1 2 3 4 5 
– Да, сэр.
– Какая прекрасная мысль.
Бодряк надеялся, что Морковка не заметит растрепанный мяч, который он затолкал за ящик. Это было слишком разорительно.
Он оставил их вдвоем и вышел во внешний мир.
Там стало еще больше флагов. Люди выстраивались в шеренги вдоль главной улицы, хотя оставалось еще долго ждать. По-прежнему было очень удручающе.
Он ощутил прилив аппетита, требовавшего для своего утоления сделать глоток или пару. Он направился завтракать в кафе Харги, по многолетней привычке, где его ожидал еще один неприятный сюрприз. Обычно единственным украшением там был жилет Притворщика Харги, а пища была достаточно сытной для холодного утра, все калории, жиры и протеины, а возможно и витамины тихо плакали, потому что там было пусто. Но сейчас кропотливо сделанные ленты бумажного серпантина перекрещивали комнату, и его встретили раскрашенным цветными карандашами меню, в котором слова «Коронация» и «Королевский» встречались где угодно на каждой криво написанной строке.
Бодряк устало указал на заголовок меню.
– Что это такое? – сказал он.
Харга посмотрел на меню. Они были одни в кафе, с изрядно засаленными стенами.
– Тут говорится «Для Королевской Встречи», капитан, – гордо сказал он.
– Что это означает?
Харга почесал голову поварешкой.
– Это означает, – сказал он, – что если король придет сюда, то ему это понравится.
– Вы не считаете, что это не слишком аристократично, если я здесь позавтракаю? – сказал Бодряк, и заказал ломтик плебейского поджаренного хлеба и пролетарский бифштекс, жарящийся с таким количеством крови, что можно было услышать, как тот трещит на сковороде. Бодряк кушал за стойкой.
Непонятный скрежет оторвал его от мыслей.
– Что вы делаете? – сказал он.
Харга бросил виноватый взгляд со своего рабочего места за стойкой.
– Ничего, капитан, – сказал он.
Он пытался спрятать улики позади себя, когда Бодряк бросил взгляд на украшенную резьбой стойку.
– Давайте, Притворщик. Вы можете мне это показать.
– Я только соскребал старый жир со сковороды, – пробормотал он.
– Я вижу. Как давно мы знакомы друг с другом, Притворщик? – сказал Бодряк, с ужасающей добротой.
– Сотню лет, капитан, – сказал Харга. – Вы приходите сюда почти каждый день, постоянно. Вы один из самых лучших моих клиентов.
Бодряк перегнулся через стойку, так что его нос оказался на одном уровне с расквашенной розовой штукой посреди лица Харги.
– И все это время вы даже не меняли жир? – предположил он.
Харга попытался отступить.
– Ну…
– Он как друг для меня, этот старый жир, – сказал Бодряк. – Эти маленькие черные точечки, я вырос на любви и понимании их. Это же само по себе объеденье. А вы отчищаете кофейник от грязи, разве не так. Я вам поясню. Это кофе, как любовь-в-каноэ, я такого никогда в жизни не пробовал. У него же совершенно другой вкус.
– Что ж, думаю, было время…
– Для чего?
Харга позволил своим пухлым пальцам выпустить сковороду.
– Ну, я подумал, что если король ненароком зайдет в…
– Вы все сошли с ума!
– Но, капитан…
Указующий перст Бодряка сам по себе уткнулся во вторую пуговицу на дорогом жилете Харги.
– Вы даже не знаете имени негодного парнишки! – закричал он.
Харга оправился от нападения.
– Я знаю, капитан, – заикаясь, сказал он. – Конечно знаю. Я же видел его на лозунгах и украшениях. Его зовут Виват Король.
Очень мягко, качая головой в отчаянии, рыдая в глубине души над вселенским раболепием человечества, Бодряк позволил ему уйти.
* * *
Совсем в другом времени и пространстве Библиотекарь закончил чтение. Он дочитал текст до конца. Не до конца книги – книга была слишком велика. Хотя она обгорела до почти полной неразборчивости.
И не эти последние не обгоревшие страницы, которые было так легко читать. У автора тряслись руки, он писал быстро и наставил много клякс. Но Библиотекарю приходилось биться с еще более ужасными текстами в некоторых наихудших книгах, переплетов которых он касался, слова, пытавшиеся прочитать вас так же, как вы читаете их, слова, корчившиеся на странице. По крайней мере эти слова совсем были на них похожи. Эти были словами человека, боящегося за свою жизнь. Человека, пишущего грозное предупреждение.
Там была страница, почти сразу после обгоревшего раздела, которая бросилась в глаза Библиотекарю. Он сел и изучал ее некоторое время.
Затем он опять уставился в темноту.
Это была его темнота. Он засыпал где-то здесь. И где-то здесь вор направлялся к этому месту, чтобы стащить эту книгу. А затем кто-то мог прочитать ее, прочитать эти слова и проделать тем или другим способом.
У него чесались руки.
Все, что ему нужно было сделать, всего лишь спрятать книгу, или упасть на голову вора и открутить ее за уши.
Он опять вгляделся в темноту…
Но это могло вмешаться в курс истории. Ужасающие события могут происходить. Библиотекарь знал все о подобных событиях, это было частью того, что он должен был знать, перед тем как вам позволят находиться в L-пространстве. Ему довелось видеть картинки в древних книгах. Время могло разветвляться, как пара штанов. Вы могли завершить свою жизнь в совсем не той штанине, прожив жизнь, которая должна была случиться в первой штанине, говорить с людьми, которых не было в вашей штанине, проходить сквозь стены, которых на самом деле там не было. Жизнь могла оказаться невыносимой в неподходящих штанах Времени.
Кроме того это было против правил Библиотекаря[20]. Собравшись вместе Библиотекари Времени и Пространства могли бы без сомнения кое-что рассказать об этом, если бы он начал возиться с причинностью.
Он аккуратно закрыл книгу и засунул ее назад на полку. Затем он начал легко перепрыгивать с одного книжного шкафа на другой, пока не добрался до двери. Тут он на миг остановился и посмотрел на свое собственное спящее тело. Возможно, он удивился, слегка, так или иначе разбудил себя, немного поболтал, рассказав самому себе, что у него есть друзья и не стоит беспокоиться. Он должен был решать с этим. Вы могли доставить себе кучу неприятностей именно так, а не иначе.
Вместо этого он выскользнул в дверь, притаился в тени, а затем проследовал за вором, схватившим книгу, ждал около грозного портала под дождем, пока Освещающие Братья не проведут встречу, а затем, когда последний из братьев покинул зал, проследил за ним до его дома, и сам себе что-то бормотал, испытывая антропоидное удивление…
А затем бегом отправился в Библиотеку и коварным дорожкам в L-пространстве.

С раннего утра улицы были забиты народом, Бодряк вычел у Валета дневное жалованье за размахивание флагом, и над Подворьем зависла атмосфера острой неприязни и уныния, подобно черному облаку с пробивающимися изредка лучиками солнца.
– Подняться на высокое место, – бормотал Валет. – Легко сказать.
– У меня будет возможность увидеть шеренги людей вдоль улиц, – сказал Двоеточие. – Мне достался прекрасный вид.
– Прошлой ночью вы собирались рассказать о привилегиях и правах человека, – тоном обвинителя сказал Валет.
– Что ж, верно, одной из привилегий и прав этого человека является получение прекрасного вида, – сказал сержант. – Это все, что я могу сказать.
– Я никогда не видел капитана таким невыносимым, – сказал Валет. – Предпочел бы, чтобы он был пьяным. Убежден, что он…
– Знаете, я думаю, что Эррол на самом деле болен, – сказал Морковка.
Все повернулись к фруктовой корзине.
– Он очень горячий. И его шкура так и блестит.
– Какая нормальная температура дракона? – спросил Двоеточие.
– Да-а. Как ты собираешься узнать? – сказал Валет.
– Думаю, что нам стоит попросить леди Рэмкин осмотреть его, – сказал Морковка. – Она знает все об этих созданиях.
– Нет, она готовится к коронации. Нам нельзя ее беспокоить, – сказал Двоеточие. Он протянул руку, коснувшись к трепещущим бокам Эррола. – У меня когда-то была собака, которая… Тьфу! Это же не горячо, а кипяток!
– Я предлагал ему водички, а он даже не притронулся к ней. – Что ты делаешь с чайником, Валет?
Валет поглядел невинным взглядом.
– Я подумал, что мы могли бы выпить по чашечке чая, перед тем как уйти. Стыдно упускать…
– Убери от него чайник!
Настал полдень. Туман не рассеялся, но стал реже и приобрел бледно-желтый оттенок там, где просвечивало солнце.
Хотя пролетевшие годы превратили пост капитана Дозора в нечто убогое, это по-прежнему означало, что у Бодряка было место на официальных церемониях. Порядок следования все время менялся, а потому сейчас он занимал самый нижний ярус на шатких трибунах между магистром Товарищества Нищих и главой Гильдии Учителей. Он над этим не задумывался. Все равно это было лучше, чем на верхнем ряду, среди Убийц, Воров, Торговцев и всего прочего, что выплыло на верх общества. Он никогда не знал, о чем нужно говорить. Так или иначе, Учитель был спокойной компанией, поскольку занимался только одним – время от времени то сжимал, а то разжимал кулаки, и скулил.
– У вас что-то с шеей, капитан? – вежливо осведомился глава нищих, пока они ожидали прибытия карет.
– Что? – отвлекаясь от мыслей, сказал Бодряк.
– Вы непрестанно смотрите вверх, – сказал Нищий.
– Гм-м. Ах, да. Ничего особенного, – сказал Бодряк.
Нищий укрыл его своим бархатным плащом.
– В любом случае вам не стоит сожалеть… – он остановился, подсчитывая сумму в зависимости от общественного положения, – о трехстах долларах за банкет из двенадцати блюд, не так ли?
– Нет.
– Достаточно справедливо. Вполне, – сказал глава нищих.
Он вздохнул. Быть главой нищих не было выгодной работой. Дело было в различиях, которые действовали на вас. Нищие низшего ранга могли вести достаточно разумную жизнь на пенни, но люди стремились отвернуться от вас, когда их просили на ночлег в шестнадцатикомнатном особняке.
Бодряк завершил изучение неба.
Наверху на помосте Верховного Преосвященника Слепой Ио, который прошлой ночью с помощью замысловатого экуменического аргумента и в конечном счете с помощью палки, усеянной гвоздями, победил в борьбе за право короновать короля, приложив все усилия в подготовке к этому. У небольшого переносного жертвенного алтаря был привязан козел, мирно жевавший жвачку и, возможно, думая, в глубине своей души: «Какой я счастливый козел, что мне разрешили наблюдать за всем происходящим. Будет что рассказать козлятам».
Бодряк рассматривал расплывающиеся очертания соседних домов.
Послышавшиеся вдали приветственные крики подтвердили, что церемониальная процессия в пути.
Началась суматоха и потасовка вокруг помоста, когда Обычный начал тормошить слуг, раскатывавших вниз по ступенькам красный ковер.
Напротив на площади, среди рядов поблекшей аристократии Анк-Морпорка, стало заметно, склонившись вперед, лицо леди Рэмкин.
Вокруг трона, который был сооружен на скорую руку из дерева и золотой фольги, толпа божеств меньшего ранга, некоторые из них с ранениями головы, заняла исходную позицию.
Бодряк сдвинулся на своем сиденьи, прислушиваясь к ударам своего сердца, и уставился на дымку над рекой…
…и увидел крылья.

Дорогие Мама и Папа! – писал Морковка в промежутках между добросовестным разглядыванием тумана. – Городу суждена коронация, которая сложнее, чем дома, а также я сейчас нахожусь на Дневном дежурстве. Как жаль, потому что я собирался посмотреть Коронацию с Мятой, но не стоит слишком сожалеть. Мне нужно сейчас идти, потому что в любую минуту мы ожидаем дракона, хотя на самом деле он не существует.
Ваш любящий сын Морковка.
P.S. Может попозже вы повидаете Мяту?

– Вы идиот!
– Простите, – сказал Бодряк. – Простите.
Люди усаживались на свои места, большинство из них яростно поглядывало на Бодряка. Обычный от ярости побелел.
– Как могли вы оказаться столь глупым? – неистовствовал он.
Бодряк разглядывал собственные пальцы.
– Я думал, что увидел… – начал он.
– Это был ворон! Вы знаете, что такое вороны? В городе их должно быть сотни!
– В тумане, поймите, истинный размер очень трудно… – пробормотал Бодряк.
– А бедный Магистр Приветливый, вы должны были знать, как действует на него громкий шум! – Главу Гильдии Учителей добрые люди вынуждены были увести прочь.
– Орать подобным образом! – продолжал Обычный.
– Послушайте, я же сказал, что извиняюсь! Это была досадная ошибка!
– Я должен был остановить процессию!
Бодряк не сказал ничего. Он чувствовал взгляды сотен возмущенных, недовольных глаз.
– Ну, – пробормотал он. – Может, мне стоит уйти на Подворье…
У Обычного сузились от ярости глаза.
– Нет, – прикрикнул он. – Но вы можете идти домой, если вам так угодно. Или куда угодно будет вашей фантазии. Отдайте мне ваш значок.
– Э-э?
Обычный протянул руку.
– Ваш значок, – повторил он.
– Мой значок?
– Именно так я сказал. Я хочу избавить вас от неприятностей.
Бодряк с удивлением смотрел на него.
– Но ведь это мой значок!
– А вы собираетесь отдать его мне, – сурово сказал Обычный. – По приказу короля.
– Что вы имеете в виду? Он же ничего не знает! – Бодряк услышал в своем голосе визгливые нотки.
Обычный нахмурился.
– Но он узнает, – сказал он. – И я полагаю, что он не будет испытывать трудности с назначением преемника.
Бодряк медленно отцепил кружок из красной меди, взвесил его на руке, а затем без слов передал его Обычному.
На миг он подумывал просить о прощении, но что-то в душе восстало против этого. Он повернулся и побрел расталкивая людей.
Вот так оно обернулось.
Все так просто. После половины жизни, отданной службе. Больше не будет Городского Дозора. Гм-м. Бодряк с досадой ударил ногой в мостовую. Теперь это будет Королевская Гвардия.
С перьями на своих чертовых шлемах.
С него хватит. Все равно это неправильная жизнь, в Дозоре. Вы не встречаетесь с людьми при нормальных обстоятельствах. Должны быть сотни других вещей, которые он мог бы делать, и если он достаточно подумает над этим, то сможет вспомнить, какие именно.
Подворье Псевдополиса было в стороне следования процессии, и когда он добрался до Дома Дозора, то мог слышать приветственные крики где-то вдали над крышами. Над всем городом раздавались удары в гонг в храме.
Сейчас они звонят в гонги, подумал Бодряк, но вскоре они будут – непременно будут – они будут не звонить в гонги. Афоризм так себе, подумал он, но он может над ним поработать. Сейчас у него было достаточно времени.
Бодряк заметил грязь.
Эррол опять начал есть. Он слопал большую часть стола, решетку, корзинку для угля, бесчисленное количество ламп и повизгивающего резинового бегемота. Сейчас он опять устроился спать в своем ящике, шкура дыбом, и повизгивая во сне.
– Ты наделал порядочную грязь, – загадочно сказал Бодряк.
Теперь по крайней мере он не должен ее убирать.
Он открыл в столе ящик.
Кто-то уже здесь побывал. Все что осталось – несколько осколков стекла.
* * *
Сержант Двоеточие взобрался на парапет вокруг Храма Маленьких Богов. Он был слишком стар для подобных приключений. Он с охотой присоединился бы к колокольному звону, а не сидеть наверху и ожидать дракона, чтобы его выследить.
Он отдышался, а затем всмотрелся в туман.
– Кто-нибудь еще есть здесь наверху? – прошептал он.
Голос Морковки звучал безжизненно и невыразительно в сгустившемся мраке.
– Я здесь, сержант, – сказал он.
– Я только проверил, что вы еще здесь, – сказал Двоеточие.
– Я все еще здесь, – услужливо сказал Морковка.
Двоеточие присоединился к нему.
– Только проверил, что вы не исчезли, – сказал он, пытаясь улыбнуться.
– Я не исчезал, – сказал Морковка.
– Да-да, – сказал Двоеточие. – Верно.
Он постучал пальцами по каменному парапету, ощущая, что должен сделать свою позицию совершенно ясной.
– Только проверил, – повторил он. – Поймите, это часть моих обязанностей. Совершать обходы. Совсем не потому, что я боюсь находиться в одиночестве наверху на крыше, понимаете. Здесь сгущается туман, не так ли?
– Да, сержант.
– Все в порядке? – приглушенный голос Валета донесся сквозь густой туман, быстро следуя за своим владельцем.
– Да, капрал, – сказал Морковка.
– Что вы делаете здесь наверху? – спросил Двоеточие.
– Я просто поднялся, чтобы проверить, все ли с младшим констеблем Морковкой в порядке, – невинным голосом сказал Валет. – А что вы делаете, сержант?
– С нами все, все в порядке, – просияв от радости, сказал Морковка. – Все хорошо, правда-правда.
Два унтер-офицера с трудом сблизились, избегая глядеть друг на друга. Казалось, что им предстоит дальний путь к своим постам, минуя влажные, туманные, а более всего, разоблачающие крыши.
Двоеточие принял руководящее решение.
– Бог с ним, – сказал он, отыскав обломок статуи, чтобы присесть. Валет облокотился о парапет и достал откуда-то из-за уха, как из неописуемой пепельницы, потухший окурок.
– Слышно, как проходит процессия, – заметил он.
Двоеточие набил трубку и чиркнул спичкой о камень рядом с собой.
– Если этот дракон жив, – сказал он, выпуская клуб дыма и превращая клочок тумана в дым, – то доложу я вам, что ему придется убираться к чертям отсюда. Город – это совсем неподходящее место для драконов, – добавил он тоном человека, проделавшего большую работу, чтобы убедить самого себя. – Помяните мои слова, если он не улетит куда-нибудь, где масса высоких гор и есть чем поживиться.
– Вы полагаете, это место похоже на город? – спросил Морковка.
– Заткнись, – в унисон ответили оба унтер-офицера.
– Швырните нам спички, сержант, – сказал Валет.
Двоеточие протянул пачку злых, с желтой головкой люциферов[21]. Валет чиркнул одной спичкой, которая незамедлительно потухла. Клочья тумана проплывали мимо него.
– Поднимается ветер, – заметил он.
– Хорошо. Терпеть не могу этот туман, – сказал Двоеточие. – Что я сказал?
– Вы сказали, что дракон будет находиться вдалеке отсюда в сотнях миль, – подсказал Валет.
– Да. Верно. Это выглядит разумным, не так ли? Полагаю, что не стал бы обретаться поблизости, если бы я мог улететь куда-нибудь. Если бы я мог летать, то не сидел бы на чертовой старой статуе. Если бы я мог летать, то…
– Какой статуе? – спросил Валет, чуть не проглотив сигарету.
– Вот этой, – сказал Двоеточие, стуча по камню. – И не пытайтесь давать мне советы, Валет. Вы знаете, что на крыше храма Маленьких Богов сотни старых заплесневевших статуй.
– Нет, не знаю, – сказал Валет. – Я только знаю, что в прошлом месяце все повалилось, когда они перекрывали крыши. Это же просто крыша, купол и все, что на них стоит. Вы должны замечать подобные маленькие штучки, – добавил он, – когда проводите расследование.
В тишине они следили за сержантом Двоеточие, осматривавшим камень, на котором он сидел. Статуя имела пирамидальную форму, чешую, и какой-то неописуемый хвост. Затем сержант измерил шагами ее длину и нырнул во внезапно сгустившийся туман.
На куполе храма Маленьких Богов дракон поднял голову, зевнул и расправил крылья.
Расправить крылья было совсем нелегко. Этот процесс протекал достаточно долго, некий сложный биологический механизм из ребер и складок, скользящих по отдельности. Затем, с расправленными крыльями, дракон зевнул, подошел к краю крыши и взмыл в воздух.
Через миг на краю парапета появилась рука, шарившая вокруг в поиске опоры и наконец обретя ее.
Раздалось пыхтенье и вздохи. На крышу влез Двоеточие и втащил за собой товарищей. Они лежали, распростершись навзничь, отдыхая. Морковка осмотрел царапины, которые оставили в крыше когти дракона. Трудно было подобное не заметить.
– Не лучше ли, – отдуваясь, сказал он, – не лучше ли предупредить людей?
Двоеточие прополз вперед, пока не смог увидеть открывавшуюся панораму города.
– Думаю, что не стоит никого беспокоить, – сказал он. – Как мне кажется, они вскоре сами об этом узнают.

Верховный Преосвященник Слепой Ио запнулся, произнося слова. Насколько он мог припомнить, в Анк-Морпорке никогда не проводилась служба официальной коронации. Старым королям было достаточно произнести несколько слов, вроде: «Мы получаем корону, веруя в Бога, и убьем каждого сукиного сына, кто посмеет ее отобрать, именем повелителя Гарри». В отличие от прочих клятв, эта была слишком коротка. Он провел много времени, пытаясь сочинить что-нибудь подлиннее и более соответствующее духу времени, но с большим трудом смог ее запомнить.
Он отталкивал от себя козла, проявлявшего к нему миролюбивый интерес.
– Убирайтесь с козлом! – прошипел Обычный, стоя позади трона.
– Все как в старые добрые времена, – в ответ прошипел верховный преосвященник. – Хотел бы вам заметить, что это коронация. Вы могли бы проявить большее уважение.
– Без сомнения я проявляю уважение! А сейчас убирайтесь прочь…
Раздался крик, где-то справа. Обычный бросил взгляд в толпу.
– Это та самая леди Рэмкин, – сказал он. – Что там с ней?
Стоявшие вокруг нее люди возбужденно забормотали. Пальцы указывали в одном направлении, как маленький лес из падающих деревьев. Раздались два или три истошных выкрика, и толпа отхлынула подобно отливу.
Обычный бросил взгляд вдоль улицы Маленьких Богов.
Это был не ворон. В этот раз все обстояло иначе.
Дракон летел медленно, всего в нескольких футах над землей, крылья изящно загребали воздух.
Флаги, перекрещивающие улицу, зацепились за чудовище, хлопая как гигантская паутина, обвисая на его спинных пластинках и простираясь вдоль его хвоста.
Он летел с гордо расправленной головой и шеей, гигантское тело плыло как баржа. Люди на улице кричали и отталкивали друг друга, ища спасения в подворотнях. Он не уделял им и толики внимания.
Он должен был бы реветь, но были слышны только мерные шлепки крыльев и хлопанье стягов.
Он должен был бы начать реветь. Совсем не так, не медленно и осторожно, давая ужасу время созреть. Он должен был стать угрожающим. Ничего не прощающим.
Он должен был бы начать реветь, а не аккуратно лететь под аккомпанемент трепещущих на ветру флагов.

Бодряк открыл еще один ящик в столе, рассматривая лежащие там бумаги. Там было так мало того, что он по праву мог назвать своей собственностью. Оборванная коробка из под сахара напомнила ему, что он должен шесть пенсов Чайной Китти.
Непостижимо. Он еще не был зол. Разумеется, позже он начнет злиться. К вечеру он будет в ярости. Пьяный и разъяренный. Но пока еще не злой. Совсем не злой. В это не стоило слишком погружаться, но, увы, он знал, что должен пройти сквозь все формальности, предохраняясь тем самым от мыслей.
Эррол, как улитка, покрутился в своем ящике, поднял голову и захныкал.
– Что случилось, мальчик? – наклоняясь, спросил Бодряк. – Расстройство желудка?
Шкура дракона ходила ходуном, как будто внутри работал машиностроительный завод. В «Заболеваниях Драконов» ничего об этом не говорилось. Из вздувшегося живота доносились звуки, напоминавшие далекую и сложную войну в зоне землетрясения.
Без сомнения, с ним было не в порядке. Сибил Рэмкин говорила, что необходимо уделять огромное внимание драконьей диете, ибо даже малейшее расстройство желудка может украсить стены и потолок жалкими остатками чешуйчатой шкуры. Но ведь недавно, несколько дней назад… но тогда была холодная пицца, и ужасные окурки после Валета, в общем и целом Эррол питался тем, что ему более или менее нравилось. Впрочем, это было все, что угодно, судя по комнате. Не беспокоясь о содержимом нижнего ящика.
– Мы ведь хорошо за тобой присматриваем, правда? – сказал Бодряк. – Заботимся как о щенке, верно. – Он удивился, какой странный звук издал резиновый бегемот, когда его переваривали.
Бодряк с трудом осознал, что приветственные крики превратились в истошные вопли.
Он еще раз взглянул на Эррола, а затем удивительно зло улыбнулся и встал.
Слышны были панические выкрики бегущей толпы.
Он водрузил на голову помятый шлем и задорно пристукнул по нему. Затем, мурлыкая какую-то сумасшедшую песенку, он бодрой походкой вышел из здания.
Эррол еще какой-то миг оставался в неподвижности, а затем с большим трудом наполовину вылез, наполовину выкатился из ящика. Странные сообщения приходили из той части мозга, которая отвечает за пищеварительную систему. Она требовала определенных действий, которым он не мог дать имени. К счастью он мог их выразить весьма детально сложным рецепторам своих громадных ноздрей. Они разгорелись, подвергая воздух комнаты тщательной проверке. Его треугольная голова повернулась в нужном направлении.
Он прополз по полу и начал есть, с видимыми признаками наслаждения, банку полировки для доспехов, принадлежавшую Морковке.
* * *
Люди неслись потоком мимо Бодряка, когда он пробирался по улице Маленьких Богов. В воздух поднимался дым, доносившийся с Площади Разбитых Лун.
Дракон сидел на корточках посреди площади, на остатках от коронационных подмостков. Он самодовольно посматривал вокруг.
Там не было видно ни малейших признаков трона, ни его владельца, хотя вполне возможно, что тщательное судебное исследование маленькой кучки древесного угля, валявшейся среди обгорелых обломков, могло дать подсказку.
Бодряк вцепился в фонтан, пока толпа не пронеслась мимо в паническом бегстве. Каждая улица, ведущая с площади, была забита сражающимися телами. Бодряк заметил, что при этом не доносилось ни капельки шума. Люди не тратили свое дыхание на дополнительные выкрики. Это было простая твердая, смертельная решительность очутиться где-нибудь в другом месте.
Дракон расправил крылья и горделиво ими взмахнул. Люди, стоявшие позади, восприняли это как сигнал взобраться на спины людей, стоящих перед ними, и спасаться бегством по головам.
В течение считанных секунд площадь полностью опустела, избавившись от глупцов и зевак. Даже изрядно помятые люди нашли в себе силы, чтобы поспешно доползти до ближайшего выхода.
Рядом с Бодряком маленький мальчик, немного стесняясь, размахивал флагом и кричал «Ура».
Затем все стихло.
Бодряк наклонился.
– Думаю, что тебе стоит отправиться домой, – сказал он.
Ребенок покосился на него.
– Вы Дозорный? – спросил он.
– Нет, – сказал Бодряк. – И да.
– Что случилось с королем, Дозорный?
– Э-э. Думаю, что он отправился на покой, – сказал Бодряк.
– Моя тетя сказала, что я не должен разговаривать с Дозорными, – сказал ребенок.
– Как ты думаешь, может лучше отправиться домой и рассказать ей, каким ты был послушным, а? – сказал Бодряк
– Моя тетя сказала, что если я буду шалить, то она положит меня на крышу и позовет дракона, – словоохотливо продолжал ребенок. – Моя тетя сказала, что он тебя съест всего целиком, начиная с ног, так что ты посмотришь, что может случиться.
– Почему бы тебе не отправиться домой и рассказать тете, что она действует в лучших традициях Анк-Морпорка по воспитания детей? – сказал Бодряк. – Давай. Беги.
– Он с хрустом раскусит все ваши косточки, – со счастливой улыбкой сказал ребенок. – А когда доберется до головы, то…
– Послушай, он там, наверху! – закричал Бодряк. – Громадный дракон с хрустом перекусит тебя! Марш домой немедленно!
Ребенок бросил взгляд на чудовище, рассевшееся на разбитых подмостках.
– Я никогда не видел, как кого-нибудь с хрустом перекусывают, – пояснил он.
– Убирайся или ты испытаешь мою руку на заднице, – сказал Бодряк.
Это, казалось, достигло цели. Ребенок понимающе кивнул.
– Хорошо. Могу я опять кричать ура?
– Если тебе нравится, – сказал Бодряк.
– Ура.
Это уж чересчур много для городского патрульного, подумал Бодряк. Он опять выглянул из-за фонтана.
Немедленно над ним прогромыхал голос:
– Скажите, что вам нравится, и богом клянусь, что это будет нечто замечательное.
Бодряк медленно поднял глаза вверх, пока его взгляд не уперся в верхнюю чашу фонтана.
– Как вы могли заметить, – сказала Сибил Рэмкин, выползая из-за проржавевшей статуи и появляясь перед ним, – что каждый раз, как мы встречаемся, возвращается дракон? – Она криво улыбнулась. – Это становится немного похожим на собственный мотив. Или нечто в этом роде.
– Он просто там сидит, – поспешно сказал Бодряк. – Просто осматривается. Ожидая, что произойдет.
Дракон моргнул с терпением создания юрского периода.
Дороги вне площади были запружены людьми. Инстинкт жителей Анк-Морпорка, подумал Бодряк. Убежать прочь, а затем остановиться и смотреть, не происходит ли что-нибудь интересное с другими.
В обломках, около переднего когтя дракона что-то зашевелилось, и Верховный Преосвященник Слепой Ио, шатаясь, поднялся на ноги, пыль и осколки каскадом летели из его мантии. Он все еще держал в одной руке эрзац-корону.
Бодряк наблюдал, как старый человек поднял глаза, упершись взглядом в пару горящих красных глаз в нескольких футах поодаль.
– Могут ли драконы читать мысли? – прошептал Бодряк.
– Убеждена, что понимают каждое слово, сказанное мною, – прошипела леди Рэмкин. – Ах, нет! Глупый старый дурак вручает ему корону!
– Но разве это не разумное решение? – сказал Бодряк. – Драконы любят золото. Это все равно что швырять палку собаке, не так ли?
– Бог мой, – сказала леди Рэмкин. – Он не может, понимаете. У драконов слишком чувствительная пасть.
Гигантский дракон, моргая поглядел на крошечное кольцо из золота. Затем, с чрезвычайной осторожностью, он протянул метровую лапу и выдернул из дрожащих пальцев преосвященника побрякушку.
– Что вы имеете в виду, чувствительная? – сказал Бодряк, наблюдая, как гигантская лапа медленно странствует перед длинной, лошадинообразной мордой.
– Совершенно невероятные вкусовые ощущения. Они, как бы это сказать, сильно химически ориентированы.
– Вы хотите сказать, что он может чувствовать вкус золота? – прошептал Бодряк, наблюдая, как тщательно облизывают корону.
– Ах, несомненно. И ощущать его запах.
Бодряк задумался, каковы шансы, что корона сделана из золота. Невелики, решил он. Возможно, золотая фольга, покрывающая медь. Достаточно для глупых человеческих существ. А потом он вообразил, какова могла быть чья-нибудь реакция, если бы тому предложили сахар, который превратился, как только вы положили три полные ложки в кофе, в соль.
Изящным движением дракон вытащил лапу из пасти и поймал верховного преосвященника, пытавшегося ускользнуть, ударом, который подбросил его высоко в воздух. Он закричал, взлетая вверх и попав в огромную арку разинутой пасти, и …
– Боже! – сказала леди Рэмкин.
Зрители в едином порыве застонали.
– У чудовища температура! – сказал Бодряк. – Полагаю, что ничего не осталось! Только колечко дыма!
Кто-то еще зашевелился среди развалин. Человек с трудом встал и обалдело склонился над разбитым древком.
Это был Люпин Обычный, покрытый копотью и сажей.
Бодряк видел, как тот поднял взгляд на огромные ноздри, размером с водосточную трубу.
Обычный бросился бежать. Бодряк удивился, что этот бег выглядел, как будто спиной прикоснулись, лишь на краткий миг, к чему-то, имеющему температуру плавления железа. Он мог только предполагать.
Обычный пробежал уже половину площади, как вдруг дракон метнулся вперед, с удивительным проворством для такой громадины, и схватил его. Коготь продолжал подниматься вверх, пока не воздел сопротивляющегося человека на уровень морды дракона.
Дракон, казалось, осматривал Обычного некоторое время, поворачивая его так и сяк. Затем, двигаясь на трех свободных ногах и хлопая крыльями для сохранения равновесия, он прошествовал по площади и направился к… тому, что еще недавно было Дворцом Патриция. А также Дворцом Короля.
Он игнорировал перепуганных зрителей, молча прижав их к стенам. Сводчатые ворота с поразительной легкостью поддались удару плеча. Сами же двери, высокие и обитые железом, продержались на удивление десять секунд, пока не рассыпались кучкой тлеющего пепла.
Дракон шагнул вовнутрь.
Леди Рэмкин в изумлении повернулась к Бодряку. Тот начал смеяться.
В всем этом было что-то маниакальное, в глазах у него стояли слезы, но это был смех. Он смеялся без остановки, сползая на край фонтана, выкинув вперед свои длинные ноги.
– Ура, ура, ура! – провозгласил, хихикая, он, находясь в шоковом состоянии.
– Что, черт побери, все это значит? – спросила леди Рэмкин.
– Поднимайте флаги! Ударьте в цимбалы, жарьте в набат! Мы будем короновать чудовище! Наконец у нас будет король! О-го-го!
– Вы что напились? – спросила она.
– Еще нет! – захохотал Бодряк. – Еще нет! Но обязательно напьюсь!
Он продолжал смеяться, понимая, что как только он остановится, зеленая тоска навалится на него свинцовым бременем. Но как он мог видеть, будущее, маячившее прямо перед ними…
…помимо всего прочего, было благородным. И оно не могло носить денег, и, впрочем, отвечать тоже. Но без сомнения могло кое-что сделать с другими городами Мира Диска. Например, испепелить их дотла, до самого основания.
А ведь мы сделаем это, подумал он. Это как раз в духе Анк-Морпорка. Если вы не можете побить его или подкупить, то притворитесь, что ваша идея была первой.
Виват Дракон.
Он заметил, что маленький ребенок опять появился в поле зрения. Ребенок помахал ему флагом и спросил:
– Можно мне опять покричать ура?
– Почему бы и нет? – сказал Бодряк. – Каждый может.
Из дворца доносились приглушенные звуки производимого полного разрушения…

Эррол протащил по полу ручку от метлы, держа ее в пасти, и, вереща от натуги, поднял ее вверх. После долгого визга и многочисленных фальстартов он сумел встроить ее конец между стеной и большой канистрой лампового масла.
Он на миг остановился, дыша как кузнечные меха, и толкнул канистру.
Канистра качнулась, недолго сопротивляясь, из стороны в сторону, раз или два, и затем рухнула, ударившись о булыжники. Необработанное, плохо очищенное масло хлынуло струей, разлившись черной лужей.
Огромные ноздри Эррола дернулись в предвкушении. Где-то в глубине его мозга далекие синапсы щелкнули как телеграфные ключи. Громадные потоки информации хлынули по толстому нервному пучку к его носу, неся необъяснимую информацию о тройных связях, ненасыщенных углеводородах и геометрическом изометризме. Однако, большая часть ее миновало ту маленькую часть мозга Эррола, которая использовалась для существования Эрролом.
Все, что он знал, сводилось к одному: он испытывал огромную, преогромную жажду.

Что-то важное происходило во Дворце. Время от времени раздавался треск полов или удары падающего потолка…
В своей наполненной крысами темнице, за дверью с большим количеством замков, чем в сети каналов, Патриций Анк-Морпорка, в полной темноте, лежал и улыбался.
А снаружи, в сумерках разгорались костры.
Анк-Морпорк торжествовал. Никто, правда, толком не понимал зачем, но они готовились к торжествам всю ночь, бочки были откупорены, быки были возложены на вертела, бумажная шляпа и юбилейная кружка были выданы каждому младенцу, и казалось постыдным испортить всю эту подготовку. В любом случае это был интересный день, а люди Анк-Морпорка придавали большое значение увеселениям.
– Смею заметить, – сказал один из гуляк, наполовину проглотив громадный жирный кусок полусырого мяса, – дракон, как король, может оказаться не так уж и плох. Если вы вдумаетесь в то, что я имею в виду.
– Он, без сомнения, выглядит весьма изящно, – вмешалась женщина справа, как бы проверяя высказанную мысль. – Прилизанный, вполне. Чудесный и разумный. Не неряшливый. Гордится собой в меру. – Она бросила быстрый взгляд на молодых гуляк, сидевших поодаль за столом. – Беда некоторых людей в том, что они не имеют собственной гордости.
– А это уже, разумеется, внешняя политика, – сказал третий, угощаясь ребром. – Если только вы задумаетесь над этим.
– Что вы имеете в виду?
– Дипломатия, – категорически ответил едок ребер.
Они задумались над этим. И вы могли видеть, как они поворачивают мысль и так, и сяк, размышляя над ней под другим углом зрения, в тщетной попытке понять, что, черт возьми, происходит.
– Не знаю, – медленно сказал эксперт монархических вопросов. – Полагаю, что у вашего ныне здравствующего дракона есть две возможности вести переговоры. Разве не так? Он может зажарить вас заживо, или не зажарить. Поправьте меня, если я не прав, – добавил он. – Это моя точка зрения. Полагаю, что если вы только попробуете сказать это появившемуся послу из Пересуда, сами знаете, какими заносчивыми они бывают, предположим, он говорит: мы хотим это, мы хотим то, мы хотим еще чего-то. Ну, – сказал он, улыбаясь окружающим, – а вот что мы ему скажем, заткни свой рот, иначе если не хочешь вернуться домой в горшке.
В едином порыве они попытались обдумать высказанную мысль. Она казалась вполне подходящей.
– У них есть большой флот, в Пересуде, – неуверенно сказал монархист. – Может оказаться немного опасным поджаривать дипломатов. Люди увидят кучку угольков, вернутся к себе на корабль и будут посматривать искоса.
– А тогда мы скажем, эй ты, Джонни Пересудский, если тебе не нравится, то большая ящерица под небесами изжарит принадлежащие тебе дома и землю, изрубит на куски.
– Мы что, так на самом деле сможем так сказать?
– Почему бы и нет? А затем мы скажем, посылайте побольше дани, всякого добра.
– Мне никогда они не нравились, Пересудцы, – твердо сказала женщина. – И та гадость, которую они едят! Отвратительно. Все время болтают на своем языческом наречии…

В темноте вспыхнула спичка.
Бодряк прикрыл ладошкой разгоревшееся пламя, пососал вонючий табак, швырнул спичку в сточную канаву и побрел, покидая, мокрый, весь в лужах переулок.
Ничто не угнетало его сильнее, чем собственный цинизм, но как очень часто случалось, реальная жизнь оказывалась еще более циничной.
Мы же ладили с другими парнями в течение столетий, подумал он. Ладить с другими – в этом практически и состояла вся наша внешняя политика. А сейчас я думаю, что услышу, как мы так запросто объявляем войну древней цивилизации, с которой мы всегда уживались, более или менее, хотя они и разговаривают очень забавно. А потом и всему миру. Что хуже всего, мы ведь вполне можем победить.
Подобные мысли, хотя и с различными перспективами, приходили в голову магистрам гильдий и цехов, когда, на следующее утро, они получили коротенькую записку, обязующую их явиться во дворец на ланч, согласно приказа.
Там не было сказано, чьего приказа. И, как заметили они, чей ланч.
Сейчас они все собрались в прихожей.
Здесь были видны разительные перемены.
Прихожая никогда не была тем, что можно назвать избранным местом. Патриций всегда понимал, что если сделать место уютным для людей, то они могут захотеть остаться. Мебель состояла из немногих весьма древних стульев и, на стенах вокруг, портретов предыдущих правителей города, держащих в руке свитки и прочие атрибуты.
Стулья находились по-прежнему здесь. Но портреты отсутствовали. Или, точнее, перепачканные и потрескавшиеся холсты были сброшены в углу, а золоченые рамки исчезли.
Советники пытались не глядеть друг другу в лицо, барабаня пальцами по коленям.
Наконец пара весьма озабоченно выглядящих слуг распахнула двери в главный зал. В зал вошел, пошатываясь, Люпин Обычный.
Большинство советников провело всю ночь на ногах, пытаясь сформулировать основы политики по отношению к драконам, но Обычный выглядел так, как будто он не спал в течение десятилетий. Его лицо приобрело оттенок перебродившей посудной тряпки. Никогда в общем-то не отличавшийся полнотой, он сейчас выглядел как извлеченный из пирамиды.
– Ах, – обратился он к присутствующим. – Отлично. Вы все здесь? Тогда попрошу вас пожаловать сюда, джентльмены.
– Э-э, – сказал глава воров, – в записке упоминался ланч?
– Да? – сказал Обычный.
– С драконом?
– Бог мой, вы же не думаете, что он будет вас кушать, не так ли? – сказал Обычный. – Что за бредовая мысль!
– Никогда не приходило мне в голову, – сказал глава воров, облегчение струилось у него из ушей непрерывным потоком как пар. – Отличная мысль. Ха-ха.
– Ха-ха, – сказал глава торговцев.
– Хо-хо, – сказал глава убийц. – Отличная мысль.
– Нет, я замечаю, что вы все слишком натянуты, – сказал Обычный. – Ха-ха.
– Ха-ха.
– А-ха-ха.
– Хо-хо.
Температура понизилась на несколько градусов.
– Не соизволите пожаловать сюда?
Большой зал преобразился. С одной стороны, он стал значительно больше. Стены прилегающих комнат были снесены, а потолок и верхние этажи были полностью удалены. Пол являл собой нагромождение разбитых камней, за исключением середины комнаты, где находилась груда золота…
Да-да, золото. Все выглядело так, как будто кто-то рыскал по дворцу в поисках всего блестящего и сияющего. Там были рамки от картин, золотые нити из гобеленов, серебро и попадавшиеся тут и там драгоценные камни. Там также были кухонные миски, подсвечники, теплые сковороды, осколки зеркал. Поблескивающая дребедень.
Советники, однако, были не в состоянии уделить всему этому достаточно внимания, ибо все смотрели на висевшее над головами.
Он выглядел как самая большая плохо скрученная сигара во вселенной, если только самая большая плохо скрученная сигара во вселенной имела привычку висеть вверх ногами. Можно было различить два когтя, вцепившихся в темные стропила.
На полпути между грудой золота и дверью был накрыт маленький столик. Без особого удивления советники заметили, что отсутствовало древнее столовое серебро. Там были китайские тарелки, а ножи выглядели так, как будто их совсем недавно выстрогали из дерева. Обычный занял место во главе стола и кивнул слугам.
– Прошу занимать места, джентльмены, – сказал он. – Простите, что вещи немного… разнокалиберные, но король надеется, что вы с этим смиритесь, пока дела смогут быть организованы должным образом.
– Э-э, – сказал глава торговцев.
– Король, – повторил Обычный.
Его голос звучал как у человека, находящегося в шаге от безумия.
– Ах. Король. Хорошо, – сказал торговец. Со своего места он имел прекрасную возможность лицезреть висящее чудовище. На миг почудилось какое-то движение, трепетание огромных складок, укрывавших его. – Долгих ему лет, говорю я, – быстро добавил он.
Первым блюдом был суп с клецками. Обычный не съел ни крошки. Прочие гости ели в наводящей ужас тишине, прерываемой только глухими ударами дерева о фарфор.
– Существуют определенные положения в указе, на которые король хотел бы получить ваше согласие, – наконец сказал Обычный. – Чистая формальность, разумеется, прошу прощения, что побеспокоил вас из-за подобного пустяка.
Большая ватага, казалось, колышется на ветру.
– Не беспокойтесь об этом, – проскрипел глава воров.
– Король любезно настаивает, чтобы стало известно, – сказал Обычный, – что он будет рад принять по поводу коронации подарки от населения на свободе. Разумеется, ничего особенного. Просто драгоценные металлы или камни, которые у них могут иметься и без которых легко обойтись. Тем не менее, я вынужден настаивать, что это отнюдь не означает обязательности и принуждения. Подобная щедрость, которую он с уверенностью ожидает, должна быть совершенно добровольным актом.
Глава убийц с печалью взглянул на кольца, украшавшие его пальцы, и вздохнул. Глава торговцев, совершенно покорно, был готов снять с шеи позолоченную цепь, символ его власти.
– Зачем, джентльмены! – сказал Обычный. – Это полная неожиданность!
– Гм-м, – сказал Верховный Канцлер Невиданного Университета. – Вы будете… то есть, я уверен, что король отдает отчет в том, что Университет традиционно освобожден от городских сборов и налогов…
Он подавил зевок. Волшебники провели всю ночь, направляя свои лучшие чары против дракона. Туман, как боксерская груша, выдержал все.
– Мой дорогой, это же совсем не сбор, – запротестовал Обычный. – Надеюсь, что ничего из сказанного мною не приведет вас к мысли о чем-либо подобном. Ах, нет! Нет. Любая дань, как я сказал, должна быть добровольной. Надеюсь, что это совершенно ясно.
– Как кристалл, – сказал глава убийц, глядя на старого волшебника. – А эти совершенно добровольные подношения, которые мы должны совершить, они пойдут…
– В груду, – сказал Обычный.
– Ах.
– Уверен, что люди проявят неслыханную щедрость, в случае если они полностью поймут ситуацию, – сказал глава торговцев. – Уверен, что король поймет, что здесь лишь малая толика золота Анк-Морпорка?
– Прекрасная точка зрения, – сказал Обычный. – Однако, король настаивает на проведении энергичной и динамичной внешней политики, которая должна исправить положение дел.
– Ах, – сказали советники хором, в этот раз с большим энтузиазмом.
– Например, – продолжал Обычный, – король ощущает, что наши законные интересы в Квирме, Сто Лят, Псевдополисе, Цорте за последние столетия серьезно скомпрометированы. Это должно быть незамедлительно исправлено и, смею вас уверить, что богатства положительно потекут в город из этих стран, искренне желающих наслаждаться королевским покровительством.
Глава убийц поглядел на груду золота. У него в голове созрела вполне определенная мысль, где все это сокровище могло бы отыскать свой конец. Вам стоит восхищаться способом, как драконы узнали, как выманивать деньги. Это было практически как у людей.
– Ах, – сказал он.
– Разумеется, если позднее появятся другие приобретения земли, собственности и прочего, то король желает, чтобы всем было полностью понятно, что верные Тайные Советники будут вознаграждены по-королевски.
– А, э-э, – сказал глава убийц, который начинал понимать, что ухватил достаточно хорошо самую суть природы мыслительных процессов короля, – несомненно, э-э…
– Тайные Советники, – сказал Обычный.
– Несомненно, они будут откликаться с еще большей щедростью в вопросах, например, сокровища?
– Уверен, что подобные рассуждения не приходят в голову королю, – сказал Обычный, – но подмечено весьма правильно.
– Я подумал, что так могло бы быть.
Следующим блюдом была жирная свинина, бобы и картофель в тесте. Еще более, как они смогли заметить, жирная, как на убой, пища.
Обычный выпил стакан воды.
– Что переносит нас к следующему деликатному вопросу, который, как я уверен, много путешествовавшие, широко мыслящие джентльмены, вроде вас, воспримут без малейшего труда, – сказал он. Рука, сжимавшая стакан, начала дрожать.
– Надеюсь, что это будет также воспринято большинством населения, в особенности если король будет несомненно готов пожертвовать столь многим для благополучия и защиты города. Например, уверен, что люди будут почивать в своих постелях более спокойно, зная, что др… король неутомимо защищает их от обид. Тут, однако, могут быть нелепые древние… предрассудки… которые будут искоренены непрестанным трудом… при участии всех людей доброй воли.
Он замолк, бросив на них взгляд. Глава убийц позднее рассказывал, что ему доводилось глядеть в глаза многим людям, которые явно были близки к смерти, но он никогда не заглядывал в глаза, так ясно и безошибочно смотревшие в ответ на него из глубин Преисподней. Он надеялся, что ему никогда, как он сказал, в любом случае не придется глядеть в подобные глаза еще раз.
– Я перехожу, – сказал Обычный, каждое слово медленно всплывало на поверхность, как пузыри в сыпучем песке, – к вопросу… королевской… диеты.
Настала ужасающая тишина. Они слышали легкий шорох крыльев позади них, а тени в углах сгустились и стали ближе.
– Диета, – сказал глава воров осипшим голосом.
– Да, – сказал Обычный. Умильность читалась на его лице. Голос, от большой натуги, сильно скрипел. Глава убийц когда-то слышал слово «разинутый» и хотел знать, когда его правильно употреблять для описания чьего-либо выражения лица, но сейчас он это узнал. Именно такое выражение приобрело лицо Обычного, являвшее собой ужасающе разинутую ухмылку человека, пытающегося не слышать слов, которые произносит его собственный рот.
– Мы, э-э, мы думали, – сказал глава убийц, очень осторожно, – что др… король должен заняться устройством своих дел в течение ближайших недель.
– Ах, но плохая пища, понимаете. Плохая пища. Бродячие животные и тому подобное, – сказал Обычный, упираясь взглядом в крышку стола. – Очевидно, в случае с королем, подобный подручный корм не может быть более приемлем.
Тишина нарастала и стала почти осязаемой. Советники с трудом обдумывали, в особенности блюдо, которое они только что съели. Появление огромного торта с большим количеством крема только помогло им сосредочиться.
– Э-э, – сказал глава торговцев, – сколь часто бывает король голоден?
– Все время, – сказал Обычный, – но кушает один раз в месяц. На самом деле это церемониальное событие.
– Разумеется, – сказал глава торговцев. – Вполне может быть.
– А, э-э, – сказал глава убийц, – когда последний раз король, э-э, кушал?
– Простите, что говорю, но он не может нормально питаться с тех пор, как явился сюда.
– Ах.
– Вы должны понять, – сказал Обычный, отчаянно возившийся со своим деревянным ножом, – что простые грабители, подобно обычным убийцам…
– Простите мне… – начал глава убийц.
– Я имею в виду, обычный душегубец… здесь нет удовлетворения. Истинный смысл королевского кормления заключатся в том, что он должен быть… актом единения между королем и подданными. Возможно, это просто жизненная аллегория. Укрепление тесных связей между короной и сообществом.
– Обусловленная природа трапезы… – начал глава воров, потрясенный собственными словами. – Мы будем говорить о юных девах?
– Чистые предрассудки, – сказал Обычный. – Как вы понимаете, он бессмертен. Более важно, разумеется, семейное положение. И общественный класс. Я верю, что-то можно сделать со смрадом. – Он склонился к ним, в его голосе зазвучала скрытая боль и настойчивость и, как заметили они, впервые он обрел свое истинное звучание. – Пожалуйста, задумайтесь на этим! – прошипел он. – Только одну в месяц! Взамен за столь большие блага! Семьи людей, приближенных к королю, Тайные Советники, вроде вас, не будут, разумеется, приниматься в рассмотрение. А когда вы обдумаете все альтернативы…
Они не обдумывали все альтернативы. Им вполне хватило обдумать только одну из них.
Тишина обволакивала их по мере того, как говорил Обычный. Они избегали глядеть друг другу в лицо, из боязни увидеть себя, как отражение в зеркале. Каждый думал: кто-то из присутствующих вскоре бросится что-нибудь говорить, протестовать, а тогда я пробормочу слова одобрения, но сейчас лучше не говорить ничего, я не столь глуп, но без сомнения пробормочу весьма твердо, так что другие не будут сомневаться в полном неодобрении, потому что в подобные времена всем порядочным людям следует встать поближе и прислушиваться…
Но никто ничего не сказал. Трусы, подумал каждый из них.
И никто не прикоснулся к пудингу, а также с кирпич толщиной шоколадных конфет, поданных на десерт. Они просто слушали с ужасом, краснея и бледнея, а Обычный продолжал бубнить, а когда их отпустили, то они попытались разойтись поодиночке, так чтобы не нужно было говорить друг с другом.
За исключением главы торговцев. Он обнаружил, что покидает дворец с главой убийц, и они шли бок о бок, осторожно пытаясь обогнать друг друга. Глава торговцев пытался увидеть во всем светлую сторону; он был из тех людей, которые затевают петь песни, когда дела принимают крутой оборот.
– Вот так-так, – сказал он. – Теперь мы Тайные Советники. Просто удивительно.
– Гм-м, – сказал убийца.
– Хотел бы знать, в чем разница между обычными советниками и тайными советниками? – громко вслух поинтересовался торговец.
Убийца бросил на него сердитый взгляд.
– Думаю, – сказал он, – разница в том, что от вас ожидают, что вы будете жрать дерьмо.
Он опять уставился на свои ноги. В голове у него всплыли последние слова Обычного, когда он пожимал вялую руку секретаря. Он хотел знать, не слышит ли кто-нибудь еще их разговор. Вряд ли… это были только слова, но и определенное состояние. Обычный просто шевелил губами около них, в то время как вглядывался в лунообразное лицо убийцы.
ПОМОГИ. МНЕ.
Убийца затрясся от страха. Почему он? Насколько он мог понять, был только единственный вид помощи, который он был способен оказать, но немногие люди просили его оказать самим себе. На самом деле они обычно платили большие деньги за то, чтобы вручить ее как неожиданный подарок другим людям. Он хотел знать, что случилось с Обычным, что сделало любую альтернативу лучше…

Обычный сидел в одиночестве в темном, разрушенном зале. Ожидая.
Он мог попытаться бежать. Но дракон найдет его опять. Он всегда был в состоянии его отыскать. Дракон мог унюхать его мысли.
Или он мог его сжечь. Это было наихудшим. Совсем как с Братьями. Возможно, это была самая быстрая смерть, она выглядела как самая быстрая смерть, но Обычный лежал всю ночь без сна размышляя, как эти последние микросекунды каким-то образом растянулись до субъективной, бело-горячей вечности, каждая мельчайшая частичка твоего тела, простое пятнышко плазмы, а ты, там, живой посреди всего этого…
Не ты. Я не буду тебя сжигать.
Это не было телепатией. Насколько всегда понимал Обычный, телепатия – это когда слышишь внутри головы голос.
Это было – как будто слышишь голос внутри тела. Вся нервная система зазвенела, как тетива лука.
Встань.
Обычный вскочил на ноги, перевернув стул и хлопнув ногами по столу. Когда этот голос вещал, то он владел своим телом не больше, чем вода сопротивляется силе гравитации.
Иди.
Обычный закачался на полу.
Крылья медленно развернулись, время от времени поскрипывая, пока не заполнили зал из стороны в сторону. Кончик одного крыла разбил окно и высунулся наружу, впустив в зал полуденный воздух.
Дракон медленно, чувственно вытянул шею и зевнул. Когда он закрыл пасть, то повернул голову, пока та не оказалась в нескольких дюймах от лица Обычного.
Что означает добровольный?
– Э-э, это означает, что-либо делающееся по своей собственной доброй воле, – сказал Обычный.
Но у них нет доброй воли! Они будут увеличивать мою груду, или я сожгу их!
Обычный глотнул воздух.
– Да, – сказал он, – но вы не должны…
Безмолвный яростный рев пронзил его насквозь.
Нет ничего, что я должен!
– Нет, нет, нет! – проскрипел Обычный, склоняя голову. – Я совсем не это имел в виду! Поверьте! Просто, таким образом будет лучше! Лучше и безопаснее!
Никто не может меня победить!
– Но этот случай, без сомнения…
Никто не может управлять мною!
Обычный развел руками примиряющим жестом.
– Конечно, конечно, – сказал он. – Но как вы знаете, существуют способы и способы. Способы и способы. Все сжигать и реветь без остановки, поймите, вам совсем не нужно…
Глупая обезьяна! Как иначе я могу заставить их исполнять мою волю?
Обычный заложил руки за спину.
– Они будут делать это по собственной доброй воле, – сказал он. – А со временем, они поверят, что это была их собственная мысль. Это станет традицией. Возьмите к примеру меня. Мы, люди, весьма приспосабливающиеся создания.
Дракон посмотрел на него невидящим взглядом.
– На самом деле, – сказал Обычный, пытаясь сдержать дрожь в голосе, – в самом скором времени, если только кто-нибудь заявится и скажет им, что дракон-король – это плохая мысль, они убьют его собственными руками.
Дракон моргнул.
Впервые, как мог припомнить Обычный, дракон казался неуверенным.
– Поймите, я знаю людей, – просто сказал Обычный.
Дракон продолжал пронзать его взглядом.
Если ты лжешь… – наконец решился он.
– Вы же знаете, что я не могу. Только не вам.
А они на самом деле так поступают?
– Ах, да. Все время. Это основная человеческая черта.
Обычный знал, что дракон может прочитать по крайней мере верхние слои его головного мозга. Они резонировали в ужасной гармонии. И он мог видеть могущественные мысли, таившиеся в голове у дракона, глядевшего прямо ему в глаза.
Дракон пришел в ужас.
– Простите, – устало сказал Обычный. – Но просто мы таковы. Это все для выживания, как мне думается.
И никто не пошлет могучих воинов убить меня? – почти жалобно подумал дракон.
– Не думаю.
Никаких героев?
– Ни единого. Они стоят слишком много.
Но я буду поедать людей!
Обычный заскулил.
Он испытывал ощущение, что дракон шарит у него в мыслях, пытаясь отыскать ключ к пониманию. Он наполовину увидел, наполовину ощутил мерцание случайных образов, драконов, мифической эпохи рептилий и – именно здесь он ощутил настоящее недоумение дракона – некоторые мало похвальные страницы истории человечества, которых, увы, большинство. Удивление сменилось гневом с примесью озадаченности. Оказалось, что дракон ничего не мог сделать людям, чего бы они уже не имели, позже или раньше, испытывая друг на друге, часто с энтузиазмом.
У вас есть наглость быть брезгливыми, подумал дракон за него. Мы были драконами. Нам предлагали быть жестокими, хитрыми, бессердечными и ужасными. Но это свыше того, что я могу тебе рассказать, ты, обезьяна – громадная морда придвинулась еще ближе, так что Обычный мог заглянуть в бездонные глубины глаз дракона – мы никогда не сжигали, не подвергали пыткам и не рвали друг друга на части, и не называли это нравственностью.
Дракон снова взмахнул крыльями, раз или два, а затем тяжело опустил их на крикливый, отдающий мишурой, набор драгоценностей. Его когти заскребли по груде. Он усмехнулся.
Трехногая ящерица не смогла бы собрать такую груду, подумал дракон.
– Но дела станут лучше, – прошептал Обычный, ненадолго испытывая облегчение от перемены направления.
Должны стать.
– Могу я… – Обычный заколебался, – могу я задать вопрос?
Спрашивай.
– Вам нет нужды есть людей, верно? Думаю, что это единственная проблема с человеческой точки зрения, понимаете, – добавил он, его голос усилился до невнятного бормотания. – С сокровищами и прочими драгоценностями, с ними проблем не будет, но вот что касается вопроса с протеином, то, возможно, такому могучему интеллекту, подобному вашему, придет в голову, что нечто менее спорное, например корова, могло бы…
Дракон выдохнул горизонтальную струю огня, которая опалила противоположную сторону.
Необходимо? Необходимо? – проревел дракон, громыхающие звуки стихали вдали. – Ты говоришь мне о необходимости? Разве не является традицией, что лучший цветок лучшей половины человечества должен быть принесен дракону, чтобы обеспечить мир и процветание?
– Но, поймите, мы всегда были довольно мирными и более или менее процветающими…
ТЫ ХОЧЕШЬ ПРОДОЛЖАТЬ ПОДОБНОЕ СОСТОЯНИЕ ДЕЛ?
Сила мысли швырнула Обычного на колени.
– Конечно, – ответил он.
Дракон роскошным жестом выпрямил когти.
Тогда это необходимо не мне, это твоя забота, – подумал дракон.
А сейчас уйди прочь с моих глаз.
Обычный согнулся в поклоне, как только эта мысль коснулась его.
Дракон сполз с бесценной груды, вспрыгнул на край одного из больших окон и разбил витраж головой. Многоцветный витраж основателя города низвергся фонтаном обломков.
Длинная шея высунулась наружу, обозревая вечерний город и поворачиваясь как стрелка компаса. В городе зажигались первые фонари. Звуки городской жизни, наполненной людским дыханием, создавали атмосферу непрекращающегося гула, стука и бормотания.
Дракон глубоко, с наслаждением вдохнул воздух.
Затем он перевалился всем телом через подоконник, вышиб плечом остатки оконной рамы и взмыл в небо.

– Что это? – спросил Валет.
Это был шар, шерстяной на ощупь, и когда его ударяли, то издавал дребезжащий звук, как линейка по краю стола.
Сержант Двоеточие постучал по предмету.
– Я сдаюсь, – сказал он.
Морковка с гордостью вытащил предмет из кучи порванных пакетов.
– Это торт, – сказал он, подложив руки лопаткой под предмет и с трудом вынимая его. – От моей матери. – Он пытался положить его на стол, не оставляя следов своих пальцев.
– Ты его можешь есть? – сказал Валет. – Ему понадобилось несколько месяцев, чтобы сюда добраться. Думаю, что он должен был сильно зачерстветь.
– Ах, он сделан по специальному рецепту гномов, – сказал Морковка. – Торты гномов не становятся черствыми.
Сержант Двоеточие предпринял очередную попытку постучать по предмету.
– Полагаю, что нет, – согласился он.
– Он невероятно питательный, – сказал Морковка. – Практически волшебный. Секрет передавался из рук в руки от гнома к гному в течение столетий. Один маленький кусочек и вы не захотите ничего есть весь день.
– В рот больше ничего не полезет? – сказал Двоеточие.
– Гном может пройти сотни миль с подобным тортом в рюкзаке, – продолжал Морковка.
– Бьюсь об заклад, что сможет, – мрачно сказал Двоеточие. – Бьюсь об заклад, что он все время будет думать: «Черт возьми, надеюсь, мне удастся отыскать что-нибудь еще, чтобы поскорее поесть, иначе придется опять лопать этот проклятый торт».
Морковка, для которого ирония значила нечто связанное с металлом (iron – железо, англ.), поднял свое копье и после нескольких впечатляющих рикошетов попытался разделить торт на четыре приблизительно равные части.
– Вот, – торжествующе сказал он. – По одному куску на каждого из нас, и один для капитана. – Он задумался над тем, что он сказал. – Ах. Простите.
– Да, – категорически сказал Двоеточие.
Они некоторое время посидели в тишине.
– Мне он нравился, – сказал Морковка. – Жаль, что он ушел.
Опять настала тишина, весьма похожая на предыдущую, но более глубокая и гнетущая.
– Я полагаю, что теперь вы будете исполнять обязанности капитана, – сказал Морковка.
Двоеточие затеял спор:
– Я? Но я не хочу быть капитаном! Я не могу думать. Все эти размышления не стоят всего этого, лишних девяти долларов в месяц.
Он побарабанил пальцами по столу.
– Это все, что он получает? – сказал Валет. – Я думал, что офицеры катаются в деньгах.
– Девять долларов в месяц, – сказал Двоеточие. – Мне довелось видеть платежную шкалу. Девять долларов в месяц и два доллара довольствия на плюмаж. Только он никогда этого не требовал.
– Он никогда не был типом, что носит плюмаж, – сказал Валет.
– Вы правы, – сказал Двоеточие. – Дело в том, что капитан, понимаете, я когда-то читал в книге… знаете, у нас у всех в теле содержится алкоголь… натуральный алкоголь, понимаете? И даже если вы не прикоснулись ни к единой капле в жизни, ваше тело все равно его производит… но капитан Бодряк, понимаете, он относится к тем людям, у которых тело не производит его естественным способом, как будто он родился в состоянии не допив двух рюмок до нормального.
– Бог мой, – сказал Морковка.
– Да… так что если он трезвый, то он трезвый по-настоящему. Пень, так они это называют. Знаешь, каково это, когда просыпаешься утром, после того как ночь напролет просидел на горшке, Валет? Да-а, так вот он чувствует себя так все время.
– Бедняга, – сказал Валет. – Я и не подозревал. Ничего удивительного, что он всегда такой мрачный.
– Потому он всегда пытается догнать, Просто он никак не может принять правильную дозу. И конечно… – Двоеточие бросил взгляд на Морковку, – он был унижен женщиной. Подумайте, ни за что он потерпел унижение.
– Так что мы сейчас будем делать, сержант? – спросил Валет.
– Ну ты подумай, что придет в голову капитану, если он узнает, что мы едим его торт? – сказал Морковка. – Это был бы стыд и позор оставлять торт черстветь.
Двоеточие пожал плечами.
Старшие молча расселись за столом, в то время как Морковка торил свой путь сквозь торт, усердно заглатывая и переваривая куски, подобно ковшовому экскаватору, вгрызающемуся в меловую гору. Даже если бы торт оказался состоящим из нежнейшего суфле, они все равно не имели ни малейшего аппетита.
Они обозревали грядущую жизнь без капитана. Она казалась мрачной, даже без драконов. Если назвать, что же нравилось в капитане Бодряке, то он обладал стилем. Это был циничный, попахивающий шантажом стиль, но он им обладал, а они нет. Он умел читать длинные слова и складывать. Даже в этом проявлялся его стиль, по-своему. Он даже напивался в своем стиле.
Они пытались растянуть минуты, пытались продлить время. Но ночь пришла.
Для них не оставалось надежды.
Они должны были выходить на улицы с обходом.
Было шесть часов. И не все было в порядке.
– Мне не хватает Эррола, – сказал Морковка.
– Он ведь принадлежал капитану, – сказал Валет. – В любом случае леди Рэмкин лучше знает как за ним ухаживать.
– Но это не значит, что мы можем разбрасывать здесь все что угодно, – сказал Двоеточие. – Даже ламповое масло. Он ведь умудрился выпить даже ламповое масло.
– И шарики нафталина, – сказал Валет. – Целую коробку с шариками нафталина. Кто бы захотел полакомиться шариками нафталина? А чайник. И сахар. Он с ума сходил от сахара.
– Хотя он был чудесный, – сказал Морковка. – Дружелюбный.
– Ах, Я согласен с вами, – сказал Двоеточие. – Но на самом деле это плохо, что вам приходится каждый раз выпрыгивать из-за стола, когда домашний любимец икает.
– Мне будет не хватать его маленькой мордочки, – сказал Морковка.
Валет громко высморкал нос.
Громкий стук в дверь эхом раскатился по комнате. Двоеточие поднял голову. Морковка встал и отворил дверь.
Два солдата из дворцовой стражи с высокомерным нетерпением ожидали под дверью. Они сделали шаг назад, увидав Морковку, который был вынужден пригнуться, чтобы заглянуть за притолоку, плохие новости, вроде Морковки, разносятся быстро.
– Мы пришли огласить вам указ, – сказал одни из них. – Вы должны…
– Что это за свежий рисунок у вас на нагруднике? – вежливо спросил Морковка. Валет и сержант выглядывали из-за его спины.
– Это дракон, – сказал более юный стражник.
– Король-дракон, – поправил старший.
– Эге-ге, я вас знаю, – сказал Валет. – Вы Черепушка Мальтун. Живете на Жеманной улице. Ваша мама делала конфеты от кашля, упала в готовую смесь и померла. Я никогда не ем конфеты от кашля, ибо вспоминаю вашу маму.
– Привет, Валет, – без энтузиазма обратился стражник.
– Бьюсь об заклад, что ваша старая мамочка гордилась бы вами, с драконом на жилете, – пустился в рассуждения Валет. Стражник бросил на него взгляд, полный возмущения и ненависти.
– А новые перья на вашей шляпе, – невинно добавил Валет.
– Этот указ вам предписано прочитать, – громко сказал стражник. – А также развесить на всех углах. Согласно приказа.
– Чьего? – спросил Валет.
Сержант Двоеточие сгреб свиток своей похожей на ветчину ладонью.
– В виду того, что, – медленно читал он, водя трясущимся пальцем по буквам. – Это угодно Дэ-Рэ-Кэ – дракону – Кэ-о – королю королей и А-Бэ-Сэ-О-Лэ – на его широком розовом лбе выступил пот, – абсолютному, вот как, Пэ-Рэ-А-Вэ-И-Тэ-Лэ-Ю, правителю…
Он впал в мучительное молчание, медленно водя ногтем по пергаменту.
– Нет, – наконец сказал он. – Это же неправильно? Он же не собирается кого-нибудь сожрать?
– Потреблять, – сказал старший из стражников.
– Это все часть общественного… общественного соглашения, – деревянным голосом сказал его помощник. – Малая цена, которую мы платим, я уверен, что вы с этим согласитесь, за безопасность и защиту города.
– От кого? – спросил Валет. – У нас еще не было врага, которого мы не могли бы подкупить или дать взятку.
– До сих пор, – мрачно сказал Двоеточие.
– Вы быстро ухватываете, – сказал стражник. – Вы должны идти оглашать указ. Под страхом смерти.
Морковка заглянул в указ через плечо Двоеточия.
– Что такое девственница? – спросил он.
– Незамужняя девушка, – быстро сказал Двоеточие.
– Что, как моя подружка Тростинка? – с ужасом спросил Морковка.
– Не совсем так, – сказал Двоеточие.
– Но ведь она не замужем, вы же знаете. Никто из девушек миссис Пальмы не замужем.
– Ладно, да, – сказал Двоеточие.
– Хорошо, – сказал Морковка, с оттенком торжества. – Я надеюсь, что у нас не будет подобных явлений.
– Люди не потерпят этого, – сказал Двоеточие. – Помяните мои слова.
Стражники сделали шаг назад, став вне досягаемости нарастающего гнева Морковки.
– Они могут поступать как им угодно, – сказал старший из стражников. – Но если вы не будет оглашать указ, то вам придется давать объяснения Его Величеству.
Они поспешно покинули помещение.
Валет пулей метнулся на улицу.
– Дракон на вашем жилете! – кричал он вдогонку. – Если бы ваша старая мамочка узнала о том, что вы бродите с драконом на жилете, то перевернулась в котле!
Двоеточие вернулся к столу и взял свиток.
– Плохие дела, – пробормотал он.
– Он всегда убивал людей, – сказал Морковка. – Вопреки шестнадцати отдельным Актам Совета.
– Ну да, конечно. Но ведь все было просто вроде переполоха тут и там, – сказал Двоеточие. – Но все было не так уж и плохо, как я полагаю, но люди участвующие в этом, только передавали женскую комбинацию и стояли вокруг, наблюдая, чтобы все было пристойно и легально, что хуже всего.
– Я полагаю, что все зависит от вашей точки зрения, – задумчиво сказал Валет.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, с точки зрения человека, которого сожгли заживо, это, возможно, значит не много, – философски сказал Валет.
– Как я уже говорил, люди с этим не согласятся, – сказал Двоеточие, игнорируя утверждение. – Вот увидите. Люди пойдут маршем на дворец и что тогда останется делать дракону, а?
– Сжечь их всех, – коротко сказал Валет.
Двоеточие выглядел озадаченным.
– Но он ведь не может так поступить, верно? – сказал он.
– Не поймете как предупредить это, верно? – сказал Валет. Он выглянул за дверь. – Он был хорошим парнем, этот мальчишка. Привык быть на побегушках у моего дедушки. Кто бы мог подумать, что он будет шляться с драконом на груди…
– Что мы будем делать, сержант? – спросил Морковка.
– Я не хочу быть заживо сожженным, – сказал сержант Двоеточие. – Моя жена и так будет меня распекать. Так что полагаю, нам стоит отправиться оглашать указ. Но не беспокойся, парень, – сказал он, похлопав Морковку по мускулистой руке и повторяя, как будто не поверив самому себе в первый раз: – До этого не дойдет. Люди с этим не согласятся.

Леди Рэмкин простерла руки над телом Эррола.
– Черт меня подери, если я знаю, что там внутри происходит, – сказала она. Маленький дракончик пытался лизнуть ее в лицо. – Что он кушал?
– Последнее, что он съел, был чайник, – сказал Бодряк.
– Чайник чего?
– Нет. Чайник. Черный чайник с ручкой и носиком. Он его долго обнюхивал, а затем слопал.
Эррол устало улыбнулся и рыгнул. Они оба присели.
– Да, а затем мы обнаружили, что он ест сажу из дымохода, – продолжал Бодряк, в то время как их головы поднимались над оградой.
Они наклонились над укрепленным бункером, служившим лазаретом для леди Рэмкин. Он должен был быть укреплен. Ведь обычно первое, что делал заболевший дракон, – он терял контроль над своей пищеварительной системой.
– Он совсем не выглядит больным, – сказала она. – Просто разжиревшим.
– Он постоянно скулит. И вы замечаете, что у него под шкурой гуляют какие-то маленькие штучки? Вы понимаете, о чем я говорю? Помните, вы говорили, что они могут перенастраивать свою пищеварительную систему?
– Да, конечно. Все желудки, поджелудочные железы и протоки могут быть подключены самым различным образом. Чтобы иметь преимущество…
– Чтобы ни случилось, они имеют возможность извергнуть пламя, – сказал Бодряк. – Да. Мне кажется, что он пытается извергать как можно более горячее пламя. Он хочет вызвать на бой большого дракона. Но каждый раз тот взмывает в воздух, а ему только и остается, что сидеть и хныкать.
– И не взрывается?
– Как могли мы заметить, нет. Уверен, что если бы он это сделал, то мы бы заметили.
– Он просто ест все без разбора?
– Трудно сказать. Он обнюхивает все подряд и съедает большинство предметов. Например два галлона лампового масла. Как бы то ни было, я не могу его там оставить. Мы не можем обеспечить достойный уход за ним. А совсем не потому, что нам больше не нужно знать, где теперь находится дракон, – горько добавил он.
– Мне думается, что вы поступили немного глупо со всем этим, – сказала она, направляясь обратно к дому.
– Глупо? Меня вышвырнули с работы на глазах у людей!
– Да, но я уверена, что все это недоразумение.
– Я совсем не повинен в этом недоразумении!
– Согласна, вы были раздражены, ибо оказались импотентом.
У Бодряка округлились глаза.
– Что? – сказал он.
– Против дракона, – леди Рэмкин продолжала, немного расслабившись. – Вы ничего не могли поделать с драконом.
– Убежден, что этот проклятый город и дракон вполне достойны друг друга, – сказал Бодряк.
– Люди перепуганы. Вы не можете не замечать, что большинство людей перепугано насмерть. – Она осторожно коснулась его руки. Это походило на то, как промышленный робот осторожно манипулирует, чтобы аккуратно перенести яйца.
– Среди них нет никого храбрее вас, – застенчиво добавила она.
– Меня?
– На прошлой неделе. Когда вы остановили их, не допустив убийства драконов.
– Ах, это. Это не храбрость. Это же были обычные люди. С людьми легче. Скажу вам одно, я ни за что не хочу больше увидеть перед собой нос дракона. Я просыпаюсь, день-деньской размышляя об этом.
– Ах. – Она выглядела разочарованной. – Ну, если вы так уверены… знаете, у меня много друзей. Если вам нужна любая помощь, вам нужно только сказать. Помнится, что Герцог Сто Хелит подыскивал капитана стражи. Я напишу для вас письмо. Вам они понравятся, чудесная юная супружеская пара.
– Не уверен, что смогу этим заняться, – сказал Бодряк, более грубо, чем он предполагал. – Я рассматриваю пару поступивших мне предложений.
– Разумеется. Уверена, что вам лучше знать.
Бодряк кивнул.
Леди Рэмкин так и сяк крутила в руках носовой платок.
– Ну, тогда, – сказала она.
– Да-да.
– Я полагаю, что вы желаете удалиться.
– Да, полагаю, что мне лучше отправиться к себе.
Настала пауза, которую они прервали одновременно.
– Это было очень…
– Хочу только сказать…
– Простите.
– Простите.
– Нет, вы говорили.
– Нет, простите, что вы сказали?
– Ах, – заколебался Бодряк. – Я должен идти.
– Ах. Да. – Леди Рэмкин наградила его вымученной улыбкой. – А вы не могли бы обождать с этими предложениями, а? – сказала она.
Она протянула ему руку, которую с осторожностью пожал Бодряк.
– Увы, я должен идти, – сказал он.
– Обязательно заходите, – сказала леди Рэмкин, более прохладно, – если очутитесь в наших краях. Непременно. Эррол будет рад повидать вас.
– Непременно. До свиданья.
– До свиданья, капитан Бодряк.
Он вышел в дверь и поспешно зашагал по заросшей, темной дорожке. Он чувствовал ее взгляд, упиравшийся ему в спину, или, как он пытался себя уверить, мог это представить. Она стояла в дверях, падавший свет четко рисовал ее профиль. Просто глядя на меня. Я не должен оглядываться, подумал он. Это же будет совершенно глупо так поступить. Она прекрасный человек, у нее так много здравого смысла и необычайного обаяния личности, но на самом деле…
Я не должен оборачиваться, даже если она будет там стоять, пока я не пройду весь этот путь, выйдя на улицу. Иногда нужно быть жестоким, чтобы быть добрым.
И когда он услышал, что дверь захлопнулась, когда он был еще на полдороге, он внезапно ощутил прилив злости, как если бы его только что ограбили.
Он стоял, не двигаясь, и всплескивал руками, а потом опять приходил в себя. Он больше не был капитаном Бодряком, он был гражданином Бодряком, что означало, что теперь он может делать вещи, о которых он раньше не помышлял. Возможно даже, что он сможет пойти и выбить окна.
Нет, это не принесет никакой пользы. Ему хотелось большего. Убраться прочь от этого проклятого дракона, получить обратно свою работу, поднять руку на того, кто стоит за всем этим, забыться хоть на миг и врезать кое-кому, пока он не выбился из сил…
Он уставился в непроглядную тьму. Далеко внизу горд был окутан плотным облаком дыма и пара. Впрочем, об этом он не думал.
Он думал о бегущем человеке. И где-то далеко за пределами затуманенной алкоголем памяти, всплыло воспоминание о мальчике, бегущем чтобы не отстать.
И шепотом он сказал:
– Неужели никто из них не убежал?

Сержант Двоеточие закончил оглашать указ и посмотрел на сгрудившуюся вокруг враждебную толпу.
– Не обвиняйте в этом меня, – сказал он. – Я только читал написанное. Я этого не писал.
– Это же человеческое жертвоприношение, вот как, – сказал кто-то.
– В человеческом жертвоприношении нет ничего плохого, – сказал священник.
– Ах, в соответствии со сказанным, – быстро сказал первый собеседник. – Из соответствующих религиозных соображений. И использовать осужденных преступников и тому подобное[22]. Но это сильно отличается от того, чтобы швырять человека дракону только потому, что тот голоден.
– Вот это дух! – сказал сержант Двоеточие.
– Налоги – это одно дело, но сжирать людей – совершенно другое.
– Хорошо сказано!
– Если мы все скажем, что не согласны, то что может с этим поделать дракон?
Валет открыл рот. Двоеточие тут же прикрыл ему рот ладонью и торжествующим жестом поднял вторую руку вверх.
– Это именно то, что я всегда говорил, – сказал он. – Людей, сплотившихся воедино, невозможно сжечь.
Раздался хор одобрения.
– Подождите минутку, – медленно сказал маленький человечек. – Насколько нам известно, дракон обладает только одним достоинством. Он летает вокруг города, сжигая людей. Я совсем не уверен, что предлагаемое вами сможет его остановить.
– Да, но если вы все будем протестовать… – дрогнувшим голосом сказал первый собеседник.
– Дракон может сжечь любого, – сказал Двоеточие. Он решил еще раз разыграть свою новую козырную карту и гордо добавил: – Людей, сплотившихся воедино, невозможно сжечь.
Хор голосов выразил одобрение менее громко. Люди берегли силы для одолевавших забот.
– Я не совсем уверен, что понимаю, почему ему этого не удастся. Почему бы ему не сжечь всех людей и перелететь в другой город?
– Потому что…
– Груда, – сказал Двоеточие. – Ему нужны люди, чтобы приносили сокровища.
– Да-а.
– Но тогда сколько ему нужно?
– Что?
– Сколько людей ему нужно. Я имею в виду, из всего города. Вполне возможно, что ему совсем не нужно сжигать весь город, а только самую малость. Откуда нам знать, какую именно часть?
– Послушайте, это становится глупым, – сказал первый собеседник. – Если мы все будем ходить вокруг да около проблемы, то мы никогда ничего не сделаем.
– Я просто хотел сказать, что нужно сперва все хорошо обдумать. Например, что случится, даже если побьем дракона?
– Продолжайте! – сказал сержант Двоеточие.
– Нет, серьезно. Какова же альтернатива?
– Для начала, человеческое существование!
– Как вам угодно, – сказал маленький человечек. – Но я убежден, что один человек в месяц гораздо лучше по сравнению с тем, что нам перепадало от наших руководителей. Припомните Нерша Лунатика? Или Хихикающего Лорда Смайнса и его Смеющуюся Дубинку?
Раздался гул голосов, подтверждающих правоту собеседника.
– Но они были свергнуты! – сказал сержант Двоеточие.
– Отнюдь нет. Они были умерщвлены.
– Одно и то же, – сказал Двоеточие. – Полагаю, никто не собирается умерщвлять дракона. Для этого потребуется, как я думаю, не только темная ночь и острый нож, чтобы увидеть конец дракона.
Мне приходилось видеть, о чем думает капитан, подумал он. Ничего удивительного, что он всегда должен был выпить после того, как задумывался над подобными вещами. Мы всегда колотим сами себя, даже приступив к делу. Дайте любому жителю Анк-Морпорка большую палку и он забьет сам себя до смерти.
– Посмотрите сюда, вы, маленький гаденыш, с набитым ртом, – сказал первый собеседник, поднимая маленького человечка за воротник и выкручивая ему руку. – Случилось так, что у меня три дочери, и я не желаю, никоим образом, чтобы их кто-нибудь сожрал, благодарю покорно.
– Да, и людей, сплотившихся… воедино… невозможно… сжечь.
Голос Двоеточия дрогнул. Он заметил, что большинство присутствующих уставились в небо.
Мерзавец, подумал он, видя как все рассуждения пошли насмарку. У него такая мягкая поступь, ноги как в фланели.
Дракон устроился поудобнее на коньке крыши ближайшего дома, взмахнул пару раз крыльями, зевнул и вытянул шею, вглядываясь в происходящее на улице.
Счастливый обладатель дочерей стоял, с поднятыми руками, в центре быстро расширяющегося круга пустеющей мостовой. Маленький человечек вырвался из его замершей руки и метнулся в ближайшую подворотню.
Внезапно почудилось, что во всем мире нет более одинокого человека, напрочь лишенного друзей.
– Я вижу, – тихо сказал он.
Он бросил сердитый взгляд на любознательную рептилию. Дракон казался совсем не воинственным. Он просто смотрел на человечка с усиливающимся интересом.
– Мне все равно! – закричал тот, его голос отражался от стен, раскатываясь эхом в наступившей тишине. – Мы бросаем вам вызов! Если вы убьете меня, то можете точно так же убить всех нас!
Раздалось шарканье ног людей, которые не были убеждены в полной непогрешимости сказанного.
– Мы должны оказывать вам сопротивление, понимаете! – кричал человечек. – Все, без исключения. Как там гласит этот лозунг о единстве, а, сержант?
– Э-э, – сказал Двоеточие, чувствуя как спина покрывается корочкой льда.
– Я тебя предупреждаю, дракон, человеческий дух…
Они так никогда не узнали, что это было, или по крайней мере, что он подумал о том, что это было, впрочем, возможно поздней ночью в бессонные часы кое-кто из них мог припомнить дальнейшие события и испытать внезапное, ошеломляющее прозрение, до мельчайшей детали, что иногда кое-что забывается о человеческом духе, а именно то, что в надлежащих условиях, он бывает благородным, мужественным, чудесным, но всегда, даже когда вы беретесь за него вплотную, только человеческим.
Дракон выпустил струю пламени, охватившую человека по грудь. Краткий миг он был виден слепяще-белым силуэтом, пока черные, обуглившиеся останки не рассыпались маленькой кучкой на оплавившиеся булыжники мостовой.
Пламя исчезло.
Толпа стояла, замерев как статуи, не зная, то ли стоит оставаться на месте, то ли бежать, тем самым обратив на себя внимание.
Дракон бросил взгляд на толпу, пытаясь увидеть, что они собираются делать дальше.
Двоеточие почувствовал, что являясь единственным представителем власти среди гражданского населения, он обязан принять на себя командование в сложившейся ситуации. Он откашлялся.
– Что ж, – сказал он, пытаясь удержать предательскую дрожь в голосе. – Леди и джентльмены, прошу вас двигаться в этом направлении. Двигайтесь. Не стойте. Пожалуйста, проходите.
Он размахивал руками, утверждая свою зыбкую власть, в то время как люди нервно разбегались прочь. Краем глаза он видел красные языки пламени на крыше и свивающиеся спиралью вспышки в небе.
– У вас что нет домов, куда бы вы могли отправиться? – проквакал он.

Библиотекарь на корточках выполз в Библиотеку, вернувшись в день сегодняшний. Каждый волосок на его теле ощетинился от ярости.
Он открыл толчком дверь и выпрыгнул наружу, в пораженный страхом город.
Кое-кому почудилось, что наихудшим ночным кошмаром для них было появление взбешенного Библиотекаря.
С полицейским значком.
* * *
Дракон совершал медленный полет над ночным городом, лениво помахивая крыльями. В этом он совершенно не нуждался. Тепловые потоки давали ему подъемную силу, вполне достаточную для этого.
Огни полыхали, охватив весь Анк-Морпорк. Между многочисленными горящими зданиями и рекой образовались цепочки людей с ведрами, так что ведра начали изменять свой путь и похищаться. На самом деле вам совсем не нужно было ведро, чтобы поднять мутную воду реки Анк – для этого было достаточно сети.
Вниз по течению реки команда прокопченных людей лихорадочно работала над тем, чтобы закрыть огромные, проржавевшие ворота под Бронзовым Мостом. Они представляли последнюю защиту Анк-Морпорка от огня, с тех пор как тот потерял ясные очертания и незаметно, шаг за шагом перешагнул за городские стены. Там внизу человек мог задохнуться.
На мосту работали те, кто не смог или не захотел убегать. Большинство же, покинув ворота города, направились к прохладным, покрытым туманом равнинам.
Но ненадолго. Дракон, изящно рисуя в небе петли и кривые над царившим внизу опустошением, пролетел над городскими стенами. Через несколько минут стражники увидели взлетевшее сквозь туман и дым пламя. Людской поток повернул вспять, дракон реял над ним как овчарка, стерегущая стадо. Огни разрушенного города полыхали заревом на крыльях дракона.
– У вас есть какие-нибудь соображения, что нам делать дальше, сержант? – сказал Валет.
Двоеточие не ответил. Надеюсь, что капитан окажется где-нибудь поблизости, подумал он. Он не мог сообразить, что делать дальше, а большой запас слов только сбивал его с толку.
Огонь начал угасать, соприкоснувшись с подымающейся водой, сбитые с толку язычки огня завершили свою работу. Дракон не склонен был появляться, чтобы продолжать сеять разрушения и смерть. Он уже совершил задуманное.
– Я сомневаюсь, что оно состоится, – сказал Валет.
– Что? – сказал Морковка.
– Жертвоприношение, вот что.
– Сержант сказал, что люди не согласятся с этим, – стоически сказал Морковка.
– Да, конечно. Но посмотрите на это с другой стороны: если вы скажете людям, что произойдет, или ваш дом сгорает вместе с вами, или некая девушка, которую вы никогда и в глаза не видели, будет съедена, да-а, вполне возможно, они немного задумаются. Человеческая натура, понимаете.
– Уверен, что герой прибудет вовремя, – сказал Морковка. – С новым видом оружия, или еще чем-то подобным. И ударит дракона в уязвимое место.
Внезапно все притихли, напряженно прислушиваясь к его словам.
– Куда именно? – сказал Валет.
– В место. Которое уязвимое. Мой дедушка частенько рассказывал мне истории. Ударить дракона в его уязвимое место, так он сказал, и вы его убьете.
– Просто врезать ему? – проникаясь интересом, спросил Валет.
– Не знаю. Но полагаю, что так. Хотя, Валет, я тебе уже рассказывал раньше, что это не совсем верно…
– А где это место?
– Ах, у каждого дракона по-разному. Вы поджидаете, пока дракон не подлетит поближе, а затем вы говорите, вот же оно уязвимое место, а потом убиваете его, – сказал Морковка. – Что-то в этом роде.
Сержант Двоеточие бессмысленно смотрел в небо.
– Гм-м, – сказал Валет.
Они посмотрели на раскрывавшуюся панораму всеобщей паники. Затем сержант Двоеточие сказал:
– А ты уверен насчет этих уязвимых мест?
– Да. Ну, конечно.
– Надеюсь, что это не так, парень.
Они бросили еще один взгляд на охваченный ужасом город.
– Знаете, – сказал Валет, – вы всегда мне рассказывали, что постоянно выигрывали призы за стрельбу из лука в армии, сержант. Вы говорили, что у вас была счастливая стрела, и вы всегда проверяли, чтобы вернуть счастливую стрелу на место, вот как вы говорили…
– Верно! Верно! Но это ведь совсем другое дело, не так ли? Я не герой, что там ни говори. Почему я должен это делать?
– Капитан Бодряк платит нам тридцать долларов в месяц, – сказал Морковка.
– Да, – сказал Валет, ухмыляясь, – а вы получаете дополнительные пять долларов за исполнение его обязанностей.
– Но капитан Бодряк ушел, – сказал Двоеточие жалким голосом.
Морковка бросил на него суровый взгляд.
– Уверен, – сказал он, – если бы он был поблизости, то первым отправился…
Двоеточие жестом призвал его к молчанию.
– Это все конечно хорошо, – сказал он. – Но что если я не попаду?
– Посмотрите на светлую сторону, – сказал Валет. – Наверно вы никогда об этом не узнаете.
Выражение лица сержанта Двоеточие сменилось злой, отчаянной ухмылкой.
– Ты имеешь в виду, мы никогда об этом не узнаем, – сказал он.
– Что?
– Если ты думаешь, что я буду торчать, выслеживая добычу, на крыше, то сильно ошибаешься. Я приказываю тебе следовать за мной. Так или иначе, – сказал он, – ты ведь тоже получаешь дополнительно один доллар.
Лицо Валета перекосилось от ужаса.
– Нет, я не пойду! – проквакал он. – Капитан Бодряк сказал, что ему пришлось пять лет урезать себя во всем, чтобы быть опозоренным!
– Что ж, ты можешь просто вернуть деньги. Ты ведь все знаешь об уязвимых местах. Я ожидал, что ты будешь драться.
Морковка четко отдал честь.
– Разрешите вызваться добровольцем, сэр, – сказал он. – Я ведь получаю только двадцать долларов в месяц как практикант и мне нет никакого дела до этого, сэр.
Сержант Двоеточие прочистил глотку. Затем поправил нагрудник. Нагрудник был украшен рельефом из выразительных грудных мышц, скрывавшихся под ним. Грудь и живот сержанта умещались в нем так же, как желе заполняет форму.
Что мог сейчас делать капитан Бодряк? Да-да, он выпил бы. Но если он не выпивал, то что он мог делать?
– Вот что нам нужно, – медленно сказал он, – нам нужен План.
Это прозвучало весьма заманчиво. Впрочем, само по себе высказывание достойно платы. Ведь если у вас есть План, то вы на полпути к его осуществлению.
И ему уже показалось, что он слышит приветственные крики. Толпы народа выстроились вдоль улиц, бросая цветы, а его с триумфом несли по ликующему городу.
Недостаток состоял в том, как он мог заметить, что несли его в урне.

Люпин Обычный шагал продуваемыми сквозняком коридорами в спальню Патриция. Та никогда не отличалась роскошью убранства, там стояла узкая кровать и несколько обшарпанных шкафов. Сейчас она выглядела еще хуже, с одной обвалившейся стеной. Спросонья вы могли угодить прямо в большую пещеру, в которую превратился Большой Зал.
Даже теперь, он закрыл за собой дверь для соблюдения уединения. Затем, с предосторожностью и многочисленными нервными взглядами в соседнее помещение, он встал на колени посреди комнаты и поддел половицу.
На свет была вытащена длинная черная мантия. Но Обычный продолжал поиски в пыльном промежутке между половицами. Он старался залезть рукой как можно глубже. Для этого он лег и двумя руками начал шарить в открывавшейся щели.
Книга пролетела через всю комнату и ударила его в затылок.
– Вы это ищете? – сказал Бодряк.
Он показался из скрывавшей его тени.
Обычный стоял на коленях, открывая и закрывая рот.
Что же он собирается сказать, подумал Бодряк. Будет ли это: «Я знаю, как это выглядит» или наоборот: «Как вы сюда попали» или возможно: «Послушайте, я могу вам все объяснить». Полагаю, что сейчас у меня в руках заряженный дракон.
Обычный сказал:
– Отлично. Вы умнее, чем я ожидал.
Конечно, это был совсем простой случай, добавил про себя Бодряк.
– Под половицами, – вслух сказал он. – Это же первое, что приходит в голову любому, кто ведет поиски. Слишком глупо, как мне кажется.
– Я знаю. Полагаю, что он думал, вряд ли кто осмелится здесь искать, – сказал Обычный, вставая и отряхивая пыль.
– Простите? – вежливо сказал Бодряк.
– Ветинари. Вы же знаете, как он любил интриги. Он был вовлечен почти во все заговоры против самого себя, именно так он управлял делами. Он наслаждался этим. Он сам все вызвал и не смог с этим справиться. Что-то более хитрое, чем он.
– И что же вы делали? – сказал Бодряк.
– Я хотел узнать, нет ли возможности повернуть вспять колдовство. Или может вызвать еще одного дракона. И тогда они сражались бы друг с другом.
– Некое равновесие террора, так вы полагаете? – сказал Бодряк.
– Стоило бы сделать попытку, – серьезно сказал Обычный. Он приблизился на несколько шагов. – Послушайте, насчет вашей работы, в свое время мы оба немного перетрудились, разумеется, если вы хотите получить ее обратно, то с этим не будет никаких про…
– Это должно быть ужасно, – сказал Бодряк. – Вообразите только, что у него творилось в голове. Он вызывает дракона, и тут обнаруживает, что это совсем не разновидность оружия, а реальное существо с собственными мозгами. С головой как у него, но совсем без тормозов. Знаете, могу поручиться, что в начале он на самом деле думал, что все, что он делает, во имя самого наилучшего. Он должно быть сошел с ума. Раньше или позже.
– Да, – хриплым голосом сказал Обычный, – это должно быть ужасно.
– О боги, как я хотел бы до него добраться! Все эти годы, что я его знал, я никогда не подозревал…
Обычный ничего не сказал.
– Бегите, – негромко сказал Бодряк.
– Что?
– Бегите. Я хочу видеть, как вы убегаете.
– Не понимаю…
– Я видел, как кое-кто убежал в ту ночь, когда дракон сжег этот дом. Помню, что тогда задумался, как смешно тот двигается, такими странными скачками. А на другой день я увидел, как вы убегаете от дракона. Я подумал, что вы вполне могли оказаться тем человеком. Бегающим вприпрыжку. Совсем как тот человек, бегущий, чтобы не отстать. Никто из них не убежал, Обычный?
Обычный махнул рукой.
– Это же просто нелепо, нет никаких доказательств, – сказал он.
– Я заметил, что вы сейчас здесь спите, – сказал Бодряк. – Полагаю, что король хочет, чтобы вы были под рукой, верно?
– У вас вообще нет доказательств, – прошептал Обычный.
– Разумеется, нет. Способ, которым бегает незнакомец. Нетерпеливая интонация голоса. Вот и все. Но ведь все это не имеет значения, не так ли? Потому что это не имело бы значения, даже если бы у меня были доказательства, – сказал Бодряк. – Никто не будет этим заниматься. И вы не можете вернуть мне мою работу.
– Я могу! – сказал Обычный. – Я могу, и вам больше нет нужды оставаться капитаном…
– Вы не можете вернуть мне мою работу, – повторил Бодряк. – Никогда не было вашим правом отбирать ее у меня. Я никогда не был офицером города, или офицером короля, или офицером Патриция. Я был офицером закона. Закон можно было подкупить или склонить в нужном направлении, но он оставался законом, подобием его. Но здесь нет никакого закона, кроме: «Вы будете сожжены заживо, если будете неосторожны». Где здесь место для меня?
Обычный ринулся вперед и схватил его за руку.
– Но вы можете мне помочь! – сказал он. – Поймите, должен же существовать способ обезвредить дракона, или хоть по крайней мере мы сможем помочь людям, направив события таким образом, чтобы смягчить зло, исходящее от него, найти точку соприкосновения…
Удар Бодряка угодил Обычному в щеку и развернул его.
– Дракон здесь, – оборвал он рассуждения. – Вы не сможете ни направить его, ни убедить его, ни торговать с ним. С драконами не бывает перемирия. Вы вызвали дракона сюда и втравили нас в это, вы, ублюдок.
Обычный опустил руку, сняв ее с белой отметины, оставшейся после удара кулаком.
– Что вы собираетесь делать? – сказал он.
Этого Бодряк не знал. Он знал дюжину путей, по которым могли развиваться события, но только единственный, по-настоящему подходящий состоял в том, чтобы убить Обычного. А лицом к лицу он не мог этого сделать.
– Всегда неприятности с людьми, подобными вам, – сказал Обычный, вставая. – ВЫ всегда выступаете против любой попытки улучшения человечества, но у вас никогда не было собственного подходящего плана. Стража! Стража!
Он маниакально улыбнулся Бодряку.
– Не ожидали этого, верно? – сказал он. – Мы по-прежнему держим здесь стражу. Разумеется, не так много. Немного людей желает войти сюда.
В коридоре раздались шаги, и в комнату вошли четыре дворцовых стражника, с обнаженными мечами.
– Я не оказывал бы сопротивление, будь на вашем месте, – продолжал Обычный. – Они отчаянные и беспокойные люди. Но им хорошо платят.
Бодряк ничего не сказал. Обычный злорадствовал. У вас всегда остается шанс с злорадствующими. Старый Патриций никогда не злорадствовал, это вы могли определенно сказать о нем. Если вам желали смерти, то вы никогда бы об этом не узнали.
Все, что нужно делать со злорадствующими, играть игру согласно правил.
– Вам никогда это не сойдет с рук, – сказал он.
– Вы правы. Вы абсолютно правы. Но никогда – это слишком длинный промежуток времени, – сказал Обычный. – Никому из нас не удастся так долго с этим справляться.
– У вас будет время обдумать это, – сказал Обычный и кивнул стражникам. – Бросьте его в специальную темницу. А затем принимайтесь за следующее задание.
– Э-э, – сказал старший стражник, колеблясь.
– Что такое?
– Вы, э-э, хотите, чтобы мы на него напали? – потерянно сказал стражник.
Хотя дворцовая стража была толстокожей, но, как и все прочие люди, они соблюдали конвенции, и когда стражу призывали действовать в раскаленных добела обстоятельствах, для них наступали не самые лучшие времена. Парень, как ему кажется, собирается стать героем. Стражник совсем не задумывается над будущим, в котором его возможно ожидает смерть.
– Разумеется, вы, идиот!
– Но здесь только один такой, – сказал капитан.
– А он улыбается, – сказал человек, стоявший за ним.
– Может, собирается раскачаться на люстре, – сказал один из его коллег. – Сшибет стол, и поминай как звали.
– Он даже не вооружен! – пронзительно крикнул Обычный.
– Это-то хуже всего, – стоически продолжал рассуждения один из стражников. – Такие подпрыгивают, понимаете, и хватают один из тех мечей, что висят над камином.
– Да-а, – подозрительно сказал другой стражник. – А потом швыряют в вас стулом.
– Здесь нет никакого камина! Здесь нет никакого меча! Здесь есть только он! Хватайте его! – надрывался Обычный.
Двое стражников нехотя схватили Бодряка за плечи.
– Вы же не собираетесь предпринимать ничего героического? – прошептал один из них.
– Даже не знаю, когда начинать, – ответил капитан.
– Ладно.
И когда Бодряка выводили из кабинета, он услышал, что Обычный, как сумасшедший, разразился смехом. Они всегда так поступают, злорадствующие.
Но он был прав в одном. У Бодряка не было плана. Он не задумывался над тем, что произойдет дальше. Он оказался дураком, говорил он сам себе, думать, что ты окажешься в конфронтации и этим все завершится.
Ему также было интересно узнать, что это за следующее задание.
Дворцовые стражники ничего не сказали, но вытянулись по струнке, с выпученными глазами, и повели его по лестнице вниз, через разрушенный зал, а затем сквозь остатки коридора в зловещую дверь. Они открыли дверь, швырнули его внутрь и удалились.
И никто, совершенно никто, не заметил тонкую, как листочек, кожуру, которая плавно слетела с крыши, кувыркаясь в воздухе как семя сикоморы, перед тем как приземлиться на обломках мишуры, сложенных в груду.
Это была кожура от арахиса.

И наступившая тишина разбудила леди Рэмкин. Из спальни открывался вид на загоны драконов, и она привыкла спать под неумолчный шорох чешуи, спорадический рев драконов, извергающих во сне пламя, вопли беременных самок. Отсутствие любых звуков звучало как сигнал будильника.
Она немного поплакала перед тем как отправиться спать, но немного, ибо какая польза от лишних слез и позволять себе излишне распускаться. Она зажгла лампу, надела резиновые сапоги, взяла палку, которая была единственным оружием, стоявшим между ней и теоретически возможной потерей добродетели, и пулей промчалась сквозь темный дом. Когда она пересекала лужайку, направляясь к загонам, то у нее возникло смутное чувство, что в городе что-то произошло, но она отбросила эту мысль, ибо об этом не стоило думать. Драконы были важнее.
Толчком она распахнула дверь.
Слава богу, они все были здесь. Характерный смрад болотных драконов, напоминавший запах речного ила и химического взрыва, разносился в ночи.
Все драконы раскачивались на задних ножках в центре загона, изогнув шею, свирепо вглядываясь в что-то на крыше.
– Ах, – сказала она. – Что-то опять летает там наверху? Красуется перед вами. Детки, не беспокойтесь об этом. Мама с вами.
Она поставила лампу на верхнюю полку и зашла в загон к Эрролу.
– Ну а теперь, мой мальчик, – начала она и остановилась.
Эррол, вытянувшись, лежал на боку. Тоненькая струйка серого дыма вырывалась из его пасти, а его живот раздувался и сокращался как меха. Его шкура, от шеи и до пят, была чисто белой.
– Думаю, что если когда-нибудь буду переписывать «Болезни», то целую главу полностью отведу тебе, – спокойно сказала она, открывая ворота загона. – Давай посмотрим, может противная температура уже спала?
Она нагнулась, чтобы прикоснуться к шкуре, и задохнулась. Она поспешно отдернула руку, наблюдая как на кончиках пальцев вздуваются пузыри.
Эррол был такой холодный, как огонь.
И пока она рассматривала его, маленький кружок от ее теплого дыхания был заметен на морозном воздухе.
Леди Рэмкин присела на корточки.
– Так какой же породы драконов ты…? – начала она.
Послышался стук в дверь, где-то далеко в доме. На миг она задумалась, затем задула лампу, с трудом проползла вдоль загонов и отодвинула обрывок мешковины, прикрывавший окно.
Первый лучик рассвета очертил силуэт стражника, стоявшего перед ее дверью, перья на его шлеме развевались на ветру.
От страха она прикусила губу, отползла к двери, пролетела через лужайку и ворвалась в дом, перепрыгивая через три ступеньки.
– Глупый, глупый, – бормотала она, вспоминая, что лампа осталась внизу на лестнице. Но на это не было времени. За то время пока она ходила бы и забирала ее, Бодряк мог уйти.
Работая наощупь и по памяти, она отыскала в темноте свой лучший парик и напялила его на голову. Где-то на туалетном столике, среди мазей и средств для драконов, завалялся флакончик, называемый, если ей не изменяла память, «Ночная Роса» или еще как-то совершенно неподходяще, необдуманный подарок от племянника, сделанный давным-давно. Она перепробовала несколько флакончиков, пока по запаху не отыскала нечто, подходящее описанию. Даже для носа, который давным-давно потерял большую часть своей чувствительности перед лицом превозмогающего смрада драконов, запах казался более сильным, чем она помнила. Но по-видимому мужчинам нравятся подобные запахи. Или так ей приходилось об этом читать. Полная бессмыслица, на самом деле. Она поправила выбившийся край ночной сорочки таким образом, как она надеялась, что та не будет заметна, и бросилась по ступенькам к дверям.
Она остановилась перед дверью, сделала глубокий вдох, повернула дверную ручку и тут обнаружила, открывая дверь, что забыла снять резиновые сапоги…
– Почему, капитан? – располагающе сказала она, – черт возьми, кто вы такой?
Начальник дворцовой стражи отступил на несколько шагов, и, ибо он был деревенского рода, начертал несколько тайных знаков, чтобы отвратить злых духов. Злые духи отступили. Когда он открыл глаза, то существо по-прежнему находилось здесь, по-прежнему кипя от ярости, по-прежнему чем-то воняя, болезнетворным и прокисшим, по-прежнему увенчанное копной спутанных кудряшек, по-прежнему надвигающаяся трепещущая грудь, вид которой заставил его глотку пересохнуть…
Он слышал о подобных существах. Гарпии, вот как они называют. Но что же они сделали с леди Рэмкин?
Хотя вид резиновых сапог заставил его оторопеть. В легендах о гарпиях отсутствовали ссылки на резиновые сапоги.
– Прочь отсюда, парень. – Леди Рэмкин подтянула ночную сорочку, придав ей более благообразный вид. – Не торчите здесь открывая и закрывая рот. Чего вам надо?
– Леди Сибил Рэмкин? – сказал стражник, отнюдь не вежливым тоном человека, желающего получить простое подтверждение, а недоверчивым тоном человека, обнаружившего, что так трудно поверить в то, что ответ будет «да».
– Протрите глаза, молодой человек. Как вы думаете, кто я такая?
Стражник подтянулся.
– Просто у меня есть повестка для леди Сибил Рэмкин, – колеблясь, сказал он.
Ее голос притих.
– Что это значит – повестка?
– Явиться ко дворцу, понимаете.
– Не могу представить, что за необходимость в такое время утром, – сказала она и попыталась захлопнуть дверь. Это не удалось, ибо в последний момент кончик меча преградил дорогу двери.
– Если вы не пойдете, – сказал стражник, – у меня есть приказ предпринять следующие шаги.
Дверь с треском распахнулась и ее лицо плотно прижалось к лицу стражника, чуть не лишив того сознания запахом сгнивших розовых лепестков.
– Если вы думаете, что можете положить на меня свои лапы… – начала она.
Стражник бросил быстрый взгляд по сторонам, лишь на миг, на загоны драконов. У Сибил Рэмкин побледнело лицо.
– У вас не получится! – прошипела она.
Он глотнул воздух. Хотя она была ужасной, но все-таки только женщиной. Она могла только откусить вам голову, в переносном смысле. Бывали вещи, как говорил он себе, похуже чем леди Рэмкин, хотя, признаться, они не находились в трех дюймах от его носа в данный момент.
– Предпринять шаги, – повторил он квакающим голосом.
Она выпрямилась и оглядела шеренгу стражников, стоявших за ним.
– Вижу, – холодно сказала она. – Именно таким способом, не так ли? Вшестером вы пришли за слабой женщиной. Отлично. Вы позволите, разумеется, сходить за плащом. Немного прохладно.
Она захлопнула дверь.
Дворцовые стражники постукивали ногами от холода и старались не смотреть друг на друга. Очевидно, это был не самый удачный способ арестовывать людей. Не стоило заставлять мерзнуть у дверей, ибо таким способом задание не выполнить. С другой стороны, единственной альтернативой было войти туда и силой вытащить наружу, но подобное предложение не вызывало ни у кого энтузиазма. Кроме того капитан стражников не был уверен, что ему хватит людей тащить леди Рэмкин куда-либо. Для этого требовались тысячи людей, с катками для перекатки бревен.
Дверь опять заскрипела, открывая взору лишь пыльную тьму прихожей.
– Ладно, солдаты… – собрался с силами капитан.
Появилась леди Рэмкин. Он едва успел увидеть ее бросок сквозь дверной проем, и это могло оказаться последним, что мог припомнить стражник, если у стражников вообще можно обнаружить наличие ума, чтобы сбить ее с толку, когда она мчалась вниз по ступенькам. Она бросилась вперед, ругаясь на ходу, врезалась в заросшую лужайку, ударила его головой об рассыпавшуюся статую одного из предков Рэмкинов, и замерла.
Двуручный широкий меч, который она придерживала рукой, находился у нее позади, рукоятью справа, и вибрировал на ходу.
Опомнившись, один из стражников осторожно подошел к ней и попробовал лезвие пальцем.
– Черт возьми, – сказал он, в его голосе звучал ужас, мешающийся с уважением. – И дракон хочет ее сожрать?
– Вполне подходит для этого, – сказал капитан. – Она, должно быть, самая высокородная леди в городе. Ничего не знаю о девственницах, – добавил он, – но сейчас, в эту минуту я не собираюсь об этом размышлять. Эй, кто-нибудь, сходите за телегой.
Он поковырялся пальцем в ухе, которое следовало бы чистить кончиком меча. От рождения он не был недобрым человеком, но сейчас он был уверен, что предпочел бы иметь толстую шкуру дракона для защиты от леди Рэмкин, когда она проснулась.
– Разве мы не собирались убить ее домашних дракончиков, сэр? – сказал второй стражник. – Я думал, что мистер Обычный приказывал убить всех драконов.
– Это была только угроза, которую мы собирались осуществить, – ответил капитан.
У стражника наморщился лоб.
– Вы уверены? Я думал…
Капитану этого было достаточно. Визжащие гарпии и широкое мечи, издающие звук, подобный шуршанию шелка, порядком уничтожили его способность понимать чужую точку зрения.
– Ах, вы думали, верно? – сказал он. – Вы у нас мыслитель? А вы не думали, что будете более подходящи на другом посту? Возможно, в городской страже? Их ряды переполнены мыслителями, таковы они.
В рядах стражников послышались смешки и хихиканье.
– Если бы вы подумали, – добавил с сарказмом капитан, – то сообразили, стал бы король желать смерти другим драконам? Вполне возможно, что они дальние родственники. Полагаю, что ему совершенно не хотелось от нас, чтобы мы шарили по всем закоулкам, убивая его собственный род?
– Да, сэр, люди думают, сэр, – надувшись, сказал стражник.
– Ах, вот как, – сказал капитан. – Это совсем другое. – Он задумчиво постучал пальцами по краю своего шлема. – Все потому, что мы обладаем разумом.

Бодряк приземлился на мокрую солому в кромешной тьме, хотя через миг его глаза привыкли к мраку и могли различить стены темницы.
Она была построена отнюдь не для роскошной жизни. Это было просто пространство, состоящее из многочисленных арок и столбов, поддерживающих дворец. В дальнем углу маленькая решетка, замурованная высоко в стене, пропускала внутрь слабый, тусклый свет.
В полу виднелось еще одно квадратное отверстие, также прикрытое решеткой. Впрочем, решетки совершенно проржавели. Бодряку пришло в голову, что после определенных усилий ему удалось бы их расшатать, и тогда все, что ему оставалось сделать, проскользнуть сквозь девятидюймовое отверстие.
Чего в темнице не было, так это крыс, скорпионов, тараканов и змей. Правда, когда-то здесь были змеи, потому что сандалии Бодряка с хрустом ступали по белевшим длинным скелетам змей.
Он осторожно прополз вдоль мокрой стены, пытаясь понять, откуда доносится ритмичный царапающий звук. Он завернул за невысокий столб и обнаружил его.
Патриций брился, поглядывая в осколок зеркала, прислоненный к столбу, чтобы поймать лучик света. Впрочем, не совсем так, как мог заметить Бодряк, не прислоненный. Поддерживаемый. Крысой. Это была огромная крыса с красными глазами.
Без видимого удивления Патриций кивнул ему.
– А-а, – сказал он. – Бодряк, не так ли? Я услышал, как вы спускались сюда. Очень хорошо. Сообщите кухонной прислуге… – и тут Бодряк понял, что тот разговаривает с крысой, – …что к ланчу нас будет двое. Не хотите ли пива, Бодряк?
– Что? – сказал Бодряк.
– Я полагаю, что не откажетесь. Хотя боюсь, что кувшин пуст. Народ Скрп достаточно смышленый, но, кажется, у них глаза слепнут, когда дело доходит до наклеек на бутылках.
Лорд Ветинари вытер лицо полотенцем и швырнул его на пол. Серый комочек метнулся к полотенцу и утащил его прочь к решетке на полу.
Затем он сказал:
– Хорошо, Скрп. Можешь идти.
Крыса, подергивая усиками, посмотрела на Патриция, прислонила зеркало к стене и зашагала прочь.
– Вас обслуживают крысы? – спросил Бодряк.
– Они услужливы, но боюсь, не очень расторопны. Из-за их лапок.
– Но, но, но, – сказал Бодряк. – Не понимаю, как?
– Полагаю, что у народа Скрп есть туннели, которые простираются под Университетом, – продолжал лорд Ветинари. – Впрочем, я полагаю, что они были достаточно смышлеными до того, как это произошло.
Наконец Бодряк немного понял. Широко известно, что волшебное излучение действовало на животных, живущих вокруг кампуса Невиданного Университета, временами оно подталкивало их вперед по направлению к неким миниатюрным аналогиям человеческой цивилизации. И даже мутировало некоторых из них в совершенно новые и особые виды, например книжный червь 303 и стенная рыба. А, как уже говорил Патриций, крысы были достаточно смышлеными до того, как это произошло.
– Но они прислуживают вам? – сказал Бодряк.
– Это взаимно. Так сказать, плата за оказанные услуги, – сказал Патриций, усаживаясь на то, что, как мог заметить Бодряк, можно было назвать бархатной подушкой. На нижней полке, чтобы быть под рукой, лежал блокнот и стопка книг.
– Чем вы можете помочь крысам, сэр? – тихо сказал он.
– Советом. Я даю им советы. – Патриций откинулся назад.
– Всегда неприятности с людьми, подобными Обычному, – сказал он. – Они никогда не знают, когда нужно сделать остановку. Крысы, змеи и скорпионы. Здесь был сущий бедлам, когда я появился. Крысам доставалось больше всех.
Бодряк подумал, что тот немного тронулся.
– Вы имеете в виду, что тренировали их? – сказал он.
– Советовал. Полагаю, что это сноровка, – скромно сказал лорд Ветинари.
Бодряку было интересно узнать, как все это произошло. Объединились ли крысы со скорпионами против змей, а затем, когда змеи были побиты, пригласили скорпионов на шикарную вечеринку, торжествуя победу, и съели их? Или скорпионы, не объединенные ни с кем, были наняты вместе с большими количествами того, что едят скорпионы, чтобы подобраться с краю к избранным змеям, стоящим во главе, и ужалить их?
Ему припомнился слышанный когда-то рассказ о человеке, который, будучи запертым в темнице на долгие годы, обучал птичек и создал некую свободу. А также припомнились моряки, оторванные от моря из-за дряхлости и немощи, которые проводили дни, мастеря большие кораблики в маленьких бутылках.
Затем он подумал о Патриции, который ограбил его город, сидевшим скрестив ноги на грязном полу в темнице и воссоздавшем его вокруг себя, поощряя в миниатюре все эти маленькие соперничества, сражения за власть и фракции. Он представил его мрачной нахохлившейся статуей, ступающей украдкой по брусчатой мостовой, живущей в тени, и внезапная политическая смерть. Возможно, это было легче, чем управлять Анком, в котором было гораздо больше паразитов, которым совсем не нужны были две руки, чтобы носить нож.
Раздался звон в водостоке. Появилось полдюжины крыс, которые что-то тащили, завернутое в тряпку. Они протащили его сквозь решетку и с большими усилиями сложили к ногам Патриция. Тот нагнулся и развязал узел.
– Кажется, нам достался сыр, куриные ножки, сельдерей, кусочек немного засохшего хлеба и прекрасная бутылка, ах, по-видимому прекрасная бутылка Знаменитого Коричневого Соуса фирмы «Меркль и Стингбат» . Пиво, я сказал, Скрп. – Глава крыс повернул к нему носик. – Простите их за это, Бодряк. Они не умеют читать, понимаете. Кажется, они не могут уловить концепцию чтения. Но они весьма охотно слушают. Они приносят мне все новости.
– Вижу, вы здесь устроились с удобствами, – тихо сказал Бодряк.
– Никогда не стройте темницу, и вы не испытаете счастья провести ночь наедине с собой, – сказал Патриций, выкладывая пищу на тряпку. – Мир был бы гораздо счастливее, если люди помнили об этом.
– Мы все думали, что вы понастроили тайные ходы и тоннели, – сказал Бодряк.
– Не могу вообразить для какой цели, – сказал Патриций. – Кому-то пришлось бы все время бегать. Это неэффективно. Поскольку даже здесь я в центре событий. Надеюсь, вы это понимаете, Бодряк. Никогда не доверяйте никакому правителю, скрывающемуся в туннелях и бункерах и оставляющему путь для бегства. Беда в том, что он не вкладывает в работу душу и сердце.
– Ах.
– Он в темнице в собственном дворце с буйным лунатиком во главе наверху, и драконом, сжигающим город, и ему кажется, что он держит мир там, где ему взбредет в голову. Его вознесли в высшее общество. Высота может свести с ума.
– Вы, э-э, не возражаете, если я немного огляжусь? – сказал он.
– Чувствуйте себя свободно, – сказал Патриций.
Бодряк измерил шагами длину темницы и осмотрел дверь. Она была закрыта на засов и снаружи висел массивный замок.
Затем он простукал стены, в которых могли оказаться пустоты. Никакого сомнения, что это была прекрасно построенная темница. В такой темнице, если хорошо подумать, можно было содержать опасных преступников. Разумеется, в подобных обстоятельствах вы предпочли бы, чтобы не было люков, скрытых туннелей и тайных путей к бегству.
Подобных обстоятельств здесь не было. Как потрясающе, что несколько футов прочного камня могут подействовать на ваше чувство перспективы.
– Стражники входят внутрь? – спросил он.
– Весьма редко, – сказал Патриций, помахивая куриной ножкой. – Их не беспокоит даже покормить меня. Смысл в том, что кто-то должен сгнить заживо. Конечно, – сказал он, – за это время я привык подходить к двери и каждый раз стонать, чтобы доставить им удовольствие.
– Так что, они не входят внутрь и не проверяют? – с надеждой сказал Бодряк.
– Не думаю, чтобы мы могли этому доверять, – сказал Патриций.
– Как вы собираетесь им противостоять?
С болью в глазах Патриций посмотрел на него.
– Мой дорогой Бодряк, – сказал он. – Думаю, что вы наблюдательный человек. Вы осмотрели дверь?
– Конечно осмотрел, – сказал Бодряк и добавил: – Сэр. Она чертовски толстая.
– Может вы еще раз посмотрите?
Бодряк бросил на него взгляд, а затем прошел к двери и еще раз взглянул на нее. Это была одна из тех дверей, что стояли в грозном портале, вся увешанная засовами, замками и толстыми петлями. Замок был работы гномов, и для того, чтобы его открыть, потребовались бы годы. В общем и целом, если вам был нужен символ чего-то совершенно неподвижного, эта дверь вполне для этого подходила.
В тишине, от которой замирало сердце, к нему подошел Патриций.
– Поймите, – сказал он, – это всего лишь случайность, не более того, что город охватили буйные гражданские беспорядки, и законный правитель был брошен в темницу? Для некоторых личностей это принесло большее удовлетворение, чем простое наказание.
– Да, разумеется, но я не понимаю… – начал Бодряк.
– А вы взгляните на эту дверь и скажите, неужели это действительно прочная дверь камеры?
– Без сомнения. Только взгляните на засовы и…
– Знаете, я действительно приятно удивлен, – тихо сказал Патриций.
Бодряк вглядывался в дверь до рези в глазах. И тут, как внезапно как случайные образы, возникающие в облаках, ни капельки не изменяясь, напоминают то лошадиную морду, то плывущий корабль, он наконец увидел, что же он рассматривал так долго.
Чувство леденящего восхищения овладело им.
Хотел бы он знать, что творится в мозгу у Патриция. Холодный и блестящий, как мог он вообразить, весь из голубой стали и льдинок, и маленькие колесики щелкают как в огромных часах. Такой разум мог предугадать свое собственное падение и обратить его в преимущество.
Это была совершенно нормальная дверь темницы, но все зависело от вашего чувства перспективы.
В этой темнице Патриций мог замкнуть весь мир.
Все, что было снаружи – только замок.
Все засовы и задвижки находились изнутри.

Цепочка людей неуклюже пробиралась по мокрым крышам, утренний туман, клубясь, испарялся под лучами солнца. Но сегодня воздух и не мог быть чистым – клубы дыма и пара опоясывали кольцами город и наполняли воздух печальным ароматом золы, пепла и догорающих пожарищ.
– Что это за место? – сказал Морковка, помогая другим подняться по засаленной лестнице.
Сержант Двоеточие оглядел лес из дымоходов.
– Мы как раз над винокуренным заводом виски Джимкина Медвежье Объятие. На прямой линии между дворцом и площадью. Он пролетел здесь.
Валет задумчиво осмотрел стену здания.
– Когда-то я побывал внутри, – сказал он. – Однажды темной ночью я проверял дверь и она взяла и открылась от моего прикосновения.
– Случайно, как я полагаю, – кисло сказал Двоеточие.
– Да, и я вынужден был войти, чтобы проверить не происходит ли там каких-нибудь злодеяний. Какое изумительное место. Полным-полно трубок и всякой всячины. А аромат!
– «Каждая бутылка созревает за семь минут». – процитировал Двоеточие. – «Половина капли перед едой заставит вас идти», вот как сказано на этикетке. Верно, черт возьми. Как-то я принял каплю и шагал весь день.
Он встал на колени и развернул длинный сверток, который он с большим трудом нес в руках во время восхождения. Там лежал длинный лук древней конструкции и колчан со стрелами.
Он медленно, благоговейно взял лук и пробежался вдоль него своими пухлыми пальцами.
– Знаете, – сказал он, – я был чертовски ловок в обращении с луком, когда был молодым. Капитан позволял мне тренироваться каждую ночь.
– Вы продолжаете нас поучать, – без симпатии сказал Валет.
– Да. Я привык завоевывать призы. – Сержант Двоеточие размотал новую тетиву, завязал ее петлей вокруг конца лука, встал, сжал лук, захрипев от натуги…
– Э-э. Морковка? – сказал он, немного отдышавшись.
– Да, сержант?
– Вы умеете натягивать тетиву?
Морковка взял лук, легко его сжал и накинул конец тетивы на свое место.
– Неплохое начало, сержант, – сказал Валет.
– Не будьте со мной саркастичным, Валет! Не физическая сила, а меткость глаза и твердость руки, вот что принимается в расчет. А сейчас передайте мне стрелу. Нет, не эту!
У Валета замерли пальцы на древке стрелы.
– Это моя счастливая стрела! – прошипел Двоеточие. – Никто из вас не должен касаться моей счастливой стрелы!
– По мне, так выглядит как любая другая стрела, сержант, – примиряюще сказал Валет.
– Эту стрелу я использую во благое дело, удара милосердия, – сказал Двоеточие. – Никогда не подводила меня, счастливая стрела. Попадает точно в цель. Просто невозможно не попасть. Если у дракона есть уязвимые места, то она их отыщет.
Он выбрал совершенно одинаково выглядящую, но предположительно менее счастливую стрелу и возложил ее на тетиву. Затем оценивающим глазом осмотрел прилегающие крыши.
– Лучше лежит в руке, – бормотал он. – Разумеется, однажды выучив, вы никогда не забудете, это как верховая езда – вы никогда не забудете как ездить, если вы в состоянии ездить.
Он натянул тетиву, коснувшись уха и хрюкнув от натуги.
– Отлично, – прохрипел он, его рука тряслась от натуги как мачта во время шторма. – Видите там вдали крышу Гильдии Убийц?
Они посмотрели вдаль, щурясь от дыма.
– А теперь, – сказал Двоеточие. – Видите там наверху флюгер? Видите его?
Морковка посмотрел на кончик стрелы. Тот плясал вверх и вниз, описывая при этом восьмерки.