Поделиться:
  Угадай писателя | Писатели | Карта писателей | Острова | Контакты

Клиффорд Саймак - Что может быть проще времени [1961]
Язык оригинала: USA
Известность произведения: Средняя
Метки: sf, Фантастика

Аннотация. И делались одна попытка за другой, а астронавты гибли, доказывая, что Человек слишком слаб для космоса. Слишком непрочно держится в его теле жизнь. Он умирает или от первичной солнечной радиации, или от вторичного излучения, возникающего в металле самого корабля. И в конце концов Человек понял несбыточность своей мечты и стал глядеть на звезды, которые теперь были от него дальше, чем когда-либо, с горечью и разочарованием. После долгих лет борьбы за космос, пережив сотни миллионов неудач, Человек отступил. И правильно сделал. Существовал другой путь.

Полный текст.
1 2 3 4 5 6 

— Зайдем, — предложил Стоун. Пропустив Гарриет и Блэйна вперед, он вошел сам и плотно закрыл за собой дверь. Гарриет бросила ключи на туалетный столик, оглядела комнату. — Рассказывай, — повернулась она к Блэйну. — Что было с тобой? Когда я возвратилась в тот пограничный городок, он весь кипел. Там произошло что-то жуткое, не знаю только что. Мне пришлось так быстро убраться оттуда, что некогда было расспрашивать. — Мне удалось бежать, — сказал ей Блэйн. Стоун протянул ему руку: — Тебе это удалось лучше, чем мне. Ты от них оторвался сразу. Рука Блэйна утонула в громадной ладони Стоуна. — Я рад тебя видеть, — сказал Стоун. — Если б не твой звонок тогда, меня бы наверняка поймали. Я запомнил твои слова и не стал дожидаться. Стоун выпустил его руку, и они стояли, глядя друг на друга. Блэйн видел, как изменился Стоун: он и раньше был крупным, сильным мужчиной, но теперь сила чувствовалась не только в его внешности — в нем ощущалась сила духа, целеустремленность. И еще жесткость, которой Блэйн раньше в нем не знал. — Боюсь, что мое неожиданное появление еще доставит тебе хлопот, — сказал Блэйн. — Я удирал слишком медленно и не без приключений. Наверняка «Фишхук» уже напал на мой след. Как бы отбрасывая опасения, Стоун махнул рукой, причем сделал это так небрежно, как будто «Фишхук» здесь ничего не значит, как будто «Фишхук» больше вообще нигде ничего не значит. — А что с тобой произошло, Шеп? — спросил Стоун, усаживаясь в кресло. — Я заразился. — Я тоже, — кивнул Стоун. Он минуту помолчал, как бы уходя мыслями во времена своего побега из «Фишхука». — Когда я вышел из телефонной будки, меня уже ждали. Мне не оставалось ничего другого, как пойти с ними. Меня отвезли… (Огромный пансионат на берегу моря: над ним — до боли в глазах голубое небо, настолько голубое, что слепит глаза, и в то же время в эту голубизну можно глядеть и глядеть, утопая в бесконечности. Вокруг гигантского здания — домики пониже, поменьше главного корпуса, но тоже не маленькие. Зеленый ковер газона, настолько пышный, что тут же становится ясно: его постоянно поливают. За зеленью травы — ярко-белая полоса песчаного пляжа и зеленовато-синий океан, с пенными брызгами разбивающийся о рифы за пределами лагуны. А на пляже — калейдоскоп зонтиков…) — Как я узнал позже, это место расположено в Южной Калифорнии. Идеально изолированное место, потрясающий курорт посреди глуши… (Развеваемые океанским бризом флажки площадок для гольфа, ровные прямоугольники теннисных кортов, сад, где гости в безупречных вечерних туалетах, лениво переговариваясь, поджидают тележки с напитками и сандвичами.) Там такая рыбалка, что тебе и не снилось, в горах — охота, а купаться можно круглый год… — Ах, как там тяжело! — улыбнулась Гарриет. — Нет, — возразил Стоун, — вовсе не тяжело. Первые шесть недель. Или даже шесть месяцев. Там есть все, что нужно мужчине. Отличная еда, выпивка и женщины. Любое желание тут же исполняется. Богат ты или беден — это не важно. Все бесплатно. — Я представляю, — произнес Блэйн, — что там начинаешь вскоре ощущать… — Ну, конечно! Абсолютная бесцельность. Будто кто-то взял тебя, взрослого мужчину, и превратил в маленького мальчика, которому остается только забавляться разными играми. Но все же «Фишхук» поступает с нами щедро и великодушно. Даже презирая, ненавидя «Фишхук», надо отдать им должное. Лично против нас они ничего не имеют. Ведь мы не совершали преступлений, не нарушали долг — по крайней мере, не все. Они не могут рисковать, оставляя нас работать; они не могут отпустить нас, поскольку, как ты понимаешь, репутация «Фишхука» должна быть безупречной. Нельзя допустить, чтобы их обвинили в том, что они пустили в мир человека, у которого в мозгу появилось какое-то инопланетное качество или который хоть на волос отклоняется от общепринятого человеческого стандарта. Так что они отправляют нас в отпуск — бессрочный отпуск — в заведение для миллионеров. Это гениальное решение. Человек ненавидит этот вечный праздник и все же не может уехать, поскольку здравый смысл ему шепчет, что надо быть круглым дураком, чтобы бросить все это. Здесь безопасно и весело. Здесь не о чем тревожиться. Тебе ни в чем нет отказа. Трудно серьезно думать о побеге — какой может быть побег, если тебя никто не держит. Правда, стоит попробовать, и вдруг узнаешь, что все вокруг патрулируется, стоят сторожевые вышки. Потом выясняется, что контролируется каждая дорога, каждая тропа. Да и пытаться уйти пешком через пустыню равносильно самоубийству. Постепенно замечаешь, что за тобой постоянно ведется наблюдение; агенты «Фишхука», замаскированные под гостей, не спускают с тебя глаз, чтоб не упустить, когда ты решишься на побег или хотя бы только подумаешь об этом. Но настоящие цепи, которые удерживают тебя, — роскошь и беззаботность. От такого трудно отказаться. И в «Фишхуке» это понимают. Поверь мне, Шеп, это самая крепкая тюрьма, когда-либо построенная человеком. Но, как любая тюрьма, она ожесточает и закаляет. Узнав о шпионах и охране, становишься хитрым и изворотливым. Собственно, сами шпионы и охранники придают смысл твоему существованию. Ошибка «Фишхука» в том, что он перестарался: не нужно было вообще никакой системы безопасности. Предоставленный самому себе, любой мог бы совершать «побег» каждый месяц. И приплетаться назад, почувствовав, каково за пределами этого рая. Но когда ты узнаешь о патрулях, винтовках, собаках, ты принимаешь это как вызов и вступаешь в игру, где ставка — собственная жизнь… — Наверняка, — заметил Блэйн, — побегов было немного. Даже попыток. Иначе бы «Фишхук» придумал что-нибудь новое. — Ты прав, — хищно ухмыльнулся Стоун. — Побег мало кому удался. И мало кто пытался бежать. — Только ты и Ламберт Финн. — Ламберт, — сухо ответил Стоун, — все время был мне примером. Его успех вдохновлял меня. Он бежал за несколько лет до моего появления. Кроме того, задолго до Ламберта был еще один побег. Что стало с тем человеком, до сих пор никому не известно. — Ну, хорошо, — спросил Блэйн, — а что будет с тем, кто убежал, кто скрывается от «Фишхука»? Что его ждет? Вот у меня в кармане пара долларов, принадлежащих даже не мне, а Райли, у меня нет ни документов, ни специальности, ни работы. Что будет… — Ты так будто жалеешь, что убежал. — Бывают моменты, что и жалею. Если б начать сначала, то я бы не дал застать себя врасплох. Я бы перевел деньги в какую-нибудь соседнюю страну. Подготовил бы новые документы. Зазубрил бы пару учебников, чтобы работать кем-то вроде счетовода и ждать. — Мы не можем ждать! — выкрикнул Стоун. — Вспомни старые религиозные распри, — предложил Блэйн. — Войны между протестантами и католиками, между христианством и исламом. Где они теперь? — Они прекратились благодаря «Фишхуку». — Все всегда прекращается благодаря чему-то. Иначе не было бы надежды. Ситуация и события упорядочиваются, и вчерашние бури становятся чисто академическими вопросами для историков. — Неужели ты будешь ждать? — спросил Стоун. — Ждать сотню лет? — Ждать незачем, — сказала Гарриет, — все уже началось. А Шеп подключится. — Я? — Да, ты. — Шеп, выслушай меня, — попросил Стоун. — Я слушаю, — ответил Блэйн, и, чувствуя опасность, в нем колыхнулось что-то чужое, и дрожь прокатилась по телу. — Я создал организацию — можно назвать ее подпольем. У меня есть группа паракинетиков, или штат, или комитет, который разрабатывает первоначальные планы и тактику некоторых экспериментов и исследований. С их помощью мы продемонстрируем, что паранормальные люди могут быть полезными человечеству и без «Фишхука». — Пьер! — воскликнул Блэйн, глядя на Гарриет. Она кивнула. — Так вот что ты имела в виду с самого начала. А тогда, на вечеринке у Шарлин, ты мне говорила: «Старый приятель, старый друг…» — Ты считаешь, что я поступила неверно? — Да нет, почему же. — Скажи, ты бы согласился, если б я тебе тогда все рассказала? — Не знаю, Гарриет, честное слово, не знаю. Стоун поднялся из кресла и сделал несколько шагов в сторону Блэйна. Вытянув руки, он положил их на плечи Блэйну. Его пальцы напряглись. — Шеп, — твердо произнес он. — Шеп, это очень серьезно и важно. Нельзя, чтобы вся связь человека со звездами шла только через «Фишхук». Человечество не может быть наполовину приковано к Земле, наполовину свободно. В тусклом комнатном освещении его взгляд не казался жестким. Он казался вдохновенным, а в глазах поблескивали непролитые слезы. Когда он снова заговорил, голос его уже звучал мягко. — Есть звезды, — почти шепотом, будто разговаривая с самим собой, сказал он, — где люди должны побывать. Чтобы увидеть, каких высот способна достичь человеческая раса. Чтобы спасти свои души. Гарриет с деловым видом взяла сумочку, перчатки. — Вы как хотите, а я с голоду умирать не собираюсь. Идете со мной или нет? — Я иду, — объявил Блэйн. И вдруг вспомнил. Она перехватила мысль и рассмеялась: — За наш счет. За это пригласишь нас как-нибудь двоих. — А зачем? — вмешался Стоун. — Он уже в штате и получает жалованье. У него есть работа. Не так ли, Шеп? Блэйн промолчал. — Шеп, ты ведь со мной? Ты мне нужен. Без тебя мне не справиться. Мне не хватало как раз тебя. — Хорошо, я с тобой, — просто ответил Блэйн. — Ну, раз с этим наконец разобрались, — сказала Гарриет, — пошли обедать. — Вы идите, — сказал Стоун, — а я буду стоять на страже. — Но, Годфри… — Мне надо кое о чем поразмыслить. Есть пара вопросов. — Пошли, — Гарриет повернулась к Блэйну. — Пусть сидит и думает. Блэйн последовал за ней несколько озадаченный. ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ — Теперь рассказывай, — потребовала Гарриет. Они сделали заказ, и Гарриет, устроившись поудобнее за столом, приготовилась слушать. — Что произошло в том городке? Что было после того? Как ты попал в больницу? — Об этом позже, — отказался Блэйн. — Еще будет время обо всем тебе рассказать. Прежде ответь, что с Годфри? — Ты имеешь в виду, что он остался в номере подумать? — Да. Но не только. Выражение его глаз. Эта навязчивая идея. Как он говорит, что спасение людей — отправиться к звездам, словно старый отшельник, которому явилось знамение. — Ты прав, — сказала Гарриет, — все именно так. Блэйн ошеломлено уставился на нее. — Это произошло во время того последнего путешествия, — продолжала Гарриет. — Он там тронулся. Что-то он там увидел, что потрясло его. — Я знаю, — сказал Блэйн. — Иногда в путешествиях встречаешь такое… — Жуткое? — Да, конечно, жуткое. Но это не все. Скорее, непостижимое. Процессы, причинно-следственные связи, совершенно невероятные с позиции человеческой логики и этики. Явления, в которых не видно смысла, которые не укладываются в голове. Рассудок человека оказывается бессильным. И это страшно. Нет точки опоры, ориентира. Ты один, абсолютно один, и вокруг — ничего из знакомого тебе мира. — У Годфри было другое. Нечто такое, что он понял и постиг. Может, даже слишком хорошо постиг. Это было совершенство. — Совершенство?! — Я знаю, фальшивое слово. Выспреннее. Надуманное. И все же единственно подходящее. — Совершенство, — повторил Блэйн, как будто пробуя слово на вкус. — На той планете не было ни злобы, ни алчности, ни извращенного честолюбия, которое кует злобу и алчность. Совершенная планета для совершенного народа. Социальный рай. — Не вижу… — Задумайся на минуту. Приходилось ли тебе когда-либо видеть предмет, картину, скульптуру, пейзаж, настолько прекрасный и совершенный, что ты испытываешь физическую боль? — Приходилось, раз или два. — Разумеется. Но картина или скульптура — это предмет вне жизни человека, твоей жизни. Это всего лишь эмоциональное переживание. Практического значения оно не имеет. Ты можешь прожить прекрасно всю остальную жизнь, так и не увидев эту вещь снова, ты только изредка будешь вспоминать ее и, вспоминая, снова чувствовать боль. А теперь представь этику, культуру, образ жизни, который мог бы быть твоим. И это настолько прекрасно, что испытываешь боль, как от гениального полотна, только в тысячу раз сильнее. Вот что увидел Годфри. Вот почему он вернулся «тронутым». Он чувствует себя оборванным мальчишкой из трущоб, из-за ограды увидевшим сказочную страну — настоящую, живую сказку, до которой можно дотянуться, потрогать, но в которую он никогда не попадет. Блэйн глубоко вздохнул и медленно выдохнул: — Вот оно что. Вот чего он хочет. — А ты бы на его месте? — Наверное. Если б я это увидел. — А ты спроси Годфри. Он тебе расскажет. Или лучше не спрашивай. Пускай он сам. — Тебе он рассказал? — Да. — На тебя это произвело впечатление? — Я же здесь, — ответила она. Официантка принесла заказ: огромные сочные бифштексы с картофелем и салатом. На середину стола она поставила кофейник. — Выглядит аппетитно, — сказала Гарриет. — Всегда хочу есть. Помнишь, Шеп, как ты впервые пригласил меня пообедать? Блэйн улыбнулся: — Конечно, помню. Ты тогда тоже была страшно голодна. — И ты купил мне розу. — Кажется. — Ты такой милый, Шеп. — Если я не ошибаюсь, ты журналистка. Как же… — А я и занимаюсь одной историей. — И эта история — «Фишхук». — В какой-то мере, — пробормотала она, принимаясь за бифштекс. Некоторое время они ели молча. — Послушай, — прервал молчание Блэйн. — При чем здесь Финн? Годфри считает его опасным. — А что ты знаешь о Финне? — Немного. Из «Фишхука» он исчез до того, как я там появился. Но слухи остались. Когда он вернулся, он начал визжать. Что-то с ним случилось. — Случилось, — подтвердила Гарриет. — И теперь он ходит повсюду со своими проповедями. — Проповедями? — Изгнатель дьявола, экзорсист, потрясающий Библией. Только без Библии. Доказывает, что звезды — зло, что человеку место на Земле. Здесь он в безопасности, а там его поджидает зло. И что ворота исчадью зла открыли парапсихи. — И его проповеди слушают? — Слушают, — подтвердила Гарриет. — Люди в восторге от них. Они в них купаются. Ведь для них-то звезды недосягаемы. Поэтому анафема звездам им по вкусу. — В таком случае анафема и парапсихам. Ведь это они — призраки и оборотни… — И гоблины. И колдуны. И злые духи. И все прочее. — Он просто шарлатан. Гарриет покачала головой: — Он не шарлатан. Он так же искренен, как Годфри. Он верит в зло. Потому что он видел Зло. — А Годфри видел Совершенство. — Именно. Ни больше ни меньше. Финн убежден, что человеку в космосе делать нечего, равно как Стоун убежден, что спасение человечества — звезды. — И оба борются против «Фишхука». — Годфри хочет положить конец монополии, но сохранить основу. Финн идет дальше. «Фишхук» для него — не главное. Его цель паракинетика, ее он собирается уничтожить. — Финн считает Стоуна врагом? — Он стоит у него на пути. А поделать Финн ничего не может. Годфри старается не подставлять себя. Однако Финн знает его планы и считает его основной фигурой, способной объединить паракинетиков. Естественно, при первой возможности он попытается от него избавиться. — Похоже, тебя это не слишком страшит. — Годфри не боится. Для него Финн лишь еще одна проблема, еще одно препятствие. Они вышли из ресторана и двинулись вниз по асфальтированной дорожке, тянувшейся вдоль фасадов номеров. В свете умирающего дня долина переливалась черными и пурпурными бликами, отражаясь в мрачной бронзе реки. Последние солнечные лучи освещали верх обрыва на противоположном берегу; серебристой молнией по синеве в небе все еще носился ястреб. Они дошли до своего блока, Блэйн толкнул дверь, пропуская Гарриет вперед, затем вошел сам. Не успел он пересечь порог, как столкнулся с Гарриет. Гарриет коротко вскрикнула, и он почувствовал, как она напряглась, прижавшись к нему. Он поглядел через ее плечо. Вытянувшись, лицом вниз на полу лежал Годфри Стоун. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ Уже наклоняясь над ним, Блэйн знал, что Стоун мертв. Он как будто сжался, стал меньше, утратив наполнявшую раньше большое тело жизнь. А теперь он превратился просто в обернутое мятыми тряпками тело, и в его неподвижности было что-то страшное. Гарриет закрыла наружную дверь. И в клацанье задвижки Блэйну послышалось рыдание. Наклонившись ниже, Блэйн заметил под головой Стоуна лужицу крови. Нажав рычаг, Гарриет опустила жалюзи на окнах. — Может, зажжем свет? — предложил Блэйн. — Погоди, Шеп, сейчас. Щелкнул выключатель, с потолка брызнул свет, и они увидели, что у Стоуна размозжен череп. Щупать пульс не имело смысла — после такого удара по голове выжить невозможно. Покачиваясь на корточках, Блэйн пораженно думал, какой надо обладать свирепостью и, возможно, отчаянием, чтобы нанести подобный удар. Он поглядел на Гарриет и покачал головой, удивляясь ее хладнокровию, затем вспомнил, что в репортерской практике насильственная смерть не такая уж редкость. — Это Финн, — произнесла она тихим ровным голосом, настолько ровным, что почувствовалось, с каким трудом она сдерживается. — Не сам Финн, конечно. Кто-то из его подручных. Или доброволец. Один из его фанатиков-последователей. Многие готовы выполнить любое его приказание. Она подошла и присела рядом с трупом напротив Блэйна. Рот ее был сжат в прямую, суровую линию. Лицо натянуто и жестко. И только маленький потек там, где сбежала единственная слеза. — Что будем делать? — спросил Блэйн. — Наверное, надо вызвать полицию. Она сделала предостерегающий жест. — Только не полицию. Мы не должны оказаться замешанными. Финн и его банда только этого и ждут. Держу пари, в полицию уже сообщили. — Думаешь, убийца? — А почему нет? Звонок, неизвестный голос сообщает, что в «Равнинах», в номере 10, убит человек. Затем быстро вешает трубку. — Чтобы подставить нас? — Чтобы подставить того, кто был с Годфри. Они могут не знать, кто мы такие. А тот врач не мог… — Не знаю. Наверное, мог. — Слушай, Шеп, по тому, что произошло, я уверена: Финн в Бельмонте. — В Бельмонте? — Так называется городок, где мы тебя нашли. — Буду знать. — Что-то происходит, — сказала она. — Что-то важное. И не где-нибудь, а здесь. Здесь и Райли, и его грузовик, и… — Что нам делать? — Нельзя допустить, чтобы полиция обнаружила Годфри. — Мы можем вытащить его через заднюю дверь и отнести в машину. — Не исключено, что за нами следят. Тогда нам не выкрутиться. Она в отчаянии всплеснула руками. — Если у Финна теперь будут развязаны руки, он сможет добиться всего, что задумал. Мы не можем дать вывести себя из игры. Мы обязаны остановить его. — Мы? — Ты и я. Теперь тебе тянуть лямку Годфри. Тебе решать. — Но я… Ее глаза вдруг яростно вспыхнули: — Ты был его другом. Он тебе все рассказал. Ты обещал быть с ним. — Конечно, я обещал. Но я начинаю с нуля. Я ничего не знаю. — Останови Финна, — сказала она. — Выясни, что он затеял, и помешай ему. Найди сковывающий маневр… — Ох, это твое военное мышление. Сковывающие маневры и линии отступления. (Пышная дама в генеральском мундире, огромных сапогах и с гроздьями медалей на высокой груди.) — Прекрати! — Журналистка! Трезво мыслящая! — Замолчи, Шеп, — сказала Гарриет. — Как я могу сейчас трезво мыслить? Я верила в Годфри Стоуна. Верила в его дело. — Мне кажется, я тоже верю. Но все так необычно, так быстро… — Может, нам лучше всего убежать, скрыться. — Нет! Подожди. Если мы убежим, мы выбываем из игры, как если бы нас поймали. — Но у нас нет выхода, Шеп. — А вдруг есть, — задумчиво произнес он. — Здесь есть поблизости городок с названием Гамильтон? — Есть, пару миль отсюда. Вниз по реке. Блэйн вскочил на ноги и огляделся вокруг. Телефон стоял на ночном столике между кроватями. — Кому?.. — Другу. Человеку, который нам может помочь. Говоришь, мили две отсюда? — Если Гамильтон, то да. Ты не ошибаешься? — Не ошибаюсь. Блэйн подошел к аппарату, снял трубку и вызвал коммутатор. — Я могу заказать Гамильтон? — Номер в Гамильтоне, пожалуйста. — 276. — Сейчас соединю. Блэйн повернулся к Гарриет: — На улице темнеет? — Когда я закрывала ставни, уже темнело. Он слышал в трубке гудки вызова. — Темнота — это хорошо. Днем они бы не смогли… — Не пойму, что ты задумал, — недоумевающе сказала Гарриет. — Алло, — произнес голос в трубке. — Попросите, пожалуйста, Аниту. — Одну минутку, — ответил голос. — Анита, тебя. Какой-то мужчина. Это невозможно, ошеломленно подумал Блэйн. Так просто не может быть. Наверное, мне показалось. — Алло, — сказала Анита Эндрюс. — Кто это? — Блэйн. Шепард Блэйн. Я ехал с человеком, у которого было ружье с серебряными зарядами. — Да, я помню тебя. Значит, все верно. Ему не показалось. Телепатия возможна по телефону! — Ты сказала, что я могу обратиться за помощью. — Да, я сказала это. — Помощь мне нужна сейчас. (Тело на полу; полицейская машина с включенной сиреной и красной мигалкой; спидометр и часы на длинных ногах, несущиеся по беговой дорожке; вывеска «Равнины», цифры на двери номера.) Клянусь, Анита, я не пытаюсь скрыть преступление. Поверь мне. Сейчас я не могу все тебе объяснить. Так надо. Полиция не должна его здесь найти. — Мы заберем его. — Вы доверяете мне? — Доверяем. В ту ночь ты помог нам. — Тогда спешите. — Сейчас. Я только соберу еще несколько человек. — Спасибо, Анита. Но она уже повесила трубку. Некоторое время он продолжал стоять, уставившись на зажатую в руке трубку, затем опустил ее на рычаг. — Я уловила кое-что, — сказала Гарриет. — Невозможно. — Конечно, нет, — подтвердил Блэйн. — Телепатическая связь по проводу. Попробуй расскажи кому-нибудь! Он поглядел на распростертое на полу тело. — Так вот что он имел в виду, говоря о «возможностях, которые „Фишхуку“ и не снилось». Гарриет промолчала. — Хотел бы я знать, что они еще умеют, — пробормотал Блэйн. — Она сказала, что они придут за Годфри. Каким образом? Когда? В ее голосе звучали истерические нотки. — Они прилетят, — пояснил Блэйн. — Это левитаторы. Ведьмы. И он горько рассмеялся. — Но ты… — Откуда я их знаю? Они напали на нас как-то ночью. Просто дурачились. У Райли был дробовик… — Райли! — Тот, что лежал в моей палате в больнице. Он умер. Разбился в катастрофе. — Но как ты оказался с Райли, Шеп? — Я попросил его подвезти меня. А он боялся ехать по ночам в одиночку. Мы вместе латали его развалину-фургон… Они пристально и озадаченно смотрели друг на друга. — Постой. Что ты сказала в больнице? Что вы его… — Искали. Его нанял Годфри, он задерживался, и… — Но… — Что такое, Шеп? — Я разговаривал с ним за минуту до его смерти. Он пытался что-то передать, но не смог. Но передать это «что-то» он просил Финну. Тогда я впервые и услышал о Финне. — Все пошло не так, как надо, — с отчаянием произнесла Гарриет. — Абсолютно все. Райли вез звездную машину. Годфри каким-то образом добыл ее, и надо было доставить машину в Пьер. И он нанял Райли… — «Левая» звездная машина! — потрясенно воскликнул Блэйн. — А ты знаешь, что в каждой стране мира есть закон, запрещающий владение ими. Их разрешается иметь только «Фишхуку». — Все это Годфри было известно. Но машина была ему необходима. Он пытался собрать ее, но безуспешно. У него не было чертежей. — Еще бы, откуда им взяться! — Что с тобой, Шеп? — Не знаю. Наверное, все нормально. Просто растерян немного. Как я незаметно оказался втянутым… — Ты в любой момент можешь бежать. — Нет, Гарриет. Сколько можно бегать. Мне бежать некуда. — Ты мог бы поступить на работу в какую-нибудь фирму. Тебя с удовольствием взяли бы и хорошо платили бы за информацию о «Фишхуке». — Это не для меня. И потом, я же дал слово. Я обещал Годфри помощь. К тому же меня не устраивает то, что творится вокруг. Меня не устраивает, чтобы меня хватали и тащили вешать за то, что я парапсих. Меня не устраивает многое из того, что я видел по пути и… — Ты озлоблен, — сказала Гарриет. — И ты имеешь на это право. — А ты? — Я не озлоблена. Я просто напугана. До мозга костей. — Ты, журналистка со стальными нервами, напугана… Он повернулся к ней, и в памяти всплыла слепая старушка, торгующая розами. В тот вечер впервые маска упала с лица Гарриет Квимби. Сегодня маска упала во второй раз. Ее лицо больше не скрывало, что и бесстрашная журналистка временами бывает просто испуганной женщиной. — Все будет хорошо, — успокаивающе прошептал он. — Все будет хорошо. Вдалеке послышался голос сирены, похожий на вой ветра в прериях. Гарриет резко отодвинулась от него. — Они едут, Шеп! — К задней двери, быстро, — приказал Блэйн. — Беги к реке. Спрячемся в оврагах. Он подскочил к двери и взялся за засов. В это время в дверь легонько постучали несколько раз. Блэйн откинул засов, распахнул дверь и в потоке света, льющемся из комнаты, возникла Анита Эндрюс, а за ней стояли ее юные приятели. — Как раз вовремя, — приветствовал их Блэйн. — Где тело? — Вот оно. Они вбежали в комнату. Сирена приближалась. — Он был нашим другом, — нетвердо сказала Гарриет. — Это так ужасно… — Не беспокойтесь, мисс, — заверила ее Анита. — Мы похороним его как положено. Сирена выла уже совсем близко, наполняя комнату ровным гулом. — Быстро, — скомандовала Анита, — летим низко, чтобы на фоне неба не было видно силуэтов. Она еще не договорила, а в комнате уже не было ни ее друзей, ни тела. Анита посмотрела на Блэйна и, секунду поколебавшись, спросила: — Когда-нибудь расскажешь мне, что все это значило? — Когда-нибудь расскажу, — пообещал Блэйн. — Спасибо тебе. — Всегда рада помочь. Нам надо держаться вместе. Иначе нас, паракинетиков, сотрут с лица земли. Она мысленно обняла Блэйна, и он почувствовал прикосновение ее разума к его разуму, и как будто увидел светлячков, мерцающих в сумерках, и ощутил аромат сирени, плавающий в мягком речном тумане. Потом Анита улетела, и тут же в дверь номера забарабанили. — Сядь, — велел Блэйн Гарриет, — старайся держаться естественно. Спокойно. Беззаботно. Мы с тобой просто сидим и болтаем. Годфри был с нами, потом уехал в город. За ним кто-то зашел, и они поехали вдвоем. Кто это был, мы не знаем. Годфри обещал вернуться через час-два. — Ясно, — ответила Гарриет. Она уселась в кресло, расслабленно сложила руки на коленях. Блэйн пошел открывать блюстителям закона. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ Бельмонт начинал готовиться ко сну. В домах, мимо которых они проезжали, окна и двери были уже наглухо закрыты; они въехали в деловой район, и там тоже один за другим гасли огни в витринах. Впереди в двух кварталах все еще ярко светились вывески на отеле, и реклама сообщала, что бар «Дикий Запад» открыт для посетителей. — Вряд ли полицейские поверили в наше вранье, — заметила Гарриет. — Может, и не поверили, — согласился Блэйн. — Но они ничего не могут поделать. Им не к чему прицепиться. — В какой-то момент мне показалось, что нас арестуют. — Мне тоже. Но ты так тонко издевалась над ними. Они, должно быть, чувствовали себя такими идиотами, что рады были поскорее убраться. Он показал на мигающую рекламу бара: — Может, начнем отсюда? — А почему бы нет? Тем более, что выбирать тут не из чего. В баре было совсем пусто. Облокотившись на стойку, бармен лениво оттирал несуществующее пятно. Блэйн и Гарриет уселись напротив него. — Что будете пить? Они объяснили. Он поставил бокалы, потянулся за бутылками. — Не слишком оживленный вечерок, — начал разговор Блэйн. — Скоро закрываем. Народ здесь ночью не разгуливает. В этом городе все, как стемнеет, прячутся. — Скверный городишко? — Не особенно. Это все комендантский час. Повсюду патрули, полицейские хватают, не разговаривая. Пропади они пропадом. — А как же вы? — спросила Гарриет. — О, со мной все в порядке, мисс. Меня тут знают. И понимают, что ко мне может зайти поздний клиент вроде вас. А потом надо еще прибраться, выключить свет. Мне разрешают чуть-чуть задержаться. — Все равно не сладко, — посочувствовал Блэйн. — Для нашего же собственного блага, мистер, — покачал головой бармен. — Люди ничего не соображают. Если б не комендантский час, они бы ночью ходили, а ночью сами знаете, что может случиться. — В городе немало народа, — начал наобум Блэйн. — Наверное, бывают всякие происшествия. Бармен устроился поудобнее, готовясь к долгому разговору. — А вы разве ничего не слыхали? — доверительно зашептал он. — Нет, ничего. Мы лишь два часа как приехали. — Тогда… Хотите верьте, мистер, хотите нет, у нас в городе обнаружили звездную машину. — Что? — Звездную машину. Такая штуковина, в которой парапсихи летают на другие планеты. — В первый раз слышу. — Ничего удивительного. Ими разрешается пользоваться только в «Фишхуке». — Выходит, машина, которую нашли, противозаконна? — Противозаконней не бывает. Полицейские наткнулись на нее в старом гараже у дороги. На западной окраине. Вы, наверное, проезжали это место по дороге в город. — Не заметил. — Неважно, в любом случае ее там нашли. И знаете еще, кто приехал в наш городок? Ламберт Финн! — Неужели тот самый Ламберт Финн? — Собственной персоной! Он сейчас в гостинице. Собирает завтра большой митинг у того гаража. Говорят, полиция согласилась выставить звездную машину, чтобы он прочитал о ней проповедь на виду у всех. Советую завтра послушать его, мистер. Завтра он даст жару! Он покажет этим парапсихам! Под орех их разделает. После этого они и носу высунуть не посмеют. — Вряд ли в таком городке много парапсихов. — Ну, в самом городе немного, — неохотно согласился бармен. — Зато неподалеку отсюда есть город Гамильтон. Вот там сплошные парапсихи. Они сами его построили. Собрались отовсюду и построили. Есть какое-то слово для этого — только не помню. Так называли место, куда в свое время в Европе сгоняли евреев. — Гетто. Бармен расстроенно хлопнул ладонью по стойке: — Как я мог забыть? Ну, конечно, гетто. Только то гетто делали в худшей части города, а это — в самой дрянной дыре, что есть в штате. Земля у реки никуда не годится. Разве там построишь настоящий город! Но парапсихам там нравится. Ладно. Пока они никого не трогают, и их не тронут. Ведут себя тихо, и мы их не беспокоим. Они знают, что мы за ними приглядываем. И если где что, нам известно, в какой стороне искать. Он взглянул на часы: — Можете пропустить еще по стаканчику, время есть. — Спасибо, нам хватит, — отозвался Блэйн. И положил на стойку две купюры. — Сдачи не надо. — О, спасибо, мистер, большое спасибо. Они поднялись, и бармен вышел из-за стойки: — Советую вам вернуться к себе как можно быстрей. Если полиция вас поймает, вам не поздоровится. — Да, надо спешить, — кивнула Гарриет. — Спасибо за беседу. — Всегда к вашим услугам. Выйдя из бара, Блэйн открыл дверцу автомобиля Гарриет, потом обошел машину и сел с другой стороны. — Ну что, в гараж у дороги? — спросил он. — Зачем тебе это надо, Шеп? Попадем только в неприятность. — Мы не можем допустить, чтобы Финн прочел у машины проповедь. — Ты что, собираешься ее куда-нибудь оттащить? — Пожалуй, нет. Она слишком тяжелая и громоздкая. Но выход должен быть. Мы обязаны помешать Финну. Обязаны. Хотя бы ради Годфри… — Машину, наверно, охраняют. — Вряд ли. Заперли на дюжину замков, но не охраняют. В этом городишке едва ли найдется храбрец, чтобы ночью стоять в карауле. — Вы с Годфри как две капли воды, — сказала Гарриет. — Так и мечтаете остаться без головы. — А ты чуть-чуть заглядывалась на Годфри, а? — Чуть-чуть, — сказала Гарриет. Блэйн завел мотор и выехал на улицу. Из черного старого гаража у шоссе не доносилось ни звука. Похоже, ни в нем, ни поблизости не было ни души. Они дважды медленно проехали мимо, присматриваясь, но каждый раз видели одно и то же: обыкновенный большой гараж для дорожной техники — память о тех днях, когда автомобили катились по шоссе, и приходилось следить за дорожным покрытием с помощью специальных машин. Блэйн свернул с дороги, легко проскользнул в заросли кустарника, опустил машину на землю и погасил огни. Тишина опустилась на них; было что-то тревожное в молчании темноты. — Гарриет, — позвал Блэйн. — Да, Шеп. — Оставайся тут. Не выходи из машины. Я схожу один. — Ты недолго? Все равно ты ничего не сделаешь. — Я скоро вернусь. У тебя есть фонарик? — Где-то был. Она подняла дверцу отделения для перчаток, и в свете крохотной лампочки среди дорожных карт, бумаг, солнцезащитных очков и прочего хлама нашла фонарик. Блэйн проверил его и, убедившись, что фонарик в исправности, погасил его и вышел из машины. — Сиди тихо! — еще раз предупредил он. — А ты будь поосторожнее, прошу тебя, — шепнула Гарриет. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ Гараж был больше, чем казался с шоссе. Вокруг от малейшего дуновения ветра шелестела высокая сухая трава. Гараж был сделан из гофрированных металлических листов, которые лет шестьдесят назад, до того как с Альдебарана-VII завезли суперпласт, часто использовались для такого рода сооружений. Монотонность гладкой поверхности металла нарушали грязные пятна немытых, затянутых паутиной окон. Почти во весь фасад растянулись огромные, открывающиеся вверх ворота. На востоке темный силуэт спящего города виднелся на фоне неба, освещенного белесым светом восходящей луны. Блэйн осторожно обошел здание, пытаясь найти способ проникнуть внутрь. Но подъемные ворота были на замке. Снизу, правда, отошло несколько листов, но металл был слишком прочен, чтобы Блэйн мог отогнуть его вверх и пролезть снизу. Есть только один способ, понял он. Он зашел за ближний к дороге угол, прислушался. Кроме шелеста травы, он ничего не услышал. По шоссе никто не ехал и вряд ли поедет. Нигде не светилось ни единого огонька — казалось, что в мире вообще нет никого, кроме него и этого гаража. Еще некоторое время Блэйн смотрел на шоссе, но ничего подозрительного не заметил. Тогда он быстро подошел к ближайшему окну и, сняв свой рваный пиджак, обмотал его вокруг руки. Затем резким ударом выбил стекло, выбрал из рамы осколки, сбросил их с подоконника. Вернулся к углу, подождал. Ночь по-прежнему была тихой и безжизненной. Блэйн осторожно влез в окно. Ощутив под ногами пол, он достал фонарик и осветил зал гаража. У самых ворот, рядом с нашедшим наконец покой фургоном, сверкала полированной поверхностью звездная машина. Стараясь ступать как можно мягче, Блэйн пересек зал и подошел к машине. Это была та самая машина, которую он досконально изучил в «Фишхуке». В ней есть какая-то загадочная красота, подумал Блэйн, глядя на ее поверхность и видя в ней отражение далеких миров, куда она помогает попасть человеку. Блэйн почувствовал возрастающее уважение к Стоуну, представляя, чего стоило добыть звездную машину. Для этого потребовались и деньги, и надежные агенты, и безукоризненно отработанный план действия. Интересно, какое участие принимала в этом Гарриет, подумал он. По крайней мере, когда она помогала ему скрыться от «Фишхука», она действовала решительно. У нее есть спокойствие, самообладание, она прекрасно знает все внутренние механизмы «Фишхука». И мозг у нее работает с точностью лучших швейцарских часов. Да, решил Блэйн, такая женщина могла организовать похищение машины. Стоун возлагал на эту машину большие надежды, и теперь они развеяны. Стоун погиб, машина лежит в заброшенном гараже, и ею собирается воспользоваться человек, в котором столько ненависти, что он готов любыми средствами искоренить паранормальную кинетику. Ну что ж, подумал Блэйн, раз исчезла надежда, машина тоже должна исчезнуть. Это самое меньшее, что он обязан сделать для Стоуна. Он в долгу перед Стоуном хотя бы за то ночное предупреждение. Он знал, что это возможно, возможно, если он сумеет выудить необходимое знание из пенящегося океана чужого разума. Он поискал и нашел нужную информацию, а заодно убедился, что все остальные знания аккуратно уложены и рассортированы в мысленных архивах, как будто там поработал старательный клерк. Открытие потрясло Блэйна, потому что все это время он даже не догадывался, что в нем происходит. Типичный человеческий подход, подумал он, — бунт его человеческой сути против беспорядочного, обрывочного знания, выплеснутого в его разум существом с далекой планеты. Он протянул руку, машинально ища опору, и оперся на угол звездной машины. Итак, выход есть, он теперь знает, что можно сделать. Осталось выяснить как. Время, сказал тогда Розовый, — что может быть проще времени. Но Блэйн еще не научился так легко манипулировать временем. Сомнений в том, что надо делать, не оставалось. Идти в прошлое не имело смысла — машина уже была в прошлом. И оставила в нем длинный глубокий след. Другое дело — будущее. Если ее удастся перенести в будущее, то настоящий момент и все последующие моменты превратятся для машины в прошлое, и от нее останется только призрак, над которым будут смеяться, которого будут пугаться, но который человек по имени Ламберт Финн не сможет использовать для разжигания истеричной толпы. Более того, пришло на ум Блэйну, скорее всего, Финн сам перепугается до смерти. Он мысленно обволок машину разумом, но ничего не получилось. Разум никак не мог вместить всю машину, сомкнуться вокруг нее. Блэйн передохнул и попробовал еще раз… Незаметно для себя он оказался в огромном и напряженном пространстве. Опасность чувствовалась и в шуршании за разбитым окном, и в непривычном холоде воздуха, и в острых запахах — казалось, что земля, на которой он стоит, воздух, которым он дышит, и тело, в котором он, Розовый, находится, абсолютно не знакомы ему. И это ощущение при перемещении из известного, которое он не помнил, в неизвестное, местоположение которого он не знал, пугало. Но все будет нормально, все образуется, только бы суметь перенести силой разума этот предмет, ведь только ради этого он оставил темноту, и тепло, и безопасность, и когда он сделает что задумал, то вернется обратно, к своим воспоминаниям, к постепенному накапливанию новых знаний; он, как скупец, будет подсчитывать каждую новую крупицу знания и аккуратно складывать все в ровные стопочки. Поднять это искусственное тело, несмотря на его необычность, оказалось нетрудно. Корни его не уходили слишком глубоко, а координаты оказались очень удобными. И он готов был все сделать. Но торопиться было нельзя, несмотря на отчаянное желание закончить все как можно скорее. И он набрался терпения и подождал, пока координаты не окажутся четко заданными, и тогда не спеша и точно подсчитал необходимую темпоральную нагрузку, и точно, на сколько требуется, крутнув предмет, отправил его туда, куда хотел. А затем Розовый нырнул обратно, где его ждали темнота и тепло, а на его месте в туманной пустоте оказался Блэйн — отрезанный от своего мира, но вновь в своем человеческом обличье… Вокруг не было ничего, только он сам и звездная машина. Он протянул руку и убедился, что машина по-прежнему реальна. И насколько он видел, она была единственной реальной вещью там, где он очутился. Потому что даже туман казался каким-то ненастоящим, он словно старался скрыть сам факт своего существования. Блэйн замер, боясь пошевелиться, боясь, что при малейшем движении он может свалиться в какой-нибудь бесконечный черный колодец, из которого возврата не будет. Вот оно, будущее, понял Блэйн. Место, не обладающее ни одной из черт того пространства-времени, которое он знал. Место, где еще ничего не произошло — полная пустота. Где нет ни света, ни темноты, одна лишь пустота. Где никогда ничего не было и не должно было быть до того, как здесь оказались он и машина — незваные гости, переступившие через время. Он медленно сделал выдох и хотел вдохнуть, но не смог — дышать было нечем! В глазах у него потемнело, а в висках застучало. Он инстинктивно попытался схватиться за что-либо — что-либо в мире, где ничего нет. И тут снова вернулся Розовый — напуганный и растерянный пришелец в странном узоре цифр и символов. Даже в агонии Блэйн осознал, что его мозг затопило потоком неземной математики. И вдруг снова стало чем дышать, а под ногами был твердый пол, и запахло плесенью заброшенного дорожного гаража. Он снова был дома. И чужой разум тоже, поскольку он больше не ощущался. «Дома, в тепле и уюте — у меня в мозгу», — подумал Блэйн. Блэйн выпрямился и мысленно ощупал себя. Все было в порядке. Он медленно открыл глаза, которые почему-то были закрыты. Было темно, и он вспомнил, что в руке у него все еще зажат фонарик. Хотя стало несколько светлее — в разбитое окно лилось сияние взошедшей луны. Блэйн включил фонарик, и луч осветил стоящую машину, теперь странную и нереальную — не машину, а призрак машины, ушедшей в будущее, ее след. Подняв свободную руку, он вытер со лба пот. Все. Он сделал, что хотел. Он нанес удар вместо Стоуна. Он помешал Финну. Наглядного пособия для проповеди больше не было. Вместо него — с насмешкой высунуло язык самое колдовство, против которого так много лет воюет Финн. Позади что-то шевельнулось, и Блэйн так резко повернулся, что от неожиданности выпустил фонарь, и тот с шумом покатился по полу. — Шеп, — с глубокой сердечностью произнес голос из темноты. — Как ловко у тебя все получилось! Блэйн замер, охваченный чувством безнадежности. Он понял, что это конец. Он сделал все, что мог. Дистанция пройдена, финиш. Он узнал проникновенный голос. Он не мог его забыть. В темноте гаража стоял его давний приятель — Кирби Рэнд! ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ В темноте Рэнд казался черным пятном. Он шагнул к фонарику, поднял его, включил и направил свет на звездную машину. Луч света насквозь пронзил машину, и в нем заплясали пылинки. — Да, — повторил Рэнд, — чистая работа. Не знаю, как ты это сделал, и не знаю зачем, но сработано чисто. Он погасил фонарик, и с минуту они молча стояли в темноте, видя лишь силуэты друг друга. — Я, видимо, должен тебя поблагодарить от имени «Фишхука». — Перестань, — оборвал его резко Блэйн. — Ты прекрасно знаешь, что я сделал это не для «Фишхука». — Тем не менее в данном конкретном случае наши интересы совпали. Мы не можем терять машины. Они не должны попадать в чужие руки. Сам понимаешь. — Отлично понимаю, — подтвердил Блэйн. Рэнд вздохнул: — Я ожидал скандала, а скандалы меньше всего нужны «Фишхуку». Особенно скандалы на периферии. — Пока не произошло ничего такого, о чем «Фишхуку» стоило бы волноваться, — сообщил Блэйн. — Рад слышать это. Ну а как ты, Шеп? Как живешь? — Неплохо, Кирби. — Очень приятно. Ты успокоил меня. А теперь, я думаю, нам пора уходить отсюда. Он подошел к окну с выбитым стеклом и сделал шаг в сторону. — Давай вперед, — сказал он Блэйну. — Я следом. И прошу тебя по-дружески, не пытайся убежать. — Не бойся, — сухо ответил Блэйн и быстро вылез в окно. Можно побежать, но, сказал он себе, это будет глупостью, поскольку у Рэнда несомненно есть пистолет, и он сумеет им воспользоваться и в лунном свете. Потом, если начнется стрельба, Гарриет может броситься на помощь, а если возьмут и ее, то у него вообще не останется друзей. А так, размышлял он, Гарриет останется в зарослях, увидит, что случилось, и что-нибудь придумает. Теперь она — единственная надежда. Выпрыгнул Рэнд и, приземлившись, тут же повернулся к нему. Может, даже слишком быстро, слишком по-охотничьи. Потом расслабился и ухмыльнулся. — Потрясающий трюк, — сказал он. — Когда-нибудь расскажешь мне, как ты это делаешь. Надо же, утащить звездную машину! Блэйн даже поперхнулся от удивления, но понадеялся, что при лунном свете Рэнду не удалось разглядеть выражение его лица. Рэнд дружелюбно взял его за локоть. — Машина вон там, у дороги. Они вместе зашагали по шуршащей траве, и вокруг все выглядело уже по-другому, не казалось больше мрачным и угрожающим; лунный свет как бы превратил все в расписанное волшебными красками полотно. Справа от них лежал город — массив темных зданий, больше похожих на курганы, чем жилища, среди которых едва просматривались обнаженные деревья, похожие на поставленные вертикально разлохмаченные кисти. К западу и северу серебрились прерии, размах которых подчеркивали их монотонность и безликость. А у самой дороги были заросли кустарника. Блэйн бросил в ту сторону быстрый взгляд, но ничего — ни блика на металле, ни линии корпуса — не увидел. Пройдя еще несколько шагов, он снова посмотрел туда. Ошибки быть не могло. Автомобиля в кустах не было. Гарриет уехала. Молодец, подумал Блэйн. Разумное решение. Скорее всего, она уехала сразу, как появился Рэнд. Поняла, что правильнее будет скрыться и подумать, что делать, в спокойной обстановке. — Вряд ли ты где-то остановился, — сказал Рэнд. — Да, пока не успел. — Неприятный городок, — пожаловался Рэнд. — Слишком серьезно относятся ко всякому колдовству-ведовству. Меня уже дважды останавливала полиция. Сделали мне предупреждение. Мол, чтобы я обязательно укрылся, это для моего же блага. — Тут сейчас все бурлит. Приехал Ламберт Финн. — А, Финн, — небрежно бросил Рэнд. — Наш старый друг. — Но не мой. Я с ним не знаком. — Милейший человек. Очаровательнейший. — Очень мало о нем слышал. Только слухи. Рэнд вздохнул. — Знаешь, — предложил он, — давай-ка заночуй в фактории. Наш посредник найдет, где тебя положить. А может, он и бутылочку откопает. Что-то мне захотелось вмазать как следует. — Я бы тоже не отказался, — поддержал его Блэйн. Потому что бороться сейчас, равно как и бежать, было бессмысленно. Надо не спорить и ждать удобного случая. Они пытаются застать врасплох тебя, ты пытаешься застать врасплох их. И при этом и ты, и они знают, что эта с виду беспечная игра пахнет смертью. Рэнд сел за руль, Блэйн влез в машину следом. Рэнд завел мотор, но фары не включил. Вырулив на дорогу, Рэнд тронулся в сторону города. — Полиция ничего особенного сделать не может, разве что засадить на ночь в кутузку, — объяснил он, — но зачем с ними связываться, если можно обойтись без этого? — Совершенно незачем, — согласился Блэйн. Через центр Рэнд не поехал, а обогнул его переулками, затем проскользнул в узкую улочку, опустился на стоянку и выключил мотор. — Вот мы и приехали, — произнес он. — Пора и выпить. На его стук им открыли дверь черного хода, и они вошли в заднюю комнату фактории. Большая часть комнаты, заметил Блэйн, использовалась как склад, и только один угол служил жильем. Там стояли кровать, плита и стол. В массивном камине пылал огонь, а перед ним стояли удобные кресла. Рядом с дверью, ведущей в переднюю часть фактории, высилась большая, похожая на холодильник коробка. И хотя Блэйн видел ее впервые, он тут же узнал трансо — машину для телепортации материи, благодаря которой «Фишхуку» стало экономически выгодно иметь фактории по всему земному шару. Любой товар, который мог потребоваться посреднику, мгновенно оказывался в этом ящике, стоило лишь сделать заказ. Об этой-то машине и говорил Дальтон на вечере у Шарлин. Он сказал, что если «Фишхук» надумает внедрять эту машину повсеместно, то все транспортные сети мира будут уничтожены. Рэнд указал на кресло: — Устраивайся. А Грант нам сейчас откроет бутылочку. Найдешь для нас бутылочку, Грант? — Вы же знаете, что у меня всегда есть запас, — ухмыльнулся посредник. — Разве иначе продержишься в такой дыре? Блэйн уселся ближе к огню, а Рэнд сел перед ним и оживленно потер руки. — Когда мы расставались, мы тоже сидели за бутылочкой, — напомнил он Блэйну. — А теперь за бутылочкой возобновляем знакомство. Блэйн ощутил в себе растущее напряжение, чувство, что он в ловушке, но усмехнулся в ответ. — А знаешь, сколько тогда было в моем распоряжении времени? — спросил он. — Каких-то восемь паршивых минут. И все. — Ты ошибаешься, Шеп. У тебя было целых двенадцать минут. Ребята немного замешкались, вынимая пленку с записью. — А Фредди! Ну кто бы мог подумать, что Фредди работает на тебя? — Ты бы не поверил, если б тебе назвали еще кое-кого, кто на меня работает, — мягко сказал Рэнд. Они грелись у камина, где трещали яблоневые дрова, и изучали друг друга. — Рассказал бы ты мне, Шеп, — сказал наконец Рэнд. — Я не все еще понял. Концы с концами не сходятся. Ты влип в районе Плеяд и как-то ухитрился запереть эту штуку… — Запереть? — Конечно. Ты ее запер. Причем первоклассно запер. Мы знали, ты что-то нашел, и послали туда других. Твоя тварь сидит и глазеет на них, и больше ничего. С ней пытались разговаривать, но она не реагирует. Делает вид, что ничего не слышит. Это совершенно непонятно… — Братство, — сказал Блэйн. — Мы с ним побратались. Тебе не понять. — Думаю, что пойму. Насколько ты не человек, Шеп? — Проверь меня и увидишь. Рэнд передернул плечами: — Нет, спасибо. Знаешь, я ведь все время шел по твоему следу. А он начался с Фредди и становился чем дальше, тем запутаннее. — Ну а что дальше? — Черт меня побери, если я знаю. Посредник вошел, неся бутылку и два бокала. — А сам не выпьешь? — спросил Рэнд. Грант покачал головой: — Надо еще разобрать товар. Так что, если вы позволите… — Хорошо, хорошо, — разрешил Рэнд. — Можешь идти работать. Только скажи… — Да, сэр? — Нельзя ли мистеру Блэйну переночевать здесь сегодня? — Буду рад. Правда, тут не слишком уютно. — Ничего, — заверил его Блэйн, — меня это устроит. — Я бы предложил вам свою постель, но, откровенно говоря…

The script ran 0.002 seconds.