1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 
186
    
    
Уже больше тут месяца, в Могилёве, — а ни разу не сшагал Воротынцев на Вал, хотя штаб же — рядом. С того тёпло-бурного октябрьского вечера — ни разу.
    
Сегодня после полудня пошёл — обдумывая свою речь на послезавтрашнем офицерском съезде. Обещали ему дать слово во второй день.
    
Речь — уже сложил в голове, уже горит.
    
Можно передать заряд — сразу сотням, с кем не переговоришь отдельно.
    
А они потом — ещё сотням.
    
Хотя — каждое слово будет на прощуп. Против кого — открыто не призовёшь. И о правительстве — не скажешь чётко, чего оно стоит. И о Совете — не скажешь пятой доли.
    
Да против кого — понимаешь ли сам? Такая закружливая чёртова обстановка: против кого? Ну, определились ленинцы, — но не одни ж они. А советские всех оттенков? а все армейские комитетчики, да услужники при них? Ведь они всё больше завихривают и солдат. Неразуменных, одураченных, уже чуть не миллионы, — они кто? они тоже клонятся во враги? Ребята вы наши, ребята... 
    
Как это страшно сползло! Сползает.
    
Круговой Обман — вот какой враг.
    
А — как через него прорваться? Такого — в жизни не приходилось. Таких способов мы не знаем.
    
Нужна речь — как меч.
    
Сбор трёхсот боевых фронтовых офицеров, делегатами от офицерских тысяч, в сегодняшней безвластной, разбродной, стиснутой обстановке — это событие. И задумано так, что съездом не кончится. Будет учреждён Всероссийский Союз Офицеров, — все создают союзы, почему же не нам? Офицерство ободрится и сомкнётся.
    
А здесь, при Ставке, останется Главный комитет. (В него — попасть.) Он будет — как бы Ставка при Ставке. Вторая Ставка — но свободна от прямой служебной субординации Штаба. Свободней в движениях. Но — в помощь Верховному.
    
Или — Вождю? Где б — этот вождь? Как жаждется открытый чей-то клич! Но ни один большой генерал не решается, все спутаны.
    
Такая проклятая обстановка, что спутывает всех.
    
Сегодня вернулся из Петрограда Алексеев. Непроницаемый. Он будет открывать съезд. И направит его.
    
А — как направит? В первомартовские дни, теперь уже видно, сыграл Алексеев жалкую роль.
    
Уже шёл по аллейкам Вала — и вот вышел на самый восточный край его, к откосу. Крутой откос, уже в молодой траве, пересеченный наискось гравийной пешеходкой — вниз, к пристани. Зелёный откос, отрублен до самой набережной.
    
На Валу — малолюдно, день. Тут, на обрыве, отъединённая, свободная скамья: уже прошло большое наводнение, жители отлюбовались.
    
Сел.
    
Так примётан военный глаз, уже ничего не поделать, не то видит, что всё — высота, красота, обзор, но на всякое урочище, на всякий выгиб рельефа — невольный первый взгляд: а как здесь атаковать? И сразу же второй: а как обороняться?
    
Так и на эту круть. Брать её, да через Днепр — о-о-ох, трудно. Разве зимой.
    
Две баржи у дебаркадеров. Да одну тянет пароходик, вверх.
    
Уже спадает наводнение, а далеко ещё не вошло в берега. Полно идут серо-синие воды.
    
А за Днепром заливные луга — на пять вёрст в глубину, широко-о.
    
А за ровенью поймы — кожевенный заводик. И другой. Деревня. Ещё деревня. И — леса.
    
Что за радость — обширного взгляда с горы. На реку, на пойму, на даль. Как будто возносишься над своей жизнью.
    
Вот так бы похорониться: на крутом берегу русской реки, против широченной поймы. И — на берегу западном, чтобы ноги к реке и с малым уклоном — как будто и лёжа всегда видеть и водную ширь, и восходы солнца за ней.
    
Небо сейчас не голубое, а в белесоватой позолоте. И кое-где—лёгкий начёс волосяных облачков. Не движутся.
    
Видишь — так много России сразу, как не бывает повседневно.
    
Если взять чуть левей, восток-северо-восток, и перевалить через леса, взлететь и дальше, — расстелется сперва Смоленская. Потом Московская. Потом Владимирская. А там — и наша Костромская. Всего-то — вёрст семьсот, куда покороче фронта. Не далеко.
    
Милая, печальная, обделённая сторонушка костромская. Что ж я не был в тебе так давно, давно, давно?
    
А во взрослые уже наезды — та щемливая тоска, какая почему-то всегда зацепляла его в Застружьи, — от скудных ли полей; от изгиба дороги — вот тут была, и увильнула, и напрочь; от ветряной ли мельницы дальней? И та тоска достигла и сюда, и здесь крючком потянула за сердце.
    
Или — чувство, что никогда уже туда не вернуться?..
    
Родина моя! Нерадиво мы тебе служим. Дурно.
    
И — дослужились.
    
Вот тут, позади близко, за этими деревьями, впечатывал Нечволодов: революция уже пришла! Она который год нас разносит — а мы всё не действуем.
    
Как говорили встарь: благомужественный воин.
    
Тогда — не хотелось поверить.
    
А вот уже: прославленная Тройка наша — скатилась, пьяная, в яр — и уткнулась оглоблями в глину.
    
Всё хвастали.
    
Что за обычай был у нас — превозноситься? Подбочениваться с этаким лихим превосходством.
    
Сегодня делегаты начнут съезжаться — из четырнадцати армий! — надо как можно больше встречаться, видеться, толковать.
    
Сколачивать ядро.
    
Нет, в офицерстве ещё сила есть. Если где ещё осталась — только в офицерстве.
    
Как ни смяты, ни разрознены, ни рассеялись — но кто ещё готов идти на смерть, не пригибая голову? Прошедшую все фронты и бои.
    
Сколь бы мало нас ни сплотилось, — ни это правительство, ни Совет — не отнимут у нас последнего права: ещё раз побиться.
    
Набухало: бой — неизбежен. Бой — будет.
    
А не победить — так себя уложить достойно.
    
В этом холоде подступающего, в этой бесповоротности — своё новое облегчение.
    
Кажется: всё — хуже некуда? В яр, в глину, и все жертвы напрасны? и не знаешь, где быть, где стать?
    
А плечи — опять распрямились. Нет, впереди — что-то светит. Ещё не всё мы просадили.
    
Но — на какой развилок спешить? И уложить себя — под какой камень?
    
    
    
1984-1989
    
Кавендиш, Вермонт
   
  
  
   
    
КАЛЕНДАРЬ РЕВОЛЮЦИИ
   
   (ст. ст.)
   
   
11 мая
   
   - Керенский подписал „Декларацию прав солдата”
   
   
16 мая
   
   - Кронштадт отказался признавать власть Временного правительства
   
   
22 мая
   
   - Снятие ген. Алексеева с поста Верховного Главнокомандующего. Назначен ген. Брусилов
   
   
23 мая
   
   - Главнокомандующий германским Восточным фронтом публично предлагает России переговоры о мире
   
   
24 мая
   
   - Уступчивое постановление Временного правительства о Кронштадте
   
   
25 мая
   
   - Приказ Керенского об увольнении ген. Гурко с Главнокомандования Западным фронтом. Назначен ген. Деникин
   
   
26 мая
   
   - Петроградский Совет требует от Кронштадта безусловного повиновения
   
   
27 мая
   
   - В Эстляндской губернии Совет взял власть вопреки Временному правительству. „Кронштадтская волна покатится по всей России.”
   
   
3 июня
   
   - Открылся 1-й Всероссийский съезд Советов.
   
   
4 июня
   
   - На съезде Ленин: «Есть такая партия!»