1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 
— Вы все так тарахтите, что я не могу вставить слово, — раздраженно заметила Бланковиц. — Все вы не правы. Если бы носители разума обитали лишь в океане, положительный сигнал я получала бы только оттуда. А я получаю его отовсюду — и причем равномерно. И с суши, и с моря. Я этого не понимаю.
     
— Значит, и с суши тоже, — с явным недоверием повторила Уэндел. — Тогда здесь, конечно, что-то не так.
     
— Но я не могу понять, что именно, — сказала Бланковиц. Это меня и беспокоит. Я ничего не понимаю. — И, словно извиняясь, добавила: — Конечно, сигнал очень слабый, но тем не менее он существует.
     
— Мне кажется, я могу дать объяснение, — проговорил Фишер.
     
Присутствующие немедленно воззрились на него.
     
— Я не учёный, — начал он, — однако это не значит, что я ничего не понимаю. Итак, в море присутствует разум, но под водой. Поэтому нам трудно его заметить. Здесь всё понятно. Но интеллект существует и на суше. Значит, и тут он скрыт. Он — под землей!
     
— Под землей? — воскликнул Ярлоу. — Что ему там делать? И состав воздуха, и температура планеты, по нашим сведениям, вполне нормальны. От чего ему прятаться?
     
— Например, от света, — рассудительно ответил Фишер. — Возьмём тех же роториан. Предположим, что они уже освоили планету. Кто захочет обитать на её поверхности, в свете красного солнца, угнетающего растительный мир и психику человека? Под землей можно устроить электрическое освещение, там будет лучше и самим роторианам, и их растениям. К тому же… — Он замолчал.
     
— Ну что же ты? Продолжай! — сказала Уэндел.
     
— Ну хорошо. Постарайтесь понять роториан: они живут внутри Ротора. Они привыкли к этому и считают такую жизнь нормальной. Перебираться на поверхность планеты им просто не хочется. И в конце концов они зароются.
     
— Значит, ты предполагаешь, что нейродетектор Бланковиц обнаружил присутствие людей под поверхностью планеты?
     
— Да. Почему бы и нет? А кора планеты ослабляет излучение до уровня, принимаемого детектором.
     
— Но ведь Бланковиц утверждает, что на суше и на море реакция одинакова.
     
— По всей планете… и совершенно однородная, — подтвердила Бланковиц.
     
— Ну хорошо, — согласился Фишер, — туземцы в море, роториане под поверхностью суши. Разве такого не может быть?
     
— Постойте, — проговорил вдруг Ярлоу. — Значит, реакция одинакова повсюду — так, Бланковиц?
     
— На поверхности существует несколько незначительных положительных и отрицательных экстремумов, но они настолько невелики, что в их существовании легко усомниться. Словом, разум как будто целиком охватывает планету.
     
— Ну хорошо, в море это возможно, — сказал Ярлоу. — Но на суше-то? Разве можно предполагать, что за тринадцать лет — всего за тринадцать лет — роториане нарыли туннелей повсюду под поверхностью этого мира? Если бы вы обнаружили внизу одно, даже два небольших пятна, дающих такую реакцию и занимающих очень малую долю поверхности планеты, я бы согласился с такой перспективой. Но чтобы вся поверхность… Знаете, этому разве что моя тетушка Тилли поверит.
     
— Генри, значит, ваши слова следует понимать в том смысле, что вы предполагаете существование чуждого интеллекта под всей поверхностью этой планеты? — спросил By.
     
— Иного вывода мы, по-моему, сделать не можем, — ответил Ярлоу, — иначе остаётся считать, что показания прибора Бланковиц — сущий вздор.
     
— Знаете что, — заметила Уэндел, — похоже, что в таком случае лучше не спускаться на поверхность планеты, ведь чуждый нам разум не обязательно окажется дружелюбным, а «Сверхсветовой» — не военный корабль.
     
— Зачем же сдаваться? — возразил By. — Мы обязаны выявить носителей разума и определить, способны ли они помешать землянам переселиться сюда.
     
— В одном месте, кажется, есть крохотный максимум — больше, чем повсюду, — сказала Бланковиц. — Впрочем, тоже небольшой. Отыскать его?
     
— Давайте, — проговорила Уэндел. — Надо тщательно исследовать окрестности, после чего и будем решать — спускаться нам или нет.
     
By невозмутимо улыбнулся.
     
— Уверяю вас — на планете нам ничего не грозит.
     
Уэндел сердито нахмурилась.
    
    
     
      
85
     
     
Странной чертой Салтаде Леверетта — с точки зрения Януса Питта — было его желание обитать в поясе астероидов. Очевидно, некоторым людям действительно нравятся пустота и одиночество.
     
— Нет, я не презираю людей, — уверял Леверетт. — Просто мою потребность в общении удовлетворяет головизор — и поговорю, и выслушаю, и посмеюсь. Разве что пощупать не могу и обнюхать — но среди людей это не принято. К тому же в поясе астероидов уже строятся пять поселений, и при желании я могу там досыта пообщаться с людьми.
     
Приезжая на Ротор — в метрополию, как он называл, — Леверетт всё время опасливо оглядывался по сторонам, словно боялся, что его начнут толкать.
     
К стульям он тоже относился подозрительно и, усевшись, ерзал, словно хотел стереть отпечаток того, кто сидел на нём раньше.
     
Янус Питт всегда считал, что лучшего кандидата на должность исполняющего обязанности комиссара пояса астероидов ему не найти. Такой пост давал Леверетту власть над всей внешней областью системы Немезиды. А следовательно, не только над строящимися поселениями, но и над службой наблюдения.
     
Они как раз заканчивали завтракать в личных апартаментах Питта — Салтаде, наверное, скорее умер бы с голоду, чем согласился есть в общей столовой, куда пускали кого попало (кем попало он считал всех незнакомых людей). Питта вообще удивляло, что Леверетт соглашается есть даже в его присутствии.
     
Питт внимательно приглядывался к нему. Сухой и морщинистый, Леверетт напоминал хлыст, казалось, что он никогда не был молодым и не станет старым. У него были блеклые голубые глаза и выцветшие желтые волосы.
     
— Салтаде, когда вы в последний раз были на Роторе?
     
— Всего два года назад. И, по-моему, Янус, с вашей стороны непорядочно вновь подвергать меня таким испытаниям.
     
— Я здесь ни при чем. Я не вызывал вас, но если уж вы здесь — милости просим.
     
— Могли бы и вызвать. В своем последнем послании вы объявили, что не желаете, чтобы вас беспокоили по пустякам. Наверное, вы, Питт, уже считаете себя настолько крупной фигурой, что желаете иметь дело лишь с себе подобными.
     
Улыбка Питта стала напряженной.
     
— Не понимаю, о чём вы, Салтаде?
     
— Вам послали отчет. Наблюдатели обнаружили источник излучения, приближающийся извне. Материал отослали вам, но в ответ получили меморандум, где указано, в каких случаях вас следует беспокоить.
     
— Ах, это! — Питт вспомнил: то был момент жалости к себе и раздражения. Ведь и он имеет право на раздражение, хотя бы изредка… — Вашим людям приказано ждать появления поселения. С вопросами менее важными ко мне обращаться необязательно.
     
— Прекрасно, что вы так решили. Но что делать, если наблюдатели обнаружили не поселение и опасаются докладывать вам? Они направили мне новый отчет, чтобы я передал его вам, невзирая на то что вы считаете такие случаи пустяковыми. Наблюдатели полагают, что мне легче справиться с Питтом, хотя я не испытываю ни малейшего желания общаться с вами. Под старость лет вы становитесь брюзгой, Янус.
     
— Хватит болтать, Салтаде. Так что они у вас там обнаружили? — по-прежнему брюзгливо спросил Питт.
     
— Они обнаружили корабль.
     
— Что значит «корабль»? Не поселение?
     
Леверетт поднял руку с узловатыми пальцами.
     
— Я не говорил «поселение», я сказал — «корабль».
     
— Не понимаю.
     
— А что тут понимать? Или компьютер нужен? Если так — вот он. Корабль — это транспортное средство, перемещающееся в космосе с экипажем на борту.
     
— Большой?
     
— Я предполагаю, что он вряд ли вмещает больше шести человек.
     
— Один из наших, наверное…
     
— Нет. Мы проверили. Этот был сделан не на Роторе. Служба наблюдения по собственной инициативе кое-что предприняла, однако они побоялись доложить вам. Ни один компьютер нашей системы не принимал участия в сооружении этого корабля, а такого судна, не обратившись к компьютеру на той или иной стадии, не соорудить.
     
— И что вы решили?
     
— Это не роторианское судно. Оно идёт издалека. И пока ещё оставалась надежда, что корабль окажется нашим, мои ребята сидели тихо и не беспокоили вас, согласно полученным указаниям. Ну а когда оказалось, что нам он не принадлежит, они обо всём доложили и просили сообщить вам, но сами делать это отказались. Знаете, Янус, в пренебрежении людьми не следует заходить слишком далеко — в конце концов это может плохо кончиться.
     
— Да помолчите же! — раздраженно выкрикнул Питт. — Как это — не роторианский корабль? Откуда он может здесь взяться?
     
— Скорее всего, он прибыл из Солнечной системы.
     
— Невероятно! Чтобы такой крошечный кораблик, с полудюжиной человек на борту, мог осилить путь от Солнечной системы? Даже если земляне изобрели гиперпривод — а в этом теперь едва ли можно сомневаться, — в таком тесном корабле шестерым не выдержать целых два года. Разве что удалось подобрать прекрасно обученный образцовый экипаж, приспособленный к межзвездным перелетам. Впрочем, в Солнечной системе никто на это не решится. Только поселение, замкнутый мир, населённый людьми, с детства привычными к такому образу жизни, может совершить межзвездное путешествие и уцелеть.
     
— Тем не менее, — сказал Леверетт, — сюда летит небольшой корабль, который сделали не роториане. Это факт, и вам остаётся только смириться с ним. Откуда он? Ближайшая к нам звезда — Солнце. С этим тоже не поспоришь. И если корабль не из Солнечной системы, значит, он летит от какой-то другой звезды, и тогда его путь длился дольше, чем два года. Впрочем, если уж два года, по-вашему, чересчур много — что уж думать о другом?
     
— А если этот корабль сделан не людьми? — спросил Питт. — Предположим, что существуют иные формы жизни, с психологией, отличающейся от человеческой. Возможно, они способны к долгим путешествиям в тесном помещении.
     
— Если они вот такого роста, — Леверетт развел большой и указательный пальцы на четверть дюйма, — тогда корабль для них поселение. Но это не так. Это не чужаки. И не какие-то гномы. Корабль сделали люди — но не роториане. Мы считаем, что чужаки во всём отличаются от людей, а значит, и корабли их должны быть совершенно не похожи на наши. А этот имеет вполне земной внешний вид, вплоть до серийного обозначения, выведенного земными буквами.
     
— Вы не сказали об этом!
     
— Полагал, что и так понятно!
     
— Но если корабль земной, он может оказаться автоматическим. На борту его могут быть только роботы.
     
— Возможно, — согласился Леверетт, — а раз так, нам следует взорвать его. Раз людей на борту нет, то и этических проблем не возникнет. Мы уничтожим чью-то собственность, но ведь они нарушили границы наших владений.
     
— Вот и я об этом думаю, — сказал Питт.
     
Леверетт широко улыбнулся.
     
— Пожалуй, не стоит. Этот корабль провёл в космосе меньше двух лет.
     
— О чём вы?
     
— А вы забыли, каким был Ротор, когда мы сами здесь появились? Мы летели больше двух лет. И половину этого времени провели в нормальном пространстве при скорости чуть меньше световой. У нас вся поверхность была побита, исцарапана атомами, молекулами и частицами пыли. Пришлось полировать и чинить, насколько я помню. Вы-то не забыли?
     
— А этот корабль? — спросил Питт, не потрудившись ответить на вопрос.
     
— Блестит, словно прошёл всего каких-нибудь несколько миллионов километров с обычной скоростью.
     
— Но это невозможно! Что вы опять несете?
     
— Вовсе не невозможно. Несколько миллионов километров они и прошли с обычной скоростью — остальной путь проделали в гиперпространстве.
     
— О чём вы говорите? — Терпение Питта явно истощалось.
     
— О сверхсветовом полёте. Они освоили гиперпространство.
     
— Но это теоретически невозможно.
     
— Да? Соглашусь, если вы найдёте другое объяснение.
     
Питт открыл рот:
     
— Но…
     
— Я знаю. Физики будут утверждать, что такое немыслимо, — однако же корабль здесь. А теперь позвольте сказать вам следующее. Если они уже умеют путешествовать со скоростью света, значит, обладают и сверхсветовой связью. И Солнечная система знает, где они находятся и что здесь происходит. И если мы взорвем судно, об этом станет известно на Земле и через некоторое время сюда явится целый флот таких кораблей и примется за нас.
     
— Что же делать-то, а? — Питт на время даже потерял способность соображать.
     
— Остаётся принять их как друзей, выяснить, кто они, откуда и зачем явились сюда. Я предполагаю, что они собираются высадиться на Эритро. Нам тоже придётся полететь туда, чтобы вступить в переговоры.
     
— На поверхности Эритро?
     
— Янус, если они опустятся на Эритро, где ещё мы сможем с ними переговорить? Придётся встретиться там. Рискнем.
     
Питт почувствовал, как в голове вновь начали двигаться колесики.
     
— Раз вы полагаете, что это необходимо, быть может, вы и займетесь? Возьмете корабль с экипажем и…
     
— А вы, значит, не собираетесь?
     
— Разве комиссар обязан встречать неизвестные корабли?
     
— Понимаю, это унижает ваше достоинство. Значит, с этими инопланетянами, гномами, роботами — чем там ещё? — придётся разговаривать мне одному?
     
— Салтаде, я, конечно, буду на связи. Голос, изображение…
     
— Но издалека.
     
— Да, однако успех вашей миссии будет отмечен наградой.
     
— Если так, то… — и Леверетт многозначительно взглянул на Питта.
     
Тот помолчал.
     
— Вы собираетесь назвать цену?
     
— Я собираюсь предложить вам свои условия. Если вы хотите, чтобы я встретил корабль на Эритро, — отдайте мне планету.
     
— Что это значит?
     
— Я хочу там жить. Я устал от астероидов. Я устал от чужих глаз. Я устал от людей. С меня довольно. Мне нужен пустой мир. Я хочу соорудить себе дом на Эритро, получать всё необходимое из Купола, завести там животноводческую ферму — если мне это удастся.
     
— И давно вам этого хочется?
     
— Не знаю. Но чем дальше, тем больше. И сейчас, когда я снова здесь, на Роторе, с его шумом и столпотворением, Эритро кажется мне ещё более привлекательной.
     
Питт нахмурился.
     
— С вами — уже двое. Вы прямо как эта свихнувшаяся девица.
     
— Что за свихнувшаяся девица?
     
— Дочь Эугении Инсигны. Вы же знаете её — она астроном.
     
— Астронома-то знаю, но с дочерью не встречался.
     
— Совершенно сошла с ума. Ей хочется жить на Эритро.
     
— Подобное желание считать безумным я не могу, по-моему — это весьма здравая мысль. Кстати, если она желает жить на Эритро, с присутствием женщины я ещё могу смириться.
     
Питт поднял палец:
     
— Девушки, я сказал.
     
— Сколько ей?
     
— Пятнадцать.
     
— Ага. Ну ничего, повзрослеет. Правда, я, к сожалению, состарюсь.
     
— Она не из красавиц.
     
— Янус, — сказал Леверетт, — и я тоже — поглядите внимательнее. Итак, мои условия вы знаете.
     
— И вы хотите официально ввести их в компьютер?
     
— Обычная формальность, Янус, не более…
     
Питт не улыбнулся.
     
— Очень хорошо. Попробуем проследить, куда сядет корабль, — и отправляйтесь к нему на Эритро.
    
   
   
    
     
Глава 36
     
ВСТРЕЧА
    
    
     
      
86
     
     
В голосе Эугении Инсигны слышались удивление и досада.
     
— А Марлена пела сегодня. Что-то о «доме, доме в небесах, где плывут свободные миры».
     
— Знаю, — кивнул Сивер Генарр, — я бы напел мотив — да слуха нет.
     
Они только что покончили с завтраком. Теперь они каждый день завтракали вместе, и Генарру это нравилось, хотя всякий раз приходилось разговаривать только о Марлене. Инсигна прибегала к его обществу от отчаяния — поскольку больше ни с кем не могла свободно говорить о дочери.
     
— Неважно. Каковы бы ни были причины…
     
— Я ещё не слыхала, чтобы она пела, — сказала Инсигна. — И уж думала, что она не умеет — но оказывается, у Марлены приятное контральто.
     
— Это значит, что она рада… или возбуждена… или удовлетворена… словом, у неё всё хорошо, Эугения. Мне лично кажется, что она нашла своё место под солнцем, поняла, зачем живёт. Это дано не каждому. Люди, Эугения, по большей части влачатся по жизни, пытаются отыскать её смысл, не находят его и умирают в отчаянии или полном безразличии. Лично я принадлежу к последнему типу.
     
Инсигна попробовала улыбнуться.
     
— Подозреваю, что обо мне ты так не думаешь.
     
— Нет, Эугения, ты не отчаялась, ты продолжаешь сражаться, хотя битва давно проиграна.
     
— Ты про Крайла? — Она опустила глаза.
     
— Если ты об этом подумала, пусть так оно и будет. Но, если честно, я думал о Марлене. Она уже много раз выходила наружу. Ей там хорошо. Она счастлива, а ты всё сидишь здесь и не можешь преодолеть ужаса. Что же ещё тебя беспокоит?
     
Инсигна прожевала, положила вилку на тарелку и сказала:
     
— Чувство потери. Несправедливости. Крайл сделал свой выбор — и я его потеряла. Теперь Марлена — я теряю её. И это уже не лихоманка, а Эритро.
     
— Понимаю. — Он протянул ей руку, и она рассеянно пожала её.
     
— Теперь Марлена всякий раз уходит всё дальше, ей неинтересно с нами. Когда-нибудь она останется там и будет возвращаться всё реже и реже, а потом и вовсе исчезнет.
     
— Возможно, ты права, но ведь жизнь — это цепь потерь. Ты теряешь молодость, родителей, любимых, друзей, удовольствия, здоровье и, наконец, саму жизнь. Ты можешь не принимать этого — и всё равно будешь терять. Да ещё потеряешь спокойствие и душевное равновесие.
     
— Сивер, она никогда не была счастливым ребенком.
     
— И ты винишь в этом себя?
     
— Я могла бы проявить больше понимания.
     
— Начать никогда не поздно. Марлена хотела этот мир — и получила его. Она стремилась научиться общаться с чужим разумом с помощью своих необыкновенных способностей — и добилась этого. И ты хочешь заставить её отказаться от достигнутого? Ради твоего спокойствия она должна пожертвовать тем, чего ни я, ни ты даже представить себе не можем?
     
Инсигна рассмеялась, хотя в глазах её стояли слезы.
     
— Сивер, ты, наверное, и кролика сумеешь уговорить вылезти из норки.
     
— Ты думаешь? И всё-таки моё красноречие оказалось бессильным перед молчанием Крайла.
     
— Тут были другие причины. — Инсигна нахмурилась. — Теперь уже это ничего не значит. Сивер, ты рядом, и это меня поддерживает.
     
— Это самый верный признак того, что я действительно состарился, — грустно сказал Генарр, — но я рад, что тебе спокойно со мной. С годами мы начинаем искать не чего-нибудь эдакого, а покоя.
     
— Но в этом нет ничего плохого.
     
— В мире вообще нет ничего плохого. Должно быть, многие пары, испытавшие экстаз и страсть, но так и не нашедшие утешения друг в друге, в конце концов охотно согласились бы отдать всё это за минуту покоя. Не знаю. Незаметный человек всегда незаметен, но и он умеет любить.
     
— Как ты, мой бедный Сивер?
     
— Эугения, я всю жизнь старался избежать этой ловушки, которая зовется жалостью к себе самому, и не надо вновь искушать меня ею, просто чтобы посмотреть, как я корчусь.
     
— Ах, Сивер, я хочу вовсе не этого.
     
— Ну вот, именно этих слов я и ждал от тебя. Видишь, какой я умный. И учти, когда тебе потребуется утешение, я буду рядом с тобой вместо Марлены. Конечно, если ты не станешь возражать против моего присутствия.
     
— Сивер, я этого не заслужила. — Инсигна пожала ему руку.
     
— Не старайся отказаться от моего общества под этим предлогом. Я намереваюсь посвятить тебе всю жизнь, и не пытайся остановить меня — я хочу принести тебе эту высшую жертву.
     
— Неужели ты не нашёл никого достойнее?
     
— Я и не искал. Впрочем, женщины на Роторе и не обнаруживали особого интереса ко мне. К тому же что бы я делал с этой более достойной? Какая тоска — быть заслуженной наградой. Куда романтичнее оказаться незаслуженным даром, благодеянием небес.
     
— И в божественном облике спуститься ко мне, недостойной.
     
Генарр энергично кивнул:
     
— Вот-вот, именно так. Эта перспектива и вдохновляет меня.
     
Инсигна вновь рассмеялась — уже непринуждённей.
     
— А ты тоже свихнулся. Знаешь, я этого как-то не замечала.
     
— О, во мне таятся неизведанные глубины. И когда ты узнаешь… конечно, в должное время…
     
Слова его прервал резкий звонок приёмника новостей.
     
Генарр нахмурился.
     
— Ну вот, Эугения, только мы с тобой подошли к нужному месту — даже не понимаю, как это мне удалось, — и ты уже готова упасть в мои объятия, как нас сразу же перебивают. Ух ты, вот так-так! — Голос его изменился. — Это от Салтаде Леверетта.
     
— Кто это?
     
— Ты не знаешь его. Его вообще почти никто не знает. Я ещё не встречал человека, более соответствующего понятию «отшельник». Леверетт работает в поясе астероидов — потому что ему нравится там. Когда же это я в последний раз видел старикашку?.. Впрочем, почему старикашку — ведь мы с ним ровесники… Видишь, печать — под мои отпечатки пальцев. Вообще-то, прежде чем это вскрыть, я должен попросить тебя выйти.
     
Инсигна немедленно встала, но Генарр жестом велел ей сесть.
     
— Эугения, не глупи. Склонностью к секретности пусть маются официальные инстанции. Я предпочитаю пренебрегать ею. — Он приложил к бумаге большой палец, потом другой — и на бумаге стали проступать буквы. — Хотелось бы знать, что бы мы делали без больших пальцев? — пробормотал Генарр и замолчал.
     
Потом, ни слова не говоря, передал Инсигне послание.
     
— А мне можно его читать?
     
Генарр отрицательно качнул головой:
     
— Конечно, нет, но я не возражаю.
     
Она пробежала его глазами и взглянула на Генарра:
     
— Чужой корабль? Собирается здесь сесть?
     
Генарр кивнул:
     
— Так здесь написано.
     
Инсигна встрепенулась.
     
— А что будет с Марленой? Она же там.
     
— Эритро защитит её.
     
— Откуда ты знаешь? Может быть, это корабль инопланетян. Настоящих. Не людей. И Эритро не властна над ними.
     
— Для Эритро мы и есть инопланетяне, но планета прекрасно с нами справляется.
     
— Мне надо быть там.
     
— Но зачем?
     
— Я должна быть с ней. Идём со мной. Ты поможешь. Мы приведём её в Купол.
     
— Но если пришельцы всесильны и злы, здесь будет небезопасно.
     
— Сивер, не время рассуждать! Прошу тебя. Я должна быть рядом с дочерью!
    
    
     
      
87
     
     
Они провели фотосъёмку и теперь изучали снимки. Тесса Уэндел качала головой:
     
— Глазам не верю. Кругом пустыня. Кроме одного уголка.
     
— А разум повсюду, — нахмурилась Мерри Бланковиц. — Теперь, когда мы рядом, в этом сомнений нет. Пустыня здесь или нет, но разум присутствует всюду.
     
— Но интенсивнее всего под этим куполом? Так?
     
— Да, капитан. Там сигнал сильнее и даже имеет привычный вид. Снаружи — вне купола — он немного другой. Я не понимаю, что это значит.
     
В разговор вмешался By:
     
— Нам ещё не приходилось иметь дело с разумом, отличающимся от человеческого, так что…
     
Уэндел повернулась к нему:
     
— Значит, вы считаете, что разум, обретающийся за пределами купола, имеет нечеловеческую природу?
     
— Раз все мы согласны, что за тринадцать лет люди просто не могли источить ходами планету, ничего другого нам просто не остаётся.
     
— А как же купол? Это дело рук человека?
     
— Ну, здесь дело другое, — ответил By, — и можно обойтись без плексонов Бланковиц. Я заметил там астрономические приборы. Купол, по крайней мере часть его, является астрономической обсерваторией.
     
— Неужели инопланетяне не способны овладеть астрономией? — с легким скептицизмом осведомился Ярлоу.
     
— В их способностях я не сомневаюсь, — ответил By, — однако тогда они должны были создать собственные приборы. А если я вижу инфракрасный сканер с компьютером точно того же типа, который используется на Земле… Скажем проще. Нам незачем рассуждать о природе разума. Приборы обсерватории изготовлены в Солнечной системе или здесь, по чертежам, привезенным оттуда. В этом можно не сомневаться. Едва ли существа с другой планеты способны сделать точно такие приборы без участия землян.
     
— Очень хорошо, — отозвалась Уэндел. — By, я согласна с вами. Что бы ни обитало на этой планете, под куполом живут или жили человеческие существа.
     
— Что ещё за человеческие существа, капитан? — резко произнес Крайл Фишер. — Люди, роториане. Кроме них и нас, здесь не может быть никого.
     
— На это возразить нечего, — согласился By.
     
— Купол-то небольшой, — заметила Бланковиц, — а на Роторе было несколько десятков тысяч человек.
     
— Шестьдесят тысяч, — уточнил Фишер.
     
— Все они под куполом не поместятся.
     
— Это ничего не значит, — сказал Фишер. — Купол здесь, скорее всего, не один. Можно тысячу раз облететь вокруг планеты и всего не заметить.
     
— Но вид плексонов меняется только здесь. Если у них есть ещё куполы, подобные этому, не сомневаюсь, я бы заметила их, — проговорила Бланковиц.
     
— Или же, — продолжал Фишер, — мы видим только макушку сооружения, находящегося под землей.
     
By возразил:
     
— Сюда прилетело поселение. Ротор наверняка ещё цел. Возможно, он уже не один. Так что перед нами просто форпост роториан на этой планете.
     
— Но мы не обнаружили поселения, — заметил Ярлоу.
     
— Мы не искали его, — возразил By. — Мы глаз не отводили от планеты.
     
— И я тоже нигде больше не нашла разума, — добавила Бланковиц.
     
— И вы тоже не искали, — сказал By. — Надо было исследовать всё здешнее небо, но, обнаружив свои плексоны, испускаемые этим миром, вы ни на что более не смотрели.
     
— Я проверю теперь, если необходимо.
     
Уэндел подняла руку:
     
— Если поселения существуют, почему нас никто не заметил? Ведь мы не пытались экранировать собственное излучение корабля. В конце концов, мы же практически не сомневались, что окажемся в необитаемой системе.
     
— Капитан, они могут проявить такую же самоуверенность, как и мы, — заметил By. — Они не ждут нас, а потому не заметили. Или же, если заметили, то ещё не поняли, кто мы, и не знают, что предпринять. И я хочу сказать: раз мы уверены, что люди обитают в одном месте на поверхности этого большого спутника, значит, следует спуститься и вступить с ними в контакт.
     
— А вы уверены, что это не опасно? — спросила Бланковиц.
     
— Полагаю, что нет, — бодро ответил By. — С ходу по нас стрелять не будут. В конце концов, прежде чем нас убить, следует узнать о нас поподробнее. И к тому же, если мы не проявим смелости, проболтаемся на орбите, ничего толком не выяснив, и вернёмся домой, Земля непременно вышлет сюда целый флот сверхсветовых кораблей. И дома никто не скажет спасибо, если мы не привезём информации. А в истории Земли нас назовут трусами. — Он улыбнулся. — Видите, капитан, я уже усваиваю уроки Фишера.
     
— Значит, вы полагаете, что нам следует спуститься и вступить с ними в контакт?
     
— Именно так, — проговорил By.
     
— Ну а вы как считаете, Бланковиц?
     
— Мне интересно. Не то, что нас ожидает под куполом, а то, что вокруг него. Хотелось бы выяснить, что там такое.
     
— Ярлоу?
     
— Хотелось бы располагать сейчас связью или надёжным оружием. Если нас уничтожат, Земля ничего, абсолютно ничего не узнает о нашем путешествии. И тогда кто-нибудь ещё явится сюда такой же неуверенный в себе, как мы. Но если контакт пройдёт благополучно и мы останемся живы, то повезём назад важную информацию. По-моему, стоит рискнуть.
     
— А моё мнение, капитан, вас не интересует? — тихо спросил Фишер.
     
— Ты, естественно, рвешься навстречу роторианам.
     
— Совершенно верно, и я хочу предложить опуститься без особого шума — сколько это возможно, — потом я пойду на разведку. Если что-нибудь случится — возвращайтесь на Землю, я останусь. Меня-то можно оставить здесь, — но корабль должен вернуться.
     
С внезапно окаменевшим лицом Уэндел спросила:
     
— А почему тебя?
     
— Потому что я знаю роториан, — ответил Фишер, — ну и потому, что я добровольно иду на это.
     
— Я тоже пойду с вами, — сказал By.
     
— Зачем нам обоим рисковать? — возразил Фишер.
     
— Потому что вдвоем безопаснее. Потому что в случае чего мы будем прикрывать друг друга. Но более всего потому, что вы знаете роториан и ваши суждения могут оказаться предвзятыми.
     
— Что ж, спускаемся, — решила Уэндел. — Фишер и By покидают корабль. В случае разногласий решение принимает By.
     
— Почему? — возмутился Фишер.
     
— By сказал, что ты знаешь роториан и твоё решение может оказаться необъективным. — Уэндел строго посмотрела на Фишера. — И я с ним согласна.
    
    
     
      
88
     
     
Марлена была счастлива. Её словно обнимали ласковые руки, покоили, защищали. Красным огоньком горела над головой Немезида, ветерок прикасался к щеке. Время от времени облака закрывали диск звезды, и тогда свет тускнел и становился сероватым.
     
Но Марлена привыкла к сиянию звезды, и в сером свете не хуже, чем в красном, различала все тени и оттенки, складывавшиеся в причудливый рисунок. Когда облака заслоняли Немезиду, становилось прохладнее — но Марлена не чувствовала холода. Эритро словно согревала её, заботливо следила за каждым её шагом.
     
С Эритро можно было поговорить. Марлена решила называть крошечные клеточки, слагающиеся в жизнь на Эритро, именем планеты. А почему бы нет? Как же иначе? Конечно, эти клетки были весьма примитивными организмами, куда более примитивными, чем те, из которых состояло её собственное тело. Все эти бесчисленные миллиарды триллионов крошечных частиц жизни соединялись друг с другом в единую сущность, окружающую планету, пронизывавшую и наполнявшую её, — и трудно было придумать им другое имя.
     
Как странно, думала Марлена. Эта гигантская разумная форма жизни до появления Ротора даже не знала, что на свете существует ещё что-то живое.
     
Ощущения Марлены были не только мысленными. Иногда перед ней возникало нечто подобное серой дымке, которое сливалось в призрачную человеческую фигуру с нечёткими очертаниями. Она всегда казалась какой-то текучей. Марлена не видела, а скорее ощущала, как миллионы невидимых клеток ежесекундно покидали призрачный силуэт и на их месте появлялись новые. Клетки прокариотов не могли существовать вне водяной пленки, и каждая из них вселялась в странную фигуру лишь на миг.
     
Облик Ауринела Эритро больше не принимала. Она без всяких слов поняла, как пугает этим Марлену. Теперь лицо было незнакомым. Оно лишь иногда менялось, потому что так хотелось Марлене. Эритро научилась следовать за мыслями Марлены — и фигура вдруг начинала казаться знакомой, а едва Марлена пробовала приглядеться, сразу изменялась. Иногда она успевала рассмотреть то знакомый изгиб щеки матери, то крупный нос дяди Сивера, а то и лица девчонок и мальчишек, с которыми когда-то вместе ходила в школу.
     
Это была какая-то гармония взаимодействия. Не разговор, а какой-то балет мыслей, не поддающийся описанию, яркий и умиротворяющий, бесконечные превращения образов, голосов, мыслей.
     
Разговор этот велся в столь многих измерениях, что возвращаться к обычной форме общения, с помощью слов, было просто немыслимо. Способность Марлены воспринимать телесный язык превратилась в нечто такое, о чём она даже мечтать не могла. Мысленный разговор был таким стремительным и богатым — куда уж там убогим, примитивным словам!
     
Эритро наполняла сознание Марлены тем потрясением, которое испытала, обнаружив такое количество разумов. Разумы. Их было так много. Один разум ещё можно было понять, охватить. Другой мир. Другой разум. Но когда их много, таких разных, в одном месте… Невероятно.
     
Мысли, которыми Эритро наполняла сознание Марлены, можно было кое-как объяснить словами. Но слова тонули в могучем потоке эмоций, ощущений, нейронных вибраций Эритро.
     
Планета экспериментировала с умами, исследовала их — но не в том смысле, как это делают люди, ибо человеческое понятие лишь отдаленно передаёт смысл этого явления. И некоторые из них не выдержали — испортились, разбились. Эритро перестала их исследовать и начала искать такие, которые были бы способны к контакту.
     
— И тогда ты нашёл меня? — спросила Марлена.
     
— Я нашёл тебя.
     
— Но почему? Зачем это тебе понадобилось?
     
Фигура задрожала и расплылась.
     
— Чтобы найти тебя.
     
Это был не ответ.
     
— Почему ты хочешь, чтобы я была с тобой?
     
Фигура начала таять, и до Марлены еле донеслось:
     
— Чтобы ты была со мной.
     
И она исчезла.
     
Но пропал только силуэт. Марлена по-прежнему ощущала теплое объятие. Почему он исчез? Или она задала неудачный вопрос?
     
И тут она услышала звук.
     
В здешней пустыне все звуки были ей знакомы — ведь их не так много: журчание воды, шум ветра. И ещё шаги, шелест одежды, дыхание.
     
Но сейчас Марлена услышала нечто другое и обернулась на звук. За невысокой скалой слева от неё появилась голова мужчины.
     
Она решила, что за ней пришли из Купола, и рассердилась. Зачем она им понадобилась? Придётся больше не брать с собой излучатель.
     
Но лицо человека оказалось незнакомым — а ведь Марлена видела, пожалуй, всех обитателей Купола. Память на лица у неё была отменной. Увидев хоть раз человека, Марлена уже не забывала его лица.
     
Мужчина смотрел на Марлену, не отрывая глаз и слегка приоткрыв рот. Потом вдруг соскочил со скалы и бросился к ней.
     
Марлена не испугалась. Она была под надёжной защитой Эритро.
     
Не добежав до девочки футов десяти, он остановился как вкопанный, словно наткнулся на какое-то препятствие.
     
И сдавленным голосом произнес:
     
— Розанна!
    
    
     
      
89
     
     
Марлена внимательно разглядывала его. Малейшие движения его тела выражали нетерпение и… какое-то чувство принадлежности к ней.
     
Она сделала шаг назад. Неужели? Это…
     
В памяти всплыло смутное изображение на голокарточке, которое она видела в детстве…
     
Да, сомнений быть не может. Но это невозможно, немыслимо.
     
Она съежилась под своим защитным покровом и произнесла:
     
— Отец?
     
Он рванулся вперёд, словно хотел схватить её, но она опять сделала шаг назад. Он замер, покачнулся, поднес ладонь ко лбу, словно ощутил головокружение, и сказал:
     
— Марлен. Я хотел сказать — Марлена.
     
Неправильно говорит, отметила про себя Марлена — в два слога. Ничего. Откуда ему знать?
     
Подошёл второй мужчина. И остановился рядом с первым. У него были прямые чёрные волосы, широкое желтоватое лицо, узкие глаза. Марлене ещё не доводилось видеть таких людей. Она даже открыла от удивления рот и не сразу сумела его закрыть.
     
— Так это и есть ваша дочь, Фишер? — тихо спросил второй мужчина.
     
Глаза Марлены расширились. Фишер! Это был её отец.
     
Он даже не посмотрел на второго.
     
— Да.
     
— Вот это да, — сказал второй ещё тише. — Спуститься сюда — и сразу нос к носу столкнуться с собственной дочерью.
     
Фишер попытался отвести глаза от лица дочери, но не смог.
     
— Похоже на то, By. Марлена, твоя фамилия Фишер — так? А мать зовут Эугения Инсигна. Я не ошибся? Меня зовут Крайл Фишер. Я твой отец. — Он протянул к ней руки.
     
Марлена видела, что радость отца неподдельна, но отступила ещё на шаг и холодно спросила:
     
— А как ты здесь оказался?
     
— Я прилетел с Земли, чтобы найти тебя. Чтобы найти тебя. Через столько лет!
     
— Зачем я тебе понадобилась? Ведь ты бросил меня, когда я была совсем маленькой.
     
— Да, я бросил тебя, но никогда не терял надежды снова найти.
     
— Значит, ты приехал за Марленой? — вдруг раздался чей-то голос. — А больше тебе ничего не нужно?
     
Рядом стояла Эугения Инсигна: лицо бледное, бесцветные губы, руки дрожат. В стороне стоял Сивер Генарр. Он выглядел смущенным. На обоих не было защитных комбинезонов.
     
Инсигна торопливо заговорила:
     
— Я думала, что это люди с какого-нибудь поселения, из Солнечной системы. Я предполагала, что это могут оказаться чужаки. Я предусмотрела всё, кроме одного — что сюда пожалует сам Крайл Фишер. Да ещё за Марленой!
     
— Я прибыл сюда по важному делу. Это — Сяо Ли By, мой спутник. И… и…
     
— И мы встретились. А тебе не приходило в голову, что ты можешь встретиться и со мной? Или ты только о Марлене думал? И какое поручение тебе дали? Разыскать Марлену?
     
— Нет. Это не поручение, это моё страстное желание.
     
— А я?
     
Фишер опустил глаза.
     
— Я прилетел за Марлен.
     
— За Марленой? Чтобы взять с собой?
     
— Я думал… — начал Фишер и умолк.
     
By удивленно посмотрел на него. Генарр задумчиво нахмурился.
     
Инсигна резко повернулась к дочери:
     
— Марлена, ты полетишь куда-нибудь с этим человеком?
     
— Я не собираюсь улетать отсюда никуда, мама, — спокойно ответила Марлена.
     
— Слышал, Крайл? — спросила Инсигна. — Ты бросил меня с годовалой крохой на руках и явился через пятнадцать лет. «Я хочу взять Марлену с собой». Обо мне ты даже не подумал. Конечно, она твоя дочь — по крови. Но пятнадцать лет любви и заботы дают мне право считать её только моей.
     
— Мама, не нужно ссориться из-за меня, — сказала Марлена.
     
Сяо Ли By шагнул вперёд:
     
— Простите. Меня-то представили, но вот мне никто не представился. Кто вы, мадам?
     
— Эугения Инсигна Фишер. — Она ткнула пальцем в сторону Фишера: — Его бывшая жена.
     
— А это ваша дочь, мадам?
     
— Да, это Марлена Фишер.
     
By поклонился.
     
— А кто этот джентльмен?
     
— Я Сивер Генарр, — ответил тот, — командир того самого Купола, который вы видите за моей спиной.
     
— Хорошо. Командир, мне хотелось бы поговорить с вами. Очень жаль, что мы вынуждены присутствовать при семейной ссоре, однако она не имеет никакого отношения к нашей миссии.
     
— И в чём же состоит ваша миссия? — пророкотал чей-то голос.
     
К ним приближался седой человек, в руке он держал какой-то предмет, напоминавший оружие.
     
— Привет, Сивер, — сказал он, поравнявшись с Генарром.
     
— Салтаде, какими судьбами? — удивился тот.
     
— Я представитель Януса Питта, комиссара Ротора. Я повторяю свой вопрос, сэр. В чём состоит ваша миссия? И как вас зовут?
     
— Ну свое-то имя мне назвать нетрудно, — ответил By. — Я доктор Сяо Ли By. А как ваше имя, сэр?
     
— Салтаде Леверетт.
     
— Приветствую вас. Мы прибыли с миром, — сказал By, разглядывая оружие.
     
— Надеюсь, — мрачно промолвил Леверетт. — У меня здесь шесть кораблей, и все они следят за вашим.
     
— В самом деле? — спросил By. — А зачем такой мощный флот крошечному сооружению?
     
— Это крошечное сооружение — аванпост, — ответил Леверетт. — Флот здесь — не думайте, что я блефую.
     
— Верю, — сказал By. — А наш крохотный кораблик прилетел с Земли. Мы добрались сюда потому, что научились передвигаться быстрее света. Вот так. Понимаете? Быстрее света.
     
— Понятно.
     
— Доктор By говорит правду, Марлена? — вдруг спросил Генарр.
     
— Да, дядя Сивер, — ответила она.
     
— Интересно, — пробормотал Генарр.
     
— Я восхищен, что юная леди подтвердила истинность моих слов, — хладнокровно заметил By. — Должен ли я предположить, что она является здешним специалистом по сверхсветовому полёту?
     
— Нечего предполагать, — раздраженно произнес Леверетт. — Зачем вы прилетели? Мы вас не звали.
     
— Не звали. А мы просто не знали, что здесь найдётся кто-то, кому будет не по душе наше появление. Однако прошу вас не нервничать. Малейшее проявление недоброжелательства с вашей стороны — и наш корабль уйдёт в гиперпространство.
     
— Он в этом не совсем уверен, — быстро вставила Марлена.
     
By нахмурился.
     
— Я в достаточной степени уверен в этом, а если вы попытаетесь уничтожить корабль — дома, на Земле, немедленно узнают, что произошло. Мы постоянно поддерживаем связь с базой. И если с нами что-то случится, следующая экспедиция будет состоять уже из пятидесяти сверхсветовых крейсеров. Так что не стоит рисковать, сэр.
     
— Это не так, — произнесла Марлена.
     
— Что не так? — спросил Генарр.
     
— Он говорит, что они поддерживают связь с Землей, а это не так, и сам он это знает.
     
— Понятно, — сказал Генарр. — Салтаде, гиперсвязи у них нет.
     
Выражение на лице By не переменилось.
     
— Стоит ли верить догадке подростка?
     
— Это не догадка, а факт. Салтаде, потом я всё объясню вам. А пока поверьте на слово.
     
— Спросите отца, — вдруг сказала Марлена. — Он подтвердит.
     
Она не понимала, как отец узнал о её даре, ведь он оставил её годовалой — однако… Марлена видела, что он всё понимает, это было так ясно — но другие ничего не замечали.
     
— Бесполезно, By, — произнес Фишер. — Марлена видит нас насквозь.
     
Тут самообладание впервые изменило By. Нахмурившись, он огрызнулся:
     
— Откуда вы можете что-то вообще знать об этой девушке, хоть она и ваша дочь? Вы же так давно не видели её.
     
— У меня была младшая сестра, — негромко пояснил Фишер.
     
Генарра вдруг осенило:
     
— Это передаётся по наследству! Интересно. Видите, доктор By, мы здесь можем отличить правду от блефа. Давайте говорить в открытую. Зачем вы прибыли сюда?
     
— Чтобы спасти Солнечную систему. Спросите у молодой леди — ведь она у вас абсолютный авторитет, — правду ли говорю я на этот раз.
     
— Конечно, на этот раз, доктор By, вы говорите правду, — подтвердила Марлена. — Мы знаем об опасности. Моя мать обнаружила её.
     
— А мы, юная леди, обнаружили её без всякой помощи вашей матери, — сказал By.
     
Недоуменно оглядев всех, Салтаде Леверетт спросил:
     
— Могу ли я поинтересоваться, о чём идёт речь?
     
— Поверьте мне, Салтаде, — ответил Генарр, — Янус Питт прекрасно знает обо всём. К сожалению, вас он не проинформировал. Однако теперь всё расскажет, если вы свяжетесь с ним. Скажите ему, что мы имеем дело с людьми, освоившими сверхсветовой полёт, и можем с ними договориться.
    
    
     
      
90
     
     
Четверо человек сидели в личных апартаментах Сивера Генарра внутри Купола. Генарр пытался подавить в себе ощущение исторической важности события. Шли первые в истории человечества межзвездные переговоры. И даже если их участники ничего примечательного в жизни не совершали, их имена навечно останутся в истории Галактики.
     
Двое и двое.
     
Солнечную систему — подумать только! — представляла гибнущая Земля, невесть как сумевшая обойти передовые энергичные поселения, в лице своих уполномоченных Сяо Ли By и Крайла Фишера.
     
Разговорчивый By говорил обвинительным тоном — математик явно обладал практической жилкой. Фишер же — Генарр до сих пор не мог поверить своим глазам — сидел, погрузившись в глубокую задумчивость, и редко вступал в разговор.
     
Столь же невозмутимо держался и сам Генарр. Он ждал, когда они уладят дело, — он знал нечто такое, что не было известно остальным.
     
Шли часы, настал вечер. Подали обед. Генарр отправился навестить Эугению Инсигну и Марлену.
     
— Пока ничего, — сказал Генарр. — Обеим сторонам есть о чём поторговаться.
     
— А что Крайл? — нервно спросила Инсигна. — Вопрос о Марлене он не поднимал?
     
— Поверь мне, Эугения, об этом не было и речи, он молчит и, по-моему, очень расстроен.
     
— Ещё бы, — сердито сказала Инсигна.
     
Поколебавшись, Генарр спросил:
     
— А что ты об этом думаешь, Марлена?
     
Та посмотрела на него тёмными, бездонными глазами.
     
— Я далека от этого, дядя Сивер.
     
— Немного жестоко, — пробормотал Генарр.
     
— Почему? — воскликнула Инсигна. — В конце концов, он бросил её совсем маленькой.
     
— Я не жестокая, — задумчиво сказала Марлена. — Если смогу, постараюсь сделать так, чтобы ему стало легче. Но я уже не принадлежу ему. И тебе тоже, мама. Прости меня, но теперь я принадлежу Эритро. Дядя Сивер, вы ведь скажете мне, какое решение будет принято?
     
— Обещаю.
     
— Это важно.
     
— Я знаю.
     
— Вообще-то я должна была бы представлять Эритро.
     
— Полагаю, что Эритро уже здесь, так что ты будешь участвовать в переговорах, прежде чем они закончатся. Даже если бы я возражал, полагаю, Эритро заставила бы меня передумать.
     
И он вернулся продолжать обсуждение.
     
Сяо Ли By сидел, откинувшись на спинку кресла, проницательное лицо его не обнаруживало признаков усталости.
     
— Давайте подведем итоги, — сказал он. — Эта звезда — я буду называть её Немезидой, как вы, — является ближайшей к Солнечной системе, и любой уходящий к звездам корабль должен сделать первую остановку возле неё. Но раз теперь человечество освоило сверхсветовой полёт, расстояния уже не будут его ограничивать, и люди станут искать не ближайшие, а самые удобные звёзды. Нам нужны светила, подобные Солнцу, и планеты, схожие с Землей. Немезида сразу же окажется ненужной. Ротору больше нет смысла прятаться. Немезида перестанет представлять интерес не только для других поселений, но и для самого Ротора. И Ротор займется поиском звезды, подобной Солнцу. В спиральных рукавах нашей Галактики их миллиарды.
     
Вам может показаться, что для того, чтобы у Ротора появились сверхсветовые корабли, достаточно приставить к моей груди оружие и потребовать, чтобы я выложил всё, что знаю. Я математик, занимаюсь теоретическими вопросами и обладаю ограниченным объёмом информации. Даже если вы сумеете захватить наш корабль, то не многое сумеете узнать. Проще послать на Землю учёных и инженеров, где мы всему их научим. Взамен мы просим у вас планету, которую вы зовете Эритро. Насколько я понимаю, вы не используете её. Здесь лишь маленький купол, пригодный для астрономических и прочих наблюдений. Вы сами живёте в поселении. Поселения Солнечной системы могут отправиться на поиски подходящих звезд и планет. А вот земляне… Нас восемь миллиардов, и всех придётся эвакуировать за несколько тысяч лет. Пока Немезида приближается к Солнцу, Эритро может стать удобной пересадочной станцией, откуда землян можно будет переправлять к мирам, подобным Земле.
     
Мы должны вернуться на Землю с роторианином, чтобы доказать, что мы действительно здесь побывали. Мы построим новые корабли, и они возвратятся сюда, не сомневайтесь, — Эритро нужна человечеству. Мы привезём ваших учёных, овладевших техникой сверхсветового перелета, мы передадим её другим поселениям. По-моему, я подвел итог всему, что мы решили.
     
— Дело это гораздо труднее, — сказал Леверетт. — Чтобы земляне могли жить на Эритро, необходимо как следует над ней поработать.
     
— Конечно, я опустил детали, — ответил By. — Но их можно будет обсудить потом, и уже не нам.
     
— Конечно, комиссар Питт и Совет будут принимать решения от имени Ротора.
     
— А Землю будет представлять Всемирный конгресс, ведь дело настолько важное, что неудачи не должно быть.
     
— Нельзя забывать о безопасности. Можем ли мы доверять Земле?
     
— А может ли Земля верить Ротору? На выработку мер предосторожности уйдёт год… или пять… или десять. Кроме того, потребуются годы, чтобы построить необходимое количество кораблей, на которых человечество могло бы оставить Землю и заселить Галактику.
     
— Если в ней некому будет конкурировать с нами, — проворчал Леверетт.
     
— Будем исходить из этого предположения, пока нас не вынудят отказаться от него. Но это в будущем. Вы будете обращаться к комиссару? Надо поскорее выбрать роторианина, который отправится с нами.
     
Фишер подался вперёд.
     
— Могу ли я предложить, чтобы им была моя…
     
Но Генарр не позволил ему окончить:
     
— Извините, Крайл. Я беседовал с ней — она не покинет этот мир.
     
— Но если её мать тоже полетит…
     
— Нет, Крайл. Её мать здесь ни при чем. Даже если бы вы хотели, чтобы Эугения вернулась, и уговорили её — Марлена осталась бы на Эритро. Ну а вам тоже ни к чему оставаться с ней. Она потеряна и для вас, и для её матери.
     
— Но ведь она совсем ребенок! — рассердился Фишер. — Ей ещё рано принимать подобные решения.
     
— К сожалению — вашему, Эугении, нашему, быть может, даже всего человечества, — она вправе принять такое решение. Мало того, я обещал ознакомить её с нашим решением.
     
— В этом нет необходимости, — возразил By.
     
— Что вы, Сивер, — проговорил Леверетт, — зачем нам спрашивать разрешения у маленькой девочки?
     
— Пожалуйста, выслушайте меня, — произнес Генарр. — Это необходимо, нам следует посоветоваться с ней. Давайте попробуем. Я предлагаю пригласить Марлену сюда и рассказать о наших выводах. А если кто-нибудь из вас не согласен со мной — пусть сейчас же уйдёт. Просто встанет и уйдёт.
     
— По-моему, Сивер, вы сошли с ума, — заявил Леверетт. — Я не намерен играть с подростками. Мне нужно переговорить с Питтом. Где тут у вас передатчик?
     
Он поднялся, но вдруг пошатнулся и упал.
     
— Мистер Леверетт… — By в тревоге привстал.
     
Леверетт перекатился на бок и простонал:
     
— Помогите мне кто-нибудь.
     
Генарр помог ему встать и усадил в кресло.
     
— Что с вами? — спросил он.
     
— Не знаю, — отозвался Леверетт. — Вдруг так заболела голова, что я даже ослеп.
     
— Значит, вы не сумели выйти из комнаты. — Генарр повернулся к By: — Вы тоже полагаете, что Марлена нам не нужна? Быть может, вы попробуете выйти?
     
Осторожно, не отводя глаз от Генарра, By медленно встал с кресла, но пошатнулся и снова сел.
     
— Кажется, нам следует переговорить с юной леди, — вежливо произнес он.
     
— Необходимо, — добавил Генарр. — По крайней мере, на этой планете её желание — закон.
    
    
     
      
91
     
     
— Нет! — Марлена едва не сорвалась на крик. — Этого нельзя делать!
     
— Чего нельзя делать? — спросил Леверетт, нахмурив седые брови.
     
— Нельзя использовать Эритро ни в качестве пересадочной станции, ни для чего-то другого.
     
Леверетт сердито посмотрел на неё и открыл рот, собираясь что-то сказать, но By опередил его:
     
— Почему же, сударыня? Это же пустой, безжизненный мир.
     
— Он не пустой — он обитаемый. Дядя Сивер, объясните им.
     
— Марлена хотела сказать, что Эритро населена бесчисленным множеством клеток-прокариотов, способных к фотосинтезу. Они обеспечивают кислородом атмосферу Эритро.
     
— Великолепно, — сказал By. — И что же?
     
Генарр откашлялся.
     
— Каждая клетка весьма примитивна — где-то на уровне вируса, однако их нельзя рассматривать по отдельности. Все вместе они образуют чрезвычайно сложный организм, охватывающий всю планету.
     
— Организм? — By сохранял учтивость.
     
— Да, единый организм, который Марлена называет именем планеты, поскольку он однороден.
     
— Вы серьёзно? — спросил By. — Откуда вам это известно?
     
— Главным образом от Марлены.
     
— Молодые женщины, — проговорил By, — иногда обнаруживают истерические…
     
Генарр поднял вверх палец.
     
— Не пытайтесь ей возражать. Я не уверен, что Эритро — этот самый организм — обладает чувством юмора. Все сведения мы получаем главным образом от Марлены, но не только от неё. Не успел Салтаде Леверетт подняться, чтобы выйти, как сразу упал. Вот и вы привстали — наверное, тоже хотели уйти — и вам стало нехорошо. Это Эритро. Она защищает Марлену, воздействуя на наш разум. После нашего появления здесь Эритро вызвала целую эпидемию душевных расстройств, названных нами эритрийской лихоманкой. Боюсь, что при желании она способна вызвать необратимые изменения рассудка — даже убить. И прошу вас не проверять справедливость моих слов.
     
— Вы хотите сказать, что это не Марлена… — начал Фишер.
     
— Нет, Крайл. У Марлены есть определённые способности, но она не в силах причинить вред. Опасна Эритро.
     
— И как же мы можем избежать опасности? — спросил Фишер.
     
— Для начала прислушайтесь к мнению Марлены. И позвольте мне разговаривать с ней от лица всех. Меня Эритро, по крайней мере, знает. И поверьте, я тоже хочу спасти Землю. Я не хочу, чтобы погибли миллиарды людей. — Он повернулся к Марлене: — А ты понимаешь, что Земля в опасности? Твоя мать объясняла тебе, что близость Немезиды может погубить Землю.
     
— Я знаю, дядя Сивер, — грустно ответила Марлена, — но Эритро принадлежит лишь себе.
     
— Она может поделиться с тобой, Марлена. Ведь она же разрешила построить Купол. И мы вроде бы не мешаем ей.
     
— Но в Куполе меньше тысячи человек, и они никуда не выходят. Эритро не возражает против существования Купола, потому что там она может изучать человеческий разум.
     
— Тем больше у неё будет возможностей, когда сюда прилетят земляне.
     
— Все восемь миллиардов?
     
— Нет, конечно, не все. Они будут временно останавливаться здесь, а потом снова улетят. Я думаю, постоянно здесь будет находиться только часть населения Земли.
     
— Всё равно это миллионы. Я уверена. Такое количество людей нельзя посадить под Купол и обеспечить едой, питьем и всем необходимым. Придётся расселять их по Эритро, преобразовывать её поверхность. Эритро не вынесет этого. Она будет защищаться.
     
— Ты уверена?
     
— Да. А как бы вы поступили?
     
— Но тогда погибнут миллиарды людей.
     
— Я ничем не могу помочь. — Марлена сжала губы, потом сказала: — Есть другой способ.
     
— О чём говорит эта девица? — буркнул Леверетт. — Какой ещё другой способ?
     
Марлена покосилась на него и повернулась к Генарру:
     
— Я не знаю. Эритро знает. По крайней мере, она утверждает, что знает, но не может объяснить.
     
Генарр поднял руки, предупреждая вопросы.
     
— Говорить буду я. — И спокойно сказал: — Марлена, не волнуйся. Не бойся за Эритро. Ты же понимаешь, что она в состоянии справиться с чем угодно. Скажи, как понимать твои слова, что Эритро не может объяснить?
     
Марлена судорожно вздохнула.
     
— Эритро известно, что знание присутствует здесь, однако у неё нет разума и опыта людей, она не умеет думать, как мы. Она не понимает.
     
— И это знание содержится в умах, присутствующих здесь?
     
— Да, дядя Сивер.
     
— И она умеет зондировать человеческие умы?
     
— Она может причинить им вред. Только мой мозг она в состоянии зондировать без риска.
     
— Надеюсь, что так, — сказал Генарр, — а ты обладаешь этим знанием?
     
— Нет, конечно, нет. Но она может использовать меня как инструмент для зондирования других разумов. Вашего. Моего отца. Всех.
     
— А это не опасно?
     
— Эритро полагает, что нет, но… ой, дядя Сивер, я боюсь.
     
— Безумие какое-то, — прошептал By, но Генарр торопливо приложил палец к губам.
     
Фишер вскочил:
     
— Марлена, нельзя…
     
Генарр махнул рукой.
     
— Ну что же делать, Крайл? Под угрозой жизнь миллиардов людей. Мы без конца говорим об этом. Пусть этот организм сделает то, что может. Марлена!
     
Глаза девушки закатились. Казалось, что она впала в транс.