1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 
   
– 'П'сибо.
   
После чего получало надувной шарик или апельсин.
   
Но на этот раз мамаше удалось произнести только:
   
– Ты ведь хочешь…
   
– СКАЖИ, ДИТЯ, А ПОЧЕМУ У ТЕБЯ РУКИ ВИСЯТ НА ВЕРЕВОЧКАХ?
   
Дитя посмотрело на рукава, к которым были привязаны варежки, и подняло руки.
   
– Ваешки, – сообщило оно.
   
– ПОНЯТНО. ОЧЕНЬ ПРАКТИЧНО.
   
– А ты наштоящий? – спросила шапка.
   
– А ТЫ КАК ДУМАЕШЬ? – Шапка хихикнула.
   
– Я видела, как твоя швинка писала!
   
Судя по тону, более увлекательного зрелища шапке с кисточками видеть еще не приходилось – и в ближайшее время вряд ли придется.
   
– О. Э… ХОРОШО.
   
– У нее был такой большой…
   
– НУ И ЧТО ЖЕ ТЫ ХОЧЕШЬ НА СТРАШДЕСТВО? – торопливо перебил ее Санта-Хрякус.
   
Мама вспомнила свою связанную с расходами реплику и быстренько затараторила:
   
– Она хочет…
   
Санта-Хрякус нетерпеливо щелкнул пальцами, и рот заботливой мамаши захлопнулся.
   
Поняв, что такой шанс предоставляется только раз в жизни, дитя стремительно выпалило:
   
– Я хочу амию. И башой замок с такими остиями. И меч.
   
– ЧТО-ЧТО? – не понял Санта-Хрякус.
   
– Башой меч, – поправилось дитя после некоторых раздумий.
   
– ХОРОШО.
   
«Потерянный дядюшка» подтолкнул Санта-Хрякуса локтем.
   
– Они должны сказать «спасибо».
   
– ТЫ УВЕРЕН? МНЕ ЕЩЕ НИКОГДА И НИКТО НЕ ГОВОРИЛ «СПАСИБО».
   
– А Санта-Хрякусу говорят, – прошипел Альберт. – А ведь он – это ты, правильно?
   
– ДА. КОНЕЧНО. ГМ… ТЕБЕ ПОЛАГАЕТСЯ СКАЗАТЬ «СПАСИБО», МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕЧЕК.
   
– 'П'сибо.
   
– ВЕДИ СЕБЯ ХОРОШО. ЭТО ЧАСТЬ СОГЛАШЕНИЯ.
   
– Лано.
   
– ЗНАЧИТ, МЫ ЗАКЛЮЧИЛИ КОНТРАКТ. – Санта-Хрякус потянулся к мешку и достал оттуда…
   
…Очень большую модель замка с остроконечными коническими крышами на башнях, словно созданных для заточения принцесс…
   
…А также коробку с несколькими сотнями рыцарей и воинов в ассортименте…
   
…И меч. Он был добрых четыре фута в длину, и кромка его ослепительно блестела.
   
Мамаша от удивления открыла рот.
   
– И это вы называете детскими игрушками?! – завопила она. – Но это же опасно!
   
– ЭТО МЕЧ, – возразил Санта-Хрякус. – ГДЕ ТЫ ВИДЕЛА БЕЗОПАСНЫЕ МЕЧИ?
   
– Она маленькая девочка! – заорал господин Крохобор.
   
– МЕЧ – ОЧЕНЬ ПОЗНАВАТЕЛЬНАЯ ШТУКА.
   
– А если она случайно порежется?
   
– ИСТИННОЕ ПОЗНАНИЕ ПРИОБРЕТАЕТСЯ ЧЕРЕЗ ОПЫТ.
   
«Потерянный дядя» что-то прошептал ему на ухо.
   
– ПРАВДА? НУ ЧТО Ж, ПРИДЕТСЯ ПОВЕРИТЬ НА СЛОВО. В КОНЦЕ КОНЦОВ, КТО Я ТАКОЙ, ЧТОБЫ СПОРИТЬ?
   
Лезвие стало деревянным.
   
– И все остальное ей тоже не нужно! – воскликнула мамаша, хотя недавние слова ее дочки свидетельствовали об обратном. – Она ведь девочка! И я… я не могу позволить себе такие шикарные игрушки!
   
– НО ЭТО ЖЕ ПОДАРОК, – несколько озадаченно произнес Санта-Хрякус.
   
– Подарок? – не поняла мать.
   
– Подарок? – с ужасом переспросил Крохобор. – Нет! Это наш товар! Какое право ты имеешь раздаривать его направо-налево?! Мы тут деньги зарабатываем, а не подарки да… Ну, то есть… да, конечно, страшдество, детям надо дарить игрушки, – быстро поправился он, поняв, что на него с изумлением смотрят люди. – Но сначала их надо купить, понимаешь? Я имею в виду… ха-ха. – Он нервно засмеялся, все четче осознавая, что происходит нечто странное, и чувствуя на себе подозрительный взгляд «Потерянного дядюшки». – Игрушки ведь не делаются волшебными эльфами, живущими у Пупа, ха-ха-ха…
   
– Вот именно, – глубокомысленно произнес «дядюшка». – Только маньяк может дать эльфу стамеску, если, конечно, не хочет, чтобы ему на лбу вырезали его инициалы.
   
– Значит, все это бесплатно? – резко спросила мать Дорин, наотрез отказываясь уходить от центральной темы разговора.
   
Господин Крохобор беспомощно посмотрел на игрушки. Они определенно не были похожи на те, что хранились у него на складе.
   
А затем он попытался повнимательнее рассмотреть нового Санта-Хрякуса. Каждая клетка его мозга твердила, что это веселый толстячок в красно-белом костюмчике.
   
Ну… почти каждая. Некоторые клетки, более прозорливые, сообщали, что глаза на самом деле видят нечто иное. Правда, что именно – тут глаза и клетки никак не могли сойтись во мнениях. А еще пара клеток просто взяла и отключилась.
   
– Гм… Кажется, да, – процедил господин Крохобор сквозь зубы.
   
   
Несмотря на Страшдество во всех зданиях Университета кипела лихорадочная деятельность. Волшебники в любом случае [16] не ложились спать рано, но сегодня в самую полночь должен был начаться Страшдественский пир.
   
Об истинных масштабах страшдественского пира можно было получить представление из того факта, что легкой закуской в Незримом Университете назывались три-четыре блюда, не считая сыров и орешков.
   
Некоторые волшебники начинали практиковаться загодя. Декан, в частности, теперь мог поднять на вилке двадцатифунтового индюка. Ожидание полуночи только придавало здоровую остроту профессионально отточенным аппетитам.
   
В зданиях царило приятное ожидание, слюнные железы уже шипели в предвкушении, заранее подбирались пилюли и порошки, которые через несколько часов могли понадобиться для отражения контратаки скопившихся чуть ниже грудной клетки и воюющих друг с другом восемнадцати блюд.
   
Подняв воротник балахона, Чудакулли вышел на снег. В окнах факультета высокоэнергетической магии горел свет.
   
– Ну, не знаю, не знаю… – пробормотал аркканцлер. – Ночь перед страшдеством, а они ещё работают. Это ненормально. Страшдество ведь… Вот когда я был студентом, к этому времени я уже успевал дважды протрезветь…
   
На самом деле Думминг Тупс и его группа студентов-исследователей подготовились к встрече страшдества. Они украсили Гекс веточками остролиста, а на большой стеклянный купол, под которым находился главный муравейник, надели бумажную шляпу.
   
Чудакулли казалось, что при каждом его посещении что-то новое появлялось в… механизме, думающей машине – или как там еще называли эту штуковину. Иногда всего за одну ночь таинственный прибор самостоятельно перестраивался. А иногда, по словам Думминга, Гекс составлял и выдавал планы того, что ему требовалось. Как правило, от этой штуковины у Чудакулли по спине начинали бегать мурашки. Впрочем, сегодня мурашки принялись скакать особенно оживленно: перед странным прибором сидел казначей. На мгновение Чудакулли даже думать забыл о всяких грибных гномиках.
   
– А ты что здесь делаешь, старина? – осведомился он. – Ты же должен быть у себя в комнате и интенсивно прыгать, освобождая побольше места в животе. Сегодня ведь Страшдественский пир, помнишь?
   
– Ура всему розовому, синему и зеленому, – откликнулся казначей.
   
– Э… мы думали, что Гекс может… ну… помочь, сэр, – сообщил Думминг Тупс, считавший себя символом разумности Незримого Университета. – Решить проблему казначея. Мы думали, это будет ему хорошим подарком на страшдество.
   
– О боги. У казначея нет никаких проблем, – сказал Чудакулли и похлопал бесцельно улыбавшегося человека по голове, одновременно произнося одними губами слова «совсем сбрендил». – Немного рассеян, и все. Я сказал: «НЕМНОГО РАССЕЯН», да? Неудивительно: он столько времени проводит, складывая эти числа. На свежий воздух и не выходит. Я сказал: «МАЛО БЫВАЕШЬ НА СВЕЖЕМ ВОЗДУХЕ, СТАРИНА!»
   
– Мы подумали, может, ему хочется с кем-нибудь поговорить… – растерянно промолвил Думминг.
   
– Что-что? Но я с ним постоянно разговариваю! Стараюсь как можно меньше оставлять его наедине с собой, – пожал плечами Чудакулли. – А то он сразу начинает хандрить.
   
– Э… да… определенно, – дипломатично заметил Думминг. Он помнил казначея как человека, который считал очень веселым времяпровождением поглощение яйца всмятку. – Итак… э… но мы попробуем еще раз, хорошо? Ты готов, господин Динвидди?
   
– Да, спасибо, зеленый и немного корицы, если не затруднит.
   
– Интересно, о чем он будет разговаривать с машиной? – мрачно сказал Чудакулли. – У этой штуки и ушей-то нет.
   
– На самом деле мы сделали одно ухо, – возразил Думминг. – Э…
   
Он показал на большой барабан в лабиринте трубок.
   
– А это не слуховая ли труба Ветром Сдумса торчит оттуда? – подозрительно осведомился Чудакулли.
   
– Она самая, аркканцлер. – Думминг откашлялся. – Тут такое дело: звук распространяется волнами…
   
Неожиданно вспомнив, что разговаривает с волшебником, Думминг осекся. Предугадать ход мыслей Чудакулли было довольно просто: раз «волны» – значит, «море». А дальше начнется бессмысленный спор, каких случалось уже немало. Возникнет очередное бездонное недопонимание, которое всегда возникало при попытке что-либо объяснить аркканцлеру. Наверняка будут помянуты «прибой», «песок», а то и «мороженое»…
   
– Все происходит при помощи магии, аркканцлер, – поправился Думминг, отказываясь от борьбы.
   
– А, понятно, – несколько разочарованно произнес Чудакулли. – Значит, никаких там сложностей с пружинками, шестеренками и трубочками?
   
– Никаких, сэр, – кивнул Думминг. – Простая магия. Правда, достаточно передовая.
   
– Все понятно. И каков ее итог?
   
– Гекс может слышать все, что ты ему говоришь.
   
– Интересно. Значит, не надо пробивать дырки в картонках и нажимать на клавиши, чем вы тут постоянно занимаетесь?
   
– Я сейчас все продемонстрирую, сэр, – пообещал Думминг. – Так, Адриан, инициализируй ГБР.
   
– Как это? Как это? – заинтересованно спросил Чудакулли из-за его спины.
   
– Это значит… ну, потяни главный большой рычаг, – неохотно пояснил Думминг.
   
– А, ГБР куда короче. Разумно, разумно… – Думминг вздохнул:
   
– Совершенно согласен, аркканцлер.
   
Он кивнул одному из студентов, который потянул красный рычаг с табличкой «Не тянуть». Где-то внутри Гекса пришли в движение шестеренки. Маленькие заслонки перед муравейниками открылись, и миллионы муравьев побежали по паутине стеклянных трубок. Думминг принялся стучать по деревянной клавиатуре.
   
– Никак понять не могу, как ты помнишь, что надо делать, – покачал головой Чудакулли, наблюдая за его действиями с некоторым оттенком изумленного интереса.
   
– В основном я действую интуитивно, аркканцлер, – ответил Думминг. – Хотя следует затратить определенное время на начальное обучение. Итак, казначей, – добавил он, – в принципе, уже можно что-нибудь сказать…
   
– Он говорит: «СКАЖИ ЧТО-НИБУДЬ, КАЗНАЧЕЙ!» – услужливо прокричал Чудакулли прямо в ухо казначею.
   
– Штопор? Это ж перышко, говорила няня, – откликнулся казначей.
   
Внутри Гекса что-то закрутилось. В дальней части комнаты неуклюже начало вращаться модернизированное водяное колесо, увешанное бараньими черепами.
   
Гусиное перо, закрепленное в переплетении пружин и направляющих, принялось выводить буквы:
   
«+++ Почему Ты Считаешь Себя Перышком? +++»
   
На мгновение казначей замешкался, а потом ответил:
   
– Знаешь, у меня есть своя ложка.
   
«+++ Расскажи Мне О Своей Ложке. +++»
   
– Э-э… она маленькая…
   
«+++ Твоя Ложка Тебя Беспокоит? +++»
   
Казначей нахмурился. Но затем ожил.
   
– Оп-ля, а вот и господин Студень! – воскликнул он, но как-то не очень воодушевленно.
   
«+++ Как Долго Ты Был Господином Студнем? +++»
   
Казначей аж взвился.
   
– Ты что, издеваешься надо мной? – выкрикнул он.
   
– Поразительно! – воскликнул Чудакулли. – Эта штуковина все-таки его достала. Получше пилюль из сушеных лягушек будет! Как тебе это удалось?
   
– Э… – смутился Думминг. – Так получилось…
   
– Поразительно, – повторил Чудакулли, выколачивая трубку о наклейку Гекса с надписью «Муравейник Inside». – Значит, эта штука – искусственный мозг?
   
– Можно выразиться и так, – осторожно заметил Думминг. – Конечно, Гекс не умеет мыслить. Совсем нет. Это просто кажется, что умеет.
   
– А-а, навроде декана, понял, понял… – кивнул Чудакулли. – А можно засунуть такой вот мозг в голову декана?
   
– Аркканцлер, прибор весит десять тонн.
   
– Правда? О-очень большой лом понадобится… – Он немного помолчал, а потом опустил руку в карман. – Кстати, я же пришел сюда по делу. Позвольте представить: грибной гномик…
   
– Привет, – застенчиво поздоровался гномик.
   
– …И появился он, чтобы сегодняшнюю страшдественскую ночь провести вместе с нами. Знаешь, мне показалось это странным. Конечно, любое страшдество сопровождается чем-то нереальным, – пояснил Чудакулли. – Последняя ночь в году и так далее. Санта-Хрякус везде крутится и тому подобное. Время самых длинных теней и все прочее. Собирается вся оккультная чепуха за весь год. Всякое может случиться. Я подумал, может, ты его проверишь? Хотя, наверное, волноваться не о чем.
   
– Грибной гномик? – переспросил Думминг. Гномик покрепче прижал к себе мешок.
   
– А что особенного? – пожал плечами Чудакулли. – В конце концов, бывают же зубные феи, верно? Кстати, есть бог вина, так почему бы не быть богу похмелья…
   
Он вдруг замолчал.
   
– Никто ничего не слышал?
   
– Что-что, аркканцлер?
   
– Динь-динь-динь, как серебряный колокольчик.
   
– Прошу прощения, сэр, но я ничего не слышал.
   
Чудакулли пожал плечами.
   
– Ну и ладно… о чем это я?… Ах да… так вот, до сегодняшнего вечера о грибном гномике никто никогда не слышал…
   
– Это верно, – подтвердил гномик, – даже я не слышал о себе до сегодняшнего вечера.
   
– Мы выясним все, что можно, аркканцлер, – дипломатично заявил Думминг.
   
– Молодец, – похвалил его Чудакулли и положил гномика обратно в карман.
   
После чего поднял взгляд на Гекса.
   
– Поразительно, – снова сказал он. – Стало быть, эта штуковина только выглядит так, будто умеет думать?
   
– Э…да.
   
– А на самом деле она не думает?
   
– Э… нет.
   
– То есть просто создает впечатление, будто бы думает, а на самом деле это все показуха?
   
– Э… да.
   
– Ну точь-в-точь как все мы, – восхитился Чудакулли.
   
   
Прежде чем сесть на официальное колено, мальчик окинул Санта-Хрякуса оценивающим взглядом.
   
– Давай по-честному, – предложил он. – Я знаю, ты просто нарядился Санта-Хрякусом. Санта-Хрякус – это биологическая и временная невероятность. Надеюсь, мы понимаем друг друга?
   
– А. ЗНАЧИТ, МЕНЯ НЕ СУЩЕСТВУЕТ?
   
– Правильно. Ты всего лишь часть сезонной кутерьмы, причем направленная исключительно на получение прибыли. Моя мать уже купила мне подарки. Я сам проинструктировал ее, чтобы она купила то, что мне нужно. Иногда она не все понимает.
   
Санта-Хрякус бросил взгляд на стоявшее рядом воплощение материнской неэффективности.
   
– СКОЛЬКО ТЕБЕ ЛЕТ, МАЛЬЧИК? – Мальчик закатил глаза.
   
– Не так, совсем не так, – упрекающе произнес он. – Я ж не в первый раз, право слово. Сначала полагается спросить, как меня зовут.
   
– ААРОН ФИДЖЕТ, УСАДЬБА «СОСНЫ», КРАЙНЯЯ ДОРОГА, АНК-МОРПОРК.
   
– Твои информативные источники неплохо работают, – одобрил Аарон. – Полагаю, люди, одетые эльфами, загодя получают информацию от матерей.
   
– ТЕБЕ ВОСЕМЬ ЛЕТ, ПОВЕДЕНИЕ… О, ПОЧТИ ПЯТЕРКА, – ответил Санта-Хрякус.
   
– А кроме того, есть платежные ведомости, там тоже указываются сведения о покупателе, – продолжал Аарон.
   
– И ТЫ ЗАКАЗАЛ ТРУД ОРЕКХА «НЕОПАСТНЫЕ РЕПТИЛИИ РАВНИНЫ СТО», ВЫСТАВОЧНЫЙ ШКАФ, АЛЬБОМ ДЛЯ КОЛЛЕКЦИОНИРОВАНИЯ, СКЛЯНКУ С ЯДОМ И ПРЕСС ДЛЯ ЯЩЕРИЦ. А ЧТО ТАКОЕ ПРЕСС ДЛЯ ЯЩЕРИЦ?
   
– Ящерицы не бабочки – как прикажешь наклеивать их в альбом? Мог бы и сам головой подумать… Гм, наверное, она рассказала вам все это, когда я задержался у витрины с карандашами. Послушай, может, прекратим этот цирк? Просто дай мне апельсин и разбежимся кто куда.
   
– Я МОГУ ДАТЬ ТЕБЕ НАМНОГО БОЛЬШЕ.
   
– О да, конечно. И чего только не придумают, чтобы привлечь доверчивых покупателей. Подсадные утки в толпе и так далее. Надо же, у тебя даже борода фальшивая. Кстати, старина, тебе известно, что один из твоих кабанчиков…
   
– ИЗВЕСТНО.
   
– Зеркало там, труба здесь и дернуть за тросик. Все элементарно. И, должен сказать, крайне неправдоподобно.
   
Санта-Хрякус щелкнул пальцами.
   
– Похоже, это условный знак, – сообщил мальчик, слезая с колена. – Большое спасибо, приятно было побеседовать.
   
– СЧАСТЛИВОГО СТРАШДЕСТВА, – откликнулся Санта-Хрякус, провожая мальчика взглядом.
   
«Потерянный дядюшка» похлопал его по плечу.
   
– Все отлично, хозяин, – похвалил он. – Исключительное терпение. Лично я подарил бы ему хороший удар по уху.
   
– УВЕРЕН, ОН СКОРО ОСОЗНАЕТ СВОИ ОШИБКИ. – Красный капюшон повернулся так, чтобы только Альберт мог заглянуть внутрь. – Когда откроет коробки, которые несет его мать… хо. хо. хо.
   
   
– Не затягивай слишком туго! Не затягивай!
   
– ПИСК.
   
Не обращая внимания на ссору за спиной, Сьюзен продолжала исследовать ущелья библиотеки Смерти, которая была столь огромна, что в ней вполне могли бы образоваться облака – если бы, конечно, посмели.
   
– Хорошо, хорошо, – произнес голос, который она старалась не замечать. – Примерно так. Я же должен шевелить крыльями.
   
– ПИСК.
   
– Ага, – едва слышно произнесла Сьюзен. – Санта-Хрякус…
   
Ему была посвящена не одна книга, а несколько полок. Первый том был написан, как ей показалось, на свитке кожи. Санта-Хрякус был очень старым.
   
– Да, да, отлично. Ну, как я тебе?
   
– ПИСК.
   
– Госпожа? – обратился к ней ворон, желая выслушать еще одно мнение.
   
Сьюзен обернулась. Ворон с алой грудью пропрыгал мимо.
   
– Чирик-чик-чик, – пропел он. – Фьють-фьють. Прыг-прыг, какая я славная пташка…
   
– Ты обманываешь только себя, – сказала Сьюзен. – Веревку видно.
   
Она развернула свиток.
   
– Может, стоит сесть на припорошенное снегом бревно? – задумчиво пробормотал ворон. – Может, именно этого не хватает?
   
– Но… Я не могу это прочесть! – воскликнула Сьюзен. – Буквы такие… странные…
   
– Эфирные руны, – сразу распознал ворон. – В конце концов, Санта-Хрякус ведь не человек.
   
Сьюзен провела ладонью по тонкой коже. Образы обволокли ее пальцы.
   
Она не могла прочесть написанное, но могла почувствовать. Она ощущала резкий запах снега, настолько отчетливый, что ее дыхание стало вырываться изо рта облачками пара. Слышала звуки, топот копыт, треск ветвей в замерзающем лесу…
   
Яркий светящийся шар…
   
Сьюзен очнулась и оттолкнула от себя свиток. Затем взяла другой, который больше походил на полоски коры. Буквы парили над его поверхностью. Каким бы этот язык ни был, для чтения глазами он явно не предназначался – скорее он был похож на некий шрифт Брайля для чтения пытливым умом. Образы извивались вокруг ее чувств: мокрый мех, пот, сосны, сажа, ледяной воздух, привкус влажной золы, свиное… навоз – торопливо поправила та частичка разума, что отвечала за воспитание детей. Еще были кровь и вкус… бобов? Образы без слов. Почти… живые.
   
– Но это все не так! Всем известно: Санта-Хрякус – веселый толстяк, который раздает подарки детям! – воскликнула она.
   
– Сейчас – да, но не раньше. Сама знаешь, как бывает, – сказал ворон.
   
– Я?
   
– Ну, типа курсов переквалификации, – пояснил ворон. – Даже боги вынуждены шагать в ногу со временем. Возможно, несколько тысяч лет назад он был совсем другим. А что, вполне понятно. Тогда и чулок-то никто не носил.
   
Он почесал клюв.
   
– Да, – продолжал ворон, явно входя во вкус. – Вероятно, он был обычным зимним деми… как там их обычно зовут? Никак не могу запомнить. Ну, всякое разное… кровь на снегу, заставлял вставать солнце. Все началось с жертвоприношений животных: нужно было загнать насмерть огромное мохнатое животное. Знаешь, в Овцепикских горах до сих пор живут люди, которые на свячельник неизменно убивают королька, а потом бродят от дома к дому и поют веселые песенки о невинно убиенной птахе. Танцы-шманцы, ну и обжиманцы, разумеется, куда без них. Очень фольклорно, очень мистически.
   
– Королька? Но почему именно его?
   
– Понятия не имею. Может, кто-нибудь когда-нибудь предложил: «Значит, так, либо мы мочим здоровенного поганого орла с острым загнутым клювом и большими страшными когтями, либо королька размером с горошину, который все время чирикает. Ну, выбирайте…» Выбор был очевиден. Так или иначе, потом все опустилось до уровня религии и начались обряды, весь смысл которых состоял в том, чтобы найти у себя в похлебке особый боб. «Ого, – тогда говорили все, – да ты же король, дружище». А бедняга, в чей суп подложили эту гадость, думал: «Ну надо же, король… Как удачненько все обернулось». Только уже в следующий момент бедняга удирал по снегу, а за ним мчались его бывшие дружки со священными серпами в руках, чтобы земля ожила, а снег отступил. Очень, знаешь ли, этнически. А потом наконец до какого-нибудь умника вдруг доходило: «Эй, похоже на то, что это клятое солнце и так каждый день встает, так зачем же мы кормим на халяву дармоедов-друидов?» Фьюить серпом по чему попало – и куча должностей свободна. Боги – они такие. Всегда найдут способ… примазаться.
   
– «…Клятое солнце и так каждый день встает…» – повторила Сьюзен. – Откуда ты это знаешь?
   
– Из личного опыта. Случается каждое утро. Сам видел.
   
– Я имею в виду о священных серпах и всем прочем.
   
Ворон принял самодовольный вид.
   
– Ворон обыкновенный весьма и весьма необыкновенная оккультная птица. К примеру, бог грома Слепой Ио раньше всегда прибегал к услугам воронов. Они облетали его владения, а потом докладывали, где что творится.
   
– Раньше? А сейчас?
   
– Ну-у-у-у… ты знаешь, у него ж совсем нет глаз на лице, а только эти, свободно плавающие глазные яблоки, которые и отвечают за передачу изображения… – Ворон от смущения закашлялся. – На самом деле рано или поздно это должно было случиться.
   
– Слушай, ты можешь думать о чем-нибудь другом, кроме глазных яблок?
   
– Разумеется. Есть еще внутренности.
   
– ПИСК.
   
– Кстати, он прав, – сказала Сьюзен. – Боги не умирают. Во всяком случае, окончательно… Они продолжают существовать – где-то. Внутри какого-нибудь камня, в словах песни, в разуме животного, в шепоте ветра. Они никогда не уходят окончательно, цепляются за мир всеми когтями, ведут вечную борьбу за право вернуться. Однажды бог – всегда бог. Природа зимой тоже как будто умирает…
   
– Ладно, – кивнула Сьюзен. – Посмотрим, что же с ним случилось…
   
Она сняла с полки последнюю книгу и открыла ее наудачу…
   
Ощущения ударили ее словно хлыстом…
   
…Копыта, страх, кровь, холод, ночь…
   
Она выпустила книгу из рук, и та сразу захлопнулась.
   
– ПИСК?
   
– Я… в порядке.
   
Взглянув на книгу, Сьюзен поняла, что на самом деле это было дружеское предупреждение, как от домашнего животного, обезумевшего от боли, но все еще послушного, не желающего царапать или кусать руку кормившего. Пока не желающего. Где бы ни был Санта-Хрякус, мертвый или живой, он хотел, чтобы его оставили в покое…
   
Она посмотрела на Смерть Крыс. Крошечные глазные впадины маленького скелета пылали обескураживающе знакомым синим светом.
   
– ПИСК. И-ИСК?
   
– Крыса говорит, что если бы она хотела узнать все о Санта-Хрякусе, то отправилась бы в Замок Костей.
   
– О, это все детские сказки, – махнула рукой Сьюзен. – Туда якобы попадают письма, отправленные через каминную трубу. Просто старая легенда.
   
Она обернулась. Смерть Крыс и ворон молча смотрели на нее, и она вдруг поняла, что ведет себя слишком нормально.
   
– ПИСК?
   
– Крыса спрашивает: «Что значит „просто“!» – перевел ворон.
   
   
Сетка подошел к стоявшему в саду Среднему Дэйву. Если вообще можно было назвать это садом. Скорее то была земля рядом с… домом. Если вообще можно было назвать это домом. Разумеется, никто не жаловался, просто по очереди периодически выходили наружу. Внутри было как-то нехорошо.
   
Сетка поежился.
   
– А где сам? – спросил он.
   
– Там, наверху, – ответил Средний Дэйв. – Все пытается открыть ту комнату.
   
– Ту самую, с замками?
   
– Во-во.
   
Средний Дэйв скручивал самокрутку. Внутри дома… или башни… или места курить было нельзя, по крайней мере нормально. Вкус у табака был ужасным, и к горлу сразу подступала тошнота.
   
– Но зачем? Мы ведь сделали все, ради чего пришли… Стояли как толпа идиотов и глазели, как произносит заклинания этот недоволшебник. Я едва сдерживался, чтобы не расхохотаться. Что еще ему нужно?
   
– Говорит, что, если комната закрыта, он должен посмотреть, что внутри.
   
– А я думал, мы должны сделать то, зачем пришли, и уйти!
   
– Да? Так скажи ему об этом. Хочешь самокрутку?
   
Сетка взял кисет и успокоился.
   
– Много поганых мест я повидал, но такого…
   
– Во-во.
   
– Особенно изматывает эта его… вездесущность. Он как будто повсюду. И хочется набить брюхо чем-нибудь еще, кроме яблок.
   
– Во-во.
   
– А это треклятое небо – оно действует мне на нервы.
   
– Во-во.
   
Они старались не смотреть на небо. Почему-то казалось, что оно с минуты на минуту может свалиться. Прямо на тебя. По краям неба зияли огромные провалы – там, где их не должно было быть. И от этих провалов глаза начинали ныть, как больные зубы.
   
Неподалеку качался на качелях Банджо. «Как ни странно, – подумал Дэйв, – Банджо чувствует себя здесь прекрасно».
   
– Вчера Банджо нашел дерево, на котором растут леденцы, – уныло сообщил он. – Я сказал «вчера», хотя кто знает, когда это было на самом деле? И он ходит за ним, как щенок. С тех пор как умерла мама, никто и пальцем не смел тронуть Банджо. Он ведь как маленький мальчик, понимаешь? Внутри. Всегда был таким. За всем обращался ко мне. Раньше как было? Я говорю: «А ну, врежь ему» – и он ка-ак даст…
   
– После его удара мало кто поднимался.
   
– Во-во. А теперь Банджо ходит за ним повсюду. Я уже устал от этого.
   
– Тогда что ты здесь делаешь?
   
– Десять тысяч долларов. А он говорит, что будет даже больше, понимаешь? Больше, чем можно представить.
   
Он – так всегда называли Чайчая.
   
– Ему нужны не только деньги.
   
– Да, но мировое господство – не-ет, под этим я не подписывался, – буркнул Средний Дэйв. – Из-за власти в такие неприятности можно вляпаться…
   
– Помню, твоя мама всегда твердила что-то похожее, – сказал Сетка. Средний Дэйв закатил глаза. Все помнили Ма Белолилию. – Твоя мать была очень прямой женщиной. Строгой, но справедливой.
   
– Во-во… строгой.
   
– А еще помню, как она придушила Лощеного Рона его же собственной ногой, – продолжал Сетка. – У твоей мамаши была опасная правая рука.
   
– Во-во. Опасная…
   
– Она не стала бы терпеть такого, как Чайчай.
   
– Во-во, – согласился Средний Дэйв.
   
– Кстати, хорошие похороны вы ей устроили. Все Тени собрались проводить. Надели лучшие костюмы. Столько цветов. Все выглядели такими… – Сетка попытался подобрать нужное слово. – Такими счастливыми. В печальном смысле этого слова, разумеется.
   
– Во-во.
   
– Слушай, а ты, случаем, не знаешь, как отсюда можно выбраться?
   
Средний Дэйв покачал головой.
   
– Вот и я тоже. Думаю, надо найти то место… – Сетка вздрогнул при воспоминании. – Ну, где он расправился с возницей… Ужас, до сих пор мурашки по коже. Я бы так даже с собственным папашей не поступил…
   
– Во-во.
   
– Был бы он просто чокнутым, все было бы путем, со всякими психами тоже работали. Но он может говорить нормально, а потом…
   
– Во-во.
   
– А может, попробуем подкрасться к нему сзади и…
   
– Ага, сейчас. И сколько времени мы потом проживем? Точнее говоря, сколько секунд?
   
– Ну а вдруг повезет… – начал было возражать Сетка.
   
– Да? Ты же его видел. Он не из тех, кто станет угрожать. Он из тех, кто убьет и глазом не моргнет. Вжик – и ты уже на небесах. Нет, надо держаться. Это как в поговорке про то, что будет, если попробовать оседлать тигра.
   
– И что будет? – подозрительно спросил Сетка.
   
– Ну… – Средний Дэйв задумался. – Ну, ветки будут бить по лицу, блохи всякие. А нужно держаться. Думай о деньгах. Здесь их целые мешки. Сам видел.
   
– Я все время думаю об этом стеклянном глазе. Мне кажется, он смотрит прямо мне в голову.
   
– Не волнуйся. Тебя он ни в чем не подозревает.
   
– Откуда ты знаешь?
   
– Ты ведь еще жив, верно?
   
   
В грот Санта-Хрякуса вошла девочка с абсолютно круглыми от восторга глазами.
   
– СЧАСТЛИВОГО СТРАШДЕСТВА. ХО. ХО. ХО. ТЕБЯ ЗОВУТ… ЕФРАЗИЯ КОЗЕЛ, ПРАВИЛЬНО?
   
– Давай, милая, скажи дедушке.
   
– 'а.
   
– И ТЕБЕ ШЕСТЬ ЛЕТ.
   
– Не молчи, маленькая. Знаете, они все одинаковые в этом возрасте…
   
– 'а.
   
– И ТЫ ХОЧЕШЬ ЛОШАДКУ…
   
– 'а.
   
Крохотная ручонка притянула капюшон Санта-Хрякуса к маленькому ротику. До «Потерянного дядюшки» донесся громкий шепот. Затем Санта-Хрякус снова откинулся на спинку своего кресла.
   
– ДА, ДА, ЗНАЮ. КАКАЯ ПЛОХАЯ СВИНКА, ПРАВДА?
   
Фигура Санта-Хрякуса замерцала, но почти сразу же опять обрела четкие очертания. Костлявая рука вынырнула из мешка с подарками.
   
– НУ ЧТО Ж, ВОТ УЗДЕЧКА ДЛЯ ТВОЕЙ ЛОШАДКИ И СЕДЛО, А ЕЩЕ ДОСТАТОЧНО СТРАННАЯ ШЛЯПА И ШТАНЫ, В КОТОРЫХ ТЫ ВЫГЛЯДИШЬ ТАК, СЛОВНО ЗАСУНУЛА В КАРМАНЫ ДВУХ ПУШИСТЫХ КРОЛИКОВ.
   
– Но мы не можем содержать лошадку, правда, Эффи? Мы живем на третьем этаже. Как она туда…
   
– О, НИКАКИХ БЕСПОКОЙСТВ. ОНА УЖЕ У ВАС НА КУХНЕ.
   
– Санта-Хрякус, ты, наверное, шутишь, – резко сменила тон мамаша.
   
– ХО. ХО. ДА. Я ИЗВЕСТНЫЙ ТОЛСТЯК И ШУТНИК. НА КУХНЕ? КАКАЯ СМЕШНАЯ ШУТКА. КУКЛЫ И ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ БУДУТ ДОСТАВЛЕНЫ ПОЗЖЕ СОГЛАСНО ВАШЕМУ ПИСЬМУ.
   
– Ну, Эффи, что нужно сказать?
   
– 'П'сибо.
   
– Хозяин, ты что, в самом деле закинул лошадь им на кухню? – торопливо прошептал «Потерянный дядюшка» по имени Альберт, пользуясь моментом, пока в грот не зашел очередной ребенок.
   
– НЕ ГОВОРИ ЕРУНДЫ, АЛЬБЕРТ. Я ПОШУТИЛ.
   
– Хвала богам, а то я было подумал…
   
– ОНА В СПАЛЬНЕ.
   
– Э-э…
   
– ТАК БОЛЕЕ ГИГИЕНИЧНО.
   
– Ну, по крайней мере в одном мы можем быть спокойны, – обреченно промолвил Альберт. – Третий этаж? Уж эти люди обязательно в нас поверят.
   
– ТОЧНО. А ЗНАЕШЬ, МНЕ НАЧИНАЕТ НРАВИТЬСЯ. ХО. ХО. ХО.
   
   
Вокруг Пупа Плоского мира снег переливался синим и зеленым цветами. Аврора кореалис, центральное сияние, висело на небе, закрывая горы занавесями бледного холодного огня и озаряя призрачным светом окружающие льды.
   
Вдруг эти занавеси заколыхались, взметнулись и сквозь них прошла как будто гигантская клочковатая рука, на указательном пальце которой горела яркая точка. Вскоре воображение узнает в точке Бинки.
   
Лошадь замедлила шаг и остановилась в воздухе. Сьюзен посмотрела вниз.
   
И сразу нашла то, что искала. В конце поросшей заснеженным лесом долины что-то ярко сверкало, отражая небо.
   
Замок Костей.
   
Когда ей было шесть или семь лет, родители как-то усадили ее на диванчик в детской и популярно объяснили, что таких существ, как Санта-Хрякус, на самом деле не существует, а существуют они только в сказках. И она поверила. Все эльфы и страшилы, все истории, рожденные от крови и плоти человеческой, в реальности были нереальны.
   
Но ей соврали. Ее дедушкой был семифутовый скелет. Не из плоти и крови, конечно, но, по крайней мере, из кости.
   
Бинки коснулась земли и потрусила по снегу.
   
Можно ли считать Санта-Хрякуса богом? А почему бы, собственно, и нет? В конце концов, жертвоприношения налицо. Те же херес и пирог со свининой. И заповеди имеются. Хороших детишек Санта-Хрякус награждает подарками и всегда знает, как ты вел себя в прошлом году. Много всякого приятного происходило, главное было верить. Иногда Санта-Хрякуса можно было увидеть в гроте, иногда он пролетал по небу…
   
Громада Замка Костей уходила высоко в небо. Замок впечатлял и определенно заслуживал заглавных букв.
   
Сьюзен видела его изображение в одной из детских книг. Несмотря на название, иллюстратору удалось изобразить замок достаточно… веселеньким.
   
Каким-каким, а веселеньким он определенно не был. Колонны у входа в сотню футов высотой. Каждая ступенька выше человеческого роста и вырублена из древнего серо-зеленого льда.
   
Изо льда, отметила про себя Сьюзен, а не из кости. Некоторые части колонн смутно напоминали берцовые кости или черепа, но они тоже были ледяными.
   
Бинки не испугали высокие ступени. Не то чтобы она взлетела, просто установила для себя новый уровень земли.
   
Лед был весь засыпан снегом. Сьюзен посмотрела на сугробы. Смерть не оставлял следов, но она заметила неясные отпечатки чьих-то башмаков и была готова поклясться, что следы эти принадлежат Альберту. А еще… да… были видны припорошенные снегом следы от саней. И звериные следы, также припорошенные.
   
Сьюзен слезла с лошади. Она попала туда, куда и стремилась, но что-то было не так. Замок должен был сверкать, дрожать от предпраздничного возбуждения, а он больше походил на гигантский мавзолей.
   
За колоннами она увидела расколовшуюся на части огромную ледяную плиту. Плита упала с крыши, и сквозь дыру виднелось звездное небо. Пока Сьюзен смотрела вверх, в сугроб неподалеку упали несколько ледяных осколков.
   
Откуда-то появился ворон и, едва шевеля крыльями, опустился на ледяную глыбу.
   
– Тут настоящий морг, – сказала Сьюзен.
   
– Ага, и я в нем предпочту остаться, если мне прикажут еще куда-нибудь сегодня лететь, – задыхаясь, откликнулся ворон и сбросил со спины Смерть Крыс. – На дальние сверхвременные перелеты я, знаешь ли, не подписывался. И вообще я давным-давно должен быть в лесу и создавать изощренно украшенные конструкции для привлечения самок.
   
– Это делают беседковые птички, а вовсе не вороны, – возразила Сьюзен.
   
– Ну надо же, все-то мы знаем, – восхитился ворон. – Кстати, я пропустил обеденный перерыв. Мне жрать сегодня дадут?
   
Он повращал выпуклыми глазами. Каждый из глаз двигался по своей произвольной траектории.
   
– А где свет? – осведомился ворон. – Где веселья шум? Где суетливые человечки в остроконечных шляпках и красно-зеленых костюмчиках, неубедительно, но ритмично стучащие по игрушкам деревянными молоточками?
   
– Это больше похоже на храм какого-нибудь древнего бога грома, – согласилась Сьюзен.
   
– ПИСК.
   
– Нет, я правильно разобралась в карте. Кстати, и Альберт здесь тоже побывал. Все засыпано сигаретным пеплом.
   
Крыса спрыгнула с льдины и походила вокруг, тычась в снег костяной мордочкой. После нескольких секунд обнюхивания она громко пискнула и скрылась во мраке.
   
Сьюзен последовала за ней. Скоро ее глаза привыкли к тусклому сине-зеленому свету, и она увидела нечто возвышающееся над полом. Это была пирамида из ступеней, венчал которую величественный трон.
   
За ее спиной заскрипела и немного покосилась Колонна.
   
– ПИСК.
   
– Крыса говорит, что замок напоминает ей старую шахту, – перевел ворон. – Но люди давно оставили ее, никто за подпорками не следит и так далее, понимаешь? О, мы много подобного повидали на своем веку…
   
«По крайней мере, – думала Сьюзен, не обращая внимания на болтовню ворона, – эти ступени предназначались для человека». В крыше обнаружилась еще одна дыра, сквозь которую тоже падал снег. Вокруг было полным-полно следов от башмаков Альберта.
   
– А может, старина Санта-Хрякус потерпел, ну, как это, санекатастрофу? Или кабанокрушение? – высказал предположение ворон.
   
– ПИСК?
   
– А что, такое вполне могло случиться. Свинья не самое аэродинамичное животное. Снег, плохая видимость, большое облако впереди оказывается скалой, но уже поздно, на тебя удивленно смотрят некие типы в шафрановых балахонах, ты отчаянно пытаешься вспомнить, чью именно голову нужно совать между колен, а потом – БАБАХ! – обломки во все стороны. Конец. Эпилог: какие-то альпинисты-везунчики находят на вершине горы целую кучу сосисок, в которой и обнаруживается потерянный «черный ящик».
   
– ПИСК!
   
– Да, но он же совсем старик. А все порхает по небу как молодой птенец.
   
Сьюзен увидела что-то на припорошенном снегом полу.
   
Это был красно-белый полосатый леденец. Она разгребла снег ногой и обнаружила деревянного солдатика в мундире такой дикой расцветки, что на него не обратили бы внимание разве что в ночном клубе для хамелеонов, нажравшихся сильнодействующих наркотиков. Чуть дальше она увидела сломанную трубу.
   
Из темноты донеслись скрип и треск. Ворон откашлялся.
   
– Когда крыса говорила о заброшенной шахте, она имела в виду, что такие шахты могут точно так же скрипеть и трещать, понимаешь? Никто не следит за подпорками. Все падает. Как даст тебе по башке, очухался, а ты уже очередная загогулина в песчанике. Я хочу сказать, не стоит здесь задерживаться надолго.
   
Сьюзен, погрузившись в размышления, двинулась дальше.
   
Тут все было неправильно. Замок выглядел так, словно уже много лет здесь никто не появлялся, а этого никак не могло быть.
   
Ближняя колонна затрещала и немного изогнулась. С крыши посыпались похожие на туман крошечные ледяные кристаллики.
   
Конечно, это место нельзя было считать нормальным. Нельзя просто так взять и построить такой огромный ледяной дворец. Он чем-то походил на дом Смерти. Если Смерть покидал надолго свои владения, все приостановленные процессы, временные и физические, потихоньку начинало течь вновь. Все быстрее, быстрее… А потом как будто прорывало плотину.
   
Она уже повернулась, чтобы уйти, как вдруг услышала стон. Он был немного похож на скрип рассыпающегося льда, однако лед обычно не поминает богов.
   
Приглядевшись, Сьюзен увидела кого-то лежащего в сугробе. На самом деле приглядываться пришлось достаточно долго, поскольку фигура была одета в длинный белый балахон. И лежала фигура так, будто, раскинув руки, упала плашмя на спину в глубокий снег, а вот подняться не смогла.
   
На голове стонущего был венок. Вроде бы из виноградных листьев.
   
Сьюзен невольно посмотрела вверх. Здесь крыши тоже не было, но чтобы кто-то мог упасть с такой высоты и не разбиться?…
   
По крайней мере, обычный человек точно не выжил бы.
   
А стонущий выглядел вполне по-человечески, ну юноша и юноша. Но так могло показаться только на первый взгляд, тогда как взгляд номер два немедленно задерживался на лице юноши. Даже в тусклом, отражающемся от снега свете его лицо воплощало собой всю усталость мира.
   
– Эй, с тобой все в порядке? – нерешительно окликнула Сьюзен.
   
Распростертая в снегу фигура открыла глаза и посмотрела строго верх.
   
– Как жаль, что я не умер… – простонал неизвестный.
   
Глыба льда размером с дом упала где-то в глубине замка и взорвалась облаком острых осколков.
   
– Еще немного здесь полежишь – и твоя мечта вполне может осуществиться, – заметила Сьюзен, хватая псевдоюношу под мышки и вытаскивая из сугроба. – Думаю, нам стоит убираться отсюда, и поскорее, а, как считаешь? Скоро тут все обрушится.
   
– О боже…
   
Наконец ей удалось закинуть одну его руку себе на плечо.
   
– Идти сможешь?
   
– О боже…
   
– Слушай, буду тебе очень признательна, если ты заткнешься и все-таки попробуешь идти.
   
– Извини… Такое ощущение… будто у меня выросла куча лишних ног. Ой.
   
Собравшись с силами, Сьюзен вздернула юношу вверх, забросила на себя, и они, покачиваясь, побрели к выходу.
   
– Моя голова… – пожаловался юноша. – О боже, моя бедная голова. Как погано. Моя голова… Словно кто-то стучит по ней. Молотком.
   
Кто-то и вправду стучал. Среди спутанных влажных кудрей сидел маленький зелено-лиловый бесенок, сжимающий в руках довольно большую киянку. Подняв взгляд, он дружелюбно кивнул Сьюзен.
   
– О боже…
   
– Ты… ты… – Сьюзен от удивления даже лишилась дара речи. – Ты что такое творишь?!
   
– Маму свою поучи, – огрызнулся мелкий бес. – Хочешь дам пару раз стукнуть?
   
– Я? Да ни за что на свете!
   
– Вот-вот, только говорить и горазды, – фыркнул бесенок. – А как до дела, так в кусты.
   
– Он. Часть. Соглашения, – объяснил юноша.
   
– Слышала? – горделиво осведомился бес. – Подержишь молоток, пока я обмажу его язык желтым налетом?
   
– А ну брысь!
   
Сьюзен попыталась поймать бесенка, но тот увернулся и, по-прежнему сжимая в лапах киянку, перепрыгнул с головы юноши на ближайшую колонну.
   
– Я – часть соглашения! – завопил он. – Вот я кто!
   
Юноша схватился за голову.
   
– О боже, как мне плохо. У тебя льда нет?
   
Едва он успел произнести это, как замок обрушился. Некоторые условности посильнее законов физики будут.
   
Замок Костей рушился неторопливо и впечатляюще. Он все падал и падал. Сначала сломались колонны, потом посыпались ледяные плиты с крыши, затем начали колоться и трескаться ледяные стены. В воздухе повисло огромное облако, состоящее из снежинок и ледяной пыльцы.
   
Сьюзен наблюдала за происходящим, стоя у деревьев. Юноша, судорожно цепляющийся за ближайший ствол, наконец открыл глаза.
   
– Поразительно, – едва выговорил он.
   
– Сначала был снег, потом замок, теперь снова снег. Ты об этом?
   
– Да нет, я о том, как ты бежала. Со мной на плечах. Ой!
   
– А, это…
   
Треск льда не смолкал. Рухнув, колонны не успокоились на этом, они крошились и распадались на мелкие частички.
   
Когда облако ледяной пыли наконец осело, их взору открылось ровное заснеженное поле.
   
– Ну вот, как будто ничего и не было, – подвела итог Сьюзен и повернулась к стонущему юноше. – Ну а ты как тут оказался?
   
– Не знаю. Открыл. Глаза. И увидел.
   
– Кто ты вообще такой?
   
– По… по-моему, меня зовут Перепой. И я… я о боже похмелья.
   
– А что, существует бог похмелья?
   
– О боже похмелья, – поправил ее юноша. – Когда я являюсь к людям, они сразу хватаются за голову и стонут: «О боже…» Кстати, сколько вас тут?
   
– Кого сколько? Вообще-то, я тут одна.
   
– А, хорошо. Здорово…
   
– Никогда не слышала о боге похмелья.
   
– Но ты слышала о Запое, боге вина? Ой.
   
– Да, конечно.
   
– Жирный такой, с венком из виноградных листьев на голове и всегда с бокалом в руке… О боже… Ты в курсе, почему он такой веселый? Почему у него такое радостное лицо? Потому что Запой знает: на следующее утро он будет чувствовать себя просто прекрасно. Ведь это я…
   
– Вместо него страдаешь от похмелья ты? – догадалась Сьюзен.
   
– А я ведь даже не пью! Ой! Но кто просыпается каждое утро, уткнувшись в сортир? Ай! – Юноша замолчал и опять схватился за голову. – Слушай, голова может быть подбита изнутри собачьей шерстью?
   
– Вряд ли.
   
– А. – Перепой закачался. – Знаешь, иногда говорят: «Вчера выпил пятнадцать кружек пива, а проснулся свежий как огурчик»?
   
– Да, иногда я такое слышала.
   
– Сволочи! Ведь это я просыпаюсь утром в тарелке с полупереваренным чили. О, как я мечтаю открыть утром глаза и увидеть, что моя голова ни к чему не прилипла! – Он замолчал. – В этом лесу водятся жирафы? – спросил вдруг Перепой.
   
– Здесь? Нет, по-моему.
   
Он встревожено смотрел куда-то поверх головы Сьюзен.
   
– Цвета индиго, растянутые такие и все время мигающие?
   
– Очень сомневаюсь.
   
– Ну и хорошо. – Перепой едва стоял на ногах. – Прости, кажется, завтрак просится наружу.
   
– Но уже поздний вечер!
   
– Правда? Значит, ужин.
   
Перепой аккуратно сложился и упал на снег за деревом.
   
– Тот еще пацан, правда? – раздался голос с ветки. Это был ворон. – Пить надо меньше!
   
После шумной интерлюдии о боже похмелья снова появился из-за дерева.
   
– И еда… – пробормотал он. – Я ведь ничегошеньки не ем, но оно все выходит и выходит…
   
– Что ты там делал? Ну, в Замке Костей? – спросила Сьюзен.
   
– Ой! Понятия не имею, – признался о боже. – Еще повезло, что я не держал в руках дорожный знак и не был одет в… – Он неожиданно замолчал и поморщился. – И на мне не было женского белья. – Перепой вздохнул. – Кто-то где-то хорошо поразвлекся, – промолвил он с тоской в голосе. – И это был точно не я. А жаль.
   
– Попробуй что-нибудь выпить, – посоветовал ворон. – Опохмелись. Клин клином вышибают.
   
– Но как ты здесь очутился? – настаивала Сьюзен.
   
О боже оставил бесплодные попытки сфокусировать презрительный взгляд на вороне.
   
– Не знаю, – пожал плечами он. – А здесь – это где?
   
Сьюзен посмотрела туда, где только что высился замок.
   
– Вон там буквально пару мгновений назад стояло одно очень важное здание, – сказала она.
   
О боже осторожно кивнул.
   
– Я часто вижу то, чего мгновение назад еще не было, – признался он. – И то, что еще через мгновение уже не вижу. Хоть за это спасибо уж не знаю кому. В общем и целом я стараюсь не запоминать свои видения.
   
Он снова сложился и упал на снег.
   
«От замка ничего не осталось, – подумала Сьюзен. – Ничего, кроме мелких льдинок и ветра».
   
Она снова почувствовала уверенность, что замок не просто исчез. Нет… его тут никогда и не было. Поэтому нет руин, не осталось ни единого свидетельства…
   
Место было достаточно странным. Согласно легендам, именно здесь жил Санта-Хрякус. Странно, если подумать. Трудно было даже представить, чтобы тут обитал веселый игрушечных дел мастер.
   
Ветер свистел в деревьях. Снег падал с ветвей. Откуда-то из мрака донесся топоток мелких копытцев.
   
Похожая на паука фигурка скользнула по сугробу, приземлилась прямо на голову валяющегося без сознания бога и уставилась на Сьюзен глазками-пуговками.
   
– Не возражаешь? – осведомился бесенок, доставая из ниоткуда свою огромную киянку. – Работу нужно выполнять, несмотря на метафорические, вернее фольклорные, убеждения.
   
– Слушай, сгинул бы ты, а?
   
– Думаешь, я плохой? Подожди, вот скоро розовые слоны прилетят, – пообещал бесенок.
   
– Я тебе не верю.
   
– Они вылезают из его ушей и с противным чириканьем кружат вокруг головы.
   
– А, – глубокомысленно изрек ворон. – Очень похоже на малиновок. От них всего можно ожидать.
   
О боже опять застонал.
   
Сьюзен вдруг поняла, что не хочет бросать его тут. Он ведь человек. Во всяком случае, внешне. Две руки, две ноги. А здесь он может замерзнуть. Конечно, божество, пусть даже о божество, вряд ли способно замерзнуть, и все равно… Человек человека в беде не бросит. Сьюзен мысленно даже похвалила себя за нормальное, человеческое, мышление.
   
Кроме того, у Перепоя могли быть некоторые ответы – если, разумеется, она сумеет привести его в состояние, в котором он сможет понимать ее вопросы.
   
С опушки скованного морозом леса за ними наблюдали звериные глаза.
   
   
Господин Крохобор сидел на мокрых ступеньках и рыдал. Ближе к отделу игрушек подобраться он не мог. Всякий раз, когда он пытался туда подойти, людским течением его тут же уносило прочь.
   
– Доброго вечера, сударь, – услышал он чей-то голос.
   
Перед ним стоял маленький человечек, весь какой-то кривоватый и неправильный.
   
– Ты один из эльфов? – наконец спросил господин Крохобор, мысленно перебрав все возможные варианты.
   
– Совсем нет, сэр. Никакой я не эльф, а капрал Городской Стражи Шнобби Шноббс, а это констебль Посети, сэр. – Существо посмотрело на клочок бумаги, зажатый в руке. – А ты, насколько понимаю, господин Крохобой?
   
– Крохобор!
   
– Да, да, все верно. Итак, ты послал сообщение в штаб-квартиру Стражи, и мы отреагировали с достойной похвалы скоростью, сэр, – сообщил капрал Шноббс. – Несмотря на канун страшдества, и работы у нас по самое не хочу, а тут еще страшдественская попойка ждет не дождется, сэр… Впрочем, это не так важно, сэр, поскольку наш Горшок, вернее, констебль Посети, присутствующий здесь и сейчас, не пьет, ему запрещает религия, тогда как я пью, но все равно пришел, ведь это мой гражданский долг, сэр!
   
По окончании данной тирады Шноббс бодро отдал честь – или то, что, по его мнению, сходило за честь. Разумеется, он мог бы добавить нечто вроде: «И такой богатый ублюдок, как ты, должен отблагодарить упомянутого выше капрала праздничной бутылочкой, а то и двумя или еще каким-нибудь ощутимым способом выразить свою благодарность», – однако не добавил. Все это и так было написано у него на лице. В подобных случаях даже уши Шноббса могли говорить.
   
К сожалению, господин Крохобор находился в настроении, не способствующем сообразительности. Он встал и указал дрожащим пальцем на верхнюю площадку.
   
– Я хочу, чтобы вы поднялись туда, – сказал он, – и арестовали его!
   
– Арестовали кого, сэр? – уточнил капрал Шноббс.
   
– Санта-Хрякуса!
   
– За что, сэр?
   
– За то, что он нагло сидит в гроте и раздает детям подарки!
   
Капрал Шноббс задумался.
   
– Сэр, может, ты по случаю праздника того? Ну, рюмашка, другая, третья?… – с надеждой спросил он.
   
– Я не пью.
   
– Очень мудро, сэр, – одобрил констебль Посети. – Алкоголь – позор души. Святой Урн, книга вторая, стих двадцать четвертый.
   
– Я не совсем понял, сэр, – с некоторым недоумением признался капрал Шноббс. – Я полагал, что Санта-Хрякус как раз и должен раздавать детям подарки.
   
Теперь уже господину Крохобору пришлось призадуматься. Он еще не успел рассортировать в голове события, успел лишь осознать их неправильность.
   
– Но этот Санта-Хрякус – самозванец! Он ненастоящий! – наконец воскликнул он. – О да! Он пробрался сюда обманом!
   
– Ну, это, знаешь ли, для меня не сюрприз, – пожал плечами Шноббс. – А я что думал? Будет настоящий Санта-Хрякус целых две недели сидеть в какой-то анк-морпоркской лавке? Это в самое жаркое время? Ха! Сейчас, как же! Я так и думал, что ты нанимаешь какого-нибудь старичка, приклеиваешь ему бороду…
   
– Но это не тот Санта-Хрякус, которого мы обычно используем, – попытался объяснить господин Крохобор, чувствуя, как земля качается у него под ногами. – Он занял грот незаконно!
   
– Стало быть, этот Санта-Хрякус – другой Санта-Хрякус? Совсем ненастоящий?
   
– Ну… да… нет…
   
– И он начал раздавать детям подарки? – уточнил капрал Шноббс.
   
– Я ж и говорю! Бандит! – Шнобби задумчиво почесал нос.
   
– Ну… – дипломатично выразился он. Надежда на праздничное вознаграждение таяла с каждой секундой. И тут его осенило: – Он что, раздает твои подарки, сэр?
   
– Нет! Нет! Принес их с собой!
   
– Да? Вот если бы он раздавал твои подарки, я бы еще мог увидеть в этом проблему. Отсутствие законного имущества у владельца – один из верных признаков преступления. Однако тут, гм-м-м-м, товар присутствует в наличии. А наличие равно наличности – наличность-то вся цела? Ага, я и говорю… Честно говоря, сэр, вот если бы он что-нибудь у тебя украл…
   
– Это частный магазин, – добрался наконец до корня проблемы господин Крохобор. – Мы не раздаем свои товары за здорово живешь. Но как мы можем торговать, если кто-то пристроился рядом и раздает то же самое даром? Пожалуйста, офицеры, вы обязаны удалить отсюда этого преступника.
   
– Типа арестовать Санта-Хрякуса?
   
– Да!
   
– В твоем магазине?
   
– Да!
   
– На глазах у всех детишек?
   
– Д… – Господин Крохобор запнулся. К своему ужасу, он вдруг понял, что в словах капрала Шноббса, вопреки всем ожиданиям, присутствует свой резон. – Думаешь, это будет выглядеть плохо?
   
– Вообще не понимаю, как это может выглядеть хорошо, сэр.
   
– А может, ну, как-нибудь его того, тайком? – с надеждой спросил господин Крохобор.
   
– Тайком? Можно, конечно, попробовать… – задумался капрал Шноббс.
   
Фраза повисла в воздухе на манер протянутой руки.
   
– Я отблагодарю, – наконец пообещал господин Крохобор.
   
– В общем, ни о чем больше не беспокойся. Мы свое дело знаем, это наша работа, – успокоил его капрал Шноббс, великодушный после одержанной победы. – Иди в кабинет, налей себе чайку, а мы быстро восстановим тут порядок. Ты будешь нам крайне благодарен.
   
Крохобор посмотрел на него как человек, испытывающий очень и очень сильные сомнения, но тем не менее удалился. Капрал Шноббс довольно потер лапки.
   
– Горшок, там, откуда ты приехал, есть страшдество? – поинтересовался он, шагая вверх по лестнице рядом с констеблем Посети. – Ты только посмотри на этот ковер! Интересно, какая свинья тут паслась? И пахнет прям как в свинарнике…
   
– Мы называем этот праздник постом святого Урна, – ответил приехавший из Омнии констебль Посети. – Но он не имеет ничего общего с языческими суевериями и духом наживы. Мы просто собираемся семьями для молитвы и поста.
   
– Угощаетесь индейкой и цыплятами, да?
   
– Это пост, капрал Шноббс. Повторяю: пост. Мы не едим ничего.
   
– Понял. Каждому свое, так я говорю. По крайней мере, не приходится готовить всю ночь, чтобы весь следующий день кормить собирающихся на халявку гостей. А что, подарков тоже друг другу не дарите?
   
Они быстренько отпрянули в сторону, пропуская двоих спускавшихся мальчишек, которые тащили огромную лодку.
   
– Иногда считается уместным обмениваться новыми религиозными брошюрами, а детям всегда дарят «Книгу Урна», – откликнулся констебль Посети. – Иногда с картинками, – добавил он осторожно, словно намекая на некие запретные удовольствия.
   
Маленькая девочка пробежала мимо, волоча за лапу плюшевого медведя выше себя ростом. Медведь был розовый.
   
– А мне всегда дарят ароматические соли, – пожаловался Шноббс. – А еще мыло, пену, разные травяные настои и тонны всякой ерунды для ванной. Никак не возьму в толк почему, ведь я ж почти никогда не моюсь. Я уж и так намекал, и так, но все равно дарят и дарят, дарят и дарят… Некоторые люди такие тупые.
   
– Просто ужас, – согласился констебль Посети.
   
На втором этаже они увидели большую толпу.
   
– Нет, ты глянь, а! Вот когда я был ребенком, господин Санта-Хрякус никогда ничего мне не дарил, – сказал капрал Шноббс, мрачно наблюдая за детьми. – Я на каждое страшдество как дурак вывешивал чулок, и каждый раз он оставался пустым. Впрочем, нет, вру. Один раз туда наблевал мой папаша.
   
Шнобби ни в коей мере не был героем, но сейчас в глазах его появился блеск – так могут блестеть только глаза человека, который в своей жизни видел слишком много пустых чулок плюс один полный и зловонный. С почти зажившей раны на его морщинистой мелочной душе вдруг взяли и сорвали коросту.
   
– Я пошел в атаку, – сказал он.
   
   
Между Главным залом Университета и парадным входом в тот же Университет втиснулся еще один небольшой круглый зальчик, более известный как Памятный зал аркканцлера Брюха.
   
С этим залом была связана своя традиция: каждую вторую среду на высокую каменную полочку клались булочка со смородиновой начинкой и медная монетка в один пенни[17]. Сейчас Чудакулли стоял в самом центре Памятного зала и смотрел вверх.
   
– Скажи-ка мне, главный философ, мы ведь никогда не приглашаем женщин на Страшдественский пир?
   
– Конечно нет, аркканцлер, – ответил главный философ, также разглядывая пыльные стропила и недоумевая про себя, что именно могло привлечь взгляд Чудакулли. – Хвала богам, нет. От женщин одно только зло. Они же все портят. На этом я стоял и стоять буду.