1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 

Думать,
что Атман
— внутри бесчувственного
тела, —

Все равно,
что считать
киноэкран,

на который
проецируется
изображение,

Лежащим
внутри этого
изображения.
Может
ли украшение
как-то существовать

отдельно
от золота (из
которого оно
изготовлено)?

Где
тело, отдельное
от Атмана?

Невежда
ошибочно принимает
тело за Атман,

Но
джняни,
знающий
Атман,

воспринимает
Атман
как Атман.
То
единое Я,
Реальность,

одно
существует
вечно.

Если
даже изначальный
Гуру, Дакшинамурти,

открывал
Его в Безмолвии,

Кто еще
может выразить
Его речью?

Среди
работ Шри Бхагавана
есть также и
несколько
переводов,
главным образом
произведений
Шанкара­чарьи.
Один из посетителей
пещеры Вирупакша
од­нажды оставил
там экземпляр
Вивекачудамани
*
Шан­кары.
Просмотрев
книгу, Шри Бхагаван
посоветовал
Гамбираму
Сешайяру прочесть
ее. Тот, однако,
не знал санскрита
и поэтому хотел
иметь текст
на тамили.
Па­ланисвами
достал во временное
пользование
стихо­творный
тамильский
перевод, и Сешайяр,
увидев его,
написал издателям,
чтобы прислали
экземпляр, но
по­лучил ответ,
что все распродано.
Поэтому он
попросил Шри
Бхагавана
сделать простой
прозаический
перевод на
тамили. Шри
Бхагаван начал
писать его, но
прежде чем
успел далеко
продвинуться,
Сешайяр получил
сти­хотворное
издание, которое
заказывал, и
поэтому он
оставил
работу незаконченной.
Через несколько
лет, по горячей
просьбе другого
почитателя,
Махарши сно­ва
взялся за эту
работу и закончил
ее. Только тогда
почитатель
сказал, что,
настаивая на
ее завершении,
он имел
цель добиться
ее публикации.
Услышав это,
Шри Бхагаван
написал предисловие,
говоря, что
воль­ная прозаическая
версия может
использоваться,
даже несмотря
на то, что уже
существует
стихотворный
та­мильский
перевод. Само
это предисловие
содержит конспект
книги и сжатое
описание доктрины
и Пути.

Последней
написанной
им вещью стал
тамильский
перевод работы
Шанкарачарьи
Атма
Бодха **.
Сан­скритский
текст был у
Махарши еще
с самых ранних
дней
жизни в Вирупакше,
но он никогда
не думал о его
переводе.

В
1949 году в Ашрам
прислали какой-то
тамиль­ский
перевод, возможно,
не самый совершенный,
и вскоре после
этого Шри Бхагаван
сам почувствовал
потребность
сделать его.
В течение нескольких
дней он игнорировал
ее, но слова
перевода вставали
перед ним, стих
за стихом, словно
уже написанные.
Поэтому он
попросил бумагу,
карандаш и
записал их.
Таким совершенно
не стоящим
усилий оказалось
это занятие,
что Махарши
сказал, смеясь,
будто опасается
прихода какого-то
другого автора,
который предъявит
претен­зию,
что работа в
действительности
принадлежит
ему и была просто
скопирована.

Среди
произведений
Шри Бхагавана
есть также
компиляция
из сорока двух
стихов Бхагавад-Гиты,
ко­торые,
по просьбе
одного из преданных,
он отобрал и
расположил
в такой последовательности,
чтобы вы­разить
свое учение.
Она была переведена
на англий­ский
под названием
«Божественная
Песнь» *.
Глава
17
Махасамадхи,
или смерть тела
Мудреца
За несколько
лет перед кончиной
тела, по крайней
мере с 1947 года,
здоровье Шри
Бхагавана стало
вы­зывать
тревогу. Ревматизм
не только повредил
его но­ги, но
поразил также
спину и плечи.
Даже кроме
этого создавалось
впечатление
большой слабости,
хотя сам он
отказывался
замечать ее.
Чувствовалось,
что он нуждается
в более питательной
диете, чем пища
в Аш­раме, но
он никогда не
соглашался
принимать
что-нибудь
особое.

Махарши
не было еще и
семидесяти,
но выглядел
он гораздо
старше. Никакой
изможденности,
потому что
абсолютно
отсутствовали
признаки
озабоченно­сти
—
он ее не знал
совсем. Просто
старый и очень
болезненный.
Почему случилось,
что человек,
который был
сильным и крепким,
в жизни мало
болел, не знал
горя или забот,
так состарился
и выглядел
много стар­ше
своих лет? Тот,
кто принимает
на себя грехи
ми­ра,
— тот, кто облегчает
карму
преданных,
— сам пьет яд
пены Жизни и,
словно Шива,
может спасти
мир от разрушения
*.
Шри Шанкара
писал: «О Шамбху
**,
Господь жизни!
Ты также несешь
бремя преходящей
жизни Твоих
преданных».

Было
много знаков,
всегда незаметных,
как, даже физически,
Шри Бхагаван
нес это бремя.
Некий по­читатель
по имени Кришнамурти
рассказал в
одном тамильском
журнале, издаваемом
Джанаки Аммой,
то­же
преданной
Бхагавана, как
он однажды
пришел и сел
в
Холле, страдая
от сильной боли
в указательном
пальце. Он никому
ничего не говорил,
но, к своему
удивлению,
увидел, как Шри
Бхагаван взял
этот палец,
растер собственной
рукой, и боль
исчезла. Многие
дру­гие получили
похожее облегчение.

Для
Шри Бхагавана
жизнь на земле
не была со­кровищем,
которое нужно
экономить; ему
было без­различно,
сколько она
продлится.
Однажды в Холле
обсуждали, как
долго он проживет.
Некоторые
цити­ровали
астрологов,
говоря, что он
будет жить до
вось­мидесяти;
другие или
отрицали точность
астрологии,
или сомневались
в ее применимости
к Шри Бхагавану,
у которого не
было кармы,
подлежащей
отработке. Он
слушал
дискуссию
улыбаясь, но
не принимая
в ней уча­стия.
Какой-то новоприбывший,
озадаченный
этим, спросил:
«Что Шри Бхагаван
думает об этом?»
Ма­харши не
ответил, но
одобрительно
улыбнулся,
когда Дэвараджа
Мудальяр ответил
за него: «Бхагаван
не ду­мает об
этом». Весь
последний год
его жизни служил
иллюстрацией
этого. Преданные
горевали над
страда­нием
и страшились
угрожающей
смерти; он —
нет.

В
самом начале
1949 года маленькое
узелковое
утолщение
появилось ниже
локтя его левой
руки. Узе­лок
не посчитали
серьезным, но
в феврале врач
Аш­рама удалил
его. В течение
месяца он
возобновился,
увеличенный
и более болезненный,
и тогда его
диаг­носцировали
как злокачественную
опухоль, что
вызвало
общее смятение.
Ближе к концу
марта прибыли
врачи из Мадраса
и провели операцию.
Рана как следует
не зажила, и
опухоль вскоре
начала расти
снова, в сто­роны
и в высоту.

С
этого времени
в Ашраме установилась
атмос­фера
трагедии
и неизбежности
развития событий.
Вра­чи общепринятой
медицины поставили
в известность,
что они не могут
лечить такую
опухоль, а могут
лишь оперировать.
Но при этом она
может вернуться
снова, несмотря
на лечение
радием, и, если
это произойдет,
в конце
концов окажется
роковой. Представители
дру­гих школ
медицины полагали,
что могут лечить
зло­качественную
опухоль, а операция
только приведет
к ее
возврату в
худшей форме,
как в действительности
и случилось,
но им не разрешили
попробовать
свои силы вовремя.

Когда
опухоль вернулась
после мартовской
опера­ции,
доктора предложили
руку ампутировать.
Однако существует
традиция, что
тело джняни
не
должно уве­читься.
Действительно,
его нельзя
прокалывать
метал­лическим
предметом, и
даже операция
была наруше­нием
традиции. Шри
Бхагаван подчинился
врачам и согласился
на операцию,
но он отказался
от ампута­ции.
«Нет причины
для волнения.
Тело само есть
бо­лезнь;
пусть оно имеет
свой естественный
конец. За­чем
увечить
его? Простой
перевязки
достаточно».

Его фраза:
«Нет причины
для волнения»
вселяла надежду,
что он выздоровеет,
несмотря на
последую­щие
слова и несмотря
на мнение медиков.
Но для него
смерть не была
причиной для
волнения.

Махарши
также сеял
семена надежды
словами: «Все
придет в порядок
в должное время».
Но в дей­ствительности
это нам надо
осознавать
правильность
случившегося;
он никогда не
сомневался
в этом.

Приблизительно
в это время он
сделал стихотвор­ный
перевод на
тамили строфы
из Шри
Бхагаватам
(скандха
XI,
гл. 13, шлока
36):

«Пусть
тело, результат
плодоносящей
кармы,
оста­ется
спокойным или
перемещается
с места на место,
живет или умирает,
Мудрец, реализовавший
Атман,
не сознает
этого, точно
так же, как человек
в пьяном оцепенении
не сознает
своей одежды».

Некоторое
время спустя
он так разъяснил
один из стихов
Йога-Васиштхи:
«Джняни,
который
признал се­бя
бесформенным
чистым Сознаванием,
не затраги­вается,
даже если тело
будет рассекаться
мечом. Са­харный
тростник не
утрачивает
сладости, хотя
он сло­ман или
раздавлен».

Страдал
ли Шри Бхагаван
на самом деле?
Он ска­зал
одному из преданных:
«Они принимают
это тело за
Бхагавана
и приписывают
страдание ему.
Какая жа­лость!»
А одному из
служителей
он сказал: «Где
находится боль,
если ума нет?»
И все же он проявлял
нормальные
физические
реакции и
обыкновенную
чув­ствительность
к теплу и холоду,
и один из преданных,
С. С. Коган, записывает
сказанное им
годами раньше:
«Если рука
джняни
порезана
ножом, то боль
будет, как и у
кого-либо еще,
но, поскольку
его ум находится
в блаженстве,
он не чувствует
боль так остро,
как другие».
Это не означает,
что тело джняни
не
страдает от
раны, но что он
не отождествляет
себя с телом.

Врачи
и некоторые
из служителей
были убеж­дены,
что
на месте опухоли
боль была и на
более поздних
стадиях она
была мучительной.
Действитель­но,
докторов поражало
равнодушие
Шри Бхагавана
к боли, его полная
невозмутимость,
даже во время
опе­рации.

Вопрос
о его страдании,
подобно вопросу
о нашей карме,
существует
только с точки
зрения двойствен­ности;
с его точки
зрения, точки
зрения адвайты,
ни
то, ни другое
не имеет какой-либо
реальности.
Именно в этом
смысле он не
раз говорил
преданным: «Я
болею, только
если вы думаете,
что я болею;
если вы думаете,
что
я здоров, я буду
здоров». Пока
преданный верил
в реальность
собственного
тела и его страдания,
до тех пор
для него тело
Учителя было
реальным и
стра­дало также.

Через
неделю или две
после мартовской
операции одному
из деревенских
травников
разрешили
попро­бовать
свое лечение,
но оно не привело
к исцелению.
Шри Бхагаван
сказал другому
кандидату в
целители, который
был оставлен
без внимания:
«Я надеюсь, что
вы не обиделись,
ведь вы так
много хлопотали
со сво­ими
лекарствами».
Никогда никакой
мысли о собст­венных
обстоятельствах,
а только
предупредительность
к тем, кто хотел
лечить его, и
лояльность
к любым командам
врача. Изредка
он протестовал
против того
громадного
внимания, которым
награждалось
его тело.

Несколько
раз, когда появлялись
признаки улучшения,
он заявлял, что
больше лечения
не хочет.

Опухоль,
теперь диагносцированная
как саркома,
подтачивала
маленький
остаток его
жизненности.
И все же, даже
хотя Шри Бхагаван
слабел, его
лицо ста­новилось
более мягким,
более милостивым,
более лу­чезарно
прекрасным.
Временами было
почти мучи­тельно
смотреть на
его красоту.

Рука
была тяжелой,
воспаленной,
и опухоль росла.
Время от времени
он допускал
признание:
«Есть боль»,
но никогда не
говорил: «У
меня боль». В
августе вы­полнили
третью операцию
и рану облучали
радием, надеясь
уничтожить
пораженные
ткани и предотвра­тить
возвращение
опухоли. В тот
же день после
по­лудня, через
несколько часов
после операции,
Шри Бхагаван
был настолько
милостив, что
сел на веранду
аптеки, где она
проходила, так,
чтобы преданные
мог­ли пройти
гуськом и иметь
даршан.
Можно
было ви­деть,
что он истощен,
но признака
страдания на
его лице не
было. Я приехал
на день из Мадраса
и, когда стоял
перед ним, в
сиянии его
улыбки даже
истощение не
замечалось.
В полдень следующего
дня он возвра­тился
в Холл, чтобы
не создавать
неудобств
другим пациентам,
занимая аптеку.

Присутствовало
также глубокое
чувство неизбежно­сти,
выходящее
далеко за пределы
какого-либо
меди­цинского
понимания: что
Шри Бхагаван
знал пред­назначенное
себе и старался
дать нам силу
стойко пе­ренести
смерть его
физического
тела. Действительно,
эта длительная,
мучительная
болезнь появилась
как средство
подготовки
нас к неизбежному
расставанию,
которое многие,
и они это впервые
почувствовали,
бы­ли не в состоянии
выдержать.
Китти, которая
тогда училась
в пансионе,
рассказали
об этом в письме,
и она написала
в Тируваннамалай:
«Мне очень
жалко слышать
такое, но Бхагаван
знает, что лучше
всего для нас».
Ее письмо показали
Махарши. Лицо
Шри Бха­гавана
сияло от удовольствия,
когда он хвалил
муд­рость
Китти за то,
что она сказала:
«Что лучше
всего для нас»,
а не «Что лучше
всего для него».

Он
питал безграничную
жалость к тем,
кто уби­вался
его страданием,
и старался
облегчить их
горе, но не
легким способом
— удалением
страдания и
от­срочкой
смерти еще на
несколько лет,
а фундамен­тально
— побуждая их
осознать, что
тело не было
Бха­гаваном.
«Они принимают
это тело за
Бхагавана и
приписывают
страдание ему.
Какая жалость!
Они пали духом
из-за того, что
Бхагаван собирается
оставить их
и уйти. Куда
может он уйти
и как?»

В течение
нескольких
недель после
августовской
операции казалось,
что наступает
улучшение, но
в но­ябре опухоль
появилась на
руке снова,
теперь выше,
около плеча.
В декабре провели
четвертую, и
послед­нюю,
операцию. Рана
от нее уже не
заживала. Врачи
признали теперь,
что больше
ничего не могут
сделать. Случай
был безнадежным,
и если опухоль
вновь вер­нется,
то они смогут
только назначить
временно об­легчающие
болезнь препараты.

Джаянти
пришелся
на 15 января 1950
года. Пе­чальные
толпы собрались
на этот его
семидесятый
день рождения,
который, большинство
сейчас чувст­вовало,
был последним.
Он дал даршан
и
выслушал множество
новых стихотворений,
сочиненных
в его честь.
Некоторые он
прочел от начала
и до конца. Из
города пришел
храмовый слон,
простерся перед
Ма­харши и
коснулся хоботом
его ног. Некоему
Рани из Северной
Индии разрешили
снять эту сцену
кинока­мерой.
Состоялось
празднество,
но с подтекстом
пе­чали от
ожидания несчастья.

Многие
уже чувствовали,
что оно было
делом дней или
недель. Теперь,
когда положение
было объявлено
безнадежным,
Шри Бхагавана
попросили
самому ска­зать,
какое лечение
следует попробовать.
Он ответил:
«Разве я когда-либо
просил о каком-нибудь
лечении? Это
вы хотели для
меня того и
этого, так что
вам и надо
согласовать
все между собой.
Если меня
спра­шивают,
я всегда отвечаю,
как и говорил
с самого на­чала,
что ни в каком
лечении нет
необходимости.
Пусть все развивается
своим чередом».