1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 
     
— Как? (Юлька увидела, как Алиса побледнела.) Не может быть!
     
— Может, может! — Алик так веселился, будто сам вот-вот пустится в пляс. — Все хорошо, что хорошо кончается! За тобой приехал твой папочка. Так что можешь собираться домой.
     
— Мой отец не может приехать, — сказала Алиса.
     
— Деточка, не сопротивляйся, — сказал Алик Борисович. Потом он обернулся к Марии Павловне и сказал строго: — Попрошу вас собрать вещи девочки и подготовить выписку.
     
— Как же так, Александр Борисович? — удивилась Мария Павловна. — Прямо сейчас, на ночь глядя? Нет, я возражаю.
     
— Попрошу не возражать! — сказал Алик совсем другим голосом. Юля никогда бы и не подумала, что он может разговаривать таким голосом. — Выполняйте моё указание.
     
— Завтра утром, — сказала Мария Павловна. — Согласно правилам. С разрешения заведующего отделением. На нарушение правил я не пойду. Тем более, что вы, Александр Борисович, уже сменились с дежурства, а дежурного врача нет.
     
— Я не виноват, что ночной дежурный врач куда-то ушёл, — сказал Алик. — Он за это ответит. Но мы не можем насильно отрывать ребёнка от семьи. Её отец специально приехал из другого города, он переживает, волнуется. Послушайте.
     
Алик замолчал, и все услышали, как за дверью кто-то громко сопит, а может быть, плачет.
     
— Вот, — сказал Алик Борисович. — Вы хотите нанести травму и ребёнку и всей его семье из-за каких-то дурацких правил. Идите, приготовьте документ, я подпишусь где надо, и дело с концом. Проявите наконец человеческие чувства.
     
— Но ребёнку ещё вредно передвигаться. У неё было сотрясение мозга.
     
— Было и прошло, — ответил Алик. — Я её сегодня осматривал. Ничего с ней не случится.
     
— Александр Борисович, я вас буквально не узнаю! — воскликнула Мария Павловна. — Вы ведёте себя странно.
     
— Идите! — сказал Алик. — И ждите на своём рабочем месте. И если вы не сделаете то, что я вам велел, я на вас напишу жалобу.
     
— Что? — Мария Павловна так удивилась, что чуть в обморок не упала. — Вы… на меня… жалобу?
     
И тут Алик буквально вытолкнул в коридор Марию Павловну и сказал тому, кто ждал снаружи:
     
— Заходите, папаша. Ваша дочка ждёт вас с нетерпением.
     
Оттолкнув Марию Павловну, в палату втиснулся мягкий, весь трясущийся от жира толстяк в тёмных очках и низко надвинутой на лоб шляпе. Это был такой толстый и так странно одетый, словно замаскированный человек, что Юля даже рот открыла от удивления.
     
— Где моя доченька? — сказал толстяк тонким голосом. — Где моё сокровище? — и он, широко раскрыв толстые ручищи, пошёл прямо к Алисе. — Идём, идём домой, в семью, к папе и маме, — говорил толстяк, надвигаясь на Алису, как паровоз.
     
— Нет! — закричала вдруг Алиса. — Не смейте подходить ко мне! — она сидела в кровати, прижавшись спиной к стене и закрывшись одеялом до самого подбородка. — Не смейте! Вы никакой мне не отец! Я вас где-то видела, но вы мне не отец!
     
— Стойте! — крикнула Юлька, которая сразу поверила Алисе. — А то я буду кричать, а вы ещё не знаете, как я умею кричать.
     
— Погодите, — остановил толстяка Алик Борисович. — Не надо нервировать детишек. У вашей дочери было сотрясение мозга и травма. Она потеряла память. Она вас не узнает, и в этом нет ничего удивительного. И ты, девочка, не волнуйся. Сейчас мы все вместе вспомним, и ты поедешь домой, всё будет хорошо. А ты, Юля, не кричи. Зачем кричать, когда в соседних палатах спят больные дети. Зачем их будить?
     
— Алиса, неужели ты забыла своего дорогого папочку? — сказал толстяк плаксивым голосом. — Ты забыла, как я качал тебя на ручках? Ты забыла, как мы с тобой летали на…
     
При этих словах доктор Алик почему-то схватил толстяка за рукав и зашипел, как змея.
     
— Правильно! — крикнула Юлька. — Ещё надо разобраться, какой он ей отец. У него документы есть?
     
— Есть у меня документы, — сказал толстяк. — Все документы. — он вытащил из кармана широченных брюк пачку каких-то бумажек и помахал ими перед носом Юли.
     
— Девочка, не вмешивайся в дела взрослых, — сказал Алик Юльке. — Тебя никто не приглашал. Тебя это не касается.
     
— Ещё как касается! — сказала Юлька. — Меня абсолютно все касается. Вы даже не представляете, как много вещей меня касается.
     
У Юльки было такое состояние, что к ней лучше не подходить, особенно если вспомнить, что она умеет царапаться, как кошка, хотя с первого класса не пускала своего опасного оружия в ход.
     
— Вставай, Алиса, — сказал Алик. — Поторапливайся. Мы убедились, что этот гражданин твой отец. Ты уедешь с ним домой и там сразу все вспомнишь и выздоровеешь.
     
Алик кивнул толстяку, чтобы он забирал дочку, и тот потянулся к Алисе. Но Алиса вскочила во весь рост и прижалась к стене. Руки толстяка, как клешни рака, сомкнулись в пустом месте.
     
— Скорей же! — крикнул Алик. — Сейчас придут!
     
— Они заодно! — крикнула Юлька. — Они заодно!
     
— Конечно, — ответила Алиса, ускользая из рук толстяка и Алика, который зашёл со спинки кровати, чтобы помочь лже-отцу. — Ты посмотри на его ботинки!
     
— На чьи ботинки?
     
— Аликины.
     
Юлька которая тоже стояла на кровати, посмотрела вниз и сразу поняла, в чём дело: оба ботинка Алика Борисовича были на одну ногу. На правую.
     
— Что такое, что такое? — спросил Алик, тоже глядя на свои ботинки.
     
И Юлька увидела совершенно фантастическую штуку: у неё на глазах тот правый ботинок, который был надет на левую ногу, шевельнул носком, изогнулся и превратился в обычный левый ботинок.
     
— Ой! — сказала Юля.
     
— Не обращай внимания, — сказал Алик Борисович. — Моя обычная рассеянность.
     
Вдруг раздался крик Алисы.
     
— Юлька!
     
Пока Юлька глядела на ботинки, толстяк ухитрился схватить Алису, и так ловко, что она оказалась прижатой к его боку и не могла сопротивляться.
     
Она болтала ногами, стучала кулаками по мягкому боку, но толстяк не обращал на это никакого внимания. Он опрокинул тумбочку — цветы упали, вода разлилась по полу — и поспешил к двери.
     
Все погибло, подумала Юлька. И тогда она вспомнила славные древние времена, когда на даче она была вождём краснокожих и водила своё суровое племя в смелый набег на бледнолицых соседей.
     
     
Она издала боевой клич ирокезов и прыгнула, как пантера. Когтями она вцепилась в щеку толстяка.
     
От клича зазвенели стекла, и одно даже вылетело наружу. Все, кто спал в больнице, проснулись. Воробьи попадали с веток, вороны взлетели к самым облакам, один шофёр въехал в кювет, потому что подумал, что его обгоняет пожарная машина. Как потом выяснилось, только дежурный ночной врач не проснулся — кто-то сделал ему укол снотворного, и он спал в подвале на куче картошки.
     
Нападение Юльки было таким неожиданным и сильным, что толстяк выпустил Алису и она упала на пол, замахал руками, чтобы сбросить повисшую на нём Юльку, и, когда ему удалось это сделать, помчался к двери, сорвав её с петель. Дверь стукнулась о другую стенку коридора. Алик Борисович завопил: «Тррпррф!» — и убежал вслед за толстяком.
     
Юлька с Алисой сидели на полу и мотали головами, чтобы прийти в себя.
     
— Ну, как мы их? — спросила Юлька.
     
— У тебя, наверно, швы разошлись, — сказала Алиса. — И вообще ты настоящий друг.
     
— Так это был не твой отец?
     
— Нет, никакой он мне не отец. Это космический пират, его зовут Весельчак У.
     
— Ты с ума сошла, Алиска! Какой ещё космический пират?
     
— Я тебе все расскажу. Я тебе теперь полностью доверяю. Только пускай все немного успокоятся. Слышишь, сюда уже бегут.
     
Это бежала Мария Павловна.
     
— Что случилось? — воскликнула она, влетая в палату. — Девочки, почему вы сидите на полу? И ещё в воде! Это совершенно запрещено правилами.
     
Девочки рассмеялись и встали.
     
Уже прибежала и другая сестра, с третьего этажа. Кто-то из ходячих больных заглянул в палату. В коридоре кто-то ещё спросил:
     
— Где взрыв? Где был взрыв?
     
— Я ничего не понимаю, — сказала Мария Павловна. — Я во всём виновата. А где же Александр Борисович? И где твой отец, Алиса?
     
— Какой Александр Борисович? — спросила Алиса. — Какой отец?
     
— Которые только что были здесь!
     
— Никого здесь не было.
     
У Юльки глаза стали квадратными от удивления.
     
— Как же… — вмешалась она.
     
— Никто не приходил, — повторила Алиса таким голосом, что Юля сразу поняла: надо молчать и со всем соглашаться.
     
— Я собственными глазами видела… — начала Мария Павловна, но осеклась и спросила: — А кто разбил окно? Кто кричал? Кто сорвал дверь? Не пытайтесь меня дурачить, я и так ничего не понимаю.
     
— Такой неожиданный порыв ветра, — сказала Алиса. — Наверно, смерч разбил окно, и со свистом сбросил нас с кроватей, и даже дверь вылетела. Разве непонятно?
     
— Нет, я положительно схожу с ума! — сказала Мария Павловна. — Собственными глазами я видела Александра Борисовича и другого гражданина, такого полного, представительного. Они послали меня за историей болезни Алисы…
     
— Мария Павловна, — сказала Алиса, — я думаю, что лучше позвонить Алику Борисовичу по телефону. Он, наверно, уже вернулся из кино и сидит дома. И он вам скажет, что ни в какую больницу он не ходил и моего отца не видел.
     
— И я это сделаю, — сказала Мария Павловна строго. — И немедленно. Я этого так не оставлю! Кто-то здесь сошёл с ума. Надеюсь, что не я. Только сначала я принесу вам сухие пижамы и переведу вас в бокс — нельзя же ночевать в открытом помещении.
     
Когда Мария Павловна закрыла за девочками дверь в бокс и они улеглись на новые кровати, Юлька спросила:
     
— Почему ты велела ей позвонить Алику? Он же ещё бежит по улице.
     
— Ты ничего не поняла, — сказала Алиса. — Алик здесь совершенно ни при чём. Он весь вечер гулял со своей Шурочкой. И сейчас пьёт чай. Это был никакой не Алик Борисович. Я сначала не догадалась. Это был сообщник Весельчака У, тоже космический пират, Крысс с планеты Крокрыс. Они за мной гонятся. А если ты мне не веришь, то подожди, пока придёт Мария Павловна и скажет, что разговаривала с Аликом.
     
— Не могла же я спутать Алика… и Мария Павловна его узнала.
     
— И я тоже сначала ошиблась. Потому что Крысс — великий гипнотизёр. Вот только с ботинками ошибся. Помнишь?
     
— Помню, — сказала Юлька.
     
В дверь заглянула Мария Павловна и сказала страшным громким шёпотом:
     
— С ума сошла только я! Александр Борисович сидит дома и пьёт чай. Он надо мной… смеялся!
    
    
4. Как всё было
     
— Конечно, — сказала Алиса, когда наконец все успокоилось и в больнице наступила тишина, — ты имеешь право мне не верить. И даже не знаю, поверила ли бы я на твоём месте.
     
Шов у Юльки, конечно, побаливал — хоть завтра выписываться, все равно ещё рано прыгать, как пантера. Она улеглась поудобнее и решила, что не будет перебивать Алису. Честно говоря, у Юльки появилась новая теория: Алиса — космический гость, с другой планеты. Почему бы гостям с других планет не прилетать к нам, если такие планеты есть?
     
— Кроме тебя, мне некому открыться, — сказала Алиса. — Ребят я здесь, кроме тебя, не знаю, а ни один взрослый мне не поверит. Даже если бы у меня были доказательства.
     
— Это правильно, — согласилась Юлька. — Взрослые не верят даже в самые обычные вещи. Ты с другой планеты прилетела?
     
— Нет, — сказала Алиса. — Я москвичка. И родилась здесь.
     
— Жалко. А я решила, что ты инопланетянка.
     
— Я все равно что инопланетянка. Я ещё не родилась. Я рожусь лет через сто.
     
— Чего?
     
— Я из будущего. Из двадцать первого века.
     
— Ну правильно, — сказала Юлька. — А то я думала: почему ты ничего не знаешь про нашу школу, а по-русски говоришь без акцента?
     
— Тебя не удивило, что я из будущего?
     
— Конечно, удивило. Удивительней, если бы ты была из космоса. Хоть ты и не современная, все равно москвичка. Рассказывай.
     
— Я живу в Москве, учусь в школе. Ничего особенного…
     
— А ты на Луне была?
     
— Была. И на Марсе была, и в Глубоком космосе была.
     
— Счастливая! А отбор строгий? А то у нас один парень в классе, Боря Мессерер, хочет быть космонавтом, а ему сказали, что он по здоровью не пройдёт. Он теперь каждое утро в школу бегает — два километра. Правда, всегда опаздывает. Может быть, его из школы выгонят раньше, чем он закалится.
     
— Ты меня перебиваешь. Отбор не строгий. Можешь туристом поехать, можешь на экскурсию. А один раз я летала в научную экспедицию. Я тебе расскажу, если интересно.
     
— Жутко интересно!
     
— Я же специализируюсь в биологии. Обязательно буду работать со зверями. Самое интересное. У меня папа тоже биолог, только космический. А я хочу как следует заняться разумом животных. Я считаю, что до сих пор ещё мало сделано. Представляешь, люди в другие галактики летают, а с простой кошкой договориться не могут.
     
— А я со своей кошкой обо всём могу договориться, — сказала Юлька. — Правда, только я говорю, а она молчит.
     
— Вот видишь — молчит. Но я тебе о биологии не просто так рассказала. Дело в том, что у отца в зоопарке есть прибор, называется «миелофон». Он улавливает волны мозга, и, если его настроить на чужой мозг, можно услышать мысли.
     
— И мои?
     
— Чьи угодно. Только этот прибор невероятно редкий и ценный. Мне отец доверил его ненадолго, и я после опыта должна была вернуть миелофон в лабораторию.
     
— А чьи мысли угадывала?
     
— Сначала дельфинов, потом пустотела и других зверей. А потом так получилось, что я пошла попрощаться с Бронтей.
     
— Это ещё кто такой?
     
— Это мой любимый бронтозавр. Он живёт в Космозо — в Космическом зоопарке.
     
— Бронтозавры вымерли много миллионов лет назад. Я читала.
     
— Мало ли что читала. Вывели.
     
— Снова?
     
— Не перебивай, Юлька! Так я до утра не кончу рассказывать.
     
— Ты сама такие вещи говоришь, а потом удивляться запрещаешь. Так только в фантастическом романе бывает. Представляешь, ты будешь жить через сто лет!
     
— Так вот, я пошла прощаться с Бронтей, а миелофон оставила, чтобы не намочить. Бронтя в пруду живёт. И поплыла я на Бронте. Вдруг оглядываюсь, а миелофона нет. Какой-то мальчишка кричит: «Держи!» — и убегает.
     
— Это был Коля?
     
— Погоди. Значит, пока я уговорила Бронтю повернуть к берегу, пока я выскочила и добежала до ворот, их, конечно, давно уже не было. Там, на площади, стоят автобусы. Народу, правда, почти не было, но я стала всех спрашивать, не видели ли, кто выбежал из Космозо с чёрной сумкой в руках. И один прохожий сказал мне, что видел мальчика, который сел в автобус к проспекту Мира, но другой человек сказал, что видел собственными глазами, что мальчик, который вбегал в автобус, вскоре выбежал из автобуса снова и сел в другой автобус. И в руках у него была сумка. За пять минут я побывала на всех автобусных остановках. Я сначала поехала на проспект Мира, потом на другую остановку. В общем, через пять минут я объехала пол-Москвы и вернулась к зоопарку. Никого я не нашла.
     
— То есть как — за пять минут пол-Москвы? На автобусах?
     
— Конечно. На чём же ещё?
     
— С какой скоростью у вас автобусы ездят?
     
— А ни с какой. Они на месте стоят… Ах, ты не понимаешь. У вас таких автобусов нет. Потом расскажу. Вернулась я в зоопарк. Расстроенная, сама понимаешь, ужасно. Что делать? Иду по Космозо, парк уже закрывается, никого нет. Думаю: может, мне все показалось, а я сумку где-то забыла, — чепуховая мысль, но хочется поверить…
     
— Знаю, со мной так бывало, — сказала Юлька.
     
— Иду я по Космозо, кручу головой, вдруг вижу — роботы-уборщики стоят возле одной скамейки и что-то обсуждают. Вообще-то роботы, сама понимаешь, народ молчаливый, их из себя трудно вывести. А тут машут руками, спорят.
     
Я спрашиваю, что случилось.
     
Роботы отвечают, что не знают, как быть. Никогда раньше такого не видели. И показывают мне скамейку, а на её спинке ножом вырезаны слова: «Коля, 6-й класс „Б“, 26-я школа». Роботы не знают, то ли унести скамейку и заменить на новую, то ли так и должно быть.
     
— Из нашей школы! — ахнула Юлька.
     
— Вот-вот, какой-то Коля из шестого класса «Б» 26-й школы побывал в зоопарке именно в этот день. Иначе бы роботы обязательно нашли его художество раньше.
     
— Но, может, не он взял?
     
— Слушай. Я когда на автобусной остановке спрашивала, какой был тот мальчик из себя, думала, что, может, кто-нибудь из знакомых подшутил — ты же знаешь, какие нравы у ребят. У них ненормальное чувство юмора.
     
— Уж лучше бы у ребят вообще не было чувства юмора, — согласилась Юлька.
     
— Мне все, кто видел мальчика, говорили, что он был странно одет, по-маскарадному, как будто изображал мальчика из двадцатого века. Я не сразу обратила внимание на эти слова. Только когда увидела надпись, которую мог вырезать человек с древней психологией…
     
— А такие ещё встречаются, — вздохнула Юлька.
     
— …я сразу поняла, что в деле замешан пришелец из прошлого.
     
— Но как он мог к вам попасть? Он изобрёл машину времени?
     
— Точно тем же путём, как и я пришла сюда.
     
— Значит, есть машина времени?
     
— Конечно, есть, а почему бы ей не быть?
     
— Но ведь это фантастика!
     
— Для тебя, может, и фантастика, а для меня самая обыкновенная жизнь. Если бы твоему дедушке самолёт показали, он бы, наверно, в обморок упал.
     
— Не упал, — возразила Юлька. — Он был лётчиком полярной авиации. Если бы он при виде самолётов падал в обморок, неизвестно, кто бы садился на льдинах.
     
— Ну, не самолёт. Ну, космический корабль, например.
     
— Наверно, ты нас за дикарей считаешь, Алиса, — обиделась Юлька. — Мой дедушка теперь пенсионер и читает лекции по космонавтике.
     
— Ну ладно, не будем спорить, — сказала Алиса. — Факты указывали, что в мой год попал пришелец из прошлого, притом мальчишка, который совершенно не умеет себя вести и вырезает ножом надписи на спинках скамеек. Это значит, что он залез в машину времени без спросу. И представляешь себе — совершенно бесконтрольно гуляет по нашему времени! Это же страшный скандал.
     
— Почему?
     
— Но этого же нельзя делать! Никто не имеет права залезать в Институт времени и путешествовать туда и сюда. А вдруг он что-нибудь унесёт в прошлое. И все нарушит. Или узнает что-нибудь, чего вам ещё знать нельзя.
     
— Так уж и нельзя! Что мы, маленькие, что ли?
     
— Вот ты, конечно, маленькая. Да если открыть путешествие во времени для всех, особенно из прошлого в будущее, то все погибнет. Ты тут же сядешь в машину времени и отправишься узнать, когда ты умрёшь. И узнаешь, что ты умрёшь, потому что упадёшь с десятого этажа. Тогда ты на тот год уедешь в деревню, где нет десятого этажа, и получится, что ты вроде бы умрёшь, а вовсе и не умрёшь. А если ты не умрёшь, то будешь жива. А если ты будешь жива, то, значит, в будущем сразу окажется две Юли Грибковы. Это такие осложнения, что лучше о них не думать. Поэтому путешествия во времени категорически запрещаются и в прошлое могут ездить только учёные, которые к этому специально готовятся много лет. А из прошлого в будущее нельзя ездить никому, ни при каких обстоятельствах.
     
— Теперь я поняла, — сказала Юля. — Я даже испугалась.
     
— Почему?
     
— А если какой-нибудь бандит на этой машине поедет? Заберётся в будущее, кого-нибудь ограбит, вернётся обратно — и сразу в Сочи, отдыхать. А если заподозрят, что он грабил, он скажет: ничего подобного, я в это время в Сочи отдыхал.
     
— Ты соображаешь. Это утешительно.
     
Юля не обиделась на эти слова. Но всё-таки она ещё не все поняла.
     
— А как же, — спросила она, — могло случиться, что простой парень из шестого класса взял и воспользовался машиной?
     
— Это для меня тайна. Машина стоит в одной квартире, при ней специальный человек, который никогда не пропустит чужого.
     
— И пропустил?
     
— Его там не было. Там никого не было.
     
— А где он?
     
— Не знаю. Лучше я тебе по порядку расскажу. На чём я остановилась?
     
— Как ты в зоопарке увидела надпись на скамейке и поняла, что какой-то мальчишка приехал из прошлого. А может, это просто кто-то так подшутил?
     
— Исключено. Неужели ты думаешь, что через сто лет можно будет найти на Земле человека, который будет резать ножом скамейку только для того, чтобы оставить свою подпись?
     
— Надеюсь, что нет.
     
— А одежда? К тому же у нас нет классов и нет букв. У нас в школах только группы по интересам.
     
— Наверно, я на твоём месте так же подумала бы.
     
— Я стояла у скамейки и думала, что мне дальше делать. Поднять тревогу? Сказать всем, что пропал ценный прибор? А кто виноват? Я виновата. В общем, я струсила.
     
— Струсила?
     
— Конечно, я ужасная трусиха. Я струсила и решила: побегу к Институту времени, перехвачу мальчишку у института, отниму миелофон, а потом уж решу, что делать дальше.
     
— Глупое решение. Если бы ты туда позвонила, его бы и без тебя перехватили.
     
— Да, глупое решение, но мне очень стыдно было, что я так себя вела: поехала кататься на бронтозавре, а миелофон на дорожке оставила. Как грудной ребёнок!
     
— А у вас грудные дети тоже на бронтозаврах катаются?
     
— Это я преувеличила. Грудные дети у нас такие же, как и везде, — лежат в колыбельках и ручками машут.
     
— А разве у вас нет акселерации?
     
— Это что за зверь?
     
— У нас в газетах пишут про акселерацию — будто раньше дети были меньше ростом и позже развивались. Вот мне двенадцать лет, а я ростом выше моей бабушки.
     
— Не знаю, не слышала. Моя бабушка выше меня на голову.
     
— Рассказывай дальше, а то скоро светать начнёт.
     
— Тебе надоело слушать?
     
— Нет, что ты!
     
— Флипнула я к Институту времени и вижу — он заперт. Я сообразила, что праздник. Побежала вокруг — думала, есть какой-нибудь запасной вход, — вдруг вижу разбитое окно. Ну, тогда я поняла, что не ошиблась — он здесь.
     
— А пираты? Ложный Алик и толстяк?
     
— Я тогда о них не знала. Хотя надо было догадаться — ведь мальчишке стекло там не разбить. Оно расплавлено. Влезла я через окно и побежала на второй этаж. Я знала, где лаборатория прошедшего времени — меня один знакомый в этот институт водил. Вбегаю в лабораторию и вижу — все правильно. Кабина занята, работает, на приборах показано — проходит перемещение тела на промежуточную станцию 1976 года. Он! Как только перемещение закончилось, я — сразу в кабину. Хорошо ещё, что я знаю, как ею пользоваться…
     
— Ну, ты ещё ладно, а откуда Коля знал, как ею пользоваться?
     
— Там всё написано. Он, наверно, не спешил, прочёл. Лучше у него спроси. Только я хотела начать, вижу — дверь в лабораторию открывается и кто-то входит. Я подумала, временщик, то есть тамошний сотрудник. Ну что делать? Выключить машину, вылезти наружу и сказать: мальчик унёс миелофон, а я, извините, без спросу, но очень спешила… Они тут же отправили бы меня домой, а сами начали бы переодевание и подготовку — этот Коля успел бы аппарат спрятать и вообще исчезнуть. Так что была не была, не стала я ждать, пока меня вынут из машины, — вернусь победителем, тогда пускай судят. Ты меня осуждаешь, Юлька?
     
— Нет. На твоём месте я бы то же самое сделала.
     
— Это хорошо, что ты меня понимаешь. В общем, я переместилась и очутилась в твоём году. Выхожу из кабины — пусто. Ни мальчика, ни нашего представителя — никого. Иду в другую комнату — тоже пусто. Не прибрано, кровать не застелена, ни души. Тут мне показалось, что хлопнула входная дверь, — я туда. Выбежала на площадку — никого нет. Куда он мог побежать? Вниз, на улицу?
     
— Ты за ним?
     
— Я за ним. Сбежала вниз. И не успела выйти из подъезда, как слышу, что дверь в той квартире снова открывается и кто-то кричит сверху: «Стой, девочка!»
     
— Из Института времени, — догадалась Юлька.
     
— Я тоже так подумала, что временщики. А теперь поняла, что это были пираты. Но тогда я ни о чём не думала — как дуну из подъезда и побежала по улице. Бегу и не оборачиваюсь — знаю, что за мной гонятся. Совсем потеряла контроль над собой.
     
— Я бы тоже одурела, — сказала Юлька.
     
— Пробежала я квартал или два, — вроде бы он улицу переходит. Я за ним. Как грохнулась головой о троллейбус — хорошо ещё, что не попала под него.
     
— Лоб у тебя крепкий.
     
— Ты не представляешь, как больно было.
     
— Представляю. Мне аппендицит под местным наркозом вырезали. Это похуже, чем по троллейбусам головой стучать.
     
— Кому как…
     
— А почему ты теперь думаешь, что за тобой бежали пираты?
     
— Сегодня, когда они к нам в палату пришли, я не сразу их узнала. А как узнала, поняла, что без них тут не обошлось. Это они сумку украли, и поэтому Коля кричал «держи».
     
— А почему он кричал?
     
— Увидел, что сумку утащили, вот и кричал. Пираты, видно, за мной следили.
     
— Зачем же пиратам за тобой следить? Ты же почти ещё ребёнок.
     
— Для кого ребёнок, а для кого злейший враг. Я тебе когда-нибудь расскажу, как я с этими пиратами боролась по всей Галактике…
     
— Ой, Алиса, всё-таки ты иногда преувеличиваешь…
     
— Да что с тобой разговаривать, простым вещам не веришь!
     
— А почему я должна всему верить? Кое-чему я верю. Я верю, что ты из будущего, я верю про Колю, но про автобусы, которые за пять минут Москву проезжают и притом никуда не едут, в это я не верю. И в пиратов не верю. Даже в наши дни пиратов нет. А как же они через сто лет появятся? Как динозавры? Может, вы их специально вырастили, чтобы не скучно было?
     
— Нам и без пиратов не скучно. Они же не земные, а приходящие. Представляешь, сколько в Галактике планет, не все же цивилизованные. Разные попадаются. И никто пиратов не выводил — они сами вывелись, и с ними приходится бороться. Ты что думаешь, через сто лет будут молочные речки в кисельных берегах течь и все будут лежать под деревьями и рот раскрывать, чтобы вишни падали? Мы же все страшно занятые люди — столько работы, ты не представляешь.
     
— Ну ладно, убедила. Хотя, если есть пираты, твои временщики могли бы побдительнее быть. А так вот напустили в наш год пиратов — у нас свои хулиганы, не хватает ещё будущих разбойников.
     
— Никого мы не подсовываем. Они к нам попали, потому что за Колей бежали. Он во всём виноват.
     
— Так ты говорила, что Коля за ними бежал…
     
— Коля увидел, как они мою сумку украли. Понимаешь, он хоть и недисциплинированный и первобытный, но ведь он не вор и не бандит…
     
— Таких у нас в классе нет.
     
— Вот видишь… И я думаю, что он за ними побежал и у них сумку как-то выхватил. Ведь люди на остановке его с сумкой видели.
     
— А почему обратно тебе не принёс?
     
— Потому что роли поменялись. Теперь пираты за ним гнались. И он, чтобы от них избавиться, в другой автобус перепрыгнул. А куда потом спрятаться? Видно, они по пятам за ним бежали. Вот он и решил вернуться в свой год.
     
— А они за ним бежали?
     
— И не догнали. Может, даже заблудились в институте, он громадный. Это я их за собой в лабораторию привела. Вот они и увидели машину времени. И за мной погнались. Они думали, что я их к Коле выведу, что я его знаю. А я с троллейбусом столкнулась и все этим осложнила.
     
— А зачем пиратам миелофон? — спросила Юлька.
     
— Ну как ты не понимаешь? Жизнь у них трудная. Даже последний свой корабль они потеряли. Приходится скрываться, а им нужны сокровища и удовольствия. И как только они сообразили, что у меня есть миелофон, то сразу решили его украсть. А я растяпа, пускуля…
     
— Кто?
     
— Ну, пускуля — это птенец такой, на Змороме-2 живёт. Его кормить трудно, всегда мимо пищи клювом промахивается.
     
— Тогда я знаю, что делать, — сказала Юлька. — Надо сходить в школу и спросить у всех Коль, кто взял в будущем прибор.
     
— Но как я могу сделать, если я лежу здесь?
     
— Погоди немного, я пойду в школу и за тебя спрошу.
     
— Нельзя. Я и так нарушила тайну. Я преступница. А если ты начнёшь спрашивать, окажется, что я притом и болтунья. Нет, я сама спрошу. Я бы и тебе ничего не рассказала, если бы пираты меня не нашли. Понимаешь, как положение осложнилось?
     
— Да, понимаю… А ты им зачем?
     
— Они думают, что я знаю, как Колю найти. Выкрали бы меня и заставили вести к нему. И вообще я для них как заложница — бесценное сокровище.
     
— Ну, не такое уж сокровище.
     
— Не будем спорить. Есть вещи, которые тебе не понять.
     
Юлька не стала спорить. Только спросила:
     
— Они вернутся? Ты как думаешь?
     
— Не сомневаюсь.
     
— Зато теперь мы будем готовы и нас так просто не поймаешь.
     
— А ты здорово прыгать умеешь. Теперь у Весельчака У на всю жизнь шрамы останутся.
     
— А мне его не жалко.
     
— Ну, будем спать?
     
— Спать… С утра придумаем, что делать.
    
    
5. Ботинки доктора Алика
     
Юльке казалось, что она не заснёт. Все думала, гадала, а потом проснулась.
     
Оказалось, уже совсем светло… И непонятно, где же она. Потом вспомнила: в боксе. Бокс был маленький, на две кровати. За окном видна вершина дерева и на ней три вороньих гнезда. Юля повернула голову — Алиса не спала.
     
— Доброе утро, — сказала Алиса, увидев, что Юля проснулась. — Как спалось? Не мучили кошмары?
     
— Меня никогда не мучают кошмары.
     
— И не снились тебе космические пираты, гости из будущего и всякая фантастическая чепуха?
     
— Нет, не снились.
     
— А я уже умылась, причесалась. Пора бежать из больницы, пока ещё чего-нибудь не случилось.
     
Юлька сразу села.
     
— Когда они вернутся?
     
— Я вообще удивляюсь, почему они до сих пор не вернулись. Может быть, не знают, где нас искать.
     
— Или зализывают раны.
     
— А знаешь, Юля, я проснулась и думаю: а вдруг ты сегодня решишь, что тебе все приснилось.
     
— Ну, и что тогда?
     
— Тогда я бы не стала с тобой спорить.
     
— Все это пустые разговоры. Надо что-то делать.
     
— Вот это достойный разговор. И ты что-нибудь придумала?
     
— Я во сне думать не умею. А некоторые умеют. У нас в классе Фима Королев даже задачи во сне решает. Положит учебник под подушку и решает.
     
— Учебник он зря кладёт. Учебник здесь ни при чём. Ты сказала, что в классе три Коли. Расскажи мне о них. Кто из них мог это сделать?
     
— Я уж думала. Всех перебрала. Наверно, Коля Садовский.
     
— Почему?
     
— Он легкомысленный, плохо учится, выдумщик и вообще халда.
     
— Кто?
     
— Халда. Ну, растяпа, понимаешь?
     
— А два других вне подозрений?
     
— Разве можно за мальчишек ручаться?
     
— За некоторых можно.
     
— За наших я не поручусь. Ещё есть Коля Наумов. Он спортсмен, закаляется, зимой на балконе в спальном мешке спит. Он с Катей Михайловой дружит, на спортивной почве.
     
— А третий?
     
— Третий Коля Сулима. Он ничего, лучше многих. Очень серьёзно математикой занимается, и в планетарии в научном обществе состоит. Он знаешь кем хочет стать? Конструктором космических кораблей… и в шахматы хорошо играет, лучше всех в классе. Но поручиться я за него не могу.
     
— А этот Коля Сулима, он, наверно, очень хотел бы посмотреть космические корабли будущего, как думаешь?
     
— Ой! Конечно! Я и не подумала. Нет, ни за кого не поручусь. А хочешь, я сама с ними поговорю?
     
— Ни в коем случае! Ты ничего не знаешь. Иди мыться. Умывальник за стенкой.
     
Когда Юлька мылась, заглянула Мария Павловна.
     
— Как спалось на новом месте? — спросила она.
     
— Спасибо, хорошо, — сказала Алиса. — А в нашей палате окно уже вставили?
     
— Нет ещё. Стекольщик не приходил. Ты помнишь, Грибкова, что ты сегодня выписываешься?
     
— Да. За мной днём бабушка придёт.
     
— А я когда выписываюсь? — спросила Алиса.
     
— Вот придёт доктор и скажет. Но куда ты денешься, девочка?
     
Мария Павловна замолчала, словно ждала, не заговорят ли девочки о ночном происшествии. Но девочки молчали. И даже не улыбались. Наконец Мария Павловна спросила:
     
— А вы вчера не напугались?
     
— Почему?
     
— Когда окно вылетело.
     
— Нет, не испугались, — сказала Алиса. — Иногда ветер бывает ещё сильнее. Я читала, как ветер унёс целый дом с девочкой и её собакой и забросил за горный хребет.
     
— Не может быть! — воскликнула Мария Павловна.
     
— Я тоже читала, — сказала Юлька. Во рту у неё была зубная щётка. — Ошшеии изууоо оода.
     
Алиса поняла, что Юлька хотела сказать «Волшебник Изумрудного города».
     
В этот момент дверь широко распахнулась, и вошёл доктор Алик Борисович.
     
— Доброе утро, погорельцы! — громко сказал он с порога. И очень удивился, потому что при виде его Мария Павловна широко раскинула руки и, как наседка крыльями, прикрыла Алису. Алиса вскочила во весь рост на кровати и отступила к стене, а Юлька чуть не проглотила зубную щётку, и у неё изо рта пошли пузыри из зубной пасты.
     
— Что вы воззрились на меня, как на тень отца Гамлета? — спросил Алик Борисович.
     
Юлька смотрела на его ботинки — на правой ноге был левый ботинок, а на левой ноге правый.
     
Это был ложный Алик!
     
— Не смейте приближаться к детям! — сказала Мария Павловна. — С меня хватит ночного происшествия. Или я немедленно вызову милицию!
     
Юлька выплюнула зубную щётку, щётка упала на пол, и Юлька сказала с белыми зубами:
     
— Ботинки! Алиска, смотри на ботинки!
     
Алик тоже посмотрел на ботинки.
     
— Ну, дожил, — сказал он, садясь на корточки. — А я думаю, почему это мне с утра так неудобно ходить. Да пусть простят меня дамы за то, что раздеваюсь в их присутствии. Видно, из меня скоро получится великий человек. Рассеянность уже есть, таланты будут.
     
Алик расшнуровал ботинки, поднявшись, вылез из них, постоял в одних носках и потом довольно неловко, скрестив ноги, сунул их в правильные ботинки — правую ногу в правый, а левую в левый. Снова присел на корточки и принялся их зашнуровывать.
     
— Однако, — продолжал он, — моя рассеянность не основание для паники, охватившей благородное общество. Что же вас так напугало в моём облике? Неужели человек, надевший ботинки не на ту ногу, страшнее дракона?
     
Алиска тем временем снова села на кровать и сказала:
     
— Юлька, мойся дальше. А то у тебя вся физиономия в пасте.
     
— Но ботинки…
     
— Он же их переодевает. Как и положено. Понимаешь? Он настоящий.
     
— Как настоящий? — спросил Алик. — Я очень даже настоящий. С меня только что взяли профсоюзные взносы за три месяца. Если бы я был не я, больше чем за два месяца никогда бы не взяли. Вы как думаете?
     
— Вообще не взяли бы, — сказала Алиса. — А как вам кино понравилось?
     
— Вы и об этом информированы? Кино было скучным, но остальное великолепно. Вы это хотели узнать?
     
— Простите, Александр Борисович, — вмешалась Мария Павловна. — Скажите, пожалуйста, со всей откровенностью: вы вчера поздно вечером возвращались в больницу?
     
— Мария Павловна, вы меня об этом спрашивали вчера в половине двенадцатого ночи.
     
— Разумеется… но тем не менее…
     
— Что же случилось? Я прихожу на работу, заглядываю в палату к двум умненьким и милым девочкам — девочек нет. Будто их ветром сдуло. Стекло разбито, дверь сорвана. Разве ночью был ураган?
     
— Я думаю, это был шквал. Или смерч, — сказала Алиса. — Юлька так испугалась, что закричала, и мы упали с кроватей. А у Марии Павловны была галлюцинация.
     
— Галлюцинация? — удивился Алик. Он кончил шнуровать ботинки, выпрямился и поглядел с гордостью на дело своих рук.
     
— Я ни в чём не уверена, — сказала серьёзно Мария Павловна. — Следует ознакомиться со специальной литературой по этому вопросу. Может быть, виной переутомление — у меня создалось впечатление, будто вы приходили вчера вечером и приводили с собой отца этой девочки. И настаивали, чтобы я немедленно выписала Алису.
     
— А вы согласились выписать? — спросил Алик у Марии Павловны.
     
— Нет, я не соглашалась, потому что подобная выписка противоречит правилам. Однако… Да что я говорю? Наверно, заснула, задремала на посту и нарушила правила. Во всём виновата только я одна, и я согласна нести ответственность.
     
— А где же был дежурный врач? — спросил Алик. — Кто дежурил?
     
— Тимофеев. А его не было. Он спал в котельной. А может, это тоже мне приснилось? — Мария Павловна громко всхлипнула и убежала из бокса.
     
Юлька подмигнула Алисе. Все получилось, как они хотели. Все равно никто не поверил бы правде, а началась бы такая суматоха, что о возвращении прибора нельзя и мечтать.
     
— Придётся тебе, Юля, прощаться с Алисой, — сказал Алик. — Ты её будешь навещать?
     
— Обязательно, — сказала Юлька. — А ей ещё долго лежать?
     
— Скоро выпишется. Скоро. Ещё одно усилие — и летопись окончена моя. Но много зависит от самой Алисы. Если она не вспомнит, где живёт, куда мы её выпишем?..
     
«Хорошо тебе рассуждать, — подумала Юлька. — Ты вспомнил, сел на троллейбус — и дома. А Алиса вспомнила, и ничего не изменилось. Хоть тысячу раз вспоминай, а легче не станет».
     
— Ко мне выпишите, — сказала Юлька.
     
Алик ушёл. Нянечка привезла на тележке завтрак. В манной каше были комки, и Юлька её есть не стала. А Алиса сказала:
     
— Я вообще манную кашу не люблю. И с комками и без комков. Но сейчас все буду есть — надо подкрепить силы.
     
— А я уже сегодня дома поем. У меня бабушка неплохо готовит, но любит, чтобы её хвалили.
     
Алиса с отвращением доела кашу. Настроение у неё испортилось.
     
— Придётся мне скрыться, — вздохнула она.
     
— Где?
     
— В каком-нибудь тайном месте. А ты мне будешь приносить еду.
     
— Но сейчас холодно.
     
— Я закалённая. И простуды не боюсь.
     
— Всё равно. Где ты будешь жить?
     
— Где-нибудь в лесу.
     
— А я к тебе два часа буду ехать на поезде?
     
— Я всё время забываю, как вы медленно передвигаетесь.
     
— Все у тебя, Алиса, «мы» — «вы». Ты уж лучше не разделяй. Может быть, я твоя бабушка. Хотя двоюродная. И как бабушка я тебе говорю: не позволю тебе сидеть под дождём, при заморозках в лесу.
     
— Не хочешь возить мне пищу — не надо. Я сама где-нибудь устроюсь. И разыщу Колю без твоей помощи.
     
— Ну и пожалуйста. С твоим упрямством не только Колю — памятник Юрию Долгорукому не найдёшь.
     
— Договорились. Ты меня не знаешь, я тебя не знаю. Я тебе ничего не рассказывала. Да и если ты начнёшь рассказывать, тебе никто не поверит.
     
— Я и не собираюсь рассказывать. Не дрожи.
     
Вот так они поссорились. И даже когда Юлькина бабушка Мария Михайловна пришла забирать свою внучку из больницы, Юля с Алисой друг на друга не смотрели.
     
— Я слышала, девочки, — сказала Мария Михайловна, — что вы ночью перепугались. А у нас никакого урагана не было. Стояла хорошая погода. Вообще в последнее время климат стал совершенно невыносимый. Я не удивлюсь, если в июне пойдёт снег, а завтра будет жара градусов в тридцать. Твои вещи, Юля, остались в той палате?
     
— В той.
     
— Тогда я их принесу. А ты пока собери свои вещички здесь — зубную щётку и так далее. А почему Алиса грустная? Не хочется одной оставаться?
     
Алиса не ответила.
     
Бабушка принесла Юлькины книги, тетрадки и все добро, что оставалось в той палате, и, складывая все это в чемоданчик, сказала Алисе:
     
— Там в холодильнике остался паштет и сырковая масса. Не забудь съесть их сегодня же, а то могут испортиться. Я договорилась с нянечкой, чтобы она тебе показала все продукты. Ты меня слышишь?
     
— Слышу, — сказала Алиса, не глядя на бабушку.
     
Мария Михайловна немного обиделась на неё, потому что, когда проявляешь к людям доброе отношение, можно ожидать, что тебе отплатят взаимностью. На этом, как она говорит, строятся человеческие отношения. Так она и Юльку учит. Мария Михайловна всегда работала инженером и даже была военной, химическим офицером, и кончала академию. Когда у неё была своя дочка, Наташа, и ещё сын, она работала и была очень занята. Ей хотелось побольше внимания уделять воспитанию своих детей, но она не всегда успевала. Зато теперь, когда она вышла на пенсию, Мария Михайловна смогла уделять столько внимания Юлькиному воспитанию, сколько позволяло давление. Правда, Юля её не всегда слушалась, но любила, и спорили они с бабушкой редко.
     
— Я приду к тебе завтра, — сказала Мария Михайловна, — и принесу апельсинов. И чего-нибудь лёгкого почитать. Наверно, это будет после обеда.
     
— Спасибо, не надо беспокоиться, — сказала Алиса. — Меня здесь хорошо кормят.
     
— Не говори глупостей, Алиса, — сказала Мария Михайловна. — Я не собираюсь заниматься благотворительностью. Но ребёнку нужна забота. Пока к тебе не вернётся память и тебя не заберут родители, мы с Юлей и Наташей будем тебя навещать. Это нам нетрудно. Я надеюсь, что, если бы в таком положении оказалась Юля, ты тоже пришла бы её навестить.
     
— Спасибо, — сказала Алиса.
     
«Наверно, тебе стыдно сейчас, — подумала Юлька. — Получается, что ты обманщица, а бабушка за тебя переживает». Но Юлька это думала без злости. Она понимала, что, окажись сама на Алисином месте, ещё неизвестно, что бы делала. Может, разревелась бы и побежала домой.
     
— Я тоже приду, — сказала Юля. — Нам ещё надо поговорить.
     
— Приходи, — согласилась Алиса, но равнодушно, словно из вежливости.
     
«Не верит, — поняла Юля. — Думает, что я сейчас уйду и обо всём забуду».
     
Когда Юлька с бабушкой уходили из бокса, Алиса попрощалась с ними за руку. Она хотела что-то сказать, но передумала. Она не плакала, но глаза у неё были мокрые.
     
«Ой, что я делаю! — бежали мысли в Юлькиной голове. — Разве можно так вот покидать человека, который на тебя надеется?»
     
— Ну, попрощалась? — спросила Мария Михайловна.
     
— Я вернусь, — сказала Юлька Алисе. — Ты слышишь?
     
— До свиданья, — сказала Алиса.
     
Как только бабушка с Юлькой отошли по коридору от бокса, так что их никто не мог услышать, Юлька остановилась, положила на подоконник сумку с книжками и сказала:
     
— Подожди, бабуля.
     
— Тебе тяжело? Дай я понесу.
     
— Нет, мне не тяжело. Мне стыдно.
     
— Что ещё случилось?
     
— Мне стыдно за меня и за тебя.
     
— Я не сделала ничего постыдного.
     
— Сделала. Вернее, не сделала и потому сделала.
     
— Ты можешь говорить без загадок?
     
— Могу. Мы оставили Алису одну.
     
— Неправда, я сама к ней завтра обязательно приду. А сегодня после работы Наташа собиралась забежать. Если у неё не будет коллоквиума. Ты дня два посидишь дома, а потом сама можешь к ней прийти. И даже привести с собой подруг.
     
— Этого мало, бабушка.
     
— А что ты предлагаешь?
     
— Взять Алису с собой.
     
— Куда?
     
— К нам домой.
     
— Ты совершенно сошла с ума, Юля! Ты, по-моему, забыла, что Алиса больна, у неё было сотрясение мозга и она потеряла память. Ей нужен квалифицированный медицинский уход… Бери сумку, и пошли.
     
Они попрощались с Аликом, Шурочкой и другими и пошли выписываться из больницы. Пока получали Юлькино пальто, туфли и другую верхнюю одежду, открылась дверь, и вбежала Наташа, Юлькина мама.
     
— Как хорошо, что я вас застала! — сказала она.
     
— Тебе не будет неприятностей, что ты ушла с работы? — спросила Мария Михайловна.
     
— Нет, я договорилась. Давайте скорей, там такси ждёт.
     
Юля была уже готова.
     
— Ты не хочешь уходить? — спросила Наташа.
     
— Она решила обязательно взять с собой Алису, — сказала бабушка. — Как будто мы распоряжаемся в больнице.
     
— Правильно, — сказала Наташа. — Я уже думала: как только Алиса поправится, мы её на время возьмём к себе.
     
— Я не возражаю. Но ведь не сегодня же.
     
— Значит, можно? — обрадовалась Юля.
     
— Разумеется, можно, — сказала бабушка. — А теперь пойдём.
     
Такси ждёт.
     
— Мамочка, дорогая, у меня к тебе громадная просьба, — сказала Юлька.
     
— Давай.
     
— Зайди к Алисе. И передай ей мою записку.
     
— Алиса подождёт до завтра, ничего с ней не случится, — сказала бабушка.
     
— Ты не понимаешь. Это очень важно. Мама, можно я тебе на ухо два слова скажу?
     
Бабушка пожала плечами и сказала:
     
— Я буду ждать снаружи, у машины. Какой номер?
     
— Не помню. Шофёр такой черненький с усами.
     
Юлька отвела Наташу к стене и сказала громким шёпотом:
     
— Алисе здесь нельзя оставаться. Ей угрожает опасность.
     
— Юлька, ты опять фантазируешь?
     
— Мама, ты мне должна верить. Я вообще тебя редко обманываю.
     
— С моей точки зрения, так и должно быть.
     
— Тогда ты должна мне верить. Сейчас же иди к Алисе. Я даже не оставила ей нашего адреса и телефона. Может так случиться, что Алисе придётся отсюда бежать. А куда она побежит? Так вот, я хочу, чтобы она побежала к нам. Тебе понятно?
     
— Мне понятно, что взаимное уважение — главная черта в отношениях детей и родителей. Пиши свою записку. Вот тебе ручка и бумага. Может, достаточно передать записку через сестру?
     
— Нет, не достаточно. Может, это будет вовсе не сестра.
     
— Ну и фантазия у тебя!
     
— К сожалению, это не фантазия. Ещё важно, чтобы ты сама сказала Алисе, что мы её ждём. Одно дело, если это идёт от меня, другое — от тебя, ты же взрослая.
     
— Договорились.
     
— Ты молодец, мама!
     
— И на том спасибо.
     
А Юлька написала на листке из маминой записной книжки:
     
      
«Алиса! Наш телефон 145-55-67. Адрес: переулок Островского, д.16. От больницы троллейбус 15 до остановки „Дом учёных“, кв.29, во дворе. Жду тебя в любой момент. В школу я пойду через три дня. Пока что поговорю осторожно с девчонками, нет ли чего подозрительного в поведении одного из Коль. Я сделаю это осторожно, понимаешь? С моими стариками все улажено. Они неплохие люди. Твоя Юля. Записку сожги».
     
    
    
6. Бегство
     
После Юлькиного ухода был консилиум. Алису осматривал профессор. С ним пришли и другие доктора, которых Алиса раньше не видела. Они заглядывали в глаза, заставляли считать и задавали каверзные вопросы, но Алиса не очень старалась отвечать. В это время она думала о другом: рассматривала врачей, чтобы узнать, не затесался ли среди них пират Крысс. Алиса знала, что пираты так легко не откажутся от своих планов. Представляете, как им нужен прибор, читающий чужие мысли? Ничто от них не скроешь. Ужас какой-то! И во всём виновата Алиса.
     
Ни до чего не договорившись, врачи разошлись. Правда, разрешили Алисе вставать.
     
Пока она осталась в боксе одна. Куда-то запропастился слесарь, и стекло в старой палате ещё не вставили. Все ходячие больные и даже врачи ходили в ту палату, как на экскурсию, и удивлялись, как же это они проспали такой ураган!
     
В боксе было лучше. Может быть, пираты ещё не разнюхали, где она лежит? Алиса достала Юлькину записку, которую принесла Наташа, и перечитала её, чтобы запомнить телефон и адрес. Наташа оставила ей пять двухкопеечных монет, чтобы звонить с телефона-автомата на лестнице. Так что у Алисы появились настоящие старинные деньги. Даже жалко их было тратить — один её знакомый собирал монеты и, возможно, таких у него и не было.
     
Потом Алиса разорвала записку на мелкие клочки.
     
После обеда Алиса пошла посмотреть телевизор. Ей было полезно поглядеть старинные передачи. Раз Алиса собиралась здесь задержаться, пока не отыщет Колю, надо посмотреть, как люди одеваются, ходят по улицам, и так далее.
     
Алиса сидела в холле, смотрела телевизор. Показывали передачу «Клуб кинопутешествий». Алиса засмотрелась на фильм про Африку. Это была Африка без Большого Сахарского канала, и климат там был засушливый. Вокруг сидели ходячие больные и не отрываясь смотрели на экран. И вдруг она услышала, как сзади к ней кто-то подошёл. Она быстро обернулась. Это был высокий худой мальчик с бледным лицом. Нога у него была в гипсе, и он тяжело опирался на костыль.
     
— Можно я тут сяду? — спросил мальчик тихо.
     
— Садитесь, тут свободно, — сказала Алиса.
     
Мальчик неловко опустился в пустое кресло и положил костыль рядом с собой. Алисе его было жалко. Она уже знала, что в давние времена со сломанной ногой надо было лежать в больнице целый месяц, а то и больше, пока кость сама собой не срастётся. И не было простых лекарств, которые сращивают кости в один день и заживляют раны за полчаса.
     
Мальчик неловко повернулся и поморщился:
     
— Больно? — спросила Алиса.
     
— Иногда больно, — сказал мальчик, — но не обращай внимания. Смотри.
     
Передача кончилась, потом пошла другая, не очень интересная. Алиса и мальчик со сломанной ногой разговорились.
     
— На свободе у меня волчий аппетит, — сказал мальчик. — Быка могу съесть за один приём. Или двадцать котлет. А здесь никакого аппетита.
     
— А чего бы ты хотел? — спросила Алиса.
     
— Можно мечтать на полную катушку?
     
— На какую катушку?
     
— Ну, это выражение такое. Не знаешь, что ли?
     
— Не слышала.
     
— Съел бы я сейчас клубники. Или банан.
     
— Ты в какой палате? — спросила Алиса.
     
— В четвёртой. А что?
     
Алиса не ответила. Она знала, что Юлька оставила в холодильнике клубнику. Но, прежде чем обещать, надо проверить.
     
Поэтому через некоторое время Алиса встала и пошла поглядеть в холодильнике. Наверху стояло блюдце с клубникой.
     
— Ты проголодалась, девочка? — спросила нянечка Дуся, увидев, что Алиса копошится в холодильнике. — Обед скоро, аппетит испортишь.
     
— Я только клубнику возьму.
     
Она вернулась к телевизору с блюдечком в руке. Но мальчика уже не было. Видно, ему тоже стало скучно и он ушёл.
     
Тогда Алиса понесла клубнику в четвёртую палату. Палата была в конце коридора, а дальше, за ней, — запасная лестница вниз.
     
Мальчика Алиса увидела не в палате, а там, у лестницы. Он поднял руку, подзывая её к себе.
     
— Иду, — сказала Алиса. — Смотри, что я в холодильнике нашла! — Она показала ему издали блюдце.
     
Но мальчик вёл себя странно. Он всё время махал рукой, торопил её и совсем не обращал внимания на клубнику. А когда Алиса подошла поближе, он вдруг повернул к лестнице и крикнул:
     
— Скорей сюда!
     
Что-то случилось, подумала Алиса и ускорила шаг. Она забыла о клубнике. Почти бегом она миновала четвёртую палату. Дверь туда была приоткрыта, и Алиса нечаянно заглянула внутрь.
     
И замерла.
     
Мальчик с костылём как раз садился на кровать.
     
Она поглядела вперёд.
     
Второй мальчик манил её, высунувшись из-за двери на лестницу.
     
Алисе, конечно, надо было повернуться и бежать обратно, к нянечке, там бы её не тронули, но ей стало жалко клубнику — бывает же такое!
     
Она нырнула в приоткрытую дверь мальчишеской палаты и побежала прямо к кровати мальчика с костылём.
     
— Вот, — сказала она быстро, ставя блюдце на простыню. — Ты хотел клубники.
     
— Не может быть! — воскликнул мальчик. — Ты куда?
     
Но Алиса уже не слышала. Она была у двери. Выглянула наружу. Коридор был пуст. Второй, поддельный мальчик с костылём исчез.
     
Теперь скорей!
     
Алиса побежала по коридору, не подумав, что её враги успели отрезать ей путь к палате. Из-за угла коридора протянулись толстые руки…
     
Назад!
     
На лестнице дежурил мальчик с костылём. Он улыбался улыбкой Крысса и, подняв костыль, прицелился в Алису. И Алиса бросилась на пол — она знала, что костыль мог быть заряжён снотворным газом.
     
     
И она не ошиблась. Костыль со свистом выстрелил.
     
Газовый заряд пролетел по коридору и попал в выбежавшего из-за угла Весельчака У. Как убитый, толстяк со страшным грохотом рухнул посреди коридора.
     
— Фркшп! — воскликнул в отчаянии Крысс, кидаясь к своему товарищу. — Как же я тебя теперь вытащу! — продолжал он на космическом языке, который здесь никто, кроме Алисы, не знал.
     
Весельчак У громко храпел, его объёмистый живот колебался, а ноги подёргивались, словно он продолжал бежать во сне.
     
Но Алиса не стала тратить время, чтобы узнать, чем все это кончится. Пока пират размышлял, что ему делать с бесчувственным Весельчаком У, она скользнула мимо него, сбежала, не оборачиваясь, на первый этаж, пробежала каким-то узким коридором, чуть не сбила тележку с обедами, которую нянечка везла к грузовому лифту, выскочила на кухню, пронеслась мимо плиты.
     
— Ты куда? — крикнул повар в высоком белом колпаке.
     
Алиса увидела впереди дверь, которая вела на склад, пронеслась мимо ящиков и мешков с крупой и оказалась в больничном саду.
     
Больничный сад был большой, в нём росли старые липы и дубы. Листья на них ещё не распустились, но почки уже набухли. Громко гомонили вороны. День был солнечный, тёплый, и Алисе, хоть она была в одной пижаме и тапочках, показалось жарко.
     
Сад был виден из окна бокса, поэтому Алиса знала, что бежать до ворот долго и опасно — кто-нибудь увидит, что девочка в больничной пижаме бежит по дорожке, её обязательно поймают. Поэтому она побежала напрямик, к кирпичному забору. Она не знала, гонится кто-нибудь за ней или нет. Только спугнула двух выздоравливающих девочек, которые медленно гуляли по мокрой ещё дорожке. Девочки сказали хором: «Ах!» Алиса крикнула им на бегу:
     
— Никому ни слова!
     
Девочки разбежались в стороны, и путь к забору был открыт.
     
Забор был старый, высокий, но кирпичи кое-где выступали, можно поставить ногу.
     
В три секунды Алиса была на верху забора, прыгнула вниз с двухметровой высоты и оказалась в тихом переулке.
     
Никто её не видел.
     
За забором тоже вроде бы тихо.
     
И Алиса пошла вдоль забора налево, подальше от больничных ворот.
    
    
7. Туристы и другие спасители
     
Больница, в которой лежали Юлька с Алисой, была районной. Поэтому от неё до Юлькиного дома было недалеко. Если бы не районная, вряд ли могло быть такое совпадение, чтобы Юля и Коля учились в одной школе.
     
Пешком, переулками, от больницы до Юлькиного дома идти минут пятнадцать, не больше, но человек, который едет на троллейбусе, должен выйти на людный проспект Калинина, дойти до Арбатской площади, повернуть на бульвар и только там сесть на троллейбус. Ничего этого Алиса не знала.
     
Она выбежала к маленькой церкви на углу проспекта и остановилась. Надо было выбрать человека, который ей все расскажет и не будет задавать лишних вопросов.
     
Она даже забыла, как странно одета. Хоть солнце и грело, но люди ещё не доверяли теплу, и поэтому все шли в плащах, а некоторые даже в пальто.
     
Найти бы кого-то помоложе. Чем моложе, тем лучше. Ни в коем случае нельзя было подходить к бабушкам или взрослым женщинам. Для них ребёнок в пижаме — как красный цвет для быка.
     
Некоторые люди оборачивались на Алису, удивлялись её одежде, но пока никто не задавал вопросов. И тут Алиса увидела двух молодых людей с длинными волосами до плеч и в широких брюках. Они были очень бедно одеты и даже в заплатах, которые были неаккуратно нашиты на брюки и рубашки. Вот эти не будут задавать вопросов, подумала Алиса.
     
— Простите, — сказала она, подбежав к ним. — Где мне сесть на пятнадцатый троллейбус?
     
— О чём говорит этот ребёнок? — обратился один из молодых людей к другому. И обратился он по-английски. Алиса, конечно, по-английски разговаривала, как по-немецки, по-немецки — как по-французски, а по-французски — как по-русски, потому что в будущем языки будут с детства вкалывать специальными уколами, чтобы не тратить времени на зубрёжку.
     
— Где ходит пятнадцатый троллейбус? — повторила Алиса свой вопрос по-английски.
     
— Оу! — сказал один из молодых людей. — Как приятно слышать родную речь! Ты тоже из Англии?
     
— Нет, я местная, — сказала Алиса.
     
— Но у вас отличный лондонский акцент! Неужели вы так изучили язык в Москве?
     
     
— Разумеется, — сказала Алиса. — У нас многие так разговаривают.
     
Двое мальчишек, услышав разговор, остановились неподалёку. Было им на вид лет по двенадцать-тринадцать.
     
— Во даёт! — сказал один из них про Алису.
     
— Пошли, — сказал второй. — Это туристы, хиппи.
     
— И она тоже?
     
— Тоже.
     
— Никогда не думал, что теперь у них модно в пижамах ходить!
     
Алиса слышала, что они говорят, и ей стало смешно.