1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 

Только
после этого
попробовали
гомеопатию,
а за­тем и аюрведу,
но
было уже слишком
поздно.

Шри
Бхагаван
придерживался
своего обычного
ежедневного
распорядка,
пока это не
стало физически
невозможным.
За час до восхода
солнца он принимал
утреннюю ванну,
в установленные
часы, утром и
ве­чером, садился
в постели и
давал даршан,
просмат­ривал
переписку
Ашрама и читал
оттиски публикаций
Ашрама, часто
высказывая
мысли. После
января он стал
слишком слаб,
чтобы сидеть
в Холле и давать
даршан.
Через
дорогу, как раз
к востоку от
Холла, по­строили
небольшую
ванную комнату
с прихожей, и
по­следние
дни он оставался
там. Здесь была
маленькая
тесная веранда
на открытом
воздухе, где
установили
его кушетку,
и вплоть до
самого конца
почитатели,
ко­торых его
болезнь сотнями
привела в
Тируваннамалай,
все еще имели
даршан.
Махарши
не допускал
никакого перерыва
в давании даршана,
пока
это было еще
воз­можно. Обычно
утром и после
полудня преданные
си­дели перед
верандой, глядя
ему в лицо. Позже,
когда Шри Бхагаван
стал слишком
слаб для этого,
они гусь­ком
проходили мимо
открытой двери
его комнаты,
ут­ром и вечером.
Однажды состояние
Махарши вызвало
тревогу и даршан
прекратили,
но как только
он смог заметить
это, то выразил
неудовольствие
и приказал
возобновить
его.

Группа
почитателей
ежедневно пела
молитвы и песни
преданности
за его выздоровление.
Шри Бха­гавана
спросили об
их действенности,
и он ответил,
улыбаясь: «Конечно,
желательно
заниматься
добрыми делами.
Пусть они
продолжают».

Опухоль
вернулась как
раз над незажившей
раной. Теперь
она была вверху,
около плеча,
и весь организм
был отравлен,
так что наступила
жестокая анемия.
Врачи говорили,
что боль должна
быть страшной.
Лю­бую пищу
Шри Бхагаван
мог принимать
только с тру­дом.
Изредка он
стонал во сне,
но не подавал
других признаков
боли. Время от
времени из
Мадраса при­езжали
врачи осмотреть
его, и он был
вежлив и го­степриимен
как всегда. До
самого конца
его первым
вопросом
был, получили
ли они пищу и
хорошо ли о них
заботились.

Его чувство
юмора также
сохранилось.
Махарши, бывало,
подшучивал
над опухолью,
словно она была
чем-то, что к
нему отношения
не имеет. Какая-то
жен­щина, в горе,
билась головой
о столб недалеко
от его комнаты.
Он взглянул
удивленно и
сказал: «О, я
думал, что она
пытается расколоть
кокос».

Разговаривая
со служителями
и Т. Н. Кришнасвами,
врачом и преданным,
он объяснил:
«Тело подобно
ба­нановому
листу, на котором
поданы все виды
восхи­тительной
пищи. После
того как мы
съели с него
всю пищу, разве
мы берем лист
с собой и сохраняем
его? Разве мы
не выбрасываем
его, поскольку
он сослужил
свою службу?»

По
другому поводу
он сказал служителям:
«Кто дол­жен
нести это бремя
тела даже после
того, как оно
требует помощи
во всем? Разве
вы предполагаете,
что я понесу
этот груз, для
переноски
которого нужны
че­тыре человека?»

А
некоторым из
преданных Шри
Бхагаван сказал:
«Предположим,
вы идете на
дровяной склад,
покупаете
вязанку дров
и нанимаете
слугу донести
ее до вашего
дома. Когда вы
идете с ним, он
будет озабоченно
ожи­дать своего
места назначения,
чтобы можно
было сбросить
свою ношу и
получить облегчение.
Точно так же
джняни
стремится
сбросить свое
смертное тело».
И затем
он уточнил
разъяснение:
«Это толкование
пра­вильно
настолько,
насколько оно
работает, но,
строго говоря,
даже оно не
является совершенно
точным. Джняни
даже
и не жаждет
потерять свое
тело; он оди­наково
безразличен
к существованию
или несущест­вованию
тела, так как
почти не сознает
его».

Однажды
он сам, не будучи
спрошенным,
дал оп­ределение
мокши
(Освобождения)
одному из
служите­лей.
«Вы знаете, что
такое мокша?
Оставление
несу­ществующего
несчастья и
достижение
Блаженства,
ко­торое всегда
здесь, это и
есть мокша».

Было
трудно отказаться
от надежды,
что, даже если
доктора потерпели
неудачу, он еще
сможет устранить
болезнь своей
собственной
силой. Один из
преданных
умолял его хотя
бы раз подумать
о желательности
вы­здоровления,
так как этого
было бы достаточно,
но он ответил
почти презрительно:
«Кто может
иметь та­кую
мысль?»

И другим,
просившим его
просто повелеть
себе вы­здороветь,
Махарши сказал:
«Кто здесь
есть, чтобы
ве­леть это?»

«Другой»,
или индивидуальность,
что могла
проти­востоять
ходу судьбы,
больше не
существовала
в нем. Она была
«несуществующим
несчастьем»,
от которого
Шри Бхагаван
избавился.

Некоторые
из преданных
считали его
выздоровле­ние
основой их
собственного
благоденствия.
«Что ста­нет
с нами без Бхагавана?
Мы слишком
слабы, чтобы
присматривать
за собой, мы во
всем зависим
от его Милости».
И он отвечал:
«Вы придаете
слишком боль­шое
значение телу»,
ясно намекая,
что смерть его
тела не прервет
Милости и
руководства.

В том же
настрое Махарши
сказал: «Они
говорят, что
я умираю, но я
не ухожу. Куда
я ухожу? Я здесь».

Миссис
Тальяркхан,
почитательница
из парсов, взмолилась
ему: «Бхагаван!
Отдайте мне
эту болезнь.
Позвольте мне
нести ее!» И он
ответил: «А кто
дал ее мне?»

Тогда
кто же дал ему
эту болезнь?
Не был ли это
яд нашей
кармы?

Одному
садху,
из
Швеции, приснился
сон, в кото­ром
пораженная
рука Махарши
вскрылась, и
он увидел там
голову женщины
с взъерошенными
седыми воло­сами.
Это было истолковано
как карма
его
матери, ко-

			
			Последний
			даршан
(фото
			А. Картье-Брессона)

торую
Шри Бхагаван
принял на себя,
когда дал ей
мок­шу.
Но
другие подумали,
что женщина
означает все
человечество
или саму майю.

В четверг,
13 апреля, врач
в качестве
полумеры предложил
Шри Бхагавану
уменьшить
перегружен­ность
легких кровью,
но он отказался
от этого. «Здесь
нет никакой
необходимости;
все будет в
порядке в те­чение
двух дней».

Той ночью
он приказал
своим служителям
уйти и спать
или медитировать,
а его оставить
одного.

В пятницу
врачи и служители
уже знали, что
это был последний
день. Утром он
снова приказал
им идти и медитировать.
Около полудня,
когда ему принесли
жидкую пищу,
он спросил,
пунктуальный
как всегда,
который час,
и затем добавил:
«Но впредь
время не имеет
значения».

Деликатно
выражая признательность
за долгие го­ды
их служения,
Шри Бхагаван
сказал служителям:
«У англичан
есть слово
„благодарю”,
но мы только
го­ворим сантошам
(мне
очень приятно)».

Утром
огромная толпа
колонной проходила
мимо открытого
дверного проема,
безмолвно, в
печали и с мрачным
предчувствием,
и вечером час
снова, от че­тырех
до пяти. Все
видели, что
измученное
болезнью тело
сократилось,
ребра выдавались,
кожа почернела:
это
был жалкий след
боли. И, однако,
в то же время
в течение
тех последних
немногих дней
каждый пре­данный
получил прямой,
светящийся,
проникающий
взгляд узнавания,
который переживался
каждым как
прощальный
дар Милости.

В
тот вечер после
даршана
почитатели
не разо­шлись
по домам. Горестное
предчувствие
удерживало
их здесь. Незадолго
перед заходом
солнца Шри
Бха­гаван
приказал служителям
посадить его.
Они уже зна­ли,
что каждое
движение, каждое
прикосновение
при­чиняло
боль, но Махарши
просил их не
беспокоиться
об этом. Он сидел,
а один из служителей
поддерживал
его голову.
Врач начал
давать ему
кислород, но
знаком правой
руки Шри Бхагаван
предложил
убрать его. В
маленькой
комнатке собралось
около двенадцати
че­ловек, включая
служителей
и врачей.

Двое
из служителей
веерами обмахивали
его, а сна­ружи
почитатели,
как зачарованные,
пристально
смот­рели через
окно на движение
вееров — знак
того, что там
еще было живое
тело. Репортер
одного известного
американского
журнала безостановочно
переходил с
места на место,
встревоженный
пережитым,
несмотря на
все свои усилия,
и решивший не
писать ни строчки
своего
рассказа, пока
не вернется
из Тируваннамалая
к обычным
для него условиям.
С ним был один
из­вестный
французский
фотокорреспондент
*.

Неожиданно
одна из групп
почитателей,
сидящих на
веранде снаружи
комнаты, начала
пение «Аруна­чала-Шива».
Услышав это,
Шри Бхагаван
открыл гла­за,
и они засияли.
Он на мгновение
улыбнулся с
не­описуемой
нежностью. Из
наружных уголков
его глаз покатились
слезы блаженства.
Еще один глубокий
вздох, и больше
ничего. Не было
ни борьбы, ни
спазма, ни другого
признака смерти:
только следующее
дыха­ние не
появилось.

В
течение нескольких
мгновений люди
стояли сби­тые
с толку. Пение
продолжалось.
Французский
фото­корреспондент
подошел ко мне
и спросил, когда
точно это случилось.
Негодуя на него
за журналистскую
бес­сердечность,
я грубо ответил,
что не знаю, но
затем вдруг
вспомнил неизменную
вежливость
Шри Бхагава­на
и совершенно
верно ответил,
что в 8.47 вечера.
Он рассказал,
и я мог теперь
почувствовать,
что фотограф
возбужден,
как шел по дороге,
и точно в указанное
время
громадная
звезда медленно
пересекла небо.
Ее видели многие,
даже на таком
большом расстоянии,
как Мад­рас,
и чувствовали
в ней Предвестие.
Звезда ушла
на северо-восток,
по направлению
к пику Аруначалы.
После
начального
оцепенения
разразился
исступ­ленный
взрыв горя.
Тело, в сидячей
позе, вынесли
на веранду.
Мужчины и женщины
столпились
перед ог­радой
веранды, чтобы
видеть. Какая-то
женщина упала
в обморок. Другие
громко рыдали.

Тело,
украшенное
гирляндами
цветов, поставили
на кушетку
Нового Холла,
и почитатели
столпились
там и сели
вокруг него.
Ожидалось, что
в самадхи
лицо
будет подобным
скале, но оно
оказалось
настолько
от­меченным
болью, что это
сжимало человеческое
сер­дце. Только
постепенно
в течение ночи
атмосфера
не­постижимого
спокойствия
возвращалась
к нему.

Всю
эту ночь преданные
сидели в большом
зале и горожане
проходили через
него в благоговейном
молчании. Процессии
текли из города
и обратно, рас­певая
«Аруначала-Шива».
В зале некоторые
из почи­тателей
пели песни
восхваления
и печали; остальные
сидели молча.
Самым достойным
внимания было
то, что в основе
всего этого
лежало не горе,
а спокойствие,
ибо присутствующие
лишились Его
— чья Милость
со­ставляла
самый смысл
их жизни. Уже
той первой
ночью и много
позднее, в
последующие
дни, стало яс­но,
какими жизненными
были слова Шри
Бхагавана: «Я
не ухожу. Куда
я ухожу? Я здесь».
Слово «здесь»
не заключает
в себе какого-либо
ограничения,
но, ско­рее, оно
есть Атман,
и нет ни ухода,
ни изменения
для Того, которое
является Всеобщим.
Тем не менее,
когда преданные
почувствовали
внутреннее
Присутст­вие
Бхагавана и
когда они
почувствовали
продолжение
Божественного
Присутствия
в Тируваннамалае,
они начали
рассматривать
эту фразу обещанием,
полным Любви
и Заботы.

В
течение ночи
бодрствования
нужно было
решить, как
произвести
захоронение.
Считалось, что
тело мо­жет
быть захоронено
в Новом Холле,
но многие пре­данные
противились
этой идее. Они
чувствовали,
что Новый
Холл был, в известном
смысле, приложением
к Храму
(Матери), и создание
здесь святыни
Шри Бха­гавана
казалось им
подчинением
ее святыне
Матери, изменяющим
истинный порядок
вещей. На следующий
день, по общему
соглашению,
в пространстве
между Старым
Холлом и Храмом
выкопали яму
и тело за­хоронили
с божественными
почестями.
Толпа, в ко­торой
от тесноты было
не повернуться,
наблюдала в
безмолвном
горе. Нет больше
любимого лица,
нет больше
звука его голоса...
С этого времени
лингам
из
полированного
черного камня
— символ Шивы
— над его могилой
стал внешним
знаком Присутствия,
а внутренним
— его следы в
сердце.
Глава
18
Продолжающееся
Присутствие
Толпы
рассеялись,
и Ашрам казался
покинутым
местом,
словно камин
с погаснувшим
огнем. И тем не
менее
здесь не было
исступленного
горя и отчаяния,
которые
часто следуют
за уходом духовного
Учителя с земли.
Обычное состояние
жизни, как и
объявил ра­нее
Махарши, все
еще продолжалось.
Стало очевид­ным,
что забота и
сострадание
Шри Бхагавана
под­готовили
его преданных
к этому. Несмотря
на это, в течение
тех первых дней
и недель тяжелой
утраты не­многие
имели желание
оставаться
в Тируваннамалае,
а некоторые,
имевшие его,
просто не могли
этого сде­лать.

Несколько
человек из тех,
чья преданность
искала выражения
в действии,
образовали
комиссию для
уп­равления
Ашрамом. Ниранджянананда
Свами согла­сился
работать с
ними, а они, со
своей стороны,
со­гласились
считать его
постоянным
президентом
этой комиссии.
Другие почитатели
формировали
группы, или
сабхи,
в
различных
городах, где
они жили, проводя
регулярные
встречи.

К несчастью,
нельзя сказать,
что не было
тех, кто мутил
воду или пытался
завоевать
выдающееся
поло­жение
для себя. Так
всегда случается,
когда духовный
Учитель покидает
тело, но, по крайней
мере, таких
здесь оказалось
мало, и большая
часть преданных
ос­тавалась
непоколебимой.

Завещание,
формулирующее,
как Ашрам должен
действовать,
когда Учителя
больше не будет
в теле, было
составлено
заранее, за
много лет до
этого. Группа
почитателей
принесла текст
Шри Бхагавану,
он очень внимательно
прочитал и
одобрил, после
чего все при­сутствующие
подписались
как свидетели.
Вкратце, за­вещание
оговаривало,
что пуджа
(ритуальное
почи­тание)
должна выполняться
над его могилой
и матери, что
следует содержать
семью сына
Ниранджянананды
Свами и что
духовный центр
в Тируваннамалае
должен поддерживаться.
Позднее были
попытки составить
не­сколько
отличное от
этого завещание,
но Шри Бха­гаван
никогда его
не рассматривал.

Есть
еще один важный
пункт — большое
духовное наследство
и обязательство
по нему. Почитатели
вно­сят сюда
свою лепту
соответственно
их природе и
спо­собности.
Некоторые
только сидят
в безмолвной
ме­дитации
или просто
приходят, когда
обстоятельства
позволяют,
получить утешение
и излить преданность
и благодарность
своих сердец.
Они — ученики
того Учителя,
который сказал:
«Лекции могут
часами за­нимать
людей, не улучшая
их; Безмолвие,
с другой сто­роны,
постоянно и
помогает человечеству
в целом». Даже
хотя их медитация
и не достигает
по силе гро­мадной
духовной Тишины
Бхагавана, она
не только получает,
но и передает
его Милость,
и ее результат
обеспечен. А