1 2 3 4 5 6 7 
– Я  надеялась увидеть тебя молодой популярной гейшей, – продолжала  Мамеха, – но Хацумомо встала на нашем пути.    

– Да,  к сожалению.    

– Ты  уже знаешь, как нужно развлекать мужчин. Тебе посчастливилось встретиться с Бароном.  Я пока не придумала, как нам перехитрить Хацумомо, но честно говоря...    

Она  неожиданно замолчала.    

– Госпожа...    

– Ничего,  я просто начала делиться своими мыслями с тобой. А ведь ты живешь под одной  крышей с Хацумомо. Все мои слова могут дойти до нее.    

– Очень  обидно, Мамеха-сан, что вы такого низкого обо мне мнения. Неужели вы действительно  думаете, что я бегу в окейю и рассказываю все Хацумомо?    

– Ты  знаешь, до какой степени изобретательна Хацумомо. Ты должна мне доверять, Саюри.    

– Конечно,  госпожа.    

– Я  должна сказать тебе одну вещь, – произнесла Мамеха, наклоняясь ко  мне. – На следующей неделе или через неделю мы с тобой пойдем вместе на  мероприятие, где Хацумомо никогда не найдет нас.    

– Могу  я узнать куда?    

– Конечно,  нет! Я даже не скажу тебе, когда. Просто будь готова. Ты обо всем узнаешь в  свое время.    

Этим  вечером, вернувшись в окейю, я спряталась наверху и посмотрела, что обещает мне  альманах на следующие две недели. Среда подходит для путешествий на запад, и я  подумала, может, Мамеха собирается взять меня куда-нибудь за город. Следующий  подходящий день – понедельник – наиболее благоприятный день буддийской недели.  Наконец, по поводу воскресенья было написано: «Баланс хорошего и плохого может  открыть дверь судьбе». Эта фраза звучала наиболее интригующе.    

В среду  Мамеха не объявилась. Спустя несколько дней она пригласила меня к себе – в неблагоприятный  для меня с точки зрения альманаха день, – чтобы обсудить изменение расписания  уроков в школе. После этого целую неделю она не давала о себе знать. В  воскресный полдень, услышав, как открылась дверь окейи, я отложила сямисэн, на  котором играла, и побежала ко входу, ожидая увидеть одну из служанок Мамехи. Но  пришел аптекарь и принес травы для страдающей артритом Анти. Служанка взяла  пакет, а я хотела пойти продолжить игру на сямисэне, как вдруг заметила  курьера, пытающегося привлечь мое внимание. Он держал небольшую записку, но я  все же заметила ее. Наша служанка уже собиралась закрыть дверь, когда он сказал  мне:    

– Могу  я вас попросить, госпожа, выбросить этот мусор.    

Служанке  показалось это странным, но я взяла бумажку и сделала вид, что выброшу ее в  комнате прислуги. В написанной рукой Мамехи записке я прочитала: «Попроси у  Анти разрешения уйти. Скажи ей, что у меня для тебя есть работа, и приходи ко  мне не позже часа. Никому не говори, куда ты идешь».    

Конечно,  предостережения Мамехи не были лишними, но в любом случае Мама обедала с подругой,  а Хацумомо с Тыквой ушли на какое-то мероприятие. В окейе остались только Анти  и служанки. Я сразу пошла в комнату Анти и застала ее стоящей у постели уже в  ночной рубашке. Она даже не спросила, для чего меня вызывает Мамеха, а лишь  кивнула головой и нырнула в постель.    

Когда я  пришла к Мамехе, она еще не вернулась с утреннего мероприятия. Служанка проводила  меня в ее спальню и помогла сделать макияж. Затем она принесла мне  приготовленное Мамехой кимоно. Я уже привыкла носить кимоно Мамехи, но такая  щедрость по отношению к младшей сестре не очень типична. На самом деле Мамеха  слишком много для меня делала, и было интересно, надеется ли она получить  что-либо взамен.    

Приготовленное  кимоно оказалось очень красивым – оранжевый шелк фона был расшит серебряными  нитями. Это кимоно знали все в Джионе, и практически любой мог сказать, кому  оно принадлежит. Позволяя мне надеть его, она распространяла свою ауру на меня.    

После  того как господин Ичода повязал пояс – красновато-коричневый, расшитый золотом, –  я сделала последние штрихи в макияже и украсила заколками волосы. Потом  заложила за пояс принесенный из окейи носовой платок Председателя и встала  перед зеркалом, разглядывая себя. Меня удивляло, зачем Мамехе нужно, чтобы я  сегодня выглядела особенно красивой. Сама она после возвращения переоделась в  довольно бледное кимоно коричневого цвета со штриховкой серого цвета. И хотя в  любом наряде она все равно выглядела необыкновенно утонченной, когда мы шли по  улице, женщины, кланявшиеся Мамехе, смотрели на меня.    

Около  получаса мы ехали на рикше в незнакомый мне район Киото. Только по дороге Мамеха  сказала, куда мы едем, – на соревнование по сумо в качестве гостей Ивамура  Кен, основателя «Ивамура Электрик» в Осака, компании, кстати, изготовившей  обогреватель, послуживший причиной гибели Грэнни. На соревнованиях также будет  президент компании Нобу Тощикацу, правая рука Ивамура. Нобу – фанат сумо,  помогавший в организации этих соревнований.    

– Должна  тебя предупредить, – сказала мне Мамеха, – Нобу очень своеобразный  человек. Постарайся произвести на него хорошее впечатление. – И она  посмотрела на меня так, словно хотела сказать, что очень расстроится, если я  буду вести себя не лучшим образом.    

Билеты  на соревнования были распроданы уже неделю назад, поэтому о Хацумомо волноваться  не стоило.    

Наконец  мы доехали до территории Университета Киото. Мамеха повела меня по небольшой  аллее, обсаженной елями. Вокруг толпилось много молодых людей с нежной кожей и  расчесанными на пробор волосами. На нас с Мамехой они смотрели как на что-то  экзотическое и даже останавливались, когда мы проходили мимо. За коваными  воротами преобладали мужчины более зрелого возраста, разбавленные  немногочисленными женщинами, среди которых было всего несколько гейш. Соревнования  проходили в университетском выставочном зале, сейчас уже не существующем, но  для того времени выглядевшем просто грандиозно.    

Когда мы  поднимались по каменным ступеням здания, я увидела двух гейш и поклонилась им.  Они поклонились мне в ответ, и одна из них что-то сказала другой. Мне  показалось это очень странным, пока мы не подошли поближе и я не узнала подругу  Хацумомо Корин. Я поклонилась ей еще раз, давая понять, что узнала ее, и  заставила себя улыбнуться. Когда они отвернулись, я прошептала Мамехе:    

– Мамеха-сан!  Я сейчас видела подругу Хацумомо!    

– Не  знала, что у Хацумомо есть подруги.    

– Это  Корин. Она там... по крайней мере, была там минуту назад, еще с одной гейшей.    

– Я  знаю Корин. Почему ты так переживаешь? Что она может сделать?    

Я не  нашлась, что ответить. Но если Мамеха не переживала по этому поводу, то и я  могла успокоиться.    

У входа  мы сняли туфли и пошли в носках по деревянному полу к месту, где располагались  наши гости. Один из мужчин пожал Мамехе руку. Я сразу догадалась – это Нобу.  Даже на расстоянии кожа его лица напоминала расплавленную свечу. Однажды он  сильно обжог лицо, отчего имел такой трагический вид. Но когда мы прохаживались  с Мамехой по павильону, мое внимание привлек человек, сидящий на циновке рядом  с Нобу. Я могла видеть только его затылок, показавшийся мне до боли знакомым.  Может, я встречала его еще в своей маленькой деревушке...    

И тут я  поняла: это – господин Танака!    

Он  каким-то особенным образом изменился. Я видела, как он поглаживал свои седые  волосы, и обратила внимание на то, что движения его рук стали очень уж  изящными. Я смотрела на него и не понимала своих чувств. Если я кого-то и  ненавидела в этом мире, то это господина Танака. Я напомнила себе об этом и  вовсе не собиралась присесть рядом с ним на колени и сказать: «О, господин Танака,  как приятно видеть вас опять! Что привело вас в Киото?» Напротив, мне очень  хотелось выразить свои истинные чувства, хотя, скорее всего, это именно то,  чего не следовало бы делать начинающей гейше. На самом деле я очень мало думала  о господине Танака за последние несколько лет. Если мне придется улыбаться ему,  я улыбнусь так, как мне часто улыбалась Хацумомо. И скажу: «О господин Танака,  я чувствую такой сильный запах рыбы... Сидя с вами, я испытываю чувство  ностальгии». А возможно, скажу: «О господин Танака, вы выглядите... почти  изысканно!» Хотя чем дольше я смотрела на него, тем больше понимала: он действительно  выглядел очень изысканно, даже более, чем я могла себе вообразить. Вдруг он  повернул голову, и я увидела широкое лицо, тонкий подбородок, глаза с мелкими  морщинками вокруг... Неожиданно все во мне и вокруг меня успокоилось, словно  этот человек оказался ветерком, а я облаком, носимым им по небу.    

Это был  знакомый мне человек, в каком-то смысле более знакомый, чем мое собственное  отражение в зеркале. Но это был вовсе не господин Танака. Этот человек оказался  Председателем.    

 Глава 17    

     

Я видела  Председателя совсем недолго, но после той встречи очень часто вспоминала и  представляла его, словно песню, которую случайно услышишь, а затем постоянно  мысленно напеваешь. Хотя, конечно, со временем детали стерлись. К примеру, его  лоб мне представлялся выше, чем на самом деле, а седые волосы – не такими  густыми...    

Пока  Мамеха приветствовала мужчин, я стояла рядом, ожидая своей очереди поклониться  им. Что, если мой голос будет напоминать звук, издаваемый тряпкой при вытирании  полированного стола? Нобу внимательно изучал меня, но я не уверена, что  Председатель даже заметил. Я стеснялась смотреть в его сторону. Когда Мамеха  присела и начала разглаживать свое кимоно на коленях, я заметила, как и  Председатель с интересом посмотрел на меня. Мои ноги похолодели, потому что вся  кровь прилила к лицу.    

– Председатель  Ивамура... Президент Нобу, – сказала Мамеха, – это моя младшая сестра  Саюри.    

Уверена,  вы слышали о знаменитом Ивамура Кен, основателе «Ивамура Электрик». Может, вам  даже доводилось слышать имя Нобу Тощикацу. Никакие партнерские отношения не  были так знамениты, как эти. Они были как дерево и корни или как святилище и  ворота перед ним. Даже я в свои четырнадцать лет слышала о них. Но я не могла  предположить, что Ивамура Кен окажется человеком, встреченным мной на берегу  ручья Ширакава. Я опустилась на колени, поклонилась им и произнесла все полагающиеся  в данном случае банальные слова. Потом подошла и села между Нобу и  Председателем. Нобу разговаривал со своим соседом, а Председатель сидел,  обхватив пустую чайную чашку, стоявшую на подносе у него на коленях. Мамеха  начала с ним о чем-то говорить, а я взяла небольшой чайник и отодвинула рукав,  чтобы он не мешал мне наливать чай. К моему удивлению, Председатель поднял  глаза и посмотрел на мою руку. Я видела, что предстало перед его глазами.  Возможно, из-за приглушенного света в павильоне моя рука казалась нежного цвета  слоновой кости и светилась, как жемчужина. Ни одна часть моего тела не казалась  мне до этого такой прекрасной, как эта рука. Я видела, Председатель не отводит  глаз от моей руки, поэтому не убирала ее. Неожиданно Мамеха замолчала. Мне показалось,  она перестала говорить потому, что Председатель смотрел на мою руку и не слушал  ее рассказ. И тут я поняла, что произошло. Чайник оказался пуст. Более того, он  был пуст с самого начала, когда я только взяла его в руки. Я пробормотала  что-то в свое оправдание и быстро поставила чайник. Мамеха улыбнулась.    

– Видите,  какая она настойчивая девушка, Председатель, – сказала она. – Если бы  в чайнике оказалась хоть капля воды, Саюри налила бы ее вам.    

– На  твоей младшей сестре, Мамеха, очень красивое кимоно, – сказал  Председатель. – Я не мог видеть его на тебе много лет назад, когда ты была  начинающей гейшей?    

Если у  меня до этого появлялись хоть какие-то сомнения, действительно ли это Председатель,  я окончательно убедилась в этом, услышав знакомую доброту и мягкость в его  голосе.    

– Может  быть, – ответила Мамеха. – Но Председатель за свою жизнь видел  столько разных кимоно, удивительно, как вы все помните.    

– Я  ничем не отличаюсь от остальных мужчин. Красота производит огромное впечатление  на меня. Что же касается, например, этих борцов сумо, то я точно не отличу  одного от другого.    

Мамеха  наклонилась ко мне и прошептала:    

– Что  Председатель действительно не любит, так это сумо.    

– Мамеха, –  сказал он, – зачем ты хочешь поссорить меня с Нобу?    

– Да  Нобу-сан уже сто лет знает о вашем отношении к сумо!    

– Саюри,  а для тебя это первое знакомство с сумо?    

Мне было  очень трудно начать говорить с Председателем, но прежде чем я перевела дыхание,  все вздрогнули от страшного грохота. Мы повернули головы и увидели, как  закрылась одна из гигантских дверей. Спустя какое-то время с грохотом закрылась  вторая дверь. Нобу отвернулся от меня, и я не могла удержаться от разглядывания  ожогов на его лице и шее, его деформированных ушей. Затем я увидела пустой  рукав его пиджака. От сильного волнения я не заметила этого раньше. Рукав был  сложен пополам и пристегнут к плечу длинной серебряной булавкой.    

Должна  рассказать вам, что когда-то молодой лейтенант японского флота Нобу несколько  раз попадал под обстрел под Сеулом в 1910 году, во время присоединения Кореи к  Японии. Когда я встретила Нобу, то ничего не знала о его героизме, хотя его  история и облетела всю Японию. Если бы он не познакомился с Председателем и со  временем не стал президентом «Ивамура Электрик», может, о нем никто бы и не  вспомнил, как о герое. А так его ранения дополнили историю его успеха.    

Впервые  увидев его приколотый рукав, я не могла отвести глаза. Прежде мне не доводилось  видеть никого, кто потерял бы конечность. Помню, когда я была совсем маленькой,  помощник господина Танака отсек себе кончик пальца во время разделывания рыбы.  В случае с Нобу отсутствию руки не придавалось большого значения, потому что  вся его кожа представляла собой сплошную рану. Трудно, может, даже жестоко с  моей стороны, описывать, как он выглядел. Я только повторю слова, сказанные о  нем одной гейшей: «Каждый раз, когда я смотрю на его лицо, я думаю о картошке,  попавшей в огонь».    

Когда  двери закрылись, я повернулась к Председателю, чтобы ответить на его вопрос.  Начинающая гейша могла позволить себе, если хотела, вести себя так же тихо, как  композиция из цветов. Мне же не хотелось упускать возможности пообщаться с  Председателем. Даже если я оставлю совсем небольшой след в его памяти, какой  может оставить нога ребенка на пыльном полу, в любом случае это будет началом.    

– Председатель  спросил меня, первое ли это мое знакомство с сумо, – начала я. – Могу  сказать, что да, и буду очень признательна, если Председатель будет столь добр  и расскажет мне что-нибудь о борьбе.    

– Если  ты хочешь понимать происходящее, – сказал Нобу, – лучше спрашивай  меня. Как тебя зовут? Я не расслышал твоего имени из-за шума.    

Я  отвернулась от Председателя с таким трудом, с каким голодный ребенок отрывается  от тарелки с едой.    

– Меня  зовут Саюри, господин, – сказала я.    

– Ты  же младшая сестра Мамехи, почему же ты не «Маме-кто-то»? – продолжал  Нобу. – Разве это не соответствует одной из ваших дурацких традиций?    

– Вы  правы, господин. Но все имена, содержащие «Маме», оказались неблагоприятными  для меня, по мнению предсказателя.    

– Предсказателя? –  продолжил разговор Нобу. – Это он выбирал для тебя имя?    

– Нет,  это я выбрала для нее имя, – сказала Мамеха. – Предсказатель не  подбирает имена, он лишь говорит, подходят они или нет.    

– Когда-нибудь,  Мамеха, – заметил Нобу, – ты повзрослеешь и перестанешь слушать всякие  глупости.    

– Да  уж, Нобу-сан, – сказал Председатель, – послушать тебя, так можно  решить, что ты самый прогрессивный человек японской нации. Но я, пожалуй, не  знаю никого, кто бы сильнее тебя верил в судьбу.    

– У  каждого человека есть своя судьба. Но зачем ходить к предсказателю, чтобы  узнать ее? Разве я пойду к повару, чтобы узнать, голоден я или нет? –  сказал Нобу. – Как бы там ни было, Саюри – очень красивое имя, хотя  красивые имена не всегда носят красивые девушки.    

Мне  стало интересно, что он скажет дальше. Скорее всего, что-нибудь вроде: «Какую  же некрасивую девушку ты сделала своей младшей сестрой, Мамеха!» Но, к счастью,  он сказал:    

– Это  тот случай, когда имя соответствует девушке. Мне кажется, она даже красивее  тебя, Мамеха!    

– Нобу-сан!  Нет такой женщины, которой бы понравилось услышать, что она не самая красивая  на земле.    

– Особенно  тебе, правда же? Но тебе лучше с этим смириться. У нее необыкновенно красивые  глаза. Саюри, повернись, пожалуйста, ко мне, я хочу еще раз на них посмотреть.    

Я уже не  могла продолжать смотреть вниз, на циновки, мне пришлось поднять глаза.    

– Твои  глаза удивительным образом мерцают, – сказал он.    

В этот  момент одна из дверей в зале открылась, и вошел мужчина, одетый в строгое кимоно  и высокую черную шапку. Он выглядел так, словно сошел с картины императорского  двора. За ним следовала процессия из борцов таких огромных размеров, что им  приходилось наклоняться при прохождении через дверной проем.    

– Что  тебе известно о сумо, девочка? – спросил меня Нобу.    

– Только  то, что борцы сумо огромны, как слоны, господин, – ответила я. – В  Джионе работает один человек, который раньше был борцом сумо.    

– Ты,  наверное, встречала Авайюми. Он, кстати, сидит вон там, – сказал Нобу и  указал рукой вправо, где сидел Авайюми рядом с Корин. Она, должно быть,  заметила меня, потому что кивнула мне и наклонилась к Авайюми, смотревшему в  нашем направлении.    

– Он  ничего не добился как борец, – сказал Нобу. – Он любил толкать своих  соперников плечом. Это никогда не срабатывало, но он, идиот, много раз ломал  ключицу.    

Все  борцы вошли в зал и встали вокруг возвышения. Одно за другим объявили их имена,  они поднялись наверх и встали в круг. Затем спустились, а вместо них поднялись  борцы с противоположной стороны. Нобу сказал мне:    

– Веревка  в середине обозначает границу ринга. Первый борец, вытолкнутый за его пределы  или коснувшийся земли любой частью тела, кроме ступни, считается проигравшим.  Может, это кажется тебе слишком простым, но представь, как сложно выпихнуть  одного из этих гигантов за веревку.    

– Я  могла бы подойти с деревянной трещоткой, – сказала я, – и так  напугать его, что он сразу выскочил бы за веревку.    

– Серьезнее,  пожалуйста, – сказал Нобу.    

Не  считаю свою шутку умной, но я впервые попыталась пошутить с мужчиной. От смущения  я не могла придумать, что сказать. Тут Председатель наклонился ко мне.    

– Нобу-сан  не шутит по поводу сумо, – сказал он спокойно.    

– Я  не шучу по поводу трех самых главных в жизни вещей, – сказал Нобу, –  сумо, бизнеса и войны.    

– Но  ведь это всего лишь шутка, – сказала Мамеха.    

– Если  бы ты наблюдала за сражением, – сказал Нобу, обращаясь ко мне, – или  оказалась на деловой встрече, ты бы поняла происходящее?    

Я до  конца не понимала, что он имеет в виду, но по его тону почувствовала: он хочет  услышать от меня «нет».    

– Конечно  же, нет, – ответила я.    

– Правильно.  Так же ты не можешь судить о происходящем во время борьбы. Поэтому лучше слушай  меня и постарайся понять суть.    

– Он  пытается обучить меня тонкостям этой игры уже много лет, – сказал мне  спокойно Председатель, – но я очень плохой ученик.    

– Председатель  замечательный человек, – сказал Нобу. – Но плохо разбирается в сумо  из-за безразличия к этому виду спорта. Он бы и не пришел сюда, если бы щедро не  откликнулся на мою просьбу сделать «Ивамура Электрик» спонсором соревнований.    

К этому  моменту обе команды закончили ритуал выхода на ринг. Затем последовало еще два  ритуала, один из которых называется йокоцуна. Йокоцуна – высочайший ранг в  сумо, «соответствует положению Мамехи в Джионе», как объяснил мне Нобу. У меня  не было оснований сомневаться в его словах, но если бы Мамеха тратила столько  же времени на то, чтобы войти на вечеринку, как эти йокоцуна выходили на ринг,  ее бы никогда больше туда не пригласили. У одного из борцов оказалось очень  интересное лицо – словно высеченное из камня, с челюстью, напомнившей мне прямоугольную  корму лодки. Аудитория так громко его приветствовала, что я закрыла уши. Его  звали Миягияма, и если вы знаете хоть что-то о сумо, вы поймете, почему его так  восторженно принимали.    

– Он  величайший из известных мне борцов сумо, – сказал мне Нобу.    

Перед  выходом борцов на ринг огласили список призов для победителей. Внушительную  сумму наличных денег предлагал президент компании «Ивамура Электрик» Нобу  Тощикацу. Услышав это, Нобу искренне возмутился:    

– Идиоты!  Это же не мои деньги, а деньги компании «Ивамура Электрик». Прошу прощения,  Председатель. Я сейчас позову организаторов. Пусть заставят объявляющего  исправить свою ошибку.    

– Это  вовсе не ошибка, Нобу. Учитывая мой невероятный долг перед тобой, позволь мне  хоть что-то сделать для тебя.    

– Это  очень щедро с вашей стороны, Председатель, – сказал Нобу. – Я вам  очень благодарен.    

С этими  словами он протянул чашку Председателю, наполнил ее, и они выпили.    

Первые  борцы вышли на ринг, и я замерла в ожидании начала поединка. Но они еще минут  пять разбрасывали соль и сидели на корточках, наклоняя тело в одну сторону и  поднимая ногу в противоположную. Наконец, борцы бросились друг на друга,  схватившись за набедренные повязки. Не прошло и минуты, как один из них потерял  равновесие, и матч завершился. Зрители хлопали и кричали, но Нобу лишь покачал  головой и сказал:    

– Слабая  техника.    

Во время  поединков, следовавших один за другим, одно мое ухо было связано с мозгом, а  другое – с сердцем. С одной стороны, я слушала то, что говорил мне Нобу, и  многое из этого казалось мне интересным. А с другой стороны, голос  Председателя, беседовавшего с Мамехой, постоянно отвлекал меня.    

Через  час или даже больше мой взгляд привлекло яркое красивое пятно в секторе, где сидел  Авайюми, – оранжевый шелковый цветок в волосах женщины. Сначала я подумала  о Корин, но ее кимоно было другого цвета. Вглядевшись, я поняла, кто это  Хацумомо!    

Увидеть  ее там, где она точно не должна была быть... Я вздрогнула так, словно наступила  на электрический провод. Понятно, что рано или поздно она найдет способ унизить  меня, даже здесь, в этом гигантском зале, заполненном сотнями людей. Меня  абсолютно не волновало то, что она унизит меня перед толпой, но я бы не  пережила, если бы она выставила меня идиоткой перед Председателем. С пересохшим  горлом, я с трудом воспринимала слова Нобу о двух борцах, поднимающихся на  возвышение. Когда я посмотрела на Мамеху, она бросила взгляд в сторону  Хацумомо, а затем сказала:    

– Председатель,  простите, пожалуйста, но я должна ненадолго отойти. Мне кажется, Саюри хотела  бы сделать то же самое.    

Она  подождала, пока Нобу закончит свою историю, и мы вышли с ней из зала.    

– О,  Мамеха-сан... она демон какой-то, – сказала я.    

– Корин  ушла больше часа назад. Видимо, она разыскала Хацумомо и отправила ее сюда.  Тебе должно льстить, какие трудности преодолевает Хацумомо только для того,  чтобы помучить тебя.    

– Я  не переживу, если она сделает из меня идиотку перед... всеми этими людьми.    

– Но  если ты сделаешь что-то, что покажется ей смешным, она оставит тебя в покое,  так ведь?    

– Пожалуйста,  Мамеха-сан... не заставляйте меня чувствовать себя неловко.    

Мы  пересекли двор и уже подходили к зданию, в котором располагались туалеты. Но Мамеха  отвела меня в сторону, где нас никто не мог слышать, и начала спокойно говорить  со мной:    

– Нобу-сан  и Председатель – мои давние клиенты. Одному богу известно, каким жестоким может  быть Нобу с людьми, которые ему не нравятся. Но друзьям он предан так, как  вассал своему феодалу. Ты не встретишь более надежного человека. Думаешь,  Хацумомо способна оценить эти качества? Все, что она видит, глядя на Нобу...  «Господин Ящерица». Так она его называет. «Мамеха-сан, я видела тебя прошлым  вечером с Господином Ящерицей. О боже, ты вся в пятнах. Наверно, он терся о  тебя». Вот так! Не важно, что ты сейчас думаешь о Нобу-сане. Со временем ты  сможешь узнать, какой это хороший человек. Но Хацумомо может оставить тебя в  покое, если подумает, что он тебе очень нравится.    

Я не  знала, что на это ответить, и не совсем понимала, чего Мамеха от меня хочет.    

– Нобу-сан  много говорил с тобой о сумо, – продолжала она. – Сделай так, чтобы  Хацумомо подумала, будто он тебе очень нравится, больше, чем кто-либо, кого ты  видела раньше. Ей покажется это очень забавным. Может, ей захочется, чтобы ты  подольше пожила в Джионе только для того, чтобы увидеть продолжение этих  отношений.    

– Но  как я смогу дать понять Хацумомо, что очарована им?    

– Если  ты не знаешь как, значит, я недостаточно хорошо тебя учила, – ответила  она.    

Когда мы  вернулись в зал, Нобу разговаривал со своим соседом. Я не могла прервать их  беседу, поэтому стала наблюдать за борцами на ринге, готовившимися к поединку.  У меня появилось огромное желание повернуться к Председателю и спросить, помнит  ли он, как много лет назад проявил внимание к маленькой девочке... Но я не  могла решиться заговорить об этом. Кроме того, было опасно разговаривать с ним,  зная, что это может увидеть Хацумомо.    

Вскоре  Нобу повернулся ко мне и сказал:    

– До  чего же скучными были эти поединки. Когда на ринг выйдет Миягияма, мы сможем увидеть  настоящее мастерство.    

Я решила  действовать.    

– Но  борьба, которую мы только что увидели, казалась такой впечатляющей! –  сказала я. – И это все сопровождалось очень интересными комментариями  президента Нобу-сан. Не могу поверить, что мы еще не увидели лучшего поединка.    

– Не  смеши, – сказал Нобу. – Ни одного из этих борцов нельзя поставить в  один ряд с Миягияма.    

Через  плечо Нобу я могла видеть Хацумомо. Она беседовала с Авайюми и, казалось, совсем  не смотрела в мою сторону.    

– Может,  с моей стороны глупо об этом спрашивать, – начала я, – но как такой  маленький борец, как Миягияма, может быть самым великим?    

Если бы  вы увидели мое лицо, то подумали бы, что предмет разговора интересует меня  больше всего на свете. И если бы кто-то со стороны увидел нас, то подумал бы,  что мы разговариваем о чем-то сокровенном. Поэтому я порадовалась, когда  поймала на себе взгляд Хацумомо.    

– Миягияма  только выглядит небольшим, потому что все остальные гораздо жирнее его.    

Со  временем мне пришла в голову мысль представить на месте Нобу Председателя. Каждый  раз, когда он что-то говорил, я старалась не замечать его резкости и  представлять себе мягкость Председателя. Постепенно мне удалось вообразить себя  не в выставочном зале, а на банкете, сидящей на коленях перед Председателем. Я  сумела почувствовать себя счастливой и оказаться вне времени и пространства.  Такое состояние могло продолжаться долго, но в какой-то момент я сделала  незначительное замечание, которое теперь уже даже не могу вспомнить, на что  Нобу отреагировал следующим образом:    

– О  чем ты говоришь? Только дурак может так рассуждать!    

Улыбка  быстро спала с моего лица, словно кто-то обрезал ножом натянутые струны. Нобу  смотрел мне в глаза. Конечно, Хацумомо сидела слишком далеко от нас, но я  почему-то была уверена – в тот момент она наблюдала за нами. И тут я подумала,  что если начинающая молодая гейша заплачет перед мужчиной, практически каждый  воспримет это как свидетельство ее влюбленности. В обычной ситуации я бы  извинилась в ответ на это резкое замечание. Сейчас же я представила, что не  Нобу, а Председатель сказал мне эти резкие слова, и у меня задрожали губы. Я  опустила голову и устроила великое представление.    

К моему  удивлению, Нобу сказал:    

– Я  тебя обидел?    

Мне не  составило труда продолжать театрально сопеть. Нобу долго смотрел на меня, после  чего сказал:    

– Ты  очаровательная девочка.    

Уверена,  он собирался сказать что-то еще, но в этот момент в зал вошел Миягияма, и толпа  заревела.    

Долгое  время Миягияма и еще один борец по имени Сайхо расхаживали по возвышению,  зачерпывая соль и разбрасывая ее вокруг, а затем топали ногами. Каждый раз,  когда они припадали к земле лицом друг к другу, они напоминали мне два огромных  валуна, которые кто-то переворачивает. Несмотря на то, что Сайхо был выше и  гораздо тяжелее, казалось, Миягияма наклонялся вперед сильнее. Сложно было  предположить, что кто-то сможет сдвинуть с места Сайхо. После того как они  становились в исходную позицию восемь или девять раз, Нобу прошептал мне:    

– Хатаки  коми. Он собирается использовать хатаки коми. Только посмотри на его глаза.    

Я  последовала совету Нобу, но заметила, что Миягияма вообще не смотрит на Сайхо.  Думаю, тому очень не нравилось равнодушие противника, и он смотрел на него с  ожесточением зверя. Его челюсть была такой массивной, что форма головы напоминала  гору. От злости лицо Сайхо налилось кровью и стало красным. Но Миягияма  продолжал действовать, словно он едва замечает Сайхо.    

– Осталось  совсем недолго, – прошептал мне Нобу.    

Увидев,  как Миягияма наклонился вперед, я решила, что он собирается навалиться своим  весом на Сайхо. Но вместо этого он использовал вес Сайхо, чтобы устоять на  ногах. В мгновение ока он прокрутился вокруг своей оси, и его рука легла на  спину Сайхо. Сайхо оказался в такой позе, словно он падал с лестницы. Миягияма  толкнул его изо всей силы, и Сайхо переступил через веревку у его ног. Затем, к  моему удивлению, эта человеческая гора начала неуклюже катиться по направлению  к первому зрительному ряду. Зрители вскочили со своих мест и отбежали в  сторону, лишь один мужчина, задетый плечом Сайхо, оказался на земле.    

Поединок  длился буквально несколько секунд. Сайхо явно чувствовал себя униженным. Он  изобразил самый короткий поклон, который совершали побежденные, и вышел из  зала, где продолжала гудеть толпа.    

– Этот  прием, – сказал мне Нобу, – называется хатаки коми.    

– Разве  это не потрясающе, – сказала Мамеха несколько ошеломленно. Она даже не  закончила свою мысль.    

– Что  потрясающе? – спросил ее Председатель.    

– То,  что сейчас сделал Миягияма. Я никогда прежде такого не видела.    

– Как  же не видела? Этот прием довольно часто используется борцами.    

– Это  зрелище навело меня на одну мысль... – сказала Мамеха.    

Позже,  по пути в Джион, Мамеха возбужденно заговорила:    

– Этот  борец сумо подал мне гениальную идею. Хацумомо об этом даже не догадывается, но  она уже потеряла равновесие. И она не обнаружит это до тех пор, пока не будет  слишком поздно.    

– У  вас есть план? О Мамеха-сан, расскажите мне, пожалуйста!    

– Неужели  ты думаешь, что я сразу же тебе все расскажу? – сказала она. – Не  собираюсь делиться ничем даже со своей служанкой. Главное, постарайся  поддерживать интерес Нобу-сан к себе. Все зависит от него и еще от одного  мужчины.    

– От  какого?    

– От  мужчины, которого ты еще не встречала. Давай больше не будем об этом говорить!  Я уже и так сказала больше, чем тебе следовало бы знать. Очень хорошо, что ты  встретила Нобу сегодня. Он может стать твоим избавителем.    

Услышав  это, я очень расстроилась. Если я и желала иметь избавителя, то хотела, чтобы  им был Председатель, и никто другой.    

 Глава 18    

     

Теперь,  узнав, кто такой Председатель, я каждую ночь читала различные журналы в надежде  встретить какую-нибудь информацию о нем. За неделю у меня в комнате собралось  столько журналов, что Анти явно думала, будто я сошла с ума. Я нашла упоминания  о нем в нескольких статьях, но только вскользь, и ни одна из них не содержала  интересующих меня сведений. Я подбирала каждый журнал, попадавший в мусорную  корзину, пока не нашла за одним из чайных домов связку старых газет и журналов.  В этой пачке оказался журнал двухлетней давности со статьей об «Ивамура Электрик».    

В апреле  1931 года «Ивамура Электрик» отмечала свой двадцатилетний юбилей. Интересно,  что именно в этом месяце мы встретились с Председателем на берегу ручья  Ширакава. После того как я узнала дату основания компании, мне удалось найти  очень много статей о юбилее компании.    

Председатель  родился в 1890 году, значит, во время нашей первой встречи ему, несмотря на седую  шевелюру, было чуть больше сорока. Помню, тогда я посчитала его председателем  не очень крупной компании, и сильно ошиблась. И хотя, как следовало из статей,  «Ивамура Электрик» была не такой большой компанией, как, например, «Осака  Электрик», но популярность Председателя и Нобу благодаря их очень плодотворному  сотрудничеству оказалась гораздо выше, чем многих руководителей более крупных  компаний. «Ивамура Электрик» имела очень хорошую репутацию.    

В  семнадцать лет Председатель начал работу в маленькой электрической компании в  Осака. В то время потребность в электричестве в домах и офисах росла очень  быстро, и Председатель изобрел приспособление, позволяющее использовать две  лампочки в патроне, предназначенном для одной. Директор компании не согласился  бы выделить деньги на его производство, поэтому в двадцать два года, в 1912  году, вскоре после женитьбы, Председатель открыл собственную компанию.    

Первые  годы дела шли не лучшим образом, а в 1914 году компания Председателя заключила  договор на обеспечение электрооборудованием нового здания на военной базе в  Осака. Нобу в то время продолжал служить в армии. Его раны и увечья не  позволяли ему найти работу где-нибудь еще. Ему поручили курировать работу новой  компании «Ивамура Электрик». Они с Председателем быстро подружились, и когда на  следующий год Председатель предложил Нобу работу, тот охотно согласился.    

Чем  больше я читала об их отношениях, тем больше понимала, как они подходили друг  другу. Практически во всех статьях публиковалась одна и та же фотография –  Председатель в шерстяном костюме-тройке с керамическим патроном для двух  лампочек, первым продуктом компании, в руке, выглядевший так, словно кто-то дал  ему в руки этот патрон, а он не знает, что с ним делать. Слегка приоткрыв рот,  так, что виднелись зубы, он имел почти угрожающий вид, словно хотел запустить в  фотографа патроном. В отличие от него, Нобу внимательно смотрел в объектив,  сжав руку в кулак. Председатель мог вполне сойти за его отца, может, из-за  седых волос, хотя на самом деле он был всего на два года старше. В статьях  писали, что если Председатель отвечал за развитие и стратегию компании, то Нобу  – за управление. Внешне мало привлекательный, Нобу выполнял менее заметную  работу, но Председатель не один раз публично заявлял, что компания преодолела  несколько кризисов только благодаря его талантам. Именно Нобу в начале 1920-х  годов привлек в компанию группу инвесторов, спасших ее от банкротства. «Я перед  Нобу в неоплатном долгу», – много раз говорил Председатель.    

Прошло  несколько недель, и я получила от Мамехи записку с просьбой зайти к ней завтра.  Я уже привыкла к очень дорогим кимоно Мамехи, но сейчас, натягивая на себя  шелковое кимоно бордово-золотистого цвета с орнаментом из осенних цветов на  золотом фоне, с ужасом обнаружила сзади дырку, в которую можно было засунуть  два пальца. Мамеха еще не вернулась, и я пошла поговорить с ее служанкой.    

– Тацуми-сан, –  сказала я, – мне очень неприятно, но кимоно порвано.    

– Его  просто нужно зашить. Госпожа взяла его напрокат в соседней окейе.    

– Она,  наверно, не знает о дырке, – сказала я. – А с моей репутацией  девушки, однажды уже испортившей кимоно, она может подумать…    

– Да  она знает об этой дырке, – перебила меня Тацуми – Там и нижнее платье  порвано в том же месте. В прошлом году одна начинающая гейша порвала его  ногтем. Мамеха очень мудро поступила, дав тебе это кимоно    

Совершенно  не понимая ситуацию, я все же надела кимоно, как велела Тацуми. Когда Мамеха,  наконец, появилась и стала подкрашиваться, я рассказала ей о дырке в кимоно.    

– Я  говорила тебе, что у меня созрел план, – начала она. – В твоей судьбе  важную роль сыграют двое мужчин. Одного из них, Нобу, ты несколько недель назад  видела. Другого сейчас нет в городе, но это порванное кимоно поможет тебе  встретиться с ним. Борец сумо подал мне замечательную идею. Ты знаешь, что  сказала мне Хацумомо на следующий день? Она очень благодарила меня за то, что  я, взяв тебя на выставку, доставила ей огромное удовольствие видеть, как ты  кокетничала с Господином Ящерицей. Так что чем больше ты будешь говорить с ней  о Нобу, тем лучше. Только не вздумай говорить о человеке, которого ты увидишь  сегодня вечером.    

Мне  стало очень грустно от ее слов, хотя я старалась не подавать виду. Я знала,  мужчина никогда не будет поддерживать близких отношений с гейшей, бывшей  любовницей его приятеля. Несколько недель назад, в бане, я слышала разговор  двух гейш. Одна из них узнала, что ее новый данна стал деловым партнером  мужчины, который ей нравился, и это ее очень огорчило. Тогда я не знала, что у  меня может возникнуть такая же проблема.    

– Госпожа, –  сказала я, – могу я вас о чем-то спросить? По вашему плану Нобу должен  стать моим данной?    

Мамеха  отложила кисточку для макияжа и посмотрела на меня взглядом, способным остановить  поезд.    

– Нобу-сан  прекрасный человек. Ты хочешь сказать, что стыдилась бы такого даны? –  спросила она.    

– Нет,  госпожа, я ничего плохого не имела в виду, это я из любопытства...    

– Очень  хорошо. Тогда я должна сказать тебе две вещи. Ты всего-навсего четырнадцатилетняя  девушка без какой-либо репутации. Тебе очень повезет, если такой человек, как  Нобу, предложит стать твоим данной. Во-вторых, Нобу-сан еще ни разу не встретил  гейшу, которую хотел бы видеть своей любовницей. Тебе должно льстить, что ты  можешь оказаться первой, кто ему по-настоящему понравился.    

Кровь  прилила к моему лицу, мне даже показалось, что у меня поднялась температура.  Мамеха действительно права. Я могу считать большим счастьем, если привлеку  внимание такого человека, как Нобу. Если даже Нобу для меня недостижим, то что  же говорить о Председателе? После встречи с ним на выставке я задумалась о тех  возможностях, которые предлагала мне жизнь. Сейчас же, после слов Мамехи, я  почувствовала, что мне предстоит переплыть океан скорби.    

Я быстро  оделась, и Мамеха повела меня в окейю, где она жила еще шесть лет назад и где получила  свою независимость. У входа нас поприветствовала пожилая служанка, поцеловавшая  ее в губы.    

– Мы  уже позвонили в госпиталь, – сказала служанка. – Доктор пойдет домой  сегодня в четыре часа. Сейчас уже почти половина четвертого.    

– Мы  сейчас позвоним ему, Казуко-сан, – сказала Мамеха. – Уверена, он нас  подождет.    

– Я  надеюсь. Было бы ужасно оставить бедную девочку в крови.    

– Кого  в крови? – с ужасом спросила я.    

Но  служанка лишь посмотрела на меня, глубоко вздохнула и провела нас по лестнице  на второй этаж. В небольшой комнате размером в две циновки, помимо нас с  Мамехой и встретившей нас служанки, оказались еще три молодые женщины и высокая  повариха в чистом накрахмаленном фартуке. Все, кроме поварихи, смотрели на меня  очень по-доброму, даже сочувственно. Повариха достала нож, каким обычно  отрубают голову рыбе, и начала его затачивать. Я почувствовала себя только что  доставленным бакалейщику тунцом, понимая, что именно мне сейчас пустят кровь.    

– Мамеха-сан, –  прошептала я.    

– Я  знаю, Саюри, что ты хочешь сказать, – начала она. Я с интересом ее  слушала, потому что сама не знала, что же хочу сказать. – Прежде чем я  стала твоей старшей сестрой, разве ты не обещала делать все, что я тебе скажу?    

– Если  бы я знала, что в это входит вырезание ножом моей печенки...    

– Никто  не собирается вырезать твою печень, – сказала повариха тоном, от которого  мне должно было стать лучше, но не стало.    

– Саюри,  мы собираемся сделать надрез на твоей коже, – сказала Мамеха. –  Совсем небольшой надрез, только для того, чтобы иметь возможность обратиться к  доктору. Помнишь, я говорила о втором мужчине? Так вот он – доктор.    

– А  у меня не может просто болеть живот?    

Я  говорила абсолютно серьезно, но присутствующие посчитали мои слова очень  удачной шуткой. Все, включая Мамеху, засмеялись.    

– Саюри,  мы все желаем тебе только добра, – сказала Мамеха. – Нам придется  тебя слегка поранить, чтобы иметь повод обратиться к доктору, а в конечном  счете, чтобы он тебя увидел.    

Повариха  закончила затачивать нож, подошла ко мне и встала рядом так спокойно, словно  собиралась помочь мне с макияжем. Правда, она держала нож... Казуко, старшая  служанка, двумя руками расстегнула мне воротник. Я начала паниковать, но, к  счастью, Мамеха заговорила.    

– Мы  хотим сделать порез на ноге, – сказала она.    

– Не  нужно на ноге, – сказала Казуко. – Шея гораздо эротичнее.    

– Саюри,  повернись, пожалуйста, и покажи Казуко дырку в своем кимоно, – сказала мне  Мамеха. Когда я сделала это, она продолжала:    

– И  как ты, Казуко-сан, сможешь объяснить разрез на кимоно, если рана окажется на  шее, а не на ноге?    

– Как  это между собой связано? – спросила Казуко. – У нее рваное кимоно и  порез на шее.    

– Мне  все равно, что думает Казуко, – сказала повариха. – Скажи мне,  Мамеха-сан, где я должна порезать ее, и я сделаю это.    

Мамеха  послала одну из служанок за красным пигментным карандашом, которым оттеняют губы,  продела его сквозь дырку в моем кимоно и сделала отметину на бедре.    

Порез  нужно сделать обязательно в этом месте, – сказала Мамеха поварихе.    

Я только  попыталась открыть рот, как Мамеха сказала мне:    

– Ложись  и постарайся сохранять спокойствие, Саюри. Если ты задержишь нас еще, я рассержусь.    

У меня  не было выбора. Я легла на простыню, расстеленную на деревянном полу, закрыла  глаза, а Мамеха задрала мне кимоно.    

– Запомни,  если порез будет недостаточно глубок, ты всегда сможешь сделать еще один, –  сказала Мамеха. – Но начни совсем с неглубокого.    

Почувствовав  острие ножа, я слегка прикусила губу. Боюсь, я могла даже взвизгнуть, но точно  в этом не уверена. В любом случае, я испытала не очень приятные ощущения, а  Мамеха сказала:    

– Но  не до такой же степени неглубоко. Ты едва прорезала первый слой кожи.    

– Это  похоже на губы, – сказала Казуко поварихе. – Ты сделала порез прямо в  центре красной черты, поэтому он напоминает пару губ. Думаю, это может удивить  Доктора.    

Мамеха  согласилась и стерла карандашную черту. Я сразу же почувствовала новое прикосновение  ножа.    

Я всегда  плохо переносила вид крови. Вы помните, как я упала в обморок, разбив губу, в  первый день встречи с господином Танака. Поэтому можете себе представить мои  чувства при виде крови, ручьем стекающей по моей ноге на полотенце,  поддерживаемое Мамехой. Я упала в обморок и не помню, что происходило потом,  очнулась только когда мы уже подъезжали к госпиталю. Мамеха трясла мою голову  из стороны в сторону, пытаясь привести меня в чувство.    

– Теперь  послушай меня! Уверена, ты много раз слышала, в чем заключается главная задача  начинающей гейши – понравиться другим гейшам, потому что именно они помогают в  карьере. При этом можно не беспокоиться о том, что скажут мужчины. Забудь об  этом! В твоей ситуации все наоборот. Твое будущее, как я тебе уже говорила,  зависит от двух мужчин, и сейчас ты встретишь одного из них. Постарайся  произвести на него хорошее впечатление. Ты слышишь меня?    

– Да,  госпожа, каждое ваше слово, – пробормотала я.    

– Когда  тебя спросят, как ты поранила ногу, скажи, что пошла в ванную комнату в кимоно  и упала на что-то острое. При этом ты даже не знаешь, что это было, так как  потеряла сознание. Можешь придумать любые детали, но постарайся казаться  ребенком. И проявляй беспомощность, когда мы войдем вовнутрь.    

– Покажи,  насколько хорошо ты поняла, что должна делать.    

Я  откинула голову назад и постаралась направить взгляд в себя. Это поза выражала  мое состояние на тот момент. Но Мамеху это не удовлетворило.    

– Я  же не просила сделать вид, будто ты умираешь. Я просила действовать беспомощно.  Как-нибудь так...    

Мамеха  изобразила изумленный взгляд и сделала вид, что не понимает, куда ей нужно  смотреть. Потом положила руку на щеку, как будто ощущая слабость. Она заставила  меня репетировать до тех пор, пока ее не устроила моя игра. Я начала свое  представление, как только водитель помог мне дойти до дверей госпиталя. Мамеха  шла рядом со мной, одергивая мое кимоно, стараясь придать мне как можно более  привлекательный вид.    

Мы  прошли через деревянные двери и спросили, где можно найти директора госпиталя,  по словам Мамехи, ожидающего нас. Медсестра провела нас по длинному коридору в  пыльную комнату с деревянным столом и жалюзи на окнах. Пока мы ждали, Мамеха  убрала полотенце, оборачивавшее мою ногу, и выбросила его в мусорную корзину.    

– Запомни  Саюри, – почти просвистела она, – ты должна показаться доктору как  можно более невинной и беспомощной. Откинься назад и постарайся выглядеть  слабой.    

С этим  проблем не было. Минуту спустя дверь открылась, и в комнату вошел Доктор Краб.  Конечно, на самом деле, его звали не так, но эта кличка ему очень подходила. Он  сутулился, и его локти торчали в разные стороны. Во время ходьбы одно плечо  сильно выдавалось вперед, отчего он напоминал краба, обычно передвигающегося  боком. При виде Мамехи он очень обрадовался, но выразил это только взглядом,  рот его оставался неподвижным.    

Доктор  Краб оказался очень методичным и аккуратным человеком. Закрывая дверь, он очень  осторожно, пытаясь не создавать лишнего шума, повернул ручку, а затем надавил  на дверь, убеждаясь, что она закрыта. Достал из кармана пиджака футляр для  очков, очень аккуратно его открыл, как будто боялся что-то разлить. Потом надел  очки, убрал футляр в карман и пригладил полы своего пиджака. Наконец, он  посмотрел на меня и слегка кивнул головой. Мамеха обратилась к нему:    

– Извините  за беспокойство, Доктор, но Саюри ждет блестящее будущее, а она по неосторожности  поранила ногу. Я очень боюсь инфекции, шрама на всю жизнь и так далее. Вы единственный  человек, кому я абсолютно доверяю, мне хотелось бы, чтобы вы ее пролечили.    

– Могу  я посмотреть рану?    

– Саюри  не переносит вида крови, Доктор, – сказала Мамеха. – Лучше, если она  отвернется, а вы самостоятельно изучите рану. Она находится сзади, на бедре.    

– Я  прекрасно понимаю. Можете ли вы попросить ее лечь на живот на кушетку?    

Не  понимаю, почему Доктор Краб не попросил это сделать меня лично. Но стараясь казаться  послушной, я дождалась, пока услышу просьбу от Мамехи. Доктор задрал мне платье  до бедер, принес какую-то жидкость с резким запахом, смазал рану и спросил:    

– Саюри-сан,  не могла бы ты рассказать, как ты поранилась?    

Я  сделала глубокий вдох, стараясь казаться как можно слабее.    

– Мне  очень неудобно, – начала я, – но сегодня днем я выпила очень много  чая...    

– Саюри  – начинающая гейша, я стараюсь знакомить ее со многими в Джионе. Конечно,  каждый хочет пригласить ее на чай.    

– Да,  могу себе представить, – сказал Доктор.    

– Итак, –  продолжала я, – я неожиданно почувствовала, что должна... ну, вы знаете...    

– Большое  количество выпитого чая приводит к сильному желанию освободить мочевой пузырь, –  сказал Доктор.    

– Спасибо  вам. Я действительно еле дошла до туалета, а когда, наконец, попала в туалет,  то начала бороться со своим кимоно и потеряла равновесие. Я упала и  почувствовала, как нога наткнулась на что-то острое. Я даже не знаю, что это  было. Думаю, я потеряла сознание.    

– Странно,  что, потеряв сознание, вы не опорожнили мочевой пузырь, – сказал Доктор.    

Все это  время я лежала на кушетке на животе с приподнятым лицом, стараясь не смазать  макияж. Когда Доктор Краб произнес свое последнее замечание, я посмотрела через  плечо на Мамеху насколько можно выразительнее. К счастью, она соображала  гораздо быстрее меня и нашлась, что сказать:    

– Саюри  имела в виду, что потеряла равновесие, пытаясь встать с корточек.    

– Понятно, –  сказал доктор. – Она порезалась каким-то очень острым предметом. Может  быть, разбитым стеклом или какой-то металлической пластиной.    

– Да,  это был какой-то очень острый предмет, – сказала я. – Острый, как  нож!    

Доктор  Краб промыл рану и какой-то жидкостью оттер засохшую кровь с моей ноги. Он  сказал, что потребуется лишь смена повязок, и расписал, что нужно делать  следующие несколько дней. После этого он опустил мое платье и снял очки, словно  боялся разбить их.    

– Очень  сочувствую, что вы испортили такое прекрасное кимоно, – сказал он. Но я действительно  счастлив познакомиться с вами. Мамеха-сан знает, что я очень интересуюсь новыми  лицами.    

– А  как мне было приятно познакомиться с вами, Доктор, – сказала я.    

– Может  быть, мы скоро увидимся в чайном доме Ичирики. Честно говоря, Доктор, – сказала  Мамеха, – к Саюри повышенный интерес. У нее гораздо больше поклонников,  чем она может удовлетворить, поэтому я стараюсь держать ее как можно дальше от  Ичирики. Может, мы могли бы встретиться с вами в чайном доме Щире?    

– Да,  даже лучше, – сказал Доктор Краб. Он достал из кармана маленькую книжечку  и заглянул в нее. – Я там буду... секундочку... послезавтра. Надеюсь вас  там увидеть.    

Мы  попрощались и вышли.    

По  дороге в Джион Мамеха сказала мне, что я все делала правильно.    

– Но  Мамеха-сан, я ничего не делала!    

– Да?  Тогда что скажешь по поводу того, что ты видела на лбу Доктора?    

– Я  не видела ничего, кроме деревянной кушетки перед глазами.    

– Могу  тебе тогда сказать, что пока Доктор смывал кровь с твоей ноги, его лоб покрылся  испариной, словно он побывал на летнем солнцепеке: Но в комнате было даже  прохладно, правда ведь?    

– Не  думаю,    

– Ну,  ладно, – сказала Мамеха.    

Я до  конца не понимала, что Мамеха имеет в виду и для чего она водила меня к  Доктору. Но я ни о чем ее не спрашивала, так как она дала мне понять, что не  собирается раскрывать мне свой план. Рикша вез нас в это время по мосту через  проспект Шийо.    

– Ты  знаешь, твои глаза действительно очень красивы в этом кимоно, Саюри. Бордовый и  желтый цвета делают твои глаза почти серебряными. О боже, не понимаю, как мне  раньше не пришла в голову эта мысль. Возница! – вдруг буквально выкрикнула  она. – Мы уже слишком далеко заехали. Остановите, пожалуйста, здесь.    

– Вы  велели мне ехать в Томинаго-чо в Джионе, госпожа.    

– Высадите  нас, пожалуйста, прямо здесь или довезите до конца моста, а затем верните обратно.    

Возница  высадил нас на мосту, и мы с Мамехой вышли. Послышались звонки велосипедистов,  которым мы мешали проехать, но Мамеху это мало интересовало. Она была так  уверена в себе и знала свое место в жизни, что ее не волновали такие мелочи,  как созданная ею пробка на мосту. Она не спеша доставала одну монету за другой,  пока не расплатилась с возницей, а потом мы развернулись и пошли туда, откуда  приехали.    

– Мы  едем в студию Учида Козабуро, – объявила она мне. – Он потрясающий  художник, и ему обязательно понравятся твои глаза. Я уверена. Иногда он кажется  немного отстраненным, и он может не сразу обратить внимание на твои глаза.    

Я  следовала за Мамехой, пока мы не оказались в небольшой аллее. В конце аллеи  стояли миниатюрные ворота Синто, зажатые между двумя домами. Пройдя ворота, мы  оказались между двумя небольшими павильонами. На ступеньках одного из них,  спиной к нам, стоял какой-то человек и подметал ступеньки.    

– Учида-сан! –  сказала Мамеха. – У тебя нет служанки, которая бы наводила порядок?    

Человек  повернулся к нам и выпрямился. У него была очень необычная внешность. В углу  рта располагалась большая родинка, казавшаяся кусочком пищи, а очень густые брови  напоминали гусениц, сползших с его волос и собравшихся уснуть над глазами. У  него все было в беспорядке, не только седые волосы, но и кимоно, выглядевшее  так, словно он накануне в нем спал.    

– Кто  это?    

– Учида-сан!  За столько лет вы не запомнили мой голос?    

– Если  хотите меня разозлить, кто бы вы ни были, вы на верном пути. Если сейчас же не  представитесь, я брошу в вас этот веник.    

Учида-сан  выглядел таким сердитым, что я не удивилась бы, если бы он откусил свою родинку  и швырнул ее в нас. Мамеха поднялась по ступенькам, я шла за ней следом.    

– Вот  как ты встречаешь гостей, Учида-сан? – сказала Мамеха, и мы вошли в  освещенную прихожую. Учида посмотрел на Мамеху.    

– Так  это ты! Почему нельзя было представиться, как это делают все остальные?  Возьмите веник и подметите ступеньки, а я в это время пойду зажгу ароматическую  палочку. Я никого не впускаю к себе, прежде чем не сделаю этого. Недавно умерла  одна из моих мышей, и в комнате пахнет, как в гробу.    

Мамеху  позабавило такое обращение. Когда он вошел в дом, она отложила веник.    

– У  тебя когда-нибудь был нарыв? – прошептала она мне. – Когда у Учида  дела идут не лучшим образом, он впадает в ужасное состояние. Нужно заставить  его, как нарыв, лопнуть, тогда он опять успокоится. Если его не трогать и не  раздражать, то он начнет пить и станет еще хуже.    

– А  он что, держит мышей? Он сказал, что еще одна из его мышей умерла.    

– Нет,  конечно. Он не убирает свои чернильные палочки, и если мыши съедают их, то умирают  от отравления. Я принесла ему специальную коробку для этих палочек, но он ею не  пользуется.    

Учида  открыл дверь, и мы с Мамехой выскользнули из наших туфель. Единственная комната  Учида была оформлена в стиле загородного дома. Я заметила благовонную палочку,  тлеющую в углу, но она не спасала от запаха дохлой мыши. В комнате царил  страшный беспорядок, хуже, чем у Хацумомо. Повсюду валялись длинные кисти,  частично поломанные, частично обгрызенные. Посреди комнаты стояла  незаправленная кровать с чернильными пятнами на простынях. Я подумала, что тело  Учида также может оказаться в чернильных пятнах, а когда повернулась, чтобы  проверить свою догадку, он спросил меня:    

– Что  ты так внимательно смотришь?    

– Учида-сан,  позволь представить тебе мою сестру Саюри, – сказала Мамеха. – Она  проделала со мной долгий путь от Джиона только для того, чтобы встретиться с  тобой.    

Долгий  путь от Джиона на самом деле был не столь длинным. Тем не менее я села на колени  на циновку и проделала весь ритуал поклонов, хотя и не была уверена, что он  расслышал слова Мамехи.    

– У  меня был такой прекрасный день до обеда! – сказал он. – Посмотрите,  что произошло потом!    

Учида  прошел в противоположный конец комнаты и вернулся с доской, на которой была изображена  женщина с зонтом в руке. Это изображение покрывали чернильные кляксы в форме  кошачьих лапок. Сам кот спал на стопке грязного белья, свернувшись калачиком.    

– Я  принес его в дом, чтобы он ловил мышей, – продолжал он. – Теперь же я  вышвырну его вон!    

– А  мне очень даже нравятся кошачьи лапки на картине, – сказала Мамеха. –  Думаю, они делают картину оригинальнее. Как ты считаешь, Саюри?    

Я не  собиралась ничего говорить, видя, как расстроен Учида замечанием Мамехи. Но в какой-то  момент я поняла, она пыталась «вскрыть нарыв». Поэтому я очень бодрым голосом  произнесла:    

– Надо  же, как привлекательны кошачьи лапки! Думаю, кот мог бы стать художником.    

– Я  знаю, почему тебе не нравится то, что он сделал, – сказала Мамеха. –  Ты просто ревнуешь.    

– Я  ревную? – удивился Учида. – Этот кот никакой не художник. Он демон,  если его вообще кем-то можно назвать!    

– Прости  меня, Учида-сан, – сказала Мамеха. – Но скажи мне, ты собираешься  выбросить эту картину? Если да, то позволь мне взять ее. По-моему, она украсит  мои апартаменты, правда, Саюри?    

Услыхав  это, Учида сорвал картину с доски и сказал:    

– Тебе  нравится она? Отлично, я сделаю тебе целых два подарка!    

Он  разорвал картину на две части и протянул их Мамехе:    

– Вот  один подарок, а вот другой! На, забирай!    

– Как  бы мне хотелось, чтобы ты этого не делал, – сказала Мамеха. – Мне  кажется, это лучшее из всего, что ты когда-либо нарисовал.    

– Перестань!    

– Учида-сан,  я не была бы твоим другом, если бы покинула твой дом, оставив тебя в таком состоянии.    

После  этих слов Учида выбежал из комнаты, оставив за собой открытую дверь. Следующие  полчаса, пока он отсутствовал, мы с Мамехой наводили порядок в его комнате.  Вернулся Учида в гораздо лучшем расположении духа, как и предсказывала Мамеха.  Правда, думаю, он стыдился своего поведения, потому что не смотрел нам в глаза.  Стало совершенно очевидно, что он не обратит внимания на мои глаза, поэтому  Мамеха сказала ему:    

– Тебе  не кажется, что Саюри очень красива? Ты хоть раз посмотрел на нее?    

Несмотря  на отчаянную попытку Мамехи привлечь ко мне внимание, взгляд Учида лишь скользнул  по моему лицу, как тряпка, смахивающая крошки со стола. Начало смеркаться, и мы  встали, чтобы уйти. Когда мы вышли на улицу, я не могла не остановиться, глядя  на закат, раскрасивший небо в розовые и оранжевые тона, как бывает расписано  лучшее кимоно, нет, гораздо лучше, потому что никакое потрясающее кимоно не  осветит ваши руки оранжевым светом. Этот же закат солнца отразился на моих  руках своеобразной радугой. Я подняла руки вверх и долго смотрела на них.    

– Мамеха-сан,  смотри, – сказала я ей, но она решила, что я показываю ей закат, и равнодушно  повернулась в его сторону. Учида же с сосредоточенным выражением лица  неподвижно стоял на пороге, теребя одной рукой свои седые волосы и глядя не на  закат, а на меня.    

Если вам  когда-нибудь доводилось видеть известную картину Учида Козабуро, изображающую  молодую женщину в кимоно, застывшую в восторженной позе с горящими глазами... В  общем, с самого начала он утверждал, что я вдохновила его на этот портрет. Я  никогда не верила ему. Мне сложно представить, что такую прекрасную картину  могла навеять девочка, восторженно смотрящая на свои руки, освещенные закатным  солнцем.    

 Глава 19    

     

Этот  потрясающий месяц, когда я опять встретила Председателя, а также повстречалась  с Нобу, Доктором Крабом и Учида Козабуро, позволил мне почувствовать себя  домашним сверчком, убежавшим из плетеной корзины.    

Впервые  за много лет я шла спать с ощущением, что не всегда буду играть в Джионе роль  капли чая, пролитой на циновку. Я до сих пор не понимала ни самого плана  Мамехи, ни того, как он поможет мне сделать успешную карьеру гейши, и смогу ли  я, в случае успеха, связать свою судьбу с Председателем. Но каждую ночь я  ложилась спать с его носовым платком под щекой, снова и снова вспоминая встречу  с ним. Я напоминала колокол на колокольне, резонирующий еще долгое время после  того, как по нему ударили.    

Несколько  недель прошло, и никто из мужчин не объявился. Мы с Мамехой начали волноваться.  Но наконец, в чайный дом Ичирики позвонила секретарь из «Ивамура Электрик» с  просьбой пригласить меня на вечер. Мамеха обрадовалась этой новости, надеясь,  что приглашение исходит от Нобу, а я обрадовалась, надеясь, что от  Председателя. Специально в присутствии Хацумомо я сказала Анти, что приглашена  развлекать Нобу, и попросила ее помочь мне подобрать кимоно. Хацумомо  предложила свою помощь. Глядя на нас с ней со стороны, можно было подумать, что  мы очень близкие родственники. Хацумомо не хихикала, не делала саркастических  замечаний и оказалась весьма полезной. Думаю, Анти ее поведение озадачило так  же, как и меня. В конце концов мы остановились на зеленом кимоно с орнаментом  из серебряных листьев и сером поясе, расшитом золотыми нитями. Хацумомо  пообещала заглянуть в чайный дом посмотреть на нас с Нобу.    

В тот  вечер, подходя к чайному дому Ичирики, я подумала, что вся моя жизнь вела меня  к этому моменту. Я прислушалась к голосам смеющихся, пытаясь понять, нет ли  среди них голоса Председателя. Когда же я вошла и увидела его во главе стола,  меня так очаровала его улыбка, хотя она и относилась к предыдущей шутке, что я  с трудом удержалась от ответной улыбки. Сначала я поприветствовала Мамеху,  затем других женщин в комнате, а в конце – шестерых или семерых мужчин.  Поднявшись с колен, я в первую очередь подошла к Нобу, как велела мне Мамеха.  Должно быть, я слишком близко подсела, потому что он тотчас же поставил на стол  свою чашечку с сакэ и отодвинулся от меня. Я извинилась, но он не обратил на  меня внимания, а Мамеха только нахмурила брови. Оставшееся время я чувствовала  себя не в своей тарелке.    

– Нобу-сан  легко раздражается. Очень постарайся впредь не вызывать у него раздражение.    

– Извините,  госпожа, но, скорее всего, он не так хорошо ко мне относится, как вам кажется...    

– Нет,  очень хорошо. Если бы ему не нравилась твоя компания, ты бы ушла с вечеринки в  слезах. Иногда своим темпераментом Нобу напоминает мешок с гравием, но все же  он по-своему очень добрый человек, ты еще сможешь в этом убедиться.    

На  следующей неделе меня несколько раз приглашали от компании «Ивамура Электрик» в  чайный дом Ичирики, и не всегда с Мамехой. которая не разрешала мне оставаться  на вечеринках подолгу, чтобы не выглядеть непопулярной гейшей, поэтому через  час или около того я кланялась, извинялась и уходила, как будто спешила на  следующую вечеринку. Очень часто во время моих сборов на эти вечеринки Хацумомо  говорила, что, возможно, тоже посетит их, но никогда этого не делала.    

Однажды,  когда я совершенно этого не ожидала, Хацумомо сказала мне, что этим вечером у  нее много свободного времени и она абсолютно точно зайдет в Ичирики.    

Как вы  можете догадаться, я немного нервничала, к тому же ситуация сильно осложнилась,  когда, придя в Ичирики, я не увидела там Нобу. Эта вечеринка оказалась самой  немногочисленной из всех, какие я посетила в Джионе. На ней присутствовали еще  две гейши и четверо мужчин. Что, если Хацумомо придет и застанет меня  развлекающей Председателя в отсутствие Нобу? Я совершенно не представляла, что  делать, когда дверь в комнату открылась и на пороге появилась Хацумомо.    

Мне  оставалось единственное – изображать скуку, как будто никто кроме Нобу мне не интересен.  Наверное, только такое поведение могло спасти меня в этот вечер, но, по  счастливой случайности, через пять минут появился Нобу.    

Как  только Нобу вошел в комнату, Хацумомо изобразила милую улыбку. Когда он устроился  за столом поудобнее, Хацумомо почти по-матерински предложила мне подойти к нему  и налить сакэ. Я устроилась рядом с ним, стараясь изобразить все признаки  влюбленной девушки. Например, когда Нобу смеялся, я смотрела на него  восторженными глазами. Хацумомо открыто наблюдала за нами, получая от этого  явное удовольствие и совершенно не замечая мужских взглядов, направленных на  нее, хотя, скорее всего, она просто привыкла ко всеобщему вниманию. Она была  удивительно хороша в тот вечер, впрочем, как и всегда. Молодой человек в конце  стола только и делал, что курил сигареты и смотрел на нее. Даже Председатель,  который сидел, задумчиво обхватив руками чашечку для сакэ, время от времени  бросал на нее взгляд. Меня удивляло, что мужчины были до такой степени  ослеплены ее красотой, что готовы были общаться с настоящим демоном, хоть и  прекрасным. Вдруг в моем воображении предстала сцена, в которой Председатель  входит в нашу окейю поздно ночью, чтобы встретиться с Хацумомо. Расстегивая  пальто, он смотрит на меня и улыбается. Не думаю, что он был так очарован ее  красотой, чтобы не заметить злобности, время от времени проявлявшейся в  выражении ее лица. Для меня стало очевидно, что если Хацумомо поймет мои  чувства к Председателю, она сделает все, чтобы соблазнить его, причем только  лишь для того, чтобы причинить мне боль.    

Вдруг,  как мне показалось, Хацумомо собралась покинуть вечеринку. Я знала, она присутствует  здесь, чтобы наблюдать «начинающийся роман», как она выражалась. Поэтому я  постаралась продемонстрировать то, ради чего она сюда пришла. Я начала  дотрагиваться до своей шеи и поправлять прическу как можно чаще, показывая, как  меня волнует моя внешность. Когда я поправляла заколку для волос, мне пришла в  голову одна идея. Дождавшись пока кто-нибудь расскажет забавную историю, я,  поправляя волосы и смеясь, наклонилась к Нобу. Я не имела привычки поправлять волосы,  но хотела, чтобы одна из заколок упала на колени Нобу. Заколка же упала не на  колени, а на циновку между скрещенными ногами Нобу. Почти все это заметили, но  никто не знал, как поступить. Нобу поднял заколку сам, держа ее за гребень.    

– Позови  молодую служанку, которая встречала меня, – сказал он мне. – Скажи  ей, пусть принесет мой пакет.    

Я  выполнила поручение Нобу, и, вернувшись в комнату, застала всех в ожидании дальнейших  событий. Нобу продолжал держать мою заколку и не делал никаких попыток взять у  меня свой пакет.    

– Я  собирался отдать тебе этот подарок позже, перед твоим уходом, но, мне кажется,  логичнее это сделать сейчас, – сказал он и сделал жест в сторону пакета,  словно предлагая мне его открыть.    

Мне было  очень неудобно открывать пакет на глазах у всех. Когда я развернула бумажную упаковку  и открыла маленькую деревянную шкатулку, то увидела элегантную красную заколку  для волос, в форме полукруга, украшенного яркими цветами.    

– Эту  старинную заколку я нашел несколько дней назад, – сказал Нобу.    

Председатель,  задумчиво смотревший на заколку, с оттенком грусти в голосе сказал:    

– Нобу-сан,  я и не подозревал, что ты такой сентиментальный.    

Хацумомо  встала, и я поняла, что мое желание избавиться от нее осуществилось. Но, к моему  удивлению, она обошла вокруг стола и присела на колени рядом со мной. Я не  знала, что и подумать, пока она не достала заколку из коробки и аккуратно не  воткнула ее в мои волосы. Потом протянула руку Нобу, и он отдал ей мою заколку,  которую она тоже воткнула в мои волосы так нежно, как это сделала бы мать. Я  поблагодарила ее легким поклоном.    

– Разве  она не прекраснейшее создание? – сказала она, обращаясь исключительно к  Нобу. Потом театрально вздохнула, словно это самый романтичный момент в ее  жизни, и ушла с вечеринки.    

Мужчины  так же отличаются друг от друга, как кустарники, цветущие в разное время года.  В то время как Нобу и Председатель проявили интерес ко мне практически сразу  после соревнований по сумо, Доктор Краб и Учида не объявлялись уже несколько  недель. Хотя Мамеха считала, что мы должны ждать, пока они сами проявятся, в  какой-то момент она не выдержала и отправилась навестить Учида.    

Выяснилось,  что вскоре после нашего визита его кота покусал барсук, и через несколько дней  кот умер. От огорчения Учида сильно запил. Несколько дней подряд Мамеха  навещала его, чтобы как-то подбодрить. Наконец, когда его настроение  выровнялось, она одела меня в светло-голубое кимоно, расшитое разноцветными  полосками, и послала к нему с белоснежным котенком в подарок, стоившим ей  немалых денег. Я думала, Учида очень обрадуется котенку, но он практически не  обратил на него внимания. Вместо этого он рассматривал меня со всех сторон, а  спустя несколько дней сообщил о своем желании видеть меня в качестве модели.  Мамеха предостерегла меня от разговоров с ним, и отправила к нему в  сопровождении своей служанки Тацуми.    

Если вы  были в Японии и видели работы Учида, вроде картины, висящей в зале банка Сумитомо  в Осака, то можете подумать, что позировать ему очень приятно. На самом деле,  трудно вообразить более утомительное занятие. Большую часть времени я часами  сидела в неудобной позе. Помню, меня постоянно мучила жажда, но Учида ни разу  не предложил мне воды. Даже когда я приносила в бутылке свой чай, он убирал  бутылку в другой угол комнаты, чтобы она не отвлекала его. Следуя наставлениям  Мамехи, я старалась ни о чем с ним не говорить, даже когда мне следовало бы  что-то сказать. Однажды, в середине февраля, Учида сел рядом со мной и  уставился на мои глаза. У него было несколько чернильных палочек, и он много раз  пробовал различные комбинации голубого и серого, но ни разу не остался доволен  полученным цветом. Это его все больше и больше раздражало, и, наконец, он  прогнал меня, а сам исчез больше, чем на две недели, и я узнала, что у него  начался очередной запой. В случившемся Мамеха винила меня.    

Что же  касается Доктора Краба, то во время нашей первой встречи он обещал увидеться со  мной и Мамехой в чайном доме Щире, но прошло шесть недель, а он не объявлялся.  По мере того, как проходили недели, беспокойство Maмехи росло. Я по-прежнему  ничего не знала о ее плане относительно Хацумомо, кроме того, что он напоминал  ворота, висящие на двух петлях, одной из которых был Нобу, а другой – Доктор  Краб. Что же касается Учида, думаю, это была самостоятельная схема.    

Наконец,  в конце февраля Мамеха встретила Доктора Краба в чайном доме Ичирики и узнала,  что он занят открытием нового госпиталя в Осака. Теперь, когда большая часть  работы позади, он хотел бы встретиться с нами в чайном доме Щире на следующей  неделе. Мамеха объясняла свой выбор чайного дома опасениями, что у меня не  будет отбоя от приглашений, если я покажусь в Ичирики. Настоящей же причиной,  конечно, послужило нежелание встречаться с Хацумомо. И тем не менее, собираясь  на встречу с Доктором, я не могла избавиться от страха встретиться с Хацумомо.  Но впервые увидев Щире, я чуть не засмеялась – Хацумомо никогда бы не пришла в  такое место. Оно напоминало один маленький увядший цветок на роскошно цветущем  дереве. Даже в последние годы Депрессии в Джионе бурлила жизнь. Но чайный дом  Щире, и раньше не процветавший, сейчас и вовсе пришел в упадок. Единственная  причина, по которой такой состоятельный мужчина, как Доктор Краб, постоянно  посещал это место, заключалась в том, что он не всегда был богат. В начале его  карьеры Щире был лучшим местом, которое он мог себе позволить. Он не стал рвать  отношений со Щире только лишь потому, что в какой-то момент начал посещать  Ичирики. Когда мужчина заводит любовницу, он же не уходит от своей жены и не  разводится с ней.    

В тот  вечер в Щире я наливала сакэ, а Мамеха рассказывала истории. Доктор Краб сидел  с широко расставленными локтями, и мы время от времени натыкались на них. Он  оказался спокойным человеком и большую часть времени сидел, глядя в стол через  свои маленькие круглые очки, и иногда засовывал кусочки сашими под усы так, как  мальчишки любят прятать что-то под ковер. Когда мы, наконец, ушли, я решила,  что он нас больше не захочет видеть, но Доктор Краб объявился на следующей же  неделе и затем в течение нескольких месяцев каждую неделю нас куда-нибудь приглашал.    

Все шло  нормально до тех пор, пока однажды вечером, в середине марта, я не сделала одну  глупость и чуть было не разрушила все планы Мамехи. Уверена, многие молодые  девушки нарушали ее планы, не выполняя ее указаний или поступая непочтительно  по отношению к какому-нибудь важному мужчине. Моя же ошибка оказалась настолько  банальной, что я даже не восприняла ее за ошибку.    

Это  произошло в холодный день, после обеда в окейе, когда я играла во дворе на  сямисэне. Хацумомо шла мимо в туалет. Если бы на мне были ботинки, я бы  уступила ей дорогу. Но так как я некоторое время раздумывала, вставать мне или  нет, то пока я поднималась, она сказала:    

– В  наш город приезжает Посол Германии, но Тыква занята и не сможет присутствовать  на вечеринке, устраиваемой в его честь. Не могла бы ты спросить у Мамехи, можно  ли тебе пойти вместо Тыквы?    

Она  засмеялась, как будто попросить об этом так же нелепо, как предложить блюдо из  желудей Императору.    

О  приезде Немецкого Посла знали почти все в Джионе. В это время в Германии к  власти пришло новое правительство. И хотя я никогда не разбиралась в политике,  знала, что Япония хотела обособиться от Соединенных Штатов и пыталась  произвести хорошее впечатление на нового Немецкого Посла. Все в Джионе  интересовались, кто удостоится чести развлекать его во время предстоящего  визита.    

Когда  Хацумомо говорила со мной, мне следовало склонить голову и изобразить ничтожность  моей жизни в сравнении с жизнью Тыквы. Но я подумала о том, как улучшилось мое  положение и как успешно мы с Мамехой скрываем ее план от Хацумомо, каким бы ее  план ни был. Поэтому вместо подобострастной улыбки мое лицо продолжало  оставаться неподвижным, словно маска. Хацумомо очень странно на меня  посмотрела, и я должна была понять, что в этот момент у нее зародилось  подозрение и возникла какая-то идея. Я отошла в сторону, и она прошла мимо  меня.    

Прошло  несколько дней, и мы с Мамехой пошли в чайный дом Щире на очередную встречу с  Доктором Крабом. Но когда мы открыли дверь, то увидели обувающуюся перед уходом  Тыкву. Увидев ее, я испытала настоящее потрясение. Интересно, что могло  заставить ее прийти сюда. Но тут в дверном проеме появилась Хацумомо, и я  поняла: Хацумомо каким-то образом вычислила нас.    

– Добрый  вечер, Мамеха-сан, – сказала Хацумомо. – Посмотри, кто с тобой! Это  начинающая гейша, которая так понравилась Доктору?    

Уверена,  Мамеха была шокирована так же, как и я, но она этого не показала.    

– О,  Хацумомо-сан, – сказала она. – Я с трудом узнала тебя... Ты сильно  постарела!    

На самом  деле Хацумомо было всего двадцать восемь или двадцать девять лет. Думаю, Мамеха  просто хотела сказать ей что-нибудь неприятное.    

– Вы,  наверное, хотите увидеть Доктора? – сказала Хацумомо. – Интереснейший  человек! Надеюсь, он еще будет рад вас увидеть. Всего хорошего.    

Хацумомо  выглядела очень приветливой, но Тыква была грустной.    

Мы с  Мамехой разулись, не проронив ни слова. Ни одна из нас не знала, что говорить.  Атмосфера в Щире в тот вечер казалась такой же неприятной, как вода в болоте. В  воздухе пахло несвежей косметикой, и я бы все отдала за возможность  развернуться и уйти.    

Когда мы  открыли дверь в комнату, то застали там хозяйку чайного дома в компании Доктора  Краба. Обычно она задерживалась на несколько минут после нашего прихода. А  сегодня она поклонилась нам и вышла, как только мы зашли. Доктор Краб сидел  спиной к нам, поэтому мы сели за стол.    

– Вы  выглядите усталым, Доктор, – сказала Мамеха. – Как вы себя сегодня  чувствуете?    

Доктор  Краб не ответил. Он крутил на столе свой стакан с пивом.    

– Да,  я очень устал, – сказал он, наконец. – У меня нет настроения  разговаривать.    

Он  быстро допил свое пиво и встал, собираясь уйти. Мы с Мамехой переглянулись.  Когда Доктор Краб подошел к двери комнаты, он повернулся и сказал:    

– Я  не люблю, когда люди, которым я доверяю, вводят меня в заблуждение.    

И он  вышел, не закрыв за собой дверь.    

Мы  сидели молча, ошеломленные его словами. Наконец, Мамеха встала и закрыла дверь.  Вернувшись за стол, она расправила свое кимоно, сузила глаза, выражая тем самым  свое недовольство, и сказала мне:    

– Итак,  Саюри, что именно ты сказала Хацумомо?    

Мамеха-сан,  после всех этих трудов... Уверяю вас, я никогда бы не сделала ничего, что помешало  бы мне воспользоваться представившимся шансом.    

– Доктор  уже явно не принимает тебя в расчет, как будто ты пустой мешок. Уверена, этому  есть какая-то причина, но мы не сможем узнать о ней до тех пор, пока не  выясним, что Хацумомо сказала ему сегодня вечером.    

– Но  как это возможно?    

– При  разговоре присутствовала Тыква. Ты должна спросить у нее.    

Я совсем  не была уверена, что Тыква станет со мной разговаривать, но сказала, что попробую,  и Мамеху, казалось, это устроило. Она встала и собралась уходить, но я не  вставала до тех пор, пока она не обернулась и не позвала меня.    

– Мамеха-сан,  могу я задать один вопрос? – спросила я. – Теперь Хацумомо знает, что  я проводила время с Доктором, и, вероятно, она знает почему. Доктор Краб,  конечно же, тоже знает почему. Вы знаете почему. Даже Тыква, возможно, знает  почему! Я единственный человек, кто не знает. Не будете ли вы так добры  объяснить ваш план.    

Мамеха  выглядела так, словно стеснялась меня, и долго смотрела куда угодно, но только  не на меня. В конце концов, она вздохнула и снова села за стол, чтобы объяснить  мне то, что я очень хотела знать.    

– Ты  прекрасно знаешь, – начала она, – что Учида-сан смотрит на тебя  глазами художника. Доктора интересует нечто другое, это же интересует и Нобу.  Знаешь ли ты, что означает «бездомный угорь»?    

Я  совершенно не представляла, о чем она говорит, и сказала об этом.    

– У  мужчин есть что-то вроде... ну хорошо, «угря», – сказала она. – У  женщин этого нет. Он располагается...    

– Думаю,  я догадываюсь, о чем вы говорите, – прервала ее я, – но я не знала,  что это называется угрем.    

– На  самом деле это не угорь, – продолжила она. – Но, представляя это  угрем, гораздо легче понять весь механизм. Поэтому давай будем считать это  угрем. Итак, этот угорь всю свою жизнь пытается найти дом. А как ты думаешь,  что есть у женщины внутри? Пещера, в которой любит жить угорь. Это пещера, из  которой каждый месяц вытекает кровь, когда «облака заслоняют луну», как мы  иногда говорим.    

Я  прекрасно понимала, что Мамеха имеет в виду под облаками, заслоняющими луну,  столкнувшись с этим уже несколько лет назад. Когда это произошло в первый раз,  я так запаниковала, словно, чихнув, обнаружила кусочки своих мозгов в носовом  платке. Я думала, что умираю, пока Анти не застала меня стирающей кровавую  тряпку и не объяснила, что кровотечения – часть жизни женщины.    

– Может  быть, ты не слышала этого об угрях, – рассказывала Мамеха, – но они  территориальны. Найдя пещеру, они какое-то время осваивают ее... пытаясь  убедиться, что она хороша для них. А когда они убеждаются в этом, то метят  пещеру, как свою территорию... плевком. Я понятно объяснила?    

Если бы  Мамеха объяснила все, как есть, то я, конечно, была бы шокирована, но по крайней  мере легче бы все это переварила. Несколько лет спустя я выяснила, что Мамехе  все так же объяснила ее старшая сестра.    

– С  этого момента многие вещи покажутся тебе очень странными, – продолжала  Мамеха, как будто то, что она рассказывала до этого, таким не было. –  Мужчины очень любят этим заниматься. На самом деле даже очень любят. Некоторые  мужчины большую часть времени посвящают поиску пещер, в которых могли бы жить  их угри. Особенно им нравится посещать пещеры, в которых до них еще никто не  побывал. Понимаешь? Это называется мизуажем.    

– Что  называется мизуажем!    

– Когда  женскую пещеру впервые посещает угорь. Вот, что мы называем мизуажем.    

«Мизу»  означает «вода», а «аж» – «поднять» или «поместить», поэтому дословно термин  мизуаж означает «поднимающаяся вода» или «поместить что-то на воду». Если вы  спросите у трех гейш, откуда взялся этот термин, никто из них не ответит на  вопрос.    

– Думаю,  ты догадываешься, почему Доктор любит бывать в Джионе, – продолжала Мамеха. –  Он получает очень много денег от своего госпиталя. Часть денег он тратит на  содержание своей семьи, а остальные – на поиски мизуажа. Думаю, тебе будет  интересно узнать, что ты как раз тот тип молодой девочки, который ему нравится  больше всего. Я это точно знаю, потому что сама оказалась одной из них.    

Как я  позже узнала, за год или за два до моего приезда в Джион Доктор Краб заплатил рекордную  сумму денег за мизуаж Мамехи – семь или восемь тысяч йен. Сейчас эта сумма не кажется  такой огромной, но в то время даже Мама, все мысли которой поглощали деньги или  то, как бы заработать их побольше, только раз или два в своей жизни видела  такие деньги. Мизуаж Мамехи стоил так дорого отчасти благодаря ее известности,  а отчасти – по причине, о которой она рассказала мне в тот вечер. Два очень  богатых человека хотели стать ее партнерами по мизуажу. Одним из них был Доктор  Краб, другим – бизнесмен по имени Фуджикадо. Обычно мужчины в Джионе не  соперничали в таких вещах. Как правило, они знали друг друга и легко договаривались  обо всем. Но Фуджикадо жил в другой части страны и лишь изредка приезжал в  Джион. Ему было безразлично, обидит он Доктора Краба или нет. А Доктор Краб,  имевший аристократическую кровь, ненавидел нуворишей, вроде Фуджикадо, хотя и  сам в большой степени был нуворишем.    

Когда  Мамеха на соревнованиях по сумо заметила, что Нобу обратил на меня внимание,  она сразу сообразила, что Нобу очень напоминает Фуджикадо – нувориш, и к тому  же с довольно отталкивающей внешностью. Преследуемая Хацумомо, как таракан  домашней хозяйкой, я не могла стать такой же знаменитой, как Мамеха, и  заработать такие большие деньги на мизуаже. Но если эти двое мужчин найдут меня  достаточно привлекательной, они могут начать ценовую войну, в результате  которой я смогу расплатиться с долгами. Это то, что Мамеха называла «лишить  Хацумомо равновесия». Хацумомо радовало, что Нобу находил меня привлекательной,  но она не отдавала себе отчета в том, что моя популярность у Нобу поднимет цену  моего мизуажа.    

Очевидно,  что мы должны вернуть расположение Доктора Краба. Без этого Нобу может  назначить любую цену за мой мизуаж, если он вообще не потеряет ко мне интерес.  Я предполагала, что это возможно, но Мамеха убедила меня в том, что мужчина не  станет поддерживать отношения с пятнадцатилетней начинающей гейшей, если ему не  интересен ее мизуаж.    

– Держу  пари, что его привлекают не беседы с тобой, – сказала она.    

Я  попыталась сделать вид, что меня это не задело.    

 Глава 20    

     

Возвращаясь  назад, могу сказать, что беседа с Мамехой изменила мое отношение к миру. Пока я  ничего не знала о мизуаже, я продолжала оставаться наивной девочкой, мало в чем  разбирающейся. После разговора я начала понимать, чего хотят мужчины вроде  Доктора Краба и ради чего они тратят деньги в Джионе. Когда узнаешь подобные  вещи, уже невозможно отделаться от мыслей о них. Я уже не могла относиться к  Доктору Крабу по-прежнему.    

Вернувшись  в окейю этой ночью, я подождала в своей комнате, пока вернутся Тыква и Хацумомо.  Было около часу ночи, когда они, наконец, пришли. Тыква, видимо, очень устала,  потому что время от времени она передвигалась по лестнице, как собака, при  помощи рук и ног. Прежде чем закрыть дверь в свою комнату, Хацумомо позвала  одну из служанок и попросила принести пива.    

– Нет,  подожди минутку, – сказала она. – Принеси два. Пусть Тыква выпьет со  мной.    

– Пожалуйста,  Хацумомо-сан, – услышала я голос Тыквы. – Меня уже тошнит от  выпитого.    

– Ты  будешь читать мне вслух, пока я буду пить. Ненавижу трезвых людей, это отвратительно.    

Когда  служанка, спустя какое-то время, вернулась, я услышала звон бокалов на подносе.    

Долгое  время я сидела в своей комнате, приложив ухо к двери, прислушиваясь к голосу  Тыквы, читающей статью о новом актере Кабуки. Наконец Хацумомо вышла на  лестничную клетку и открыла дверь в туалет.    

– Тыква! –  услышала я ее голос. – Как насчет лапши?    

– Нет,  госпожа.    

– Сходи  найди продавца лапши, купи ее и составь мне компанию.    

Тыква  вздохнула и стала спускаться вниз по лестнице, но я дождалась, пока Хацумомо  вернется в свою комнату, и только потом направилась вниз. Когда на улице я,  наконец, догнала Тыкву, она испуганно посмотрела на меня и спросила, что  случилось.    

– Ничего  не случилось, – сказала я, – кроме того, что мне очень нужна твоя  помощь.    

– О,  Чио-сан, – сказала она мне. Думаю, она была единственным человеком,  который продолжал называть меня так.    

– У  меня нет времени! Я пытаюсь найти лапшу для Хацумомо.    

– Бедная  Тыква, – сказала я. – Ты похожа на лед, который начал плавиться.    

Ее лицо  выглядело изможденным, казалось, она склоняется к земле под тяжестью своих  одежд. Я предложила ей посидеть, а самой сходить за лапшой. Она так устала, что  даже не стала возражать, а просто протянула мне деньги и села на берегу ручья  Ширакава.    

Поиски  продавца лапши заняли какое-то время, и наконец я вернулась с двумя кастрюльками  отварной лапши. Тыква уснула, запрокинув голову назад и широко открыв рот,  словно надеялась поймать капельки дождя. Было очень поздно и малолюдно. Тыква  явно позабавила проходивших мимо мужчин – довольно странно видеть начинающую  гейшу в полном обмундировании похрапывающей на скамейке.    

Я поставила  кастрюльки рядом с ней и разбудила ее, насколько могла деликатно.    

– Тыква,  я очень хочу попросить тебя сделать мне одолжение, но... боюсь, тебя не обрадует,  когда ты услышишь какое.    

– Не  важно, – сказала она. – Меня уже ничто не может сделать счастливой.    

– Ты  присутствовала сегодня вечером при разговоре Хацумомо с Доктором. Боюсь, вся  моя жизнь зависит от этого разговора. Видимо, Хацумомо что-то наговорила ему на  меня, и теперь Доктор больше не хочет меня видеть.    

Так же  сильно, как я ненавидела Хацумомо, я хотела узнать, что она сделала этим  вечером. Правда, мне было очень неудобно обсуждать этот вопрос с Тыквой.  Неожиданно несколько слезинок выкатилось на ее большие щеки, как будто она  копила их долгие годы.    

– Не  знаю, Чио-сан! – сказала она, доставая из-за пояса носовой платок. –  Понятия не имею!    

– Но  почему все переменились ко мне?    

– Она  совершает какие-то поступки без определенной цели, только для того, чтобы  обидеть людей. И самое неприятное, что я восхищаюсь ею и хочу быть похожа на  нее. Но я ненавижу ее! Никого в жизни я не ненавидела сильнее.    

Желтый  носовой платок Тыквы был испачкан белым тональным кремом. Если раньше она  напоминала кусок льда, начавший плавиться, то теперь стала похожа на грязную  лужу.    

– Тыква,  послушай меня, пожалуйста, – сказала я. – Я бы не просила тебя об  этом одолжении, если бы у меня был другой выход. Но я не хочу оставаться  служанкой всю свою жизнь, а это произойдет, если Хацумомо победит в этой игре.  Она не остановится, пока не поймает меня, как таракана, под своей ногой. Я имею  в виду, что она раздавит меня, если ты не поможешь мне убежать.    

Тыкве  показалось это забавным, и мы обе начали смеяться. Она то смеялась, то плакала,  а я взяла ее носовой платок и попыталась поправить макияж на ее лице. Меня так  тронул вид Тыквы, моей бывшей подруги, что мои глаза тоже увлажнились, и в  конце концов мы крепко обнялись.    

– О,  Тыква, твой макияж превратился в месиво.    

– Ничего, –  сказала она мне. – Я скажу Хацумомо, что ко мне на улице подошел пьяный и  провел носовым платком по лицу, а я ничего не смогла предпринять, потому что  держала в руках две кастрюли с лапшой.    

Я не  ожидала услышать от нее еще что-нибудь, но наконец она тяжело вздохнула.    

– Я  хочу помочь тебе, Чио, – сказала она, – но я уже слишком долго  отсутствую, и Хацумомо может пойти меня искать, а если она застанет нас  вместе...    

– Я  хочу задать тебе всего несколько вопросов, Тыква. Скажи мне только, как  Хацумомо выяснила, что я развлекаю Доктора в чайном доме Щире?    

А,  это? – сказала Тыква. – Несколько дней назад она попыталась  подразнить тебя Немецким Послом, но ты, казалось, не обращала на нее внимания.  Ты выглядела такой спокойной, что она догадалась о существовании у вас с  Мамехой какого-то тайного плана. Поэтому она пошла к Авайюми в Регистрационный  Офис и спросила, в каких чайных домах вы проводили время. Когда она услышала,  что среди них есть Щире, то мы в тот же вечер отправились туда, чтобы  встретиться с Доктором. Мы побывали там дважды, прежде чем застали его.    

Очень  немногие мужчины посещают Щире. Поэтому Хацумомо сразу же подумала о Докторе  Крабе. Как я теперь начинала понимать, в Джионе он имел славу «специалиста по  мизуажу». Как только Хацумомо подумала о нем, она сразу же поняла план Мамехи.    

– Но  что она сказала ему сегодня вечером? Когда вы ушли, он даже не стал разговаривать  с нами.    

– Ладно, –  сказала Тыква, – они какое-то время разговаривали, и вдруг Хацумомо вспомнила  историю. Начиналась она так: «Одна молодая начинающая гейша по имени Саюри, живущая  в моей окейе...» Когда Доктор услышал твое имя, он привстал, словно укушенный  пчелой, и сказал: «Ты знаешь ее?» На что Хацумомо ответила: «Конечно, Доктор, я  знаю ее. Ведь она живет в моей окейе». Затем она сказала что-то еще, уже не  помню, а потом: «Я не должна говорить о Саюри, потому что боюсь раскрыть ее  секрет».    

Услышав  это, я похолодела. Уверена, Хацумомо придумала что-то ужасное.    

– Тыква,  так что это за секрет?    

– Хацумомо  сказала ему, что рядом с окейей жил один молодой человек и вы друг другу очень  нравились. Она же не хотела открывать этот секрет, потому что Мама очень строга  в отношении любовников. Хацумомо сказала, что позволяла вам быть вместе в ее  комнате, когда Мама отсутствовала. После чего она говорила что-то вроде: «О,  Доктор, я не должна была вам всего этого говорить! Если это дойдет до Мамы, мне  несдобровать». Доктор сказал, что очень благодарен Хацумомо за ее рассказ и  обязательно примет его к сведению.    

Могу  себе представить, как довольна была Хацумомо. Я спросила Тыкву, слышал ли это  кто-нибудь еще. Она сказала, что нет.    

Я  несколько раз поблагодарила ее за помощь и сказала, как я ей сочувствую, что  последние несколько лет ей приходилось быть рабыней Хацумомо.    

– Надеюсь,  какая-то польза от этого будет, – сказала Тыква. – Несколько дней  назад Мама решила удочерить меня. Так что моя мечта начинает осуществляться.    

От ее  слов мне стало не по себе, хотя я и сказала, что очень рада за нее. И это было  действительно правдой, но, с другой стороны, важным пунктом плана Мамехи  являлось мое удочерение Мамой.    

На  следующий день я рассказала Мамехе все, что узнала от Тыквы. Когда она услышала  о любовнике, она возмущенно покачала головой и объяснила мне, что Хацумомо  нашла очень умный способ вбить Доктору Крабу в голову идею, что моя «пещера»  уже освоена чьим-то «угрем».    

Еще  больше Мамеху расстроило известие о предстоящем удочерении Тыквы.    

– Думаю, –  сказала она, – до удочерения осталось всего несколько месяцев, это значит,  Саюри, настало время для твоего мизуажа, независимо от того, готова ты к нему  или нет.    

Мамеха  на этой же неделе пошла в кондитерскую лавку и заказала своеобразный рисовый  торт, который в Японии называется экубо, что переводится как «впадина». Мы  называем его экубо, потому что сверху у него есть небольшая впадина с крошечным  красным кружочком в центре. Некоторые считают вид этих торгов очень непристойным.  Мне он всегда казался похожим на крошечные, слегка примятые подушечки, словно  на них только что спала женщина, испачканные посредине красной губной помадой,  как будто слишком уставшая женщина не сняла макияж перед сном. Всегда, когда  молодая начинающая гейша готова к мизуажу, она дарит коробку с экубо мужчинам,  приглашающим ее на вечеринки. Большинство начинающих гейш дарят экубо по  крайней мере десятку мужчин, иногда даже большему количеству. Мне же Мамеха  велела подарить торт только Нобу и, если повезет, Доктору. Я расстроилась, что  не подарю экубо Председателю, но, с другой стороны, вся процедура казалась мне  довольно неприятной, поэтому я не слишком переживала по этому поводу.    

Процесс  дарения экубо Нобу оказался совсем несложным. Хозяйка Ичирики пригласила его  однажды прийти чуть-чуть пораньше, и мы с Мамехой встретили его в маленькой  комнате с окнами, выходящими во внутренний двор. Я поблагодарила его за  внимание и заботу, потому что он проявлял ко мне последние полгода  исключительную доброту, не только часто приглашая меня на вечеринки, даже когда  Председателя не было, но и одаривая меня разнообразными подарками. Поблагодарив  его, я взяла коробку с экубо, упакованную в подарочную бумагу и перевязанную  ленточкой, поклонилась ему и передала коробку через стол. Он взял ее, а мы с  Мамехой поблагодарили его за любезность, оказанную нам, и несколько раз  поклонились. Небольшая короткая церемония завершилась тем, что Нобу вынес  коробку с тортом из комнаты.    

С  Доктором Крабом все обстояло сложнее. Мамеха начала обходить основные чайные дома  и просить хозяек сообщить, если у них появится Доктор Краб. Прошло несколько  дней, прежде чем нам сообщили, что Доктор Краб будет в чайном доме по имени  Ящино в качестве гостя другого человека. Я поспешила в апартаменты Мамехи,  чтобы переодеться, а затем поспешила в Ящино с коробкой экубо, завернутой в  шелк.    

Ящино –  новый чайный дом, построенный в западном стиле. Комнаты выглядели по-своему  элегантно, с темными деревянными балками, но вместо циновок и столов,  окруженных диванными подушками, на полу лежал темный персидский ковер, стояли  кофейный столик и несколько стульев. Должна признаться, прежде я никогда не  сидела на стульях. Поэтому я села на коленях на ковер в ожидании Мамехи, хотя  сидеть было довольно жестко. Я просидела неподвижно около получаса, когда,  наконец, появилась Мамеха.    

– Что  ты делаешь? – спросила она меня. – Эта комната не в японском стиле.  Садись на один из стульев и постарайся чувствовать себя комфортно.    

Я  сделала, как велела мне Мамеха. Но когда она села напротив меня, казалось, ей  так же неудобно, как и мне.    

Доктор  находился в соседней комнате, и Мамеха уже какое-то время развлекала его.    

– Я  наливала ему очень много пива, так что скоро он захочет в туалет, –  сказала она. – Когда это произойдет, я поймаю его в коридоре и попрошу  прийти в эту комнату. А здесь ты дашь ему экубо. Не знаю, как он отреагирует,  но это наша единственная возможность исправить вред, причиненный Хацумомо.    

Мамеха  ушла, оставив меня в томительном ожидании. Я нервничала и разгорячилась, поэтому  боялась, как бы мой макияж не превратился в месиво, похожее на постель после  сна. Я попыталась занять себя чем-то, но лучшее, что смогла придумать, –  вставать время от времени и смотреть на себя в зеркало.    

Наконец,  послышались голоса, затем легкий стук в дверь, и в комнату вошла Мамеха.    

– Доктор,  подождите, пожалуйста, – сказала она.    

В  темноте коридора я увидела Доктора Краба, смотревшего так же строго, как лица  со старинных портретов, которые иногда можно видеть в приемных банков. Он  пристально смотрел на меня сквозь стекла очков. Я не знала, что делать, поэтому  вышла вперед, села на колени на ковре и поклонилась, хотя и не была уверена,  что Мамеха останется этим довольна. Думаю, Доктор даже не взглянул в мою  сторону.    

– Я  бы предпочел вернуться на вечеринку, – сказал он Мамехе. – Прошу  прошения.    

– Доктор,  Саюри принесла вам кое-что, – сказала ему Мамеха. – Всего минутку,  пожалуйста.    

Она  провела его в комнату, и он сел на один из стульев. Мы обе сели на колени на  ковер у ног Доктора Краба. Уверена, Доктору нравилось видеть двух красиво  одетых женщин у своих ног.    

– Очень  жалко, что я не видела вас несколько дней, – сказала я ему. – Уже так  потеплело с тех пор, как будто прошел целый сезон.    

Доктор  не ответил, а лишь посмотрел в мою сторону.    

– Пожалуйста,  возьмите этот экубо, Доктор, – сказала я и, поклонившись, поставила коробку  на журнальный столик рядом с его рукой.    

Он  положил руки на колени, словно не хотел дотрагиваться до этой коробки.    

– Зачем  ты мне это даешь? Мамеха перебила:    

– Извините,  Доктор. Я убедила Саюри, что вам будет приятно получить экубо от нее. Думаю, я  не ошиблась?    

– Ты  ошиблась. Наверное, ты не знаешь эту девочку так хорошо, как тебе кажется. Я  тебя очень уважаю, Мамеха-сан, но тебе не делает чести рекомендовать ее мне.    

– Извините,  Доктор, – сказала она. – Мне казалось, вам очень нравится Саюри.    

– Ладно,  теперь, когда все ясно, я могу идти на вечеринку.    

– Но  можно задать вам вопрос? Саюри вас чем-то обидела? Мне показалось, вы очень переменились  к ней.    

– Конечно,  я уже говорил тебе, меня обижает, когда вводят меня в заблуждение.    

– Саюри-сан,  как тебе не стыдно обманывать Доктора, – сказала Мамеха. – Какую  неправду ты ему сказала?    

Я не  знаю! – сказала я невинным голосом. – Может быть, две недели назад,  когда я предположила, что станет теплее, а на самом деле не стало...    

Мамеха  строго посмотрела на меня, из чего я поняла, что ей не понравился мой ответ.    

– Это  касается только вас, – сказал Доктор. – Я тут ни при чем. Извините.    

– Но  Доктор, прежде чем вы уйдете, – сказала Мамеха, – может быть, мы  разберемся? Саюри честная девушка и никого специально не будет вводить в  заблуждение. Особенно того, кто добр по отношению к ней.    

– Советую  тебе спросить ее о молодом человеке, живущем по соседству, – сказал  Доктор.    

Я  обрадовалась, что он заговорил об этом. При его скрытности было бы не  удивительно, если бы он отказался вообще о чем-либо говорить.    

– Так  в этом проблема, – спросила Мамеха, – вы, наверное, разговаривали с  Хацумомо?    

– Не  понимаю, какое это имеет значение, – сказал он.    

– Она  разнесла эту историю по всему Джиону, но это абсолютная неправда! С тех пор как  Саюри получила важную роль в спектакле Танцы древней столицы, Хацумомо всю свою  энергию направила на то, чтобы опозорить ее.    

Танцы  древней столицы – самое большое ежегодное событие в Джионе. Их открытие должно  состояться через шесть недель, в начале апреля. Все роли распределили еще  несколько месяцев назад, и мне посчастливилось получить одну из них. Но,  насколько я знаю, мне отведена роль в оркестре, а вовсе не в танцах. Мамеха  настояла на этом во избежание провокаций со стороны Хацумомо.    

Когда  Доктор посмотрел на меня, я постаралась выглядеть так, словно мне предстоит танцевать  важную роль и мне об этом уже давно известно.    

– Мне  неудобно это говорить, Доктор, но Хацумомо известная лгунья, – продолжала  Мамеха, – опасно верить всем ее словам.    

– Я  впервые слышу, что Хацумомо лгунья.    

– Никто  не хочет говорить о таких вещах, – сказала она тихим голосом, как будто  действительно боялась быть услышанной. – Так много гейш обманывают,  поэтому никто не хочет обвинять первым. Но либо я лгу вам сейчас, либо Хацумомо  лгала, рассказывая свою историю. Вам решать, Доктор, кого вы лучше знаете и  кому из нас больше доверяете.    

– Неужели  Хацумомо станет сочинять такие истории только потому, что Саюри получила роль на  сцене?    

– Вы  наверняка встречали младшую сестру Хацумомо Тыкву. Хацумомо надеялась получить  для Тыквы одну из главных ролей, но ее дали Саюри. А я получила роль, о которой  мечтала Хацумомо! Но это все не важно, Доктор. Если честность Саюри под  сомнением, понятно, почему вы отказываетесь принять предложенный ею экубо.    

Доктор  какое-то время молча смотрел на меня. Наконец он сказал:    

– Я  попрошу одного из моих докторов в госпитале проверить ее.    

– Думаю,  это проблематично до тех пор, пока вы не согласитесь стать клиентом Саюри по  мизуажу. Если ее честность под сомнением, то Саюри сможет преподнести экубо  другим мужчинам. Надеюсь, они не столь доверчивы к историям Хацумомо.    

Кажется,  эти слова произвели должный эффект. Доктор Краб какое-то время сидел молча.  Наконец он сказал:    

– Не  знаю точно, что мне лучше сделать. Я впервые оказался в такой необычной  ситуации.    

– Пожалуйста,  примите экубо, Доктор, и выбросите из головы бредни Хацумомо.    

– Я  много слышал о бесчестных девушках, назначающих мизуаж на период, когда мужчина  может быть легко обманут. Вы знаете, что я врач. Со мной это не пройдет.    

– Но  никто не собирается вас обманывать!    

Он  какое-то время сидел неподвижно, затем встал, выдвинув вперед локти, и вышел из  комнаты. Я была так занята осуществлением прощального поклона, что не заметила,  взял он экубо или нет. Но, к счастью, после того как они с Мамехой ушли, экубо  на столе не оказалось.    

Когда  Мамеха упомянула мою роль на сцене, я подумала, что она присочинила это, пытаясь  объяснить поступок Хацумомо. Можете себе представить, как я удивилась на  следующий день, когда узнала, что она говорила правду. В это время, в середине  тридцатых годов, в Джионе работали семьсот–восемьсот гейш, но так как для  постановки Танцев древней столицы каждую весну требовалось не более шестидесяти  человек, борьба за роли разрушала многие дружеские отношения. Мамеха обманывала,  когда говорила, что она отобрала роль у Хацумомо. Мамехе, одной из немногих  гейш в Джионе, гарантировалась ведущая роль каждый год. Но это правда, что  Хацумомо отчаялась увидеть Тыкву на сцене. Не знаю, как такая идея могла в  принципе возникнуть. Тыква получала различные награды, но никогда не  преуспевала в танце. За несколько дней до вручения экубо Доктору  семнадцатилетняя начинающая гейша, исполнительница ведущей роли, упала с  лестницы и сильно ушибла ногу. Бедная девушка страдала, но все остальные  начинающие гейши в Джионе обрадовались возможности заполнить эту вакансию.  Именно ее роль, в конце концов, и досталась мне. Мне исполнилось всего  пятнадцать, и хотя я никогда до этого не танцевала на сцене, была к этому  готова. Вместо хождения по вечеринкам, подобно большинству начинающих гейш, я  проводила вечера в окейе. Анти часто играла на сямисэне, а я практиковалась в  танце, и к пятнадцати годам достигла одиннадцатого уровня, хотя и не была  талантливее многих других. Если бы Мамеха не прятала меня от людских глаз из-за  Хацумомо, я могла бы получить роль в Танцах древней столицы еще в предыдущем  году.    

Мне дали  роль в середине марта, и у меня оставалось около месяца на ее подготовку. К  счастью, моя учительница танцев очень помогала мне и часто назначала  дополнительные уроки по вечерам. Мама не знала о моей роли, пока однажды  Хацумомо не сообщила ей об этом. Она уточнила это у меня и сделала такое  удивленное лицо, какое она сделала бы, если бы ее собака Таку добавила несколько  колонок в бухгалтерскую книгу.    

Конечно,  Хацумомо была в бешенстве, но Мамеху это не волновало. Наше время пришло. Пора  было выбрасывать Хацумомо из круга.    

 Глава 21    

     

Однажды  вечером, спустя неделю, Мамеха пришла ко мне во время перерыва между репетициями,  явно чем-то обрадованная. Оказалось, в предыдущий день Барон упомянул о намерении  собрать в ближайшие выходные вечеринку в честь портного Арашино – изготовителя  лучших кимоно. Барон владел богатейшей во всей Японии коллекцией кимоно.  Большинство кимоно были старинными, но некоторые из них изготовили современные  мастера. Решение приобрести кимоно работы Арашино и побудило его организовать  вечеринку.    

– Я  узнала, – сказала мне Мамеха, – кто такой Арашино. Он один из  ближайших друзей Нобу! Понимаешь, какие это открывает возможности? Я собираюсь  попросить Барона пригласить и Нобу, и Доктора на его маленькую вечеринку. Они  оба не любят друг друга. Когда начнется торговля за твой мизуаж, можешь быть  уверена, никто из них не будет сидеть спокойно, зная цену, назначенную другим.    

Я  чувствовала себя очень уставшей, но ради Мамехи захлопала в ладоши и сказала,  как благодарна ей за желание поделиться со мной таким умным планом. По-моему,  это действительно умный план, оказавшийся возможным потому, что ей не  составляло труда убедить Барона пригласить на вечеринку обоих мужчин. Очевидно,  они оба с удовольствием придут. Нобу – потому что Барон поддерживал «Ивамура  Электрик», хотя я тогда этого и не знала, Доктор Краб – потому что относил себя  к аристократии, и считал своим долгом посещать любые мероприятия, организуемые  аристократией. Но почему Барон должен согласиться пригласить их, я не знала.  Ему не нравился Нобу, он вообще мало кому нравился, что же касается Доктора Краба,  то Барон его никогда не видел раньше и с таким же успехом мог пригласить  кого-нибудь с улицы.    

Но  Мамеха обладала удивительной способностью убеждать. Вечеринку организовали, и  Мамеха договорилась с моей учительницей танцев об освобождении меня от репетиции  в ближайшую субботу. Мероприятие было назначено на вторую половину дня и  включало ужин. Около трех часов мы с Мамехой сели в повозку рикши и направились  в имение Барона, расположенное у основания горы в северо-восточной части  города. Я впервые посетила такое роскошное место и испытала от увиденного  настоящее потрясение. С той же тщательностью и вниманием к деталям, которые  необходимы при изготовлении кимоно, был выполнен интерьер имения Барона.  Главный дом был построен во времена его деда, а сады посажены его отцом. Дом и  сады объединил старший брат Барона, создавший сад мхов и камней и красивейший  пруд. Черные лебеди плавали в пруду с таким достоинством, что мне стало стыдно  за такое несовершенное создание, как человек.    

В наши  обязанности входила подготовка чайной церемонии, к которой, освободившись, присоединятся  мужчины. Я была так поражена, когда мы направились не к обычному чайному  павильону, а к берегу пруда, и затем сели в лодку, размером с небольшую  комнату. Большую часть лодки занимали деревянные скамейки, а с одного края  располагался миниатюрный крытый павильон с циновками на полу. В центре  располагалась служившая жаровней квадратная деревянная емкость, заполненная  песком, в которой Мамеха зажгла палочки древесного угля, чтобы нагреть воду в  металлическом чайнике. Я в это время расставляла приборы для чайной церемонии и  довольно сильно нервничала. Поставив чайник на огонь, Мамеха сказала мне:    

– Ты  умная девочка, Саюри. Мне не нужно говорить тебе, что произойдет с твоим будущим,  если Доктор Краб или Нобу потеряют интерес к тебе. Ты не должна ни одному из  них дать понять, что уделяешь больше внимания другому. Но, конечно, разумное  количество ревности не повредит. Уверена, ты справишься с этим.    

Я не  была в этом так уверена, но мне не оставалось ничего другого, как попытаться.    

Через  полчаса Барон и десять его гостей вышли из дома, часто останавливаясь, чтобы полюбоваться  видом горного склона с различных точек зрения. Когда они погрузились в лодку, Барон  с помощью шеста подвел лодку к середине пруда.    

Мамеха  приготовила чай, а я каждому из гостей раздала чашки. После чайной церемонии мы  прогулялись с мужчинами по саду и вскоре подошли к деревянной платформе,  закрепленной над водой, на которой служанки в одинаковых кимоно раскладывали  диванные подушки для мужчин и расставляли на подносах сакэ. Я собиралась  присесть рядом с Доктором Крабом и продумывала, что бы ему сказать, когда  Доктор сам обратился ко мне.    

– А  зажила ли рана на бедре? – спросил он.    

Вечеринка  проходила в марте, а ногу я поранила в ноябре. Между двумя этими событиями я  видела Доктора Краба чаще, чем могла бы сосчитать, поэтому совершенно не  понимала, почему он ждал до этого момента, чтобы спросить об этом, и почему в  присутствии такого количества народа. К счастью, думаю, этот вопрос никто не услышал,  поэтому, отвечая, я старалась говорить как можно тише.    

– Огромное  спасибо, Доктор. С вашей помощью рана зажила.    

– Надеюсь,  не осталось большого шрама, – сказал он.    

– О,  нет, всего лишь крошечный след.    

Я хотела  сменить тему разговора, но заметила, что он потирает большой палец. Доктор был  из тех, кто не делает ни одного бессмысленного движения. Если он потирал свой  большой палец, думая о моей ноге, было бы глупо с моей стороны менять тему  разговора.    

– Иногда,  когда я в ванной, я чувствую пальцами небольшой холмик.    

Я  потерла один из моих суставов указательным пальцем и протянула руку, чтобы  Доктор сделал то же самое. Он засомневался и посмотрел мне в глаза.    

– Такого  рода рана должна хорошо затянуться, – сказал он мне.    

Теперь я  понимала, почему Доктор Краб проявлял ко мне интерес. Я испытывала одновременно  смущение и восторг, представляя, о чем он думает.    

Доктор  откашлялся и наклонился ко мне.    

– А  ты... практиковалась?    

– Практиковалась?    

– Ты  поранилась, когда потеряла равновесие в то время как, понимаешь, что я имею в виду?  Поэтому я и предположил, что ты практиковалась. Но расскажи, как ты это  делаешь?    

После  этого он откинулся назад и закрыл глаза. Было ясно, он ожидает услышать ответ,  состоящий не из одного или двух слов.