1 2 3 4 
Глава пятая. МЕХОВАЯ ОЛИМПИАДА И МЕХОВОЙ МУЗЫКАЛЬНЫЙ ФЕСТИВАЛЬ
    
    
Наконец-то воскресенье, утро.
    
Учительница-девочка Люся собиралась в свой интернат.
    
Она еще раз проверила сумку: не взяла ли она с собой какую-нибудь школьную тетрадку или, что еще хуже, дневник. Мало ли что. А вдруг там двойка есть. А интернатники случайно заметят. Нет, она не должна подрывать свой авторитет случайной неуспеваемостью. "Пусть они думают, что она круглая пятерочница.
    
— Мама, я пошла!
    
Мама оторвалась от… Если сказать: "От телевизора" — это будет одна мама. "От книг и тетрадей" — другая. Ведь сегодня воскресенье. И от чего человек отрывается, такой он и есть.
    
Мама оторвалась от… От чего же она оторвалась?
    
От коллекции марок? От микроскопа? А может, мама собирала настольную яхту?
    
Да нет. Она просто читала журнал. Она подняла голову и спросила:
    
— И надолго? И куда?
    
— На занятия в школу.
    
— Что за странная у тебя школа? — воскликнула мама. — В понедельник тебя туда не отправишь. А в воскресенье тебя как магнитом затягивает.
    
— Чем ты там занимаешься? — спросил отец, оторвавшись… от швейной машинки.
    
— Поведением и русским языком, — ответила Люся.
    
— Хорошо. Только приходи не поздно. В прошлый раз мы с мамой испереживались.
    
— Хорошо, папа.
    
— Или хотя бы звони! — И снова наклонил голову к столу. А потом он крикнул маме: — Все. Готова твоя машинка. Можешь шить сколько хочешь.
    
И машинка застрекотала на целый день: ж-ж-ж-ж-ж! тр-тр-тр!
    
По дороге от станции к поселку интернатники в этот раз не встречались. Встречались какие-то потрепанные взрослые. Какие-то неприкаянные типы. Наверно, друзья Темнотюра.
    
"Может, тут пивную палатку открыли? — подумала Люся. — Может, пивные ларьки стали выносить за черту города? Как вредное производство?"
    
Хорошо еще, что эти были в благодушном настроении. Нюхали цветы и улыбались.
    
И вот любимый поселок.
    
За воротами меховая мелкота неторопливо кипела. Самые активные даже прыгали на бетонный решетчатый забор навстречу Люсе и пробегали по нему несколько шагов.
    
Люся вошла в калитку, и на ней сразу повисли Сева Бобров, Иглосски, Бурундуковый Боря и Цоки-Цоки.
    
Устин Летящий в Облаках и Биби-Моки старательно улыбались в стороне, как Люся их учила. Они так сверкали зубами, будто к ним пришла врачебная зубосмотрительная комиссия. Все вместе пошли к интернату.
    
Дир встретил Люсю на пороге школы. Он вручил ей Главный Бумажный Получальнвк.
    
— Учительница Люся, зайдите ко мне после занятий. Я дам вам хендрики. В прошлый раз мы забыли в суматохе.
    
На его шляпе с украшениями были явные изменения. Там появились ягоды. То ли шляпная клумба постепенно давала урожай. То ли Меховой Механик украшал ее в соответствии с сезоном.
    
Так или иначе, Люся была рада ему, его шляпе и всем, всем, всем ученикам. Как ей хотелось, чтобы ее школьные друзья, ее бестолковый раздрызганный класс побывал здесь. Поучился бы у этих зверюшек дружелюбию и старательности.
    
"Обязательно приглашу сюда Киру Тарасову, — решила Люся. — Пусть свой "правдизм" преподает. Из ее правдизма такой сочинизм получится - лучше не надо".
    
— Хорошо, дир, я зайду. — Она обернулась к ученикам: — Прошу всех в класс.
    
Раздался рев начинальника.
    
Интернатники бросились в класс. И даже застряли в дверях.
    
Некоторое время они колыхались такой живой шторой, а потом провалились внутрь.
    
И ни стука не было, ни грохота. Если бы Люсин класс так вот вывалился из дверей, одних ботинок бы разлетелось штук двадцать. А шум был бы такой, как будто экскаватор буксует.
    
Ученики стояли на своих партах на передних лапах, стараясь повернуть голову в сторону Люси.
    
— Блюм! — сказала Люся.
    
Они блюмкнулись и засветились от радости. Люся осмотрела класс:
    
- А где Мохнурка Великолепный?
    
— Я здесь! — послышался голос сверху. Из Плюмбум-Чокиной дыры высунулась усатая мордочка.
    
— Почему ты там?
    
— Меня сюда Мехмех посадил. Он сказал, что от меня внизу слишком много шума.
    
Чем-то Мохнурка напоминал страдательного Киселева. Тот тоже вечно шумел во всех местах, и его всегда куда-то запихивали. В угол, в пустой класс, во двор подметать.
    
— К доске пойдет Цоки-Цоки, — сказала Люся. — Она еще ни разу не отвечала.
    
Цоки-Цоки вышла, глядя в пол, и тихо сказала:
    
— А у нас вчера комиссия была!
    
— Комиссия? — удивилась Люся.
    
— Да! Да! Да! Комиссия! — закричали интернатники. — Большая.
    
— Они на машине приехали. Две строгих тети и один добрый дядя.
    
— И что они делали? — спросила Люся.
    
— Можно я скажу? Можно я скажу? — закричал сверху Мохнурка. Он настолько высунулся, что висел уже только на задних лапах.
    
— Нет, нет! Пусть скажет Фьюалка.
    
Ласка поднялась из-за стола и, как всегда, коротко и толково ответила:
    
— Они все осмотрели. А потом ушли к Мехмеху. И там разговаривали с ним и с дядей Костей. Мы не знаем, о чем они разговаривали.
    
— А я знаю! — кричал Мохнурка. — Я под домик подкопался и все слышал.
    
— Подслушивать нельзя! — строго сказала Люся. — Это плохо и неудобно.
    
— Очень плохо, очень неудобно! — согласился Мохнурка. — Потому что там земля мокрая. Но все-таки можно,
    
— И о чем они говорили?
    
— Они спрашивали: кто открыл здесь звероферму? Этот интернат от цирка или от кино? Почему звери разговаривают? Может быть, это научная военная лаборатория? И все время говорили: "Дайте нам выписку из решения". И добавляли: "Надо устроить большую проверку".
    
— Это все очень интересно, — сказала Люся голосом любимого завуча Эмилий Игнатьевны. — И все же мы продолжим урок. Уважаемая Цоки-Цоки, напишите такое предложение: "Маленькие звери не хотят большой проверки".
    
Цоки-Цоки стала писать. Она прижимала уши, высовывала язык.
    
Всячески старалась. Вот что у нее вышло:
    
Маленькие звери НЕ ХОТЯТ (ХОТЯТ) БОЛЬШОЙ ПРОВЕРКИ.
    
Люся спросила:
    
— Почему слова "маленькие звери" написаны маленькими буквами?
    
— Они же маленькие.
    
— А почему "не хотят (хотят)"?
    
— Потому что все-таки немножко хотят. Интересно — что такое большая проверка?
    
— Хорошо. А теперь напиши такое предложение: "Котик, кот и котище построили домик, дом и домище".
    
Цоки нацарапала на доске слова "котик", "кот" и "КОТИЩе" разных размеров. Такие, как "домик", "дом" и "ДОМИЩе". По нарастающей.
    
— Так я и думала, — сказала Люся. — Дети… то есть звери… то есть дорогие интернатники, запомните одно грамматическое правило: "В русском языке все слова пишутся в одном размере".
    
Это правило она придумала на ходу.
    
Вошел дир и внес блюдо с кочерыжками. Интернатники помчались хватать их. Сверху ссыпался Мохнурка в черных очках и захрумкал капустой.
    
А Плюмбум-Чоки не вылезал.
    
— Почему Плюмбум-Чоки не берет кочерыжку? — спросила Люся. — Он что, заболел?
    
— Нет, — ответил дир. — Он ест только эвкалиптовые листья. И ничего другого.
    
— У нас в аптеках они бывают.
    
— Купите, пожалуйста, для нас, — попросил Меховой Механик. — Чтобы у нас был запас.
    
Бурундуковый Боря потянул Люсю за руку:
    
— Девочка Люся, девочка Люся, давайте устраивать игры на свежем кислороде.
    
— Давайте, — согласилась Люся. — Мы устроим большие спортивные соревнования.
    
Она вытолкала интернатников на участок:
    
— Внимание! Внимание! Прошу всех построиться. Сейчас у нас будет небольшая осенняя олимпиада. Мы узнаем, кто самый ловкий.
    
Люся приказала интернатникам строиться по росту. Это было очень сложно для них. Потому что они никак не понимали — кому стоять впереди, кому сзади.
    
— Ну и что, что ты выше! Зато я старше.
    
— А у меня в большой разлинованной Хвалюндии ни одной плохой получалки нет.
    
— При чем тут твои получалки? Главное — рост!
    
— А я вон какой большой стал. Смотри.
    
— Ты на кирпич залез. Это не считается.
    
Впервые Люся поняла, что они могут разговаривать и на каком-то другом языке. Потому что у них иногда проскакивали отдельные трескучие слова и даже целые скрипучие предложения. В азарте, раньше такого не было.
    
— Я тебя сейчас как тресну палкой! Вот ты и узнаешь, кто выше, — говорил Иглосски Боброву.
    
— Девочка Люся! Девочка Люся! — кричал Мохнурка. — А уши считаются?
    
Цоки-Цоки вон какая маленькая, а уши у нее до неба!
    
Наконец Люся выполнила эту сложную работу. Впереди стояли рослые интернатники и интернатницы: Биби-Моки, Устин Летящий в Облаках, Снежная Королева. В середине были Фьюалка, Кара-Кусек и Сева Бобров. В конце скакала всякая мелкота: Мохнурка, Цоки-Цоки, Иглосски и Бурундуковый Боря.
    
— Сначала мы будем прыгать в длину, — сказала Люся. — Вот здесь дорожка для разбега. А прыгать будем сюда. Это яма для прыжков. Только надо ее немного вскопать.
    
Интернатники смотрели на Люсю, как солдаты на генерала во время парада.
    
— Милый Устин, — попросила она. — Принесите лопату. Мы взрыхлим землю, чтобы малыши мягко шлепались.
    
— Зачем лопатка? — возразил Устин. — Мы сейчас лапами взрыхлим.
    
Интернатники бросились на яму, как на врага. И заработали лапами, так что песок во все стороны посыпался. Через минуту площадка для приземления была взрыхлена и просеяна, как хороший огород у мичуринцев-юннатов.
    
— Прекрасно! — сказала Люся. — Начинаем прыжки. Первым прыгает самый маленький — Мохнурка Великолепный.
    
— Но Мохнурки не было.
    
— Где Мохнурка? — спросила Люся.
    
— Он в яме, — ответил Иглосски. — Землю взрыхляет. Он еще не вылез.
    
И точно — из песка вынырнул на поверхность Мохнурка. И очумело посмотрел по сторонам.
    
— Он решил, что будут прыжки в глубину! — сказал Снежная Королева.
    
Все засмеялись. А Мохнурка вылез, сел на песок и вдруг заплакал.
    
Ты чего?
    
— Я очки потерял!
    
Интернатники бросились к яме и стали ее рассматривать. Очков не было.
    
— У тебя есть запасные? — спросила Люся.
    
— Нет! — рыдал Мохнурка. — Это совсем последние были.
    
Кара-Кусек отозвал в сторону Снежную Королеву. И они стали шептаться.
    
— Мы знаем, что делать, — сказал тушканчик. — Нужно принести нюхоскоп.
    
— Пусть Биби-Моки принесет! — добавил горностай. Биби-Моки, не торопясь, пошла за нюхоскопом. Все стояли, как почетный караул.
    
Вот Биби-Моки вернулась. Установила штатив. Сначала направила трубу на Мохнурку, понюхала его, а потом на яму. И стала по яме водить.
    
— Здесь, — сказала она. Мохнурка ринулся в то место, куда была направлена труба, и стал рыть землю. Секунда — и вылетели прекрасные черные очки.
    
Батюшки! Сейчас они плюхнутся на кирпичную дорожку! Разобьются!
    
Но тут неярко сверкнула молния, и Фьюалка приземлилась с другой стороны ямы с очками в лапе.
    
Биби-Моки не спеша понесла штатив в ночевальню. А Люся сказала строго:
    
— Продолжаем занятия. Первым будет прыгать Иглосски.
    
Ежик разбежался, и прыгнул. Он приземлился совсем рядом с доской.
    
Плюхнулся, накрывшись дребезжащими иголками. Люся вбила колышек в землю рядом с его рекордом.
    
Зверюшки переживали и радовались. И очень серьезно прыгали.
    
Прыгнул Бурундуковый Боря, Сева Бобров и другие юные спортсмены.
    
Немного они обошли ежика Иглосски. Но вот очередь дошла до Кара-Кусека. Он разбегаться не стал. Взял и сиганул с места через все рекорды и колышки прямо к забору, огораживающему участок.
    
— Девочка Люся, а можно еще раз прыгнуть?
    
— Давай, скачи! — сказала Люся.
    
Кара-Кусек как скакнет! Как перелетит через забор! И повис на соседской яблоне.
    
Долго снимали чемпиона с дерева.
    
Потом провели соревнования по бегу. Бегали на сто метров и обратно. Победил Устин Летящий в Облаках. По дороге он уронил свой пояс с пистолетом. Остановился, поднял его, вернулся, отдал Люсе и снова помчался. И все равно прибежал раньше всех.
    
Проводить соревнования при столь разносторонних способностях спортсменов было немыслимо трудно.
    
Еще бы! Кара-Кусек скачет, как кузнечик. Предлагает прыгать через яблоню или на крышу. Сева Бобров зовет в воду. Давайте, мол, плавать и нырять. Мохнурка желает нырять в песок и хочет бегать стометровку под землей.
    
Иглосски предлагает проводить соревнования по нюханию. Закопать какую-нибудь тухлянку около станции и отыскивать без нюхоскопа.
    
А Биби-Моки уговаривает всех меряться силой: брать ворота, поднимать и перетаскивать в разные стороны.
    
Она подняла ворота и утащила их на тридцать метров. И грохнулась вместе с ними. Обратно ворота несли всем классом. И на место устанавливали.
    
Тут пошел дождь. Мокрый и холодный. Олимпиада прекратилась. И радостные звери потащили Люсю в спальню.
    
Разве можно сказать про дождик "мокрый"? Можно. Особенно в сырой день. Все и без того мокрое. И каждая капелька, попав на человека, расползается по нему большой и холодной кляксой.
    
Они уселись на кроватях и болтали ногами.
    
— Давайте играть в жмурки! — предложила Люся.
    
— А как это? — спросил Сева Бобров.
    
— Надо тому, кто водит, завязать глаза. И он всех остальных будет ловить. Давай мы начнем с тебя.
    
— Давайте, девочка-учительница!
    
Завязывать глаза Севе было очень неудобно. Все повязки скатывались у него на затылок. Поэтому ему просто надели на голову Люсин школьный мешок для обуви. Все остальные интернатники рассыпались по комнате.
    
Люся повернула Севу вокруг оси:
    
     
      
Ходи, ходи по пятам,
      
Ходи здесь, ходи там.
      
Если налетишь на шкаф,
      
Значит, будешь ты не прав.
     
    
    
Люся подбежала к подоконнику и забралась на него с ногами.
    
Интернатники кинулись врассыпную, как воробьи от кошки.
    
Сева уверенно прошел мимо кроватей и тумбочек. Подошел к окну и взял Люсю за руку. Будто ни в каком мешке и не сидел.
    
— Как ты меня так быстро отыскал?
    
— Я тебя унюхал.
    
— Мы уже умеем чуять! — сказала белочка Цоки-Цоки. — Нам же надо не только глаза завязывать. Надо еще нос!
    
— Надо затыкалки принести! — закричал известный окурочник Кара-Кусек. — Там на помойке у забора их сколько хочешь. Ими бутылки затыкают.
    
— Не будем мы ничего на помойке собирать, — сказала Люся. — Давайте я буду водить. Я нюхать не умею.
    
Она сама засунулась в мешок. Покрутилась и начала поиски.
    
Люся двигалась по спальне, натыкалась на кровати. Вокруг была тишина. Будто интернатники растворились в воздухе. Они не топали ногами, не задевали вещи, не хихикали и не дышали.
    
Люся минут пять ходила от одной стены до другой. Но пространство просеивалось сквозь руки, а интернатников не было.
    
— Эй, — сказала завязанная Люся. — Есть кто? Тихо. Никто не ответил.
    
— Я так не играю! — сказала Люся. — Вы куда-то ушли.
    
Люся сняла повязку. Все меховые ученики были в комнате. Они просто расступались перед ней, как туман. Двигались ловко и бесшумно.
    
Мохнурка сидел под кроватью.
    
— Чего же вы не отвечаете, что вы здесь? — спросила Люся.
    
— Мы ответим, а ты как прыгнешь! — сказал Мохнурка. — И поймаешь нас.
    
Люся осмотрелась:
    
— А где Кара-Кусек?
    
— Вот он, — сказала Цоки-Цоки. — Видите, на окне сидит.
    
Под потолком, на карнизе, прижался к стене тушканчик.
    
— Мне трудно с вами играть, — сказала Люся.
    
Малышня снова повисла на ней:
    
— Давайте что-нибудь рисовать!
    
— Читать сказки!
    
— Давайте прыгать на потолок!
    
Люся задумалась.
    
— Давайте вот что сделаем. Давайте устроим танцы. У вас есть музыка?
    
— Ура! — завопили интернатники. — У нас есть музыка!
    
— А танцы, это что? Что это такое?
    
— Сейчас узнаете, — ответила Люся. — Сдвигайте кровати в одну сторону. Чтобы было место. И тащите сюда вашу музыку.
    
Меховые ребята быстро составили все кровати в угол. И тумбочки тоже.
    
Бурундуковый Боря подергал Люсю за юбку:
    
— Нашу музыку сюда тащить не надо. Она уже здесь.
    
— Где здесь?
    
— Здесь, здесь. Иглосски здесь, Цоки-Цоки здесь, Устин здесь. Они — наша музыка. Только Плюмбум-Чоки нет.
    
— Вот и тащите его сюда.
    
Мохнурка сразу повел в атаку нескольких интернатников: Фьюалку, Устина, Снежную Королеву и Севу Боброва. Они бесшумно скрылись. А через две минуты так же бесшумно появились. Только их все время разбрасывало в разные стороны или стягивало вместе. Потому что они несли Плюмбум-Чоки в сиреневых трусищах. А он, тоже бесшумно, бушевал и сопротивлялся.
    
— Плюмбум-Чоки, разве ты не хочешь к нам? — спросила Люся.
    
— Ккккк вамк кхочу! — проскрипел Чоки. — А они ксказали, кчто кбудут ккктанцы. Кккк ктанцам я кне кхочу.
    
Он, наверно, думал, что танцы — это какие-то иностранцы: американцы, испанцы… в общем, танцы — жители Тании.
    
— Танцы — это когда парами кружатся под музыку! — объяснила Люся Плюмбуму.
    
— Значит, у нас будет кружильный праздник! — захлопала в ладоши Цоки-Цоки. — Ура!
    
Она принесла из чулана барабан и села на стул. Другие оркестранты тоже принесли стулья и поставили перед собой стойки с нотами. А инструментов у них не было.
    
Все они были важные и напоминали оркестр из басни Крылова. Так и хотелось сказать:
    
     
      
Однажды белка, волк, ежонок
      
И Плюмбум, то есть медвежонок,
      
А также муравьед
      
Задумали сыграть квартет.
     
    
    
Биби-Моки топнула ногой несколько раз, задавая ритм, Цоки-Цоки застучала на барабане, а Устин взвыл, как будто он труба. И полилась непривычная, но очень трогающая музыка.
    
Иглосски выскочил вперед, стал приплясывать и греметь иголками.
    
При этом Плюмбум-Чоки как-то странно скрипел и тикал. Но очень музыкально. А Биби-Моки пела как саксофон.
    
Так весело получалось, что нельзя было устоять на месте. Люся и вся меховая братия задвигались, закачались.
    
Танец становился все веселее и быстрее. Все неожиданней.
    
Кара-Кусек от восторга стал прыгать с передних лап на задние. Мохнурка катался по комнате колесом. А Снежная Королева прыгал на стенку, прилипал там под потолком и отлетал обратно.
    
И все подвывали в такт музыке.
    
Дверь распахнулась. В комнату вплыла матушка Зюм-Зюм с белым платочком, как будто ансамбль "Березка" приехал. И все еще больше завеселились.
    
Сева Бобров выскочил на середину комнаты и запел:
    
     
      
Сева, Сева, Сева, Сева.
      
Сева, Сева — молодец!
     
    
    
Он победоносно на всех посмотрел, застеснялся и убежал. Тогда вышел вперед Бурундуковый Боря и тоже запел:
    
     
      
Боря, Боря, Боря, Боря!
      
Боря, Боря — молодец!
     
    
    
В оркестре наступила пауза, и Боря ретировался. Ежик Иглосски выступил из оркестра и, клацая иголками, прошелся перед интернатниками, напевая:
    
     
      
И Иглосски, и Иглосски!
      
И Иглосски — молодец!
     
    
    
Не выдержал и хулиганистый Кара-Кусек. Он стал прыгать вверх, переворачиваться в воздухе, прилипать ногами к потолку… При этом он выкрикивал:
    
     
      
А уж, а уж, а уж
      
Кара-Кусек лучше всех!
     
    
    
На этих не совсем воспитательных словах в ночевальню вошел Мехмех:
    
— Милостивые интернатники! Вы так развеселились, что скоро дом сломаете. Пора обедать!
    
Интернатники притормозили. Радостно загалдели и посыпались бесшумно по лестнице вниз. Туда, на первый этаж, где была кухня и столовая.
    
— Девочка Люся, зайдите ко мне в кабинет, — попросил директор.
    
В кабинете у него был какой-то здоровенный мужчина. Добродушный и на редкость спокойный.
    
— Здравствуйте, — сказала ему Люся.
    
— Здравствуйте, — слегка поклонился он.
    
Это наш снабженец и рабочий кухни, — сказал дир. — Дядя Костя Сергеенко. А это учительница Люся.
    
Дядя Костя протянул руку. Она была как совковая лопата. На ней мог запросто танцевать Иглосски.
    
— Я хочу рассчитаться, — продолжал дир. — Вот ваши хендрики, дядя Костя. За половину месяца.
    
Он протянул дяде Косте два прозрачных полиэтиленовых пакета. В пакетах были какие-то разноцветные корешки и самые яркие травки. А
    
снаружи на каждом пакете был нарисован сочный красный крест.
    
— Распишитесь, дядя Костя.
    
Дядя Костя взял карандаш двумя пальцами, как берут швейную иглу, и что-то вышил на разлинованном листе бумаги.
    
— А это ваши хендрики, девочка Люся.
    
Люсе тоже дали два пластмассовых пакета. И она тоже расписалась.
    
Дядя Костя вышел из кабинета. И было видно в окно, как он выкатывал с участка большую тележку на резиновом ходу.
    
— У него мать болеет, — сказал дир. — Ему очень нужны хендрики.
    
Дир помолчал, а потом сказал:
    
Девочка Люся, нам срочно требуются эвкалиптовые листья, чтобы кормить Плюмбум-Чоки.
    
— Да, я постараюсь их купить, — ответила Люся.
    
— И еще. Вы обещали с папой поговорить про комиссию. Они нас замучили. Все спрашивают: "Кто вас открыл?", "Где выписка из решения?", "Покажите места общего пользования", "По какой программе у вас идут занятия?". Мы им все рассказываем, а потом, когда они уезжают, мы им вслед включаем забыванты на всю мощь. Они отъедут на два километра и снова возвращаются. И спрашивают: "Кто вас открыл?", "Где выписка из решения?".
    
— Я не успела поговорить с папой, — сказала Люся. — Но теперь у вас есть телефон. Вы позвоните мне, а я все узнаю.
    
Еще Люся поговорила про свою любимую подругу Киру Тарасову. Что ее тоже можно привлечь к работе. Конечно, в тактичной форме. Она молодая, но очень обещающая обманистка. Ни одного слова не скажет, чтоб не приврать. Но никогда в этом не признается.
    
Дир отказался:
    
— Девочка Люся. У нас сейчас очень трудное положение. Мы не можем увеличивать связи с городом. Вы видели, что делается возле добродушей и забывантов?
    
— Уважаемый дир, я много раз слышала про добродушии и забыванты. Но я так и не знаю, что это такое.
    
— Это такие устройства для снятия раздраженности и злости. Они висят незаметно на деревьях вокруг поселка. Мы же не обычный интернат.
    
И злые люди могут принести нам вред. Добродуши снимают агрессию с выходящего. А чтобы о нас поменьше рассказывали, вслед уходящим включаются забыванты.
    
— И на меня включается добродуш? — спросила Люся.
    
— На вас не включается. Вы без добродушей добрая. Поэтому вас и пригласили с нами сотрудничать. И очень многие люди добрые и веселые, как вы. Но все-таки еще есть… всякие там… Темнотюры…
    
Он прошелся по комнате.
    
— Против них мы и ставим добродуши. Но вот что получается. К этим добродушам потянулись плохие люди. Они успокаиваются под добродушами.
    
От них уходит злоба на окружающий мир и ненависть. Им становится легче дышать, а нам-то не легче! Когда пойдете домой, девочка Люся, обратите внимание!
    
— Хорошо, — сказала Люся.
    
— Вот вам на всякий случай жахтрилевая обойма.
    
— В случае опасности достаньте одну косточку. И бросьте. Это сушеные жахты. На свету они мгновенно взрываются.
    
По дороге к станции Люся все время обращала внимание. Да, у некоторых деревьев кучками сидели на траве небритые личности. В основном мужчины.
    
Вид у них был не самый товарный. Иногда в городе таких людей милиционеры приводят на разгрузку вагонов или на подметание улиц.
    
Народ коротко и весело называет их пятнадцатисуточниками.
    
Они поглядывали вверх, на вершины деревьев. Так курортники на пляже улыбаются солнцу.
    
Люся подумала:
    
"Плохо, что у нас есть такие люди. Наверное, в стране у Мохнурки таких людей нет. Интересно, а где находится эта страна?"
    
В электричке она занималась.
    
Не успела Люся решить задачку по арифметике, как электричка протарахтела положенные до Москвы километры.
    
По дороге с вокзала Люся зашла в большую новую стеклянную аптеку на своей улице.
    
Аптека перед закрытием была пуста и загадочна. Казалось, когда уйдут последние посетители и закроются двери, здесь станут танцевать старинные красивые медицинские привидения.
    
— У вас есть эвкалиптовые листья? — спросила Люся у женщины-врача за прилавком.
    
— Есть, — ответила женщина. — Развесные и в пачках. Тут она заметила у Люси пакеты с красными крестами.
    
— Что это у тебя в руках? Неужели хендрики?
    
— Да, хендрики, — ответила Люся.
    
— И много тебе надо эвкалиптовых листьев?
    
— Много, — сказала девочка. — Чтобы целую неделю кормить эвкалиптового медведя.
    
— Хорошо, — сказала женщина. — Я тебе дам столько листьев, что ты сможешь кормить двух медведей в течение месяца. Только ты отдашь мне один хендрик.
    
— Я согласна, — сказала девочка-учительница.
    
— Тогда приходи послезавтра в это же время, — предложила женщина-аптекарь. — Я работаю во вторую смену. И пожалуйста, хендрик никому не отдавай. Хендрик — это очень редкое и дорогое лекарство.
   
   
    
     
Междуглавие шестое. РЮКЗАК ЭВКАЛИПТОВЫХ ЛИСТЬЕВ
    
    
Как это странно получается. Забот у Люси поприбавилось. А учиться она стала лучше. Не столько больше стала знать, как лучше соображать.
    
Она научилась брать учебник и смотреть на него без страха.
    
А когда она стала больше понимать, учиться ей стало больше нравиться. Кто бы мог подумать — Эмилия, завуч, оказывается, имеет потрясающую собаку, эрдельтерьера. И катается в парке на велосипеде. А собака бежит рядом и ни на кого не бросается.
    
А учитель Косолапов — не просто учитель, а кандидат исторических наук. Он с ректором в университете поссорился и перешел в школу к ребятам. Он говорит:
    
— Если мы не возьмемся серьезно за воспитание молодежи, у нас не только в университете, у нас в Госплане бестолковые люди окажутся. А люди, которые хорошо историю знают, не то что на работе, они в личной жизни не допустят ошибок. Столько у них отрицательных примеров перед глазами.
    
Во вторник Люся даже взяла Киселева на буксир. И Карину Мариношвили. Она стала с ними заниматься.
    
Во время учения Киселев все; ее смешил.
    
— Я, — говорит, — математику учить не буду! Я решил стать эскимосом. А точнее, эскимосским охотником. Там, на севере, другая жизнь идет. Чем ближе к северному полюсу, тем меньше математики нужно и всяких знаний. Я уже научился сырое мясо есть. 
    
Такой веселый муж попадется — наплачешься. А Карина сказала:
    
— Ты лучше грузчиком иди на холодильный комбинат. Там без всяких знаний ящики с тушенкой будешь таскать. И сырого мяса там тоже завались.
    
Люся заставляла эскимосского Киселева рисовать график роста поголовья оленей. Сначала их было х. Потом у всех олених, то есть х/2 стали рождаться иксики. По одному в день. Сколько оленей стало у неформального эскимосского пастуха Киселева-бельды к концу осеннего сезона?
    
И Киселев через оленей легко математику понимал. А Мариношвили через оленей ничего не схватывала.
    
Ей пришлось все через кофты объяснять и через пуговицы. На склад х ящиков с кофтами завезли. На каждой кофте х пуговиц. Сколько было всего кофт, если, когда их съела моль, 100 пуговиц осталось?
    
Через кофты и пуговицы задачи быстро до Карины доходили.
    
В это время папа с работы пришел.
    
Они с Киселевым стали в шахматы играть. И папа все приставал к Киселеву — какие проблемы сейчас волнуют молодежь десяти лет? А Киселев отвечал, что он не знает. Потому что он — молодежь одиннадцати лет. Люся у папы спросила:
    
— Папа, скажи, пожалуйста, если комиссии в одно место приезжают постоянно, это хорошо или плохо?
    
Папа оторвался от шахмат:
    
— Я не очень понял вопрос. Повтори, пожалуйста.
    
— Допустим, папа, за городом есть школа. Не совсем обычная, со звериным уклоном. В эту школу стали постоянно комиссии приезжать. Это хорошо или плохо? Что теперь будет?
    
— Трудно ответить сразу, — сказал папа. — Но опыт показывает, если комиссии стали приезжать, значит, что-то будет. Или эту школу начнут расширять и изучать, или быстро закроют.
    
— Почему так, папа?
    
— Потому что комиссии делают выводы. Выводы бывают или плохие, или хорошие. Если выводы хорошие, школу будут увеличивать, строить новые корпуса, усиливать звериный уклон. Если выводы будут плохие, школу тихонечко прикроют. И про звериный уклон забудут.
    
Папа у Люси сейчас умный. А в молодости такой же был, как Киселев.
    
Тоже в эскимосские охотники готовился. И его мама, конечно, с ним намучилась.
    
Люся про себя твердо решила, что она сделает все возможное, чтобы интернат не закрыли.
    
Она позвонила Кире Тарасовой и позвала ее в аптеку менять хендрики на эвкалиптовые листья. Кира согласилась.
    
Женщина-продавец в белом халате ждала Люсю. Она позвала девочек в комнату за прилавком.
    
— Вот вам, девочки, листья, — показала она. — Забирайте их вместе с рюкзаком.
    
— А вот ваш хендрик.
    
Женщина взяла хендрик и спрятала в сейф с лекарствами.
    
— Вы донесете рюкзак?
    
— Донесем, — ответила Люся. — Нас двое.
    
Девочки надели рюкзак на Люсю и пошли. Кира шла сзади и поддерживала его.
    
— Ой как пахнет! — говорила Кира. — Не то что нос, глаза щиплет. Ты что, этими листьями будешь спекулировать?
    
— Не буду я спекулировать. Я буду ими австралийского медведя кормить.
    
— Можно я вместе с тобой кормить буду?
    
— Можно, конечно. В воскресенье поедем. Одной мне этот рюкзак не донести.
    
Дома они запрятали рюкзак в чулан. И закрыли его резиновым матрасом. Чтобы запах не щипал мамин и папин нос. В первый раз пес по имени Шах не спал на своей подстилке в чулане.
   
   
    
     
Глава шестая. КИРА ТАРАСОВА УЧИТЕЛЬНИЦА
    
    
В воскресенье рано утром из Москвы на электричке выехали две девочки с одним большим рюкзаком.
    
На вид это были девочки как девочки. А на самом деле это были две специалистки, две преподавательницы высокого класса. Одна — русского языка и поведения, другая — опытная неврунистка со стажем, с уклоном в сочинизм.
    
Преподавательницы не бегали, не скакали, не носились по всем вагонам, а важно обменивались мнениями и делились опытом преподавательской работы. (Люся твердо решила начать знакомить свой четвертый класс с меховыми интернатниками.) И на следующее воскресенье был назначен выезд всей передовой молодежи: Киселева, Спальникова, Трофимова, Кати Лушиной, Карины Мариношвили и др. — в сельскую местность для знакомства с подшефной школой. А школа эта была сельская с научно-фантастическим уклоном.
    
На станции Интурист девочки с трудом выволокли выцветший рюкзак и, сгибаясь под его тяжестью, пошли по шуршащей платформе.
    
Из других вагонов вышло несколько одиноких пошатывающихся мужчин.
    
И все они пошли в одну сторону. К дачному поселку.
    
— Эй, девочки, — сказал один такой дядька. — Давайте я вам помогу!
    
Он поднял рюкзак и понес его. По дороге он говорил:
    
— Этот поселок не зря назван иностранным словом — Интурист. Здесь такой воздух целебный. Его скоро в пакетах будут иностранцам продавать. Я как сюда приеду, у меня сразу голова не болит и вся злость проходит. И все обиды. Меня друг-охотник приучил сюда ездить.
    
Он тоже сюда приедет. И многие другие здесь дышат.
    
Дядька быстро устал и отдал рюкзак девочкам:
    
— Вы, наверное, цемент на дачу возите. Себя пожалейте.
    
Ворота были заперты. Калитку им открыл дядя Костя Сергеенко. Он взял у девочек рюкзак:
    
— Вас ждут уже давно. Вы идите, я рюкзак потом принесу.
    
— Это кто? — спросила Кира Тарасова. — Меховой укротитель?
    
— Это снабженец, дядя Костя.
    
— А собака около него настоящая или интернатная?
    
— Собака как собака. Шариком зовут. Она поселок охраняет. Идем быстрее.
    
Меховые ученики сидели в классе. Меховой Механик на своем скрипучем языке преподавал им математику.
    
Когда девочки вошли, зверята радостно взвыли и встали на партах ногами вверх. Как только вся эта масса взмыла ногами под потолок, Кира Тарасова ринулась вниз, под учительский стол.
    
— Блюм! — сказал Мехмех.
    
Зверята сели за парты и заулыбались. Кира Тарасова вылезла из-под учительского стола и робко стала у печки. А в печке сидел Великолепный Мохнурка. Он решил потрогать Киру и черной лапкой дотянулся до нее.
    
Кира как стояла, так ракетой взлетела под, потолок и села на край печки.
    
Если бы сейчас сверху выглянул Плюмбум-Чоки, то Кира просто бы упала с печки на пол замертво. Но Плюмбум пожалел ее и не стал высовываться.
    
— Объявляется перемена на пять минут, — сказал директор. — После нее будет первое занятие по правдизму. Правильно я говорю?
    
— Правильно, — сказала Люся. — Это новая учительница — Кира Тарасова. Она будет преподавать новый предмет — сочинизм.
    
— Прошу учеников покинуть класс, — сказал Мехмех. И все зверята с сожалением потянулись к выходу.
    
И вот они уже заплескались, забегали на площадке перед классными окнами и всячески завыхвалялись, поглядывая на Люсю и Киру.
    
— Вы знаете, что мы платим хендриками? — спросил Мехмех у Киры.
    
— Да, мне уже сообщили об этом, — ответила девочка.
    
— Четыре хендрика в месяц — это много или мало?
    
— Это в самый раз, — ответила Кира. Хотя она, как и Люся, не имела ни малейшего представления о ценности хендриков. Очень дипломатичными оказались наши девочки. Хоть сейчас с места в карьер отправляй их за рубеж вести дипломатические переговоры.
    
— Тогда я оставляю вас, — сказал дир. — У меня время ограничено. Я буду готовить эвакуацию.
    
— Что такое эвакуация? — спросила Кира Тарасова, когда он ушел.
    
— Не знаю я. Наверное, срочный переезд.
    
Загудел начинальник, и меховая мелкота ринулась в класс. Звери быстро расселись за партами, и Люся стала читать по Получальнику:
    
- Биби-Моки… Бурундуковый Боря… Кара-Кусек… Снежная Королева…
    
Каждый вставал и кланялся Кире Тарасовой. Мохнурка Великолепный не мог встать. Он просто вывалился из печки, подняв кучу пыли. Подбежал к Кире с вытянутой лапой и сказал:
    
— Дай пять.
    
Люся не выдержала такой дерзости и легко стукнула его Получальником по голове. Поднялась такая сажа, будто взорвался жахт. С трудом интарнатники нашли в пыли Мохнурку и снова засунули его в печь.
    
И Кира приступила к уроку:
    
— Дорогие ученики! Нужно всегда говорить правду. Впервые правду стали говорить в Древней Греции…
    
Кира еще в первом классе школы поняла, что впервые все начали делать в Древней Греции: добывать медную руду, создавать глиняную посуду, приручать скот, сочинять мифы Древней Греции.
    
— Если маленький гречик приходил домой и мама спрашивала, где он был, он всегда говорил только правду: "Я, мама, был у реки и ловил раков". Хотя ему ничего не стоило соврать: "Мама, я был у Васи Петрова и смотрел телевизор".
    
Люся Брюкина, вытаращив глаза, слушала эту невероятную лекцию о правдивости и о телевизоре в Древней Греции и не знала, что ей делать: стоять или падать. А Кира продолжала:
    
— Потом, в средние века, правда перекочевала к славянам. Когда маленький славянчик приходил домой и мама спрашивала, где он был, он говорил только правду: "Я лазил в колодец, потому что у меня туда рукавицы упали". Хотя он запросто мог присочинить: "Мы вместе с Анжелкой Левенсон были на кружке "Умелые руки" и вышивали крестиком. Еще у нас есть газета "Пионерская правда". Но, по правде говоря, мы ее не читаем, потому что она очень серьезная и воспитательная".
    
Но тут Кира и Люся заметили, что к дому подъехала машина "Волга" и из нее вышли две гражданки с портфелями и один гражданин.
    
— Комиссия, комиссия! — заволновалась меховая малышня.
    
Ой, — сказала Люся Кире, — сейчас нас закрывать будут.
    
— Я им закрою! — ответила Кира. — Ишь раззакрывались!
    
Две гражданки с портфелями и гражданин вошли в класс. Одна гражданка была высокая, почти длинная. Казалось, что это была тетя на тете под одним пальто. А вторая была низенькая, с круглыми, как по циркулю, щеками. И другие части тела у нее тоже были как по циркулю. А гражданин был их тихий начальник.
    
Ученики встали на задние лапы. Комиссия слегка шарахнулась к двери.
    
— Блюм! — сказала Люся. И они опустились на парты тихо, как в театре теней.
    
— Кто-нибудь из старших есть? — спросила высокая комиссия.
    
— Никак нет! — четко, по-военному ответила Кира.
    
— А где они?
    
— В министерстве! — отчеканила Кира.
    
— Как в министерстве? В каком министерстве? — заволновалась комиссия. — Это мы приехали из министерства. Из министерства обучения детей.
    
— А они поехали в министерство воспитания и обороны.
    
— Кто поехал?
    
— Наш генерал-барсук.
    
— Бред какой-то! — сказала сдвоенная в длину гражданка. - Генерал-барсук… министерство воспитания…
    
А сдвоенная в толщину добавила:
    
— Совершенно сумасшедшее учебное заведение.
    
— Не совершенно сумасшедшее, а совершенно секретное! - отпарировала Кира.
    
— Это почему так? — тихо спросил их начальник.
    
— Как, вы не знаете? — наступала Кира.
    
— Не знаем.
    
— Девочка Кира! — дернула Киру за платье Цоки-Цоки. — И мы не знаем.
    
Тогда Кира сказала торжественно-секретным шепотом:
    
— Это особая Звериная Разведывательная Школа — ЗРШ. И не просто ЗРШ, а ЗРШ при ГГШ.
    
— Что значит при ГГШ? — таким же секретным, но менее торжественным шепотом спросила комиссия.
    
— При Главном Генеральском Штабе.
    
Члены комиссии стали хвататься за стенку, потом сели в разных местах класса. И потребовали объяснений.
    
— Как, вы не знаете? — снова спросила Кира. — Например, в Симферополе есть особая дельфинья школа. Дельфинов учат находить подводные лодки, спасать раненых в море, играть в баскетбол, петь, топить диверсантов. Знаете? Комиссия сказала, что знает. Но как-то неуверенно.
    
— Во время войны были школы для собак. Они находили мины, передавали почту, охраняли склады. Знаете?
    
— Знаем, — шепотом ответил дяденька.
    
— Вот и у нас такая же школа.
    
Теперь за головы схватились потрясенные интернатники.
    
— Но ведь сейчас нет войны! — неуверенно сказала круглощекая женщина из комиссии.
    
— А мы и не учим их воевать. Мы учим их разгадывать военные тайны.
    
Сегодня мы проходим "Проникновение в генеральский штаб противника через печные дверцы".
    
Тотчас же из печки высунулся Мохнурка Великолепный с горелой деревяшкой наперевес и начал строчить по комиссии:
    
— Тра-та-та-та-та! Комиссия отступила.
    
Сверху из дыры в потолке наполовину высунулся руконогий Плюмбум и заскрипел:
    
— Отдавайте секретные сведения!
    
— У нас их нет! — в ужасе закричала круглощекая тетя. — Мы не взяли!
    
Кира торжественно подошла к доске и более подробно стала рассказывать о задачах и целях ЗРШ:
    
— Впервые зверей в военных целях стали применять в Древней Греции.
    
В стан противника при помощи катапульты забрасывали ящики и целые мешки дрессированных мышей. Мыши кусали врагов, залезали к ним под латы и обращали противника в бегство. В Индии были боевые слоны…
    
Зверей и птиц использовали для военной хитрости славяне. Княгиня Ольга с помощью дрессированных голубей сожгла город древлян.
    
Комиссия слушала с глубоким вниманием. Только один член комиссии - гражданин в очках — слушал с пятого на десятое. Потому что в нем самом зрел вопрос:
    
— А почему с разведывательными зверями работают дети?
    
Тут вмешалась Люся:
    
— Потому что они детей лучше всего понимают. А взрослым они не верят.
    
Кира не дала ей долго говорить. Снова перехватила инициативу:
    
— А есть у вас секретные документы: пропуска, удостоверения? Есть у вас пропуск в нашу зону? Имеете вы право задавать вопросы нам, сверхсекретным специалистам? Вон видите, наш специальный сотрудник дядя Костя на своей тележке привез рюкзак учебных гранат. Мы сейчас будем учиться их бросать во все стороны.
    
— Не во все стороны, — поправила Люся, — а в учебного противника.
    
— Может, нам вызвать летучий отряд проверяющих медведей? - спросила Кира как бы между прочим.
    
— Нет, нет, не надо, — сказала циркульная тетя. — Не надо вызывать летучий отряд проверяющих медведей. Мы все поняли. Это не наше ведомство. Мы уходим.
    
Комиссия быстрыми шагами ушла и запихнулась в машину, которая пулей вылетела с секретной территории… Сразу в класс с шумом ворвался генерал-барсук:
    
— Спасибо, дорогие учительницы! Я все слышал! — Он стал трясти руки Люсе и Кире. — Теперь они долго не приедут. Я им вслед не стал даже забыванты включать. Вот это обманизм! Высший класс!
    
Звери от восторга встали на партах на передние лапы. А Мохнурка Великолепный выскочил из печки и, растопырив лапы, побежал к Кире обниматься. Еле-еле Фьюалка успела перехватить его и снова направить в печку.
    
— Я себе генеральскую форму сошью! — закричал Мехмех в восторге. - Брюки красные, пиджак с погонами и фуражку.
    
Но Кира вдруг обиделась:
    
— Я всё правду говорила. Есть такие школы.
    
— Конечно, есть! — согласился Меховой Механик. — И пушки есть, и самолеты, и бомбы. Этого добра у людей хватает.
    
— А у вас ничего такого нет? — спросила Кира. — И военных нет?
    
Бурундуковый Боря потянулся к Кире с вопросом:
    
— Девочка Кира, а что такое военный?
    
— Это такой… дядя в брюках… с погонами… со звездочками… с фуражкой…
    
— А военный дельфин тоже со звездочками?
    
— Нет, он без звездочек…
    
— Значит, он не военный?
    
— Нет, он военный… — запуталась Кира. — Просто он мокрый… Он выполняет команду военных.
    
— Какую?
    
— Например, взорвать, подводную лодку. Он берет в зубы бомбу и плывет к чужому кораблю. Бомба прилипает, а потом через час взрывается. Раз! — и корабль потонул.
    
— Зачем? — спросил Бурундуковый Боря.
    
— Он, наверное, старый был, ненужный! — пояснил Сева Бобров.
    
— Как ненужный?! Нужный! — закричала Кира.
    
— Зачем же его тонуть? — спросил Иглосски.
    
— Он же не наш, вражеский!
    
— А враги наши? — спросил Боря.
    
— Наши, а то чьи же, — сказала Кира.
    
— Раз враги наши, значит, и корабль наш, — уяснил Иглосски.
    
Кира совсем запуталась. Люся тоже.
    
— Девочка Кира, — сказал дир. — У нас в стране никогда не бывает войны. И они ничего про нее не знают, не видели.
    
— Я видел, я видел! — закричал Мохнурка. — У дяди Кости по телевизору. — Он снова выскочил на середину с головешкой: — Руки вверх! Трах-тах-тах! Сейчас я всех пересчитаю! Ура! — Он показал таким образом свою полную осведомленность в военном деле.
    
— Пожалуйста, расскажите им про войну, — попросил дир. — Дайте им пару уроков.
    
Кира с Люсей посмотрели друг на друга. Нет, с этим делом им ни за что не справиться. Тут нужен кто нибудь из мальчишек. Лучше всего Киселев. Он у них в классе самый военизированный мальчик. А может быть, и дедушка Киры Тарасовой. Он не только про войну знает, но даже и сам воевал.
    
— У нас один мальчик есть, — сказала Люся. — Его фамилия Киселев. Он в смысле войны очень образованный. У него даже карты всех военных сражений есть.
    
— Вот и хорошо! — сказал дир. — Посражаемся.
    
— Как посражаемся? — удивилась Люся.
    
— А так, в карты. Пики, трефы, бубны. Меня дядя Костя научил. Мы с ним часто по вечерам в карты играем.
    
Видно, и сам директор Меховой Механик ничего не знал про войну, несмотря на свое высокое военное звание — генерал-барсук, начальник военной школы ЗРШ при ГГШ.
    
Такой потрясенной и тихой родители Киры Тарасовой никогда свою дочь не видели. И она ничего им не рассказала. А кто бы ей поверил? Родители знали ее как облупленную. Только поражались, как у них такая воспиталась? Лампасы… генералы… пожары… парашютные войска… медведи в скафандре… конгресс водопроводчиков в Женеве так и сыпались на их головы. Им только звериной школы не хватало!
   
   
    
     
Междуглавие седьмое. КОГДА КУКУШКА КУКУЕТ В НОЧИ
    
    
И эвкалиптовых листьев Люся достала, и учиться стала лучше. И преподавательницу обманизма нашла. И в доме порядок. И все же на душе у нее неспокойно было.
    
А в этот вечер еще папа с мамой стали ссориться.
    
Начала мама:
    
— В доме картошки нет. А ты газету читаешь.
    
— Я сейчас же исправлюсь, — сказал папа. — Не буду читать.
    
— Ты лучше картошки принеси.
    
— В семь часов вечера? Такая срочность? Картошка — это валидол?
    
— Нечего ехидничать, — говорила мама. — Мне ребенка кормить нечем.
    
— Мама! — закричала Люся. — Если ты будешь на папу ругаться, я вообще есть не буду.
    
Ночью Люся не спала. За окном дождь хлестал по подоконнику.
    
Тарабанил просто зверски.
    
На кухне куковала кукушка. Гордость папы. Он ее из Чехословакии привез.
    
Эта кукушка была как градусник по психозу. Обычно ее Люся не замечала. Как только в доме появлялись волнения, кукушка начинала проступать. А если Люся была чем-то сильно расстроена, кукушка орала как оглашенная. И уже не через час, а через каждые пять минут.
    
Сегодня эта кукушка разбушевалась, хоть по трубе стучи! (Если в одной квартире сильно шумят, соседи по трубе стучат. Это знак - утихомирьтесь! Прекращайте ваши тан-цы-скаканцы! Вы нам мешаете!)
    
Постепенно Люся успокоилась. Успокоилась и кукушка. Она почти шепотом прокуковала двенадцать. И Люся уснула.
   
   
    
     
Глава седьмая. В МОСКВУ С НЮХОСКОПОМ
    
    
И вот ей кажется, что кто-то стучит в окно.
    
"Это же град!" — подумала Люся.
    
Но стук повторился. В окно явно стучали. Кто-то хотел войти в дом с улицы, с подоконника.
    
Люся выпрыгнула из-под одеяла. Подошла к окну. Из окна на нее глянула белая усатая морда.
    
— Снежная Королева! — ахнула Люся. Она встала на письменный стол и открыла форточку. Горностай полыхнул белым мехом и проскользнул в комнату. Следом сверкнула лаковая молния, и перед Люсей возникла Фьюалка.
    
— Боже ты мой! — ахнула Люся и обняла мокрых зверей. — Это же третий этаж.
    
Она сбегала в ванную и принесла махровую простыню.
    
— Давайте я вас вытру! Как вы сюда добрались? Как вы меня отыскали? Что у вас там нового?
    
Выяснилось вот что. Не зря у Люси тревожилась душа. Потому что в интернате были следующие события.
    
В двенадцать часов дня порыв ветра сломал старую березу на углу дачного поселка. На березе был добродуш. Он выключился. И охотник Савельев Николай, по-интернатски Темнотюр, что значит Небритый, почувствовал себя ужасно. Руки затряслись, все разонравилось. Он выбрался из-под веток и сказал:
    
— Я еле жив, а тут бегают пушные звери. Поймаю и продам пару. Куплю себе валерьянки сто флакончиков. Тогда мне сразу станет легче.
    
У него с собой всегда был мешок и веревка. Мало ли, вдруг где-нибудь трубы валяются или шлаковата. И с этим мешком он стал подбираться к двухэтажному зданию интерната.
    
В это время ежик Иглосски и Сева Бобров в две лапы несли на помойку ведро с картофельными очистками. Они подошли к помойке, и вдруг из помоечного ящика выскочил небритый дядька.