1 2 3 4 5 6 
   
— Джек что-то о нем рассказывал хозяйке.
   
— Странно. Обычно мы о таком не говорим.
   
— Должно быть, на то есть причины.
   
— Конечно.
   
— Так значит, ты не новичок. Ты уже участвовал в Игре — много раз?
   
— Да.
   
— Интересно, на что это похоже?
   
Мы миновали дом Растова, но не остановились. Потом по дороге мимо нас прошел Маккаб с палкой в руке. При нашем приближении он поднял палку, а я оскалил на него зубы. Он опустил ее и пробормотал проклятье. Я привык к проклятиям, и никто не может определить, когда я улыбаюсь.
   
Мы продолжали идти по бездорожью и наконец подошли к моему холму. Вскарабкались до того места, где лежали и стояли камни. К югу от нас в черных облаках над домом Доброго Доктора гремело и сверкало.
   
На этой высоте ветер дул сильнее, и, пока я прошелся по кругу, начал накрапывать небольшой дождик. Серая Метелка сжалась в комок с сухой стороны каменного блока, наблюдая за мной, пока я занимался визированием.
   
С южной стороны я провел линию от дальнего кладбища, протянув ее ко всем другим местам обитания, находящимся в поле зрения или подразумевающимся. Потом еще раз повторил все сначала от того места, где лежали останки Графа. Мысленно окинул взором новую схему. Она отодвинула центр прочь от дома пастора, вниз, к югу, мимо нас, и центр оказался впереди, немного слева. Я стоял как вкопанный, позабыв про дождь, пока не построил схему, повторил весь процесс линия за линией, увидел, куда сдвигается центр, опустил его туда, где он должен был оказаться…
   
Снова тот же участок. Но там же ничего нет, ни одной особой приметы. Просто склон холма, несколько деревьев и камней на нем. Никаких сооружений поблизости.
   
— Что-то не так, — пробормотал я.
   
— Что именно? — спросила Серая Метелка.
   
— Не знаю. Просто это неправильно. В прошлом, по крайней мере, варианты всегда были интересными и приемлемыми. Но этот — ничто. Просто скучный кусок поля к югу отсюда, и немного на запад.
   
— Все другие варианты тоже были неправильными, — сказала она, подойдя ко мне, — хоть и очень интересными. — Она взобралась на ближайший камень. — Где это?
   
— Вон там, — ответил я, указывая направление головой. — Справа от тех пяти или шести деревьев, растущих кучкой на склоне вон того холма.
   
Она вгляделась.
   
— Ты прав, — сказала она. — Выглядит не особенно многообещающе. Ты уверен, что рассчитал правильно?
   
— Дважды проверил, — ответил я.
   
Она снова вернулась в свое укрытие, так как дождь внезапно припустил сильнее. Я последовал за ней.
   
— Полагаю, нам нужно туда наведаться, — сказала она немного погодя. — После того, конечно, как кончится дождь.
   
Снова принялась вылизывать шерсть. Она колебалась.
   
— Мне только что пришло в голову… — сказала она. — Скелет Графа. То большое кольцо, которое он носил, все еще оставалось у него на пальце?
   
— Нет, — ответил я. — Тот, кто прикончил Графа, несомненно, взял его.
   
— Тогда некто получил двойную выгоду.
   
— Наверное.
   
— Это сделает его сильнее, да?
   
— Только в техническом мастерстве. Возможно, он станет даже более уязвимым.
   
— Ну, техническая сторона дела кое-что значит.
   
— Действительно.
   
— А Игры всегда в какой-то момент запутываются? Путаются мысли, идеи, ценности игроков?
   
— Всегда. Особенно ближе к концу, когда события начинают ускоряться, стремительно нарастать. Одно то, что мы находимся здесь и совершаем определенные поступки, создает вокруг нас что-то вроде вихря. Ты можешь запутаться и попасть в ловушку. Если запутается кто-то другой, это может спасти тебя.
   
— Ты хочешь сказать, Игра приобретает причудливые очертания, но потом все приходит в равновесие?
   
— Довольно многое, по-моему. Пока не настанет конец, разумеется.
   
Неподалеку сверкнула молния, за ней немедленно раздался раскат грома. Гроза Доброго Доктора распространялась. Направление ветра резко изменилось, и проливной дождь насквозь промочил нас.
   
Мы тотчас же кинулись через дорожку, под прикрытие большего камня.
   
Пока мы сидели там, чувствуя себя особенно несчастными и жалкими, как можно чувствовать себя только вымокнув, мой взгляд неожиданно привлекла боковая поверхность камня. Вероятно, под воздействием влаги, несколько царапин и неровностей на ней теперь казались чем-то большим, чем просто царапины.
   
— Ну, надеюсь, их шайка довольна всей этой заварушкой, — сказала Серая Метелка. — Нъярлатотеп, Чтулу и все остальные неудобопроизносимые божества. Лучше бы мне заниматься приятными и простыми делами — ловить мышей для жены какого-нибудь фермера…
   
Да, это были буквы какого-то неизвестного мне алфавита, высеченные на камне, стертые и почти неразличимые, выступившие сейчас, когда камень в некоторых местах потемнел от стекающих струек воды, выявив их контуры. На моих глазах они, казалось, становились все четче.
   
Потом я отпрянул, потому что они начали светиться слабым красным светом. И становились все ярче.
   
— Нюх, — снова заговорила она, — почему ты стоишь под дождем? — Потом проследила за моим взглядом и прибавила:
   
— Ого! Думаешь, они меня услышали?
   
Теперь они уже сверкали, эти буквы, и начали переливаться, будто читали сами себя. Избыток света сформировался в большой прямоугольник, обрамляющий их.
   
— Я же только пошутила, ты знаешь, — тихо произнесла она.
   
Внутренняя поверхность прямоугольника засияла молочно-белым светом. Какая-то часть меня хотела отпрыгнуть и убежать, но другая часть стояла, зачарованная этим процессом. К несчастью, именно последняя часть взяла верх. Серая Метелка застыла, как статуя из тени, глядя во все глаза.
   
Глубоко внутри прямоугольника возникло завихрение, и наверное, это можно назвать предчувствием, но неожиданно та, другая часть меня снова обрела контроль. Я прыгнул вперед, схватил Серую Метелку зубами за загривок и отпрыгнул вправо. Как раз в этот момент из прямоугольника сверкнула молния и ударила в то место, где мы только что стояли. Я споткнулся, ощутив слабый удар, и почувствовал, как шерсть становится дыбом. Серая Метелка взвыла, а в воздухе запахло озоном.
   
— Кажется, они довольно обидчивы, — сказал я, поднимаясь на ноги и снова падая.
   
Потом я почувствовал, как вокруг нас забушевал ветер, в десять раз сильнее, чем раньше. Я снова попытался подняться на ноги, и снова меня повалило на землю. Я оглянулся на камень и увидел, что завихрение исчезло, так что, возможно, другого удара молнии не последует. Вместо этого там появилось слабое очертание ключа. Я подполз поближе к Серой Метелке. Ветер все усиливался. Откуда-то доносился голос, выпевающий:
   
— Йа! Шаб-Ниггурат! Черный Козел Лесов с Тысячью Молодых!
   
— Что происходит? — взвыла она.
   
— Кто-то открыл дверь, чтобы иметь возможность выразить недовольство твоим замечанием, — высказал я предположение. — Он его уже выразил, но дверь еще не захлопнулась. Так мне кажется.
   
Она прижалась ко мне — спина дугой, уши плотно прижаты, шерсть дыбом. Ветер, еще больше усилившийся, теперь толкал нас, ему почти невозможно стало сопротивляться. Я начал скользить по земле в направлении этого входа, таща за собой Серую Метелку.
   
— У меня такое ощущение, что дверь закроется слишком поздно, — закричала она. — Мы пролетим в нее!
   
С этими словами она повернулась и прыгнула на меня, вцепившись в шею всеми четырьмя лапами. Когти у нее были очень острые.
   
— Мы не должны разделяться! — сказала она.
   
— Согласен! — задыхаясь ответил я, скользя все быстрее.
   
Во время этого скольжения мне удалось встать на ноги. Вместо того, чтобы позволить насильно протолкнуть нас сквозь стену, лучше проявить немного доброй воли, что, возможно, даст нам шанс спастись.
   
Несложно было перестать считать стену, к которой мы приближались, каменной, ибо в ней была определенная глубина, хоть и неявно выраженная, а изображение ключа уже погасло. Что там, за ней, я не имел ни малейшего представления; в том, что нас пронесет сквозь нее, у меня не оставалось сомнений. Значит, лучше сохранить остатки достоинства…
   
Оттолкнувшись лапами, я прыгнул вперед. В проход. В туман…
   
…В тишину. Как только мы пересекли грань, сейчас же исчез шум ветра и ливня. Мы не приземлились на твердую поверхность или на какую-либо другую поверхность. Мы висели в жемчужно-сером свете или же, если мы падали, ощущение падения отсутствовало. Лапы у меня все еще были вытянуты вперед и назад, будто я прыгаю через забор; вокруг нас плясали туманные вихри и потоки, призрачные, как облака высоко в небе, но мое ощущение движения было парадоксальным; то есть, повернув голову в любом направлении, я мог вызвать у себя ощущение движения именно в этом направлении.
   
Я все-таки успел обернуться назад и увидеть, как исчезает прямоугольник позади нас, бледнеют камни и трава в его рамке. В том месте, где он был раньше, а также вокруг нас самих, висели в воздухе капли дождя, несколько листьев и стебельков травы. Или, возможно, мы падали все вместе, или поднимались, в зависимости от того…
   
Серая Метелка тихонько взвыла, потом огляделась.
   
— Важно, чтобы мы здесь не расставались, — сказала она.
   
— Ты знаешь, где мы? — спросил я.
   
— Да. Я уверена, что приземлюсь на лапы, но насчет тебя не знаю. Давай я переберусь к тебе на спину. Нам обоим так будет удобнее.
   
Она поползла по моей шее и наконец устроилась на спине за моими лопатками. Обосновавшись, она все-таки втянула когти.
   
— И где же мы? — спросил я.
   
— Как я теперь поняла, что-то пыталось помочь мне, когда нас сносило вперед, — сказала она. — Это не относится к эпизоду с ударом молнии. Но путь открылся, и он использовал его, как средство спасения. Вероятно, он сделал даже больше.
   
— Боюсь, я тебя не понимаю, — сказал я.
   
— Мы сейчас между нашим миром и Царством Грез, — объяснила она.
   
— Ты бывала здесь раньше?
   
— Да, но не в этом именно месте.
   
— Ощущение такое, будто мы можем плавать тут вечно.
   
— Полагаю, что можем.
   
— И как же нам сдвинуться вперед — или назад?
   
— Мои воспоминания об этой части беспорядочны. Если нам не нравится то место, где мы находимся, то мы уходим и делаем новую попытку. Сейчас я попробую. Позови меня, если произойдет что-нибудь слишком неестественное.
   
После этих слов она замолчала, и пока я ждал, что же последует дальше, я размышлял о тех событиях, которые привели нас в это место. Мне показалось странным, что простое непочтительное упоминание кошкой Древних не только было услышано, но тот, кто на него обиделся, оказался достаточно сильным, чтобы что-то предпринять. Правда, сила сейчас нарастала, это было очень могущественное время, но меня удивляла такая расточительность — расходовать ее на подобные пустяки, когда ей наверняка могло найтись гораздо лучшие применения, если только это не было одним из проявлений той знаменитой непостижимости, которую, как я иногда думаю, будет понятнее считать детским капризом. Затем в глубине моего мозга искрой вспыхнула мысль о некоторой возможности, но мне пришлось отвлечься от нее, так как вокруг меня начались перемены.
   
Над головой светлело — ничего похожего на единственный источник света, но все увеличивающийся контраст по сравнению с более темной областью под моими лапами. Я ничего не сказал об этом Серой Метелке, потому что решил не заговаривать с ней без крайней необходимости до тех пор, пока она сама не заговорит. Но я рассматривал этот свет. В нем было нечто знакомое, возможно, по мгновениям пробуждения или погружения в дремоту…
   
Затем я понял, что это очертания, как на карте, континента или острова — а возможно двух, или больше, — которые висели там, в небесной дали, над моей головой. Это зрелище странно подействовало на мое чувство ориентации, и я попытался изменить свое положение в пространстве относительно него. Я задвигал лапами и изогнулся, стараясь перевернуть свое тело так, чтобы смотреть на сушу сверху вниз, а не снизу вверх.
   
Оказалось, что это даже очень просто, потому что я немедленно перевернулся. Картина становилась все четче, массивы суши больше, по мере того как мы подплывали все ближе, топографические детали разворачивались на фоне голубого поля с легкими перышками облаков, висящих над возвышенностями и вдоль побережья, над парой крупных островов, увенчанных высокими пиками, между двумя более крупными массивами — на западе, если то, что казалось лежащим вверх по вертикальной оси, и в самом деле было севером. Нет никаких причин считать, что это действительно так, но и никаких доводов против.
   
Серая Метелка заговорила ровным, лишенным выражения голосом:
   
— …К западу от Южного Моря лежат Базальтовые Столбы, а за ними город Катурия. На востоке побережье зеленое, на нем стоят рыбачьи поселки. На юге, от черных башен Дилат-Лина простирается земля белых грибов, где дома коричневые и не имеют окон; там, под водой, в тихие дни можно разглядеть аллею полуразрушенных сфинксов, ведущую к куполу большого затонувшего храма. Дальше к северу можно видеть кладбищенские сады Зуры, место недостижимых наслаждений, храмовые террасы Зака, двойной хрустальный мыс в гавани Сона-Нил, шпили Талариона…
   
Пока она говорила, мы подплыли еще ближе, и мое внимание переключалось с одного места на побережье этого моря на другое, и тогда это место каким-то образом увеличивалось в размерах, несмотря на расстояние, так что я воспринимал его, как во сне. И хотя часть меня была озадачена таким таинственным явлением, другая часть принимала его с ощущением скорее узнавания, чем открытия.
   
— …Дилат-Лин, — задумчиво бормотала она, — куда большеротые торговцы в странных тюрбанах прибывают за рабами и золотом, причаливая на черных галерах, вонь с которых может заглушить только дым благовоний, они платят рубинами и отчаливают, толкаемые мощными ударами весел в руках невидимых гребцов. Затем на юго-запад к Трану, к его разорванному кольцу наклонных стен из алебастра, и к его башням, задевающим облака, белым с золотом, там, у реки Шай, чьи набережные одеты мрамором…
   
И там лежит город с гранитными стенами — Хланит, на берегах Серенерийского Моря. А в нем набережные — из дуба, и крыши домов остроконечные, украшенные шпилями… Там, в благоухающих джунглях Кледа, — продолжала она, — где заброшенные дворцы из слоновой кости, служившие некогда домом монархам забытых царств, спят непотревоженным сном.
   
…И вверх по реке Укранос от Серенерийского Моря поднимаются яшмовые террасы Кирана, куда раз в год приносят в золотом паланкине царя Илек-Вада, чтобы помолиться богу реки в семибашенном храме, из которого плывет музыка всякий раз, когда на него падает лунный свет.
   
Пока она говорила, мы медленно и неуклонно подплывали все ближе, теперь мы уже плыли над обширными районами — коричневыми, желтыми, зелеными…
   
— …Из Дилат-Лина плыть одиннадцать дней до Бахарны, самого крупного порта на острове Ориаб, у входа в его гавань стоят огромные маяки Тон и Тал, а набережные все из порфира. Канал ведет оттуда к Озеру Йат, у развалин города, через тоннель с гранитными воротами. Обитатели гор ездят на зебрах… К западу лежит Долина Пнот, среди скал Трока. Там скользкие дхолы роются в горах из костей, в отбросах пиршеств вампиров, скопившихся за века… Тот пик на юге называется Нгранек, он в двух днях пути верхом на зебре от Бахарны, если не побоишься ночных верзил. Те, кто осмелится взобраться по склонам Нгранека, придут в конце пути к огромному лицу, высеченному в скале, с удлиненными мочками ушей, острым носом и подбородком. Выражение на этом лице не очень счастливое.
   
…И в северных землях, у реки Шай, раскинулся прекрасный Ултар, за большим каменным мостом, в арку которого замуровали живого человека, когда строили тот мост, тринадцать веков назад. Это город аккуратных коттеджей и мощенных булыжником улиц, по которым бродит бесчисленное количество кошек, потому что просвещенные законодатели в давние времена приняли законы о нашей охране. Хороший, добрый городок, где путешественники чувствуют себя спокойно и гладят кошек, уделяя им большое внимание, как и должно быть.
   
…И еще там есть Ург с низкими куполами, остановка на пути в Инкванок, в котором часто бывают рудокопы, добывающие оникс…
   
…И сам Инкванок, ужасное место возле пустыни Ленг, его дома похожи на дворцы с заостренными куполами и минаретами, пирамидами, золотыми стенами с черной резьбой и завитушками, инкрустированными золотом, с каннелюрами, арками и золотыми навершиями. Улицы его из оникса, а когда звонит большой колокол, ему отвечает музыка рожков и виол, и поющие голоса. Высоко на центральном холме стоит массивный храм Древних Богов, окруженный садом, в который ведут семь ворот, и где множество колонн, фонтанов и прудов, а в них плавают светящиеся рыбки, и дрожит и пляшет отражение огня от трехногих светильников на балконе храма. На плоском куполе самого храма стоит большая колокольня, и когда звонит колокол, появляются священники в масках и капюшонах, несущие дымящиеся чаши в подземные помещения. Дворец Царя-под-вуалью возвышается на соседнем холме. Он проезжает через бронзовые ворота на колеснице, запряженной яками. Берегись отца птиц Шантак, обитающего в куполе храма. Если будешь слишком долго смотреть на него, он нашлет на тебя ночные кошмары. Избегай ходить в прекрасный Инкванок. Ни одна кошка не может жить в нем, ибо многие из его теней — отрава для нашего рода.
   
…А над плато Ленг стоит Шаркоманд. Поднимаешься по покрытым солью лестницам к его базальтовым стенам и докам, храмам и площадям, улицам с колоннадами, к тому месту, где украшенные сфинксами ворота открываются на центральную площадь, и два массивных крылатых льва охраняют начало лестницы, ведущей в Великую Пропасть.
   
Теперь мы плыли еще ниже, и мне казалось, я слышу ветры, дующие между двумя мирами, а она продолжала нараспев рассказывать о географии Страны Грез.
   
…По пути в Кадат мы пересекаем ужасную пустыню Ленг, где в огромном монастыре без окон, окруженном монолитами, обитает Верховный Священник Страны Грез, лицо его спрятано под желтой шелковой маской. Его здание старше, чем сама история, и украшено фресками, посвященными истории Ленга: существа, едва напоминающие людей, танцуют среди исчезнувших городов; идет война с пурпурными пауками, приземляются черные галеры с Луны…
   
…И мы минуем сам Кадат, огромный город льда и тайн, столицу этой земли…
   
…Прибывая, наконец, в прекрасный Целефаис, в земле Оот-Наргай, на берегу Серенерийского Моря…
   
Теперь мы летели очень низко, над снежной шапкой горной вершины.
   
…Гора Аран, — тянула она, и я увидел деревья гинкго на ее нижних склонах; потом, в отдалении, мраморные стены, минареты, бронзовые статуи. — Река Наракса впадает здесь в море. Вдали видны вершины Танариана. В храме из бирюзы, в конце улицы Колонн, верховный жрец поклоняется Нат-Хортоту. И вот мы уже приближаемся к тому месту, куда мне приказали явиться.
   
Затем мы начали плавно снижаться и опустились на мощенную резным ониксом улицу. Вокруг нас сейчас же возникли звуки, отличающиеся от завывания ветра, и я ощутил легкое дуновение воздуха. Серая Метелка спрыгнула с моей спины, приземлилась рядом, встряхнулась и осмотрелась.
   
— Ты бродишь по этим местам в сновидениях кошачьей дремы? — спросил я.
   
— Иногда, — ответила она, — а иногда еще где-нибудь. А ты?
   
— Мне кажется, что иногда я тоже здесь бывал.
   
Она описала полный круг, остановилась, потом снова тронулась в путь. Я следовал за ней.
   
Шли мы долго; никто из купцов, погонщиков верблюдов или жрецов в венках из орхидей не потревожил нас по пути.
   
— Здесь нет времени, — заметила она.
   
— Я тебе верю, — ответил я; из покрытого розовым туманом порта мимо нас шли моряки, солнечные лучи сверкали на улицах, на минаретах. Я нигде не видел других собак, не чувствовал их запаха.
   
В отдалении возникло ослепительное видение, и мы направились к нему.
   
— Дворец Семидесяти Наслаждений из розового хрусталя, — сказала она, — оттуда Он позвал нас.
   
И мы пошли к нему, похоже было, что та часть меня, которая обычно бодрствует, сейчас спит, а та часть, которая обычно спит, — бодрствует, и эта перемена позволяла легко принимать чудеса, легко забыть события этого дня и заботы предыдущих недель.
   
Хрустальный дворец вырастал перед нами, сверкая, как глыба розового льда, так что я смотрел мимо него, а не прямо. По мере того как мы приближались, вокруг становилось все тише, солнце грело теплыми лучами.
   
Когда мы вошли в пределы дворца, я заметил маленькую серую фигурку — единственное живое существо в поле зрения, — греющуюся на солнышке на террасе перед дворцом. Серая Метелка повела меня к ней. Это оказался древний кот, лежащий на квадрате из черного оникса. Подняв голову, он следил за нами.
   
Подойдя поближе и распростершись перед ним, она произнесла:
   
— Приветствую вас, Ваше Мурлычество.
   
— Серая Метелка, дочь моя, — ответил он. — Привет. Встань, прошу тебя.
   
Она повиновалась и сказала:
   
— Мне кажется, я почувствовала ваше присутствие в те минуты, когда Древние разгневались. Благодарю вас.
   
— Да. Я наблюдал за тобой весь этот месяц, — сказал он. — Ты знаешь почему.
   
— Знаю.
   
Он повернул голову, его желтые глаза старца встретились с моими. Я склонил голову из уважения к его почтенному возрасту и потому, что Серая Метелка явно считала его очень важной персоной.
   
— Ты пришла в сопровождении пса.
   
— Нюх — мой друг, — сказала она. — Он вытащил меня из колодца, прыгнул и спас от молнии Древних.
   
— Да, я видел, как он тебя оттащил, когда молния ударила, как раз перед тем, как я решил позвать тебя сюда. Добро пожаловать. Привет, Нюх.
   
— Привет… сэр, — ответил я.
   
Очень медленно старый кот встал, выгнул дугой спину, потом вытянулся низко над землей, снова поднялся.
   
— Сейчас как раз наступили сложные времена, — сказал он. — Вы стали частью необычного замысла. Пойдем со мной, дочь моя, чтобы я мог передать тебе малую толику мудрости, относительно событий последнего дня. Ибо некоторые вещи кажутся слишком незначительными для Великих, а кошка может знать то, чего не знают Древние Боги.
   
Она взглянула на меня, и, так как мало кому удается разглядеть мою улыбку, я кивнул головой.
   
Они прошли в храм, а я подумал, что, может быть, стоя где-то на высоком скалистом утесе, за нами наблюдает, всегда настороже, древний волк, посылая мне единственный приказ: «Продолжай сторожить, Нюх, всегда». Я почти слышал его рычание в безвременье, из тех мест, что за пределами мысли.
   
Ожидая их, я обнюхал все кругом. Трудно было сказать, как долго они отсутствовали в том месте, где нет времени. Но, по-видимому, не очень долго.
   
Когда я увидел, что они появились из храма, я снова подивился превратности судьбы, которая подружила меня с Открывающей. Да к тому же еще и кошкой.
   
Когда они приблизились, я заметил, что Серая Метелка чем-то обеспокоена или, по крайней мере, озадачена, по тому, как она подняла правую лапку и посмотрела на нее.
   
— Теперь сюда, — велел старый кот и сказав так, посмотрел на меня. Я понял, что приглашение относится и ко мне.
   
Он повел нас по аллее рядом с Дворцом Семидесяти Наслаждений, вдоль которой стояли гофрированные урны темно-коричневого, желто-коричневого и аквамаринового цвета, расписанные тонкими черными и серебряными линиями, с ручками из малахита, нефрита, порфира и хризоберилла, хранящие забытые тайны храма. Пурпурные крысы спасались бегством при нашем приближении, и одна из крышек шевельнулась, издала звук, подобный звону колокола, который эхом отразился от хрустальной розовой стены.
   
— Входите, — пригласил он, и мы последовали за ним в темную нишу, где находилась боковая дверь в храм.
   
Рядом с ней на хрустальной стене дрожала менее четко обозначенная дверца, и, когда мы к ней подошли, ее внезапно проявившийся прямоугольник начал закипать молочной пеной. Мы остановились перед этой дверцей, и старый кот обратился ко мне.
   
— Поскольку ты друг одной из моего рода, — сказал он, — я одарю тебя знанием. Спрашивай меня, о чем пожелаешь.
   
— Что ждет меня завтра? — спросил я.
   
Он мигнул один раз.
   
Потом ответил:
   
— Кровь. Моря крови и кровавое месиво повсюду вокруг тебя. И еще ты потеряешь друга. Теперь идите в эту дверь.
   
Серая Метелка шагнула в прямоугольник и исчезла.
   
— Ну что же, спасибо, — сказал я.
   
— Carрe baculum!9— прибавил он, когда я последовал за кошкой; каким-то образом он знал, что я помню кое-что из латыни, и, несомненно, получил какое-то непонятное кошачье удовольствие, приказывая мне принести палку на классическом языке. Постепенно привыкаешь к шпилькам от кошек по поводу твоей собачьей природы, но я считал, что хоть их босс будет выше этого. И все-таки он — тоже кот и, вероятно, уже давно не видел собак и просто не смог удержаться от искушения.
   
— Et cum sрiritu tuo10, — ответил я, входя в отверстие.
   
— Benedicte11, — услышал я издалека ответ, снова вплывая в пространство между двумя мирами.
   
— Что означал весь этот разговор в конце? — крикнула мне Серая Метелка.
   
— Он устроил мне небольшую контрольную по Вергилию.
   
— Зачем?
   
— Будь я проклят, если знаю. Он же непостижим, помнишь?
   
Неожиданно ее очертания расплылись внутри еще одного прямоугольника. Странно было смотреть, как она стала двухмерной и заколебалась. Затем превратилась в горизонтальную линию, концы которой свернулись к середине, и — исчезла. Когда подошла моя очередь ощущения оказались не настолько сложными. Я присоединился к ней, оказавшись на вершине Гнезда Пса, перед каменным блоком, который снова стал просто камнем, на котором виднелось несколько царапин. Солнце ушло далеко на запад, но гроза кончилась.
   
Я описал круг. Никто не следил за нами, ни с какой стороны.
   
— Еще достаточно светло, чтобы обследовать то место, которое ты определил, — предложила она.
   
— Давай оставим это на завтра. Я опаздываю на свой обход, — ответил я.
   
— Ладно.
   
Мы отправились домой. Я все думал о пророчестве старого кота, но это будет только завтра.
   
— Собачья дрема гораздо менее пышная, чем Целефаис, — сказал я по дороге.
   
— А какая она?
   
— Я снова в первобытном лесу со старым волком по имени Рычун. Он учит меня разным вещам.
   
— Если там есть Зооги, — сказала она, — то мы пролетали над твоим лесом, справа от реки Шай. Это ниже Врат Глубокого Сна.
   
— Может быть, — ответил я, подумав о маленьких коричневых созданиях, живущих на дубах и питающихся грибами, только когда поблизости нет людей. Рычун потешался над ними, как и почти над всем остальным.
   
Облака на западе приобрели пурпурный оттенок, а наши лапы промокли от росы. Кровь и месиво… Наверно, не помешало бы проанализировать.
   
Этой ночью мы болтали с Рычуном о том, о сем, пока не подрались, и я потерпел поражение.
  
  
   
    
23 октября
   
   
    
С утра я принялся за дело. Побранился с Тварями, потом проверил все снаружи. У нашей парадной двери лежало черное перо. Может быть, одно из перьев Ночного Ветра. Может быть, подложено одним из Открывающих, с вредным наговором. Может, просто случайное перо. Я отнес его через дорогу в поле и пописал на него.
    
Серой Метелки не было поблизости, и я пошел к Ларри. Он впустил меня, и я рассказал ему все, что произошло со времени нашей последней встречи.
    
— Нам нужно проверить этот склон холма, — сказал он. — Возможно, там в прежние времена стояла часовня.
    
— Вы правы. Хотите пойти туда сейчас?
    
— Давай.
    
Пока он ходил за курткой, я изучал его растения. У него, несомненно, были экзотические виды. Я еще не рассказал ему о Линде Эндерби, возможно потому, что он мимоходом упомянул, будто они говорили только о ботанике. Возможно, Великого Детектива и в самом деле интересовали только растения.
    
Он вернулся с курткой, и мы отправились. Когда вышли в открытое поле, стало немного ветрено. В одном месте мы пересекли цепочку бесформенных следов, ведущих к ферме Доброго Доктора, где постоянно бушевала гроза. Я понюхал их: Смерть.
    
— Большой человек снова вырвался на свободу, — заметил я.
    
— Я не ходил в ту сторону, чтобы познакомиться, — сказал Ларри. — Теперь начинаю думать, не тот ли это самый, довольно знаменитый человек, с которым я уже встречался, приехавший сюда, чтобы продолжать свою работу.
    
Он не стал развивать эту тему, поскольку в тот момент мы подошли к стреле из арбалета, торчащей из ствола дерева.
    
— Как насчет викария Робертса?
    
— Честолюбивый человек. Меня не удивит, если он задался целью остаться единственным в конце, чтобы одному воспользоваться плодами Игры.
    
— А Линет? Нет никакой необходимости в человеческих жертвоприношениях. Они просто как бы смазывают колеса.
    
— Я уже о ней думал, — ответил он. — Возможно, на обратном пути мы пройдем мимо дома викария, и ты мне покажешь, которая комната ее.
    
— Этого я и сам не знаю. Но я попрошу Серую Метелку показать мне. Потом покажу вам.
    
— Так и сделаем.
    
Мы шли дальше, и наконец пришли к склону того небольшого холма, который я определил как центр.
    
— Так это и есть то место? — заметил он.
    
— Приблизительно. Прибавьте или отнимите немного, в любую сторону. Я обычно не работаю с картой, как поступает большинство.
    
Мы немного побродили кругом.
    
— Просто обычный склон, — наконец сказал он. — Ничего в нем нет особенного, если только эти деревья не являются остатками священной рощи.
    
— Но это же молодые деревца. Мне кажется, они растут совсем недолго.
    
— Да, мне тоже. У меня странное ощущение, что в твоем уравнении все еще чего-то не хватает. Ты учитывал меня в этом варианте?
    
— Да.
    
— Мы уже обсуждали это. Если ты меня исключишь, то где окажется центр?
    
— По другую сторону холма и дальше, к югу и к востоку. Примерно на таком же расстоянии, как от вашего дома до точки через дорогу от дома Оуэна.
    
— Давай посмотрим.
    
Мы вскарабкались на холм и снова спустились с противоположной стороны. Потом пошли на юго-восток.
    
В конце концов мы пришли в болотистое место, где я остановился.
    
— Вон там, — сказал я. — Может быть, еще пятьдесят или шестьдесят шагов. Не вижу смысла залезать в грязь, если можно рассмотреть его отсюда. Здесь все выглядит одинаковым.
    
— Да. Ничего обещающего. — Он некоторое время осматривал местность. — В любом случае, — произнес он наконец, — это означает, что ты, наверное, все еще чего-то не учитываешь.
    
— Таинственный игрок? — спросил я. — Кто-то, кто затаился и не выдает себя все это время?
    
— По-видимому, дело именно в этом. Разве раньше так не случалось?
    
Я крепко задумался, вспоминая прошлые Игры.
    
— Попытки были, — сказал я. — Но другие всегда обнаруживали такого игрока.
    
— Почему?
    
— Всякое такое, — ответил я. — Кусочки, которые никак иначе не складываются.
    
— Ну?
    
— Игра уже почти в конце. Раньше никогда так надолго не затягивалось. Все обычно уже знают об остальных к этому времени, когда всего одна неделя осталась.
    
— В тех случаях, когда кто-то скрывался, как вы приступали к его обнаружению?
    
— Мы все знаем к моменту Смерти Луны. Если после этого что-то выглядит не так, и это можно объяснить только присутствием еще одного игрока, то уже достаточно возросла сила, чтобы произвести колдовские действия для определения личности этого игрока или его местонахождения.
    
— Тебе не кажется, что стоит попытаться?
    
— Да. Вы правы. Конечно, это не моя специальность. Хоть мне и известно кое-что обо всех этих действиях, но я сторож и расчетчик. Тем не менее я найду кого-нибудь другого, кто может попытаться это сделать.
    
— Кого?
    
— Еще не знаю. Мне надо сначала выяснить, кто владеет таким мастерством, а потом сделать ему формальное предложение, чтобы он поделился со мной результатами. Конечно, я с вами тоже поделюсь.
    
— А что если это будет некто, кого ты не выносишь?
    
— Не имеет значения. Существуют правила, даже когда вы пытаетесь убить друг друга. Если им не следовать, долго не протянешь. Возможно, у меня есть нечто необходимое этому лицу — умение выполнять дополнительные расчеты, или, скажем, вычислить что-нибудь еще, кроме центра.
    
— Что, например?
    
— Ну, место, где найдут труп. Место, где можно достать определенную траву. Склад, где находится конкретный ингредиент.
    
— Правда? Я ничего не знал о таких дополнительных расчетах. Насколько трудно их делать?
    
— Некоторые очень трудно. Некоторые легко.
    
Мы повернули и пошли обратно.
    
— Насколько трудно рассчитать местонахождение тела? — спросил он, пока мы поднимались на холм.
    
— На самом деле, это-то довольно просто.
    
— А что если ты попробуешь определить местонахождение того полицейского, которого мы сбросили в реку?
    
— Вот это уже сложно, поскольку здесь участвует много дополнительных переменных. Если труп просто переместили или если известно, что кто-то умер, но не известно где, — тогда это не очень трудно.
    
— Это действительно напоминает озарение, — заметил он.
    
— А когда вы говорите о своем предвидении, о способности предчувствовать, когда что-то должно случиться, или каким образом, или кто там будет присутствовать, — разве это не напоминает озарение?
    
— Нет. Я думаю, что это больше напоминает подсознательное умение использовать статистику на фоне достаточно хорошо известного поля деятельности.
    
— Ну, некоторые мои расчеты, вероятно, очень похожи на сознательный способ сделать то, что вы делаете подсознательно. Очень может быть, что вы просто интуитивный расчетчик.
    
— А этот трюк с нахождением трупа? Разве не озарение?
    
— Так только кажется со стороны. Кроме того, вы только что видели, что может произойти с моими расчетами, если мне недостает какого-то ключевого фактора. Вряд ли это можно назвать озарением.
    
— Предположим, я скажу тебе, что все утро меня тревожило сильное предчувствие, что один из игроков умер?
    
— Боюсь, это выше моих сил. Мне нужно было бы знать, кто это и некоторые обстоятельства. Я в действительности больше имею дело с фактами и вероятностями, чем с подобными вещами. Вы это серьезно, насчет предчувствия?
    
— Да, это настоящее предчувствие.
    
— А вы чувствовали то же самое, когда Графа проткнули колом?
    
— Нет. Но с другой стороны, я не думаю, чтобы его все-таки можно было считать живым, в прямом смысле слова.
    
— Увертка, увертка, — сказал я, и он уловил мою улыбку и улыбнулся в ответ. Наверное, понять другого можно только побывав в его шкуре.
    
— Ты ведь хотел показать мне Гнездо Пса? Мне стало любопытно.
    
— Пойдем, — ответил я, и мы пошли и взобрались на тот холм.
    
На его вершине мы немного побродили, и я показал ему тот камень, сквозь который нас втянуло. Надпись на нем снова превратилась в еле заметные царапины. Он тоже не смог ее разобрать.
    
— Тем не менее отсюда открывается чудесный вид, — сказал он, осматривая окрестности. — О, вон дом пастора. Интересно, принялись ли у миссис Эндерби те черенки?
    
Мне представлялась возможность. Наверное, я мог ухватиться за нее прямо сейчас и рассказать ему всю историю, от Сохо до сегодняшнего дня. Но я понял, по крайней мере, что удерживает меня от этого шага. Он напоминал мне одного моего давнего знакомого — Рокко. Рокко был крупным, вислоухим охотничьи псом, всегда веселым; радостно прыгая по жизни или завоевывая ее тяжким трудом, он всегда пребывал в таком прекрасном настроении, что некоторых это раздражало; и еще он был очень целеустремленным. Однажды на улице я окликнул его, и он без колебаний бросился через дорогу, не обращая на окружающую обстановку даже того элементарного внимания, которое свойственно любому щенку. Его переехала повозка. Я кинулся к нему, и будь я проклят, если он не выглядел счастливым при виде меня в те последние минуты. Если бы я не разевал свою пасть, он мог бы оставаться счастливым гораздо дольше. Так вот… Ну, Ларри не так глуп, как Рокко, но и он склонен к подобному энтузиазму, который долгое время подавляла стоящая перед ним большая проблема. Сейчас, по-видимому, он почти придумал какой-то способ решить эту проблему, и Великий Детектив в его нынешнем обличье очень его развлекал. Поскольку я не считал, что он может так уж много выдать, то вспомнил Рокко и сказал себе — к черту. Потом.
    
Мы спустились с холма и пошли обратно, и я выслушал его рассказы о тропических растениях, о растениях средней полосы, об арктических растениях, о дневных-ночных циклах растений, и о лечении травами у многих народов. Когда мы подходили к дому Растова, я заметил нечто, что сперва показалось мне куском веревки, свисающим с ветки дерева и раскачивающимся на ветру. Через секунду я узнал в нем Шипучку, подающего мне сигналы.
    
Я перешел на левую сторону дороги и ускорил шаги.
    
— Нюх! Я тебя искал! — крикнул он. — Он сделал это! Он сделал это!
    
— Что? — спросил я.
    
— Покончил с собой. Я нашел его в петле, когда вернулся с кормежки. Я знал, что он в депрессии, я говорил тебе…
    
— Как давно это случилось?
    
— Около часа назад, — ответил он. — Потом я пополз искать тебя.
    
— Когда ты ушел из дому?
    
— Перед рассветом.
    
— Тогда с ним было все в порядке?
    
— Да. Он спал. Вчера ночью он пил.
    
— Ты уверен, что он покончил с собой сам?
    
— Возле него на столе стояла бутылка.
    
— Это ничего не значит, учитывая то, как он пил.
    
Ларри приостановился, увидев, что я завел разговор. Я извинился перед Шипучкой и рассказал Ларри, в чем дело.
    
— Похоже на то, что ваше предчувствие было верным, — сказал я. — Но я бы не смог это рассчитать.
    
Затем мне в голову пришла одна мысль.
    
— Икона, — спросил я. — Она все еще там?
    
— На виду ее нет, — ответил Шипучка. — Но она обычно и не лежит на виду, если только он не достает ее зачем-нибудь.
    
— Ты проверял там, где он ее хранит?
    
— Не могу. Для этого нужны руки. У него под кроватью есть одна доска. Она лежит ровно и на вид ничем не отличается от других, но легко вынимается, если поддеть пальцами, у кого они есть. Под ней — пустота. Он хранит ее там, завернутой в красный шелковый платок.
    
— Я попрошу Ларри поднять доску, — сказал я. — Какая-нибудь из дверей не заперта?
    
— Не знаю. Тебе придется их проверить. Как правило, он держит их запертыми. Если они заперты, то мое окно приоткрыто, как всегда. Ты можешь поднять раму и забраться в дом этим путем.
    
Мы направились к его дому. Шипучка соскользнул вниз и последовал за нами.
    
Входная дверь была не заперта. Мы вошли и подождали, пока Шипучка нас догонит.
    
— Куда идти? — спросил я.
    
— Прямо, в эту дверь.
    
Мы так и сделали, и вошли в комнату, которую я видел снаружи, когда заглядывал в окно. И Растов висел там, на веревке, привязанной к балке, всклокоченные черные волосы и борода обрамляли его бледное лицо, черные глаза вылезли из орбит, струйка крови, выбежавшая из левого угла его рта на бороду, засохла и стала похожа на темный шрам. Лицо его было опухшим, пурпурного цвета. Рядом лежал опрокинутый стул.
    
Мы всего секунду смотрели на его останки, и я вспомнил вчерашнее замечание старого кота. Не об этой ли крови он говорил?
    
— Где спальня? — спросил я.
    
— Сзади, за этой дверью, — ответил Шипучка.
    
— Пошли, Ларри, — сказал я. — Вы нам нужны, чтобы поднять доску.
    
В спальне был ужасный беспорядок, повсюду груды пустых бутылок. Постель скомкана, белье пахнет застарелым человеческим потом.
    
— Под кроватью есть не прибитая доска, — обратился я к Ларри. Потом спросил Шипучку: — Какая именно?
    
Шипучка заполз под кровать и остановился на третьей доске.
    
— Вот эта, — сказал он.
    
— Та, на которую показывает нам Шипучка, — сообщил я Ларри. — Поднимите ее, пожалуйста.
    
Ларри опустился на колени, протянул руку и ногтями поддел край доски. Она сразу же поддалась, и он осторожно поднял ее.
    
Шипучка заглянул внутрь. Я заглянул внутрь. Ларри заглянул внутрь. Красный платок все еще лежал там, но куска дерева размером три на девять дюймов, раскрашенного мрачными красками, там не было.
    
— Пропала, — прокомментировал Шипучка. — Наверное, она где-то в той комнате, с ним. Наверное, мы ее не заметили.
    
Ларри положил доску на место, и мы вернулись в комнату, где висел Растов. Мы тщательно искали, но ее, по-видимому, там не было.
    
— Не думаю, что он покончил с собой, — в конце концов сказал я. — Кто-то одолел его, пока он был пьян или с похмелья, и повесил. Они хотели, чтобы все выглядело так, будто он сам это сделал.
    
— Он был довольно сильным, — ответил Шипучка. — Но если он опять начал утром пить, то, возможно, не мог как следует защищаться.
    
Я изложил наши выводы Ларри, который кивнул в ответ.
    
— А в доме такой беспорядок, что нельзя сказать наверняка, происходила ли здесь борьба, — сказал он. — Хотя, с другой стороны, убийца мог потом поставить все на место. Мне придется пойти к констеблю. Скажу ему, что зашел по дороге, увидел, что дверь открыта, и вошел в дом. По крайней мере, я и раньше заходил сюда. Не то чтобы мы никогда прежде не встречались. Откуда ему знать, что мы были не настолько хорошо знакомы.
    
— Думаю, это лучше всего, — одобрил я. Взглянув снова на труп, добавил: — По его одежде тоже ничего не определишь. Похоже, что он спал в ней, и не один раз.
    
Мы вернулись обратно в первую комнату.
    
— Что ты теперь собираешься делать, Шипучка? — спросил я. — Хочешь переехать к нам с Джеком? Это, возможно, самый простой выход, ведь мы, Закрывающие, должны держаться вместе.
    
— Я так не думаю, — прошипел он. — Думаю, я покончил с Игрой. Он был добрым человеком. Он хорошо обо мне заботился. Он заботился о людях, обо всем мире. Как это называется у людей — сострадание. Этого у него было много. Это было одной из причин того, что он так много пил, как мне кажется. Он слишком остро ощущал чужую боль. Нет. С Игрой я покончил. Теперь уползу обратно в лес. Я все еще не забыл кое-какие норки, места, где мыши роют свои ходы. Теперь оставьте меня здесь ненадолго одного. Я тебя еще найду, Нюх.
    
— Делай, как тебе лучше, Шипучка, — сказал я. — А если зима станет слишком холодной, то ты знаешь, где мы живем.
    
— Знаю. Прощай, Нюх.
    
— Счастливо.
    
Ларри выпустил меня на улицу, и мы вернулись обратно на дорогу.
    
— Так я пойду сюда, — сказал он, поворачивая направо.
    
— А я — сюда.
    
Я свернул налево.
    
— Скоро опять встретимся и продолжим, — сказал он.
    
— Да.
    
Я отправился домой. «И ты потеряешь друга» — старый кот и об этом тоже говорил. Я только сейчас вспомнил его слова.
    
Джека дома не было, и я быстро сделал обход, оставив все в полном порядке. Выйдя снова из дому, я пришел по его следам к дому Сумасшедшей Джил.
    
Серая Метелка наблюдала за мной со стены.
    
— Привет, Нюх, — сказала она.
    
— Привет, Серая. Джек у вас?
    
— Да, он в доме, обедает с хозяйкой. У него кончились припасы, и она решила подкормить его перед поездкой.
    
— Поездка? — спросил я. — Какая поездка?
    
— Поездка за покупками, в город.
    
— Он действительно говорил что-то о нехватке необходимых продуктов и что скоро надо будет съездить на рынок…
    
— Да. Поэтому он послал за каретой. Она должна приехать примерно через час. Приятно будет снова побывать в городе.
    
— Ты тоже едешь?
    
— Мы все едем. Хозяйке тоже надо кое-что купить.
    
— Разве нам с тобой не следует остаться дома, чтобы охранять?
    
— У хозяйки есть очень хорошее охранное заклинание, действующее целый день, и она с вами поделится. Оно также сохраняет изображение тех, кто захочет пробраться в дом. Насколько я понимаю, мы отчасти и едем все вместе, чтобы посмотреть, не попытается ли кто-нибудь проделать это. Все увидят, как мы проедем в карете. Вернувшись, мы, возможно, узнаем, кто наши самые серьезные враги.
    
— Это было решено недавно, как я понимаю?
    
— Только сегодня утром, пока тебя не было.
    
— Возможно, время выбрано удачно, — признал я, — когда до большого события осталась всего неделя, и в свете всего происходящего.
    
— О? — Она поднялась, потянулась и спрыгнула со стены. — Есть что-то новое?
    
— Пойдем со мной, — ответил я.
    
— Куда?
    
— К дому викария. Ты сказала, у нас есть еще час.
    
— Ладно.
    
Мы вышли со двора и пошли на юг.
    
— Да, — сказал я ей по дороге. — Мы потеряли безумного монаха. — И я рассказал ей об утренних событиях.
    
— И ты считаешь, это сделал викарий? — спросила она.
    
— Вероятно. По-видимому, он самый воинственный из игроков. Но я не потому хотел посетить его дом. Я просто хочу узнать местонахождение той комнаты, где он держит взаперти Линет.
    
— Конечно, — сказала она. — Если он завладел кольцом Графа и Альхазредской иконой, и еще у него магическая чаша, то он сможет сотворить довольно много неприятностей до следующей недели. Ты говорил, что они увеличили, главным образом, его технические возможности, и я думала, что это касается церемонии. Но он может причинить с их помощью вред людям уже сейчас. Я спрашивала у хозяйки.
    
— Ну, это и есть технические возможности.
    
— Но ты вел себя так, будто это не имеет значения.
    
— Я и сейчас еще так считаю. Он был бы глупцом, если бы использовал эти орудия таким образом, тогда как ему следует полагаться на собственные способности. Эти орудия имеют свойство обратного воздействия, если их используют не тогда, когда надо. Он может в конце концов нанести себе большой урон, если только он не подлинный мастер, в чем я сомневаюсь.
    
— Как ты можешь быть в этом уверен?
    
— Сомневаюсь, чтобы мастер бегал по округе с арбалетом, стреляя в летучих мышей, или планировал человеческое жертвоприношение, когда в том нет необходимости — просто на всякий случай. Он не уверен в своих силах. Настоящий мастер стремится к ограничению операций, а не к их расширению.
    
— Ты рассуждаешь правильно, Нюх. Но если он чувствует себя слишком неуверенно, не может ли у него возникнуть искушение попробовать действие орудий на остальных, просто для того, чтобы сузить круг и облегчить себе задачу позднее?
    
— Если он настолько глуп, последствия падут на его собственную голову.
    
— А тот, против кого он направит свою силу, ты о нем подумал? Это можешь быть и ты.
    
— Насколько я понимаю, если у тебя чистое сердце, ты в безопасности.
    
— Постараюсь запомнить это.
    
Когда мы пришли к дому викария, она повела меня вокруг дома, к его тыльной стороне.
    
— Вон там, наверху, — сказала она, глядя на окно прямо над головой. — Это ее комната.
    
— Я ее никогда здесь не видел, — заметил я.
    
— Со слов Текелы я поняла, что она заперта уже несколько недель.
    
— Интересно, крепко заперта?
    
— Ну, насколько я знаю, она не выходит из дома. И я говорила тебе, что видела цепочку у нее на ноге.
    
— Толстую цепочку?
    
— Трудно сказать. Хочешь, чтобы я взобралась туда и еще раз взглянула?
    
— Может быть. Интересно, дома ли викарий?
    
— Мы можем проверить конюшню, посмотреть, там ли его лошадь.
    
— Давай так и сделаем.
    
Итак, мы направились к маленькой конюшне в глубине заднего двора и вошли в нее. Там было два стойла, и оба пустовали.
    
— Уехал в гости, — сказала она.
    
— Что вам надо? — раздался голос со стропил.
    
Посмотрев вверх, я увидел ворону-альбиноса.
    
— Привет, Текела, — сказала Серая Метелка. — Мы просто проходили мимо и зашли узнать, слышала ли ты новость о Растове.
    
Последовало короткое молчание, потом она спросила:
    
— А что с Растовым?
    
— Он мертв, — ответила Серая Метелка. — Повесился.
    
— А что змея?
    
— Уползла обратно в лес.
    
— Хорошо. Мне никогда не нравились змеи. Они разоряют гнезда, поедают яйца.
    
— А у тебя есть новости?
    
— Только то, что большой человек опять появлялся.
    
В доме на ферме разгорелся спор, и он забрался в конюшню и некоторое время сидел там, скорчившись, в углу. Добрый Доктор пошел за ним, и они еще поспорили. После чего он убежал в ночь. Но все же вернулся потом обратно.
    
— Интересно, о чем они спорили.
    
— Не знаю.
    
— Ну, мы пойдем. До свидания.
    
— Да.
    
Мы удалились и вернулись к дому викария. Серая Метелка оглянулась.
    
— Ей нас не видно со стропил, — сказала она. — Хочешь, чтобы я забралась наверх?
    
— Погоди, — ответил я. — Хочу попробовать один трюк, которому научился у Ларри.
    
Я подошел к задней двери и снова оглянулся на конюшню. Не заметил никаких белых пятен. Поднявшись на задние лапы, я облокотился передней лапой о дверь, чтобы удержать равновесие, постоял так секунду, потом поднял вторую лапу и ухватился за ручку, нажимая по направлению к центру. Поворачиваясь всем телом, я давил на нее. Мне пришлось сделать три попытки, чтобы половчее захватить ее лапами. На третий раз ручка повернулась со щелчком, и дверь под моей тяжестью открылась внутрь. Я опустился на все четыре и вошел.
    
— Да, это действительно трюк, — сказала она. — Ты не чувствуешь никакой охраны?
    
— Нет.
    
Я толкнул дверь плечом, почти закрыв ее. Нужно, чтобы она открывалась лапой, и быстро, на обратном пути.
    
— Что дальше? — спросила она.
    
— Давай найдем лестницу. Мне хочется посмотреть, чем привязана эта девочка.
    
По дороге мы задержались в кабинете, и она показала мне чашу и череп. Чаша действительно была подлинной. Я ее видел много раз раньше. Ни икона, ни кольцо не лежали на виду, и у меня не было времени проверить свое искусство на ящиках стола. Мы вернулись к поискам лестницы.
    
Она находилась у западной стены. Мы поднялись по ней, и Серая Метелка повела меня к комнате Линет. Дверь была закрыта, но явно незачем было ее запирать, раз девочка прикована цепочкой.
    
Я снова попробовал трюк с дверью, и он сработал с первого раза. Нужно будет узнать, нет ли у Ларри других, таких же полезных…
    
Когда мы вошли, глаза Линет широко раскрылись, и она произнесла:
    
— О!
    
— Я потрусь об нее и позволю ей погладить меня, — сказала Серая Метелка. — Это доставляет людям удовольствие. Ты сможешь рассматривать цепочку, пока я буду заниматься этим.
    
В действительности меня больше всего интересовали замки. Но едва только я двинулся к кровати, как услышал отдаленный стук копыт, приближающийся очень быстро.
    
— Ого! — сказала Серая Метелка сквозь мурлыканье, пока девочка гладила ее и говорила ей, какая она красивая. — Должно быть, Текела увидела, что мы вошли, полетела и подняла тревогу.
    
Я закончил свой осмотр. Цепь была достаточно толстой, чтобы выполнить свою задачу, а замок, крепивший ее к раме кровати, впечатляюще массивным. Тот, который крепил цепь к лодыжке Линет, был поменьше, но все-таки едва ли с ним можно справиться за одну секунду.
    
— Я увидел достаточно, — сказал я, а стук копыт раздался уже возле дома, свернул за угол, и я услыхал, как тяжело отдувается лошадь.
    
— Бежим домой! — сказала Серая Метелка, спрыгнула на пол и помчалась к лестнице.
    
Всадник слезал с коня, пока мы добежали до второго этажа. Через пару секунд я услышал, как открылась задняя дверь, потом захлопнулась.
    
— Плохо, — сказала Серая Метелка. Потом прибавила:
    
— Я могу отвлечь викария.
    
— К черту викария! Я собираюсь высадить окно в кабинете!
    
Я добежал до угла, когда этот разъяренный человечек показался из-за противоположного угла, с хлыстом в руке. Мне пришлось притормозить, чтобы свернуть в комнату, и он опустил его на мою спину. Прежде чем он успел ударить еще раз, Серая Метелка прыгнула прямо ему в лицо, выпустив все свои когти.
    
Я скачками пронесся через комнату, слыша крики за спиной, и выпрыгнул в окно, зажмурив глаза при ударе. Я утащил за собой всю раму, переплеты и все остальное. Затем обернулся, ища Серую Метелку.
    
Ее не было видно, но я услыхал, как она взвыла в комнате. Двумя скачками и одним прыжком я вернулся обратно. Он держал ее за задние лапы высоко над полом и замахивался хлыстом. Когда хлыст опустился, она вскрикнула, и он отпустил ее, потому что не ожидал, что я вернусь, не говоря уже о том, что брошусь на него, сперва припав к полу, прижав уши и с рычанием в глотке, позаимствованным прямо из моего последнего урока у Рычуна.
    
Он замахнулся хлыстом, но я проскочил под ним. Если бы Серая Метелка погибла, я бы его прикончил. Но тут она крикнула: «Я ухожу!» — как раз когда я ударил его лапами в грудь, повалив на спину.
    
Челюсти мои были раскрыты, и я метил ему в глотку. Но я услышал, как она выскочила в окно, повернул голову и здорово тяпнул, раздался хруст хрящей, когда мои зубы вонзились в его правое ухо. Потом я спрыгнул с него, и через комнату последовал за Серой Метелкой под аккомпанемент его воплей.
    
— Хочешь мне на спину? — окликнул я ее.
    
— Нет! Бежим дальше!
    
Мы бежали всю дорогу домой. Когда мы уже лежали перед домом, я пыхтел, а она вылизывалась, я сказал:
    
— Прости, что втянул тебя в это, Серая.
    
— Я знала, на что иду, — ответила она. — Что ты с ним сделал?
    
— Кажется, прокусил ему ухо.
    
— Зачем?
    
— Он сделал тебе больно.
    
— Мне делали гораздо больнее.
    
— Это его не оправдывает.
    
— Теперь у тебя первоклассный враг.
    
— У дураков нет класса.
    
— Дурак может попробовать свои орудия против тебя. Или что-нибудь еще.
    
Я прервал свое пыхтение, чтобы вздохнуть. Как раз в этот момент тень, похожая на птицу, скользнула мимо. Взглянув вверх, я не удивился, увидев улетающую Текелу.
    * * *
    
После обеда я быстренько сделал обход, потом приехала карета, мы все сели в нее и отправились в город. Места оказалось достаточно, и я устроился у окна, а Серая Метелка свернулась клубком на сиденье напротив. Хозяин и хозяйка сидели друг против друга справа от меня, тоже у окна, и беседовали. У меня осталось всего несколько порезов от стекла, а вот на боку у Серой Метелки вздулся уродливый рубец. Когда я думал о викарии, сердце мое не было чистым.
    
Я следил за небом. Мы не проехали еще и мили, как я снова заметил Текелу. Она покружилась над каретой, потом спустилась пониже, чтобы заглянуть внутрь. И улетела. Я не стал будить Серую Метелку, чтобы сообщить ей об этом.
    
Небо было затянуто облаками, и иногда карету сотрясали порывы ветра. Когда мы проезжали мимо цыганского табора, там было мало движения, и никакой музыки. Я слушал, как стучат копыта лошадей, и как они тихо жалуются на колеи и на склонность кучера налегать на кнут в конце длинного дня. Хорошо, что я не лошадь.
    
Спустя долгое время мы подъехали к мосту и пересекли реку. Я выглянул вниз, на грязную воду, и подумал о том, куда же доплыл полицейский. Интересно, была ли у него семья.
    
Когда мы ехали по Флит Стрит к Стрэнду и затем вниз к Уайтхолу, я время от времени то тут, то там замечал белую ворону, следящую за нами. Несколько раз мы по дороге останавливались, чтобы сделать покупки, и наконец, когда мы выгрузились в Вестминстере, районе многих наших полуночных прогулок, Джек сказал мне:
    
— Давай встретимся здесь примерно через полтора часа. Нам еще надо купить несколько вещей, известных только посвященным.
    
Меня это устраивало, так как я люблю бродить по улицам города. Серая Метелка повела меня посмотреть на конюшни, где она когда-то обреталась.
    
Мы провели большую часть этого часа гуляя, вдыхая смесь разнообразных запахов, наблюдая за прохожими. Свернув в проход между домами, чтобы срезать путь, и пройдя его половину, я явственно почувствовал, что что-то не так. Это случилось за несколько секунд до того, как приземистая фигура викария вынырнула из спрятанной в глубине двери, с огромной повязкой на ухе и нашлепками поменьше на щеках. На его плече сидела Текела, ее белые перья сливались с повязкой, что придавало его голове гротескный, скособоченный вид. Должно быть, она сообщала ему о направлении моих передвижений. Я оскалился на них и продолжал идти вперед. Потом услышал позади шаги. Двое с палками выскочили из другой двери и уже бросились на меня, размахивая ими. Я попытался развернуться к ним, но было слишком поздно. Я услышал смех викария как раз в то мгновение, как одна из дубинок опустилась на мою голову. Последнее, что я увидел, была Серая Метелка, несущаяся назад по проходу.
    
Я очнулся в грязной клетке, тошнотворный запах стоял у меня в носу, в глотке, в легких. Я понял, что мне дали хлороформ. Сердце болело, спина болела. Несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, чтобы очистить дыхательный аппарат. Отовсюду вокруг меня раздавались рычание, визг, душераздирающее мяуканье и слабый, резкий, болезненный лай. Когда ко мне вернулось чувство обоняния, разнообразные собачьи и кошачьи запахи окружили меня. Я поднял голову и поглядел вокруг, но тут же пожалел об этом.
    
Искалеченные животные занимали ближние и дальние клетки — собаки и кошки без хвостов, или без необходимого количества лап, слепой щенок с отрезанными ушами, кошка, у которой отсутствовали большие куски шкуры и виднелось голое мясо, которое она лизала, непрерывно мяукая. Что за безумное место? Я быстро проверил себя, чтобы убедиться, что я еще цел.
    
В центре комнаты стоял операционный стол, возле него — большой поднос с инструментами. На крючках рядом с дверью висело несколько некогда белых лабораторных халатов, покрытых подозрительными пятнами.
    
Когда в голове у меня прояснилось и ко мне вернулась память, я понял, что произошло. Викарий отдал меня в руки вивисектора. По крайней мере, Серая Метелка спаслась. Это уже кое-что.
    
Я осмотрел дверцу своей клетки. Она была заперта на довольно простую задвижку, но сетка оказалась слишком густой, чтобы я мог просунуть сквозь нее лапу и открыть ее. И сетка слишком прочная, чтобы ее можно было легко перекусить или порвать когтями. Что бы посоветовал Рычун? В первобытном лесу все гораздо проще.
    
Самым разумным было притвориться покорным, когда за мной придут, потом, как только откроют дверцу, броситься в атаку. Но у меня было такое чувство, что не я первый придумал такой план, а где сейчас все остальные? И все же, не мог же я просто лежать там и вносить вклад в медицинскую науку. Поэтому, если не подвернется ничего лучше, я решил попытаться осуществить этот план, когда за мной придут.
    
Конечно, когда они пришли, то были к этому готовы. У них имелся большой опыт по части клыков, и они знали, как взяться за дело. Их было трое, и двое носили на руках стеганые рукавицы по локоть. Когда я провел операцию «очнулся-бросился-укусил», то получил в зубы стеганую руку, меня схватили за лапы и держали, а кто-то из них больно вывернул мое ухо. Они действовали очень эффективно, и через минуту привязали меня к столу. Интересно, как долго я был без сознания.
    
Я слушал их разговор, пока они начинали свои приготовления.
    
— Странно, что он так хорошо заплатил нам за работу с этим псом, — произнес тот, который выворачивал мое ухо.
    
— Ну, это странное дело и действительно требует дополнительной работы, — ответил тот, что раскладывал инструменты аккуратными короткими рядами. — Принесите чистые ведра для кусков. Он очень настаивал на том, чтобы когда мы будем отдавать ему по кусочку для свечей, там не было примесей другой крови и прочего материала.
    
— А откуда ему знать?
    
— За те деньги, что он платит, он может получить, что ему надо.
    
— Придется мне их отскрести.
    
— Так сделай это.
    
Короткая пауза, звук текущей воды, который заглушил часть стонов и криков, уже начинающих доставать меня.
    
— А где контейнер для головы?
    
— Я оставил его в той комнате.
    
— Принеси. Хочу, чтобы все было под рукой. Славный песик. — Он потрепал меня по голове, пока ожидал. Кляп, который они мне вставили, помешал мне высказать свое мнение по этому поводу.
    
— Он какой-то странный, — сказал третий, худой блондин с очень плохими зубами, до сих пор молчавший. — Что такого особенного в свечах из собачьего жира?
    
— Не знаю и знать не хочу, — сказал тот, что погладил меня, большой, мясистый человек с ярко-голубыми глазами, и снова повернулся к своим инструментам. — Мы даем клиенту то, за что он платит.
    
Тут вернулся другой — низенький человек с широкими плечами, большими ладонями и с дергающимся уголком рта. Он нес нечто, напоминающее огромных размеров судок для еды.
    
— Теперь готово, — сказал он.
    
— Хорошо. Тогда станьте вокруг и начнем урок.
    
И тут я услышал этот звук — Дзззанн! — пронзительный визг, снижающийся до низкого гудения с периодичностью около трех секунд. Он находится за пределами человеческого слуха, и сопровождает основное заклятие, вначале окружающее его носителя на расстоянии примерно полутораста ярдах. Дзззанн!
    
— Сперва я отделю его левую заднюю ногу, — начал мясистый, протягивая руку за скальпелем.
    
Дзззанн! Остальные придвинулись ближе, держа инструменты для него наготове. Дзззанн! Конечно, к этому моменту круг может быть уже меньшим. В наружную дверь громко забарабанили.
    
— Дьявол! — произнес мясистый.
    
— Посмотреть, кто там? — спросил низенький.
    
— Нет. Мы оперируем. Он может прийти потом, если это важно.
    
Дзззанн! Звук раздался снова, громче; на этот раз он явно шел от человека, который стучал в дверь.
    
— Наглый невежа!
    
— Хулиган!
    
— Негодяй!
    
Дзззанн! Раздавшийся в третий раз стук прогремел так, будто сильный человек наносил удары плечом в дверь, пытаясь выломать ее.
    
— Какой наглец!
    
— Может, поговорить с ним?
    
— Да, поговори.
    
Коротышка успел сделать один шаг к двери, когда из соседней комнаты донесся скрип ломающегося дерева и следом громкий треск.
    
Дзззанн! Тяжелые шаги раздались в соседней комнате. Затем дверь прямо напротив меня распахнулась. Джек стоял на пороге, уставившись на клетки, на вивисекторов, на меня, лежащего на столе. Из-за его ног выглядывала Серая Метелка.
    
— Кем это ты себя вообразил, что вламываешься в частную лабораторию? — спросил мясистый.
    
— …Прерываешь научные исследования? — произнес высокий.
    
— …И сломал нашу дверь? — добавил коротышка с широкими плечами и большими ладонями.
    
Дзззанн! Теперь я видел его, нечто напоминающее черный смерч, который окружал Джека, уходя во внутрь. Если он полностью войдет в него, Джек больше не сможет контролировать свои действия.
    
— Я пришел за своим псом, — сказал он. — Вон он, у вас на столе.
    
Он шагнул вперед.
    
— Как бы не так, парень, — сказал мясистый. — Это особая работа для особого клиента.
    
— Я его забираю и ухожу.
    
Мясистый поднял скальпель и двинулся вокруг стола.
    
— Эта штука может сделать поразительные вещи с лицом, красавчик, — сказал он.
    
Другие тоже взялись за скальпели.
    
— Думаю, ты никогда еще не встречал человека, который действительно умеет резать, — сказал мясистый, приближаясь к нему.
    
Дзззанн! Смерч вошел в него, и глаза его зажглись чудным светом, он вынул из кармана руку, и пойманный звездный свет высветил письмена на клинке.
    
— Добро пожаловать, — сказал тогда Джек сквозь оскаленные в усмешке зубы, продолжая идти вперед.
    
Когда мы уходили, я понял, что старый кот снова оказался прав насчет морей крови и кровавого месива. Интересно, какой бы свет получился из них.
   
  
  
   
    
24 октября
   
   
Когда вчера вечером сняли охранный заговор, узнали, что в сумерках прилетал Ночной Ветер, пытался заглядывать в окна. И еще Плут. И огромное, тощее, похожее на волка создание. А Тварей все еще удерживали на месте заклинания, хоть они и старались выбраться изо всех сил. Я чувствовал себя хуже обычного, но собрался с силами, отправился к церкви и прошелся мимо нее пружинящей походкой. Текела сидела на крыше, она встрепенулась и внимательно смотрела на меня, когда я проходил мимо, но мы не заговорили друг с другом. Однако, отойдя на некоторое расстояние и оглянувшись, я увидел, что она улетела. Хорошо. Вернулся домой и лег спать.
   
Сегодня утром узнал от Ларри, что миссис Эндерби сбежала в город, как только пронесся слух о смерти Растова. Позже, днем, появился Великий Детектив и осмотрел останки и дом. Я рассказал Ларри, что случилось в тот вечер, после того, как мы с ним расстались, и он заверил меня, что вчера вечером не подходил к нашему дому. Он сообщил мне, что намерен спасти Линет, но пока ей ничего не угрожает. Если он освободит ее слишком рано, будет предпринято преследование, как физического, так и не физического характера, теперь, когда сила так быстро нарастает; и что еще более важно, у викария будет время осуществить другие планы, которые поставили бы под угрозу какого-нибудь ни в чем не повинного человека. Очень важно правильно рассчитать время, сказал он. Лишить таким поступком викария части его силы будет, по его мнению, его основной ролью во всех событиях. Я заверил его, что помогу ему всеми силами. Потом я долго отдыхал и нанес визит Серой Метелке.
   
Поздно ночью зарядил нудный, моросящий дождь. Джек был в своей лаборатории, занимался дистилляцией, или чем-то в этом роде. Я, конечно, поговорил с ним вчера, между двенадцатью и часом ночи, поведав обо всех подробностях моих приключений.
   
— Не ставят ли тебя в несколько… э-э… неловкое положение твои отношения с Джил, на такой поздней стадии Игры? — спросил я уже ближе к часу ночи.
   
— У нас чисто профессиональные отношения, — ответил он. — Кроме того, она хорошо готовит. А как насчет тебя и кошки?
   
— Мы неплохо ладим, — сказал я. — А тебе никак не удастся заставить Джил передумать насчет открывания?
   
— Наверно, нет, — ответил он.
   
— Но она не навела тебя на мысли о переходе на другую сторону, надеюсь?
   
— Конечно, нет!
   
— Ну, если мне позволено будет высказаться в открытую…
   
Но тут часы пробили час, и я не смог этого сделать.
   
Некоторое время я наблюдал за потоками дождя на темных стеклах окон, потом сделал обход и еще немного поспал.
   
Когда все силы преисподней вырываются на свободу рядом с нами, они проделывают это с блеском. Меня разбудил оглушительный удар грома, раздавшийся, казалось, прямо над головой; а блеск молнии я увидел даже сквозь закрытые веки. Я внезапно очутился в передней, сам не знаю, как я туда попал. Тем не менее, в моей памяти грозовые раскаты смешались со звоном разбитого стекла.
   
Зеркало разлетелось на куски. Твари выползали наружу. Я тотчас же принялся лаять. Из комнаты, где работал Джек, послышалось восклицание, за которым последовал звук падения какого-то инструмента или книги. Потом дверь распахнулась, и он поспешил ко мне. Увидев ползунов, он крикнул: «Нюх, найди какой-нибудь контейнер!» — и вернулся в лабораторию, и я слышал, как он открыл бюро.
   
Я огляделся. Помчался в гостиную, а гады за моей спиной расползались, подобно медленной приливной волне. Наверху Тварь в Паропроводе начала биться в стенки своей тюрьмы с чудовищной яростью. Я услышал, как треснуло дерево от удара. И с Чердака тоже доносился грохот. Еще одна вспышка превратила ночь за окном в белый день, а последовавший за ней удар грома заставил весь дом содрогнуться.
   
В гостиной не было ничего похожего на Зеркало, но на столике рядом с дверью стояла наполовину полная (наполовину пустая?) бутылка портвейна рубинового цвета. Вспомнив, что эта разновидность вина создает чары внутри бутылки, я встал на задние лапы и столкнул бутылку передней лапой со стола так, чтобы она упала на коврик, а не на деревянный пол. Она не разбилась, и пробка осталась на месте. Еще одна вспышка и еще удар грома. Твари наверху продолжали шуметь, и все указывало на то, что обитатель Паропровода скорее всего уже выбрался на свободу. Взглянув в прихожую, я увидел что исход Тварей из Зеркала продолжается. Послышались шаги Джека. Сверхъестественное сияние начало заливать комнату и прихожую, и его нельзя было отнести только за счет внутреннего свечения пресмыкающихся.
   
Выкатывая бутылку в прихожую, я увидел Джека, стоящего в дальнем ее конце с волшебной палочкой в руке. Это была нешуточная палочка, та самая, которую он раньше использовал для перемещения ползунов из одного Зеркала в другое, но не могущественное древнее орудие для Игры — Закрывающая Волшебная Палочка, которая тоже имелась в его распоряжении. Когда он становится хозяином Ножа (или наоборот), то нож не является инструментом Игры, в специальном смысле, хотя и может использоваться в процессе Игры. Нож — это воплощение его заклятия, и одновременно — особый источник его власти. Он увидел меня и бутылку в то же мгновение, как я увидел его самого.
   
Джек поднял палочку и с ее помощью раздвинул текущую между нами массу.
   
Потом пошел по проходу, а масса смыкалась за его спиной. Подойдя ко мне, он поднял бутылку, держа ее в левой руке, и вытащил пробку зубами. Раздался новый раскат грома, и сверхъестественный свет приобрел определенно зеленоватый оттенок, от чего Джек стал похож на мертвеца.
   
Над головой послышались скребущие звуки, и желтоглазая Тварь из Паропровода прыгнула с лестницы вниз, ломая по дороге перила.
   
— Займись ею, Нюх! — крикнул Джек. — Я не могу! — и он переключил внимание и палочку на Тварей из Зеркала, заставляя ближайших к нему заползать в бутылку.
   
Я собрался в комок и прыгнул через поток ползучих тварей, потом двинулся к началу лестницы, оскалив зубы и ощетинившись. Тварь спускалась по лестнице. Плохо, что у нее слишком короткая шея. Я понимал, что придется вырвать ей глотку. Вокруг нее стоял ореол зеленого света, а дождь барабанил так, будто на крышу и в окна швыряли гравий. Тварь вытянула лапы, заканчивающиеся очень острыми когтями, широко расставила их, и я понял, что надо прыгать немедленно и сейчас же отскочить обратно, проделав всю операцию в считанные секунды, если хочу отделаться сравнительно легкими ранами, что было необходимо для дальнейших боев со следующим противником, который, как я слышал, уже слезал по лестнице с Чердака. Снова сверкнула молния. Я испустил рычание под аккомпанемент грома и прыгнул под неудобным углом.
   
Отлетая прочь, я ударился о стену, потому что Тварь нанесла мне удар лапой, когда мои челюсти сомкнулись, как капкан, и я повернулся всем телом и рванул кусок из ее глотки прежде, чем разжал зубы и отлетел назад. К счастью, она попала по мне лапой, а не когтями. Я упал, на мгновение лишившись сознания, на пол, в пасти у меня остался жуткий привкус, а Тварь с Чердака появилась на лестничной площадке и начала спускаться по ступеням.
   
При виде Твари из Паропровода, кружащейся на месте и хватающейся за свою глотку, из которой капала дымящаяся жидкость, Тварь с Чердака на секунду замерла, оглядывая бойню. Затем бросилась вниз.
   
Я заставил себя встать, приготовившись встретить ее, так как она оттолкнула вертящуюся Тварь в сторону и продолжала наступать. Однако умирающая Тварь, по-видимому, приняла это за очередное нападение и, бросившись на нее, рванула когтями. Тварь с Чердака схватила ее, рыча, и вцепилась в искаженную морду. За моей спиной двигался Джек, загоняя ползунов в бутылку. Мгновение спустя перила не выдержали, и сцепившаяся парочка полетела с лестницы вниз.
   
Снова сверкнула молния, и еще раз, и еще загремел гром и уже не прекращался, превратившись в постоянный аккомпанемент; следующие вспышки прорезали небо, ударили в окна, и разлитый повсюду зеленый свет стал ярким до рези в глазах. Шум дождя уже невозможно было расслышать. Дом начал сотрясаться и трещать. С каминной полки, трепеща листками, слетали номера журнала «Стрэнд Мэгэзин». Со стен падали картины, собрания сочинений Диккенса и Сюрти валились с полок; вазы, канделябры, бокалы и подносы сползали со столов; штукатурка, как снег, сыпалась с потолка. Принц Альберт глазел на эту метель сквозь треснувшее стекло. Мартин Фракуар Таппер лег сверху на Элизабет Баррет Браунинг, у обоих оторвались переплеты.
   
Когда Тварь с Чердака поднялась, тряся головой, вращая глазами, бросая вокруг яростные взгляды, — вторая осталась лежать на полу, из ее разорванной глотки все еще шел пар, голова была свернута набок.
   
Мне показалось, что я услышал голос Рычуна, советующий мне снова рискнуть вцепиться в глотку, и я прыгнул вперед, пытаясь повторить предыдущий трюк.