1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 
         «На кортике  своем: Марина…»    

       

   На кортике своем: Марина —    

   Ты начертал, встав за Отчизну.    

   Была я первой и единой    

   В твоей великолепной жизни.    

       

   Я помню ночь и лик пресветлый    

   В аду солдатского вагона.    

   Я волосы гоню по ветру,    

   Я в ларчике храню погоны.    

       

   Москва, 18 января 1918    

      

         «Вам  грустно. — Вы больны…»    

       

       Ю. 3.    

       

   Beau ténébreux![36] — Вам грустно. — Вы  больны.    

   Мир неоправдан, — зуб болит! — Вдоль нежной    

   Раковины щеки — фуляр, как ночь.    

       

   Ни тонкий звон венецианских бус,    

   (Какая-нибудь память Казановы    

   Монахине преступной) — ни клинок    

       

   Дамасской стали, ни крещенский гул    

   Колоколов по сонной Московии —    

   Не расколдуют нынче Вашей мглы.    

       

   Доверьте мне сегодняшнюю ночь.    

       

   Я потайной фонарь держу под шалью.    

   Двенадцатого — ровно — половина.    

   И вы совсем не знаете — кто я.    

       

   Январь 1918    

           «Уедешь в  дальние края…»    

       

   Уедешь в дальние края,    

   Остынешь сердцем. — Не остыну.    

   Распутица — заря — румыны —    

   Младая спутница твоя…    

       

   Кто бросил розы на снегу?    

   Ах, это шкурка мандарина…    

   И крутятся в твоем мозгу:    

   Мазурка — море — смерть — Марина…    

       

   Февраль 1918    

      

         «Как много  красавиц, а ты — один…»    

       

   Как много красавиц, а ты — один,    

   Один — против ста тридцати Кармен,    

   И каждая держит цветок в зубах,    

   И каждая просит — роли.    

       

   У всех лихорадка в глазах и лесть    

   На красных губах, и такая страсть    

   К мехам и духам, и невинны все,    

   И все они — примадонны.    

       

   Вся каторга рампы — вокруг юных глаз.    

   Но занавес падает, гром гремит,    

   В надушенный шелк окунулся стан,    

   И кто-то целует руки.    

       

   От гения, грима, гримас, грошей —    

   В кабак, на расправу, на страстный смотр!    

   И возглас в четвертом часу утра,    

   С закинутым лбом: — Любите!    

       

   19 февраля 1918    

           ПЛАЩ    

       

       Плащ — для всех, кто строен и высок,    

    Плащ — для всех, кто смотрит на Восток.    

       

            1. «Пять  или шесть утра. Сизый туман. Рассвет…»    

        

    Пять или шесть утра. Сизый туман. Рассвет.    

    Пили всю ночь, всю ночь. Вплоть до седьмого часа.    

    А на мосту, как черт, черный взметнулся плащ.    

    — Женщина или черт? — Доминиканца ряса?    

        

    Оперный плащ певца? — Вдовий смиренный плат?    

    Резвой интриги щит? — Или заклад последний?    

    — Хочется целовать. — Воет завод. —  Бредет    

    Дряхлая знать — в кровать, глупая голь — к обедне.    

        

    8 марта 1918    

       

            2. «Век  коронованной Интриги…»    

        

    Век коронованной Интриги,    

    Век проходимцев, век плаща!    

    — Век, коронованный Голгофой! —    

    Писали маленькие книги    

    Для куртизанок — филозóфы.    

    Великосветского хлыща    

    Взмывало — умереть за благо.    

    Сверкал витийственною шпагой    

    За океаном — Лафайет.    

    А герцогини, лучший цвет    

    Вздыхателей обезоружив,    

    Согласно сердцу — и Руссо —    

    Купались в море детских кружев.    

        

    Катали девочки серсо,    

    С мундирами шептались Сестры…    

    Благоухали Тюилери…    

    А Королева-Колибри,    

    Нахмурив бровки, — до зари    

    Беседовала с Калиостро.    

        

    11 марта 1918    

               3. «Ночные  ласточки Интриги…»    

        

    Ночные ласточки Интриги —    

    Плащи, — крылатые герои    

    Великосветских авантюр.    

    Плащ, щеголяющий дырою,    

    Плащ вольнодумца, плащ расстриги,    

    Плащ-Проходимец, плащ-Амур.    

        

    Плащ прихотливый, как руно,    

    Плащ, преклоняющий колено,    

    Плащ, уверяющий: — темно…    

    Гудок дозора. — Рокот Сены.    

    Плащ Казановы, плащ Лозэна. —    

    Антуанетты домино.    

        

    Но вот, как черт из черных чащ —    

    Плащ — чернокнижник, вихрь — плащ,    

    Плащ — вороном над стаей пестрой    

    Великосветских мотыльков.    

    Плащ цвета времени и снов —    

    Плащ Кавалера Калиостро.    

        

    10 апреля 1918    

       

           «Закинув  голову и опустив глаза…»    

       

   Закинув голову и опустив глаза,    

   Пред ликом Господа и всех святых — стою.    

   Сегодня праздник мой, сегодня — Суд.    

       

   Сонм юных ангелов смущен до слез.    

   Бесстрастны праведники. Только ты,    

   На тронном облаке, глядишь как друг.    

       

   Что хочешь — спрашивай. Ты добр и стар,    

   И ты поймешь, что с эдаким в груди    

   Кремлевским колоколом — лгать нельзя.    

       

   И ты поймешь, как страстно день и ночь    

   Боролись Промысел и Произвол    

   В ворочающей жернова — груди.    

       

   Так, смертной женщиной, — опущен взор,    

   Так, гневным ангелом — закинут лоб,    

   В день Благовещенья, у Царских врат,    

   Перед лицом твоим — гляди! — стою.    

       

   А голос, голубем покинув в грудь,    

   В червонном куполе обводит круг.    

       

   Март 1918    

      

         «Кровных коней  запрягайте в дровни…»    

       

   Кровных коней запрягайте в дровни!    

   Графские вина пейте из луж!    

   Единодержцы штыков и душ!    

   Распродавайте — на вес — часовни,    

   Монастыри — с молотка — на слом.    

   Рвитесь на лошади в Божий дом!    

   Перепивайтесь кровавым пойлом!    

       

   Стойла — в соборы! Соборы — в стойла!    

   В чертову дюжину — календарь!    

   Нас под рогожу за слово: царь!    

       

   Единодержцы грошей и часа!    

   На куполах вымещайте злость!    

   Распродавая нас всех на мясо,    

   Раб худородный увидит — Расу:    

   Черная кость — белую кость.    

       

   Москва. 2 марта 1918    

   Первый день весны.    

           ДОН    

       

            1. «Белая  гвардия, путь твой высок…»    

        

    Белая гвардия, путь твой высок:    

    Черному дулу — грудь и висок.    

        

    Божье да белое твое дело:    

    Белое тело твое — в песок.    

        

    Не лебедей это в небе стая:    

    Белогвардейская рать святая    

    Белым видением тает, тает…    

        

    Старого мира — последний сон:    

    Молодость — Доблесть — Вандея — Дон.    

        

    24 марта 1918    

       

            2. «Кто  уцелел — умрет, кто мертв — воспрянет…»    

        

    Кто уцелел — умрет, кто мертв — воспрянет.    

    И вот потомки, вспомнив старину:    

    — Где были вы? — Вопрос как громом грянет,    

    Ответ как громом грянет: — На Дону!    

        

    — Что делали? — Да принимали муки,    

    Потом устали и легли на сон.    

    И в словаре задумчивые внуки    

    За словом: долг напишут слово: Дон.    

        

    30 марта 1918    

        

    NB! мои любимые.    

               3. «Волны и  молодость — вне закона…»    

        

    Волны и молодость — вне закона!    

    Тронулся Дон. — Погибаем. — Тонем.    

    Ветру веков доверяем снесть    

    Внукам — лихую весть:    

        

    Да! Проломилась донская глыба!    

    Белая гвардия — да! — погибла.    

    Но покидая детей и жен,    

    Но уходя на Дон,    

        

    Белою стаей летя на плаху,    

    Мы за одно умирали: хаты!    

        

    Перекрестясь на последний храм,    

    Белогвардейская рать — векам.    

        

    Москва, Благовещение 1918    

    — дни разгрома Дона —    

       

           «Идет по  луговинам лития…»    

       

   Идет по луговинам лития.    

   Таинственная книга бытия    

   Российского — где судьбы мира скрыты —    

   Дочитана и наглухо закрыта.    

       

   И рыщет ветер, рыщет по степи:    

   — Россия! — Мученица! — С миром — спи!    

       

   30 марта 1918    

           «Трудно и  чудно — верность до гроба…»    

       

   Трудно и чудно — верность до гроба!    

   Царская роскошь — в век площадей!    

   Стойкие души, стойкие ребра, —    

   Где вы, о люди минувших дней?!    

       

   Рыжим татарином рыщет вольность,    

   С прахом равняя алтарь и трон.    

   Над пепелищами — рев застольный    

   Беглых солдат и неверных жен.    

       

   11 апреля 1918    

      

         «О,  самозванцев жалкие усилья…»    

       

   …О, самозванцев жалкие усилья!    

   Как сон, как снег, как смерть — святыни — всем.    

   Запрет на Кремль? Запрета нет на крылья!    

   И потому — запрета нет на Кремль!    

       

   Страстной понедельник 1918    

      

         «Марина!  Спасибо за мир…»    

       

   — Марина! Спасибо за мир!    

   Дочернее странное слово.    

   И вот — расступился эфир    

   Над женщиной светлоголовой.    

       

   Но рот напряжен и суров.    

   Умру, — а восторга не выдам!    

   Так с неба Господь Саваоф    

   Внимал молодому Давиду.    

       

   Cтрастной понедельник 1918    

           АНДРЕЙ ШЕНЬЕ    

       

            1. «Андрей  Шенье взошел на эшафот…»    

        

    Андрей Шенье взошел на эшафот,    

    А я живу — и это страшный грех.    

    Есть времена — железные — для всех.    

    И не певец, кто в порохе — поет.    

        

    И не отец, кто с сына у ворот    

    Дрожа срывает воинский доспех.    

    Есть времена, где солнце — смертный грех.    

    Не человек — кто в наши дни живет.    

        

    17 апреля 1918    

       

            2. «Не  узнаю в темноте…»    

        

    Не узнаю в темноте    

    Руки — свои иль чужие?    

    Мечется в страшной мечте    

    Черная Консьержерия.    

        

    Руки роняют тетрадь,    

    Щупают тонкую шею.    

    Утро крадется как тать.    

    Я дописать не успею.    

        

    17 апреля 1918    

       

      

         «Не самозванка  — я пришла домой…»    

       

   Не самозванка — я пришла домой,    

   И не служанка — мне не надо хлеба.    

   Я — страсть твоя, воскресный отдых твой,    

   Твой день седьмой, твое седьмое небо.    

       

   Там на земле мне подавали грош    

   И жерновов навешали на шею.    

   — Возлюбленный! — Ужель не узнаешь?    

   Я ласточка твоя — Психея!    

       

   Апрель 1918    

           «Страстный стон,  смертный стон…»    

       

   Страстный стон, смертный стон,    

   А над стонами — сон.    

   Всем престолам — престол,    

   Всем законам — закон.    

       

   Где пустырь — поле ржи,    

   Реки с синей водой…    

   Только веки смежи,    

   Человек молодой!    

       

   В жилах — мед. Кто идет?    

   Это — он, это — сон —    

   Он уймет, он отрет    

   Страстный пот, смертный пот.    

       

   24 апреля 1918    

      

         «Ходит сон с  своим серпом…»    

       

   Ходит сон с своим серпом,    

   Ходит смерть с своей косой —    

   Царь с царицей, брат с сестрой.    

       

   — Ходи в сени, ходи в рай!    

   — Ходи в дедушкин сарай!    

       

   Шли по рекам синим,    

   Шли мы по пустыням,    

   — Странники — к святыням.    

       

   — Мы тебя не при — имем!    

   — Мы тебя не при — имем!    

       

   — Я Христова сирота,    

   Растворяю ворота    

   Ключиком-замочком,    

   Шелковым платочком.    

       

   — И до вас доплелась.    

   — Проходи! — Бог подаст!    

       

   — Дом мой — немалый,    

   Мед мой — хваленый,    

   Розан мой — алый,    

   Виноград — зеленый…    

       

   Хлеба-то! Хлеба!    

   Дров — полон сад!    

   Глянь-ка на небо —    

   Птички летят!    

       

   25 апреля 1918    

           «Серафим — на  орла! Вот бой…»    

       

       Евгению Багратионовичу Вахтангову    

       

   Серафим — на орла! Вот бой! —    

   Примешь вызов? — Летим за тучи!    

   В год кровавый и громовой —    

   Смерть от равного — славный случай.    

       

   Гнев Господень нас в мир извéрг,    

   Дабы помнили люди — небо.    

   Мы сойдемся в Страстной Четверг    

   Над церковкой Бориса — и — Глеба.    

       

   Москва, Вербное воскресенье 1918    

      

         «С вербочкою  светлошерстой…»    

       

   С вербочкою светлошерстой —    

   Светлошерстая сама —    

   Меряю Господни версты    

   И господские дома.    

       

   Вербочка! Небесный житель!    

   — Вместе в небо! — Погоди! —    

   Так и в землю положите    

   С вербочкою на груди.    

       

   Вербное воскресенье 1918    

      

         «Коли в землю  солдаты всадили — штык…»    

       

   Коли в землю солдаты всадили — штык,    

   Коли красною тряпкой затмили — Лик,[37]    

   Коли Бог под ударами — глух и нем,    

   Коль на Пасху народ не пустили в Кремль —    

       

   Надо бражникам старым засесть за холст,    

   Рыбам — петь, бабам — умствовать, птицам — ползть,    

   Конь на всаднике должен скакать верхом,    

   Новорожденных надо поить вином,[38]    

       

   Реки — жечь, мертвецов выносить — в окно,    

   Солнце красное в полночь всходить должно,    

   Имя суженой должен забыть жених…    

       

   Государыням нужно любить — простых.[39]    

       

   3-ий день Пасхи 1918    

           «Это просто,  как кровь и пот…»    

       

   Это просто, как кровь и пот:    

   Царь — народу, царю — народ.    

       

   Это ясно, как тайна двух:    

   Двое рядом, а третий — Дух.    

       

   Царь с небес на престол взведен:    

   Это чисто, как снег и сон.    

       

   Царь опять на престол взойдет —    

   Это свято, как кровь и пот.    

       

   7 мая 1918, 3-ий день Пасхи    

   (а оставалось ему жить меньше трех месяцев!)    

      

         «Орел и  архангел! Господень гром…»    

       

   Орел и архангел! Господень гром!    

   Не храм семиглавый, не царский дом    

   Да будет тебе гнездом.    

       

   Нет, — Красная площадь, где весь народ!    

   И — Лобное место сравняв — в поход:    

   Птенцов — собирать — сирот.    

       

   Народ обезглавлен и ждет главы.    

   Уж воздуху нету ни в чьей груди.    

   Архангел! — Орел! — Гряди!    

       

   Не зарева рыщут, не вихрь встает,    

   Не радуга пышет с небес, — то Петр    

   Птенцам производит смотр.    

       

   7 мая 1918,    

   третий день Пасхи    

           «Змея  оправдана звездой…»    

       

   Змея оправдана звездой,    

   Застенчивая низость — небом.    

   Топь — водопадом, камень — хлебом.    

   Чернь — Марсельезой, царь — бедой.    

   Стан несгибавшийся — горбом    

   Могильным, — горб могильный — розой…    

       

   9 мая 1918    

      

         «Плоти —  плоть, духу — дух…»    

       

   Плоти — плоть, духу — дух,    

   Плоти — хлеб, духу — весть,    

   Плоти — червь, духу — вздох,    

   Семь венцов, семь небес.    

       

   Плачь же, плоть! — Завтра прах!    

   Дух, не плачь! — Славься, дух!    

   Нынче — раб, завтра — царь    

   Всем семи — небесам.