1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 
   
Я засмеялась:
   
— Я ошиблась номером.
   
— Ладно, — решительно сказал он. — Оставлю вас в покое. Я рад, что сегодня все обошлось.
   
— Спасибо, Дон. Удачи вам.
   
Я не сразу вернулась в гостиную, а еще постояла, облокотясь о перила и глядя на огоньки, отражавшиеся в темной воде. Телефон запищал.
   
    
Прощальный подарок.
   
   
Нажала на картинку и увидела замечательно синие веселые глаза. Я так долго в них смотрела, что мне почудилось, будто правый мне подмигнул.
   
Когда я присоединилась к маме с Райли, они были столь любезны, что не задали ни единого вопроса, но потом Райли пошел в ванную, прежде чем отвезти меня домой, и мама воспользовалась моментом.
   
— Люси, у меня не было возможности поговорить с тобой после того, как ты у нас обедала.
   
— Да, мам, прости, что я так поспешно ушла тогда. Все было очень вкусно. Я просто вдруг вспомнила, что опаздываю на важную встречу.
   
Она слегка нахмурилась:
   
— Вот как? А я подумала, это из-за того, что мы подписали бумаги насчет твоей жизни.
   
— Нет, что ты, — перебила я, — конечно нет. Я сейчас не помню, куда так торопилась, но это на самом деле было срочно. По глупости назначила два дела почти на одно время. Ты же знаешь, какая я бываю забывчивая.
   
— А я-то решила, ты на меня обиделась. — Она внимательно вглядывалась мне в лицо. — Я пойму, скажи, если тебя это задело.
   
О чем она толкует? Силчестеры не выставляют свои чувства напоказ.
   
— Все прекрасно, мама. Я знаю, ты просто обо мне беспокоилась.
   
— Да, — призналась она, — но я никак не могла решиться. Долго не подписывала эти документы. Я все думала, может быть, если что-то не так, ты придешь и расскажешь мне. Хотя я знаю, Эдит очень часто тебе помогает, и наверное, поэтому ты больше привыкла обращаться к ней.
   
Она смущенно улыбнулась и легонько откашлялась.
   
Неловкий, неловкий, ужасный момент. Ясно, что она ждет моих возражений, но я не уверена, что хочу ей возражать. И я ничего не сказала. Где оно, мое мастерское вранье, сейчас бы оно так пригодилось.
   
— И в конце концов я обсудила это с твоим отцом, а потом все же решилась подписать.
   
— Он тебе это посоветовал? — спросила я как можно нежнее, но внутри у меня неудержимо закипал гнев. Да что он знает о моей жизни? Он ни разу не спросил меня, как я живу, не выказал и тени интереса…
   
— Не совсем так. Он сказал, что все это полная чушь, и тогда я поняла, что не согласна с ним. Я не думаю, что это полная чушь. И потом, ну чем это может тебе повредить? Понимаешь? Если бы моя жизнь захотела со мной встретиться, я была бы в восторге. По-моему, замечательно, когда происходят такие захватывающие вещи.
   
На меня произвело большое впечатление, что она поступила вопреки указаниям отца, и меня заинтриговало ее желание встретиться со своей жизнью. От нее я такого никак не ожидала. А как же «Что-скажут-люди»?
   
— Но больше всего я переживала, что тут есть и моя вина. Ведь я твоя мама, и если с тобой что-нибудь не так, то…
   
— Мама, со мной абсолютно все так.
   
— Ну конечно, я просто неправильно выразилась, я имела в виду…
   
— Я понимаю, что ты имела в виду, — спокойно сказала я, — и твоей вины уж точно ни в чем нет. Если бы что и было не так, ты в этом никоим образом не была бы виновата. Ты не сделала ничего плохого.
   
— Спасибо, Люси.
   
Она вдруг помолодела лет на десять, и я впервые поняла — она чувствует себя виноватой из-за того, как я живу. А я всегда была уверена, что это только моя забота.
   
— И что же, — она явно приободрилась, — ты с ней встретилась?
   
— Вообще-то это он. Да, мы виделись на прошлой неделе.
   
— Он?
   
— Я тоже удивилась.
   
— Он симпатичный? — Она не удержалась и хихикнула как школьница.
   
— Мам, это непристойно! Он же моя Жизнь.
   
— Ох да, разумеется. — Она пыталась скрыть улыбку, но я слышала, что в голове у нее уже звучат свадебные колокола. Подходящий зять, в крайнем случае неплохой бойфренд для Райли.
   
— Он вовсе не симпатичный, на самом деле настоящий урод.
   
И я описала его: потные ладони, запах изо рта, шмыгающий нос и потертый костюм.
   
— В любом случае все хорошо. Мы пообщались, но я не думаю, что он еще раз захочет со мной увидеться.
   
Мама слегка сдвинула брови:
   
— Ты уверена?
   
Она вышла в прихожую и вернулась со своей сумкой, из которой извлекла целую стопку знакомых конвертов с тройной спиралью. Все на мое имя и на их домашний адрес.
   
— Они приходили ежедневно на прошлой неделе. Последнее мы получили сегодня утром.
   
— Ох, он, наверное, забыл мой адрес. Неудивительно, что я от него ничего не получала. — Я покачала головой и засмеялась. — Похоже, главная проблема моей Жизни — неорганизованность.
   
Мама улыбнулась, но улыбка у нее получилась грустная.
   
Райли вернулся к нам с ключами от машины в руках, увидел стопку конвертов и со словами «Вот вы чем занимаетесь» открыл письменный стол, где обнаружилась еще одна куча конвертов. Он бросил их поверх маминых, взял хрустящую лепешку, сунул ее в рот и сказал:
   
— Сделай одолжение, сестренка, перестань игнорировать свою жизнь. У меня весь почтовый ящик забит этой писаниной.
   
Поначалу моя Жизнь был мне безразличен, потом он стал меня злить, а после всех сегодняшних событий я была близка к тому, чтобы его возненавидеть.
   
Мы ведь договорились, что завтра увидимся в «Старбакс». Благо на работе нам дали выходной, чему я была искренне рада, в первую очередь потому, что мне была неприятна дурацкая ситуация с испанским. Мало того что он загнал меня в ловушку, подверг мою жизнь опасности, так он еще и всем моим близким и знакомым не дает покоя. Завтра нам будет о чем поговорить.
   
   
На другой день, когда я обдумывала все те упреки, которые намеревалась ему высказать, зазвонил мобильный. Номер был незнакомый, и я не стала отвечать. Но он все звонил и звонил. А затем раздался стук в дверь. Я бросилась открывать и увидела соседку Не-могу-запомнить-имя. Она была в панике.
   
— Простите, что беспокою вас. С мамой плохо. Мне только что позвонил брат, сказал, что я должна немедленно приехать.
   
— Нет проблем.
   
Я взяла ключи и закрыла дверь. Соседку буквально колотила нервная дрожь.
   
— Все будет хорошо. Вам непременно нужно съездить в больницу. — Я говорила как можно мягче.
   
Она кивнула.
   
— Понимаете, я никогда не оставляла его раньше…
   
— Все будет в порядке, поверьте мне.
   
У себя дома она ничуть не успокоилась. Ее трясло, и она суетливо объясняла мне, что где лежит и что я должна делать.
   
— Я уже приготовила бутылочку, но ее надо согреть, прежде чем его покормить. Иначе он не будет пить, только теплое. Он ест в полвосьмого, а перед сном любит смотреть «В ночном саду». Диск уже в плеере, надо только включить. Да, без Бена он не заснет. Бен — это вон тот медвежонок. Если он вдруг проснется и заплачет, спойте «Огонечек-огонек», и он успокоится.
   
Она совала мне в руки соски, игрушки, стерилизатор для бутылочки — на случай, если я уроню ее. Потом посмотрела на часы.
   
— Ох, боже мой, уже пора. — И вдруг испугалась и дала задний ход: — Или, может быть, лучше не надо, лучше все-таки остаться?
   
— Поезжайте. Здесь все будет хорошо.
   
— Да-да, вы правы.
   
Она накинула плащ и открыла дверь.
   
— Ко мне никто не должен прийти, а вы ведь тоже не приведете сюда друзей и… вообще?
   
— Конечно нет.
   
— У вас ведь есть мой мобильный?
   
— Да, вот здесь. — Я показала ей свой телефон.
   
— Все, я пошла. Спасибо вам.
   
Она чуть было не расплакалась, но все же наконец ушла.
   
А у меня возникла проблема. Я позвонила Жизни в офис, но там никто не взял трубку. Наверное, его секретарша ушла, а он, скорей всего, уже на пути в «Старбакс». Я подождала до того времени, на которое мы условились, и позвонила в кафе.
   
— Алло, — сказал нелюбезный юноша, которого явно все достали.
   
— Здрасте, у меня встреча в вашем кафе, и мне нужно предупредить человека…
   
— Имя? — перебил он.
   
— Я не знаю его имени, но он в костюме, на вид такой усталый и…
   
— Эй, вас к телефону, — заорал он прямо мне в ухо и шваркнул трубку на стойку.
   
Ее тут же взяли.
   
— Алло?
   
— Привет, — я старалась говорить как можно дружелюбнее, — тут такое случилось, вы просто не поверите.
   
— Я надеюсь, вы звоните не для того, чтобы отказаться, — немедленно заявил он, — а сообщить, что опаздываете. Это само по себе невежливо, но отказ я расценю как оскорбление.
   
— И все же я именно для этого звоню. Но не приду я совсем не потому, почему вы думаете.
   
— А что я, по-вашему, думаю?
   
— Что мне на вас наплевать, а это вовсе не так, то есть отчасти так, но я пытаюсь как-то это изменить и не приду совершенно по другой причине. Моя соседка попросила меня посидеть с ребенком. У нее серьезно заболела мать, и ей пришлось срочно поехать в больницу.
   
Он помолчал, обдумывая мои слова.
   
— Ну да. «Собака съела тетрадь с моим домашним заданием».
   
— Да нет же, ничего общего.
   
— Как зовут вашу соседку?
   
— Я не помню.
   
— Из всего вашего вранья это самое никчемное.
   
— Потому что это не вранье. Если бы я врала, я бы придумала ей имя. Что-то типа… Клэр. Ну точно! Ее действительно зовут Клэр. Черт, вспомнила наконец. Она Клэр.
   
— Вы пьяны?
   
— Нет. Я сижу с ребенком.
   
— Где?
   
— У нее в квартире. Напротив моей. Но вам сюда нельзя, сразу говорю. Она меня специально попросила, чтобы никаких посторонних.
   
— Я бы не был посторонним, если б вы со мной побольше общались.
   
— Ну хорошо, однако не будем наказывать ее за мои ошибки, ладно?
   
Под конец разговора он злился уже не так сильно и, я надеялась, поверил тому, что я ему рассказала. Как бы то ни было, я уселась в кресло-качалку и наблюдала, что поделывает Макка Пакка «В ночном саду», но мысли мои бродили совсем в иных местах. И тут я второй раз за вечер услышала, как кто-то стучится ко мне домой. Я выглянула из квартиры Клэр и увидела, что он стоит у меня под дверью.
   
— Проверяете меня?
   
Он обернулся.
   
— О, вы побрились. — Я была удивлена. — Вид уже не такой кошмарный, как раньше.
   
Он попытался заглянуть в квартиру мне через плечо.
   
— И где же ребенок?
   
— Вам сюда нельзя. Это не мой дом, я не могу вас впустить.
   
— Хорошо, но ребенка-то вы можете мне показать. Сколько я знаю, с вас станется забраться в чужую квартиру, лишь бы спрятаться от меня. И не смотрите на меня так, вы безусловно на это способны.
   
Я вздохнула:
   
— Ребенка я вам показать не могу.
   
— Просто поднесите его к двери. Я и пальцем до него не дотронусь.
   
— Я не могу вам показать ребенка.
   
— Нет уж, покажите мне его, — настойчиво повторял он. — Покажите, ну. Покажите!
   
— Заткнитесь, — прошипела я. — Нету никакого ребенка.
   
— Я так и знал.
   
— Да ни черта вы не знаете, — я перешла на громкий шепот, — она думает, что ребенок есть, а его нет. Ребенок был, но он умер, а она думает или делает вид, или я не знаю, что она делает, но ведет себя так, точно он есть. А его нету.
   
Он неуверенно посмотрел на меня, потом в прихожую:
   
— Там повсюду валяются детские вещи.
   
— Да. Она и с коляской выходит на прогулку, только коляска пустая. Она думает, что у него режутся зубки и он плачет по ночам, но кроме нее этого никто не слышит. Нет здесь никакого ребенка. Я видела фотографии, и на этой он старше всего. Мне кажется, ему было около года, когда он умер. Вот, посмотрите.
   
Я взяла фото со столика в прихожей и протянула ему.
   
— А кто этот мужчина?
   
— Я думаю, ее муж, но за целый год я его ни разу здесь не видела. Наверное, не выдержал всего, что случилось, и ушел.
   
— Все это очень грустно. — Он отдал мне фото, и какое-то время мы подавленно молчали. Наконец Жизнь спросил: — Значит, вы должны сидеть тут, хоть никакого ребенка и нет?
   
— Если она вернется и не застанет меня, мне придется сказать, что я ушла потому, что его нет. Это было бы жестоко.
   
— И вы не можете отсюда уйти, и я не могу сюда войти. Вот так штука.
   
Он улыбнулся, и на долю секунды лицо у него сделалось приятным.
   
— Мы можем поговорить здесь, — предложил он.
   
— Мы уже так и делаем.
   
Он сел на корточки, прислонясь спиной к моей двери. Я последовала его примеру и устроилась напротив, возле квартиры Клэр. Из лифта вышел сосед, окинул нас взглядом, ничего не сказал и пошел к себе. Мы молча смотрели друг на друга.
   
— Люди вас видят, да? — сказала я.
   
— Вы что, считаете, я привидение? — Он закатил глаза. — Это вы меня в упор не замечаете, а все остальные уделяют мне массу внимания. Многие очень мною интересуются.
   
— Ладно, ладно. Какой обидчивый.
   
— Вы готовы поговорить?
   
— Кстати, об обидах. Я зла на вас. — Я тут же вспомнила все, что заранее наметила ему высказать.
   
— За что?
   
— За то, что вы вчера устроили у меня на работе.
   
— Я устроил?
   
— Да. Зачем было втравливать их всех в ваши крученые подачи, или как вы там это называете?
   
— Погодите. Вы что, думаете, я манипулировал людьми, чтобы случилось то, что случилось?
   
— Ну… а разве нет?
   
— Нет! — отрезал он. — Да за кого вы меня принимаете? Не надо, не говорите. Все, что я сделал, — это синхронизировал приезд Агусто Фернандеса, но я не имею ни малейшего отношения к этому, как его…
   
— Стив, — твердо сказала я. — Его зовут Стив Робертс.
   
Он насмешливо прищурился:
   
— На прошлой неделе вы, помнится, называли его куда менее уважительно. Как вы его окрестили? Сосиска?
   
Я отвела глаза.
   
— Я ничего не подстраивал. Вы сами несете ответственность за то, что происходит в вашей жизни, как и любой человек — за свои поступки. И за вчерашнюю историю вы отвечать не должны. Вам кажется, что вы виноваты. — Это не было вопросом, и я промолчала.
   
Уткнулась лбом в коленки:
   
— У меня голова трещит.
   
— Это от мыслей. Вы давно ни о чем не задумывались, вот и отвыкли.
   
— Но вы признаёте, что подстроили приезд Фернандеса. Вы вмешались в его жизнь.
   
— Нет. Я синхронизировал ваши жизни. Заставил их пересечься, чтобы помочь вам обоим.
   
— Чем же вы ему помогли? Он, бедолага, оказался под дулом пистолета, вряд ли ему это сильно помогло.
   
— Бедолага оказался под дулом водяного пистолета, и, я думаю, со временем вы убедитесь, что это пошло ему на пользу.
   
— В чем?
   
— Не знаю. Подождем, время покажет.
   
— Кто ж тогда знал, что пистолет водяной, — пробормотала я.
   
— Это точно. Вы как, в порядке?
   
Я не ответила.
   
— Э-эй. — Он вытянул ногу и шутливо пнул меня в щиколотку.
   
— Да. Нет. Я не знаю.
   
— Ох, Люси, — вздохнул он.
   
Встал, подошел ко мне и обнял. Я попыталась высвободиться, но он обнял меня еще крепче, и я перестала сопротивляться, а тоже обняла его и прижалась носом к лацкану дешевого пиджака, вдыхая его кислый запах. Потом он отодвинулся и ласково провел пальцами мне по щекам, вытирая несуществующие слезы. Лицо у него стало доброе и заботливое, он выглядел почти симпатичным. Потом он протянул мне бумажную салфетку, и я шумно, протяжно высморкалась.
   
— Потише, ребенка разбудишь. — Он улыбнулся, и мы оба виновато рассмеялись.
   
— Я жалкое создание, да?
   
— Склонен был бы согласиться, но сначала хочу спросить — почему ты так считаешь?
   
— Сначала меня до смерти напугали водяным пистолетом, теперь вот сижу с ребенком, которого нет.
   
— В компании со своей жизнью, — добавил он.
   
— Верно подмечено. В компании со своей жизнью, которая при этом человек. Дальше, кажется, некуда.
   
— Очень даже есть куда. Мы только-только начали.
   
— Почему ее жизнь не ходит за ней по пятам, навязывая свою помощь? Отказывается признать очевидное? Ведь это все так невыносимо тяжело. — Я мотнула головой в сторону прихожей с разбросанными по полу детскими игрушками.
   
Он пожал плечами:
   
— Не знаю. Я не взаимодействую с жизнями других людей. Ты моя единственная забота.
   
— А тебе бы следовало взять пример с ее жизни. И не вмешиваться. Видишь, она просто ждет, пока ее подопечная сама справится и выбросит эту страницу из книги своей жизни.
   
— А мне выбросить страницу из твоей?
   
Я вздохнула.
   
— Ты правда так несчастлив?
   
Он кивнул и отвернулся. Скрипнул зубами, но справился с собой.
   
— Но я не понимаю, почему у тебя все так плохо. У меня ведь все отлично.
   
— Да ничего у тебя не отлично. — Он грустно покачал головой.
   
— Ну, может, я и не просыпаюсь со звонкой песней на устах… — я понизила голос, — но я и не делаю вид, что что-то существует, когда оно не существует. И наоборот.
   
— Ты уверена? — Он насмешливо хмыкнул. — Вот смотри. Если ты упадешь и сломаешь ногу, тебе будет больно, и ты пойдешь к врачу. Он сделает рентген, поднесет снимок к свету, и все увидят, что кость сломана. Так?
   
Я кивнула.
   
— Или у тебя заболит зуб, ты пойдешь к зубному, он заглянет тебе в рот, посветит лампочкой, увидит дырку, запломбирует канал. Так?
   
Я снова кивнула.
   
— Все это совершенно обыденные вещи в современном мире. Заболела — идешь к врачу, он прописывает антибиотики. Подавлена — идешь к психотерапевту, он, возможно, прописывает антидепрессанты. Появились седые волосы — идешь к парикмахеру, он тебе их закрашивает. Но в жизни… в жизни случаются ошибки, неудачи, однако ты просто продолжаешь жить. Верно? Никто не может заглянуть в твою жизнь так глубоко, чтобы понять, что там реально творится, — нет такого рентгена, чтобы сделать снимок твоей жизни. А то, что нельзя просветить, увидеть, зафиксировать, — то, по нынешним меркам, и не существует. Но вот он я, здесь. Я другая часть тебя. Рентгеновские лучи твоей жизни. Твое отражение в зеркале. Я тебе показываю, как ты страдаешь, как тебе плохо. Все это отражено во мне. Доступно объясняю?
   
Да, доступно. И это объясняет запах изо рта, потные ладони, кошмарную прическу. Я все обдумала, а потом сказала:
   
— Но это нечестно по отношению к тебе.
   
— Мне выпали такие карты. Теперь от меня зависит, сумею ли я удачно их разыграть. Понимаешь, я завязан в этом ровно так же, как и ты. Чем больше ты проявляешься, чем бодрее живешь, тем лучше я себя ощущаю. Ты собой довольна — я здоров.
   
— Значит, от меня зависит твое счастье?
   
— Я бы предпочел говорить «от нас». Я как Ватсон для Холмса или Винни-Пух для Кристофера Робина.
   
— Как рентген для сломанной ноги, — усмехнулась я, и он усмехнулся в ответ. Похоже, мы заключили перемирие.
   
— Ты говорила с родителями о том, что случилось? Уверен, они очень волновались.
   
— Ты же знаешь, что говорила.
   
— Я думаю, лучше, если мы с тобой будем обсуждать все так, словно я ничего не знаю.
   
— Не беспокойся, я вчера виделась с мамой и Райли. Ездила к нему домой. Наслаждались пакистанской кухней, а потом мама приготовила мне горячий шоколад — она так меня утешала, когда я в детстве разбивала нос или коленку.
   
— Звучит неплохо.
   
— Так оно и было.
   
— Но ты рассказала им, что произошло?
   
— Я сказала, что меня не было в офисе и все закончилось до моего возвращения.
   
— Почему?
   
— Не знаю. Не хотела, чтоб они переживали понапрасну.
   
— Какая же ты заботливая, — саркастически заметил он. — А ведь ты вовсе не их оберегала, а себя. Ты не хотела вдаваться в подробности, чтобы, не дай бог, не проявить свои чувства. Что, я не прав?
   
— Может быть, и прав. Ты очень сложно это формулируешь, по мне так все проще.
   
— У меня есть на этот счет одна теория. Сказать?
   
— Давай. — Я подперла рукой подбородок.
   
— Пару лет назад, когда Блейк, — он помедлил, — был тобою брошен…
   
Я улыбнулась.
   
— … ты начала врать всем подряд. А поскольку ты врала им, тебе уже было нетрудно врать и себе.
   
— Очень увлекательная теория, только не знаю, верная ли.
   
— Давай проверим ее. Как только ты перестанешь всем врать — что, кстати, гораздо тяжелее, чем ты думаешь, — ты начнешь узнавать о себе правду, что тоже гораздо тяжелее, чем ты думаешь.
   
Я устало потерла ноющий затылок, с тоской размышляя о том, как я угодила в этот переплет.
   
— И как же оно так выйдет?
   
— Ты позволишь мне проводить время с тобой.
   
— Давай. На выходных?
   
— Нет. Я имею в виду все время: я буду ходить с тобой на работу, встречаться с твоими друзьями и прочее.
   
— Нет, это невозможно.
   
— Почему?
   
— Да не могу я прийти с тобой на обед к родителям или на встречу с друзьями. Они решат, что я придурочная.
   
— Ты боишься, что они о тебе что-то узнают.
   
— Если моя жизнь, в смысле ты, сядет с ними за стол, они узнают практически все.
   
— Что в этом ужасного?
   
— Это личное. Мое, личное дело. Ты — в первую очередь. Люди не притаскивают на вечеринки свою жизнь.
   
— Полагаю, ты еще убедишься, что большинство тех, кого ты любишь, именно так и поступает. Но суть не в этом, а в том, чтобы мы начали действовать вместе.
   
— Я за, но только давай не будем вместе общаться с моими друзьями и семьей. Это пусть будет отдельно.
   
— Это и так отдельно. Никто из них ничего о тебе на самом деле не знает.
   
— В общем, этому не бывать.
   
Он не ответил.
   
— Ты намерен вторгаться куда считаешь нужным?
   
Он кивнул.
   
Я вздохнула:
   
— И знаешь что, я вру не всем подряд.
   
— Знаю. Не врешь по «неправильному номеру».
   
— Видишь? Странная история. Еще одна жалкая глупость с моей стороны.
   
— Не скажи. Иногда неправильный номер — и есть правильный.
   
Он улыбнулся.
  
  
   
    
Глава двенадцатая
   
   
Нашу совместную деятельность он хотел начать с того, чтобы посмотреть, как я живу. И кажется, надеялся, что тут-то ему и откроются все мои великие тайны. А я знала, что откроется лишь дверь в неприбранную студию и в нос ударит противный рыбный запах. Поэтому всячески отговаривала его от сегодняшнего визита. Каждый упорно стоял на своем, но наш спор прервала вернувшаяся из больницы Клэр. Она явно встревожилась, увидев меня с незнакомым типом у дверей своей квартиры, о чем-то препирающихся сидя на корточках. Я немедленно встала.
   
— Я его не впустила.
   
Она сразу смягчилась и посмотрела на него:
   
— Вы, наверное, решили, что это невежливо с моей стороны?
   
— Нет, вы абсолютно правы, — заверил ее Жизнь. — Я удивляюсь другому: как вы ее туда впустили.
   
Она улыбнулась:
   
— Я с радостью принимаю помощь от Люси.
   
— Как себя чувствует ваша мама? — спросил он.
   
Я поняла, он все еще меня проверяет. Проверку я выдержала — у Клэр все было написано на лице. Так притворяться никто бы не смог.
   
— Стабильно… пока что. А как Конор?
   
— М-м, он спит.
   
— Выпил бутылочку?
   
— Да.
   
Я вылила ее в раковину.
   
Она была очень довольна и, покопавшись у себя в сумке, достала деньги.
   
— Спасибо, что уделили нам свое время, это вам за хлопоты. — Она протянула мне пару банкнот.
   
Честно говоря, я готова была их взять. На самом деле готова. Себастиан нуждается в починке, а ковер в почистке, было бы очень недурно сходить наконец в парикмахерскую и для разнообразия купить еды, а не полуфабрикатов для микроволновки, — но под пристальным взглядом Жизни я ответила правильно:
   
— Нет, я не могу их взять, мне это было в радость. Правда.
   
Слова пришлось выпихивать силком, потому что они застревали в горле.
   
Наступил ответственный момент. Я вынула из кармана ключи, открыла дверь и преувеличенно-приветственным жестом пригласила его войти первым. Он радостно перешагнул порог, а я за ним, искренно надеясь, что, учуяв рыбьи ароматы, он воздержится от комментариев. Мистер Пэн вскочил и потянулся, а затем неспешно двинулся навстречу гостю, плавно, манерно вихляя бедрами, как отъявленный гей. Он оглядел мою Жизнь, поднял хвост и принялся выписывать восьмерки у его ног.
   
— У тебя кот есть. — Он присел и погладил Мистера Пэна, купавшегося в лучах неожиданного внимания.
   
— Знакомься — Мистер Пэн. Мистер Пэн, позволь тебе представить… как мне тебя называть?
   
— Жизнь.
   
— Я не могу представлять тебя людям как Жизнь, нам надо придумать тебе имя.
   
Он пожал плечами:
   
— Мне все равно.
   
— О'кей. Энджелберт.
   
— Нет, на Энджелберта я не согласен. — Он оглядел комнату, подошел к одной из многочисленных фотографий Джина Келли, потом к постеру «Поющих под дождем» на дверях ванной и предложил: — Зови меня Джин.
   
— Нет уж, на это я не согласна.
   
В моей жизни есть только один Джин, и этого вполне достаточно. И один Дон Локвуд, второму я сказала мне больше никогда не звонить.
   
— А как зовут другого парня? — Жизнь указал на постер.
   
— Дональд О'Коннор в том же фильме, он играет Космо Брауна.
   
Жизнь выпятил подбородок и сказал, подражая манере американских актеров пятидесятых годов:
   
— Лады, зови меня Космо.
   
— Ну что за бред. «Знакомьтесь, это Космо»? Космо-политен?
   
— Космо Жизнь, крошка.
   
— Хорошо, как хочешь. Давай я все тебе тут покажу. — Я встала у входной двери в позе стюардессы, объясняющей, как себя вести в экстренной ситуации. Повела рукой налево: — Обратите внимание, ванная. Чтобы воспользоваться ею, вам необходимо включить свет на кухне и оставить дверь нараспашку, потому что лампочка в ванной перегорела уже год назад. Справа кухня. — Энергичный взмах вправо. — Далее вы видите гостиную и спальню, для удобства объединенные друг с другом. Инструктаж окончен. — Я поклонилась. Чтобы все это лицезреть, ему достаточно было просто поводить глазами из стороны в сторону, даже головой вертеть не требовалось.
   
Он обозрел местность.
   
— Ну, как тебе?
   
— Рыбой пахнет. А что это такое на ковре?
   
Я вздохнула. Хоть бы минуту выждал из вежливости. Так нет, сразу подрывает основы моего существования.
   
— Это креветочный салат. Мистер Пэн, знаешь ли, опрокинул со стола и вляпался в него, а потом прогулялся по полу. Доступно излагаю?
   
— Вполне, но я имел в виду вот это. — Он указал на телефон, записанный маркером.
   
— А, это координаты компании, которая чистит ковры.
   
— Ну конечно, следовало бы догадаться. Не буду даже спрашивать, почему ты их записала именно там. Позвони им. — Он направился к буфету, обследовал все полки и ящики, а потом принялся энергично хрустеть печеньем, что меня возмутило, потому что я припасла его себе на ужин. — Ковер имеет жуткий вид, позвони срочно.
   
— Срочно!.. Для этого надо сначала взять отгул на работе. И вообще, это такая морока.
   
— Попроси их приехать в выходной. Если они откажутся, тоже не беда — очень велика вероятность, что завтра тебя уволят.
   
— Я думала, ты хочешь меня поддержать.
   
— А я думал, ты хочешь, чтобы тебя уволили.
   
— Да, но я надеялась получить выходное пособие, а не вылететь с работы за просто так, из-за того, что я всего лишь не знаю испанского.
   
— Вряд ли это можно назвать «всего лишь», учитывая, что ты их основной переводчик.
   
— Но ведь я владею остальными языками.
   
— О владычица, зато тебе неведом язык правды. — Он рассмеялся и сунул в рот целое печенье.
   
Я с отвращением посмотрела на него и буркнула:
   
— Проглот несчастный.
   
— Что это значит?
   
— Посмотри в своем компе, узнаешь.
   
— И посмотрю. — Он достал айфон. — А ты позвони насчет ковра, он непотребен. Его ни разу толком не чистили с тех пор, как ты сюда въехала, а возможно, и долгие годы до того, так что на нем и твои, и чужие волосы, ногти, кусочки шкуры и мяса, козявки. Питательная, короче, среда для бактерий — а ты с каждым вдохом запускаешь их в свои легкие.
   
Гадливо передернувшись, я протянула руку за его телефоном, но он крепко в него вцепился.
   
— Нет, это мой, ты по своему звони. А я посмотрю про проглота.
   
Я вздернула нос и позвонила в приемную, втайне надеясь, что меня соединят с Доном, но это оказался не он, а некий престарелый Роджер, с которым мы в две секунды условились на воскресенье. Я повесила трубку, весьма собой довольная. Вот, сделала полезное дельце. Зато Жизнь ничуть не был доволен.
   
— Ты чего?
   
— Проглот — «ненасытный обжора, обычно жирный»!
   
Я расхохоталась.
   
— Что я, по-твоему, жирный?
   
— Ну, ты себя малость запустил. Подтянуться бы не помешало.
   
— Это все по твоей милости.
   
— Да и вообще, не могу удержаться и не сказать пару слов о том, как ты выглядишь. Какой-то ты… грязный. Помойся, смени гардероб. У тебя есть другие вещи, кроме этих?
   
— Люси, я не участник проекта «Новый имидж». Не воображай, что, если меня переодеть, постричь и отполировать мне ногти, все само собой наладится. Это не поможет.
   
— А интимная эпиляция поможет?
   
— Ты говоришь пошлости. Мне стыдно, что я твоя жизнь. — Он захрустел печеньем и кивнул на кровать: — Здесь бывают посетители?
   
— Это, значит, не пошлость… Я не готова обсуждать с тобой такие вещи.
   
— Потому что я мужчина?
   
— Потому что… это вообще не важно. И потому что ты мужчина — тоже. Хоть я и не ханжа. — Я вздернула подбородок, а потом забралась на спинку дивана и села с ним рядом. — Хорошо. Ответ отрицательный, никого здесь не бывает, но это не значит, что совсем уж ничего не происходит и всякая активность окончательно заглохла.
   
— Гадость какая.
   
— Да не в этой кровати! — Я закатила глаза. — Я имею в виду — в жизни.
   
— Ну держись. — Он усмехнулся, взял рюкзак и достал свой айпад. — Кто тут у нас? Ага, Алекс Бакли, — прочел он. — Биржевой маклер, вы познакомились в баре, тебе понравился его галстук, а ему твои сиськи, хоть он и не сказал этого вслух. Точнее, сказал, но не тебе, а своему коллеге Тони, который ответил: «Ну так трахни ее». Прелестно. А тебе он сказал вот что. Цитирую: «У меня что-то с глазами, я не могу оторвать от вас взгляд». Конец цитаты. — Он насмешливо прогундосил: — И на это ты повелась?
   
— Нет. — Я вытащила перышко из подушки, и Мистер Пэн придвинулся поближе, готовый с ним поиграть. — Я повелась на коктейли, которыми он меня угощал. Как бы то ни было, он оказался ничего себе.
   
— Ты поехала к нему. — Он скривился. — Не думаю, что все это надо зачитывать. Бла-бла-бла, короче, ты смылась с утра, до завтрака. Это было десять месяцев назад.
   
— Вовсе не десять. — Я произвела мысленный подсчет. — Ну, не помню, в любом случае не десять.
   
— Но это так. Последний раз ты «участвовала в активной деятельности», — он насмешливо улыбнулся, — именно тогда.
   
— Заткнись, а? Представь себе, да, я разборчива в отношениях с мужчинами. И не ложусь в постель с первым встречным.
   
— Потому и выбрала Алекса Бакли.
   
Я засмеялась:
   
— Ты же знаешь, о чем я.
   
— Люси, «разборчива» — это слишком мягко сказано. — Он говорил уже серьезно. — Ты никого не подпускаешь на пушечный выстрел. Ты не освободилась от Блейка.
   
— Ты даже не представляешь, насколько я от него освободилась.
   
Возражение в духе обидчивого подростка.
   
— Нет. Если бы ты от него освободилась, тебе не пришлось бы накачиваться алкоголем, чтобы с кем-нибудь переспать. И ты не избегала бы всех и каждого, а легко знакомилась бы с новыми людьми.
   
— Позволь тебе заметить: ощущение собственной полноценности не зависит от того, встречаешься ли ты с мужчинами. Достаточно жить в согласии с собой. — Я едва не расхохоталась, когда это изрекла.
   
— «Всего превыше: верен будь себе»,[4] — покивал он, цитируя Полония. — Я с этим не спорю. Но если ты не можешь общаться с людьми, потому что живешь только воспоминаниями о прошлом, это уже проблема.
   
— А кто сказал, что это — моя проблема? Я всегда открыта для новых знакомств.
   
— Как насчет того парня в кафе, в прошлое воскресенье? Я тебе его практически на блюдечке подал, а ты его даже взглядом не удостоила. Цитирую: «Я как раз ухожу, встречаюсь со своим бойфрендом», — он очень похоже изобразил меня, — конец цитаты.
   
Я задохнулась от возмущения:
   
— Так это ты мне его подсунул?
   
— Я проверял, насколько все плохо.
   
— Я знала. Знала, знала. Он был нереальный красавец, таких в кафе не встретишь. Актер?
   
— Да никакой не актер. Ну пойми же, я просто синхронизировал ваши жизни. Сделал так, чтобы ваши пути пересеклись и что-нибудь произошло.
   
— А ничегошеньки не произошло, так что ты зря старался, — фыркнула я.
   
— Ошибаешься, кое-что произошло. Ты его отшила, и он вернулся к своей девушке, по которой очень скучал и жалел, что с ней расстался. Ты помогла ему это осознать.
   
— Ты меня использовал самым гнусным образом.
   
— Да где я тебя использовал? А как, по-твоему, все совершается в жизни? Чтобы что-то произошло, нужна цепь совпадений, иногда случайных, иногда не совсем. Жизнь состоит из столкновений и противоречий, и все подчинено общему ритму, на все есть свои причины. Кабы не так, то зачем вообще все? Каждая твоя встреча, поступок и слово имеют предпосылки и последствия, влекут за собой новые, эхом отражаются в жизни других и в твоей собственной. В самом деле, Люси.
   
Он покачал головой и отгрыз кусочек печенья.
   
— Суть в том, что ее-то я и не вижу.
   
— Кого?
   
— Сути!
   
Он нахмурился, потом понял.
   
— Ты не видишь смысла? Поверь мне, он есть. Люси, смысл есть всегда и во всем.
   
Не уверена, что это так, но спорить с ним я не стала.
   
— С кем еще ты синхронизировал мою жизнь?
   
— За последнее время? Из тех, на кого ты обратила хоть какое-то внимание, пожалуй, только с милой американской леди на ресепшне. Судя по твоему лицу, ты поражена. Кстати, если бы не она, меня бы здесь сегодня не было, именно благодаря ей я решил дать тебе еще один шанс после нашей первой встречи.
   
— Можно подумать, ты в любом случае не жаждал встретиться со мной еще раз.
   
— Уверяю тебя, совсем не жаждал. Но когда ты оставила для нее шоколадку на стойке, я прозрел на твой счет, как Вилли Вонка.
   
— Ты используешь тайный код для передачи особо важных мыслей?
   
— Не тупи. Помнишь, Слугворт подговаривает Чарли украсть вечный леденец и взамен обещает всю жизнь заботиться о его семье, а Чарли вместо этого оставляет леденец на столе у Вилли Вонка, ну, в самом конце фильма? И Вилли убеждается, что Чарли можно доверять?
   
— Зачем же ты все рассказал, теперь смотреть неинтересно.
   
— Молчи уж, ты видела этот фильм двадцать шесть раз. Ты оставила миссис Морган шоколадку, и это было по-настоящему трогательно.
   
— Ну она же сказала, что любит такие.
   
— Я вспомнил, что ты сердечный, добрый человек, заботливый и милый. И подумал, что я должен все же добиться, чтобы ты заботилась и обо мне.
   
Его слова перевернули мне душу. Никто прежде мне не говорил такого, а он вот сказал — молодой, никому не нужный, несчастный мужчина в потертом костюме и с липкими ладонями, который хочет быть небезразличен хоть кому-то.
   
— Ты ее для этого нанял? Чтобы дать мне второй шанс?
   
— Я не думал об этом с такой точки зрения, — удивился он. Потом вдруг широко зевнул: — Где я буду спать?
   
— Там же, где всегда.
   
— Думаю, мне лучше остаться у тебя, Люси.
   
— Ладно, нет проблем, — спокойно согласилась я. — Найдешь меня у Мелани, если вдруг зачем-нибудь понадоблюсь.
   
— Ну конечно, у Мелани. Той самой Мелани, которая переживает, что ты всегда раньше всех уходишь с ее концертов и вечеринок. — Он снова полез в свой айпад. — У Мелани, которая пару дней назад, сразу после того, как ты ушла из «Пирушки», сказала, цитирую: «С ней что-то не так, и я не собираюсь ждать, пока она сама с этим справится, чтобы узнать, что именно не так». Конец цитаты.
   
Он был страшно собой доволен. Я ужаснулась: оказаться с Мелани с глазу на глаз я сейчас точно не готова. Так же как и поехать к Райли.
   
И я сдалась.
   
— Можешь лечь на диване, черт с тобой.
   
Он спал на диване с Мистером Пэном, укрывшись пыльным одеялом, которое я достала с верхней полки гардероба, куда он светил мне фонариком, беспрестанно при этом осуждающе цокая языком. Это идиотское тихое цоканье напомнило мне дедушкины часы, они тоже так делали: тац-тац-тац. И меня это пугало, я не могла заснуть, пока не запихну подушку под маятник. (Когда это однажды обнаружили, я все свалила на Райли.)
   
Во сне он так громко храпел, что я глаз не сомкнула до двух ночи. Памятуя о трюке с дедушкиными часами, я швырнула в него подушкой, но промахнулась и угодила в Мистера Пэна, который громко взвыл от ужаса. Проснулась я в шесть утра оттого, что Жизнь нарочито шумно плескался под душем. Потом он куда-то вышел, но вскоре вернулся, с грохотом положив связку ключей на полку. Он чем-то стучал, гремел и хлопал, видимо в надежде разбудить весь дом. Я знала, он хочет, чтобы я встала, но только крепче закрыла глаза. Через десять минут меня подняли ароматы, доносившиеся с кухни. Он сидел за столом и ел омлет. Рукава рубашки закатаны, волосы еще влажные, аккуратно зачесаны назад. Он выглядел как-то совсем по-другому. Чистым, вот как.
   
— Доброе утро.
   
— Вот это да! Да ты и зубы почистил.
   
Он принял оскорбленный вид. Закрылся газетой и пробурчал:
   
— Мне все равно, я на твои гадости внимания не обращаю. Я принес твой кофе и кроссворд.
   
Ну и дела. Я была искренне тронута.
   
— Спасибо.
   
— И лампочку купил в ванную. Сама вкрутишь.
   
— Спасибо.
   
— Омлет еще горячий.
   
На плите стояла сковородка с омлетом — он приготовил его с ветчиной, сыром и красным перцем.
   
— Спасибо большое, — разулыбалась я. — Ты на самом деле очень любезен.
   
— Нет проблем.
   
Мы молча сидели за столом, уплетали омлет и слушали какую-то ахинею по телевизору.
   
Лампочку я менять не стала — слишком сложно, да и времени нет. Оставила дверь приоткрытой и все время поглядывала на нее, чтобы убедиться, что моя Жизнь не извращенец. Оделась я тоже в ванной. Когда я вышла, он уже был готов — облачился в свой костюм и взял рюкзак. Я вдруг подумала, что он славный. И тут же забеспокоилась, нет ли здесь подвоха.
   
— Что ж, полагаю — до вечера? — с надеждой спросила я.
   
— Я иду с тобой на работу, — невозмутимо сообщил он.
   
Я нервничала по дороге на работу — волновалась, как они меня встретят после того, что случилось во вторник, но еще больше из-за Жизни, который заявится в офис вместе со мной. Была, конечно, надежда, что охрана на входе его не пропустит и одной проблемой станет меньше.
   
Я предъявила удостоверение и прошла через турникет. Жизнь двинулся следом, и я услышала такой звук, точно он получил удар под дых. Попыталась не улыбнуться, но не сдержалась.
   
— Эй! — окликнул его охранник.
   
Они и раньше были довольно бдительны, а уж после истории со Стивом — вдвойне.
   
Я обернулась и состроила соболезнующую мину.
   
— Слушай, мне надо бежать, а то опоздаю. Давай я к тебе выйду, когда будет перерыв на обед, ладно?
   
Он открыл рот, но я развернулась и пошла через холл, забитый народом, торопливо, как будто за мной кто-то гнался. Дожидаясь лифта, пару раз украдкой посмотрела, что у них творится. Охранник подошел к Жизни, тот полез в рюкзак и вынул какие-то бумаги. Охранник брезгливо, точно это была тухлая рыбина, взял их и внимательно изучил. Затем посмотрел на меня, обратно в бумаги, на Жизнь, а потом вернул ему документы и прошел к себе за стойку. Нажал кнопку, и турникет открылся.
   
— Благодарю вас, — вежливо кивнул Жизнь. Охранник помахал ему рукой. Подъехал лифт, Жизнь самодовольно улыбнулся мне, и мы в полном молчании вместе поехали наверх.
   
Там все уже были в сборе и явно говорили обо мне, потому что, как только я вошла, они умолкли и дружно на меня уставились. А потом на Жизнь. И снова на меня.
   
— Привет, Люси, — протянула Длинноносая. — Это ваш адвокат?
   
— А что? Нужен адвокат для свадьбы? — язвительно парировала я.
   
Грэм даже не улыбнулся, и это сбило меня с толку, он же всегда смеялся над моими шуточками. Интересно, он и свои сексуальные домогательства решил прекратить? В каком-то смысле даже обидно. Конечно, мой выпад в адрес Длинноносой не отличался остроумием, но это от беспомощности — я просто не знала, что ей ответить. Я долго ломала голову, как мне представлять людям свою Жизнь, однако кроме того, что его зовут Космо, — а это, скорей всего, только породит лишние вопросы, — ничего не выдумала. То есть соврать-то можно было б что угодно, у меня возникло несколько вариантов замечательно завиральных историй. Он смертельно болен, и последнее его желание — провести остаток дней рядом со мной. Он журналист, пишет статью о современной работающей женщине и в качестве объекта избрал меня. Кузен, приехал из глубинки, боязлив, но любопытен. Студент, хочет поднабраться опыта. Старинный умалишенный друг, выпущен из психушки развеяться на пару дней. И, что характерно, все бы поверили любой из этих блестящих версий. Вот только Жизнь ни одну из них не одобрит. Я старалась изобрести такую ложь, с которой он согласился бы, но в глубине души понимала, что это, увы, безнадежно.
   
Эдна выручила меня, избавив от ненужных расспросов, недоуменных взглядов и обескураженно поднятых бровей, позвав к себе в кабинет, где меня, вероятно, ожидает все то же самое, но хотя бы один на один. Проходя мимо сослуживцев, я одарила их извиняющейся улыбкой, дескать, простите, что вынуждена вас оставить. У дверей Эдны я притормозила и еле слышно спросила у него:
   
— Ты меня здесь подождешь?
   
— Нет, я пойду с тобой, — не понижая голоса ответил он, и у меня пропала охота обсуждать это дальше.
   
Я прошла в кабинет и села за круглый стол у окна. Рядом, на полке, в тонкой высокой вазе стоит искусственная белая роза, а на столе у Эдны лежит томик «Улисса». И то и другое меня раздражает — я не люблю искусственные цветы и сильно подозреваю, что Эдна никогда не читала роман Джойса, а держит его напоказ для самоутверждения. Она посмотрела на мою Жизнь:
   
— Здравствуйте.
   
Что подразумевало: «А вы кто такой»?
   
— Госпожа Ларсон, меня зовут… — он покосился на меня и еле заметно усмехнулся, — Космо Браун. Вот документы, подтверждающие, что я могу неотлучно находиться при Люси Силчестер, за подписью нотариуса и соответствующих лиц. Вы можете быть уверены, что я никогда не воспользуюсь информацией о вашей компании, которая станет мне известна в ходе нашей беседы, но любыми сведениями, касающимися лично Люси, я волен распоряжаться по своему усмотрению.
   
Она взяла у него бумаги, прочитала их, и лицо ее выразило полное понимание.
   
— Прошу вас, мистер Браун, садитесь.
   
— Пожалуйста, зовите меня Космо, — улыбнулся он. Камешек в мой огород.
   
Глядя на него, она проговорила:
   
— Разговор пойдет о том, что произошло во вторник. Уверена, вы в курсе инцидента со Стивеном Робертсом.
   
Жизнь кивнул.
   
— Простите, вам непременно надо обращаться к нему, если речь идет обо мне? — Я посмотрела на Жизнь: — Это обязательно?
   
— Миз Ларсон может смотреть, куда ей угодно.
   
— Но не обязательно на тебя, так?
   
— Нет, не обязательно.
   
Я посмотрела на Эдну.
   
— Вы можете говорить непосредственно со мной.
   
— Спасибо, Люси. Так, о чем я? — И она снова перевела взгляд на Жизнь. — Да, собрались мы не для того, чтобы обсуждать то, что случилось со Стивом, хотя, если у Люси есть причины для недовольства, а я, честно сказать, не удивилась бы этому, она может изложить их мне, как своему непосредственному руководителю, а я, в свою очередь…
   
— Э-э, прошу заметить, я здесь. Вам нет нужды говорить так, будто меня тут нет.
   
Она вперила в меня холодный, неодобрительный взгляд, и я пожалела, что она перестала смотреть на Жизнь.
   
— Мы собрались, чтобы обсудить факты, обнаружившиеся во вторник, а именно тот факт, что вы не знаете испанский.
   
— Я знаю испанский. Но я была в шоке. На меня нацелили пистолет, и я совершенно перестала соображать.
   
Эдна с облегчением вздохнула и наконец смягчилась.
   
— Люси, я ровно так и думала. Господи, да я сама с трудом могла вспомнить, как меня зовут! Мне просто нужно было убедиться, понимаете, я же должна официально во всем…
   
— Извините, позвольте, я вас перебью? — встрял он.
   
Я вытаращилась на него.
   
— Я не думаю, что он может вмешиваться. Эдна, разве он имеет право? Он находится здесь как наблюдатель и не должен участвовать в каких-либо…
   
— Да-да, я имею полное право, — заверил он меня. — И я хотел бы сказать, что Люси не знает испанский.
   
У меня отвисла челюсть. Эдна так широко раскрыла глаза, что приобрела окончательное сходство с рыбой.
   
— Простите, вы сказали «знает» или «не знает»?
   
— Подтверждаю, я сказал «не знает». — Он произнес это громко и внятно. — Люси не-зна-ет испанского. Она, — он указал на меня, чтобы кто-нибудь по ошибке не подумал, будто речь идет об искусственной белой розе, — не в состоянии говорить по-испански. Я вижу, вы рискуете снова впасть в заблуждение на этот счет, и решил вмешаться, чтобы внести ясность.
   
И он посмотрел на меня, как бы спрашивая: «Ну что, ловко я справился»?
   
Я утратила дар речи. Моя жизнь нанесла мне предательский удар в спину. На мгновение Эдна тоже утратила дар речи, но очень быстро обрела его вновь. Разговаривала она при этом с ним, а не со мной.
   
— Космо, я полагаю, вы сознаете, что дело очень серьезное.
   
У меня на лбу выступили капельки пота.
   
— Безусловно, — согласился он.
   
— Люси работает у нас в должности ведущего переводчика инструкций к бытовой технике вот уже два с половиной года, и все это время ее незнание языка подвергало угрозе жизнь покупателей, а компанию — риску уголовной ответственности. Господи, да кто же делал эти переводы? Они хотя бы грамотные? Со словарем?
   
— Их делал носитель языка, блестяще владеющий испанским, и ее переводы безупречны, — быстро вставила я.
   
— Ну, этого ты на самом деле знать не можешь, — сказал Жизнь. Еще один удар мне в спину.
   
— Ни одной жалобы не поступило, — возразила я.
   
— Да, это так, — признала Эдна, и он тоже согласился. — И кто же эта женщина, которая за вас переводила? — потрясенно спросила Эдна.
   
— Она очень уважаемый человек, блестяще владеет…
   
— Ты уже это говорила, — перебил Жизнь.
   
— …испанским, занимается бизнесом, — тем не менее продолжила я. — Это скорее субподряд, нежели мошенничество — пусть никто не произнес это слово, но, похоже, именно в этом меня и обвиняют. — Я обрела некоторую уверенность в себе. — Послушай, ты в курсе, остальные языки я знаю в совершенстве, это чистая правда, скажи ей.
   
Я выжидающе смотрела на него, но он развел руками:
   
— Не думаю, что такова моя роль здесь.
   
Вот гад.
   
— Прошу вас, если это возможно, дайте мне шанс сохранить работу. Квентин мог бы взять на себя испанские переводы, все осталось бы между нами, но на абсолютно законных основаниях, и беспокоиться не о чем. Я очень извиняюсь, что не сказала всю правду…
   
— Что солгала, — уточнил Жизнь.
   
— …не сказала всю правду.
   
— Солгала, — повторил он. — Ты лгала.
   
— Слушайте, да кто ж не привирает в своем резюме? — не выдержав, фыркнула я. — Все так делают. Спросите любого, и он признается, что когда-нибудь да приукрасил правду. Держу пари, вы тоже. — Я поглядела на Эдну. — Вы говорите, что работали в «Глобал Максимум» четыре года, но всем известно, что только два, причем половину срока — помощником управляющего, а вовсе не топ-менеджером.
   
Эдна изумленно воззрилась на меня, а я, поняв, что натворила, — на нее.
   
— Но это же не значит, что вы солгали, нет, вы просто немного приукрасили факты, и это никак не связано с тем, что вы можете, или я могу…
   
— Что ж, полагаю, мы услышали вполне достаточно. — Эдна устало помассировала виски. — Я собираюсь сообщить об этом вышестоящему начальству.
   
— Нет, прошу вас, не делайте этого. — Я схватила ее за руку. — Пожалуйста, не надо. Поймите, волноваться не из-за чего. Вы же знаете, что юристы не пропустили бы ни одной инструкции, если бы она не была точна на сто процентов. Каждое слово проверяется на всех уровнях, и я не последняя инстанция. Так что вам ровным счетом ничего не угрожает, а если бы что-то и било не так, то вы ни при чем, ведь вы ничего не знали. Никто не знал.
   
— Квентин знал? — спросила она.
   
— Почему вы спрашиваете? — нахмурилась я.
   
— Просто скажите мне правду, Люси. Квентин знал, не так ли?
   
— Никто не знал. Никто.
   
— Но он узнал во вторник, когда Стив велел вам переводить, а вы не смогли.
   
— Я думаю, тогда узнали все, ведь было понятно, что я не могу сказать ни слова.
   
— Боюсь, вы опять лжете, — заявила она.
   
— Нет. Правда нет. Я не до конца уверена, возможно, Квентин догадался чуть раньше, когда я…
   
Она покачала головой:
   
— Господи, Люси, сколько можно вытягивать из вас правду? В общем, я…
   
— Нет, нет, дайте мне объяснить, — перебила я. — Он догадался всего на пару минут раньше, когда я переводила Агусто Фернандеса.
   
Она уже толком меня не слушала.
   
— Я просто не знаю. Не знаю, чему можно верить, чему нет. Вы меня так удивили, Люси, честно говоря, из всех них, — она кивнула на соседнюю комнату, — из всех них менее всего я ожидала от вас… — она зачем-то поправила стопку бумаг на столе, — в общем, вы меня огорошили. Но в свое время, — она посмотрела на Жизнь, — я была так же изумлена, когда моя сестра оказалась в похожей, — она помялась, подыскивая верное слово, — досадной ситуации.
   
Он кивнул, точно у них была общая тайна.
   
Эдна вздохнула.
   
— Квентин знал — Квентин не знал, вы не слишком убедительны и внятны в этом вопросе.
   
— Нет-нет, я полностью уверена, прошу вас…
   
— Думаю, мы и так потратили массу времени. Почему бы вам не пойти и не присоединиться к остальным, Люси? А я постараюсь спокойно обдумать создавшееся положение. Спасибо, Люси. И вам, Космо.
   
Она пожала нам обоим руки, после чего я немедленно была выдворена из кабинета. В полном ошеломлении я пошла к своему столу и плюхнулась в кресло. Жизнь последовал за мной, сел за соседний свободный стол и, глядя в противоположную сторону, забарабанил пальцами по коленке.
   
— Итак, что мне сделать? Отксерить что-нибудь? — поинтересовался он.
   
— У меня в голове не укладывается, как ты мог так со мной поступить. Как только у тебя наглости хватило! А еще распинался, что мы вместе, мы заодно. Лапшу мне на уши вешал, чтобы выставить потом полной идиоткой.
   
От гнева я говорила все громче, и на нас начали оборачиваться.
   
— Все, я пошла курить, — сказала я и, высоко задрав подбородок, вышла из комнаты под пристальными взглядами остальных.
   
Уже выходя в коридор, я услышала, как он громко пояснил:
   
— Она не курит. Притворяется, чтобы уходить на перекур.
   
Надеюсь, они подпрыгнули, когда я с силой хлопнула дверью.
  
  
   
    
Глава тринадцатая
   
   
Я стояла на пожарной лестнице, в тайном курительном убежище номер три — мы облюбовали это место после провала явки номер один в аварийном туалете и номер два в комнате, где уборщицы хранят свои причиндалы. Рядом курили мужчина и женщина, но они были не вместе, и мы пускали дым молча. Это вам не курилка в пабе или в клубе, где все болтают, объединенные радостным оживлением. Здесь занимаются делом, и пришли мы сюда, влекомые, помимо желания утолить никотиновый голод, жаждой тишины. Желанием хоть на пять минут избавиться от работы и тягостного взаимодействия с идиотами. По крайней мере, с теми, кого мы считаем идиотами, потому что они не умеют читать мысли, и нам приходится терпеливо и настойчиво повторять им очевидные вещи, вместо того чтобы терпеливо и настойчиво колотить их лбом об стену. Здесь нет нужды притворяться и изображать вежливую заинтересованность, а можно наглухо закрыться в себе, откровенно игнорируя друг друга, и наслаждаться обособленностью, отрешенно вдыхая и выдыхая дым.
   
Вот только я не могла отрешиться от своих мыслей. И не курила.
   
Дверь позади меня открылась, но я не повернулась, чтобы узнать, кто там. Мне абсолютно наплевать, пусть бы нас пришли повязать с поличным. Еще одно мелкое преступление в моем криминальном досье, ну и что. Зато двум другим было не все равно, и они торопливо спрятали сигареты за спину, забыв, что предательский дымок выдает их с головой. Они не выказали тревоги, но и не полностью расслабились, значит, вновь прибывший к начальству отношения не имеет, но им незнаком. Мужчина сделал последнюю глубокую затяжку, затушил сигарету и быстро ушел. Женщина осталась, но окинула незнакомца внимательным взглядом, как незадолго до того и меня, когда я к ним присоединилась. Я по-прежнему смотрела в стену, мне не важно было, кто это, да к тому же я и так знала.
   
— Привет. — Он встал рядом, так близко, что наши плечи соприкоснулись.
   
— Я с тобой не разговариваю, — сказала я, не отрывая глаз от стены.
   
Женщина почуяла нечто пикантное, прищурила светло-голубые глаза и безразлично выпустила дым в потолок.
   
— Я тебя предупреждал, что будет тяжелее, чем ты думаешь, — мягко заметил он. — Ну ничего, мы своего добьемся.
   
— Да. Видимо, прямо сегодня. — Я обернулась к голубоглазой: — Простите, можно у вас сигарету одолжить?
   
— Она имеет в виду «взять», потому что вернуть обратно выкуренную сигарету невозможно, — кретинически пояснил Жизнь.
   
Голубоглазая посмотрела на меня так, точно ей проще любимую бабушку продать на аукционе, но сигарету дала — так поступают все воспитанные люди, даже если они жадные сволочи.
   
Я прикурила и закашлялась.
   
— Ты не куришь, — констатировал он.
   
Я затянулась, чтобы выпустить дым ему в физиономию, и тут же закашлялась снова.
   
— Ты просто скажи мне, что тебя так рассердило.
   
— Что? — Я наконец повернулась к нему. — Ты слабоумный? Тебе отлично известно что. Ты выставил меня идиоткой. Я себя чувствовала как… как…
   
— Случайно, не как лгунья?
   
— Слушай, у меня был план. Все было продумано. А от тебя требовалось сидеть и помалкивать, как ты и обещал.
   
— Никогда такого не обещал.