1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 
— Он голоден — сказала светлокосая Вель, которую черные братья называли принцессой одичалых. — До сих пор он питался козьим молоком и отварами слепого мейстера.
   
У мальчика, как и у сына Лилли, пока не было имени. Так уж заведено у одичалых. Как видно, даже сын Манса-Разбойника получит имя только по третьему году, хотя братья зовут его «маленьким принцем» и «рожденным в бою».
   
Посмотрев, как малыш сосет грудь, Сэм перевел взгляд на Джона, который тоже смотрел на мальчика. Джон улыбался. Грустно, но все-таки улыбался. Это радовало Сэма. Он впервые видел Джона улыбающимся с тех пор, как вернулся.
   
От Твердыни Ночи они дошли до Глубокого Озера, от Глубокого Озера — до Врат Королевы, держась узкой тропы и никогда не теряя из виду Стену. В полутора днях пути от Черного Замка Лилли услыхала позади лошадей, и они увидели колонну черных всадников, едущую с запада.
   
— Это мои братья, — ободрил свою спутницу Сэм. — Этой дорогой никто не пользуется, кроме Ночного Дозора. — Оказалось, что отрядом командует сир Деннис Маллистер из Сумеречной Башни; с ним вместе ехал раненый Боуэн Мурш и другие уцелевшие после боя на Мосту Черепов. Увидев Дайвина, Великана и Скорбного Эдда Толлетта, Сэм залился слезами.
   
От них он узнал о битве под Стеной.
   
— Станнис со своими рыцарями высадился в Восточном Дозоре, а Коттер Пайк провел их по тропам разведчиков, чтобы захватить одичалых врасплох, — рассказал Сэму Великан. — Враг разбит наголову. Манс-Разбойник взят в плен, тысяча лучших его бойцов перебита, в том числе и Харма Собачья Голова. Остальные разлетелись, как листья в бурю. — Хвала богам, подумал Сэм. Если бы он не заблудился по дороге из Замка Крастера, они с Лилли могли бы оказаться в самой гуще боя… или в лагере одичалых. Для Лилли с мальчиком это, положим, было бы не так уж плохо, а вот для него… Сэм вспомнил рассказы о том, что делают одичалые с пленными воронами, и содрогнулся.
   
Однако ничто не могло подготовить его к тому, что он застал в Черном Замке. Трапезная сгорела дотла, большая лестница превратилась в груду битого льда и обугленного дерева. Донал Нойе, Раст, Глухой Дик, Рыжий Алин и многие другие погибли, но столько народу Сэм в замке никогда еще не видел: кроме черных братьев, здесь расположилось около тысячи королевских солдат. В Королевской башне впервые на памяти живущих поселился король; на Копье, башне Хардина, Сером Замке, Щитовом Чертоге и других зданиях, пустовавших долгие годы, развевались знамена.
   
— Большое золотое, с черным оленем — это королевский стяг дома Баратеонов, — объяснял Сэм Лилли, никогда прежде не видевшей знамен. — Лиса в цветах — герб дома Флорентов. Черепаха — Эстермонт, меч-рыба — Бар-Эммон, скрещенные трубы — Венсингтон.
   
— Пестрые, как цветы, — дивилась Лилли. — Мне нравятся вон те желтые, с огнем. И у некоторых воинов на груди то же самое вышито, посмотри-ка.
   
— Огненное сердце. Не знаю, чья это эмблема.
   
Скоро он узнал чья. Пип сказал ему, что это люди королевы (для начала он приветствовал Сэма громким воплем: «Запирайте двери, ребята, Сэм Смертоносный восстал из могилы!» А Гренн так сдавил Сэма в объятиях, что он испугался за целость своих ребер).
   
— Только про королеву их лучше не спрашивать, — предупредил Пип. — Станнис оставил ее в Восточном Дозоре вместе с дочерью и своим флотом, а красную женщину привез с собой.
   
— Красную? — с недоумением повторил Сэм.
   
— Мелисандру Асшайскую, — пояснил Гренн. — Это королевская колдунья. Говорят, она сожгла кого-то живьем на Драконьем Камне, чтобы Станнису в пути на север сопутствовал благоприятный ветер. В бою она сражалась рядом с королем, и волшебный меч, Светозарный, у Станниса тоже от нее. Погоди, скоро ты сам ее увидишь. Она светится, точно у нее солнце внутри. — Гренн расплылся в широкой дурацкой ухмылке. — Поверить не могу, что ты здесь.
   
Джон Сноу тоже улыбнулся при виде Сэма, но улыбка была усталая, как и теперь.
   
— Добрался все-таки. И Лилли привел. Молодчина, Сэм.
   
Сам Джон, если послушать Гренна, был молодчина из молодчин. Но сир Аллисер Торне и его друзья не удовлетворились даже тем, что он доставил Дозору Рог Зимы и принца одичалых — они по-прежнему именовали Джона предателем. Мейстер Эймон говорил, что нога у Джона заживет успешно — но шрамы, оставшиеся у него в душе, были глубже тех, которые он носил на лице. Он горевал по своей девушке-одичалой и по своим братьям.
   
— Странное дело, — сказал он Сэму теперь. — Манс не любил Крастера, а Крастер Манса, а теперь вот дочь Крастера кормит Мансова сына.
   
— У меня много молока, — застенчиво заметила Лилли. — Мой мало ест — он не такой жадный, как этот.
   
— Я слышала, — сказала Вель, — что красная женщина хочет предать Манса огню, как только он окрепнет.
   
— Манс дезертировал из Ночного Дозора, — устало сказал ей Джон, — а это карается смертью. Если бы Манса захватил Дозор, его бы уже повесили, но он пленник короля, чьих намерений никто не знает, кроме красной женщины.
   
— Я хочу повидать его, — сказала Вель. — Хочу показать ему сына. Уж это вы должны разрешить, пока его еще не убили.
   
— Его никому не разрешают видеть, кроме мейстера Эйемона, миледи, — попытался объяснить Сэм.
   
— Будь моя воля, Манс подержал бы на руках сына. — Улыбка пропала с лица Джона. — Я сожалею, Вель. Мы с Сэмом должны вернуться к своим обязанностям — во всяком случае, Сэм. Мы попросим, чтобы тебя допустили к Мансу. Это все, что я могу обещать.
   
Сэм задержался еще, чтобы пожать Лилли руку и сказать, что он вернется после ужина, а после поспешил за Джоном. За дверью стояла стража — люди королевы с копьями. Джон уже наполовину спустился с лестницы, но, услышав, как Сэм пыхтит позади, подождал его.
   
— Ты сильно привязался к Лилли, да?
   
Сэм покраснел.
   
— Она хорошая. Добрая. — Он радовался тому, что его долгий кошмар миновал, радовался, что вернулся к своим братьям… но по ночам у себя в каморке иногда вспоминал, как тепло ему было спать под шкурами с Лилли и ее малышом. — С ней я стал храбрее, Джон. Не то что храбрецом… но храбрее.
   
— Ты сам знаешь, что не можешь оставить ее здесь, — мягко сказал Джон, — как и я не мог бы оставить Игритт. Ты принес присягу, Сэм. Как я. Как все мы.
   
— Да, знаю. Лилли говорила, что будет мне женой… но я объяснил ей, что такое присяга. Не знаю, опечалило это ее или обрадовало, но я ей сказал. — Сэм проглотил слюну и спросил: — Джон, может ли ложь быть оправдана… если ты лжешь с благой целью?
   
— Думаю, это зависит от лжи — и от цели. Тебе бы я не советовал. Ты не создан для лжи — сразу начинаешь краснеть и заикаться.
   
— Это верно, но в письме у меня лучше получается. Я тут подумал: когда здесь все немного уляжется… не отправить ли мне Лилли в Рогов Холм? К моей матери и сестрам… и к-к отцу. Если Лилли скажет, что ребенок мой… — Сэм снова покраснел до ушей. — Мать примет его, я знаю. И Лилли найдет какое-нибудь место — в замке служить не так тяжело, как работать у Крастера. А лорд Р-рендилл… он ни за что в этом не признается, но ему будет приятно, что у меня родился бастард от одичалой. Приятно будет узнать, что я хотя бы в этом мужчина. Он сказал мне как-то, что я умру девственником, потому что ни одна женщина не захочет… ну, ты знаешь. Так вот, Джон, если я напишу такое письмо, хорошо ли это будет? Если мальчик…
   
— Вырастет бастардом в замке своего деда? — Джон пожал плечами. — Главным образом это зависит от твоего отца и от самого мальчика. Если он пойдет в тебя…
   
— Так ведь он не мой сын, а Крастера. Ты видел старика: он был крепок, как старый пень, да и Лилли сильнее, чем кажется с виду.
   
— Если мальчик научится владеть мечом и копьем, то место в домашней гвардии твоего отца ему по крайней мере обеспечено. Некоторые бастарды становятся даже оруженосцами, и их потом посвящают в рыцари. Только вот сумеет ли Лилли поддержать твою ложь? Судя по твоим рассказам о лорде Рендилле, он будет очень недоволен, если ваш обман раскроется.
   
У входа в башню тоже стояли часовые, на этот раз люди короля — Сэм быстро научился различать их. Люди короля, как и все прочие солдаты, благочестием не отличались, зато люди королевы всей душой веровали в Мелисандру Асшайскую и ее Владыку Света.
   
— Снова пойдешь упражняться? — спросил Сэм, когда они шли через двор. — Разумно ли так напрягать свои силы, пока нога еще не совсем зажила?
   
— А что мне еще делать? — пожал плечами Джон. — Мурш не отправляет меня на службу — боится, что я предатель.
   
— В это очень мало кто верит, — сказал другу Сэм. — Только сир Аллисер и его друзья. Другие братья знают, в чем правда. И король Станнис тоже, могу поспорить. Ты принес ему Рог Зимы и сына Манса-Разбойника.
   
— Я всего лишь охранял Вель с ребенком от мародеров, пока разведчики нас не нашли. В плен я никого не брал. Король Станнис держит своих людей в узде, это ясно. Он дает им пограбить немного, но я слышал только о трех изнасилованных женщинах, и солдат, виновных в этом, всех оскопили. Так вот: я не убил никого из одичалых, когда они обратились в бегство. Сир Аллисер ставит мне в вину, что я обнажил меч лишь для того, чтобы защитить наших врагов. И что я не убил Манса потому, что был с ним в сговоре.
   
— Мало ли что говорит сир Аллисер. Все знают, что он за человек. — Благодаря своему высокому происхождению, рыцарскому званию и долгим годам службы сир Аллисер вполне мог претендовать на место лорда-командующего, но почти все, кого он обучал, будучи мастером над оружием, питали к нему сильную неприязнь. Его имя все-таки вошло в список, но став всего лишь шестым в первый день и отодвинувшись еще дальше во второй, он отказался от участия в пользу Яноса Слинта.
   
— Все знают, что сир Аллисер — рыцарь знатного рода, рожденный в законном браке, а я — бастард, убивший Куорена Полурукого и деливший постель с одичалой. Оборотень — вот как меня называют. Какой, спрашивается, из меня оборотень без волка? Призрака я даже во сне больше не вижу. Мне снится только крипта и каменные короли на своих тронах. Иногда я слышу голоса отца и Робба — они будто бы пируют, но между нами стена, и я знаю, что мне нет места рядом с ними.
   
Да. Живым нет места на пиру мертвых. Сердце Сэма разрывалось из-за того, что он вынужден молчать. Бран жив, Джон, хотелось сказать ему. Он вместе с друзьями едет на север верхом на громадном лосе, чтобы найти в чаще Зачарованного леса трехглазую ворону. Это звучало так, что порой Сэм думал, что это просто сон, внушенный ему голодом, страхом и лихорадкой. Но он бы и сон рассказал Джону, если бы не данное им слово.
   
Трижды он поклялся хранить тайну: самому Брану, этому странному мальчику Жойену Риду и, наконец, Холодным Рукам.
   
— Весь мир думает, что Бран мертв, — сказал Сэму, прощаясь с ним, его спаситель, — не будем же тревожить его кости и посылать погоню вслед за нами. Поклянись, что будешь молчать, Сэмвел из Ночного Дозора. Поклянись жизнью, которой обязан мне.
   
…Расстроенный Сэм переступил с ноги на ногу и сказал:
   
— Никогда лорда Яноса не выберут лордом-командующим. — Это было лучшее и единственное утешение, которое он мог предложить Джону. — Не бывать этому.
   
— Дурачок ты, Сэм. Раскрой глаза. С каждым днем это все ближе. — Джон откинул волосы со лба. — Может, я ничего не знаю, но это знаю точно. А теперь извини — мне не терпится отдубасить кого-то мечом.
   
Сэм посмотрел, как Джон идет к оружейной и учебному двору. Он проводит там почти все свое время. Сир Эндрю погиб, сиру Аллисеру ни до чего нет дела, поэтому в Черном Замке не стало мастера над оружием, и Джон взял на себя обучение самых зеленых новобранцев: Атласа, Коня, колченого Хоп-Робина, Эррона и Эмрика. Когда же они заняты по службе, он часами упражняется один с мечом, щитом и копьем — или сражается со всяким, кому придет охота.
   
«Дурачок ты, — звучало у Сэма в ушах всю дорогу к дому мейстера. — Раскрой глаза. С каждым днем это все ближе». Неужели Джон прав? Чтобы стать лордом-командующим Ночного Дозора, нужно набрать две трети голосов от общего числа братьев, между тем после девяти дней голосования ни один из претендентов даже близко не подошел к этому рубежу. Лорд Янос, правда, впереди — он обошел сперва Боуэна Мурша, а потом Отелла Ярвика, но все еще сильно отстает от сиров Денниса Маллистера из Сумеречной Башни и Коттера Пайка из Восточного Дозора. Один из них будет новым лордом-командующим, внушал себе Сэм.
   
У дверей мейстера Станнис тоже поставил стражу. Внутри было душно и тесно от множества раненых: черных братьев, людей короля и людей королевы. Клидас сновал среди них с кувшинами козьего молока и сонным вином, сам же мейстер еще не вернулся от Манса-Разбойника, которого навещал каждое утро. Сэм повесил свой плащ на стену и стал помогать. Но все время, пока он подавал, наливал и менял повязки, слова Джона не давали ему покоя. «Дурачок ты, Сэм. Раскрой глаза. С каждым днем это все ближе».
   
Сэм трудился целый час, пока не пришло время кормить воронов. По пути на вышку он остановился, чтобы свериться с последним подсчетом голосов. В начале выборов предлагалось больше тридцати имен, но многие отказались, когда стало ясно, что победы им не одержать. На прошлый вечер претендентов оставалось семеро. Сир Деннис Маллистер набрал двести тринадцать марок, Коттер Пайк — сто восемьдесят семь, лорд Слинт — семьдесят четыре, Отелл Ярвик — шестьдесят, Боуэн Мурш — сорок девять, Трехпалый Хобб — пять и Скорбный Эдд Толлетт — одну марку. Не иначе как Пип с его глупыми шуточками. Сэм просмотрел итоги прошлых дней. Сир Деннис, Коттер Пайк и Боуэн Мурш с третьего дня постоянно теряли голоса, Отелл Ярвик начал отставать с шестого, и только лорд Янос Слинт день ото дня шел в гору.
   
Слыша, как волнуются птицы на вышке, Сэм отложил свитки и пошел кормить их. Он с удовольствием отметил, что еще трое воронов вернулось домой.
   
— Сноу, — закричали они, увидев его. — Сноу, Сноу. — Он сам их этому научил. Но даже с новоприбывшими вышка казалась удручающе пустой. Из воронов, разосланных Эйемоном, вернулись очень немногие. Один из них, однако, долетел до Станниса. Нашел Драконий Камень и короля, которому еще есть до чего-то дело. Сэм знал, что отец его в тысяче лиг к югу примкнул к мальчику на Железном Троне, но ни король Джоффри, ни маленький король Томмен даже пальцем не шевельнули в ответ на мольбу Дозора о помощи. Что пользы от короля, который не защищает свое королевство, сердито думал Сэм, вспоминая ночь на Кулаке Первых Людей и страшный путь к Замку Крастера во мраке, ужасе и метели. От людей королевы ему как-то не по себе, но они по крайней мере хотя бы пришли на помощь.
   
За ужином Сэм высматривал Джона, но так и не нашел его в громадном сводчатом чертоге, где теперь ели братья. В конце концов он сел на скамейку рядом с другими своими друзьями. Пип рассказывал Скорбному Эдду, как они спорили, кто из соломенных солдат соберет больше стрел.
   
— Ты все время шел впереди, но Уот с Длинного Озера в последний день схлопотал три штуки и обогнал тебя.
   
— Я никогда не выигрываю, — пожаловался Скорбный Эдд. — Вот Уоту боги всегда улыбались. Даже когда одичалые скинули его с Моста Черепов, он умудрился плюхнуться в глубокую воду. Это ж какая удача нужна, чтоб не упасть на скалы!
   
— И это удачное падение спасло ему жизнь? — спросил Гренн.
   
— Нет, он уже был мертв — ему топором голову раскроили. А все-таки ему повезло, что он не упал на скалы.
   
На ужин Трехпалый Хобб пообещал братьям зажарить ногу мамонта — быть может, в надежде на несколько лишних голосов. Если так, ему следовало бы подыскать мамонта помоложе. Устав пережевывать хрящи, Сэм со вздохом отодвинул тарелку.
   
Перед началом очередного голосования напряжение чувствовалось в воздухе сильнее, чем дым. Коттер Пайк сидел у огня в окружении разведчиков из Восточного Дозора, сир Деннис Маллистер — у двери с не столь многочисленными братьями из Сумеречной Башни. Янос Слинт, как убедился Сэм, занял самое удачное место, как раз посередине — там и тепло, и не душно. Сэм с тревогой заметил около него Боуэна Мурша. Изможденный, с завязанной головой, тот ловил каждое слово лорда Яноса. Сэм указал на это своим друзьям, и Пип сказал ему:
   
— Ты посмотри вон туда: сир Аллисер шепчется с Отеллом Ярвиком.
   
После ужина мейстер Эйемон поднялся и спросил, не хочет ли кто из братьев высказаться, прежде чем бросить свои марки. Сказать пожелал Скорбный Эдд, как всегда мрачный и с каменным лицом.
   
— Я хотел лишь указать тем, кто голосовал за меня, что из Эдда Толлетта получится очень скверный лорд-командующий, но то же самое относится и ко всем остальным.
   
Вслед за Эддом встал Боуэн Мурш, придерживаясь за плечо лорда Слинта.
   
— Братья мои, я прошу вычеркнуть мое имя из списка избираемых. Рана все еще беспокоит меня, и боюсь, что такая задача мне не по силам… но лорд Янос много лет командовал золотыми плащами в Королевской Гавани, и я призываю вас всех поддержать его.
   
Люди Коттера Пайка сердито зароптали, а сир Деннис, глядя на своих, только головой покачал. Поздно: вред уже нанесен. Куда же Джон подевался? Почему он не идет?
   
Большинство братьев было неграмотно, и по традиции все голосовали, бросая марки в большой чугунный котел, который Трехпалый Хобб и Оуэн Олух притащили с кухни. Бочки с марками стояли в углу за тяжелой занавесью, поэтому голоса подавались тайно. За тех, кто был на службе, разрешалось голосовать друзьям, и некоторые братья брали по две, по три и по четыре марки, а сир Деннис и Коттер Пайк голосовали за гарнизоны, оставшиеся в их замках.
   
Когда трапезная опустела, Сэм с Клидасом опорожнили котел перед мейстером Эйемоном. На стол горой высыпались морские раковины, камешки и медные монеты. Морщинистые руки Эйемона принялись разбирать их с удивительной быстротой, раскладывая в кучки ракушки, камни, медяки, а также редкие наконечники стрел, гвозди и желуди. Сэм и Клидас, каждый отдельно, пересчитывали марки.
   
Этим вечером Сэм объявлял свои итоги первым.
   
— Двести три марки за сира Денниса Маллистера. Сто шестьдесят девять за Коттера Пайка. Сто тридцать семь за лорда Яноса Слинта. Семьдесят две за Отелла Ярвика, пять за Трехпалого Хобба и две за Скорбного Эдда.
   
— У меня за Пайка вышло сто шестьдесят восемь, — сказал Клидас. — По моему счету недостает двух голосов, по счету Сэма — одного.
   
— Счет Сэма верен, — сказал мейстер Эйемон. — Джон Сноу нынче не голосовал. Но это не важно — нужного числа голосов никто не набрал.
   
Сэм испытал скорее облегчение, чем разочарование. Лорд Янос даже с поддержкой Боуэна Мурша все равно только третий.
   
— Кто же эти пятеро, которые все время голосуют за Трехпалого Хобба? — полюбопытствовал он.
   
— Не иначе те, кто хочет убрать его с кухни, — предположил Клидас.
   
— Сир Деннис потерял десять голосов против вчерашнего дня, — заметил Сэм, — а Коттер Пайк почти двадцать. Это нехорошо.
   
— Это умаляет надежду каждого из них стать лордом-командующим, — согласился мейстер, — но для Ночного Дозора, может быть, и к лучшему. Не нам судить. Десять дней — не такой большой срок. Однажды выборы тянулись два года, и братья голосовали раз семьсот. В свое время Дозор придет к решению.
   
Да, подумал Сэм, вот только к какому?
   
Позже, за разбавленным вином в каморке Пипа, язык у Сэма развязался, и он начал размышлять вслух.
   
— Коттер Пайк и сир Деннис теряют голоса, но все-таки на двоих у них почти две трети, — сказал он Пипу и Гренну. — Каждый из них мог бы стать отменным лордом-командующим. Надо, чтобы кто-то убедил одного из них уступить и поддержать другого.
   
— Кто-то? — с сомнением повторил Гренн. — Это кто же?
   
— Гренн по дурости своей думает, что «кто-то» — это он, — сказал Пип. — Ну что ж — когда этот «кто-то» уладит дело с Пайком и Маллистером, пусть уговорит Станниса жениться на королеве Серсее.
   
— Станнис женат — возразил Гренн.
   
— Ну что прикажешь с таким делать, Сэм? — вздохнул Пип.
   
— Коттер Пайк и сир Деннис друг друга не любят, — стоял на своем Гренн. — Они вечно враждуют.
   
— Да, но это потому, что у них разные понятия о благе Дозора, — сказал Сэм. — Если им объяснить…
   
— Кто ж это им объяснит? — спросил Пип. — Мы? Я скоморошья обезьяна, не забывай, а Гренн — он и есть Гренн. — Он ухмыльнулся и пошевелил ушами. — Зато ты у нас — сын лорда и стюард мейстера…
   
— И Смертоносный, — добавил Гренн. — Ты убил Иного.
   
— Его убило драконово стекло, — в сотый раз повторил Сэм.
   
— Сын лорда, стюард мейстера и Смертоносный, — задумчиво перечислил Пип. — Ты, пожалуй, мог бы с ними поговорить.
   
— Мог бы, — не менее мрачно, чем Скорбный Эдд, подтвердил Сэм, — если бы не был таким трусом.
  
  
   
    
Джон
   
   
Джон медленно обошел вокруг Атласа с мечом в руке, вынудив его повернуться.
   
— Подними щит повыше, — велел он.
   
— Он такой тяжелый, — пожаловался парень из Староместа.
   
— Он и должен быть тяжелым, чтобы остановить меч. Подними его. — Джон, шагнув вперед, нанес рубящий удар. Атлас поднял щит вовремя, чтобы принять удар на него, и замахнулся в свой черед, целя Джону по ребрам. — Хорошо, — сказал Джон, подставив собственный щит. — Только бить надо всем телом. Вкладывай в удар весь свой вес, и ты нанесешь больше урона, чем одной рукой. Попробуй еще раз. Нападай на меня, только щит держи повыше, не то так по башке получишь — загудит, что твой колокол.
   
Но Атлас вместо этого отступил, поднял забрало и сказал с беспокойством:
   
— Джон…
   
Джон оглянулся и увидел ее позади себя вместе с полудюжиной людей королевы. Вот почему во дворе сделалось так тихо. Он видел Мелисандру издали и у молитвенных костров, но так близко — ни разу. Она красивая… только очень уж не по себе становится от ее красных глаз.
   
— Миледи…
   
— Король желает поговорить с тобой, Джон Сноу.
   
Джон бросил учебный меч на землю.
   
— Могу ли я переодеться? Неприлично мне в таком виде являться к королю.
   
— Мы будем ждать тебя на Стене. — Не «он», — отметил Джон про себя — «мы». Значит, правда то, что все говорят. Настоящая королева — она, а не та, которую Станнис оставил в Восточном Дозоре.
   
Джон вернул кольчугу и панцирь в оружейную, зашел к себе и сменил пропотевшую черную одежду на чистую. Зная, что в клети будет холодно, а наверху еще холоднее, он надел тяжелый плащ с капюшоном. Напоследок он повесил за спину Длинный Коготь и отправился.
   
Мелисандра ждала его под Стеной — отпустив людей королевы.
   
— Что нужно от меня его величеству? — спросил Джон, когда они вошли в клеть.
   
— Все, что ты сможешь дать, Джон Сноу. Он король.
   
Он закрыл дверцу и позвонил в колокол. Ворот начал вращаться, и клеть поползла вверх. На ярком солнце Стена проливала слезы, блестя водяными струйками. В тесной железной клети присутствие красной женщины чувствовалось особенно остро. Даже ее запах был красным и напоминал Джону кузницу Миккена: раскаленное докрасна железо тоже пахнет так — дымом и кровью. Вспомнилась ему и его Игритт, награжденная поцелуем огня. Ветер развевал красные одежды Мелисандры, и они хлопали Джона по ногам.
   
— Вам не холодно, миледи? — спросил он.
   
— Мне никогда не бывает холодно, — засмеялась она. Ему казалось, что рубин у нее на шее пульсирует в такт с ее сердцем. — Во мне живет огонь Владыки, Джон Сноу. Смотри. — Она приложила руку к его щеке, дав ему почувствовать свое тепло. — Вот какова должна быть жизнь. Только смерть холодна.
   
Станнис Баратеон стоял один на вершине Стены, созерцая поле выигранной им битвы и зеленый лес за ним. Одет он был во все черное, как брат Ночного Дозора, и только плащ был золотой, отороченный черным мехом и застегнутый пряжкой в виде горящего сердца.
   
— Я привела вашему величеству Бастарда из Винтерфелла, — сказала Мелисандра.
   
Станнис повернулся к Джону лицом. Глаза короля под тяжелым лбом походили на бездонные синие колодцы. Впалые щеки и сильную челюсть покрывала иссиня-черная короткая борода, почти не скрывающая изможденности его лица, зубы были крепко сжаты. Такое же напряжение чувствовалось в шее, плечах и правой руке. Джону вспомнилось то, что сказал когда-то Донал Нойе о братьях Баратеонах: «Роберт — это сталь, а Станнис — чугун, черный, тяжелый и твердый, но хрупкий. Если его согнуть, он сломается». Джон с трудом преклонил колени, гадая, зачем он понадобился этому ломкому королю.
   
— Встань. Я многое слышал о тебе, лорд Сноу.
   
— Я не лорд, государь, — сказал Джон и встал. — Я знаю, что вы слышали. Что я предатель и трус. Что я убил своего собрата Куорена Полурукого ради того, чтобы одичалые меня пощадили. Что я вступил в войско Манса и взял себе одичалую жену.
   
— Верно. И не только это. Говорят, что ты к тому же оборотень и по ночам становишься волком. — Станнис раздвинул губы в улыбке. — Так сколько же во всем этом правды?
   
— У меня был лютоволк. Призрак. Я бросил его, когда перебирался через Стену у Серого Дозора, и с тех пор не видел. Примкнуть к одичалым мне приказал сам Куорен. Он знал, что они заставят меня убить его, и наказал делать все, чего бы от меня ни потребовали. Ту женщину звали Игритт. Я нарушил с ней свой обет, но клянусь вам именем моего отца, что никогда не был предателем.
   
— Я верю тебе, — сказал король.
   
— Верите? Но почему? — опешил Джон.
   
— Я знаю Яноса Слинта, — фыркнул Станнис, — и Неда Старка тоже знал. Мы не были друзьями, но только дурак усомнился бы в его честности. Ты похож на него. — Станнис Баратеон возвышался над Джоном, но был до того изнурен, что казался лет на десять старше своего настоящего возраста. — Я знаю больше, чем ты думаешь, Джон Сноу. Я знаю, что это ты нашел кинжал из драконова стекла, которым сын Рендилла Тарли убил Иного.
   
— Его нашел Призрак. Клад был завернут в черный плащ разведчика и зарыт под Кулаком Первых Людей. Там было много разного: ножи, наконечники для стрел и копий — все из драконова стекла.
   
— Я знаю, что ты отстоял здешние ворота, — продолжал король. — Если бы не ты, я бы пришел слишком поздно.
   
— Ворота отстоял Донал Нойе. Он погиб там, в туннеле, сражаясь с королем великанов.
   
Станнис скорчил гримасу.
   
— Нойе выковал мне мой первый меч, а Роберту — боевой молот. Останься он жив, из него вышел бы куда лучший лорд-командующий, чем из тех дураков, что тщатся занять это место теперь.
   
— Коттер Пайк и сир Деннис Маллистер — не дураки, ваше величество, — возразил Джон. — Они хорошие воины и надежные люди. Отелл Ярвик тоже, на свой лад. Лорд Мормонт им всем доверял.
   
— Слишком уж он был доверчив, твой лорд Мормонт, — иначе не погиб бы такой смертью. Но сейчас мы говорим о тебе. Я не забыл, что это ты принес нам волшебный рог и взял в плен жену и сына Манса-Разбойника.
   
— Далла умерла. — Это обстоятельство до сих пор печалило Джона. — Вель — ее сестра. Взять в плен ее и ребенка не стоило никакого труда, ваше величество. Вы обратили одичалых в бегство, а колдун, которого Манс оставил стеречь его королеву, обезумел, когда загорелся его орел. — Джон посмотрел на Мелисандру. — Говорят, что это вы подожгли его.
   
Она улыбнулась. Ветер швырял длинные медные волосы ей в лицо.
   
— У Владыки Света огненные пальцы, Джон Сноу.
   
— Ваше величество, — снова обратился к королю Джон, — вы упомянули о Вель. Она просит разрешения повидать Манса, показать ему сына. Это было бы… доброе дело.
   
— Этот человек дезертировал из ваших рядов. Твои братья настаивают на его смерти. Зачем мне оказывать ему подобную милость?
   
На это у Джона не было ответа.
   
— Не ради него — ради Вель. И ее сестры, матери ребенка.
   
— Ты влюблен в нее, в эту Вель?
   
— Я ее едва знаю.
   
— Говорят, она хороша собой.
   
— Очень, — подтвердил Джон.
   
— Красота может быть коварной. Мой брат узнал это на себе, связавшись с Серсеей Ланнистер. Это она убила его, можешь не сомневаться, как убила твоего отца и Джона Аррена. Ты долго пробыл с одичалыми — имеют ли они какое-то понятие о чести?
   
— Да, государь, но не такое, как мы.
   
— И Манс-Разбойник тоже?
   
— Думаю, что да.
   
— И Костяной Лорд?
   
Джон заколебался.
   
— Мы звали его Гремучей Рубашкой. Он вероломен и кровожаден. Если он и обладает честью, то хорошо прячет ее под своими костяными доспехами.
   
— А тот другой, Тормунд с множеством имен, который ушел от нас после битвы? Отвечай правдиво.
   
— Тормунд Великанья Смерть кажется мне человеком, из которого выйдет хороший друг и опасный враг, ваше величество.
   
Станнис коротко кивнул.
   
— Твой отец был человеком чести. Мы не были друзьями, но я знал ему цену. Брат твой был изменником, мятежником и хотел отнять у меня полкоролевства, но в мужестве его никто не сомневался. А ты?
   
Чего он ждет — признания в любви?
   
— Я брат Ночного Дозора, — учтиво и сдержанно ответил Джон.
   
— Слова, пустые слова. Почему, ты думаешь, я покинул Драконий Камень и отплыл к Стене, Джон Сноу?
   
— Я хочу надеяться, что вы сделали это по нашей просьбе, хотя не могу понять, почему вы так медлили.
   
Станнис, как ни странно, улыбнулся.
   
— Ты смел — настоящий Старк. Да, мне следовало бы прибыть сюда раньше. Если бы не мой десница, я бы и вовсе не пришел. Лорд Сиворт — человек низкого рода, однако он напомнил мне о моем долге, когда я думал только о своих правах. Давос сказал, что я ставлю повозку впереди лошади. Пытаюсь завоевать трон, чтобы спасти королевство, тогда как мне нужно спасать королевство, чтобы завоевать трон. Вот он, враг, с которым мне суждено сразиться. — Станнис указал на север.
   
— Тот, чье имя запретно, — тихо добавила Мелисандра. — Он Бог Ночи и Ужаса, Джон Сноу, и эти существа в снегу — его воинство.
   
— Говорят, ты убил одного из этих живых мертвецов, спасая лорда Мормонта, — сказал Станнис. — Может статься, это и твоя война тоже, Лорд Сноу — если ты согласен мне помочь.
   
— Мой меч отдан Ночному Дозору, ваше величество, — осторожно ответил Джон.
   
Королю это явно не понравилось. Он скрипнул зубами и сказал:
   
— Мне нужен не только твой меч.
   
— Милорд? — в растерянности молвил Джон.
   
— Мне нужен Север.
   
— Но… Королем Севера был мой брат Робб…
   
— Твой брат был законным лордом Винтерфелла. Если бы он остался дома и выполнял свой долг, вместо того чтобы возлагать на себя корону и идти покорять речные земли, он жил бы и по сей день. Но чему быть, того не миновать. Ты не Робб, как и я не Роберт.
   
Эти слова разрушили всякую приязнь, которую Джон мог бы возыметь к Станнису.
   
— Я любил моего брата, — сказал он.
   
— И я любил своего. Но они были такими, какими были, а мы таковы, какие мы есть. Я единственный истинный король Вестероса, и севера его, и юга. А ты — бастард Неда Старка. — Станнис впился в Джона своими темно-синими глазами. — Тайвин Ланнистер назначил Русе Болтона своим Хранителем Севера в награду за то, что тот предал твоего брата. Железные Люди после смерти Бейлона Грейджоя передрались между собой, но Ров Кейлин, Темнолесье, Торрхенов Удел и почти весь Каменный Берег по-прежнему остаются за ними. Земли твоего отца истекают кровью, а у меня нет ни сил, ни времени врачевать эти раны. Винтерфеллу нужен лорд — преданный мне лорд.
   
Джон, совсем растерявшись под его взглядом, сказал:
   
— Винтерфелла больше нет. Теон Грейджой предал его огню.
   
— Гранит не так-то легко сгорает. Замок со временем можно будет восстановить. Не стены делают лорда. Твои северяне меня не знают, и у них нет причин меня любить, однако они понадобятся мне в грядущих битвах. Нужен сын Эддарда Старка, чтобы привести их под мое знамя.
   
Он хочет сделать меня лордом Винтерфелла. Джон почувствовал себя таким легким, что побоялся, как бы ветер не сдул его со Стены.
   
— Ваше величество забывает, что я Сноу, а не Старк.
   
— Это ты кое о чем забываешь.
   
Теплая рука Мелисандры легла на плечо Джона.
   
— Король может снять с тебя клеймо бастарда одним мановением руки, лорд Сноу.
   
Лорд Сноу. Так прозвал его в насмешку сир Аллисер Торне, и многие братья тоже пользовались этим прозвищем — одни с любовью, другие с издевкой. Но теперь это прозвучало совсем по-иному — по-настоящему.
   
— Да, — неуверенно произнес он, — короли и прежде делали бастардов законными детьми, но ведь я остаюсь братом Ночного Дозора. Я преклонил колени перед сердце-деревом и поклялся не владеть землями и не иметь детей.
   
— Джон. — Мелисандра стояла так близко, что он чувствовал тепло ее дыхания. — Единственный истинный бог — это Рглор. Клятва, данная дереву, имеет не больше силы, чем если бы ты принес ее своим башмакам. Открой свое сердце и впусти в него свет Владыки. Сожги свои чардрева и прими Винтерфелл как дар Владыки Света.
   
Когда Джон был еще мал, слишком мал, чтобы понимать, что такое «бастард», он мечтал, что когда-нибудь Винтерфелл будет принадлежать ему. Позже, став старше, он устыдился этих мечтаний. Винтерфелл перейдет к Роббу и его сыновьям или Брану с Риконом, если он умрет бездетным. А дальше идут Санса и Арья. Желать другого даже в мечтах было нехорошо, как будто он в душе обрекал их всех на смерть. «Нет, я не хотел этого, — думал Джон, стоя перед синеглазым королем и красной женщиной. — Я любил Робба, любил их всех. Я никогда не желал им зла, но оно случилось. Теперь остался только я». Стоит ему только сказать слово, и он станет Джоном Старком, навеки расставшись с именем Сноу. Стоит ему присягнуть этому королю на верность, и Винтерфелл будет его. Стоит ему только… в который раз преступить свою клятву.
   
И теперь это уже не будет военной хитростью. Чтобы получить отцовский замок, он должен отречься от богов своего отца.
   
Король снова устремил взгляд на север. Его золотой плащ полоскало на ветру.
   
— Быть может, я ошибаюсь в тебе, Джон Сноу. Оба мы знаем, что говорят о бастардах. Быть может, ты не так дорожишь честью, как твой отец, и не так искусен в военном деле, как твой брат. Но ты — то орудие, которое вручил мне Рглор. Я нашел тебя, как ты нашел драконово стекло под Кулаком, и намерен воспользоваться тобой. Даже Азор Ахаи выиграл свою войну не один. Я перебил тысячу одичалых, взял в плен еще тысячу, а остальных разогнал, но ты, как и я, знаешь, что они еще вернутся. Мелисандра видела это в пламени. Этот Тормунд Громовой Кулак, должно быть, уже собирает остатки своего войска и готовится к новому наступлению. И чем больше мы будем пускать друг другу кровь, тем слабее мы все окажемся, когда нагрянет настоящий враг.
   
Джон пришел к такому же заключению.
   
— Это верно, ваше величество, — сказал он, не совсем понимая, к чему ведет король.
   
— Пока твои братья спорят о том, кто будет их главой, я веду беседы с Мансом-Разбойником. — Станнис скрипнул зубами. — Упрямый человек и гордый. Придется предать его огню — иного выбора он мне не оставляет. Но мы взяли в плен и других вожаков. Того, кто именует себя Костяным Лордом, нескольких клановых вождей и нового магнара теннов. Твоим братьям, как и лордам твоего отца, мое намерение не придется по нраву, но я хочу пропустить одичалых за Стену… тех, кто присягнет мне на верность, поклянется соблюдать мир и королевские законы и примет Владыку Света как своего бога. Даже великанов, если они способны согнуть свои здоровенные колени. Я поселю их на Даре, когда мне удастся забрать его у вашего нового лорда-командующего. Скоро задуют холодные ветры, и нам придется либо жить, либо умирать вместе. Пришло время нам заключить союз против общего врага. Ты согласен со мной?
   
— Мой отец мечтал о том, чтобы вновь заселить Дар, — признался Джон. — Он говорил об этом с дядей Бендженом. — Он никогда не намеревался, правда, заселять его одичалыми… но ведь он не знал их. Джон не обманывал себя: одичалые будут непокорными подданными и опасными соседями, но выбор между огненными волосами Игритт и холодными синими глазами упырей напрашивается сам собой. — Я согласен с вами.
   
— Хорошо, но самый верный способ скрепить новый союз — это брак. Я намерен женить моего Винтерфеллского лорда на принцессе одичалых.
   
Джон, слишком долго, возможно, пробывший с вольным народом, не сдержал смеха.
   
— Если ваше величество думает, что может просто так отдать мне Вель, пленница она или нет, то вы, боюсь, плохо знакомы с женщинами вольного народа. Тот, кто хочет жениться на ней, должен взобраться к окну ее башни и выкрасть ее оттуда.
   
— Тот, кто хочет? — Король окинул Джона испытующим взглядом. — То есть не ты? Предупреждаю тебя: она входит в цену, которую ты должен уплатить за имя своего отца и его замок. Этот брак необходим, чтобы обеспечить нам верность наших новых подданных. Ты отказываешь мне, Джон Сноу?
   
— Нет, — с излишней поспешностью ответил Джон. Король говорит о Винтерфелле, а от Винтерфелла так легко не отказываются. — Но… это все так неожиданно, ваше величество. Могу ли я немного подумать?
   
— Думай, только побыстрее. Я не из терпеливых, что скоро почувствуют на себе твои черные братья. — Станнис положил Джону на плечо тонкую, почти бесплотную руку. — Не открывай никому, о чем мы с тобой говорили. Когда же ты придешь ко мне вновь, тебе нужно будет только склонить колено, положить свой меч к моим ногам и присягнуть мне на верность. Сделав это, ты поднимешься Джоном Старком, лордом Винтерфелла.
  
  
   
    
Тирион
   
   
Услышав шум за толстой деревянной дверью своей темницы, Тирион Линнистер приготовился умереть.
   
Давно пора. Входите скорей, и покончим с этим. Ноги у него затекли от долгого сидения, и он, встав, растер их. Нельзя же спотыкаться на пути к плахе!
   
Где его казнят? Прямо здесь, во мраке, или поволокут через весь город, чтобы сир Илин Пейн отрубил ему голову прилюдно? После судебной комедии его дражайшая сестрица и любящий отец скорее всего предпочтут прикончить его втихую, не рискуя устраивать публичную казнь. Он бы мог сказать народу пару слов, если ему не заткнут рот, — но пойдут ли они на такое безрассудство?
   
Загремели ключи, и дверь со скрипом отворилась. Тирион прижался к сырой стене, жалея, что у него нет оружия. Ну ничего, он еще способен лягаться, кусаться и умереть со вкусом крови во рту — это уже кое-что. Плохо, что на ум не приходит никаких возвышенных последних слов. «Пошли вы все» вряд ли обеспечит ему место в истории.
   
Свет факела упал ему на лицо, и он заслонил глаза рукой.
   
— Входите же — или вы карлика испугались? Делайте свое дело, сукины дети. — Голос у него заржавел от долгого бездействия.
   
— Так-то ты отзываешься о своей леди-матери? — В темницу вошел человек, держа факел в левой руке. — Здесь еще гнуснее, чем в моей риверранской тюрьме, хотя и не так сыро.
   
На миг у Тириона перехватило дыхание.
   
— Ты?
   
— Большей частью. — Джейме исхудал и коротко остриг свои волосы. — Руку я оставил в Харренхолле. Выписать Бравых Ребят из-за Узкого моря было не лучшей мыслью нашего отца. — Он поднял руку, показав Тириону обрубок.
   
Безумный смех сорвался с губ младшего брата.
   
— О боги… прости, Джейме, но ты посмотри только на нас. Сыны Ланнистера, Безрукий и Безносый.
   
— Были дни, когда моя рука смердела так, что мне очень хотелось бы не иметь носа. — Джейме опустил факел, осветив лицо брата. — Ничего себе шрам.
   
Тирион отвернулся от света.
   
— Меня послали в бой без большого брата. Некому было заступиться.
   
— Я слыхал, ты чуть не спалил этот город.
   
— Врут. Я поджег только реку. — Тут Тириону вспомнилось, где и для чего он находится. — Ты пришел убить меня?
   
— Это еще что за слова? Мне следовало бы оставить тебя гнить здесь за подобные речи.
   
— Гнить здесь — не та участь, которую уготовила мне Серсея.
   
— Правда твоя. Тебя должны обезглавить завтра, на старом турнирном поле.
   
— А есть мне дадут перед этим? — опять засмеялся Тирион. — Тебе придется помочь мне с последним словом — мои мысли мечутся, как крысы в амбаре.
   
— Последнее слово тебе не понадобится. Я пришел спасти тебя, — до странности торжественным голосом сказал Джейме.
   
— Кто тебе сказал, что я нуждаюсь в спасении?
   
— Я уже и позабыл, какой ты вредный человечек. Теперь ты мне напомнил, и я, пожалуй, все-таки дам Серсее отрубить тебе голову.
   
— Ну уж нет. — Тирион заковылял к двери. — Что там наверху — день или ночь? Я потерял счет времени.
   
— Три часа пополуночи. Город спит. — Джейме вставил факел обратно в гнездо между дверьми двух темниц.
   
Свет в коридоре был такой тусклый, что Тирион чуть не споткнулся о тюремщика, распростертого на каменном полу. Он потыкал его ногой.
   
— Он мертв?
   
— Дрыхнет. Трое других тоже. Евнух приправил их вино «сладким сном», но не настолько, чтобы убить их. Так он по крайней мере уверяет. Он ждет тебя около лестницы, одетый септоном. Вы с ним спуститесь в клоаку, а оттуда выйдете к реке. В заливе ждет галея. У Вариса в Вольных Городах есть люди, которые позаботятся, чтобы ты ни в чем не нуждался… но старайся держаться в тени. Серсея наверняка пошлет за тобой погоню. Лучше тебе взять другое имя.
   
— Другое имя? Еще бы. Когда ко мне придут Жалостливые, я скажу: «Вы ошиблись, я не тот карлик, хотя у меня и шрам на лице». — Братья оба посмеялись над нелепостью слов Джейме, и старший, став на одно колено, поцеловал младшего в обе щеки, задев губами бугристую ткань рубца.
   
— Спасибо, брат, — сказал Тирион. — Спасибо за жизнь.
   
— За мной оставался один должок, — странным голосом сказал Джейме.
   
— Должок? — Тирион склонил голову набок. — Я не понимаю.
   
— Вот и хорошо. Некоторые двери лучше не открывать.
   
— Тут кроется какая-то мрачная тайна? Кто-то плохо говорил обо мне? Скажи — я не стану плакать.
   
— Тирион…
   
— Скажи, — повторил Тирион, уловив страх в голосе брата.
   
— Тиша, — отведя глаза, сказал Джейме.
   
— Что — Тиша? — с нехорошим чувством в животе спросил Тирион.
   
— Она не была шлюхой, и я не покупал ее для тебя. Это отец заставил меня солгать. Тиша, как и говорила, была крестьянской дочкой, которую мы случайно встретили на дороге.
   
Тирион слышал, как его собственное дыхание со свистом проходит сквозь дыру на месте носа. Джейме все так же не смотрел ему в глаза. Тиша. Он попытался вспомнить, какая она была. Девочка, совсем девочка, не старше Сансы.
   
— Она была моей женой, — прохрипел он.
   
— Отец сказал, что она вышла за тебя ради золота. Что она подлого рода, а ты Ланнистер. Стало быть, она ничем не отличается от шлюхи, сказал он, так что эта ложь вовсе и не ложь… а тебе нужен хороший урок. Он, мол, пойдет тебе на пользу, и ты еще скажешь мне спасибо.
   
— Спасибо?! Он отдал ее гвардейцам. Всей казарме. А мне велел смотреть. — И не только смотреть, а и взять ее напоследок… мою жену…
   
— Я не знал, что он это сделает. Поверь мне.
   
— Поверить? С чего я должен тебе верить в чем бы то ни было? Она была моей женой!
   
— Тирион…
   
Он ударил брата — открытой ладонью, но в этот удар он вложил весь свой страх, всю ярость и всю боль. Джейме, сидевший на корточках, опрокинулся на пол.
   
— Ну что ж… похоже, я это заслужил.
   
— И не только это, Джейме. Вы с моей сестрицей и нашим любящим отцом — я даже сказать не могу, чего вы заслуживаете, но вы получите это сполна, клянусь. Ланнистеры всегда платят свои долги. — Тирион заковылял прочь, чуть было снова не споткнувшись о тюремщика. Не пройдя и дюжины ярдов, он наткнулся на решетку, закрывающую проход. О боги! Он едва удержался, чтобы не зареветь.
   
— Ключи у меня, — сказал, подойдя сзади, Джейме.
   
— Ну так открывай. — Тирион отошел в сторону.
   
Джейме отомкнул решетку, прошел на ту сторону и оглянулся через плечо на брата.
   
— Ты идешь?
   
— Только не с тобой. Отдай мне ключи и уходи. Я сам найду Вариса. — Тирион наклонил голову набок и посмотрел на Джейме своими разными глазами. — Ты левой рукой драться можешь?
   
— Не так хорошо, как ты, — с горечью ответил Джейме.
   
— Это хорошо. Значит, мы будем на равных, если встретимся снова. Калека и карлик.
   
Джейме подал ему связку ключей.
   
— Я сказал тебе правду, ответь и ты тем же. Ты это сделал? Ты убил его?
   
Этот вопрос стал еще одним ножом, пронзившим ему нутро.
   
— Ты уверен, что хочешь это знать? Джоффри стал бы королем похуже Эйериса. Он украл у своего отца кинжал и дал его наемнику, чтобы тот перерезал горло Брандону Старку — известно это тебе?
   
— Я… догадывался.
   
— Что ж, яблочко от яблони недалеко падает. Джоффри и меня убил бы, как только пришел к власти. За то, что я мал ростом и безобразен — этого ведь не скроешь.
   
— Ты не ответил на мой вопрос.
   
— Бедный ты, глупый калека. Я что, должен все тебе разжевать и в рот положить? Будь по-твоему. Серсея — лживая шлюха, она спала с Ланселем, с Осмундом Кеттлблэком, а может, и с Лунатиком, почем мне знать. А я именно то чудовище, каким меня все считают. Да, это я убил твоего мерзкого сына. — Тирион заставил себя ухмыльнуться — жуткое, должно быть, зрелище при свете факела.
   
Джейме молча повернулся и пошел прочь.
   
Тирион посмотрел, как он шагает своими длинными ногами, и частью души ему захотелось окликнуть брата, сказать, что это неправда, попросить у него прощения. Но он вспомнил Тишу и промолчал. Когда шаги Джейме утихли, он отправился искать Вариса.
   
Евнух ждал в темноте у винтовой лестницы, одетый в побитую молью бурую рясу с капюшоном, скрывавшим его бледное лицо.
   
— Как вы долго. Я уж думал, что-то пошло не так, — сказал он, увидев Тириона.
   
— Ну что ты. Все в полном порядке, — ядовитым тоном заверил его Тирион и задрал голову, глядя на лестницу. — Я посылал за тобой во время суда.
   
— Я не мог прийти. Королева следила за мной денно и нощно. Я не посмел помочь вам.
   
— Теперь-то, однако, помогаешь.
   
— Вы заметили? — Смешок Вариса прозвучал странно среди холодного камня и гулкой тьмы. — Ваш брат может быть очень убедителен.
   
— Варис, тебя никто еще не называл скользким слизняком? Ты сделал все, чтобы меня уморить, и мне, пожалуй, следовало бы отплатить тебе тем же.
   
— Верная собака получает пинки, — вздохнул евнух, — и паука никто не любит, как бы искусно он ни ткал. Но если вы убьете меня сейчас, то рискуете никогда не найти дороги к дневному свету, милорд. — Его темные влажные глаза блестели при неверном свете факела. — Эти ходы полны ловушек для неосторожного.
   
— Неосторожного? — фыркнул Тирион. — Я самый осторожный человек на свете, и это в большой степени твоя заслуга. Скажи, кудесник: где моя невинная дева-жена?
   
— Я не нашел следов леди Сансы в Королевской Гавани, как это ни грустно. Не нашел и сира Донтоса Холларда, которому давно полагалось бы отыскаться где-нибудь мертвецки пьяному. Их видели вместе на дворцовой лестнице в ночь, когда она исчезла. После этого — ничего. Той ночью в замке все смешалось, и мои пташки безмолвствуют. — Варис потянул Тириона за рукав, увлекая его к лестнице. — Пойдемте, милорд. Спустимся вниз.
   
Вниз так вниз. Тирион последовал за евнухом, шаркая подошвами по грубому камню. Холод на лестнице пронизывал до костей, и его сразу бросило в дрожь.
   
— Что это за место? — спросил он.
   
— Мейегор Жестокий устроил в своем замке четыре яруса темниц. На верхнем содержатся в больших камерах обычные преступники. Там высоко в стенах пробиты узкие окна. На втором ярусе помещаются одиночные камеры для узников знатного рода. Окон там нет, но сквозь решетки на дверях проникает свет факелов. На третьем ярусе камеры меньше, и двери в них деревянные — это каменные мешки. Там были заключены вы, а до вас Эддард Старк. Но есть еще один ярус, самый нижний. Тот, кто сходит туда, никогда больше не увидит солнца, не услышит человеческого голоса и не испытает ничего, кроме мук. Нижние камеры Мейегор предназначил для пыток. — Они спустились до самого низа, и перед ними возникла неосвещенная дверь. — Дайте руку, милорд. Здесь лучше не зажигать огня, чтобы не видеть того, что находится вокруг.
   
Тирион помедлил. Варис уже предал его однажды — кто знает, что теперь у него на уме? И где удобнее убить человека, чем здесь, во мраке, в этом месте, о существовании которого никто не знает? Тела жертвы никогда не найдут.
   
С другой стороны, какой у него выбор? Снова подняться наверх и выйти из замка через главные ворота?
   
Джейме не побоялся бы, подумал Тирион, но тут же вспомнил, что сделал с ним Джейме. Он подал евнуху руку и пошел за ним, ничего не видя во тьме. Варис шел быстро, шепча время от времени: «Осторожно, впереди три ступеньки» или: «Здесь туннель идет под гору, милорд». «Я прибыл сюда десницей короля, — размышлял Тирион, — во главе собственных воинов, а ухожу во тьме, словно крыса, об руку с пауком».
   
Впереди забрезжил свет, слишком тусклый для дневного, но становившийся ярче по мере приближения. Вскоре Тирион разглядел арку, загороженную еще одной решеткой. Варис достал ключ, и они оказались в маленьком круглом помещении, где было еще пять дверей, запертых на железные засовы. Перекладины, вделанные в стену, вели к отверстию в потолке. Сбоку стояла жаровня в виде драконьей головы, и угли в пасти чудовища тлели оранжевым светом, отрадным после темноты подземного хода.
   
На полу Тирион увидел выложенного из черных и красных плиток трехглавого дракона и вспомнил, что об этом месте рассказывала ему Шая, когда Варис впервые привел ее к нему в спальню.
   
— Мы находимся под Башней Десницы.
   
— Да. — Варис отпер одну из дверей. Давно бездействующие петли недовольно заскрипели, и ржавчина осыпалась на пол. — Этим ходом мы выйдем к реке.
   
Тирион подошел к лестнице и взялся за нижнюю перекладину.
   
— А по ней я попаду в свою спальню.
   
— Теперь это опочивальня вашего лорда-отца.
   
Тирион взглянул наверх.
   
— Долго ли подниматься?
   
— Милорд, вы слишком слабы для таких упражнений, да и времени у нас нет. Надо идти.
   
— У меня есть дело наверху. Далеко ли?
   
— Двести тридцать ступенек, но что бы вы ни намере…
   
— Двести тридцать, а потом?
   
— Левый коридор, но послушайте…
   
— Сколько идти по коридору? — Тирион поставил ногу на перекладину.
   
— Не более шестидесяти футов. Держитесь рукой за стену — там есть двери. В спальню ведет третья. Это безумие, милорд, — вздохнул Варис. — Ваш брат подарил вам жизнь, а вы швыряетесь ею, а заодно и моей.
   
— Варис, единственное, что я ценю сейчас меньше своей жизни — это твоя. Жди меня здесь. — Он повернулся к евнуху спиной и полез наверх, считая про себя.
   
Лестница вела во тьму. Сначала он еще различал смутные очертания каждой перекладины и шершавый серый камень позади, но мрак постепенно сгущался. Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать. На тридцатой у него начали дрожать руки. Тирион перевел дыхание и посмотрел вниз. Далеко под ним виднелся круг слабого света, наполовину заслоненный его собственными ногами. Он полез дальше. Тридцать девять, сорок, сорок одна. На пятидесятой он почувствовал жжение в ногах, а лестнице не было конца. Шестьдесят восемь, шестьдесят девять, семьдесят. На восьмидесятой боль вступила в спину, но он продолжал подниматься, сам не зная зачем. Сто тринадцать, сто четырнадцать, сто пятнадцать.
   
На двухсот тридцатой вокруг стало черным-черно, но он почувствовал теплый воздух, идущий слева, как дыхание большого зверя. Тирион пошарил вокруг ногой и сошел с лестницы. Ход был еще теснее, чем шахта. Человеку обыкновенного роста пришлось бы ползти по нему на четвереньках, но Тирион шел как ни в чем не бывало. Вот наконец место, устроенное для карликов. Он шел медленно, считая шаги и ощупывая стену. Вскоре он услышал голоса, сперва глухие и неразборчивые, потом более ясные. Он прислушался. Двое отцовских гвардейцев шутили насчет шлюхи Беса — какая она, должно быть, сладкая и как ей охота поспать с настоящим мужчиной после маленькой штучки карлика.
   
— Да он у него, поди, еще и кривой, — сказал Лам. Потом они принялись обсуждать завтрашнюю казнь Тириона. — Он будет рыдать, как баба, и молить о пощаде, вот увидишь, — утверждал Лам. Лестер возражал, что карлик, будучи Ланнистером, встретит смерть храбро, как лев, и готов был поставить на это свои новые сапоги. — На кой они мне, — сказал Лам, — все равно не налезут. Если я выиграю, будешь неделю чистить мою кольчугу.
   
С расстояния нескольких футов Тирион слышал каждое их слово, но как только он двинулся дальше, голоса утихли. Неудивительно, что Варис не хотел пускать меня на эту лестницу, подумал он, улыбаясь в темноте. Вот где пташки гнездятся!
   
Он долго шарил по третьей двери, пока не нащупал маленький железный крючок. Откинув его, он услышал слабый шорох, показавшийся ему оглушительным, и увидел слева от себя прямоугольник оранжевого света.
   
Очаг! Он чуть не рассмеялся вслух. Очаг был полон горячей золы, и в нем тлело черное полено с оранжевой сердцевиной. Тирион быстро, мелкими шажками пробрался мимо, боясь, как бы не загорелись сапоги. Зола тихо похрустывала под ногами. Он выбрался в комнату, которая раньше была его спальней, и постоял, впитывая в себя тишину. Слышал отец что-нибудь или нет? И что он сделает, если слышал? Схватится за меч или поднимет тревогу?
   
— Милорд? — позвал женский голос.
   
Это могло бы ранить его прежде, когда он еще чувствовал боль. Первый шаг был самым трудным. Дойдя до кровати, Тирион раздвинул занавески, и она повернулась к нему с сонной улыбкой на лице. При виде его улыбка померкла, и она натянула одеяло до подбородка, как будто это могло ее защитить.
   
— Ты ждала кого-то повыше, милая?
   
Ее глаза наполнились слезами.
   
— Я не хотела говорить эти вещи, меня королева заставила. А твой отец на меня страх нагоняет. — Она села, и одеяло соскользнуло с нее. Под ним она была голая, если не считать цепи на шее. Цепь состояла из золотых рук, каждая из которых сжимал запястье другой.
   
— Миледи Шая, — тихо произнес Тирион. — Все время, пока я сидел в каменном мешке и ждал смерти, я вспоминал, как ты красива — и в шелках, и в холстине, и вовсе без ничего.
   
— Милорд скоро вернется. Уходи лучше. А может… ты пришел за мной?
   
— Тебе это нравилось хоть немного? — Он погладил ее по щеке, вспоминая все те минуты, когда он обнимал ее за талию, и тискал ее маленькие твердые груди, и гладил короткие темные волосы, и трогал ее губы, щеки и уши, и пробовал пальцем, готова ли она, исторгая у нее стон. — Нравилось, как я тебя ласкал?
   
— Больше всего на свете, мой гигант Ланнистер.
   
Хуже, милая, ты ничего не могла сказать.
   
Тирион закрутил отцовскую цепь вокруг ее шеи.
   
— Золотые руки всегда холодны, а женские горячи. — Холодные руки сжались еще туже, а горячие били его по лицу, стряхивая слезы с глаз.
   
После он нашел на столике у кровати кинжал лорда Тайвина и сунул его за пояс. На стенах висели палица с львиной головой, топор и арбалет. Топор был слишком велик, чтобы орудовать им в замке, а палица висела слишком высоко, зато прямо под арбалетом стоял большой окованный железом сундук. Тирион, взобравшись на него, снял со стены самострел и кожаный колчан, отвел вниз тетиву, помогая себе ногой, и вставил на место стрелу.
   
Джейме рассказывал ему о многочисленных недостатках арбалетов. Если сюда вдруг явятся Лам и Лестер, он не успеет перезарядить, но кого-нибудь одного на тот свет с собой прихватит. Лама, если у него будет выбор. Придется тебе самому чистить свою кольчугу, Лам. Ты проиграл.
   
Подойдя к двери, он прислушался и медленно приоткрыл ее. В каменной нише горела лампа, озаряя слабым желтым светом пустой коридор. Тирион тихо вышел, держа арбалет у ноги.
   
Отца он нашел там, где и думал — тот сидел в башенке, где помещалось отхожее место, задрав халат на колени. Услышав шаги, лорд Тайвин поднял глаза.
   
— Милорд, — с насмешливым полупоклоном сказал Тирион.
   
— Тирион. — Если он испугался, то виду не показал. — Кто освободил тебя из темницы?
   
— Я бы сказал, да не могу: дал клятву.
   
— Евнух, — решил отец. — Это будет стоить ему головы. Арбалет мой? Положи его.
   
— Вы накажете меня, отец, если я не послушаюсь?
   
— Ты поступил глупо, совершив этот побег. Тебя не казнят, если ты этого боишься. Я по-прежнему намерен послать тебя на Стену, но не могу это сделать без согласия лорда Тирелла. Положи арбалет, мы вернемся ко мне и поговорим.
   
— Поговорить можно и здесь. Мне, пожалуй, не хочется отправляться на Стену, отец. Там зверски холодно, а холода мне и от вас хватает. Скажите мне кое-что, и я пойду. Один-единственный вопрос — уж на него-то вы обязаны ответить.
   
— Я ничем тебе не обязан.
   
— За всю жизнь вы дали мне меньше, чем ничего, но на этот вопрос вы ответите. Что вы сделали с Тишей?
   
— С Тишей?
   
Он даже имени ее не помнит.
   
— С девушкой, на которой я женился.
   
— А, это та твоя первая шлюха.
   
Тирион прицелился отцу в грудь.
   
— Если вы еще раз скажете это слово, я вас убью.
   
— У тебя духу не хватит.
   
— Не попробовать ли нам? Одно короткое словцо, которое вы произносите с такой легкостью. — Тирион нетерпеливо повел арбалетом. — Итак, что вы сделали с Тишей, преподав мне мой маленький урок?
   
— Не помню.
   
— Напрягите память. Вы велели убить ее?
   
— Не было нужды, — поджал губы отец. — Она уже поняла, где ее место… и ей, насколько я помню, хорошо заплатили за труды. Кажется, я приказал стюарду отправить ее прочь.
   
— Отправить куда?
   
— Куда все шлюхи отправляются.
   
Палец Тириона дернулся, и арбалет выстрелил в тот самый миг, как лорд Тайвин попытался встать. Стрела попала ему чуть выше паха, и он со стоном хлопнулся назад. Древко вошло глубоко, по самое оперение. Кровь, проступившая вокруг него, капала на лобок и голые ляжки.
   
— Ты убил меня, — недоверчиво произнес отец с остекленевшими от потрясения глазами.
   
— Вы всегда быстро схватываете самую суть, милорд, — недаром же вы десница короля.
   
— Ты… ты… не мой сын.
   
— А вот здесь вы заблуждаетесь, отец. Я — вылитый вы, только помельче. Окажите мне любезность, умрите поскорее. Мне надо успеть на корабль.
   
Раз в жизни отец выполнил просьбу Тириона. Доказательством послужил сильный смрад, когда его кишечник опорожнился в миг смерти. Ну что ж, место как раз подходящее. Однако эта вонь доказывала, что часто повторяемая шутка относительно отца — еще одна ложь.
   
Лорд Тайвин Ланнистер испражнялся не золотом.
  
  
   
    
Сэмвел
   
   
Сэм сразу понял, что король сердит.
   
Когда черные братья, войдя поочередно, опустились перед ним на колени, Станнис отодвинул свой завтрак, состоящий из сухарей, солонины и вареных яиц, и холодно воззрился на них. Красную женщину Мелисандру, стоящую рядом, эта сцена явно забавляла.
   
«Мне здесь не место, — беспокойно думал Сэм под ее красным взглядом. — Я просто помог мейстеру Эйемону подняться по лестнице. Не смотри на меня. Я всего лишь стюард мейстера». Все остальные были претендентами на пост Старого Медведя — кроме Боуэна Мурша, который вышел из борьбы, но остался кастеляном и лордом-стюардом. Сэм не понимал, почему Мелисандра так интересуется его персоной.
   
Станнис, продержав черных братьев на коленях необычайно долго, сказал наконец:
   
— Встаньте. — Сэм помог подняться мейстеру Эйемону.
   
Лорд Янос Слинт прочистил горло, нарушив напряженную тишину.
   
— Ваше величество оказали нам великое удовольствие, пригласив сюда. Увидев ваши знамена со Стены, я понял, что королевство спасено. «Вот человек, который всегда помнит о своем долге, — сказал я доброму сиру Аллисеру. — Сильный человек и настоящий король». Позвольте поздравить вас с блестящей победой над дикарями. Певцы сложат об этом…
   
— Пусть певцы сочиняют, что хотят, — отрезал Станнис. — Избавь меня от своей лести, Янос, она тебе не поможет. — Он встал, хмуро глядя на всех сразу. — Леди Мелисандра говорит, что вы до сих пор не выбрали лорда-командующего. Я этим недоволен. Сколько еще вы намерены чудить?
   
— Никто пока не набрал двух третей голосов, ваше величество, — примирительно произнес Боуэн Мурш. — Выборы продолжаются только десять дней.
   
— На девять дней дольше, чем нужно. Мне нужно что-то сделать с пленными, навести порядок в стране и выиграть войну. Нужно принять решения, касающиеся Стены и Ночного Дозора, в которых должно принадлежать слово и вашему лорду-командующему.
   
— Разумеется, должно, — сказал Янос Слинт. — Но позвольте заметить, что мы всего лишь солдаты, солдатам же, как ваше величество хорошо изволит знать, привычнее повиноваться. Мне думается, королевское указание пошло бы на благо стране и позволило бы нам сделать мудрый выбор.
   
Кое-кого эти слова сильно рассердили.
   
— Может, король и задницы нам должен подтирать? — осведомился Коттер Пайк. — Выборы лорда-командующего — дело братьев Дозора и больше ничье, — поддержал сир Деннис Маллистер. — Мудрый выбор — это не я, — уныло сказал Скорбный Эдд. — Ваше величество, — спокойно, как всегда, молвил мейстер Эйемон, — Ночной Дозор сам избирает себе главу с тех времен, как Брандон Строитель поставил Стену. Вместе с Джиором Мормонтом у нас в непрерывной последовательности сменилось девятьсот девяносто семь лордов-командующих, и каждого из них выбирали люди Дозора. Этой традиции несколько тысяч лет.
   
— Я вовсе не желаю нарушать ваши права и традиции, — скрипнул зубами Станнис. — Что до «королевского указания», Янос, то если ты подразумеваешь, что мне нужно приказать твоим братьям выбрать тебя, имей мужество сказать об этом прямо.
   
При таком повороте Слинт неуверенно заулыбался, и его прошиб пот, но Боуэн Мурш пришел ему на выручку:
   
— Кто же лучше будет командовать черными плащами, ваше величество, чем тот, кто командовал золотыми?
   
— Мне думается, что любой из вас — даже повар. — Король бросил на Слинта холодный взгляд. — Янос был не первым золотым плащом, бравшим мзду, согласен, но ни один из командиров, кажется, еще не набивал свой кошелек продажей мест и должностей. Я думаю, под конец не менее половины офицеров городской стражи выплачивали ему часть своего жалованья. Не так ли, Янос?
   
У Слинта побагровела шея.
   
— Ложь, все ложь! Вашему величеству известно, что сильные люди всегда наживают себе врагов, которые распускают у них за спиной лживые слухи. Никаких доказательств нет, ибо никто не заявил открыто…
   
— Двое человек, которые собирались заявить, погибли во время обхода. Не шутите со мной, милорд. — Станнис прищурил глаза. — Я видел доказательства, которые Джон Аррен представил малому совету. Будь королем я, ты бы лишился не только должности, но Роберт решил простить тебе твои грешки. «Все они воруют, — сказал, помнится, он. — Лучше известный вор, чем неизвестный. Следующий может оказаться еще хуже». Полагаю, что эту мысль вложил в уста моему брату лорд Петир. У Мизинца нюх на золото, и я уверен, что он устроил все так, чтобы казна наживалась на твоей продажности не меньше, чем ты сам.
   
Обвислые щеки лорда Слинта затряслись, но прежде чем он успел облечь свое негодование в слова, заговорил мейстер Эйемон:
   
— Ваше величество, закон гласит, что с человека снимаются все его прошлые грехи и преступления, когда он приносит присягу и становится братом Ночного Дозора.
   
— Мне это известно. Если лорд Янос — лучшее, что может предложить Ночной Дозор, я уж как-нибудь переварю его. Мне безразлично, кого вы выберете, но выбрать вы должны. Мы должны готовиться к войне.
   
— Ваше величество, — с учтивой настороженностью произнес сир Деннис, — если вы говорите об одичалых…
   
— Нет, не о них, сир, и вы это знаете.
   
— Но и вы должны знать, что мы, будучи благодарны вам за помощь в борьбе с Мансом-Разбойником, ничем не сможем помочь вам в вашей борьбе за трон. Ночной Дозор не принимает участия в междоусобных войнах. Вот уже восемь тысяч лет…
   
— Я знаю вашу историю, сир Деннис, — прервал король. — И даю слово, что не собираюсь просить вас обратить ваши мечи против кого-либо из грозящих мне мятежников и узурпаторов. Я ожидаю лишь, что вы будете защищать Стену, как делали всегда.
   
— Мы будем защищать Стену до последнего человека, — сказал Коттер Пайк.
   
— И это буду я, — с покорностью в голосе молвил Скорбный Эдд.
   
Станнис скрестил руки на груди.
   
— Мне от вас понадобится еще кое-что — то, что вы, возможно, согласитесь отдать не столь охотно. Мне нужны ваши замки. И Дар.
   
Эти откровенные слова поразили братьев, как сосуд дикого огня, опрокинутый на жаровню. Мурш, Маллистер и Пайк заговорили разом. Станнис, послушав их некоторое время, сказал:
   
— У меня втрое больше людей, чем у вас. Я могу силой взять нужные мне земли, но предпочитаю сделать это мирно, с вашего согласия.
   
— Дар был пожалован в собственность Ночному Дозору, ваше величество, — не уступал Боуэн Мурш.
   
— По закону это означает, что он может быть занят или отторгнут от вас. Но то, что даровано однажды, может быть даровано опять.
   
— На что вам Дар? — спросил Коттер Пайк.
   
— Я хочу использовать его с большей выгодой, чем вы. Что до замков, Восточный Дозор, Черный Замок и Сумеречная Башня останутся за вами. Но в других мне придется поставить свои гарнизоны, если мы хотим удержать Стену.
   
— У вас нет такого количества людей, — заметил Боуэн Мурш.
   
— И некоторые из покинутых замков совсем развалились, — добавил Отелл Ярвик, первый строитель.
   
— Их можно восстановить.
   
— Восстановить? — повторил Ярвик. — Но кто будет это делать?
   
— Это уж моя забота. От вас мне потребуются сведения о нынешнем состоянии каждого замка и о том, что нужно для их восстановления. Я намерен заселить их все в течение года и зажечь молитвенные костры перед их воротами.
   
— Молитвенные костры? — Боуэн Мурш покосился на Мелисандру. — Мы что же, должны теперь разводить молитвенные костры?
   
— Да. Должны. — Женщина ступила вперед, взметнув алыми шелками, спадающими на плечи медными волосами. — Одни мечи не смогут отогнать тьму. Только свету Владыки это под силу. Уясните себе, добрые сиры и отважные братья: война, которая нам предстоит, — это не какая-нибудь свара из-за земель и почестей. Это война за жизнь, и если мы проиграем ее, весь мир погибнет вместе с нами.
   
Старшины Дозора не знали, как к этому отнестись. Мурш и Ярвик с сомнением переглянулись, Янос Слинт весь кипел, а Трехпалый Хобб явно предпочел бы резать морковку у себя на кухне. Но мейстер Эйемон, к общему удивлению, произнес:
   
— Вы говорите о войне дня и ночи, миледи. Но где же обещанный принц?
   
— Он перед вами, хотя вы и не видите его. Станнис Баратеон — вот возрожденный Азор Ахаи, воин огня. Все пророчества указывают на него. Красная комета пролетела по небу, возвестив о его пришествии, и ему принадлежит Светозарный, красный меч героев.
   
Слова Мелисандры, по-видимому, сильно смутили короля. Он скрипнул зубами и сказал:
   
— Вы звали, и я пришел, милорды. Теперь нам придется жить вместе или вместе умереть. Советую вам привыкнуть к этой мысли. Это все, — с резким жестом заявил Станнис. — Останьтесь ненадолго, мейстер, и ты тоже, Тарли. Остальные могут идти.
   
Ошеломленный Сэм смотрел, как откланиваются и выходят его братья. Что понадобилось от него королю?
   
— Ты убил снежное порождение, — сказал король, когда они остались вчетвером.
   
— Сэм Смертоносный, — улыбнулась Мелисандра.
   
Сэм почувствовал, что краснеет.
   
— Нет, миледи… ваше величество… то есть да. Меня зовут Сэмвел Тарли.
   
— Твой отец — хороший солдат, — сказал Станнис. — Когда-то при Эшфорде он нанес поражение моему брату. Мейс Тирелл приписал эту победу себе, но лорд Рендилл одержал ее еще до того, как Тирелл явился на поле битвы. Он убил лорда Кафферена своим валирийским мечом и отослал его голову Эйерису. — Станнис потер подбородок. — Не думал, что у него может быть такой сын, как ты.
   
— Я… не тот сын, которого он хотел бы иметь, государь.
   
— Если бы ты не надел черное, то мог бы стать ценным заложником, — задумчиво произнес король.
   
— Но он надел черное, ваше величество, — вставил мейстер Эйемон.
   
— Я это знаю. Я знаю больше, чем вы думаете, Эйемон Таргариен.
   
— Просто Эйемон, ваше величество, — склонил голову старик. — Надевая на себя мейстерскую цепь, мы отказываемся от имени нашего дома.
   
Станнис коротко кивнул в ответ, давая понять, что и это ему известно.
   
— Мне сказали, что ты убил это существо обсидиановым кинжалом, — сказал он Сэму.
   
— Д-да, ваше величество. Кинжал мне подарил Джон Сноу.
   
— Драконово стекло, — с мелодичным смехом сказала красная женщина. — «Застывший огонь» на языке древней Валирии. Неудивительно, что оно обрекает на смерть холодные порождения Иного.
   
— У меня на Драконьем Камне, в старых выработках под горой, обсидиана полным-полно, — сказал король. — Он встречается там целыми слитками, глыбами и пластами. Большей частью он, сколько я помню, черный, но бывает и зеленым, и красным, и даже пурпурным. Я уже отправил сиру Ролланду, моему кастеляну, приказ начать его добычу. Боюсь, что долго мне Драконий Камень не удержать, но, быть может, Владыка Света даст нам достаточно «застывшего огня», чтобы вооружиться против этих созданий до того, как замок падет.
   
Сэм прочистил горло.
   
— В-ваше величество… когда я ударил таким кинжалом упыря, лезвие сломалось, не причинив мертвецу вреда.
   
— Их оживляют с помощью некромантии, — улыбнулась Мелисандра, — но они — всего лишь мертвая плоть, которую можно победить сталью и огнем. Те, кого вы зовете Иными, — нечто большее.
   
— Демоны, созданные из снега, льда и холода, — сказал Станнис. — Древние враги человека. Единственные, с которыми стоит считаться. Мне сказали, Тарли, что ты с твоей одичалой прошли под Стеной через некие волшебные ворота.
   
— Да. Ч-черные Врата. Под Твердыней Ночи.
   
— Твердыня Ночи — самый большой и старый из замков Стены. Его я намерен сделать своей ставкой на время этой войны. Ты покажешь мне эти ворота.
   
— Х-хорошо, но… — Если они все еще там и если они откроются перед человеком, не носящим черное.
   
— Я скажу когда, — отрезал Станнис.
   
— Ваше величество, — улыбнулся мейстер, — прежде чем мы уйдем, я просил бы вас оказать нам великую честь и дать взглянуть на тот чудесный клинок, о котором мы так много слышали.
   
— Вы хотите видеть Светозарный? Вы, незрячий?
   
— Сэм будет моими глазами.
   
— Ну что ж, его видели все и каждый — отчего бы и слепому не посмотреть? — хмуро молвил король. Он снял свой пояс с колышка у очага и обнажил висящий на нем меч. Сталь прошуршала о дерево и кожу, и по горнице разлилось сияние, мерцающее всеми красками огня: красным, оранжевым и золотым.
   
— Рассказывай, Сэмвел, — попросил мейстер, тронув его за руку.
   
— Он светится, — вполголоса сказал Сэм, — словно огненный. Пламени нет, но сталь переливается, как солнечный свет на воде, только еще красивее. Жаль, что вы этого не видите, мейстер.
   
— Теперь вижу, Сэм. Прекрасный меч, сияющий, как солнце. Сердечно благодарю ваше величество и вас, миледи, — поклонился старик.
   
Король убрал меч в ножны и в комнате сразу потемнело, несмотря на льющийся в окна солнечный свет.
   
— Теперь вы его видели и можете вернуться к вашим обязанностям. И запомните мои слова: ваши братья выберут лорда-командующего нынче же вечером, иначе я заставлю их пожалеть о том, что они этого не сделали.
   
Мейстер Эйемон в глубокой задумчивости спустился вместе с Сэмом по узкой винтовой лестнице, но когда они шли через двор, он сказал:
   
— Я не почувствовал жара. А ты, Сэм?
   
— От меча? — Сэм задумался. — Воздух вокруг него мерцал, как над горячей жаровней.
   
— Но жара ты не ощутил, верно? И ножны у этого меча из дерева и кожи, так? Я понял это по звуку, когда король обнажил клинок. Видел ли ты какие-то следы огня на этих ножнах, Сэм?
   
— Как будто нет.
   
Мейстер молча кивнул. Вернувшись к себе, он попросил Сэма развести огонь и усадить его в кресло перед очагом.
   
— Тяжело это — быть таким старым, — вздохнул он, опустившись на сиденье. — А когда ты слеп, это еще тяжелее. Мне недостает солнца и книг. Книг в первую очередь. — Мейстер махнул рукой. — До выборов ты мне больше не понадобишься, Сэм.
   
— Выборы… Нельзя ли что-нибудь сделать, мейстер? То, что король говорил о лорде Яносе…
   
— Я помню, Сэм, но я — присяжный мейстер, и мой долг советовать лорду-командующему, кем бы он ни был. Не пристало мне поддерживать одного претендента в ущерб другим.
   
— Но я-то не мейстер. Мог бы я сделать что-нибудь?
   
Эйемон с мягкой улыбкой обратил к Сэму свои белые глаза.
   
— Право, не знаю, Сэмвел. А ты как думаешь?
   
Да, мог бы, подумал Сэм. И должен. И сделать это нужно прямо сейчас, иначе у него не хватит мужества. «Я брат Ночного Дозора, — напомнил он себе, торопливо идя через двор. — И я это сделаю». Раньше он начинал заикаться, стоило лорду Мормонту только посмотреть на него, но то было раньше, до Кулака Первых Людей, Замка Крастера, до упырей, Холодных Рук и Иного на мертвом коне. Теперь он стал смелее. Он сказал Джону, что Лилли сделала его храбрее, и это правда. Должно быть правдой.
   
Коттер Пайк был самым страшным из двух, и Сэм пошел к нему первому, пока его запал еще не остыл. Пайк сидел в старом Щитовом Чертоге, играя в кости с тремя своими людьми и рыжим сержантом Станниса.
   
Сэм попросил разрешения поговорить с ним наедине, и все прочие по приказу Пайка вышли, забрав кости и монеты.
   
Коттера Пайка никто не назвал бы красавцем, но под его кожаным нагрудником и домоткаными бриджами угадывалось твердое, жилистое и сильное тело. Маленькие глазки сидели у самого сломанного носа, волосы спускались на лоб мысом, острым, как наконечник копья. Оспа оставила у него на лице рытвины, плохо скрываемые жидкой бородкой.
   
— Сэм Смертоносный? — сказал он вместо приветствия. — Ты уверен, что зарезал Иного, а не снежную бабу?
   
Хорошее начало, нечего сказать.
   
— Его убило драконово стекло, милорд, — слабым голосом ответил Сэм.
   
— Ясное дело. Ладно, Смертоносный, выкладывай. Тебя мейстер послал?
   
— Мейстер? — Сэм сглотнул. — Я… только что от него, милорд. — Это не совсем ложь, и Пайк, быть может, теперь будет слушать его более внимательно. Сэм набрал в грудь воздуха и принялся излагать свою просьбу.
   
Пайк прервал его, не успел он сказать и двадцати слов.
   
— Ты хочешь, чтобы я стал на колени и поцеловал край Маллистерова нарядного плаща, так, что ли? Мне следовало догадаться. Все вы, лордики, норовите держаться стадом, как овцы. Передай Эйемону, что он даром тратит твои слова и мое время. Если кому-то и отказываться, пусть это будет Маллистер. Слишком он стар для такой работы, так ему и скажи. Если мы его выберем, придется нам через год выбирать кого-то другого.
   
— Да, он стар, но зато опытен… — проговорил Сэм.
   
— Над картами сидеть у себя в башне, вот и весь его опыт. Может, он собирается упырям письма писать? Он рыцарь, это так, но он не боец, и мне наплевать, кого он там выбил из седла на турнире полсотни лет назад. Все победы за него одерживал Полурукий, это и слепому должно быть ясно. А мы, как никогда, нуждаемся в бойце как раз теперь, когда на нас насел этот треклятый король. Нынче ему понадобились развалины и пустые поля, а завтра чего захочется? Думаешь, у Маллистера хватит духу возражать Станнису Баратеону и этой красной суке? Я так не думаю.
   
— Так вы отказываетесь поддержать его? — уныло спросил Сэм.
   
— Ты кто, Смертоносный или Глухой Дик? Да, я отказываюсь. Пойми вот что, парень. — Пайк нацелил палец Сэму в лицо. — Меня эта работа не прельщает и никогда не прельщала. Я лучше дерусь на палубе, чем верхом на коне, а Черный Замок слишком далеко от моря. Но пусть мне раскаленный меч всадят в задницу, раньше чем я отдам Ночной Дозор этому общипанному орлу из Сумеречной Башни. Так и передай этому старикану, если он спросит. — Пайк встал. — А теперь ступай с глаз долой.
   
Сэм вложил в свой вопрос все оставшееся у него мужество.
   
— Но, м-может быть, вы согласились бы поддержать кого-то другого?
   
— Кого? Боуэна Мурша? Ему бы только ложки считать. Отелл хорошо делает то, что ему велят, но командовать не умеет. Слинт? Его людям он по нраву, и почти что стоило бы запихнуть его в королевскую глотку и поглядеть, как Станнис это скушает, но нет. В нем слишком много от Королевской Гавани. Жаба отрастила крылья и возомнила себя драконом. Кто еще остается? Хобб? Можно и его, только кто же вам суп варить будет? Ты, похоже, любишь поесть как следует, Смертоносный?
   
Больше Сэму нечего было сказать. Он пробормотал прощальные слова и удалился. С сиром Деннисом у меня лучше выйдет, говорил он себе, идя по замку. Сир Деннис рыцарь высокого рода, с правильной речью, и он очень учтиво обошелся с Сэмом, встретив его и Лилли на дороге. Сир Деннис выслушает его. Должен выслушать.
   
Командир Сумеречной Башни, рожденный под Гулкой башней Сигарда, был Маллистер до мозга костей. Воротник и рукава его черного бархатного дублета были оторочены соболем, складки плаща скреплял серебряный орел. Борода его побелела как снег, волос на голове почти не осталось, лицо покрылось морщинами — что правда, то правда. Но он сохранил живость движений и зубы во рту, и годы не повлияли ни на ясность его серо-голубых глаз, ни на учтивость манер.
   
— Милорд Тарли, — воскликнул он, когда стюард ввел Сэма в его покои в Копье, где помещались люди из Сумеречной Башни. — Рад видеть, что вы уже оправились после ваших испытаний. Могу я предложить вам чашу вина? Я помню, что ваша леди-мать — урожденная Флорент. Когда-нибудь я расскажу вам, как выбил из седла обоих ваших дедов на одном и том же турнире. Но сегодня у нас есть более неотложные дела. Вы, конечно, пришли от мейстера Эйемона. Он хочет предложить мне какой-то совет?
   
Сэм глотнул вина и ответил, тщательно подбирая слова:
   
— Присяжный мейстер не может оказывать прямого влияния на выбор лорда-командующего.
   
— Вот почему он не пришел ко мне сам, — улыбнулся старый рыцарь. — Я все понимаю, Сэмвел. Мы с Эйемоном оба старые люди и умудрены в подобных делах. Говорите, что хотели сказать.
   
Вино имело приятный вкус, и сир Деннис в отличие от Пайка слушал Сэма серьезно и сдержанно. Но выслушав все до конца, он покачал головой.
   
— Я согласен: день, когда королю придется самому назначить нам лорда-командующего, станет черным в нашей истории. Особенно этому королю. Долго он свою корону не удержит. Но отказаться должен Пайк. У меня больше голосов, и я лучше гожусь для этой должности.
   
— Верно, — согласился Сэм, — но и Пайк тоже неплох. Говорят, он хорошо проявил себя в битвах. — Сэм не хотел обижать сира Денниса, расхваливая его соперника, но как иначе убедить рыцаря отказаться?
   
— Многие из наших братьев проявили себя хорошими воинами, но этого недостаточно. Не все дела решаются боевым топором. Мейстер Эйемон это понимает, а вот Коттер Пайк — нет. Лорд-командующий Ночного Дозора — в первую очередь лорд. Он должен уметь говорить с другими лордами… и с королями тоже. Должен заслуживать уважения. — Сир Деннис подался вперед. — Мы оба с вами сыновья знатных лордов и знаем, как много значат происхождение, кровь и то раннее воспитание, которое ничем не заменишь. Я стал оруженосцем в двенадцать лет, рыцарем в восемнадцать, победителем турнира в двадцать два, и вот уже тридцать три года, как я командую гарнизоном Сумеречной Башни. Кровь и воспитание — вот что делает меня способным говорить с королями. А Пайк… вы сами слышали, как он спросил утром, не хочет ли его величество подтереть ему задницу. Не в моих привычках, Сэмвел, говорить дурно о ком-либо из братьев, но будем откровенны: Железные Люди — порода пиратов и воров, и Коттер Пайк, еще не выйдя из мальчишеских лет, насиловал и убивал. И пишет, и читает за него мейстер Хармун — уже много лет. Мне неприятно разочаровывать мейстера Эйемона, но Пайку я, право же, уступить не могу.
   
На этот раз Сэм приготовился заранее.
   
— А кому-нибудь другому? Более подходящему?
   
Сир Деннис поразмыслил.
   
— Я никогда не желал этой чести ради нее самой. На прошлых выборах я охотно уступил лорду Мормонту, а до него — лорду Кворгилу. Пока Ночной Дозор в хороших руках, я спокоен. Но ни Боуэн Мурш, ни Отелл Ярвик не годятся для этой задачи, а так называемый лорд Харренхолла — это отродье мясника, вылезший наверх благодаря Ланнистерам. Неудивительно, что это продажная душа.
   
— Есть еще один, — выпалил Сэм. — Лорд Мормонт доверял ему, и Донал Нойе, и Куорен Полурукий. Он не столь высокого рода, как вы, но происходит от древней крови. Он родился и вырос в замке; военному мастерству его учил рыцарь, а грамоте — мейстер из Цитадели. Отец его был лордом, а брат королем.
   
Сир Деннис погладил свою длинную белую бороду.
   
— Пожалуй, — после долгих раздумий сказал он. — Он очень молод, но… это возможно. Он годится, я это признаю, хотя я подошел бы лучше. Не сомневаюсь, что самым мудрым выбором был бы я.
   
Джон сказал, что ложь допустима, если она служит благому делу.
   
— Если мы не выберем лорда-командующего этим вечером, — сказал Сэм, — король Станнис назначит Коттера Пайка. Он сам так сказал мейстеру Эйемону утром, когда вы все ушли.
   
— Понятно. — Сир Деннис встал. — Я должен подумать. Благодарю вас, Сэмвел, и поблагодарите от меня мейстера Эйемона.
   
Сэм весь дрожал, выходя из Копья. Что он наделал? Что он сказал? Если его разоблачат, то… что с ним, собственно, тогда сделают? Пошлют его на Стену? Выпустят ему кишки? Превратят в упыря? Глупости. Ему ли бояться Коттера Пайка с Деннисом Маллистером после ворона, клевавшего мертвое лицо Малыша Паула?
   
Пайк обрадовался его возвращению.
   
— Опять ты? Давай поскорее, ты мне уже надоел.
   
— Всего два слова, — пообещал Сэм. — Вы сказали, что не откажетесь от борьбы ради сира Денниса, но могли бы отказаться ради кого-нибудь еще.
   
— Кого ты предложишь на этот раз, Смертоносный? Себя?
   
— Нет. Настоящего бойца. Донал Нойе оставил Стену на него, когда пришли одичалые, и он был оруженосцем Старого Медведя. Одно плохо: он бастард.
   
— Седьмое пекло, — засмеялся Пайк. — Вот было бы копье в задницу Маллистеру, а? Ради одного этого стоит попробовать. Но я лучше мальчишки. Я — как раз то, что надо, что всякому дураку ясно.
   
— Верно, всякому — даже мне. Но… я не должен вам этого говорить… но король Станнис хочет навязать нам сира Денниса, если мы сегодня не выберем кого-нибудь сами. Он сам так сказал мейстеру Эйемону, когда вы все ушли.
  
  
   
    
Джон
   
   
Железный Эммет, долговязый, сильный и выносливый молодой разведчик, был первым фехтовальщиком Восточного Дозора. После поединков с ним Джон всегда уходил избитый и просыпался весь в синяках, но именно это ему и требовалось. Если все время сражаться с такими, как Атлас, Конь или даже Гренн, ничему научиться нельзя.
   
Обычно Джон, как ему хотелось думать, неплохо отвечал Эммету, но только не сегодня. Ночью, проворочавшись около часа, он отказался от всякой попытки уснуть, поднялся на Стену и пробыл там до рассвета, размышляя над предложением Станниса Баратеона. Теперь недосыпание сказывалось, и Эммет беспощадно гонял его по двору, молотя при этом мечом, а время от времени еще и щитом добавляя. Обе руки у Джона совсем онемели, и учебный меч казался тяжелее с каждым мгновением.
   
Он уже собрался сдаться, когда Эммет сделал низкий финт и нанес поверх щита удар, угодивший Джону в висок. Джон зашатался, голова и шлем у него гудели, и перед глазами все плыло.