1 2 3 4 5 
— Каждый маг проходит через такую агонию, — продолжал дон Хуан. — Осознание — это бесконечная область исследований для мага и для человека в целом. Для того, чтобы повысить уровень осознания, мы должны идти на любой риск, все средства хороши для этого. Однако знай, что осознание может быть повышено только при наличии здравости ума[33].
   
Затем дон Хуан повторил еще раз, что его время пребывания в этом мире подходит к концу и что я должен мудро использовать свои возможности, чтобы охватить как можно больше неизученного материала, прежде чем он уйдет. Такие слова обычно повергали меня в состояние крайней депрессии. Но чем ближе было время его ухода, тем более уверенно я справлялся с этим чувством. Я больше не падал духом, но по-прежнему боялся.
   
После этого он не сказал больше ничего. На следующий день по его просьбе я поехал с ним на своей машине в Мехико. Мы прибыли туда после полудня и направились прямо в гостиницу «Дель Прадо» в районе Пасео Аламеда. Он обычно останавливался здесь всякий раз, когда бывал в Мехико. В этот день у дона Хуана на четыре часа была назначена встреча с юристом. Поскольку у нас еще была уйма времени, мы отправились пообедать в знаменитый ресторан «Такуба» в центре деловой части города. Этот ресторан славился тем, что там можно было заказать самые изысканные блюда.
   
Дон Хуан не был голоден. Он взял себе только две небольшие порции сладкого тамале[34], в то время как я устроил себе пышное пиршество. Он посмеялся надо мной и молча выражал отчаяние по поводу моего здорового аппетита.
   
— Я собираюсь предложить тебе выполнить одно задание, — сказал он отрывистым тоном, когда мы закончили обедать. — Это последняя задача третьих врат сновидения. Она представляет собой сталкинг сталкеров, исключительно загадочный маневр. Выслеживать выслеживателей — означает преднамеренно черпать энергию из мира неорганических существ для того, чтобы совершить магический подвиг.
   
— Какого рода магический подвиг, дон Хуан?
   
— Путешествие, использующее осознание как элемент окружающей среды, — объяснил он. — В мире повседневной жизни мы используем воду как часть окружающей среды, пригодную для перемещения по ней. Представь себе, что осознание тоже может быть средством, с помощью которого можно путешествовать. Посредством осознания к нам приходят лазутчики со всех концов вселенной; подобно им, маги, в свою очередь, посредством осознания достигают самых удаленных концов вселенной.
   
Среди всего, о чем рассказывал мне дон Хуан в ходе наших бесед, были идеи, которые привлекали мое неподдельное внимание без всяких уловок с его стороны. Это была одна из таких идей.
   
— Идея о том, что осознание является физическим элементом (средой), действительно революционна, — сказал я с благоговейным ужасом.
   
— Я не сказал, что осознание — это физический элемент, — поправил он меня. — Это энергетический элемент. Ты должен понимать это различие. Для видящего мага осознание — это свечение. Они могут сцепить свое энергетическое тело с этим свечением и перемещаться с его помощью.
   
— В чем различие между физическим и энергетическим элементами? — спросил я.
   
— Различие в том, что физические элементы являются частью нашей системы интерпретаций, тогда как энергетические — не являются. Энергетические элементы, такие как осознание, тоже существуют в нашей вселенной. Однако мы, как обычные люди, воспринимаем лишь физические элементы, так как были обучены этому. По той же самой причине, по причине того, что они были обучены этому, маги воспринимают энергетические элементы.
   
Дон Хуан объяснил, что использование осознания как энергетического элемента окружающего нас мира, — это суть магии. С точки зрения практики траектория магии очерчивается так. Первое: освобождение существующей в нас энергии посредством безупречного следования пути мага. Второе: использование этой энергии для развития энергетического тела с помощью сновидения. И третье: использование осознания как части окружающего мира для вхождения, как в энергетическом теле, так и со всей нашей физической составляющей, в другие миры.
   
— Существует два типа энергетических путешествий в иные миры, — продолжал он. — Первый — когда осознание подхватывает энергетическое тело и доставляет его куда-либо. Другой имеет место, когда маг сам в полной ясности ума решает воспользоваться помощью осознания, чтобы осуществить путешествие. Ты уже знаком с первым типом таких путешествий. Для того, чтобы совершить путешествие второго типа, требуется огромная дисциплина.
   
После продолжительного молчания дон Хуан отметил, что в жизни магов существуют вещи, требующие мастерского обращения, и что использование осознания как энергетического элемента, доступного энергическому телу, является наиболее важной, насущной и опасной из этих вещей.
   
Мне нечего было сказать. Я внезапно почувствовал себя сидящим как на иголках и держащимся за каждое его слово.
   
— Ты сам не обладаешь достаточным количеством энергии, чтобы выполнить эту последнюю задачу третьих врат сновидения, — продолжал он, — но вместе с Кэрол Тиггс вы, определенно, сможете сделать то, что я имею в виду.
   
Он сделал паузу, специально подталкивая меня своим молчанием к тому, чтобы я спросил, что же он имеет в виду. Я так и сделал, а его смех только усилил мое мрачное настроение.
   
— Я хочу, чтобы вы вдвоем разрушили границы обычного мира и, воспользовавшись осознанием как энергетическим элементом, вошли в другой, — сказал он. — Эти разрушение и вход (в другой мир) равносильны сталкингу сталкеров. Использование осознания как части окружающего мира позволяет обойти стороной влияние неорганических существ, но подразумевает использование их энергии.
   
Он не хотел больше ничего сообщать мне, чтобы, как он сказал, не оказывать на меня влияния. Он верил, что чем меньше я знаю о том, что меня ожидает, тем лучше у меня получится. Я не соглашался, но он заверил меня, что, на худой конец, мое энергетическое тело вполне способно само позаботиться о себе.
   
Из ресторана мы отправились в контору юриста. Дон Хуан быстро разделался со своими делами, и через несколько минут мы уже катили в такси по пути в аэропорт. Дон Хуан сообщил мне, что Кэрол Тиггс прибывает в Мехико рейсом из Лос-Анджелеса и что она приезжает исключительно с целью выполнить совместно со мной эту последнюю задачу сновидения.
   
— Долина, в которой раскинулся город Мехико, — прекрасное место для магических подвигов, один из которых ты собираешься совершить, — посмеивался он.
   
— Ты мне все еще не рассказал, каким в точности шагам я должен следовать, — сказал я.
   
Он не ответил мне. Он больше не разговаривал, но когда мы ожидали посадки самолета, он объяснил, что именно мне предстоит проделать. Я должен буду прийти в номер Кэрол в гостинице «Реджис», которая находилась на той же улице, что и наша, напротив. Затем, войдя в состояние полного внутреннего безмолвия вместе с ней мягко проскользнуть в сновидение, выразив намерение направиться в мир неорганических существ.
   
Я прервал его, напоминая о том, что всегда, прежде чем я мог произнести вслух свое намерение войти в их мир, мне приходилось поджидать лазутчика.
   
Дон Хуан усмехнулся и сказал.
   
— Ты еще никогда не сновидел с Кэрол Тиггс. Ты увидишь, как это здорово. Женщинам-магам не нужно ничего ждать. Они просто уходят в тот мир тогда, когда хотят этого; есть лазутчик, который постоянно ждет их.
   
Я не мог заставить себя поверить, что женщина-маг способна сделать то, что он сказал. Мне казалось, что я обладаю некоторыми познаниями в обращении с миром неорганических существ. Когда я упомянул ему о том, что пронеслось у меня в уме, он ответил, что у меня нет вообще никакого опыта относительно того, что касается возможностей женщин-магов.
   
— Почему, как ты думаешь, мне понадобилась помощь Кэрол, чтобы вытянуть твое тело из их мира? — спросил он. — Ты думаешь, это потому, что она красива?
   
— Почему, дон Хуан?
   
— Потому что я не мог справиться с этим сам; а для нее это было сущим пустяком. В их мире она проявляет особую ловкость.
   
— Она — исключение в этом смысле, дон Хуан?
   
— Женщины вообще от природы наделены способностью искусно взаимодействовать с их миром; женщины-маги, конечно же, превосходят в этом всех остальных. Кэрол Тиггс в этом отношении лучше всех, кого я знаю, потому что как нагуаль она наделена великолепной энергией.
   
Я подумал, что поймал дона Хуана на серьезном противоречии. Он говорил мне раньше, что неорганические существа вообще не проявляют интереса к женщинам. Теперь он утверждал обратное.
   
— Нет. Я не противоречу себе, — заметил он, когда я высказал ему свои мысли. — Я говорил тебе, что неорганические существа не преследуют женщин; они гоняются только за мужчинами. Но я говорил тебе также, что неорганические существа воплощают женское начало, и что в большинстве своем вся вселенная воплощает это начало. Из этого делай свои собственные выводы.
   
Поскольку я никаким образом не мог сделать выводы, дон Хуан объяснил мне, что теоретически женщины-маги приходят в тот мир и уходят из него, когда пожелают, потому что они обладают повышенным осознанием и олицетворяют женское начало.
   
— Ты знаешь об этом наверняка? — спросил я.
   
— Женщины из моей группы никогда не занимались этим, — признался он, — но не потому, что не могли, а потому, что я отговаривал их. Женщины из твоей группы, с другой стороны, делали это так же часто, как меняли юбки.
   
Я почувствовал зияющую пустоту в животе. Я действительно ничего не знал о женщинах из своей группы. Дон Хуан утешил меня словами о том, что обстоятельства моей жизни так же сильно отличались от обстоятельств его жизни, как и моя роль нагуаля от его роли. Он уверил меня, что я бы не нашел в себе стремления отговаривать от этого кого-либо из женщин своей группы, даже если бы встал на голову.
   
Пока мы ехали в такси по дороге в гостиницу, где Кэрол собиралась остановиться, она развлекала нас, подражая людям, которых мы знали. Я попытался быть серьезным и спросил ее о нашем предстоящем задании. Она пробормотала какие-то извинения по поводу того, что не способна ответить мне с надлежащей серьезностью. Дон Хуан громко хохотал, когда она изобразила торжественное звучание моего голоса.
   
Устроив Кэрол в гостиницу, мы втроем блуждали по центральной части города в поисках магазинов подержанных книг. Мы легко поужинали в санборновском ресторане в «Доме под черепицей». Около десяти вечера мы вернулись в гостиницу «Реджис». Мы направились прямо к лифту. Мой страх обострил мою способность воспринимать детали интерьера. Здание гостиницы было старым и внушительным. Мебель в холле явно видела лучшие времена. И все же вокруг нас везде было что-то, напоминающее о бывшей помпезности, которая определенно была привлекательной. Теперь я без труда понимал, почему Кэрол так любила эту гостиницу.
   
Прежде чем мы вошли в лифт, мое беспокойство достигло таких масштабов, что я вынужден был обратиться к дону Хуану за последними инструкциями.
   
— Скажи мне еще раз, что мы должны сделать, — попросил я.
   
Дон Хуан усадил нас на огромные старинные грязные стулья в фойе и терпеливо объяснил нам, что, как только мы попадем в мир неорганических существ, мы должны выразить намерение перевести наше обычное осознание в наши энергетические тела. Он посоветовал нам с Кэрол высказать свое намерение совместно, хотя это было не столь важно. Действительно важным, по его словам, было то, чтобы каждый из нас намеревался перевести полное осознание нашего повседневного мира в свое энергетическое тело.
   
— Как мы можем осуществить эту передачу осознания? — спросил я.
   
— Передача сознания — это дело только выражения своего намерения и обладания необходимым энергетическим потенциалом, — сказал он. — Кэрол уже знает это все. Она уже делала это раньше. Она уже посещала в физическом теле мир неорганических существ, когда вытаскивала тебя оттуда. Помнишь? Ее энергия справится с этим трюком. Это склонит чашу весов.
   
— Что значит «склонит чашу весов»? Я чувствую себя, как в преисподней, дон Хуан.
   
Дон Хуан объяснил, что выражение «склонить чашу весов» означает добавить нашу полную физическую массу к энергетическому телу. Он сказал, что использование осознания в качестве средства перемещения в другой мир не является результатом каких-либо техник, а прямым следствием намеревания и обладания достаточной энергией. Если объем энергии Кэрол прибавить к моему, получится одна целостная сущность, объединяющая нас обоих, энергетически способная на то, чтобы вытянуть нашу физическую часть и поместить ее в энергетическое тело для осуществления этого путешествия.
   
— Что конкретно мы должны делать для того, чтобы оказаться в этом другом мире? — спросила Кэрол.
   
Ее вопрос напугал меня чуть ли не до смерти; ведь я считал, что она в курсе всего происходящего.
   
— Ваша полная физическая масса должна быть добавлена к вашему энергетическому телу, — ответил дон Хуан, глядя ей в глаза. — Огромная сложность этого маневра заключается в том, чтобы дисциплинировать энергетическое тело. Но вы оба уже сделали это. Отсутствие дисциплины — единственная причина, по которой вы можете потерпеть неудачу, выполняя этот подвиг окончательного сталкинга. Иногда обычный человек случайно умудряется сделать это и оказывается в другом мире. Но это обычно сразу же интерпретируют как сумасшествие или галлюцинации.
   
Я бы отдал все что угодно, лишь бы дон Хуан продолжал рассказывать. Но, несмотря на мой протест и рациональное стремление узнать больше, он посадил нас в лифт, и мы поднялись на третий этаж, где находился номер Кэрол. Глубоко в душе я, однако, сознавал, что мое беспокойство было вызвано не тем, что я стремился больше узнать, — на самой глубине притаился мой страх. Почему-то этот магический прием пугал меня больше, чем все то, что я выполнял по сей день.
   
Последними напутственными словами дона Хуана были:
   
— Забудьте «я» (себя), и вы ничего не будете бояться[36], — его широкая улыбка и кивок были приглашением обдумать это утверждение.
   
Кэрол засмеялась и начала передразнивать голос дона Хуана, изображая, как он давал нам свои загадочные указания. То, как она шепелявила, придавало особый шарм словами дона Хуана. Иногда я находил ее шепелявый голос восхитительным. Но чаще всего я не мог его выносить. К счастью, в эту ночь я едва ли способен был слышать, как она шепелявит.
   
Мы вошли в ее комнату и уселись на край кровати. Моей последней сознательной мыслью была мысль о том, что эта кровать является реликвией начала века. Прежде чем я успел произнести хотя бы слово, я обнаружил себя лежащим на каком-то диковинном ложе. Кэрол была рядом со мной. Мы привстали одновременно. Мы были раздеты и укрыты тонкими одеялами.
   
— Что все это значит? — спросила она дрожащим голосом.
   
— Ты не спишь? — ответил я неуместным вопросом.
   
— Конечно же, не сплю, — сказала она с ноткой нетерпеливости.
   
— Ты помнишь, где мы были? — спросил я.
   
Затем последовала продолжительная тишина. Очевидно, она пыталась привести в порядок свои мысли.
   
— Я думаю, что я реальна, а ты нет, — сказала она в конце концов. — Я знаю, где я только что была. А ты хочешь обмануть меня.
   
Я думал о ней точно так же. Она знала, где мы были, и собиралась проверить или разыграть меня. Дон Хуан говорил мне, что нас с ней одолевают демоны уклончивости и недоверия. И сейчас, очевидно, я имел хорошую возможность убедиться в этом.
   
— Я отказываюсь плясать под твою дудку, — сказала она, ядовито взглянув на меня. — Это я тебе говорю, кем бы ты ни был.
   
Она взяла одно из одеял, которыми мы были укрыты, и завернулась в него.
   
— Я собираюсь еще некоторое время полежать здесь, а потом отправиться туда, откуда я приехала, — сказала она, изображая решительность. — А вы с нагуалем играйте сами в эти свои игры.
   
— Прекрати болтать чепуху, — сказал я властно. — Мы в ином мире.
   
Она не обратила никакого внимания на мои слова и повернулась спиной ко мне, как недовольный разбалованный ребенок. Я не хотел тратить свое внимание сновидения на тщетные попытки доказать реальность происходящего. Я начал изучать окружающее. Помещение было освещено только светом луны за окном, которое было как раз напротив нас. Мы были в небольшой комнате, на высокой кровати. Я заметил, что кровать была довольно примитивной. Четыре толстых столбика были врыты в землю, а сама основа кровати была решеткой из длинных палок, прикрепленных к этим столбикам. Сверху на ней лежал толстый, но довольно твердый матрац. Не было ни простыни, ни подушек. Мешки из грубой ткани, заполненные чем-то непонятным, были сложены возле стен. Два мешка у самой кровати, положенные друг на друга, служили подставкой, чтобы взбираться на нее. Рассматривая стены в поисках выключателя, я обнаружил, что наша высокая кровать находилась в углу у стены. У нашего изголовья была стена; я находился на внешнем краю кровати, в то время как Кэрол лежала возле другой стены. Когда я сел на краю кровати, я заметил, что она была более чем на три фута поднята над поверхностью земли.
   
Вдруг Кэрол внезапно села и произнесла, ужасно шепелявя:
   
— Это отвратительно! Нагуаль ведь не говорил мне, что я окажусь в таком положении.
   
— И я не знал, что все будет так, — сказал я.
   
Я хотел сказать что-то еще и завязать разговор, но мое беспокойство достигло невероятных масштабов.
   
— А ты заткнись, — перебила она меня резким, исполненным злобы голосом. — Ты не существуешь. Ты — призрак. Исчезни! Исчезни!
   
Ее шепелявый голос показался мне забавным, и это отвлекло меня от моего неотступного страха. Я встряхнул ее за плечи. Она вскрикнула, но не столько от боли, сколько от удивления и раздражения.
   
— Я — не призрак, — сказал я. — Мы путешествуем, объединив нашу энергию.
   
Кэрол Тиггс славилась среди нас своей способностью быстро привыкать к любой ситуации. Уже через несколько мгновений она уверовала в реальность нашего положения и начала искать в полутьме свою одежду. Я был поражен тем, что она не боится. Она увлеклась поисками, размышляя вслух о том, где она могла оставить свою одежду, если бы ложилась в постель в этой комнате.
   
— Ты видишь где-нибудь стул? — спросила она.
   
Я туманно различал нагромождение из трех мешков, которое могло бы служить в качестве стола или высокой скамьи. Она спрыгнула с кровати, подошла к нему и обнаружила там нашу одежду, аккуратно сложенную так, как она обычно это делала. Она подала мне мою; одежда была в самом деле моей, но не той, в которой я был тогда, когда находился в номере Кэрол в гостинице «Реджис».
   
— Это не моя одежда, — прошепелявила она. — И в то же время моя. Как странно!
   
Мы оделись молча. Я хотел сказать ей, что вот-вот взорвусь от тревоги. Я также хотел высказаться о том, как быстро мы переместились в этот мир, но, одевшись, обнаружил, что мои мысли о нашем путешествии стали очень туманными. Я едва ли мог помнить, где мы были до того, как проснулись в этой комнате. Было так, будто комната в гостинице приснилась мне. Я сделал крайнее усилие, чтобы вспомнить, преодолевая туман, который начал окутывать меня. Мне удалось разогнать дымку в памяти, но это истощило всю мою энергию. Мои старания привели к тому, что я стал задыхаться и покрылся испариной.
   
— Что-то чуть было не одолело меня, — сказала Кэрол. Я взглянул на нее. У нее на теле, так же как и у меня, выступил пот. — Оно тебя тоже едва не одолело. Как ты думаешь, что это было?
   
— Позиция точки сборки, — сказал я с абсолютной уверенностью.
   
Она не согласилась со мной.
   
— Это неорганические существа одерживают верх над нами, — сказала она, дрожа. — Нагуаль предупреждал, что это будет ужасно, но я никогда не могла подумать, что настолько.
   
Я полностью согласился с ней; мы попали в отвратительную переделку, но я не мог понять, в чем был ужас нашей ситуации. Ни я, ни Кэрол уже не были новичками; мы наблюдали и участвовали во множестве вещей, среди которых были совершенно ужасающие. Но в этой нашей комнате, где мы находились в сновидении, было что-то, невероятно страшное для меня.
   
— Мы в сновидении, не так ли? — спросила Кэрол.
   
Я подтвердил это как нечто несомненное, хотя отдал бы все, чтобы здесь оказался дон Хуан, чтобы убедить в этом меня самого.
   
— Почему я так испугана? — спросила она меня так, будто я мог ей это рационально объяснить.
   
Прежде, чем я смог подумать об этом, она сама ответила на свой вопрос. Она сказала, что ее напугало то, что она на телесном уровне осознала, что когда точка сборки обездвижена в одной позиции, то восприятие является актом, включающим в себе все[37]. Она напомнила мне слова дона Хуана о том, что та власть, которую имеет над нами обычный мир, есть результат того, что точка сборки неподвижно пребывает в ее обычном месте. Именно эта неподвижность точки сборки делает наше ощущение мира настолько содержательным и подавляющим, что ты не можем вырваться из него. Кэрол также напомнила мне еще об одной вещи, о которой ей говорил нагуаль: если мы хотим преодолеть эту все-включающую силу, нам нужно лишь рассеять туман, то есть сместить точку сборки, намереваясь ее смещения.
   
Раньше я никогда не понимал, что дон Хуан имел в виду, произнося эти слова. Но я постиг смысл этого, когда должен был перевести свою точку сборки в другое положение, чтобы рассеять туман того мира, в котором мы находились и который уже начал было поглощать меня.
   
Кэрол и я, не говоря друг другу ни слова, подошли к окну и выглянули. Мы были в сельской местности. Лунный свет озарял какие-то низкие темные очертания жилых сооружений. Судя по всему, мы были в подсобном помещении или кладовой большого сельского дома.
   
— Ты помнишь, как мы здесь ложились в кровать? — спросила Кэрол.
   
— Я почти помню это, — сказал я, имея в виду именно это.
   
Я объяснил ей, как вынужден был прилагать усилия, чтобы сохранить в уме образ ее гостиничного номера в качестве точки отсчета.
   
— Мне приходится делать то же самое, — сказала она испуганным шепотом. — Я знаю, что если мы, оказавшись здесь, потеряем память, — нам конец.
   
Затем она спросила меня, хочу ли я выйти из этого сарая и посмотреть, что снаружи. Я отказался. Мое предчувствие чего-то плохого было таким сильным, что я был не в состоянии произнести ни слова. Я только покачал головой в ответ.
   
— Ты во многом прав, когда не хочешь выходить отсюда, — сказала она. — Я предчувствую, что если мы выйдем из этой лачуги, мы никогда не вернемся назад.
   
Я хотел было открыть дверь и только выглянуть наружу, но она остановила меня.
   
— Не делай этого, — сказала она. — Ты можешь впустить сюда что-то снаружи.
   
В это время перед моим мысленным взором прошел образ ветхой клетки, в которой мы с Кэрол находились. Все что угодно — например, открытая дверь, — могло нарушить неустойчивое равновесие этой клетки. В тот момент, когда я подумал об этом, у нас одновременно появилось одно и то же стремление. Мы так быстро сняли с себя одежду, как будто от этого зависела наша жизнь; затем мы запрыгнули на высокую кровать, не пользуясь для этого двумя мешками, лежащими там в качестве лестницы. Но в следующее мгновение мы были вынуждены спрыгнуть обратно вниз.
   
Было очевидно, что мы с Кэрол одновременно поняли одно и то же. Она подтвердила мою догадку, когда сказала:
   
— Если мы используем что-либо, принадлежащее этому миру, мы только ослабляем себя. Когда я стою здесь раздетой, вдали от кровати и вдали от окна, я без затруднений вспоминаю о том, откуда пришла. Но если я лежу на кровати, надеваю на себя эту одежду или выглядываю в окно, со мной покончено.
   
Мы долго стояли в центре комнаты, прижавшись друг к другу. Зловещее подозрение начало терзать мой ум.
   
— Как мы будем возвращаться в наш мир? — спросил я в надежде, что она знает.
   
— Возврат в наш мир произойдет сам по себе, если мы не затеряемся в местном тумане, — сказала она с чувством несокрушимой убежденности, которое всегда было ей свойственно.
   
И она была права. Через некоторое время мы с Кэрол одновременно проснулись в ее постели в номере гостиницы «Реджис». Было так очевидно, что мы снова находимся в нашем обычном мире, что мы не задавали вопросов и не сомневались в этом. Солнечный свет был ослепительным.
   
— Как мы вернулись оттуда? — спросила Кэрол. — Или, лучше сказать, когда мы вернулись?
   
Я не знал, что ответить или что подумать. Я не был способен размышлять и ничего не мог с собой поделать.
   
— Ты думаешь, мы вернулись только что? — настаивала Кэрол. — Или, возможно, мы проспали здесь всю ночь. Смотри! На мне ничего нет. Когда мы разделись?
   
— Мы разделись в том мире, — сказал я и сам удивился, услышав свой голос.
   
Мой ответ, казалось, озадачил Кэрол. Она непонимающе посмотрела на меня, а затем на свое обнаженное тело.
   
Мы неподвижно сидели долгое время. Нам обоим казалось, что мы совершенно не способны сделать над собой усилие. Но затем внезапно нас одновременно посетила одна и та же мысль. Мы мгновенно оделись, выскочили из комнаты, преодолели два пролета лестницы по пути к выходу, пересекли улицу и ворвались в гостиничный номер дона Хуана.
   
Нечленораздельно, задыхаясь и давая выход своим эмоциям, мы по очереди рассказывали ему о происшедшем.
   
Он подтвердил наши подозрения.
   
— То, что вы сделали, было едва ли не самой опасной вещью, которую можно себе вообразить, — сказал он.
   
Он обратился к Кэрол и сказал ей, что наши старания увенчались одновременно полной удачей и абсолютным поражением. Мы сумели передать сознание обыденного мира энергетическому телу, тем самым путешествуя со своим физическим телом, но нам не удалось избежать влияния неорганических существ. Он сказал, что сновидящие обычно переживают процесс перехода, как последовательность медленных превращений, и что они должны вслух высказывать свое намерение использовать осознание в качестве элемента. В нашем случае обошлось без всех этих промежуточных шагов. Из-за вмешательства неорганических существ мы оба были с невероятной скоростью заброшены в некоторый смертоносный мир.
   
— Ваше путешествие стало возможным не вследствие вашей объединенной энергии, — продолжал он. — Что-то другое забросило вас в иной мир. Оно даже подобрало для вас соответствующую одежду.
   
— Ты хочешь сказать, нагуаль, что и одежда, и кровать, и комната встретились на нашем пути только потому, что нами управляли неорганические существа? — спросила Кэрол.
   
— Еще бы! — ответил он. — Как правило, сновидящие просто путешествуют. Но ваше путешествие оказалось не таким, вы оказались рядом со сценой, на которой состоялось представление, бывшее когда-то проклятием для магов прошлого. С ними происходило в точности то, что случилось теперь с вами. Неорганические существа завлекали их в миры, из которых маги не могли вернуться. Мне следовало бы предвидеть это, но я даже не догадывался, что неорганические существа возьмут и попробуют установить на вас двоих такую же ловушку.
   
— Ты хочешь сказать, что они хотели заставить нас навсегда остаться там? — спросила Кэрол.
   
— Если бы вы вышли из той лачуги, вы до сих пор безнадежно скитались бы в том мире, — сказал дон Хуан.
   
По его словам, вследствие того, что мы перенеслись в другой мир вместе с физическими телами, фиксация наших точек сборки в том положении, в которое ее установили неорганические существа, была настолько подавляющей, что это создало нечто вроде тумана, сделавшего недоступным память о том мире, из которого мы пришли. Он прибавил, что обычным следствием такой неподвижности является невозможность возврата точки сборки в ее исходное положение, что и происходило с магами прошлого.
   
— Задумайтесь над этим, — призвал он нас. — Возможно, именно это происходит со всеми нами в этом нашем обыденном мире. Мы пребываем здесь, и фиксация нашей точки сборки настолько подавляет, что заставляет нас забыть, откуда мы пришли и в чем состояла цель нашего прибытия сюда.
   
Дон Хуан не хотел больше говорить о нашем путешествии. Я чувствовал, что он не хочет нагонять на нас лишний страх и беспокойство. Он пошел с нами пообедать. Когда мы подходили к ресторану, находившемуся за несколько кварталов от гостиниц по авеню Франциско Мадеро, было уже шесть вечера. Мы с Кэрол проспали около восемнадцати часов, — если то, что с нами происходило, можно было назвать сном.
   
Только дон Хуан был голоден. Кэрол с оттенком раздражения отметила, что он ест, как свинья. Почти все, сидевшие за соседними столиками, оглянулись, когда услышали смех дона Хуана.
   
Ночь была теплой, а небо ясным. Мы сидели на скамейке на Пасео Аламеда. Дул мягкий ласковый ветерок.
   
— Есть один вопрос, не дающий мне покоя, — сказала Кэрол дону Хуану. — Мы ведь на самом деле занимались не тем, что использовали осознание как средство совершить путешествие, правда?
   
— Это правда, — сказал дон Хуан и глубоко вздохнул. — Задача состояла в том, чтобы ускользнуть от неорганических существ, а не попасть к ним во власть.
   
— И что нам делать теперь? — спросила она.
   
— Вам следует временно отложить занятия сталкингом сталкеров, пока вы не станете сильнее, — сказал он. — А может быть и так, что вам никогда не удастся совершить этого. В конце концов, это не имеет значения: если не подходит одно, подойдет другое. Магия — это бесконечный вызов.
   
Он объяснил нам снова, будто пытаясь запечатлеть свои слова в нашем уме, что для использования осознания в качестве элемента окружающей среды сновидящие, прежде всего, должны совершить путешествие в мир неорганических существ. Затем им следует использовать это путешествие в качестве трамплина, и в то время, когда они будут обладать необходимой темной энергией, они должны выразить намерение быть заброшенными посредством осознания в другой мир.
   
— Неудача вашего путешествия объясняется тем, что у вас не было времени для того, чтоб использовать осознание в качестве элемента для путешествия, — продолжал он. — Еще до того, как вы оказались в мире неорганических существ, вы уже были в другом мире.
   
— Что бы ты нам порекомендовал делать теперь? — спросила Кэрол.
   
— Я бы посоветовал вам видеться как можно реже, — сказал он. — Я уверен, что неорганические существа не преминут опять поймать вас, особенно если вы будете объединять вашу энергию.
   
Поэтому, начиная с этого времени, мы с Кэрол Тиггс преднамеренно держались подальше друг от друга. Возможность того, что мы снова нечаянно влипнем в похожее путешествие, была слишком реальной и опасной для нас. Дон Хуан поддержал нашу решимость не встречаться, повторяя снова и снова, что наша объединенная энергия вполне может снова подтолкнуть неорганических существ к тому, чтобы завлечь нас в ловушку.
   
Дон Хуан снова включил в мою практику сновидения видение энергии в сноподобных состояниях, которые порождают ее. Через некоторое время я научился видеть все, что появлялось передо мной. Продолжая заниматься дальше, я достиг совершенно удивительного состояния: я не мог разумно описать то, что я видел. Мои ощущения говорили мне, что я достиг таких уровней восприятия, для выражения которых у меня не было слов.
   
Дон Хуан объяснил, что мои непонятные и неописуемые видения свидетельствуют об использовании осознания моим энергетическим телом. Однако это было использование его не в качестве элемента для путешествий, для чего у меня не хватало энергии, но для проникновения в энергетические поля неживой материи или живых существ.
  
  
   
    
11
    
Арендатор
   
   
Практика сновидений в том виде, который был привычен для меня, закончилась. Когда я в следующий раз встретился с доном Хуаном, он поручил руководство надо мной двум членам своей партии: Флоринде и Зулейке. Они являлись его ближайшими соратниками. Их инструкции совершенно не касались врат сновидения, но были посвящены различным путям использования энергетического тела. Однако все это не оказало на меня сильного влияния, так как наше общение было достаточно непродолжительным. У меня создалось впечатление, что они, скорее, были заинтересованы в том, чтобы проэкзаменовать меня, чем в обучении чему-либо.
   
— Не осталось больше ничего, чему я мог бы научить тебя о сновидении, — сказал дон Хуан, отвечая на мой вопрос о положении дел.
   
— Мое время на этой земле закончилось. Но остается Флоринда. Она теперь та, кто будет направлять не только тебя, но и всех остальных моих учеников.
   
— Будем ли мы с ней продолжать мою практику сновидения?
   
— Этого не знаю ни я, ни она. Все зависит от духа. Реального игрока. Мы не играем сами по себе. Мы просто пешки в его руках. Следуя командам духа, я должен сказать тебе, что представляют собой четвертые врата сновидения, хотя направлять тебя я больше не смогу.
   
— Я не понимаю, какой тогда смысл разжигать мой интерес?
   
— Дух не оставляет решать это ни тебе, ни мне. Я должен описать тебе четвертые врата сновидения, нравится мне это или нет.
   
Дон Хуан объяснил, что в четвертых вратах сновидения энергетическое тело путешествует в особые конкретные места, и что существуют три пути использования четвертых врат: первый — путешествовать в определенные места этого мира, второй — путешествовать в определенные места за пределами этого мира, и третий — путешествовать в те места, которые существуют только в намерении других. Он отметил, что последний путь наиболее трудный и опасный из всех и, более того, является склонностью древних магов.
   
— И что же, по-твоему, мне делать с этим знанием? — спросил я.
   
— В данный момент — ничего. Просто отложи его, пока не понадобится.
   
— Ты хочешь сказать, что я смогу пересечь четвертые врата сновидения самостоятельно, без всякой помощи?
   
— Сможешь ты это сделать или нет — зависит от духа.
   
Он резко оборвал тему, и в результате у меня отнюдь не создалось впечатления, что я смогу достичь и пересечь четвертые врата самостоятельно.
   
Затем дон Хуан назначил мне последнюю встречу, для того, чтобы, как он сказал, устроить мне магические проводы: заключительный пункт в моей практике сновидения. Он сказал, что мы встретимся с ним в небольшом городке в Южной Мексике, где жил он и члены его партии магов.
   
Я прибыл туда после полудня. Мы с доном Хуаном сидели в патио его дома на каких-то неудобных плетеных стульях, покрытых толстыми подушками. Дон Хуан посмеивался и подмигивал мне. Стулья были подарком одного из женских воинов его партии, и мы просто должны были сидеть так, словно нас ничто не беспокоит, особенно его. Стулья были куплены в Фениксе, штат Аризона, и с большими сложностями переправлены в Мексику.
   
Дон Хуан попросил прочесть ему стихотворение Дилана Томаса, которое, по его словам, в данный момент имело для меня наиболее подходящий смысл:
   
    
     
Я стремился уйти
     
От шипенья потраченной лжи
     
И беспрестанного плача старого ужаса,
     
Становящегося все ужаснее по мере того,
     
Как день спускается через холм в глубокое море.
    
    
     
Ястремился уйти, но я боюсь;
     
Немного жизни, еще нерастраченной, может взорваться
     
Из-за старой лжи, горящей на земле.
     
И, потрескивая в воздухе, оставить меня полуослепшим.
    
   
   
    
     
I have longed to move away
     
From the hissing of the spent lie
     
And the old terrors' continual cry
     
Growing more terrible as the day
     
Goes over the hill into the deep sea. .
    
    
     
I have longed to move away but am afraid;
     
Some life, yet unspent, might explode
     
Out of the old lie burning on the ground,
     
And, crackling into the air, leave me half-blind.
    
   
   
Дон Хуан встал и сказал, что он собирается прогуляться по площади в центре города. Он предложил мне присоединиться к нему. Я тут же решил, что стихотворение как-то ухудшило его настроение, и ему необходимо развеять его.
   
Мы дошли до площади, не говоря друг другу ни слова. Несколько раз мы обошли ее, все еще продолжая молчать. Возле магазинов на улицах, обращенных в сторону восточной и северной сторон парка, околачивалось несколько прохожих. Все улицы, окружавшие парк, были вымощены кое-как. Они были застроены массивными, одноэтажными кирпичными домами с черепичными кровлями, белыми стенами и окрашенными в синий или коричневый цвет дверями. На боковой улочке в квартале от площади угрожающе вздымались над крышей единственной в городе гостиницы высокие стены громадной колониальной церкви, похожей на марокканскую мечеть.
   
На южной стороне располагались два ресторана, которые существовали бок о бок, необъяснимым образом процветая в таком соседстве, хотя в них готовили практически одни и те же блюда и по одинаковым ценам.
   
Я наконец нарушил молчание, спросив дона Хуана, не находит ли он странным, что оба ресторана были практически одинаковыми.
   
— В этом городе возможно все, — ответил дон Хуан.
   
Что-то в его голосе вызвало у меня ощущение сильного дискомфорта.
   
— Почему ты так нервничаешь? — спросил он с серьезным выражением лица. — Ты знаешь что-нибудь, о чем не говоришь мне?
   
— Почему я нервничаю? Смешно. Я всегда нервничаю рядом с тобой, дон Хуан. Иногда сильнее, чем другие.
   
Казалось, он прилагал значительные усилия, чтобы не рассмеяться.
   
— Нагуали не самые дружественные существа на земле, — сказал он извиняющимся тоном. — Я научился этому весьма нелегким образом в борьбе со своим учителем, ужасающим нагуалем Хулианом. Казалось, от одного его присутствия для меня мерк дневной свет. Иногда он, бывало, фокусировался на мне, и тогда мне казалось, что моя жизнь висит на волоске.
   
— Ты, дон Хуан, несомненно, оказываешь на меня такое же воздействие.
   
Он открыто рассмеялся.
   
— Нет, нет. Ты явно преувеличиваешь. Да по сравнению с ним я просто ангел.
   
— Может быть, по сравнению с ним ты и ангел, только вот у меня нет возможности сравнивать.
   
Он рассмеялся, а потом опять стал серьезным.
   
— Сам не знаю почему, но мне явно страшно, — объяснил я.
   
— Ты чувствуешь, что у тебя есть причина для страха? — спросил он и остановился, чтобы рассмотреть меня.
   
Тон его голоса и то, как он поднял брови, создавали впечатление, будто он подозревает, что я о чем-то умалчиваю. Он явно искал возможность разоблачить меня.
   
— Твоя настойчивость меня удивляет, — сказал я. — Мне кажется, что ты, а не я, и есть тот, кто что-то прячет в своем рукаве.
   
— Кое-что в моем рукаве имеется, — согласился он и усмехнулся. — Но не в этом дело. Дело в том, что в этом городе есть нечто, что ожидает тебя. И ты или не до конца знаешь, что это, или ты знаешь, что это, но не осмеливаешься сказать мне, или ты вовсе ничего об этом не знаешь.
   
— Что же меня здесь ждет?
   
Вместо ответа дон Хуан возобновил прогулку, и мы продолжали ходить вокруг площади в полном молчании. Мы несколько раз обошли площадь, выискивая, где бы сесть. Вскоре несколько молодых женщин встали со скамьи и ушли.
   
— Годами я рассказывал тебе о заблуждениях магов древней Мексики, — сказал дон Хуан, усевшись на скамью и жестом предлагая мне сесть рядом.
   
С горячностью человека, который рассказывает об этом впервые, он опять повторил мне то, о чем говорил много раз: что те маги, направляемые исключительно эгоистическими интересами, все свои усилия сосредоточили на совершенствовании практик, которые уводили все дальше и дальше от состояния трезвости и ментального равновесия; что, в конце концов, когда сложные конструкции их практик и того, во что они верили, стали настолько громоздкими, что они были просто не способны поддерживать их дальше, они были уничтожены.
   
Конечно, маги древности жили и множились в этих местах, — сказал он, наблюдая за моей реакцией. — Здесь, в этом городе. Этот город на самом деле был построен на развалинах одного из их городов. Здесь, именно в этом месте маги древности и совершали все свои деяния.
   
— Ты точно это знаешь, дон Хуан?
   
— Очень скоро ты будешь знать это так же точно. Мое возросшее беспокойство заставило меня делать то, чего я не выносил: начать фокусироваться на себе. Дон Хуан, видя мое раздражение, подлил масла в огонь.
   
— Очень скоро мы узнаем, действительно ли ты похож на старых магов или на новых.
   
— Ты сводишь меня с ума всеми этими странными и зловещими разговорами, — запротестовал я.
   
Тринадцатилетнее общение с доном Хуаном, помимо всего прочего, приучило меня рассматривать панику как нечто, постоянно находившееся за ближайшим углом и в любой момент готовое высвободиться.
   
Дон Хуан, казалось, колеблется. Я заметил, что он украдкой бросает взгляды на церковь. Он даже казался рассеянным. Когда я заговорил с ним, он, казалось, не услышал моих слов. Я повторил свой вопрос.
   
— Ты ждешь кого-нибудь?
   
— Да, сказал он. — Можешь не сомневаться, жду. Ты поймал меня на сканировании окружающего пространства моим энергетическим телом.
   
— И что ты почувствовал, дон Хуан?
   
— Мое энергетическое тело чувствует, что все на своих местах. Пьеса начинается вечером. Ты — главный герой. Я характерный актер с маленькой, но значительной ролью. Мой выход — в первом акте.
   
— Что ты имеешь в виду?
   
Он не ответил мне, улыбнувшись с видом человека, который знает, но не говорит.
   
— Я готовлю почву, — сказал он, — так сказать, разогреваю тебя, втолковывая идею о том, что современные маги извлекли серьезный урок. Они поняли, что только в случае, если они будут полностью отрешенными, они могут получить энергию для того, чтобы быть свободными. Это особый вид отрешенности, который рождается не из страха или праздности, но из убежденности.
   
Дон Хуан умолк и встал, вытянул руки перед собой, затем в стороны, а затем за спину.
   
— Сделай то же самое, — посоветовал он мне. — Это расслабляет тело, а тебе нужно быть совершенно расслабленным перед лицом того, что придет к тебе сегодня вечером.
   
Он широко улыбнулся.
   
— Этим вечером к тебе придет или полная отрешенность или абсолютное индульгирование. Это тот выбор, который должен сделать каждый нагуаль моей линии.
   
Он опять сел и сделал глубокий вдох. То, что он сказал, похоже, забрало всю его энергию.
   
— Я думаю, что способен понять отрешенность и индульгирование, — продолжал он, — потому что знал двух нагуалей: моего бенефактора, нагуаля Хулиана, и его учителя, нагуаля Элиаса. Я видел различие между ними. Нагуаль Элиас был отрешенным до такой степени, что мог отказаться от дара силы. Нагуаль Хулиан тоже был отрешенным, но не настолько, чтобы отказаться от такого дара.
   
— Судя по тому, что ты говоришь, — заметил я, — я мог бы сказать, что сегодня вечером ты готовишь меня к какому-то испытанию. Это правда?
   
— У меня нет власти подвергать тебя испытаниям какого бы то ни было рода, но у духа она есть.
   
Он сказал это с усмешкой, а затем добавил:
   
— Я просто его проводник.
   
— Что дух собирается сделать для меня, дон Хуан?
   
— Я могу только сказать, что сегодня вечером ты получишь урок в сновидении, но это будет урок не от меня. Кое-кто другой собирается быть твоим учителем и гидом этим вечером.
   
— И кто же это?
   
— Один визитер, который может оказаться для тебя полной неожиданностью или не будет неожиданностью вовсе.
   
— И какой урок сновидения я получу?
   
— Это будет урок о четвертых вратах сновидения. И состоит он из двух частей. Первую я тебе вскоре объясню. Вторую часть объяснить тебе не сможет никто, потому что это нечто, касающееся только тебя лично. Все нагуали моей линии получали такой урок из двух частей. Но все эти уроки были разные: они всегда в точности соответствуют особенностям личности каждого нагуаля.
   
— Твое объяснение совершенно не помогает мне, дон Хуан. Я только еще больше нервничаю.
   
Мы долго молчали. Я был испуган, не мог успокоиться и не знал, что сказать, чтобы это не выглядело жалко.
   
— Как ты уже знаешь, способность современных нагуалей воспринимать энергию напрямую — это дело личного достояния, — сказал дон Хуан. — Мы управляем точкой сборки посредством самодисциплины. Для древних магов перемещение точки сборки было следствием подчинения другим — их учителям, которые осуществляли эти перемещения темными способами и представляли их своим ученикам как дары силы.
   
— Тот, кто обладает большей энергией, чем наша, может делать с нами все, что угодно, — продолжал он. — Например, нагуаль Хулиан мог превращать меня по своему желанию в кого угодно: от дьявола до святого. Но он был безупречным нагуалем и позволял мне быть собой. Древние маги не были безупречными и посредством непрерывных усилий по обретению контроля над другими создавали полные ужаса и мрака ситуации, которые передавались от учителя к ученику.
   
Он поднялся и внимательно осмотрелся по сторонам.
   
— Как видишь, этот город невелик, — продолжал он, — но для воинов моей линии он имеет неповторимое очарование. Здесь находится источник того, чем мы является, и источник того, чем мы не хотим быть.
   
Мое время заканчивается, и я должен передать тебе определенные идеи, рассказать определенные истории, привести тебя в контакт с определенными существами прямо здесь, в этом городе, так же, как это сделал со мной мой бенефактор.
   
Дон Хуан сказал, что, как мне это уже хорошо известно — все, чем он является, и все, что он знает, — наследие его учителя, нагуаля Хулиана. В свою очередь, тот унаследовал все от своего учителя, нагуаля Элиаса. Нагуаль Элиас — от нагуаля Розендо; тот — от нагуаля Лухана, нагуаль Лухан — от нагуаля Сантистебана, нагуаль Сантистебан — от нагуаля Себастьяна.
   
Он повторил мне очень официальным тоном то, что объяснял уже не раз: что перед нагуалем Себастьяном было еще восемь нагуалей, но они были совсем другими. Они по-другому относились к магии, иначе понимали ее, хотя и принадлежали при этом к той же магической линии.
   
— Теперь ты должен вспомнить и повторить мне все то, что я говорил тебе о нагуале Себастьяне, — потребовал он.
   
Его просьба показалась мне странной, но я повторил все то, о чем не раз слышал от него самого и от членов его отряда о нагуале Себастьяне и мифологическом маге древности, бросившем вызов смерти, известного всем им как «арендатор».
   
— Ты знаешь, что «бросивший вызов смерти» каждое поколение делает нам дары силы, — сказал дон Хуан, — и именно особая природа этих даров силы стала тем фактором, который изменил само направление нашей линии.
   
Он объяснил, что арендатор, будучи магом старой школы, обучился у своих учителей всем сложностям перемещения своей точки сборки. Так как тысячи лет странной жизни и осознания — это время, достаточное для совершенствования в чем угодно, — теперь он знает, как достичь и удержать сотни, если не тысячи, позиций точки сборки.
   
Его дары одновременно являются как картами для перемещения точки сборки в особые места, так и руководством по удержанию ее в любой из этих позиций, достигая, таким образом, сцепленности.
   
Это был пик артистичности дона Хуана. Я никогда не видел его более драматичным. Если бы я не знал его столь хорошо, я бы поклялся, что, судя по интонациям его голоса, он охвачен глубоким страхом или беспокойством. Его жесты создавали у меня впечатление, что он актер, с совершенством изображающий нервозность и озабоченность.
   
Дон Хуан внимательно посмотрел на меня и, словно делая неприятное признание, сообщил мне, что, к примеру, нагуаль Лухан получил от арендатора в дар пятьдесят позиций. Он ритмично покачивал головой, как бы молча призывая меня обратить внимание на то, что он только что сказал. Я молчал.
   
— Пятьдесят позиций! — воскликнул он изумленно. — Даже дара в виде одной или, самое большее, двух позиций точки сборки было бы более чем достаточно.
   
Он пожал плечами как бы в замешательстве.
   
— Мне рассказывали, что арендатор чрезвычайно любил нагуаля Лухана, — продолжал он. Они были связаны такой тесной дружбой, что стали практически неразделимы. Мне говорили, что нагуаль Лухан и арендатор каждое утро ходили в ту церковь на утреннюю мессу.
   
— Прямо здесь, в этом городе? — потрясенно спросил я.
   
— Именно здесь, — ответил он. — Возможно, более ста лет назад они сидели именно на этом месте, разве что на другой скамье.
   
— Нагуаль Лухан и арендатор в самом деле гуляли по этой площади? — снова спросил я, не в силах преодолеть свое изумление.
   
— Конечно! — воскликнул он. — Я взял тебя с собой сегодня вечером, потому что стихотворение, которое ты мне читал, натолкнуло меня на мысль, что пришло время для твоей встречи с арендатором.
   
Паника охватила меня как степной пожар. Я вынужден был какое-то время дышать ртом.
   
— Мы обсудили странные достижения древних магов, — продолжал дон Хуан. — Но всегда тяжело воспринимать объяснения, не имея собственного знания. Я могу повторять тебе снова и снова до самого судного дня то, что является абсолютно ясным для меня, но остается недоступным для твоего понимания или веры, потому что у тебя нет практического знания об этом.
   
Он поднялся и оглядел меня с головы до ног.
   
— Пойдем в церковь, — сказал он. — Арендатор любит церковь и ее окрестности. Я уверен, что сейчас самое время пойти туда.
   
За время нашего знакомства с доном Хуаном так страшно мне было всего несколько раз. Я оцепенел. Когда я все-таки встал, все мое тело дрожало. Живот стянуло в узел. Однако я молча пошел за ним в сторону церкви; колени дрожали, и ноги буквально подгибались на каждом шагу. К тому времени, когда мы прошли квартал от площади и подошли к сложенным из известняка ступеням, ведущим в церковь, я был близок к обмороку. Для поддержки дон Хуан был вынужден обхватить меня за плечи.
   
— Арендатор там, — сказал он так просто, как будто указывал мне на старого друга.
   
Я посмотрел в том направлении, куда он указал, и увидел группу из пяти женщин и трех мужчин в дальнем конце галереи. На первый брошенный мною быстрый и панический взгляд, в тех людях не было ничего необычного. Я даже не мог сказать, заходили они в церковь или выходили из нее. Однако я заметил, что они не составляют единой группы. Они оказались там вместе случайно.
   
К тому моменту, как мы с доном Хуаном подошли к маленькой двери, врезанной в массивные деревянные ворота церкви, три женщины вошли в церковь. Трое мужчин и две другие женщины уходили. Я в замешательстве посмотрел на дона Хуана, ожидая указаний.
   
Движением подбородка он обратил мое внимание на чашу со святой водой.
   
— Мы должны соблюдать обычаи и перекреститься, — прошептал он.
   
— Где арендатор? — тоже шепотом спросил я.
   
Дон Хуан погрузил кончики пальцев в воду и перекрестился. Повелительным жестом подбородка он заставил меня сделать то же самое.
   
— Был ли арендатор одним из тех троих мужчин, которые вышли? — прошептал я ему на ухо.
   
— Нет, — шепнул он в ответ. — Арендатор — одна из трех женщин, которые остались. Она в заднем ряду.
   
В этот момент женщина в заднем ряду повернула ко мне голову, улыбнулась и кивнула.
   
Одним прыжком я оказался у двери и выбежал наружу. Дон Хуан выбежал вслед за мной. Он догнал меня с невероятной ловкостью и схватил за руку.
   
— Куда это ты собрался? — спросил он.
   
Все его лицо и тело сотрясались от смеха.
   
Он крепко держал меня за руку, пока я жадно глотал воздух и самым настоящим образом задыхался. Приступы смеха накатывали на него, как океанские волны. Я с силой потянул его в сторону площади. Он последовал за мной.
   
— Я никогда не подумал бы, что это до такой степени выведет тебя из себя, — сказал он, сотрясаясь от нового приступа смеха.
   
— Почему ты не говорил мне, что арендатор — женщина?
   
— Тот маг — это бросивший вызов смерти, — сказал он торжественно. — Для мага, столь опытного в перемещениях точки сборки, быть мужчиной или женщиной — дело выбора или удобства. Это та первая часть урока сновидения, о которой я тебе говорил, а бросивший вызов смерти и есть тот таинственный визитер, который собирается провести тебя через него.
   
От смеха он закашлялся и схватился за бока. Я онемел. Затем меня охватил приступ ярости. Это было не бешенство по отношению к дону Хуану, к себе или к кому-либо — это была холодная ярость, заставлявшая меня чувствовать, что моя грудь и мышцы шеи сейчас взорвутся.
   
— Давай вернемся в церковь, — закричал я, не узнавая своего голоса.
   
— Сейчас, сейчас, — сказал он тихо. — Не спеши бросаться в огонь. Подумай. Взвесь. Определись. Успокойся, остынь. Никогда в жизни тебе еще не приходилось проходить такое испытание. Сейчас тебе нужно спокойствие.
   
— Я не могу сказать тебе, что делать, — продолжал он. — Как всякий нагуаль, я могу лишь поместить тебя перед твоим вызовом, предварительно окольным путем рассказав тебе все надлежащее. Это еще один прием нагуалей: говорить обо всем, ничего не говоря или спрашивать, не спрашивая.
   
Я хотел побыстрее покончить с этим, но дон Хуан сказал, что небольшая пауза восстановит то, что осталось от моей уверенности в себе. У меня подгибались колени. Дон Хуан заботливо усадил меня на обочину и сел рядом со мной.
   
— Первая часть урока сновидения сводится к вопросу о том, что быть мужчиной или женщиной не означает окончательности этого состояния, а является результатом особого действия по расположению точки сборки, — сказал он. — А это действие, естественно, является делом собственного желания и подготовки. Поскольку эта тема была близка сердцам древних магов, — только они одни могут пролить свет на это.
   
Возможно потому, что это было единственной рациональной возможностью, я стал возражать дону Хуану.
   
— Я не могу принять то, что ты говоришь и поверить этому, — сказал я, почувствовав, как жар приливает к лицу.
   
— Но ты видел женщину, — возразил дон Хуан. — Ты считаешь, что это только фокус?
   
— Я не знаю, как мне к этому отнестись.
   
— Это существо в церкви, — реальная женщина, — убедительно произнес он. — Почему это так тебя волнует? Тот факт, что она родилась мужчиной, лишь подтверждает силу колдовских деяний старых магов. Это не должно удивлять тебя. Ведь ты сам являешься ярким примером олицетворения всех принципов магии.
   
Мое нутро было готово разорваться от напряжения. Дон Хуан с упреком заметил, что я люблю спорить. С едва сдерживаемым нетерпением, но с особым пафосом я объяснял ему биологические основы различия мужского и женского организмов.
   
— Я все это понимаю, — сказал он. — И в этом ты прав. Но твоя ошибка в том, что ты пытаешься сделать свои оценки универсальными.
   
— То, о чем мы говорим, — это основополагающие принципы, — закричал я. — И они соответствуют человеку здесь или в любом другом месте во вселенной.
   
— Правильно, правильно, — сказал он спокойным голосом. — Все, что ты говоришь, верно, но лишь тогда, когда наша точка сборки остается в обычной позиции. Однако в тот момент, когда она смещается за определенные границы и наш повседневный мир больше не функционирует, — ни один из этих, так лелеемых тобой принципов, не имеет той абсолютной ценности, о которой ты говоришь.
   
Твоя ошибка заключается в том, что ты забываешь: бросивший вызов смерти переступал эти границы тысячи и тысячи раз. Не надо быть гением, чтобы понять, что арендатор не связан больше теми силами, которыми пока еще связан ты.
   
Я объяснил ему, что мое несогласие, если это можно назвать несогласием, относится не к нему, а к практической части магии, которая до сего времени была для меня настолько натянутой, что не являлась реальным вопросом. Я повторил, что как сновидящий на собственном опыте убедился, что в сновидении возможно все, и напомнил дону Хуану, что он сам поддерживал и взращивал это убеждение, вместе с абсолютной необходимостью в здравости ума. Утверждаемое же им сейчас в отношении арендатора не было здравым. Это могло относиться к сновидению, но никак не к реальному миру. Я дал ему понять, что для меня это утверждение было отвратительным и несостоятельным.
   
— Откуда такая неистовая реакция? — спросил он, улыбаясь.
   
Его вопрос застал меня врасплох. Я смутился.
   
— Я думаю, что это претит моей сущности, — предположил я. И именно это я и имел в виду. Мысль о том, что женщина в церкви была мужчиной, вызывала во мне отвращение.
   
В моей голове вертелась мысль: возможно, арендатор — просто трансвестит. Я серьезно спросил об этом дона Хуана. Он так рассмеялся, что, казалось, не сможет остановиться.
   
— Это было бы слишком приземленно, — сказал он. — Может быть, твои прежние друзья могли делать такое. Твои теперешние друзья более изобретательны и менее склонны к мастурбации. Я повторяю — это существо в церкви — женщина. Это «она». И у нее есть все органы и атрибуты женщины.
   
Он ехидно улыбнулся. — Тебя всегда привлекали женщины, не так ли? Похоже, что эта ситуация — для тебя, как по заказу.
   
Его радость была столь по-детски откровенной, что заразила и меня. Мы рассмеялись вместе. Он — неудержимо, я — с опасением.
   
Затем я принял решение. Я встал и громко заявил, что у меня нет желания иметь дело с арендатором ни в каком состоянии. Я решил пренебречь всем этим и вернуться в дом дона Хуана, а затем — к себе домой.
   
Дон Хуан сказал, что он ничего не имеет против моего решения, и мы направились назад к его дому. Мои мысли бешено скакали. Правильно ли я поступаю? Убегаю ли я от страха? Конечно, я сразу расценил свое решение как правильное и неизбежное. В конце концов, убеждал я себя, меня не интересуют приобретения, а дары арендатора напоминали приобретение собственности. Затем меня начали одолевать сомнения и любопытство. Было так много вопросов, которые я мог бы задать бросившему вызов смерти.
   
Мое сердце стало биться так сильно, что я почувствовал его пульсацию в желудке. Внезапно это биение сменилось голосом эмиссара. Он нарушил свое обещание не вмешиваться и сказал, что невероятная сила учащает биение моего сердца, чтобы заставить меня вернуться в церковь. Идти в дом дона Хуана означало — идти к смерти.
   
Я остановился и быстро сообщил дону Хуану слова эмиссара:
   
— Это правда?
   
— Боюсь, что да, — застенчиво согласился он.
   
— Почему ты сам не сказал мне, дон Хуан? Ты хотел дать мне умереть, потому что считаешь меня трусом? — спросил я, приходя в ярость.
   
— Так просто ты не умрешь. Твое энергетическое тело обладает бесконечными ресурсами. И мне никогда не приходило в голову, что ты трус. Я уважаю твои решения, и меня совершенно не интересует, что движет их принятием.
   
Ты в конце пути, так же, как и я. Так будь настоящим нагуалем. Не стыдись самого себя. Я думаю, что если бы ты был трусом, ты бы умер от страха много лет назад. Но, если ты слишком сильно боишься встретиться с бросившим вызов смерти, тогда лучше умри, но не встречайся с ним. В этом нет стыда.
   
— Давай вернемся назад в церковь, — сказал я как можно спокойнее.
   
— Сейчас мы приближаемся к самому главному! — воскликнул дон Хуан. — Но сначала давай вернемся в парк, присядем на скамью и тщательно продумаем варианты твоих действий. Мы можем выиграть время; к тому же еще слишком рано для нашего дела.
   
Мы вернулись в парк, тут же нашли незанятую скамью и сели.
   
— Ты должен понять, что только ты сам можешь принять решение, встречаться или не встречаться с арендатором, принять или отвергнуть его дар силы, — сказал дон Хуан. — Но твое решение должно быть высказано женщине в церкви наедине; иначе оно не будет иметь силы.
   
Дон Хуан сказал, что дары арендатора необычайны, но плата за них огромна. И сам он не одобряет ни дары, ни цену.
   
— Перед тем, как ты примешь настоящее решение, — продолжал дон Хуан, — ты должен знать все детали наших взаимодействий с этим магом.
   
— Лучше бы мне больше об этом не слышать, дон Хуан, — взмолился я.
   
— Ты обязан знать, — сказал он. — Как же иначе ты примешь решение?
   
— Не кажется ли тебе, что чем меньше я буду знать об арендаторе, тем будет лучше для меня?
   
— Нет. Здесь дело не в том, чтобы прятаться, пока не минует опасность. Это момент истины. Все, что ты сделал и испытал в мире магов, привело тебя к нему. Я не хотел этого говорить, потому что знал, — тебе скажет об этом твое энергетическое тело; но нет пути избежать этой встречи. Даже через смерть. Ты понял? — Он потряс меня за плечи. — Ты понял? — повторил он.
   
Я понял так хорошо, что попросил его, если это возможно, изменить мне уровень осознания, чтобы уменьшить мой страх и дискомфорт. Я чуть не подпрыгнул, когда он взорвался своим «нет».
   
— Ты должен встретить бросившего вызов смерти хладнокровно и совершенно осмысленно, — продолжал он. — И ты не можешь сделать этого, будучи кем-то уполномоченными сделать это.
   
Дон Хуан стал спокойно повторять мне все то, что уже рассказывал о бросившем вызов смерти. По мере того как он говорил, я понял, что мое замешательство отчасти является результатом его манеры использовать слова. Он переводил «бросивший вызов смерти» на испанский как el desafiante de la muerte, и «арендатор» как el inquilino, причем оба автоматически указывали на то, что речь идет о мужчине. Но, описывая взаимоотношения между арендатором и нагуалями своей линии, дон Хуан продолжал путать мужской и женский род в испанском языке, вызывая у меня чувство замешательства.
   
Он сказал, что, как предполагалось, арендатор будет расплачиваться за энергию, которую он забирает у нагуалей нашей линии, но чем бы он ни платил, — это связывало магов не поколения. После того, как со всех этих нагуалей была взята плата энергией, женщина в церкви обучала их, как в точности расположить точку сборки в определенных особых положениях, которые она выбирала сама. Другими словами, она связала каждого из этих людей с даром силы, представляющим собой предварительно выбранную особую позицию точки сборки и всего, что ей сопутствует.
   
— Что ты имеешь в виду под «тем, что ей сопутствует», дон Хуан?
   
— Я имею в виду негативные результаты этих даров. Женщина в церкви знает лишь индульгирование. В этой женщине нет сдержанности и бережливости. Например, она обучила нагуаля Хулиана, как расположить свою точку сборки в таком положении, как у нее — женщины. Эти уроки для моего бенефактора, который был неисправимым сластолюбцем, стали чем-то вроде вина для пьяницы.
   
— Но разве для каждого из нас не является правилом нести ответственность за то, что мы делаем?
   
— Да, конечно. Однако для некоторых из нас быть ответственным несколько более сложно, чем для других. И умышленно увеличивать эти сложности, как делает это та женщина, — значит только создавать сильное ненужное давление на нас.
   
— Почему ты думаешь, что женщина в церкви делает это умышленно?
   
— Так она поступала с каждым из нагуалей моей линии. Если мы посмотрим на себя честно и беспристрастно, нам придется согласиться с тем, что бросивший вызов смерти своими дарами превратил нас в линию очень индульгирующих и зависимых магов.
   
Меня начали раздражать постоянные несоответствия в его речи при использовании мужского и женского рода.
   
— Ты должен говорить об этом маге или как о мужчине, или как о женщине, но не как об обоих сразу, — резко сказал я. — Я не столь пластичен, и твое произвольное использование грамматического рода вызывает у меня нарастающее чувство дискомфорта.
   
— Мне самому не по себе, — признался он. — Но что поделать, если бросивший вызов смерти действительно является и тем и другим — и женщиной, и мужчиной. Я никогда не мог по-настоящему привыкнуть к этому. Я уверен, что и ты должен чувствовать себя так же, ведь ты уже видел его как мужчину.
   
Дон Хуан напомнил мне о том, как однажды, много лет назад, он взял меня на встречу с бросившим вызов смерти, и я увидел мужчину — странного индейца, не молодого и не старого, очень хрупкого телосложения. Больше всего мне запомнился его странный акцент и одна необычная метафора, которую он использовал, описывая то, что он, по его словам видел.
   
Он говорил: «mis ojos se pasearon» — «мои глаза идут вперед». Например, он говорил: «Мои глаза идут вперед на шлемы испанских завоевателей».
   
Воспоминание об этом было столь мимолетным, что мне всегда казалось, что встреча продолжалась лишь несколько минут. Но позднее дон Хуан сказал мне, что я пробыл с бросившим вызов смерти целый день.
   
— Я предполагал, что тогда, много лет назад, ты сам назначил встречу с бросившим вызов смерти, — продолжал дон Хуан, — поэтому и пытался выведать у тебя, знал ли ты о том, что происходит.
   
— Ты был обо мне слишком высокого мнения, дон Хуан. От такого предположения рехнуться можно. Как тебе могла прийти в голову такая идея?
   
— Мне показалось, что бросившему вызов смерти ты понравился. А это значит, что уже тогда он мог наделить тебя даром силы, хотя ты этого и не помнишь. Либо он мог назначить тебе встречу с ним, как с женщиной. Я даже подозревал, что она дала тебе точные инструкции.
   
Дон Хуан заметил, что бросивший вызов смерти, определенно являясь существом ритуальных привычек, неизменно встречал нагуалей нашей линии сначала в облике мужчины, как это случилось с нагуалем Себастьяном, а впоследствии — в облике женщины.
   
— Почему ты называешь дары бросившего вызов смерти дарами силы? И в чем тут тайна? — спросил я. — Ведь ты и сам можешь перемещать свою точку сборки куда угодно, разве не так?
   
— Они называются дарами силы, потому что они являются продуктом особого знания магов древности, — сказал он. — Это — тайна, потому что никто на этой земле, кроме бросившего вызов смерти, не может явить нам пример таких знаний. Я, конечно, могу расположить свою точку сборки там, где хочу, внутри или за пределами энергетической формы человека. Но чего я не могу, и что подвластно лишь бросившему вызов смерти, — это знать, что нужно делать с моим энергетическим телом в каждом из этих положений для того, чтобы достигнуть полного восприятия, полной сцепленности.
   
Затем он объяснил, что современные маги не знают особенностей многих тысяч возможных позиций точки сборки.
   
— О каких особенностях ты говоришь? — спросил я.
   
— Особые способы обращения с энергетическим телом, направленные на достижение прочной фиксации точки сборки в отдельных позициях, — ответил он.
   
Он привел в пример себя. Он сказал, что дар силы, полученный им от бросившего вызов смерти, заключался в знании позиции точки сборки вороны и способах манипуляции своим энергетическим телом для достижения полного восприятия вороны. Дон Хуан объяснил, что полное восприятие, полная сцепленность — это то, чего старые маги добивались любой ценой, и что в случае с его собственным даром силы полное восприятие пришло к нему в результате постепенного процесса обучения, шаг за шагом, как учатся работать на очень сложной машине.
   
В дальнейшем дон Хуан объяснил, что большинство сдвигов точки сборки, осуществляемых современными магами, — это умеренные сдвиги в пределах тонкого пучка светящихся энергетических волокон внутри светящегося яйца; пучка, называемого «человеческой полосой» или чисто человеческим аспектом энергии вселенной. За пределами этого пучка, но все еще в пределах светящегося яйца, располагается сфера глубоких сдвигов. Когда точка сборки смещается в любое место этой сферы, восприятие для нас все еще постижимо, но для полноты восприятия требуются крайне детальные процедуры.
   
— Трюком неорганических существ в твоем последнем путешествии с Кэрол Тиггс было помочь вам обрести полную сцепленность при очень сильном сдвиге, — сказал дон Хуан. — Они сместили ваши точки сборки в максимально отдаленное место и затем помогли вам воспринимать так, словно вы находитесь в своем повседневном мире. Это почти невозможная вещь. Для такого восприятия магу требуются или практические знания или могущественные друзья.
   
Твои друзья в конце концов предали бы вас с Кэрол, предоставив вам самим стоять за себя и учиться практическим способам борьбы за выживание в том мире. В результате вы оба до краев бы наполнились прагматическими процедурами, уподобившись в этом наиболее знающим магам древности.
   
— Каждый глубокий сдвиг точки сборки требует особой проработки, — продолжал он, — которую современные маги могли бы изучить, если бы знали, как на достаточно длительное время фиксировать точку сборки при любом таком сдвиге. Только маги древности обладали необходимыми для этого особыми знаниями.
   
Дон Хуан продолжал объяснять, что знание особых действий, необходимых для таких сдвигов, не было доступны восьми нагуалям нашей линии, предшествовавшим нагуалю Себастьяну. Затем арендатор продемонстрировал нагуалю Себастьяну, как достигнуть полного восприятия в десяти новых позициях точки сборки.
   
Нагуаль Сантистебан получил семь, нагуаль Лухан — пятьдесят, нагуаль Розендо — шесть, нагуаль Элиас — четыре, нагуаль Хулиан — шестнадцать. Сам он получил две. Всего это составило девяносто пять особых позиций точки сборки, известных его линии.
   
Он сказал, что на вопрос, считает ли он это преимуществом, он ответил бы «нет», потому что под тяжестью этих даров наша линия явно сместилась в сторону настроения древних магов.
   
— Сейчас твоя очередь встретиться с арендатором, — продолжал он. — Возможно, что дары, которые он тебе даст, станут последней каплей, после чего наша линия окончательно погрузится во мрак, поглотивший магов древности.
   
— Это настолько серьезно, что меня от этого тошнит, — сказал я.
   
— Я тебе искренне сочувствую, — серьезно ответил он. — Знаю, что тебя не успокоит, если я скажу тебе, что это самое серьезное испытание для современного нагуаля. Встреча с таким древним и таинственным существом, как арендатор, вызывает не столько благоговение, сколько отвращение. Так, по крайней мере, было со мной, и это все еще так.
   
— Почему я должен пойти на это, дон Хуан?
   
— Потому что, сам того не зная, ты уже принял вызов бросившего вызов смерти. За время твоего ученичества я вытянул из тебя это принятие, так же как мой бенефактор вытянул его из меня — тайком.
   
— Я прошел через такой же ужас, только, пожалуй, в чуть более грубой форме, — сказал он, посмеиваясь. — Нагуаль Хулиан имел склонность разыгрывать ужасные шутки. Он сказал мне, что одна очень красивая и пылкая вдова влюблена в меня до безумия. Нагуаль часто брал меня с собой в церковь, и я видел там женщину, подолгу смотревшую на меня. Она показалась мне красивой. Я был молодым невежей, и когда нагуаль сказал, что она любит меня, я поверил в это. Меня ожидало очень жесткое пробуждение.
   
Я с трудом удержался от смеха при жесте дона Хуана, означавшем потерю им невинности. Затем меня поразила мысль о том, что положение, в котором он оказался, было совсем не смешным, — оно было просто страшным.
   
— Ты уверен, дон Хуан, что эта женщина была арендатором? — спросил я, все еще надеясь, что это ошибка или плохая шутка.
   
— Я совершенно уверен, — сказал он. — Кроме того, даже если бы я и был таким тупым, чтобы забыть арендатора, мое видение не может меня подвести.
   
— Имеешь ли ты в виду, дон Хуан, что арендатор обладает иным типом энергии?
   
— Нет, не иным типом энергии, но, без сомнения, другими энергетическими чертами, что отличает его от нормального человека.
   
— Ты абсолютно уверен, что та женщина — арендатор? — настаивал я, почувствовав внезапный прилив отвращения и страха.
   
— Эта женщина была арендатором! — воскликнул дон Хуан тоном, не терпящим возражения.
   
Некоторое время мы сидели молча. Пребывая в неописуемой панике, я ожидал, что будет дальше.
   
— Я уже сказал тебе, что быть натуральным мужчиной или натуральной женщиной является вопросом положения точки сборки, — сказал дон Хуан. — Под «натуральным» я имел в виду того, кто родился или мужчиной или женщиной. Для видящего самая яркая часть точки сборки обращена наружу, если это женщина, и вовнутрь, — если это мужчина. Точки сборки арендатора первоначально была обращена вовнутрь, но он поменял ее положение, и, вращая ее, превратил свою яйцеобразную энергетическую оболочку в подобие спиралевидной раковины.
  
  
   
    
12
    
Женщина в церкви
   
   
Мы сидели в молчании. Мои вопросы иссякли, а дон Хуан, казалось, сказал мне все, что считал нужным сказать. Было никак не больше семи вечера, но площадь была против обыкновения пустынной. Вечер был теплым. По вечерам в этом городе люди обычно сновали по площади до десяти и даже одиннадцати часов.
   
Я воспользовался моментом затишья, чтобы осмыслить то, что со мной произошло. Мое время с доном Хуаном подходило к концу. Он и его партия были близки к осуществлению магической мечты — оставить этот мир и войти в непостижимые пространства. Основываясь на своих ограниченных достижениях в области сновидения, я верил, что их притязания были не иллюзорными, а напротив — исключительно трезвыми, хотя и противоречащими разуму. Они стремились к восприятию неизвестного, и они сделали это.
   
Дон Хуан был прав, когда говорил, что сновидящий, вызывая систематическое перемещение своей точки сборки, освобождает восприятие, расширяя диапазон и масштабы того, что может быть воспринято. Для магов его партии сновидение не только открывало врата в другие воспринимаемые миры, но и готовило их к вхождению в эти миры в полном осознании. Сновидение для них было чем-то невыразимым, беспрецедентным, чем-то таким, на что можно было лишь намекнуть, как это сделал, например, дон Хуан, когда назвал его вратами к свету и темноте во вселенной.
   
Им осталось сделать только одно — свести меня с бросившим вызов смерти. Я сожалел о том, что дон Хуан не предупредил меня заранее, чтобы я мог лучше подготовиться. Но он был нагуалем, который все важные вещи делал экспромтом, под влиянием момента, без какого-либо предупреждения.
   
На мгновение я почувствовал себя хорошо, сидя с доном Хуаном в этом парке и ожидая дальнейшего развития событий. Но затем моя эмоциональная стабильность стала улетучиваться, и я в мановение ока оказался на грани темного отчаяния. Меня захватили мелочные соображения относительно своей безопасности, своих целей, своих надежд в этом мире, своих проблем и тревог. Однако поразмыслив, я вынужден был признать, что единственное истинное беспокойство, которое у меня оставалось — это беспокойство о моих трех соратниках по миру дона Хуана. Но даже это реально не волновало меня. Дон Хуан научил их быть такими магами, которые всегда знали, что делают, и, что самое главное, он научил их всегда знать, что делать с тем, что они знают.
   
Возможность обладания всеми возможными земными причинами для страдания была содрана с меня уже давно, и все, с чем я остался, было беспокойством за себя самого. И я без тени стыда предался ему. Одно последнее индульгирование на дорожку: страх умереть от руки бросившего вызов смерти. Мне стало страшно до спазмов в желудке. Я пытался извиняться, но Дон Хуан рассмеялся.
   
— Ты не уникален в своем страхе, — сказал он. — Когда я встретил бросившего вызов смерти, я наложил в штаны. Поверь мне.
   
Я долго ожидал в молчании, это были тяжкие минуты.
   
— Ты готов? — спросил он.
   
Я сказал — да!
   
Вставая, он добавил:
   
— Тогда идем, посмотрим, как ты сможешь выстоять на линии огня.
   
Он направился назад в церковь. Все, что я могу вспомнить до сегодняшнего дня, — это то, что он тащил меня весь этот путь. Я не помню, как мы дошли до церкви, как вошли в нее. Дальше мне запомнилось, как я опустился на колени на длинную потертую деревянную скамью рядом с женщиной, которую заметил раньше. Она улыбалась мне. В отчаянии я оглянулся, пытаясь найти дона Хуана, но его нигде не было. Я бы метнулся прочь, как летучая мышь, вырвавшаяся из мрака, если бы женщина не удержала меня, схватив за руку.
   
— Почему ты так боишься меня, бедняжку? — спросила меня женщина по-английски.
   
Я стоял, словно приклеенный к тому месту, где преклонил колени. Ее голос — вот что мгновенно приковало мое внимание. Я не могу описать, что было в этом резком звуке, проникнувшем в самые потаенные уголки моей памяти. Мне показалось, что я знал этот голос всегда.
   
Я остался стоять неподвижно, загипнотизированный этим звуком. Она спросила меня по-английски еще о чем-то, но я не мог понять, о чем она говорила. Она понимающе улыбнулась.
   
— Все в порядке, — прошептала она по-испански.
   
Она стояла на коленях справа от меня.
   
— Я понимаю, что такое настоящий страх. Я живу с ним.
   
Я только собрался заговорить с ней, когда услышал голос эмиссара у своего уха.
   
— Это голос Хермелинды, твоей кормилицы, — сказал он.
   
Единственное, что я знал о Хермелинде, — это история, рассказанная мне о том, как она была насмерть сбита грузовиком. Этот женский голос, пробудивший настолько глубокие старые воспоминания, потряс меня. Я немедленно испытал мучительное волнение.
   
— Я — твоя кормилица! — негромко воскликнула женщина. — Как необыкновенно! Хочешь мою грудь? — Смех сотрясал ее тело.
   
Я приложил сверхусилие, чтобы остаться спокойным, хотя чувствовал, что земля уходит из-под моих ног и что в следующее мгновение я потеряю сознание.
   
— Не обращай внимания на мои шутки, — сказала женщина низким голосом. — По правде говоря, ты мне очень нравишься. Ты переполнен энергией. Похоже, мы с тобой поладим.
   
Прямо перед нами опустились на колени два старика. Один из них неожиданно обернулся, с любопытством посмотрев на нас. Она не обратила на него никакого внимания, продолжая шептать мне на ухо.
   
— Разреши мне держать тебя за руку, — попросила она.
   
Однако ее просьба звучала как приказ. Я подчинился и оставил свою руку в ее, не в силах ответить «нет».
   
— Спасибо за твое доверие и веру в меня, — прошептала она.
   
Звук ее голоса вверг меня в безумие. Его резкость была так необычна, так абсолютно женственна. Ни при каких обстоятельствах я не смог бы спутать его с мужским голосом, пытающимся звучать по-женски. Это был резкий голос, но не хриплый или грубый. Он больше походил на хруст гравия под босыми ступнями.
   
Я приложил неимоверное усилие, чтобы разорвать невидимую пелену энергии, которая, казалось, окутала меня. Кажется, это мне удалось. Я встал, собираясь уходить, и я бы сделал это, но женщина тоже поднялась и прошептала мне на ухо:
   
— Не убегай. Мне надо так много сказать тебе.
   
Я автоматически сел, остановленный любопытством. Странно, но мое волнение внезапно исчезло, — пропал и мой страх. У меня даже хватило смелости спросить.
   
— Ты действительно женщина?
   
Она тихо усмехнулась, словно молодая девушка. Затем она заговорила.
   
— Если ты опасаешься, что я превращусь в грозного мужчину, который может причинить тебе вред, то глубоко ошибаешься, — сказала она еще более гипнотическим, странным голосом. — Ты — мой благодетель. Я — твоя слуга, и я была слугой всем нагуалям, предшествовавшим тебе.
   
Сконцентрировав всю свою энергию, я высказал ей свои мысли.
   
— Пожалуйста, бери мою энергию, — сказал я. — Это мой дар тебе. Но я не хочу от тебя никакого дара силы. Я так решил.
   
— Я не могу взять твою энергию даром, — прошептала она. — Я плачу за то, что получаю. Это сделка. Глупо отдавать свою энергию даром.
   
— Я был глупцом всю мою жизнь. Поверь мне, — сказал я. — Я, конечно, могу позволить себе сделать тебе такой подарок. У меня нет с этим проблем. Тебе нужна энергия — бери ее. Но я не нуждаюсь в излишествах. У меня ничего нет, и мне это нравится.
   
— Возможно, — сказала она задумчиво.
   
Агрессивным тоном я спросил, что, собственно, «возможно» — возможно взять мою энергию или «возможно» означает ее недоверие к тому, что у «меня ничего нет, и мне это нравится».
   
Она радостно захихикала и сказала, что она, возможно, возьмет мою энергию, раз я столь великодушно ее предлагаю, но она должна будет расплатиться. Она должна мне отплатить чем-то равноценным.
   
Слушая ее, я понял, что она говорит по-испански с очень сильным и странным акцентом. Никогда в своей жизни я не слышал, чтобы кто-либо так говорил. В каждом слове она добавляла лишнюю фонему в середине слога.
   
— У тебя очень необычный акцент, — сказал я. — Откуда он?
   
— Почти из вечности, — сказала она и вздохнула.
   
Между нами установился контакт. Я понял, почему она вздохнула. Она была очень близка к чему-то постоянному[38], в то время как я был чем-то временным. Это было моим преимуществом. Бросившая вызов смерти загнала себя в угол, а я был свободен.
   
Я внимательно рассматривал ее. Казалось, что ей где-то между тридцатью пятью и сорока годами. Это была смуглая женщина, настоящая индеанка, довольно крепкая, но не толстая. Я мог видеть гладкую кожу ее рук, молодые и упругие мускулы. В ней было около пяти футов и шести или семи дюймов роста. Она была одета в длинное платье и черную шаль. Она стояла на коленях, и я мог видеть ее гладкие пятки и часть ее сильных икр. Ее талия была тонкой. У нее были большие груди, которые она не могла или, возможно, не хотела скрывать под своей шалью. Ее блестящие черные волосы были заплетены в косы. Она не была красавицей, но не была и простушкой. Ее черты ни в коей мере не были выдающимися. Я ощущал, что ничто в ней не может привлечь внимания, кроме ее глаз, обычно опущенных, прикрытых веками. Ее глаза были прекрасны, ясны и спокойны. Кроме дона Хуана, я ни у кого не видел столь сияющих и живых глаз.
   
От ее глаз мне стало совершенно спокойно. Такие глаза не могли быть злыми. Я ощутил прилив доверия и оптимизма и почувствовал, что я как будто знаю ее всю жизнь. Но я так же хорошо осознавал и другое — свою эмоциональную нестабильность. Это всегда беспокоило меня в мире дона Хуана, заставляя постоянно быть подобно мячику на резинке: приходящие ко мне моменты прозрения и полного доверия, казалось, возникали только для того, чтобы смениться жалкими сомнениями и недоверием. Эта ситуация не выглядела иначе. В мой подозрительный ум внезапно пришла мысль, предупреждающая меня: я попал под влияние женских чар.
   
— Вы начали изучать испанский недавно, не так ли? — сказал я, чтобы отделаться от своих мыслей, боясь, что она их прочтет.
   
— Только вчера, — отпарировала она и рассмеялась хрустальным смехом, показывая маленькие, невероятно белые, сверкающие, как жемчуг, зубы.
   
Люди повернулись и посмотрели на нас. Я опустил голову ниже, словно углубясь в молитву. Женщина придвинулась ко мне ближе.
   
— Есть ли здесь место, где мы могли бы поговорить? — спросил я.
   
— Мы разговариваем здесь, — ответила она. — Здесь я говорила со всеми нагуалями твоей линии. Если говорить шепотом, никто не услышит нашего разговора.
   
Я сгорал от нетерпения, желая спросить о ее возрасте. Но меня отрезвило одно мое воспоминание. Я вспомнил одного своего приятеля, который на протяжении многих лет устраивал всяческие западни, чтобы вынудить меня открыть свой возраст. Я ненавидел этот его мелочный интерес, а сейчас я сам был на грани такого же поведения. Я тотчас же отбросил эту мысль.
   
Я хотел ей сказать об этом, чтобы просто поддержать разговор. Казалось, что она знает, какие мысли приходят мне в голову. Она по-дружески сжала мне руку, словно затем, чтобы сказать, что наши мысли совпадают.
   
— Можешь ли ты вместо подарка дать мне что-нибудь, что может помочь мне на моем пути? — спросил я.
   
Она отрицательно покачала головой.
   
— Нет, — прошептала она. — Мы совершенно разные. Даже более разные, чем мне представлялось возможным.
   
Она поднялась и соскользнула со скамьи. Ловко преклонила колени, став лицом к главному алтарю. Перекрестилась и дала знак следовать за ней к большому боковому алтарю слева от нас.
   
Мы стали на колени перед большим Распятием. До того, как я успел что-либо сказать, она произнесла:
   
— Я живу очень, очень долгое время. Причиной моей долгой жизни является мое умение контролировать сдвиги и перемещение моей точки сборки. Вместе с тем я не остаюсь слишком подолгу здесь, в вашем мире. Я должна сохранять энергию, которую я получаю от нагуалей твоей линии.
   
— На что похоже существование в других мирах, — спросил я.
   
— Это как пребывание в твоем сновидении. С той разницей, что я обладаю большей свободой передвижения и могу долго оставаться там, где хочу. Так же, как если бы ты оставался так долго, как того хочешь, в любом их своих снов.
   
— Прикована ли ты только к этому месту, находясь в этом мире?
   
— Нет. Я хожу везде, где хочу.
   
— Ты всегда женщина?
   
— Я была женщиной дольше, чем мужчиной. Мне это определенно больше нравится. Я почти забыла, как быть мужчиной. Я полностью женщина!
   
Она взяла мою руку и заставила прикоснуться к ее промежности. Мое сердце колотилось у меня в горле. Она действительно была женщиной.
   
— Я не могу просто взять твою энергию, — сказала она, меняя тему. — Мы должны заключить соглашение другого рода.
   
На меня накатила еще одна волна мирских размышлений. Я хотел спросить ее, где она жила, когда бывала в этом мире. Оказалось, что у меня не было необходимости произносить свой вопрос вслух, чтобы получить ответ.
   
— Ты гораздо, гораздо моложе меня, — сказала она. Но и тебе теперь уже очень непросто сообщать людям, где ты живешь. И даже если ты приводишь их в дом, за который платишь или который является твоей собственностью, — он не является тем местом, где ты живешь.
   
— Есть так много вещей, о которых я хотел бы спросить тебя, но мне в голову приходят лишь бестолковые мысли, — сказал я.
   
— Тебе не нужно о чем-либо спрашивать меня, продолжала она. — Ты уже знаешь все, что знаю я. Тебе требуется лишь толчок, чтобы востребовать свои знания. Я дам тебе такой толчок.
   
Мне не только приходили в голову бестолковые мысли, но и весь я находился в состоянии такой внушаемости, что не успела она закончить говорить, что я знаю то, что знает она, как я ощутил, что я действительно знаю все и мне не нужно больше задавать какие-либо вопросы. Смеясь, я сказал ей о своей доверчивости.
   
— Ты не доверчив, — авторитетно заверила она меня. — Ты знаешь все, потому что сейчас ты полностью во втором внимании. Оглядись вокруг!
   
Какое-то мгновение я не мог сфокусировать свое зрение. Это было похоже на то, словно в мои глаза попала вода. Присмотревшись, я понял, что произошло нечто зловещее. Церковь стала другой, более темной, угрожающей, гнетущей. Я поднялся и ступил пару шагов к нефу. В глаза бросились скамьи; они были сделаны не из досок, а из тонких перекрученных бревен. Это были самодельные скамьи, установленные внутри величественного каменного строения. Другим стал также и свет в церкви. Он был желтоватым, и его тусклое свечение отбрасывало столь черные тени, каких мне не приходилось видеть никогда в жизни. Он исходил от свечей, горевших на многих алтарях. Я ощущал, как гармонично сочетается пламя свечей с массивными каменными стенами и росписями колониальной церкви.
   
Женщина смотрела на меня; сияние ее глаз было просто невероятным. Я знал, что я в сновидении и что она руководит моим сновидением. Но я не боялся ни ее, ни сновидения.
   
Я отошел от бокового алтаря и вновь посмотрел на неф церкви. Там на коленях стояли люди и молились. Их было много, необычно маленьких, темных и мускулистых. Я видел их склоненные перед главным алтарем головы. Один из них, стоявший ближе ко мне, смотрел на меня с явным неодобрением. Я с изумлением рассматривал людей и все вокруг. Странным образом я не слышал никакого шума. Люди двигались беззвучно.
   
— Я ничего не слышу, — сказал я женщине, и мой голос отозвался гулким эхом, словно церковь была пустой раковиной.
   
Почти все головы повернулись, чтобы посмотреть на меня. Женщина потянула меня назад в темноту бокового алтаря.
   
— Ты будешь слышать, если перестанешь слушать своими ушами, — сказала она. — Слушай своим вниманием сновидения.
   
Казалось, все, что мне нужно, это ее намек. Внезапно на меня нахлынул гул голосов толпы молящихся. Я был охвачен им мгновенно. Это был самый необыкновенный звук, который я когда-либо слышал. Пораженный, я хотел сообщить об этом женщине, но ее не было рядом со мной. Я поискал ее взглядом. Она почти дошла до дверей. Там она обернулась, чтобы подать мне знак следовать за ней. Я догнал ее в галерее. Улицы больше не были освещены. Единственным освещением был лунный свет. Фасад церкви также стал другим; он был недостроен. Повсюду лежали квадратные блоки известняка. Вокруг церкви не было больше никаких других строений. В лунном свете эта картина выглядела жутко.
   
— Куда мы идем? — спросил я ее.
   
— Никуда, — ответила она. — Мы просто вышли на простор и безлюдье. Здесь мы можем говорить вдоволь.
   
Она заставила меня сесть на полуобработанный кусок известняка.
   
— Во втором внимании имеются неисчерпаемые сокровища, которые нужно только раскрыть, — начала она. — Самым важным является то, какую начальную позицию примет сновидящий. Именно в этом заключается секрет древних магов, которые были древними уже в мое время. Подумай об этом.
   
Она подсела ко мне так близко, что я чувствовал жар ее тела. Она положила руку на мои плечи и прижала меня к своей груди. От ее тела исходил особый аромат; он напоминал мне запах дерева и шалфея. Это было не потому, что она пользовалась духами; казалось, что все ее существо издает благоухание соснового леса. И жар ее тела тоже не был таким, как у меня или у кого-либо мне известного. Ее жар был ментолово-прохладным, сдержанным, ровным. Мне пришло в голову, что этот жар не ослабевает, но и не усиливается.
   
Она начала шептать мне в левое ухо. Она сказала, что дары, данные ею нагуалям моей линии, связаны с тем, что древние маги обычно называли «сдвоенными позициями». Это, так сказать, начальная позиция, в которой спящий располагает свое физическое тело для начала сновидения, отражается в позиции, в которой он удерживает в сновидении свое энергетическое тело для того, чтобы зафиксировать свою точку сборки в любом избираемом им месте.
   
— Две позиции составляют целое, — сказала она, — и магам древности пришлось потратить тысячи лет, чтобы найти наилучший способ взаимоотношений между любыми двумя позициями. У современных видящих, — продолжала она с усмешкой, — никогда не будет времени и условий, чтобы проделать всю эту работу, и мужчинам и женщинам из твоей линии на самом деле повезло в том, что у них есть я, сделавшая им такие подарки.
   
Ее смех зазвучал особенно хрустально.
   
Я не совсем понял ее объяснения сдвоенных позиций. Я без церемоний заявил ей, что не хочу испытывать все это сам, мне достаточно знать о таких вещах как об интеллектуальной возможности.
   
— Что именно ты хочешь знать? — спросила она мягко.
   
— Объясни мне, что ты имеешь в виду под сдвоенными позициями или под начальной позицией, в которой сновидящий удерживает свое тело для начала сновидения.
   
— Как ты укладываешься для сновидения? — спросила она.
   
— По-разному. У меня нет определенной позы. Дон Хуан никогда не акцентировал на этом моего внимания.
   
— Это сделаю я, — сказала она и встала.
   
Она изменила позицию. Сев справа от меня, она зашептала мне в другое ухо, что в соответствии с тем, что знает она, поза для сновидения имеет первостепенное значение. Она предложила проверить это на очень утонченных, но простых упражнениях.
   
— Начни сновидеть, расположившись на правом боку, чуть согнув ноги в коленях, — сказала она. — Дисциплина здесь заключается в том, чтобы сохранить эту позицию и заснуть в ней. Затем в сновидении упражнение заключается в том, чтобы видеть во сне, что ты ложишься именно в этом положении и снова засыпаешь.
   
— Что это дает? — спросил я.
   
— Это делает точку сборки неподвижной — я имею в виду действительно неподвижной, — в каком бы положении она ни была в момент второго засыпания.
   
— И что будет в результате этого упражнения?
   
— Полное восприятие. Я уверена, твои учителя уже говорили тебе, что мои подарки — это подарки полного восприятия.
   
— Да. Но я думаю, что мне не совсем ясно, что означает полное восприятие, — соврал я.
   
Она не обратила на мои слова никакого внимания и продолжала рассказывать мне о четырех вариантах упражнения, когда погружение в сон происходит на правом боку, на левом, на спине и на животе. Затем о том, что в сновидении упражнение заключалось в том, чтобы во сне второй раз заснуть в том же положении, в котором начался сон. Она обещала мне необычайные результаты, которые, по ее словам, невозможно предсказать.
   
Она внезапно изменила тему и спросила меня:
   
— Какой подарок ты хочешь для себя лично?
   
— Мне не надо никакого подарка. Я уже говорил тебе это.
   
— Я настаиваю. Я должна предложить тебе подарок, и ты должен принять его. Таково наше соглашение.
   
— Наше соглашение состоит в том, что мы даем тебе энергию. Так бери ее у меня. Это мой подарок тебе.
   
Женщина, казалось, была ошеломлена. Я настаивал, говоря ей, что все будет в порядке, если она возьмет мою энергию. Я даже сказал ей, что она мне необыкновенно нравится. Я не кривил душой. В женщине было нечто очень грустное и вместе с тем в высшей степени привлекательное.
   
— Давай пойдем назад в церковь, — тихо произнесла она.
   
— Если ты действительно хочешь сделать мне подарок, — сказал я, — возьми меня на прогулку по этому городу при лунном свете.
   
Она кивнула в знак согласия.
   
— При условии, что ты не произнесешь ни слова, — сказала она.
   
— Почему? — спросил я, хотя уже знал ответ.
   
— Потому что мы сновидим, — сказала она. — Я возьму тебя глубже в свой сон.
   
Она объяснила, что пока мы остаемся в церкви, у меня достаточно энергии, чтобы думать и говорить, но за пределами церкви ситуация совсем другая.
   
— Почему так? — смело спросил я.
   
Самым серьезным тоном, который не только сделал ее еще более жуткой, но и вселил в меня ужас, женщина сказала:
   
— Потому что за ее пределами ничего нет. Это сон. Ты находишься у четвертых врат сновидения, сновидя мой сон.
   
Она сказала мне, что ее искусство заключается в способности проецировать свое намерение, и все, что я вижу вокруг, было ее намерением. Она сказала шепотом, что церковь и город были результатом ее намерения; они существовали не существуя. Она добавила, глядя мне в глаза, что это одна из тайн намеревания во втором внимании двойной позиции сновидения. Это может быть сделано, но не может быть объяснено и постигнуто.
   
Она сказала мне, что она происходит из линии магов, которые знали, как перемещаться во втором внимании, проецируя свое намерение. Ее рассказ повествовал о том, что маги из ее линии владели искусством проецировать свои мысли в сновидении с целью воспроизвести завершенную и правдивую картину объекта, структуры, пейзажа или сцены по своему выбору.
   
Она рассказывала, что маги ее линии обычно начинали с того, что пристально рассматривали простой объект и запоминали каждую его деталь. Они могли затем закрыть глаза и представить объект, корректируя это визуальное представление, сравнивая его с самим объектом, до тех пор, пока не видели его с закрытыми глазами полностью завершенным.
   
Следующим пунктом в их развивающейся схеме было сновидение с объектом и создание в сновидении полной материализации объекта с точки зрения их собственного восприятия.