1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 
Пассаж колоратурный.
      
      
       
А у кларнета силы нет,
       
И он почти не дышит,
       
И только охает кларнет
       
Все тише, тише, тише.
      
      
       
На нотной лестнице тромбон
       
Споткнулся в нетерпеньи,
       
Он позабыл про камертон,
       
Про скользкие ступени.
      
      
       
Но дирижеру опыт дан,
       
Наверное, недаром,
       
И он взрывает барабан
       
Рассчитанным ударом.
      
      
       
Гудит струной дощатый пол,
       
И хлопают литавры,
       
Как будто вышел дискобол
       
И пожинает лавры.
      
      
       
И сотрясаются окрест
       
Все горы и все долы,
       
Покамест духовой оркестр
       
Играет марш веселый.
      
     
     
1957
    
    
     
      
Ручей[100]
     
     
      
       
Глубокие порезы
       
На ивовых корнях.
       
Ручей, как лист железа,
       
Грохочет на камнях.
      
      
       
С горы, с крутого гребня
       
Гремит вода ключа,
       
Как будто бы по щебню
       
Железо волоча.
      
      
       
По руслу-транспортеру,
       
Сверкая сквозь кусты,
       
Торопятся под гору
       
Железные листы.
      
      
       
Как будто бы с вершины
       
Прокатный цех небес
       
Обрезками с машины
       
Заваливает лес.
      
     
     
1957
    
    
     
      
Шоссе[101]
     
     
      
       
Дорога тянется от моря
       
Наверх по берегу реки,
       
И гнут хребты под нею горы,
       
Как под канатом — бурлаки.
      
      
       
Они проходят друг за другом
       
В прозрачных северных ночах.
       
Они устали от натуги,
       
У них мозоли на плечах.
      
      
       
Они цепляются руками
       
За телеграфные столбы
       
И вытирают облаками
       
Свои нахмуренные лбы.
      
      
       
Через овраги, через ямы,
       
Через болота и леса
       
Шагают горы вверх и прямо
       
И тащат море в небеса.
      
     
     
1957
    
    
     
      
Закладка города[102]
     
     
      
       
Трещат, как швейные машины,
       
И шины рвут грузовики,
       
И дышат запахом бензина
       
Открытые материки.
      
      
       
Уже пробиты магистрали,
       
Уже пробился в потолок
       
Еще застенчивый в начале
       
Печурки тоненький дымок.
      
      
       
Трусцою вдаль плетутся волки,
       
Устало свесив языки,
       
А росомахи втихомолку
       
Поглуше ищут уголки.
      
      
       
И только тучи комариной,
       
Где звон, и стон, и визг, и гнев,
       
Еще звучит напев старинный,
       
Звериный боевой напев.
      
     
     
1957
    
    
     
      
Горный водопад[103]
     
     
      
       
Ручей мнит себя самолетом,
       
А русло — дорожка для взлета.
      
      
       
Он в небо поднялся с разбега
       
Среди почерневшего снега.
      
      
       
Уверен ручей этот горный,
       
Что он — обтекаемой формы.
      
      
       
И в небо он смело взлетает,
       
Но только секунду блистает,
      
      
       
И видит, охваченный страхом,
       
Что он рассыпается прахом,
      
      
       
Что он, возмечтавший о звездах,
       
Разбился о каменный воздух.
      
      
       
Он в пыль превращен водяную
       
И ищет дорогу земную.
      
      
       
Разбитый на капли, на брызги,
       
Он падает в реве и визге.
      
      
       
Чтоб каждою каплею малой
       
Долбить побережные скалы.
      
     
     
1957
    
    
     
      
Разведка
     
     
      
       
Бродить, соскальзывать со скал,
       
В ручьях отыскивать приметы,
       
Какими славится металл,
       
Покровом каменным одетый.
      
      
       
В тайге откапывая клад,
       
Скрести настойчивой лопатой,
       
Искать на ощупь, наугад
       
Приметы россыпи богатой.
      
      
       
И по распадкам бить шурфы.
       
И рвать рубашку торфяную
       
С земли — для будущей строфы
       
Вести разведку россыпную.
      
      
       
Пускай речной песок глубок,
       
Пускай пуста за пробой проба —
       
Ты свой старательский скребок
       
Готов нести с собой до гроба.
      
      
       
Пусть ослабевшая рука
       
Лопату выронить готова,
       
Пускай усталость велика —
       
Умей начать свой поиск снова.
      
      
       
И, у ручья остановясь,
       
Лотком зачерпывая воду,
       
Смывай всю каменную грязь,
       
Всю бессловесную породу.
      
      
       
Еще победа далека,
       
Но светлым знаменьем улова
       
Тебе блеснет на дне лотка
       
Крупица золотого слова.
      
     
     
1957
    
    
     
      
Мой архив[104]
     
     
      
       
Рукописи — береста,
       
Камни — черновики.
       
Буквы крупного роста
       
На берегу реки.
      
      
       
Мне не нужна бумага,
       
Вместо нее — леса.
       
Их не пугает влага:
       
Слезы, дожди, роса.
      
      
       
Дерево держит строки:
       
Желтый крутой затес,
       
Залитый светлым соком
       
Клейких горячих слез.
      
      
       
Вот надежно укрытый
       
Склад моего сырья,
       
Птицами позабытый,
       
Спрятанный от зверья.
      
     
     
1957
    
    
     
      
Немилосердное светило[105]
     
     
      
       
Немилосердное светило
       
Дотла сожгло олений мох,
       
Настолько скалы раскалило,
       
Что даже дождик не помог.
      
      
       
И что для этой страшной суши
       
Старанья тучи дождевой,
       
От них не сделалось бы хуже
       
С засохшей, скрюченной травой.
      
      
       
Промчалась туча мимо, мимо,
       
Едва обрызгав косогор.
       
Деревья, точно руки мима,
       
Немой ей бросили укор.
      
      
       
И солнце выскочило снова
       
Плясать в дымящейся траве,
       
И скалы лопаться готовы,
       
И жесть шуршит в сухой листве.
      
     
     
1957
    
    
     
      
Где роса, что рукою сотру[106]
     
     
      
       
Где роса, что рукою сотру
       
С лепестков охлажденных цветов,
       
Где мельчайшая дрожь поутру
       
Всей листвы, всей травы, всех кустов.
      
      
       
Надо вычерпать слово до дна.
       
Разве в сказке заделана течь,
       
Чтоб плыла словно лодка она,
       
Где теченье — река или речь…
      
     
     
1957
    
    
     
      
Когда рождается метель[107]
     
     
      
       
Когда рождается метель
       
На свет,
       
Качает небо колыбель
       
Примет.
       
И связки звезд и облака
       
Вокруг
       
Кружатся волей ветерка,
       
Мой друг.
       
Бежит поземка возле ног,
       
Спеша,
       
И лезет в темный уголок
       
Душа.
       
Ты не оценишь этот мир
       
В снегу,
       
Зачитанную мной до дыр
       
Тайгу.
       
А мне вершина скал —
       
Маяк,
       
Они — и символ, и сигнал,
       
И знак.
      
     
     
1957
    
    
     
      
В дожде сплетают нити света
     
     
      
       
В дожде сплетают нити света
       
Рыбачью шелковую сеть.
       
И словно сети, капли эти
       
Способны в воздухе висеть.
      
      
       
И дождик сыплется, как пудра,
       
На просветленную траву,
       
И перламутровое утро
       
Трясет намокшую листву.
      
      
       
И лес рассыплет тот стеклярус,
       
Весь бисер на землю стряхнет
       
И, распрямив зеленый парус,
       
Навстречу солнцу поплывет
      
     
     
1957
    
    
     
      
Жест[108]
     
     
      
       
Нет, мне вовсе не нужен язык,
       
Мне для речи достаточно рук,
       
Выражать я руками привык
       
И смятенье, и гнев, и испуг.
      
      
       
Там в лесу меня всякий поймет
       
Речь, как птица, сидит на руке
       
Взмах ладони и смелый полет —
       
Лгать нельзя на таком языке.
      
      
       
Этот жест — первобытный язык,
       
Изложение чувств дикаря, —
       
Резче слова, мучительней книг,
       
И научен я жесту не зря.
      
      
       
И понятны мне взмахи ветвей,
       
Содроганье столетних стволов, —
       
Повесть леса о жизни своей
       
Без прикрас, без двусмысленных слов.
      
     
     
1957
    
    
     
      
Я выходил на чистый воздух[109]
     
     
      
       
Я выходил на чистый воздух
       
И возводил глаза горе,
       
Чтоб разобраться в наших звездах,
       
Предельно ясных в январе.
      
      
       
Я разгадал загадку эту.
       
Я иероглифы постиг,
       
Творенье звездного поэта
       
Я перевел на наш язык.
      
      
       
Все записал я на коряге,
       
На промороженной коре,
       
Со мною не было бумаги
       
В том пресловутом январе.
      
     
     
1957
    
    
     
      
Ни зверя, ни птицы… Еще бы![110]
     
     
      
       
Ни зверя, ни птицы… Еще бы!
       
В сравненье с немой белизной
       
Покажутся раем трущобы
       
Холодной чащобы лесной.
      
      
       
Кустарника черная сетка…
       
Как будто остались в пургу
       
Небрежные чьи-то заметки
       
На белом безбрежном снегу.
      
      
       
Наверно, поэты скрипели
       
Когда-то досужим пером,
       
Пока не вмешались метели,
       
Свистя колдовским помелом.
      
      
       
На хвойные хрупкие плечи
       
Обрушилась белая мгла,
       
Сгибая, ломая, калеча,
       
Лишая огня и тепла…
      
     
     
1957
    
    
     
      
Некоторые свойства рифмы[111]
     
     
      
Л. Тимофееву
     
     
      
       
Инструмент для равновесья
       
Неустойчивости слов,
       
Укрепленный в поднебесье
       
Без технических основ.
      
      
       
Ты — провиденье Гомера,
       
Трубадуровы весы,
       
Принудительная мера
       
Поэтической красы.
      
      
       
Ты — сближенье мысли с песней,
       
Но, в усильях вековых,
       
Ты сложнее и чудесней
       
Хороводов звуковых.
      
      
       
Ты — не только благозвучье,
       
Мнемонический прием,
       
Если с миром будет случай
       
Побеседовать вдвоем.
      
      
       
Ты — волшебная наука
       
Знать, что мир в себе хранит.
       
Ты — подобье ультразвука,
       
Сверхчувствительный магнит.
      
      
       
Ты — разведки вдохновенной
       
Самопишущий прибор,
       
Отразивший всей вселенной
       
Потаенный разговор.
      
      
       
Ты рефлекс прикосновенья,
       
Ощущенье напоказ,
       
Сотой долею мгновенья
       
Ограниченный подчас.
      
      
       
Ты ведешь магнитный поиск
       
Заповедного следа
       
И в метафорах по пояс
       
Увязаешь иногда.
      
      
       
И, сменяя звуки, числа,
       
Краски, лица, облака,
       
Озаришь глубоким смыслом
       
Откровенье пустяка.
      
      
       
Чтоб достать тебе созвучья,
       
Скалы колются в куски,
       
Дерева склоняют сучья
       
Поперек любой строки.
      
      
       
Все, что в памяти бездонной
       
Мне оставил шар земной,
       
Ты машиной электронной
       
Поднимаешь предо мной.
      
      
       
Чтоб сигналы всей планеты,
       
Все пространство, все века
       
Уловила рифма эта,
       
Зарожденная строка.
      
      
       
Поводырь слепого чувства,
       
Палка, сунутая в тьму,
       
Чтоб нащупать путь искусству
       
И уменью моему.
      
     
     
1957
    
    
     
      
Ода ковриге хлеба[112]
     
     
      
       
Накрой тряпьем творило,
       
Чтоб творчества игра
       
Дыханье сохранила
       
До самого утра.
      
      
       
Дрожжей туда! Закваски!
       
Пусть ходят до зари
       
В опаре этой вязкой
       
Броженья пузыри.
      
      
       
Пускай в кадушке тесной,
       
Пьянея в духоте,
       
Поищет это тесто
       
Исхода в высоте.
      
      
       
Пускай в живом стремленье
       
Хватает через край,
       
Торопит превращенье
       
В пшеничный каравай.
      
      
       
И вот на радость неба,
       
На радость всей земле
       
Лежит коврига хлеба
       
На вымытом столе.
      
      
       
Соленая, крутая,
       
Каленная в жаре,
       
Коврига золотая,
       
Подобная заре.
      
     
     
1957
    
    
     
      
Арбалет
     
     
      
       
Ребро сгибается, как лук,
       
И сила многих тысяч рук
       
Натягивает жилы.
      
      
       
А сердце — сердце как стрела,
       
Что смело пущена была
       
Вот этой самой силой.
      
      
       
Ее внимательный стрелок
       
Уж не запустит в потолок
       
В мальчишеском усердье.
      
      
       
Она сквозь темень и метель
       
Найдет желаемую цель,
       
Сразит без милосердья.
      
     
     
1957
    
    
     
      
Голуби[113]
     
     
      
       
У дома ходят голуби,
       
Не птицы — пешеходы.
       
Бесстрашные от голода,
       
От сумрачной погоды.
      
      
       
Калики перехожие
       
В лиловом оперенье,
       
Летать уже не гожие,
       
Забывшие паренье.
      
      
       
Но все же в миг опасности
       
Они взлетают в небо,