1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 
Сквозь  стену шепотом снеслись друг с другом.    

Но я  вернусь опять к моим супругам.    

Однажды  – это было в день восьмой    

Июля  месяца – вдруг рыцарь мой    

Почувствовал  такое вожделенье    

К своей  жене, что тотчас же решенье    

Им было  принято пойти с ней в сад.    

«Вставай,  жена, мой драгоценный клад! -    

Ей  крикнул он. – Нас горлица зовет,    

Ушла  зима с чредою непогод.    

Жена,  мне грудь твоя вина милей.    

Свой  голубиный взор яви скорей!    

Со всех  сторон наш огорожен сад.    

К тебе я  страстью пламенной объят.    

Ты  ранила меня, мой ангел нежный,    

Своею  чистотою белоснежной.    

В наш  милый сад вдвоем направим путь, -    

Мне  утешеньем и отрадой будь!»    

Так  похотливый бормотал старик,    

А Мая  Дамиану в тот же миг    

Знак  подала вперед проникнуть в сад.    

Исполнить  это Дамиан был рад:    

Открыв  калитку собственным ключом,    

Он в сад  вошел и скрылся под кустом.    

Как сада  он переступил порог,    

Никто не  видеть, ни слыхать не мог.    

Немного  погодя пришел с женой    

И  Януарий, как скала, слепой.    

Захлопнувши  калитку, он тотчас    

Жене  сказал: «В саду тут, кроме нас,    

Нет  никого. Супруга дорогая,    

Моя  любовь к тебе не знает края.    

Свидетель  мне на небесах господь,    

Которому  подвластны дух и плоть,    

Что  лучше мне погибнуть от ножа,    

Чем чуть  тебя обидеть, госпожа.    

Прошу  тебя не забывать о том,    

Что я  женился на тебе, влеком    

Любовью,  не порывом вожделенья.    

Хоть я  не молод и лишился зренья,    

Будь мне  верна. Зачем, скажу сейчас,    

Трех  благ достигнешь этим ты зараз:    

Любви  Христа, своей отменной славы    

И от меня  по смерти всей державы.    

В дар  все добро мое принять прошу;    

Об этом  в завещанье напишу    

Я завтра  утром. А теперь, молю я,    

Не  откажи мне в нежном поцелуе.    

В вину  не ставь мне то, что я ревнив.    

Навек  твой образ в сердце сохранив,    

Я  понимаю, что с твоей красой    

Согласовать  преклонный возраст мой    

Не так  легко. Поэтому тебя    

Всегда  держу я при себе. Любя    

Я это  делаю, жена, поверь.    

Покрепче  поцелуй меня теперь».    

Такой  ответ на мужнины слова    

Она  дала, пролив слезу сперва:    

«Я  озабочена не меньше вас.    

Честь  берегу свою превыше глаз,    

А также  женственности нежный цвет,    

Вам  посвященный до скончанья лет    

С того  мгновенья, когда вдвоем    

Мы с  вами стали перед алтарем.    

Поэтому  вам так, о господин,    

Отвечу  я. Горчайшей из кончин    

Пусть  жизнь мою создатель пресечет,    

Пусть он  как грешницу меня убьет,    

Коль  опорочу я когда-нибудь    

Свой пол  предательством и обмануть    

Осмелюсь  вас. А если обману,    

В мешке  меня, негодную жену,    

Вы  бросьте в воду. Уверяю вас,    

Я  женщиною честной родилась.    

Зачем вы  говорите так со мной?    

Вы все,  мужчины, неверны душой,    

А нас в  неверности корите вечно,    

Хотя б  себя вели мы безупречно».    

Тут Мая,  к Дамиану обратись,    

В  предупрежденье кашлянула раз    

И  пальцем подала тотчас же знак,    

Чтоб он  на грушу влез. Он сделал так,    

Как  милая ему велела Мая,    

Ее все  знаки лучше понимая,    

Чем  Януарий, ни на миг из рук    

Жену не  выпускающий супруг.    

О том,  что делать, ряд предуказаний    

Она ему  в письме дала заране.    

Итак, на  груше он сидит, а Мая    

С  супругом развлекаются, гуляя.    

Был  ясный день, лучи златые Феба    

Лились  потоком с голубого неба,    

И с  радостью купались в них цветы.    

Феб в  Близнецах стоял, близ высоты,    

Которая  названье носит Рака,    

Близ  мощного Юпитерова знака.    

И в это  утро, полное услады,    

В одном  из уголков далеких сада    

Владыка  сказочных краев Плутон,    

Толпою  фей прекрасных окружен,    

Сидел с  женой своею Прозерпиной,    

Им  взятой с сицилийской луговины,    

Когда  она цветы сбирала там.    

(О том,  как он ее похитил, нам    

Рассказано  подробно Клавдианом.)    

На  свежем дерне сидя перед станом    

Прекрасных  фей, к жене своей Плутон    

Вдруг  обратился так: «Я убежден:    

Никто не  будет отрицать всечасной    

Измены  жен своим мужьям. Прекрасный    

Тому  свидетель не один рассказ,    

Что  обличает как изменниц вас    

И  обвиняет в похоти проклятой.    

О  Соломон, премудрый, пребогатый    

И славою  затмивший всех царей!    

Бесспорны  для разумных всех людей    

Твои  слова о разнице большой    

Между  породой женской и мужской.    

«Средь  тысячи мужчин один хорош,    

А  женщины хорошей не найдешь», -    

Так  говорит он, подлость вашу зная.    

Не лучше  думает, я полагаю,    

О  женщинах Исус, Сирахов сын.    

За то,  что вы терзаете мужчин,    

Пускай  пожрут вас пламя и чума!    

Там  рыцаря, достойного весьма,    

Вы  видите? Он зренье потерял    

И стар  уже. Так вот его ж вассал    

Ему рога  сейчас наставит, – там,    

На  дереве, сидит подлец! Но вам    

Своим  величеством клянусь, что зренье    

Супругу  возвращу я в то мгновенье,    

Когда  жена его затеет блуд;    

Воочию  он убедится тут,    

Как  низок и развратен женский нрав».    

Фей  королева, это услыхав,    

Воскликнула:  «Пусть будет так, по мне!    

Но  знайте, что внушу его жене    

И впредь  всем женщинам ответов кучу.    

Им  никакой не будет страшен случай.    

Хотя б  их грех был выведен на свет,    

Найдет  любая правильный ответ;    

За ним  нам не придется лезть в карман,    

Хоть  ясен будет мужу наш обман,    

Мы с  наглым видом будем отрекаться,    

Рев  подымать, слезами заливаться,    

И будет  муж стоять, как глупый гусь.    

Ученых  ваших ссылок не боюсь.    

Что  Соломон? Пусть мудрый сей еврей    

И  вправду в жизни не встречал своей    

Достойных  женщин – их зато немало    

Ведь  множество других людей встречало.    

Не так  уж беден ими белый свет.    

О  мученицах забывать не след,    

Чья  добродетель – всем нам назиданье.    

О добрых  женах «Римские деянья»    

Упоминают  тоже ведь не раз.    

Не  гневайтесь, прошу об этом вас!    

Хотя бы  даже прав был Соломон,    

Что не  видал хороших женщин, – он    

Хотел  сказать, что совершенен бог,    

А  смертный без различья пола плох.    

Клянусь  вам, не могу понять никак,    

За что  вы Соломона чтите так.    

За то,  что богу он построил храм?    

За то,  что был богат? Но ведь богам    

Языческим  он тоже храм поставил    

И тем  себя навеки обесславил.    

Нет,  если говорить тут без прикрас,    

В  распутстве он и в ереси погряз,    

А в  старости о господе забыл.    

Когда б  его всевышний не щадил    

Из-за  отца покойного, то, право,    

Давно б  он учинил над ним расправу.    

Наветы  все его на женщин – ложь!    

Я  утверждаю, что цена им грош.    

Как  женщина, я не могу молчать, -    

Чтоб  успокоиться, должна кричать.    

Покуда  на моей макушке волос    

Еще не  выпал, буду в полный голос    

До  хрипоты того разоблачать,    

Кто нас  трещотками посмел назвать».    

«Сударыня, –  сказал Плутон в ответ, -    

Вам  уступаю. Но я дал обет    

Вернуть  почтенному супругу зренье,    

И  приведен он будет в исполненье.    

Король  я, лгать не дело королей».    

«А я,  мой сударь, королева фей, -    

Ответила  на это Прозерпина. -    

Жену  снабдить ответом не премину».    

«Пусть  будет так», – сказал в ответ Плутон.    

Теперь  мы к рыцарю вернемся. Он    

Все  продолжал бродить с прелестной Маей    

И  напевать не хуже попугая:    

«Люблю  тебя, ты жизни мне милей!»    

И вот  они одною из аллей    

К той  самой груше подошли обратно,    

Где на  ветвях с надеждою приятной    

Сидел  средь свежих листьев Дамиан.    

Тут Мая  вдруг свой изогнула стан    

И начала  стонать, как бы от боли:    

«О  господин, всего на свете боле    

Желательно  мне груш поесть сейчас,    

Не то  умру я, уверяю вас.    

Ах, ради  пресвятой Марии-девы,    

Вас  умоляю, помогите мне вы.    

Ведь к  зелени подобный аппетит    

Беременных  нередко так мутит,    

Что  отказать им было бы опасно».    

На это  Януарий: «Ах, напрасно    

Слугу не  взял я из дому с собой!    

Сам не  могу помочь, – ведь я слепой!»    

«Большой  беды тут нет, – сказала Мая. -    

Ствол  только обхватите (я ведь знаю,    

Что нет  ко мне доверия у вас),    

И влезу  я на дерево тотчас, -    

Мне  только бы на вас поставить ногу».    

«Пожалуйста! –  ответил муж. – Ей-богу,    

Согласен  я и кровь пролить за вас».    

Он  наклонился, Мая оперлась    

И, сук  схвативши, поднялась на грушу    

(Простите,  дамы, если я нарушу    

Приличья, –  безыскусствен мой язык);    

Рубашку  поднял Дамиан и вмиг    

Проник, –  куда, вам всем, небось известно.    

Поступок  этот увидав бесчестный,    

Плутон  супруга сделал зрячим вдруг,    

И тот,  глазами обведя вокруг,    

Почувствовал  в душе блаженство рая,    

Но скоро  мысль ему пришла о Мае.    

Он  устремил на дерево свой взор    

И вдруг  увидел: так ее припер    

Там  Дамиан, что молвить неприлично.    

Он издал  крик отчаяния зычный,    

Как мать  кричит, чей сын навек уснул:    

«Сюда,  сюда, на помощь, караул!    

Ты что  там делаешь, я знать желаю!    

Да что  же это, дева пресвятая?»    

На это  Мая молвила в ответ:    

«Сэр,  выдержки у вас, я вижу, нет.    

Мне  рассказали, – я не лгу, ей-ей! -    

Что,  коль хочу вернуть вам свет очей,    

На  дереве вступить в борьбу мне надо    

С  мужчиною, и я была так рада,    

Что мне  устроить это удалось».    

«Ты  вздор молоть, – ответил рыцарь, – брось!    

Ведь  собственными видел я глазами,    

Какая  шла борьба там между вами.    

Позор  вам!» Мая же ему в ответ:    

«Так,  значит, в этом средстве прока нет,    

Увы,  вполне мне ясно, в самом деле,    

Что вы,  о господин мой, не прозрели.    

Густая  мгла вам застилает взор».    

«Да нет  же, – крикнул Януарий, – вздор!    

Вполне  прозрел я и, тебе на срам,    

Заметил,  чем вы занимались там».    

На это  Мая: «Сударь, вы больны.    

Не знаю  за собой иной вины,    

Опричь  желанья возвратить вам зренье».    

«Прости, –  ответил муж, придя в смущенье,    

Коль я  тебя обидел чем-нибудь.    

Спустись  ко мне и обо всем забудь    

Но мне  казалось, что я вижу ясно,    

Как  Дамиан к груди твоей прекрасной    

Склонился,  вверх задрав рубашку». – «Ах, -    

Вздохнула  Мая, – мгла у вас в глазах.    

Как  человек, проснувшийся недавно,    

Предметы  видит не совсем исправно, -    

Всегда  пройти какой-то должен срок,    

Чтоб он  отчетливо их видеть мог, -    

Так  точно и слепой, который зренье    

Обрел  внезапно, в первое мгновенье    

Предметы  видит как бы сквозь туман,    

Ему еще  грозит самообман;    

Не  раньше он, как через день-другой,    

Проститься  может с прежней слепотой.    

Не  забывайте, сударь, ради бога,    

Что на  земле таких людей премного,    

Которым  кажется не то, что есть.    

Им в  заблужденье долго ли забресть?»    

Развесил  старый Януарий уши,    

И только  соскочила Мая с груши,    

Он стал  ее с восторгом целовать,    

Живот ей  гладить, всячески ласкать;    

Потом  пошел с ней вместе во дворец.    

Тут  длинной повести моей конец.    

Здоровья  и веселья вам желаю, -    

Храни  нас бог и дева пресвятая.    

     Здесь кончается рассказ  купца    

 Эпилог к рассказу купца    

     

«Спаси  нас боже от такой жены! -    

Вскричал  трактирщик. – Женщины полны    

Обмана,  лжи и всяческих уловок.    

Ведь как  бы ни был муж злосчастный ловок,    

Они, как  пчелы, трудятся весь день,    

Мед  собирая; ты ж стоишь, как пень,    

Оперой  улья и глядишь печально,    

Как  лакомится медом гость нахальный.    

Иль вот:  верна, как сталь, моя жена,    

Но не  похвалится умом она.    

Придирчива,  горласта и сварлива,    

Она не  даст мне выпить кружки пива    

С  приятелем. Да что и говорить.    

Всегда  найдешь, за что жену бранить.    

И,  знаете, скажу вам по секрету,    

Скорблю  нередко, что обузу эту    

Взвалил  я на плечи, себя связал,    

Когда  жену свою я в жены взял.    

     

Но,  видит бог, какой дурак я был бы,    

Когда  жены злонравие хулил бы.    

Скажу по  опыту – про то б узнала,    

И крику  было бы тогда немало;    

А  передал бы кто-нибудь из вас, -    

Кто именно,  неважно (всякий раз    

Кого-нибудь  найдет, кто б рассказал ей).    

Поэтому  молчу. Я слово дал ей    

Молчать  про то, что деется у нас.    

Вот,  стало быть, друзья, и весь мой сказ».    

     

Пролог сквайра    

Слова Трактирщика  Сквайру    

     

    

     

«Сэр  сквайр, – сказал трактирщик, – надлежало б    

Теперь,  когда стенаний столько, жалоб    

Мы  слышали, чтоб первый ваш рассказ    

Был о  любви, порадовал бы нас,    

Заставив  позабыть про все напасти».    

«Поверьте,  сэр, что я почту за счастье,    

Коль мой  рассказ по вкусу будет вам    

И всем  достопочтенным господам».    

 Рассказ Сквайра    

Здесь начинается  рассказ Сквайра    

     

     ЧАСТЬ ПЕРВАЯ    

     

В  татарском граде Сарра [226]  проживал    

Царь,  что нередко с Русью воевал,    

Губя в  ожесточенных этих войнах    

Немало  юных витязей достойных.    

Он  звался Камбусканом, [227]  и полна    

Молвой о  нем была в те времена    

Вселенная, –  везде народ привык    

В нем  видеть лучшего из всех владык.    

Хотя в  язычестве он был рожден,    

Но свято  чтил им принятый закон;    

К тому  же был отважен, мудр, богат,    

Всегда  помочь в беде любому рад,    

Был  крепко верен слову своему    

И волю  подчинять умел уму.    

Красив и  молод, он превосходил    

Всех  юных родичей избытком сил.    

Во всем  его сопровождал успех,    

И  роскошью, что чаровала всех,    

Любил он  украшать свой царский сан.    

Двух от  жены Эльфаны Камбускан    

Имел  сынов, и Альгарсифа имя    

Носил их  первенец, а младший ими    

Был  прозван Камбало. И дочка тоже    

Была у  них, тех двух детей моложе,    

По имени  Канака. Рассказать    

Про  красоту ее мне не под стать,    

Задача  эта слишком высока    

Для  моего простого языка;    

Тут  нужен ритор опытный, – лишь он,    

В  искусство красноречья посвящен,    

Сумел бы  описать такое диво    

Внушительно  и вместе с тем правдиво.    

Такого у  меня таланта нет.    

Так вот,  когда минуло двадцать лет    

С тех  пор, как начал Камбускан правленье,    

Он  приказал в день своего рожденья,    

Как  повелось уже из года в год,    

Созвать  на праздник верный свой народ.    

Вновь  иды мартовские наступили.    

Феб в  эти дни в своей был полной силе, -    

На Марса  глядя, весело сверкал    

И по  лазури путь свой направлял    

В жилище  зной несущего Овна.    

Погода  сладости была полна,    

И в  солнечных лучах сверкали птицы;    

Из  глоток их не уставала литься    

Песнь  благодарности за свежий луг    

И за  спасение от тяжких мук    

Зимы, в  чьей длани острый, хладный меч.    

Царь  Камбускан, о коем шла уж речь,    

В  роскошной мантии, в златой короне,    

Средь  приближенных восседал на троне    

И  задавал такой богатый пир,    

Какого  не видал дотоле мир.    

Дня  летнего мне б не хватило, верно,    

На  описанье роскоши безмерной    

Разнообразных  и несчетных блюд.    

Считаю я  за бесполезный труд    

Вам  говорить о цаплях, лебедях    

И  необычных рыбах на столах;    

Премногое,  что не в чести у нас,    

У них  считалось лакомством как раз.    

Не мог  бы, думаю, никто на свете    

Подробно  описать все блюда эти.    

Напрасно  утомлять не стану вас -    

Тем  более что уж не ранний час -    

Подробностями  лишними и сразу,    

Не  медля, к своему вернусь рассказу.    

Так вот,  когда уж третье блюдо съели    

И  Камбускан игрою менестрелей    

Пленительною  слух свой услаждал,    

Какой-то  рыцарь у преддверья в зал    

На  медном скакуне вдруг появился.    

На  пальце перстень золотой светился,    

В руке  держал он зеркало высоко,    

И  обнаженный меч висел у бока.    

К столу  подъехал этот рыцарь вдруг,    

И  воцарилась тишина вокруг.    

Все, кто  присутствовал, – и стар и млад,    

В него  вперили изумленный взгляд.    

А  незнакомый рыцарь на коне,    

Весь,  кроме головы одной, в броне,    

Поклон  царю отвесил, а затем    

Его  супруге и дворянам всем    

С таким  изяществом и знаньем правил,    

Что сам  Гавейн [228]  его бы не поправил,    

Когда б  вернуться снова к жизни мог    

Сей  рыцарских обычаев знаток    

Из  царства полусказочных преданий.    

И вслед  за тем, свой взор на Камбускане    

Остановив,  на языке родном    

Он громко  сообщил ему о том,    

С каким  к нему явился порученьем.    

Блестящим  поразив произношеньем    

И всех  своих движений красотой,    

Он  показал, что мастер он большой    

В  искусстве трудном выступать с речами.    

За ним  угнаться, вы поймете сами,    

Не в  силах я; то, что сказал он, вам    

Я  безыскусной речью передам.    

Насколько  помню, рыцарь так сказал:    

«Я  государя славного вассал,    

Которому  Аравия подвластна,    

А также  Индия. В сей день прекрасный    

Он вас  приветствует через меня    

И просит  медного принять коня,    

Который  подо мною. Конь за сутки,    

Легко и  не просрочив ни минутки,    

Куда  угодно вас перенесет.    

Будь  день погожим иль, наоборот,    

Пусть  дождь холодный хлещет неустанно,    

Вас этот  конь доставит невозбранно    

В любое  место, выбранное вами,    

А если,  как орел, над облаками    

Вы  захотите совершить полет,    

Он, не  пугаясь никаких высот,    

По  воздуху домчит вас, верьте мне    

(Хотя б  вы спали на его спине).    

Когда в  обратный захотите путь,    

Вам  стоит лишь иголку повернуть.    

Усердно  изучался ход светил    

Тем, кто  коня такого сотворил,    

И разных  тайных чар он знал немало.    

А в это,  что держу в руке, зерцало    

Лишь  взглянете, – узнаете тотчас,    

Когда  несчастье ждет ваш край иль вас,    

И кто  вам друг, и кто вас ненавидит.    

Еще в  нем дева чистая увидит,    

Коль в  человека подлого она    

Всем  сердцем беззаветно влюблена,    

Какой он  совершает грех пред нею,    

И образ  той, которую своею    

Отрадой  ныне называет он.    

Сюда,  под этот вешний небосклон,    

Я  прислан зеркало и перстень сей    

Вручить  Канаке, госпоже моей    

И вашей  дочери, отменно милой.    

А в  перстне этом вот какая сила;    

На  пальце он сверкай у госпожи    

Иль в  кошелек она его вложи,    

Язык  понятен станет ей всех птах,    

Летающих  над лугом и в кустах;    

Она  проникнет в тайну их бесед,    

По-птичьи  сможет им давать ответ;    

И дар  познанья трав ей будет дан,    

Она  сумеет каждую из ран    

Излечивать  особою травой.    

На  обнаженный меч взгляните мой,    

Висящий  тут. Любой рукой взнесен,    

Броню  крепчайшую разрубит он,    

Хотя б  она была, как дуб, толста.    

И тела  пораженные места    

Одним  лишь средством можно излечить -    

Клинок  плашмя на раны положить;    

Когда  клинок плашмя ударит вновь    

По тем  местам, откуда брызжет кровь,    

Тотчас  закроется любая рана.    

Я  сообщаю правду без изъяна, -    

Послужит  вам на пользу этот меч».    

Когда  свою закончил рыцарь речь,    

Он зал  покинул и сошел с коня.