. Борис Игнатьевич, можно не продолжать здесь? Вонь такая стоит, заклинания не справляются… Да и вокруг дома уже… словно канализацию прорвало…
– Грузовик вызвали?
– Фургон.
– Хорошо, увозите, – сказал Гесер. – Куда-нибудь на пустырь, подальше от города, там пусть и осматривают.
– А потом?
– Потом… – задумчиво сказал Гесер. – Потом похороните.
– Не будем родственникам возвращать?
Гесер задумался. Неожиданно спросил меня:
– Антон, как ты считаешь?
– Не знаю, – честно ответил я. – Пропал без вести или погиб… Не знаю я, как оно лучше для родственников.
– Похороните, – велел Гесер. – Будет время – подумаем. Может, начнем потихоньку эксгумировать и отправлять родным. Для каждого свою легенду придумать… Документы у всех есть?
– У всех. Они там отдельно, стопочкой лежали. Аккуратно так…
Меня кольнуло это слово. Аккуратно.
Да, он всегда был аккуратен. Подстилал полиэтилен, когда сверлил дырки в стене. Потом тщательно вытирал за собой пол…
– Как мы могли не заметить? – с болью в голосе спросил Гесер. – Как прошляпили? У нас под носом вампир убил полсотни людей!
– Так они же… иногородние все. Из Таджикистана, Молдовы, Украины… – Гарик вздохнул. – Работяги. На заработки в Москву приехали. Никакой регистрации, конечно. Жили нелегально. У них такие места есть вдоль трассы, стоят там день-деньской, на работу нанимаются. А он же строитель, верно? Знал всех, и его знали. Приехал, сказал, что нужно пять человек на работу. Сам ведь еще и выбрал… скотина. Увез. Через неделю за новыми приехал…
– У людей что, такой бардак? – спросил Гесер. – До сих пор? Полсотни человек сгинуло, их никто не хватился?
– Никто, – вздохнул Гарик. – Мразь дохлая… он же их не сразу, наверное, убивал… одного убивал, другие своей очереди ждали – день, другой, третий… В этой же комнате. А он выпитых в два полиэтиленовых мешка, чтоб не воняли, и в угол… Там даже батареи отопительные отключены. Видно, зимой начал…
– Мне очень хочется кого-нибудь убить, – процедил Гесер. – Желательно вампира. Но сгодится любой Темный.
– Так попробуй меня. – Небрежно отодвинув с дороги Гарика, в гостиную семейства Саушкиных вошел Завулон. Зевнул, сел на диван.
– Ты не провоцируй, – тихо сказал Гесер, по-прежнему глядя в окно. – А то ведь я могу счесть это официальным вызовом на поединок.
В квартире повисла совсем уж мертвая тишина. Завулон прищурился, подобрался. Как обычно, он был в костюме, но без галстука. И я почему-то подумал, что черный костюм и белую рубашку он выбрал намеренно. В знак траура.
Мы с Ольгой ждали, глядя на двух старых Иных, от которых зависело все и вся на одной шестой части суши.
– Гесер, это же была фигура речи, – примиряюще сказал Завулон. Откинулся на спинку дивана. – Ты что, полагаешь, я был в курсе этого… этого беспредела?
– Не знаю, – отрезал Гесер. Но по голосу было понятно – знает он прекрасно, что в данном случае Завулон ни при чем.
– Ну так я тебе говорю, – все так же мирно сказал Завулон. – Я возмущен не меньше, а возможно, и больше, чем ты. И вся община московских вампиров возмущена и требует казни преступника.
Гесер фыркнул. А Завулон все-таки не удержался от шпильки:
– Ты же знаешь, они очень негативно относятся к подрыву кормовой базы…
– Я им покажу кормовую базу, – негромко и очень веско произнес Гесер. – Пять лет будут сидеть на консервированной крови.
– Думаешь, Инквизиция поддержит? – заинтересовался Завулон.
– Думаю, да. – Гесер наконец-то развернулся и посмотрел ему в глаза. – Думаю, да. И ты мое прошение поддержишь.
Игру в гляделки проиграл Темный. Завулон вздохнул, отвернулся, посмотрел на меня и развел руками: мол, что с ним поделать, а? Достал дорогую сигарету фривольного розового цвета, закурил. Произнес:
– Озвереют ведь совсем…
– Ничего. Ты проследишь, чтобы не озверели.
– Детки без этого взрослеть не станут, ты же знаешь. У них половое созревание только от свежей крови начинается.
Разумеется, Завулона судьба детей-вампиров ничуть не волновала. Ему хотелось поиздеваться над Гесером. В рамках возможного.
– Детям? Детям свежую кровь позволим, – сказал Гесер, подумав секунду. – Ни к чему нам тридцать… э… Антон?
– Тридцать два.
– Ни к чему нам тридцать два кровососущих недоросля. Свежую. Но донорскую! Выдачу лицензий закрываем на пять лет.
Завулон вздохнул и сказал:
– Хорошо. Я и сам считаю, пора их приструнить. Я ведь просил секретаря общины приглядывать за Саушкиным… гнилая оказалась семейка.
– Надо было настаивать на семи годах, – сказал Гесер. – Ты слишком легко согласился на пять.
– Что поделать, уже договорились. – Завулон выпустил клуб дыма. Спросил меня: – Антон, а ты не заглядывал к Геннадию после гибели Кости?
– Нет, – ответил я.
– Что ж так? На правах бывшего друга и соседа… ай-ай-ай…
Я не стал отвечать. Это восемь лет назад я бы сорвался.
– С этим решили, – сказал Гесер. Поморщился, глядя в коридор: там принялись выносить тела. На весь подъезд сейчас наведено какое-нибудь легкое заклинание, начисто отбивающее у жителей желание выглядывать за дверь или смотреть в окно. Впрочем, судя по тому, что на вопли соседки никто не вышел, тут и без того живут на зависть нелюбопытные люди.
Мне все труднее и труднее их любить. С этим надо что-то делать.
– Что еще? – спросил Завулон. – Насчет помощи в поимке Саушкина – никаких вопросов. Мои уже ловят. Вот только, боюсь, могут доставить в разобранном виде…
– Ты плохо выглядишь, Завулон, – неожиданно сказал Гесер. – Пойди в ванную, умойся.
– Да? – с любопытством произнес Завулон. – Ну, раз просишь…
Он поднялся, остановился на миг в дверях, пропуская двух дозорных, которые несли на носилках запакованный в пластиковые мешки полуразложившийся труп. Помимо крови, в человеке очень много воды. Если оставить обескровленное тело разлагаться в пластиковом коконе… результат крайне неприятный.
Впрочем, Завулона это зрелище не ужаснуло.
– Пардон, мадам, – произнес он, пропуская останки. И бодро двинулся в ванную.
– Там и женщины были? – спросил Гесер.
– Были, – кратко ответила Ольга.
Гесер не стал больше ничего уточнять. Кажется, даже у нашего железного старика сдали нервы.
А ребята, которые сейчас выносят трупы, ночью напьются в хлам. И пусть это нарушение всех правил, но я им мешать не стану. Лучше сам выйду на дежурство.
Завулон вернулся через минуту. Лицо у него было мокрое.
– Полотенце грязное, так обсохну, – с улыбкой сообщил он. – Ну?
– Твое мнение? – спросил Гесер.
– Была у меня одна знакомая, любила к Новому году на зеркалах зубной пастой елочку рисовать. Ну и надписи: «Поздравляю с Новым годом!» И цифирки.
– Очень смешно, – брезгливо сказал Гесер. – Ты что-нибудь слышал о такой структуре?
– О «Последнем Дозоре»? – Завулон четко выделил интонацией заглавные буквы. – Дорогой мой враг, даже среди Темных есть масса сект, группировок и просто клубов по интересам, о которых я никогда не слышал. Есть и те, о которых слышал. А уж какие названия встречаются! «Дети Ночи», «Дозорные полной Луны», «Сыны Ветра». Кстати, припоминаю одну компанию детишек, человеческих детишек, а не Иных, которые любят играть в вампиров. Может, привести их сюда? Чтобы поняли – вампир вовсе не импозантный джентльмен в черном плаще, увлекающий красоток в древний замок. Все вовсе не так готично…
– Завулон. Ты слышал что-нибудь о «Последнем Дозоре»?
– Нет.
– Городецкий высказал предположение… – Гесер посмотрел на меня. – Что так называет себя троица Иных, пытавшаяся достать артефакт в Эдинбурге. Темный, Инквизитор и Светлый.
– Темный – Саушкин, Инквизитор – Эдгар. – Завулон кивнул. – А кто Светлый?
– Не знаю. Мы проверили всех Высших, они чисты.
– Ну так и Саушкин не был Высшим… – Завулон пожал плечами. – Хотя… вампирам это проще. А вот что с Эдгаром? Городецкий?
– У меня не было времени досконально изучать его ауру, – ответил я. – Шел бой… К тому же он был увешан амулетами с ног до головы. Мне бы минут пять в спокойной обстановке, я бы все про него знал…
– И все-таки? – настаивал Завулон. – Я знаю, что происходило на плато демонов. В общих чертах. Так что рассказывай.
– В бою он вел себя как Высший, – признал я, посмотрев на неохотно кивнувшего Гесера. – Нас было трое… Ну, двое, если не считать Афанди, хотя он тоже старался как мог. У нас был комплект защитных амулетов от Гесера, все очень хорошо подобраны. Он нам практически не уступал. Я даже думаю, что он мог бы и продолжить бой, и даже имел бы шанс победить. Но когда Рустам ушел, у Эдгара пропала необходимость драться.
– Значит, мы имеем Иного, сумевшего поднять свой уровень, – сказал Завулон. – Что и требовалось доказать. Гесер, дорогой, ты не думаешь, что Инквизиция все-таки успела добыть «Фуаран»?
– Нет, – твердо сказал Гесер.
– Если бы уцелел Костя, – рассуждал Завулон вслух, – то мы могли бы предположить, что он запомнил рецепты «Фуаран». И сумел создать какое-то… э… подобие книги. Может быть, не с такой силой, но все-таки способное подтянуть Эдгара на Высший уровень. Тогда и какой-то Светлый мог подвергнуться той же процедуре.
– И тогда мы можем подозревать любого Светлого, – подытожил Гесер. – К счастью для нас, Костя мертв и секрет «Фуарана» никому открыть не мог.
– У него не было времени поделиться содержимым книги с отцом?
– Нет, – твердо сказал Гесер. – Это же чародейская книга. Ее не перескажешь по телефону, не сфотографируешь.
– Жаль, хорошая идея пропадает. – Завулон прищелкнул пальцами. – Мне тут одна ведьмочка показала, есть такая штука в мобильных телефонах, ММС-сообщения называется! Можно передать фотографию по телефону.
Вначале я подумал, что это опять какая-то острота. Завулон, с умным лицом рассуждающий о ММС-сообщениях, которыми бодро обмениваются детишки на уроках, выглядел очень комично.
А потом я понял – это всерьез. Я просто иногда забываю, насколько они стары. Для Завулона мобильный – та же магия.
– К счастью, это невозможно, – сказал Гесер. – Он мог бы что-то запомнить и восстановить… да нет, чушь. Даже это невозможно. Природа вампира отличается от природы ведьмы. Воссоздать «Фуаран», пусть даже в ослабленном виде, смогла бы только опытная ведьма…
Я посмотрел на Гесера. И спросил:
– Борис Игнатьевич, скажите… А ведьма может стать Светлой?
* * *
Самые счастливые минуты в жизни родителей маленького ребенка – это с без четверти девять и до девяти часов вечера. Пятнадцать минут счастья, пока ребенок радостно смотрит рекламу йогуртов и шоколадок (пусть это и нехорошо), а потом прилипает глазами к Хрюше, Каркуше, Степашке и прочим персонажам передачи «Спокойной ночи, малыши».
Если бы те, кто выделяет на телевидении время на детские передачи, по вечерам сидели со своими детьми сами, а не стряхивали их на вышколенных нянь, то «Спокойной ночи» длилась бы полчаса. Или час.
Кстати, это бы здорово помогло повышению рождаемости. Пятнадцать минут, что ни говори, все-таки маловато. Но хотя бы можно спокойно попить чай.
Я не рассказывал Светлане деталей того, что мы увидели в квартире Саушкина. Впрочем, она и сама все прекрасно поняла, даже по самому короткому пересказу. Нет, аппетит ей это не отбило, Света продолжала пить чай. Мы и не такого в Дозоре навидались. Но она, конечно же, помрачнела.
– У нас есть версия насчет Светлого, – сказал я, пытаясь увести разговор на другую тему. – Гесер проверял всех Высших, никто под подозрение не попадает. Так вот… на Эдгаре было множество чар. Это работа ведьмы. Я подумал…
– Что Арина сменила цвет? – Светлана посмотрела на меня. – Может быть.
– Ты ведь ее тогда хорошо придавила, – сказал я. – Должна была почувствовать ее сознание. Как ты думаешь, могла она стать Светлой?
– Для рядового Иного это невозможно, – сказала Светлана. – Или почти невозможно… Для Высшего… для Арины…
Она замолчала, вспоминая. Я ждал, поглядывая на экран телевизора, где грустная девочка тащила на веревке варежку, воображая, что это щенок. Ужас! Пропали все наши варежки и перчатки. В собаку их Надя, конечно же, не превратит, у любой магии есть пределы. А вот игрушечных собачек в квартире прибавится.
Пора покупать ей щенка, иначе жизни не будет.
– Могла, – сказала Светлана. – Могла она стать Светлой. Странно у нее в душе, всего там намешано… а зверств особых не было. Но Арина мне дала клятву, что целый век не убьет ни человека, ни Иного. Она не сможет отступиться.
– Она и не убивала, – заметил я. – А насчет того, чтобы снабдить Эдгара амулетами, повысить его Силу… об этом разговора не было. Арине хватит мудрости, чтобы истолковать твой запрет именно так.
– Антон, не о том мы говорим. – Светлана отставила чашку. – Арина, ставшая Светлой… какая-то другая волшебница – все это не важно. Важно понять другое – чего они добиваются? Что объединило их вместе? Стремление уничтожить весь мир? Ерунда! Только в глупых фильмах встречаются злодеи, желающие разрушить мир ради самого процесса. Власть? Антон, но это тоже глупость! Им и так хватало власти. Абсолютной власти не поможет добиться никакой артефакт, даже сработанный полторы тысячи лет назад безумным магом. Пока мы не поймем, чего они добиваются, что хотят найти на дне Сумрака, никакой роли не играет – Арина это или не Арина, стала она Светлой или замаскировалась так, что ее Томас не опознал.
– Света, у тебя есть какие-то догадки? – Я сделал вид, что не заметил произнесенного ею «мы». Правду говорят, из Дозора никогда не уходят насовсем.
– Венец Всего стирает барьеры между слоями Сумрака… – Светлана помолчала.
– Мама, мультик кончился! – закричала Надя.
– Попробуй сравнить это с Белым Маревом. Заклинания-то явно одного корня… – Светлана встала, пошла к Наде. – Идем спать.
– Сказку! – потребовала Надя.
– Сегодня не получится. Нам с папой надо поговорить.
Надя с обидой уставилась на меня, теребя на шее тоненькую ниточку бирюзы. Пробормотала:
– У вас все время разговоры… И папа все время уезжает.
– Такая у папы работа, – спокойно объяснила Светлана, подхватывая дочку на руки. – Ты же знаешь, он борется с темными силами.
– Как Гарри Поттер, – с некоторым сомнением произнесла Надя, глядя на меня. Наверное, мне не хватало очков и шрама на лбу, чтобы соответствовать высокому образу.
– Да, как Гарри Поттер, Фэт Фрумос и Люк Скайуокер.
– Как Скайуокер, – решила Надя и улыбнулась мне. Видимо, этому персонажу я в ее глазах соответствовал сильнее всего. Что ж, и то хлеб.
– Я сейчас… – Светлана с Надей ушли в детскую. А я сидел, разглядывая надкушенную шоколадную конфету. Слоистую – темный и белый шоколад чередовался. Я насчитал семь слоев и усмехнулся. Вот наглядный пример структуры Сумрака. Белое Марево сложило все слои, обратив попавших под удар Иных в камень. Ладно, отвлечемся от боевого действия заклинания. Что случилось потом? Я закрыл глаза, вспоминая.
Потом Сумрак распрямился. Слои Сумрака вернулись на свое место.
С чего вдруг мы решили, будто Венец Всего соединит Сумрак и реальный мир навсегда? Поверили словам Рустама? А он-то сам откуда знает… Сумрак соединится – и снова разойдется. Идущая из нашего мира Сила вновь растащит слои. Это как тугая пружина – ее можно сжать, но она все равно распрямится.
А вот это уже интереснее. В Мерлина, соорудившего потехи ради магическую бомбу для уничтожения всего мира, мне не верилось. Не тот он был Иной. А вот в Мерлина-экспериментатора, придумавшего новую забаву, но не решившегося ее испытать, – легко.
Что может произойти от кратковременного соединения всех слоев Сумрака с реальным миром?
Вымрут все Иные?
Вряд ли.
Уж тут Мерлин бы не преминул похвалиться своей властью.
А он придумал какое-то иносказательное послание…
Я негромко прочитал вслух, глядя на тихонько возвращающуюся на кухню Светлану:

Венец Всего здесь скрыт. Всего лишь шаг остался.
Но он – наследие для сильных или умных,
Получишь все и ничего, когда достать его сумеешь.
Иди вперед, коль ты силен, как я; иди назад, коль ты, как я, умен.
Начало и конец, глава и хвост, все слито воедино
В Венце Всего. Так жизнь и смерть неразделимы.
– Пытаешься понять? – Светлана села рядом. – Я вот что подумала – почему мы решили, что Сумрак соединится навсегда? Скорее всего будет и возвратное движение.
– Я тоже так решил, – согласился я. – Как с Белым Маревом. Но к чему это приведет? Синий мох начнет расти в нашем мире?
Светлана засмеялась:
– То-то ботаники обрадуются! Новая форма растительности, к тому же реагирующая на человеческие эмоции. Защитят миллион диссертаций…
– Откроют фабрики по переработке синего мха, – подхватил я. – Начнут из него делать пряжу, джинсы шить…
Светлана вдруг посерьезнела:
– А что произойдет с теми, кто живет в Сумраке?
– С развоплотившимися Иными? – уточнил я.
Светлана кивнула.
– Жизнь и смерть. – Я кивнул. – Не знаю. Ты предполагаешь, что они могут… воскреснуть? Вновь ожить в нашем мире?
– Почему бы и нет. Мы же знаем, они живут. Я видела одного даже на пятом слое, когда дралась с Ариной…
– И не сказала мне, – заметил я.
– Ты же понимаешь, этого лучше не говорить. Не знать, если сам не можешь туда попасть. Я вообще не уверена, что туда попадают все… возможно, только самые сильные. Высший уровень, например. Зачем остальным знать, что они лишены посмертного существования.
– Томас-Рифмач говорил, что там, на нижних слоях Сумрака, волшебные города, драконы и единороги… все то, чего нет в нашем мире, но что могло бы в нем быть.
Светлана покачала головой:
– Томас, мне кажется, очень хороший человек. Но он бард. Поэт. Это не лечится, Антон. Ты говорил с ним, когда он был в своем сумеречном воплощении, мечтающий о единорогах и феях, волшебных городах, Иных, которые построили свой собственный мир, а не паразитируют на человеческом. Я бы так сильно на это не рассчитывала. Быть может, там всего лишь шалаши и деревянные домики. И никаких фей с единорогами.
– Это тоже немало, – сказал я. – Очень многие люди променяли бы рай, в котором робко надеются оказаться, на вечную жизнь в шалаше среди природы. Деревья там есть точно.
– Не слишком-то веселым мне показался тот Иной, которого я видела, – сказала Светлана. – Он, конечно, был… ну, словно размазанный, неясный. Но это понятно, если его обычная среда обитания – седьмой уровень Сумрака. Но он был такой… помятый. И бежал ко мне, будто хотел что-то сказать. Мне было не до того, сам понимаешь.
– А я видел бывшего Иного на первом слое, – вспомнил я. – Давно. Когда охотились за диким Светлым, Максимом[13]. Он даже мне чуть-чуть помог, подсказал, куда идти.
– Это бывает, – согласилась Светлана. – Редко, но я слышала несколько историй. Да и ты уже рассказывал…
Мы помолчали.
– Может быть, их действительно вернет обратно в наш мир, – сказала Светлана. – И вот это могло заставить действовать вместе Эдгара, Геннадия и Арину. Не только Саушкин, все они наверняка теряли тех, кого любили. Наверное, любого, кто утратил близких, такая возможность… смутит.
– Любого бы смутила, – сказал я.
И мы посмотрели друг на друга с тревогой. Хорошо, что нас теперь непрерывно охраняют. Плохо, что потенциальные враги – трое Высших.
– Я поставлю на ночь несколько новых защитных заклинаний, – сказала Светлана. – Не считай меня трусихой.
– К Венцу Всего можно пройти силой, – сказал я. – Проломиться сквозь Сумрак на седьмой слой. Но я не смог. Наверное, сможет Надя. Если бы знать, как пройти умом… хитростью. Я бы сам использовал этот артефакт. Пускай оживают. Светлых и Темных там будет примерно поровну, справимся.
– А если мы ошибаемся и это всего лишь бомба, что уничтожит мир?
– Вот поэтому я предпочту даже не думать, как добраться до артефакта. Пусть у Гесера с Завулоном голова болит.
– Пойдем спать, – сказала Светлана. – Утро вечера мудренее.
Но спать мы пошли не сразу. Вначале Светлана поставила вокруг квартиры несколько новых защитных заклинаний. А потом то же самое сделал я.

Глава третья

Утро выдалось таким чистым и ясным, что все вчерашние мрачности будто подернулись дымкой. Надюшка безропотно съела нелюбимую рисовую кашу, Светлана ни слова не сказала, когда я мимоходом сообщил, что собираюсь пойти на работу пораньше. Зато предложила прийти с работы пораньше и отправиться всем вместе в кино, на какой-то семейный фильм, который ей нахваливали подруги. Я представил себе Темных, охраняющих Надю, которые вынуждены будут смотреть романтическую сказку, где добро, конечно же, побеждает зло, и улыбнулся.
– Непременно. Хочу узнать, как там дела. Может быть, что-то сдвинулось с мертвой точки.
– Тебе бы позвонили, – развеяла мои мечты Светлана.
Но настроения мне это не испортило. Я быстро собрался, подхватил портфель с бумагами (да, что поделать, Светлым магам тоже приходится заниматься бумажной работой). Поцеловал дочку, жену и вышел из квартиры.
Этажом ниже оживленно беседовали Ромка – добродушный молодой увалень, года два как работающий у нас в Дозоре, и симпатичная худенькая девчонка. Темная. Из тех, кого выделил Завулон для нашей охраны.
Я поздоровался с обоими и пошел дальше, покачивая головой.
Вот так и завязываются романы с несчастливым концом. Как это случилось у Алисы и Игоря…
Погода была такой хорошей, что я секунду поколебался, стоя у подъезда, не пройти ли до метро пешком. С другой стороны, как раз в метро лезть не хотелось совершенно. Жара, толкотня, набитые поезда – час пик в московском метро кончается к двенадцати часам ночи.
Нет уж, лучше на машине. Светлана никуда ехать не собиралась. А просматривая линии вероятности, я проскочу мимо пробок и буду на работе через двадцать минут.
Сняв защитные заклинания, которые мне не повредят, но будут заставлять особо чувствительных водителей шарахаться от моей машины, я сел за руль. Включил зажигание. Прикрыл глаза, изучая, как мне лучше проехать.
Результат был обескураживающий. Почему-то все вероятности сливались в дорогу до Шереметьево. С чего бы вдруг, я же вовсе туда не собирался!
Что-то пушистое обвило мою шею. И добродушный, чуть тягучий голос спросил:
– Нынче дальняя дорога выпадает королю?
Я посмотрел в зеркало заднего вида. Картина мне крайне не понравилась.
Эдгара я не видел. Зато видел штуку, которую он набросил мне на шею, – серебристую меховую ленту. На роль горжетки она никак не годилась, было в ней что-то хищное… будто под серым мехом таилось множество крошечных острых зубов.
А еще я видел Геннадия Саушкина, сидящего на заднем сиденье справа. Лицо у вампира было бесстрастное.
– Что задумал, Эдгар? – спросил я.
– Это тебя не касается. – Эдгар нехорошо рассмеялся. – Не вздумай уходить в Сумрак и не пытайся колдовать. Ленточка на твоей шее существует во всех слоях Сумрака… во всяком случае, до шестого включительно. И она оторвет тебе голову при малейшем применении магии.
– Проверять не стану, – сказал я. – Что дальше?
– Пригласишь нас к себе домой? – спросил невидимый Эдгар. Лицо Саушкина при этих словах чуть дрогнуло.
– Нет. Извини, не до гостей.
– То есть можно убивать? – поинтересовался Эдгар.
– Неужели ты думаешь, что я отдам вам Надю? – Я не испугался, я даже удивился вопросу. – Можешь убивать.
– Я особенно и не рассчитывал, – сказал Эдгар. – Но Геннадий настаивал на этом вопросе… сам понимаешь – ему очень хотелось использовать твою дочь.
– Так же, как он использовал своего сына? – не удержался я. И был вознагражден оскаленной физиономией вампира, с которой мгновенно смыло все человеческое.
– Тихо-тихо. – Эдгар толкнул меня в плечо. – Не горячись. А то я Гену не удержу. Он на тебя очень обижен, догадываешься, за что?
– Да. Ты не мог бы проявиться? Неприятно говорить с пустотой.
– Выезжай со двора. – Эдгар усмехнулся. – Не хочется, чтобы заметили твои охраннички… Мы бы их порвали – даже пикнуть не успели бы. Но вот Светлана, боюсь, нам могла бы оказаться не по зубам.
Геннадий снова оскалился, продемонстрировав, что зубов у него полный комплект, причем четыре клыка явно превосходят человеческие.
– Уверен, – сказал я совершенно искренне. Дал газ, неторопливо вывел машину со стоянки. Может быть, врезаться в столб? Нет, этим их не удивишь, они к таким действиям готовы… – За Надю она вас с пылью смешает.
– Вот и я считаю, – так же вежливо, миролюбиво сказал Эдгар, – что нам вовсе ни к чему разъяренная баба на хвосте. Сможет ли твоя дочка пробиться на седьмой слой, нет ли – это вилами по воде писано. Шансов ничуть не больше, чем если тебя как следует вздрючить.
Я фыркнул.
– Боюсь вас разочаровать. Но выше головы мне не прыгнуть. Я Высший, но не нулевой. Надо быть Мерлином, чтобы пройти на седьмой слой.
– Я же говорил, надо брать девчонку, – тихо сказал Геннадий. – Я же говорил, он не сможет!
– Тихо! – успокоил его Эдгар. – Он сможет. Он пока недостаточно замотивирован, но мы поможем, и он справится.
– Попробуй, – сказал я. – Ну, куда ехать-то?
– К Шереметьево-два, куда же еще. – Эдгар засмеялся. С него медленно сходила невидимость, он проявлялся, вначале полупрозрачной фигурой, затем обретая краски. Геннадий так и не стал открываться, его я видел только в зеркале. – Думаю, быстрее всего выйдет по кольцевой, верно? И постарайся не мешкать в пути. Через час у нас самолет в Эдинбург. Думаю, мы успеем долететь, прежде чем тебя хватятся. Очень не хочется тратить последний заряд Минойской Сферы на портал до Эдинбурга. Но ты учти, если опоздаешь на самолет – пойдем через портал.
– Надо полагать, в Эдинбурге вас ждет Арина? – спросил я.
– Ты езжай, езжай. – Эдгар усмехнулся. – А я пока объясню, почему ты будешь нам помогать.
– Очень интересно, – сказал я. В груди рос холодок, но показывать страх решительно не хотелось. Хотя… что толку? Вампиры чуют страх инстинктивно. Даже магией трудно укрыться от их восприятия.
– Ты будешь стараться ради дочки, конечно же, – сказал Эдгар. – Ради дочки и ради жены. С Темным этот фокус не сработает, а вот со Светлыми – самое то.
– До моих тебе не добраться.
– Самому – возможно, что и не добраться. Гесер с Завулоном постарались на славу. Я вот насчитал шестерых охранников. А ты про скольких знаешь? Про двух молодых дурачков на лестнице?
Я промолчал.
– Полагаю, их не меньше восьми, а то и двенадцати, – озабоченно сказал Эдгар. – Гадать бесполезно, тут оба старых пердуна решили перестраховаться. Но если рядом с твоим домом случится взрыв… нет, не обычный взрыв, а ядерный… Тут гибнут даже Высшие Иные, Хиросима это наглядно доказала.
– Ты не пойдешь на такое, Эдгар, – сказал я. – Ты Темный, но ведь ты же не психопат. Атомный взрыв в центре Москвы? Ради того, чтобы убить мою жену и дочь? А сколько погибнет людей? А если у кого-то сдадут нервы, это сочтут ядерной атакой, и начнется мировая война?
– Вот! Самое главное, – Эдгар засмеялся, – что даже если Гесер почует неладное и вывезет твоих родных подальше от Москвы, куда-нибудь в уфимский схрон, к примеру, то ситуацию это кардинально не изменит. От твоих действий все равно будет зависеть судьба сотен тысяч, а то и миллионов людей. Неплохой манок для Светлого, а?
– Эдгар, – спросил я. – Что с тобой случилось?
– Ничего. – Эдгар засмеялся нервным, неестественным смехом. – Со мной все в порядке!
– Кого-то потерял, Эдгар?
Вопрос я задал наудачу. Но Эдгар молчал – и я понял, что попал.
Что я наконец-то начал что-то понимать в происходящем.
– Жену, – сказал он наконец. – Аннабель.
– Ты сказал, что был с ней на Крите, – вспомнил я.
– Был. Ровно год назад. Шли от пляжа к отелю, вдоль дороги… Мимо ехал грузовик. Водитель не справился с управлением, сбил ее на скорости восемьдесят километров в час. Я ничего не успел сделать.
– Ты ее любил, – сказал я с удивлением.
– Да. – Эдгар кивнул. – Любил. Я же не Завулон, я умею. Умел.
– Мне очень жаль, – сказал я.
– Спасибо, Антон, – совершенно нормальным тоном произнес Эдгар. – Я знаю, ты говоришь искренне. Но это ничего не меняет… в наших отношениях.
– Зачем ты пошел против всех? Зачем ты привлек людей?
– Людей? Какая разница, как их использовать, Антон? Мы живем за счет их энергии. Почему бы не применять их и как пушечное мясо… А зачем я пошел против всех… тут ты неверно ставишь вопрос. Я вовсе не против. Я за. Если угодно, то я за всех Иных. Темных и Светлых. Когда мы добьемся своей цели, вы поймете. Даже ты поймешь.
– Мы так не договаривались, – сказал Геннадий.
– Я помню, как мы договаривались, – обрезал Эдгар. – Мы делаем то, что задумали. А потом ты вызываешь Антона на бой. Все правильно, так? Ты ведь сам хотел честного поединка?
– Хотел, – с некоторым сомнением сказал Геннадий.
– Ну, если ты так уверен, что я пойму, – я уже сворачивал на кольцевую, борясь с искушением резко рвануть руль и сбросить машину с эстакады, – то мог бы и рассказать мне, что вы задумали. Вдруг я стану помогать вам добровольно?
– Думал я на эту тему. – Эдгар кивнул. – Даже с самого начала думал, ты из всех Светлых, что я знаю, наиболее вменяемый. Но так случилось, что мы стали работать с Геннадием. А он был резко против. Он тебя не любит, знаешь ли. Ты убил его сына. Из-за тебя развоплотилась его жена. Ну как тебя брать в Последний Дозор?
– Очень романтичное название.
– Это Гена, он у нас большой романтик. – Эдгар засмеялся. – Нет, не собирались мы тебя трогать. Месть – штука хорошая, но только если у тебя не осталось ничего, кроме мести… Надо же было Гесеру именно тебя послать в Эдинбург!
– Виктора вы убили, потому что он узнал Геннадия?
– Да, – кивнул Эдгар. – Это был спонтанный ход. Гена занервничал, решил, что появление однокашника Кости не случайно, что за нами следят. Ошиблись, конечно. Зато обнаружили, как открывать барьер на третьем слое. У нас на этот счет точных данных не было.
– Насчет голема на пятом – были?
– О да! – Эдгар засмеялся. – Меня после гибели Аннабель перевели работать в отдел специального хранения. Ну… чтобы успокоиться, пережить свою боль на тихой архивной должности… Ты бы знал, Светлый, чего только нет в спецхране Инквизиции! Я даже не подозревал, что такие вещи возможно создать. Честно тебе скажу, магия за последние сто лет несколько деградировала. Мы избаловались, используя человеческие вещи. А ведь у нас существовали аналоги и телефонам, и машинам, и самолетам… да что там аналоги! Мы могли бы создать цивилизацию, основанную исключительно на магии!
– Вот только мы вырабатываем Силы меньше, чем потребляем, – сказал я. – Мы не можем жить без людей.
– Кстати, я думал на эту тему. – Эдгар оживился. – Можно было бы… эй, ты не сбавляй ход! Иди по левой полосе, там пока чисто… Так вот я думал на эту тему. Самым идеальным обществом мне представляется структура, близкая к средневековой. Люди живут простым, здоровым, незатейливым бытом, работают на природе, занимаются ремеслами и искусствами. Централизованных правительств не надо, вполне хватит феодальной системы, баронов и номинальных королей. А мы, Иные, живем отчасти сами по себе, отчасти среди людей. Не таясь! И все знают о нас. Конечно, даже люди в такой схеме могут бросить вызов магу или вампиру. Пускай! Должен работать механизм естественного отбора, выбраковывая слабых и излишне жестоких Иных. Вот этот мир был бы куда приятнее нынешнего, причем как для Иных, так и для людей. Ты никогда не читал фэнтези?
– Чего?
– Книжки не читал? Всех этих «Властелинов Колец», «Конанов», «Волшебников Земноморья», «Гарри Поттеров»?
– Читал кое-что, – сказал я. – Ну… что-то наивно, а что-то любопытно. Как развлекательная литература вполне сносно даже для нас.
– А среди людей куда популярнее, чем научная фантастика, – уверенно сказал Эдгар. – Вот ведь парадокс – читать про освоение Марса или полеты к звездам, про то, чего люди действительно могут добиться, а мы – никак, людям неинтересно. Зато они мечтают стать магами, кидаться в сражение с большим острым мечом… если бы хоть кто-то из них знал, как выглядят раны от настоящего меча… Что это значит? Что средневековый мир, в котором существует магия, для людей наиболее привлекателен!
– Ну да, – сказал я. – Конечно. Потому что никто не задумывается о прелестях отправления нужды в выгребную яму в двадцатиградусный мороз, или амбре, которое эти ямы распространяют в сорокаградусную жару. Потому что герои книжек не страдают насморком, несварением, аппендицитом и малярией, а если уж страдают – то сразу под рукой оказывается Светлый целитель. Потому что все видят себя на королевском троне, в плаще могучего мага или, на худой конец, в дружине веселого и отважного барона. А никак не на высохшем поле с деревянной мотыгой в руках, глядящим вслед дружине, только что потоптавшей твой жалкий урожай, наполовину принадлежащий веселому отважному барону.
– Это другой вопрос, – миролюбиво сказал Эдгар. – Всюду есть плюсы и минусы. Зато нет рекламы, политиков, адвокатов, генетически модифицированных продуктов…
– Продуктов вообще будет мало, – вставил я.
– …детей, родившихся уродами из-за загрязнения окружающей среды…
– Тебе пора в «Гринпис». Зато полно будет детей, которых сглазили во чреве матери. И еще больше самых обычных детей, умирающих в родах из-за неправильного предлежания и отсутствия лекарств. Эдгар, вы что, задумали опрокинуть мир в средневековье?
Эдгар вздохнул:
– Да нет, Антон. Это очень, очень маловероятный исход. Могу сказать честно, я на него надеюсь. Но шансов не много.
– Я очень серьезно думаю о том, чтобы дернуть руль и врезаться в столб, – сказал я. – Видишь, впереди над кольцевой пешеходный переход? У него такие соблазнительные бетонные опоры…
– Нам не повредит, – ответил Эдгар. – Да и тебе, полагаю. Машина у тебя хорошая, подушки безопасности, ремни… есть шанс выжить. Не глупи. Хочешь покончить с собой – поколдуй немного.
– Что ты откопал в архивах? На что надеешься?
– Не говори ему, – мрачно сказал Геннадий. И, похоже, эти слова подействовали прямо противоположным образом. Все-таки Эдгар был изначально Темным, привыкшим смотреть на вампиров с брезгливым презрением. Даже к союзникам.
– Инквизиция всегда с большим вниманием относилась к артефактам, находящимся вне ее досягаемости, – сказал Эдгар. – Артефактам, созданным Мерлином, уделялось особое внимание… по вполне понятным причинам. О Венце Всего было известно немного. Только то, что он находится в Шотландии и является потенциально одним из самых сильных магических предметов. Если не сильнейшим. Но считалось, что данных по Венцу нет никаких. К счастью, несколько лет назад началась полная каталогизация и компьютеризация архивов. В числе прочего были переведены в электронную форму результаты средневековых допросов ведьм, всеми забытые отчеты агентов и ученых. Я искал все, что связано с Мерлином, и обнаружил несколько строчек, о которых давным-давно забыли. Одна из Светлых волшебниц тринадцатого века, первоуровневая… данные попали к ней, скажем так, не в силу ее ранга… Волшебницу допрашивали по поводу одной заварушки в Глазго, тогда это был мелкий провинциальный городок. И вот в ходе допросов она упомянула про «последний артефакт, созданный Мерлином». У нее уточнили, что делает этот артефакт. И она ответила, если переводить буквально: «Венец – это то, о чем мечтают ушедшие от нас Иные, то, чего они ждут в Сумраке, то, что принесет им счастье, вернет им свободу…» Тогда ее словам не придали значения, и они на долгие века остались в архивах. Пока лист пергамента не положили на сканер, а я не задал поиск по слову «Мерлин».
– Сейчас, надо полагать, этой информации в базе данных Инквизиции нет, – заметил я.
Эдгар усмехнулся.
– Вы хотите оживить мертвых Иных?
– Ушедших, – процедил Геннадий. – Ушедших, а не мертвых!
– Не так просто, – сказал Эдгар. – Мы думаем, что Венец Всего сольет сумеречный мир и человеческий, уничтожит барьеры между слоями. Если сейчас ушедшие от нас не могут… практически не могут возвращаться в наш мир, а мы не в силах хоть сколько-нибудь долго находиться в глубоких слоях Сумрака, то Венец все изменит. Наши ушедшие будут с нами.
– Эдгар, вы же ничего не знаете наверняка, – сказал я. – Не можете знать. Это все одни лишь догадки. А что, если слои по-настоящему сольются с нашим миром? Это будет катастрофа!
– Мы знаем, что ушедшие Иные этого хотят, – твердо сказал Эдгар.
– На основании одной фразы, сказанной в тринадцатом веке волшебницей?
– Она была любовницей Мерлина. Она знала точно.
Я не стал больше спорить.
Что я мог противопоставить их вере? Да ничего. Вере можно противопоставить только другую веру, а не факты и уж тем более не гипотезы.
– Эдгар, если бы я твердо знал, что Венец вернет ушедших Иных, – я бы вам помог. Но я в этом не уверен. – Я повернул на Ленинградское шоссе. – Это раз.
– Продолжай, – любезно предложил Эдгар.
– Но если бы даже я хотел вам помочь – охрана артефакта в Эдинбурге усилена. Всем понятно, что ты снова туда рванешься. И я полагаю, что уже сосчитано, сколько и какой магии ты спер из хранилища, так что твои амулеты неожиданностью не станут. Нам просто не пройти. Это два.
– Поверь, я хорошо поработал, – с гордостью сказал Эдгар. – В Инквизиции сейчас сами не знают, что у них было, чего не было и что осталось. Инквизиция – очень, очень сильно бюрократизированная структура. Это, наверное, судьба любой надгосударственной организации, что человеческой, что нашей. Нам будет трудно, но мы пройдем. Даже если ты нам не поможешь… полагаю, заставить тебя убивать Светлых почти невозможно.
– Девчонку надо было брать, тогда бы помог, – проскрежетал сзади Геннадий.
– Уймись, – ответил Эдгар. – Ну что ты за нелюдь такой, а? Гуманнее надо быть, Геннадий!
– Я при жизни был гуманным, – сказал вампир. – И пока Костю не убили – тоже держался. И пока Полина не ушла. Хватит с меня!
– И все-таки надо стараться преодолевать разногласия, раз уж мы теперь на некоторое время в одной команде, – рассудительно произнес Эдгар. – Не опускаться до оскорблений, не угрожать родным и близким… попусту. У тебя все, Антон?
– Нет, осталось еще одно маленькое замечание. Я не могу пройти на седьмой слой. На шестой я прошел – на нервах, на адреналине. Смог. Но дальше такой барьер, что мне никогда не пробиться. И в Дозорах тоже оценивали мощность барьера – никакой приток Силы извне не поможет.
– Почему?
– Да потому, что тут дело не в Силе как таковой! Она и без того хлещет в воронку над «Подземельями Шотландии» – мама не горюй! Но ведь Силой надо оперировать, пропускать ее через себя. Ну подашь ты Силу искусственно, выкачаешь из людей, из артефактов… и что? Напряжение в сети тоже нельзя повышать бесконечно, провод расплавится! Тут нужен сверхпроводник, понимаешь? А такой сверхпроводник – это нулевой Иной, совершенно не вырабатывающий магической энергии!
– Ох уж эти мне технические аналогии. – Эдгар вздохнул. – Геннадий, а ты понял?
– Понял. Говорил я…
– Все, молчи. Антон, я понимаю, что ты выше головы не прыгнешь. И я не прыгну…
– Эдгар, а с каких пор ты стал Высшим?
Бывший Инквизитор усмехнулся:
– Недавно. Не обращай внимания.
– Ну, знак регистрации Геннадию ты снял, – рассуждал я вслух. – Это понятно, в Инквизиции тебя и не таким вещам учили. Но поднять уровень Силы можно только «Фуараном». Книга сгорела…
– Не заговаривай мне зубы. – Эдгар вдруг хохотнул. – Геннадию заговаривай, у него они чешутся. Так вот чудес от тебя не ждут. От тебя требуется смекалка. Найди кружной путь.
– Уверен, что Томас-Рифмач искал этот путь сотни лет.
– Но у него же не было жены и дочки, под которыми может взорваться ядерный заряд. – Эдгар посмотрел на часы. – Успеваем. Молодец, хорошо руль крутишь. А теперь слушай – машину на парковку не загоняешь, это не нужно. Лишние следы. Нас у входа в зал вылета ждет парнишка, отдашь ему ключи. Человеку заплатили за то, чтобы он отогнал твою тачку на платную стоянку и оплатил трое суток. Вернешься – сможешь забрать.
– Если вернешься, – добавил Геннадий.
– Ты уж извини, но его шансы я ставлю выше, – отрезал Эдгар. – Так вот мы сейчас быстренько-быстренько пройдем контроль, причем ты не будешь привлекать внимания Иных на таможне. Лишние жертвы Светлому ни к чему, так? Сядем в самолет, ты выпьешь кофе, позволителен даже глоточек коньяка. И будешь думать. Хорошо думать. Так, чтобы я слышал, как у тебя мозги скрипят. И очень будет хорошо, если к Эдинбургу ты уже будешь знать, как достать Венец Всего. Потому что времени у нас в обрез. Всего двенадцать часов до взрыва.
– Ты сволочь, – сказал я.
– Нет, я очень эффективный менеджер по персоналу. – Эдгар улыбнулся.

Глава четвертая

Есть такие слова, от которых человек впадает в ступор без всякой магии.
К примеру: «Расскажи что-нибудь смешное». Даже если вы только что просмотрели финал КВН, прочитали свежий том Пратчетта и отрыли в интернете десяток действительно смешных и свежих анекдотов – из головы все вмиг вылетает.
Еще хорошо действуют слова «Сядь и подумай». Мне сразу вспоминается школа, контрольная по алгебре или какое-нибудь четвертное сочинение, усталое лицо учителя, который ничего хорошего от подопечных уже не ждет.
В этот раз в Эдинбург мы летели напрямую, рейсом «Аэрофлота». Будь это обычная командировка, я бы ничего против не имел, в Шотландии мне понравилось. Тем более что Эдгар, конечно же, взял места в бизнес-классе. Трое разъяренных соотечественников, явно способных вскладчину купить Боинг-767, на котором мы летели, бесновались у стойки регистрации – их билеты оказались недействительными. Я ничего не сказал, но в груди затеплилась надежда. Большинство людских неприятностей с двойными или недействительными билетами – следствие махинаций каких-нибудь нечистых на руку Иных, чаще Темных, но порой и Светлых. Поэтому все подобные случаи Дозорами отслеживаются. Ну, теоретически все, на практике – лишь вызвавшие серьезные скандалы. В данном случае скандал намечался изрядный…
Но, боюсь, все-таки расследование будет не столь оперативным, как мне нужно. Тем более сейчас, когда по всей Москве ищут Саушкина…
Таможенный пост на вылете тоже был усилен. Вместо двух Иных дежурили аж четверо, паритет в данном случае соблюдался жестко. Я питал слабые надежды, что на усиление бросят наших ребят и они меня заметят, но нет, все Иные были из подмосковных отделений, в данном случае – химкинские. К тому же еще перед регистрацией Эдгар раздал нам фальшивые паспорта и наложил качественные личины, которые четвертому-пятому уровню Иных были не по зубам. Так я и прошел мимо своих коллег под именем петербуржского жителя Александра Петерсона. Геннадий стал Константином Арбениным, а как назвался сам Эдгар, я не расслышал.
Уже в самолете, получив от стюардессы обещанные Эдгаром кофе и коньяк, я понял, что проиграл начисто. Пушистая удавка на шее, на которую недоуменно поглядывали еще на таможенном контроле, временами сжималась покрепче, а то и царапала кожу крошечными коготками… или зубками. Разве что не мурлыкала, ожидая, пока я применю магию. Я даже вспомнил, как эта штука называется. Кот Шредингера. Видимо, потому, что никто так и не смог понять, живая эта дрянь или все-таки мертвая. В Инквизиции Кота Шредингера применяли для конвоирования самых опасных преступников. Промахов эта дрянь не давала. Кстати, если я не путаю, она была единственной в своем роде. Эдгар спер поистине уникальные артефакты.
– Пей кофе, – любезно сказал Эдгар. Меня посадили к окну, рядом уселся Геннадий. Эдгар сел сзади, да еще и озаботился тем, чтобы соседнее место никто не занял: озадаченного, но даже не протестующего пассажира пересадили куда-то в эконом-класс, рассыпаясь в извинениях и обещая бесчисленные бонусы в качестве компенсации. Вообще «Аэрофлот» оставлял на удивление приятное впечатление. Ничуть не хуже западных перевозчиков, а то и получше. Жаль лишь, что наслаждаться полетом не получится, компания подкачала.
Я пил кофе вприкуску с коньяком. Смотрел, как лайнер выруливает на взлетную. Эдгар за моей спиной что-то прошептал – и гул исчез. Сфера Молчания. Что ж, разумно, теперь и нам ничто не мешает, и нас никто не услышит. Хорошо, что в отличие от волшебника Хоттабыча из сказки Эдгар располагает другими методами борьбы с шумом, кроме остановки двигателей…
Иди вперед, коль ты силен, как я; иди назад, коль ты, как я, умен.
Он издевался. Конечно же, издевался над незадачливыми охотниками за сокровищем. Но считал себя обязанным дать намек, это было в неписаных правилах игры тех времен. Значит, путь есть.
Вперед-назад…
Может быть, стоит «раскачаться»? Словно выволакивая из грязи забуксовавший автомобиль… искусство, прочно забытое массами в эпоху автоматических коробок передач. Дошел до шестого, отпрыгнул назад, снова до шестого, уже с разбега…
Чушь собачья. Я один-то раз до шестого слоя едва добрел, переводя дыхание после каждого рывка. Ну, допустим, сумею я подобно Гесеру выпрыгивать сразу из глубин Сумрака. Все равно «раскачаться» не получится.
Повторим рассуждения с самого начала.
Венец Всего здесь скрыт. Всего лишь шаг остался.
Тут все ясно. Надпись была на шестом слое, Венец Всего скрыт на седьмом. Хитрый Мерлин оставил указательный знак там, куда может забрести только самый сильный и умелый маг… эх, как приятно все-таки! Ведь я туда дошел!
Ничего особенного, однако, здесь не говорится. Этакая преамбула. Вступительное слово. Будем надеяться, что Томас-Рифмач перевел адекватно… впрочем, великому барду, да еще и предку Лермонтова, это положено.
Но он – наследие для сильных или умных.
И тут все более-менее ясно. Мерлин оставил решение, применять или нет артефакт, для тех, кто будет равен ему. По силе, по уму – не важно.
Получишь все и ничего, когда достать его сумеешь.
Что ж, тут чуть интереснее. Мерлин, похоже, не считал, что применение Венца грозит вселенской катастрофой. «Получишь все и ничего» – получишь все, но не для себя.
Или же я, подобно Эдгару с Геннадием, вижу лишь то, что хочу видеть?
Если «получишь все и ничего» означает, что весь мир будет в твоей власти, но погибнет?
Не знаю. Не могу понять. Тут бы в оригинале прочитать…
– Эдгар, я должен сделать один телефонный звонок, – сказал я.
– Чего? – развеселился Эдгар. – Кому, Гесеру? Вообще-то мобильники велели выключить.
– Ты хочешь от меня результата? Мне надо задать вопрос Фоме Лермонту.
Эдгар колебался недолго. Прикрыл глаза, потом кивнул:
– Звони. У тебя есть три минуты, прежде чем начнем взлетать. Но учти, я внимательно тебя слушаю.
Как хорошо, что я не стал стирать номер Лермонта… Я достал мобильный, позвонил. Гудок, второй…
– Антон?
В голосе Лермонта слышалось явное любопытство.
– Фома, я тут размышляю над стихотворением… над той надписью, что оставил Мерлин на шестом слое…
– Ну-ну? – заинтересовался Лермонт.
– Как звучит третья строка? Ты перевел как «получишь все и ничего, когда достать его сумеешь», помнишь? Так вот имеется в виду «получишь все и все потеряешь» или «получишь все, но оно тебе не нужно»?
Томас крякнул. И прочитал по-английски:
– With it, thou shalt acquire all – and nothing shalt thou get…
Ну спасибо, что не по-кельтски…
– Это значит… – решил я все-таки уточнить.
– Это значит, что, если достанешь, получишь то, что лично тебе не нужно, хотя оно и очень значительно, глобально, всеобще.
– Спасибо, Фома!
– Мозговой штурм? – поинтересовался Лермонт. – Удачи. Мы тут тоже время даром не теряем, работаем…
Я отключил связь. Интересно, слышали Эдгар и Геннадий наш разговор? Я вдруг с удивлением понял, что задача меня захватила. Несмотря на удавку на шее. Несмотря на шантаж. Несмотря на вампира и спятившего Инквизитора, сидящих рядом.
Я хочу понять. Я хочу отгадать загадку Мерлина. Сильным, как он, мне никогда не стать, но хотя бы в интеллекте с ним я могу потягаться?
Хочется верить, что могу…
Иди вперед, коль ты силен, как я; иди назад, коль ты, как я, умен.
Ну вот. Мы опять пришли к этой фразе. Тут смысл более-менее ясен. Сильный может пойти вперед и достигнуть цели путем Мерлина. Умный вернется и выберет окольный путь.
Начало и конец, глава и хвост, все слито воедино…
Это все лирика, пожалуй. Альфа и омега, начало и конец. Глава и хвост? Может, это намек на голема на пятом слое Сумрака?
Так, над этой строчкой надо подумать серьезнее. А что там в конце говорилось?
В Венце Всего. Так жизнь и смерть неразделимы.
Пожалуй, это уже относится к области применения. Жизнь и смерть неразделимы. Ушедшие в Сумрак Иные смогут ожить, вернуться в наш мир… Интересно, а оно им надо? Томаса-Рифмача пришлось чуть ли не за руку утаскивать, так ему хотелось остаться, вкусить радости магического рая.
Я представил себе, как воскрешенный Костя начнет орать на отца: «Я у тебя просил меня воскрешать?» Может такое быть?
Не знаю. Ничего не могу понять. Ох, вряд ли Томас прав. Он в ловушке своей мечты, как Эдгар и Геннадий ослеплены своей. Не показался мне особо восторженным обитатель Сумрака, что когда-то давным-давно сумел выйти на первый слой, да еще и указать мне путь к штабу Темных… спас, можно сказать. Интересно, кто он был и зачем помог? Как вообще узнал из своих призрачных глубин мироздания о происходящем?
Вопросы, вопросы, и нет на них ответов…
Начало и конец, глава и хвост, все слито воедино…
Вот здесь, пожалуй, что-то есть. Глава и хвост, вот кто не дает покоя! У кого там голова была с хвостом сращена? Ну, если не рассматривать всерьез чудо-голема с зубами на обоих хвостах…
Кстати, а почему бы не рассматривать его почти всерьез?
Не для себя, конечно. Для нашего дорогого Последнего Дозора.
Итак, Венец Всего скрыт в теле этой несчастной двухголовой твари. Где-нибудь посередине. Где начало одной половины и конец другой. Где глава и хвост неразделимы… Иди назад, то есть на пятый слой, там и найдешь!
А ведь очень убедительно получается. Если говорить с серьезным лицом. Руны у них нет, и вряд ли Эдгар ее сумеет достать. Пусть попробуют уничтожить голема, сотворенного Мерлином!
Конечно, если в брюхе ползающего уродца и впрямь найдется Венец Всего – это будет… это будет очень обидно.
Но я сомневаюсь в таком исходе.
– Улыбаешься, – сказал Геннадий. – Что задумал?
– Тише, – сказал я. – Я воспаряю духом. Лучше возьми мне коньяка.
Геннадий сжал зубы и замолчал.
За размышлениями и в коконе полной тишины я совсем упустил момент взлета. Посмотрел в иллюминатор – мы были уже высоко, за первым слоем облаков. Тьфу ты, всюду теперь видятся слои, которые надо преодолевать…
Нет, что-то меня все-таки цепляло в этой строчке. Глава и хвост, так? Я про это слышал. В магии? Да нет, скорее в фольклоре. В каких-то верованиях… Ну да, конечно! Египетские, а позже и европейские мифы. Алхимические трактаты. Буддизм – в виде колеса Сансары, перерождения…
Уроборос.
Змей, пожирающий свой хвост.
По коже у меня пробежал холодок. Ох не зря Мерлин поставил на страже пятого слоя двуглавого змея… Венца в нем, конечно, нет.
А вот намек был, да еще какой явный!
Начало и конец. Сам себя порождает, оплодотворяет и убивает. Вечная и неизменная сила, растворяющаяся в пространстве и вновь восстанавливающаяся, бесконечный круг времени, защита от хаоса и тьмы, ограждающая Вселенную, объемлющая и поддерживающая мир, несущая жизнь в смерть, а смерть – в жизнь, одновременно неподвижная и движущаяся…
Смерть и возрождение.
Бесконечный поток Силы, умирающий и возрождающийся…
Я понял.
Я все понял.
Пальцы задрожали, я вцепился в подлокотники. Поймал подозрительный взгляд Геннадия и сказал:
– Летать боюсь. Возьми коньяка, а? Будь человеком, хоть ненадолго.
Геннадий молча приподнялся, жестом позвал стюардессу.
Уроборос.
Начало и конец. Смерть и жизнь. Кольцо Силы, удерживающее Вселенную.
Я все понял. Первым после Мерлина. Есть чем гордиться, если останусь в живых!
– Ты что-то придумал, – сказал Эдгар. Привстал, перегнулся через спинку кресла, с любопытством заглянул мне в глаза: – Эй, Антон! А ведь я был прав, у тебя есть какая-то мысль.
– Есть. – Я не стал отнекиваться. – Эдгар, я все-таки тебя еще раз хочу спросить… ты уверен, что извлекать ушедших – безопасно? Ты же знаешь, что такое Тень Владык?
– Знаю. – Эдгар помрачнел. – Это ушедшие маги, призванные с пятого слоя, где они уже могут существовать более-менее долго. Вырванные из родной среды, накачанные Силой, обезумевшие… уничтожающие все вокруг с неслыханной жестокостью. Антон, не надо сравнивать насильственное извлечение и использование ушедших с их воскрешением. Знаешь, если тебя разбудить ночью, стукнуть по голове, облить дерьмом и начать орать что-нибудь в ухо – ты тоже начнешь буйствовать.
– Значит, вы решили твердо… – Я помолчал. Не следовало «сдаваться» сразу. Эдгар не сможет прочитать мои мысли, я все-таки Высший, но вот почувствовать ложь в интонациях, в выражении лица он способен. И Геннадий – тоже. – Эдгар, каковы мои гарантии?
– Какие еще гарантии? – поразился он.
– Гарантии того, что, когда я все вам объясню, ты не прикажешь взорвать бомбу в Москве. И что ты снимешь с моей шеи Кота Шредингера.
Эдгар усмехнулся:
– Многого хочешь.
– Многое даю, – ответил я с теми же интонациями.
– Клятва Светом и Тьмой тебя устроит?
– Эдгар! – холодно сказал Геннадий. – У всего есть границы!
– Клянусь Светом, Тьмой и равновесием между ними, – размеренно заговорил Эдгар, вытягивая руку в промежуток между мной и Геннадием, – что, если ты поможешь нам овладеть Венцом Всего, я сниму с тебя Кота Шредингера, не отдам приказа на взрыв в Москве и позволю сразиться с Геннадием один на один. Если ты победишь, я не буду больше чинить препятствий тебе и твоей семье, если не подвергнусь с вашей стороны нападению. Если ты проиграешь, я обязуюсь не предпринимать ничего по отношению к Светлане и Наде. Опять же – если они не нападут на меня сами. Клянусь!
На его ладони возник шарик, наполовину светящийся, а наполовину черный, будто всасывающий в себя свет. Шарик медленно вращался, свет перетекал в тьму, а тьма – в свет.
– Одно уточнение, – сказал я. – Что значит «если помогу овладеть»? Это когда?
– Когда Венец будет в наших руках.
– Не согласен. – Я покачал головой. – Есть серьезные шансы, что вы все погибнете, доставая Венец. А снять Кота может только тот, кто его ставил. Мне не улыбается провести остаток жизни без всякой магии и с этой дрянью на шее.
Эдгар задумался. Или скорее сделал вид, что задумался. Он наверняка давно определил границы, до которых готов двигаться.
– Уточняю, – сказал он, глядя на кружащийся в ладони шарик из Света и Тьмы. – Я прикажу не взрывать бомбу в Москве, как только все мы сочтем твои слова правдой. Я сниму Кота перед тем, как мы отправимся доставать Венец. Но ты будешь рядом, связанный клятвой не мешать нам. Это максимум того, на что я могу пойти.
Теперь настала моя очередь изображать работу мысли. Готов я или не готов пойти на такие условия? Если бы я собирался сказать правду, то скорее всего надо было бы торговаться дальше…
– Еще одно уточнение, – сказал я. – Ты не просто снимешь Кота, но и позволишь мне уйти на безопасное расстояние. Я не хочу поневоле вступать в бой на вашей стороне!
– В бой? – с любопытством произнес Эдгар. – Вероятно, имеется в виду не бой с сотрудниками Лермонта?
– Нет, не с ними. – Я улыбнулся. – Вам и без них хватит проблем, поверьте.
– Хорошо, – сказал Эдгар. – Я позволю тебе уйти на безопасное расстояние, прежде чем мы отправимся доставать Венец. Но после этого ты обязан будешь вернуться и вступить в бой с Геннадием. Он… очень этого хочет.
– Согласен, – сказал я. Вытянул руку. – Клянусь Светом.
На моей руке возникла и тут же исчезла огненная сфера. Кот на моей шее недовольно сжался – и расслабился. Это была не моя магия, изначальная Сила сама решала, подтвердить слова мага или нет.
– Геннадий, а ты подтверждаешь обязательства Эдгара? – спросил я.
– Да. – Он не стал клясться Тьмой. К вампирам изначальная Сила нисходит редко. Но я ему верил. Все-таки главное для Геннадия было вернуть сына и жену. Месть отошла на второй план.
Внезапно сообразив, что Сфера Молчания не мешала пассажирам наблюдать за неожиданной иллюминацией, я огляделся.
Но нет, все было в порядке. Пассажир через проход спал. Его сосед у окна работал на ноутбуке. Какие молодцы эти деловые люди…
– Пройти на седьмой слой невозможно, – сказал я. – Никак. На это способен только нулевой маг… или тот, кто развоплотился и ушел в Сумрак.
Геннадий напрягся. Эдгар ледяным тоном спросил:
– Это и есть твой совет?
– Нет. – Я покачал головой. – Мерлин все замечательно объяснил. Вы просто уперлись в свою идею о седьмом слое Сумрака! Ну, не только вы… – самокритично добавил я. – А ведь Мерлин оставлял не просто инструкцию по добыче Венца! Он говорил о проблеме в общем. О возможности встретиться с ушедшими!
Эдгар и Геннадий переглянулись.
Да, это должно было их зацепить. И зацепило.
– Иди вперед, коль ты силен, как я! – процитировал я. – О чем это? О пути на седьмой слой, где ушедшие обитают! А если ты не нулевой маг, то что? То тебе нужен артефакт, созданный Мерлином. Венец Всего. И где его взять? Надпись на шестом слое гласит: «Иди назад, коль ты, как я, умен»! А что у нас на пятом слое?
– Страж. Голем в обличье двухголовой змеи. – Эдгар прищурился.
– Глава и хвост, все слито воедино! – торжествующе сказал я. – Это не просто страж, идиоты! Это обертка, защита артефакта! Сказки в детстве читал? Смерть Кащея в яйце, яйцо в утке, утка в сундуке… Тот же принцип. Кстати, – в порыве вдохновения добавил я, – не удивлюсь, что, когда вы разорвете голема напополам, из него вылезет еще какая-нибудь тварь. Или даже выпорхнет. Скорее всего она постарается спастись бегством, так что готовьтесь сбивать скоростную летящую цель!
– Там жизнь и смерть неразделимы, – сказал Эдгар. И задумался.
– Смерть голема – новая жизнь ушедшим, – прошептал Геннадий. – Эдгар, это может быть правдой?
Эдгар думал. Что-то вспоминал.
– Кстати, Венец, наверное, является активатором голема, – добавил я. – Мерлин был склонен к простым и изящным решениям.
– Были два случая в истории, когда голем-охранник служил одновременно и оболочкой для хранимого, – сказал Эдгар. – И первый раз эту хитрость использовал один из учеников Мерлина.
Мысленно я возблагодарил неизвестного мне мага, так кстати подтвердившего мои слова. А себе позволил лишь задумчиво кивнуть:
– Вот-вот. Наверное, Мерлин поделился с ним своей идеей. Или он помогал учителю создавать голема-змею.
Эдгар кивнул. Сказал:
– Если бы у нас была руна… С ней нейтрализовать голема оказалось легче легкого…
Он поверил.
– Сами виноваты, – сказал я. – Надо было не тайные общества организовывать, а вынести свои догадки на всеобщее обсуждение. Все Иные когда-то кого-то теряли…
– Ты не представляешь себе силу бюрократии, – с отвращением сказал Эдгар. – Обсуждение затянулось бы на сотни лет. А в итоге решили бы ничего не предпринимать.
– Не может быть, – буркнул я.
– Ты просто слишком молод… и далек от управленческих структур. Гесер с Завулоном со мной бы согласились.
Я пожал плечами. Может быть, и согласились бы.
Интересно, а Гесеру есть о ком грустить? Он любит Ольгу, а та теперь рядом с ним. Они даже своего сына исхитрились сделать Иным. Но… неужели за тысячи лет Великий Гесер не терял любимых, друзей, детей? Да наверняка терял! И среди них были не только люди, а еще и Иные. Те, что ушли в Сумрак.
А Завулон? Да, конечно, такой, какой он есть сейчас, – Завулон никого не любит. Но разве могло так быть всегда? Когда-то он был ребенком, таким же, как все, только обладающим потенциалом Иного. Так случилось, что он ступил на дорогу Тьмы. Но не мог же он никого и никогда не любить! Даже Темные это умеют… даже злые и бессердечные вроде Алисы Донниковой…
Интересный расклад. А ведь и Гесеру, и Завулону в принципе действия «Последнего Дозора» на руку! Любого хоть сколько-нибудь старого Иного должна радовать идея возвращения ушедших.
Хотя, конечно, они никогда не смогут признать это открыто.

Глава пятая

Стюардесса разнесла по салону обед. Мне опять был предложен коньяк, но я отказался. Хватит, в Эдинбурге надо быть в форме.
Эдгар за спиной ел с аппетитом. Геннадий задумчиво ковырялся вилкой, выбирая кусочки мяса. При взгляде на него у меня начисто пропало желание есть мясо. Я с трудом заставил себя съесть салат и кусочек сыра. Даже обидно, что все оказалось вкусно. Надо было попросить вегетарианский обед.
Саушкин достал из кармана фляжку. Открутил пробку, глотнул. Спрятал фляжку, демонстративно облизнул испачканные темным губы.
– Знаешь, Эдгар, одна вещь меня удивила, – негромко сказал я. – Ты вроде как всегда был нерасположен к кровососам. А уж к вампирам, нарушающим Договор… И ты снял знак регистрации с преступника?
– Успокойся, Антон, – миролюбиво сказал Эдгар. – Что Гена Светлых на бульваре порвал – так он защищался. В Эдинбурге… ну, нехорошо вышло. Но это тоже была в каком-то смысле самозащита. Гена ведь даже не выпил парня, неприятно ему было Костиного друга пить, он всю кровь вылил…
– А как же он достиг Высшего уровня? – спросил я, глядя на Геннадия.
Вампир едва заметно приоткрыл рот, выпуская клыки. Покачал головой.
– В записях его сына остался рецепт «Коктейля Саушкина», – сказал Эдгар невозмутимо. – Да, Гена возвысился незаконно. Но ему не пришлось для этого убивать людей…
– Уверен? – спросил я, глядя на Геннадия. Клыки у него выдвигались все дальше и дальше. Интересно, что будет делать Кот Шредингера, если меня попытаются укусить сквозь его пушистое тело?
– Что не так? – Эдгар протянул руку и крепко взял Геннадия за плечо. – Я чего-то не знаю о своем соратнике?
– Он врет, – сказал Геннадий. – Он пытается нас поссорить.
– Не думаю. – Эдгар по-прежнему держал вампира за плечо. И, похоже, уже прилагая к тому некоторые усилия. – Ты разволновался, Гена. Успокойся.
– Я совершенно спокоен, – процедил вампир.
– Ты убивал людей? – невозмутимо спросил Эдгар. – Никакого рецепта коктейля, отправленного тебе сыном по электронной почте, не было?
– Убивал, – сказал Геннадий. Снова достал фляжку, встряхнул. – А рецепт был! Вот он, коктейль Костин. Не смотрел я почту, не до того мне было! Весной письмо прочитал, только ни к чему уже было… И что теперь?
– В его квартире нашли полсотни выпитых тел, – пояснил я. – Думаешь, чего сегодня Дозоры на ушах стоят? Гену теперь свои же порвать на клочки готовы, они на пять лет без лицензий остались.
– Это Гесер поскромничал, – заметил Эдгар. – Я бы на его месте десять лет требовал. Обидно. У меня были подозрения на этот счет. Обидно! Геннадий, так не поступают! Мы же одна команда!
– Мы остаемся одной командой? – спросил Геннадий.
Эдгар вздохнул:
– Да. Сделанного не воротишь… Зачем ты это делал?
– Откуда мне было знать, что вы на меня выйдете? – вопросом ответил вампир. – Я хотел отомстить Антону. А как может слабый вампир отомстить Высшему? Мне пришлось качаться. Он сам во всем виноват!
Я подумал, что это оправдание никогда не исчезнет из обихода. Не только сил Тьмы, а еще и самых обычных человеческих подонков.
Он сам во всем виноват! У него была квартира, машина и дорогой мобильный телефон, а у меня – три рубля, хронический алкоголизм и похмелье каждое утро. Потому я и ждал его в подворотне с кирпичом, гражданин начальник… У нее были длинные ноги, семнадцать лет и красивый парень, а у меня – импотенция, порнографический журнал под подушкой и рожа как у гориллы. Как я мог не накинуться на нее в подъезде, когда она вошла, напевая, с губами, горящими от поцелуев… У него была интересная работа, командировки по всему миру и хорошая репутация, а у меня – купленный диплом, мелкая должность под его началом и хроническая лень. Только поэтому я подстроил все так, чтобы его обвинили в растрате и выгнали из фирмы…
Они все одинаковы – что люди, что Иные, жаждущие славы, денег, крови, обнаружившие, что самый короткий путь – это всегда путь темный.
Им всегда кто-то мешает и всегда кто-то в чем-то виновен.
Наверное, когда Геннадий Саушкин хотел спасти своего умирающего сынишку, он действительно желал добра. Не всей душой, конечно, у него уже не было души. Но разумом и сердцем он не хотел смиряться с его смертью. Так же, как не хочет смиряться сейчас. И темный путь оказался так прост и так близок…
Он долго еще балансировал на самой грани, если у вампира еще остается эта грань. Он не убивал. Он даже старался быть честным и добрым, и у него получалось. Даже Костю он смог воспитать почти человеком.
Но короткие дороги тем и отличаются от длинных, что на них взимают плату за проезд. И на темных дорогах очень любят объявлять цену в конце пути.
– Ты удовлетворен его объяснениями? – спросил я.
– Я огорчен, – ответил Эдгар. – Но тут уже ничего не исправишь.
– Есть вещи, которые исправить нельзя, – согласился я.
А про себя добавил: «Но есть и те, которые исправить можно».

Стойка сумеречного таможенного контроля в Эдинбурге пустовала. Лежали какие-то бланки и даже поисковый амулет, светящийся ровным молочно-белым светом: последним тут прошел Светлый. Дежурных не было. Или дежурного? Вряд ли тут много работы…
В Сумрак меня втянул Эдгар. Я по-прежнему не мог применять магию, на шее беспокойно ворочался и временами выпускал коготки проклятый шредингеров Кот. Я посмотрел разок на Геннадия – и отвернулся. Тот еще видок. Что там Завулон говорил про человеческих детей, играющих в вампиров? Им надо показывать, как по-настоящему выглядит вампир. Источенные язвами щеки; землисто-серая кожа; мутные и пустые белесые глаза, похожие на сваренные вкрутую яйца, с которых содрали скорлупу.
Мы прошли мимо стойки, свернули куда-то в служебный коридор сквозь закрытую в реальном мире дверь. Зашли в небольшую комнату, то ли скудно меблированную бытовку, то ли склад для отслужившей свое, но еще не списанной рухляди: кресла со свернутыми спинками и сломанными ножками, стеллажи с какими-то пыльными коробками и банками, рулоны ковролина мрачной окраски.
Эдгар дернул меня за плечо, вытягивая в реальный мир. Я чихнул. Точно, временный склад для хлама. Поморгал, привыкая к тусклому освещению – окна глухо закрывали жалюзи. И усмехнулся. Ну что ж, пока можно смело записывать себе еще одно очко.
В кресле, сохранившемся лучше всего, сидела красивая черноволосая женщина. Простецкая повседневная одежда – брюки и блузка – на ней казалась совершенно неуместной. Тут либо длинное платье, подчеркивающее женственность, либо что-то воздушное, белое, полупрозрачное, либо совсем ничего.
Хотя… она была способна украсить собой любую одежду. Хоть костюм бомжа.
Я ею снова залюбовался. Как в первый раз, когда наши пути пересеклись.
– Здравствуй, Арина, – сказал я.
– Здравствуй, чароплет. – Она протянула руку, и я прикоснулся губами к ладони.
Хоть и видел ее в сумеречном воплощении.
Хоть и знал, что это роскошное, дышащее жизнью и здоровьем тело существует лишь в человеческом мире.
– Ты не удивился, – сказала Арина.
– Ничуть. – Я покачал головой.
– Он знал, – подал голос Эдгар. И по его интонации я вдруг понял, что он в троице не самый главный. Может быть, он всю кашу и заварил. И боевой магией «Последний Дозор» снабдил именно он. Но Эдгар не главный.
– Светлана догадалась? – предположила Арина.
– Вместе так решили, – сказал я. – Кстати, ты ведь теперь Светлая? Извини, глянуть ауру не рискну… у меня тут Котик на плечах дремлет…
– Светлая, – сказала Арина спокойно. – Это тоже для тебя не новость, что Великие могут менять цвет?
– Мерлин же сменил, – отмахнулся я. – У меня вопрос к тебе, ведьма… или как тебя нынче? Целительница?
Арина молчала.
– Ты давала обещание моей жене. Клятву. Что сто лет…
– Не причиню вреда никому, ни Иному, ни человеку, кроме, разве что, самозащиты, – продолжила Арина.
– Неужели смена цвета избавила тебя от клятвы?
– Так я никого и не убивала, Антон. Что Эдгара с Геннадием снаряжала – так это другое дело. Это клятвой не возбранялось.
– Пожалела тебя Светлана, – сказал я. – Пожалела.
– Может, и не зря пожалела, Антон? – Арина улыбнулась. – Вот… Светлой я стала. Жене твоей и дочке не вредила, нет разве?
– А как насчет ядерного заряда, который Эдгар грозится взорвать у нашего дома? Через сколько часов? – Я посмотрел на бывшего Инквизитора.
Эдгар поднял руку. Посмотрел на часы. И сказал:
– Видишь ли, в чем дело, Антон… Для того, чтобы быть по-настоящему заинтересованным в успехе нашего дела, ты должен испытывать в этом личную потребность.
Он еще не закончил – у меня тяжело застучало в висках, а в глазах будто туман повис.
– Взрыв произошел пять минут назад, – сказал Эдгар хладнокровно. – Клятву я не нарушил, время было назначено еще вчера… И не бесись, пожалуйста. Если Кот Шредингера тебя прикончит – ты жене и дочке не поможешь.
Я и не собирался применять магию.
У мертвых всегда возникают проблемы с местью. Даже у мертвых Иных. Зачем они мне.
Я ударил Эдгара ногой. Может быть, и не так красиво, как Ольга, вышибающая замок в двери Саушкина. Но, похоже, сильнее.
Эдгар отлетел к стене, ударился о нее затылком, медленно сполз вниз, царапая руками пах.
А на мне повис Геннадий. С нечеловеческой силой обхватил поперек груди, другой рукой запрокинул голову, оскалил зубы…
– Гена! – Арина сказала лишь одно слово, но клыки у вампира тут же втянулись. – Эдгар сам напросился. Антон, успокойся. Наш серый друг ошибся.
Эдгар стонал, катаясь по полу и держась за пах. Это я хорошо попал.
– Никакого взрыва не было, – продолжала Арина. Встала, подошла к нам. Заглянула мне в лицо. – Эй, Антон! Успокойся. Взрыва не было!
Я посмотрел ей в глаза. И кивнул.
Она говорила правду.
– Как… не было… – простонал из угла Эдгар.
– Я же тебе говорила, что мне не нравится эта идея, – сказала Арина. – Даже если бы я Темной оставалась – не нравилась бы! Взрыва не было. Преступники, похитившие тактический ядерный заряд, раскаялись и вернули его властям. Сейчас их всех допрашивают, – она вздохнула, – и, боюсь, не очень-то гуманно. Взрыва не было и не будет.
– Арина! – Эдгар даже стонать перестал. – Зачем? Ну пусть бы подержали… для гарантии…
– Я теперь так не могу, – мило улыбнувшись, объяснила Арина. – К сожалению – не могу. Я сразу тебе говорила – массовые акции по уничтожению людей стану пресекать.
– Зачем же тогда… позволила все это вообще затеять… – Эдгар с трудом выпрямился. Посмотрел на меня ненавидящим взглядом. – Козел! Ты мне все… все отбил!
– А тебе на ближайшие семьдесят семь раз оно и не нужно, – с удовольствием ответил я. – Не заметил заклинания, которое в тебя Афанди кинул?
Арина засмеялась:
– Вот оно что! Старый шутник Афанди… Да, ближайшие семьдесят пять раз, Эдгар, будешь приставать к кому-нибудь другому.
– Зачем позволила? – с болью в голосе переспросил Эдгар.
– Чтобы ты убедительно говорил! Антон и с Котом на шее мог бы ложь раскусить. Саушкин, прошу вас, отпустите нашего гостя. Он больше не будет драться. Мальчишки вечно выясняют свои отношения самыми примитивными методами…
Геннадий неохотно отошел от меня и сел прямо на пол, сложив ноги по-турецки. Я поискал взглядом кресло получше, уселся, демонстративно не спрашивая разрешения. Арина тоже вернулась в кресло. Эдгар, обнаруживший, что он единственный из всех стоит, да еще и хватается за причинное место, тоже сел.
– Итак, все успокоились, и можно спокойно поговорить, – голосом любезной хозяйки литературного салона, на глазах у которой только что один поэт драл кудри другому, сказала Арина. – Мир, мир и мир! Антон, давай-ка я тебе объясню… ты же понимаешь, врать мне куда сложнее, чем Гене или Эдгару. Мы не хотим никаких ужасов. Мы не собираемся уничтожать мир. Мы не собираемся уничтожать людей. Мы всего лишь возвращаем к жизни наших ушедших.
– Арина, тебя-то на чем подцепили? – сказал я. – Любимый? Ребенок?
В глазах Арины вдруг явственно мелькнула грусть.
– Любимый… был у меня любимый, чароплет. Был да сплыл. Даже своего, человеческого века не прожил, погиб… И дочка была. Раньше, еще до него. Тоже умерла. Четыре годика… от мора. Не было меня с ней рядом, не успела спасти. И Венец их не вернет, люди они были. Если и ушли куда – нам нет туда дороги, им обратно нет возврата.
– Так зачем же ты… – Неоконченный вопрос повис в воздухе.
Геннадий тихо и хрипло засмеялся:
– Она у нас идейная! Она же теперь Светлая, как ты. Убивает только из высоких соображений…
– Цыц, кровосос! – Арина сверкнула глазами. И тут же ровным голосом подтвердила: – Он правду говорит, Антон. Я ведь Светлой стала осознанно. По велению разума, а не души, можно так сказать. Надоели мне Темные. Никогда от них ничего хорошего не видела. В Инквизицию думала податься, да слишком много на мне висело. Да и не люблю я их, ханжей самодовольных… извини, Эдгар, к тебе, конечно, уже не относится. Я ведь тогда и впрямь в Сибирь уехала. Жила в Томске, хороший город, тихий. К Свету располагает. Работала по старинке, колдуньей. Объявление в газету дала, когда из Дозора проверять приходили – шарлатанкой притворялась, мне-то нетрудно рядового дозорного вокруг пальца обвести. А потом на том себя поймала, что делаю только добрые дела. Мужей женам возвращаю – только если любовь еще жива, если и впрямь вижу, что от того всем лучше будет. Болезни лечу. Пропавших ищу. Молодость возвращаю… чуть-чуть. Тут ведь, главное, капельку магии приложить, а остальное – веру в себя вселить, заставить здоровый образ жизни вести. И ни одного сглаза, ни одного приворота к нелюбимой… Я и решила, что хватит мне в темные-то игры играть. А для того, чтобы Иному цвет сменить, знаешь, что требуется?
Я покачал головой.
– Требуется что-то огромное, важное придумать. Не просто так – делал целый год добрые дела, стал Светлым, творил зло – стал Темным. Нет. Что-то такое нужно, чтобы все в тебе перевернуло. Чтобы оно все предыдущее, что ты в жизни сотворил, обеляло… или, напротив, перечеркивало.
– Мерлин попался на избиении младенцев? – спросил я.
– Думаю, что да, – кивнула Арина. – На чем же еще? Уж очень ему хотелось царство справедливости и благородства на земле создать, затем и Артура пестовал. Как можно церемониться ради великой-то цели? А тут в линиях вероятности младенец, что вырастет и разрушит все королевство… Не жила я тогда, знать, что Мерлин думал и чего хотел, не могла. Но в тот миг, когда Мерлин решился ради своей мечты погубить невинных, умер Великий Светлый маг, а родился Великий Темный.
Опять Уроборос. Жизнь в смерти и смерть в жизни…
Действительно ли все так просто у Арины? Надоело быть Темной, потянуло на добрые дела – вот и Светлая. Перевоспиталась, будто старуха Шапокляк, да и стала на другую сторону…
Или тут еще в чем-то дело? В тех долгих и сложных отношениях, что связывали ее с Гесером? В их совместных интригах, когда Светлый маг и Темная ведьма шли к одной и той же цели? Склонил ли ее Гесер к Свету, или Арина поняла, что между ее Тьмой и Светом Гесера не такая уж и большая разница?
Не знаю. И тут уж она не ответит. Как не ответит и на вопрос, знали ли Гесер и Завулон ее планы загодя, ведя свою игру, позволяя «Последнему Дозору» тянуться к наследию Мерлина.
– А как с Эдгаром сошлась? Не секрет?
Эдгар молчал. Что-то шептал… видимо – залечивал по мере возможности травму.
– Какой уж теперь секрет. – Арина посмотрела на своего соратника и, похоже, любовника. – Он меня все-таки выследил. Дело принципа это для него стало. Выследить-то выследил, только к тому моменту ему уже не выслужиться хотелось. Жена у него погибла, он узнал про последний артефакт Мерлина и хотел его добыть. А для этого самый простой путь – стать Высшим, и не просто Высшим – нулевым, как Мерлин. Эдгар думал, я сумею «Фуаран» восстановить. Тут он меня немного переоценил. Но вот рассказ про Венец Всего мне понравился. Тогда мы с ним союз и заключили.
Я кивнул. Да, похоже, так оно и было. Эдгар, уже одержимый идеей добраться до артефакта, нашел Арину. Вместе они кооптировали в свой «Последний Дозор» жаждущего мести Саушкина. И начали работать. Имеющий доступ к самому обширному хранилищу магических амулетов Инквизитор; очень умная ведьма, ставшая Светлой; сходящий с ума от тоски по сыну и жене Высший вампир…
Грустная у них вышла компания.
И страшная.
– Не боишься, что Венец станет твоей ошибкой, Арина? Как Мордред стал ошибкой Мерлина?
– Боюсь, – сказала она. – Есть такое… Ну так что, ошиблись мы или нет, тебя в полон беря? Придумал, как добыть Венец Всего?
– Да, – сказал я. – Про седьмой слой – это Мерлин запутывал. Живому, не будучи нулевым, в царство мертвых не войти.
– Ушедших, – без всякой злобы поправил Геннадий. – Ушедших, а не мертвых.
Почему это его так задевает? Потому что и он – не жив?
– Тоже думаю, что не войти, – кивнула Арина. – Был бы «Фуаран» – сумела бы подтянуть Эдгара до нулевого. А без книги трудно. Что-то вспомнила, что-то заново смогла написать, кое-как до Высшего подтянула. Видно, не хватает мне искусства, с самой «Фуаран» тягаться… И что ты удумал?
– Венец Всего – на пятом слое, – сказал я. – Вы могли его взять еще две недели назад!
Арина прищурилась, глядя на меня. А я стал рассказывать все то, что плел Эдгару и Геннадию в самолете. Про шаг назад. Про главу и хвост. Про голема.
– Врешь ведь небось, – задумчиво сказала Арина. – Складно так… Но как-то просто, для самого Мерлина. А? Что скажешь?
– Тоже думаю, что врет, – неожиданно поддержал ее Геннадий, в самолете никак не проявлявший недоверия. – Дочку надо было брать…
– Гена, пусть тебе в страшном сне не привидится – эту девочку тронуть, – негромко сказала Арина. – Ясно?
– Ясно, – тут же присмирел Геннадий.
– Ну так что, чароплет? Правду ты говоришь или врешь? – Арина смотрела мне в глаза. – А?
– Правду? – Я подался вперед. Меня сейчас могла спасти только ярость… и искренность, конечно. – Я тебе что, Мерлин? Откуда мне правду знать? Мне повесили на шею эту тварь, угрожали взорвать пол-Москвы вместе с женой и дочкой, а потом велели ответить, как достать артефакт! Откуда я знаю, прав я или нет? Я думал. Мне кажется, что это может быть правильным ответом! Но гарантий тебе никто никаких не даст, и я в том числе!
– Что ж вы от меня хотите, душегубы вы мои родненькие… может, мне вам еще «Мурку» сыграть? – неожиданно произнес Эдгар.
Я не сразу понял, что он пошутил. Редко это у него случалось.
– И все-таки в этой версии что-то есть, – добавил Эдгар, неприязненно глядя на меня. – Похоже на правду.
Арина вздохнула. Развела руками. Сказала:
– Что ж, ничего не остается, кроме как проверить. Поехали.
– Стоп, – сказал я. – Эдгар обещал, что Кота с меня снимут.