1 2 3 4 5 6 
   
— Извини. — Джонни встал. — Мы не случайно попали именно в этот день, — сказал он. — Я много думал о том, что случится сегодня вечером, и нас занесло сюда. — Не знаю почему. Но мы должны что-то сделать, даже если на самом деле мы ничего сделать не можем. Так что я сейчас…
   
Из-за угла вывернул велосипед. Он так отчаянно подпрыгивал на булыжниках, что силуэт его наездника казался немного расплывчатым. Велосипед остановился прямо перед Джонни, Керсти и Ноу Йоу.
   
Они уставились на велосипедиста. Он трясся так, что хотелось навести резкость.
   
— Бигмак?
   
— Я-я-я-я-аааааааа…. — отстучал зубами Бигмак.
   
— Сколько пальцев я показываю? — спросила Керсти.
   
— Д-д-д-д-д-девятнадцать? Спрячьте велик!
   
— Почему? — спросила Керсти.
   
— Я ничего не сделал!
   
— А-а, — понимающе протянул Ноу Йоу. — Опять, да?
   
Он взял велосипед и закатил его в густые, покрытые черным налетом сажи кусты.
   
— Что опять? — не поняла Керсти.
   
— Бигмак всегда ничего не делает, — пояснил Джонни.
   
— Верно, — авторитетно подтвердил Ноу Йоу. — Во всем мире не сыскать второго человека, который бы столько раз попадал в неприятности из-за того, что ничего не сделал там, где он не был, и вообще совершенно ни при чем.
   
— В-в-в меня с-с-с-стреляли!
   
— Ух ты! — присвистнул Ноу Йоу. — На этот раз ты, должно быть, не сделал что-то по-настоящему серьезное!
   
— М-м-машина! — выдавил Бигмак.
   
Сирена, которую Джонни слышал раньше, взвыла снова, где-то на параллельной улице.
   
— П-п-полицейская машина! — сказал Бигмак. — Я хотел уйти от них по проезду Гарольда Вильсона, а там нет никакого проезда! А один из них в меня стрелял! Из настоящей пушки! Подлость, солдаты не должны стрелять в людей!
   
Джонни затащил трясущегося Бигмака в жуткие заросли закопченных кустов. Керсти пожертвовала свой плащ, чтоб только Бигмак прекратил дрожать.
   
— Все, с меня хватит! — хныкал Бигмак. — Хватит, слышите! Завязываем, ладно? Я хочу домой!
   
— Я думаю, мы должны попытаться предупредить людей, — сказал Джонни. — Может, кто-то и прислушается.
   
— А если тебя спросят, откуда ты знаешь, ты ответишь, что прибыл из девяносто шестого года, да?
   
— Может быть, стоит попробовать… ну… написать записку, что ли, — неуверенно предложил Ноу Йоу. — И бросить кому-нибудь в почтовый ящик.
   
— Да? И что мы там напишем? — поинтересовалась Керсти. — «Идите погуляйте где-нибудь подальше»? Или «Наденьте очень-очень прочную шляпу»? — Она увидела, какое у Джонни сделалось лицо, и умолкла. — Извини. Я не хотела…
   
— Холодец! — вдруг воскликнул Ноу Йоу. Все посмотрели туда, куда он показывал. По улице действительно пылил Холодец. Перейти на бег было для Холодца нелегко, но уж если ему это удавалось, еще труднее для него было остановиться. Было что-то неотвратимое в его приближении.
   
Он заметил друзей и изменил курс.
   
— Хорошо, что я вас нашел! — пропыхтел он. — Давайте убираться отсюда. Ко мне еще на холме привязался один пацан и никак не отстает. И всю дорогу кричал, что я шпион.
   
— Он в тебя стрелял? — спросил Бигмак.
   
— Он кидался камнями!
   
— Ха, а в меня стреляли! — похвастался Бигмак.
   
— Так, все собрались, — вмешалась Керсти. — Отлично. Пора возвращаться.
   
— Ты же знаешь, что я не знаю как! — сказал Джонни.
   
Мешки смирно лежали в тележке. К ее проволочному передку была прикреплена табличка: «Сеть универсамов Теско». «Наверное, мистер Теско сейчас держит маленькую бакалейную лавочку, — ни к селу ни к городу подумал Джонни. — Или вообще еще не родился на свет».
   
— Эта штука слушается мысленных команд, — заявила Керсти. — Иначе и быть не может. Ты отправляешься в то время, в какое хочешь.
   
— Чепуха, — сказал Ноу Йоу. — Волшебством попахивает.
   
Джонни снова уставился на тележку.
   
— Я… попытаюсь, — сказал он.
   
По параллельной улице, всего в одном квартале от часовни, проехала полицейская машина.
   
— Только давайте куда-нибудь спрячемся, — предложил Ноу Йоу.
   
— Вот-вот, — горячо поддержал его Бигмак.
   
Часовню огибала тропинка, такая же закопченная, как кусты и деревья. Она вывела их на задворки церквушки, где стоял мусорный бак с охапкой сухих цветов. И еще там была маленькая зеленая дверь. Она легко отворилась.
   
— В те… в эти времена церкви не запирали, — сказал Ноу Йоу.
   
— Но там же куча всякого ценного барахла вроде серебряных подсвечников, верно? — оживился Бигмак. — Кто угодно мог запросто войти и стибрить их.
   
— Не смей, — сказал Джонни.
   
Кое-как они втащили тележку в комнату за алтарем. На грубо сколоченном столе стоял электрический чайник, тут же лежали несколько потрепанных сборников церковных гимнов. Больше в комнатушке ничего не оказалось — разве что запах: запах старой вышивки, полироли для мебели и того особого спертого воздуха, который принято называть духом благочестия. И никаких признаков серебряных подсвечников.
   
— Бигмак! Кончай рыться в буфете, — строго сказал Ноу Йоу.
   
— Я только смотрел…
   
Джонни уставился на полиэтиленовые мешки. Ладно, будем считать, что они и впрямь набиты временем. Хотя мысль бредовая. Ведь, кроме всего прочего, это не такие уж и большие пакеты. Но, с другой стороны, кто знает, сколько места занимает время? Может, оно хранится там в сжатом виде… или свернуто в трубочку…
   
Неужели миссис Тахион и вправду коллекционирует время, как другие старушки коллекционируют бусы?
   
Бред.
   
И все же…
   
В часовне уже некоторое время раздавалось басовитое урчание. Позор восседал на тележке и довольно мурлыкал.
   
Джонни осторожно взял в руки один из пакетов — за то место, где полиэтилен был перетянут веревочкой. Пакет был теплый, и Джонни готов был поклясться, что он слегка шевелится.
   
— А вдруг ничего не получится? — сказал Джонни.
   
— Может, нам всем надо держаться за тележку? — предположил Ноу Йоу.
   
— Не стоит, наверное. Да не знаю я! Слушайте, может, не надо, а? Я ведь правда понятия не имею, что делаю!
   
— Да, но ты никогда толком не знаешь, что делаешь, разве не так? — возразила Керсти.
   
— Верно, — поддержал ее Ноу Йоу. — Значит, у тебя большой опыт.
   
Джонни закрыл глаза и стал напряженно думать о… 1996 году.
   
«Это не время, — словно бы шепнул ему кто-то. — Это место».
   
Это — там, где модель шаттла висит под потолком на единственном обрывке красной шерстяной нитки, потому что леска у тебя закончилась. На пластмассовых стыках видны потеки клея, потому что ты никогда ничего не можешь сделать как следует.
   
Это — там, где мама курит сигарету за сигаретой, отрешенно глядя в окно.
   
Это — там, где дедушка днями напролет смотрит телевизор.
   
Это — место, где ты хочешь быть.
   
У Джонни голова пошла кругом от напряжения, мысли стали путаться. Он думал об обоях с Паровозиком Томасом и лампе с телепузиками, пока ему не начало чудиться, что он чует их запах. Он слышал, как звучит то место на стене, где дедушка не состыковал рисунок обоев и получился гибрид Томаса и Джеймса. Комната, словно путеводный маяк, висела перед его внутренним взором.
   
Джонни открыл глаза. Образы места, куда он хотел попасть, не исчезли. Керсти, Бигмак, Ноу Йоу и Холодец казались привидениями. Они напряженно смотрели на него.
   
Джонни чуть-чуть распустил веревку на мешке времени.
   
Холодец огляделся по сторонам. Сглотнул. Робко окликнул: «Эй…». Потом, просто на всякий случай, заглянул под стол.
   
— Э… народ? Джонни! Бигмак! Ноу Йоу!.. — Он снова напряженно вздохнул, но все же нашел в себе силы посмотреть в глаза действительности (бывают в жизни минуты, когда это неизбежно) и отважно добавил: — Керсти!
   
Ему никто не ответил. Не было вокруг никого.
   
Холодец остался один на один с электрочайником.
   
— Эй, я ведь даже держался за тележку! Ой-ой, я тут застрял! Очень смешно, ха-ха-ха, пошутили — и будет, хорошо? Ребята! Джонни! Меня забыли! Хватит, а? Ладно, признаю, вы меня напугали! Шутка удалась, ха-ха! А теперь хватит, ладно? Ну пожалуйста!
   
Он приоткрыл дверь и выглянул во двор.
   
— Вы мне голову морочите, как всегда! Но меня не проведешь! — прохныкал он.
   
Холодец вернулся в часовню и сел, сложив руки на коленях.
   
Так он и сидел какое-то время, потом выудил из кармана неряшливый носовой платок и высморкался. Холодец уже хотел его выбросить, как его осенило: вполне возможно, в 1941 году это единственный бумажный носовой платок в мире.
   
— Эй, думаете, я не вижу вас? Хватит прятаться! — крикнул он без особой надежды. — Сидите там и думаете, когда бы лучше выпрыгнуть! Знаю я вас. Только у вас ничего вышло, видите? Я не испугался! Слушайте, ребята, давайте-ка отправимся домой и съедим по бургеру, а? Правда я здорово придумал? Я вам больше скажу: у меня тут заначка в кармане завалялась и я не прочь ее прокутить! Или можно взять в китайском ресторане еду навынос…
   
Холодец осекся и потрясенно уставился в пространство. В точности как человек, который только что понял, что в этом мире днем с огнем не найти чипсов. Или бургеров, если на то пошло. И вполне возможно, единственная еда здесь — это мясо, рыба и тому подобная ерунда.
   
— Ну ладно, хватит, можете выходить.
   
С подоконника взлетела муха и принялась с тупым усердием биться о стекло.
   
— Слушайте, это уже н-не… не смешно.
   
За спиной произошло какое-то неуловимое шевеление воздуха, и у Холодца появилось стойкое ощущение, что там, где только что никого не было, теперь кто-то есть.
   
Холодец медленно обернулся. По лицу его расплылась широченная ухмылка облегчения.
   
— Ха, готов поспорить, вы-то думали, что я тут… что?!
   
   
Секция гимнастики «Будь в форме» для тех, кому за пятьдесят, дружно пыхтела. Тренер давно уже поняла: бессмысленно ждать от подопечных, что они будут успевать за ней. Пускай уж пожилые физкультурники выполняют упражнения в рамках своих возможностей, и, может быть, никто не скончается в процессе.
   
— И-и — наклонились! Два, три! Как можно ниже, мисс Виндекс! И-и — шаг, и-и — два, и-и… что?!
   
Она удивленно заморгала.
   
Джонни огляделся по сторонам.
   
После десяти минут аэробики престарелые желающие быть в форме не отличались особой наблюдательностью. Двое из них даже подвинулись, чтобы дать место новоприбывшим.
   
Тренер пребывала в растерянности. Ее с детства учили, что в здоровом теле — здоровый дух. В том, что тело у нее здоровое, она не сомневалась. Следовательно, рассуждала она, совершенно невозможно, чтобы несколько подростков и нагруженная с горой магазинная тележка вдруг взяли и появились из ничего в дальнем конце помещения бывшей часовни. Из чего, в свою очередь, следует, что они каким-то образом вошли. Правда, двери там никакой нет, но люди же не конденсируются из воздуха!
   
— Где мы? — тихо спросила Керсти.
   
— На том же месте, — шепотом ответил Ноу Йоу. — Но в другом времени.
   
К тому времени даже некоторые из самых медлительных поклонников фитнесса закончили упражнение. Почти вся секция с интересом таращилась на новоприбывших.
   
— Скажите же что-нибудь! — прошипела Керсти. — На нас все смотрят!
   
— Э… Это кружок керамики? — подал голос Джонни.
   
— Что? — переспросила тренер.
   
— Мы ищем кружок керамики для начинающих.
   
Идея была отчаянная, но могло и получиться. Дело в том, что чуть ли не каждое муниципальное помещение в Сплинбери имело предельно плотное расписание занятий различных кружков и секций, где люди предавались причудливым хобби или усердно штудировали русский.
   
В глазах тренера засветилось облегчение. Она вцепилась в знакомое словосочетание, как певец в микрофон.
   
— Керамика — по четвергам. В помещении Красного Креста, — сказала она.
   
— Правда? Черт. Вечно мы все путаем.
   
— Значит, зря мы притащили сюда столько глины, — подхватил Ноу Йоу. — Правда, Бигмак?
   
— Не смотри на меня так! В меня стреляли!
   
— Э… да. В «Керамике для начинающих» жуткие порядки, — сказал Джонни. — Пойдем, ребята.
   
Все схватились за ручку тележки. Физкультурники в спортивных костюмах вежливо посторонились. Тележка скрипуче проехала через зал бывшей церкви, прогромыхала по крыльцу и вывалилась в мокрый двор.
   
Джонни толкнул дверь. Прежде чем она закрылась, до него донеслось:
   
— Итак… И-и — наклон, и-и — потянулись, и-и — пыхтим, и-и — наклон…
   
Он только покачал головой. С ума сойти, как легко заставить людей поверить, что ничего необычного не произошло. Десятиногие инопланетяне вполне могли бы сойти в Сплинбери за своих, если бы догадались спросить дорогу на почту и пожаловаться на погоду. Люди имеют обыкновение в упор не замечать того, что, по уверениям так называемого здравого смысла, невозможно.
   
— Что-то не так. Зуб даю, — сказал Бигмак.
   
— Э… — высказался Ноу Йоу.
   
— Нет, это определенно девяностые годы, — заявила Керсти. — Это единственный исторический период, когда за ношение фиолетово-зеленого спортивного костюма не сжигали на костре. Разве я не права?
   
Прямо по курсу маячила грузная громада спортцентра. Пять минут назад, думал Джонни, пять моих минут назад там была просто улица. Голова кругом идет.
   
— Э… — повторил Ноу Йоу.
   
— В меня стреляли! — заладил свое Бигмак. — Настоящей пулей! Я слышал, как она попала в настоящую стену!
   
— Э… — сказал Ноу Йоу.
   
— Да что с тобой такое? — повернулась к нему Керсти.
   
— Э… а где Холодец?
   
Все огляделись.
   
— О нет… — застонал Джонни.
   
У них наблюдался острый дефицит Холодца.
   
— Эй, я обратно не сунусь! — Бигмак попятился. — Меня там пристрелят!
   
— А может, он опять… заблудился? — предположила Керсти.
   
— Нет. Он остался там, — сказал Джонни.
   
— Успокойся. Все не так уж и страшно, — сказала Керсти. — Ты же сам говорил, что часовню не разбомбили, верно? С ним все будет хорошо!
   
— Да, но… с ним все будет хорошо в сорок первом году!
   
— Думаешь, что-то пошло наперекосяк? — спросил Бигмак. — Он не вернулся, теперь мы отправимся за ним и застрянем все вместе? В меня стреляли!!!
   
— Думаешь, тебе было плохо в сорок первом? — саркастически усмехнулся Ноу Йоу. — Если я там застряну, мне придется учиться играть на банджо!
   
— Слушайте, вы можете прекратить истерику и хоть немного подумать? — вмешалась Керсти. — Мы имеем дело с путешествиями во времени! Значит, мы можем вернуться в ту минуту когда угодно! Конечно, мы вернемся. Но спешить совершенно ни к чему.
   
Конечно, с этим не поспоришь, думал Джонни. Холодец никуда не денется. Можно отправиться обратно спустя десять лет и все равно застать его в часовне, в ту самую минуту. Совсем как запись на кассете: ее можно проигрывать и отматывать вперед-назад и все равно она никуда не денется. И та ночь, когда бомбы падают на Парадайз-стрит, — она тоже никуда не денется. Она осталась там навсегда. Каждая ее секунда осталась навсегда. Как мошки в янтаре.
   
Керсти решительно вытолкала тележку на тротуар.
   
— Холодцовы родители будут волноваться, — неуверенно сказал Ноу Йоу.
   
— Нет, не будут, — отрезала Керсти. — Потому что мы вернем его в это самое «сейчас».
   
— Правда? Тогда почему мы не видим самих себя, счастливо возвратившихся с Холодцом? — спросил Ноу Йоу. — Или ты думаешь, что тут в любой момент можем из воздуха возникнуть мы плюс Холодец и махнуть ручкой: «Привет, мы, а вот и Холодец, до скорого»?
   
— Черт, — поморщилась Керсти. — Об этом я не подумала. Логическое мышление не приспособлено для того, чтобы думать о путешествиях во времени.
   
Ноу Йоу оглянулся и посмотрел на Джонни.
   
— О нет. Он опять отключился.
   
Ничто не исчезает, думал Джонни. Оно остается в своем времени и ждет. Вот в чем штука. Не важно, когда изобретут машину времени. Может, мы все вымрем и эволюция начнется заново с каких-нибудь кротов или еще кого-то. Может, пройдет миллион лет, прежде чем ее придумают. И даже не обязательно это будет именно машина. Возможно, достаточно просто понимания, что такое время. Ведь когда-то, в далеком прошлом, люди боялись молнии, а потом кто-то сказал: «Эй, смотрите, ее же можно засадить в бутылку, и тогда это просто-напросто электричество, и ничего страшного!» Но это все не важно, потому что, как только выяснится, как обращаться со временем, прошлое перестанет быть чем-то далеким и никого не касающимся. Оно будет маячить за спиной, такое же реальное, как настоящее. Если когда-нибудь, пусть в самом отдаленном будущем Вселенной, изобретут способ перемещаться во времени, значит, прошлое уже рядом.
   
А потом он снова подумал о бомбардировщиках, слепо тычущихся в облаках, об однотипных домиках, о ребятишках, что гоняют мяч, о чистеньких крылечках…
   
— А, что? — сказал Джонни.
   
— Ты в порядке? — спросил Ноу Йоу.
   
— Давайте для начала купим что-нибудь попить, — сказала Керсти, целеустремленно толкая тележку в направлении центра.
   
И тут она вдруг затормозила.
   
Джонни еще никогда не видел Керсти такой растерянной. Обычно она легко справлялась со всем нежелательным и неожиданным, предварительно как следует разъярившись. Но она остановилась и побледнела.
   
— О нет, — прошептала она.
   
Улица шла под горку и внизу, у подножия холма, пересекалась с другой, запруженной машинами. Магазинная тележка, доверху нагруженная черными пакетами, мчалась по той, другой улице. В тележке, отчаянно цепляясь за проволочные борта, сидели мальчик и девочка.
   
На глазах у Джонни и компании тележка накренилась, как яхта при встречном ветре, и вошла в поворот, направляясь к парковке у пассажа Нила Армстронга.
   
Большая черная машина последовала за ней.
   
О машине Джонни успел забыть напрочь. Может быть, в ней сидели члены тайного общества. Может быть, Люди В Черном и вправду разъезжают на огромных черных автомобилях и являются по душу всякого, кого угораздит вляпаться во что-нибудь оккультное. И при этом твердят: «Истина где-то рядом».
   
В голове Джонни четко сложилась мысленная карта. Только не места, а времени.
   
Они с Керсти в первый раз переместились во времени у него дома. Но, как и говорил Ноу Йоу, время — это что-то вроде железной дороги. И когда ты совершаешь скачок во времени, ты на самом деле перепрыгиваешь в другую, параллельную колею, только чуть дальше. То есть на самом деле ты перемещаешься еще и в пространстве.
   
А потом, когда их с Керсти чуть не задавили на перекрестке, они снова совершили скачок. И черная машина исчезла… потому что в том времени, куда они перенеслись, ее не существовало. Джонни точно помнил, что не увидел ее, когда обернулся.
   
А теперь они попали в колею времени, где она существует.
   
Черный автомобиль остановился у пассажа.
   
На Джонни накатило ощущение железной уверенности. Он знал ответ. Как-нибудь потом, если повезет, он выяснит и вопрос, но ответ он уже знал наверняка.
   
He бывает никаких тайных обществ. Не бывает никаких полицейских времени. Полицейские мыслят рационально, а чтобы договориться со временем, надо рассуждать так, как рассуждает миссис Тахион.
   
Зато был кое-кто, кто точно знал, где они окажутся сегодня. И этого кого-то с ними не было…
   
Потому что… А вдруг мы не смогли вернуться? А вдруг мы вернулись, но в чем-то ошиблись?
   
Джонни бросился бегом.
   
Он перебежал дорогу перед носом у какой-то машины, сердито бибикнувшей на него. На парковке у пассажа из-за руля черного автомобиля вышел человек в черном костюме, черных солнцезащитных очках и черной шляпе. Вышел и торопливо зашагал к пассажу.
   
Джонни перескочил низкое ограждение парковки, ужом проскользнул между покупателями с нагруженными тележками… и остановился как вкопанный перед машиной.
   
Она стояла прямо напротив входа, там, где никому парковаться не разрешается.
   
В ярком солнечном свете она казалась даже еще более черной, чем запомнилась Джонни. Двигатель слабо потрескивал, остывая. На капоте красовалось серебряное украшение.
   
Оно здорово смахивало на гамбургер.
   
Присмотревшись, Джонни удалось разглядеть пассажира, сидевшего на заднем сиденье: темный силуэт за чернотой тонировки.
   
Джонни обежал автомобиль и рывком распахнул дверцу.
   
— Эй, я знаю, что вы там! Кто вы такой, в конце концов?
   
Пассажир остался в тени, только кисти рук, лежащие на серебряном набалдашнике черной трости, попали в полосу света.
   
Темный силуэт шевельнулся. Он выдвигался из машины по частям: сперва в асфальт твердо уперлись обе ноги и только потом пассажир извлек из салона свое грузное тело. Его огромное пальто было скорее чем-то средним между пальто и плащом. Он был высок. Достаточно высок, чтобы казаться не столько жирным, сколько большим. Он носил черную шляпу и короткую седую бородку.
   
Он улыбнулся Джонни и кивнул подоспевшим Керсти, Бигмаку и Ноу Йоу.
   
— Кто я? Попробуй догадаться сам. Ты всегда хорошо соображал в подобных делах.
   
Джонни посмотрел на него, потом на машину, потом — на старую церквушку на вершине холма.
   
— Думаю… — проговорил он.
   
— Да?.. Продолжай, — сказал старик.
   
— Я думаю, что… то есть я не знаю… но знаю, что узнаю… В смысле, я думаю, что знаю, почему вы приехали к нам…
   
— И?
   
Джонни нервно сглотнул.
   
— Но мы были… — начал он. Старик похлопал его по плечу.
   
— Зови меня сэр Джон, — сказал он.
  
  
   
    
Глава 8
    
Штаны времени
   
   
Пассаж изменился. Вернее, там произошло только одно изменение, зато серьезное: бургер-бар стал другим. Официанты носили картонные шляпы другого фасона, и фирменные цвета стали синий и белый, а не красный и желтый.
   
Старик уверенно вел ребят к столику.
   
— Кто это? — спросила Керсти у Джонни.
   
— Ты будешь смеяться, если я скажу. Это все путешествия во времени! До сих пор не могу толком понять правила!
   
Старик грузно опустился на стул, жестом пригласил остальных подсаживаться, а потом совершил второе по предосудительности нарушение законов бургер-бара: щелкнул пальцами, подзывая официантку.
   
Весь персонал напряженно таращился на странных посетителей.
   
— Юная леди, — сказал старик; его донимала легкая одышка, — принесите этим господам все, что они пожелают. Мне — стакан воды.
   
— Да, сэр Джон.
   
Девушка кивнула и поспешно ушла.
   
— Тут так не делается, — сипло сказал Бигмак. — Нам надо было подождать своей очереди.
   
— Нет, очереди ждать не нужно, — заверил его старик. — Мне — не нужно.
   
— Вас всегда звали сэр Джон? — спросил Джонни.
   
Старик подмигнул ему.
   
— Ты ведь и сам знаешь, верно? Ты обо всем догадался. И догадался правильно. Имя изменить нетрудно, особенно в войну. Мне показалось, что так будет лучше. А рыцарское звание я получил в шестьдесят четвертом. За заслуги в области накопления огромных богатств.
   
К столику подлетела официантка, поставила перед сэром Джоном его стакан воды и выжидательно посмотрела на ребят. У нее была широкая вымученная улыбка Человека, который до судорог боится, что его в любой момент могут уволить.
   
— Мне, пожалуйста… все, — сказал Ноу Йоу.
   
— Мне тоже, — подхватил Бигмак.
   
— Чизбургер, если можно, — попросил Джонни.
   
— Боб-бургер с чили. И я хочу знать, что тут происходит! — заявила Керсти.
   
— Мне один со всем, — медленно, словно цитируя по памяти слова, слышанные давным-давно, проговорил сэр Джон, — потому что я собираюсь податься в мусульманство.
   
— В буддизм, — машинально поправил Ноу Йоу. — Вечно ты все перепу… — Он умолк на полуслове и так и остался сидеть с открытым ртом.
   
— В самом деле? — усмехнулся Холодец.
   
— Какое-то время я ждал, но вы так и не вернулись, — рассказывал Холодец.
   
— Но мы вернулись! То есть вернемся! — горячо возразила Керсти.
   
— Вот тут и начинается самое интересное, — принялся терпеливо объяснять Холодец. — Джонни это уже понял. А что, если вы не вернулись? Испугались или не смогли по каким-то не зависящим от вас причинам? Возможность существует, и потому время раздваивается. В одном ответвлении вы вернулись, в другом — нет. В данный момент вы находитесь в девяносто шестом году второго ответвления. А я здесь — с самого сорок первого. Только не ломайте над этим головы слишком усердно. Могут и разболеться.
   
— Итак, — продолжал он, — первое время я жил у мистера и миссис Зашоркинс. Я познакомился с ними случайно еще в первый день. Их сын служил на флоте, а меня все считали слегка тронутым эвакуированным мальчонкой, и все как-то утряслось само собой. В военное время у людей хватает своих забот, и никто не приставал с расспросами к одинокому толстому мальчугану. Мистер и миссис Зашоркинс были славные люди. Они считали меня почти что своим сыном, потому что в корабль их родного отпрыска попала торпеда и юноша погиб. Но через несколько лет я уехал из города.
   
— Почему? — спросила Керсти.
   
— Я боялся встретить собственных родителей, — сказал Холодец. Он по-прежнему слегка задыхался. — История и так состоит сплошь из заплат, к чему добавлять путаницы, верно? Сменить имя тоже оказалось совсем не трудно. Во время войны… во время войны архивы терялись или сгорали, люди гибли, в стране царила жуткая неразбериха. Можно было исчезнуть и вынырнуть совсем в другом месте совсем другим человеком. После войны я несколько лет отслужил в армии.
   
— Ты?! — не поверил Бигмак.
   
— О, в те годы все должны были отслужить сколько положено. Это называлось «воинская повинность». Нас отправили в Берлин. А вернувшись оттуда, я начал устраивать свою жизнь. Еще по молочному коктейлю не желаете? Хотя я бы на вашем месте воздержался. Я знаю, из чего они сделаны.
   
. — Ты вложил деньги в компьютеры! — выпалил Бигмак.
   
Старик тихо рассмеялся.
   
— Правда? Ты так думаешь? Да кто бы стал слушать парня, который даже в университете не учился? Кроме того… посмотрите-ка на это. — Он взял пластиковую вилку и постучал ею по столешнице. — Видите? Каждый день миллионы таких вилок отправляются на помойку. Пять минут они служат свою службу, а потом превращаются в мусор, верно?
   
— Да, разумеется, — сказала Керсти. Весь персонал бара напряженно наблюдал за посетителями из-за спины Холодца. Наверное, так же сильно переживали бы монахи в какой-нибудь тихой обители, к которым вдруг заглянул на чашечку чая святой Петр.
   
— Сто лет назад это показалось бы дикостью, — продолжал Холодец. — А сегодня мы не задумываясь отправляем одноразовую посуду в корзину. А как сделать такую вилку?
   
— Ну… берется нефть и… наверное, в одной из моих книг можно найти…
   
— Правильно. Ты не знаешь, — кивнул старик. — Я тоже не знаю.
   
— Но я бы и не стала пытаться, — сказала Керсти. — Я бы начала писать научную фантастику. Полеты на Луну и все в таком роде.
   
— У тебя, возможно, и получилось бы, — признал сэр Джон. На лице его на миг отразилась усталость, и он принялся обхлопывать себя по карманам — наверное, что-то искал. — Но, боюсь, я никогда не был особенно в ладу с языком. Нет. Я поступил иначе. Я открыл ресторан быстрого питания.
   
Джонни огляделся по сторонам и невольно заухмылялся.
   
— Верно, — подтвердил Холодец. — В пятьдесят втором. Понимаете ли, уж о быстром-то питании я знал все. Двойные сэндвичи с яйцом и сыром, бумажные шапочки для персонала, кетчуп в маленьких пластмассовых бутылочках в форме помидорок… вот так. В первый год я открыл три закусочных, еще через год их у меня было уже десять. Теперь их тысячи. Другие предприниматели просто не могли конкурировать со мной. Ведь я точно знал, как завлечь покупателя. Детские дни рождения, клоун Вилли Холодец…
   
— Вилли Холодец? — вытаращила глаза Керсти.
   
— Извини, но тогда были весьма бесхитростные времена. А потом я взялся и за… другие вещи. Для начала стал торговать мягкой туалетной бумагой. Вы не поверите: тем, чем пользовались в сортирах в сорок первом, можно было крыть крыши вместо шифера. А потом я начал прислушиваться к людям. К тем, у кого были многообещающие идеи. Вроде: «Я думаю, что смогу сделать маленький магнитофон, который можно запросто носить с собой». И я говорил: «Это может выгореть, парень. Вот тебе деньги, займись». Или: «Знаете, кажется, я нашел способ, как записывать телепрограммы на пленку, чтобы можно было потом их пересматривать сколько хочешь». А я ему: «Замечательно! Чего только люди не придумают! Вот деньги, почему бы тебе не основать компанию и не собрать несколько таких штуковин? И заодно подумай, нельзя ли на ту же пленку и фильмы снимать?»
   
— Это нечестно! — сказала Керсти. — Ты жульничал!
   
— Отчего же? — поднял бровь Холодец. — Людям нравилось, что я прислушиваюсь к их идеям, которые всем остальным казались бредовыми. Я делал на этом деньги, но и они тоже.
   
— Ты миллионер? — спросил Бигмак.
   
— Нет, что ты. Миллионером я был еще в пятьдесят пятом. Теперь я, по-моему, миллиардер. — Он щелкнул пальцами. Шофер в черном, который неслышно материализовался позади ребят, шагнул вперед. — Я же миллиардер, правда, Хиксон?
   
— Да, сэр Джон. Мультимиллиардер.
   
— Я так и думал. Кажется, мне даже принадлежит какой-то остров, как там его… Тасмания, если не ошибаюсь.
   
Холодец снова похлопал себя по карманам и наконец достал маленькую серебряную коробочку. Там лежали две белые таблетки. Холодец взял одну из них и, поморщившись, запил водой из стакана.
   
— Ты даже не притронулся к своему «одному со всем», — сказал Джонни, внимательно наблюдая за ним.
   
— О, я заказал его только для того, чтобы вы вспомнили. Мне нельзя есть бургеры. Господи ты боже мой! Я на диете. Ничего соленого, ничего жирного, минимум крахмала и никакого сахара. — Он вздохнул. — Наверное, для меня даже стакан воды — непозволительная роскошь.
   
Менеджер бара наконец набрался храбрости приблизиться к столику.
   
— Сэр Джон! Для нас огромная честь…
   
— Да-да, спасибо, а теперь уйдите, дайте мне поговорить с друзьями… — Холодец вдруг умолк и недобро улыбнулся. — Как картошка, Бигмак? Достаточно хрустящая? А твой молочный коктейль, Ноу Йоу? Правильной консистенции?
   
Ребята покосились на менеджера. У того сделалось такое лицо, будто он мысленно возносит молитвы Господу за спасение всех, кому приходится работать с пришпиленной к груди карточкой: «Меня зовут КИТ».
   
— Э… нормальная картошка, — сказал Бигмак.
   
— И коктейль отличный, — добавил Ноу Йоу.
   
У КИТа явно отлегло от сердца, и он одарил их жалобной улыбкой.
   
— Здесь вообще хорошо кормят, — сказал Ноу Йоу.
   
— Надеюсь, — подхватил Бигмак, — тут и дальше будут хорошо кормить.
   
КИТ поспешно закивал.
   
— Мы обычно бываем тут по субботам, — подсказал Бигмак.
   
— Спасибо, Кит, можешь идти, — молвил сэр Джон.
   
Менеджер едва ли не бегом ретировался, а Холодец подмигнул Бигмаку.
   
— Я знаю, что так поступать нехорошо. Но это чуть ли не единственное развлечение, которое мне нынче доступно.
   
— Зачем ты приехал? — спросил Джонни.
   
— Знаете, в свое время я не мог удержаться, чтобы кое-что не проверить, — проговорил Холодец, пропустив его слова мимо ушей. — Мне казалось любопытным проследить за собственным возмужанием. Не вмешиваясь, разумеется. — Его улыбка исчезла. — И я обнаружил, что так и не появился на свет. Я вообще не рождался. И мой отец тоже. Мать жила в Лондоне и вышла замуж за кого-то другого. Деньги дают одно весьма ценное преимущество: ты можешь нанять несчетное множество частных детективов.
   
— Этого не может быть, — помотала головой Керсти. — Ты ведь — вот, сидишь с нами.
   
— Нет, родиться-то я родился, — сказал Холодец. — В ином времени. В той штанине Времени, где мы все явились на свет. А потом я отправился вместе с вами в прошлое, и… что-то пошло не так. Не знаю точно, что именно. И потому… мне пришлось проделать обратный путь пешком. Можно сказать, это был долгий путь домой.
   
— Это совершенно нелогично, — сказала Керсти.
   
Холодец пожал плечами.
   
— Не думаю, что Время строго придерживается логики. Оно завязано на людей. И, по-моему, в нем полным-полно оборванных хвостов. Но кто сказал, что это плохо? Иногда нужно, чтобы концы с концами не сходились. Иначе поедание спагетти превратилось бы в крайне затруднительный процесс. — Он хихикнул. — Я толковал на эти темы с учеными. Чертовы тупицы. Болваны! Время — у нас в головах. Любому идиоту должно быть ясно, что…
   
— Ты ведь болен, правда? — перебил его Джонни.
   
— Это так заметно?
   
— Ты все время ешь таблетки и дышишь с трудом.
   
Холодец снова улыбнулся. Но на этот раз улыбка вышла вовсе не веселая.
   
— Я страдаю жизнью, — сказал он. — Однако я близок к исцелению.
   
— Послушай, — сказала Керсти тоном человека, который изо всех сил старается оставаться благоразумным, хотя у него нет на это почти никаких шансов, — мы не собирались тебя бросать. Мы хотели вернуться. Мы и вернемся.
   
— Вот и хорошо, — сказал Холодец.
   
— Ты не против? Ведь если мы вытащим тебя из сорок первого, тебя уже не будет, ведь правда?
   
— О нет, я буду. Где-то — буду.
   
— Это правда, — сказал Джонни. — Все, что случается… остается случившимся. Где-то, пусть и не здесь. Время — оно не одно, их много, и они лежат штабелем.
   
— У тебя всегда мысли шли немного причудливыми путями, — сказал Холодец. — И воображения у тебя столько, что оно не помещается в голове и прет через край. А теперь… что-то я еще хотел… а, вот! Полагаю, я должен передать вам это…
   
Шофер выступил вперед.
   
— Э… сэр Джон, знаете, Правление хотело бы…
   
Что-то блеснуло, и серебряный набалдашник Холодцовой трости обрушился на стол с такой силой, что жареная картошка Бигмака взвилась в воздух.
   
— Черт подери, я плачу тебе, парень, так делай, что тебе сказано! Правление подождет! Я пока еще не сыграл в ящик! Сегодня я поехал сюда, вместо того чтобы отправиться слушать вой толпы юристов! У меня еще есть время! Убирайся прочь!
   
Холодец достал из кармана конверт и вручил его Джонни.
   
— Я не прошу тебя отправляться в сорок первый. У меня нет на это права. Так или иначе, я недурно пожил на свете…
   
— Но? — сказал Джонни.
   
— Прости, что? — не понял Холодец.
   
— Ты хотел сказать: «Но…» — пояснил Джонни.
   
Какие-то люди уже торопливо поднимались по ступенькам.
   
— Ах, да. — Холодец подал вперед и заговорил быстрее: — Так вот, если вы все же решите вернуться, я написал письмо для… ну, в общем, ты сам поймешь, что с ним делать. Знаю, так поступать нехорошо, но кто бы на моем месте упустил такой шанс, сам подумай.
   
И он поднялся на ноги, вернее попытался. Хиксон подоспел вовремя и подхватил сэра Джона, когда тот опрокинул стул. Но Холодец только отмахнулся от слуги.
   
— У меня никогда не было детей, — сказал он. — Я так и не женился. Не знаю почему. Просто это казалось неправильным. — Он тяжело оперся на трость и еще раз оглядел друзей. — Я хочу снова стать молодым. Пусть и не здесь.
   
— Мы вернемся, — сказал Джонни. — Честно.
   
— Вот и хорошо. Только видишь ли, просто вернуться мало. Нужно вернуться и что-то исправить.
   
И он ушел тяжелой старческой походкой навстречу людям в приличных костюмах. Костюмы обступили Холодца, и он скрылся из глаз.
   
Бигмак потрясенно таращился ему вслед. Он даже не заметил, что по его рукаву течет ручеек из горчицы, кетчупа, особо пряного чили и едкого чатни.
   
— Ну и дела, — пробормотал Ноу Йоу. — Неужели и мы однажды такими станем?
   
— Какими? Старыми? Наверное, — сказал Джонни.
   
— Старина Холодец стал стариком, — проговорил Бигмак, облизывая рукав. — В голове не помещается.
   
— Мы должны вытащить его, — сказал Джонни. — Нельзя же допустить, чтобы он стал таким…
   
— Богатым? — перебил Ноу Йоу. — Старым-то он станет так или иначе, и от нас тут ничего не зависит.
   
— Если мы перетащим его обратно в наше время, то он — ну, тот, который тут старик, — перестанет существовать. По крайней мере здесь, — сказала Керсти.
   
— В этом «здесь» его не станет, но зато он будет в другом, — сказал Джонни. — И вообще, здесь ему существовать и так недолго осталось. Пошли.
   
— Что в конверте? — спросила Керсти, когда они направлялись к выходу.
   
Джонни удивился. Куда более похоже на Керсти было бы сказать: «Ну-ка посмотрим, что тут у нас», выхватив конверт из его рук.
   
— Это Холодцу.
   
— Он написал письмо самому себе? А что там?
   
— Откуда я знаю? Я не читаю чужих писем.
   
Джонни засунул конверт во внутренний карман.
   
— Физкультурники, наверное, уже закончили. Идем.
   
— Постой, — сказала Керсти. — Если уж мы снова отправляемся в сорок первый, давайте на этот раз хотя бы подготовимся.
   
— Ага, — кивнул Бигмак. — Надо вооружиться.
   
— Нет. Одеться соответственно эпохе!
  
  
   
    
Глава 9
    
Из чего только сделаны девочки…
   
   
Час спустя они встретились в захламленном дворике позади часовни, в котором оставили тележку.
   
— Так-так, — сказала Керсти. — Где это ты так приоделся, Джонни?
   
— У дедушки весь чердак забит старым барахлом. Это его старые футбольные штаны. Пуловеры дед всегда носит древние, так что я подумал, что один из них вполне сойдет. И я прихватил с собой все, что собирал для реферата по истории — так, на всякий случай. Сумка самая что ни на есть настоящая, сорокового года. В них тогда противогазы носили.
   
— Так вот что это за штуковины! — сказал Бигмак. — А я-то думал, чего это все ходят с такими огромными плеерами.
   
— Хотя бы сними кепку, а то у тебя в ней совсем дурацкий вид, — посоветовала Керсти Джонни и взялась за Ноу Йоу: — Что это на тебе?
   
— Мы с Бигмаком проходили мимо той лавочки на Уоллес-стрит, где торгуют театральным реквизитом, — ответил Ноу Йоу. — Что скажете? — робко спросил он и повернулся кругом, демонстрируя свой костюм.
   
На Ноу Йоу были широкополая шляпа, ботинки на огромной платформе, смахивающие на два автомобиля со здоровенными бамперами, и узкие брюки. По крайней мере те части штанин, которые оставались на виду, были узкие.
   
— Это что, пальто? — поинтересовался Джонни.
   
— Это длинный пиджак!
   
— Ярко-красный, — констатировала Керсти. — Да, в таком наряде на тебя точно никто не обратит внимания. Ты что, в брюки с вазелином залезал?
   
— Выглядишь как этот… стиляга, — заметил Джонни. — В смысле, ярко…
   
— Продавец сказал, что в те времена как раз такое и носили, — принялся оправдываться Ноу Йоу.
   
— Тебе только саксофона не хватает, — сказал Джонни. — То есть я хочу сказать, что никогда не видел, чтобы ты выглядел так… круто.
   
— Значит, я отлично замаскировался, — заявил Ноу Йоу.
   
Керсти повернулась к Бигмаку и тяжко вздохнула.
   
— Бигмак, скажи, почему мне кажется, что ты упустил суть?
   
— А я ему говорил! — встрял Ноу Йоу.
   
— Тот парень сказал, что это носили в сорок первом, — попытался объяснить Бигмак.
   
— Да, но не кажется ли тебе, что кто-нибудь может обратить внимание на парня, расхаживающего в форме германской армии?
   
На Бигмака больно было смотреть.
   
— Правда? А я думал, Ноу Йоу мне голову морочит. Я думал, тогда все носили свастики и прочие причиндалы!
   
— Это причиндалы гестаповцев! А ты одет как типичный немецкий солдат!
   
— И что мне теперь делать? У меня больше ничего нет! Там продавалось только это барахло и кольчуги!
   
— По крайней мере, сними китель и шлем. Может, и сойдет за обычную военную форму.
   
— А почему на тебе шуба, Керсти? — спросил Джонни. — Ты же всегда говорила, что носить шкуры убитых животных равносильно убийству.
   
— Угу, но говорила она это только старым дамочкам в шубах, — пробормотал Бигмак. — Готов спорить, «Ангелам Ада» в кожаных косухах она таких заяв не делала.
   
— Я подготовилась к путешествию, — сказала Керсти, демонстративно пропустив слова Бигмака мимо ушей. Она поправила шляпку и висящую на плече сумочку. — Эта одежда прекрасно соответствует эпохе.
   
— Что, и плечи тоже?
   
— Да. Тогда были в моде широкие плечи. Женщины носили подплечники.
   
— А в двери ты как будешь проходить? Боком? — поинтересовался Ноу Йоу.
   
— Может, хватит, а? У нас много дел.
   
— Я вот о чем все время думаю: помните, старина Холодец… в смысле, старый старина Холодец, сказал, что для того, чтобы вернуть его обратно, надо что-то исправить? — сказал Ноу Йоу. — А что именно?
   
— Это нам и нужно выяснить, — ответил Джонни. — Он же не говорил, что будет легко.
   
— Идем, — сказал Бигмак — он уже стоял на пороге часовни. — Мне не хватает старины Холодца.
   
— Почему?
   
— Доводить некого.
   
Физкультурники давным-давно уковыляли по домам. Джонни вытолкал тележку на середину зала и уставился на черные полиэтиленовые пакеты. Позор устроился прямо на них и мирно спал.
   
— Э… — нерешительно начал Ноу Йоу. — Это же не волшебство, правда?
   
— Не думаю, — ответил Джонни. — Скорее это просто очень-очень чудная наука.
   
— И на том спасибо, — сказал Ноу Йоу. — Но э… разве это не одно и то же?
   
— Какая разница! — сказала Керсти. — Давайте лучше к делу.
   
Позор принялся мурлыкать.
   
Джонни взял один из пакетов. Ему показалось, что в пакете что-то тихонько колышется. Очень осторожно Джонни чуть ослабил шпагат, которым был завязан мешок.
   
И сосредоточился.
   
На этот раз все получилось легче. Раньше его просто подхватывало течением, будто щепку, и несло. Теперь Джонни знал, куда хочет попасть. Он чувствовал время.
   
Мы постоянно путешествуем во времени — мысленно. Черные пакеты в тележке просто-напросто позволяли прихватить в такое путешествие еще и тело. Миссис Тахион ведь так и сказала.
   
Годы закрутились воронкой и втянулись в мешок, как вода — в сливное отверстие ванны. Время вытекало из старой часовни.
   
И вот уже вокруг церковные скамьи и запах тщательно отполированного благочестия.
   
И Холодец с открытым ртом.
   
— Что?..
   
— Все хорошо, это мы, — сказал Джонни.
   
— С тобой все нормально? — спросил Ноу Йоу.
   
Может, Холодец и не выиграл бы Чемпионат Европы по Скоростному Шевелению Извилинами, но по лицу его медленно разлилось то выражение, которое бывает у человека, заподозрившего, будто что-то не так.
   
— Что стряслось? — спросил он. — Вы таращитесь на меня, как на привидение! И что это вы так вырядились? Почему на Бигмаке немецкая форма?
   
— Ну вот, — с удовлетворением произнес Ноу Йоу. — А я ведь говорил, но разве кто-нибудь меня послушал?
   
— Мы просто вернулись за тобой, — сказал Джонни. — Ничего страшного.
   
— Именно так. Ничего страшного, — поддакнул Ноу Йоу. — Все отлично.
   
— Ага, отлично. Просто класс, — подхватил Бигмак. — Э… слушай, ты, случайно, не чувствуешь себя… э-э… постаревшим?
   
— Что? Через пять-то минут?
   
— Я тебе кое-что принес, — сказал Бигмак и достал из кармана что-то большое и квадратное.
   
Это оказалась пенопластовая коробка. Слегка помятая, но все равно единственная пенопластовая коробка на свете. А в ней был Биг-хол. Один со всем.
   
— Стырил, да? — покачал головой Ноу Йоу.
   
— Да ведь старикан все равно не собирался его есть, — пустился оправдываться Биг-мак. — И бургер бы выкинули, ведь правда? Когда берешь то, что никому не нужно, это не воровство. И вообще, это же Холодцов бургер, потому что…
   
— Холодец, ты же не собираешься это есть, правда? — поспешно перебила Бигмака Керсти. — Он остыл, и жира там слишком много. Ради всего святого, он же побывал в кармане Бигмака, в конце-то концов!
   
Холодец заглянул под верхнюю половинку булочки.
   
— Еще как съем. Мне наплевать, даже если этот бургер лизал жираф, — заявил он и вгрызся в давно остывший бургер. — Хм, а вовсе не дурно. Кто их делает? — Он посмотрел на упаковку. — Что это за старый пердун с бородой?
   
— Просто какой-то старый пердун.
   
— Да-да, мы ничего о нем не знаем, — закивал Бигмак. — Ровным счетом ничего.
   
Холодец посмотрел на них недоверчиво.
   
— В чем дело, а?
   
— Слушай, сейчас я объяснить не могу, — сказал Джонни. — Ты тут… застрял, в общем. Вот… Похоже, э-э, что-то пошло наперекосяк. М-да… И… возникла одна загвоздка.
   
— Что еще за загвоздка?
   
— Э-э… довольно большая.
   
Холодец даже жевать перестал — небывалый случай.
   
— Насколько большая? — спросил он.
   
— Э-э… ты так и не родишься на свет… вот.
   
Холодец уставился на Джонни. Потом — на недоеденный бургер.
   
— Я ведь ем этот бургер? Это же следы моих зубов? — с напором вопросил он.
   
— Слушай, все проще простого, — принялась объяснять Керсти. — Здесь ты существуешь, но когда мы в первый раз попали в сорок первый год, должно быть, мы как-то изменили историю. Так что теперь есть две истории. Ты родился в одной из них. Но когда мы вернулись, все уже изменилось и мы очутились в той истории, где тебя нет. Нам надо всего лишь вернуть все на свои места, и только.
   
— Ха! У тебя что, тоже целая полка «Звездного пути» дома? — усмехнулся Холодец.
   
Керсти пошатнулась, как будто ее ударили.
   
— Гм, э-э… нет, а что? — пролепетала она. — Ну, одна или две кассеты… может, несколько штук… не много, нет. Да я их почти и не смотрела!
   
— Послушай, — оживился Ноу Йоу, — а у тебя есть та серия, где таинственная сила…
   
— Заткнись! Заткнитесь все сейчас же!!! Только то, что сериал отражает некоторые проблемы, типичные для общества двадцатого века, еще не дает никому права изводить человека, который смотрел эти серии из чисто научно-исследовательских соображений!
   
— А форма стартрековца у тебя есть?
   
Керсти залилась краской.
   
— Если кто-нибудь из вас проболтается, он об этом пожалеет! Крепко пожалеет!
   
Джонни открыл дверь и выглянул наружу. День был на исходе. Близился вечер четверга. Лил теплый ласковый дождь. Джонни набрал полную грудь воздуха сорок первого года. Воздух пах углем, маринадами и вареньем и еще, совсем чуть-чуть, — горячей резиной. Люди делали вещи.
   
В Сплинбери девяносто шестого никто ничего не производил. Там была только фабрика, где собирали компьютеры из готовых частей, были несколько больших складов да еще местное отделение Департамента дорожных знаков. Люди только перевозили вещи с места на место и занимались подсчетами.
   
— Да, я смотрела отдельные научно-фантастические фильмы. Мне было интересно выявить в них скрытые нарушения логики. Я вовсе не сидела перед телевизором, восклицая: «Ух ты, как он по нему из лазера, класс!»
   
— Никто тебя в этом и не упрекает, — сказал Ноу Йоу. Он умудрился вложить в эту фразу убийственно холодную логику.
   
— Вы мне этого не забудете, верно? — сказала Керсти.
   
— Никогда в жизни больше не упомянем о «Звездном пути», — заверил ее Ноу Йоу.
   
— Пусть нас сожрут дикие веганцы, если мы посмеем! — с ухмылкой добавил Бигмак.
   
— Нет, веганцы — это те, кто не ест мяса, — возразил Ноу Йоу. — Ты, наверное, имел в виду вулканцев — у них зеленая кровь и…
   
— Да заткнетесь вы когда-нибудь или нет! — не выдержал Холодец. — Я тут сижу, не рожденный на свет, а вы болтаете о каких-то дурацких инопланетянах!
   
— Что из того, что мы сделали, изменило будущее? — спросил Джонни.
   
— Практически все, — отрезала Керсти. — Да еще и Бигмаково барахло осталось в полицейском участке.
   
— В меня стреляли!..
   
— Давайте посмотрим фактам в лицо, — сказал Ноу Йоу. — Все, что мы здесь делаем, влияет на будущее. Может быть, мы на улице не сразу разминулись с каким-нибудь прохожим, а он через пять секунд стал переходить улицу и попал под машину. Это как с тем раздавленным динозавром. Любая мелочь меняет ход истории.
   
— Чушь, — заявил Бигмак. — В смысле, как бы рыбки ни плавали, реки же все равно текут, куда текут.
   
— Э-э… тот пацаненок… ну, который… — протянул Холодец. Он говорил медленно и глухо, как человек, который только что вспомнил нечто важное.
   
— Какой пацаненок? — спросил Джонни.
   
— Да был один. Он намылился сбежать из дому или типа того. То. есть наоборот, домой. Такой в шортах до колен и в соплях по уши.
   
— Что значит — сбежать домой?
   
— Ну, он все твердил, что его сюда эвакуировали, но он сыт по горло и хочет домой, в Лондон. Но он прицепился ко мне и таскался за мной хвостом по всему городу, камни швырял. Он решил, что я шпион. Наверное, до сих пор где-то на улице болтается. Он побежал во-он туда.
   
— На Парадайз-стрит? — спросил Джонни.
   
— Да, а что?
   
— Сегодня ночью ее разбомбят, — просветила Холодца Керсти. — Джонни об этом реферат писал.
   
— Ха, с чего бы это вдруг немцам вздумается бомбить этого пацана, если он на самом деле на их стороне? — усмехнулся Холодец.
   
— Ты уверен, что он побежал на Парадайз-стрит? — не отставал Джонни. — Подумай как следует! Кто-нибудь из твоих родственников там жил? Может, дедушка или бабушка? Или прадедушка-прабабушка?
   
— А я почем знаю! Это ж было сто лет назад!
   
Джонни устало вздохнул.
   
— Это сорок первый год. Твои «сто лет назад» как раз сейчас на дворе.
   
— Н-н-не знаю я! — проблеял Холодец. — Один мой дед живет в Испании, а другой помер еще до моего рождения!
   
— От чего? — спросила Керсти.
   
— Упал с мотоцикла, кажется. В семьдесят первом. — Холодец повеселел. — Видите? Значит, все в порядке!
   
— Да ничего не в порядке, Холодец! — сказал Джонни. — Давай шевели извилинами. Где он жил, этот твой покойный дед?
   
Холодец дрожал крупной дрожью. Его всегда начинала бить дрожь, когда жизнь становилась чересчур удивительной.
   
— Понятия не имею! В Лондоне вроде! Отец еще говорил, что во время войны деда отправили сюда. А потом он снова приехал в Сплинбери навестить знакомых и познакомился с моей бабушкой! Э-э…
   
— Ну, давай вспоминай дальше! — понукал его Джонни.
   
Но Холодец только экал и заикался.
   
— Сколько твоему деду было лет, когда он умер? — спросил Ноу Йоу.
   
— Э-э… сорок, отец говорил. Э-э… дед тот драндулет купил себе на день рождения.
   
— Значит, сейчас ему… — Джонни подсчитал, — десять, да?
   
— Э-э…
   
— Как по-твоему, тот мальчик не мог оказаться твоим дедом? — спросил Ноу Йоу у Холодца.
   
Холодец еще немного поблеял, потом наконец перестал трястись и вышел из себя:
   
— Ну разумеется! Как это я сразу не догадался? Надо было спросить его в лоб: «Эй, ты — мой дедушка? Если да, то не покупай, пожалуйста, мотоцикл».
   
Джонни порылся в своей противогазной сумке и достал помятую папку, битком набитую бумагами.
   
— Он никаких имен не упоминал? — спросил он.
   
— Э-э… — снова затянул Холодец, но отчаяние освежило ему память. — Некую миссис Тупс.
   
— Дом номер одиннадцать. Она живет там со своей дочерью Глэдис, — сказал Джонни, извлекая из папки фотокопию газетного листа. — Я нашел имена всех, кто жил на Парадайз-стрит, когда готовил реферат.
   
— Мою бабушку зовут Глэдис! — охнул Холодец. — Выходит, из-за того, что дед не сбежал в Лондон, он останется здесь и сегодня ночью умрет? И я так никогда и не появлюсь на свет?
   
— Возможно, — ответил Ноу Йоу.
   
— А что будет со мной?
   
— Ты останешься здесь, — сказал Джонни.
   
— Только не это! Это ж Былые Времена! Мрак! Я проходил мимо кинотеатра, так там идут сплошь старые фильмы. Черно-белые! И еще я видел кафе, ну, из тех, у которых снаружи мелом меню пишут. И знаете, что там было написано? «Мясо с двойным гарниром»! Что это может быть, по-вашему? Даже Генри Гонконг, когда продает обеды навынос, всегда пишет на них, что там за мясо. И одеваются тут все как в Восточной Европе! Да я с катушек съеду!
   
— А мой дед вечно твердил, что, когда он был маленький, они развлекались на полную катушку, хоть у них ничего и не было, — попытался утешить Холодца Бигмак.
   
— Да, но так говорят все дедушки, — возразила Керсти. — Без исключения. «Пятьдесят центов за шоколадку? Да в мои времена ее можно было купить за шестипенсовик и еще сдача бы осталась!»
   
— Я думаю, они и вправду жили весело, — сказал Джонни, — потому что даже не подозревали, что у них ничего нет.
   
— Но я-то знаю! — возопил Холодец. — Я-то в курсе, что в еде должно быть больше чем два цвета, я помню, что за штуки музыкальные центры, и… и вообще! Я хочу домой!
   
Все посмотрели на Джонни.
   
— Ты все это начал, — сказал Ноу Йоу.
   
— Я?!
   
— Всему виной твое воображение, — проговорила Керсти. — Оно у тебя такое большое, что в голове не помещается, как и говорил сэр Дж… как я всегда говорила, — поспешно поправилась она. — И оно засасывает и окружающих тоже. Не знаю, как это у тебя получается, но с фактами не поспоришь. Ты зациклился на Парадайз-стрит, и вот мы здесь.
   
— Ты же говорила, что все равно, разбомбили Парадайз-стрит или нет! — сказал Джонни. — Ты говорила, что все это давно история!
   
— Я не хочу в историю! — простонал Холодец.
   
— Ну ладно, Джонни, ладно, ты был прав, — признала поражение Керсти. — Что нам делать?
   
Джонни порылся в бумагах.
   
— Когда я готовил реферат, то вычитал, что… что в ту ночь разразилась страшная гроза. Погода жутко испортилась. И, должно быть, немецкие летчики увидели Сплинбери, отбомбились по нему наобум и улетели. В войну такое случалось не раз. В Сплинбери была система оповещения, ну, то есть должна была включиться сирена воздушной тревоги. Но она не включилась.
   
— Почему?
   
Раздался хлопок — это Джонни закрыл свою папку.
   
— Вот давайте для начала это и выясним.
   
   
Это был шест на крыше одного из домов на Хай-стрит. Шест казался даже не очень длинным.
   
— И это — оно? — удивился Ноу Йоу. — Смахивает на гигантский йо-йо.
   
— Это в самом деле сирена воздушной тревоги, — авторитетно подтвердила Керсти. — Я видела такие на фотографиях.
   
— А как они работали? Заводились по сигналу радара или что-то вроде?
   
— Радары еще не изобрели, это я наверняка знаю, — cказал Джонни.
   
— Тогда как?
   
— Может, у нее есть выключатель?
   
— Тогда он должен быть в надежном месте, — предположил Ноу Йоу. — Где-нибудь, где его никто не повернет смеха ради.
   
Вся компания посмотрела наверх. Шест торчал на крыше, ниже была стена, и голубоватый ртутный фонарь, и — вывеска «Полицейский участок».
   
— О боже, — пролепетал Ноу Йоу.
   
Они опустились на скамью у общедоступной клумбы напротив участка. На крыльцо вышел полисмен, зажмурился на солнце и посмотрел на них.
   
— Хорошо, что мы догадались оставить Бигмака караулить тележку, — сказал Ноу Йоу.
   
— Да, — согласился Джонни. — У него на полицию аллергия.
   
Керсти вздохнула.
   
— Ох, даже не знаю, что бы вы, мальчишки, без меня делали…
   
Она встала, перешла через улицу и заговорила с полицейским. Джонни и Ноу Йоу отчетливо слышали их беседу. Беседа протекала примерно так:
   
— Простите, офицер…
   
— Да, маленькая леди? Что, надела мамину шубку, да?
   
Глаза Керсти опасно сузились.
   
— О господи… — придушенно выдохнул Джонни.
   
— Что такое? — спросил Ноу Йоу.
   
— Ну, помнишь, как тебя обозвали негритенком? Так вот, назвать Керсти маленькой леди — это то же самое, что тебя… ну, сам понимаешь.
   
— Мне просто интересно, — процедила маленькая леди сквозь стиснутые зубы, — как работает та большая сирена.
   
— О, не забивай себе этим голову, малышка, — сказал полицейский. — Это очень сложная штука. Тебе не понять.
   
— А вот теперь пора бежать в бомбоубежище, — прошептал Джонни. — И лучше, если оно будет где-нибудь на другой планете.
   
И тут Керсти совершила невозможное. Джонни остался сидеть с открытым ртом.
   
— Я просто так боюсь, так боюсь, — сообщила она и даже умудрилась изобразить кокетливо-жалобный взгляд. Ну или то, что в данных обстоятельствах можно было к нему приравнять. — Мне все время кажется, что однажды ночью бомбардировщики мистера Гитлера непременно прилетят нас бомбить, а сирена не сработает. Я прямо спать не могу от страха!
   
Полисмен положил руку на плечо девочки, которую исключили из секции каратэ только потому, что ни один мальчик не осмеливался подойти к ней на расстояние меньше двух метров.
   
— Не волнуйся, малышка, мы этого не допустим, — сказал он и показал пальцем на горизонт. — Видишь вон ту вышку на Сплинпике? Так вот, мистер Ходдер и его отважные ребята дежурят там каждую ночь и смотрят в оба. Как только покажутся вражеские самолеты, мистер Ходдер тут же позвонит в участок.
   
— А если телефон не будет работать?
   
— О, тогда мистер Ходдер мигом приедет сюда на велосипеде!
   
— Что?! На велосипеде? На каком-то жалком велосипеде?
   
— У него велосипед с моторчиком, — проговорил полицейский. Во взгляде его промелькнула та тревога, которая рано или поздно одолевала всех, кто имел дело с Керсти.
   
Маленькая девочка продолжала стоять и требовательно смотреть на него.
   
— «Сплинберийский фантом», — добавил полисмен. Судя по интонации, эту марку здесь знали даже маленькие девочки. Причем только с лучшей стороны.
   
— О. Правда? Спасибо, вы меня успокоили. В самом деле, — сказала Керсти.
   
— Тебе действительно нечего бояться, малышка.
   
— Тогда мне ничего не остается, как только отправиться домой играть в куклы, полагаю.
   
— Правильно. Собери их попить чайку, — улыбнулся полисмен. Похоже, он был категорически не способен опознать убийственный сарказм.
   
Керсти перешла улицу и села на скамейку.