Поделиться:
  Угадай писателя | Писатели | Карта писателей | Острова | Контакты

Козьма Прутков - Сочинения Козьмы Пруткова [1850-60-ые]
Известность произведения: Средняя
Метки: prose_rus_classic, Сатира, Юмор

Аннотация. Козьма Прутков — коллективный псевдоним русских писателей середины XIX века А. К. Толстого и трех братьев Жемчужниковых, создавших вымышленный сатирический образ самодовольного поэта-чиновника. Под этим именем печатались стихи, басни, афоризмы, комедии и литературные пародии, высмеивающие мнимое величие, консерватизм мысли, реакционнную благонамеренность, различного рода эпигонство в литературе. В основу настоящего издания легло собрание сочинений, подготовленное Жемчужниковыми. http://ruslit.traumlibrary.net

Полный текст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 

Смотри вдаль — увидишь даль; смотри в небо — увидишь небо; взглянув в маленькое зеркальце, увидишь только себя, 78 Где начало того конца, которым оканчивается начало? 79 Чем скорее проедешь, тем скорее приедешь. 80 Если хочешь быть счастливым, будь им. 81 Не в совокупности ищи единства, но более — в единообразии разделения. 82 Усердный в службе не должен бояться своего незнания; ибо каждое новое дело он прочтет. 83 Петух пробуждается рано; но злодей еще раньше. 84 Усердие все превозмогает! 85 Что имеем — не храним; потерявши — плачем. 86 …И устрица имеет врагов! 87 Возобновленная рана много хуже противу новой. 88 В глубине всякой груди есть своя змея. 89 Только в государственной службе познаешь истину. 90 Иного прогуливающегося старца смело уподоблю песочным часам. 91 Не шути с женщинами: эти шутки глупы и неприличны. 92 Чрезмерный богач, не помогающий бедным, подобен здоровенной кормилице, сосущей с аппетитом собственную грудь у колыбели голодающего дитяти, 93 Магнит показывает на север и на юг; от человека зависит избрать хороший или дурной путь жизни. 94 На чужие ноги лосины не натягивай, 93 Человек раздвоен снизу, а не сверху, — для того, что две опоры надежнее одной. 96 Человек ведет переписку со всем земным шаром, а через печать сносится даже с отдаленным потомством, 97 Глупейший человек был тот, который изобрел кисточки для украшения и золотые гвоздики на мебели. 98 Многие люди подобны колбасам: чем их начинят, то и носят в себе. 99 Чувствительный человек подобен сосульке; пригрей его, он растает. 100 Многие чиновники стальному перу подобны. 101 Специалист подобен флюсу: полнота его одностороння. 102 В здании человеческого счастья дружба возводит стены, а любовь образует купол, 103 Взирая на высоких людей и на высокие предметы, придерживай картуз свой за козырек. 104 Плюнь тому в глаза, кто скажет, что можно обнять необъятное! 105 Земной шар, обращающийся в беспредельном пространстве, служит пьедесталом для всего, на нем обретающегося. 106 Если на клетке слона прочтешь надпись «буйвол», не верь глазам своим. 107 Муравьиные яйца более породившей их твари; так и слава даровитого человека далеко продолжительнее собственной его жизни. 108 Всякая вещь есть форма проявления беспредельного разнообразия, 109 Во всех частях земного шара имеются свои, даже иногда очень любопытные, другие части. 110 Глядя на мир, нельзя не удивляться! 111 Самый отдаленный пункт земного шара к чему-нибудь да близок, а самый близкий от чего-нибудь да отдален. 112 Философ легко торжествует над будущею и минувшею скорбями, но он же легко побеждается настоящею. 113 Небо, усеянное звездами, всегда уподоблю груди заслуженного генерала. 114 Доблий[13] муж подобен мавзолею. 115 Вакса чернит с пользою, а злой человек — с удовольствием. 116 Пороки входят в состав добродетели, как ядовитые снадобья в состав целебных средств. 117 Из всех плодов наилучшие приносит хорошее воспитание. 118 Любовь, поддерживаясь, подобно огню, непрестанным движением, исчезает купно с надеждою и страхом. 119 Рассчитано, что петербуржец, проживающий на солнопеке, выигрывает двадцать процентов здоровья. 120 Человеку даны две руки на тат конец, дабы он, принимая левою, раздавал правою. 121 Иногда достаточно обругать человека, чтобы не быть-им обманутым! 122 В сепаратном договоре не ищи спасения. 123 Ревнивый муж подобен турку. 124 Почти всякий человек подобен сосуду с кранами, наполненному живительною влагою производящих сил. 125 Умная женщина подобна Семирамиде. 126 Любой фат подобен трясогузке. 127 Вестовщик решету подобен, 128 Девицы вообще подобны шашкам: не всякой удается, но всякой желается попасть в дамки. 129 Всегда держись начеку! 130 Спокойствие многих было бы надежнее, если бы дозволено было относить все неприятности на казенный счет, 131 Не ходи по косогору, сапоги стопчешь! 132 Советую каждому: даже не в особенно сырую и ветреную погоду закладывать уши хлопчатого бумагою или морским канатом. 133 Кто мешает тебе выдумать порох непромокаемый? 134 Снег считают саваном омертвевшей природы; но он же служит первопутьем для жизненных припасов, Так разгадайте же природу! 135 Барометр в земледельческом хозяйстве может быть с большою выгодою заменен усердною прислугою, страдающею нарочитыми ревматизмами, 136 Собака, сидящая на сене, вредна. Курица, сидящая на яйцах, полезна. От сидячей жизни тучнеют: так, всякий меняло жирен. 137 Неправое богатство подобно кресс-салату, — оно растет на каждом войлоке. 138 Всякая человеческая голова подобна желудку: одна переваривает входящую в оную пищу, а другая от нее засоряется. 139 Вещи бывают великими и малыми не токмо по воле судьбы и обстоятельств, но также по понятиям каждого. 140 И саго, употребленное не в меру, может причинить вред. 141 Взирая на солнце, прищурь глаза свои, и ты смело разглядишь в нем пятна. 142 Время подобно искусному управителю, непрестанно производящему новые таланты взамен исчезнувших. 143 Талантами измеряются успехи цивилизации, и они же представляют верстовые столбы истории, служа телеграммами от предков и современников к потомству, 144 И при железных дорогах лучше сохранять двуколку. 145 Покорность охлаждает гнев и дает размер взаимным чувствам. 146 Если бы все прошедшее было настоящим, а настоящее продолжало существовать наряду с будущим, кто был бы в силах разобрать: где причины и где последствия? 147 Счастье подобно шару, который подкатывается: сегодня под одного, завтра под другого, послезавтра под третьего, потом под четвертого, пятого и т. д., соответственно числу и очереди счастливых людей. 148 Иные настойчиво утверждают, что жизнь каждого записана в книге Бытия. 149 Не совсем понимаю: почему многие называют судьбу индейкою, а не какою-либо другою, более на судьбу похожею птицею? 150 Козыряй! 151 Лучшим каждому кажется то, к чему он имеет охоту. 152 Издание некоторых газет, журналов и даже книг может приносить выгоду. 153 Никогда не теряй из виду, что гораздо легче многих не удовлетворить, чем удовольствовать. 154 Хорошего правителя справедливо уподобляют кучеру. 155 Добрая сигара подобна земному шару; она вертится для удовольствия человека. 156 Бросая в воду камешки, смотри на круги, ими образуемые; иначе такое бросание будет пустою забавою, 157 Благочестие, ханжество, суеверие — три разницы, 158 Степенность есть надежная пружина в механизме общежития. 159 У многих катанье на коньках производит одышку и трясение. 160 Опять скажу: никто не обнимет необъятного! Выдержки из записок моего деда Предисловие Козьмы Пруткова Читатель, ты меня понял, узнал, оценил; спасибо! Докажу, что весь мой род занимался литературою. Вот тебе извлечение из записок моего деда. Затем издам записки отца. А потом, пожалуй, и мои собственные! Записки деда писаны скорописью прошлого столетия, in folio, без помарок. Значит: это не черновые! Спрашивается: где же сии последние? — Неизвестно!.. Предлагаю свои соображения. Дед мой жил в деревне; отец мой прожил там же два года сряду; значит: они там! А может быть, у соседних помещиков? А может быть, у дворовых людей? — Значит: их читают! Значит: они занимательны! Отсюда: доказательство замечательной образованности моего деда, его ума, его тонкого вкуса, его наблюдательности. — Это факты; это несомненно! Факты являются из сближений. Сближения обусловливают выводы. Почерк рукописи различный; значит, она писана не одним человеком. Почерк «Приступа» совершенно сходен с подписью деда; отсюда: тождественность лица, писавшего «Приступ», с личностью моего деда! Дед мой родился в 1720 году, а кончил записки в 1780 году; значит: они начаты в 1764 году. В записках его видна сила чувств, свежесть впечатлений; значит: при деревенском воздухе он мог прожить до 70 лет. Стало быть, он умер в 1790 году! В портфеле деда много весьма замечательного, по, к сожалению, неконченого (d'inacheve). Когда заблагорассудится, издам все. Прощай, читатель. Вникни в издаваемое! Твой доброжелатель Козьма Прутков 11 марта 1854 года (annus,i). Гисторические материалы Федота Кузьмича Пруткова (деда) Приступ старика Уподоблялся, под вечер жизни моей, оному древних римлян Цынцынатусу, в гнетомые старостью года свои утешаюсь я, в деревенской тихости, кроткими наслаждениями и изобретенными удовольствиями; и достохвально в воспоминаниях упражнялся, тебе, сынишке моему, Петрушке, ради душевныя пользы и научения, жизненного прохождения моего описание и многие гисторические, из наук и светских разговоров почерпнутые, сведения после гроба моего оставить положил. А ты оное мое писание в необходимое употребление малому мальчишке, Кузьке, неизбежно передай. Чем сильняе прежнего наклонность мою заслужите. Лета от Р. X. 1780, июня 22-го дня, сей приступ, к прежде сочиненным мемориям памяти своей, написал. и составил: Отставной Премьер-майор и Кавалер Федот Кузъмичев сын Прутков.. 1 Соответственное возражение одного кухаря Как у одного кухаря, в услужении у гишпанского советника состоящего, спрашивано было: сколько детей имеет? — То сей, опытный в своем деле искусник дал следующий, сообразный своему рукомеслу, ответ: «Так, государь мой, у меня их осемъ персон», — Чему тот, нарочито богатый гишпанец, немало смеялся, закрывшись епанчою, и, пришед домой, не замедлил рассказать о сем встретившей его своей супруге. 2 Милордовы правила Некий милорд находил нарочитое удовольствие в яствах. То однажды, на фрыштике в пятьдесят кувертов, при бытности многих отменно важных особ, так выразил:. «Государи мои! родительница моя кушала долго, а родитель мой кушал много; поколику и я придерживаюсь обоих сих правил». 3 Что к чему привешано Некоторая очень красивая девушка, в королевском присутствии, у кавалера де Монбасона хладнокровно спрашивала: «Государь мой, что к чему привешано: хвост к собаке или собака к хвосту?» — То сей проворный в отповедях кавалер, нисколько не смятенным, а напротив того, постоянным голосом ответствовал: «Как, сударыня, приключится; ибо всякую собаку никому за- хвост, как и за шею, приподнять невозбранно». — Которая отповедь тому королю отменное удовольствие причинивши, оный кавалер. не без награды за нее остался. 4 Лучше побольше, чем поменьше Некий австрийский интендант, не замедлив после Утрехтского мира задать пир пятерым своим соратникам, предварительно наказал майордому своему подать на стол пять килек, по числу ожидаемых. А как один из гостей, более противу прочих проворства имеющий, распорядился на свою долю, заместо одной, двумя кильками, то интендант, усмотрев, что чрез сие храбрейший из соратников Бремзенбург-фон-Экштадт определенной ему порции вовсе лишился, воскликнул: «Государи мои! кто две кильки взял?» 5 Впору причиненное удовольствие Как некогда славный и во многих с туркою баталиях отличившийся генерал-аншеф X., премногими от государыни регалиями и другими милостями наделенный, во французском, однако, диалекте нарочито несведущ оказывался. То сие незнание свое отнюдь перед модными того времени госпажами объявить не желая, навсегда секретно, перед каждым из дому своего выездом, по нескольку французских речений затверживал: и оные на малой бумажке русскими литерами исписавши, таковую за обшлаг мундирного кафтана своего запихивал, норовя по ней, между русского разговора, громчае противу прочего выговорить. Сия генеральская выдумка хотя пре-вострою ему казалася, однако от государышгаой любимицы, весьма знатной и пригожей девки, не могла укрыться; и оная девица, сим позабавить свою благодетельницу положив, таковой умыеел свой в тот же день, на бывшем куртаге, в действо произвела. Для сего, когда государыня с генералом X. о делах говорить удостоили, знатная фрейлина сия, сзаду к нему подступивши, незаметно для него ту бумажку из-под обшлага выхватила и по ней, переделанным на генеральский обычай голосом, смело выкрикнула: «Рьень моень кё. — By зет ля ренъ дю баль. — Ни плю, ни моень. — Не плезанте жаме авек ле фам, дон лимажинасиоп ансесаман траваль. — Сепандан ле герань комансе а девенир де плюз-ен-плюз юмид!» [14] — Таковая сей пригожей девки выходка немалый смех всему собранию причинивши, великая государыня сама премного и даже долго после сего смеялися; а под конец оную знатную девицу за храброго генерал-аншефа X. с превеликою пышностью замуж выдали… 6 Лучшее средство в таком случае Некогда маршал де Басомпьер, задумав угостить в будущий четверток ближайших сродников своих, кухарь сего вельможи пришел от того в немалую мыслей расстройку, униженно господину докладывая, что у них всего один бык имеется. «Изрядно, — возразил маршал, — а сколько у того быка частей?» — «Осемъ», — ответствовал сей. — «Отнюдь! — перехватил маршал, — одиннадцать у быка; а для сего и можно оный на одшшадцать блюд изготовить!» — Так многие знания во всяком звании пригодиться могут, 7 Два камизола Интендант лангедокский господин де Графиньи, прогуливаясь в один летний день в двух черных камизолах, повстречался в сем удивления достойном наряде с дюком де Ноалем. Сей вопросил: «Господин интендант! возможно ли? два камизола в столь знойный день?» На что, с тоном печали, ответствовал: «Господин дюк! Злосчастие преследует меня: вчера скончался дед мой, а сегодня испустила дух моя бабка! Для чего и надел я сугубый траур». 8 Ответ одного италийского старца Две молодые италийские благородные девки, в зелени на прекрасной долине сидевши, помимо их проходил седой, но непомерно прыткий старик. То они с усмешкою вопросили: отчего такое завидное не по летам сложение имеет? — Ответствовал: «Потому, съиздетства употребляю масло внутрь, а мед снаружи». 9 Неуместное приветствие, крепко наказанное Как некий, добивающийся форстмейстерского звания шваб Аидреас Гольце, ненароком к возлюбленной своей, девице изрядного поведения, вошел и оную увидев за обеденным столом сидящую и свой аппетит внутренностию жареной бекасины — в то время удовлетворяющую, так приветствовал: «О Амалия! если бы я был бекасиною, то, уповаю, всю тарелку вашу своими внутренностями чрез край переполнил бы!» На что случившийся при том Амальин родитель, главный лесничий магдебургских лесов, Карл-Фридрих Венцельроде, незапно с места вскочив, учал того Гольце медным шомполом по темени барабанить и, изрядно оное размягчив, напоследок высказал: «Тысячу зарядов тебе в поясницу, негодный молодой человек! Я полагал доселе, что ты с честными намерениями к дочери моей прибегаешь!» 10 Докудова разность Господин де Вольтер, однажды в беседе со многими той страны министрами находясь, отменно остроумно высказал: «Разность промеж людей доходит временем до высочайшего градуса; отчего иные столь великие, что для покрытия головы своей сами до оной на цыпочки подниматься должны; а другие для того оке к голове своей сами на колена опускаться принуждены обретаются». 11 Тихо и громко Господин виконт де Брассард, с отменною ласкою принятый в доме одного богатого ветерана, в известном сражении левой ноги лишившегося, усердно приволакивался за молодою его супругою, незаметно, по-военному, подпуская ей амура. То однажды, изготовив в мыслях две для нее речи, из коих одну: «Пойдем на антресоли» — сказать тихо, а другую: «Я еду на свою мызу» — громко; толико от внезапу разлиявшегося по членам его любовного пламени замешался, что, при многих тут бывших, произнес оные в обратном порядке, а именно — тихо и пригнувшись к ее уху: «Я еду на свою мызу»; а за сим громко и целуя ее в руку: «Пойдем на антресоли!» — За что, быв выпровожден из того дому с изрядно накостылеванным затылком, никогда уже в оный назад не возвращался. 12 Слишком помнить опасность Генерал Монтекукули, в известную войну от неприятеля с торопливостью отступая и незапно в реку Ин пистолет свой уронивши, некий австрийский путник, пять лет спустя с пригожею девкою вдоль сей реки гуляя, так возразил: «Пожалуйте, сударыня, сей реки весьма поберегитесь; ибо в оной заряжоный пистолет обретается». — На что сия нарочито разумная девица не упустила засмеяться; да и он того же учинить не оставил. 13 Излишне сдержанное слово Единожды аббат де Сугерий с Иваном-Яковом де Руссо гуляя, незапно так сказал: «Обожди, друг, маленько у сей колонны; ибо я, на краткий миг нужду имея, тотчас к тебе возвратиться не замедлю». Сей искусный в своем деле философ, многим в жизни своей наукам обучаясь, непременно следовал Солоновым, Ликурговым и Платоновым законам, а особливо Димоландской секты[15]; для чего не упустил господина аббата целые три дня с упрямством дожидать, а напоследок, сказывают, и вовсе от голода на указанном месте умре. 14 К кому придет несчастие Некоторый градодержатель, имея для услуг своей персоне двух благонадежных, прозвищами: Архип и Осип, некогда определил им пойти пешбю эштафетой к любимой сего чиновника госпоже, не поблизости от того места проживающей. То сии градодержателевы холопы, застигнуты будучи в пути прежестоким ненастьем, изрядную простуду получили, от коей: Архип осип, а Осип охрип. 15 Недогадливый упрямец Всем ведомый англицкий вельможа Кучерстон, заказав опытному каретнику небольшую двуколку для весенних прогулок с некоторыми англицкими девушками, по обычаю той страны ледями называемыми;-сей каретник не преминул оную к нему во двор представить. Вельможа, удобность сработанной двуколки наперед изведать положив, легкомысленно в оную вскочил; отчего она, ничем в оглоблях придержана не будучи, в тот же миг и от тяжести совсем назад опрокинулась, изрядно лорда Кучерстона затылком о землю ударив. Однако сим кратким опытом отнюдь не довольный, предпринял он токовой сызнова проделать; и для сего трикратно снова затылком о землю ударился. А как и после того, при каждом гостей посещении, пытаясь объяснить им оное свое злоключение, он по-прежнему в ту двуколку вскакивал и с нею о землю хлопался, то напоследок, острый пред тем разум. имев, мозгу своего от повторенных ударов, конечно, лишился, 16 Не всегда слишком сильно Холостой и притом видный из себя инженер, в окрестностях Инспрука работы свои производящий, повадился навещать некоего магистра разных наук, в ближайшем оттуда местечке проживающего. Сей, быв неуклонно занят всякими вычислениями, свою бездетную, но здоровьем отличную супругу не токмо в благородные собрания, ниже на многолюдные прогулки не важивал, да и в дому своем поединком отменно редко развлекал. Инженер, все сие по скорости заприметив, положил обнаружить пред магистершею, нимало не мешкая, привлекательные свои преспективы, дабы на чужой домашней неустройке храм собственного благополучия возвести. Наиудобнейшим для сего времени признал магистеровы трапезы; ибо ученый сей, разных стран академиями одобряемый, главнейшее после фолиантов удовольствие в том полагал, что подолгу за трапезами просиживал, приветливо разделивая со случившимся посетителем тарелку доброй похлебки и всякого иного яства. Посему, за первою же трапезою супротив хозяйки присев, затеял, когда сладкого блюда вкушали, носком своей обуви таковой же хозяйкин прикрыть и оный постепенно надавливать, доколе дозволено будет. Притиснутая нога, сверх чаяния, не токмо выдернута не была, но хозяйка не без замысла лестным голосом выразила: что, де, не столько вкушаемое печение приятно, колико приправа, оное сопровождающая. С этим и магистер согласиться не замедлил, разумея предложенную к печению фруктовую примочку, многими «подливкою» называемую. После того однажды, когда магистерша к трапезе красивее обычного обрядилась, инженер, возбуждаемый видом ее поверх стола телосложения, на сей раз едва розовою дымкою прикрываемого, ночал свои ножные упражнения выделывать с возграстающим сердца воспалением и силы умножением, повышая оные постепенно даже до самого колена. И дабы притом затмить от гостеприимного хозяина правильный повод своего волнения, стал расписывать оживленными красками, как через всю Инспрукскую долину превеликую насыпь наваливает и оную для прочности искусно утрамбовывает. Под конец же с толикою нетерпеливостию хозяйкино колено натиснул, что она, взорами неаапно поблекши и лицом исказившись, к задку стула своего откинулась и громко, чужим голосом, воскликнула: «Увы, мне! чашка на боку!» Магистер вотще придумывал: о какой посудине супруга его заскорбела? А виновный продерзец, заботясь укрыть правду от несумнящегося супруга, почал торопливо передвигивать миску, дотоле у края стола стоявшую, к самой середине оного. И неведомо, сколь долго протянулось бы такое плачевное оставление страдалицы без супружнего пособия, ежели бы сама, дух свой на время восириявши, не указала перстом сперва на поврежденный члон, а потом и на укрывающегося бесстыдника и не высказала с особым изражением: «Сей, есть виновник моего злоключения! Он, с горячкою расписывая про насыпь чрез долину, не оставлял без толпу напирать в мое левое колено, пока верхушку оного совсем своротил! От этого часу не токмо не за благородного кавалера его почитаю, но даже за наиувалънейшего мужика-землекопа!» — Такими выговоренными словами всю правду мужу вскрыла. Магистер, зная в корпусе своем не довольно силы, дабы дородную супругу подобрать, а притом и виновника до нее не допущая, высунясь из окна, выкрикнул с площади двух крепких носильщиков, которым наказал бережно хозяйку с отвороченным коленом в опочивальню перенести и там на двуспальное ложе поместить. Так: здоровая некогда госпожа сия проявилась болящею под занавесками, за коими допрежде хотя не часто амуры резвилися, но и бледноликая печаль не ютилася! Оставив страдалицу на ложе, вошел магистер с обоими носильщиками вспять в столовую горницу, где провинившийся, не без великого страха, дожидал висящего над ним своего приговора; и так ему с глубокою горечью высказал: «Ведайте, государь мой, что хотя вы и опытный в своем деле инженер, но госпожа магистерша не есть земельная насыпь и никогда оною не бывала!» — И, повернув от него, выплатил обоим носильщикам заслужоные ефимки и в опочивальню к болящей возвратился. А продерзкий тот сластолюбец, столь нечаянно от заслужоной и преизрядной потасовки избегший, за лучшее счел поскорее к дому убраться; и завсегда потом, о приключившемся вспоминая, так в мыслях своих выводил; «Ежели и вправду сия подстольная любовная грамота остроумную при себе удобность имеет; ибо любимому предмету изъясняет, а от нелюбимых утаивает; однако и оную, даже в самых поспешных и чувствительных случаях, отнюдь до крайнего изображения допущать не должно». 17 Никто необъятного обнять не может Однажды, когда ночь покрыла небеса невидимою своею епанчою, знаменитый французский философ Декарт, у ступенек домашней лестницы своей сидевший и на мрачный горизонт с превеликим вниманием смотрящий, — некий прохожий подступил к нему с вопросом: «Скажи, мудрец, сколько звезд на сем небе?» — «Мерзавец! — ответствовал сей, — никто необъятного обнять не может!» Сии, с превеликим огнем произнесенные, слова возымели на прохожего желаемое действие. Драматические произведения Фантазия Комедия в одном действии, соч. Y и Z Была исполнена на императорском Александрийском театре 8 января 1851 г. Мое посмертное объяснение к комедии «Фантазия»[16] Этот экземпляр моей первой комедии «Фантазия» оставляю в том портфеле, на котором оттиснута золоченая надпись: «Сборник неконченого (d'inacfaeve) № 1». Причисляю ее к неконченому (inacheve) только потому, что она еще не была напечатана. Поручаю издать ее после моей смерти. Возлагаю это на добрых моих друзей, пробудивших во мне дремавшие дарования. Им же поручаю напечатать впереди это объяснение и приложенный здесь в копии заглавный лист театрального экземпляра комедии. Я списал этот лист с точностию, со всеми пометками театральных чиновников. Этими пометками пересказывается вкратце почти вся история комедии. Я люблю краткость. Ею легче ошеломить, привлечь. Жалею, что не соблюл ее в своей «Фантазии». Но мне вовсе не хотелось тратить время на этот первый мой литературный шаг. Впрочем, он и без того вышел достаточно разительный. Его не поняли, не одобрили; но это ничего! Вот тебе, читатель, описание театральной рукописи: опа в четвертушку обыкновенного писчего листа бумаги; сшита тетрадью; писана разгонисто, но четко; в тексте есть цензорские помарки и переделки; они все указаны мною в экземпляре для печати; на заглавном листе, кроме надписи: «Фантазия, комедия в одном действии», ъш-ются следующие пометы театральных чиновников: а) вверху слева — «Д. И. Т. 23 декабря 1850 г. № 1039»; это должно значить: «Дирекция Императорских Театров» и день и № внесения комедии в дирекцию; б) вверху справа: «К бенефису Максимова 1, назначенному 8 января 1851 г.»; в) посредине, над заглавием: «1103»; это, вероятно, входящий нумер репертуара; г) под заглавием «от гг. Жемчужникова (А. М.) и Толстого (графа)». Этим удостоверяется, что я представил комедию «Фантазия» чрез гг. Алексея Михайловича Жемчужникова и графа Алексея Константиновича Толстого; д) под предыдущею надписью: «Одобряется для представления. С.-Петербург, 29 декабря 1850 г. Деист, ст. советник Гедерштерн»; е) вверху, вдоль корешка тетради, в три строки: «по Высочайшему повелению сего 9 января. 1851 г. представление сей пиесы на театрах воспрещено. Кол. Асе. Семенов». Ты видишь, читатель: моя комедия «Фантазия», внесенная в театральную дирекцию 23 декабря 1850 г., т. е. накануне рождественского сочельника, была разрешена к представлению перед кануном нового года (29 декабря) и уже исполнена императорскими актерами чрез день от праздника крещения (8 января 1851 г.), а затем тотчас же воспрещена к повторению на сцене!.. В действительности воспрещение последовало еще быстрее: кол. асесс. Семенов обозначил день формального воспрещения; но оно было объявлено словесно 8 января, во время самого исполнения пьесы, даже ранее ее окончания, при выходе императора Николая Павловича из ложи и театра. А выход этот последовал в то время, когда актер Толченов 1-й, исполнявший роль Миловидова, энергично восклицал: «Говорю вам, подберите фалды! он зол до чрезвычайности!» (см. в 10-м явлении комедии). Итак, публика дозволено было видеть эту комедию только один раз! А разве достаточно одного раза для оценки произведения, выходящего из рядовых? Сразу понимаются только явления обыкновенные, посредственность, пошлость. Едва ли кто оценил бы Гомера, Шекспира, Бетговена, Пушкина, если бы произведения их было воспрещено прослушать более одного раза! Но я не ропщу… Я только передаю факты. Притом успех всякого сценического произведения много зависит от игры актеров; а как исполнялась моя «Фантазия»?! Она была поставлена на сцену наскоро, среди праздников и разных бенефисных хлопот. Из всех актеров, в ней участвовавших, один Толченов 1-й исполнил свою роль сполна добросовестно и старательно. Даже знаменитый Мартынов отнесся серьезно только к последнему своему монологу, в роли Кутилы-Завалдайского. Все прочие играли так, будто боялись за себя или за автора: без веселости, робко, вяло, недружно. Желал бы я видеть: что сталось бы с любым произведением Шекспира или Кукольника, если б оно было исполнено так плохо, как моя «Фантазия»?! Но, порицая актеров, я отнюдь не оправдываю публики. Она была обязана раскусить… Между тем она вела себя легкомысленно, как толпа, хотя состояла наполовину из людей высшего общества! Едва государь, с явным неудовольствием, изволил удалиться из ложи ранее конца пьесы, как публика стала шуметь, кричать, шикать, свистать… Этого прежде не дозволялось! За это прежде наказывали! Беспорядочное поведение публики подало повод думать, будто комедия была прервана, не доиграна; будто все актеры, кроме Мартынова, удалились со сцены поневоле, не докончив своих ролей; будто г. Мартынов, оставшись на сцене одип, поступил так по собственной воле и импровизовал (!) тот заключительный монолог, в котором осуждается автор пьесы и который, по свидетельству даже врагов моих, «вызвал единодушные рукоплескания»! Все это неправда. Я не мог возражать своевременно, потому что боялся дурных последствий по моей службе. В действительности было так: публика, сама того не зная, дослушала пьесу до конца; актеры доиграли свои роли до последнего слова; пред монологом Мартынова они оставили сцену все разом, потому что так им предписано в моей комедии; г. Мартынов остался на сцене одии и произнес монолог, потому что так он обязан был сделать, исполняя роль Кутилы-Завалдайского. Следовательно: публика, думая рукоплескать Мартынову как импровизатору и в осуждение автора, в действительности рукоплескала Мартынову как актеру, а мне — как автору! Так сама судьба восстановила нарушенную справедливость; благодарю ее за это! Не скрою (да и зачем скрывать?), что тогдашние театральные рецензенты отнеслись к этому событию поверхностно и недоброжелательно. Вот выписки из двух тогдашних журналов, с сохранением их курсивов. Эти курсивы отнюдь нельзя уподобить «умным изречениям», вопреки моему афоризму в «Плодах раздумья». а) Выписка из журн. «Современник» (1851 г., кн. II, Смесь, стр. 271); «По крайней мере, в бенефис г-жи Самойловой [Это говорится о бенефисе Самойловой 2-й, который предшествовал бенефису Максимова 1-го] не было ничего слишком плохого, чему недавний пример был в бенефис Максимова; пример очень замечательный в театральных летописях [Сколько мне известно, таких «летописей» вовсе не существует; разве какие-нибудь тайные, вредные?] тем, что одпой пьесы не доиграли [Из моего объяснения видно, что это неправда], вследствие резко выраженного неодобрения публики. Это случилось с пьесою «Фантазия». б) Выписка из журн. «Пантеон» (1851 г., кн. I); «Вероятно, со времени существования театра никому еще в голову не приходило фантазий [Тут сочинитель статьи, очевидно, полагал сострить, хотя бы с помощью курсива!], подобной той, какую гг. Y и Z [Я назвал на афише автора пьесы иностранными литерами «Y и Z», потому что не желал выдать себя, опасаясь последствий по службе] сочинили для русской сцены… [Что же дурного, что никто еще не сочинял подобной фантазии? В этом и достоинство!] Публика, потеряв терпение, не дала актерам окончить эту комедию и ошикала ее прежде опущения занавеса [Во-первых, из курсива слова «комедия» видно, что сочинителю досадно: зачем этот титул присвоен моей пьесе? ему хотелось бы (как и дирекция желала), чтобы пьеса моя была названа: «шутка-водевиль»! Во-вторых: из моего объяснения уже известно, что комедия была доиграна до последнего слова]. Г. Мартынов, оставшийся один на сцене, попросил из кресел афишу [Г. Мартынов потребовал афишу не «из кресел», а от контрабаса, из оркестра, как ему было предписано в его роли (см. подлинную комедию)], чтоб узнать, как он говорил [Вовсе не «он» говорил, а я предписал ему сказать это в роли Кутилы-Завалдайского!]: «кому в голову могла прийти фантазия сочинить такую глупую пьесу?» — Слова его были осыпаны единодушными рукоплесканиями [Тут явно злонамеренное перетолкование рукоплесканий публики. Хотя публика — толпа, но заступаюсь за нее, по привычке к правде: публика рукоплескала не одной этой фразе, а всему монологу, с начала до конца]. После такого решительного приговора публики нам остается только занести в нашу «Летопись» один факт [Опять «летопись», да еще с крупной буквы! А я убежден, что ее вовсе не существует]: что оригинальная Фантазия удостоилась на нашей сцене такого падения, с которым может только сравниться падение пьесы «Ремонтеры», данной 12 лет назад и составившей эпоху в преданиях Александрийского театра [Мне неизвестна комедия «Ремонтеры», и потому не могу судить: уместно ли это сравнение? Что же касается замечания, что представление моей «Фантазии» составит «Эпоху в преданиях Александрийского театра», то хотя я не понимаю: какая «эпоха» может быть в «преданиях»? однако не скрою (да и зачем скрывать?), что именно это вполне соответстиовало бы моим надеждам и желаниям!]. Только в одном из московских изданий было выказано беспристрастие и доброжелательство к моей комедии; не помню в котором: в «Москвитянине» или в «Московских ведомостях»? Всякий может узнать это сам, пересмотрев все русские журналы и газеты за 1851 год. Помню, что я мысленно приписывал ту статью г-ну Аполлону Григорьеву, тогдашнему критику в «Москвитянине». Помню также, что в этой статье сообщалось глубокомысленное, но патриотическое заключение, именно: рецензент хотя не присутствовал в театре и, следовательно, не знал содержания моей комедий, — отгадал по определению действующих лиц в афише, что «это произведение составляет резкую сатиру на современные нравы». Спасибо ему за такую проницательность! Думаю, впрочем, что ему много помогло быстрое воспрещение повторения пьесы на сцене. С того времени я очень полюбил г. Аполлона Григорьева, даже начал изучать его теорию литературного творчества, по статьям его в «Москвитянине», и старался применять ее к своим созданиям; а когда я натыкался на трудности, то обращался прямо к нему за советом печатно, в стихах (пример этому см. выше в стихотворении: «Безвыходное положение»). Вот все данные для суда над моей комедией «Фантазия». Читатель! помни, что я всегда требовал от тебя справедливости и уважения. Если б эта комедия издавалась не после моей смерти, то я сказал бы тебе: до свидания… Впрочем, и. ты умрешь когда-либо, и мы свидимся. Так будь же осторожен! Я с уверенностью говорю тебе: до свидания! Твой доброжелатель Козьма Прутков 11 августа 1860-го года (annus, i) Действующие лица Аграфена Панкратьевна Чупурлина, богатая, но самолюбивая старуха … Г-жа Громова. Лизавета Платошовна, ее воспитанница Г-жа Левкеева. Адам Карлович Либенталь, молодой немец[17], не без резвости … Г. Марковецкий. Фемисюкл Милыиадович Разорваки, человек отчасти лукавый и вероломный… Г. Каратыгин*[18]. Князь[19] Касьян Родионович Батог-Батыев, человек, торгующий мылом … Г. Прусаков. Мартын Мартынович Кутило-Завалдайский, человек приличный … Г. Мартынов. Георгий Александрович Беспардонный, человек застенчивый … Г. Смирнов Фирс Евгениевич Миловидов, человек прямой … Г. Толченов*. Акулина, нянька … Г-жа *** Фантазия, моська Пудель Собачка, малого размера Собака датская Моська, похожая на Фантазию Незнакомый бульдог Кучера, повара, ключницы и казачки. Действие происходит на даче Чупурлиной. Сад. Направо от зрителей домик с крыльцом. Посреди сада (в глубине) беседка, очень узенькая, в виде будки, обвитая плющом. На беседке флаг с надписью: «Что наша жизнь?» Перед беседкой цветник и очень маленький фонтан. Явление I По поднятии занавеса: Разорвани, князь Батог-Батыев, Миловидов, Кутило-Завалдайский, Беспардонный и Либенталь ходят молча взад и вперед по разным направлениям. Они в сюртуках или во фраках. Довольно продолжительное молчание. Кутило-Завалдайский (вдруг останавливается и обращается к прочим) Тс! тс! тс!.. Все (остановившись) Что такое?! что такое?! Кутило-Завалдайский Ах, тише! тише!.. Молчите!.. Стойте на одном месте!.. (Прислушивается.) Слышите?.. часы бьют. Все подходят к Кутиле-Завалдайскому, кроме Беспардонного, который стоит задумчиво, вдали от прочих. Разорваки (смотрит на свои часы) Семь часов. Кутило-Завалдайский (тоже смотрит свои часы) Должно быть, семь; у меня половина третьего. Такой странный корпус у них, — никак не могу сладить. Все (кроме Либенталя, смотря на часы) Семь часов. Либенталь Я не взял с собою часов, ибо (в сторону) счастливые часов не наблюдают! Разорваки Давно желанный и многожданный час!.. Вот мы все здесь собрались; но кто же из нас, здесь присутствующих женихов, кто получит руку Лизаветы Платоновны? Вот вопрос! Все (задумавшисъ) Вот вопрос! Беспардонный (в сторону) Лизавета Платоновна, Лизавета Платоновна!.. Кому ты достанешься? Ах! Разорваки Пока еще не пришла старушка, в руке которой наша невеста, мы… Кутило-Завалдайский Мы тщательно осмотрим друг друга: всё ли прилично и всё ли на своем месте? Женихи ведь должны… Господин Миловидов! (Указывает на его жилет.) У вас несколько нижних пуговиц не застегнуто. Миловидов (не застегивая) Я знаю. Разорваки Господа! я предлагаю, пока старушка еще не пришла, сочинить ей приятный комплимент в форме красивого куплета и спеть, как обыкновенно в водевиле каком-нибудь поют на сцене актеры и актрисы. Все Пожалуй… пожалуй… сочиним! сочиним! Разорваки Для этого сядем по местам. Садитесь все по местам! Разорваки садится на скамейку; Беспардонный — на другую; князь Батог-Батыев и Кутило-Завалдайский — на траву; Миловидов уходит в беседку; Либенталь вынимает из кармана бумажник и карандаш и взлезает на дерево. Либенталь Здесь поближе к небесам. Разорваки Уселись? Начнем… (Подумав.) «Вот куплеты…» — Господа, рифму! Либенталь (с дерева) Разогреты! Миловидов (из беседки) Почему же разогреты?! Либенталь Неподдельными нашими чувствами разогреты! Разорваки Я лучше вас всех понимаю поэзию: я человек южный, из Нежина. Кн. Батог-Батыев Я из Казани. Разорваки Не перебивать!.. Слушайте: «Вот куплеты — Мы, поэты, — В вашу честь, — Написали вместе»… Миловидов «Написали вместе — В этом лесе». Разорваки Это не рифма! Кутило-Завалдайский Это сад. Миловидов Ну — «В этом саде!». Разорваки Не перебивать!.. — «Написали вместе, — На своем всяк месте, — Нас здесь шесть». — Вот это так!.. Далее: «Мы вас знаем»… Ах! идет!.. Аграфена Панкратьевна идет!.. Ну, нечего делать!.. Так как есть, каждый на своем месте, давайте петь. Я начинаю! Явление II Те же и Чупурлина с Лизаветой. Чупурлина с Лизаветой сходят с крыльца в сад. Чупурлина ведет на ленточке моську. Женихи сидят на местах и поют на голос «Frere Jacques», Разорваки начинает Все (поют) Вот куплеты, Мы, поэты, В вашу честь (bis) Написали вместе, — На своем всяк месте. Здесь нас шесть! Нас здесь шесть! Аграфена Панкратьевна и Лизавета Платоновна смотрят с удивлением во все стороны. Разорваки Господа, второй куплет экспромтом; каждый давай свою рифму. Я начинаю! Поют, каждый отдельно, по одному стиху, в следующем порядке: Разорваки Мы вас знаем - Кутило-Завалдайский Ублажаем - Кн. Батог-Батыев Услаждаем - Миловидов Занимаем - Беспардонный Сохраняем - Либенталь Забавляем! Разорваки Довольно… довольно!.. - Все (хором) Всякий час! Всякий час!.. Разорваки (продолжая петь один) Вы на нас взгляните! Миловидов (тоже) И нас обнимите! Все (хором) А мы вас! При последнем стихе все идут к Аграфене Панкратьевне с распростертыми объятиями. Чупурлина Благодарю вас, благодарю вас! Либенталь (бежит вперед других) Милостивая государыня, почтенная Аграфена Панкратьевна! лестная для меня маменька! Кн. Батог-Батыев Почтеннейшая Аграфена Панкратьевна! Кутило-Завалдайский Благодетельница! Разорваки Такая благодетельница, что просто… ух!., целовал бы, да и только! Кутило-Завалдайский (в сторону) Какие у этого грека всё сильные выражения; совсем не умеет себя удерживать. Беспардонный подходит, отворяет рот, но от внутреннего волнения не может сказать ничего. Миловидов (перевирая выразительные знаки Беспардонного) Нуг что же, матушка!., надумались? Вот мы вее налицо. Кто же из пас лучше? говорите!.. Да ну же, готарите? Чупурлина Тише, мой батюшка, тише! Вишь, какой вострый, как приступает!.. Моя Лиаанька не какая-нибудь такая, чтоб я ее вот так взяла да и отдала первому встречному! Я своей Лизаиъкой дорожу! (Гладит моську.) Она мне лутше дочери… Я не отдам ее какому-нибудь фанфарону! (Окидывает Миловыдова глазами с ног до головы.) Небось ты, батюшка, все на балах разные антраша выкидывал да какие-нибудь труфели жевал под сахаром; а теперь — спустил денежки, да и востришь зубы на Лизанькино придание? Нет, батюшка, тпрру!! Пусть-ка прежде каждый из вас скажет: какие у него есть средства, чтобы составить ее счастье? (Гладит моську.) А без этого не видать вам Лизаньки, как своей поясницы. Миловидов (в сторону) Вишь, баба! Вишь, какая баба! Либенталь (к моське) Усянькя, усиньки, тю, тю, тю… Миловидов (к Чупурлиной) Средства будут! Чупурлина Какие, мой батюшка? Миловидов А приданое-то? Как получу его, так будут и средства! И чем больше приданое, тем больше средства! Чупурлина Ну вот! я так и знала. Фанфарон, просто фанфарон; что его слушать! (К Кутиле-Завалдайскому.) Ну, а ты, батюшка? Либенталь (к Чупурлиной) Маменька, позвольте: кажется, моська заступила за ленточку левою ножкой? клянусь вам! Чупурлина Спасибо, батюшка… (Снова обращается к Кутиле-Завалдайскому.) Ну, а ты, Мартын Мартынович? Кутило-Завалдайский Сударыня, позвольте вас уверить, что, вступив в брак с Лизаветой Платоновной, я всегда буду соблюдать пристойность… Чупурлина Нет, я не о том… Какие у тебя надежды? Есть ли у тебя фабрика? Кутило-Завалдайский Нет-с, фабрики не имею. Чупурлина Ну, так как же? Кутило-Завалдайский У меня, сударыня, более нравственный[20] капитал! Вы на это не смотрите, что мое такое имя: Кутило-Завалдайский. Иной подумает и бог знает что; а я совсем не то! Это мой батюшка был такой, и вот дядя есть еще; а я нет! Я человек целомудренный и стыдливый1. Меня даже хотели сделать брандмейстером[21]. Чупурлина Фу-ты, фанфарон! право, фанфарон! фанфарон, фанфарон, да и только!.. (Обращается к кн. Батог-Батыеву.) Авось ты, батюшка, посолиднев. Посмотрим, чем ты составишь счастье Лизаньки? Кн. Батог-Батыев Большею частью мылом! (Вынимает из кармана куски мыла.) У меня здесь для всех. (Раздает.) Вам, сударыня, для рук; а этим господам бритвенное. (К Миловидову.) Вам, кроме бритвенного, особенный кусок — для рук. Миловидов (принимает с благодарностью, но смотрит на свои руки пристально) Благодарю! Чупурлина Благодарствуйте, кпязь. (Обращается к Разорвали.) Ну, тебя, Фемистокл Мильтиадович, я не спрашиваю. Ведь ты не в самом же деле вздумал жениться на Лиааньке! Где тебе! Разорваки Нет-с, я не шучу. Серьезно прошу руки Лизаветы Платоновны! Я происхождения восточного, человек южный, у меня есть страсти. Чупурлина Неужто?.. Но какие же у тебя средства? Разорваки Сударыня, Аграфена Панкратьевна! Я человек южный, положительный. У меня нет несбыточных мечтаний. Мои средства ближе к действительности… Я полагаю: занять капитал… в триста тысяч рублей серебром… и сделать одно из двух: или пустить в рост, или… основать мозольную лечебницу… на большой ноге! Чупурлина Мозольную лечебницу? Разорваки На большой ноге! Чупурлина Что ж это? На какие ж это деньги?.. Нешто на Лизанькино приданое? Разорваки Я сказал: занять капитал в триста тысяч рублей серебром! Чупурлина Да у кого же занять, батюшка? Разорваки Подумайте: триста тысяч рублей серебром! Это миллион на ассигнации! Чупурлина Да кто тебе их даст? Ведь это, выходит, ты говоришь пустяки? Разорваки Миллион пятьдесят тысяч на ассигнации! Чупурлина Пустяки, пустяки; и слышать не хочу! Господин Беспардонный, вы что? Беспардонный (встрепенувшись) Сударыня… извините… я надеюсь… не щадя живота своего… не щадя живота своего…[22] для Лизаветы Платоновны… до последней капли крови!.. Либенталь (перебивая) Маменька, послушайте, — лучшее средство есть: трудолюбие, почтение к старшим и бережливость! Почтение к старшим, трудолюбие… (Нагибается к моське.) Чупурлина Что ты, батюшка, на ней увидел? Либенталь Маменька, ушко завернулось у Фантазии. Чупурлина (полугромко) В этом молодом человеке есть прок. Либенталь (продолжает ласкать моську) тю, тю, тю, фитц фить, фить!-. Чупурлина (по-прежнему) Он хорошо изъясняется. Либенталь (к моське) Фить, фить, фить, тю, тю, тю!.. Чупурлина (Либенталю) Спасибо тебе за то, что ты такой внимательный. Миловидов Ну что же, матушка; довольно наговорились про всякий вздор!.. Пора, братец, — сказать: кто из нас лучше? Чупурлина Тише, тише, мой батюшка!.. Вишь, как опять приступает! Так и видео, что целый век играл на гитаре. Кутило-Завалдайский (в сторону) Миловидов действует неприлично. Миловидов Да пора же кончить! Разорваки Миллион пятьдесят тысяч на ассигнации! Чупурлина Да, нечего говорить: всех-то вас толковее Адам Карлыч. Разорваки (берет Чупурлину в сторону) Сударыня, принимая в вас живейшее участие, я должен вам сказать, что однажды Адам Карлыч на Крестовском… (Шепчет ей на ухо.) Чупурлина Как? Возможно ли?! Какие гадости!.. Адам Карлыч, Адам Карлыч! поди-ка сюда!.. Правда, что ты однажды на Крестовском… (Шепчет ему на ухо.) Либенталь (с ужасом) Помилуйте, маменька; никогда на свете!.. Чупурлина Ну, то-то; я так и думала!.. Видишь, Фемистокл Мильтиадович, это был не Адам Карлыч. Это кто-нибудь другой. Разорваки (ей)

The script ran 0.012 seconds.