1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 
   В египетском тонком дыму.    

       

   Под низким рассеянным небом    

   Вперед по сибирскому тракту    

   Ведет господин чужестранный    

   Домой — молодую жену.    

       

   3 сентября 1917    

      

         «Поздний свет  тебя тревожит…»    

       

   Поздний свет тебя тревожит?    

   Не заботься, господин!    

   Я — бессонна. Спать не может    

   Кто хорош и кто один.    

       

   Нам бессонница не бремя,    

   Отродясь кипим в котле.    

   Так-то лучше. Будет время    

   Телу выспаться в земле.    

       

   Ни зевоты, ни ломоты,    

   Сын — уснул, а друг — придет.    

   Друг за матерью присмотрит,    

   Сына — Бог побережет.    

       

   Поделю ж, пока пригожа,    

   И пока одной невмочь, —    

   Бабью жизнь свою по-божьи:    

   Сыну — день, а другу — ночь.    

       

   4 сентября 1917    

           «Я помню  первый день, младенческое зверство…»    

       

   Я помню первый день, младенческое зверство,    

   Истомы и глотка божественную муть,    

   Всю беззаботность рук, всю бессердечность сердца,    

   Что камнем падало — и ястребом — на грудь.    

       

   И вот — теперь — дрожа от жалости и жара,    

   Одно: завыть, как волк, одно: к ногам припасть,    

   Потупиться — понять — что сладострастью кара —    

   Жестокая любовь и каторжная страсть.    

       

   4 сентября 1917    

      

         ПЕТРОВ КОНЬ  РОНЯЕТ ПОДКОВУ    

    (Отрывок)    

       

   И, дрожа от страстной спеси,    

   В небо вознесла ладонь    

   Раскаленный полумесяц,    

   Что посеял медный конь.    

       

   Сентябрь 1917    

      

         «Тот — щеголем  наполовину мертвым…»    

       

   Тот — щеголем наполовину мертвым,    

   А этот — нищим, по двадцатый год.    

   Тот говорит, а этот дышит. Тот    

   Был ангелом, а этот будет чертом.    

       

   Встречают-провожают поезда    

   И….. слушают в пустынном храме,    

   И все глядит — внимательно — как даме —    

   Как женщине — в широкие глаза.    

       

   И все не может до конца вздохнуть    

   Товарищ младший, и глотает — яро,    

   Расширенными легкими — сигары    

   И города полýночную муть.    

       

   И коротко кивает ангел падший,    

   Когда иссяк кощунственный словарь,    

   И расстаются, глядя на фонарь,    

   Товарищ старший и товарищ младший.    

       

   6 сентября 1917    

           «Ввечеру  выходят семьи…»    

       

   Ввечеру выходят семьи.    

   Опускаются на скамьи.    

   Из харчевни — пар кофейный.    

   Господин клянется даме.    

       

   Голуби воркуют. Крендель    

   Правит триумфальный вход.    

   Мальчик вытащил занозу.    

   — Господин целует розу. —    

       

   Пышут пенковые трубки,    

   Сдвинули чепцы соседки:    

   Кто — про юбки, кто — про зубки.    

   Кто — про рыжую наседку.    

       

   Юноша длинноволосый,    

   Узкогрудый — жалкий стих    

   Сочиняет про разлуку.    

   — Господин целует руку.    

       

   Спят……., спят ребята,    

   Ходят прялки, ходят зыбки.    

   Врет матрос, портной горбатый    

   Встал, поглаживая скрипку.    

       

   Бледный чужестранец пьяный,    

   Тростью в грудь себя бия,    

   Возглашает: — Все мы братья!    

   — Господин целует платье.    

       

   Дюжина ударов с башни    

   — Доброй ночи! Доброй ночи!    

   — Ваше здравие! За Ваше!    

   (Господин целует в очи).    

       

   Спит забава, спит забота.    

   Скрипача огромный горб    

   Запрокинулся под дубом.    

   — Господин целует в губы.    

       

   6 сентября 1917    

           «И вот,  навьючив на верблюжий горб…»    

       

   И вот, навьючив на верблюжий горб,    

   На добрый — стопудовую заботу,    

   Отправимся — верблюд смирен и горд —    

   Справлять неисправимую работу.    

       

   Под темной тяжестью верблюжьих тел —    

   Мечтать о Ниле, радоваться луже,    

   Как господин и как Господь велел —    

   Нести свой крест по-божьи, по-верблюжьи.    

       

   И будут в зареве пустынных зорь    

   Горбы — болеть, купцы — гадать: откуда,    

   Какая это вдруг напала хворь    

   На доброго, покорного верблюда?    

       

   Но, ни единым взглядом не моля,    

   Вперед, вперед, с сожженными губами,    

   Пока Обетованная земля    

   Большим горбом не встанет над горбами.    

       

   14 сентября 1917    

      

          «Аймек-гуарузим — долина роз…»    

       

   Аймéк-гуарýзим — долина роз.    

   Еврейка — испанский гранд.    

   И ты, семилетний, очами врос    

   В истрепанный фолиант.    

       

   От розовых, розовых, райских чащ    

   Какой-то пожар в глазах.    

   Луна Сарагоссы — и черный плащ.    

   Шаль — дó полу — и монах.    

       

   Еврейская девушка — меж невест —    

   Что роза среди ракит!    

   И старый серебряный дедов крест    

   Сменен на Давидов щит.    

       

   От черного взора и красных кос    

   В глазах твоих — темный круг.    

   И целое дерево райских роз    

   Цветет меж библейских букв.    

       

   Аймéк-гуарýзим — так в первый раз    

   Предстала тебе любовь.    

   Так первая книга твоя звалась,    

   Так тигр почуял кровь.    

       

   И, стройное тело собрав в прыжок,    

   Читаешь — черно в глазах! —    

   Как в черную полночь потом их сжег    

   На красном костре — монах.    

       

   18 сентября 1917    

           «Запах,  запах…»    

       

   Запах, запах    

   Твоей сигары!    

   Смуглой сигары    

   Запах!    

   Перстни, перья,    

   Глаза, панамы…    

   Синяя ночь    

   Монако.    

       

   Запах странный,    

   Немножко затхлый:    

   В красном тумане —    

   Запад.    

   Столб фонарный    

   И рокот Темзы,    

   Чем же еще?    

   Чем же?    

       

   Ах, Веной!    

   Духами, сеном,    

   Открытой сценой,    

   Изменой!    

       

   23 сентября 1917    

      

         «Бел, как  мука, которую мелет…»    

       

   Бел, как мука, которую мелет,    

   Черен, как грязь, которую чистит,    

   Будет от Бога похвальный лист    

   Мельнику и трубочисту.    

       

   Нам же, рабам твоим непокорным,    

   Нам, нерадивым: мельникам — черным,    

   Нам, трубочистам белым — увы! —    

   Страшные — Судные дни твои;    

       

   Черным по белому в день тот черный    

   Будем стоять на доске позорной.    

       

   30 сентября 1917    

           «Ночь. —  Норд-Ост. — Рев солдат. — Рев волн…»    

       

   Ночь. — Норд-Ост. — Рев солдат. — Рев  волн.    

   Разгромили винный склад. — Вдоль стен    

   По канавам — драгоценный поток,    

   И кровавая в нем пляшет луна.    

       

   Ошалелые столбы тополей.    

   Ошалелое — в ночи — пенье птиц.    

   Царский памятник вчерашний — пуст,    

   И над памятником царским — ночь.    

       

   Гавань пьет, казармы пьют. Мир — наш!    

   Наше в княжеских подвалах вино!    

   Целый город, топоча как бык,    

   К мутной луже припадая — пьет.    

       

   В винном облаке — луна. — Кто здесь?    

   Будь товарищем, красотка: пей!    

   А по городу — веселый слух:    

   Где-то двое потонули в вине.[34]    

       

   Феодосия, последние дни Октября    

      

         «Плохо сильным  и богатым…»    

       

   Плохо сильным и богатым,    

   Тяжко барскому плечу.    

   А вот я перед солдатом    

   Светлых глаз не опущу.    

       

   Город буйствует и стонет,    

   В винном облаке — луна.    

   А меня никто не тронет:    

   Я надменна и бедна.    

       

   Феодосия, конец Октября    

           КОРНИЛОВ    

       

   …Сын казака, казак…    

   Так начиналась — речь.    

   — Родина. — Враг. — Мрак.    

   Всем головами лечь.    

       

   Бейте, попы, в набат.    

   — Нечего есть. — Честь.    

   — Не терять ни дня!    

   Должен солдат    

   Чистить коня…[35]    

       

   4 декабря 1917    

      

         РУАН    

       

   И я вошла, и я сказала: — Здравствуй!    

   Пора, король, во Францию, домой!    

   И я опять веду тебя на царство,    

   И ты опять обманешь, Карл Седьмой!    

       

   Не ждите, принц, скупой и невеселый,    

   Бескровный принц, не распрямивший плеч,    

   Чтоб Иоанна разлюбила — голос,    

   Чтоб Иоанна разлюбила — меч.    

       

   И был Руан, в Руане — Старый рынок…    

   — Все будет вновь: последний взор коня,    

   И первый треск невинных хворостинок,    

   И первый всплеск соснового огня.    

       

   А за плечом — товарищ мой крылатый    

   Опять шепнет: — Терпение, сестра! —    

   Когда сверкнут серебряные латы    

   Сосновой кровью моего костра.    

       

   4 декабря 1917    

           МОСКВЕ    

       

            1. «Когда  рыжеволосый Самозванец…»    

        

    Когда рыжеволосый Самозванец    

    Тебя схватил — ты не согнула плеч.    

    Где спесь твоя, княгинюшка? — Румянец,    

    Красавица? — Разумница, — где речь?    

        

    Как Петр-Царь, презрев закон сыновний,    

    Позарился на голову твою —    

    Боярыней Морозовой на дровнях    

    Ты отвечала Русскому Царю.    

        

    Не позабыли огненного пойла    

    Буонапарта хладные уста.    

    Не в первый раз в твоих соборах — стойла.    

    Все вынесут кремлевские бока.    

        

    9 декабря 1917    

       

            2. «Гришка-Вор  тебя не ополячил…»    

        

    Гришка-Вор тебя не ополячил,    

    Петр-Царь тебя не онемечил.    

    Что же делаешь, голубка? — Плачу.    

    Где же спесь твоя, Москва? — Далече.    

        

    — Голубочки где твои? — Нет корму.    

    — Кто унес его? — Да ворон черный.    

    — Где кресты твои святые? — Сбиты.    

    — Где сыны твои, Москва? — Убиты.    

        

    10 декабря 1917    

               3. «Жидкий  звон, постный звон…»    

        

    Жидкий звон, постный звон.    

    На все стороны — поклон.    

        

    Крик младенца, рев коровы.    

    Слово дерзкое царёво.    

        

    Плёток свист и снег в крови.    

    Слово темное Любви.    

        

    Голубиный рокот тихий.    

    Черные глаза Стрельчихи.    

        

    10 декабря 1917    

       

           «Расцветает  сад, отцветает сад…»    

       

   Расцветает сад, отцветает сад.    

   Ветер встреч подул, ветер мчит разлук.    

   Из обрядов всех чту один обряд:    

   Целованье рук.    

       

   Города стоят, и стоят дома.    

   Юным женщинам — красота дана,    

   Чтоб сходить с ума — и сводить с ума    

   Города. Дома.    

       

   В мире музыка — изо всех окон,    

   И цветет, цветет Моисеев куст.    

   Из законов всех — чту один закон:    

   Целованье уст.    

       

   12 декабря 1917    

           «Как рука с  твоей рукой…»    

       

   Как рука с твоей рукой    

   Мы стояли на мосточку.    

   Юнкерочек мой морской    

   Невысокого росточку.    

       

   Низкий, низкий тот туман,    

   Буйны, злы морские хляби.    

   Твой сердитый — капитан,    

   Быстрый, быстрый твой корабль.    

       

   Я пойду к себе домой,    

   Угощусь из смертной рюмки.    

   Юнга, юнга, юнга мой,    

   Юнга, морской службы юнкер!    

       

   22 декабря 1917    

      

         «Новый год я  встретила одна…»    

       

   Новый год я встретила одна.    

   Я, богатая, была бедна,    

   Я, крылатая, была проклятой.    

   Где-то было много-много сжатых    

   Рук — и много старого вина.    

   А крылатая была — проклятой!    

   А единая была — одна!    

   Как луна — одна, в глазу окна.    

       

   31 декабря 1917    

      

         «Кавалер де  Гриэ! — Напрасно…»    

       

   Кавалер де Гриэ! — Напрасно    

   Вы мечтаете о прекрасной,    

   Самовластной — в себе не властной —    

   Сладострастной своей Manоn.    

       

   Вереницею вольной, томной    

   Мы выходим из ваших комнат.    

   Дольше вечера нас не помнят.    

   Покоритесь, — таков закон.    

       

   Мы приходим из ночи вьюжной,    

   Нам от вас ничего не нужно,    

   Кроме ужина — и жемчужин,    

   Да быть может еще — души!    

       

   Долг и честь, Кавалер, — условность.    

   Дай Вам Бог целый полк любовниц!    

   Изъявляя при сем готовность…    

   Страстно любящая Вас    

   — М.    

       

   31 декабря 1917    

           БРАТЬЯ    

       

            1. «Спят,  не разнимая рук…»    

        

    Спят, не разнимая рук,    

    С братом — брат,    

    С другом — друг.    

    Вместе, на одной постели.    

        

    Вместе пили, вместе пели.    

        

    Я укутала их в плед,    

    Полюбила их навеки.    

    Я сквозь сомкнутые веки    

    Странные читаю вести:    

        

    Радуга: двойная слава,    

    Зарево: двойная смерть.    

        

    Этих рук не разведу.    

    Лучше буду,    

    Лучше буду    

    Полымем пылать в аду!    

       

            2. «Два  ангела, два белых брата…»    

        

    Два ангела, два белых брата,    

    На белых вспененных конях!    

    Горят серебряные латы    

    На всех моих грядущих днях.    

    И оттого, что вы крылаты —    

    Я с жадностью целую прах.    

        

    Где стройный благовест негромкий,    

    Бредущие через поля    

    Купец с лотком, слепец с котомкой…    

    — Дымят, пылая и гремя,    

    Под конским топотом — обломки    

    Китай-города и Кремля!    

        

    Два всадника! Две белых славы!    

    В безумном цирковом кругу    

    Я вас узнала. — Ты, курчавый,    

    Архангелом вопишь в трубу.    

    Ты — над Московскою Державой    

    Вздымаешь радугу-дугу.    

               3. «Глотаю  соленые слезы…»    

        

    Глотаю соленые слезы.    

    Роман неразрезанный — глуп.    

    Не надо ни робы, ни розы,    

    Ни розовой краски для губ,    

        

    Ни кружев, ни белого хлеба,    

    Ни солнца над вырезом крыш,    

    Умчались архангелы в небо,    

    Уехали братья в Париж!    

        

    11 января 1918    

       

           «Ветер звонок,  ветер нищ…»    

       

   Ветер звонок, ветер нищ,    

   Пахнет розами с кладбищ.    

   ……ребенок, рыцарь, хлыщ.    

       

   Пастор с книгою святою, —    

   Всяк……..красотою    

   Над беспутной сиротою.    

       

   Только ты, мой блудный брат,    

   Ото рта отводишь яд!    

       

   В беззаботный, скалозубый    

   Разговор — и в ворот шубы    

   Прячешь розовые губы.    

       

   13 января 1918