Поделиться:
  Угадай писателя | Писатели | Карта писателей | Острова | Контакты

Джордж Мартин - Буря мечей [2000]
Язык оригинала: USA
Известность произведения: Низкая
Метки: sf_epic, sf_fantasy, Фэнтези

Аннотация. Джордж Мартин. Писатель, очень рано и легко добившийся огромного успеха. Начиная с рассказов и повестей, представлявших собой смелую смесь научной фантастики и «ужасов» (за произведения в этом жанре удостоен двух «Хьюго» и двух «Небьюла»), работал и в «классической» научной фантастике, но впоследствии стал подлинным мастером фэнтези, которого критики ставят наравне с Дж. Р.Р. Толкином и Р. Джорданом. Перед вами - знаменитая эпопея «Песнь льда и огня». Эпическая, чеканная сага о мире Семи Королевств. О мире суровых земель вечного холода и радостных земель вечного лета. О мире опасных приключений, тончайших политических интриг и великих деяний. О мире лордов и героев, драконов, воинов и магов, чернокнижников и убийц - всех, кого свела Судьба во исполнение пророчества...

Полный текст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 

Время повернуло вспять, и он снова оказался в Винтерфелле, одетый в стеганую кожаную безрукавку вместо кольчуги и панциря. Меч его стал деревянным, а противник из Железного Эммета преобразился в Робба. Они каждое утро упражнялись вместе, с тех пор как научились ходить. Сноу и Старк рубились во всех дворах Винтерфелла с криком и смехом, а порой и со слезами, если никто не видел. Сражаясь, они из мальчиков делались рыцарями и прославленными героями. «Я принц Эйемон, Драконий Рыцарь», — выкрикивал, бывало, Джон, и Робб откликался: «А я Флориан-Дурак». Если же Робб объявлял себя Молодым Драконом, Джон отвечал: «А я сир Раэм Редвин». В то утро Джон крикнул первым: — Я лорд Винтерфелла! — Он так уже сто раз говорил, но на этот раз Робб ответил: — Не можешь ты быть лордом Винтерфелла: ты бастард. Моя леди-мать говорит, что ты никогда не будешь лордом. Джон думал, что давно забыл об этом. Во рту у него стоял вкус крови от полученного удара. Потом Халдер с Конем еле оттащили его от Железного Эммета, повиснув каждый на одной руке. Разведчик сидел на земле ошеломленный, с изрубленным щитом и съехавшим набок забралом, а меч валялся в шести ярдах от него. — Хватит, Джон! — кричал Халдер. — Он уже лежит, ты его обезоружил, хватит! Нет. Не хватит. Никогда не хватит. Джон бросил наземь свой меч и сказал: — Извини, Эммет. Ты не ранен? Эммет снял свой помятый шлем. — У тебя, видно, язык не поворачивается сказать «сдаюсь», Лорд Сноу. — Но сказал он это не со зла — Эммет был парень незлобивый и любил песню мечей. — Помоги мне, Воин, — простонал он, — теперь я знаю, каково пришлось Куорену Полурукому. Это было уж слишком. Джон вырвался от друзей и один ушел в оружейную. В голове до сих пор звенело от удара Эммета. Сев на скамью, он зарылся лицом в ладони. Почему он так зол? Нет, это глупый вопрос. Он может теперь стать лордом Винтерфелла. Наследником своего отца. Но сейчас он видел перед собой не лорда Эддарда, а леди Кейтилин. Своими темно-голубыми глазами и плотно сжатым ртом она немного походила на Станниса. Чугун — твердый, но хрупкий. Она смотрела на него так же, как бывало в Винтерфелле, когда он побеждал Робба на мечах, в арифметике или еще в чем-нибудь. Кто ты? — всегда говорил этот взгляд. Тебе здесь не место. Зачем ты здесь? Его друзья оставались во дворе, но Джон не чувствовал в себе сил выйти к ним. Он покинул оружейную через заднюю дверь и спустился по крутой лестнице в «червоточины», подземные ходы, соединявшие между собой все строения. Дойдя одним из коридоров до бани, он погрузился в холодную воду, чтобы смыть с себя пот, а потом залез в горячую ванну. От тепла боль в мышцах унялась, и ему вспомнились горячие пруды Винтерфелла, бурлящие в богороще. Теон сжег и порушил замок, но он все восстановит. Отец, конечно, хотел бы этого, и Робб тоже. Их огорчило бы, если бы замок остался в руинах. «Не можешь ты быть лордом Винтерфелла, ты бастард», — снова услышал он голос Робба, и каменные короли заворчали гранитными языками: «Тебе здесь не место. Не место». Джон закрыл глаза и увидел сердце-дерево с бледными ветвями, красными листьями и мрачным ликом на стволе. Чардрево — сердце Винтерфелла, лорд Эддард всегда говорил так… но Джон, чтобы спасти замок, должен вырвать это сердце с древними его корнями и скормить голодному огненному богу красной женщины. Нет у него такого права. Винтерфелл принадлежит старым богам. Эхо голосов под сводчатым потолком вернуло его в Черный Замок. — Ну, не знаю, — с явным сомнением говорил кто-то. — Если бы я еще знал этого человека получше… Лорд Станнис не очень-то хорошо о нем отзывается. — Когда это Станнис Баратеон говорил о ком-то хорошо? — Кремневый голос сира Аллисера Джон узнал сразу. — Если мы позволим Станнису выбрать нам лорда-командующего, мы станем его знаменосцами во всем, кроме имени. Тайвин Ланнистер нам этого не забудет, а вы сами знаете, что в конце концов верх одержит он. Он уже побил Станниса однажды на Черноводной. — Лорд Тайвин поддерживает Слинта, — боязливо вставил Боуэн Мурш. — Я могу показать вам его письмо, Отелл. «Наш верный друг и слуга» — вот как он его называет. Джон сел в ванне, и трое мужчин замерли, услышав плеск. — Милорды, — с холодной вежливостью сказал он. — Ты что здесь делаешь, бастард? — спросил Торне. — Моюсь. Но я не хочу мешать вашему заговору и потому ухожу. — Он вылез из воды, вытерся оделся и вышел. Не представляя, куда деваться теперь, он прошел мимо сгоревшей башни лорда-командующего, где когда-то спас Старого Медведя от мертвеца; мимо места, где с печальной улыбкой на лице умерла Игритт; мимо Королевской башни, где они с Атласом и Глухим Диком Фоллардом ждали магнара с его теннами; мимо остатков большой деревянной лестницы. Внутренние ворота были открыты, и он вошел в туннель под Стеной. Толща льда над головой давила его. Он миновал место, где сразились и вместе погибли Донал Нойе и Мег Могучий, и через новые внешние ворота снова вышел на бледный, холодный солнечный свет. Лишь тогда он разрешил себе остановиться, перевести дух и подумать. Отелл Ярвик — человек не слишком твердых убеждений, не считая того, что касается дерева, камня и известки. Старый Медведь это знал. Торне с Муршем наверняка заморочат ему голову, он поддержит лорда Яноса, и лорд Янос станет лордом-командующим. Что тогда останется Джону, кроме Винтерфелла? Ветер, налетая на Стену, трепал его плащ. Ото льда шел холод, как жар идет от огня. Джон опустил капюшон на лоб и пошел дальше. Солнце уже клонилось к закату. В ста ярдах виднелось место, где король Станнис содержал своих пленников-одичалых, окруженное рвами, острыми кольями и высоким деревянным забором. Слева помещались три большие ямы, где победители сожгли всех погибших под Стеной вольных людей — от волосатых великанов до маленьких Рогоногих. Ничейная полоса осталась той же выжженной пустыней, покрытой застывшей смолой, но люди Манса оставили на ней свои следы: порванную шкуру, бывшую частью палатки, великанскую палицу, колесо от повозки, сломанное копье, кучу мамонтового навоза. На опушке Зачарованного леса, где прежде стояли шатры, Джон нашел дубовый пень и сел на него. Игритт хотела, чтобы он стал одичалым, Станнис хочет, чтобы он стал лордом Винтерфелла. Чего же хочет он сам? Солнце садилось за Стену там, где она проходила по западным холмам. Джон смотрел, как ледяная громада окрашивается в красные и розовые тона заката. Что он предпочтет: быть повешенным лордом Яносом как предатель или отречься от своих обетов, жениться на Вель и стать лордом Винтерфелла? Когда думаешь об этом такими словами, выбор кажется очень простым… а будь Игритт жива, он был бы еще проще. Вель ему чужая. Она, конечно, красавица, и ее сестра была королевой Манса, но все-таки… Ему придется ее украсть, чтобы она его полюбила, и у них могут родиться дети. Придет день, когда он возьмет на руки своего родного сына. Сын — это то, о чем Джон Сноу даже мечтать не смел с тех пор, как решил провести свою жизнь на Стене. Он мог бы назвать его Роббом. Вель, конечно, захочет оставить у себя сына своей сестры, и он вырастет в Винтерфелле, как и мальчик Лилли. Сэму не придется лгать отцу, Лилли они тоже найдут место, и Сэм сможет приезжать к ним каждый год. Сыновья Манса и Крастера будут братьями, как когда-то Джон и Робб. Джон сознавал, что хочет этого. Он еще ничего на свете так не хотел. Ему всегда этого хотелось, признавался он себе виновато. Да простят его за это боги. В нем проснулся голод, острый, как драконово стекло. Он нуждался в еде, в мясе, в красном олене, пахнущем страхом, или в большом лосе, гордом и неуступчивом. Ему требовалось убить и наполнить живот парным мясом и горячей темной кровью. У него текла слюна при одной мысли об этом. Джон не сразу понял, что с ним творится, а поняв, тут же вскочил на ноги. — Призрак!! — Он повернулся к лесу, и волк тихо вышел к нему из зеленого сумрака, дыша теплым белым паром. — Призрак! — Волк пустился бегом. Он похудел, но и подрос тоже. Он бежал почти бесшумно, только палая листва тихо шуршала под его лапами. Волк прыгнул на Джона, и они покатились по бурой траве и длинным теням, под зажигающимися звездами. — Где же ты пропадал, волчара? — спрашивал Джон, пока Призрак теребил его за руку. — Я уж думал, ты умер, как Робб, Игритт и все остальные. Я совсем тебя не чувствовал с тех пор, как перелез через Стену, даже во сне. — Лютоволк, не отвечая, лизал лицо Джона похожим на мокрую терку языком, и глаза его, отражая последний свет дня, сияли, как большие красные солнца. Красные глаза, но не такие, как у Мелисандры. Глаза чардрева. Красные глаза, красная пасть, белый мех. Кровь и кость, совсем как у сердце-дерева. Этот зверь тоже принадлежит старым богам. Единственный белый из всех лютоволков. Шестерых волчат нашли они с Роббом в снегу позднего лета — пятерых серых, черных и бурых для Старков и одного, белого как снег, для Сноу. Джон получил свой ответ. Люди королевы под Стеной разводили свой костер. Вот и Мелисандра вышла из ворот вместе с королем — возглавить молитву, которая, как она верит, отгонит тьму. — Пошли, Призрак, — сказал Джон. — Ты голоден, я знаю. Я это чувствую. — Они вместе припустили к воротам, далеко обойдя костер, уже вонзивший свои когти в черное брюхо ночи. Люди короля, наводняющие дворы Черного Замка, при виде Джона с волком останавливались и пялили на них глаза. Джон сообразил, что они ни разу не видели лютоволка: Призрак вдвое больше обыкновенных волков, которые водятся в их зеленых южных лесах. На пути к оружейной Джон, случайно подняв глаза, увидел в окне башни Вель. «Прости, — подумал он, — я не тот человек, который выкрадет тебя отсюда». На учебном дворе ему встретилось около дюжины людей короля с факелами и длинными копьями. Их сержант при виде Призрака нахмурился, а двое солдат наставили копья, но командовавший ими рыцарь сказал: — Отойдите и пропустите их. Ты опаздываешь на ужин, — заметил он Джону. — Тогда дайте нам пройти, сир, — ответил Джон, и рыцарь посторонился. Еще на лестнице Джон услышал шум. Братья громко говорили, перебранивались и стучали по столам. Его появления почти никто не заметил. Скамьи были заполнены до отказа, но еще больше народу стояло. Никто не ужинал, да еды и не было на столах. Что здесь происходит? Янос Слинт орал что-то об измене, Железный Эммет влез на стол с обнаженным мечом в руке, Трехпалый Хобб ругался с разведчиком из Сумеречной Башни, какой-то брат из Восточного Дозора дубасил кулаком по столу, требуя тишины, чем только усугублял стоящий в трапезной гвалт. Пип первым заметил Джона. Он ухмыльнулся при виде Призрака, сунул два пальца в рот и свистнул так, как только скоморох способен свистеть. Пронзительный звук прорезал гомон, как мечом. Многие братья теперь тоже увидели Джона и смолкли. Тишина распространилась по залу. Слышно было только, как стучат по каменному полу сапоги Джона и трещат поленья в очаге. Молчание нарушил сир Аллисер Торне. — Предатель почтил нас наконец своим присутствием. Лорд Янос побагровел и весь трясся. — Зверь! — выдохнул он. — Глядите, вот зверь, который растерзал Полурукого. Среди нас оборотень, братья, оборотень! Подобное чудовище не может быть нашим главой! Его нельзя оставлять в живых! Призрак оскалил зубы, а Джон, опустив руку ему на голову, спросил: — Милорд, не скажете ли, что тут происходит? Вместо Слинта с другого конца зала ответил мейстер Эйемон. — Тебя, Джон, предлагают на место лорда-командующего. Это было так нелепо, что Джон не сдержал улыбки. — Кто предлагает? — Он поискал взглядом своих друзей. Не иначе как это очередная шуточка Пипа. Но Пип пожал плечами, а Гренн потряс головой. Зато Скорбный Эдд Толлетт встал и сказал: — Я. Нехорошо, конечно, делать другу такую гадость, но лучше уж ты, чем я. — Это неслыханно, — снова завопил лорд Янос. — Этого парня следует повесить. Да! Повесить за измену и колдовство вместе с его дружком Мансом-Разбойником. Лорд-командующий! Нет, это уж слишком. Я этого не потерплю! — Не потерпишь, значит? — поднялся Коттер Пайк. — Я знаю, ты приучил своих золотых плащей лизать тебе задницу, но теперь на тебе черный плащ. — Любой брат может предложить нам на обсуждение любого другого брата, если тот принес присягу, — вставил сир Деннис Маллистер. — Толлетт в своем праве, милорд. Десять человек заговорили разом, стараясь перекричать друг друга, и в зале снова поднялся шум. Теперь на стол вскочил сир Аллисер Торне и воздел руки, призывая к тишине. — Братья! — вскричал он. — Этак мы ни к чему не придем. Давайте голосовать. Король, занявший Королевскую башню, поставил стражу у всех дверей с тем, чтобы мы не могли ни поесть, ни разойтись, пока не сделаем своего выбора. Пусть так! Мы будем выбирать всю ночь, пока не получим своего лорда… но я думаю, что прежде наш первый строитель хотел бы нам что-то сказать. Отелл Ярвик, поднявшись медленно и хмуро, потер свою длинную челюсть и сказал: — Я снимаю свое имя. Вы могли бы уже десять раз выбрать меня, если хотели, однако не выбрали. Во всяком случае, подали за меня недостаточно много голосов. Я собирался сказать голосовавшим за меня братьям, что им следует выбрать лорда Яноса… Сир Аллисер кивнул. — Лорд Слинт — лучший из всех возможных… — Я еще не закончил, Аллисер, — прервал его Ярвик. — Мы все знаем, что лорд Слинт командовал городской стражей Королевской Гавани и что он лорд Харренхолла… — Да он этого Харренхолла и в глаза не видел, — выкрикнул Коттер Пайк. — Это так, — согласился Ярвик. — Теперь я и сам не пойму, почему Слинт казался мне таким хорошим выбором. Сделав командующим его, мы крепко досадили бы королю Станнису, но нам-то какой от этого прок? Сноу, пожалуй, лучше. Он дольше пробыл на Стене, он племянник Бена Старка и служил в оруженосцах у Старого Медведя. — Ярвик пожал плечами. — Впрочем, выбирайте кого хотите, лишь бы не меня, — закончил он и сел. Янос Слинт побагровел еще сильнее, зато сир Аллисер побледнел. Брат из Восточного Дозора снова замолотил по столу: на этот раз он требовал котла. — Котел! — подхватили его друзья. — Котел! Котел! КОТЕЛ! Котел, большой, черный, с двумя ручками и тяжелой крышкой, стоял в углу у очага. По слову мейстера Эйемона Сэм с Клидасом подтащили его к столу. Братья уже строились в очередь к бочонкам с марками. Клидас снял крышку, чуть не уронив ее себе на ноги, и из котла вдруг выпорхнул большой ворон. Он захлопал крыльями, ища то ли стропила, то ли окно, но в этом подвале не было ни окон, ни стропил. С громким криком он стал кружить по залу. — Я знаю эту птицу! — воскликнул Сэмвел Тарли. — Это ворон лорда Мормонта! Ворон, старый, грязный и взъерошенный, уселся на стол рядом с Джоном. — Сноу, — каркнул он. — Сноу, Сноу. — Дошел до конца стола и взлетел Джону на плечо. Янос Слинт тяжело плюхнулся на сиденье. Сир Аллисер насмешливо расхохотался. — Сир Хрюшка принимает нас всех за дураков, братья. Он сам научил птицу этому фокусу! У него все вороны талдычат «сноу»: взойдите на вышку и убедитесь сами. А птица Мормонта знает много слов, не только это. Ворон склонил голову набок, глядя на Джона, и с надеждой произнес: — Зерно. — Не дождавшись ни зерна, ни ответа, он заговорил снова: — Котел! Котел! Котел! Вслед за этим хлынули наконечники для стрел, целый поток, затопивший последние немногочисленные камешки, ракушки и медные монетки. Подсчет марок закончился, и братья окружили Джона. Одни хлопали его по спине, другие преклоняли перед ним колено, как перед всамделишным лордом. Атлас, Оуэн Олух, Халдер, Жаба, Пустой Сапог, Великан, Малли, Ульмер из Королевского леса, Милашка Доннел Хилл и еще полсотни человек толкались, пробираясь к нему. Дайвин, клацнув деревянными зубами, сказал: — Боги, наш лорд-командующий еще из пеленок не вышел. — Надеюсь, это не помешает мне отдубасить вас на следующем поединке, милорд, — ввернул Железный Эммет. Трехпалый Хобб желал знать, будет ли Джон по-прежнему есть вместе с остальными или прикажет подавать еду к себе в горницу. Даже Боуэн Мурш заявил, что с радостью будет и далее исполнять должность лорда-стюарда, если лорд Сноу того пожелает. — Если оплошаете, лорд Сноу, — сказал Коттер Пайк, — я вырву у вас печенку и съем ее сырую с луком. — Молодой Сэмвел попросил меня о недюжинной жертве, — признался старый рыцарь Деннис Маллистер. — Когда выбрали лорда Кворгила, я сказал себе: «Ничего, он был на Стене дольше, чем ты, твое время еще придет». Когда настал черед лорда Мормонта, я подумал: «Он силен и свиреп, но стар, не все еще потеряно». Но вы совсем еще юноша, лорд Сноу, и я должен вернуться в Сумеречную Башню, зная, что мое время никогда уже не придет. Не дайте мне умереть, сожалея об этом, — устало улыбнулся он. — Ваш дядя, ваш лорд-отец и ваш дед были великими людьми. От вас я жду не меньшего. — Точно, — сказал Коттер Пайк. — Для начала можете сказать королевским людям, что дело сделано и мы хотим ужинать. — Ужин! — крикнул ворон. — Ужин, ужин. Люди короля сняли стражу, и Трехпалый Хобб с полудюжиной помощников отправился на кухню за едой. Джону есть не хотелось. Он вышел и побрел по замку, спрашивая себя, не грезит ли он. Ворон сидел у него на плече, Призрак бежал по пятам. Пип, Гренн и Сэм шли за ним, но Джон не слышал ни слова из их разговора, пока Гренн не сказал: — Это все Сэм устроил. — Точно, Сэм. — Пип потянул из винного меха, который захватил с собой, и запел: — Сэм, Сэм, Сэм-волшебник, Сэм-кудесник, это сделал он. Только когда ты успел спрятать ворона в котле и откуда ты мог знать, что он полетит к Джону? С тем же успехом он мог сесть на башку Яносу Слинту и испортить все дело. — Я тут ни при чем, — заверил Сэм. — Когда он вылетел из котла, я чуть штаны не намочил. Джон засмеялся, удивляясь, что еще помнит, как это делается. — Вы все дураки безмозглые, известно вам это? — Это мы-то дураки? — возразил Пип. — Не нас ведь выбрали девятьсот девяносто восьмым лордом-командующим! Хлебни-ка лучше винца, лорд Джон, оно тебе не повредит. Джон взял у него мех и глотнул, но только раз. За Стену отныне отвечал он, ночь была темна, и ему предстояла встреча с королем. Санса Она проснулась внезапно, напряженная, как струна, и не сразу вспомнила, где находится. Ей снилось, что она еще маленькая и спит в одной комнате со своей сестрой Арьей. Но рядом спала служанка, а не ее сестра, и это было Орлиное Гнездо, а не Винтерфелл. Да и она теперь не Санса, а внебрачная дочь Алейна Стоун. В комнате царили холод и тьма, хотя под одеялом было тепло. Рассвет еще не настал. Иногда ей снился сир Илин Пейн, и она просыпалась с колотящимся сердцем, но на этот раз она видела во сне дом. В Гнезде она не дома. Этот замок не больше крепости Мейегора, и его белые стены выходят на гору, по которой неверная дорога вьется мимо Небесного, Снежного и Каменного замков к Воротам Луны на дне долины. Здесь негде гулять и почти нечего делать. Старые слуги говорят, что эти чертоги звенели от смеха, когда ее отец и Роберт Баратеон воспитывались здесь у Джона Аррена, но те дни давно миновали. Слуг у тетушки мало, и гостей не часто пропускают в Ворота Луны. Одиночество Сансы, если не считать пожилой горничной, скрашивает только лорд Роберт, восьмилетний мальчик, которому больше трех не дашь. И Мариллон, вечный Мариллон. Играя для них за ужином, молодой певец часто обращается как будто к ней одной. Тетушка этим очень недовольна. Леди Лиза души не чает в Мариллоне и уже прогнала двух служанок и одного пажа за то, что они дурно говорили о нем. Тетя не менее одинока, чем Санса. Ее новый муж проводит больше времени у подножия горы, чем на ее вершине. Вот и теперь он поехал к Корбреям, и уже четыре дня, как его нет. Из обрывков подслушанных разговоров Санса знала, что знаменосцы Джона Аррена возмущены браком Лизы и не желают признавать Петира лордом-протектором Долины. Старшая ветвь Ройсов открыто выражает недовольство тем, что Лиза не оказала военной помощи Роббу, а Уэйнвуды, Редфорты, Бельморы и Темплтоны поддерживают Ройсов. Горные кланы беспокойны, и старый лорд Хантер умер столь внезапно, что два его младших сына обвинили старшего в убийстве отца. Худших бедствий войны Долина Аррен избежала, но она далеко не тот мирный уголок, каким изображает ее леди Лиза. Санса поняла, что с такой сумятицей в мыслях ей больше не уснуть. Нехотя откинув одеяло, она подошла к окну и открыла ставни. На Орлиное Гнездо падал снег. Снежинки опускались с небес мягко и безмолвно, как воспоминания. Не от этого ли она проснулась? Снег уже засыпал сад, укрыл траву, запорошил кусты, статуи и ветви деревьев. Это зрелище вернуло Сансу в давние холодные ночи и в долгое лето ее детства. В последний раз она видела снег, когда уезжала из Винтерфелла. Тогда он был не таким густым и таял на волосах обнявшего ее Робба, а снежок, который Санса хотела слепить, рассыпался у нее в руках. Санса с болью вспоминала, как счастлива она была в то утро. Халлен подсадил ее на коня, и она в пляске снежных хлопьев отправилась смотреть мир. Ей казалось, что ее песня только начинается, а на деле она подходила к концу. Санса, оставив ставни открытыми, стала одеваться. Она знала, что на дворе будет холодно, хотя башни, окружавшие сад, защищали его от горных ветров. Она надела шелковые панталоны, полотняную сорочку, теплое платье из мягкой голубой шерсти, две пары чулок, сапожки со шнуровкой до колен, толстые кожаные перчатки и меховой плащ из белой лисы. Снег летел в окно, и служанка, не просыпаясь, поплотнее закуталась в одеяло. Санса открыла дверь и спустилась по лестнице. В саду было так красиво, что она затаила дыхание, опасаясь нарушить эту безупречную красоту. Снег падал все так же тихо, укрывая землю. Из мира исчезли все краски, кроме белой, черной и серой. Белый снег, белые башни и статуи, черные тени и деревья, серое небо сверху. Чистый мир. Ей в нем не место. Но Санса все-таки вышла, беззвучно погрузившись в снег по щиколотки. Она двигалась мимо замерзших кустов и темных деревьев будто во сне. Снежинки касались ее лица, как поцелуи влюбленного, и таяли на щеках. На середине сада, у разбитой, наполовину ушедшей в землю статуи плачущей женщины, она подняла лицо к небу и закрыла глаза. Снег оседал на ее ресницах, таял на губах. Это был вкус Винтерфелла, вкус невинности, вкус мечты. Открыв глаза вновь, Санса увидела, что стоит на коленях. Она не помнила, как это произошло. Небо как будто стало чуть светлее. Рассвет. Еще один новый день — а она молится о том, чтобы вернулись старые. Вот только кому молиться? Она знала, что этот сад когда-то предназначался под богорощу, но ни одно чардрево не прижилось на тонкой, каменистой почве. Богороща без богов, пустая, как душа Сансы. Она зачерпнула пригоршню снега и смяла ее в руке. Снег, тяжелый и мокрый, хорошо лепился. Санса начала лепить снежки, стараясь придать им безупречно круглую форму. Она помнила летний снег в Винтерфелле, когда Арья с Браном подстерегли ее при выходе из замка и закидали снежками. Бран засел на крыше мостика, вне досягаемости, но за Арьей Санса гналась через всю конюшню и вокруг кухни, пока они обе совсем не выдохлись. Она бы догнала Арью, но поскользнулась на льду и упала. Сестра вернулась посмотреть, не ушиблась ли она. Увидев, что все в порядке, Арья залепила ей в лицо еще одним снежком, но Санса схватила ее за ногу, повалила и возила головой по снегу, пока их со смехом не растащил Джори. На что ей снежки теперь? Санса оглядела свой грустный маленький арсенал. Не в кого их бросать. Она выронила тот, который лепила. Можно, правда, сделать снеговика. Или даже… Она скатала три снежка вместе и придала получившемуся кому форму цилиндра. Поставив его торчком, она проделала пальцем окна. Осталось слепить зубцы на верхушке — и получилась башня. Теперь нужны стены и главное здание замка. Санса принялась за работу. Снег падал, а замок рос. В нем было уже две стены высотой по щиколотку — внутренняя выше наружной. Были башни и башенки, дома и лестницы, круглая кухня и квадратная оружейная, конюшни вдоль западной стены. Когда Санса начинала, это был просто замок, но теперь она поняла, что это Винтерфелл. Веточки, найденные под снегом, превратились в деревья богорощи, кусочки коры — в кладбищенские надгробия. Ее перчатки и сапожки обросли снеговой броней, руки покалывало от холода, ноги промокли насквозь, но она не обращала на это внимания. Замок был важнее. Кое-что ей было трудно вспомнить, но остальное вспоминалось легко, как будто она только вчера это видела: Библиотечная башня с крутой наружной лестницей, караульная, два огромных бастиона с аркой между ними, с зубцами поверху… А снег все шел, наметая сугробы вокруг нее и воздвигаемых ею зданий. Работая над заостренной крышей Великого Чертога, она услышала чей-то голос и увидела, что горничная зовет ее из окна. Все ли у миледи хорошо? Не хочет ли она позавтракать? Санса потрясла головой и приделала на крышу трубу. Рассвет прокрался в ее сад, словно вор. Небо посветлело еще больше, а деревья и кусты стали темно-зелеными под снежным покровом. Слуги порой выходили и смотрели на нее, но она не обращала на них внимания, и они возвращались в тепло. Леди Лиза тоже некоторое время наблюдала за ней с балкона, завернувшись в синий бархатный халат с лисьей оторочкой, но вскоре ушла. Тощий мейстер Колемон выглядывал с вороньей вышки, ежась от холода. Плохо, что мосты у нее все время рушились. Один крытый мостик соединял оружейную с главным чертогом, а другой вел с четвертого этажа колокольной башни на второй этаж вороньей вышки, но они не желали держаться, как она ни старалась. Когда они обвалились в третий раз, она громко выбранилась и с досадой плюхнулась в снег. — Облепи снегом палочку, Санса. Она не знала, давно ли он следит за ней и когда он успел вернуться из Долины. — Палочку? — Думаю, это укрепит их, — сказал Петир. — Вы разрешите мне войти в ваш замок, миледи? — Но только… — встревожилась Санса. — Поосторожнее? — улыбнулся он. — Винтерфелл видывал более свирепых врагов, чем я. Ведь это Винтерфелл, не так ли? — Да, — призналась Санса. Петир прошел вдоль наружной стены. — Он мне снился в те годы, когда Кет уехала на север с Эддардом Старком. В моих снах там всегда было темно и холодно. — Нет, там всегда было тепло, даже когда снег шел. В стенах были проложены трубы, по которым бежала вода из горячих источников, а в теплице стояла жара, как летом. — Санса поднялась над своим белым замком. — Не знаю, как мне сделать стеклянную кровлю для теплицы. Мизинец погладил голый подбородок — Лиза попросила его сбрить бородку. — Стекло ведь вставляется в рамы, верно? Используйте прутики. Положите их крест-накрест и свяжите вместе корой. Сейчас покажу как. — Он принялся собирать веточки и прутики, стряхивая с них снег. Потом он переступил через обе стены и присел на корточки посреди двора. Санса придвинулась, чтобы посмотреть, что он делает. Своими ловкими руками он мигом смастерил из прутиков решетку, очень похожую на застекленную крышу. — Стекло, конечно, придется себе вообразить. — Точь-в-точь как надо, — сказала Санса. — И это тоже. — Он коснулся ее лица. — Что? — не поняла она. — Ваша улыбка, миледи. Хотите, еще раму сделаю? — Если вам не трудно. — Ничто не может доставить мне большего удовольствия. Она возвела стены теплицы, Мизинец пристроил сверху крышу, а после он помог ей продолжить стены и выстроить казарму. Облепленные снегом палочки-мосты держались хорошо, как он и обещал. Первая Твердыня представляла собой простую круглую башню, но с горгульями на ее вершине у Сансы опять вышла заминка. Петир и тут пришел на помощь. — В вашем замке выпал снег, миледи, — заметил он. — Как выглядят горгульи, покрытые снегом? Санса зажмурила глаза, припоминая. — Просто как снежные холмики. — Вот-вот. Горгулий лепить трудно, а холмики легко. — Так и вышло. С Горелой башней оказалось еще проще. Они вместе возвели высокую башню, стоя рядом на коленях, а потом Санса проломила ее верхушку. Набранную при этом горсть снега она кинула в Петира. Снег попал ему за шиворот, и он заверещал. — Это не по-рыцарски, миледи. — А привозить меня сюда, когда вы клялись доставить меня домой, — это по-рыцарски? Любопытно, откуда она набралась мужества говорить с ним так откровенно? «От Винтерфелла, — решила Санса. — Его стены делают меня сильнее». Его лицо стало серьезным. — Да, в этом я вас обманул… и еще кое в чем. — В чем же? — Я сказал, что для меня нет большего удовольствия, чем помогать вам строить ваш замок. Боюсь, я и тут солгал. Есть нечто еще более приятное. — Он сделал шаг к Сансе. — Вот это. Не успела Санса отпрянуть, как он обнял ее и стал целовать. Она делала слабые попытки вырваться, но он только крепче прижимал ее к себе. Его губы, прижатые к ее рту, не давали ей сказать ни слова. От него пахло мятой. На мгновение Санса уступила ему, но тут же отвернулась и наконец освободилась из его рук. — Что вы делаете? — Целую снежную деву, — поправив плащ, сказал Петир. — Вы ее должны целовать. — Санса бросила взгляд на опустевший балкон Лизы. — Вашу леди-жену. — Это самое я и делаю. Лизе не на что жаловаться. Жаль, что вы себя не видите, миледи. Вся в снегу, словно медвежонок, но щеки пылают, и вы едва переводите дух. Давно ли вы здесь? Совсем замерзли, должно быть. Позвольте согреть вас, Санса. Снимите перчатки и дайте мне ваши руки. — Нет. — Петир сейчас очень походил на Мариллона в ту свадебную ночь, но теперь Лотор Брюн не явится ей на помощь. Сир Лотор — человек Петира. — Вы не должны меня целовать. Я могла бы быть вашей дочерью… — Да, могла бы, — с грустной улыбкой признал он. — Но этого не случилось. Вы дочь Эддарда Старка и Кет. И вы еще красивее, чем была ваша мать в таком же возрасте. — Петир, прошу вас, — слабо вымолвила она. — Прошу… — Замок! — воскликнул вдруг тонкий ребячий голос, и Мизинец отвернулся от Сансы. — Лорд Роберт, — сказал он с легким поклоном, — почему вы не надели рукавичек? — Это вы построили снежный замок, лорд Мизинец? — Большей частью это работа Алейны, милорд. — Я хотела, чтобы он походил на Винтерфелл, — сказала Санса. — Винтерфелл? — Роберт был мал для своих восьми лет, очень худ, с пятнистой кожей и вечно слезящимися глазами. Под мышкой он держал обшарпанную тряпичную куклу, с которой никогда не расставался. — Винтерфелл — это усадьба дома Старков, — объяснила Санса своему будущему мужу. — Великая твердыня Севера. — Подумаешь, твердыня. — Мальчик стал на коленки перед воротами. — Сейчас придет великан и сломает ее. — Он поставил свою куклу в снег. — Топ-топ, я великан! Открывайте ворота, не то я их разнесу, хо-хо! — Двигая куклу, он сшиб караульную башню над воротами, а потом еще одну. Этого Санса не могла вынести. — Роберт, ну-ка перестань. — Но мальчик, орудуя кукольной ногой, уже сломал стену. Санса хотела поймать его за руку, но вместо этого схватилась за куклу. Ветхая ткань затрещала, и голова куклы осталась у нее в руке, а набивка из тряпок посыпалась на снег. У лорда Роберта задрожали губы. — Ты его убиииииила, — завыл он. Его затрясло, и он повалился прямо на замок, судорожно дергая руками и ногами. Белые башни и снежные мосты рушились. Санса окаменела от ужаса, но Петир схватил мальчика за руки и стал громко звать мейстера. Стражники и служанки, сбежавшись со всех сторон, помогли ему держать мальчика. Вскоре подоспел и мейстер Колемон. Падучая болезнь Роберта Аррена обитателям Гнезда была не в новинку, и леди Лиза приучила всех бросаться опрометью на первый же крик мальчика. Мейстер, придерживая голову маленького лорда и шепча успокаивающие слова, дал ему выпить полчаши сонного вина. Припадок понемногу стал утихать, и у мальчика только слегка подрагивали руки. — Отнесите его ко мне, — приказал Колемон стражникам. — Пиявки помогут ему успокоиться. — Это все из-за меня. — Санса показала мейстеру кукольную голову. — Я нечаянно порвала его куклу. — Милорд ломал ее замок, — вставил Петир. — Это не я ломал, — с рыданиями пролепетал мальчик. — Это великан. А она его убила! Ненавижу ее! Она незаконная дочка! Не хочу, чтобы мне пиявки ставили! — Надо сделать вашу кровь пожиже, милорд, — сказал мейстер. — Дурная кровь заставляет вас гневаться, а гнев вызывает припадки. Пойдемте. Мальчика унесли. «Мой лорд-муж», — сказала себе Санса, созерцая руины Винтерфелла. Снег перестал, и на дворе похолодало. А вдруг лорда Роберта и на свадьбе трясучка схватит? Джоффри по крайне мере был здоров. Безумная ярость охватила ее. Санса схватила ветку и принялась молотить оторванную кукольную голову, а потом затолкала ее в снег на месте разрушенной караульной башни. Слуги пришли в ужас, но Мизинец только посмеялся. — Если верить сказкам, это не первый великан, сложивший голову у стен Винтерфелла. — Это всего лишь сказки, — ответила Санса и ушла. У себя в спальне она сняла плащ и мокрые сапожки и села у огня. Она не сомневалась, что ее заставят держать ответ за припадок лорда Роберта. Может быть, тетя Лиза ее прогонит. Леди Аррен быстро избавляется от людей, которыми она недовольна, особенно от тех, кто, по ее мнению, недостаточно хорошо обращается с ее сыном. Санса встретила бы изгнание с радостью. В Воротах Луны места куда больше, чем в Гнезде, и жить там намного веселее. Лорд Нестор Ройс с виду суров, но в замке хозяйничает его дочь Миранда, слывущая большой забавницей. Даже мнимое незаконное происхождение Сансы там, внизу, не будет иметь особого значения. У лорда Нестора служит одна из побочных дочерей короля Роберта, и говорят, что они с леди Мирандой дружны, как сестры. «Скажу тете, что не хочу выходить за Роберта», — решила Санса. Даже верховный септон не вправе объявить женщину чьей-то женой, если она отказывается произнести свой обет. Она не нищенка, что бы там тетка ни говорила. Ей тринадцать, она взрослая замужняя женщина и наследница Винтерфелла. Санса порой жалела своего маленького кузена, но становиться его женой ей вовсе не хотелось. Лучше уж Тирион, чем Роберт. Если тетя Лиза узнает об этом, она уж верно ее прогонит… и она избавится от капризов, трясучки и слезящихся глаз Роберта, от липких взглядов Мариллона и поцелуев Петира. Она скажет тете все. Все как есть. Леди Лиза послала за ней только к вечеру. Санса весь день копила мужество, но как только у ее двери появился Мариллон, все ее сомнения вернулись. — Леди Лиза требует вас в Высокий Чертог. — Певец раздевал ее глазами, но к этому Санса уже привыкла. Он хорош собой, с этим не поспоришь: по-мальчишески стройный, с гладкой кожей, песочными волосами и чарующей улыбкой. Но в Долине его ненавидят все, кроме тетки и маленького лорда Роберта. Судя по разговорам слуг, Санса не первая девушка, к которой он пристает, только у других не было Лотора Брюна, чтобы защитить их, а жалоб на него леди Лиза слушать не желает. Певец стал ее любимцем сразу, как появился в Гнезде. Он каждый вечер пел колыбельные лорду Роберту и высмеивал в своих куплетах поклонников леди Лизы. Тетушка роскошно одевает его и дарит ему то золотой браслет, то пояс с лунными камнями, то хорошего коня. Она отдала ему даже любимого сокола своего покойного мужа. Поэтому Мариллон неизменно учтив с леди Лизой и держится чрезвычайно нагло со всеми остальными. — Благодарю, — холодно сказала ему Санса. — Я знаю дорогу. — Я должен сопроводить вас, миледи. Сопроводить? Сансе не понравилось это слово. — Разве вы стражник? — Мизинец сместил здешнего капитана стражи и назначил на его место Лотора Брюна. — А вы разве под стражей содержитесь? — небрежно бросил Мариллон. — Я сейчас сочиняю новую песню, столь сладостную и печальную, что она растопит даже ваше ледяное сердце. Я назову ее «Роза у дороги». Это песня о незаконнорожденной девушке, такой прекрасной, что она чарует каждого мужчину, который взглянет на нее. «Я Старк из Винтерфелла», — хотелось сказать Сансе, однако она молча, сопровождаемая им, спустилась с башни и перешла через мост. С самого ее приезда в Гнездо Высокий Чертог был закрыт. Зачем тетушке вздумалось отпирать его? Обыкновенно леди Лиза сидела в своей уютной горнице или в теплой приемной лорда Аррена, выходящей на водопад. Двое гвардейцев в небесно-голубых плащах стояли с копьями по обе стороны резных дверей Высокого Чертога. — Никто не должен входить сюда, пока Алейна будет беседовать с леди Лизой, — сказал им Мариллон. — Будет исполнено. — Гвардейцы пропустили их и тут же скрестили копья. Мариллон закрыл за собой двери и запер их изнутри третьим копьем, длиннее и толще, чем у стражников. Сансе почему-то стало не по себе. — Зачем вы это сделали? — Миледи ждет вас. Санса нерешительно огляделась. Леди Лиза сидела одна на возвышении, на резном, с высокой спинкой стуле из чардрева. Справа стоял второй стул, выше, чем у нее, с голубыми подушками на сиденье, но лорд Роберт, которому он принадлежал, отсутствовал. Санса надеялась, что мальчику лучше, но не хотела спрашивать о нем Мариллона. Санса прошла по голубой шелковой дорожке между тонких, как копья, колонн. Пол и стены Высокого Чертога были выложены молочно-белым мрамором с голубыми прожилками. Бледный дневной свет проходил сквозь узкие закругленные окна в восточной стене. Факелы, вставленные в гнезда между окнами, оставались пока незажженными. Ковер глушил шаги Сансы, за стенами уныло свистел холодный ветер. Среди такого обилия белого мрамора даже солнечный свет казался холодным… но не столь холодным, как тетя Лиза. Она облачилась в платье из кремового бархата и ожерелье из сапфиров и лунных камней. Толстую золотисто-рыжую косу она перекинула через плечо. Она смотрела сверху вниз на идущую к ней племянницу, и лицо ее под слоем краски и пудры было красным и одутловатым. Позади нее висело огромное знамя — луна и сокол дома Арренов, кремовые на голубом. Санса, дойдя до помоста, присела. — Вы посылали за мной, миледи. — К свисту ветра примешивались тихие аккорды, которые брал Мариллон на том конце зала. — Я все видела, — сказала леди Лиза. Санса разгладила юбку. — Надеюсь, лорду Роберту стало лучше? Я не хотела рвать его куклу. Он стал ломать мой снежный замок, и я… — Нечего разыгрывать передо мной скромницу. Я говорю не о кукле Роберта. Я видела, как ты целовалась. В Высоком Чертоге как будто сразу похолодало. Его пол, стены и колонны казались сделанными изо льда. — Это он меня целовал. — А с чего ему вздумалось это делать? — раздула ноздри Лиза. — У него есть любящая жена — взрослая женщина, не какая-нибудь девчонка. Такие, как ты, ему и даром не надобны. Признайся, что ты сама к нему приставала — ведь так? — Это неправда, — сказала, попятившись назад, Санса. — Куда это ты? Боишься? За столь дурное поведение следует наказывать, но я не буду сурова с тобой. У Роберта есть мальчик для порки, как это заведено в Вольных Городах. Здоровье моего сына не допускает телесных наказаний. Вместо тебя тоже высекут какую-нибудь простолюдинку, но сначала ты должна сознаться в том, что совершила. Лжи я не потерплю, Алейна. — Я строила снежный замок, и лорд Петир стал помогать мне, а потом поцеловал меня. Вот и все, что вы видели. — Ты в самом деле столь бесчестна или принимаешь меня за дуру? — резко осведомилась тетка. — Да, так оно и есть — ты думаешь, что я непроходимая дура. Думаешь, что можешь получить любого мужчину, оттого что ты молода и красива. Я хорошо вижу, какие взгляды ты бросаешь на Мариллона. Мне известно все, что происходит в Гнезде, юная леди, а такие, как ты, мне и раньше встречались. Но ты ошибаешься, думая завоевать Петира с помощью больших глаз и бесстыдных улыбочек. Он мой. — Лиза поднялась с места. — Они все пытались отнять его у меня. Мой лорд-отец, мой муж, твоя мать… Кейтилин больше всех старалась. Ей тоже нравилось целовать моего Петира, еще как нравилось. Санса отступила еще на шаг. — Матери это нравилось? — Да, твоей матери, твоей ненаглядной матушке, моей милой сестрице Кейтилин. Нечего прикидываться невинной, злая маленькая лгунья. В Риверране она обращалась с Петиром, как с игрушкой. Завлекала его улыбками, и нежными словами, и бесстыдными взглядами, а по ночам обрекала на муки. — Неправда. — Она умерла, хотелось крикнуть Сансе. Она была твоей сестрой, и ее больше нет в живых. — Не делала она этого. — Откуда тебе знать? Разве ты там была? — Лиза, шурша юбками, сошла с помоста. — Разве ты была при том, как лорд Бракен и лорд Блэквуд приехали присягать на верность моему отцу? Певец лорда Бракена играл нам, и Кейтилин протанцевала с Петиром шесть раз — целых шесть, я считала! Лорды начали спорить, и отец увел их в приемную палату, поэтому нам никто не мешал. Эдмар, совсем еще мальчишка, напился вдрызг, а Петир хотел поцеловать Кейтилин, да только она ему не позволила. Она посмеялась над ним. Он так расстроился, что сердце разрывалось смотреть, и тоже напился до того, что свалился под стол. Дядя Бринден отнес его в постель, чтобы отец не видел его пьяным. Но ты этого не помнишь, верно? Так или нет? Что она — тоже пьяна или безумна? — Я тогда еще не родилась, миледи. — Верно, не родилась, поэтому не перечь мне и не говори, что правда, а что нет. Ты его целовала! — Это он целовал меня, — не уступала Санса. — Я не хотела… — Молчи. Я не разрешала тебе говорить. Ты соблазняла его, в точности как твоя мать тогда в Риверране своими улыбками и танцами. Думаешь, я забыла? В ту самую ночь я прокралась к нему в постель, чтобы утешить его. Он сделал мне больно, но это была сладкая боль. Потом он сказал, что любит меня, назвав меня Кет, и тут же уснул опять. Но я все равно оставалась с ним до рассвета. Твоя мать не заслуживала такой любви. Она даже в знаке своего отличия отказала ему, когда он дрался с Брандоном Старком. Я-то отдала бы ему все, что угодно. Это самое я и сделала, и теперь он мой. Не сестрин и не твой. Решимость Сансы увяла под натиском тетки. Лиза пугала ее не меньше, чем королева Серсея. — Конечно же, он ваш, миледи, — как можно мягче и покорнее сказала она. — Могу я теперь уйти, с вашего разрешения? — Нет. Не можешь. — От тетки пахло вином. — Не будь ты тем, кто ты есть, я попросту прогнала бы тебя. Отправила бы к лорду Нестору в Ворота Луны или обратно в Персты. Как бы тебе понравилось жить на этом унылом берегу, среди грязного мужичья и овечьего помета? Именно такую участь мой отец уготовил Петиру. Все думали, что он сделал это из-за того глупого поединка с Брандоном Старком, но причина была в другом. Отец сказал, чтобы я благодарила богов за то, что такой знатный лорд, как Джон Аррен, соглашается взять меня испорченной, но я-то знала, что он идет на это из-за мечей. Мне поневоле пришлось выйти за Джона, иначе отец выгнал бы меня из дома, как выгнал своего брата, но суженым моим был Петир. Я рассказываю тебе все это, чтобы ты поняла, как мы любили друг друга, как долго страдали и мечтали друг о друге. Вместе мы зачали ребенка, нашего чудесного ребеночка. — Лиза прижала руки к животу, как будто ребенок до сих пор лежал там. — Когда его отняли у меня, я поклялась, что больше такого не допущу. Джон хотел отправить моего милого Роберта на Драконий Камень, а этот пьянчуга-король — отдать его Серсее Ланнистер, но я им не позволила… и Петира у меня отнять тоже не позволю. Слышишь ты меня, Алейна, Санса или как тебя там? Слышишь, что я говорю? — Слышу. Клянусь, я никогда больше не буду целовать его и… и соблазнять. — Санса полагала, что тетке хочется услышать именно это. — Вот ты и созналась! Я так и думала, что это ты. Ты так же распутна, как и твоя мать. — Лиза схватила Сансу за руку. — Пойдем-ка со мной: я хочу показать тебе кое-что. — Вы делаете мне больно, — съежилась Санса. — Прошу вас, тетя Лиза, я ни в чем не виновата, клянусь. — Мариллон! — крикнула тетка, глухая к ее мольбе. — Ты мне нужен! Певец тут же прибежал на ее зов. — Миледи? — Сыграй нам песню «Правда и ложь». Пальцы Мариллона забегали по струнам. — «Лорд из замка уехал дождливым днем, хей-нонни, хей-нонни-хей…» Лиза тянула Сансу за руку, и той поневоле приходилось идти, чтобы удержаться на ногах. Между двумя колоннами в мраморной стене виднелась белая, выточенная из чардрева дверь. Три тяжелых бронзовых засова удерживали ее закрытой, но Санса видела, что за ней бушует ветер. Заметив врезанный в дерево полумесяц, она уперлась ногами в пол. — Лунная Дверь! Зачем вы ведете меня к Лунной Двери? — Теперь ты пищишь, как мышка, зато в саду была куда как смела! Там, на снегу! — «А леди его села шить под окном, — пел Мариллон. — Хей-нонни, хей-нонни, хей-ннони-хей». — Открой дверь, — приказала Лиза. — Открывай, не то я кликну стражу. — Она толкнула Сансу вперед. — Твоя мать по крайней мере была храброй. Сними засовы. «Если я послушаюсь, она отпустит меня», — подумала Санса и вынула из скоб первый засов. За ним звякнули о мраморный пол второй и третий. Едва Санса притронулась к щеколде, тяжелая дверь отворилась вовнутрь, со стуком ударив в стену. Снег ворвался в проем вместе с ветром, и Сансу пробрала дрожь. Она попыталась отойти, но стоявшая сзади тетка схватила ее одной рукой за талию, а другой уперлась ей в спину, толкая Сансу к открытой двери. Кроме белого неба и снежных хлопьев, за дверью не было ничего. — Посмотри вниз, — велела Лиза. — Посмотри вниз, говорят тебе. Санса хотела вырваться, но пальцы тетки впились в нее, как клещи. Лиза толкнула племянницу еще ближе к двери, и Санса закричала. Ее левая нога скользнула по наметенному внутрь снегу. Снаружи был только воздух, и в шестистах футах ниже вилась по склону горы дорога в замок. — Не надо! — крикнула Санса. — Мне страшно! — Мариллон позади пел, бренча на арфе: — «Хей-нонни, хей-нонни, хей-нонни-хей». — Хочешь, чтобы я разрешила тебе уйти? Этого ты хочешь? — Нет. — Санса всеми силами подалась назад, но тетка не сдвинулась с места. — Не сюда. Прошу вас. — Она шарила по дверному косяку, но зацепиться было не за что. Ноги скользили по мокрому мрамору. Лиза неумолимо толкала ее вперед, и весила тетка на три стоуна больше, чем племянница. — «Тут леди на сено легла нагишом», — пел Мариллон. Санса рванулась вбок, обезумев от страха, и одна ее нога ушла в пустоту. — «Хей-нонни, хей-нонни, хей-нонни-хей». Ветер задрал ей юбки и впился холодными зубами в голые ноги. На щеках таяли снежинки. Санса, отчаянно размахивая руками, ухватилась за толстую теткину косу. — Пусти меня! Пусти! — завопила Лиза. Она балансировала на самом краю. Где-то далеко стражники дубасили копьями в дверь, требуя, чтобы их впустили. Мариллон оборвал свою песню. — Лиза! Что это значит?! — донеслось до Сансы сквозь плач, визг и тяжелое дыхание. Гулкое эхо чьих-то шагов раздалось в чертоге. — Да отойди же оттуда! Лиза, что ты делаешь? — Стражники по-прежнему долбили в дверь. Мизинец прошел через другую — через дверь лордов за помостом. Лиза повернулась, немного ослабив хватку, и Санса сумела вырваться. Она упала на колени, и тут Петир увидел ее. Он замер на месте. — Алейна! В чем дело? — В ней. — Лиза схватила Сансу за волосы. — В ней все дело. Она с тобой целовалась. — Скажите ей, — взмолилась Санса. — Скажите, что мы просто строили замок… — Молчать! — взвизгнула тетка. — Я тебе слова не давала. Плевать я хотела на твой замок. — Она еще дитя, Лиза. Дочь Кет. Что ты творишь, скажи на милость? — Я хотела выдать ее за Роберта! Она неблагодарная. Развратная. Ты не ее, чтобы тебя целовать. Не ее! Я собиралась проучить ее, вот и все. — Понятно. — Петир погладил подбородок. — По-моему, она уже все поняла, — правда, Алейна? — Да, — прорыдала Санса. — Я поняла. — Не хочу, чтобы она здесь оставалась. — Глаза тетки блестели от слез. — Зачем ты привез ее в Долину, Петир? Ей здесь не место. Не место. — Ну так отошлем ее назад. В Королевскую Гавань, если хочешь. — Петир сделал шаг в их сторону. — А теперь отпусти ее, и отойдите обе от двери. — НЕТ! — Лиза еще крепче вцепилась Сансе в волосы. Их юбки шумно хлопали на ветру. — Не может быть, чтобы ты хотел ее. Она глупая, пустоголовая девчонка. Она не любит тебя так, как я. Я тебя всегда любила. Я доказала это, разве не так? — Слезы струились по ее отекшему красному лицу. — Я подарила тебе свою невинность. И сына бы подарила, но они убили его лунным чаем, ромашкой, пижмой и мятой, с ложкой меда и капелькой блоховника. Я не знала — я просто выпила то, что дал мне отец… — Все это в прошлом, Лиза. Лорд Хостер умер, и его старый мейстер тоже. — Мизинец подошел чуть поближе. — Ты снова пила? Напрасно ты говоришь так много. Мы ведь не хотим, чтобы Алейна знала больше, чем ей полагается? Или Мариллон? — Кет тебе никогда ничего не давала, — не слушая его, продолжала Лиза. — Я устроила тебя на твою первую должность, я заставила Джона взять тебя ко двору, чтобы ты был рядом. Ты говорил, что никогда этого не забудешь. — Я не забыл. Теперь мы вместе, как ты всегда хотела, как мы замышляли. Отпусти Сансу. — Нет! Я видела, как вы целовались на снегу. Она такая же, как ее мать. Кейтилин целовалась с тобой в богороще, да только не всерьез — ты не был ей нужен. А ты любил ее больше, чем меня-а-а-а! — Нет, любимая. — Петир сделал еще шаг. — Ты же видишь — я здесь. — Он протянул ей руку. — Ты плачешь напрасно. — Напра-а-асно, — рыдала она. — Ты и в Королевской Гавани то же самое говорил. Добавь слезы Джону в вино, сказал ты, и я это сделала. Ради Роберта и ради нас! И написала Кейтилин, что моего лорда-мужа убили Ланнистеры, как ты мне велел. Как умно… ты всегда был умен, я и отцу говорила, что Петир взлетит высоко, что он хороший и что я ношу его ребенка… Зачем ты целовал ее? Зачем? Мы соединились наконец после стольких лет, а ты целуешь ее-е! — Лиза, — вздохнул Петир, — тебе следовало бы больше доверять мне после всех бурь, что мы пережили. Клянусь, что больше не отойду от тебя, пока мы оба живы. — Правда? — рыдая, спросила она. — Нет, правда? — Правда. Отпусти девочку и поцелуй меня. Лиза бросилась в объятия Мизинца, а Санса на четвереньках отползла от Лунной Двери и ухватилась за ближнюю колонну. Сердце болезненно билось. В волосы набился снег, правый башмак отсутствовал — должно быть, упал вниз. Санса, содрогнувшись, еще крепче обхватила колонну. Мизинец дал Лизе выплакаться у него на груди и легонько поцеловал ее. — Милая моя, глупая ревнивая женушка. Ты же знаешь: я всю жизнь любил только одну женщину. — Одну? — с дрожащей улыбкой повторила Лиза. — Ты клянешься, Петир? Только одну? — Да. Только Кет, — сказал он и толкнул ее. Лиза отлетела назад, поскользнулась на мокром мраморе и вдруг пропала. Она даже крикнуть не успела — за дверью слышался только шум ветра. — Вы… вы… — ужаснулся Мариллон. Стражники молотили в дверь своими копьями. Петир поднял Сансу на ноги. — Ты цела? Тогда беги открой стражникам. Быстрее: время терять нельзя. Певец убил мою леди-жену. Эпилог Дорога к Старым Камням делала два оборота вокруг холма, прежде чем достигнуть вершины. Ее состояние даже в хорошую погоду оставляло желать лучшего, а теперь она к тому же раскисла от ночного снегопада. Снег осенью в речных землях — это противоречит природе. Снег, правда, продержался только одну ночь и почти весь растаял, когда взошло солнце, однако Меррет счел его дурной приметой. Дожди, половодье, пожары и война лишили их двух урожаев и доброй части третьего, ранняя же зима грозила голодом всем речным землям. Да, голодать будут многие, а некоторые даже умрут. Меррет надеялся, что не войдет в их число, хотя с его удачей все может быть. Нижние склоны холма под руинами замка заросли таким густым лесом, что в нем свободно могла укрыться целая сотня разбойников. Может быть, они все это время следят за ним. Меррет смотрел по сторонам, но не видел ничего, кроме дрока, крапивы, чертополоха и ежевики, растущих между соснами и серо-зелеными страж-деревьями. Толстые стволы перемежались хилым молодым дубняком, ясенями и вязами. Впрочем, если он не видит разбойников, это еще ничего не значит. Они умеют прятаться лучше, чем честные люди. Меррет, по правде сказать, от души ненавидел леса, а разбойников не любил еще больше. «Они загубили мою жизнь», — жаловался он в подпитии. По мнению отца, он бывал в подпитии слишком часто и слишком при этом шумел. Что ж, это верно. В Близнецах надо хоть чем-то отличаться от других, иначе о тебе вовсе забудут, но репутация самого большого пьянчуги во всем замке ничего доброго ему не сулила. А ведь когда-то он надеялся стать самым славным рыцарем из всех, когда-либо державших копье. Боги лишили его этой надежды — так отчего бы ему не выпить время от времени? Это помогает от головной боли. Жена у него сварливая, отец его презирает, от детей никакой радости — чего же ради ему оставаться трезвым? Теперь, однако, он был трезв. Он выпил пару рогов эля, когда завтракал, и маленькую чашу красного, когда пустился в путь, но это единственно ради того, чтобы в голове не стучало. Меррет чувствовал, как боль копится позади глаз — дай ей только случай, и в голове разбушуется настоящая буря. Тогда он только и мог, что лежать в темной комнате с влажной повязкой на глазах, кляня свою судьбу и безымянного разбойника, повинного во всем этом. Даже мысль о недомогании вызвала у него тревогу. Сейчас он никак не может позволить себе болеть. Если он благополучно доставит Петира домой, вся его судьба переменится. Все, что нужно, — это доехать до вершины, встретиться с проклятыми головорезами в развалинах замка и уплатить выкуп. Проще некуда. Даже он тут ничего не сможет напортить… если только голова у него не разболится и даст ему усидеть на коне. К закату он должен прибыть на место встречи, а не валяться в слезах у обочины дороги. Меррет потер двумя пальцами висок. Еще один оборот вокруг холма, и он на месте. Когда пришло письмо и Меррет вызвался отвезти выкуп, отец прищурился и сказал: «Ты, Меррет?» И засмеялся в нос этим своим мерзким «хе-хе-хе». Пришлось чуть ли не на коленях ползать, чтобы ему доверили это треклятое золото. В кустах у дороги что-то шевельнулось. Меррет натянул поводья и схватился за меч, но оказалось, что это всего лишь белка. Дурак, сказал он себе, вдвинув меч обратно в ножны. У разбойников хвостов нет. Седьмое пекло, Меррет, держи же себя в руках. Сердце у него колотилось, как у зеленого юнца в первом сражении. Это не Королевский лес, и ему предстоит встреча не с былым Братством, а всего только с жалкой шайкой лорда-молнии. На миг у него возникло искушение повернуть назад и доехать до ближайшего кабака. На это золото можно купить много эля — хватит, чтобы начисто забыть о Петире Прыще. Пусть его вешают, если охота, — сам виноват. Тот, кто бежит, высунув язык, за первой попавшейся шлюхой, ничего лучшего не заслуживает. В висках уже начинало стучать — пока не сильно, но он знал, что скоро станет хуже. Меррет потер переносицу. Нет, он не вправе так дурно думать о Петире — ведь с ним самим случился такой же грех, когда он был в его возрасте. Меррет, правда, отделался только оспой, но все равно осуждать других ему не пристало. У шлюх есть свои достоинства, особенно когда у тебя рожа, как у Петира. Бедняга женат, но в жене-то все и горе. Мало того, что она вдвое старше Петира, она еще и с его братом Уолдером спит, если верить слухам. В Близнецах слухов всегда полным-полно, и далеко не все из них правдивы, но в этом случае Меррет склонен был поверить. Уолдер Черный всегда берет то, что хочет, будь это даже жена родного брата. С женой Эдвина он тоже спал, это всем известно, и Уолда Светлая иногда бегала к нему в постель, а кое-кто говорит даже, что с седьмой леди Фрей он был знаком куда лучше, чем ему полагалось. Неудивительно, что он отказывается жениться: зачем покупать корову, когда можно доить чужих? Ругаясь про себя, Меррет ударил лошадь каблуками. Мысль о том, чтобы пропить золото, сильно соблазняла его — но если он вернется назад без Петира, ему лучше не возвращаться вовсе. Лорду Уолдеру скоро стукнет девяносто два года. Он стал туг на ухо, почти ничего не видит, и подагра так его скрючила, что он передвигается только в носилках. Все его сыновья сходятся на том, что долго он не протянет. Когда же он умрет, начнутся перемены — и нельзя сказать, чтобы к лучшему. Отец сварлив и упрям, у него железная воля, а язык как осиное жало, но свое потомство он заботой не оставляет. Даже тех, в ком он разочаровался. Даже тех, кого не помнит по именам. Но как только его не станет… Когда в наследниках ходил Стеврон, все обстояло по-другому. Старик натаскивал Стеврона добрых шестьдесят лет, вбивая ему в голову, что кровь — не водица. Но Стеврон умер, отправившись с Молодым Волком на запад — «от ожидания, не иначе», сострил Лотар Хромой, когда ворон принес весть о его кончине. А его сыновья и внуки — Фреи совсем другого пошиба. Теперь наследником стал сын Стеврона, сир Риман — тупоголовый, упрямый и жадный. А за Риманом следуют его сыновья, Эдвин и Уолдер Черный, которые будут еще почище. «К счастью, — сказал как-то Лотар, — друг дружку они ненавидят еще больше, чем нас». Меррет не был уверен, что это к счастью, а Лотар, если на то пошло, еще опаснее, чем они оба. Перебить Старков на свадьбе Рослин приказал сам лорд Уолдер, но придумал это Лотар вместе с Русе Болтоном — вплоть до того, какие песни следует играть на пиру. За чашей вина с Лотаром очень весело, но Меррет не такой дурак, чтобы поворачиваться к нему спиной. В Близнецах быстро учишься доверять только родным братьям и сестрам, да и то с оглядкой. По всей видимости, со смертью старика все его сыновья будут сами за себя, и дочери тоже. Новый лорд переправы, конечно, оставит в Близнецах некоторое количество дядюшек, племянников и кузенов — тех, кому он доверяет, а еще вернее, тех, кого сочтет для себя полезными — а остальных вышвырнет вон. Это беспокоило Меррета больше, чем можно выразить словами. Меньше чем через три года ему минет сорок. Не те годы, чтобы начинать жизнь межевого рыцаря… если бы он даже был рыцарем, которым так и не стал. У него нет ни земель, ни собственного состояния. То, что на нем — вот и все его имущество, даже конь, на котором он едет, ему не принадлежит. Он недостаточно умен для мейстера, недостаточно благочестив для септона, недостаточно свиреп для наемника. Из всех даров боги наделили его только одним — происхождением, да и тут поскупились. Что толку быть сыном богатого и могущественного дома, если ты девятый сын? Если взять в расчет всех внуков и правнуков, Меррет скорее получит сан верховного септона, чем унаследует Близнецы. Не везет ему. Никогда не везло. Он хорошо сложен, широк в плечах и груди, хотя ростом не слишком высок. За последние десять лет он сильно обрюзг, но в молодые годы почти не уступал сиру Хостину, своему старшему брату, который слыл самым большим силачом из всего потомства лорда Уолдера. Еще мальчишкой его отправили служить пажом к Кракехоллам, в семью его матери. Когда старый лорд Самнер сделал его оруженосцем, все полагали, что вскорости он станет сиром Мерретом, но разбойники из Королевского леса разрушили эту мечту. В то время как его собрат-оруженосец Джейме Ланнистер покрыл себя славой, Меррет сперва подцепил оспу от лагерной шлюхи, а после умудрился попасть в плен к женщине, разбойнице по прозвищу Белая Лань. Лорд Самнер выкупил его у разбойников, но в следующем же бою Меррет получил удар палицей, проломившей ему шлем, и две недели провалялся без памяти. Никто уже не чаял, что он выживет. Меррет выжил, но его боевые дни остались позади. Даже самый легкий удар по голове вызывал у него режущую, доводившую до слез боль. Лорд Самнер мягко объяснил ему, что при таких обстоятельствах о рыцарской стезе нечего и думать, и его отправили обратно в Близнецы, где он стал жертвой ядовитых насмешек лорда Уолдера. После этого все пошло еще хуже. Отец как-то выхлопотал ему хорошую партию и женил его на одной из дочерей лорда Дарри, когда Дарри были еще в милости у короля Эйериса. Но не успел Меррет лишить невинности молодую жену, как Эйерис лишился трона. Дарри в отличие от Фреев открыто поддерживали Таргариенов, что стоило им половины их земель, большей части состояния и почти всякой власти. Сама леди-жена горько разочаровала Меррета: несколько лет подряд она рожала одних только девочек. Три из них выжили, одна родилась мертвой, одна умерла в младенчестве, и лишь потом жена наконец разрешилась сыном. Старшая дочь выросла потаскухой, средняя обжорой. Когда Ами застали на конюшне сразу с тремя конюхами, Меррету пришлось выдать ее за жалкого межевого рыцаря. Хуже уж, кажется, и быть не могло — но тут сир Пейт решил завоевать себе славу, победив сира Григора Клигана, и овдовевшая Ами вернулась домой, к унынию своего отца и бурному восторгу всех конюхов замка. Когда Русе Болтон выбрал в жены его Уолду в предпочтение ее более пригожим кузинам, Меррет возомнил было, что удача наконец обернулась к нему лицом: ведь союз с Болтоном много значил для дома Фреев. Но отец быстро поставил его на место. «Он ее выбрал потому, что она толстая, — сказал лорд Уолдер. — Не льсти себе мыслью, что Болтон жаждал иметь своим тестем Меррета Безмозглого. Твоя Уолда — корова, потому он на ней и женился, и не жди, что я скажу тебе за это спасибо. Мы могли бы добиться этого брака за вдвое меньшую цену, если бы твой поросеночек пореже работал ложкой». Окончательное унижение Меррет испытал, когда Уолдер Хромой назначил ему его роль на свадьбе Рослин. «Мы все будем действовать сообразно нашим талантам, — сказал ему сводный брат. — У тебя, Меррет, будет одно-единственное дело, и надеюсь, что ты его не запорешь. Я хочу, чтобы ты напоил Большого Джона Амбера так, чтобы он на ногах стоять не мог, не то чтобы драться». И даже с этим Меррет не справился. Вином, которое он влил в огромного северянина, можно было убить трех человек, но когда Рослин уложили в постель, Большой Джон сумел еще выхватить меч у первого напавшего на него человека и сломать ему руку. Понадобилось восемь других, чтобы заковать Амбера в цепи, причем двое из них были ранены, один убит, а бедный старый лис Леслин Хэй лишился половины уха. Опутанный по рукам и ногам, Большой Джон стал кусаться. Меррет ненадолго остановился и закрыл глаза. Казалось, что в голове стучит тот проклятый барабан, в который били на свадьбе. Меррету стоило труда удержаться в седле. Надо ехать дальше, сказал он себе. Привезя назад Петира Прыща, он заслужит себе благосклонность сира Римана. Петир, может, и лопух, но он не так холоден, как Эдвин, и не так горяч, как Уолдер Черный. Он будет благодарен Меррету, а его отец поймет, что Меррет — человек преданный и надежный. Но это произойдет лишь в том случае, если он доставит золото куда следует на закате. Меррет взглянул на небо. Он успеет как раз вовремя — надо только, чтобы руки не дрожали. Он отцепил от седла мех и хлебнул из него. Вино, густое и сладкое, почти черное, было чертовски приятным на вкус. Крепостная стена Старых Камней некогда венчала вершину замка, как корона голову короля. Теперь она разрушилась до основания, и на ее месте виднелись лишь покрытые лишайником кучи камня. Меррет проехал вдоль бывшей стены до бывших ворот. Здесь камней было больше, и ему пришлось спешиться, чтобы провести через них коня. Солнце на западе скрылось за грядой облаков. Сорные травы внутри разрушенного замка доходили до пояса. Меррет пошатал меч в ножнах настороженно глядя вокруг, но никого не увидел. Может, он перепутал день? Он потер виски, но давление позади глаз от этого не уменьшилось. А, седьмое пекло… Откуда-то из недр замка до него донеслась слабая музыка. Меррета пробрала дрожь, несмотря на плащ. Он снова откупорил мех и выпил еще глоток. Вот сесть сейчас на коня, поехать в Старомест и пропить золото. Из сделок с разбойниками никогда ничего путного не выходит. Эта подлая сука Венда выжгла оленя у него на заднице, пока он был у нее в плену. Неудивительно, что жена его так презирает. Нет, он должен довести дело до конца. Петир Прыщ в один прекрасный день может стать лордом переправы. У Эдвина сыновей нет, у Черного Уолдера одни бастарды. Петир запомнит, кто приезжал выкупить его. Меррет глотнул еще раз, заткнул мех и повел коня через дрок, битые камни и тощие деревца на звуки музыки. Палая листва устилала землю, как мертвые тела поле битвы. На выветренной каменной гробнице сидел человек в залатанном и выцветшем зеленом наряде, перебирая струны арфы. Меррет узнал эту тихую, печальную мелодию. «Призраки с Дженни танцуют в чертогах былых королей…» — Слезь, — сказал Меррет. — Ты сидишь на короле. — Старый Тристифер не возражает против моей тощей задницы. Наш Молот Правосудия давненько не слыхал новых песен. — Разбойник соскочил вниз. Тощий, лицо острое, лисье, зато рот до ушей. Жидкие каштановые волосы упали ему на лоб. Он отвел их свободной рукой и спросил: — Вы меня помните, милорд? — Нет. А должен? — Я играл на ее свадьбе, и неплохо играл. Пейт, за которого она вышла, был мой кузен. Мы в Семи Ручьях все родня. Это не помешало ему зажать деньгу, когда пришло время платить. Почему ваш лорд-отец больше не зовет меня играть в Близнецах? Я произвожу слишком мало шума на вкус его милости? Он, я слышал, любит громкую музыку. — Золото привез? — спросил сзади другой голос, погрубее. У Меррета пересохло в горле. Проклятые разбойники, вечно прячутся в кустах. Вот и в Королевском лесу было то же самое. Ты думаешь, что поймал пятерых, а тут откуда ни возьмись выскакивает еще десяток. Обернувшись, он увидел вокруг себя всю шайку — от сморщенных старцев до пареньков моложе Петира, в домотканом рванье, вареной коже и разрозненных доспехах, снятых с мертвецов. Среди них была женщина, закутанная в плащ с капюшоном втрое шире себя. Меррет слишком растерялся, чтобы сосчитать их, но разбойников было не меньше дюжины, может быть, два десятка. — Я задал тебе вопрос, — сказал здоровенный бородатый детина с кривыми зелеными зубами и сломанным носом, выше Меррета, но не с таким объемистым животом. Его голову покрывал полушлем, плечи — желтый заплатанный плащ. — Где наше золото? — У меня в сумке. Сто золотых драконов. — Меррет прочистил горло. — Вы получите его, когда я увижу, что Петир… Приземистый одноглазый разбойник, не дав ему договорить, залез в его седельную сумку и достал мешок. Меррет хотел помешать ему, но передумал. Разбойник развязал тесемки, достал монету и попробовал ее на зуб. — Вкус подходящий. — Он взвесил мешок на ладони. — И вес тоже. Они заберут золото, а Петира оставят себе, в панике подумал Меррет. — Здесь весь выкуп, как вы просили. — Он вытер вспотевшие ладони о штаны. — Который из вас Берик Дондаррион? — Дондаррион был лордом до того, как стать разбойником — быть может, он еще не забыл, что такое честь. — Да это я и есть, — сказал одноглазый. — Врешь ты все, Джек, — сказал бородач в желтом плаще. — Нынче моя очередь быть лордом Бериком. — А я, выходит, Торос? — засмеялся певец. — Как это ни грустно, милорд, но у лорда Берика есть дела в другом месте. Времена у нас смутные, и сражаться приходится то и дело. Но мы поступим с вами так же, как поступил бы он, можете не опасаться. Меррет, однако, опасался как нельзя больше, и в голове у него стучало. Еще немного — и он заплачет. — Вы получили свое золото — отдайте мне моего племянника, и мы уедем. — Петир на самом деле доводился ему внучатым племянником, но им об этом знать незачем. — Он в богороще, — сказал человек в желтом плаще. — Мы проводим тебя к нему. Нотч, подержи его коня. Меррет неохотно отдал уздечку — что ему еще оставалось? — Мех, — неожиданно для себя сказал он. — Глоток вина, чтобы успокоить… — Мы с такими, как ты, не пьем, — коротко ответил Желтый Плащ. — Ступай за мной. Листья шуршали под ногами, и каждый шаг пронзал болью висок. Они шагали молча, и ветер налетал на них. При свете закатного солнца Меррет перебрался через замшелый холмик на месте главных чертогов замка. За холмиком начиналась богороща. Петир Прыщ висел на дубу с петлей вокруг длинной тощей шеи. Выпученные глаза обвиняюще смотрели на Меррета с черного лица. Ты пришел слишком поздно, как будто говорили они. Но это неправда. Он не опоздал. Он приехал в назначенное время. — Вы убили его, — выдавил из себя Меррет. — Ишь, приметливый какой, — сказал одноглазый. В голове у Меррета топотали зубры. Матерь, смилуйся надо мной. — Я привез вам золото. — Очень любезно с вашей стороны, — сказал певец. — Мы позаботимся, чтобы оно было истрачено с пользой. Меррет отвернулся от Петира. К горлу подступила желчь. — Вы… не имели права. — У нас веревка была, — сказал Желтый Плащ. — Нам и этого хватило. Двое разбойников связали Меррету руки за спиной. Он был слишком потрясен, чтобы сопротивляться. — Нет, — только и сумел выговорить он. — Я приехал, чтобы выкупить Петира. Вы сказали, что если золото будет у вас на закате, ему не причинят зла… — Тут вы нас поймали, милорд, — сказал певец. — Мы немножко солгали. Одноглазый, подойдя к Меррету с кольцом пеньковой веревки, накинул один конец ему на шею и завязал над ухом крепкий узел. Другой конец он перекинул через ветку дуба, и Желтый Плащ взялся за него. — Что вы делаете? — Меррет понимал, что глупо спрашивать, но ему до сих пор не верилось в происходящее. — Вы не посмеете повесить Фрея. — Тот, прыщавый, то же самое говорил, — засмеялся Желтый Плащ. Нет. Не может быть. — Отец вам заплатит. За меня дадут хороший выкуп. Больше, чем за Петира. Вдвое больше. — Лорд Уолдер наполовину слеп и страдает подагрой, — вздохнул певец, — но он не так глуп, чтобы дважды попасться на ту же удочку. Боюсь, что в другой раз он пошлет к нам сто мечей вместо ста драконов. — Да, пришлет! — Меррет старался говорить сурово, но голос его не слушался. — Он пришлет тысячу мечей, и вас всех перебьют. — Пусть сначала нас поймает. — Певец взглянул на беднягу Петира. — И дважды он нас повесить не сможет, правда? — Он извлек печальный звук из своей арфы. — Ладно, погоди класть в штаны. Ответь мне на один вопрос, и тебя отпустят. Ради спасения своей жизни Маррет готов был ответить на что угодно. — Что ты хочешь знать? Я скажу правду, клянусь. Певец ободряюще улыбнулся ему. — Мы, видишь ли, ищем одного беглого пса. — Пса? Какого еще пса? — Он откликается на имя Сандор Клиган. Торос сказал, что он ехал в Близнецы. Мы нашли паромщиков, которые перевезли его через Трезубец, и бедолагу, которого он ограбил на Королевском тракте. Ты его, случаем, на свадьбе не видел? — На Красной Свадьбе? — Меррету казалось, что череп у него сейчас лопнет, но он попытался вспомнить. Там была большая неразбериха, но кто-то должен был сказать, что пес Джоффри рыщет около Близнецов. — У нас на пиру его не было. Может быть, он побывал у бастардов или в лагерях, но кто-нибудь непременно сказал бы нам… — С ним был ребенок, — сказал певец. — Худенькая девочка лет десяти или мальчик того же возраста. — Нет. Об этом я ничего не знаю. — Нет? Жалость какая. Придется тебя вздернуть. — Нет, — завопил Меррет. — Я ответил тебе — ты обещал за это меня отпустить. — Я сказал только, что тебя отпустят. Отпусти его, Лим, — обратился певец к Желтому Плащу. — Да пошел ты, — кратко ответил тот. Певец беспомощно пожал плечами и заиграл «Когда вешали Черного Робина». — Прошу вас. — Остатки Мерретова мужества стекали вниз по ноге. — Я ничего вам не сделал. Я привез вам золото. Я ответил на ваш вопрос. У меня дети! — Зато у Молодого Волка их никогда не будет, — сказал одноглазый. Меррет не мог думать из-за стука в голове. — Он опозорил нас, выставил на посмешище перед всем королевством. Мы должны были смыть это пятно с нашей чести. — Отец много раз это повторял. — Может, оно и так. Что может корявое мужичье смыслить в господской чести? — Желтый Плащ намотал веревку на руку. — Зато в убийстве мы кое-что смыслим. — Это не убийство. Это была месть. Мы имели право отомстить. Это война. А наш Эйегон, Динь-Дон, бедный безобидный дурачок? Леди Старк ему горло перерезала. Мы потеряли полсотни человек в лагере. Погибли сир Гарс Гудбрук, муж Киры, и сир Титос, сын Джареда… кто-то размозжил ему голову топором. Лютоволк Старка убил четырех наших волкодавов и оторвал руку мастеру над псарней, хотя был уже весь утыкан стрелами от арбалетов… — А потом вы пришили его голову на плечи убитому Роббу Старку, — сказал Желтый Плащ. — Это сделал мой отец. Я ничего не делал, только пил. Нельзя же убивать человека за пьянство. — Тут Меррету вспомнилось нечто, могущее спасти его. — Говорят, что лорд Берик всегда судит человека и никогда не убивает того, чья вина не доказана. У вас ничего нет против меня. Красную Свадьбу придумали мой отец, Риман и лорд Болтон. Лотар подстроил так, что палатки рухнули, и поставил арбалетчиков на галерее вместе с музыкантами. Бастард Уолдер возглавил атаку на лагерь… вот кто вам нужен, а не я. Я только пил. У вас даже свидетелей нет. — Вот тут ты как раз ошибаешься. — Певец повернулся к закутанной в плащ женщине. — Миледи… Разбойники молча расступились, и она вышла вперед. Она откинула капюшон, и в груди Меррета сжалось что-то, не давая ему дышать. Нет. Нет. Он же видел, как она умерла. Она была мертва целые сутки, прежде чем ее раздели донага и бросили в реку. Раймунд располосовал ей горло от уха до уха. Она умерла. Ворот плаща скрывал рану, нанесенную братом Меррета, но лицо ее было еще страшнее, чем ему запомнилось. В воде оно разбухло и приобрело цвет прокисшего молока. Половины волос не стало, а оставшиеся стали белыми и ломкими, как у старухи. Там, где она раздирала себе лицо ногтями, запеклась черная кровь. Но страшнее всего были глаза. Они смотрели на него, и в них была ненависть. — Она не может говорить, — сказал Желтый Плащ. — Вы, проклятые ублюдки, слишком сильно повредили ей горло. Но она помнит. Что скажете, миледи? — спросил он мертвую. — Участвовал он в этом или нет? Леди Кейтилин, не сводя глаз с Меррета, кивнула. Меррет Фрей открыл рот, но петля пресекла его речь. Его ноги оторвались от земли, веревка врезалась в мягкое горло. Корчась и дрыгая ногами, он поднимался все выше и выше. Приложение Королевские дома Король на Железном Троне Джоффри Баратеон, первый этого имени, тринадцати лет, старший сын короля Роберта I и королевы Серсеи из дома Ланнистеров. Его мать Серсея, королева-регентша и хранительница государства. Телохранители Серсеи: сир Осфрид и сир Осни Кеттлблэки, младшие братья сира Осмунда Кеттлблэка из Королевской Гвардии. Его сестра принцесса Мирцелла, девяти лет, находящаяся на попечении принца Дорана Мартелла в Солнечном Копье. Его брат принц Томмен, восьми лет, наследник Железного Трона. Его дед Тайвин Ланнистер, лорд Бобрового Утеса, Хранитель Запада, десница короля. Его дяди и кузены с отцовской стороны: Брат его отца Станнис Баратеон, мятежный лорд Драконьего Камня, объявивший себя королем Станнисом I. Дочь Станниса Ширен, одиннадцати лет. Брат его отца Ренли Баратеон, мятежный лорд Штормового Предела, погибший загадочной смертью. Брат его бабушки сир Элдон Эстермонт; сын сира Элдона сир Эйемон; сын сира Эйемона сир Алин. Его дяди и кузены с материнской стороны: Брат его матери сир Джейме Ланнистер, прозванный Цареубийцей, пленник в Риверране. Брат его матери Тирион Ланнистер, прозванный Бесом, карлик, пленник в Риверране, раненный в битве на Черноводной. Оруженосец Тириона Подрик Пейн. Капитан его гвардии сир Бронн Черноводный, бывший наемник. Наложница Тириона Шая, служащая в горничных у Лоллис Стокворт. Брат его деда сир Киван Ланнистер; сын Кивана сир Лансель Ланнистер, бывший оруженосец короля Роберта, раненный в битве на Черноводной и находящийся при смерти. Брат его деда Тигетт Ланнистер, умерший от оспы; сын Тигетта Тирек, пропавший во время бунта; жена Тирека леди Эрмесанда Хэйфорд, грудной младенец. Его побочные братья и сестры, бастарды короля Роберта: Мия Стоун, девятнадцати лет, на службе у лорда Нестора Ройса в Воротах Луны. Джендри, кузнечный подмастерье, беглец, не знающий, чей он сын. Эдрик Шторм, единственный признанный отцом бастард Роберта, подопечный своего дяди Станниса на Драконьем Камне. Его Королевская Гвардия: Сир Джейме Ланнистер, лорд-командующий. Сир Меррин Трант. Сир Бейлон Сванн. Сир Осмунд Кеттлблэк. Сир Лорас Тирелл, Рыцарь Цветов. Сир Арис Окхарт. Его малый совет: Лорд Тайвин Ланнистер, десница короля. Сир Киван Ланнистер, мастер над законом. Лорд Петир Бейлиш, прозванный Мизинцем, мастер над монетой. Варис, евнух, прозванный Пауком, мастер над шептунами. Лорд Мейс Тирелл, мастер над кораблями. Великий мейстер Пицель. Двор и его свита: Сир Илин Пейн, Королевское правосудие, палач. Лорд Галлин-Пиромант, алхимик. Лунатик, шут. Ормонд из Староместа, королевский арфист. Донтос Красный Холлард, шут, бывший рыцарь. Джалабхар Ксо, принц Долины Красных Цветов, изгнанник с Летних островов. Леди Танда Стокворт. Дочь Танды Фалиса, замужем за сиром Бальманом Берчем. Дочь Танды Лоллис, незамужняя, тридцати четырех лет, слабоумная, забеременевшая от насилия, учиненного над ней бунтовщиками. Мейстер Френкен, целитель и советник. Лорд Джайлс Росби, болезненный старец. Сир Таллад, подающий надежды молодой рыцарь. Лорд Моррос Слинт, оруженосец, старший сын бывшего командующего городской стражей. Джотос Слинт, средний сын, оруженосец. Данос Слинт, младший сын, паж. Сир Борос Блаунт, разжалованный королевой Серсеей из Королевской Гвардии за трусость. Джосмин Пекльдон, оруженосец, герой битвы на Черноводной. Сир Филип Фоот, произведенный в лорда Марок за доблесть в битве на Черноводной. Сир Лотор Брюн, прозванный Яблочником за свои подвиги в битве на Черноводной, ранее вольный всадник на службе лорда Бейлиша. Другие лорды и рыцари, пребывающие в Королевской Гавани: Матис Рован, лорд Золотой Рощи. Пакстер Редвин, лорд Бора; его сыновья-близнецы сир Хорас и сир Хоббер, прозванные Орясиной и Боббером; его домашний целитель мейстер Баллабар. Ардриан Селтигар, лорд Коготь-острова. Лорд Алесандер Стэдмон, по прозванию Души-грош. Сир Бонифер Хасти, по прозванию Добрый, прославленный рыцарь. Сир Доннел Сванн, наследник Стонхельма. Сир Роннет Коннингтон, он же Рыжий Роннет, Рыцарь Грифонов. Аурин Уотерс, Бастард из Дрифтмарка. Сир Дермот из Дождливого леса, прославленный рыцарь. Сир Тимон Скрапсворд, прославленный рыцарь. Горожане Королевской Гавани: Городская стража, или золотые плащи: Сир Джаселин Байвотер, Железная Рука, командующий, убитый собственными людьми во время битвы на Черноводной. Сир Адам Марбранд, его преемник. Катая, содержательница публичного дома; Алаяйя, ее дочь; Данси, Мареи, Джейда — девицы из ее заведения. Тобхо Мотт, мастер-оружейник. Железное Брюхо, кузнец. Хэмиш-Арфист, знаменитый певец. Коллио Кьянис, певец из Тироша. Бетани Быстрые Пальцы, певица. Аларик Эйзенский, певец. Галейон из Кью, певец, знаменитый своими длинными песнями. Саймон Серебряный Язык, певец. Герб короля Джоффри — коронованный олень Баратеонов, черный на золотом поле, в паре со львом Ланнистеров, золотым на красном поле. Король Севера и Трезубца Робб Старк, лорд Винтерфелла, Король Севера и Трезубца, старший сын Эддарда Старка, лорда Винтерфелла, и леди Кейтилин из дома Талли. Его лютоволк Серый Ветер. Его мать леди Кейтилин из дома Талли, вдова лорда Эддарда Старка. Его братья и сестры: Принцесса Санса, двенадцати лет, пленница в Королевской Гавани. Лютоволчица Сансы Леди убита в замке Дарри. Принцесса Арья, десяти лет, пропавшая без вести. Лютоволчица Арьи Нимерия потерялась около Трезубца. Принц Брандон, или Бран, наследник Севера, девяти лет, считающийся мертвым. Лютоволк Брана Лето. Спутники и защитники Брана: Мира Рид, шестнадцати лет, дочь лорда Хоуленда Рида из Сероводья; Жойен Рид, ее брат, тринадцати лет. Ходор, слабоумный конюх гигантского роста. Принц Рикон, четырех лет, считающийся мертвым. Лютоволк Рикона Лохматый Песик. Защитница Рикона Оша, пленница-одичалая, служившая судомойкой в Винтерфелле. Джон Сноу, сводный брат, состоящий на службе в Ночном Дозоре. Лютоволк Джона Призрак. Его дяди и тетки с отцовской стороны: Старший брат отца Брандон Старк, убитый по приказу короля Эйериса II Таргариена. Сестра отца Лианна Старк, умершая в Дорнских горах во время мятежа Роберта. Младший брат отца Бенджен Старк, брат Ночного Дозора, пропавший без вести за Стеной. Его дяди, тетки и кузены с материнской стороны: Младшая сестра матери Лиза Аррен, леди Орлиного Гнезда, вдова лорда Джона Аррена. Ее сын Роберт Аррен, лорд Орлиного Гнезда. Младший брат матери сир Эдмар Талли, наследник Риверрана. Брат его деда сир Бринден Талли по прозванию Черная Рыба. Его боевые соратники: Оливер Фрей, оруженосец. Сир Вендел Мандерли, второй сын лорда Белой Гавани. Патрек Маллистер, наследник Сигарда. Дейси Мормонт, старшая дочь леди Мейдж Мормонт, наследница Медвежьего острова.

The script ran 0.023 seconds.