1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 
      

         «Только закрою  горячие веки…»    

       

   Только закрою горячие веки —    

   Райские розы, райские реки…    

       

   Где-то далече,    

   Как в забытьи,    

   Нежные речи    

   Райской змеи.    

       

   И узнаю,    

   Грустная Ева,    

   Царское древо    

   В круглом раю.    

       

   20 января 1917    

           «Милые  спутники, делившие с нами ночлег…»    

       

   Милые спутники, делившие с нами ночлег!    

   Версты, и версты, и версты, и черствый хлеб…    

       

   Рокот цыганских телег,    

   Вспять убегающих рек —    

   Рокот…    

       

   Ах, на цыганской, на райской, на ранней заре    

   Помните жаркое ржанье и степь в серебре?    

   Синий дымок на горе,    

   И о цыганском царе —    

   Песню…    

       

   В черную полночь, под пологом древних ветвей,    

   Мы вам дарили прекрасных — как ночь — сыновей,    

   Нищих — как ночь — сыновей…    

   И рокотал соловей —    

   Славу…    

       

   Не удержали вас, спутники чудной поры,    

   Нищие неги и нищие наши пиры.    

   Жарко пылали костры,    

   Падали к нам на ковры —    

   Звезды…    

       

   29 января 1917    

      

         «У камина, у  камина…»    

       

   У камина, у камина    

   Ночи коротаю.    

   Все качаю и качаю    

   Маленького сына.    

       

   Лучше бы тебе по Нилу    

   Плыть, дитя, в корзине!    

   Позабыл отец твой милый    

   О прекрасном сыне.    

       

   Царский сон оберегая,    

   Затекли колена.    

   Ночь была… И ночь другая    

   Ей пришла на смену.    

       

   Так Агарь в своей пустыне    

   Шепчет Измаилу:    

   «Позабыл отец твой милый    

   О прекрасном сыне!»    

       

   Дорастешь, царек сердечный,    

   До отцовской славы,    

   И поймешь: недолговечны    

   Царские забавы!    

       

   И другая, в час унылый    

   Скажет у камина:    

   «Позабыл отец твой милый    

   О прекрасном сыне!»    

       

   2 февраля 1917. Сретение    

           «Август —  астры…»    

       

   Август — астры,    

   Август — звезды,    

   Август — грозди    

   Винограда и рябины    

   Ржавой — август!    

       

   Полновесным, благосклонным    

   Яблоком своим имперским,    

   Как дитя, играешь, август.    

   Как ладонью, гладишь сердце    

   Именем своим имперским:    

   Август! — Сердце!    

       

   Месяц поздних поцелуев,    

   Поздних роз и молний поздних!    

   Ливней звездных    

   Август! — Месяц    

   Ливней звездных!    

       

   7 февраля 1917    

      

         ДОН-ЖУАН    

       

            1. «На заре  морозной…»    

        

    На заре морозной    

    Под шестой березой    

    За углом у церкви    

    Ждите, Дон-Жуан!    

        

    Но, увы, клянусь вам    

    Женихом и жизнью,    

    Что в моей отчизне    

    Негде целовать!    

        

    Нет у нас фонтанов,    

    И замерз колодец,    

    А у богородиц —    

    Строгие глаза.    

        

    И чтобы не слышать    

    Пустяков — красоткам,    

    Есть у нас презвонкий    

    Колокольный звон.    

        

    Так вот и жила бы,    

    Да боюсь — состарюсь,    

    Да и вам, красавец,    

    Край мой не к лицу.    

        

    Ах, в дохе медвежьей    

    И узнать вас трудно,    

    Если бы не губы    

    Ваши, Дон-Жуан!    

        

    19 февраля 1917    

               2. «Долго  на заре туманной…»    

        

    Долго на заре туманной    

    Плакала метель.    

    Уложили Дон-Жуана    

    В снежную постель.    

        

    Ни гремучего фонтана,    

    Ни горячих звезд…    

    На груди у Дон-Жуана    

    Православный крест.    

        

    Чтобы ночь тебе светлее    

    Вечная — была,    

    Я тебе севильский веер,    

    Черный, принесла.    

        

    Чтобы видел ты воочью    

    Женскую красу,    

    Я тебе сегодня ночью    

    Сердце принесу.    

        

    А пока — спокойно спите!..    

    Из далеких стран    

    Вы пришли ко мне. Ваш список —    

    Полон, Дон-Жуан!    

        

    19 февраля 1917    

       

            3. «После  стольких роз, городов и тостов…»    

        

    После стольких роз, городов и тостов —    

    Ах, ужель не лень    

    Вам любить меня? Вы — почти что остов,    

    Я — почти что тень.    

        

    И зачем мне знать, что к небесным силам    

    Вам взывать пришлось?    

    И зачем мне знать, что пахнýло — Нилом    

    От моих волос?    

        

    Нет, уж лучше я расскажу Вам сказку:    

    Был тогда — январь.    

    Кто-то бросил розу. Монах под маской    

    Проносил фонарь.    

        

    Чей-то пьяный голос молил и злился    

    У соборных стен.    

    В этот самый час Дон-Жуан Кастильский    

    Повстречал — Кармен.    

        

    22 февраля 1917    

               4. «Ровно —  полночь…»    

        

    Ровно — полночь.    

    Луна — как ястреб.    

    — Что — глядишь?    

    — Так — гляжу!    

        

    — Нравлюсь? — Нет.    

    — Узнаешь? — Быть может.    

    — Дон-Жуан я.    

    — А я — Кармен.    

        

    22 февраля 1917    

       

            5. «И была  у Дон-Жуана — шпага…»    

        

    И была у Дон-Жуана — шпага,    

    И была у Дон-Жуана — Донна Анна.    

    Вот и все, что люди мне сказали    

    О прекрасном, о несчастном Дон-Жуане.    

        

    Но сегодня я была умна:    

    Ровно в полночь вышла на дорогу,    

    Кто-то шел со мною в ногу,    

    Называя имена.    

        

    И белел в тумане посох странный…    

    — Не было у Дон-Жуана — Донны Анны!    

        

    14 мая 1917    

       

            6. «И  падает шелковый пояс…»    

        

    И падает шелковый пояс    

    К ногам его — райской змеей…    

    А мне говорят — успокоюсь    

    Когда-нибудь, там, под землей.    

        

    Я вижу надменный и старый    

    Свой профиль на белой парче.    

    А где-то — гитаны — гитары —    

    И юноши в черном плаще.    

        

    И кто-то, под маскою кроясь:    

    — Узнайте! — Не знаю. — Узнай!—    

    И падает шелковый пояс    

    На площади — круглой, как рай.    

        

    14 мая 1917    

               7. «И  разжигая во встречном взоре…»    

        

    И разжигая во встречном взоре    

    Печаль и блуд,    

    Проходишь городом — зверски-черен,    

    Небесно-худ.    

        

    Томленьем застланы, как туманом,    

    Глаза твои.    

    В петлице — роза, по всем карманам —    

    Слова любви!    

        

    Да, да. Под вой ресторанной скрипки    

    Твой слышу — зов.    

    Я посылаю тебе улыбку,    

    Король воров!    

        

    И узнаю, раскрывая крылья —    

    Тот самый взгляд,    

    Каким глядел на меня в Кастилье —    

    Твой старший брат.    

        

    8 июня 1917    

       

           «И сказал  Господь…»    

       

   И сказал Господь:    

   — Молодая плоть,    

   Встань!    

       

   И вздохнула плоть:    

   — Не мешай, Господь,    

   Спать.    

       

   Хочет только мира    

   Дочь Иаира. —    

       

   И сказал Господь:    

   — Спи.    

       

   Mapт 1917    

      

         «Уж и лед  сошел, и сады в цвету…»    

       

   Уж и лед сошел, и сады в цвету.    

   Богородица говорит сынку:    

   — Не сходить ли, сынок, сегодня мне    

   В преисподнюю?    

       

   Что за грех такой?    

   Видишь, и день какой!    

   Пусть хоть нынче они не злобятся    

   В мой субботний день, Богородицын!    

       

   Повязала Богородица — белый плат:    

   — Ну, смотри, — ей молвил сын. — Ты  ответчица!    

   Увязала Богородица — целый сад    

   Райских розанов — в узелочке — через плечико.    

       

   И идет себе,    

   И смеется вслух.    

   А навстречу ей    

   Реет белый пух    

   С вишен, с яблонь…    

       

   (Не окончено. Жаль). Mapт 1917    

           «Над церковкой  — голубые облака…»    

       

   Над церкóвкой — голубые облака,    

   Крик вороний…    

   И проходят — цвета пепла и песка —    

   Революционные войска.    

   Ох ты барская, ты царская моя тоска!    

       

   Нету лиц у них и нет имен, —    

   Песен нету!    

   Заблудился ты, кремлевский звон,    

   В этом ветреном лесу знамен.    

   Помолись, Москва, ложись, Москва, на вечный сон!    

       

   Москва, 2 марта 1917    

      

         ЦАРЮ — НА  ПАСХУ    

       

   Настежь, настежь    

   Царские врата!    

   Сгасла, схлынула чернота.    

   Чистым жаром    

   Горит алтарь.    

   — Христос Воскресе,    

   Вчерашний царь!    

       

   Пал без славы    

   Орел двуглавый.    

   — Царь! — Вы были неправы.    

       

   Помянет потомство    

   Еще не раз —    

   Византийское вероломство    

   Ваших ясных глаз.    

       

   Ваши судьи —    

   Гроза и вал!    

   Царь! Не люди —    

   Вас Бог взыскал.    

       

   Но нынче Пасха    

   По всей стране,    

   Спокойно спите    

   В своем Селе,    

   Не видьте красных    

   Знамен во сне.    

       

   Царь! — Потомки    

   И предки — сон.    

   Есть — котомка,    

   Коль отнят — трон.    

       

   Москва, 2 апреля 1917,    

   первый день Пасхи    

           «За Отрока —  за Голубя — за Сына…»    

       

   За Отрока — за Голубя — за Сына,    

   За царевича младого Алексия    

   Помолись, церковная Россия!    

       

   Очи ангельские вытри,    

   Вспомяни, как пал на плиты    

   Голубь углицкий — Димитрий.    

       

   Ласковая ты, Россия, матерь!    

   Ах, ужели у тебя не хватит    

   На него — любовной благодати?    

       

   Грех отцовский не карай на сыне.    

   Сохрани, крестьянская Россия,    

   Царскосельского ягненка — Алексия!    

       

   4 апреля 1917,    

   третий день Пасхи    

      

         «Во имя Отца и  Сына и Святого Духа…»    

       

   Во имя Отца и Сына и Святого Духа —    

   Отпускаю ныне    

   Дорогого друга    

   Из прекрасной пустыни — в мир.    

       

   Научила я друга — как день встает,    

   Как трава растет,    

   И как ночь идет,    

   И как смерть идет,    

   И как звезды ходят из дома в дом —    

   Будет друг царем!    

       

   А как друг пошел — полегла трава    

   Как под злой косой,    

   Зашатались черные дерева,    

   Пал туман густой…    

       

   — Мы одни с тобой,    

   Голубь, дух святой!    

       

   9 апреля 1917    

           «Чуть  светает…»    

       

   Чуть светает —    

   Спешит, сбегается    

   Мышиной стаей    

   На звон колокольный    

   Москва подпольная.    

       

   Покидают норы —    

   Старухи, воры.    

   Ведут разговоры.    

       

   Свечи горят.    

   Сходит Дух    

   На малых ребят,    

   На полоумных старух.    

   В полумраке,    

   Нехотя, кое-как    

   Бормочет дьяк.    

       

   Из черной тряпицы    

   Выползают на свет Божий —    

   Гроши нищие,    

   Гроши острожные,    

   Потом и кровью добытые    

   Гроши вдовьи,    

   Про черный день    

   Да на помин души    

   Отложенные.    

       

   Тáк, на рассвете,    

   Ставят свечи,    

   Вынимают просфоры —    

   Старухи, воры:    

   За живот, за здравие    

   Раба Божьего — Николая.    

       

   Тáк, на рассвете,    

   Темный свой пир    

   Справляет подполье.    

       

   10 апреля 1917    

           «А всё же  спорить и петь устанет…»    

       

   А всё же спорить и петь устанет —    

   И этот рот!    

   А все же время меня обманет    

   И сон — придет.    

       

   И лягу тихо, смежу ресницы,    

   Смежу ресницы.    

   И лягу тихо, и будут сниться    

   Деревья и птицы.    

       

   12 апреля 1917    

      

         СТЕНЬКА РАЗИН    

       

            1. «Ветры  спать ушли — с золотой зарей…»    

        

    Ветры спать ушли — с золотой зарей,    

    Ночь подходит — каменною горой,    

    И с своей княжною из жарких стран    

    Отдыхает бешеный атаман.    

        

    Молодые плечи в охапку сгреб,    

    Да заслушался, запрокинув лоб,    

    Как гремит над жарким его шатром —    

    Соловьиный гром.    

        

    22 апреля 1917    

       

            2. «А над  Волгой — ночь…»    

        

    А над Волгой — ночь,    

    А над Волгой — сон.    

    Расстелили ковры узорные,    

    И возлег на них атаман с княжной    

    Персиянкою — Брови Черные.    

        

    И не видно звезд, и не слышно волн,    

    Только весла да темь кромешная!    

    И уносит в ночь атаманов челн    

    Персиянскую душу грешную.    

        

    И услышала    

    Ночь — такую речь:    

    — Аль не хочешь, что ль,    

    Потеснее лечь?    

    Ты меж наших баб —    

    Что жемчужинка!    

    Аль уж страшен так?    

    Я твой вечный раб,    

    Персияночка!    

    Полоняночка!    

        * * *    

        

А она — брови насупила,